Окраины маленького городка сплошь заросли диким лесом. Между гигантских сосен осталось ещё несколько кирпичных домов, чьи стены осыпались и почти скрылись в сумраке чащи. Безлюдные улицы захватили цепкие кустарники и при каждом порыве ветра хлестали и скребли по ржавым остовам автомобилей.
Оседлые из окрестных общин старались держаться от заброшенного Тепла подальше, хорошо зная, что в пустом городе можно сгинуть.
За восемнадцать Зим со времён основания логова, Зимние Волки привыкли считать этот город своим. Никто не смел появляться здесь без их ведома. И всё-таки среди промёрзших домов и безлюдных улиц витал чужой запах. Он принёс горечь дыма и железной окалины, сожжённой древесины и серы.
В середине апреля три крупные стаи Зимних Волков, каждая по сотне охотников, пробирались по заброшенным улицам. Сегодня они исполняли приказ Старшей Волчицы. Охотников вели лучшие вожаки: ведуний сын Яр, глава Навьей Стражи Сивер, и Гойко, вожак стаи Колготы. Охотники подбирались к длинному бетонному зданию. На подъездах к нему ржавело множество брошенных во время Обледенения машин.
Первые разведчики спрятались за легковушками и оглядывали подступы к дому, чтобы подсказать остальным, как лучше окружить здание.
- Железные Волки сокрылися здесмь, - указал Сивер на бетонный ангар. Вместе с Яром и Гойко они притаились на другой стороне улицы, возле автофургона. Звериные души вожаков истомились от предвкушения. Волк был частью охотников, союзником двоедушцев, но и врагом. Зверь приходил к ним со взрослением, но как настоящий волк никогда не станет послушной собакой, так и Волчий Дух не подчиниться до конца человеку. Лишь опыт, воля и мудрость делали из Навьих охотников матёрых бойцов. Нельзя впадать в навью ярость до нужного времени, ведь она ведёт верной дорогой к безумию.
Яр выглянул из-за фургона и оглядел здание: высокие просторные окна, почти в полтора человеческих роста, большие ворота, затянутые кустарником, на втором этаже мрак. Мать не могла ошибиться: пришлые спрятались здесь.
- Кто бы не отаился в Тепле, они к намо не с миром явилися, - сказал он.
- Иную Навь мы не зрели опосля Виичей, - напомнил Сивер. - Ано, ежели надоть, сызнова схватимся. Волков Хлада никому не сломить. Род велик, оружия много, двоедушцев в достатке, мы на своей земле и Перун с нами. Обойдём их с трёх сторон, выгоним захожих из дома и ни одна тварь не утечёт от наших зубов.
- А ежели тварь из железа? - скривился Яр в презрительной ухмылке. - Веди свою Стражу с Колготой на штурм, азмь Навьи Рёбра придержу покуда.
Отчим схватил Яра за светлую шкуру, пришитую к куртке.
- Ежели один Волк из стаи пойдёт супротив уклада, то и вся стая сгинет. Не по уму ты деяшь, Яр, - обронил Гойко, глядя на Яра из-под безволосых бровей. Яр посмотрел на его татуировку от виска до челюсти и вспомнил рыжего Звягу, сына вожака стаи Колготы, убитого Чёрным Зверем.
- Возжелай моя мати, дабы три стаи вместе охотилися, тако мя бы с вами не отослала! - Яр рывком высвободился из рук Сивера. Под неодобрительными взглядами вожаков, он побежал к своей стае возле просевшего в землю колодца. Грунт обвалился, и бетонный коллектор с частью ржавой трубы выступили на поверхность. Болтая ногами на позеленевших обломках, вожака поджидали Вольга, Свирь и Сава.
- Зря мы с Сивером не сговорилися, - обронил Вольга, глядя, как охотники Колготы и Стражи выдвигаются к дому. - С ними и наша славушка утекла, покуда мы на залавках отсиделися.
- Хайло заткни, - бросил Яр, забираясь на трубы. Свирь довольно засмеялся, что досталось кому-то, а не ему. Сава выжидающе смотрел на вожака.
"Умён гадёнышь. Ведает, ще азмь замыслил", - оценил его ожидание Яр. Он проверил серебряный нож, украшенный рунами, и подтянул на плече винтовку со скользящим затвором. Яр привык к старому, видавшему виды оружию, ведь самый драгоценный огнепал в племени мать ему ещё не доверяла. Слишком много значения она придавала судьбе, заключённой в громовых рунах.
- Третий день мы по следам чешем, третий день чужаки нас к собе подпускают и сызнова пятятся. Заманили к Теплу, и ни дозора вокруг, ни охраны. К лёжке своей подвели - неладное затевают.
Яр закрыл глаза, уколол язык о клыки и втянул капельку собственной крови. Темнота перед ним растрескалась алыми жилками, сердце заколотилось быстрее, мускулы напряглись. Яр мысленно воспарил над ангаром, отмечая вокруг фигурки Зимних Волков перед окнами дома. Через минуту они ринутся внутрь. Яр видел под крышей ещё кое-что - густое алое облако. Чужаки поджидали Зимних Волков и готовились отразить нападение.
Яр открыл глаза. При солнечном свете его зрачки сузились, голос охрип и забасил по-звериному.
- Железный Волк готовит нам западню. Тварь энту врасплох не застанешь.
*************
Сивер всматривался в окна ангара через коллиматроный прицел, но не заметил внутри движения. Он ощущал чужаков, но не мог предсказать, как именно они укрепились в заброшенном доме. Неважно! Нет в племени Волка сильнее, чем он; он опора для рода, он избранник ведуньи и её Первый Охотник. Пока он во главе навьих стай, враг не ступит на землю рода, и никто не посмеет угрожать его логову.
Сивер резко взмахнул рукой, и Зимние Волки ринулись через окна первого этажа. Но вместо схватки внутри ангара их поджидало затишье. Ни выстрела, ни крика, ни звона оружия.
Первый этаж ангара полнился остовами древних машин на подъёмниках, делился колоннами и грудами битого кирпича с арматурой. Стая с опаской разошлась по укрытиям и взяла под прицел главную лестницу, углы и проходы. Волки Сивера до сих пор не увидели никого и ничего подозрительного. Лишь в центре ангара раскачивалось подвешенное на цепи деревянное колесо.
Сивер прокрался вместе с Гойко поближе. На деревянном колесе висело прибитое тело охотника. Гранёные гвозди прошили ему руки и ноги, голова оказалась притянута за волосы, веки срезаны, так что посерелое лицо взирало на любого подошедшего к нему сверху вниз. За ухом мертвеца синела татуировка в виде двух сошедшихся вершинами треугольников.
- Неименный, - указал Сивер. - Из нашего племени.
Молодой вестник - один из тех, кого Белая Волчица послала к другим племенам с сообщением. Так Безымянные пытались заслужить себе имя. Но этот стал первым, кого сородичи увидели вновь. Должно быть, он выдержал много гвоздей, пока последний не пронзил ему сердце.
"Кто же сие такие, коли так люто пытают?" - запоздало подумал Сивер.
Ответом ему послужил взрыв. Дно ангара вздыбилось под ногами, первый этаж заволокли клубы пыли. Взрывная волна отшвырнула Сивера на одну из колонн, карабин выбило из руки, повсюду затрещали автоматные очереди. С металлическим лязгом опустился нагруженный автомобилем подъёмник. Вожаки навьих стай отдавали рявкающие приказы. В пылу Белой Ярости выли первые вкусившие крови охотники.
Сивер с трудом приподнялся и закрутил головой в пыли. Возле себя он увидел кричащего Гойко, который секунду назад стоял рядом с ним у колеса. Вожаку Колготы страшно изуродовало левую щёку. Сивер видел обнажённые, залитые кровью челюсти, где вместо зубов чернели провалы. Гойко одурел от проглоченной крови, рычал, пытался подняться и пока боль не захлестнула его. Взрывом к Сиверу отбросило его дробовик с рядом красных патронов на ствольной коробке. Гойко даже не заметил потерянного оружия. Сивер сам подхватил дробовик. В стрекочущем хаосе было не разобрать откуда стреляют. По колонне возле головы Сивера щёлкнула пуля. В пылевом смоге никто не мог отличить своих от чужих.
Глоток крови заглушил боль в ушибленной спине и боку и заодно прояснил разум и зрение. Пыль перед Сивером замерцала, автоматные вспышки рассыпались радужными искрами и медленно, словно нехотя, озарили фигуры охотников. В Навьей Страже сражались самые матёрые Волки. Полуослепшие и полуоглохшие, они всё же пытались отбиться. Их отрезало друг от друга, посреди ангара зиял широкий провал. Взрывчатку заложили под полом и подорвали в то время, когда они зашли глубже в ловушку.
Слишком многим вестам придётся сегодня оплакивать погибших мужей. Если, кончено, остальные вернутся.
Внезапно Сивер различил в пыли двуногую громадную тень. Серый полог немного развеялся, таких огромных воинов Сивер в жизни не видел: три метра ростом, с головы до ног закован в угловатый доспех, на лице маска с забралом. При каждом шаге железного великана побрякивали звеньями цепи. Гигант поднял ручной пулемёт и навёл его на Зимних Волков.
- Ложися! - рявкнул Сивер, сам свалился на пол и утянул за собой Гойко. Громыхнула очередь. К ногам великана посыпались горячие гильзы, он прошил воздух перед собой шквалом огня. Две пули отскочили обратно в доспех, но не пробили его.
- Выхолосток! - высадил Сивер в великана все восемь зарядов дроби. Стальной гигант содрогался от каждого попадания, пятился, но устоял на ногах. Дробовик Сивера опустел, стальная маска повернулась к нему. Он перекатиться за упавшую с подъемника легковушку. Хлопнули пистолетные выстрелы - двое охотников спешили на выручку. Пистолетные пули промяли броню великана, но пробить не смогли. Стальной воин рыкнул, заслоняясь рукой в латной перчатке. Когда стрельба чуть ослабла, он развернул пулемёт и одной очередью свалил бойцов Сивера насмерть.
- Энто всё, ще вы можете?! - басовито загромыхало под маской. - Белая Шкура на бой щенков послала, не матёрых!
Сивер не ответил ему, лишь наскоро перезарядил дробовик, подтащил к себе рвавшегося в рукопашную Гойко. Когда же сам выглянул из-за машины, то не рискнул выходить. Со второго этажа спускались по лестнице ещё два десятка гигантов в крепкой броне. Их доспехи собирались из выкованных вручную частей: глухие шлемы с забралами, стальные воротники, пластинчатые панцири и кожаные фартуки, наподобие кузнечных. Доспехи каждого великана украшали пронизанные гвоздями цепи.
Гвозди - кованные, гранёные, наподобие оберегов свисали с поясов, наручей и наплечников. Железных Кузнецов всего два десятка, а охотников Зимнего Волка две сотни, но прежняя уверенность Сивера таяла. Никогда прежде ему ещё не приходилось встречаться с такими захватчиками.
По укрытию громко забарабанила пулемётная очередь. Несколько пуль прошили гнилое железо и чуть не прикончили сидевшего у легковушки Гойко. Вожаку стаи Колготы совсем подурнело, кровавое обращение больше не поддерживало его, и он почти впал в беспамятство, не мог подняться и отступить вместе со всеми. Последним, кто защищал Гойко, был укрывшийся рядом Сивер. Зимние Волки оставляли ангар, враги в броне теснили их к окнам.
- Кто над Праматерью глумился, сим не должно на свете ходить! - рокотал великан из-под маски. - Мы сильнее Белой Шкуры, сильнее всех в Явьем мире, сильнее вашего племени!
Через оконный проём пронеслась огромная тень. Чёрный волк повалил чужака, великан зарычал, попытался подняться, но чудовищный зверь вгрызся в горло Железному Кузнецу. Тринадцать диких огромных волков ворвались в ангар и накинулись на закованных в броню великанов. Волки сбивали Кузнецов с ног, клыками срывали доспехи и добирались до мягкой плоти. В ответ им ударил огненный шквал свинца, но Великие Звери не чуяли попаданий и убивали великанов также легко, как могли бы расправляться со стадом быков.
Всего за минуту погибло четверо великанов. Вопли пожираемых заживо не заглушал даже грохот схватки. Ободрённые видом союзников, охотники Сивера ринулись в бой. Вожак Навьей Стражи сам выскочил из-за укрытия и лишь тогда увидел в ангаре Яра. Вместе со своей стаей мальчишек, он пытался отрезать великанам путь к лестнице. Глаза Яра сверкали от выпитой крови, в руках то и дело полыхала винтовка с примкнутым к ней ножом.
Сивер не знал, как его пасынку удалось так точно подгадать время для нападения. Свирь и Вольга с Савой прятались возле завалов у лестницы. Вёрткий как бес Свирь со смехом метнул в одного из великанов бутылку с зажигательной смесью. Гиганта окутало пламя и запекло Кузнеца внутри своих же доспехов. Другой Железный Кузнец накинулся на Яра с пристёгнутым к наручу молотом. Яр выстрелил ему в шлем. Забрало не выдержало винтовочной пули, и гигант пошатнулся. Яру оставалось лишь отступить в сторону и дать ему место упасть.
Железных Кузнецов теснили охотники и Великие Звери, путь к отступлению отрезала только маленькая стая мальчишек. Вожак Кузнецов собирался вести своих воинов на прорыв к лестнице, но путь ему преградил Яр. Кузнец замер, прорези шлема уставились на смельчака. Яр отомкнул серебряный нож от винтовки и приготовился к бою. Среди автоматных выстрелов, предсмертных криков, звериного рыка и боевых кличей неожиданно раскатился громовой смех. Он походил на грохот сошедшей лавины, на удары камней по металлическому щиту, на раскаты грозы перед бурей. Великаны остановились и прекратили сражаться. Уцелевшие в схватке охотники опустили оружие. Даже Великие Звери оторвались от своего кровавого пиршества и уставились на Кузнеца.
- В тобе слишком мало железа, - пробасил великан и снял шлем. Седая грива волос рассыпалась по наплечникам и очертила потемневшее от мороза лицо. По морщинам и шрамам Яр понял, что вожак Кузнецов очень опытный воин. На тёмном лице светлели одни белки глаз без зрачков. Взгляд Кузнеца смотрел сквозь стоявшего перед ним Яра.
- Ты незрячий! - догадался тот.
- Азмь зрю поболе тобя. Можешь звать и Незрячим, або имя сие шестьдесят Долгих Зим со мною.
- Аки же ты зришь сиими очами? - не обманулся Яр его слепотой.
- Аки ты хочешь драться со мною единым ножом? - старый Кузнец даже не посмотрел на клинок в руке Яра.
Великан медлил, он чувствовал в дерзости Яра подвох, хотя тот был всего ему до груди.
- Да буде тако, - наконец, кивнул Незрячий. - Сегодня изведаем, есмь ли сила за Волками Хлада, али токмо едно колдовство.
Железный Кузнец извлёк из наруча нож, гораздо длиннее и шире, нежели клинок Яра. Тот пригнулся и, держа свой клинок на уровне глаз, начал обходить великана. Он старался понять, как сильно мешает тому слепота. Пару выпадов Незрячий отбил с такой силой и лёгкостью, что стало понятно: Кузнец и правда видит не хуже здорового, пусть не глазами, но Волчьим Духом.
- Твоя сила - не чета молоту, - погрозил Незрячий закованным в сталь кулаком. Они двигались в круге, ожидая следующего нападения. Доспехи нисколько не мешали Незрячему, броня выкована точно по его телу, и носил он её грамотно. Яру предстояло не только переиграть его в схватке, но и найти уязвимое место в доспехах. Он ждал ошибки гиганта и не спешил ползти в настоящую драку.
Кузнец атаковал, но внезапно ударил по другой стороне, из-за чего Яр не рассчитал отскок и лишь ловкостью сумел увернуться от лезвия. Гигант схватил его крепкой рукой, в его жёсткой хватке любому пришёл бы конец, но всё же Яр исхитрился ударить его ножом в сгиб брони. Кузнец рыкнул от боли, на себе ощутив силу серебряного клинка, Яр сумел вырваться. Маленькая царапина - даже не рана, но онемение уже растекалось от локтя по телу.
- Колдовство Белой Шкуры! - прорычал великан. - Охота на ведунов и ведуний во снегах междумирья, топерича ощё и отрава. Волки Хлада гниют!
- Ты ведаешь о стезе моей мати? Сам ходил в междумирье? Ведун? - спросил Яр, не забывая переносить вес тела с одной ноги на другую и двигаться. Разговор вполне мог оказаться уловкой Незрячего.
- Стезя Белой Шкуры - полон свободных. У Нави хозяина нет!
Яр увернулся от острия, поднырнул под руку Незрячего, которой он вновь хотел охватить его, и ударил в единственное незащищённое место - непокрытую шлемом голову. Рукоятка ножа угодила ему точно в висок. Яр врезал так неожиданно, что Железный Кузнец припал на колено.
Охотники, следившие за схваткой со стороны, невольно охнули. Громоздкие наплечники Кузнеца затряслись в новом приступе смеха. Незрячий тяжело опёрся кулаком о колено и медленно выпрямился. Яр не мешал ему, хотя мог зарезать, когда оглушил.
- Отец с неба дал намо силы сразиться, ано Марена отметила кровью дюже вёрткого вымеска!
По правой щеке Незрячего стекала багряная струйка. Рукоятка ножа ободрала кожу на голове, но череп не проломила.
- Почто не ударил клинком? - прекратил смеяться Незрячий.
- Посему, ще нож мой не отравленный! - прошипел Яр в ответ. - Не жаловаться тобе на мосту Калиновом Черно-Мати, ще колдовством тобя одолели! Коли надоть, тако одолею тобя без ножа!
- Вот оно ще... долго же намо рататься, покуда один не падёт. Ты бьёшь не туда, азмь не сподоблюся словить сего вёрткого вымеска! - вновь глухо захохотал Кузнец, и на этот раз его поддержали другие. Когда смех улёгся, Незрячий строго проговорил.
- Семьдесят Зим с чужой Навью мы не овиделися. Значит гвозди вошли глубоко...
Незрячий спрятал клинок обратно в доспехи и молча обвёл ангар невидящим взглядом. Среди старых машин и обломков бетона лежало много убитых подземников из обоих племён. Никто из выживших оружия не бросил, и в любую минуту схватка могла вспыхнуть снова.
- Нынче многие к Отцу в Сваргу подымутся, - глухо обронил великан. - Тако бысть, тако есмь, тако буде, покуда Навь с Навью ратается. Не сходиться, не родниться, не единиться - тако намо уклад завещало. Ано Прамати открыла намо иной путь, много лучше. Энто она повелела идти в ваши земли и прорекла, ще у одного из вас есмь Волк Хлада в душе, а посему вы Марой отмечены.
- Кто сие есмь - Праматерь? - нахмурился Яр. Незрячий с удивлением вскинул брови.
- Кто-о? Ты не ведашь?.. Хорошо же попеклась о сем Бела Шкура, коли утаила от племени Правду.
- Не смей на мою мати поклёп возводить! - лязгнул клыками Яр.
- А ще ты сам ведашь от своей мати? - спросил великан. - У древа есмь корни, у рек есмь исток, у рода есмь та, кто память о Праведных Предках хранит. Кто ведунья в племени Волков Хлада?
- Белая Волчица! - ответил Яр, не задумываясь.
- А кто бысть до неё?
- Девятитрава.
- А кто её обучил?
Яр умолк. Имя той самой, первой ведуньи знала, наверное, лишь его мать и ворожея.
- Сва, - сам ответил Незрячий. - Первой ведуньею Волков Хлада бысть надменная Сва. Азмь зрел её своими очами, говорил с нею, аки нынче с тобой говорю. И мене ведомо, кто расскажет тобе о Праматери и о первом дне Мора, кто тайны откроет, кои ваши ведуньи сокрыли. Десть намо миром уйти, сам явися к Шести Редлым Клыкам, к корням у нас сохранённым, к истокам не пересохшим, и спроси Древнюю о первых днях. Ежели храбр.
*************
Весна выдалась ранней, холодной. Ветер трепал полотняный навес, натянутый на четырёх сучковатых жердях. Ткань прикрыла товар от ледяной мороси. Вдоль разложенного на брезенте хлама и старой одежды расхаживал хмурый Данила. Сотник нарочно напускал строгий вид, чтобы стоявшие рядом кочевники не догадались, понравилось ли ему что-нибудь или нет. Низкорослые, чуть кривоногие кочевники в шапках с оленьими рогами, тихо переговаривались на языке, известном лишь далеко на востоке, за пределами Пояса, но почти не звучавшем в Междуречье. Двое оленеводов, постарше и помоложе, переворачивали хлам то с одной, то с другой стороны: дырявые мотоциклетные баки, куски порванной драпировки, сломанную электронику и задубевшие от грязи ковры.
Женя не смотрела на мен. Данила сам выбирал товары для Монастыря и уже выторговал большой запас оленины всего за пару самодельных винтовок. Не забыл он и про увлечения старшей дочери Настоятеля, которую охранял третий год кряду. Если среди барахла найдутся редкие книги, он непременно поинтересуется, потом сделает вид, что они не нужны, отойдёт и дождётся, пока кочевники сбавят цену, а уж потом даст свою - ещё меньше. В итоге сойдутся на средней цене: таковы правила мена, и не соблюсти их, сразу схватиться за нужное, значит выставить себя простаком, готовым платить втридорога.
Но если Женя видела что-нибудь нужное - немедля брала. Торговой хватки дяди Егора ей не хватало. На этот раз он не смог поехать с племянницей, и Данила повёл мен, полагаясь лишь на свои смекалку и опыт.
Но как только Женя узнала, что вместе с оленеводами странствует настоящий скиталец, то не смогла усидеть в караване. В свои восемнадцать Зим она ни разу не видела никого из вестников новостей. Должно быть к этому апрельскому дню этот скиталец остался последним.
Заросший бородой человек сидел возле костра, так сильно натянув капюшон толстовки, что из-под него виднелись лишь патлы долго нестриженных тёмных волос с белой проседью. Поверх толстовки на все пуговицы застёгивался серый плащ. Время от времени скиталец ворошил металлическим прутиком угли в костре. От западного ветра огонь раздувался и сыпал ворохом искр. Рядом со скитальцем сидел старый кочевник в остроконечной шапке-ушанке. Большие рога на ней шевелились, когда он подставлял лицо ветру, по-детски вытягивал язык и пробовал воздух на вкус. Тёмное от зимнего солнца лицо старика избороздили морщины. Когда он смотрел на скитальца или искоса бросал взгляд на Женю, его водянистые глаза отстранённо блуждали, словно он находился вовсе не здесь.
За всё время, пока Женя расспрашивала скитальца, старик ни слова не вымолвил. Он слушал разговоры приезжих людей, позволив им скорее закончить дела в кочевье.
- Расскажите ещё что-нибудь, напоследок? - Женя спросила, когда молчание после очередной истории затянулась. За спиной слышался шум играющих возле конвоя ребят, ржание монастырских лошадей, говор оленеводов и оклики ратников. Христиане собирались в дорогу, их встреча с кочевниками оказалась всего лишь случайностью.
- Что ещё рассказать... - задумчиво отозвался скиталец. Он говорил чисто, без примеси местного языка, как, должно быть, говорили люди до Обледенения. - Наверное, ты последний мой слушатель, кто так жадно хочет услышать истории. Теперь за них мало кто платит. Истории, собранные за жизнь одного человека, не интересны жителям крупных общин.
- Лето теплеет, времена изменились, - согласилась с ним Женя. На коленях она держала тетрадь, половина страниц в ней пусты. Жене хотелось заполнить их самым важным из увиденного за стенами Монастыря.
- Лето далеко не всегда было коротким, - отозвался скиталец. - Теперь оно, конечно, длиннее. Ты живёшь в эпоху перемен, Женя.
- А как ваше имя?
Скиталец не назвался ей, хотя она представилась ему сразу. За рассказанные истории он пока не потребовал платы и молча смотрел серым печальным взглядом. Женя чувствовала себя неуютно: что такого особенного он в ней нашёл, что так пристально изучает её? Заплетённые в косу волосы пшеничного цвета, голубой платок на плечах, вязанный свитер, джинсы, заправленные в ботинки с высокой шнуровкой, к бедру пристёгнута кобура, а на ремне свисает планшет, из которого она и достала тетрадь с карандашами. Данила позаботился о бронежилете, но его она подкладывала под тетрадь, считая, что у мирных кочевников ей нечего опасаться.
- Отец говорил мне, что мой дед и прадед тоже были когда-то скитальцами. Их звали Олег и Михаил. Может быть вы о них что-нибудь слышали?
- Не помню, - пожал плечами он и продолжил внимательно наблюдать. Женя смутилась. Но даже в тишине, когда он молчал, она словно узнавала больше, чем от некоторых говорливых, но бестолковых людей.
- Я вам задолжала, - спохватилась она. Нежелание скитальца отвечать на вопросы могло касаться оплаты. Женя полезла в рюкзак, рядом с которым сидела. - Вы рассказали мне две истории, но я до сих пор вам так ничего и не дала. У меня с собой есть немного домашней еды, патроны, бумага... Если хотите, могу принести из каравана хлеб, крупы, соль. Сколько вы возьмёте за сказы?
- С тебя - ничего, - ответил скиталец.
Старый кочевник в рогатой ушанке с прищуром искоса поглядел на него. Женя поставила рюкзак на место.
- Почему? Я вас чем-то обидела?
- Невниманием. Я же сказал, сегодня у слов нет цены, а, вернее, за истории всегда лучше расплачиваться другими историями. Расскажи мне про себя, такой будет плата. За это я расскажу тебе ещё пару сказов, если ты их, конечно, захочешь услышать.
Жене не очень хотелось откровенничать с незнакомцем, и она призадумалась, но вестник её подбодрил.
- Не бойся, скитальцы умеют хранить чужие секреты. От лишнего слова в пути зависит жизнь.
- Рассказать о себе? Хорошо, я согласна. Но сначала ответьте, почему вы хотите обо мне разузнать?
- Всё просто: ты последняя, кому я доверяю свой сказ. Считай, что это мой кошт - судьба, как говорят многобожцы - хочу знать побольше о друге, которого повстречал на последнем пути.
Женя собралась с мыслями. За стоянкой ревели олени, дробно стучали копыта, стада добывали съедобный мох из-под снега. Пожилая кочевница затянула заунывную песню возле яранги, к ней жался чумазый ребёнок, над стоянкой вились дымы. Весенней ветер трепал узорчатый стяг и уносился вдаль по пустынной равнине, по которой скоро уйдут и они.
- Я христианка, - поглядела Женя на пёстрый языческий флаг. - Я верю в Единого Бога Творца и в святую Троицу, почитаю Церковь и Святое Писание. Нет ничего, что сведёт меня с истинного пути, но я хочу узнать больше. За стенами Монастыря живут простые и добрые люди, они верят в сострадание и любовь к ближнему. Но Край не заканчивается Обителью. Мне хочется найти правду снаружи, узнать с чего всё началось. Так много вопросов и так мало ответов. Я хочу найти тех, кто прожили больше семидесяти трёх Долгих Зим, кто видели мир ещё до Обледенения. Свидетелей старого мира осталось так мало, что их воспоминания - самое ценное в Пустошах. Я ищу знания. Мне кажется, есть верный способ не ждать потепления и самим сделать лето длиннее, каким оно было почти век назад.
- Значит, ты веришь, что человек может сделать мир луче, как Бог? Семи дней на это хватит? - улыбнулся скиталец.
- Шести дней - на седьмой день Господь отдыхал, - скромно ответила Женя. Старик-кочевник глубоко и шумно вздохнул.
- Долгая Зима с Эпохой Мора - это лишь Его испытания, - продолжала она. - Мы выстояли и готовы принять Долгое Лето.
- Что же мы вынесли из этих испытаний? По-твоему, теперь люди достойны тепла?
- Нет, не так я считаю, - не согласилась с ним Женя. - Настал срок, когда Зимы нас уже ничему не научат, а значит скоро закончатся.
Скиталец выслушал её и задумчиво потёр щетину на подбородке.
- Что ж, раз ты ищешь осколки старого мира, тогда я расскажу тебе три истории, собранные мной по пути. Многие из них неизвестно почему теперь вспомнились людям, но по ним видно, как сильно изменился наш мир в Долгих Зимах. Мне доводилось слышать разные сказы от разных людей, они никогда не встречались. Попробуй разгадать в них нечто общее, если сможешь. Тогда и к правде приблизишься.
Женя нащупала карандаш, заложенный в книге, и приготовилась слушать. Скиталец глядел на костёр, будто в пляске огня уже видел начало первой истории.
Пламя - божественный дар для живых в царстве холода. В искрах, в запахе дыма, в тлении дерева хранится живая мысль. Огонь согревает, возле костров слышится людская речь, из поколения в поколение переходят предания о начале времён. Огонь - родственник первых сказов. Пусть однажды он прогорит, придёт срок, и последний человек на Земле разожжёт его снова и доверит огню свои тайны.
- У одного племени умер шаман, - начал скиталец. - Его место занял молодой преемник - Сульде. Но, чтобы обрести силу, Сульде предстояло увидеть, где живёт солнце, где кончается и начинается день, где странствуют духи предков, и встретить тех, кто даёт людям оленей. Мир людей, где родился Сульде - срединный мир. Попасть в верхний мир он мог только из нижнего, а для этого пришлось спуститься вдоль по Вселенской Реке, текущей от рогов двух небесных олених, в мир тёмных духов и предков. Нижний мир - это край рек и болот, где живёт Ящер. У Ящера тяжёлое тело, короткие лапы и огромная пасть. Вечером он держит пасть раскрытой на запад, а утром поворачивает её на восток. Сульде видел, как солнце закатилось в пасть Ящера, и мир окутался ночью. Когда время ночи прошло, Ящер раскрыл пасть на восток, и солнце поднялось в небо. Сульде понял, что солнце опускается в нижний мир только на ночь, но где оно проводит весь день? Молодой шаман направился к семи подземным озёрам, где жили птицы гагары. С ними Сульде смог добраться до верхнего мира, хотя для этого ему пришлось самому превратиться в гагару. Сульде принял птичье имя Хуотторие-Гагара, и только тогда смог полететь вместе с ними. Ящер задрал голову и смотрел, как летит мальчик-шаман к верхнему миру. Таким было самое важное путешествие Сульде к небесному куполу. На небе он встретил дом, вошёл в него и увидел на левой стороне у огня двух беременных женщин. Свет от огня сиял ярко, и Сульде показалось он видит не женщин, а двух северных олених. И тогда Сульде понял, что огонь в этом доме и есть - настоящее солнце, оно проводит здесь день, пока не падает в пасть Ящера в нижнем мире. В тот час Сульде открылась ещё одна великая тайна, у женщин начались роды, одна из них дала диких оленей для тундры, а другая оленей для людских стад. Сульде обрёл силу и смог вернуться к своему племени, ведь узнал, где обитают духи умерших предков, где живёт солнце днём и куда оно падает ночью. Он узнал, где найти солнце, чтобы просить его греть сильнее, если вдруг Зима выдастся слишком холодной. Он узнал, кого просить об оленях, если наступит голод. В этом и была сила Сульде: он обрёл нужные ответы для племени.
- Красивая легенда, - Женя положила карандаш на сгиб тетради. Старый кочевник довольно кивал. Она ждала продолжения, скиталец пообещал ей три истории.
- Теперь ты расскажи мне про своего отца, - попросил он. Должно быть, настал её черёд говорить. - Я слышал, он Настоятель большой общины в старом монастыре. Язычники зовут его Волком.
- Он не любит, когда его так называют, - аккуратно ответила Женя, не желая рассказывать лишнего. - Двадцать Зим отец живёт по христианским заветам. Отче строг, он не терпит, когда его делу кто-то мешает. Наша земля - на восточном берегу Кривды, а язычники живут через реку, на западе. На нашей стороне есть селения невегласе. Отец хочет, чтобы весь восток от реки до самого Пояса почитал слово Господне. Его не сломить, он крепче каменных стен. При нём Монастырь стал богатой общиной, а прозвище - пусть: прежняя жизнь осталась в тени, когда после крещения он приобщился к Духу Святому. Новая жизнь, открытая перед Господом, изменила его. Одни только недруги за твёрдую руку и дикое прошлое зовут его "Волком".
- Значит, ты не хочешь сказать, отчего пошло его прозвище?
Женя поджала губы, скиталец и так узнал слишком много.
- Пусть так, я не буду неволить. Не рассказывай мне откуда твой отец появился у христиан. Хотя о волках я спросил отнюдь неслучайно. О них мой следующий сказ.
Скиталец вздохнул. Капюшон на его голове осыпало ледяной моросью. Весна боролась с Зимой, марала проталинами белую степь, а Зима отвечала ей стужей. Холода налетали внезапно и в одночасье обращали молодую капель в колкий лёд.
- Азмь бысть нарождён в нощть, егда Явь померла. Ве;лий хлад пал на земь и кошт оседлых и двоедушцев прервался. Род ослаб. Ано в страшную нощть в норах нарождаются дети. Мене не десть имени, отну;ду прятали от тёмных сил более, щем от звёздных очей наших Предков из Прави. Тень присно со мною. От шёпота воющих охранюсь оберегами, ведуньими наставлениями, да Очами Тьмы на лике своём. Азмь - Неиме;нный, живу токмо сем, дабы славу для рода добыти. Деяние моё скрепит дух человечий, и Тёмные Духи более не пристанут. В крайний день лета в набеги подымемся, зама;ем всё, дабы Долгую Зиму прожити и возвернуться к семье. Ано не кажный. Неименных привяжут к ярилу, возложа у капища требы и оставят меня ждати Велего Зверя. У Зимнего Духа шкура серебрена, глаза аки небо блестят, по морде чудны;е узоры написаны. Мы капьно сойдём в подземное царство Марены, рука об руку с мёртвыми - Праведными да Глухими, и неведомо им об охотце, единённом со Зверем. Огненная-Река-Смородина, Мост Калиновый, а за мостом стоит Черна-Мати с чарой забвения: она солнце отаила и не хочет его возвернути в срок к Леле. Аки в стае охотец бросает вожаку вызов, тако и азмь, Неименный, брошу вызов Марене. Весна согреет мой род, новые двоедушицы в Явь народятся, посему и азмь возрожусь капьно с ними. Зимний Зверь вольно вырвется и сызнова явится в крайний день лета к Неименному. Ано Неименный - не азмь, або имя собе заслужил и моя слава безлетна.
Пока сказ звучал, старик рядом тревожно оглядывался на оленей, словно ожидая чего-то дурного из грязно-белой степи. Ему не нравилась история скитальца и особенно то, что он вспомнил её на стоянке. Старик часто фыркал и шевелил беззубым ртом. Когда скиталец умолк, старик, наконец-то, спокойно выдохнул.
- Эту историю я услышал от тех, кто людьми себя не считают, - промолвил скиталец. - Волк для них - это вовсе не прозвище и не тотемный зверь для поклонения. Он - суть их духа. Со своим духом можно бороться, но окончательно его победить - никогда. Две части души либо уживаются вместе, либо грызутся между собой. Иногда берёт верх человеческая душа, иногда Зверь владеет поступками. Но одному от другого не избавится до самой смерти.
Взгляд скитальца потускнел, он погрузился в себя. Кажется, он вспомнил о чём-то очень далёком, может быть перенёсся в тяжёлые дни холодов, когда лето исчислялось всего парой месяцев.
В эту минуту Женя смогла хорошо его разглядеть. Она заметила три заросших бородой шрама на левой щеке. И у её отца были похоже. Должно быть, удивление слишком ярко отразилось на её лице, и скиталец очнулся.
- Хотите спросить меня о чём-то ещё? - заторопилась она, решив, что скиталец собирается уходить.
- Да, перед тем как расстанемся, расскажи мне о своей младшей сестре. Между родными всякое может случиться, порой близкие люди рвут всякие связи. Но сколько бы стен не воздвиглось между родными, семья ближе, чем кажется. Расскажи мне про сестру, она ведь дни считает всякий раз до твоего возвращения.
- Боюсь за неё, - честно призналась Женя. Она почти уверилась, что перед ней не случайный встречный. - Здоровьем слаба, ласки ищет, ко всякому теплу тянется, последняя среди подружек во всей христианской общине. В лазарете больным помогает, о немощных молится. Иногда приходит домой такая счастливая, прямо сияет! Но отчего - не сознаётся. Раньше доверяла мне тайны, теперь больше молчит. Отдалились мы с ней из-за разъездов.
- Сестру не оставляй, - скиталец наклонился, словно желая ближе заглянуть в глаза Жени. С головы у него сполз капюшон. Она смотрела на сильно потёртого жизнью бродягу и её охватило неприятно чувство, словно доверилась не тому. - Вполне может статься, что сама попросишь у младшей сестры совета.
- У Дашутки? - невольно улыбнулась Женя, но немедленно спохватилась. Имени сестры называть она не хотела. Бродяга выпытал слишком много и теперь казался ей простым шарлатаном.
Скиталец словно не слышал её и шевелил проволокой головёшки в костре.
- У меня остался последний сказ для тебя. Платой за него станет последний вопрос о тебе.
- Недостаточно ли я вам ещё рассказала? - Женя злилась, в первую очередь на себя. Надо же было представить, что посреди голой степи ей встретился давным-давно потерянный родственник! Нет, такого не может быть. Мало ли шрамов на лицах оставили Долгие Зимы?
- Когда бога весны убьют, Великая Зима продлится три года, - продолжил скиталец. - В первую Зиму - Зиму Ветров, обрушатся ураганы, снег полетит со всех четырёх сторон света и негде будет укрыться от холода. Солнце и лунный свет померкнут за пеленой вьюги. Не будет оттепели, не придёт лето, не вызреют урожаи, погибнут все звери. Тот день, когда Зима завершится, станет первым днём новой Зимы. Вторую Зиму прозовут Временем Мечей. Кто выжили в холодах первого страшного года, возьмутся за оружие и начнут убивать, грабить, разорять за кусок пищи. Рухнут союзы, нарушатся клятвы, в одной семье брат поднимет руку на брата, а сын на отца. Низвергнется честь - ни жён, ни сестёр, ни матерей не пожалеют, чтобы выжить самим. И людей от железа погибнет в сотни крат больше, чем от самих холодов. Но как только кончится вторая Зима - третья нагрянет. Ведьма в Железном Лесу вскормит непогребёнными трупами Великого Волка. Ужасным чудовищем вырастет зверь, и дрогнут боги перед видом стекающей из его пасти крови: таким будет знак, что последняя битва настала. И Волк явится среди других жестоких чудовищ на корабле из ногтей мертвецов. И в решающий час он подпрыгнет, заслонит собой солнце и проглотит его - это и станет концом мироздания, концом третьей Зимы, Зимы Волка.
- Какая жуткая легенда, - поражённо сказала Женя. Со стороны конвоя загалдели дети: монастырский караван собирался в дорогу, и ратники снимали малышню с машин. Женя оглянулась, Данила махал ей рукой: "Заканчивай, едем!", она заторопилась.
- Легенда похожа на историю самого Края после Обледенения. Наверное, вы придумали её сами или услышали где?
- Извини, со стихами у меня плохо - большой недостаток в работе скитальца, - негромко засмеялся бродяга, откашлялся и наизусть прочитал:
Будет он грызть
трупы людей,
кровью зальёт
жилище богов;
солнце померкнет
в летнюю пору,
бури взъярятся -
довольно ль вам этого?
Братья начнут
биться друг с другом,
родичи близкие
в распрях погибнут;
тягостно в мире,
великий блуд,
век мечей и секир,
треснут щиты,
век бурь и волков
до гибели мира;
щадить человек
человека не станет
- Это пророчество - да, но не моё, - закончил скиталец. - Много легенд дошло к нам из прежних времён, хотя много веков никто их не вспоминал. Зато сейчас верят. А ты веришь в сказы? Нашла ли ты правду в них, какую искала? - вот мой последний вопрос.
Женя закрыла тетрадь и спрятала её в планшет.
- Да, в ваших историях есть одна общая правда: все они - ересь.
Скиталец выдержал её пристальный взгляд.
- Ты очень похожа на... - одними губами сказал он. Женя не переспросила, поднялась с ящика и закинула рюкзак на плечо.
- Спасибо за сказы. Я запомню нашу встречу. Кто знает, доведётся ли...
Она осеклась. Что сказать? Если бродяга перед ней именно тот, о ком она думает, то никаких слов не хватит. Он молчит про себя, хотя узнал о Жене так много. Если это всё-таки он, то Господь не зря свёл их дороги, и Женя взглянула на деда в последний раз. Она и правда запомнит его, и его голос, и рассказанные истории.
По грязному снегу она заторопилась к сотнику. Данила держал в руке стопку книг, крест-накрест перетянутую бечёвками. Кочевники впопыхах заворачивали не купленные товары в брезент. Лишь только Женя приблизилась, Данила пожаловался.
- Мусор один, ни чё путного не наменяли, окромя оленьего мяса. Книжки я взял.
Охранник неодобрительно покосился на костерок, у которого остались сидеть старик и бродяга. Женя взяла книги и прочитала названия по корешкам.
- Распутные надо выкинуть, иначе Дашутка до них доберётся. Не;чего ей про выдуманную любовь читать.
- А ты, значит, не любишь про любовь читать? - передразнил её сотник. Женя строго нахмурилась, но Данила мигом сгрёб её со смехом в охапку. - Эх ты, девонька! О чём ты только с этим рваньём так долго болтала? Не уж то по дому не соскучилась? Столько здесь простояли, ещё к Вороньей Горе надо ехать!
- Пусти, Данила, задушишь! Лапищи у тебя! - пробурчала Женя в объятиях.
- Ну ладно, хорош! - посмеиваясь, отпустил он. - Отец твой наказывал пораньше вернуться, а мы у кочевников мнёмся. Терпение настоятельское - не резиновое. Мигом в машину! Да не хватайся ты за книжки, сам положу.
За стоянкой раздались резкие выкрики погонщиков, оленьи стада медленно собирались в дорогу, пока светит солнце.
Солнце.
Женя подняла взгляд на тускло светивший над головой мутный блик. Дымчатый полог отнял тепло у людей и рассеял солнечный свет. Хмарь - это и есть та самая пелена из сказаний, пусть страшные Зимы давно позади. А волки... что ж, были и волки - на двух ногах ходят. Пророчество о ведьме из Железного Леса как будто сбылось, но мир не погиб, наоборот, возрождался.
- Сестёнка! Той! Той, сестёнка! - окликнули Женю дети. От яранги к ней бежали две девочки: первая чуть постарше, вторая совсем ещё маленькая. Обе с чёрными, как смоль, косичками, смуглой кожей и в одежде из оленьих шкур. Девочка постарше несла жестяную банку, где звякали разные побрякушки: цепочки, бусы, браслеты и кольца с кулонами. Видимо, родители послали их обменять что-нибудь, но так, чтобы девочки не помешали старику у костра.
Женя не носила ни колец, ни серёжек, не красила ресницы и губы, но встретила торговок приветливо. Может быть взять что-нибудь для Дашутки? Из неумелого щебетания детей на оседлом наречии, она больше угадывала цену на каждую вещь.
- Сколько это? - показала она на колечко.
- Щищре... Щищире! - старательно выставила четыре пальца малышка. Четыре патрона - дорого за кольцо. Женя вынула из кобуры пистолет и под осуждающим взглядом Данилы вытащила обойму. Четыре патрона отсчитаны за безделушку. В ворохе бус отыскался медальон. Его долго распутывали, но выглядел он совершенно иначе, нежели вся бижутерия. В кольце заключалось двенадцать извилистых молний, а в центре чернел один сплошной круг.
- Откуда это у вас? - удивилась Женя.
- Хос! Хос! - вспомнила старшая девочка. Заметив, что находка Жене понравилась, она показала сразу две руки с пальцами.
- Высьмь! Высьмь патонов!
Данила зарычал от досады. Целых восемь патронов за какое-то чёрное солнце!