Дружинин Руслан Валерьевич : другие произведения.

Пшеничная дорога

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Будущее не предопределено. И речь здесь не о судьбе всего человечества, а о твоей собственной дороге. Мы не можем знать, что случится завтра, или хотя бы в следующую минуту, кто встретится нам на пути, с каких слов начнётся разговор, и какой ответ будет дан на извечный вопрос: "Зачем?". Пшеничная дорога - необычное произведение о молодом человеке, попавшем в загадочную пустоту пшеничных полей на искусственном спутнике Тот. Фантастика, наделённая не ответами и представлениями, а скорее квинтэссенцией сомнений. Здесь ничто не может быть истинной, кроме того, что ты решишь сам.
  - Ну так что? - строго взглянула Анка подведёнными малиновым цветом глазами.
  - Что? - переспросил Итон.
  - Проклятье, ты меня совершенно не слушаешь! - выдали глаза раздражение, остальное лицо скрывалась под обшитой красными стразами маской. Каждый пассажир монорельса носил маску или респиратор, чтобы не вдыхать проникающий сквозь вентиляцию вагона воздух. Итон и Анка держались за один поручень. За мутным окном проплывали высотки многомиллионного города и ребристые воздушные фильтры, сами издали походившие на неосвещённые небоскрёбы.
  - Как же тебя угораздило набрать девяносто четыре балла, когда для поступления в высшую школу надо сто тридцать? - нахмурила тёмные брови Анка.
  - Наберу остальные на пересдаче в конце августа, - сказал Итон. Сказал, и под респиратор потекли холодные капельки пота. Даже пальцы покалывало от собственного неприятного положения. Анка переживала вовсе не из-за его поступления - вопрос даже не обсуждался, Итон обязан был поступить, чтобы попасть на один курс вместе со своей девушкой. Анку волновало совершенно другое.
  - Дубина! - прошипела она. - Ты соображаешь, что теперь нам обломится летний отдых? Не ты ли говорил, что родители ни за что не отпустят тебя на Эдем, если завалишь экзамены?
  - Поедешь одна...
   Итон прикусил язык. Анка окинула его ненавидящим взглядом и отвернулась так резко, что мелированные волосы с красными прядями оставили в воздухе запах духов.
  - Ты идиот и неудачник. Ненавижу. Видеть тебя не хочу! Мало того, что испортил нам лето, так ещё и разбил грайв на гонках, так что теперь мне приходится трястись в вонючем вагоне, вместо того, чтобы подъезжать к школе на спортивной машине!
  - Анн... - попытался успокоить её Итон и даже положил на плечо руку. - Я попрошу родителей. Может быть они разрешат полететь на Эдем. Знаю, ты мечтала об этом, хотела провести отдых вместе. Я налажал... Но ничего, может быть всё ещё можно исправить. Я обещаю, что...
  - Хватит, ты уже один раз пообещал! - Анка скинула его руку, подхватила школьную сумку и резко зашагала в конец вагона.
  ***
   Хорошо, что она не приняла его нового обещания - Итон не смог бы его сдержать. Перед выпускными экзаменами родители ясно дали понять, что, если он не наберёт на экзаменах необходимые для поступления в высшую школу баллы, то о летних развлечениях может забыть. Вместо курортов Эдема ему теперь светила поездка на другой спутник, куда Итон не захотел бы попасть даже за автоматическое зачисление на первый курс. Его мать была родом с сельскохозяйственного спутника Тота - маленького шарика на орбите Земли, снабжавшего планету пшеницей: чрезвычайно скучное и пустынное место, о котором у Итона сохранились не самые светлые воспоминания.
   Однажды мать вывезла шестилетнего Итона с захламлённой Земли на свою малую родину. Он помнил ферму, деда и своего двоюродного брата Александра, мальчика на десять лет старше. Сначала всё было неплохо: чистое небо, свежий воздух, золотые поля, жаркое солнце. Но затем... Итон потерялся в пшенице, которой не было видно ни конца, ни края. Бесконечное шепчущее море колосьев поглотило его с тихим стрёкотом насекомых и абсолютно безветренной летней жарой. Он не помнил, каким образом оказался без матери, кажется, она зачем-то вернулась в дом деда, а он решил посмотреть, что прячется и вздыхает в высоких зарослях. Чувство, что там кто-то был, не отпускало Итона, пока он не отошёл дальше, чем следовало.
   По-настоящему он испугался, когда мать начала окликать его от крыльца. Голос её звучал так далеко и испуганно, что жгучее злое отчаянье вцепилось в детское сердце. Итон крикнул в ответ, побежал через поле, но никак не мог отыскать её глазами. Его похитило золото вздымающейся к солнцу пшеницы и синева неба. Он кричал, пока не очутился в пахнущих взволнованной любовью объятиях.
   Вспоминая тот странный и теперь уже смешной случай, мать говорила, что он не видел её из-за марева - так случается в самые жаркие дни перезревшего августа.
  - Ты больше не маленький мальчик и не потеряешься в поле, - говорила она, с тоской глядя на Итона посреди плотно закрытого герметичного гаража. Одетый в комбинезон, он невесело осматривал разбитый грайв с цифрой '28' на покорёженной двери. В мыслях вперемешку с воспоминаниями об аварии переваривался суровый ответ отца. Он не допускал даже речи о поездке с Анкой на спутник Эдем. Крушение на гонках и так обойдётся семье в круглую сумму.
  - Отец прав... - увещевала мать, - взрослый мужчина должен отвечать за свои поступки и уметь исправлять промахи. У тебя не так много времени до пересдачи, чтобы растрачиваться на развлечения. Учёба отнимет весь август. Тебе нужна спокойная и чистая атмосфера... детям до восемнадцати нельзя находиться на Земле более двух лет подряд, а прошлые каникулы ты провёл на планете; и тоже, кстати, по вине той вздорной девочки.
  - Она не девочка!.. - огрызнулся Итон, подключая к приборной панели планшет. Ему хотелось говорить с матерью грубо, но от этого получалось только глупее. - Она моя девушка, - поправился он. На дисплее вспыхивали тревожные данные о выведенном из строя двигателе, повреждённой энергосистеме и устаревшем программном обеспечении.
  - Послушай... - вздохнула мать и подступила к нему, стараясь не задеть разложенные на полу инструменты. - В семнадцать лет мир каждый день начинается с чего-нибудь нового: первое чувство, первое разочарование, первый выбор. Но первый - вовсе не значит последний. Ваша ссора - всего лишь временная размолвка, если Анка действительно тебя любит. А знаешь, ведь она могла бы поехать с тобой.
  - Мам, куда, на Тот? - высунулся он из кокпита. Обрамлённое фиолетовыми волосами бледное лицо матери грустно кивнуло. Долгая жизнь на захламлённой планете и вечные проблемы с делами отца не прибавили ей здоровья. - Ты предлагаешь Анке променять Эдем на сельскохозяйственный спутник?
   Он говорил с возмущением, хотя в душе понимал - мать права. Анка действительно могла полететь с ним, но не захотела, и всё равно продолжал её защищать.
  - Её родители бронируют место в отеле, они едут на курорт всей семьёй. Приглашали и меня, если бы не отец...
  - Я знаю её родителей, а они знают меня: никто не в обиде, - огладила мать его за сердитые плечи. - И твоя Анка тоже не должна обижаться, ведь любое по-настоящему серьёзное решение зависит не столько от нас, сколько от обстоятельств. Тебе надо уехать, надо подготовиться к пересдаче и следовать самой верной дорогой. Отец часто предлагает помочь ему в бизнесе, но ты знаешь, как я к этому отношусь. Судебные процессы жутко изматывают, не хочу, чтобы и эти заботы легли на твои плечи. Лучше получи образование и займись каким-нибудь честным делом. Пока о твоём будущем забочусь я, не стоит грустить. Верно, Маэстро?
   Мать наверное хотела его подбодрить, потому и припомнила старое прозвище из средней школы. Пилотаж на спорт-грайвах был причиной её постоянных материнских волнений, хотя она искренне гордилась его достижениями на трассе, до той злосчастной аварии, когда после столкновения с грайвом противника, автоматика перехватила управление и сделала крушение Итона ещё более жутким. Система безопасности спасла ему жизнь, но корпус машины оказался разрушен.
   Но всё же прозвище от друзей не всегда предназначено для уст матери. На лице Итона отразилось слишком явное недовольство, так что улыбка матери погасла.
  - Как всё-таки коротка жизнь, - загрустила она и бессознательно потёрла ключицу. - Ещё недавно я была такой же как ты, семнадцатилетней, влюбчивой и легкомысленной. Твой отец поселился на Тоте, но я в его сторону даже не смотрела. Он был не слишком-то правильным человеком, авантюристом, смело шёл на любые дела, обещавшие прибыль. В конце концов судьба свела нас, мы поженились и перебрались на Землю, где родился мой единственный сын, - приобняла она Итона. - Помню, когда твой отец забирал нас из больницы...
  - Мам, ну хватит! Не надо в сотый раз вспоминать. Лучше пристрели меня или отправь почтой на Тот, только не рассказывай о серном дожде и сломавшейся по дороге машине.
  - Глупый, никогда не говори матери об убийствах! - слегка хлопнула она его по затылку. - Мы живём только ради детей, говорить нам о вашей смерти - всё равно, что заколачивать крышку гроба.
   Слова вышли чересчур мрачными. Спохватившись, она перевела разговор.
  - На Тоте тебе понравится. Сейчас главное спокойствие и сосредоточенность. В это время на спутнике готовятся к жатве, так что дедушке Симеону и дяде Виктору некогда будет возиться с тобой. Больше занимайся учёбой и дыши свежим воздухом.
   Мать с тоской поглядела на узкое окно в гараже. За покрытым копотью плексигласом проплывал густой смог мегаполиса. От испарений и дыма не было спасения нигде, кроме герметичного дома.
  - Твой двоюродный брат спрашивал о тебе по видеосвязи, пообещал встретить в зале прилёта, как только ты сойдёшь с шаттла. Ты запомнил, как добраться от космопорта до фермы, если вдруг Александр не сможет приехать?
   Итон с раздражением отбросил планшет на сидение. Гоночная машина, на которой он собирался закончить сезон, теперь едва ли сможет подняться над трассой. Он пообещал себе, что непременно починит её, когда вернётся на Землю. Единственный шанс на победу - это участие в новых гонках. Если бы не поездка, он мог бы заняться восстановлением прямо сейчас, а не терять драгоценное время на Тоте.
  - Чего там запоминать? Этот треклятый шарик так мал, что всё интересное там собранно в одном месте. Тот не планета, а искусственный спутник.
  - Верно, - крепко обняла Итона мать, не побоявшись испачкаться о его чумазый комбинезон. - Ты станешь сто двадцать пятым жителем Тота, по крайней мере до конца августа. Но уже к сентябрю ты вернёшься домой. Больше не потеряешься в поле?
   Итон постарался улыбнуться ей как можно теплее.
  - Слишком много дел на Земле, чтобы заблудиться на Тоте.
  ***
   Тот не планета, а один из сорока искусственных спутников, построенных на орбите Земли. Диаметр этого заселённого шарика в пятьдесят раз меньше лунного, всего 68 000 метров при общей площади поверхности в 758 600 квадратных километров. Территория Тота засеяна единственной сельскохозяйственной культурой - пшеницей. Кризис продовольствия обрушился на Землю вместе с ухудшением экологии. Кроме Тота, на орбите вращается ещё с десяток различных гастрономических спутников, на которых всё подчинено человеку: гравитация, скорость вращения, атмосфера. Каждый спутник начинён сложнейшими витапланетарными технологиями, открытыми за долгую эпоху планетостроения. Население Тота - сто двадцать четыре человека.
  'Сто двадцать четыре человека...', - думал Итон, глядя, как иллюминатор шаттла заполняет золотой шар с белоснежной патиной облаков. - 'Как можно жить в мире, где кроме тебя только сто двадцать четыре человека? Конечно, это в основном фермеры, обслуживающие огромные наделы земли. Есть и техники, планетологи, кто поддерживают Тот на нужной орбите. И что всё это значит? Это значит, что внизу стоит несколько десятков ферм, космопорт, хранилища для зерна и ремонтно-восстановительное депо с административным корпусом. Всё остальное - поля, засеянные культивированными, тщательно подобранными сортами пшеницы. Так и рассказывают о Тоте в школьной программе. Если и существует место пустыннее, то оно должно мало чем отличаться от Тота'.
  ***
  - С приездом, - протянул руку Саша. Покинув зону прилёта, Итон оказался в почти безлюдном зале ожидания и сразу увидел направляющегося к нему парня в бежевой рубашке навыпуск и светлых шортах.
  - Давненько не виделись, - принимая рукопожатие, он не нашёл лучших слов для кузена, с которым не виделся одиннадцать лет. Несколько секунд они молча рассматривали друг друга. Сашины волосы от долгой работы в полях выгорели до пепельно-серого цвета. Подтянутый, загорелый и спортивно сложённый, он с явным неодобрением оценивал слишком тёплую куртку Итона с нашивками клубов по грайвингу, его тёмно-синие брюки, кроссовки и рубашку с высоким воротником.
  - Я думал ты будешь в школьном, - хмыкнул Саша и указал на прозрачные двери из космопорта. - Ну, пошли.
   В кокпите грайва ехали молча. Округа за фонарём мчащейся над дорогой машины сливалась в единообразную позолоченную синеву. Пшеничная нива начиналась как раз за сетчатым ограждением космопорта, бесстыдно напирая на владения человека. Увидев пшеничные стебли выше двух метров со множеством лепившихся к ним колосьев, Итон позволил себе удивиться.
  - Это что?
  - Новый сорт. Жаль растёт не везде. На Земле слишком много едят, - объяснил Александр.
   Взгляд по курсу полёта также не баловал разнообразием, жёлтую скатерть полей разрезала тонкая белая линия безупречно ровной дороги. Над нехитрым пейзажем нависла подёрнутая перистыми облаками небесная синева.
  - Ты к нам надолго?
  - Меньше месяца. Ближе к сентябрю уеду обратно, на пересдачу.
  - Сколько баллов набрал на выпускных?
   Самолюбие неприятно кольнуло, слишком уж скоро двоюродный брат решил заговорить об учёбе.
  - Девяносто четыре.
   Саша больше ни о чём не расспрашивал, только слегка подруливал грайв на крейсерской скорости около двухсот километров в час, но на губах у него замерла непонятная полуулыбка.
  ***
  - Вчера на терминал пришло шесть сообщений о сбоях. На сто восьмом участке комбайн встал, на семидесятом оросительная машина на что-то напоролась, днище перекосило и автомат движение застопорил.
  - Или гироскоп полетел.
  - Или гироскоп полетел, и оросилка обманывает контроллер, лукавит и не работает... - согласился дед со словами дяди. Симеон неторопливо вытряхивал из трубки табачный прах на разостланный поверх стола бумажный лист. Деда слушали молча, вставляя только, если есть, что сказать. На кухне просторной двухэтажной усадьбы собралась вся семья. Для непривыкшего к ранним подъёмам Итона было непросто подняться со всеми. В голове туго звенело, глаза щипало со сна, но он счёл правильным присоединиться к традиционному сбору перед работой.
  - Погоду нам дали ясную, без дождей на триста часов, - бубнил худощавый и загорелый, как перепёкшаяся корка хлеба, Виктор. - В метеоцентр написал, чтобы подсократили суток на двое. Ответили, что дожди нужны больше к востоку, а нам с засухой в очереди сидеть.
  - Кому написал? - осведомился дед.
  - Дежурному. Мягко послали.
  - Двенадцатое число-о... - протянул Симеон, задумчиво закатывая глаза. - В метеоцентре Крюгер должен дежурить, он-то ясно пошлёт, знаю. У него снега зимой не выпросишь.
  - А здесь бывает зима? - встрепенулся над кружкой дымящегося кофе Итон. По лицам мужчин скользнули улыбки.
  - Нет, мой мальчик, - мягко ответил дед. - Зимы здесь не бывает, не до неё; это так, присказка. Нам четыре раза в год урожай собирать, какая уж тут зима.
  - Хотя, если бы и была, то Крюгер и снега бы не дал. Дождей ведь не даёт, сидит в своём метеоцентре, как собака на сене, - ворчливо забормотал дядя Итона. - В прошлом году приезжал к нам со своими трубками и штырьками. На каждое поле его свози, везде он чего-нибудь воткнёт, ковырнёт, влагу в почве замеряет, хмыкнет, кивнёт, заскочит в свой грайв и поминай до следующего года как звали. Общаемся через чат, где заявку не сию же минуту рассмотрят, а денька через два. И никакой управы на них нет, сами себе начальство. Распустились на местах, дармоеды проклятые. Таких бы по уму на Землю надо сослать, чтобы грязью дышали, а не честным людям жизнь портили. Для них Тот - только шарик с плодородным покрытием, а не...
   Симеон веско постучал по столу мундштуком, дядя умолк и понурил взгляд на сложенные поверх стола загорелые пальцы. С минуту в кухне стояла та самая утренняя тишина, которая обещает неожиданное событие, но ничего, как правило, не происходит, только в ушах гудит и щиплет глаза.
  - Вот как поступим... - откашлялся дед, - Сашка, ты отправляйся к Собатским и к Чжоу. Потолкуешь с соседями, чтобы отметку поставили под коллективной заявкой. Лично потолкуешь, а не через чат, пусть другие тоже проникнутся, что не зря мы бучу здесь поднимаем. Нечего ждать, пока облака к нам придут.
  - Сделаю, - легко и даже с каким-то азартом откликнулся Саша, но Симеон ещё не закончил.
  - Погоди... к Калугиным тоже надо заехать. Чем больше голосов, тем лучше. Одиночные запросы в метеоцентре кладут под сукно, а коллективные заявки до начальства доходят. Тут уж у них проблема, знаю.
  - И Калугина ещё сюда впутывать! - Саша скривился, но дед строго глянул на старшего внука, исключая все возражения.
  - С паршивой овцы хоть шерсти клок. Если у Калугина хозяйство из рук вон валится, то это Иохима наделов ещё не лишает. Даже лучше, если и он заявку подпишет. Раз такой негодный хозяин к запросу присоединился, значит дело точно не терпит - в метеоцентре так и рассудят.
  - Надо бы у него землю подмять, - мрачно обронил Виктор. - Вчера ехал вдоль нашей межи на двести пятом участке. Четыре комбайна Калугина рядом стоят и ни черта не делают. А что такое четыре комбайна? Один поломался, второй подошёл починить, авторемонт вечно глючит, там манипуляторы - тля! Нельзя авторемонт запускать, а у Калугина четыре стоят. Четыре! Кому такое понравится?
  - Лучше бы в ремонтное депо отослал, - фыркнул Саша.
  - Там очереди по две недели, знаю, - бесцветно заметил дед. - Иохим Калугин на пятнадцать лет меня старше и за полями следить больше не может. Техника с ума сходит, настраивать некому. Да и вы, лоботрясы, привыкли, что всё за вас кто-нибудь сделает. В ваши годы я комбайн знал до последнего винтика, сам в поле двигатели перебирал, вместо ремонтников. У меня техника никогда не простаивала и недостач в зерне не случалось.
  - Землю жалко. Ведь загубит зерно, норму не сдаст и дом отберут, вышлют со спутника, - начал перечислять Виктор чужие беды. - Кому тогда место отдадут? Новым, залётным с Земли? Не нужны они тут. Продал бы Калугин участки. Сашке, вон, жениться на Злате Собатской пора, а земли своей нет.
  - Батя, ну! - бросил косой взгляд на Итона Александр.
  - Нет, Калугин наделы ни за что не продаст, знаю, - раздумчиво покусывал мундштук трубки дед. - У Калугина внучка есть, он на неё завещание подпишет. Если так наделы Иохима хотите, то на внучке его надо было жениться.
  - Я что дурак что ли? - озлобился Саша.
  - Выходит, что дурак... ду-ура-ак, - улыбаясь, приговаривал дед. - У Собатских три сына наделы наследуют, вот они дочку к нам и сплавляют. Мы с Витькой помрём, а она хозяйничать нашей фермой начнёт. Соблазнили тебя рыжие кудри да белые плечи. А вот если бы у Иохима Калугина по закону землю забрать, так полей бы у нас ещё больше стало. А поля - это зерно. Никто бы нас тогда отсюда не сдвинул. Корни бы такие на Тоте пустили, что на все три метра.
   Саша хмуро пощёлкивал ногтем по краю тарелки.
  - Ну, будет болтать, - вздохнул дед и поднялся. Вместе с ним из-за стола встали и остальные мужчины. - Пока дождей нет надо оросилку настроить, иначе зерно из-за засухи погорит, тогда и своего недочтёмся. В метеоцентре задницей думают, а мы, выходит, больше за солнце и дождь отвечаем, чем Крюгер с его ротозеями. Зерно взимают с хозяев, а не сдашь - пошёл вон со спутника, знаю.
   Симеон поворотился к заскучавшему было Итону и щербато ему улыбнулся, как маленькому.
  - Нас до вечера дома не будет, ты обживайся пока. Твоё дело - учёба. Мать права, у нас тихо... так что занимайся спокойно. Осенью вернёшься на Землю, а там экзамены, школа, гонки - своя жилка пульсирует. Здесь у нас трассы нет. Но, если захочется, бери грайв в гараже. Ключей не надо, на Тоте даже двери не запирают.
  ***
   Учёба никак не лезла в голову. Перед глазами горели тревожные стоп-сигналы на белом грайве противника, тело вновь ощущало перегрузки от неправильного входа в занос и боль во время крушения. Итон вновь видел рассерженные глаза, подведённые малиновой тенью. Что делает сейчас Анка? Вчера ночью, когда он засыпал на непривычной кровати в дедовском доме, она прилетела в Эдем вместе с родителями, но по факту - одна. Ей хотелось провести время вместе, они столько всего напланировали, столько ночных клубов, пляжей и визопарков рассчитывали посетить. Это была их мечта длинною в целый учебный год. И вот, когда мечта была почти готова осуществиться, всё испортили его девяносто четыре балла, набранные на выпускных экзаменах, и автоматика, застопорившая управление в гонках. Должно быть, стоило поменьше мечтать и побольше работать на своё будущее, как делают это родственники с Тота. Они ведь ни о чём больше не думают, лишь о зерне, засухе, урожаях, дождях и прочей невыносимой скуке.
   Из окна его комнаты на втором этаже виднелись распахнутые ворота фермы, снаружи колыхалась пшеница. Тёплый ветер раздувал занавески, донося аромат хлебного поля. Что ж, здесь было вовсе не так уж и плохо, днём всегда светило ясное солнце. Всегда. Тягуче, однообразно и скучно.
   Он оставил планшет на столе, спустился и вышел во двор. Грайв, как и говорил дед, стоял в гараже возле дома. Хищный профиль машины с вытянутым вперёд носом и отяжелённой гравидвигателями кормой отличался от всего, что окружало на Тоте. Высокоскоростной посланец Земли дожидался готового управлять им пилота. Если бы не миролюбивый зелёный цвет, грайв вполне мог бы сойти за боевой истребитель.
   Итон залез в удобное кресло кокпита, приборная доска этой модели по сравнению с гоночной версией оказалась значительно упрощённой. Половину специальных датчиков не установили, уделив место только самому необходимому. О семнадцатискоростном режиме не приходилось даже мечтать, да и программное обеспечение настроено на крупные символы для слабовидящих. Зато ключа зажигания и правда не потребовалось.
   Он нажал кнопку стартёра, с гудением гравидвигателей поднял машину на полтора метра, и через пару секунд уже мчался над белой линейкой дороги.
   Скорость. Скорость сметает все лишние мысли и сожаления. Сельскохозяйственный мир в одночасье превратился в размытую жёлтую пелену, негодование рассеялось. На скорости Итон сбегал от собственных мыслей, в полёте важны предельно ясный рассудок и обострённые до моментальных решений рефлексы. Он поднимал ручку газа, пока гул гравидвигателей не вошёл в ту самую протяжную ноту, которую он привык слышать на гоночных трассах Земли. Спидометр выдал значение в 150, и оно поднималось. Лишённая поворотов и встречных машин дорога будто сама помогала разгону. Итон решил, что скорость в 340 станет тем самым лекарством, которое поможет ему ощутить себя прежним. Он отдался дороге, отдался полёту, бессознательно напевая под вой машины. Одна нота - сотни метров пшеничных полей, один куплет - целые километры.
   В золотой нескончаемой пелене вспыхнуло бирюзовое пятнышко, пронеслось мимо борта и мигом растаяло вдали за кормой. Итон не успел принять хоть немного левее, и ему показалось, что он слышал удар по обшивке и немедля вывернул по наитию штурвал. Машина вылетела на обочину, подпрыгнула над пшеницей и бешено зашаталась: антигравитационная система не могла стабилизировать днище над нетвёрдой поверхностью.
   Итон старался унять качку грайва, теперь видя бирюзовое пятнышко гораздо правее, но так далеко, что не ясно, что на дороге случилось.
  - Да господи ты боже мой! - наконец догадался он выключить двигатель. Грайв затих, болтанка и качка вмиг прекратились, светло-зелёный корпус уравновесился, колыхаясь в такт обдуваемой ветром ниве.
  ***
  - Ты в порядке? - добежал он до места аварии.
  - А вы? - поглядела из-под широкополой соломенной шляпы чуть не сбитая им девчонка. Лёгкое бирюзовое платье с юбкой длинной едва выше колен раздул ветер - старомодное, на Земле таких почти не носили. Старый механический транспорт, руль которого девчонка придерживала возле талии, и вовсе вызвал у Итона оторопь.
  - Это что - велосипед?
  - Да. Но это мой велосипед.
  - Тогда ты живёшь очень близко, - усмехнулся он с облегчением от не случившейся на деле аварии. - На велосипеде далеко не уедешь, между фермами несколько сот километров.
  - Нет, я живу очень НЕ близко, - с нажимом отозвалась она, изучая непривычно одетого для Тота гостя. - Впрочем, мы с вами соседи. Я Диана Калугина, а ты... Итон?
  - Как ты догадалась? Я прилетел только вчера.
  - В месте, где живут сто двадцать четыре человека, появление сто двадцать пятого не утаить, - Диана пошла вдоль по дороге, подкатывая велосипед рядом с собой. Итон машинально зашагал следом.
  - Сколько до твоей усадьбы?
  - Километров сорок.
  - И ты проедешь их все на велосипеде?
  - А почему нет? К тому же, я ещё не закончила прогулку и так скоро возвращаться домой не собираюсь. До вечера мой путь растянется ещё километров на двадцать.
  - Нехилая такая зарядочка... - присвистнул Итон, оглядывая щуплую фигурку шестнадцатилетней девушки со спины. Диана оглянулась: линия губ чуть опущена, глаза серые, большие и неприветливые, тёмные волосы заплетены в две тугие косы.
  - И куда ты едешь? - спросил Итон.
  - Никуда. Просто еду, мне нравится.
  - Разве можно так проводить время? Весь день разъезжать по дорогам, неизвестно куда, а потом возвращаться обратно?
  - А почему нет? - легко пожала плечами Диана. - Жизнь полна напрасных вещей. Люди мнят себя за делами, создаваемыми для них другими людьми, или совершают поступки, чтобы создать дела другим людям. Но разве это всё не напрасно? А ведь это и называется - жизнь. Чем же хуже просто ехать на велосипеде, создавая для себя своё личное дело? Это по крайней мере честно. Я никого не заставляю понимать или объяснять свой поступок, и уж тем более платить за него.
   Вот ведь ответ. Неужто она до сих пор сердилась?
  - Скажешь тоже, люди теснее связаны, и как бы не хотелось заниматься тем, что нравится, за это всегда кто-нибудь платит, вольно или невольно, - вспомнил он смятый грайв в гараже.
   Диана оглянулась, на её лице не было ни тени обиды, скорее оттенок полного равнодушия.
  - Да, тот, кто расплачивается, всегда есть. Но всё-таки ты едешь: по его воле или по своей. А куда едешь ты?
  - Должно быть, как и ты, никуда. Просто прогуливаюсь, - разговор казался Итону очень пустым, особенно по сравнению с тем, что он привык слышать в семье. - Твой дед правда живёт по соседству с нашими наделами?
  - Мой дед Иохим правда живёт по соседству с вашими наделами, - бесцветно повторила Диана. - Он знает твоего деда, твоего дядю, твоего двоюродного брата, а они прекрасно знают Иохима Калугина - моего деда. Здесь все знают друг друга, и новичку на Тоте не скрыться. Когда люди знают тебя, видят твоё лицо каждый день, они начинают думать о тебе несусветные вещи. Любые поступки и любые слова попадают под их осуждение. Порой мне кажется, что людям лучше вообще не встречаться, чтобы больше себя уважать. Сто двадцать пять человек для Тота чересчур много - так я считаю. Здесь хватило бы и одного.
  - Тебя, например? - усмехнулся Итон.
  - А почему бы и нет? - на лице Дианы не отразилось ни тени улыбки. Наклонив голову, она задумалась на мгновение и снова подняла глубокий и серый как осеннее небо взгляд. - Ты студент?
  - С этого сентября. Недавно я сдал выпускные экзамены в средней школе, собираюсь поступать в высшую, - Итона огорчило, что разговор вновь зашёл об учёбе. Среди пшеничных полей спутника совершенно не хотелось вспоминать о проблемах, однако искусственная пустота Тота, казалось, не давала других тем для бесед.
  - Значит, учишься... - качнулась широкополая шляпы Дианы. - А зачем?
  - Что 'зачем'?
  - Зачем учишься?
  - Вот ведь странный вопрос... чтобы получить образование.
  - Зачем?
  - Чтобы хорошо закончить высшую школу и устроиться на достойную должность.
  - Зачем?
  - Чтобы прилично зарабатывать и осуществить свои планы на будущее.
  - Зачем?
  - Чтобы получить больше свободы, иметь шанс сказать 'нет', если придётся.
  - Зачем?
  - Чтобы никогда не зависеть от мнения других... и что за дурацкий вопрос! - искренне рассердился Итон. Не то чтобы он не хотел говорить о подобных вещах, просто в свои семнадцать никогда не загадывал так далеко. - К чему бесконечно задаваться вопросом 'зачем?', пока смысл не обернётся истинным бредом!
   Диана молча подкатывала велосипед, по асфальту шуршали колёса.
  - Задаваясь вопросом 'зачем?' бесконечно, добираешься до самого дна и видишь истинную причину, о которой, быть может, даже не подозревал. 'Зачем?' - гораздо лучше банального 'почему?'. 'Почему?' - подразумевает желание обладать знанием. 'Зачем?' - не хочет знать ничего, но желает понять причину. Ты учишься, думаешь о будущих заработках, о свободе, потому что это так правильно и принято среди людей, как само собой разумеющееся. Ты можешь говорить об этом при посторонних, не обсуждая необходимость своих поступков, ведь на другой стороне стоят голод и одиночество. Но попробуй спросить: 'зачем зарабатывать?', 'зачем свобода?', 'зачем планы?' и вместо ответов будешь занесён в список безумцев. Как будто, если выставить человека глупцом или попросту сумасшедшим, суть вопроса сама собой разъясняется. А ведь используя этот ключ, простое слово 'зачем?', ты понимаешь не только причину, но и приоткрываешь будущее, полное возможных ошибок. Сколько ты знаешь людей, кто заработал себе на свободу? И какая же это 'свобода', которую надобно покупать? Быть может настоящие неудачники слишком мало спрашивали себя 'зачем?' и шли за обещанной им свободой, не задавая вопросов, пока сама дорога не скинула к бедам, о которых их не предупреждали.
  'А на вид нормальная', - промелькнуло в голове Итона.
  - Ты тоже приезжая? Проводишь на Тоте каникулы?
  - Я здесь третий год. Раньше жила на Земле, но теперь мой дом здесь, среди пшеничных полей.
   Диана остановилась, подкатила велосипед к краю дороги и с любопытством нагнулась. Запустив руки в карманы гоночной куртки, Итон тоже подошёл к ней. Она изучала скрытый в тени колосьев земляной холмик.
  - Муравьи закрывают двери в свой дом, - смотрела она, как маленькие насекомые суетливо тащили пшеничную шелуху к муравейнику. - Скоро начнётся ливень.
  - Это вряд ли. Мой дядя говорил, что метеоцентр отогнал облака дальше к востоку. Дождей не будет ещё около трёхсот часов.
  - Нет, муравьи никогда не врут, - выпрямилась Диана и пошла дальше. Итон пожал плечами и побрёл следом.
  - Знаешь, когда на Тоте хотели вырастить первые урожаи, случилась масса неожиданных трудностей. Пшеница не желала расти, по неучтённым причинам, хотя на спутнике для неё создали все условия. Тот вращается на оптимальной орбите, погода здесь искусственно контролируется, поля обслуживаются автоматами. Фермерам не нужно возделывать почву своими руками, надо только настраивать технику. Но пшеница всё никак не приживалась. Оказалось, что в почве не хватает некоторых насекомых. Их начали завозить с Земли, а тем потребовались другие виды, для симбиоза, позже понадобились и птицы, чтобы насекомые не расплодились чересчур сильно. Четыре года на Тоте искали подходящий баланс. Люди хотели создать место лучшее Земли, но в итоге им пришлось просто скопировать Землю.
  - Прикольно, - хмыкнул Итон. Беседа с Дианой вновь показалась пустой и очень странной. Разве об этом должны разговаривать люди, когда впервые встречаются? Он не мог сбежать даже в привычный разговор о погоде, ведь она задавалась метеоцентром и в ней никогда не бывало случайностей.
  - Но разве муравей знает об этом 'приколе'? - с полной серьёзностью спросила Диана. - Жизнь муравьёв используется для пропитания людей на планете Земля, а муравьи всего лишь выполняют заложенные в них природой обязанности. Даже если на Тоте муравью придётся мутировать, он сделает это всего через несколько поколений, как само собой разумеющееся, не задавая вопросов. В конечном итоге живое создание не понимает зачем ему жизнь. Где мир муравьёв, а где человеческий мир, и кто кем пользуется - ты знаешь об этом?
  - Конечно знаю.
  - А муравей нет, - Диана отошла от обочины на дорогу и села на велосипед. Кивком головы она указала на грайв.
  - Это твой. Ты не сможешь идти со мной рядом, если я поеду на велосипеде, а я не смогу угнаться за тобой на грайве. Скоро начнётся гроза, мне нужно домой. Рада была познакомиться, Итон.
   Тотчас с востока послышались раскаты грома. Кучевые облака, клубясь и темнея, наползали на пшеничное поле с невиданной скоростью, под ними стелился играющий радугой дождь. Весь мир рассёкся на полосу ливня и знойное солнце. Осталась ли ещё подобная красота где-нибудь на Земле? - задумался Итон. Поблизости заскрипела велосипедная цепь. Диана от него уезжала.
  - Будь осторожна! Не попади в другую аварию! - окликнул он вслед. Диана поставила одну ногу на землю и оглянулась.
  - Если хочешь, приходи ко мне завтра. Деда дома не будет, а я не поеду гулять. Если не придёшь - не обижусь.
  - Приду, - согласился он, почти не задумываясь. Особых планов на завтрашний день всё равно не было, да и учёба давно опостылела.
  - Ничего не обещай... - обронила она, отталкиваясь и разгоняя велосипед дальше, - мы почти не знакомы.
  ***
   Домой он вернулся затемно, хотя вечер был ещё очень непоздний, но вокруг быстро смеркалось из-за дождя. Хлестал истинный ливень, тучи оградили землю от солнца, пшеница стелилась волной при каждом бушующем порыве ветра. Итон ссутулился под холодными струями и от гаража побежал сразу к дому. Из столовой доносились весёлые голоса и звон посуды.
   Симеон, Виктор и Саша сидели в расставленных вокруг обеденного стола креслах и ужинали отварным мясом с овощами. Между тарелок возвышалась открытая бутылка какого-то прозрачного алкоголя.
  - Итон! - радостно поднял кружку дед. - Итон, Итон, мой мальчик, где ты пропадал? Присаживайся, чего же ты стоишь в дверях, как не родной? Не ел ничего наверняка с самого завтрака проголодался? Голод не тётка, знаю. Присаживайся, сегодня у нас есть, что отметить.
   Окна на миг озарились ослепительной вспышкой. Молния отбросила на лица семьи резкие тени, но фермеры только посмеивались. Дед усадил Итона рядом с собой и довольно потрепал по плечу.
  - Слышишь? - поднял он указательный палец при следующем раскате грома. - Вот что бывает, когда люди за дело берутся сообща. Сашка всех соседей объехал, с каждым поговорил, тут же коллективную заявку в метеоцентр отправили. Не божья воля, а рука человеческая пригнала тучи к нам. Но на людей надо давить. Продавливать их надо во всём, понимаешь?
   Дед сжал крепкую руку в кулак.
  - Я целую жизнь продавливал. Сначала, чтобы жену, твою покойную бабушку, с Земли вывезти - чинушей продавливал. Потом, чтобы место на Тоте, заранее между фермерами поделённое, заново под себя переделить - продавливал. Чтобы хозяйство в лучшее вывести - тоже продавливал. Давить надо уметь, дорогой Итон... Мать твоя не смогла, не научилась так жить, вот и сбежала на Землю. Но людям нужен тот, кто в любом деле решает и давит, иначе так и будут ждать у поля погоды, да только дождь вовремя к ним не придёт. Кто молчит, хочет, чтобы его вовсе не трогали, того первым раздавят, делишки свои вокруг начнут обтяпывать. Вялых, смирившийся, слабых - всех подомнут под себя. Да только я не такой, и мир не таков, как слабые себе думают, знаю.
   Симеон хватил кулаком по столу, так что подскочила посуда и глотнул из кружки.
  - Тебе не предлагаем, - пробурчал Виктор. - Молодой ты ещё, мать запрещает, да и... не положено, - с особой тоской поглядел он в окно, где разошлась буря.
  - Урожай теперь славный будет! - поддержал Саша общее настроение. - А то ведь думали совсем погорит. Фермеру главное что? Зерно сдавать и дом сохранить, выделенный на участке. Пока это есть - с нас взятки-гладки. Оросилку я перенастроил. Пришлось программное обеспечение обновить, в старой версии много ошибок, с новыми патчем поправили.
  - С железками всё в порядке? - подлил Симеон себе в кружку.
  - Не заглядывал. Только программы перенастроил, - вскинул Саша плечами.
  - Эх вы... землю не нюхали. А какая земля-то, земля! Это вам не Земля, какая-нибудь... знаю.
  - И к Калугиным ездил? - приспросил Итон.
  - Не застал, - поморщился Саша. - Старик с утра в поле уехал, пока внучка его где-то болтается. Гибнет хозяйство, а ей хоть бы хны.
  - Я видел её сегодня, мы разговаривали.
   За столом с любопытством уставились на него.
  - О чём толковали? - обыденно прогудел Симеон сквозь мундштук, он как раз пыхтел дымом и раскуривал трубку.
   Итон не нашёлся с ответом и выдал первую пришедшую на ум мысль.
  - О муравьях.
  - О муравьях? - заросшее лицо Симеона разрезала хмельная улыбка, но тут же враз помрачнело. - Такие, как Диана Калугина - рождённые зря. От них, бесполезных пустышек, на Земле тесно, а на Тоте тяжко. Вы с ней одного возраста, вот вас друг к другу и притянуло, только ты оставь её, брось, не якшайся. Дура она, ой ду-ура... Такую чушь порет, какая нормальному живому человеку в голову не придёт. Понимаешь? Дед у неё остался один, вот и сидит у него на горбу, пока Иохим за полями худо-бедно ухаживает. А как не станет его, куда она денется? Только Дианочка об этом не думает, она муравьёв в поле считает.
   Дед понуро отставил кружку, но тут же с яростью ударил по столу.
  - Я сорок лет в поле работаю! Я на Тоте не шутки шучу, а с посева до обмолота пшеницу выращиваю! Хлеб - это жизнь, понимаешь? Я! Я планету кормлю, на которой таких, как Диана, тысячи, миллионы! И Диан кормлю, и всех тех, кто свою жизнь зазря проживает! В рты им сыплю зерно, чтобы от голода в родной колыбели не сдохли!
   Он взъерошил пятернёй седые курчавые волосы, и, будто устав от своего же громкого крика, сипло добавил.
  - Только одно меня утешает, что среди всех дармоедов есть такие же настоящие люди, как я. Им работать на других суждено, они семьи свои к жизни вытягивают. Без моего хлеба им - голод. А я голодал на Земле, и жена голодала, и Витька маленький голодал, голод знаю. Это вы с нашими спутниками позабыли по чём фунт лиха, когда воздух отравлен и земля не родит. Разъелись на наших хлебах, развлечений всё ищите, на спорт-грайвах гоняете, девок щупаете и не делаете ни черта. В школе на дармоедов выучиваетесь, чтобы бумажками под тёплой крышей шуршать. Но и это плохо выходит, сдать экзамен не можете!
   Дед резанул Итона обиженным взглядом опьянелых глаз, и он понял, что как только на ферме узнали о его низких баллах, в семье оборвалась какая-то особая вера. Дело наверняка крылось в отъезде его матери с Тота на Землю, бегства вместе с отцом, которого здесь до конца не простили, хотя пытались понять и рассчитывали, что жизнь дочери Симеона на Земле сложится лучше. Но нет, не сложилась. Отца Итона то и дело уличали в финансовых махинациях, и дед никогда не считал его за приличного человека. Последней надеждой был Итон, может быть из внука вырастет достойный мужчина. Но даже выпускные школьные экзамены он провалил. В день прилёта на Тот ему ничего не сказали. Зато сейчас говорили.
   Злой огонёк в глазах деда потух. Он покачал головой и тяжело поднялся с кресла.
  - Устал я, да и выпил лишнего. Пойду... - но не ушёл и ещё раз поглядел на Итона. - Завтра, если будет желание, возьму тебя в поле. А нет, так учись. Учись! Жизнь твою надо куда-то девать. Можно и не хлеборобом, можно и с бумажками, если...
   Симеон не договорил и, пошатываясь, поглядел на притихшего Александра.
  - Сашка! Наследник, тебе всё оставляю. Для тебя держусь, для тебя давлю, ты единственное моё будущее, - сипло прохрипел он хмельным голосом.
   Громыхнула гроза. Будто поражённый отблеском молнии, Симеон постоял ещё с полминуты на месте и нетвёрдой походкой направился в спальню.
  - Сердится, - пробубнил Виктор, и не понятно, то ли говорил о ливне над Тотом, то ли о хозяине фермы. Следовало расходиться, без этого человека дом словно не жил. Итон всё-таки вновь спросил Александра.
  - Скажи, а правда Диана Калугина на Тоте уже третий год?
  - Правда, - нехотя отозвался кузен. - С тех пор как родители её заживо сгорели, никого кроме Иохима у неё из родных не осталось.
  - Как это - заживо? - оцепенел Итон.
  - А вот так. В атмосфере при посадке на Землю от обшивки шаттла отошла плитка термоизоляции, раскалённые газы хлынули внутрь. Экипаж и Калугины за секунды спеклись вместе с металлом. Диана тогда училась в пансионе закрытого типа, где воспитывают будущих жён для богачей. Наверное, в этом заведении у неё и поехала крыша: про пансионы эти ходят разные слухи, мол тамошних воспитанниц наставницы в строгости держат. А как родители умерли, она совсем умом тронулась. Не для Тота она, и не для пользы растёт, а прозябает, как сорняк при дороге. Без отцовских денег её из пансиона того быстрей ветра выперли. Иохим на себя опекунство оформил, только внучка ему совсем не помощница. Закрутился старик, скоро в могилу, с полями он не справляется, а Диана на велике ездит. Конец ферме, ничего хорошего не выйдет из этого места. Новые поселенцы с Земли прилетят, а приживутся ли на спутнике, кто же знает.
  ***
   Итон принял предложение деда и рано утром вместе со всеми отправился в поле. По пути грайвы Александра и Виктора повернули на другие участки, он же остался с Симеоном один на один.
   Утреннее небо разгоралось рассветом, с каждой минутой всё резче очерчивались колосья и тёмные контуры не успевших скрыться за горизонтом туч. Плотный воздух загустел после ночного ливня, на лобовых стёклах грайвов скопилась рубиновые в свете зари капельки конденсата.
  - Ну, как тебе? - спросил Симеон возле полей.
  - Красиво.
  - Да... вот, где вся моя жизнь, и такую жизнь я ни на что не променяю. Мог бы, так заново бы её прожил, начиная с самых пакостных дней на планете. Согласился бы и жену потерять из-за болезней, которыми нас Земля наградила, и через все испытания пройти, чтобы ещё раз вот так с тобой постоять... но уже не придётся. Так что довольствуйся этим, единственным разом.
   Дед помолчал, позволяя утреннему ветру сказать своё слово. Пшеница колыхнулась навстречу, медная волна прокатилась по отяжелевшей от дождя ниве. Восходило солнце.
  - Жизнь на Тоте простая и правильная. Здесь мало соблазнов поступить плохо, - продолжал Симеон, может быть имея в виду отца Итона. - Но, если человеку всё-таки приходится поступить плохо, то пусть это будет во благо: не для личной наживы, а для общего дела. Спокойная совесть гораздо важнее собственной выгоды. В юности верят, что достигнут всего, только в будущем, всех несбывшихся благ. А в мои годы чаще оглядываются на прошлое. Будущее у стариков маленькое, как огрызок от хлебной корки, думать остаётся не о себе, а о наследниках. Кто примет дело моё, как им распорядится? Достойны ли? Сдюжат ли? Нет, не знаю. Кто-то может рукой махнёт, скажет: 'После меня хоть трава не расти! Пускай, что хотят, то и делают'. А я отвечу: 'Хлеб не трава'. Его нельзя отдавать в руки тем, кто бороться за жизнь не умеет. Да вот только, как же узнать, кто справится, а кто нет?
   Дед повернулся, его шляпа затеняла лицо, но глаза оценивающе блеснули.
  - Вот ты, тоже наследник. А доверишь ли тебе землю, ради которой столько сил отдано? Что ты с ней сделаешь? Ты ведь больше по девочкам и по спорт-грайвам, а не по зерну. Каждый человек одним и тем же пошибом на свет появляется, только вот у одних внутри жил бежит золото, а у других вода вместо крови.
   Итон ничего не ответил. Всё то, о чём говорил ему дед, было словно бы из другой, неземной жизни. Все дорогие и близкие ему люди остались на далёкой планете, среди необузданных скоростей, ядовитого, но привычного воздуха и ежедневных забот, которые поджидали его в самом ближайшем будущем, а не смотрели из прошлого. Для Итона Тот оставался местом, о котором любила вспоминать мать в минуты меланхолии, местом её прожитой жизни. Не его жизни. Чужой. Он уедет отсюда.
  - Молчишь? Думаешь, перетерплю бредни старого дурака, а судьба меня сама куда надо выведет. Не бывает такого. Все ошибки совершаются из-за того, что хороших советов никто не слушает, все плевали на прожитые тобой годы, а если и слышат, то всё равно понимают по-своему. Но, послушай сейчас мой совет: спорт-грайвы к жизни людей не вытягивают. Тут запрягай машину покрепче.
   Дед спустился с дороги к полям, где на полтора метра над низкорослым сортом пшеницы стоял металлический столб с плоским дисплеем. Симион прикоснулся и вызвал меню с крупными обозначениями. Несколько лёгких нажатий, и система управления выдала мигающую надпись: 'Ждите'.
  - Смотри... - велел дед. - Следи за горизонтом, сейчас появятся.
   Через каких-нибудь три минуты в свете зари показались железные великаны. Движимые скрытой силой, комбайны подъезжали со всех сторон, будто бы призванные на ритуал жрецы в рыжих мантиях. От гула гравидвигателей задрожала земля, комбайны плыли по воздуху, не задевая колосьев. Длинные узкие тени протянулись к Итону и Симеону. Когда пятнадцатиметровые комбайны подлетели вплотную, Итон невольно выдохнул от восторга, с какой лёгкостью многотонные машины передвигались на антигравитационной тяге! На миг показалось, что если они не остановятся, то попросту раздавят его и деда. Но комбайны замерли в двух шагах от хозяев.
  - Видишь, какой силой способен повелевать человек? Всё могущество наше, все труды наши и все знания брошены на добычу прокорма. Без зерна с Тота на Земле голод. И люди знают об этом, ещё как знают. Но без человека никакая автоматика долго не вытянет. Всюду нужен хозяин, присмотр, уход, знаю.
   Дед оглянулся и со внушением проговорил.
  - Наша семья на Тоте уже третье поколение на ноги поднимает. Ты тоже мог бы остаться, помогать брату. Саша также как ты смотрел на комбайны, когда они впервые к нему подошли. Ты станешь не просто фермером, а повелителем этих земель. Зерно - твой Грааль, которому не жалко посвятить всю свою жизнь без остатка. Ты спасёшь планету от голода, проживёшь свою судьбу не напрасно. Разве есть нечто более ценное для человека?
   Ответить сейчас, посреди океана пшеницы, где каждый колос шептал о важности жизни, Итон не мог. Симеон и не ждал от него никакого легкомысленного ответа.
  - Забирайся на любой, - махнул дед в сторону приваренных к корпусам скоб. - Сейчас я тебе покажу, что под шкурой у этих зверюг, насколько они мощнее спорт-грайва.
  ***
   Техника фермеров поражала. Но оставаться на Тоте Итон не собирался. Он заранее расписывал свою жизнь наперёд; первым шагом станут набранные в конце августа сто тридцать баллов, затем команда по спорт-грайвингу в высшей школе, отношения с Анкой. И всё же, на его пути впервые встал серьёзный выбор, открывалась дорога к совершенно иному будущему, если только на неё согласиться. Как часто нам предлагается иной путь? Сколько раз, принимая решения, мы и правда что-то меняем? Тот сделал Итону предложение, поставил его на распутье, но честен ли Тот до конца, и всё ли ему было показано на пшеничной дороге?
   Размышляя над этим, Итон гнал грайв под полуденным солнцем. Дикая и смешная мысль оставить Анку, учёбу, родителей, всю прежнюю жизнь на Земле с каждым мигом становилась навязчивее, тяжелее, реальнее.
   Поворот. Так бывает, когда смотришь на ответвление дороги и начинаешь сомневаться, стоит ли продолжать прежний путь? Вдруг заранее выбранная дорога приведёт в никуда, и удача ждала за тем самым, неисследованным поворотом?
   Внезапно Итон понял, что среди колосьев пшеницы на бешенной скорости грайва вообще не видишь никаких поворотов и ответвлений, даже параллельных дорог. Как тогда, в детстве, родной голос не мог докричаться из-за призрачного марева августа.
   Два зависших над обочиной грайва он заметил ещё издалека. Итон притормозил, опустил окно и внимательно осмотрел обе машины. Светло-зелёный, выгоревший на солнце грайв с белыми линиями принадлежал Александру. Другой грайв, ярко-красного цвета с белым кругом на крыше - не принадлежал никому из семьи.
   Итон выбрался из кокпита и услышал в глубине пшеницы высокого сорта журчащий шёпот. Говорили утайкой, казалось, смеялись. Он сошёл с дороги и начал пробираться сквозь чащу стеблей, облепленных колосками. Кто-то примял здесь пшеницу и протоптал тропинку.
  - Лучше мы сами... - шептал чей-то голос, похожий на шелест ветра в полях.
  - Мы с дедом уже всё обговорили, - отвечал невидимый в зарослях Саша.
  - У нас будет свой дом, маленький и уютный, - мечтал женский голос. - На складе в порту есть комплекты для модульного строительства. На первое время нам хватит и четырёх стен.
  - Дело не в стенах, а в месте, - возражал Саша. - Свободных наделов на спутнике нет. Посевы наращивают и сокращают дороги. Найти участок под строительство нового дома и вовсе не светит. Людям на Земле нужно больше зерна.
  - Зерно, зерно... я не хочу жить под одной крышей с твоим дедом. Понимаешь? - упорствовала незнакомка. - Он злой человек, он... всё время заставляет всех делать так, как хочется ему одному. Для него нет никакого другого счастья, кроме как оставаться всегда во всём правым. Ты должен построить нам собственный дом - только наш, где мы сможем спокойно жить вместе.
  - Ты правда этого хочешь?
  - Хочу.
   Итон понял, что он третий лишний в случайно подслушанном разговоре, и попытался бесшумно уйти. Но крепкая рука Александра схватила его за куртку и развернула к строгим глазам.
  - Ты чего здесь забыл? - прошипел он.
  - Увидел твой грайв - думал авария.
   Несколько долгих секунд Саша оценивал искренность его ответа. Колосья поблизости зашуршали. Раздвигая упругие стебли, к ним вышла рыжая девушка с пышными завивающимися как пружинки волосами.
  - Это твой брат? - заулыбалась она.
  - Двоюродный, - отпустил Александр.
  - Хорошо, значит будем знакомы. Я Злата Собатская, ваша соседка, - мягко подала Злата руку.
  - Вы Сашина невеста?
   Бесхитростный вопрос заставил Злату смущённо отвернуть веснушчатое лицо, и оно ещё пуще вспыхнуло.
  - Это так, мы просто... Ты надолго на Тоте?
  - До осенних экзаменов.
  - Значит, готовишься поступать в высшую школу... Расскажи, а как живётся у вас на Земле? Правда, что люди там дышат грязью?
  - Воздух у нас может быть и тяжёлый, зато возможностей больше, - Итон понял, что разговаривает с человеком, кто родился на Тоте. - Ты правда никогда не была на Земле?
  - Никогда. А зачем? Я хочу остаться здесь, и никакого другого счастья мне больше не надо. А какое счастье выберешь ты? - то ли шутила, то ли всерьёз говорила она.
  - Не знаю. На Земле много всего интересного. Даже если в чём-то не преуспел, всегда можно попробовать начать с чего-то другого. Образование, карьера и развлечения: по-моему, кислородные маски не слишком высокая плата за это.
  - А, по-моему, там, где дышать свободно нельзя, и жить нельзя по-настоящему, - остекленела улыбка Златы.
   Саша всё время их разговора молчал и буравил Итона испепеляющим взглядом.
  - Вы не знаете, как проехать на ферму Калугиных? - спросил Итон напоследок у Златы Собатской.
  - Знаю, - продолжала улыбаться Злата, но теплота в её глазах совершенно растаяла. - Немного дальше по этой дороге.
  - А с Дианой, внучкой Иохима, вы знакомы?
  - Мы с ней не подруги. Ничего не могу сказать о ней... нового, - многозначительно поглядела Злата на Сашу.
  - Чеши отсюда! - выпалил кузен. - И никому не разбалтывай, что здесь подслушал! Понятно?
   Итон равнодушно кивнул и побрёл через заросли к грайву. На душе остался едкий осадок. На ферме деда происходило нечто такое, о чём ему не рассказывали.
  ***
   Маки. Ярко-красные маки появились в конце белой дороги среди пшеничных полей. Это было так неожиданно, будто белая спица пронзила золотой мир и выпустила из него капельку крови. Итон тотчас забыл и про разговор с Симеоном, и про встречу с Александром со Златой. Вдалеке показался силуэт белого двухэтажного дома с установленными на крыше солнечными батареями и бирюзовая фигурка возле крыльца.
   Останавливаясь возле дома, грайв Итона пригнал за собой облако пыли. Диана оторвалась от цветов и приложила ладонь в рабочей перчатке к бровям. В руке она сжимала заострённые садовые ножницы. При виде Итона, она приветливо улыбнулась.
  - Ты приехал.
  - Думала обману?
  - Нет, зачем же. Обещания, данные на дороге, выполнять вовсе не обязательно: в этом нет никакого обмана, ведь обещания даются случайным попутчикам.
  - Тогда, что же ты за человек, если не выполняешь своих обещаний?
  - Что же ты за человек, если не можешь сдержать слова, которые превращаются в обещания? - опять улыбнулась Диана.
   И вновь Итон чувствовал, что разговор с ней вращается на одном месте. Запустив руки в карманы, он кивнул на раскачивающиеся головки маков. Со всех сторон к дому подступала пшеница, но перед крыльцом росли только цветы. Десять метров угодий оказались расчищены от колосьев специально для домашнего сада.
  - Что это ты натворила? - поинтересовался он с фальшивой ухмылкой. - Насколько я понял, зерно на Тоте - самое дорогое, и фермеры берегут каждый колос. Зачем тебе эти цветы?
   Будто бы соглашаясь, пшеничная нива качнулась под ветром. Диана обвела глазами вдруг ожившее поле и крепче сжала садовые ножницы.
  - Тебе не кажется, что иногда ты борешься с океаном? - её взгляд скользнул по Итону и устремился за его плечо. - Тот дышит. А то, что дышит, в понимании человека живое. Скажи, Итон, Земля тоже дышит?
  - Нет, Земля задыхается.
  - Всё равно. Ты здесь недавно и перед глазами не стоит ещё пустота вечных полей, где ближайшее человеческое жильё за сотни километров отсюда. Чтобы доехать туда, нужен скоростной грайв. Но, попав к другим людям, что ты увидишь? Всё те же фермы, всё то же зерно, услышишь всё те же разговоры об урожае. Это чрезвычайно важно, но не моё.
   Диана поглядела на маки, лепестки которых растрепались под сильным ветром.
  - Они тебе нравятся?
  - Кто?
  - Цветы.
  - Скажу честно, я не ожидал их здесь увидеть.
  - Так бывает, когда посреди жизни внезапно встречается капелька смерти. Тот живой. Он дышит, кормит людей, постепенно из спутника превращается в их нового бога, о котором не говорят с восхищением на Земле, не замечают, пока всё хорошо, но без него останутся на краю голода. Какое преступление в том, чтобы осквернить тело бога, полного жизни, маленьким символом смерти? Маки - цветы смерти, ты знал? А ещё символ сна и забвения и обманчивости. Красный цвет не идёт постоянству, красный цвет - больше чем жизнь, он требует страсти, движения, поступка, а не покоя. Нигде на спутнике я не нашла настоящего красного. Всё здесь только синее и золотое.
   Диана смотрела в поисках понимания, но в голове Итона крутилась всего одна мысль: 'Боже мой! Если бы я прожил на Тоте два года, может быть со мной произошло то же самое? Я бы также сошёл с ума и начал цепляться за мир, который выдумал сам. Лучше вернуться на Землю, погрузиться в учёбу, гонки, работу и ни о чём больше не думать. Сомнения больной Земли в разы здоровее, чем мысли ожившего Тота'.
  - Ты голоден? - внезапно спросила Диана. Её глаза были больше не обращены на него. Диана смотрела, как в конце белой дороги поднимается пыль, ехал грайв.
  - Иохим возвращается, - сообщила она. - Время обеда, и дед закончил работу. Ты к нам присоединишься?
   Итон не стал отказываться. Он приехал без цели. Ему лишь хотелось взглянуть в ещё одно лицо Тота, которое странным образом не вписывалось в общий ряд поступков и планов на спутнике. Наткнувшись на суждения Дианы, как на огни подрезавшего его грайва, он решил узнать больше, понять, как вообще занесло эту девушку на обочину всеобщего уважения. Среди правильных идей деда, Саши и Златы Собатской лишь слова Дианы Калугиной вызывали в нём смущение и тревогу.
  - Что же, посмотрим, едят ли фермеры Тота один только хлеб.
  ***
  - Девяносто четыре балла... девяносто четыре балла - это немного, - качал маленькой, словно высушенной головой, восьмидесятилетний старик. Вместе с Иохимом они сели за стол, Диана расставила блюда с импортируемой на Тот ветчиной, толчёным картофелем и грибами. Никакого хлеба среди еды не нашлось.
   Иохим выглядел чересчур одряхлевшим для своего возраста человеком. Он с трудом вышел из грайва, приставным шагом поднялся на крыльцо и не замечал Итона до тех пор, пока Диана не представила ему своего гостя. Безмолвно кивнув, старик вошёл в дом и сел за накрытый стол в маленькой кухне. В тарелке перед ним лежало картофельное пюре быстрого приготовления. Иохим время от времени приглаживал брови на понуром лице и невнятно бормотал о делах. Диана села рядом с Итоном и чутко следила, чтобы в стаканах хватало чистой воды. Разговор сразу зашёл об учёбе. Он всё чаще отговаривался этой темой от всех, кому она странным образом была интересна.
  - Девяносто четыре балла - это немного, молодой человек, - проскрипел Иохим дряблым голосом. - Но всё ерунда, всё приложится. Я рад, что ты решил остаться с Дианой.
  - Я здесь ненадолго, - улыбнулся Итон, бросив озадаченный взгляд на Диану. Она резко перемешивала вилкой еду, будто хотела закопать весь начавшийся разговор в картофельной массе.
  - Неудавшаяся жизнь на Земле многих привела на Тот в поисках счастья, - Иохим всё продолжал говорить о своём, будто не замечая ответов. - Но на спутнике остались лишь те, кто сумел изменить себя, приспособиться к нашей жизни. Здесь нет места спешке, суете, недоверию и обману... Впрочем, и обиды забывают не скоро. Соседи живут большими наделами, далеко друг от друга. Даже если решил извиниться, пока едешь, сто раз передумаешь. Да-а...
   Старик коснулся бровей, будто они мешали ему хорошо видеть, хотя взгляд подслеповатых глаз Иохима сам собой вечно блуждал где-то внизу.
  - Я рад, что ты решил остаться с Дианой. Без надёжного хозяина с фермой не справиться.
   Итон нахмурился, но не стал возражать. Диана с растущим негодованием смотрела на деда, который продолжал рассуждать по своему разумению.
  - Наши поля не хуже, чем у Симеона, мой мальчик. Площади те же, вот только с обработкой беда. Комбайны выходят из строя, программное обеспечение устарело, механические поломки случаются чаще. Но не пугайся работы. Потребуется не так много времени, и ты разберёшься в делах. Всё получится.
  - Признаться, у меня скорее получится разобраться с поломкой спорт-грайва, - попытался отшутиться Итон.
  - Дедушка, он не останется, - холодно процедила Диана, сжимая вилку в руке.
  - На южных участках нужно обработать пшеницу, урожай губят вредители. Кто просил завозить их на Тот? Кому пришло это в голову на Земле? Диана расскажет, какие средства лучше использовать, хотя она мало в чём разбирается, не хочет ничего знать. Я ей объяснял, но, если меня вдруг не станет, надеюсь она хоть что-то запомнила.
  - Дедушка! - звенящим голосом попыталась остановить его внучка. Иохим кивал, будто с ней соглашался, но продолжал говорить о своём.
  - Береги её, мальчик. У неё никого не осталось, кроме меня. Родители... да, трагедия. Ты, наверное, слышал? Пока у вас есть земля, пока вы сдаёте зерно, она сможет жить здесь, на Тоте. Это хорошая жизнь, кто бы что ни говорил. Здесь наш дом. Главное, любите друг друга, помогайте, будьте вместе и всё приложится...
  - Дедушка, он не останется! - вскочила Диана так, что посуда звякнула.
  - Не останется?.. - лишь сейчас Иохим обратил внимание на внучку. Блёклые глаза прояснились, челюсть дрогнула, взгляд увлажнился. - Извините... - сглотнул он, - извините, я плохо слышу. Не останется? Ох, я не подумал... вернее, подумал, но о своём...
   Он с трудом поднялся со стула, заковылял прочь из кухни и из глубины комнат донеслось его бормотание: 'Не останется... не хочет... как же ферма?.. Не останется...'.
   Итону стало до отвращения стыдно. Он встал и поспешно простился.
  - Думаю, мне пора. Извини, что ухожу очень быстро.
   Диана растеряно оглянулась, будто хотела что-то сказать, но Итон решительно направился к выходу. По пути с крыльца к грайву, он вновь и вновь корил себя, что вообще решился приехать. На душе стало гадко, вспыхивали обрывки мыслей об Анке, о разбитой машине, незаконченной гонке. Душило чувство неловкости и досады, даже обиды. Впервые захотелось оказаться в полях, где нет сомнений, неудобных бесед, обветшалого дома посреди красных маков и обиженных глаз старика; в полях, где вздымается размеренное дыхание Тота, правильное и живое, лишённое всякой двусмысленности, где нет места ошибкам, заблуждениям и неправильным судьбам.
  - Итон, подожди! - позвала Диана с крыльца. Он остановился у замершего низко над землёй грайва.
  - Я должна извиниться, - поспешила она подойти. - Я совсем не умею принимать гостей. Отчего-то решила, будто получится быть хорошей хозяйкой с тобой. Сама не знаю... Мне неудобно и стыдно. Прошу прощения за деда.
  - Лучше бы за себя прощения попросила! - оборвал её Итон. - Дед измучался на работе, ему восемьдесят лет, он не сегодня-завтра умрёт, а ты живёшь на готовом! Что случится с тобой, когда Иохима не станет? Почему ты совершенно не думаешь о своём будущем? Ты даже не пытаешься помочь ему, только крутишь педали велосипеда, сажаешь цветы и думаешь о пустом, пока он пытается спасти ферму! Он ведь не для себя это делает, а чтобы поддержать твоё будущее! А ты закрыла глаза, отвернулась от реальности и бежишь в пропасть. Без Иохима у тебя не останется ничего!
   Диана сжала руки так сильно, что побелели костяшки пальцев. Губы сложились в тонкую напряжённую линию, серые глаза буквально вцепились в Итона.
  - По дороге сюда я хотел увидеть причину, - взъерошил он нагретые солнцем волосы. - Объяснение, оправдание, ложь наконец! Когда слышал, что говорят о тебе мои близкие, то почему-то думал, они по какой-то причине обижены на тебя. Но каждое их слово о твоей бесполезности подтвердилось. В тебе и вокруг тебя пустота!
  - Это не моя жизнь, - отвела взгляд Диана. - Жизнь на Тоте - не для меня. Я не хочу её, даже если ничего больше не остаётся. Я не хочу так жить.
  - Но если выбора нет, значит надо так жить! - возмущённо воскликнул Итон.
   Диана вскинула на него ненавидящие глаза.
  - Но ты... зачем ты приехал ко мне? Зачем?! У тебя есть учёба, обратный билет на Землю, дела, гонки, родные... и девушка, наверняка, тоже есть. Зачем мы опять увиделись? Наслушался сплетен? Хотел убедиться, что в мире и правда есть бесполезные желания и поступки? Захотел почувствовать себя лучше и выше?
  - Я сомневался, - честно признался ей Итон. - Симеон, Александр, Злата Собатская - они все не такие, как ты. Они беспокоятся о повседневных делах, мечтают о простом счастье, строят планы на будущее. Я их понимаю: мечты фермеров Тота не многим отличаются от желаний людей на Земле. Каждый хочет добиться хорошего положения и успеха. Но ты... тебя я совершенно не понимаю! Ты как будто замерла на обочине, добровольно отключила двигатель грайва, пропустила мимо себя всех, кто летит к финишной линии. Желание бороться, занять хорошее место в состязании по имени Жизнь, в тебе совершенно угасло!
  - Вероятно, я испорченный человек, - едва слышно сказала Диана. Её бирюзовое платье в наступающих сумерках казалось насыщенно-голубым. - Наверное, для меня есть какой-нибудь хороший диагноз. Очень просто и так важно поставить диагноз всему, чего не понимаешь. Даже простое слово 'дура', наверное, подойдёт... Ты никогда не думал о том, что миром правит обычный человеческий страх? Смех - всего лишь реакция на непривычные вещи, которых человек не понимает или попросту считает нелепыми. В шутках заложены нелепые ситуации, и человек смеётся от страха. Если бы разум не заставлял нас смеяться, мы бы сошли с ума. Любая, даже самая страшная вещь, нуждается в оправдании, в термине, в чётком диагнозе. Если завтра Тот расколется надвое и все обитатели спутника моментально умрут, на Земле в первую очередь возьмутся за поиск причины. Но, даже если причины не будет, они всё равно попытаются её отыскать или придумать диагноз случившемуся, потому что жить в постоянном неведенье невозможно. А кто-то непременно придумает забавную шутку про фермеров, излишние урожаи и лопнувший Тот, и вовсе не оттого, что шутник аморален - это всего лишь ещё один способ защитить свой человеческий разум от ужаса непостижимого.
   Итон поймал на себе взгляд Дианы, полный ожидания и уверенности, что он единственный, кто способен понять. Неясно, отчего она ждала этого понимания. Неужели лишь потому, что Итон приезжий и по большому счёту чужой среди фермеров? Должно быть, ей хотелось найти какую-то связь, хоть что-нибудь общее между ними, тогда как Итон не видел никакой связи. Да и стоило ли вообще связываться?
  - Скажи, мне нужен диагноз, чтобы стать понятой среди людей? Чтобы они перестали бояться моих слов и поступков? - серые глаза в сумерках совсем потемнели. - Ты ведь приехал сюда, чтобы найти в моём доме законы, по которым я существую. Невозможно жить в бесконечном страхе от осознания того, что чего-то не понимаешь.
  - Ты не такая уж страшная, чтобы я искал способ тебя оправдать, - ухмыльнулся Итон невольно.
  - Смеёшься? - бесцветным тоном осведомилась она.
  ***
   Следующие несколько дней он старался не вспоминать о Калугиных и посвятить всё свободное время учёбе. Жизнь входила в привычное русло, подобно скользящему по пшеничным колосьям порыву устремилась к обыденности. Итон поднимался со всеми, завтракал, слушал неспешные разговоры деда, двоюродного брата и дяди. Затем старшие мужчины уезжали в поля и возвращались только к обеду, не слишком уставшие, но довольные программированием комбайнов. Приближался срок жатвы и разговоры по больше части завязывались вокруг нового урожая. Иногда Симеон интересовался, как продвигается учёба Итона. В ответ он обещал, что в конце августа обязательно наберёт недостающие баллы на пересдаче. Дед с сомнением качал головой и молчаливо досадовал, что Итон не принял его предложения остаться. Но у Симеона был Александр - его надежда и опора в делах. И затянутая в дымный саван Земля с каждым днём становилась для Итона ближе.
   Его почему-то совсем не удивляло равнодушие Анки, ни разу не позвонившей ему по видеосвязи, хотя сигнал между Эдемом и Тотом проходил без особых помех.
   Непривычное событие, немного странное для размеренной жизни на ферме, произошло через неделю после встречи с Дианой. Смутное чувство какого-то незаконченного дела заставило Итона проснуться посреди ночи. На первом этаже о чём-то негромко спорили. Итон поднялся с постели и, стараясь не скрипеть досками пола, босиком вышел на лестницу. Приглушённые голоса обрели чёткость, стало ясно, внизу спорили Симеон с Александром.
  - ...отдельно, - твёрдо закончил дед. - Дом перейдёт к Виктору, а твоя Злата много воли почувствовала, раз решила нам условия ставить. Она здесь никто: для меня никто, для тебя никто, для всей нашей семьи соседская дочка.
  - Это мне она никто?! - взвился Саша. - Да мы из-за тебя только до сих пор не женаты! Из-за твоего стариковского норова! Из-за твоих бесконечных придирок от тебя даже дочь на Землю сбежала, за проходимца приезжего ухватилась, лишь бы подальше отсюда! С тобой люди жить не хотят, слишком тяжёлый ты человек!
  - В чём я не прав? - отвечал со сдержанным негодованием дед. - В чём не прав?! Участков под строительство нет, семьи уплотняются, молодые отдельно от родителей не живут, а наследование земли под сдачу зерна никто ещё не отменял. На Тоте каждая пять, каждый сантиметр полей отданы для пшеницы, а не под строительство ферм. Не хочет жить со мной твоя Злата? Тогда пусть катится к чёрту! Собатским я внука в батраки не отдам! После Виктора всё к тебе перейдёт, все наделы, вся ферма, а от Собатских ты ни пяди земли не получишь. Нет пользы для нас в этом союзе, знаю.
  - Как же ты привык мерять всех своей выгодой! Неужто и мне, как старику, очерстветь и не поддаваться неправильному, но желанному? Я хочу построить свой дом, построить свою жизнь вместе с Златой, а не идти за тобой, исполняя твои же желания! Должно же быть что-то в жизни своё, свой собственный путь, а не только поступки, которые пережил ты, совершил ты, и унесёшь с собой тоже ты!
  - Чем моя дорога для тебя хуже? Зерно прорастает и становится колосом в поле, где высятся другие колосья. Пока ты зерно - можешь желать, чего вздумается. Но чем твёрже стебель, тем больше цени, что стал всё-таки колосом, а не сорняком. Хочешь жить со Златой отдельно? Тогда сделай, о чём я тебе говорил. Соглашайся и будет тебе место для дома. Да и не только для дома - наделы, поля, которые вместе с нашими объединятся. Свою жизнь человек вершит сам, знаю.
   В доме воцарилась непроницаемая тишина, казалось все звуки мира притаились за окнами. В такие минуты приходят решения, о которых потом сожалеют до конца жизни или вспоминают о них, как о преддверии победы. Тишина важных решений принадлежит только людям; и, если в жизни человека хоть раз случалась подобная тишина, значит он прожил свою жизнь не напрасно.
  - А что будет дальше? - решился Саша.
  - Компенсационные выплаты. На жизнь им хватит. Ну, а дальше - Земля. Всё, что с ними произойдёт там, нас уже не касается. Виктор тебе с делом поможет, а они найдут себе место, - с облегчением заключил дед. - Тот очень молод и существует для единственной цели: кормить людей на изначальной планете. Ему не понять человеческих сомнений, и он дарит свободу любому, кто коснулся полей. Только старая, истерзанная мать Земля поймёт нас и поглотит всякого, кого породила. Она видела нас с первых дней, знает все повороты нашей судьбы и выверты человеческих мыслей. Место чужаков там, на Земле: сам Тот изгоняет ненужных. Мы лишь поможем ему стать ещё правильнее, а в этом нет зла, знаю.
  ***
  - Что за отношения у тебя с Дианой? - спросил Симеон на следующее утро за завтраком. Беседа в столовой текла неторопливо, размеренно, как и всегда. Мужчины обсуждали предстоящие на день планы, разделяли работу. Нескольким комбайнам требовался осмотр, наступал сезон жатвы. Виктор и сын собирались заняться подготовкой техники на отдалённых участках, Симеону предстояла поездка на склады космопорта, чтобы доставить на ферму импортируемое оборудование и еду.
   Их беседы с Дианой сложно было назвать каким-то дружеским трёпом, к которому Итон привык на Земле. Он не любил её и не уважал, не испытывал ровным счётом никаких чувств, кроме болезненно уязвлённого интереса. Итон ощущал себя человеком, впервые увидевшем некое странное существо, добровольно ползущее в выжженную солнцем пустыню, в то время как все остальные предпочитают жить у воды; вероятно, просто сумасшедшее существо.
  - Ты человек новый и мне интересно знать, что ты о ней думаешь? - продолжал расспрашивать дед. Итон заметил, как Саша с Виктором также настороженно ждут его ответа.
  - Мне кажется у неё с головой не в порядке, - озвучил лишь Итон то, что все хотели услышать. Лица мужчин понемногу разгладились.
  - Да, верно. Мы за два года её вдосталь наслушались. С девчонкой случилась беда, - сказал Симеон. - Смерть родителей выбила её из колеи. Ей бы взяться за ум, начать помогать Иохиму, а она... ну, ты сам видел. Законы Тота просты: фермер владеет наделами, пока справляется со сдачей зерна и содержит свой дом в порядке. Из-за слабости Иохима и полоумия внучки, Калугины на краю пропасти. Если девчонка не взглянет правде в глаза, то лишится всего и их вышлют обратно на Землю. Что её ждёт? Работа за гроши, тесный подвал, голод, бедность и улица. Иохим ничем не сможет помочь ей, он слишком болен и стар и давно отвык носить респиратор, в смоге ему долго не вытянуть, знаю.
   От слов деда внутри Итона вспыхнуло негодование. Он отнюдь не хотел, чтобы всё так и закончилось, но в душе понимал, что скорее всего так и будет. Неспособный прокормить Землю фермер должен вернуться на увядающую планету. Его место займёт другой, готовый посвятить жизнь полям.
  - Никто не хочет, чтобы всё кончилось плохо, - проникновенно глядел Симеон. - Нужно вывести девчонку из ступора, как-то расшевелить, заставить вспомнить о себе и о делах Иохима. Пока голова у неё забита бездельем, реальная жизнь катится под откос. На днях им придётся сдавать зерно, а нынешний урожай Иохим может и не собрать. Ты должен уговорить Диану заняться делами.
  - Почему именно я? - Итон ощутил себя неуютно под выжидающим взглядом деда.
  - С тобой ей интересно, вы провели много времени вместе. Как новый человек, ты мог бы рассказать ей о правильной стороне жизни, а я подскажу, где лучше всего начать разговор.
   Симион подобрал планшет со стола, прикоснулся к дисплею и вывел карту полей. Жёлтыми квадратами обозначались наделы, красными точками отмечались фермы. Симеон выбрал один квадрат и поставил на нём зелёный маркер.
  - Вот тут.
  - Но там же ничего нет. Мне надо отвезти её в поле? - не понял Итон.
  - Там есть кое-что, просто на карте не обозначено. Отвези Диану туда и поговори с ней о будущем. Убеди её начать ухаживать за наделами, иначе Калугины потеряют пшеницу, а вместе с ней и место на Тоте.
  - Почему вы решили, что она станет слушать меня? Её волнуют одни собственные фантазии, - он пытался подавить раздражение от осознания того, какой груз на него возлагают.
  - Потому что ты её последний шанс, Итон, - строго проговорил дед.
   Вот так интерес к странной девушке с Тота обернулся для него новым сомнением, ещё одним выбором. На миг в душе промелькнула слабая мысль, что лучше бы он вообще не заговаривал с Дианой Калугиной, лучше бы она оказалась всего лишь призраком, появившимся из жаркого марева Тота, лишней блажью, ошибкой, глупой причудой, которой не стоит уделять время - его время, ещё не предопределённое, неизвестное, не состоявшееся ещё будущее.
  - Когда надо ехать к ней? - поднялся он и снял со стула обшитую эмблемами куртку.
  - Сегодня, - отдал Симеон ему в руки планшет. - Ты должен поговорить с ней сегодня же вечером, время не терпит. Но аккуратнее, некоторым не хватает всего-то доброго слова и волевого толчка, чтобы наконец-то включиться. Хотя бы сделай вид, что ты её понимаешь.
  ***
  - Никого нет, - понял Итон, войдя в дом Калугиных. Здесь осталось всё также, как он запомнил по первому разу: старая антикварная мебель, полутёмные окна, застоявшийся воздух. Мерно стучали часы, отсчитывая секунды, проведённые в одиночестве. На буфете в хрустальной вазе стоял букет маков, рядом лежали перчатки, садовые ножницы и несколько бумажных листов с рисунками карандашом. На одном из них Итон узнал себя в пшеничных полях возле грайва, на другом распустился пышный цветок в закатном солнечном свете. Итон бросил взгляд за окно и догадался, что на рисунке нарисован совсем не цветок, а затянутая облаками Земля - так она выглядела сквозь атмосферу Тота.
   Словно чуткий родитель Земля наблюдала за Тотом, оценивая его, возлагая надежды. Тот старался не обмануть и кормил своего прародителя, используя каждый сантиметр засеянной площади. Но за время, проведённое на сельскохозяйственном спутнике, Итону стало казаться, что у Тота появилось собственное осознание, первая самостоятельная мысль о том, что он НЕ часть Земли, а отдельное существо, которое дежурит у постели умирающей матери, стараясь продлить последние часы её жизни. Но, когда роковой день настанет, Тот окажется одним из сорока одиноких детей, кто начнут свою собственную судьбу, вращаясь вокруг вытравленного химией и радиацией камня, и вспоминая, каким чарующим было детство.
   Итон не знал, где именно прогуливается Диана. Найти человека, который уходит, куда глаза глядят, возможно, только если самому внимательно присмотреться. В пыли на перекрёстке дорог рядом с домом Итон заметил не занесённые ветром следы велосипедных колёс. Он залез в грайв и поехал как можно медленнее, чтобы не упустить следа. Вокруг снова сомкнулись поля. Небесный купол начал окрашиваться в оттенки заката. Близился вечер.
   В наступающих сумерках пейзаж потемнел, воздух сгустился и укутал пшеничную ниву бело-золотистым туманом. Впереди мелькнуло бирюзовое платье и светлая шляпа. Итон поставил рукоятку газа в нейтральное положение, и позволил грайву мягко пойти по инерции, уравнивая скорость с велосипедом Дианы.
  - Здравствуй, - обронила она, продолжая крутить педали. Итон глядел сквозь полуопущенное боковое окно. Диана размышляла о чём-то своём и глядела вперёд на дорогу.
  - Через двое суток начнётся жатва, - напомнил он.
  - Я знаю.
  - Через неделю вам надо сдавать урожай.
  - Я знаю, - повторила она, налегая на скрипучие педали велосипеда.
  - Иохим справится?
  - Может быть.
  - Тебе что, не страшно потерять дом?
   Диана затормозила, подняв золотистое облачко пыли, и Итон остановил грайв.
  - А тебе? Думаешь, твоя размеренная жизнь будет вечной? Учёба, работа, карьера, близкие и любовь? Боюсь тебя разочаровывать, ни у кого нет постоянной размеренной жизни. Всё разбивается в один миг, когда в привычный порядок вещей вторгаются перемены, к которым ты совсем не готов. Всё, что происходит на Тоте - логично. Я наблюдаю за этим, но не стремлюсь изменить.
  - Это позиция труса, - всё сказанное Дианой с трудом находило в Итоне отклик. - Если бы мы, да всё человечество пасовало перед трудностями и плыло по течению, то ничего никогда не достигло бы, и не построило. Так бы и вымерло у себя на планете, не создав ни единого спутника! Я тоже не собираюсь сдаваться. Во время гонок случилась авария, моя машина разбита и стоит в гараже на Земле, но я вернусь, починю её и достигну победы: иначе и быть не может. Так почему ты забросила свою жизнь и не желаешь бороться, как положено людям?
  - Неверно поставлен вопрос, не 'почему?', а 'зачем?'. Правильно было бы взяться за ферму, ухватиться за Тот, как за единственное спасение. Но это не моя жизнь, Итон. Это путь Симеона и Иохима, это судьба твоего брата и Златы Собатской. Тебе не кажется, будто всё, что они считают нужным и правильным, на самом деле лишь пустота? Зерно продлевает жизнь людям, но поколения сменяются поколениями, мы задаёмся всё теми же вопросами, и в человеческой памяти остаются вовсе не хлеборобы, а те, кто подобрался к ответам. Человек существует не ради самого существования. Жизнь единственна, и не заканчивается на добывании пропитания, рождении дочери... или сына. Хотя бы потому, что человек хочет остаться в воспоминаниях, мы боимся забвения, боимся, что ляжем в кормящую поколения землю напрасно и от нас не останется ничего, кроме неразрешённых вопросов и незнания причин. И в этом цель человеческой жизни, её окончательный смысл? Что такое зерно для пропитания, если сама жизнь пуста.
  - Пуста? Не глупи! - закипел Итон. - У тебя за плечами не пустота, а семнадцать лет жизни, ты получила образование, молода и здорова, будущее в твоих руках! Прошлого не исправить, родителей не вернуть, но это и есть настоящая жизнь! Она происходит в этот самый момент, в эту секунду, и другой не дано. Сколько не беги от неё, настоящее непременно настигнет. Так не отгораживайся от жизни пустыми словами и мыслями, живи как человек!
  - Стать колосом в поле, знаю, - обратилась к горизонту Диана, будто пыталась найти в очертаниях Земли подходящий ответ. - Но почему-то мне кажется, если я стану думать, как фермеры, то потеряю себя окончательно. Я не жажду особенности, не стремлюсь говорить странные вещи ради собственной странности. Я просто... - она сглотнула застрявшие в горле слёзы, - просто не понимаю, почему люди согласны на жизнь такой, какова она есть? Почему всякий раз они идут по одной и той же дороге бессмысленных дел и ошибок и закольцованных судеб? Я не хочу прожить чужую судьбу, Итон, хотя бы ты пойми это.
  - Тогда борись за свою судьбу! - открыл он кокпит. - Садись, я отвезу тебя кое-куда.
  - Зачем?
  - Так надо, забирайся в грайв!
  - Я собиралась домой. Иохим скоро вернётся, - беспокойно оглянулась Диана на обратную дорогу к ферме.
  - Мы успеем. Это не далеко, - пообещал он.
  - Тогда отвези меня на велосипеде.
  - Зачем? - удивился Итон, справедливо предполагая, что на грайве они домчатся в мгновение ока.
  - А почему нет?
  ***
  - Ты когда-нибудь слышал выражение: 'Пустить корни на все три метра'? Оно весьма популярно на Тоте.
  - Слышал, - напрягал ноги он на непривычных педалях. Удерживать равновесие оказалось не сложно. На узкопрофильных грайвах такое умение требовалось постоянно, но медленная скорость велосипеда не нравилась Итону. Диана устроилась на багажнике позади, обхватила его руками и прижалась щекой к спине.
  - 'Пустить корни на все три метра' - означает так прочно обжиться на спутнике, что тебя никто никогда не отправит обратно на Землю, - проговорила она. - Но смысл не в этом. Ты знаешь, что Тот - это полый металлический шар со множеством труб и витапланетарных механизмов внутри? Внешний слой почвы - всего лишь три метра. Если начнёшь копать глубже, то наткнёшься на металлическую обшивку. Только три метра земли, смешанной с переработанным мусором, на котором можно что-то выращивать. Мусор, спасающий жизни: я даже не знаю, насколько это уродливо или прекрасно.
  - Формировать спутники из переработанных отходов - практично, полезно и правильно, - налегал Итон на велосипед. Время от времени он доставал из куртки планшет и сверялся с картой.
  - Ты думаешь? - слегка приподняла голову от его нагретого тела Диана. - А как часто ты смотришь на звёзды, Итон?
   Он невольно поглядел на небо. По темнеющему бархатному полотну рассыпались искры блестящих созвездий. На Тоте они сияли гораздо ярче, чем на задымлённой Земле. Почему же он раньше не замечал такой красоты, как приехал на спутник?
  - Люди, кто сравнивают космос с чем-то загадочным, необъятным, на мой взгляд имеют очень скудное воображение, - продолжала Диана. - Для тех, кто способен охватить космос мыслью, его романтика давно умерла. Мы стали относиться к нему обыденно и практично: подсчитываем космические расстояния и измеряем вселенную своей выгодой. Я не понимаю тех, кто называют себя 'романтиками космоса'. Скорее всего, они более чем приземлённые люди, не способные найти собственное вдохновение на планете и хватающиеся за космос, как за готовый таинственный образ. Гораздо большего понимания достойны те, кто строит спутники из отходов, кто меркантилен или вовсе равнодушен к вселенной.
  - Но ведь раньше человек ничего не знал об океанских глубинах и думал, что в них обитают невиданные чудовища и лежат затонувшие мифические города, - оглянулся Итон через плечо. - Мы исследовали океанское дно и убедились в обратном, но разве среди нас не осталось романтиков, живущих мечтами об океане и продолжающих верить в него, как в нечто одушевлённое?
   Диана помедлила перед ответом.
  - А океан способен понять людей и их мусор?
  - Наверное, нет. Но ведь океан - не живое создание.
   Она замолчала, вглядываясь в глубину пшеничных полей. На сотни километров вокруг не было ни одного человека. Даже замершая над горизонтом Земля казалась Итону ближе, чем собственный дом.
  - Люди так боятся не понять космос, а мне вот кажется, что страшнее, если космос людей не поймёт.
  - Тогда, кто же вообще способен понять нас? - проворчал Итон, пытаясь разогнать велосипед хоть немного быстрее.
  ***
   До указанного места они добрались почти на закате. Чем ближе Итон подъезжал к отметке деда, тем мрачнее и молчаливее становилась Диана. За пару километров до цели она неожиданно сообщила.
  - Я знаю, куда ты везёшь меня.
   Он ничего не сказал, ведь сам был не в курсе, какое место выбрал для них Симеон.
   На фоне багровеющего горизонта проступил ветвистый силуэт: над морем пшеничных колосьев росло высокое дерево. От удивления Итон остановился. Перед ним тянул к небу ветви молодой тополь. Это было первое дерево, увиденное им на Тоте.
   Диана сошла с багажника и быстрым шагом направилась к тополю.
  - Диана, постой! - бросил Итон велосипед на дороге и побежал следом. Налетевший ветер попытался сорвать с неё шляпу, но Диана придержала её рукой. Под сенью дерева она чем-то энергично занялась. Итон приблизился, Диана с остервенением рвала и вытаптывала возле корней пшеницу.
  - Что ты делаешь? - старался говорить Итон спокойно, будто бы наблюдал за ничем не примечательным делом. Диана оторвалась от своего разрушительного занятия. В её руке был зажат вырванный пучок колосьев.
  - Тебе не кажется, что каждый сантиметр вокруг тебя занят чьей-то чужой, не твоей жизнью? Она наползает, душит единственное, что ты ещё можешь назвать своим. За два года жизни на Тоте, здесь стало в два раза меньше дорог. Люди на Земле хотят есть, и я стараюсь успеть проехать по дорогам на Тоте, пока они не исчезли совсем. Только это дарит мне ощущение жизни. На дорогах мне кажется, что они приведут меня к чему-нибудь новому. Но людской голод душит мечты.
   Отбросив пшеницу, она уселась под деревом и спрятала лицо в ладонях. Итон не знал, плачет ли она, или просто не хочет, чтобы он видел её глаза. Что-то действительно происходило, как и предсказывал Симеон. Итон опустился поблизости, подобрал и принялся вертеть в пальцах растерзанный колосок.
  - Скажи, зачем ты постоянно ищешь меня? - неожиданно спросила Диана. - Я что, тебе нравлюсь?
   Колосок в пальцах Итона замер. Она никогда не привлекала его, в отличие от Анки. В его девушке пылала манящая, возбуждающая красота, которой он не замечал в сероглазой худощавой девчонке с Тота, задающей неудобные вопросы. Диана натянула подол бирюзового платья на крепко сведённые вместе колени.
  - Если ты возишься со мной ради этого, то убирайся.
   Итон почувствовал себя незаслуженно обвинённым, даже более, он ни о чём таком даже не думал. Возле тополя Диана действительно воспринимала слова и людей очень остро. Обычная заторможенная отстранённость слетела с неё, сменившись раздражением, злостью, а значит чем-то живым, присущим нормальным людям.
  - Это место для тебя много значит, - осторожно заметил он.
  - Это мой дом - настоящий. Когда-то здесь стояла усадьба моих родителей. В день моего появления на свет, они посадили единственное на спутнике дерево. Сколько скандалов и волокиты им пришлось пережить, чтобы посадить на Тоте никому ненужное дерево. Удивительно, что его до сих пор не срубили, ведь от дома не осталось следа. Теперь здесь только пшеница.
   Диана украдкой вытерла слёзы.
  - Мать и отец сгорели, когда хотели прилететь ко мне с Тота на Землю. В пансионе, где я училась, случились нехорошие вещи... по моей вине. Программа этой частной школы очень строга, она создавалась для воспитания хороших манер и чуткости в девушках. Мои слова настолько не понравились классной руководительнице, что она потребовала присутствия родителей с Тота. Это из-за меня они сгорели заживо, когда летели разбираться с моими проблемами.
  - Ты в этом не виновата. Это не твоя вина, - озвучил Итон очевидную истину. - Плитка изоляции отошла от обшивки шаттла, ты ничем не могла им помочь. Не нужно брать вину на себя из-за случайности.
  - Я знаю. Мне многие говорили так: учителя, те немногие девочки в пансионе, с которыми я общалась, даже та классная руководительница успокаивала меня именно такими словами: 'Это не твоя вина. Это не их вина', - также я повторяла себе, когда меня исключили из пансиона: Иохим не смог оплатить обучение. 'Это не моя вина. Это не их вина', - твердила я себе по дороге до космопорта, пока мне не встретился молодой пёс без глаза, поднявший искалеченную морду от сточной канавы, а в зале ожидания прилётов я не увидела беременную женщину с маленьким сыном. Это разбило всю незыблемость сказанных себе оправданий.
  - Как такие вещи могут быть связаны? Мы видим подобное на каждом шагу. Зачем же сводить их воедино?
   Некоторое время Диана молчала, будто решая, стоит ли продолжать разговор или не пытаться объяснить Итону, как сильно перемешались для неё реальность и вымысел? Порыв ветра зашипел в листьях тополя, будто подсказывая ответ.
  - Скажи, что общего между молодым псом без глаза, лакающего воду из сточной канавы и обречённого умереть этой зимой, и беременной женщиной? - но, не дожидаясь ответа, она продолжала. - Каждый из них в своём мире, у каждого своё будущее, но они живут в одном, общем мире. Миры, заключённые в нас, может быть единственное ценное настоящее, которое следует оберегать. Всё остальное - скрыто за изменениями, проблемами и оправданиями. Наше 'я' переворачивается в повседневных делах, мы теряемся и тупеем, размышляем о жизни, как о чём-то донельзя практичном и раздражающем, но необходимом, ищем счастья, забвения среди удовольствий и развлечений, бежим от своего 'я' и называем безумцами тех, кто сумел поставить 'я' на ноги, смог его разглядеть.
  - Это ты и называешь 'не своей жизнью'? - нахмурился Итон. - Счастье, искусственно созданное среди пшеничных полей? Мысли, разговоры и маки на месте выкорчеванной пшеницы? Беззаботность за счёт Иохима?.. Нет, ты просто боишься реальности, боишься своей человеческой жизни.
  - Мой дом, мой путь, мои мысли - единственное, что меня оживляет. И да, я боюсь, - медленно кивнула Диана. - Реальная жизнь ударила меня очень сильно, показала, что я только причина. Рождённые зря - так называют людей, кто появились на свет, чтобы промелькнуть на фоне чьей-нибудь жизни, стать частью общей картины, деталью события, затухающей нотой значительного финала.
  - Знаешь, а ведь на Тоте хватает людей кроме тебя, - вздохнул Итон. - Пусть их немного и живут они друг от друга за сто километров. Мне кажется, тебе просто нравится считать себя слишком особенной, забивать себе голову и не думать о будущем, будто в этом и есть какой-то особенный смысл. Так вот, смысла нет никакого. Будущее очень скоро настигнет тебя и придётся решать, а из-за упущенного времени решать станет намного сложнее. Просто знай, что неправильные мысли приводят к неверным поступкам, на этом можно потерять самое драгоценное время жить.
   Диана выслушала его, рассматривая носки своих летних туфель, и улыбнулась.
  - Да, всё будет гораздо сложнее. Зато трудная жизнь - счастливая, она дарит счастье не думать. И человек никогда не будет одинок по-настоящему, если останется совершенно один. Если он совершенно один, ему незачем надеться на встречу с другими. По-настоящему одиноким человек становится в час, когда рядом безразличные к нему люди. Порой, сто километров - путь гораздо более близкий, чем человеческое понимание. По правде сказать, я ведь тоже безразлична тебе. Верно, Итон?
   Диана обратила глаза, ожидая его отрицания, может даже мечтая об этом. Но Итон не мог признаться в том, чего не было. Каждый раз, когда речь заходила о чувствах, перед ним стояла Анка. К странной девушке с Тота он испытывал не любовь, а скорее патологический интерес. И ещё - сострадание, как к лишившемуся ног человеку, который не сможет без чьей-нибудь помощи жить самостоятельно, и как бы ни был зол на судьбу, будет вынужден зависеть от внимания других.
  - Верно... мы друг другу никто, - догадалась о невысказанном Диана. - Не надо спасать меня только из человеческой солидарности. У нормальной личности есть куда более важные, призывающие к жизни дела: экзамены, поступление в высшую школу, спорт-грайвы и любимая девушка на Земле. В твоей жизни нет места случайностям, а я случайность, Итон. О таких, как я, повстречав на пути, забывают, или стараются поскорее забыть, занимаясь своими делами. Зачем помнить нечто пустое, дурацкое, не способное себя прокормить, пусть и обречённое вечно выращивать еду для других.
   Постепенно пришло осознание, что чересчур наивно было рассчитывать изменить Диану одним разговором, пусть и на месте её бывшего дома. И всё-таки он ощущал странную тягу к единственному человеку на Тоте, живущему не своей жизнью, потому что сам, пусть и временно, оказался на том же пути. Дела Симеона, планы Саши, замкнутость Виктора были чужды его собственным взглядам. Разница между ним и Дианой заключалась лишь в том, что он скоро вернётся на Землю, к гонкам, друзьям и учёбе, а Диана останется здесь. Лишь по одной этой причине он не оставлял попыток вернуть её и оглянулся на тополь.
  - Сомневаюсь, что люди, посадившие единственное на спутнике дерево и преодолевшие все препятствия ради этого, захотели бы, чтобы их дочь осталась без будущего. Тебе нужно заняться каким-нибудь делом, всё равно каким: учиться, работать, завести семью, воспитывать детей... даже возделывать поля, ну и что? Человеку необходимо что-нибудь делать, чтобы вырваться из круга собственных мыслей, что-нибудь, на что получится опереться в будущем, в чём можно найти утешение в бедах. Нельзя оставаться с мыслями один на один, нельзя допускать, чтобы на целой планете не нашлось ничего, что могло бы стать твоим смыслом жизни.
  - Или не нашлось никого... - отвернулась Диана. - Но жизнь не сказка, и принцы не прилетают на спутники ради спасения сумасшедших принцесс. Прости, что заставила тебя позаботиться о себе, Итон, мне этого отнюдь не хотелось. Я дала жизни время. Если в ней ничего не изменится, тогда жизнь не справилась. Как много бы ты отдал за шанс, чтобы встретить на пути чудо, чтобы попытаться с ним хотя бы заговорить?
  - Наверное, очень многое... - решил Итон, что разговор подходит к концу.
   Диана поднялась, стряхнула с платья пшеничные зёрна и пошла по протоптанной в поле тропе, но спустя всего десяток шагов обернулась.
  - Твои родители тоже не хотят плохого будущего для тебя?
  - Конечно не хотят. Девяносто четыре балла - это достижение не очень, но не для них, а для меня. Жизнь, как и любовь, надо возводить по кирпичику. Слишком нечасто выпадают счастливые случаи, что могут всё изменить. Школа, экзамены, увлечения и работа - всё это человеческая проверка на прочность: такая же важная, как и первое признание в любви, близость и решение остаться с дорогим тебе сердцем.
  - Верно... - задумчиво согласилась Диана. - Родители всегда хотят для нас самого лучшего, и, чтобы поставить нас на ноги, готовы на всё. Только вот цена этой жертвы оказывается порой непосильной. Что будет, если твоё завтра, которые ты старательно складываешь по кирпичику, неожиданно рухнет? Что случится, если девяносто четыре балла никогда не превратятся в сто тридцать?
   Её слова больно задели Итона. Диана спрашивала напрямую, не сводя с него серых, как ноябрьское небо, глаз, и в этих глазах отражалась пустота пшеничных полей и сам Итон возле единственного дерева Тота. Что будет, если он не успеет стать личностью и все планы останутся недостижимой ступенью?
  - Мне придётся выбирать и принимать непростые решения, - задумался он. - Расставаться с привычным образом жизни, пожертвовать интересами. Быть может пойти по пути, которого я совсем не хочу. Но такова жизнь человека: чтобы сохранить её, мы должны делать то, чего никогда не хотели.
  - Значит, будешь давить, как Симеон? Тоже захочешь укрепить свою судьбу на все три метра? - улыбнулась Диана.
  - Мой дед не такой уж плохой человек, - вернул ей улыбку Итон. - Он суров и практичен, но совсем не жесток. Симеон переживал за тебя, ведь это его идея поговорить с тобой на месте твоего бывшего дома.
  - Симеон?.. - улыбка спала с лица Дианы, в глазах зажглось беспокойство. - Так вот оно что...
   Она обернулась и бросилась к велосипеду.
  ***
   Когда Итон выбежал на дорогу, он не застал ни Дианы, ни велосипеда. Она знала Тот гораздо лучше него и скорее вернётся домой через засеянные высоким сортом поля. В сгущавшихся сумерках ничего иного ему не оставалось, кроме как пешком возвращаться к брошенному вдалеке грайву. Карта из сплошных жёлтых квадратов мало могла помочь. Чтобы хоть немного сократить расстояние, Итон решил пересечь последние поле наискосок.
   Плотные стебли недружелюбно хлестали его колосьями по лицу и одежде. Чтобы не потерять направление и не заблудиться среди километров полей, Итон никуда не сворачивал и настойчиво пробивался вперёд через заросли. Внезапно в воздухе запахло озоном, он явственно ощутил, как на голове приподнимаются волоски. Примятые стебли пшеницы начали расправляться, колосья будто тянуло к ночному небу на невидимой нити. Навалился тяжёлый, сотрясающий тело и неприятно отдающийся в животе энергетический гул. Итон замер, вслушиваясь в шелест и пощёлкивание оживших растений.
   Исполинская тень заслонила собой звёздное небо. Гигантский рыжий комбайн с выключенными габаритными фарами проплыл настолько близко, что Итон разглядел вращающиеся под брюхом машины жатвенные механизмы. Но жатва должна была начаться только через два дня! Комбайн заглатывал попавшие в его чрево колосья, под днищем что-то ритмично вспыхивало, после чего сверху сыпался град обугленных дочерна зёрен.
   В воздухе стало не продохнуть от запаха гари, вокруг закружился дым вперемешку с хлопьями пепла. За минуту от нивы, по которой проложил путь комбайн, не осталось ничего, кроме чёрной обездоленной полосы. Но, самое страшное, машина ползла в сторону дома Калугиных. Комбайн набирал ход, и у Итона не бело ничего, чтобы его задержать. Ничего, кроме отданного Симеоном планшета.
   Втаптывая на бегу обгорелые зёрна, он догнал комбайн, ухватился за металлическую скобу на корме и начал взбираться к аппаратному отделению. Комбайны Тота управлялись дистанционно, при помощи заложенной в бортовой компьютер программы. Сбой в системе мог привести к аварии, а неумелое программирование и вовсе стать причиной трагедий.
   Итон карабкался вверх по обшивке к следующей линии скоб для технического обслуживания. Рядом тянулись поручни для карабина страховки. В обычное время ремонт комбайнов проводился в депо, исключительно в деактивированном состоянии. Попытки оседлать огромную сельскохозяйственную технику во время работы грозили закончиться скверно. Итон посмотрел вниз, и голова закружилась от высоты, на которую он уже смог подняться. Пшеница под днищем тонула в облаке смолянисто-чёрного дыма. Когда до аппаратного люка оставался какой-нибудь метр, комбайн резко подскочил вверх, возможно напоровшись на что-то, Итон не удержался и полетел под жатвенные ножи.
   За миг до падения ему удалось схватиться за последнюю скобу. Ноги обволокло жарким дымом, одежду и волосы изжалили искры, гарь забила дыхание. Напрягаясь до боли, он перехватил скобы и подтягивался снова и снова, пока не нащупал ногами опору. С великим трудом ему удалось вскарабкаться обратно к аппаратному люку. Он поднял крышку, в глаза тотчас ударил нервный мерцающий свет зелёных светодиодов.
   Комбайн резко качнуло, но на этот раз Итон был готов к неожиданностям и схватился за люк, и тогда его взгляд обратился к полям. Впереди показались очертания дома Калугиных. Комбайн на полной скорости мчался на его белые стены, попутно сжигая десятки тонн созревшей пшеницы.
   Итон подключил планшет к бортовому компьютеру, на дисплее немедля вспыхнула череда предупреждающих о столкновении надписей. Автоматика заблокировала управление, решив, что комбайн попал в катастрофу. Программа пыталась спасти его и взяла контроль на себя. Чтобы отключить блокировку, необходимо было прописать ряд команд в системную консоль. Дрожащими пальцами Итон начал вбивать нужные комбинации букв и чисел, требуя немедленного подчинения от машины. Сознание цепенело, он лихорадочно сосредоточился на одном единственном деле, боясь оглянуться на дом, на горящие окна первого этажа, и только мысленно представлял, как с грохотом сложатся стены и с треском обвалится крыша.
   Комбайн металлически лязгнул, натужно заскрипел рыжим металлическим телом и сбросил ход. Какое-то время гравидвигатели ещё тащили его по инерции, пока передняя кромка жатвенного механизма не замерла перед дремавшими в душной августовской ночи маками.
   В глубине фиолетового горизонта заблестели голубые вспышки специальных сигналов. В сумерках показалось несколько быстро летящих к усадьбе грайвов. Но быстрее всех к дому примчался грайв тёмно-зелёного цвета. Стоило машине остановиться, как из неё выскочил встревоженный Виктор.
  ***
  - Когда человек рождается, смерть собирается в дорогу. Когда человек рождается, смерть собирается в дорогу. Когда человек рождается...
  - Убийца! Уби-йца-а! - вопль Златы Собатской прибавил ночи пронзительных звуков. Гудели встревоженные соседские голоса, из полицейских машин доносились хриплые переговоры по связи. Злату с трудом удерживали её старшие братья, иначе бы она накинулась на Диану, которую как раз выводили из дома в сопровождении полицейских. Бирюзовое платье забрызгала кровь. В прозрачном пакете в руке офицера лежали садовые ножницы.
   Случилось первое убийство за всю историю Тота. Никто не мог ожидать, что на мирном сельскохозяйственном спутнике разразится трагедия. Но причину, казалось, быстро нашли.
  - Девчонка совсем сумасшедшая, - с уверенностью шептались собравшиеся возле дома соседи. -Бормотала вечно чего-то себе под нос, ни о чём толковом с ней не поговоришь. Всех чуждалась, злая, не наша. У такой рука точно не дрогнет человека зарезать. Нелюдимая - значит не любит людей. Кто же знал!
   Злата вновь закричала, когда из дома Калугиных вынесли запечатанное в пластиковый мешок тело. Она кинулась к медицинской команде и её слёзы ещё более омрачили лица людей. Симеон и Виктор брели за медиками. Дед ссутулился, будто за одну ночь постарел на многие годы. По покрытому тёмным загаром лицу Виктора катились крупные слёзы.
   Дойдя до полицейского грайва, Диана оглянулась на фермеров и вдруг рассмеялась. Среди сдержанного гула сирен и перешёптывания соседей, её смех прозвучал особенно резко, почти что безумно. Но натолкнувшись глазами на Итона, она оборвалась. Полицейские усадили её внутрь жёлто-синей машины, а она всё не сводила с Итона глаз, и повторяла что-то снова и снова, чего он не смог разобрать по губам.
  - Ещё смеётся, дрянь, - проворчал кто-то из ближайших мужчин. - Ей богу ведьма, полудница. Ничего, будущее ей теперь обеспечено, лет на десять, в камере, на Земле.
   Голубые огни полицейского грайва улетели по белой дороге. Итон смотрел ему вслед, в ушах по-прежнему стоял смех Дианы, вспомнился её сероглазый взгляд посреди пустоты залитых солнцем полей. Гораздо проще было думать о ней, как о безумной, и попытаться забыть, нежели понимать.
  'Ей страшно...', - подумал Итон. - 'Ей сейчас очень страшно'.
  ***
   Через два дня началась жатва: жаркое время, когда комбайны обрабатывали сотни тысяч гектаров полей. Машины придерживались заранее заложенного в них курса и ни на метр не отклонялись от границы наделов. В эти дни за ними следили особенно тщательно. Слухи о произошедшем на Тоте убийстве постепенно обрастала подробностями. Стало известно о разлитом в доме Иохима горючем. Теперь люди обсуждали не только Диану, но и семью Симеона. Не важно, что на Тоте жили всего сто двадцать три человека, причём на значительном расстоянии друг от друга, во время жатвы землевладельцы ездили между полей, встречались и обсуждали страшную новость.
   Полицейское отделение на спутнике состояло всего из двух патрульных и офицера. Полицейские взяли показания у Виктора, Симиона, и у всех соседей Калугиных. Итона допросили одним из первых. Он подробно рассказал им обо всём, что знал, за исключением подслушанного им разговора между Симеоном и Сашей. На вопрос, что происходило внутри дома Калугиных до прибытия полицейских, он тоже ответить не смог. Офицер расспросил его и про встречи с Дианой, и об отношениях с Иохимом, также о том, что Итон делал в день совершения убийства вблизи усадьбы. Покидая его кабинет, Итон не нарочно задержался у двери и услышал, как в разговоре с коллегами офицер сетовал, что дело Калугиных придётся передать на доследование Земле.
   Не меньше забот доставили полиции Тота и поиски самого Иохима. В день, когда случилась трагедия, он не вернулся с полей. Патрульные тщательно обследовали десятикилометровую полосу выжженного зерна, затем ещё сотни гектар близлежащих угодий, но не отыскали следов последнего родственника Дианы. Что с ним произошло и куда он исчез - оставалось загадкой. Предполагали, что слабое здоровье Иохима в конце концов подвело его во время подготовки к сезону жатвы. От нынешней сдачи зерна для Калугиных зависела судьба фермы, но по иронии судьбы пшеница на этих полях так и оставалась неубранной. Горячие ветра Тота клонили отяжелевшие колосья к земле, постукивали в опечатанные двери фермы, касались маковых лепестков и еле слышно шептали в ветвях единственного на спутнике тополя.
  ***
  - Ты скоро уедешь от нас, знаю, - проговорил Симеон, покачивая трубкой в руке. Итон с трудом узнавал своего деда. Симеон осунулся, щёки покрылись серебристой щетиной, под глазами набрякли мешки. Всю заботу о жатве он переложил на плечи своего сорокалетнего сына. Симеон не появлялся в полях, проводя дни на крыльце и молчаливо взирая на ещё неубранную пшеницу перед усадьбой. Это было так на него не похоже, что никто из семьи не смел вырвать его из раздумий. Каждый старался заняться своими делами. Итон готовился к пересдаче, штудировал заложенные в школьный планшет учебники. Виктор не появлялся в доме с рассвета и до заката, а когда всё-таки приходил, молча ужинал и ложился спать в своей комнате.
   Дом затих, замолчал. Разговор в столовой, на который дед позвал Итона, стал первым за всё время после убийства. Итон внимательно слушал деда, сидя в кресле на против.
  - Ты говорил с матерью по видеофону? Я слышал... но не подслушивал, - предупредил Симеон.
  - Да, я рассказал ей, что случилось, - кивнул Итон. - Она хочет, чтобы я скорее вернулся на Землю. Даже готова сама за мной прилететь.
   Дед пристально и задумчиво поглядел.
  - Как здоровье у матери? Мне показалось у неё слабый голос.
  - На Земле здоровье стоит дорого.
  - Конечно, только благодаря ей ты учишься в хорошей школе, а не занимаешься делишками своего проходимца отца. Но ты ведь не можешь бесконечно рассчитывать на неё. Беда родителей в том, что они вовсе не вечные, пусть от них зависит и ваше будущее.
   Он не сводил покраснелых глаз с Итона. В доме гудела энергосистема, ни одного звука больше.
  - Всё совершённое мной тоже было сделано ради вашего будущего. Я отдал Тоту свои лучшие годы, потерял жену, поступился судьбой дочери. Маленький выжженный шрам на лице этого круглого ублюдка - невеликая плата за это. Кто же знал, что в ответ мне придётся пережить ещё более страшный удар, кто мог предсказать, что болтающая безобидную чушь девчонка вонзит садовые ножницы в моё будущее. Выходит, когда жизнь прижала, она поступила, как и любое человеческое дитя: пустила кровь, - на потухшем лице Симеона проступила улыбка. - Они все, все такие, кто сторонятся нормальной жизни: убийцы, которым ещё не представился шанс убить. Я ненавижу твою Диану, ненавижу за смерть в моём доме, за то, что плоды моих рук канут в туне. Виктор один не справится с фермой, он неправильно мыслит, неправильно воспринимает Тот. А если и справится, то завещать дом будет некому, знаю.
  - Что ты хотел сделать с фермой Калугиных? - не вытерпел Итон.
  - Я? Ничего не хотел, - вяло улыбнулся старик опять, но внезапно измученно сморщился. - Хотел, чтобы всё было по справедливости, чтобы на спутнике жили лишь те, кто хочет заниматься зерном. Разве это так плохо - поступить правильно, устранить все сомнения, пусть и поторапливая неминуемое? Калугиных всё равно вышвырнули бы с Тота, не с этим урожаем, так с следующим. Жизнь Иохима Калугина не сложилась. У него не осталось ни достойного наследника, ни будущего на Тоте, а у меня было всё. Но даже сейчас, когда судьба будто повалила тебя на лопатки, можно выправиться.
   Симеон замолчал, давая осмыслить только что сказанное.
  - Оставайся на Тоте, - наконец предложил он. - К чему тебе возвращаться? Ты не так уж хорош для Земли: средний балл, пересдача, самовлюблённый мошенник отец. Что ждёт тебя там? Работа в отравленном воздухе, болезни и неудачи, одиночество под конец, бедность? Ты ведь ничего не достигнешь на гонках; хорошо, если останешься цел. Твоё будущее на планете скрыто за густым смогом, а на Тоте ясно как день. На спутнике у тебя будет огромный кусок своего мира, честная жизнь, крепкий дом и человеческое уважение, пустишь корни на все три метра, знаю. Останься.
  - Зачем?
  - Чтобы быть счастливым, - ответил дед.
  - Зачем?
  - Разве не в этом главное стремление человека? Достойно идти самой лучшей дорогой, которую проходили и до тебя, и пройдут после тебя такие как ты, рождённые жить не напрасно. Пусть по-своему, пусть в иные времена и с другими заботами, но это самый правильный путь из возможных.
  - Зачем?
  - Да чтобы я здесь один не подох! - взревел Симеон. - Мне нужен тот, кто наследует, кто позже оставит после себя, хоть немного, но приумножив, кто станет важным для жизни не на лживом виду, а по-настоящему!
  - Зачем? - процедил Итон, выдерживая напор и взгляд деда. Симеон озверело секунду смотрел, но затем догадался и хмыкнул.
  - Вот оно что... нашёл у кого мудрости набираться. Хотя в прочем... - стиснул мундштук он жёлтыми прокуренными зубами. - Я не позволю ей закопать моё будущее. Сделать так - вдвойне проиграть. Оставайся на Тоте, и я обещаю устроить так, что обвинения с Калугиной будут сняты.
  - Это не в твоей власти.
  - Ты думаешь? - приподнял брови дед. - На Тоте никто не хочет убийства. Хотят, чтобы его вовсе не было, чтобы всё стало, как прежде. Фермеры стали чаще говорить о несчастном случае, неисправном комбайне. Нашлись даже те, кто оправдывают Калугину. Полицейские допросят её, но, ты же знаешь, от девчонки ничего не добьёшься, она скорее наведёт ещё больше мути, запутает, когда в деле и так слишком много неясностей. Свидетелей нет, Иохима поглотили поля, ты тоже мало что знаешь. Вот увидишь, полицейские снова придут ко мне. И я расскажу им, что мы с Сашей и Виктором видели со стороны, как комбайн пошёл по наделам Калугиных, но не сумели отключить его дистанционно из-за блокировки системы. Саша и Виктор помчались на грайве предупредить Иохима, но его на ферме не оказалось. В доме было темно, Саша задел канистру с топливом, упал и напоролся на садовые ножницы. Виктор всё подтвердит, под присягой поклянётся в чём хочешь. Останется лишь убедить соседей, что Иохим по слабоумию хранил топливо в доме. Я сам натолкну людей на очевидную мысль, что старик чуть не устроил пожар и что они до того не раз видели канистру на кухне. Диана хотела помочь, выдернула ножницы из раны, отсюда и кровь на одежде. Тебе останется только дать правильные показания, ведь ты первый приехал на ферму. Скажи, что Виктор уже был там и всё случилось именно так, как я сказал.
   Итон поражённо воззрился на деда, даже решив, что тот обезумел.
  - Не веришь? - лукаво прищурился Симеон. - А ведь если я заявлю, что Диана пыталась спасти Сашу от смерти, если его родной отец подтвердит, то её простят все, даже Злата Собатская, и обвинения будут сняты. Никто не хочет, чтобы на Тоте случилось убийство. На Земле этого не хотят ещё больше. Двери здесь не запирают, потому что не ждут к себе зла. Соглашайся и оставайся на спутнике.
  - А если я решу всё иначе? - с нажимом ответил Итон. - В ночь перед убийством я слышал ваш разговор. Вы говорили о поджоге дома Калугиных, и я могу дать показания полицейским. Диана совсем не убийца, она защищалась от Александра.
  - Разве ты слышал слово 'поджог?'.. - переспросил Симеон, но задумался. - Даже если её полностью оправдают, то вышвырнут с Тота за недостачу зерна. Без Иохима хозяйство развалится, знаю. Своими показаниями ты погубишь нашу семью и нас вышлют на Землю, а там я долго не выдержу.
   Итон с растущим негодованием смотрел на морщинистое лицо деда. Каждое слово Симеона словно окружало его глухими стенами.
  - Будущего у Дианы Калугиной без тебя нет никакого, знаю.
  - Ты не за неё просишь, а за себя, - процедил Итон. Дед уколол его взглядом.
  - Нет, мой мальчик, за всех.
  - Я не останусь. Меня ждёт Земля, пересдача и высшая школа. Моя жизнь на планете, а не среди безлюдных полей. Не проси.
   За окном зашумела пшеница. Ветер словно подслушивал их разговор и задул крепче. Итона пробрала дрожь, даже голос запрыгал, но он всё-таки договорил.
  - Ты прав во многом, но насчёт нас с Дианой ошибся: она вовсе не так мне дорога. Зачем мне жертвовать ради неё собственной жизнью?
  - Ты отказываешься напрасно, - вместе с ветром сказал Симеон. Итон вскочил и вышел прочь из столовой.
   В этот день он гнал грайв на таких скоростях, что скошенные поля размылись в сплошное сине-жёлтое марево. Жара расплавила горизонт, вязкий воздух мерцал. Но, как бы сильно Итон не ускорял грайв по дороге, от мыслей не скрыться. Земля, привычная жизнь, Анка, катастрофа на гонках, Диана, предложение деда и разбитые на Тоте судьбы - ни в чём не было справедливости до конца, не было единственно верной дороги, по которой можно идти без оглядки.
   Внезапно из горячего воздуха перед ним вынырнул белый грайв, подрезал Итона и ослепил его красным сиянием стоп-сигналов. Бортовой компьютер издал аварийный писк, машина Итона устремилась к обочине. В последний миг он успел ударить по тормозам, остальное докончила автоматика. В кокпите запахло палёным, как тогда, на гоночной трассе Земли. Трясущимися руками Итон сдвинул фонарь и выбрался на дорогу, но подрезавший его грайв исчез. Дорога оказалась абсолютно пуста. Вокруг, сколько хватало глаз, раскинулись скошенные поля. Океан безветрия и жары слепил чувства.
  - Хватит, - сорвалось с пересохших губ Итона. - Хватит с меня этого проклятого Тота!
   В волнах дрожащего воздуха он заметил вдали переливчатый силуэт. Ноги сами собой понесли его в сторону, где над полем подрагивало нечто зыбкое. Итон шёл по пружинящей под ногами соломе, всё ускоряя шаги, пока не добежал до знакомого места.
   Возле тополя не росло ни одного целого колоска, вокруг только уложенные правильными спиралями стебли - след от гравидвигателей комбайна. Август заканчивался, вместе с ним обрывалось и пребывание на Тоте.
   Он уедет. Он непременно вернётся к обычным проблемам, решение которых и составляет привычное человеческое существование.
  - Это на прощание... - подошёл Итон к тополю. - Даже не желая ничего выбирать, ты всё равно выбираешь. Судьба складывается не только из кирпичиков дел, но и мыслей, что готовят нас к главным поступкам. Случайная встреча, открытая истина, поворот, неиспользованный вовремя шанс - всё это могло навсегда изменить наше будущее или разрушить его до основания. Чтобы не считаться безумцем, нужно идти по пшеничной дороге, как можно меньше задаваясь вопросом: 'Зачем'? Пока есть куда двигаться, идёшь в правильном направлении.
   Итон коснулся ладонью шершавой коры и почувствовал неглубокие бороздки под пальцами. Только теперь он увидел вырезанные на стволе буквы 'Д' и 'К' и дату шестнадцатилетней давности. За ними стояла черта и ещё одна дата, в которой проставили только год - следующий, ещё не наступивший.
  'Я дала жизни время. Если в ней ничего не изменится, тогда жизнь не справилась. Как много бы ты отдал за шанс, чтобы встретить на пути чудо, чтобы попытаться с ним хотя бы заговорить?'
  ***
   В утренний час в зале ожидания космопорта было немноголюдно. Прибытие очередного шаттла с Земли давно не вызывало ажиотажа на Тоте. Каждые четыре дня на орбиту выходил регулярный корабль с загруженными на борт припасами и оборудованием для фермеров. На разгрузку и дозаправку уходило не так много времени. После этого наполненный пшеницей корабль отправлялся на Землю. Большинство операций выполнялось автоматически, но перед самым прилётом у посадочной полосы то и дело сновали оранжевые комбинезоны немногочисленных служащих.
   После давящей жары пшеничных полей, космопорт показался Итону куском тающего на солнце льда. Внутри облицованного белоснежным пластиком безлюдного зала царила прохлада. Под балками едва слышно работали кондиционеры, так что и куртка пришлась весьма кстати. Итон дожидался посадки на рейс, заняв одно из синих пластиковых кресел и поставив дорожную сумку у ног. На соседнем месте сидел отправленный проводить его Виктор.
  - Тебя кто-нибудь встретит?
   Итон оглянулся на обычно немногословного родственника. От застёгнутой под самый воротничок рубашки Виктора пахло успевшим набившим оскомину одеколоном. Этот прилипчивый запах сопровождал Итона весь путь от самой усадьбы до космопорта и превратился в своеобразный символ отъезда со спутника.
  - Мать обещала прилететь встретить меня. Она очень беспокоится из-за того, что случилось.
  - Ты ни в чём не виноват, - покачал головой Виктор. - Симеон просил, чтобы я подыскал какой-нибудь способ или слова, чтобы оставить тебя. Но я говорю: улетай. Так будет правильнее: улетай и живи своей жизнью. Знаю, уехать отсюда бывает непросто. К полям... привыкаешь, здесь спокойнее, душой с ними срастаешься, руки не опускаются. Это честная жизнь и очень хорошая. Но всё равно улетай.
  - Мне в полях спокойнее не стало, - признался Итон. Загорелое лицо дяди с пониманием качнулось.
  - А они и не должны творить людям зло. Они - благо. Многие уезжают отсюда в такой же хандре, совсем не могут здесь находиться, сердце им сосёт, душу. Таким с Тота уехать, как из полымя вырваться. Очень уж сильно на жизнь они обижаются, что не додала им и обессудила. Таких Тот без всяких особых причин отпускает.
   - Конечно, зачем ему лишние люди? - полушутя ухмыльнулся Итон.
  - Нет, не лишние. Что ты! Но притягивает он других. Люди некоторые, как дети, - улыбнулся дядя будто своим воспоминаниям. - Замучают своими вопросами, что да к чему? А как подрастут, сами узнать захотят, зачем они на свет появились, какая в их жизни дорога. И вроде бы отвечаешь им, а всё равно как на чужом языке разговариваешь, будто не с ними живёшь, а как на другой планете. На Тоте обживаются те, кто примирился с ним и успокоился.
  - Мудрые люди?
  - Какие уж мудрые! Ответов эти 'мудрецы' не сыскали, только вопросами задаются всё меньше, меньше разочаровываются, просто живут. Как милостиво бы было, если бы каждому от рождения ответы давались, зачем они есть. Но, слишком бы милостиво: после такого и не жизнь вовсе. Тот, кто ищет ответы, тот ещё не на пути.
   Вмонтированные в стену часы показывали две минуты до приземления шаттла. Итон слышал стук секундной стрелки и засомневался, о ком говорит Виктор, да и о человеке ли вовсе?
  - Саша не хотел... - сипло промолвил дядя и глаза его вдруг наполнили слёзы. - Так уж получилось. Так бывает получается у людей. Он испугался и... да может ли выдержать один человек сомнения целого Тота? Убийство - никакой не ответ - это ад, это мука. От мук ещё больше сомнений, и они уже не в душе - они властвуют над душой.
   Итона пробрало холодом, кажется, он стал понимать, что фермеры называли между собой 'несчастным случаем'. На Земле в такое конечно же никто не поверит. А он разве должен был верить?
   Зал ожидания содрогнулся от гула прибывающего корабля. Окна задребезжали под напором горячего воздуха, стальные балки под куполом заскрипели.
  - Мой рейс, - подхватил сумку Итон.
  - Подожди! - стиснул его за запястье Виктор. Из кармана рубашки он вытащил порядком измятый с облетающими красными лепестками цветок. - Не всё случается по нашей воле, поэтому никто никогда не поднимет руку на тополь. Возьми его с собою на шаттл, возьми непременно, в дорогу...
   Итон хотел спросить, но вопрос застыл на губах. Он не хотел даже озвучивать вслух этот вопрос и отцепил руку дяди. В конце зала раздались шаги только что прилетевших. Итон скорей оглянулся, пытаясь встретить кусочек своей прежней жизни без напряжённой тревоги в глазах. Он мечтал вернуться на Землю, где солнце - это только закрытый смогом диск света, где миллионы дорог и миллиарды людей. В их понимании родная планета давно стала живой, и ничто более не заслуживало этого права.
   Улыбка быстро угасла. Итон увидел спешащую к нему девушку, чьи пряди волос из-под чёрного сияли красным. Ни при каких обстоятельствах она не должна была прилетать на Тот, её отдых на курортах Эдема был ещё не окончен. Рядом шёл высокий мужчина в элегантном костюме - его отец. Остатки уверенности оставили Итона. Отец никогда бы не бросил дела на Земле, чтобы встретить его на Тоте.
  - Итон... - дрогнувшим голосом поздоровалась Анка. Холодные пальцы коснулись его руки, он ощутил её нервную дрожь. Подведённые малиновой тенью глаза тревожно взглянули. Итон не отозвался и сразу повернулся к отцу.
  - Где мама?
   За воротами космопорта шумел ветер Тота. Дыхание спутника овевало дороги, касалось ферм и полей, шептало в листве единственного на поверхности тополя. Вокруг шаттла завивались клубы охладителя, шипели подключённые шланги. Анка успокаивающе щебетала, Виктор встречал новости так, как и полагается человеку с выгоревшей под солнцем душой.
  - Итон! Итон! Ты меня совершенно не слушаешь! - крепко сжала Анка его за пальцы. - Ты слышишь меня? - нахмурились подведённые малиновой тенью глаза. - Ну так что, полетели на Землю?
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"