Наша машинная цивилизация XXI века несовершенна: любой механизм (а особенно - электрический) после его рождения нуждается в так называемой "НАЛАДКЕ". Иначе он откажется работать. Это привело к появлению особой популяции специалистов, гордо именуемых "Наладчиками Систем Промышленной Электроники". Профессия эта хороша тем, что она всегда будет необходима (разве что, машины в будущем станут саморемонтируемыми и самовоспроизводящимися - в стиле бессмертного рассказа "Крабы идут по острову"). А кроме того, занятие наладкой приносит маленькие радости: можно бесплатно посмотреть мир.
Свою мечту о путешествиях каждый реализует по-своему. Одни покупают туры в Анталию, другие - их мало, это герои - в одиночку идут через Полюса и взбираются на Гималаи, третьи - просто смотрят Сенкевича. Наладчик же в силу своей профессии просто обречен на непрерывные "путешествия"- по своей, а чаще не по своей воле. Но все равно потом неприятности забываются, а воспоминания о газопроводах Сургута или о бункерах Байконура - остались на всю жизнь.
Много лет проработав наладчиком, я попытался рассказать об этой стороне своей инженерной жизни. Мои товарищи и коллеги, упомянутые в тексте, реальные лица. Пусть эти записки напомнят им нашу совместную работу в молодости...Надеюсь, что эти записки будут восприняты не только, как еще одни очередные мемуары, но, как искреннее свидетельство о нашем недавнем времени, как - осколок "зеркала нашей эпохи".
"СПЕЦПРИБОРЫ"* ПЛЮС ХИМИЗАЦИЯ* ТАМ, НА ШАХТЕ УГОЛЬНОЙ * ВПЕРВЫЕ В ЛИПЕЦКЕ * ЯСНАЯ ПОЛЯНА*ГАЗОПРОВОД СТАВРОПОЛЬ-МОСКВА* ЧЕРНОВЫЕ КЛЕТИ СТАНА "2000"* РЯДОМ С ГЛАВНЫМ КРАНОМ * ХАРЬКОВ. 6-я платформа * НА ТРЕХ ЯЗЫКАХ в КВАИСИ* КАМЫШ-БУРУН *ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА В САКСОНИИ * НА ЛЕБЕДИНСКОМ ГОКе * ЦEМЕНТ ЧЕРКЕССКА *ОПОРНЫЙ КРАЙ ДЕРЖАВЫ * БУДНИ ЗАВОДСКИЕ * КОСТАМУКША* ТЮМЕНЬ-ВОЛГОГРАД- ЧЕЛЯБИНСК- НОВОПОЛОЦК* СВЯЗЬ ПО РАДИО...СВЯЗЬ ПО РАДИО*КОТЫ, КОМАРЫ И ВЕРТОЛЕТЫ*
СТАНЦИЯ "АГАНСКАЯ"* "БОЛЬШИЕ П О Р А Т Ы"* КОСМОДРОМ*
НИЖНЕВАРТОВСК*АЛЬМЕТЬЕВСК-2*У ЦИОЛКОВСКОГО* В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ *ФОКИНО*ДРАЙВЕРЫ* ИСХОД
"СПЕЦПРИБОРЫ"
"Наука - это способ удовлетворять собственное любопытство за государственный счет"
(высказывание одного академика)
В Политехнический Институт меня привела смутная мечта о высокой науке, замешанная на Циолковском и Беляеве. Приехав в конце июля 1949 года из Ставрополя, я прямо с вокзала, не заходя ни в Университет, ни в Медицинский, добрался на "девятке" в ЛПИ и сразу же подал заявление на Электромеханический факультет. Получил койку в общежитии на "Прибытковской", и уже на следующий день уезжал на строительство Нэпповской ГЭС - это была одна из самых первых студенческих строек...
Прошло шесть лет. Я получил специальность "Инженера-электрика по электрооборудованию промышленных предприятий" и меня распределили на завод, именуемый "п/я 240" и расположенный в пригороде Ленинграда со странным названием "Металлострой". Как полагается радиолюбителю с большим (с 1945 г) стажем, я занялся разработкой измерительных приборов, необходимых заводу, но отсутствующих в продаже "по фондам". Для этого на заводе создали группу с обычным названием "Спецприборы". Нас было четверо: Юра Мурзин, Роман Маневич, Саша Смирнов и я. В помещении изоляционного 15-го цеха мы получили две маленькие комнатки со сверлильным и токарным станками, которые немедленно заполнили осциллографами, генераторами и прочими приборами (почему-то исключительно венгерского производства). Раз в месяц мы собирали по всем цехам заказы на любую аппаратуру или автоматику, заявок всегда было слишком много и мы, выбрав наиболее реальные, старались вовсю. Брались за все: за измеритель влажности формовочной земли и фотореле для наружного освещения, за индикатор короткозамкнутых витков в трансформаторах и толщиномер для гальванопокрытий , за ультразвуковой паяльник для пайки аллюминия, и даже ответственный заказ: коэрцитиметр для контроля железа Дубненского фазотрона. От нас требовалось только действующее "железо". По пословице: "Прибор должен работать не "в принципе", а в кожухе". Никому не нужна была и лишняя документация - только ясное и краткое техническое описание. Творческой и личной свободой, созданной в ЦЗЛ ее начальником Иосифом Островым, мы не злоупотребляли (разве что, каюсь, изготовляли как-то маски для подводного плавания из вакуумной резины и оргстекла, добытых в цехах) и еще - фотовспышки. Разработки становились все более фундаментальными: вместе с Романом Маневичем мы изготовили автомат для контроля микалентной изоляции и даже получили первое свое авторское свидетельство ; в цехе крупных машин высоковольтные обмотки уже проверяли при помощи импульсных генераторов, тоже изобретенных Романом; проектировалась установка для замены "египетского" труда обрубщиков литья - энергией высоковольтного разряда по идее изобретателя-политехника Льва Юткина...За консультацией и за редкими новинками (датчиками Холла , терморезисторами и т.п. экзотикой) я ездил в Университет, "Физтех" и в родной Политехнический, расширяя тем самым круг знакомых в мире ученых, а однажды вместе с Юрой Мурзиным мы впервые побывали на конференции по ультразвуку в Москве, которая проходила в Политехническом Музее: наша лаборатория начала заниматься дефектоскопией. После чего мы дерзнули даже на изготовление ультразвукового дефектоскопа "с круговой разверткой", по аналогии с радиолокатором .
Некоторое время я провел в полувоенном НИИ, куда меня потянула после трехлетнего обязательного срока работы жажда перемен и очередное увлечение возникающей на глазах цифровой электроникой. Я не ошибся. В НИИ в это время (1958-й !) спешно ковали ракетный щит, я занимался разработкой узлов вычислительного комплекса. Весь рабочий день я сидел с паяльником, уткнувшись в трубу осциллографа, проверяя только что придуманные узлы вычислительной машины. Все было чрезвычайно интересно, но - не было возможности что-либо опубликовать в открытой печати, угнетал режим секретности, и очень уж далеко было добираться до Суворовского проспекта из пригорода: больше часа трясся переполненный автобус по булыжникам "Обуховской Обороны". Я сдался и вернулся на родной завод и был сразу же направлен в совхоз им. Тельмана сажать капусту, а затем получил свою первую командировку в Киев на завод "Реле и Автоматика" за ультразвуковым дефектоскопом.
Первое техническое отступление. Аппарат был необходим для "прозвучивания" роторов турбогенераторов: перед фрезеровкой пазов надо сделать стальную многотонную поковку "прозрачной", найти и отметить в ней возможные раковины-дефекты.
Многотонный ротор диаметром около метра вращался на токарном станке, а я, расположившись вместе с дефектоскопом на суппорте, медленно ехал на нем вдоль ротора и всматривался в экран дефектоскопа, улавливая импульс от внутренних невидимых трещин. Тогда то и возникла идея - сделать круговую развертку, чтобы "видеть" поперечный разрез ротора (как это делают на современных томографах).
Процесс получения аппарата длился недолго. Через два часа я отправился с прибором на вокзал в камеру хранения. Несколько свободных дней я неутомимо ходил по Киеву, посетив все положенные туристу объекты, в том числе Лавру, мост Патона и Политехнический институт. Не рассчитывая на место в нормальной гостинице, я на несколько дней устроился в комнатах для приезжающих колхозников на центральном рынке "Бессарабка", что находится в самом начале Крещатика. В Киеве я встретил своего товарища, с которым учился еще в 3-й Мужской Средней Школе Ставрополя - Георгия Пигиду. (Он тоже окончил Политехнический, только в Киеве, и стал большим специалистом по шахтной вентиляции. Впоследствии Пигида стал кандидатом наук, написал книгу по вентиляции и перебрался в Алчевск-Коммунарск, да там и остался; вновь мы встретились много лет спустя, когда я приехал в Коммунарск: официально - на наладку тиристорных возбудителей на Металлургическом заводе, а на самом деле, чтобы повстречаться со старым товарищем ). Я вернулся, полный желания еще и еще побывать в этом городе, да и не только там...(А гостиничная неустроенность преследовала меня в течение всех будущих лет работы в командировках).
Первая серия дальних поездок наступила после того, как в нашей лаборатории "Спецприборов" был разработан и изготовлен уникальный по тому времени аппарат для измерения температуры роторов электрических машин ( надо было измерять температуру вращающегося ротора, причем - бесконтактно). Никто и нигде еще не делал ничего подобного для "мирного" применения. Зато в авиации, ракетах и космонавтике уже давно применяли радиотелеметрию. Я воспользовался этим опытом. И даже познакомился со специалистами по медицинской телеметрии в Институте Медико-биологических проблем, а затем - в Центре Подготовки Космонавтов. (Знал ли я тогда, что вторая встреча с космической техникой произойдет спустя почти 25 лет на 43-й площадке Байконура...) Сигналы из недр электрической машины шли по радиоканалу на средних волнах с импульсной модуляцией. Частота импульсов соответствовала температуре, которую измеряли термопарами. Приемный комплекс был сотворен полностью цифровым из так называемых "феррито-транзисторных" ячеек: тут я использовал опыт, полученный на работе в секретном НИИ. В комплексе, как в салате "Оливье", сочетались эти ячейки, лампы с холодным катодом (их я достал в ФИАН"е), лучшие по тем временам транзисторы МП-16 и первые в стране цифровые неоновые индикаторы, ( подаренные разработчиками из другого НИИ на Петроградской стороне). Т.к. ничего нельзя было приобрести официально, то большинство деталей мы добывали в недрах так называемых "изоляторов брака" многочисленных заводов и институтов ВПК. Несколько раз съездив в Москву "за консультацией" по схемным вопросам и доложив о своих цифровых приборах на конференции в Институте Автоматики Сибирской АН, я решился поступить в аспирантуру по теме "Радиотелеметрия". Стал ходить на лекции по философии в Университет, поступил на курсы немецкого языка при Академии Наук, в общем, приобщился к модному процессу получения кандидатской степени .
...ПЛЮС ХИМИЗАЦИЯ...
"Редкая рыба доплывет до середины Днепра..."
Тем временем настала суровая пора промышленных испытаний радиотелеметрического прибора. Конечно, сначала телеметрическмй комплекс проверяли в стенах лаборатории. Самую деликатную часть комплекса - передатчик - грели в химическом термостате до тропических температур, затем охлаждали в самодельном криостате, сделанном из пенопластового корыта, куда лили жидкий азот (на нашем заводе п/я 240 можно было достать Все !). Наконец, за неимением центрифуги и вибростенда, для проверки прочности передатчика я швырнул передатчик об стену, передатчик продолжал работать - он внутри был залит эпоксидом.
Команда испытателей из машинной лаборатории - Вера Гродская, Александр Каменецкий, Владимир Коваленко и я - направилась в Днепродзержинск. Город встретил нас букетом из незабываемых запахов окислов азота с сероводородом. Ветер дул, видимо, не в ту сторону. Было прекрасное, теплое, южное лето, не то что в Ленинграде. На проспектах никому не нужные росли фруктовые деревья. Мы объедались почти бесплатными фруктами, а ночью с Коваленко, нашим шефом, проникали через забор в плавательный открытый бассейн, где я проверял самодельную маску.
Чтобы передатчик не сорвала с ротора электрической машины центробежная сила, мы закрепили его на валу двигателя массивной стальной скобой, а термопары приклеивали к ротору и чеканили головки термопар в пусковую клетку синхронного двигателя: температура клетки во время пуска очень интересовала наших расчетчиков из КБ, которые до сих пор не имели опытных данных и пользовались только расчетами по методике Роберта Лютера, знаменитого шефа-консультанта Электросилы .
Второе техническое разъяснение. Двигатели переменного тока - синхронный и короткозамкнутый асинхронный - содержат подвижную вращающуюся деталь, называемую ротором. Во время пуска двигателя ротор постепенно разгоняется, его скорость увеличивается от нулевой до "номинальной". Вращающееся магнитное поле переменного тока статора индуцирует ("наводит") в металлических частях ротора переменный ток, его частота уменьшается по мере разгона двигателя. Взаимодействие магнитных полей от токов в роторе и "бегущего" поля статора создает ту силу, которая заставляет ротор вращаться и преодолевать сопротивление механизма. Для генерации мощного магнитного поля в роторе имеется система "демпферных стержней", в которых в основном и сосредоточены пусковые токи, обеспечивающие силу притяжения между ротором и статором. Во время пуска эти стержни буквально раскаляются. От действия высокой температуры они могут деформироваться . Поэтому так важно расчетчикам машин знать динамику температурного процесса в роторе.
Испытания нового компрессорного двигателя на химическом заводе шли своим чередом, множились рулоны термобумаги с записью температуры ротора; все уже адаптировались к "атмосфэре", уезжать из такого курортного (по нашим понятиям) города не хотелось. Я нашел безлюдное ( но зато усеянное стадами "божьих коровок") место на берегу Днепра и отдыхал там после испытаний в цеху, а однажды решил переплыть Днепр, чтобы было что вспомнить. Это оказалось нетрудно. Я плыл в маске и с ластами в зеленой теплой воде, похожей на ревеневый кисель. На том берегу было так же безлюдно. Я вернулся обратно. Все оказалось на месте (в смысле одежды). Было начало 60-х годов. Получив результаты температурных испытаний ротора, что раньше было недоступно в производственных условиях, расчетчики из конструкторского отдела нашего ЦКБ Крупных электрических Машин "вошли во вкус" и потребовали продолжения испытаний "в поле" и в как можно большем количестве, дабы проверить свои теоретические прикидки.
ТАМ, НА ШАХТЕ УГОЛЬНОЙ
"Верхние края шахты были одеты броней. Массивные цилиндры из стали опускались в нее по мере ее углубления...Двенадцать гиперболоидов пронизывали и расплавляли породу, струи жидкого воздуха мгновенно охлаждали ее, и она, распадаясь на мельчайшие частицы, попадала в черпаки элеваторов. Продукты горения и пары уносились вентиляторами" Алексей Толстой "Гиперболоид..."
В очередную командировку наша команда поехала в г.Шахтерск: там "на шахте угольной" нам предстояло исследовать работу мощного синхронного двигателя главного шахтного вентилятора: мы должны были измерить температуру демпферных стержней ротора двигателя при пуске. "Фирма" не пожалела денег на науку - на сей раз нас было уже пятеро: Люба Череватова, Гета Торопова, Коля Скороходов, Вася Мальцев и я. Двигатель на шахте "Виктория" разобрали: там уже ждали нас и готовились к испытаниям. Николай приготовил термопары для установка их в ротор. Жгут термопар мы прикрутили к валу двигателя, где был закреплен радиопередатчик. Он-то и передавал на "большую землю" сигналы от термопар, преобразованные в импульсы звуковой частоты. Неподалеку на столах мы установили радиоприемник, добрый старый ТПС-58 (очень тяжелый, однако), самодельный цифровой частотомер и самодельный самописец, который записывал сигналы передатчика на термобумагу. Пуск мощного двигателя - это всегда событие для энергетиков: подготовка высоковольтных выключателей, проверка защит, техника безопасности и постоянная тревога - вдруг эти безответственные "ученые" что-либо повредят и уедут, а нам оставаться и исправлять... Двигатель взревел и стал понемногу (мне показалось, что очень медленно) набирать обороты; я, дублируя самописец, записывал на листок быстро меняющиеся цифры частотомера, за гулом мотора почти не было слышно пронзительного свиста из радиоприемника. Рядом работали наши осцилографисты. Они записывали процессы в двигателе на ультрафиолетовую бумагу. После расшифровки всех записей мы обнаружили, что температура демпферных стержней существенно выше ожидаемой по расчету. Что-либо проверить возможности не было: либо расчетчики ошиблись, либо прибор врет. Проверить прибор я мог лишь в лаборатории у себя дома. Ничего необычайного не обнаружил, все было в пределах заданных погрешностей. От эксперимента польза была несомненная: расчетчики были вынуждены усомниться в непогрешимости своих методик, написание которых восходило к началу века и было освящено авторитетами. Тем более стала понятной необходимость дальнейших экспериментов. В шахту нас не пустили: большая загазованность, опасно. Лишь много лет спустя я все же побывал в угольной шахте в Караганде, честно - на вопрос: зачем? - ответив энергетику шахты, что - из любопытства. Помню до сих пор, похожий на узкую нору, штрек, куда я вползал, стукаясь каской о низкие крепления, машиниста, лежавшего на боку около комбайна, жару и духоту на глубине 700 м...
ВПЕРВЫЕ В ЛИПЕЦКЕ.
"Может ли железо сокрушить железо северное...?" Иер. 15, 12
На этот раз нас ожидала проверка температуры особо мощного и очень необычного двигателя: его ротор имел водяное охлаждение. К такой мере конструктора прибегают редко и неохотно, только под давлением суровой необходимости - вывести из ротора многокиловаттные пусковые потери энергии. Работа шла без затруднений: все административные вопросы быстро разрешал наш бригадир Лев Николаев, мы же, испытатели, делали свое дело: чеканили головки термопар в ротор, уже привычно крепили радиопередатчик при помощи здоровенной стальной оправки к валу двигателя, размещали приемную ферритовую антенну поближе к передатчику. И вновь нервное ожидание, пока энергетики подготавливают пусковую аппаратуру, разгон двигателя с уже знакомым воем и свистом, и снятие осциллограмм. Я уже мог на слух по звуку из радиоприемника примерно оценивать максимальную температуру. Расчетчики оказались "на высоте": их предположения близко легли на эксперимент. Я еще не знал, что очень скоро мне предстоит провести в Липецке почти год на наладке стана "2000" .
ЯСНАЯ ПОЛЯНА
"Ехали на станцию Щекино Московско- Курской ж.д. (5 верст от Ясной Поляны)..." И.А.Бунин
Много электрических двигателей работало в необъятном Союзе, прибор же был всего один, и поэтому я мог выбирать место новых опытов, сочетая "полезное с приятным". На этот раз очередной выбор пал на небольшую компрессорную станцию, затерянную на просторах Тульской области: зато рядом с ней находилась Ясная Поляна. Вместе с Вячеславом Камышевым мы отправились на станцию, чтобы и там замерить температуру пусковых стержней двигателя компрессора. К этому времени прибор был усовершенствован. Теперь для переключения очередной термопары не надо было останавливать двигатель: на конце вала мы установили коммутатор, который позволял переключать термопары на ходу. Опыты перемежались экскурсиями в Ясную Поляну. Посетителей было почему-то немного. Усадьба и парк выглядели безлюдными. Я нашел знакомую - по "Войне и миру" Бондарчука - аллею из вековых деревьев, переживших Войну, посидел на старинной скамейке, тоже музейной. Мы сходили на Щекинский химкомбинат, о котором в это время писала "Литгазета" и поносила за отравление атмосферы. Не повезло комбинату с соседством!
Слава Камышев, тоже Политехник нашего "лицейского" 1955-го года выпуска, недавно вернулся с Кубы, где работал советником по электрическим машинам. Он неплохо говорил по-испански, что однажды (вместе с его заграничной замшевой курткой) помогло нам в местном ресторанчике ввести в заблуждение персонал и получить хорошее обслуживание и полновесный бифштекс.