Дидье было отчего насторожиться: король зачастую отдавал приказания по грядущей охоте на ходу, иногда на Птичьем дворе, но первый раз вызвал его к себе.Переступая порог королевского кабинета, лишний раз мысленно перебрал в памяти причины, которые могли бы это вызвать, но ничто из происходившего за последние дни подобного не предвещало.
Его величество, скрестив длинные ноги в запыленных ботфортах, сидел со стаканом в руках возле разожженного камина, и отблески огня придавали королевскому лицу с нахмуренными бровями и сжатыми в ниточку губами воистину устрашающее выражение. На столике рядом валялась разворошенная стопка мелко сложенных бумаг, в которых охотник с ужасом узнал свои доносы.
Бухнувшись на колени прямо возле двери, опустив голову и прикипев взглядом к полу, содрогаясь от страха, ждал, когда на него изольется неминуемый королевский гнев, но обычно скорый на расправу король молчал, потягивая вино и уставясь на огонь. Прозвучавший через несколько минут неожиданный вопрос окончательно сбил с толку:
- В твоих доносах нет ни одного упоминания обо мне. Ты пишешь о всякой всячине, но о своем короле ни слова. Отчего же?
- В собственном государстве правитель может делать все, что угодно, не будучи обсуждаем. Никто не смеет знать больше, чем того пожелает первый после Бога.
- Так ты любишь меня, мой бедный Дидье?
Перехватившее горло помешало ответить, и охотник только несколько раз кивнул, по-прежнему не в силах поднять взгляд на хозяина.
- Мне сказали, что ты сам вызвался шпионить.
- Когда что-то делаешь под дулом приставленного ко лбу пистолета, тоже считается, что сам?
- Вот как?
Историю о пероннских злоключениях король выслушал со вниманием, уловив, что дата на помиловании появилась только после первой встречи с отцом Жозефом.
- Кардинал сообщил, что отправил тебя ко мне с рассказом о последних днях Люиня по приказанию моей матери.
Не найдя, что ответить, Дидье только пожал плечами.
- А если я прикажу тебя повесить?
- В собственном государстве его правитель может делать все, что ему угодно, - твердо повторил, подняв глаза.
Король невесело расхохотался и бросил лежавшие на столике доносы в огонь:
- Будь, по-твоему, этим бумагам там самое место.
Его величество в упор разглядывал своего сокольничьего, будто в первый раз его видел, надолго задержав взгляд его на лице.
- На что ты готов ради меня?
- Больше, чем на смерть.
- А на жизнь?
- Любую, какую прикажет его величество.
- Прикажу! Будь готов перейти на службу к моему брату.
- А...
- И продолжай то же самое, но я хочу знать все и обо всех.
- Как пожелаете, ваше величество.
- Я помню про твою жену. Живой или мертвой в моем королевстве ее отыщут.
Живой или мертвой! Король озвучил то, о чем Дидье старался не думать, всячески изгоняя из головы.
- В Сен-Жермене тебя найдут, твое вознаграждение я удваиваю.
Не вставая с колен, охотник приблизился и благоговейно поцеловал королевскую руку.
- Иди, готовься.
Так же, пятясь на коленях, покинул своего хозяина. Приказ готовиться воспринял буквально.
Посетив знакомый бордель, посулил баснословную награду за сведения об Анне-Шарлотте и Никакому, и своей блуднице, и принялся ждать.
Несмотря на позднее время в королевский кабинет явился молниеносно, мигом взлетев по лестнице и в пару секунд преодолев коридор, но постучать не успел. Тяжелая дубовая дверь неожиданно распахнулась, чувствительно угодив по лбу. В дверном проеме обнаружился молодой дворянин, как-то виденный на Малой королевской конюшне, недобро рявкнувший: ' Что тебе?'
Оторвав руку от гудящего лба и низко поклонившись, он почтительно оговорил побудившую тут возникнуть причину.
- Кто там? - послышался голос короля.
- Какой-то мужлан.
'Не считает нужным прибавить 'его величество?', подивился Дидье.
- Впустите его, Баррада.
Дворянин отворил дверь пошире и немного отодвинулся, но протискиваться пришлось мимо него. Даже влипнув спиной в косяк, не задеть поганца не удалось, и, получив кулаком в плечо, влетел в кабинет, опрокинув кресло - слава богу, пустое - прямо к ногам короля, терпеливо ожидавшего, когда мебель поставят на место.
- Выпороть его, - высказался шевалье де Баррада, пялясь злобными, как у разбуженного медведя, глазками.
- Всегда успеется, - дипломатично отозвался монарх и посмотрел на своего сокольничьего, сообразившего упасть на колени.
- Я проиграл тебя в карты, мой бедный Дидье, своему брату Гастону, теперь ты будешь служить ему. Неси службу достойно, не хуже, чем мне, и я останусь доволен. В Сен-Жермене явишься к главному ловчему, он будет предупрежден, и вот, держи! - король кинул увесистый кошелек.
Дидье ловко поймал подарок и, не вставая с колен, поклонился так, что почти дотронулся лбом до носков королевских сапог, на мгновение, замерев в таком положении.
- Все, иди!
Поднявшись на ноги, парень пятился назад, силясь рассчитать, сколько осталось до двери, чтобы не наткнуться на сердито сопевшего шевалье. Тот просто так ему уйти не дал, схватив за шиворот и выкинув в коридор. Пролетев добрую половину галереи, ругнулся про себя, понадеявшись, что их дороги с этим ублюдком больше не пересекутся.
Хотя принц охотился несколько реже младшего брата, будучи занят со своими учителями, но на новом месте работать пришлось вдвое больше. Его ставили и на соколиную охоту, и на псовую, будто главный ловчий не мог определить, где от Дидье будет больше толку. Парень свои знания, приобретенные из книг, показывать не стеснялся, отлично понимая собственную ценность: редко какой сокольничий обладает изрядными навыками псовой охоты.
Оглядываться на товарищей в Сен-Жермене не приходилось - было ясно, что доверительных отношений, как на королевском Птичьем дворе, выстроить не удастся, а всезнаек нигде не жалуют.
Поселили в комнате вдвоем, а не вчетвером, как большинство охотников, часть из которых них ютилась при самой псарне. Дидье подозревал, что занял место, на которое мог претендовать кто-то из давно тут служащих, а значит, заведомо не расположенный к новенькому. Улучая часы, когда сосед исчезал по ночам, вероятно, у девицы, служившей в самом замке, охотник смог регулярно составлять отчеты об увиденном и услышанном, незаметно оставляя в условленном месте.
На первой же охоте, к которой присоединился и король, неожиданно возникнув в Сен-Жермене всего лишь с парой дворян, принцу, и не только ему, стала ясна причина, отчего его брат проиграл своего старшего сокольничьего.
День был маловетреный, и, прежде чем спустить свою свору, охотник плюнул на палец и поднял его к верху, но определить направление, куда направить собак, не успел -со всего маху вытянули хлыстом, чудом не угодив по лицу.
- Собак против ветра спускают, - заметил король гневно раздувавшему ноздри шевалье.
- Так ветра нет! - не понял шевалье де Баррада.
- Почти нет, - терпеливо пояснил король.
- И?.. - продолжал недоумевать невежда.
Монарх молча отмахнулся и пришпорил коня вслед за рванувшей сворой. Любимец устремился за ним, обгоняя Дидье и едва не сшибив, по счастью, лишь обдав с ног до головы липкой грязью.
Двое дворян подошли к нему уже в Сен-Жермене. Один был знаком - из 'Conseil de vauriennerie' ('Совет негодяев') принца Гастона, бывший его комнатный слуга, а ныне друг-приятель, с кем брат короля не раз совершал беспутные поступки, за что неоднократно был наказан, и о которых потом еще долго судачили слуги.
Первый господский вопрос странным не показался: можно ли заподозрить, что собака бешеная, если на людей еще не бросается? Охотник заверил: опытный глаз больной пес в заблуждение не введет: в первую очередь животное не будет пить, может грызть несъедобные предметы, по морде побегут тягучие слюни, опасные тем, на кого попадут.
Другой вопрос удивил до чрезвычайности: можно ли натравить бешеную собаку на человека? Попытался втолковать, что если собака здорова, тогда она человека слушается, но охотничьи псы злобы к людям не имеют, и больное животное на охоту не пойдет, а просто перезаражает всю стаю через покусы. Риск же, что оно набросится, не на того, очень велик. Заодно, достанется тем, кто вздумает приказывать, так что, бешеная собака - орудие слишком опасное, неуправляемое и совсем непредсказуемое, а бешенство неизлечимо, и смертность от него - поголовная.
Разъяснения господам 'Негодяям' не понравились, ушли, переглядываясь, разочарованными, а Дидье отложил себе в памяти, что с ними надо держать ухо востро. Кто знает, какие проказы они замышляют, мало им будки сапожников поджигать? Это ж додуматься надо, на живого человека больную собаку натравливать, даже, кто и сам - как бешеный пес, вроде того шевалье, даром, что королевский любимец! Он, кто б сомневался, всем, кроме его величества, осточертел, а на дуэль не вызовешь, король осерчает. Потому и хотели пса натравить, чтоб от бешенства помер?
А почему ко мне с расспросами подошли? После того, как бесноватый урод меня чуть конем не стоптал? Вроде, как я через собаку отомстить захочу? Хитро придумали, это ж я виноватый буду, не они! А ничего-то у вас не выйдет, господа хорошие!
Бывшей хозяйке, время от времени гостевавшей в Сен-Жермене, охотник старался больше не показываться на глаза, твердо надеясь, что ему это удается, но повторное появление ее камеристки показало, как он был не прав.
Кокетливо улыбаясь, девушка поправила косынку, больше показывавшую, чем скрывавшую, и недвусмысленно уставилась на охотника, слегка прищурившись. Сосед, сделав вид, что намека не понял, предложил девушке вина, и та, раздавая авансы уже обоим, дала Дидье повод их оставить.
Выскочив в коридор, он понесся ко входу для замковой прислуги. Пробрался по лестнице и, шмыгнув в боковую дверь, тихо пополз по балкону к окну комнаты, обычно занимаемой герцогиней, полагая, что девушка, развлекшись или нет, с его соседом, побежит докладывать о провале своего поручения.
Звуки, доносившиеся из комнаты, заставили подумать о своей наивности - бывшей хозяйке было, явно, не до него. Прижимаясь к каменным плитам, охотник медленно сдал назад, намереваясь вернуться.
Чьи-то шаги возле выходящей на балкон двери соседней комнаты заставили вжаться в балюстраду. Он понадеялся, что в наступившей темноте его видно не будет, но, помимо своей воли, пришлось слушать отголоски любовной баталии, прервавшиеся еще задыхающимся нежным голосом:
- Вы не раз говорили, что любите меня, Анри, и готовы для меня на все, что угодно...
- Приказывайте же мне, любовь моя! - ответил голос конюшего принца.
Поморщившись, Дидье натянул шляпу поглубже, и какое-то время ему удавалось не слушать, но прозвучавшие имена короля, королевы и кардинала привлекли его внимание, заставив насторожить уши.
Речи герцогини, излагавшей любовнику подробности заговора, привели охотника в состояние крайнего возбуждения. Захлебываясь от охватившего его негодования, переходящего в ярость и презрение к негодяям, посягнувшим на короля и впутавшим в измену саму королеву, Дидье поймал себя на мысли, что если бы заговор касался только убийства кардинала, охватившие его чувства были бы куда спокойнее.
Планы заговорщиков выдать королеву замуж за брата короля, если с его величеством что-либо случится, кроме подлинного омерзения, вызвали желание что-то предпринять немедленно. Что еще он мог, кроме как написать очередной донос, который неизвестно когда попадет в нужные руки, возможно, дав время мерзавцам осуществить задуманное?
Попасть в Париж надеяться не приходилось: с тех пор как он появился в Сен-Жермене, у него не было ни единого дня отдыха, а самовольная отлучка свела бы на нет его пребывание у принца.
Немного уняв бешено колотящееся сердце, охотник стал внимательно слушать дальше, стараясь как можно глубже вникнуть в чудовищный замысел. Поняв, что до назначенного времени остается еще несколько дней, потихоньку улизнул из-под окна, оставив любовников предаваться своим развлечениям. В его комнатушке уже никого не было, и, поспешно набросав несколько строк, кратко, но четко обрисовывавших подслушанное, Дидье незаметно подкинул записку в условленное место. Наведавшись днем, убедился, что донесение забрали.
Накануне назначенного дня его и еще пару охотников отправили в Фонтенбло, что являлось частью плана заговорщиков: под видом охоты появиться у кардинала и, затеяв ссору, под шумок убить хозяина дома.
Проворочавшись всю ночь без какой-либо надежды незаметно улизнуть, поутру Дидье убедился, что его предупреждение услышано. Во Флери было полно охраны, и примчавшийся в дом спозаранку с собаками отряд дворян остался ни с чем.
По возвращении в Сен-Жермен он услышал о раннем визите кардинала, буквально поднявшем принца Гастона с постели. Дальнейшие события ускользнули от внимания охотника, и лишь известие о женитьбе брата короля заставило думать, что были взяты все меры к невозможности повторения заговора.
Арест графа Шале, кроме законного удовлетворения, других чувств не вызвал: поделом, ему, злоумышленнику! Насчет участи бывшей хозяйки Дидье и не сомневался - из воды сухой выйдет!
Женитьба принца Анжуйского, отныне ставшего Орлеанским, мало что изменила для обитателей Сен-Жермена, но принцесса быстро стала любима всеми, и преждевременную смерть молодой женщины после родов многие оплакивали совершенно искренне.
Отправленный в Фонтенбло для подготовки новой охоты ставший по весне старшим ловчим Дидье был переполнен осуждением: не прошло и месяца со дня похорон, но нечаянная встреча на мелёнской дороге вышибла из головы все мысли, кроме как об Анне-Шарлотте, и при первой возможности охотник отправился в нечасто посещаемый им теперь знакомый бордель.
От Никакого, встреченного все тем же вопросом, и с прежним ответом: о Шарло никаких известий, Дидье прошел к своей блуднице, затеявший обстоятельный рассказ о своем, о девичьем. Чтобы доставить ей удовольствие, некоторое время делал вид, что слушает. Эти мечты не являлись для него секретом: скопив на приданое, вернуться домой и выйти замуж, но в этот раз речи девушки были особенно проникновенными, а мечты казались планами на ближайшее будущее, что и заставило охотника задержаться в ее комнатенке после плотских утех.
У него создалось ощущение, что блудница кружит вокруг да около, толи, не решаясь что-то сказать, а то, примериваясь, как бы это ловчее преподнести. Парень дал ей возможность подобраться к самой сути. Наконец, опершись локтем на подушку и придвинувшись поближе, девушка решилась:
- Ты обещал хорошо заплатить за сведения о твоей молочной сестре, но, если я нечаянно ошиблась, ты все равно заплатишь, я ведь старалась?
Охотник молча сорвался с кровати и, схватив кошелек, вытряс добрую половину содержимого в молниеносно подставленные девичьи руки. Прижав деньги к груди, она удовлетворенно кивнула:
- Жди меня на углу Королевской площади, справа от Павильона Короля.
Опрометью проскочив меньше полулье и поджидая девушку, Дидье расположился в небольшом кабачке напротив. Завидев хрупкую фигурку, поспешил к ней, кинув хозяину монету для присмотра за лошадью. Указав глазами на угловой дом, девушка сделала знак следовать за ней и прошла к двери на лестницу для слуг. На стук открыла хорошенькая девица, чем-то похожая на спутницу Дидье, впустив вовнутрь. Приложив палец к губам, она взяла парня за руку и потянула в сторону главного входа в дом.
Пробравшись за ней в переднюю, он увидел уходящую наверх широкую лестницу с большим женским портретом на стене, и, приглядевшись, узнал свою жену. Анна-Шарлотта была изображена не совсем такой, какой Дидье ее помнил, но это, несомненно, была она.
Стиснув зубы, чтобы не издать ни звука, Дидье долго рассматривал портрет той, что была его женой. Решив, что он уже насмотрелся, служанка вытянула его обратно, к черному входу, и только тогда он решился спросить, кого же ему показали? Ответ: 'Хозяйку дома миледи Анну Кларик, вдову графа Винтера' не просто обескуражил, казалось, он выбил из Дидье душу, оставив вместо нее огромную черную дыру с обожженными краями.
Уставившись в одну точку остекленевшими глазами, охотник не мог произнести ни слова, а в памяти все мелькали картины их совместного с женой прошлого, теперь казавшегося нереальным, будто это происходило вовсе не с ними. Женщина с портрета выглядела чужой и откровенно далекой.
Когда его вывели на улицу, охотник махнул рукой, и, слегка пошатываясь, побрел к кабачку, где оставил лошадь, не оглянувшись на свою спутницу. Блудница недоуменно пожала плечами: радоваться надо, что твоя молочная сестра достигла таких высот и теперь непременно пригодится, как же иначе, всем бы иметь такие связи! Удовлетворившись тем, что свои деньги она получила, а дальше не ее забота, девушка направилась в обратный путь через Сену, оставив потрясенного охотника наедине со своими мыслями
.
Просидев всю ночь в кабачке, Дидье вернулся в Сен-Жермен. О том, что девушка в бордель так и не вернулась, он услышал еще очень не скоро. Много спустя ее обглоданный рыбами труп нашли в реке вниз по течению далеко от Парижа.