Аннотация: До Рождества остался всего день, неимоверно длинный день, когда особенно хочется верить в чудеса. И доктор Найтингейл не стал исключением из правила. Это история о том, какими опасными могут оказаться наши желания.
В это утро в мой сон прокрался аромат свежей хвои. Я блаженно зажмурился и втянул носом чудный запах, прежде чем решительно откинуть одеяло.
Наступил один из самых волшебных дней в году - Сочельник, последние 24 часа перед Рождеством. Улицы Лондона волшебным образом украсились еловыми лапами, лентами, бумажными гирляндами и свежевыпавшим снегом. Дети играли в снежки, лепили возле заборов нелепые, но смешные фигуры, смеялись и распевали рождественские гимны. Когда я был ребенком, вел себя точно так же, и, если бы мог, и сейчас присоединился бы к веселой кутерьме.
Мадам Деларош не теряла времени даром и уже распорядилась установить в маленькой гостиной пушистую елку и занималась тем, что развешивала на ней игрушки и конфеты.
- Доброе утро, мистер Джон! Не желаете присоединиться?
Я решил, что никогда не поздно вновь ощутить себя мальчишкой, и с радостью принял предложение. Стеклянные шары и шишки сверкали в лучах солнца как драгоценные. Я любовался ими, потеряв счет времени, а меж тем сегодня мне предстояло выполнить много важных дел, если, конечно, я не планировал заниматься ими на Рождество.
Завтракал я в одиночестве - мадам Деларош попросила разрешения отлучиться на рынок, купить подарки для своих многочисленных племянников и племянниц. Мне бы тоже стоило об этом позаботиться. Хоть толпы родственников у меня и не наблюдалось, Рождество на то и Рождество, светлый праздник, когда хочется делать приятное всем людям. После скромной трапезы я облачился в теплое пальто, повязал шарф, надвинул шляпу на лоб, подхватил в одну руку трость, а в другую - медицинский саквояж и отправился навестить нескольких своих пациентов.
На Дауни-стрит толпился народ. Обилие магазинов привлекало людей, еще не успевших приобрести подарки для друзей и родных. Яркие вывески невольно привлекали взгляд.
- Доктор Найтингейл! - полный круглолицый мужчина по ту сторону стеклянной витрины помахал мне рукой. Слова доносились нечетко, из-за преграды, - Доктор, заходите, не стесняйтесь!
Я пригляделся и узнал Шона О"Брайена. Старый ирландец лечился у меня от болезни желудка, причина которой, что не секрет, крылась в любви О"Брайена к жирной вредной пище. Шон держал галантерею, где при желании можно было найти все, что душе угодно. Маленький рай для женщин. Шляпки, зонтики, фурнитура, перья, перчатки, шпильки, недорогая, но элегантная бижутерия, сумочки, кошельки и косметика. Все это великолепие никак не вязалось с одутловатым, лысым О"Брайеном, но дело свое он знал и любил.
- Выбирайте, доктор, для Вас скидка. Двадцать процентов, - он поймал мой взгляд и утробно хохотнул, - Тридцать процентов. Любая девушка душу продаст за эти безделицы.
Подарки для Ханны и Маргарет, моей младшей сестры, я приготовил, как водится, заранее. Шон нахваливал ассортимент, и мне подумалось, что есть еще пара прекрасных дам, для которых мне не жалко никаких денег.
Продавец помог мне красиво упаковать мои покупки, и мы разошлись, довольные друг другом.
До вечера оставалось достаточно времени, я побродил по городу, посмотрел на огромную елку на площади, послушал замерзшего, но улыбающегося скрипача в парке. Одним словом, сделал все, чтобы оттянуть возвращение домой. И тому имелась причина, весьма на мой взгляд, весомая. Неугомонная Ханна уговорила мужа провести вечер в театре на премьере нового спектакля "Веселая вдова". Генри отличался многими достоинствами и имел массу разнообразных увлечений, но так сложилось, что искусство театра в этот перечень не входило. То ли мужская солидарность, то ли привычка потакать прихотям любимой сестренке, а может, и все вместе, заставили меня принять приглашение, несмотря на то, что, к слову, и сам я не являлся поклонником Мельпомены. Однако, сказанного не воротишь, а, давши слово, я не привык его нарушать.
Вечер наступал с пугающей быстротой. Из окна своего кабинета я наблюдал за тем, как сумерки опускаются на узкие улочки и круглые площади белесым туманом, который, я живо себе представлял, пах дымом, затхлым воздухом с Темзы и чем-то еще, что неуловимо напоминает о скором Рождестве.
- Мистер Джон! - звонко крикнула с первого этажа экономка, - Вы просили напомнить, уже девятнадцать часов!
Я вздрогнул. Сумеркам понадобилось всего несколько секунд, чтобы окончательно сгуститься. Но, безусловно, это был лишь обман зрения.
Наемный экипаж довез меня до здания театра. Храм искусств блистал в свете газовых фонарей и возвышался над площадью и надо мной в частности подобно волшебному дворцу из старой сказки. Наверное, именно в тот момент я впервые ощутил острое одиночество, желание обрести свою Прекрасную Принцессу.
Залитое светом фойе встретило меня гулом голосов, шорохом одежд и бумажных программок. В глазах сразу зарябило от ярких нарядов дам, так контрастирующих с черно-белым лоском их кавалеров. Я безумно давно не бывал в обществе и испытал облегчение от того, что мой видавший виды, но тщательно почищенный мадам Деларош смокинг вкупе с галстуком-бабочкой не привлекал к себе ненужного внимания.
Мы с Генри обменялись крепким, истинно дружеским, рукопожатием, а Ханна сердечно поцеловала меня в щеку:
- Замечательно выглядишь, братец, - прощебетала она, поправляя мне сбившуюся набок бабочку, - Идемте же, прозвенел второй звонок.
И Ханна, подхватив нас обоих по руки, церемонно повела в зал.
Что-то величественное и по-хорошему подавляющее есть в стройных рядах обитых красным бархатом кресел, постепенно поднимающихся подобно древнему амфитеатру, в лепных потолках и позолоченных ложах, в огромной люстре, которая вызывает в памяти моей образ воздушного замка, фата морганы. Но прежде всего, впечатляет сцена, до поры до времени укрытая тяжелыми складками занавеса. А за ним... За ним - чудо.
Вопреки всем опасениям, спектакль оказался недурен, и я получил искренне удовольствие от первого акта. Антракт мои спутники предпочли провести в зрительном зале, а я решил немного размяться. И какого же было мое удивление, когда, проигнорировав ближайший выход и направившись к дальнему, относительно свободному, я увидел знакомую фигуру, затянутую в жесткий корсет нежно-зеленого платья. Все поменялось с той поры, но я все равно узнал Луизу Эббот, все такую же прекрасную, какой я запомнил ее солнечной осенью, когда помогал ее погибшей сестре обрести долгожданный покой, но потерял его сам. Это было похоже на удар, на укол прямо в сердце. Девушка медленно повернулась, изящно обмахиваясь веером, и встретилась со мной взглядом. И узнала. Я уверен, что узнала. На очаровательный щечках сквозь слой пудры проступил румянец. И почти сразу мисс Эббот заторопилась прочь из зала, а я пошел за ней, быстро, едва ли не бегом. В прохладном коридоре никого не было, кроме нас. Луиза стояла у темного окна. Я мог видеть ее полупрофиль, тонкую белую шею и обнаженное плечо, а в стекле отражалось ее лицо с трогательно опущенными глазами.
- Мисс Эббот... Луиза, - позвал я робко, - Не ожидал Вас вновь увидеть, то есть увидеть здесь, - словно со стороны я слышал собственный нерешительный голос, - Вы гостите у тети?
Я нес чепуху, боясь заговорить о том, что волновало меня больше всего. Девушка повернулась. Румянец еще горел у нее на щеках.
- Мистер Найтингейл? Я тоже рада Вас видеть...
Что-то было не так, словно между нами встала невидимая, но непреодолимая стена.
- Я не в гостях, я... - Луиза запнулась, растеряно теребя край сползшей с одного плеча шали, - Теперь у меня свой дом в Сити.
- Дом? Дом в Лондоне? - я ничего не понимал, но был счастлив от одного того факта, что Луиза, такая красивая и смущенная, стояла рядом и разговаривала со мной, - Я живу не в центре, но мы могли бы...
- Понимаете, Джон, - прервала она меня, - Прошло время.
- Три месяца.
- Да, три месяца. Господи, неужели мы обязательно должны были встретиться?! - вдруг воскликнула девушка, - Это несправедливо!
- Луиза...
- Миссис Джонс.
Мне показалось, что я ослышался.
- Простите?
- Моего мужа зовут Хью Джонс, он адвокат из агентства "Джонс и Эриксон".
Слова, сказанные тихим равнодушным голосом, отдавались в голове барабанным боем. Луиза, нет, миссис Джонс, легко коснулась моей руки:
- Прощай, Джон.
Прозвенел звонок, но я уже выходил из гардероба. Может быть, я сентиментальный наивный глупец, ведь я знал, что она обручена и что шансов нет. Мы не обещали ничего друг другу, не писали длинных писем и не клялись в вечной любви. Все случилось так, как и должно было, и от этого вдвойне больнее.
Остаток вечера я провел в кресле у камина с кружкой горячего ароматного глинтвейна в руках. Мысли текли вяло, словно продирались сквозь снежные заносы. Если бы я попросил дождаться, если бы написал ей, если бы признался в чувствах, если бы... Так много "если".
Вино на дне кружки почти остыло. Перед тем, как окунуться в сон, я подумал, как хорошо было бы повернуть время вспять...
Запах хвои приятно защекотал нос. Я потянулся и с неохотой откинул одеяло. Встал, накинул халат. Утро было слишком тихим для рождественского, на кухне не гремела посудой мадам Деларош, а на улице не слышно было ожидаемого оживления, никто не спешил на рождественскую службу. Неужели я проснулся слишком рано, раньше, чем моя бодрая экономка? В узком темном коридорчике я столкнулся с незнакомой молоденькой девушкой в белом накрахмаленном переднике.
- Простите ради Бога, мистер Найтингейл, - начала та извиняться, - Мадам велела разбудить Вас, скоро завтрак.
С этими словами девушка быстро поклонилась и убежала назад, вниз по лестнице. Мне стало жутко. Просто так, ни с того ни с сего, ведь я давно привык, что в моей жизни ничего не происходит просто так и все что угодно, даже самое незначительное событие может иметь сверхъестественный, даже опасный характер. А что может быть необычнее незнакомого человека, чувствующего себя, судя по всему, в моей доме, как в своем собственном. Мадам Деларош наняла новую служанку? На какие деньги? Я чаще всего просил накрывать мне завтрак в гостиной, поэтому направился сразу туда. В душе шевелились ростки подозрений. Что если я еще сплю и все это сон?
- ... нанять экипаж... должно быть готово... завтра важный день...
Бессмысленные обрывки фраз из-за двери поколебали мою и без того шаткую уверенность. Голос, произносивший их, несомненно, был мне знаком. Он изменился, пропитался нотками усталости и печали, но я слышал его совсем недавно. Вчера вечером в театре.
Я ворвался в комнату, не сумев сдержать обуявших меня чувств:
- Бог мой! Луиза!
Она кивнула без тени улыбки на бледном лице:
- Доброе утро, Джон. Я сейчас распоряжусь насчет чая. Ирэн!
Уже виденная мною девушка выслушала распоряжения и удалилась на кухню. Я проследил за ней и отметил про себя, что обстановка в гостиной несколько изменилась. Не было моего любимого старого кресла с зеленой обивкой, а стулья у маленького обеденного стола приобрели совсем иной вид. Готов поклясться, что это уже и не они вовсе. Я перевел взгляд на Луизу и вдруг с пугающей отчетливостью понял, что именно не так. Это была, конечно, она, моя Луиза, но вряд ли теперь я могу назвать ее девушкой. Передо мной стояла красивая женщина около тридцати лет от роду, с нездорово бледной кожей и темными тенями под глазами, словно она долго не спала или очень много плакала.
- Сегодня мы идем в театр, дорогой, - заговорила Луиза внезапно, - С семьей твоей сестры, правда, Кэтти приболела, но маленький Роберт обязательно пойдет с нами. Ты ведь не против?
- Кэтти? - переспросил я, - Роберт?
- Кэтрин и Роберт, твои племянники. Джон, тебе стоит ложиться спать раньше, ты неважно выглядишь.
Я опустился на стул и обхватил голову руками. Вокруг творился форменный хаос! У меня нет и не было никогда племянников! У Ханны и Генри нет детей, а Маргарет еще слишком юна для замужества.
- Джон, - я услышал, как Луиза подошла ближе и присела рядом, - Джон, милый, я прошу лишь об одном. В театре соберется приличное общество, пожалуйста, хотя бы попытайся изобразить любящего мужа.
- То есть как это - изобразить? - смысл сказанного ускользнул от меня.
- Я об Агате Лонг.
- Но причем здесь миссис Лонг?
- Довольно! - Луиза резко выпрямилась и отошла, почти отпрянула, - Мы уже это обсуждали. Я готова мириться с твоей эксцентричной любовницей, но не желаю, чтобы весь Лондон знал об этом!
У меня голова пошла кругом.
- Ваш чай, - громко оповестила служанка. Луиза пронеслась мимо нее, так что чашки на подносе звякнули.
- Ирэн, так ведь? - она кивнула, - Ирэн, какой сегодня день?
- Сочельник, господин, завтра Рождество.
Девушка послушно назвала год, поставила завтрак на стол и ушла. А я остался гадать, куда пропали шесть лет моей жизни.
Я тоже изменился. Отражение в зеркале, точно издеваясь, показывало мне другого мужчину. Похожего, но не меня. Тот был чуть полнее, солиднее - семейная жизнь пошла мне на пользу, но глаза, их выражение, мне не понравились. На дне их таилась та же усталость, что я заметил у Луизы, и капля раздражения. Перерыв бумаги в столе, я убедился, что все еще практикую медицину, у меня свой кабинет, но не в этом доме, а в квартале отсюда. Спальня несла на себе отпечаток супружества. Мелочи, в которых чувствовалась женская рука. Платья в шкафу, книги на полках. Странно только, что мы не переехали в новый дом, а ютились в старом. А дети? Есть ли у нас дети?
Я знал, кто может рассказать мне все, что я невольно пропустил. Но поиски мои не увенчались успехом - мадам Деларош уволилась три года тому назад, сразу после того, как какие-то мерзавцы ограбили и убили ее любимую племянницу Софи.
Чем больше я узнавал, тем страшнее мне становилось. Знакомые имена и лица перепутались и сплелись в чудовищный узел, временную воронку, которая затянула меня, как корабль в шторм. Словно злой художник одним нервным мазком изменил картину моей жизни. Я просидел до самых сумерек, размышляя. Раз за разом прокручивал в голове события вчерашнего дня, час за часом, фразу за фразой... И так до тех пор, пока не вошла моя "жена" и не напомнила, что пришло время собираться в театр. Все повторялось со сверхъестественной точностью, с той лишь разницей, что со мной была моя Прекрасная Принцесса, а Ханна держала за руку мальчонку лет четырех-пяти, в котором без труда угадывались фамильные черты Найтингейлов.
Я совершенно не смотрел на сцену, и действие, что там разворачивалось, не трогало меня. Я готовился серьезно поговорить с Луизой, объяснить ей, что отныне все будет иначе, мы заживем счастливо, родим детей. Я должен был сказать, как я ее люблю, с самого первого дня нашей встречи в холле провинциального постоялого двора.
Аплодисменты зрителей вернули меня к действительности. Я поднялся с кресла, и вдруг взгляд мой выхватил из толпы голубое платье, довольно откровенное для почтенной вдовы. Агата Лонг, единственная леди-медиум, которую я знаю, улыбнулась мне, словно только и ждала, когда я на нее посмотрю, и помахала рукой.
- Сделаешь хоть шаг, и больше меня не увидишь.
Луиза стояла рядом со мной, сжав упрямо губы. Она была настроена весьма решительно, более того, я, как врач, не мог не заметить, что бедняжка на грани нервного срыва. Я посмотрел на миссис Лонг. Та продолжала лукаво улыбаться, наплевав на приличия и здравый смысл. Господи, во что превратилась моя жизнь?!
- Луиза... - я хотел взять ее за руку, но поймал пальцами лишь пустоту, и пустота же смотрела на меня из глубины любимых глаз.
- Твое решение... дорогой? - последнее слово она выплюнула как ругательство.
- Я возвращаюсь домой. Извинись за меня перед Ханной и Генри.
- Трус!
Пусть так. Но этого дня вообще не должно было быть. Безумный художник, переписавший мою жизнь заново, это я. Я сам повернул историю вспять одним своим глупым желанием. Злая шутка Судьбы или дар, но желание мое исполнилось. И что же? Жизни многих близких мне людей пошли по иному пути. Я песчинка в жерновах мироздания, которая все испортила.
Луиза отпустила слуг. Я налил себе вина и по привычке сел в кресло перед камином. В совсем другое, новое, кресло. В одну реку дважды не войти, но я попробую...
Луиза несчастна, в этом я виновен непосредственно. Глупец, решил, что мне лучше знать, как все должно было сложиться. Юная невинная Софи мертва. Бедная девочка стала жертвой моего эгоизма. Я мог только догадываться, что произошло еще, о чем я не знал. Сон одолевал меня, и последнее, что я увидел, были полные слез глаза Луизы...
"Дорогой Джон, это был мой рождественский подарок. Теперь ты видишь, какой могла бы быть твоя жизнь? Скучная, серая, полная слабостей и пороков, так характерных для обычных людей. Но ты не обычный, Джон. Ты особенный. Поэтому я выбрал тебя..."
Я дернулся и проснулся. Спина тут же отозвалась резкой болью. Голос незнакомого мужчины из сна еще звенел в моей голове, так что я не сразу понял, что спал в неудобном кресле. Моем любимом, с зеленой обивкой.
- Мистер Джон! - мадам Деларош грозно уперла руки в бока, - Вы спали здесь? А это что?
На полу валялись осколки бокала, а его содержимое успело впитаться в ковер.
- Какой сегодня день?
- Рождество, мистер Джон. Сколько Вы вчера выпили?
- Рождество! - я вскочил как ошпаренный, - Это просто чудесно! С Рождеством, мадам, с Рождеством!
От избытка чувств я закружил женщину в танце.
- Отпустите меня немедленно! Я уже не девочка для таких развлечений. И кстати, Вам письмо.
Я вскрыл простой белый конверт и прочитал вложенную туда открытку: "С Рождеством, доктор Найтингейл!" И подпись - "Агата Л."