Аннотация: Из размышлений по поводу чёткой постановки условий в жизни вообще и в магии в частности
Неоднозначность.
Однажды давным-давно жил на свете маг, который присматривал за людьми и даже иногда помогал им. Но однажды ему всё надоело, и он исчез, оставив перед уходом людям волшебное существо--единорога. "Он будет приносить вам удачу", -- сказал маг, -- "а поймать его сможет лишь невинность".
Я очень люблю живописные места. В конце концов, уж такую маленькую слабость я могу себе позволить. Вот и сегодня я стоял на холмистом лугу, вокруг было море нежно-зелёной травы, густо усыпанной белыми цветочками, а в десятке метров от меня начиналась берёзовая роща. Ромашек у опушки было гораздо больше, и казалось, что это не стволы деревьев белеют под кронами, а цветы поднимаются ажурной стеной прямо из луга в небо.
Пастораль, в общем.
Прямо возле моих ног цвёл пышный ромашковый кустик. Я наклонился, чтобы сорвать цветок-другой, когда справа и чуть сзади прозвучало звонкое детское "Нет!". Я повернул голову. На меня ясными серо-зелёными глазами смотрела девочка лет восьми. Две русые косички, аккуратненькое платьице, руки в чернильных пятнах и босые загорелые ноги выдавали свободолюбивую натуру из приличной семьи. Я огляделся. Больше никого вокруг не было.
--Что "нет"? -- Как мог мягко уточнил я у ребёнка.
--Не надо её рвать, -- уверенно заявила девочка, -- может это последняя?
--Что последняя? -- Не понял я.
--Ромашка.
Я демонстративно огляделся. Остальные ромашки никуда не делись.
--Да, я их тоже вижу, -- не дала мне ничего сказать девочка, -- но вдруг именно эта -- Последняя? Вот представьте себе, вы сорвёте её, и всё. Нет больше последней ромашки. А другие же не будут этого знать. Они будут тоже рвать ромашки, и думать, что ещё можно, ведь это не последняя. А когда сорвут предпоследнюю, то ромашек вдруг больше не станет, потому что последней уже больше нет. И... и у нас больше никогда... никогда-а-а...
Она шмыгала носом, из глаз катились слезинки, а я стоял, как дурак, и не знал, что делать.
--Ну не плачь, ладно, не буду я рвать твою ромашку, -- я попытался сделать к ней шаг, но девочка вдруг замахала руками и воскликнула сквозь слёзы:
--Осторожно, вы наступите на неё!
Я отдёрнул ногу.
--На кого?
--На ромашку.
--Но ведь это уже другая ромашка...
--Ну и что? А вдруг это именно она -- Последняя? Мы же не знаем, которая из них...
Я окинул луг совсем другим взглядом. Количество ромашек уже не казалось мне таким очаровательным, более того, я не был уверен, что смогу пройти хотя бы пару метров, не наступив ни на одну из них.
--Слушай, девочка, -- как тебя, кстати, звать?
--Василиса.
--Так вот, Василиса. А давай считать, что Последняя -- это вон та ромашка на холмике, и тогда не случится ничего страшного, если я наступлю на какую-нибудь другую, а?
--Нет, так нельзя, -- рассудительно заметила девочка, -- потому что если мы решим неправильно, то спасти ромашки не получится.
--Но почему? -- Воскликнул я. -- Кто будет знать, что мы решили неправильно?
--Как это кто? Ромашки. Они точно знают, которая из них та самая. Вот как вы знаете, что вы последний.
--Я не последний. Я единственный, -- буркнул я.
--Но больше ведь нет? -- Резонно возразила девочка. -- Значит последний.
--А может я просто первый? -- Поддел я её.
--А что, будут ещё? Ну вот видите, а раз больше таких, как вы, не будет, значит, вы последний. И уж вы-то об этом точно знаете!
--Ну хорошо, -- сдался я, -- пусть я последний. Формально. Ну а вдруг ты -- тоже последняя? Ты сама об этом знаешь?
Она рассмеялась.
--Какой вы смешной. Я знаю, что через неделю у меня появится младший братик. Маме доктор сказал. А раз он появится у мамы с папой, то он такой же, как я, и он появится позже, и значит я -- не последняя. Всё просто!
--Ага, бодро подхватил я, -- значит, нам с тобой, Василиса, просто надо найти ромашкиных родителей и узнать у них, есть ли у этой ромашки младшие братики. И если есть, то она не последняя, и я могу по ней пройти!
Девочка серьёзно и укоризненно посмотрела на меня.
--Вы не думайте, пожалуйста, что если я маленькая, то глупая. Я знаю, что у цветов нет мамы с папой. Они из семечек или корешков растут.
Я вздохнул.
--Прости... Но как же мы теперь узнаем, которая из них последняя?
--Надо слушать. Если приложить к ромашке ухо и немножко подождать, то она обязательно сама всё расскажет. Только тихо-тихо. И слушать надо очень внимательно, а то они стесняются.
На лугу в очевидно неудобной позе застыл белоснежный единорог, рядом с ним скорчилась на четвереньках маленькая девочка в цветастом платьице, а со стороны берёзовой рощи подкрадывались четверо с верёвками. Когда до волшебной цели осталось всего ничего, один из охотников оступился, еле слышно чертыхнувшись. Единорог вскинулся, обернулся, напрягся для прыжка... и не двинулся с места, хмуро оглядывая луг.
Когда последний аркан был затянут на шее белоснежного красавца, мужчины слегка расслабились и обратили, наконец, внимание на путающуюся под ногами девочку.
--Да-а-а, -- протянул один из них, -- принцеска наша кого хошь своей премудростью замучает. Братец-то её всё руками машет, мол, "невинная жажда познания сама пройдёт, а пока пусть ребёнок порадуется". Оно может и так, ну а сейчас людям как быть? Вон все учителя от неё разбежались, даже грека учёного запутала, куда там какой-то рогатой лошади...
Девочка, услышав, что говорят о ней, тут же подкатилась к охотникам:
--Ой, а может тогда вы мне скажете, почему если пальцев на руках десять, и на левой ладони их считать так: один, два, три, четыре, пять, получается пять, а если на правой считать десять, девять, восемь, семь, шесть, то получается шесть, а сложить пять и шесть будет одиннадцать, то откуда ещё один взялся?
--Или вот тоже мне мой учитель загадку рассказал про половинки яблок и две наполовину пустые бочки, почему...
Лица охотников вытягивались всё больше, а детский голосок уверенно звучал над притихшим лугом, пересказывая взрослым дядям детские загадки вперемешку с греческими софизмами.
Единорог тем временем переступил копытами, вздохнул и, наклонив голову, решительно захрумкал ромашковым кустиком.
Я думаю, будет только справедливо, если гипотетически последнюю ромашку съест формально последний единорог.
А всё-таки интересно, люди меня ловят уже в двадцать седьмой раз, но ещё не разу не повторились. Постоянно что-то новое. Сколько ещё у них смыслов условия про невинность в запасе? Какой у них простой, но ёмкий язык. Заняться, что ли, лингвистикой?..