Полковник Николаев торопливо накинул китель и отыскал на вешалке форменную фуражку. Громкое убийство в дальнем районе разрушило все его планы, давно запланированный выходной накрылся в последний момент. И без того дома почти не бывал - обстановка в области сложилась напряженная, националисты, обнаглевшие с началом перестройки, открыто выступали против СССР. А центр слал директивы, вместо того, чтобы выжечь заразу каленым железом.
Полковник, поглядывая на дорогу, нетерпеливо ожидал у двери. Наконец-то раздался долгий автомобильный гудок, и сержант подогнал уазик к самому порогу. Темноволосая девочка лет двенадцати подхватила сумку и подскочила к машине. Николаев ласково потрепал дочку по голове:
- Анечка, слушайся няню. В лес одна не ходи! Я к вечеру постараюсь подъехать.
Девчонка помахала рукой отцу и нырнула в дверцу. Уазик уверенно потарахтел по знакомой дороге. Проехали железнодорожный переезд - и небольшой дачный поселок показался из-за поворота. Аня привычно отослала машину, вприпрыжку побежала к дому. Странно, двери закрыты, тети Маши не видно. "Подумаешь, - беззаботно пожала плечами девочка, - ждать совсем недолго, через пару часов электричка, а там и папа появится".
Поздняя весна встречала кажущимся дружелюбием, яркой свежей зеленью, но пронзительные ночные холода все еще отпугивали большинство отдыхающих. И на станциии, и на тихих поселковых улочках не было заметно особого движения. Лишь высокий темноволосый джигит осторожно вышел из леса. Осмотревшись, выбрал самый дальний, стоявший отдельно от остальных двухэтажный дом. Густой разросшийся кустарник примыкал к стенам почти вплотную. Пусто, как и везде. На всякий случай нажал на звонок.
Тоненькая девочка открыла дверь.
- Йорчлами, - склонил голову парень.
- Здравствуйте, - недоуменно глядя на гостя, ответила девочка. Худенькая, голенастая, черные густые волосы до плеч, глаза такой темной синевы, что кажутся почти черными. Светлая кожа с едва уловимым смуглым румянцем, тонкие четкие черты - так выглядела бы его сестренка или девчонка из соседнего двора. Несомненно - малрунка. Даже дети из горных аулов учатся в школах на русском, а уж городские - тем более. Но не знать простых слов приветствия?
- Гость просит приюта. Позови отца или мать.
- Папа не приехал, тетя Маша тоже. А мамы у меня нет.
- Как твое имя?
- Аня Николаева.
- Ансорет... Ты же малрунка?
- Мама моя была, Айзанат Батирова.
- Из селения Ахтар?
- Да. Вы знали мою маму?!
- Я слышал о ней. Отважная женщина, последняя из великого рода героев, равных которым не видали в горах. Она из семьи легендарной Ансорет. Однажды, давным-давно, когда мужчины были в отъезде, соседний хан решил напасть на беззащитный аул. Тогда Ансорет надела мужскую одежду и собрала женщин. Они перекрыли камнями вход в ущелье, а впереди с острой шашкой встала Ансорет. Полегло множество врагов и молвил хан: "Нам сказали, что мужчин нет в ауле. Но вот стоит лучший из батыров. Уйдем отсюда, иначе он перебьет всех наших воинов". Ты названа в ее честь.
Девочка увлеченно слушала, не отрывая от гостя восторженного взгляда. Дорога от полустанка по-прежнему пустовала. В девять вечера еще останавливался проходящий поезд, но вряд ли кто собирался приезжать сюда так поздно. Девочка оставалась одна в почти пустом поселке. Отправить ее на переезд? Сейчас там нет даже дежурного. Парень спокойно шагнул вперед.
- Ты - старшая женщина в роду. Встречать гостя - твой долг.
Аня отступила назад, старательно склонила голову в приветствии. Пришелец уверенно распоряжался в доме:
- Так, гостевую спальню сделаем из холла, тут и диван стоит.
Аня растерянно обернулась.
- Ой, а угощать мне вас нечем. Тетя Маша же не приехала.
- Продукты в доме есть?
Девочка неловко металась по кухне, показывая холодильник, отыскивая мясо в морозилке.
- Мука есть? Так, хозяйка, сейчас будем готовить хинкал.
Сеялась мука белым облаком, кипел наваристый бульон, тянулась протяжная песня, древняя песня о законах гор, о доблести, гордости и чести.
Утреннее солнце, раздвинув золотистые вершины далеких сосен, взобралось еще выше в пронзительно-холодную небесную синь. Насвистывая бодрый мотив, парень вновь прошелся по комнатам. Так, в доме порядок: перемыта посуда, вновь сложены в сумку все вещи. Чуть задержались, но ведь на электричку ребенка одного не отправишь. Зато через час останавливается пассажирский поезд, проводница присмотрит до города, а уж с вокзала в областное УВД позвонят мгновенно.
Полковник, позабыв обо всех выходных, внимательно просматривал документы. Подозреваемый - Анвар Мансуров, двадцать лет, сирота, окончил Махачкалинский политехнический техникум, гостил в долине у дальних родственников. Видели вчера поблизости от Никоновки. Железная дорога, начинающиеся предгорья. В дачный поселок вряд ли сунется, но район перекрыть стоит.
Дежурный странно мнется у порога. Смятая записка. "Заболела... Не могу приехать, продукты не закупила, уж простите старую, подвела..."
Аня! Где она? Неясное чувство превратилось в иррациональную твердую уверенность. Взвод подняли по тревоге. Лишь скорость, постоянное действие сдерживали нарастающую панику. Дорога до дачного поселка показалась вечностью.
Со всех сторон окружен дом. Забилась в угол растерянная девочка, бесстрашно вскинул голову джигит:
- Да, конечно, я справился бы со всеми. Но у меня нет причин воевать. Они не враги, просто перепутали, им назвали врагом меня - по ошибке. Ансорет, сиди тут, за шкафом. Здесь мертвая зона. Не вставать, не приближаться к окну. Повтори.
Гулкий голос ворвался в дом:
- Отпусти ребенка и я гарантирую безопасность.
- Папа!- радостно закричала девочка.
- Там твой отец? Я сейчас буду говорить, не слушай, не верь, - и громко, в окно, - мои условия - всем отойти к воротам, подогнать машину к крыльцу. Тогда я обещаю не трогать девочку.
Присел на корточки:
- Прощай, Ансорет. Нет, со мной ничего не случится, я с другой стороны через чердак уйду. Запомни - не вставать, не бежать навстречу. Сидеть на месте и ждать отца.
Аня проводила его взглядом и послушно уселась на стул. Сквозь тишину донесся отдаленный скрип, и девочка тут же закричала:
- Папа, папочка, скажи, пусть не подходят, со мной все в порядке, дя... он говорит - пусть все отойдут подальше.
Время мчалось неудержимо, словно красногривый конь на скачках. По широкому полю неслись джигиты, вырывая друг у друга лохматую шкуру. Она боялась тогда, почему? Вот, наконец, бойцы вбежали в дом, отец - впереди.
- Папочка, я здесь.
Полковник нес дочь на руках, прижимая к груди, укрывая от всего мира. Вылитая мать, синеглазая Айзанат. Тоненькая девушка из дальнего аула, вышедшая за русского наперекор родне. Ее вычеркнули из памяти и из рода, но возразить ему - военному, начальнику - не решились. "Аллах покарал", - сказали они потом. С тех пор он ненавидел и их, и Аллаха, забравшего у него Айзанат.
Один из бойцов подбежал к уазику.
- Ушел в сторону гор. Перекроем, найдем.
Аня подскочила.
- Не догонят, теперь не догонят, - неприкрытое торжество звучало в голосе. Полковник изумленно уставился на дочь.
- Он мог тебя убить.
- Ну папа, никто меня не убивал, у дяди Анвара и оружия не было. Правда, не было. Он не брал с собой. Если идешь к другому народу, нужно уважать его обычаи.
У Петра хватило ума отослать всех.
- Когда он пришел?
- Вчера, когда тетя Маша с пятичасовой электричкой не приехала. Я же не могла прогнать гостя! Я - старшая женщина в роду. Пап, а почему я не учу аварский? Это же язык моей матери. Там такие баллады красивые. Мне дядя Анвар переводил, но знаешь, как они звучат на аварском! Был такой богатырь, Ашамез. Когда враги окружили со всех сторон, он обрушил на себя скалы. Огромные камни завалили ущелье и погребли под собой и его, и все вражеское войско.
Девочка болтала без умолку, глаза лихорадочно блестели. Нервный стресс явно не прошел бесследно.
- Анечка, солнышко, с тобой ничего не случилось? Ты не боялась ночью?- с тревогой вглядывался Николаев. Дочка незнакомым упрямым движением вскинула голову.
- Ну что ты, папа, там же был дядя Анвар.
Аня, в косынке и цветастом переднике, старательно резала картошку на суп. Тетя Маша умилительно качала головой. И это девочка, которая на кухне и чашку за собой не мыла.
- Молодец, хозяюшкой растешь.
- А еще я хинкал готовить умею. Давай сделаем, знаешь, как у дяди Анвара было вкусно!
- Э-э, а это, разве мужчины готовят?
- Настоящий мужчина должен уметь все. Он же не будет в походе бегать и просить, чтобы ему рубашку зашили и лепешку спекли.
Петр уже слышать не мог о дяде Анваре. Но данное дочери слово сдержал. Лично провел расследование, полностью, от начала до конца. С треском вылетел начальник местной милиции, покрывавший своих. Подан в розыск Файзулла Алиев. На Анвара пришлось снять ориентировку.
- Пап, а можно с тобой в тир? Я тоже хочу попробовать. Ведь я же дочь милиционера, я должна уметь все.
Аня - умная девочка. Имя дяди Анвара давно уже не звучит в их доме.
Встречу - убью.
- Мать ей нужна, - качала головой тетя Маша. - Разве ж мужик один воспитает. Зря ты Наташку-то отослал. Хорошая такая, спокойная, тебя любит. Думаешь, не знаю ничего? Чай не мальчик уже, по углам встречаться.
Как ни странно, первой разговор начала Аня.
- Пап, а что это тетя Наташа больше не заходит?
Петр замялся, вспомнив бешеную реакцию дочери на появление Наташки в их доме.
- Пап, я подумала, пусть живет с нами, если хочет. Ты же все равно не забудешь маму, - миг тишины - и девочка вдруг лукаво улыбнулась, - к тому же пирог она с яблоками вкусный печет.
Новые цветастые занавески на окнах. Тихий маленький уголок, наперекор остальному миру.
Совсем рядом - за перевалом, зарождалась не гроза - беда. Шепотом передавали невероятные вещи. О внезапно возобновленной старинной вражде. О разрушенных домах иноверцев, и даже просто - чужих. Николаев лучше многих знал, насколько правы тревожные слухи. В не столь далекий Карабах уже ввели войска. Экстремисты действовали практически безнаказанно. Даже в их городе, где большинство жителей были русскими, тревога витала в воздухе. Многие из сотрудников всеми правдами и неправдами добивались перевода в Россию. Николаев уезжать отказался наотрез.
- У нас одна страна. Мы должны быть там, где нужны. Если надо - стоять насмерть. Россия там, где мы.
Получив очередное донесение, поднял по тревоге подразделение. Перекрыли выход, в ответ на автоматные очереди закидали саклю гранатами.
- Выжечь заразу, выжечь дочиста, пока не поздно.
Вот тогда и услыхал в первый раз: "Ты заплатишь, гурус".
Отважные молодые ребята бросались вперед по первому его слову. Лучшее подразделение, четкая агентурная сеть. Взяли еще одну банду. Даже старые друзья не смотрели ему в глаза. Поздно, уже поздно. Страна, которая почти официально именовалась: "Бывший СССР", доживала последние мгновения.
Только дочку, поддавшись уговорам жены, отпустил в Россию. Да что скрывать - с радостью отпустил. Аня второй год училась в Кубанском мединституте. Подальше от синих гор, закрывающих горизонт. Приехала на летние каникулы, с поезда примчалась сама, не позвонив. Совсем взрослая стала, все больше походила на мать. Под окнами вновь рычал "Чезет". Вспоминая школьные годы, гоняла с пацанами наперегонки. Отличница, кандидат в мастера спорта по пулевой стрельбе. Мог ли он подумать, отведя упрямую девчонку в ведомственный тир, что увлечение не закончится через пару недель. На восемнадцать лет сжал зубы, но достал из сейфа небольшой кинжал. Тонкий серебряный узор, узкое лезвие отсвечивает матовой голубизной. Все, что осталось на память от ее матери. Легко и надежно легла в девичью ладонь костяная рукоятка. Косы - черными змеями. Ансорет... Привычная, приглушенная временем ненависть. Встречу - убью.
Поздним вечером, заглушая негромкое бормотание телевизора, раздался долгий звонок в дверь. Телеграмма. Наташка, наверное, прислала. Жена как раз уехала погостить к родне. Едва повернул ручку, четверо бородатых мужчин ворвались в квартиру.
Рывком пришел в себя. Голова гудела от тяжелого нежданного удара. Связали руки - впереди, не очень умело. Но слабая надежда тут же пропала - высокий, горбоносый - Файзулла, сумевший уйти в прошлый раз, прикрутил его к стулу.
- Ты заплатишь за все.
Из соседней комнаты вытащили Аню.
- Твоя дочь? Хорошая награда моим джигитам. Забирайте ее.
Девушка, бледная до прозрачности, с трудом удержалась на ногах. Покачнулась, едва не упав. Один из бандитов попытался подхватить. Распрямилась резко, словно сжатая пружина. Лишь на миг сверкнула голубоватая сталь - ударила коротко, без замаха. Еще лишь оборачивался второй, еще только вскидывал руки - она рванула нож и ударила вновь.
Один раскинулся на полу, уставившись в потолок мертвым взглядом, второй валялся рядом, зажимая руками живот. Петр среагировал первым, резко сбив ногами Файзуллу, навалился вместе со стулом, пытаясь задушить спутанными руками. Даже сейчас - их оставалось двое против одного связанного. Но там, за спиной, белая, словно стена, застыла высокая девушка с окровавленным кинжалом в руках. Последний из нападавших попятился и бросился прочь из квартиры.
С тем же застывшим спокойствием она резала веревки кровавым лезвием. Толстые узлы распадались от стального прикосновения, словно гнилые нити. С той же неподвижной белой маской на лице позволила забрать нож из крепко сжатых пальцев. Только в кресло не села. Так и стояла у стены, пока примчавшиеся спецназовцы вязали полузадушенного Файзуллу. Тот обернулся, уже в дверях, пытался что-то прошипеть. Анна, прямая, как стрела, опередила, сказала на аварском, громко, четко. Толкнув в спину, замершего боевика выволокли за дверь.
Николаев догнал паренька из местных: "Переведи".
Тот странно качнул головой: "Это народная пословица: лучше взять в наложницы гюрзу, чем женщину малруна".
Все возможные связи пошли в ход. Аню не трогали даже в качестве свидетеля. Она держалась с тем же жутковатым спокойствием. Был бы счастлив услышать рыдания, крики - она молчала. "Ты нас спасла, ты защищалась, выхода не было, то убийцы, бандиты," - переговорено все. Понимала, соглашалась, но в бездонных глазах клубилась не ночь - тьма.
Послушав совета, плюнул на все, оформил отпуск и увез дочь подальше. Старый друг давно звал в гости, давно уж хотел повидаться.
Казачья станица вольготно расположилась на берегу тихой ленивой реки. Крепкие высокие избы выстроились вдоль удивительно широких и ровных улиц. Здесь гораздо просторнее, чем даже на привычном городском асфальте - конный полк пройдет по станице свободно, не сбивая строй. Чернобровая хозяйка поила сладким парным молоком, ломти румяного круглого хлеба густо мазала душистым медом. Аня училась ездить верхом на спокойной флегматичной лошадке, вдоволь купалась в теплой реке, с непривычки сбивая ноги о каменистое дно. Девушка окрепла, загорела, на щеках вновь заиграл смуглый румянец. Слушала по вечерам протяжные песни соседок, даже подпевала, улыбалась в ответ. Но где-то в глубине темно-синих глаз застыла боль, таилась вдали, словно тихая вода, вот-вот готовая прорвать плотину, словно натянутая тетива, что может лопнуть в любой момент.
Домой возвращаться решили в обход, посмотреть целебные источники, ущелье, где встречал врагов великий нарт Ашамез.
Старый казак не советовал заезжать так далеко. Спорные территории, слухи - один хуже другого. Николаев махнул головой - он бывал там не однажды, хорошо знал местность. Привычный уазик на ходу, табельное оружие на месте.
Советский Союз за спиной.
- Не научило тебя, - качал головой товарищ.
Почти невидимые отсюда горы грозной тенью угадывались вдали, темными вершинами отражались в синих глазах дочери. Петр уже был готов на что угодно. В незнакомых селениях обещал не останавливаться. Как раз по пути расположился малрунский аул, где жил его давний кунак, знакомый еще с первых лет службы.
Почтенный Абуталиб степенно приветствовал гостя:
- Разделите с нами солнечный праздник.
Жена его, Сакинат, поцокала языком, нашла для девушки нарядное платье.
Воскресным июньским утром отмечали малрунцы Праздник цветов.
На зеленом склоне, окруженном гранитною горною стражей, собрались нарядные аульчане. А вокруг раскинулось пестрое цветное буйство, улыбались седые утесы, кружился чистый горный ветер, напоенный запахом тысяч трав. Вот юркий стриж бесстрашно пронесся над лугом, едва не задевая за плечи. Загудела, заволновалась толпа. Все, от детей до почтенных аксакалов, повернулись лицом к золотисто-снежной вершине Шердага. Над крутым склоном поднимался сверкающий огненный шар. Из-под ослепительного солнечного сияния, казалось, прямо с небес на землю опускалось белое облако. Напрягли глаза, вглядываясь - нет, не облако. В белоснежных бурках, в белых папахах шли со склона джигиты. А впереди, на белом коне, в белоснежно-серебристом платье, в белом венке ехала Красавица гор, прекраснейшая из невест аульских. Цветастый ковер, встречая, стелили под ноги, вновь задорно звенела зурна.
Аня стояла возле отца, восторженно разглядывая все вокруг. Разговор громкий послышался совсем рядом. Кто-то позвал: "Анвар!" Она нежданно вздрогнула. Не из редких имя, половину парней могут звать Анварами. Но застыла девушка, не отводя взгляда. Петр насторожился, повернулся следом. Высокий джигит одет просто, слишком просто для праздника. И в отличие от остальных - чисто выбрит. Молод, едва ли до тридцати, но встал со старшими, среди почетных гостей. Веселье неслось вокруг бурным потоком, словно огибая его с обеих сторон. Вдруг нашлось слово - отстраненность. Не чужой - в стороне. "Кто?" - спросил у Абуталиба. Тот покачал головой.
- Не наш, из-за перевала. Волк-одиночка, стерегущий чужие тропы.
- Наемник?
- Вы называете и так. Не на пороге дают мужчине цену, а в дороге. Никто не скажет о нем худое слово. Но он ушел в свой хадж - и не вернулся.
Внимательно разглядывал Николаев парня, которого столько лет считал символом всего ненавистного, чужого. Высокий, вместо юношеской легкости - гибкая зрелая сила. Густые темно-каштановые волосы, четкие чеканные черты - знак сильной древней крови. Такими изображали в кино князей или благородных абреков. За долгие годы службы Петр узнал лучше многих, насколько обманчивой, чаще всего, бывала подобная внешность.
Уже накрывали столы для пира. Джигит неторопливо шел по узкой извилистой улочке. Аня шагнула из-за угла навстречу. Петр весь день внимательно следил за дочерью. Теперь, не решаясь приблизиться, не сводил с них глаз.
- День добрый, - на аварском. Тот остановился, удивленно взглянул на горянку, что первой заговорила с незнакомым мужчиной.
И на русском: "Анвар, ты... узнаешь меня?"
Долгий миг тишины. И вдруг сверкнула улыбка в темном взгляде. Полувопрос, полуутверждение: "Ансорет..." Действительно ли он узнал в этой высокой серьезной девушке ту двенадцатилетнюю девчонку, случайно встреченную семь лет назад? Или просто слышал о гостящем в ауле русском полковнике с дочерью, наполовину малрункой - и сложил два и два? Но ожили, засияли в ответ синие глаза, он глянул - и что-то понял.
Сидели на скале, за высоким утесом. Между ними - изломанный камень, даже протянув руки - не прикоснутся друг к другу. Лишь едва доносился отзвук тихих слов.
- Мне было пятнадцать. Дали винтовку - вон твой кровник. Да, мне было легче. Не видел лица, не видел крови. Только темная фигура над кручей. Один короткий миг - и ее не стало. Хвалили - теперь ты мужчина, и я гордился собой. Как я гордился собой! Мне было легче - ведь я не смотрел в глаза. Но никогда и никому не смогу ответить - за что я убил его.
Долгий день истаял в темных тенях ущелья. Теплый вечер спускался с отвесных скал. В синих сумерках полыхали факелы, бубен бил, и летели девушки в танце, и орлами отважными кружились вокруг молодые джигиты. Аня тихо стояла в сторонке. Вскинув руки, ступая в задорном ритме, и перед ней закружился джигит. Дерзко глядел Анвар прямо в глаза, зовя на веселый танец. Смутившись, девушка попыталась спрятаться за спины, ее подтолкнули вперед - отказывать без причины не принято. Вновь бубен бил и зурна заливисто пела, и легко раскинув руки-крылья, в вечном танце плыла над землею красавица, безудержно неслась быстрой ласточкой, и кружился отважный джигит перед нею. "Молодцы", - им веселая молодежь кричала. Допоздна не стихала задорная песня, и еще горячее и ярче факелы пылали в синем мраке.
Где-то там, в дальнем отблеске ледников, незаметно растворился пришлый джигит, но быстрый танец подхватили другие, весь вечер не выпуская девушку из круга. Ясный свет живого родного огня отражался в сияющих глазах, и был там только синий вечер и дальняя песня, и не было звенящей струны, готовой порваться в любое мгновение.
Узкая проселочная дорога сменилась ровным асфальтом. Петр резко ударил по тормозам - нежданная застава перекрыла впереди дорогу. Бородатые мужчины с винтовками подошли к уазику.
- Кто? Откуда?
Худой седоусый горец короткими гортанными словами отослал остальных.
- Я знаю достойного Абуталиба. Его друг - мой друг. Но вам не стоит двигаться дальше. Там заставы воинов Совета. Русскому не проехать. С дочерью - не проехать.
- Внутренние войска быстро разгонят банду.
Седоусый покачал головой:
- Ваши войска остались с той стороны гор. Это не банда. Это - война. Возвращайтесь назад, попробуйте найти проводника. Сейчас многие уходят через перевал. Там уже рукой подать до России.
Все еще не веря, смотрел ему в глаза Николаев. Мужчина вдруг вскинул голову:
-Да, мы всегда воевали за свою страну. Недаром говорят: "И десять персиян против одного лезгина стоять не могут". И с вами, русскими, мы воевали, когда вы хотели порушить вековые обычаи. Даже русский царь признал нашу правду. Но никогда мы не говорили соседу: "Какой ты национальности?" Мы спрашивали: "Достойный ли человек?" Чужую войну хотят призвать на нашу землю.
Война. Казалось, самое страшное - это черно-белые кадры старого фильма, хищные самолеты, бомбы, летящие на спящий город. Оказалось - бывает гораздо страшнее. Война - это когда сосед врывается с оружием в твой дом. Еще вчера ваши сыновья вместе играли в камешки на пыльной дороге, а сегодня он тащит за косы твою дочь. Горы, высокие горы. Быстрые звенящие ручьи, ветер, колышущий колыбель. Извечные горы, вы пели о доблести и чести, о законах предков, что же вы молчите, горы?
Вторые сутки метался Николаев по окрестностям. Через перевал не проехать автомобилем, не найти самому потаенные тропы. Первые группы беженцев так же бестолково толпились в окрестных селениях. Никто из местных не собирался соваться в огонь. Наконец ему тихо назвали имя. Уходит уже через день, берет дорого, но пройдет везде. Может быть, возьмет.
Нашел указанную тропу. Старая сакля в горах, навьюченные лошади, вооруженный мрачный мужчина у входа. Завел в тесное темное помещение, встал за спиной. Еще один - очевидно, командир, шагнул навстречу. Махнул рукой - и страж растворился в воздухе. Так же молча указал - садитесь. Николаев опустился на кошму, готовый добиваться своего - и замер, пристально разглядывая командира. Знакомый джигит резко переменился - темная походная одежда запылилась, черная щетина за эти дни густо закрыла лицо. Анвар смотрел отстранено, застарелая усталость застыла в глазах.
- Я веду караван. Несколько женщин, детей. Семьи известных людей, которым нельзя оставаться здесь. Я возьму вас. У меня мало своих бойцов. Вы - военный, умеете обращаться с оружием, пойдете в охране, наравне с остальными. Вам не гарантирую ничего. Женщин попытаюсь довести.
Молчаливые фигуры в темных, до пят, одеждах, толпились возле вьючных лошадей. Лишь темные глаза блестели из-под покрывал. Такое же покрывало выдали Ане, неотличимой теперь в черной стае. Не принято одеваться так в малрунских аулах, открыто смотрят на солнце горянки. Петр надел темную куртку, повесил за спину привычный "Калаш". Папаха прикрыла светлые волосы. Невысокий круглолицый крепыш улыбаясь, протянул руку: "Али. Если что, держись меня, мы рядом идем". Темноволосый, черноглазый, как и все, но что-то непонятно-чужое проглядывало в смуглых чертах. Али в ответ скалил зубы: "Я из Ферганы. Анвар с собой забрал. У вас весело, у нас еще веселее". Третий глянул все так же мрачно и быстро ушел вперед. "Ахмед. Он здесь каждый камень знает. Пойдем такой тропой, что и орлы не достанут".
Ноги уже привычно ступали на острые камни, жаркое марево сменялось зыбкой ночной стынью. Без единой жалобы, черными тенями послушно брели женщины, крепко держа за руки молчаливых детей. Пару детишек поменьше время от времени сажали на лошадей. Аню видно сразу. Только она упрямо поднимала голову, откидывая с лица покрывало. И смотрела в одну сторону - туда, где размеренным шагом шел командир их маленького отряда.
- Что-то не похоже, чтобы вы так уж рады были меня видеть.
Петр упрямо качнул головой:
- Я не о тебе. Она из тех, кто будет ждать всю жизнь.
Внезапно серьезный взгляд:
- Не стоит меня опасаться. Дойдем до конца - я сумею проститься, как должно.
И вновь нежданная ночь во взгляде:
- Если дойдем.
Извилистая тропа все ровнее и шире. Легче ступают усталые женщины, бодрее тянет Али бесконечную песню. С очередного дозора возвращается Ахмед. Всегда молчаливый, говорит много и быстро, размахивая руками, затем внезапно срывается с места и исчезает за поворотом. Перестает улыбаться Али, молча отступает в сторону, пропуская вперед караван. Анвар догоняет Петра, идет рядом. Затем поднимает взгляд:
- Нарвались. Вооруженный отряд, десятка два воинов. Они и раньше шли группами через наши горы, но так много еще не бывало. Здесь не свернуть, и свидетели им ни к чему. Нужно успеть до пещеры, не лучшее место, но там укроем женщин. Ахмед ушел вперед, к вечеру приведет помощь.
- Оставим заслон, караван пусть уходит.
Анвар качнул головой:
- Обойдут по склону, догонят. Попытаемся продержаться.
Сложили груз в просторной пещере. Остатки чужих костров темными головешками хрустели под ногами. У входа толпились испуганные женщины, спокойно глядело с высоты равнодушное солнце.
Справа, за камнями, вновь весело напевал Али, раскладывая вокруг фляги и свертки с патронами. Недоверчиво фыркнув, засунул за камень автомат, подвинул к себе привычную винтовку. Под серыми камнями его нехитрого укрытия растворился даже призрак утренней тени, но Али вскинул голову, довольно сощурил узкие глаза: "Совсем как дома. Еще бы песка тонны две",- и сам засмеялся нехитрой шутке.
Привычная тяжесть приклада, короткие прицельные очереди. Справа бодро палит Али. Главное - не дать им поднять головы. Иногда сверху, со скал где залег Анвар, раздаются сухие резкие щелчки, и тогда кто-то из самых резвых остается лежать на каменистом склоне. Солнечный шар поднимается все выше, жадно сжирая последние остатки тени. Выстрелы раздаются уже откуда-то сбоку, а винтовка наверху отзывается все реже. Вдруг резко вскидывается Али и неловко валится на камни. Винтовка выпадает из рук и умолкает. Их все-таки обошли по склону.
Время застыло, расплавилось и жарким маревом потекло по камням. Петр, пытаясь уследить и за соседним сектором, даже не сразу понял, когда что-то тяжелое ударило в бедро. Морщась, плеснул спирт на рану, рванул подготовленный пакет. Кинул в рот горсть таблеток - вода лилась мимо из запрокинутой фляги, жаркая пыль скрипела на зубах.
Солнце застыло над головой, вбивая в затылок раскаленные гвозди. Им не продержаться до заката, да и не поможет никто - что, впрочем, было ясно изначально. Ускользающая жизнь должна была бы заглянуть напоследок и пройтись перед глазами. Но в голове лишь мелькали бессвязные обрывки: "По дорогам крутым, сквозь холодный туман..." "Пыль - пыль - пыль - под сапогами". Веселый Али почему-то ехал на ишаке и кричал: "Покупайте барана, это тот самый вчерашний баран!"
Петр вздрогнул и вылил на голову остатки воды из фляги. Впрочем, вода еще была, как и патроны. Гибкая тень метнулась из пещеры вперед, через практически открытое пространство. Петр схватился за оружие, поливая все вокруг долгим неприцельным огнем. Нападавшие вновь залегли. Справа, вместо замолкшей винтовки, короткой точной очередью отозвался автомат. Черные косы резким пятном выделялись на выцветшем сером граните. У входа в пещеру темной кучкой съежилось брошенное покрывало.
Через пару веков вдруг где-то за спиной раздалось разнобойное, невозможное здесь: "Ура-а!" Молодые парни в камуфляже казались пришельцами из иного мира. Ахмеду повезло необычайно - на горной дороге встретил русских. Не будь дураком, на вопрос: "Кто послал?" - назвал фамилию Николаева, должность. И незнакомый лейтенант поднял взвод.
Перевязали ногу: "Порядок, до свадьбы заживет". Темным плащом накрыли Али. Молоденький солдатик смотрел огромными круглыми глазами, тонкая шея торчала из воротника комбеза. Лет восемнадцать всего, наверное, осенний призыв. Кто их пустил сюда, желторотиков?
И посреди деловитой суеты, не замечая ничего вокруг, темнокосая девушка тихо, словно в замедленном кино, шагнула навстречу высокому джигиту. Тот глянул - и замер на месте. Странно-беззащитным движением припала к груди, он вскинул голову к выцветшему небу. Спутанные волосы мешались с жесткою бородой, густая струйка крови стекала по лбу, пробиваясь сквозь слой темной пыли.
Басмачей ему играть в старых фильмах.
В местной больничке Петра перевязали вновь, нашли костыль и даже не стали задерживать. Уже знакомый сержант довез до ведомственной гостиницы. Николаев осмотрелся: маленькая комнатка, кровать, стул, тумбочка. Стараясь не ступать на больную ногу, поковылял к соседней двери. В такой же узкой комнатушке белела в полумраке нетронутая постель. Темно-багряным пламенем полыхал закат в темнеющем небе. Он знал, где она и с кем. Знал... Давно уже знал. Вдруг вспомнилось старое смешное кино: "А ночью ЗАГСы не работают!" Впрочем, и мулла не читает тоже. Но он уже изучил этого наглоглазого потомка нартов. Глядя на солнечный диск, тот произнесет древние слова обряда - и возврата не будет. Тяжело опустился на стул. Кровавым отблеском рвался в окно закат. Возврата не было уже ни для кого.
Проснувшийся городок жил обычной повседневной жизнью, не обращая на гостя особого внимания. Отсюда до дома - действительно, рукой подать. Запыленный "Икарус" давно уже стоял возле автостанции. Николаев, оглядываясь по сторонам, ждал у автобуса. Аня, совсем прежняя, в футболке и светлых джинсах, легко вскочила в заднюю дверь, стараясь не смотреть в его сторону. Петр сжал губы, но промолчал. Отец не должен первое время видеться с дочерью, вышедшей замуж.
Парень подошел к нему. Ужасно серьезный.
- Я приеду в Ставрополь через пару недель. Помотался по миру, хватит.
Николаев не удержал кривую ухмылку:
- Местных баранов пасти надеешься?
Тот смеялся.
- Разберусь. Один мой любимый герой хранил испанское золото во французских банках. Заметьте, о сберкассе там речи не было, - черные глаза весело блестели.
Мальчишка, господи, какой он еще мальчишка...
Тот вновь посерьезнел:
- У меня дом в Буденновске. Времена грядут не самые веселые, так что пережидать лучше в России. Мы слишком долго жили в одной стране, рано или поздно - всё наладится.
Петр согласно кивнул. И вдруг представил, как будет пересказывать события Наташе. Только правду и ничего, кроме правды: "Так уж получилось, она вышла замуж в горах. За кого? За наемника, что вел нас через перевал. Не возражал ли я? Да меня там никто и не спрашивал..." Усмехнулся и, не оглядываясь, полез в автобус.