Аннотация: Второе место на конкурсе "Высокие каблуки - 4"
В небольшом городке, удобно расположившемся вокруг богатых серебряных шахт, событие предвиделось довольно значительное. Окрестные мужики дожидались прибытия горного инженера, учившегося в самом Петербурге и сумевшего, по слухам, наладить выкачку воды из Алейских штолен. Немногочисленные ссыльнопоселенцы рассчитывали на приезд нового товарища, дворянина знатного рода, женившегося, однако же, на девушке происхождения самого крестьянского. "Оттого, что народ является сосредоточием моральных устоев общества", - заявлял Аркадий, недоучившийся студент из Самары. "От тоски неизбывной", - скривив бровь, утверждал Черкасов, считавшийся до сих пор наиболее опытным среди ссыльных.
Ожидали и полицейские в уездном управлении, коим после реформации и расширения полномочий, привычно добавилось хлопот.
От обоза, свернувшего в торговую слободу, отделилась долгуша, скрипя полозьями остановилась возле ворот. Из саней выбрался барин, скинул с головы лохматый малахай и внезапно оказался невысоким, совсем молодым с виду светловолосым юношей. Следом, едва опершись на протянутую руку, ступила ладная барышня в обтянутой светлым сукном приталенной шубке. Обернулась, подхватила из саней меховой колобок, из которого вдруг показалось кругленькое беленькое личико с такими же, как у отца, голубыми, полными весеннего неба глазами. Едва приезжие успели выгрузить вещи, как явился урядник, велел прибыть в уездное полицейское управление. Длинное приземистое здание отыскали без труда.
- Кличут Ярослава Вольского.
Из кабинета Ясь вышел довольный. Рассказал, что порядки в Зеленогорске не строгие, на завод можно ходить свободно, исправник отнесся вполне благожелательно и препятствий обещал не чинить.
Женщина в свою очередь уверенно вошла в кабинет. Исправник шагнул навстречу. Зацепин Петр Ильич. Среднего роста, худощавый, но крепкий. Заметная седина уже густо покрыла виски, в глубине темных глаз притаилась далеко спрятанная усталость. Ссыльные - лишь малая часть его обязанностей, а спрашивать будут по полной.
- Анна Вольская, в девичестве - Крепцова.
Уверенно: "Я"
Вновь - как наяву. Незнакомая женщина мечется в горячечном бреду. Среди кромешного ада тифозного барака девушка держится за ее руку и монотонно повторяет: "Я здесь, мама, здесь, здесь..." А та все зовёт и зовёт неведомую Аннушку. Среди скудной поклажи нашлись документы. Отныне она - дочь почтенной вдовы, заболевшей в дороге тифом.
- Три года проживала в прислугах в семье приходского священника.
Взяли в дом, благослови их, господи. Какая там из нее работница была, смешно сказать - печь топить не умела. Не из жалости взяли - из милосердия. Есть на Руси такое слово. Есть.
Три года в прислугах. Вам не понять.
Исправник задает вопрос за вопросом. Что вдруг почудилось ей в темном взгляде? Сочувствие, поддержка? У полицейского?
- Всего доброго. К сожалению, встречаться еще придется.
- Буду очень рада, - вполне приветливо улыбнулась женщина.
Зацепин чуть поморщился:
- Не переигрывайте, сударыня. Не многие рады встречаться с полицией.
Серые глаза взглянули в ответ неожиданно открыто и весело:
- Вы же умный человек, Петр Ильич, не стоит делать поспешных выводов. Может быть, вы всего лишь встречались не с теми людьми.
Жизнь скоро наладилась, потекла неторопливо, словно тихая река Змеевка, на которую бабы ходили стирать белье. Ясь постепенно освоился на новом месте, обвыкся и повеселел. По воскресеньям стал принимать гостей, чему, после долгого Алейского затворничества, был весьма рад. Собираться у Вольских любили. Радушная хозяйка угощала душистым чаем с пухлыми румяными пирожками, коих двоих хватало, чтобы накушаться. Вечно голодный Аркадий тянул потихоньку и третий. Тяжелый неповоротливый Стоунов пирожков не кушал, всё предлагал помочь, воды там наносить или прочего. Анна вежливо, но упорно отказывала: "Давно уже всё наношено".
Засиживались допоздна. От замысловатых элегий сводило скулы.
В тихой полудрёме склонялась над колыбелью, повторяя сквозь тьму одни и те же строки:
- Спят усталые игрушки, книжки спят...
Вечным кошмаром возвращались в ночи воспоминания. Длинные коридоры универа, профессор, поставивший в зачетке "отлично" по матанализу, вот только забывший расписаться. Она носилась тогда по всем корпусам, уже очумев от напрасных поисков. Кто ее потянул в лаборатории, да еще и на цокольный этаж? Возле наглухо задраенной двери воздух мерцал густой матовой дымкой. Всего-то и надо было - обойти стороной. Тогда она еще не знала, что обойти - это гораздо проще.
В назначенный день вновь отправились отмечаться в управление. Анна, как обычно, намеревалась ожидать в пустующей в это время канцелярии. Стала у окна, спустя долгую минуту легко обернулась навстречу.
- День добрый, Петр Ильич! - затаив ироничную усмешку в уголках губ, протянула руку для поцелуя.
Как всегда, едва коснулся руки, не задержав ни на миг. Опустился за письменный стол.
- Как поживаете, уважаемая Анна Васильевна?
- Все также, все те же. За прошедшее время угроз государственной власти не обнаружено.
Как всегда, он чуть нахмурился, не признавая подобного легкомыслия:
- Однако же антиправительственные разговоры ведутся у вас в доме.
- Какие? О необходимости просвещения и агитации крестьян, с целью постепенного перехода к народным реформам? Признаться, я ожидала чего-то более серьезного.
Зацепин произнес с нарочитой строгостью:
- Но полиция обязана бороться с революционной агитацией.
- Неужели вы всерьез в это верите? Что чужаки, "не от мира сего", смогут сагитировать хоть кого-то? А эти-то и делать ничего не собираются. Речи умные толкают да оды декламируют.
Зацепин улыбнулся довольно задумчиво:
- У нас сложились странные отношения, вы не находите? Я должен был бы крайне насторожено относиться к вашему желанию сотрудничать с властями.
- Ох, Петр Ильич. Вы всего лишь неправильно формулируете. Я вовсе не собираюсь сотрудничать с полицией, это не в моих интересах. Но отчего бы изредка не побеседовать с разумным человеком? Тем более учитывая тот факт, что более мне и поговорить-то тут не с кем.
Огромный багряный шар опускался все ниже, готовый вот-вот спрятаться за дальние отроги. Со стороны Караульной сопки показался новенький возок, запряженный резвой лошадкой. Вид с горы открывался великолепнейший. Вдали смутно желтели песками отвалы, высокая кирпичная труба загораживала горизонт. Сбоку виднелась внушительная громада казённой плотины, за нею раскинулось во всю ширь величавое рукотворное озеро, окаймленное причудливо изрезанными гранитными скалами. Вскоре показались первые городские строения, лежащие, как в чаше, в долине меж двух холмов. Возок, однако же, не повернул ни в торговую слободу, ни в горную контору, остановившись возле казённых квартир. Высокий барин в дорогом сюртуке представился графом Новинским, направленным под негласный надзор полиции.
Уже на следующее утро граф ловко вызнал все окрестные новости и отправился отдавать визиты. Первым в списке значился знакомый ему по Петербургу Ярослав Вольский. Молодая хозяйка, встретившая на пороге, нисколько не походила на уже нарисованный образ курносой пышнотелой крестьянки. Простое серое платье, в строгую прическу убраны волосы. Отвечает вполне вежливо, но в глубине серых глаз таится что-то неясное. Что? Превосходство, пренебрежение? Радостный Ясь почти выбегает навстречу. Шапочное Петербуржское знакомство здесь, на краю земли, кажется едва ли не закадычной дружбой. Богатый особняк или скромная съемная квартира остались в прошлом - неважно. Впереди у обоих - лишь старая крестьянская изба, темные ели на дальних горных отрогах да извечное ожидание перемен.
- Я слышал, отныне вы человек семейный? Я вполне понимаю - глушь, тайга, отношения, но, помилуй бог, зачем же жениться?
- Да как вы ...
Непонятная женщина смеётся во дворе, высоко подбрасывая в воздух светловолосого мальчугана.
Граф вскидывает руки:
- Ну, полно. Я конечно же глубоко извиняюсь. Порядочная женщина и все такое. К тому же я помню ваши печальные обстоятельства. При необходимости могу ссудить нужную сумму.
Ясь краснеет:
- Благодарю вас, граф. Нет необходимости. Мне положено достаточное жалование, да и жена крайне экономно ведет хозяйство.
Серж лишь хмыкнул, окинув вышитые занавесочки довольно скептическим взглядом.
Упрямый солнечный луч ясными бликами вновь расцветил серые казенные стены. Из хмурой канцелярии наконец-то исчез писарь.
- Ох, Петр Ильич, как же я рада вас видеть.
Зацепин усилием воли согнал улыбку с губ:
- Как поживаете, уважаемая Анна Васильевна?
- Нашего полку прибыло. Граф Новинский из Петербурга. Усиленно изучаю этикет.
Исправник глянул с явным интересом:
- И каково ваше мнение?
- Неглуп, образован. К святому делу просвещения мужиков относится с явным скептицизмом, как, впрочем, и к самим мужикам. На большинство сотоварищей глядит сверху вниз, хотя и старается того не демонстрировать.
Зацепин кивнул:
- Вполне согласен. Происходит из довольно известного рода. Изначально напряженные отношения с отцом, имеется также старший брат - наследник. Однако же отношения у вас, кажется, не сложились?
- Вовсе нет. Обычные сословные предрассудки.
- Должен вас успокоить. За графа усиленно хлопочет его семья, так что надолго он здесь не задержится.
Долгожданное лето скользило вдоль дальних сопок, заманивало призрачной сладостью земляники. Анна в избе давно уже все обустроила. Полы застелила узорчатыми дорожками, печь, как полагается, отгородила ситцевой занавесочкой. Тёплыми вечерами полюбила сидеть у открытого оконца в крошечной дальней горнице. Детскую одежонку полагалось перешивать из ношеного родительского платья. Отцовская рубаха - лучший оберег. Выдюжит ли Ясь, справится ли? Вновь вьётся игла вокруг ворота. Материнской рукою вышитый узор - лучшая защита. "Сыну мой, сыну... Солнышко ты мое, синеглазое..."
А в большой передней комнате вновь смеялись да спорили. Пару забав уже перебрали.
- Фанты, господа, давайте в фанты!
Высунулась на свою беду - куда там утихомирить. Едва ли не силой содрали браслет с руки.
- А этому фанту что сделать?
- Спеть балладу.
Вокруг хохотали. Чернявый студентик вертел перед носом браслет, граф с усмешкой наблюдал из угла. Ясь молчал.
- Ох, господа, я же петь не обучена. Можно, я стих прочитаю? Английская баллада, только я автора не помню, он же не русский.
Стивенсон. Этого - можно. Если кто и столкнется позже, вряд ли удивится. Мало ли списков по рукам ходило.
- Называется: "Вересковый мед".
Один граф заметил, как насторожился Ясь, как вскинул голову, отодвигаясь в густую тень.
- Из вереска напиток
Забыт давным-давно.
А был он слаще меда,
Пьянее чем вино...
Исчезло время, исчез весь мир вокруг. Лишь где-то вдали слагал очередные строки еще живой автор.
- Правду сказал я, шотландцы,
От сына я ждал беды.
Не верил я в стойкость юных,
Не бреющих бороды...
Тимур на чердаке чьей-то дачи, алые звездочки на воротах. Песня взлетает кострами выше синеющих сосен. Тогда мы верили, тогда мы еще во что-то верили...
...Пускай со мной умрет
Моя святая тайна -
Мой вересковый мед.
Расходились молча, словно боясь спугнуть ворвавшуюся тишину. Никто так и не взглянул Ясю в глаза. Только граф обернулся на пороге, набрал полную грудь воздуха. Промолчал.
...А ведь у них еще всё впереди, всё - даже "Песня о Соколе". И они не будут смеяться, в сотый раз переиначивая строки. Они будут верить. Боже мой, они будут верить!
Ясным солнечным днем отмечали день рождения Чернышевского. Черкасов увлеченно излагал, размахивая руками:
- Именно крестьянская община должна стать опорой русского социализма.
Граф с интересом обернулся к Анне:
- А вы как считаете?
Та усмехнулась:
- Мне-то откудова знать? Я в деревне и не жила никогда. Я бы с большим удовольствием о последних парижских фасонах шляпок порассуждала, так я же и во Франции не бывала.
Черкасов презрительно хмыкнул и продолжил воодушевленную речь. Ясь увлечённо слушал. Анна, оставив спорщиков, вышла из избы. Забыв обо всех хлопотах, смотрела, как играет в траве малыш. Солнечный лучик скользил по губам извечной улыбкой мадонны. Граф подошел, молча постоял рядом.
- Однако же вы считаете нас всех безнадежными глупцами, излагающими бессмысленные вещи.
С той же, чуть отрешенной улыбкой качнула головой Анна:
- Вовсе нет. Рано или поздно мир должен меняться.
- Но мне кажется, что вы вовсе не желали бы поощрять нас?
- Просто всегда есть и те, которые строят дома и растят сыновей.
Закусив губу, взглянул без обычной насмешки в темных глазах:
- А кого из них выбрали бы вы, если бы судьба дала вам такую возможность?
...Какой там выбор. Жениться на безродной нищенке способен лишь романтичный юнец, у которого между словами "любовь" и "свадьба" стоит знак равенства.
- Знаете, Серж, всемирное счастье - слишком неопределенное понятие. Может быть, стоит начать с тех, кто рядом?
Графу Новинскому действительно скоро вышла амнистия. Собирался отчего-то встревожено, торопливо, прощание с товарищами вышло скомканным.
Последние теплые деньки тонкими паутинными нитями цеплялись за косы. Неизбывная тревога витала в воздухе. По словам Зацепина, среди руководства народников намечался раскол, большая часть выступала за радикальные меры борьбы. Ясь изредка ненадолго уходил, все чаще звучало новое слово: "Конспирация".
Анна хорошо знала - важная встреча назначена у Черкасова. Пустынная улица просматривалась в обе стороны, за задворками начинался крутой обрыв. Анна лишь усмехалась. Конспираторы хреновы. Они не играли в детстве в партизан, не ходили в походы по горам Крыма и уж точно не знали, кто такой Штирлиц. Давно изучен ею неприступный с виду карьер, подготовлена обувь на надёжной подошве. Уверенно закрепив подол, женщина без особого труда взобралась по тропинке. Серое платье сливалось со старыми бревнами, четкий разговор доносился сквозь приоткрытую дверь. Конспираторы, блин.
Быстро перейдя площадь, Анна шагнула через порог полупустого здания земской больницы. Ветер скрипел вслед рассохшимися ставнями, задувал в не проконопаченные щели. Свернула в давно уже пустующую пристройку - темная фигура тут же поднялась навстречу. Анна глубоко вздохнула, восстанавливая сбившееся дыхание. Начала ясно и четко:
- Из Томска, с обозом купца Лопухина, прибыл представитель сибирского отделения Народной воли. С ним груз динамита. Террор признан единственно верным способом борьбы. Готовиться акция в связи с инспекцией губернатора по казенным заводам. В десяти милях к северу на Колыванском тракте есть приметное место - скала, нависшая над дорогой. Когда карета поравняется с нею - бросят бомбу.
Зацепин резко подхватился. Анна заступила дорогу:
- Вы помните уговор?
- Разумеется. Ваша семья не пострадает.
Почудилось - или злая усмешка таилась в уголках жестких губ.
- Я не поддерживаю террористов, какими бы лозунгами они ни прикрывались.
Анна почти не спала, вздрагивая от малейшего шороха. Поутру Ясь собирался быстро и сосредоточенно и она вдруг ясно поняла - не на работу.
- Арестованы наши товарищи. Сегодня их везут в губернию. Мы должны отбить.
Метнулась наперерез. Отодвинул в сторону, твердо шагнул вперед:
- Мне пора.
Неяркое осеннее солнце поднималось все выше, пронзительно-синее небо затягивало, словно бездонный омут. К полудню вместо Яся вдруг появился Аркадий, вошел, шатаясь, едва не упав на пороге, всё повторял: "Они мертвые, мертвые..." Пил наконец-то воду, из более-менее связных фраз вырисовывалась картина.
Они ожидали на тракте вчетвером. Яся оставили с лошадьми. Карету должна была сопровождать всего пара жандармов, но из-за поворота вдруг выехало еще двое конных. Черкасов, то ли не растерявшись, то ли с перепугу, тут же вскинул пистолет и начал стрелять. Один из жандармов повалился, остальные схватили винтовки и открыли огонь. Стоунов, позабыв про оружие, широко расставил руки и пошел на карету, как, не видя ничего перед собой, идет на охотников разбуженный зимою медведь. Что-то кричал офицер, но жандармы всё стреляли и стреляли. Аркадий отшатнулся и бросился бежать. За поворотом свернул и полез вниз по склону, опасаясь погони. Глянул - а там Ясь лежит. Хотел позвать, а у него вся голова в крови. Наверное, лошадей не удержал. И он тоже мертвый, мертвый...
Анна, очнувшись, рывком схватила юношу за плечи:
- Яся не должны там найти. Помоги мне.
- Мне надо бежать, бежать...
- Ты должен помочь в память о павших товарищах.
Длинный крепкий Ясин плащ идеально подошел для носилок. Аркадий лишь бестолково путался под ногами. Ничего, еще будут у вас и ГО и ОБЖ. Еще научитесь.
Короткой дорогой добрались до тракта. Весь южный бок сопки был сплошь покрыт громадными валунами, подняться по которым на первый взгляд представлялось невозможным. Но между двумя каменными россыпями почти до самой вершины вилась неприметная дорожка. Довольно крутую тропу, как нарочно, сплошь покрывал густой ковер изо мхов и лишайников, значительно облегчающий путь. Жутковатое великолепие всех оттенков серого, темно-зеленого цветов складывалось в искусный узор. Ржаво-красные вкрапления - словно засохшая кровь, не впитавшаяся в землю. Скоро, уже скоро. Нельзя отдыхать, нужно идти, пока держится Аркадий. Вот, наконец-то, сбоку показались отвалы пустой породы, деревянный ворот, позабытый над ямой. Сбросили носилки у подножия утеса. Кедры шумели над головой монотонной колыбелью, Аркадий смотрел пустыми глазами. Куда ему в тайгу, городскому мальчишке?
Анна шла по тропе, спотыкаясь, словно сомнамбула. Она дойдет, она-то точно дойдет. Она скажет: "Муж собирался осмотреть заброшенные штольни на западном склоне Змеевки". Штейгер подтвердит. Будет следствие. Чем-то все окончится?
...А следствие все тянулось и тянулось. Зацепин не показывался. Пенсии не полагалось, скудные сбережения таяли на глазах. Куда ей теперь, без родни, без образования, без рекомендаций? Внезапный перестук копыт разорвал бесконечную вязкую тишину: надо же, губернский поверенный. Несет долгую пургу о господине Вольском, оставившем сыну своему, либо же его наследникам, рожденным в законном браке, некоторую сумму, не столь значительную, однако же, при некоторых обстоятельствах... Анна внезапно начинает соображать ясно и четко: документы в порядке, её сын отныне достаточно обеспечен. Прорвемся, господи ж ты, боже мой, теперь мы прорвемся!
Зацепин неторопливо сложил в папку очередные бумаги. Давно ожидаемая посетительница шагнула через порог, откинула темную вуаль с бледного истончившегося лица. Положенные слова соболезнования. Спокойное: "Благодарю вас".
- Я посчитал себя обязанным попрощаться - меня переводят в губернию. Должен сообщить, что гибель вашего мужа признана несчастным случаем. Дело закрыто и передано в архив. Более вам ничего не угрожает. К сожалению, это всё, чем я мог вам помочь.
Анна глянула неожиданно твердо:
- Отчего вы всё это делаете?
- И вы надеетесь, что я отвечу?
- Как ни странно, но - да.
- Хорошо. Видите ли, я занимаю определенную должность и обязан отчитываться за свою деятельность и за полученную информацию. Я сдержал слово, ваше имя нигде не прозвучало. Информатором числился ваш муж. Так что я ничем не рисковал, дело закрыли вполне официально.
Анна, не поднимая взгляда, сжала в пальцах тонкую резную рукоять веера:
- Наивный безобидный романтик - он останется в истории провокатором и предателем. Несправедливо, не так ли?
Мужчина тяжело уронил на стол сжатые кулаки:
- Знаете, я взял бы вас с собой - декабристов на Сенатской площади расстреливать.
Тонкие брови иронично приподнялись.
- Вы стреляли в декабристов?
Неожиданно серьезный ответ:
- Мой отец. И отчего-то всю жизнь считал себя виновным.
- И сумел передать это вам? Хорошо.
- Что - хорошо? - неприкрытая злоба прорвалась впервые сквозь вежливые реверансы салонной беседы.
Прозрачный серый взгляд, совсем прежний:
- Вы не будете хватать первых попавшихся под руку безродных студентов. Вы будете служить России. Лейб-гвардия гарцует в блестящих мундирах, пока вы стоите на посту.
* * *
Ряды крестов протянулись среди гранитных валунов. Последнее пристанище Яся. Вспомнила давний обычай: попросила привезти из лесу густой куст с тугими листьями. Теперь красные гроздья колыхались в ветвях тяжелыми каплями крови.
" Ой, когда ж ты правда верная дивчина,
Будет с тебя на могиле алая калина..."
Глянула удивлённо: высокий господин в темном сюртуке склонился у креста.
- Серж, вы здесь? Откуда?
Обычные вежливые фразы, отвечала машинально: "Дела идут на удивление успешно". И вдруг резко:
- Серж, те нежданные деньги - это же от вас?
- Когда вы догадались?
- Только что.
- Мне это ничего не стоило. Я давно уже принял наследство. Мой брат погиб на дуэли более года назад. Отец, как оказалось, был тяжело болен, он протянул недолго.
- Ох, я не знала. Я сочувствую вам, Серж, очень сочувствую.
- Хотя, можно было бы и поздравить. Я стал богаче в несколько раз.
- Нет, Серж, нет! Я помню наши разговоры, я помню вас в том далеком лете. Пусть бы ругали и ссорились, пусть бы даже прогоняли, только бы жили, Серж, только бы жили...
Он вдруг шагнул вперед и взял ее за руку:
- Анна, я ехал через всю страну ради вас. Я прошу вас стать моей женой.
- Серж, вы сошли с ума?
- Я честно выждал положенный год, я жил этот год ради вас, Анна. Мы уладим дела и уедем - в Италию, Францию, куда пожелаете. Отвечайте же, Анна!
- Да, Серж, да. Я согласна. Только одна просьба.
- Что пожелаете.
- Вы оформите все, что необходимо. Но до 1900-го года мы должны продать всё в России и окончательно переехать в Европу. Я хочу жить, хочу любить и растить детей. Для жизни растить. Обещайте мне, Серж!
Ярко алеющие гроздья колыхались в ветвях позабытой надеждой.