Темно-багряным пожаром полыхала заря за окном. Окна, впрочем, не было, как и зари. Той, прежней зари, неторопливо льющейся впереди солнца.
Кирилл поднялся, прикрывая амбразуру, тщательно закрепил засов. Привычно поправил ремень карабина - символа власти, не более. Стрелять из такого оружия по крысам - лишь добро переводить. И от массированной атаки на схрон не отбиться. Хотя атаки давно уже остались в прошлом. Там же, где запасные обоймы.
Неторопливо спустился вниз. В дальнем углу общего зала сосредоточенно трудился Мефодий. Мальчишка рядом с ним, приподнявшись на топчане, с непривычным воодушевлением размахивал руками. Кирилл прислушался мельком: Ростик нёс что-то невнятное о дальних гранях, где равны бесконечность и ноль.
Мефодий изредка поддакивал, старательно выводя очередную строку летописи. Материал для своего творения он выбрал самый надёжный - толстые каменные стены старинного подвала. Стен наличествовало много, очень много - гораздо больше, чем могло бы понадобиться для их недолгой повести. Мефодий шел вместе с ним, прикрывая спину - и они смогли пробиться. Ещё до багряной зари. Неповоротливый на первый взгляд, Мефодий лучше всех ставил капканы на крыс, и последнее время тех попадалось всё больше. Поэтому марание стен ему прощалось и даже считалось общественно-полезным деянием.
К тому же у Кирилла был карабин.
Явились с добычей искатели - дежурная группа. Сегодня удалось взломать дальнее хранилище, хотя на массивную металлическую дверь и пришлось израсходовать треть всей взрывчатки. Пастор швырнул под ноги тяжелую охапку старых холстов. Кирилл поворошил, недовольно скривившись. За едва различимыми тусклыми красками, неприятно шершавыми на ощупь, скрывались картины, которые теперь стоили куда меньше, чем холст, на котором были написаны. Кирилл вновь поморщился, вспомнив номерные бруски, которые выделил, послушавшись Маньяка. Скептично настроенный пастор вещал о тщетности всех усилий, но Кириллу, как всегда, оказалось недосуг прислушаться.
- Quia pulvis es et in pulverem reverteris. ...Ибо из праха сотворен и в прах обратишься, - пробормотал пастор. Он был единственным в схроне, кто знал молитвы. Как-то попытался произнести долгую речь: о расплате за грехи извечные и о геенне огненной. Получил прикладом. С тех пор помалкивал и вперёд не лез.
Ростик, вновь затаившись в своём закутке, молча слушал, впитывая чужие запахи и звуки. Зрение четко выделяло малейшее шевеление теней в тёмной каморке, обострялся слух, готовый улавливать малейшие шорохи, крадущиеся сквозь щели. Жизнь пробивалась извне далёким дыханием смерти. Отблеском кровавой зари, отзвуком горелого пластика, вздохом пыльного усталого металла, которому давно надоело жить.
Подбежала Данка, взяла хрупкие мальчишеские ладони в свои. Притихли оба. Иногда Кириллу казалось, что дети слышат друг друга без слов. Хотя чаще всего те несли чушь - лишенный большую часть суток чьего-либо общества, лишенный любых свежих впечатлений мальчишка давно уже жил своей, непонятной Кириллу жизнью. А девчонка приходила каждый вечер и слушала сказки - взрослым уже было не до того. Мальчишка же, запрокинув голову, глядя вдаль сквозь нависающие своды, говорил тихо и ясно. Что-то о всадниках, о том, что стоит лишь закрыть глаза, крепко сжать кулаки - и позвать сквозь пространство и время. И они придут, они встанут вокруг, вскинут острые шашки и скажут: "Не трогать".
Ростика принёс когда-то на руках высокий мужчина, отец или брат - не важно. Ловкий и сильный, лучший добытчик схрона, он мог открыть все двери, он доходил даже до верхних этажей и смеялся, не веря в предрассудки. Мальчик звал его по имени - и оно звучало всё громче.
Кто называл Истинное имя - долго не жил. Чужак пошел к дальнему блоку - судя по всему, когда-то там была столовая. Кирилл послал с ним плюгавенького мужичка, самого бесполезного в схроне. Они не смогли обернуться до вечерней зари. Да и кто бы сумел - восемь часов из десяти пылал небосвод, выжигая кровь и превращая её в густую слизь. Но искатели принесли четыре контейнера - и схрон получил лишний месяц жизни. Для всех - и для Ростика. Мальчик плёл верёвки, точил ножи, перешивал вместе с Матрёной одежду из уцелевших холстин, но всё же оставался калекой, бессмысленной и безнадежной обузой. Матрёна смотрела с жалостью, подкладывала в миску лучшие крысиные хвостики, но когда поднялся вопрос о голосовании - "за" оказался один лишь Кирилл. Ещё Данка - хотя её голос и не засчитали. Но у Кирилла был карабин.
И именно Ростик сквозь затихающее бормотание разочарованных жителей первым услышал зов. Иначе они потеряли бы ещё две зари - наружу никто не выбирался без крайней нужды.
- Вовремя, ох, как вовремя, - прошептал Кирилл.
На площади перед центральным входом, заблокированным развалинами колонн и обломками каменных львов, ярко пульсировала небольшая, размером с футбольный мяч, сфера. Алое сияние пробивалось даже сквозь изматывающе-черную ночную зарю. Разобрать удалось немногое - слишком далеко находилась ближайшая амбразура. Но даже Маньяк слышал о Буйках. А Мефодию ещё в городе довелось наблюдать, как перед развалинами Центрального универмага такую же сферу обнаружила соседняя разведгруппа. Всё произошло именно так, как и было обещано. Трое одновременно приложили ладони, и примерно через полчаса на площадь опустился огромный мерцающий диск. Эвакуировали всех. Даже осматривали руины, выводили детей и стариков. Тогда в схронах иногда ещё оставались старики. Мефодий мог бы присоединиться без проблем - тут уже не играли роль былые переделы территорий. Но он ждал Кирилла.
Буек. Потерянный и вновь вернувшийся шанс. Где-то там велись работы по обеззараживанию территорий. Где-то строились защитные модули, а ближе к экватору уже можно было подолгу находиться под открытым небом. Может быть. Но на развалинах мегаполисов буйки гасли быстрее, чем бывали обнаружены затерянными в подземельях людьми, а до затерянных в глуши многочисленных городков очередь, казалось, не дойдёт никогда. Но вот она, нежданная надежда, рукой подать. Встать в круг - и буек запульсирует в такт ударам сердца. Из огромного радужного купола выплывет неуязвимый диск - единственное спасение для уничтоженной Земли.
Они ждали - так долго. А впереди лишь одна ночь - последняя ночь в схроне.
Ночная заря медленно, но верно набирала силу. Пришлось срочно блокировать амбразуры и спускаться вниз, под надежную защиту столетних каменных сводов. Ростик привстал, подался навстречу. Всеобщее радостное оживление, казалось, не коснулось мальчишки - бледные губы сжимались в напряженную бесцветную ниточку, светлые, прозрачные глаза непреклонно смотрели вдаль сквозь стоящих вокруг людей. Людей, которые нечасто подходили к нему.
Мальчишка давно обречен - и Кирилл последнее время всё чаще отсылал Данку подальше, находил для неё всё больше важных дел. Без веры никому не выжить. Но Данка, невысокая и коренастая, с сильными и ловкими руками и всё заметнее округливающейся грудью, Данка была надеждой не только их схрона. Такие как Данка являлись надеждой Земли.
Но жизнь вернулась - и вернулась для всех. Кто знает, может быть неведомые Фраги смогут даже вдохнуть жизнь в изломанные ребячьи ноги. Непривычное оживление охватило схрон. Матрёна бодро хозяйничала в прихожей. Поставила на треногу котелок, выбрала из заготовленной поленницы лучшие дубовые чурки. Кирилл выдал в дополнение к концентрату банку тушенки, сбереженную неведомо для какого случая.
Вместо того чтобы бросить под ноги, найденные картины расставили вдоль стен, приглушая тяжелую каменную стынь. И смутные очертания старых изображений пробивались сквозь мрак неясными призрачными тенями, зовя неведомо куда - то ли в прошлое, то ли в будущее. В будущее, которого давно уже не было.
Матрёна, заправив волосы под темно-бордовый, расшитый цветами повойник, принесла полный котелок густой каши, расставила самые большие миски. Даже в жилетку нарядилась праздничную, бархатную, щедро украшенную выцветшей золотой нитью.
Мефодий вытянул пол-литровую пластиковую бутылку со спиртом, хранившуюся в его аптечке. Вопросительно взглянул на Кирилла. Оживились, загудели жильцы и вожак, соглашаясь, махнул рукой. Матрёна, глянув на заставленный разномастными глиняными и деревянными плошками стол, достала из закутка полдесятка мятых пластиковых стаканчиков, тоже припрятанных неизвестно зачем.
- Фронтовые сто грамм, - усмехнулся Мефодий, наливая вначале Кириллу.
- Не потравишь нас напоследок? - с некоторым сомнением рассматривал Кирилл жидкость, весьма отдалённо напоминающую медицинский спирт.
- Эта как раз нормальная, проверял, - Мефодий отмерил следующую дозу пастору.
Матрёна показала: "Половину", и Мефодий плеснул точно, повинуясь её жесту. Маньяк тут же двинул вперёд крепко сжатый в ладонях стакан, и новоиспеченный бармен щедро налил до краёв. Расселись вокруг стола, Мефодий привычно примостился в дальнем углу, доливая себе остатки. Все отчего-то молчали.
- Вздрогнем! - первым не выдержал Маньяк и опрокинул в себя стаканчик. Так и выпили - не чокаясь.
Кирилл оживился, достал приготовленную резную шкатулку, подошел к Данке. Щедрой горстью зачерпнул драгоценности. Поверх вышитой холщовой рубахи на девчонку надето было самое теплое, что нашлось в уцелевших запасниках. На овчинной жилетке тяжелые, украшенные камнями ожерелья смотрелись более чем странно. Добыча ненужного, бесполезного главного зала, где острой пылью впивалось в подошвы былое великолепие фарфоровой посуды. Данка засмеялась, но прикусив губу, обернулась к Ростику, с тревогой вглядываясь в бледное лицо. Кирилл быстро повернулся следом. Мальчишка и не смотрел в их сторону. Зажмурив глаза, стиснув кулаки, отрешившись от всего окружающего, застыл в своем, лишь ему доступном оцепенении. Что-то шептали беззвучные губы, тянулись руки в отчаянном призыве. Кирилл не раз уже пожалел о своём решении. Хотя раньше мальчишка уходил в себя гораздо реже, основное время всё же отдавая работе, и явно радовался каждому приходу жильцов, каждой капле уделенного ему внимания.
Маньяк вдруг двинул локтем, едва не смахнув на пол плошку:
- Пируешь, командир? Давай, давай. Завтра чума придёт с рассветом, не ты ли позовёшь?
Внезапный шальной отблеск во взгляде, от которого невольно ёжишься и уходишь с дороги. Хорошо помнился безумный яростный всплеск. Когда ложно-пёс облюбовал себе берлогу возле бокового флигеля, когда отступать стало некуда, а последние пули по-прежнему сами собой улетали "в молоко", жилистый смуглый молчун внезапно рассмеялся и спрыгнул со стены. Найденный в очередном зале боевой топор на длинной, отполированной веками рукоятке казался продолжением гибкого тела, выл ложно-пёс, в крошку разрывая побуревшие камни, и громче дикого воя смеялся проснувшийся демон. И всё рубил и рубил, ровной пирамидой укладывая кровавые ошмётки.
- А ты и не знал, командир, - я же в номерном служил до взрыва. В сто тридцать пятом, под Казанью. Не было у нас никакого приказа, и тревоги не было.
Давняя история - когда прилетели фраги и возвели купола вдоль проклятой параллели, когда внеземные блага посыпались всего двум державам - России и Канаде, уже тогда стало ясно - добром всё не кончится. Первой, говорят, ракеты запустила Корея. Но почему Россия тут же ударила по Америке - так никто и не смог объяснить. А затем уже ответили все остальные - и били по куполам. По несокрушимым куполам, неведомой гранью отсекавшим от себя мегатонны.
- А вы знаете, откуда заря взялась? В конце концов по фрагам ударили "Тополя" с какой-то дрянью. Наши же и долбанули, по своей земле. Зачем?
Кирилл грохнул кулаком по столу:
- Всё, кончили базар. Отдыхаем. Ещё часов пять до чистого света.
Причудливо изогнутые огромные песочные часы в углу, окаймленные изящной золотой окантовкой, отсчитывали ему вслед медленное рассыпчатое время.
На автомате шагнул в боковой проход, где в коротком, но широком коридоре надежно обустроил своё лежбище Мефодий. Далее располагался личный, положенный Кириллу закуток, главное достоинство которого заключалось в громоздкой, запертой на висячий замок двери, ведущей в кладовую. Стены отчего-то замерцали и расплылись перед глазами, Кирилл упал на топчан и вырубился практически сразу.
Наступающее утро чувствовалось даже сквозь извечные метровые стены. Тяжелая голова гудела, соображалось с трудом. В спиртовом растворе явно оказалась какая-то гадость, хорошо ещё - быстро выветрившаяся. Коридор перед закутком пустовал, Мефодию, очевидно, уже не спалось. Остальные мужчины располагались прямо в общем зале. Громко похрапывал на топчане Маньяк, в углу отрешенно раскачивался пастор, беззвучно тянувший то ли молитву, то ли неведомую мантру.
Сквозь открытый проём отсвечивали блики раннего костерка. Сегодня, как оказалось, не спалось никому. Данка с утра занималась хозяйством - сбросив жилетку, рубила на дрова очередной стеллаж. Маленький, остро наточенный Маньяком топор легко взлетал в смуглых руках. Отдельная дверь из прихожей вела в сухую и просторную кладовую, где жили женщины, и где в больших древних сундуках хранились все запасы полотна и найденной в музейных запасниках старинной одежды. У входа виднелась плотная, почти квадратная фигура Матрёны, перебиравшей какое-то барахло.
Кирилл метался взад-вперёд, не находя себе места:
- Долго еще до чистого света?
- Полчаса, - Ростик с успехом заменял хронометр.
Самое гадостное время, когда посветлевший небосвод в любое мгновение мог взорваться особо яростным всполохом. Когда можно открыть амбразуру - и сгореть в последний миг, за шаг до надежды.
С трудом выждав положенное время, Кирилл объявил общий сбор. И первым шагнул наверх. Потянул тяжелые двери, ведущие на наружную лестницу, и на мгновение остановился - массивный скрипучий засов оказался уже отодвинутым.
Побледневшее небо коротким просветом возвращало жизнь. Но площадь перед зданием пустовала. Вначале Кирилл решил - уже всё, они опоздали, и возле входа зло насмехается над ними угасшая ячеистая сфера. Но под ноги попался лишь очередной булыжник. Наплевав на опасность, лично обыскал все доступные развалины. Пусто. А вся его команда молча и тягостно сгрудилась у амбразуры, и никто не шагнул следом. Без его приказа - никто. Мефодий, пошатываясь, держал на руках мальчишку, Маньяк глумливо ухмыляясь, поигрывал топором. Остальные - шелуха.
Опоздали? Буек забрали другие? Но кто? Парковый комплекс располагался почти за городской чертой. Земли старинного монастыря, подаренные Екатериной очередному фавориту. Усадьба, в которой при Советской власти устроили областной исторический музей. Кто смог бы добраться сюда сквозь ночь? Ведь даже неодолимые диски не летают во время черной зари.
Оставалась лишь горстка людей, затаившаяся среди древних стен. Кто?
Жильцы застыли во тьме - неясные тени во мраке затоптанного костра. Безумец хотел сбежать один? Бред. Скорее, всё наоборот. Кто-то решил по-своему - не дать уйти никому.
Кирилл зажег светильники, уже не экономя. Он держался, должен был держаться. Еще оставалось в запасе время. Буек не удалось бы сломать или разбить, во всяком случае, не с их возможностями. Так что сфера наверняка до сих пор не угасла. Её еще можно было отыскать. Можно было успеть.
Стиснув зубы, обвёл схрон взглядом, пытаясь вспомнить мельчайшие, не нужные вчера подробности. Решившись, позвал за собой Мефодия, глянул в упор:
- Где ты был ночью?
Тот устало покачал головой:
- Нигде я не был. Уснул - как провалился, не помню, как до спальни дошел. Встал перед тобой, в уборную ходил.
С прежним недоверием глядел Кирилл:
- Тот ход вниз ведёт. Почему тогда наружный засов оказался открытым?
Мефодий тяжело опустился на топчан и обхватил ладонями голову:
- Как вырубился вчера. Не помню, закрывал я его или нет.
Выглядел он сейчас именно тем, кем и являлся на самом деле - чуть полноватым, немолодым мужчиной, бывшим учителем химии. Но именно Мефодий мигом превратил в оружие обломки металлических труб и во главе наспех сколоченной группы напал сзади на предъявлявших претензии чужаков, пока Кирилл старательно вёл переговоры. После, в ответ на изумлённый взгляд, лишь усмехнулся: "Вы о лихих девяностых хоть что-то слыхали? А о школе в неблагополучном районе? Пацанва..." И после, уже с раздобытым оружием в руках, прикрывал спину, пока они прорывались сквозь горящий город.
Кирилл устало опустился рядом. Им не было причин таиться друг от друга.
- Почему ты тогда не ушел вместе с фрагами?
Мефодий смотрел прямо перед собой, и среди резких морщин плескалась безнадежность:
- Я пожил немало, и мне никогда не внушал доверия бесплатный сыр в мышеловке. К тому же тогда мне казалось, что ещё есть надежда.
Лишь своему командиру, как и полагалось, доложил недавно Мефодий. Он один знал совершенно точно - вода в колодце с каждым днём становилась всё менее пригодной для питья. Маленькая колония была обречена.
Кирилл, не оборачиваясь, шагнул в общий зал. Встал над Ростиком. Тот смотрел уже привычным прозрачным взглядом, но Кирилл резко встряхнул мальчишку:
- Ты мог уловить скрип засова. Когда его открывали?
Светлые глаза наполнились растерянной обидой:
- Я не знаю. Может, я спал, а может, просто не слушал в это время.
Кирилл сильнее сдавил тонкую кисть:
- Кто куда уходил ночью? Говори. Ты должен был заметить.
Ростик чуть всхлипнул:
- Вначале тут никого не было, я один оставался. Пастор примерно через час вернулся, а потом я почти сразу уснул. Правда, уснул!
Кирилл обвел глазами зал, пытаясь осознать все детали, не замеченные с утра. Например, длинную воспаленную царапину на руке Маньяка. Тот давно уже не пользовался аптечкой и не обращался за помощью к Мефодию. С тех самых пор, как вдоволь напившись горячей крови ложно-пса, пытался зажать Данку и доступно объяснить, что девка та уже взрослая, и что ей сильный заступник нужен. Впрочем, рана от стилета на его бедре затянулась тогда как на собаке.
Маньяк явно не доверял фрагам, и в то же время наверняка понимал - в одиночку ему не выжить.
- Куда ты уходил?
Тот скривил губы:
- Моё дело. Не к сфере же. Я никому не мешаю подыхать наиболее удобным ему способом.
- Поранился где?!
Небрежное пожатие плечами:
- Не помню.
Догадка мелькнула молнией:
- К Данке лез?
И впервые не отступил при виде черного отблеска в глубине узких глаз. Все вокруг молчали. Матрена смотрела в пол и не шевелилась. Кирилл вновь шагнул к Ростику:
- К Данке он лез?
То, что мальчишку отделяли от спальни две каменные стены, во внимание не принималось. Ростик слабо качнул головой:
- Не лез. Зашел - и вышел сразу же. И там, у поленницы, свалился. Потом не знаю, я спал.
Данка сама шагнула вперёд и вскинула голову:
- Подошел, за волосы взял. Прошипел: "Завра к хозяевам пойдёшь, девочка. Знаешь, что они сделают? Вот и я не знаю". Отшвырнул и вышел.
И повинуясь взгляду:
- Потом пастор к Матрёне заявился, да она прогнала. Он тогда наверх побрёл, бубнил громко. А засов правда не скрипел, я и не подумала ничего.
Кирилл вспомнил, как маленькими глоточками медленно тянул спирт пастор. И это мужик, давно уже выпивки не видевший! Пастор, даже не вышедший на общие разборки, так и сидел в своём углу. Но вскинулся сразу, наткнувшись на полыхающую ярость в глазах Кирилла:
- Я к Матрёне пошел, мой ведь черёд был. А она прогнала, безделушки да тряпки перебирала. Волю, видать, почуяла, - и безнадежно, - да, поднимался я вчера на верхний ярус. Тайник у меня там.
Общий котёл для всех - основное правило схрона. Пристально наблюдали жильцы, как пастор разворачивал свёрток, доставал усыпанный камнями явно старинный золотой крест.
- Зачем же прятал? - изумился Кирилл. - Да кому он, кроме тебя, нужен?
- Так не из запасника взял-то. Наверху, из сейфа. Светился он во тьме, вот и укрыл, от греха подальше. А вчера так помыслил - нечего уж терять. Вот и достал.
Кирилл рукой махнул:
- К Ростику отнеси. Заметит багряное свечение - выкину.
Около часа отсутствовал пастор. Вполне мог успеть и за крестом, и за сферой. Но уходил он ночью, в самый разгар черной зари и совершенно точно не выжил бы за пределами здания. Преступник смог бы выйти на улицу лишь утром, пытаясь прорваться между угасающими сполохами.
Маньяк выпил вчера больше всех, свалился в прихожей, поранив, вроде бы, руку о расколотое полено. Но ведь добрался он как-то до топчана! А мог и наружу подняться. Кирилл присмотрелся - слишком большой рюкзак выглядывал из-под досок. Что-то не помнится, чтобы Маньяк вчера собирал вещи.
- Что у тебя там?
Две кирки, насаженные на новые рукоятки, моток верёвки, фляги, очищенная от ржавчины сапёрная лопатка.
Тот с прежним равнодушием пожал плечами:
- Мефодий ещё позавчера попросил приготовить. Хотели на изыски подальше пойти - к водонапорной башне, к коллектору. Намётки там у него какие-то были.
После того случая Маньяка с Мефодием вожак старался не включать в одну группу.
- По заре? Жить надоело?
Тот усмехнулся:
- Канализация уходит в подземелья поглубже наших. Одну зарю там спокойно переждали бы.
А ведь Мефодий молчал. В последний момент перед фактом собирался поставить?
Стиснул зубы Кирилл. Никто не смотрел в его сторону. Качался по-прежнему пастор, так и не появился Мефодий.
Матрёна, тихая, безмолвная, сидела возле собранного узелка, не похожая сама на себя.
Кто-то из них лгал. Кто? Всё-таки Мефодий? Слишком много внезапно обнаружившихся планов, слишком много совпадений. Нарастающая уверенность горечью ударила в грудь. Лишь где-то в глубине шевелилось неясное сомнение. Всегда осторожный, обстоятельный Мефодий вряд ли бы рискнул выйти во время зари. Кирилл вновь обошел схрон по кругу. Что-то он упускает. Что-то важное, находящееся на самом виду.
Глянул на Данку, спокойно и ловко свежевавшую огромную крысу. И вдруг вспомнил, как подловив в одиночку, зажал её в углу Маньяк. Вспомнил узкий стилет, едва оцарапавший бедро. Шагнул к ней:
- А тебе ведь нравится Маньяк, правда, девочка? Бешеных любишь? И Ростика твоего он сохранит, ради тебя. Вот только ему по фигу, кто правит, и кто из нас когда сдохнет. Он в первую же неделю угробит любую группу.
Девчонка молчала, тяжело ловя ртом воздух.
- И зачем ты рубила спозаранку дрова, когда рядом стояла полная поленница? Зачем, если нам уходить? К тому же Ростик ночью внезапно оглох, ничего не видел и не слышал. Кого бы ещё он мог прикрывать? Так где же ты гуляла поутру, деточка, и куда ты дела буек?
И Данка не выдержала, дрогнуло напряженное личико, наполнились слезами отчаянные карие глаза:
- Так надо было. Нам нельзя уходить, нам подождать нужно, ещё немножечко. Ростик докричался - и они отозвались. Всадники, они обещали прийти. Но нас не услышат сквозь купол.
- Показывай, где сфера.
Склонила голову Данка:
- Нет её. Я в канализационный люк бросила, она и исчезла сразу же. Мне Ростик сказал - можно идти, всполохов не будет.
И жалобно:
- Нельзя нам в купол - там беда, смерть.
Всё ещё не веря смотрел Кирилл:
- Ты что несёшь? Это здесь - смерть.
И не выдержав:
- Воды больше нет. Совсем.
Мальчишку - на хрен. Доигрались. Но что делать с Данкой? Хотя - недолго они протянут. Оставить её для всех? Маньяк уж точно не откажется. Наверное.
Данка тихонько потянула за рукав:
- Много воды, рядом. В соседнем корпусе, где котельная была. Там земля сдвинулась, и жила пробивается, чистая, из-под земли. Ростик услышал.
Кирилл глухо застонал и уткнулся лбом в стену, ловя привычную жесткую прохладу.
"На рассвете взойдут острова... Бред, боже мой, какой бред..."
Сквозь бездонную подвальную тьму всё явственнее и четче звучал голос пастора:
"...qui tollis peccata mundi, miserere nobis..."
* "... берущий на Себя грехи мира, помилуй нас..."