Аннотация: Первая публикация: www.ahilla.ru Февраль 2020 г.
Затянувшийся исход: Церковь в постсоветское время
27 февраля 2020 Андрей Дударев
Просмотры: 3 199
Но этот народ невежда в законе, проклят он.
(Иоан.7:49)
Тема исхода, духовного регресса и духовного прогресса
Вот уже тридцать лет прошло с тех пор, как закончилось советское время. Когда-то митрополит Антоний Сурожский выход из советского прошлого сравнил с исходом евреев из Египта. Он сказал, что этот выход (как и тогдашний исход) не будет быстрым и легким. Евреям, чтобы ментально преодолеть рабство и войти в Землю обетованную, потребовалось сорок лет. Сколько нужно нам, чтобы преодолеть, осмыслив, советское прошлое? И что такое "Земля обетованная" для нас?
Прежде чем начать разговор о настоящем времени, о тех вызовах, трудностях и задачах, которые сейчас стоят перед церковью в её сущностном понимании, попробуем ретроспективно обратиться к прошлому. Предварительно скажем, что в церкви на её историческом пути происходят одновременно две тенденции (по крайней мере так они представляются мысленному взору). Это духовный регресс, отпадение от полноты, деградация, связанная с человеческой греховностью, с выбором того, что противно Богу и не соответствует воле Божьей. И духовный прогресс, когда происходит позитивное развитие и движение вперёд, сопровождающееся творчеством и новыми духовными прозрениями. Иногда обе эти тенденции настолько связаны, что очень трудно одно отделить от другого. Тем не менее о каких-то ключевых моментах сказать возможно. Попробуем это сделать.
Отец Николай Афанасьев как провозвестник церковного обновления
Советскую эпоху часто связывают с Судом Божьим над церковью. Действительно, Российская империя, которая позиционировала себя как православная страна, вдруг в сравнительно короткий период вступила на путь агрессивного богоборчества. Причем этому пути не смог помешать ни Поместный собор Православной российской церкви 1917-1918 гг., ни избрание на этом соборе Патриарха. Это означает, что тот вызов, который был брошен революцией 1917 г., предшествующими и последующими событиями не был своевременно осмыслен на должной глубине. Церковная мысль не смогла выработать эффективного противодействия произошедшему. Наверное, с какой-то степенью приближения можно сказать, что ответ на революционный вызов был дан позже, уже в эмиграции. Такие мыслители, как Н.А. Бердяев, Г.П. Федотов, о. Сергий Булгаков, о. Николай Афанасьев, о. Александр Шмеман и другие пытались осмыслить произошедшее. Сейчас, спустя годы, опираясь на их труды, суммируя, можно сказать, что российская православная церковь к началу XX в. подошла в состоянии глубокого кризиса.
О. Николай Афанасьев, анализируя в своей работе "Церковь Духа Святого" церковную жизнь апостольского века, констатирует, что современная ему церковная жизнь по части существа жизни в церковном собрании и по части характера христианских служений и взаимодействия духовных даров значительно отличаются от того времени. Афанасьев говорит, что в апостольское время в церковном собрании было единство, а не разделение на посвященных и мирян. Актуализировались царское и священническое служения всего народа Божьего. Внутри церковного собрания существовали особые служения: апостольское, пророческое, учительское, служение управления (епископэ), служение вспомоществования. О. Николай подробно описывает, как осуществлялись эти служения, как производились поставления на служения. Выявление людей для этих служений происходило либо через открытие воли Божьей о них, либо через избрание этих людей и рецепцию народом Божьим этого выбора.
Русский церковный кризис как системная проблема
Какой русская церковь подошла к началу XX в. в плане наличия этих служений? Что произошло со служениями? В отличие от апостольского века ситуация в церковном собрании сильно изменилась.
Апостольское и пророческие служения мы опустим как экстраординарные, хотя можно было бы поговорить и о них. Начнём с учительского служения.
Учительское служение в иерархии служений выше служения управления. Однако довольно рано эти два служения как бы поменялись местами. За учительство стал отвечать епископ. В русской церкви ситуация усугублялась общей непросвещённостью народа. Катехизация практически отсутствовала. Богослужение велось на малопонятном языке. Всё это вместе привело практически к исчезновению учительского служения. Расхожая фраза Н.С. Лескова "Русь была крещена, но не была просвещена", к сожалению, - констатация этого факта.
Служение управления - это единственное служение, которое хоть как-то осталось. Однако, во-первых, простые пресвитеры встали в очень жесткую зависимость от епископов, потеряв существенную часть самостоятельности, во-вторых, из-за разделения собрания на клир и мирян они вынужденно обособились в особое сословие и отдалились от народа, попутно потеряв свою легитимность. В результате их служение управления стало фикцией. Максимум, чем они управляют, - это таинства и богослужения, но это не пресвитерские, а лишь жреческие функции.
И, наконец, служение вспомоществования. Со временем дьякон перестал заниматься "служением столам", а ограничился исключительно богослужебными функциями. Сама благотворительность как таковая не ушла совсем, но в условиях отсутствия границ она в отличие от древней церкви стала безответственной. Если в древней церкви дьякону члены церковного собрания добровольно передавали еду и, возможно, одежду, а он уже перераспределял еду между нуждающимися, то постепенно это ушло.
Итак, богослужебно-литургическая и сакраментальная части церковной жизни остались, а функциональные служения размылись (служение учителя, дьякона, отчасти служение пресвитера, а тем более служение всего народа Божьего как народа Священника и народа Царя). Благодаря о. Николаю Афанасьеву и последователям мы теперь это понимаем потому, что раньше это не было так ясно, как это стало ясно сейчас1.
Неудивительно, что такая трансформация привела к серьезным негативным последствиям в виде революций и войн2. И мы могли бы словами из Писания сказать: "этот народ невежда в законе, проклят он" (Иоан.7:49). Конечно, несправедливо обвинять только русскую церковь в том, что произошло. Во многом, русская церковь - наследница того образа христианства, который сложился задолго до крещения Руси.
Так вот, казалось бы, после работы о. Николая Афанасьева что мешает вернуть церковь к апостольской норме так, чтобы обозначенные служения могли актуализироваться?
От теории к практике. Внутренние трудности
Афанасьев критикует принцип права, вошедший в церковную жизнь и заменивший собой принцип любви (и свободы - А.Д.), существовавший, по его мнению, в древней церкви. Начиная читать курс лекций по каноническому праву, о. Николай говорил так: "Господа студенты! Мне поручено читать вам предмет, который обычно называют "каноническое право", хотя я вам сразу должен сказать, что такое название является недоразумением, потому что самому праву в Церкви места нет. Право проникло в Церковь только тогда, когда оскудела любовь"3.
Ну вот, может быть, мы и получаем ответ на вопрос, поставленный выше? Возврат к апостольской форме церковной жизни означал бы отказ от того вида нормативности, который есть сейчас. В реальности возврат к евхаристической экклезиологии о. Николая Афанасьева сопряжен с канонической реформой и сломом всего строя церковной жизни, что почти нереалистично. Каноническое право создает мощное инерционное поле, мешающее вернуть церковь к апостольским корням. Поэтому усилия Афанасьева и последователей по освобождению церкви от правового принципа и переход к благодатному устройству церковной жизни натолкнулись на препятствия практики церковной жизни. Евхаристическая экклезиология в полноте нигде сейчас быть воплощена не может. Она восходит к апостольскому веку, а той реальности жизни уже нет. Каноническое право, которое продолжает быть нормативным в РПЦ, во многом препятствует тому, чтобы эта экклезиология воплотилась. В одну реку нельзя войти дважды.
Однако, опыт второй половины XX в. показал, что восстановление особых церковных служений и связанность их в "пучок смыслов" и в сегодняшней церковной жизни возможны. Я имею в виду прежде всего опыт создания общинной и общинно-братской жизни в движениях, у истоков которых стояли священники Александр Мень и Георгий Кочетков4. Эти движения не создают параллельную иерархию, они создают, если так можно сказать, "перпендикулярную" иерархию (иерархию здесь я понимаю не как вертикаль власти, а как порядок) - особое духовное поле, расширяющее "зону сакрального", особое социопространство, в котором церковная жизнь может воплотиться в большей полноте. Эти социопространства сейчас могут создаваться как при участии приходских или даже епархиальных структур, так и без их участия и даже при их противодействии. Важно, чтобы при этом стремились к актуализации и восстановлению тех служений (пускай они и будут называться как-то по-другому), которые были обозначены выше. Особенно существенны такие вещи, как катехизация и приобщение к чтению Библии, что относится к учительскому служению.
Апостол Павел призывал ранние христианские общины стоять в свободе. Что это означало? Прежде всего, это означало по сути смысловой поворот в интерпретации Закона от вторичных смыслов к первичным. Уход от фарисейства, которое перевертывало иерархию заповедей, к центрированию на главном, к евангельской простоте. Иначе такой подход называют христоцентричностью, когда смыслы предания (как ветхозаветного, так и новозаветного) во всей его полноте как бы приглушены и на первый план выходит мессианская интерпретация Закона (Торы) и вытекающая отсюда свобода. Сейчас, похоже, настало время произвести такое же очищение от "канонического фарисейства" в русской церкви. Это не означает отказ от всех канонов как таковых, это означает восстановление правильной иерархии смыслов и заповедей, бо́льшими из которых, как известно, считаются заповеди о любви к Богу и любви к ближнему.
Нераскрытый религиозный аспект постсоветского времени
Выше мы поговорили о том, что касается вопросов преодоления последствий духовного регресса, отпадения от полноты церковной жизни в результате человеческой греховности. Теперь коснемся вопросов, связанных с новыми возможностями, которые предоставляет постсоветское время. И возможности эти вытекают из того, что реальность церковной жизни и Божьего мира по сравнению с апостольским веком обогатилась дополнительными смыслами. Что я имею в виду?5
Отрицательные стороны советской жизни известны. Это массовый террор государства в отношении собственных граждан, захватническая внешняя политика, отсутствие собственности, свободы и т.д.
Однако, как бы под спудом, пускай в виде деклараций, присутствует другая сторона "советского проекта": единство сплоченных этносов, ожидаемая справедливость в распределении благ, уверенность в завтрашнем дне, отсутствие безработицы, бесплатная медицина и образование. Атеизм как общий нулевой числитель всех религий освободил советского человека от религиозных споров и на корню устранил религиозные конфликты, обнулив их простым умножением на ноль. Всё это вместе создавало ощущение некой полноты и завершенности, которая до сих пор сильна в памяти народа.
Потеря этой полноты и завершенности связана с травмой. Если говорить о религиозном аспекте постсоветского времени, то можно сказать, что для многих этот выход из советского прошлого ознаменовался обретением "частного": себя, как частного лица, частной собственности, своего отдельного от всех жизненного пути, своего "частного" Бога, действующего в моей жизни и т.д. Однако такая "частная" церковность не может долго питать постсоветского человека, так как некоторые слои жизни, связанные с ощущением приобщения к общему, с макроуровнем, оказываются незадействованными. Постсоветская церковность по задействованности всех сторон жизни не может конкурировать с советской атеистической религиозностью. Отсюда, из-за неоправданности ожиданий от церковной жизни, так часто, на мой взгляд, происходит у постсоветского человека то, что мы с лёгкой руки игумена Петра Мещеринова стали именовать расцерковлением.
Что же делать?
Церковная жизнь не может ограничиваться только приходской или общинной жизнью. Её интерес должен расширяться в сторону большего участия в жизни общества в том числе в культурной, экономической и политической сферах, в сфере диалога с другими религиями. Церковь вынуждена заняться спасением общества. Человек, не покидая своей общины и евхаристического собрания, может осознавать себя как "служащего в миру". Причём это служение не имеет какого-то простого и единого образа.
Поиск такого образа - творческая духовная задача, решение которой у каждого своё. Скажем, в политической сфере это может быть отстаивание базовых христианских ценностей, таких как любовь и свобода граждан, противодействие любым формам тоталитарности, в том числе цифровой тоталитарности. Церковь должна осаживать и контролировать государство, но не в карикатурных формах, допустим, защищая эфемерные оскорбленные чувства верующих, а нужно говорить о существе христианской веры, связанной с человеколюбием. Вполне уместен таковой контроль в судах, в законодательной области, в исполнительной власти, в части борьбы с коррупцией, например, и т.д.
В этой связи сентябрьское "Открытое письмо священников в защиту заключенных по "московскому делу"" - вполне естественный и уместный церковный акт. Кто-то говорит, что этот акт имел политическое измерение, кто-то нет. Обычно те, кто говорят, что церковь должна быть вне политики, имеют в виду известные слова Иисуса Христа "отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу". Но здесь важно понимать, что, во-первых, эти слова Христа тоже можно интерпретировать как политическую позицию - это политическая позиция умеренности. А, во-вторых, часто забывают, что Церковь - это народ Божий, миллионы людей. Что, все они должны быть аполитичны? Церковь - это полифония и многоголосье, в том числе политическое многоголосье. Так пусть же звучат все эти голоса. Кто хочет сделать Церковь молчащей? Не дьявол ли?
"Земля обетованная" и тема свободы
Обратимся теперь снова к словам митрополита Антония Сурожского, с которых мы начали. Если принять за основу его мысль, что выход из советского прошлого подобен исходу евреев из Египта, то мы можем сказать, что прошло уже тридцать лет "блужданий". Сколько ещё осталось? Понятно, что до сих пор очень сильно стремление вернуться назад, к "египетскому мясу". Вновь оживает почти забытая в 90-е советская риторика с антизападнической направленностью, с лозунгами "можем повторить" и т.д. Как и в Советском Союзе, усиливается роль спецслужб, армии. В экономике также увеличивается присутствие государства. На общинно-приходском уровне это возвращение подобно возвращению к предреволюционному каноническому фарисейству с желанием как бы не замечать работы о. Николая Афанасьева и последователей. А на макроуровне, на церковно-политическом уровне, это желание вновь обратиться к советской модели отношений между церковной иерархией и государством с церковным раболепством перед власть предержащими и жесткой экономической зависимостью от них.
Но "Земля обетованная" вряд ли будет обретена нами прежде, чем мы откажемся от идолов прошлого и научимся жить в свободе. Причем научиться жить в свободе нужно не только в теоретическом умозрении, а в практике жизни. Может быть, как и во времена библейского исхода, нам здесь поможет новое свободное поколение, родившееся во времена "пустыни"? Или наш "опыт рабства" дольше и глубже своего библейского аналога, и сорока лет для выхода нам будет мало?
1 Применительно к православию, наверное, можно говорить ещё о таких "особых служениях", как старчество и духовничество. Однако, если обратиться к истории этих "служений", то можно сказать, что они имеют корни в раннем монашестве Ближнего Востока. А практика послушничества - это, по сути, измененная практика катехизации. Значит, старчество и духовничество в константиновский период церковной истории - это аналог учительства, которое было в церкви апостольского века.
2 Понятно, что у революций и войн много причин, но мы сейчас рассматриваем именно церковный аспект.
3 Воспоминания протоиерея Николая Озолина.
4 Конечно, общинный и братский опыт в церкви шире. Но в означенных движениях попытки по восстановлению церковных служений были наиболее последовательными.
5 Мы оставим в стороне пока вопросы, связанные с научно-техническим прогрессом, с наступлением эпохи постмодерна и постмодернизма, с информационным взрывом и т.д.