Я и сегодня прекрасно помню ту скверную, промозглую октябрьскую ночь. В такую ночь хорошо лежать под двумя одеялами, и слушать как тяжелые капли бьются о жестяной отлив за окном.Хорошо включить торшер, и под его тусклый желтый свет почитать немного, пока сон мохнатыми лапами не сгребет тебя в вялые объятия. Увы, от дома меня отделяли еще полтора десятка километров мрака и холода.Часы над проходной показывали без четверти двенадцать, когда я забрал пропуск, и открыл дверь в зябкую темноту.
Дождь, хоть и не очень сильный, лил неумолимо и монотонно. Легкая куртка вымокла, как только я ступил за порог. Голова, сама собой, спряталась в воротник, спина согнулась, а ладони юркнули в карманы. Я рысцой побежал к автобусной остановке, петляя и прыгая через лужи. Вся смена уже разошлась по домам, я был последним.
Одинокий фонарь над автобусной остановкой давал конус тусклого желтого света. В нем метались мелкие капли, и ветер трепал их, закруживал в дикой пляске. Я вбежал под навес. Здесь было сухо, если стоять у самой подветренной стенки. Равнодушное расписание подтвердило мои опасения. Последний автобус совсем недавно ушел. Я посидел немного на скамейке, здравый смысл никак не мог победить осязание. Уходить из-под крыши не хотелось. Через несколько минут самоубеждений, пришлось просто взашей вытолкать протестующее тело под дождь. Нужно было идти к проспекту, там метро.
Насквозь промокший и злой на весь мир, я топал по улице Филимонова. Быстрый шаг согревал, и, странное дело, понемногу я притерпелся. Вода, стекающая за шиворот, уже не вызывала содрогания. Я преспокойно ставил ногу в самую середину лужи, с каким-то даже весельем прислушиваясь к хлюпанью и чавканью издаваемому моей обувью. На перекрестке с Севастопольской я повернул направо и пошел через парк возле библиотеки - так немного короче. Скоро впереди показался мост через канал, тот самый, на который днем приезжают свадьбы, вешать замки с надписями. Ночью этот мост притягивал к себе самый разный люд со всего парка и становился центром всякой неформальной тусовки.
Несмотря на скверную погоду под мостом пульсировала жизнь. Хохот, выкрики, хриплая надрывная музыка из чьего-то мобильника. Кажется, сегодня был футбол. Группа фанов, желающих продолжения праздника, мигрировала сюда от стадиона. Дождь не сумел разогнать их по домам - видимо, им было чем согреться. Под мост перетащили несколько скамеек из парка. На них сидело человек восемь, все молодые люди в цветастых шарфах. Пьяная апатия уже овладела ими, но мое появление вызвало некоторый интерес.
- Эй, ты! Стой! - раздался требовательный окрик. Конечно, остановиться было большой глупостью, но я невольно замедлил ход.
- Иди сюда! - в голосе звучала пьяная убежденность. Я подошел. Перед скамейкой остановился, переступил с ноги на ногу.
- Чего?
Окликнувший парень, похоже, не знал чего ему надо. Он смерил меня тупым, мутным взглядом.
- Куда идешь?
Глядя на его осоловевшее от хмеля лицо, - лицо, скорее, подростка, чем мужчины, я устыдился своей робости и выпятил грудь.
- Не твое дело. - Я подошел к нему вплотную. - Что сказать хотел?
- Присядь, поговорим.
- Не о чем мне с тобой говорить!
Я повернулся, и сделал несколько шагов, и тут сзади на мою голову обрушился сильный удар. К счастью, я уже неделю как сменил свою обычную бейсболку на теплую шапку. Ошеломленный и оглушенный, я обернулся. Напротив стоял тот самый парень. Рука его сжимала маленькую биту, столь любимую футбольными фанами. Он выглядел растерянным, наверное, думал сразу сбить меня с ног. Довольно легкомысленно с его стороны. В нем не больше семидесяти килограммов, против моих ста шести. Я довольно быстро подмял его, отнял биту, и стал охаживать по бокам. Должно быть, от удара по голове, в ней исчезла способность соображать, я , почему-то, даже не подумал о бегстве, а ведь проспект был совсем недалеко.
Через несколько секунд к моей жертве прибыло подкрепление. Меня окружила небольшая но агрессивная до исступления толпа, которая лягалась, толкалась, и дубасила меня пивными бутылками. К счастью, парни сильно любили пиво, и покупали его, исключительно, в двухлитровой пластиковой таре. Скоро им удалось опрокинуть меня на землю, стали топтать ногами. Я лежал в мелкой луже, в позе эмбриона, обхватив руками голову, и громко кричал. Удары ботинок вытряхнули из головы всё, и она, совершенно пустая гудела как колокол, и лишь одно нехорошее слово вертелось где-то на самом краешке сознания, не желая вытряхиваться. Я орал его, а может это только мне так казалось, что орал, а на самом деле хрипел и каркал. А сверху ругались и улюлюкали, и сопели стараясь пошире замахнуться
В такой вот паршивый момент я услышал довольно громкое жужжание, словно к нам ехал мопед, или кто-то неподалеку работал бензопилой. Звук нарастал, приближался, и, наконец, застыл где-то сверху.
Меня больше не били. Все истязатели как один стояли разинув рты и запрокинув головы. В пяти метрах над нами, прямо у верхушек фонарных столбов, висел в воздухе странный объект. Даже с моего, не самого удобного ракурса было понятно, что это человек. Полный, невысокий человек в сером пальто и темных шерстяных брюках. Жужжание исходило от него. Голову незнакомца укрывала широкополая шляпа. Две тесемки, связанные под подбородком, надежно удерживали ее на макушке. Огромные темные очки, как у американских полисменов, скрывали верхнюю половину лица. Человек выждал немного, словно убеждаясь, что все смотрят на него, и внезапно разразился речью. Ему пришлось надрывно кричать, чтобы заглушить свое жужжание.
- Подонки! Негодяи! Разнузданные паразиты! Немедленно прекратите это избиение! Как же вам не стыдно! Вы, молодежь, надежда и опора нашего общества, предаетесь гнусному разврату и дебошу! А ведь вам нести ответственность за будущее нашей страны, и даже всей планеты! Что сказали бы ваши матери, ваши сестры, ваши жены, увидев как вы добровольно доводите себя до такого скотского состояния? С радостью отбрасываете остатки разума! Опомнитесь! Вы же люди! Вы живете в обществе таких же людей. Так давайте же...
Летающий человек поперхнулся и закашлялся. И я, и мои обидчики стояли, ошеломленные и опешившие. Вернее сказать, я лежал ошеломленный, и даже не пытался осмыслить происходящее. Незнакомец никак не мог совладать с кашлем. Один из хулиганов пришел в себя. Рот его округлился, выпустил немного слюны, и издал воинственный вопль. Он наклонился за лежащей на асфальте битой, и, что есть силы, метнул ее в оратора. Бита, описав дугу, ударила летуна в колено.
- Ах так? - завыл летающий человек, перекрывая жужжание. - Прочь! Прочь отсюда негодники! Убирайтесь с моих глаз!
Он ловко спикировал, и лягнул метателя биты остроносыми туфлями. Тот кубарем покатился под мост. Потребовалась минута, или две, чтобы мои недруги обратились в бегство. Незнакомец преследовал их с остервенелым жужжанием. Массивные каблуки настигали тех, кто бежал недостаточно быстро. Отогнав обезумевших от ужаса и алкоголя фанов к библиотеке, мой спаситель вернулся. Я уже выбрался из лужи и сел на ближайшую скамейку. Запыхавшийся преследователь приземлился, и уселся рядом.
- Как вы себя чувствуете? - спросил он, немного отдышавшись.
Грязный, мокрый, довольно сильно избитый, я чувствовал себя отвратительно.
- Да ничего, вроде, - я немного помолчал - Спасибо вам!
- Ну что вы! - Человек откинулся на спинку скамейки. - Я, знаете ли, сам давно ждал такого случая. Представляете, уже две недели хожу по темным подворотням! Но как-то все неудачно. Никто не грабит, не насилует... Да и гоп-стоп нынче - большая редкость, - человек вздохнул и поправил съехавшую на затылок шляпу. - Так что это вы мой спаситель, в некотором роде. Я очень близок был к тому, чтобы бросить все это к чертовой матери...
Только сейчас я хорошенько рассмотрел его. Сидя, он казался еще меньшего роста. Полагаю, метра полтора, или чуть повыше. Широкое пальто не могло скрыть грушевидной фигуры. Лицо я толком не рассмотрел из-за очков. Они оставляли открытыми только круглые, чисто выбритые щеки, и маленький, слабый подбородок. Руки у него были пухлые, с короткими пальцами. Но больше всего меня поразили крылья. Да-да, два полупрозрачных, желто-серого цвета, крыла, вроде пчелиных. Они дрожали от ветра у него за спиной, и капли дождя сбегали по ним, поблескивая в желтом фонарном свете.
- Но кто вы? Супермен? Или как там его? Бетмен?- Я уже немного отошел от побоев, и обрел способность проявлять любопытство.
- Не знаю, - мой спаситель смущенно заерзал. - По этой логике меня надо называть Битломан. Но это очень, как-то, знаете... Я еще не придумал себе звучное имя. Называйте меня - Евгений Викторович.
- Но как вы это делаете? - Я взмахнул рукой в направлении фонаря на столбе. - И ваши крылья?
- Ну, вы ведь знаете, как это обычно бывает. - Мой собеседник почесал за ухом. - Столько фильмов снято... Я, знаете ли, раньше не очень увлекался... Комиксы-шмомиксы... У вас есть дети?
- Дочка.
- И у меня дочка. Скоро десять исполнится. - Евгений Викторович секунду помолчал. - Видите ли, она обожает всяких козявок. У нас на холодильнике, в коробке постоянно болтается десятка два разных жуков. Всевозможных. Она всегда приносит каких-нибудь новых. Некоторых я даже не опознал, а ведь работал учителем биологии... Беда в том, что эти твари вовсе не желают сидеть в коробке! Они постоянно расползаются по всему дому. Я уж их и из супа вылавливал. Жена... Ну, одним словом, вероятно, я подвергся нападению одной из... э... Ну, какого-то жука. Он укусил меня!
- Укусил? - Я смотрел на своего собеседника с еще большим удивлением, чем когда впервые его увидел. - Вы считаете, что от укуса жука могут вырасти крылья?
- Ничего другого не приходит мне в голову. Как еще объяснить? У меня начался жар. Я неделю провалялся в постели. Пил парацетамол, и эту фруктовую дрянь из пакетиков. Жена вызвала врача, он сказал - грипп. А мне через пару дней стало легче. Нет, не так. Стало удивительно легко! Я словно сбросил десяток лет, и два десятка килограмм! Это не описать словами. Но это не главное. Через месяц у меня начали расти крылья! - Евгений Викторович для наглядности повернулся ко мне спиной и пошевелил ими. - Вы не представляете, в какой я был панике! Я хотел их отрезать, но не смог. Это больно! Все равно, что отпилить себе руку! Я не сказал никому ни слова, даже жена не знает. Она думает, что я поехал в деревню, навестить родителей. Ума не приложу, как выкручиваться, если она позвонит им. - Человек схватился обеими руками за шляпу, и надвинул ее поглубже на голову. - Ума не приложу!
Я поспешил увести разговор в иное русло.
- Вы не пытались узнать, какой жук вас укусил?
Борец со злом снова смущенно заерзал, и ответил мне очень тихо. - Видите ли, у меня есть основания предполагать, что это был... навозник.
- Навозник?
- Да, навозник. Понимаете, некоторые особенности формы крыльев... К тому же я читал, что навозник может катить ком, в тысячу раз тяжелее его самого. А я стал очень сильным. Пожалуй, мог бы толкать самосвал, или даже несколько вагонов. - Мой собеседник вытянул вперед руки и несколько раз согнул и разогнул белые, пухлые пальцы. Видимо, ему казалось, что это движение продемонстрирует его невероятную силу. - Пожалуй, я мог бы работать грузчиком, или толкать штангу! Но мне кажется, такие способности заслуживают лучшего применения. Верно?
- Безусловно! Но вы один долго не сможете сохранять свою тайну! Вам нужно убежище, нужны верные соратники. Вы думали об этом?
- Думал. Видимо, придется открыться жене. Иначе никак. Мы и так давно уже... Впрочем, что это я? - Человек вскочил со скамейки.- Идемте, я проведу вас на станцию. Можете встать?
- Как же вы с крыльями?
- Пустяки - отмахнулся он и дернул шнурок на поясе. Тут же пальто его разошлось между лопаток во всю длину, образовав широкую щель. Крылья вздрогнули, величественно взметнулись вверх, но потом словно пожухли, сморщились, скукожились и скрылись в прорези. Человек отпустил шнурок. Края щели сомкнулись, словно надкрылья гигантского насекомого. В этот момент он действительно очень походил на жука.
- Я тоже на метро поеду. Полеты тяжело даются. Вам в какую сторону?
- В Уручье.
- А мне к вокзалу.
Мы молча дошли до станции. Поезд на Уручье прибыл через полминуты. Я кряхтя забрался в вагон, сильно болела нога. Человек-жук помахал мне рукой, и, неспешно пошел по перрону, ему ехать в другую сторону. Я глядел на него в окно, пока поезд не нырнул в тоннель.
С той ночи, я не хожу темными улицами. Если время не терпит, и очень хочется срезать путь через лесопарк, в памяти моей неизменно всплывает жужжащая фигура Евгения Викторовича в небе над фонарем. Я ощущаю прилив спокойствия и уверенности. И иду все-таки более длинной но безопасной дорогой.
Ему ведь и без подвигов непросто.