И всё-таки чудеса ещё случаются...

Целый день я стояла на обрыве и пыталась увидеть хоть что-нибудь за туманом, накрывшим Зимнюю долину.

Янош ушёл ещё вечером, и теперь мне было совсем одиноко. Он ушёл туда, в долину, чтобы принести ёлку на Новый год, который наступит послезавтрашним утром.

На дворе было тепло. Весь снег растаял, и кажется, кое-где даже показалась зелёная трава.

- Эмилька-а-а!!!

Да! Это Янош вернулся! Даже искажённый эхом, я узнаю этот голос. Я сбежала по узкой тропинке навстречу. Янош шёл без ёлки, прихрамывая. У меня сердце оборвалось.

- Что стряслось?

Он махнул рукой в латанной-перелатанной варежке на кроличьем меху.

- С горы упал, - говорит.

- Эхе-хе, - вздохнула я.- Угораздило тебя.

- Угораздило, - печально согласился он.

- Ладно уж, горе луковое, пошли в избу.

Янош опёрся на меня, и мы пошли в дом.

С улицы изба показалась тёмной и душной, ни дать ни взять пекло: до того бабка Вавёра натопила. А она топить мастерица. И избу, и баньку... Да не до баньки мне было. Янош как на лавку опустился, так охнул. Я с него чуни стянула. Бабка Вавёра приковыляла, ощупала ноги Яношевы своими длинными жёлтыми пальцами и говорит:

- Припухоль на щиколотке, вывих то исть.

Ну, раз бабка говорит, так оно и есть. Бабка Вавёра умная. Она ведьмачить умеет. И добрая тоже. Вот только забывчивая очень. К старости- а Вавёра ещё мою прабабку качала в яслях- совсем плоха стала.

- Ты, Эмилька, иди в мех козий воды колодезной набери, студёной. А я кость вправлю пока. Где ж я зёлки-то зёлки - зелья от припухолей оставила?..

Злая я на Яноша. Говорила ему: иди протоптанной дорожкой. А он: козьей тропкой скорей будет. Ну и упал. Вот и злюсь на Яноша.

Сейчас-то ночь. Бабка Вавёра на печи старые косточки греет. Спит вроде. Янош на полатях стонет во сне. Небось не сразу зёлки бабкины действуют. Так и надо ему, неслуху. А Новый год близенько уж ходит. Мо, на поленнице сидит, как кот большой такой, рыжий, лапой моется, в усы смеётся. А я на лавке верчусь, соснуть не могу. Обидится Год, коли ёлку в деревню не принесём да не уберём ровно княжну. Проказить неурожаями будет. Что ж делать?

Не спится мне. Уж петух в сарае закричал. Темно ещё зимой. Но я- ноги в валенки, тулуп на плечи, платок на голову, верёвку да топор в руки- и за дверь, была такова Эмилька.

В Зимнюю долину путь неблизкий. Идти да идти. Я мало не кубарем скатилась с горы. И вправду, скользко тут. Дале ровнее будет. Дорожка к рассвету прямиком в лес приведёт. Вот только до рассвета далековато. Я, пока шла, вспомнила: надо было ватрушку какую в лес захватить. Вы не подумайте, Зимку умаслить. А то Зимка злой. Он как лешак, только зимой. Лешак-то в спячке. Ну да ладно, авось не заметит.

Замёрз лес. Да и не спится ему. Мороза, чтобы снег корни лесные укрыл, нет, вот и мёрзнет бедняжка. Зимка лютует, видать: бурелому кругом навалено. Я отряхнула тулуп от осевшего в виде капелек тумана и зашагала осторожней. Хоть и развиднело, да скользко от мокрой травы.

- Эй, Эмилька, куда идёшь?

Позади меня на пеньке сидел Ежи, знакомец мой из Косогора. Мы с ним, почитай, года два уже не видались. А раньше бывало, вместе каждое лето на плотах по Жерлянке в Бел Дол на ярмарку сплавлялись... Подрос Ежи, хоть и зёнки такие же хитроватые, васильковые.

- За ёлкой иду, - отвечаю.

- Что ж, в ваших Орликах мужики перевелись, ёлку срубить окромя тебя некому?

Я хлюпнула носом.

- Наш черёд пришёл за ёлкой идти.

- А Янош твой что?

- Сходил уже. На полатях скулит.

- Ясно, - протянул Ежи и встал с пенька.- И я за ёлкой.

И мы пошли по тропинке туда, где между спутанных корней вековечных угрюмых сосен дребезжала Жерлянка, сбирая на своём пути звонкие незамерзающие ключи.

- Страшно, небось, на досвитку досвиток - рассвет в лесу? - подмигнул Ежи, помогая мне перебраться через валежник.

- А что мне бояться? Волка? Так они сейчас вниз по Жерлянке ушли, за оленями вслед. Янош следы на том берегу видел.

- А Зимку не боишься? - ох, ну и очи васильковые! Только они так смеяться могут! Да только Яношевы глаза теплей будут. - Зимка тебе не волк, за оленями не ходит. Поймает, заморозит до полусмерти и в избу свою на дне Жерлянки заберёт.

- Не заморозит, тепло сейчас. А в Жерлянке Водяник хозяйствует. Тому и сам Зимка не указ.

- Правда?

- Правда. Мне бабка Вавёра всё про жителей лесных и речных рассказала.

- Бабка твоя, мо, паутиной заросла и лягушек в ушах держит, - фыркнул Ежи.

Ох, и разозлилась я. Так, да на бабку Вавёру! Да я ему, бесстыднику!..

- Ну, Ежи, коли поймаю, уши надеру!

А он в смех и бегом. А я за ним. Да куда там! Он в своей телогрейке, как заяц куцый. А мне мой тулуп овчинный бежать заминает заминает - мешает. Да и топор по ноге бьёт. Вот и споткнулась я, и на землю упала.

- Жива ль, девица? - склонился надо мной Ежи.

- Жива-жива, - пробурчала я отряхиваясь от мокрой липучей хвои. - А ты бабку Вавёру не тронь, а то она как наведёт порчу, так будешь слезами заливаться, просить прощения.

- Ладно уж, пошли. Вон ельник.

И в самом деле, мы с Ежи добрались до зелёного шатра ельничка. Осталось перейти Жерлянку. Да только, видать, ниже по течению в воду упало дерево: вода поднялась и затопила брод.

Ежи огляделся в поисках дерева, которое можно срубить. Но вкруг нас собрались старые сосны, кои так просто не срубишь, а срубишь, так другие деревья поломаешь. Тут уж ни от Зимки прощения не жди, ни от лешака.

- Ну, тогда пошли, - вздохнул он.

Я потопала измазанными в глине и промокшими валенками, тоже вздохнула и побрела за Ежи вдоль берега.

Долго ли, коротко мы шли, да нигде брода видать не было. Солнышко уж порядком поднялось, сорока застрекотала. И есть захотелось.

- Ну, хоть ты вплавь иди! - топнула я.

Ежи остановился и посмотрел на меня.

- А Водяник зимой спит? - строго спросил он. - В воду, где не положено, сунешься, а он тебя за ноги да на дно!

- Вообще-то, спит... Уж и не знаю я, кто такой зимой спит, а кто - нет! Теплынь кругом. На днях Янош медведя-шатуна видел на опушке.

- Что ж твой Янош, медведя-шатуна видел, а ёлку - нет?

- Стукну сейчас, - пригрозила я. - Ёжик-шатун несчастный!

Ежи улыбнулся и пошёл дальше. Я постояла маленько, разглядывая его. И тут я уразумела! Ежи сказал, что за ёлкой идёт, а у самого ни топора нет, ни верёвки! Куда ж он меня ведёт?

- Ежи! - окликнула его я его. - Воротись!

Он вернулся и встал передо мной.

- Ты чего? - строго спросила я.

- Чего? - удивился он.

- За ёлкой идёшь? Да?

Ежи кивнул.

- А рубить ты её прутиком берёзовым собираешься? Да? А ну, говори всю подноготную! Зачем меня в лес тащишь?

Ежи смутился и ковырнул носком мох.

-Ты это... Не обижайся, хорошо?..- он глянул на меня исподлобья, и я приметила, что глаза его всё ещё смеются. Однако промолчала. - Надо мне тебя Зимке сосватать...

- Чего-чего? - удивилась я. - Как: Зимке? А Янош?

Ежи уселся на валун и почесал затылок.

- А то Зимка нам проказить начал. Все Косогоры взбаламутил: то трубы печные снегом забьёт, то воду в колодезе заморозит, то ледышки над дверями развешает: чуть выйдешь, а они тебе на голову! Осерчал староста наш, к бабкам-шептухам пошёл. А те и говорят: надоть невесту Зимке в лес свести, что б не озорничал. Ну, погоревали-погоревали, а делать нечего. Повели Марыську старостину в лес. А под вечер ворочается Марыська эта в деревню и говорит, что Зимке надобна девица така, что в лесу одна не боится да толк в лесных делах знает. А её, Марыську, оторопь взяла, как она там одна осталась... Наши-то девки в лес только по грибы да ягоды летом бегают. А как там, да что - не знают. Ты вот - другое дело. Тебя бабка Вавёра колдовскому-ведовскому делу научила. Ведаешь, где какие нечистики водятся, травы целебные знаешь... Вон, в лес одна за ёлкой отправилась... Эмилька! Выручай! А то Зимка обещался нам Косогоры талой водой затопить, как весна придёт...

Поглядела я на Ежи и поняла, что не врёт он. И не смеётся больше. Я-то чую, когда мне врать начинают. Хоть раньше, хоть позже.

- Хорошо тебе говорить, Ёжик. А мне ёлку в Орлики тянуть надобно. А то Новый год злиться будет. Пострашней Зимки твоего... Да и не пойду я за Зимку. Очень надо!

По верхушкам сосен ветер прошумел. Шишками старыми оземь простучал. Аж жутко стало. Ежи тоже не по себе сделалось.

- Ну Эмилька, пожалуйста! Меня ж в деревню не пустят...

- А мне-то что за дело!

- Ты ж знахарка будущая! А что ж за знахарка, когда зла людям желает. Да не одному человеку, а деревне целой!

- А коли и пойду, в Орликах кто останется за меня? Новую ученицу бабка Вавёра уже не выучит. Нет, Ежи. Другую ищи сватать.

- Эх ты, Эмилька... - вздохнул лес. - Я ж добра тебе хотел...

- Не гневись, девица, - грустно сказал Ежи. Обернулся вдруг зайцем белым и ускакал.

А я с перепугу домой побежала без оглядки. А прибежала, так в избу и на печку. Тут уж отдышалась немного, да бабке Вавёре всё рассказала.

- Это не Ежи, а сам Зимка был, - прошамкала бабка, гладя меня по голове своей сухой горячей ладонью. - А коли добром домой отпустил, так не бойся его. Не будет больше за тобой ходить. Похлёбки поешь маленько, да спать ложись.

- А ёлка?

- Ну её, ёлку эту... Задобрим Год как-нибудь...

Намаялась я за день. Даже есть не стала, сразу на лавке под кожухом Яношевым старым заснула.

А проснулась, так уже Новый Год наступил: за окошком, пузырём бычьим затянутым, серенько было, утро наступало. Выбралась я из-под кожуха, да на двор пошла. А там... Посреди деревни ёлочка стоит, ладненькая такая, пушистая. А вокруг неё ребятишки скачут, хороводы водят, песни поют. Янош во дворе дрова колол. Меня увидел, так бросил, ко мне прихромал и говорит:

- Привет тебе от Ежи из Косогора. Утречком прибегал, в гости всех просил, на ярмарку летнюю в Бел Дол приглашал... Чудо случилось. За ёлкой-то никто не ходил. С Новым годом тебя, Эмилька!

А я уж не слушаю, к ёлочке бегу. Глядь, а она живая, из земли растёт, будто вечно тут стояла! Меня будто заприметила: лапки растопырила, кланяется. Смекнула я, что от Зимки подарок. Улыбнулась. И никому ничего не сказала. Под Новый год всякое случается...

31.12.2004 - 22.05.2005