Безудержная пьянка продолжалась уже четвёртый день. Учитель ходил по лесу и разговаривал с деревьями. На полуслове под дерево падал и засыпал. Потом приползал к костру, выпивал стакан и снова шёл базарить с деревьями.
- Наверное, он в школе детишкам ботанику преподавал,- подумал Пашка.
Серый спал у костра и, не просыпаясь, выбулькивал в себя время от времени из бутылки, бутылку потом ставил в ямку. Когда бутылка кончалась,- Серый выкидывал её и ставил в ямку полную. А полные периодически подкладывал ему Атаман. Видно было, что вместе они бомжуют не первый год, и понимают друг друга с полубулька.
Атаман вынюхивал, не Пашка ли взорвал их там, на берегу Шексны. Пашка не признавался. Атаман не стал спорить с Пашкой, хотя сам стрелял из вещдока - базуки. Он не обижался: если бы не Пашка,- где бы они ещё столько еды-пойла потырили?
Пашка притащил из лодки китайскую мыльницу ( тоже трофей из взорванного ларька ) и слушал городское радио. В одной из сводок происшествий он услышал, что над городом летают НЛО, и когда один из объектов пролетал над милицейской машиной, та вдруг загорелась, пострадавших нет, так как наряд в это время находился вне машины. Атаман на это сказал: повезло, что никого из ментов не зацепило, а ихнюю драндулетку спишут, да и всё, чтобы статистику не портить. Из осторожности Пашка хотел всё же спрятать базуку в лесу, но как её потом забрать? Решил взять базуку с собой, но в город возвращаться кружным путём. Когда бомжи поедут обратно, не спрашивал,- и так было ясно: поедут, когда кончится водка и еда.
Атаман уже подготовился к отъезду, набив мешок бутылками, консервами, сникерсами. Мешок он спрятал. Пашке было интересно, а как он приведёт в чувство тех двоих?
К исходу шестого дня Атаман объявил: завтра утром уезжаем.
Поутру он попросил Пашку вылить ведро воды на Серого. Тот зашевелился... Дальнейший процесс Пашка наблюдать не стал. Было много ругани, шлепков, пинков. Наконец, троица появилась у лодки. Учителя и Серого изрядно штормило, Атаман буквально закинул их в лодку. До выхода из озера добрались нормально. А вот попасть в Судбицу оказалось сложно. Вода упала, да и рабочая сила была не в форме. Пришлось Атаману опохмелять всех, чтобы появились силы перетащить лодку из озера в реку. В реке купались прямо в одежде, тёрли друг другу спины, чтобы смыть с одежды ил, которым увозились буквально по уши.
Выжав одежду, сушить её не стали: на теле высохнет. Поехали дальше. Но далеко не уехали: в Южке Пашка сразу налетел на мель. Столкнули лодку, вернулись чуть назад, разогнались... Опять мель. Пашка поднял моторы, толкались вёслами, а где и, вылезая из лодки, толкали её вперёд. Тот же путь вместо пяти минут преодолели за три часа.
- Да, парень, хорошо ты нас спрятал,- усмехаясь, изрёк тоже уставший Атаман. Учитель и Серый валялись на сланях и не шевелились. Вошли в Шексну.
- Куда поехал? Налево надо.
Пашка обматюгал Атамана, мало того, назвал ещё его недоумком.
- Объяснись!
- Мурило, я чё, с базукой мимо ментовки поеду? Не нравится - вылезайте на хрен и топайте пешком.
Ещё вечером Пашка и Атаман договорились, что Пашка отвезёт бомжей на Ягорбу, за дачи,- там есть чем поживиться, да и свалка, на которой тоже в крайнем случае можно кормиться, недалеко.
- Проедем Кономой в Пустынь, там есть канава на Колманское, а там и твоя Ягорба с дачами. Отдыхай: в канаве под мотором не пройти, придётся снова вёслами толкаться.
- Разумно. Слыхал я про ту канаву, но проходить её не случалось. Найдёшь?
- Найду.
Показалось Шеломово, Пашка повернул в Коному. Пересекли Пустынское озеро. Канаву Пашка нашёл сразу, около неё был редкий в этом месте песчаный бережок. Видно было, что по канаве нынче никто не проходил, да и в предыдущие несколько лет - тоже: она густо заросла. Можно было попробовать пройти под мотором, дав средний газ и время от времени поднимая мотор, чтобы сбросить накрутившуюся на гребной вал и винт растительность. Но недолго: через пять минут такого режима либо выдавливало подшипник в редукторе, либо забивало травой систему охлаждения, в обоих случаях надо было разбирать мотор. Пашка не стал рисковать, он поднял моторы и сказал Атаману:
- Бери весло.
Канава шла по болоту, вёсла вязли. А грести не давала растительность. Повторилась каторжная работа: до Колманского озера добрались только к вечеру. Хотелось упасть на слани и не шевелиться. У Пашки дрожали руки и ноги. Даже Атаман сник. Из последних сил Пашка завёл моторы. Лодка понеслась по озеру. Странным образом вернулись силы и настроение.
- Вот она, твоя Ягорба. К дачам или направо?
- А ты бы куда поехал?
- У дач дров нет, а если направо - там безлюдно и дрова. Решай.
- Дуй направо, в мешке есть ещё кой-чего.
Пашка остановил лодку у едиственного на Ягорбе места, где росли чахлые сосны и ёлки.
- Здесь вам будет в самый раз. Топор оставлю.
- Оставайся с нами.
Пашка, помня, как бомжи угнали у него лодку, вежливо отказался, дела, мол, попил, да и будет. Хряпнули литр водки на посошок, попрощались, и через десять минут Пашка был у себя на даче.
Разбудил вечно пьяного соседа, тот помог затащить лодку в гараж, выпили ещё бутылку, и Пашка крепко уснул, забыв даже про базуку в лодке,- так одолела его заросшая травой болотная канава.
Утром Пашку разбудила жена. Выругала за пьянку, за неполитые грядки, оставила еды и ушла. Пашка попробовал поесть - кусок не лез в горло. За окном многозначительно покашливал сосед. Пашка вышел на улицу, поздоровался с ним, отпер гараж. Залез в лодку. В лодке был бардак. Грязи тоже хватало. Главное - базука лежала на месте. Пашка стал выкидывать на пол пустые мешки. В двух что-то было. То, что надо. Пашка сложил всё в один, не забыл запереть гараж и, проходя, мотнул головой соседу: заходи, мол.
Опохмелились, появился аппетит. Поели. Пашка прогнал соседа, полил грядки. Опять стала одолевать слабость, и он лёг поспать до вечера.
Вечером истопил баньку, попарился. Полегчало. Спрятал в кессон базуку, прибрался в лодке. Бензина хватало на поездку за море. Пашка лёг, но не спалось. Пришлось опять позвать соседа...
В восемь утра Пашка уже был в магазине. Закупил провиант, отнёс на дачу. Хорошо упаковал и разместил в лодке. Положил третий мотор - лёгкий восьмисильный "Ветерок". Пашка имел хорошую привычку не жалеть о случившемся, он, в зависимости от случившегося, либо мотал на ус, чтобы больше не повторять ошибок, либо действовал. А сейчас он лишь с усмешкой вспомнил, как они упетались в болотной канаве, ка бы знал - взял бы с собой не только базуку, но и "Ветерка". Этот мотор был усовершенствован и предназначался специально для прополки канав. На гребной вал, между ступицей винта и корпусом редуктора, была одета шайба, водоросли и трава наматывались только на винт. К антикавитационной плите приделан нож, срубающий водоросли, наматывающиеся на винт. Штатные отверстия забора охлаждающей воды можно было закрыть, в этом случае забор воды производился через трубку с фильтром, из наименее засорённого травой места, за транцем.
И около полудня, благополучно переехав море, уже у заморской канавы приладил "Ветерка" к выносному транцу, откинув "Вихри". Прополка канавы была делом нехитрым, но требующим сноровки. Когда на винт наматывалось много водорослей, мотор садил обороты, и Пашка специальной уздечкой поднимал мотор, чтобы винт вышел в воздух. Мотор, не имея сопротивления воды, резко набирал обороты, и водоросли срубались ножом. Секунд через пять той же уздечкой мотор опускался, и прополка канавы продолжалась. После двух прополок можно было идти по канаве под "Вихрями", на полном ходу. Со стороны такое зрелище казалось фантастическим: лодка на полном ходу из реки вылетала на луг и неслась по нему, постепенно скрываясь за кустами. Три километра канавы Пашка прополол за сорок минут.
Пашка загнал лодку между кустов, так, чтобы её не было видно со строны, нагрузился провиантом и потопал к избушке, которую в укромном месте поставил ещё его отец. Растопив печурку и поставив чайник, лёг отдохнуть. Потом подкрепился, взял вёдра и пошёл собирать чернику, к сумеркам оба ведра были полными. Вернулся в избушку, согрел чаю, поел.
Стояла тёплая летняя ночь. Звуки леса были слышны и в избушке - тихие, умиротворяющие. Пашке не спалось. Он задумался...
Конечно, по пьянке со стрельбой из базуки он наделал много глупостей. И каких - мог ведь убить кого-нибудь. А ему везло. И везло всё время. Пашка подумал, что кто-то там, на Небесах не даёт ему пропасть. Что это значит? Это значит, что задуманное им нужно Небесам, там выбрали именно его, Пашку для выполнения этой миссии. И так неудачно начатое дело нужно завершить. Завершить ему, Пашке, и никому другому.
Тем более, что генеральный, так часто нарушающий заповеди Небес, оставив в городе наместника, подался в Москву, откуда и руководил своим бизнесом, значительно расширившимся. Оставив самые грязные производства в Пашкином городе, полуфабрикаты гнал за бугор. Экономил на экологии, на безопасности труда - тоже. Городу от его щедрот каждый год доставались сотни тысяч тонн выбросов его завода и десятки трупов погибших прямо в цехах от травм рабочих. Сотни рабочих ежегодно, не доживая до пенсии, погибали от заболеваний, спровоцированных вредными условиями труда в цехах. А счёт погибшим горожанам, задохнувшимся от накрывшего их, расположенные под трубами Епифанова завода, дома ядовитого облака, шёл на тысячи. Деньги на расселение расположенных под трубами домов, как трубили местные газеты, скупленные Епифаном, выделялись, и немалые - миллиарды долларов, но куда они уходили - неизвестно. Своё богатство Епифан особо не светил, но любопытные регулярно находили в прессе и Интернете сообщения о покупке им земельных участков, дворцов и прочей недвижимости по всему миру. Пашка подумал, что убивающий сотни людей каждый год - не человек, и заповедь "Не убий" на него не распространяется.
Что делать?
Пашкин автомат мог сгодиться только на крайний случай, случись который,- автомата всё равно рядом не оказалось бы. Епифан появлялся на людях редко, в кольце охраны, а люди в штатском охраняли при епифановых явлениях территорию в радиусе полкилометра от явившегося, пронести автомат на дальность прицельной стрельбы возможности не было. Пашка подумал о снайперской винтовке, но и снайперу пришлось бы туго: ближние охранники всё время перемещались, и, пока летела пуля, могли оказаться между снайпером и целью. А во время выступлений между Епифаном и аудиторией устанавливался не дающий бликов при специальном освещении прозрачный экран, предназначенный для изменения траектории полёта пули, ну и для защиты от всяких мелочей, наподобие тухлых яиц, гнилых помидоров и пакетов сметаны. Такого экрана не было даже у Епифанового рыжего учителя, он долго смеялся, увидев в ящике разлившийся по рыжей репе своего учителя майонез, внизу суетилась охрана, не зная, кого хватать: метатель действовал профессионально и остался незамеченным.
Стрельбу из базуки по кортежу Пашка сразу отверг: могли пострадать случайные прохожие, да и угадать, в какой машине едет цель, было невозможно, как и расстрелять все машины кортежа.
В город Епифан прибывал на самолёте, аэродром находился недалеко от Пашкиной дачи. От стингера взлетающему или заходящему на посадку пассажирскому самолёту было не увернуться, если, конечно, правильно стрелять. Но в этом случае опять же пострадали бы невинные люди.
И Пашка решил не горячиться, решив, что Небеса подскажут ему, как действовать.
...Утром Пашка набрал ешё корзину черники, по пути наловил рыбы, и к вечеру был на даче. Поставил технику на место, ещё раз полил грядки, тормознул легковушку. Через полчаса звонил в дверь своей квартиры. Жена обрадовалась чернике, часть отдали родне, из остального сварили варенье...
Потом пошли грибы, брусника, клюква. В одну из поездок Пашке захотелось ухи. Рыба не ловилась, и он поехал в Раменский залив, к городищенским рыбакам,- у них рыба была всегда. Гавинский и Раменский заливы сообщались ручьём, про который мало кто знал. Выезжая из этого ручья, Пашка удивился: у Змеиного острова стоял небольшой причал, наподобие дачных причалов для калош ( так уже лет тридцать называют дачники стоместные теплоходики, развозящие их по Ягорбе ). Зачем он на мелководье, куда не пройдёт ни калоша, ни иная лайба? Да ещё за морем, в которое речные калоши не совались: они попросту разломились бы на высокой волне.
Меняя у рыбаков водку на рыбу, Пашка поинтересовался: что за хрень там, у Змеиного? Рыбаки ответили, что на Змеиный несколько раз приезжал отдыхать Епифан. Культурно отдыхать: с толпой охраны, слуг и танцовщиц. Пашка так удивился, что выронил рыбу: цель шла на ловца. И решил узнать всё, что можно:
- Бросьте заливать, там же мелко.
Рыбаки сказали, что Епифан купил в Германии катер на воздушной подушке. Толкаемый пропеллером, катер мог пройти и по ровному берегу, и по лугу, не говоря уж о мелководье. А причал - для того, чтобы танцовщицам в их нарядах удобнее было с катера сходить, а охране - удобнее грузить культурно отдохнувшего Епифана в катер.
- А как их комары не сожрали в таких нарядах?
- Охрана с вечера чем-то полострова опрыскивает, комаров нет ещё день поле отдыхающих.
Поев ухи, Пашка прилёг. Долго думал. Даже если отдыхающие ещё и приедут на Змеиный в сентябре, встретить их нечем. Из базуки он успеет сделать только один выстрел, потом его расстреляет охрана. А может, и один раз не пальнуть, надо сначала посмотреть, где располагаются посты. А вообще-то, это - знак Небес, и готовиться надо к будущему лету.
Напротив причала, на берегу Гавинского острова Пашка не бывал. С виду, там было болото. И с полкилометра, почти до Змеиного, шёл чапарыжник - не упавшие ещё деревья того леса, который стоял здесь до затопления морем. Назавтра Пашка попытался подъехать к этому берегу, но не смог: вода уже здорово упала. Решил отложить исследование подходов до большой воды - до весны.
Возвращался из этой поездки Пашка через Среднее: ему хотелось ещё раз осмотреть место будущих действий. На обнажившемся уже острове сиротливо стояла полуразрушенная Луковецкая церковь, летом она возвышалась прямо из воды. Церковь помнила ещё те времена, когда здесь жили люди, они ходили молиться, венчаться, крестить детей. Пашка и не подозревал, что видит её в последний раз. Церковь рухнула в тот самый день, когда Пашка осуществил задуманное.