Аннотация: Рассказ ветерана войны Николая Ивановича Васильева о жизни, о службе в ПВО Балтфлота и в пехоте в 1944-1945гг.
Я родился в Москве в Таганском роддоме 9 декабря 1926 года. Отец мой Иван Ануфриевич был слесарь лекальщик, делал штампы для орденов. Мама Мария Алексеевна. Ей было 17 лет, когда я родился. Когда мои родители женились, невеста шла под венец Васильевой и жених - Васильев. Они не были братом и сестрой, близкими родственниками. Оба родителя моих были из Подмосковья, Истринский район, деревня Львово. В двух деревнях по соседству жили одни Васильевы.
тот же рассказ с иллюстрациями
https://olegdushin.livejournal.com/145685.html
https://olegdushin.livejournal.com/146032.html
Родители любили друг друга, а мои деды не дружили между собой. Отец матери Алексей был культурный, он имел сапожную мастерскую в Москве у Белорусского вокзала. Сейчас в этом доме институт. А отец папы Ануфрий был простой крестьянин, единоличник. У него был свой участок. Помню, маленьким был, - рожь у него такая высоченная стоит. У никого такой не было. Пожилой был уже, в колхоз не вступал. Деревня маленькая, в ней колхоза и не было, по-моему. 10 домов всего.
Дед Алексей имел сапожную мастерскую в Москве, а бабушка, его жена, жила в деревне Львово. Вот расскажу о нем такой случай. После войны я работал 30 лет на такси в Москве. Еду один раз с женщиной пожилой, уже бабкой, мимо дома моего деда и говорю: "Вот дом, в котором жил мой дед." А она вскричала радостно: Алексей Васильевич?! - Да. - "Ой, так я его же знаю, какой он хороший мастер был. Он был такой человек справедливый, не любил, когда его оскорбляют. Как-то раз к нему жандарм пришел шить сапоги. Поскольку то был жандарм, человек при исполнении, Алексей ему бесплатно сделал сапоги. Жандарм пришел домой, надел сапоги. Не понравились они. Приходит обратно к мастеру. Сапожник ему: "Снимай сапоги!" Тот снял сапоги. Дед их выкидывает и его, жандарма, тоже берёт за шкирку и выкидывает нахала вон из мастерской. - Так расказала пассажирка, которую я подвозил от Белорусской до Сокола.. А обиделся ли жандарм или нет на то действие против его личности, - того я не ведаю.
Мой отец воевал в гражданскую войну за красных, он был примерно 1897 года рождения.. Он рассказывал, что попал как-то раз попал в окружение. Вдвоем попали с другом в беду. Товарищ говорит: "Ну раз так, я сдаюсь в плен." А отец залез в капусту, закопался там, листья капусты на себя накинул. Лежит и слышит вдруг стрельбу. Выскочил из капусты, и видит, что друг его, сдавшийся белым, висит. Повесили его без особых церемоний, - красный и всё с тобой. Рядом никого и пулемет стоит. Белые засаду, что ли, делали и пулемет оставили без присмотра. Отец кинулся за пулемет и по белым с тыла открыл огонь: Та-та-та!!! Ему дали за это орден. Этого ордена нет у меня, пропал, увы.
Когда началась война я закончил шестой класс в 472-ой школе на Таганке. Отца сразу взяли в армию. Иван Ануфриевич инвалид был, ноги слабые. Идет, идет и вдруг сразу ноги подкашиваются, приседает. Служил он в какой-то части под Москвой, охранял какой-то объект. Получил увольнение на 5 дней и пришёл к матери, к семье на побывку. В это время к Москве немцы подходят. Случился прорыв на фронте. Срочно всех, кто был в отпуске, вызвали обратно в армию и послали всех на передовую. Отец должен же был доложить о своей увольнительной в военкомате. И через два дня из военкомата приходит вызов обратно идти на войну. Отец быстро погиб, в 41-ом. Убили под Вязьмой. Похоронка пришла домой. Я был после войны на месте гибели. Обелиск большой, камень такой огромный. Высечены имена всех погибших. Мой отец Иван Ануфриевич, обозначен Васильев И.А. Рядом тоже Васильев, другой. Человек пять Васильевых на этом обелиске увековечены. Мы дома говорили, погиб наш папа за любовь. Не пошел бы к жене в отпуск, остался бы служить своей части, не попал бы под Вязьму.
Красноармеец 42 осбр Иван Ануфриевич Васильев 1897г.р., призванный Пролетарский РВК Москвы, погиб 3 октября 1942 северо-восточнее д.Махотино Смоленской обл. Похоронен в братской могиле д.Карманово Гагаринского района Смоленской области (недалеко от Вязьмы). В современных списках братской могилы в Карманово указано 30 бойцов с фамилией Васильев, включая Ивана Ануфриевича.
Поначалу мы попробовали эвакуировались - под Москву в Петушки в Истринском районе. Но даже полмесяца не прошло, вернулись в Москву. Мать захотела обратно домой. Немцы вперёд в Петушки пришли, чем вышли к Москве.
В октябре 1941г. я пошел на работу учеником слесаря. Стал слесарем по ремонту машин на автомобильном заводе Москвич, тогда это был автозавод имени Кима на Остаповском (ныне Волгоградском проспекте) шоссе, недалеко от моего дома. В годы войны малолитражки Ким перестали выпускать, на заводе ремонтировали технику. Набирали на работу токарей, фрезеровщиков. Я был небольшого роста, хрупенький, не доставал до шпинделя - рабочей части станка. Нужно было ящичек подставлять под ноги. Как не хотелось, не взяли токарем, и я очень обиделся, что определили только в слесаря. Дядя Саша, старшой по ремонтной части, узнал мою обиду и говорит: "Не горюй. Слесарь. Эта профессия - твой хлеб будет." Так и получилось, я стал работать слесарем по ремонту шлифовальных станков.
Война началась 22 июня, а через месяц была первая бомбёжка. Пока ещё не работал на заводе, я сбрасывал с другими мальчишками с дома зажигалки. Работать стал, бомбёжки переживал под одеялом. Объявляют воздушную тревогу, а я пришел домой, 12 часов отработав на заводе. С ног валюсь. Спать лягу, - объявляется воздушная тревога. Мать бежит в убежище, а я, уставший, ей говорю: "Не пойду никуда! Пусть будет, как будет! " И под одеялом лежу. Бомба свистит, ссс-жжж. И бух где-то.
Жили мы на Крестьянской заставе, во втором Крутицком переулке. Дом был трехэтажный. В квартире у нас был комната с проходной. В ней сестра Рая, брат маленький Володя, я и мама. Ещё в квартире жила одна бабка, Мария Ивановна, соседка.
В октябре 1943г. пришла повестка, 1926 год призывали в армию. Мне ещё 17 лет не было, два месяца не хватало, но всё равно подлежал призыву. 1927 год рождения ещё не брали в армию, я же был декабрьский, 1926-ого года. Призывной пункт был в школе на Преображенке. Сидим у окна, поем песню под гитару, у одного парня она была, "Шаланды полные кефали." Поем, а на ограде матеря повисли и плачут перед школой.
Определили парней на Балтийский флот. Пришла разнарядка, надо набрать на флот столько то человек. Набрали молодежь. Мужик в военкомате поколебался немножко, глядя в мои документы, мне же ещё 17 лет полных не было. Потом махнул рукой и подписал направление на флот. Целый эшелон призывников 26-ого года и других возрастов поехал из Москвы. Ленинградская дорога, шоссе была ещё перекрыта фашистами, напрямик до Балтики было нельзя добраться. Мы ехали на Архангельск по Ярославской железнодорожной дороге. Не доезжая Архангельска, несколько вагонов перецепили, которые поехали в сторону (от Вологды - О.Д.), к Ленинграду.
В Ленинграде был пересыльный, учебный пункт, - приемно-распределительный батальон 36-ой запасной стрелковой дивизии. Там в декабре 1943 года нас обмундировали, выдали солдатскую военную форму, теплое бельё. (2 декабря 1943г. была выдана служебная книжка краснофлотца Васильева и подписан приказ об его штатной должности зенитчика. - О.Д.) От матроса у меня была тельняшка и надпись БФ. Бушлата и бескозырки не дали. Гимнастерка, шаровары, шинель, шапка красноармейская. Как сейчас помню, идем строем без оружия по трамвайной линии в Ленинграде. Читаю на стене - "эта сторона опасна при обстреле". В порт пришли. Посадили ребят на баржу и поплыли за Кронштадт, мимо острова-крепости. Катер тащил баржу на левый берег Финского залива. Новобранцы сидели в трюме, что-то било в борта. Может, льдины?
Не знаю, откуда они взялись, но зенитные орудия, оказывается, плыли на той же барже, только они стояли на палубе. Их легко скатили при высадке.
(Можно предполагать, что высадили Васильева тогда на Ораниенбаумском пятачке в декабре 1943г. и его батарея была в составе 12 отдельного зенитно-артиллерийского дивизиона. В 12-ом дивизионе юный краснофлотец числился - согласно послевоенной воинской книжке - до января 1944г. В 1943г. батареи артдивизиона охраняли корабли флота в бухтах Батарейная и Графская, но где они были в декабре 1943г. нет информации.
27 января 1944г. была окончательно прорвана блокада Ленинграда. Прорыв блокады в районе Ладожского озера состоялся ещё 18 января 1943г., но враг оставался на подступах к городу ещё долго. Только в январе 1944г. Ораниенбаумский пятачок соединился с большой землей и Ленинградом. - О.Д.)
Зимой 1944г. советские войска шли на запад, освобождая Ленинградскую область. Поселок Усть Луга была освобождена 2 февраля 1944г. Здесь была создана Лужская военно-морская база, которой командовал контр-адмирал И. Д. Кулешов.Для прикрытия с воздуха надводных сил флота и авиации командование сформировало 140-ю бригаду ПВО флота. )
Я попал на зенитную батарею Балтфлота. Командиром её был Куделькин. (С 12 марта 1944г. Николай Васильев числился на 1244 батарее, которую относят к 312 малокалиберному зенитно-артиллерийскому дивизиону. 312 дивизион (командир капитан Федор Мажаров) был сформирован, согласно документам, из 319 отдельного зенитно-пулемётного батальона в марте 1944г.. - О.Д.) А ещё раньше, как записано в документах, 23 февраля 1944г. Николай принял воинскую присягу в составе 1244 батареи ((?) отдельного зенитно-артиллерийского дивизиона), хотя факт присяги совсем никак у него не отложился в памяти. ) На войне не до торжеств было, может так просто про присягу в солдатскую книжку мне записали. Командиров тогдашних я не очень помню, они часто менялись.
Я был заряжающим на 37 мм пушке, здесь на батарее и обучали артиллерийским обязанностям. Зенитная пушка стреляет 5 зарядными обоймами. Она ведёт оонь, - я же должен заряды кидать в магазин. 5 человек - расчет 37мм орудия. По горизонту - наводчик по азимуту, по вертикали - наводчик по углу возвышения, заряжающий, подносчик, командир орудия.
(3 зенитных батареи 312-ого дивизиона охраняли аэродром Липово, стоянки военных катеров в Гакково и в устье реки Усть Луга. http://www.nashapobeda.lv/3299.html. ) На аэродроме Липово базировались штурмовики береговой обороны, истребители Лавочкина и Яковлева истребительной авиадивизии, лендлизовские бомбардировщики Бостоны. Заходя на берег от залива, им нужно было сразу садиться.
Один раз летчик штурмовик не рассчитал свою посадку и в лес влетел. Подбегаем. Крылья самолета оторвались. Всё разбито, кроме кабины. Лётчик только лоб себе чуть чуть разбил при аварийной посадке. Это был штурмовик с кабиной для одного пилота, без стрелка-радиста.
Для маскировки орудия мы нашли какую-то старую матерчатую сетку, прикрывались ею. А летчики говорили нам, что они использовали это прикрытие как ориентир при посадке. Эта сетка-покрывало была видна издалека. Когда-то она была салатовая, но выгорела на солнце и побелела.
В поселке был клуб, куда как-то приезжали артисты и проводились танцы. В иных зенитных батареях было много женщин да и не только там они служили. Однажды прямо с танцев был вызван один летчик. - Лейтенант такой-то, на выход! У него был вылет, с которого летчик уже не вернулся. А что мы промеж себя пели? - Из-за острова на стрежень, - про Стеньку Разина, помню.
Немецкие налёты случались не так уж часто. Немецкие юнкерсы обычно летели куда-то вдоль Финского залива, дальше от берега. Однажды, то ли в Гакково, то ли в Усть-Луге, налетели юнкерсы, прикрывали их истребители фокке-вульфы. Мы стреляли по ним. На дальних подступах наши 85-мм зенитки сбили несколько самолетов. Когда уже бой затих, один фокке-вульф пролетал мимо орудия. Немец делает крен, открывает фонарь и нам отчаянно кулаком из кабины машет. Днём дело было. - Огонь бы по нему вести вовсю! А я рот раскрыл и запоздал бросить кассету в магазин. Было 5 зарядов в пушке, она выплюнула их и замолчала без нового заряда. Я, значит, виноват, что немец уцелел и безнаказанно улетел восвояси.
Уж после войны работал я водителем в Академии наук в иностранном отделе. Ребята-переводчики расспрашивали про войну, и я им рассказал про этого лётчика, который кулаком махал на нас, зенитчиков. Забавный же случай. Еду однажды по Москве, везу переводчика и немецкого гостя. Переводчик рассказал ему почему-то этот эпизод. Вдруг немец говорит: "Остановись." Я останавливаюсь, и он на меня набрасывается и давай целовать! Он тоже там летал во время войны. А я - не я то был, кто его мог спасти, доподлинно не знаю.
("Запомнился бой 7 мая 1944 года. Около 14 часов 30 минут 56 вражеских бомбардировщиков под прикрытием "фокке-вульфов" произвели бомбовый удар по кораблям в Усть-Луге и бензоскладу. Батареи 12-го дивизиона и зенитная артиллерия кораблей сразу сбили головные самолеты. В атаку на врага устремилась наша истребительная авиация. Зенитчики в этом бою уничтожили шесть самолетов фашистов. Врагу все же удалось повредить два бензобака и один катер, три матроса получили легкие ранения." полковник А. Черный
("За короткое время в трудных условиях 312-ый дивизион произвел несколько передислокаций без всяких аварий и поломок. 6 мая 1944 года при отражении налета авиации противника на аэродром ЛИПОВО Дивизион сбил 1 Ю-88. 26 Мая 1944 года при налете авиации противника на УСТЬ - ЛУГА дивизион сбил 4 Ю-87." http://www.nashapobeda.lv/3300.html )
Во время одной бомбёжки меня поранило. Палочка от флажка пробила мне правую ногу у паха. Командир говорит: "В санчасть лучше не ходи." Ещё отправят в госпиталь, а там переведут в другую часть, - окажешься в пехоте. Крови из ляжки шло немного. Перевязали на месте. Два дня было трудно ходить, но службу не оставил.
Я воевал как пацан. Мне интересно, прежде всего, было пострелять. Помню матери письмо писал - "Здравствуй, мамочка. Сегодня мы постреляли." Не знаю, сбивали мы вражеские самолёты или нет. Как там узнаешь. Катера стреляют, береговая артиллерия стреляет. Зенитки стреляют. Небо всё в разрывах. А потом налет кончается и начинают все эти подразделения - зенитчики, катера, ещё какие пушки - начинают делить самолёты. Кто сколько сбил. На нашу пушку так два сбитых самолёта "выделили", "отспорили". Две звёздочки нарисовали. Не знаю точно, а может мы и не попали на самом деле ни разу. Поделили все эти самолеты, сколько сбитых тогда было.
Зенитчиков учили различать всевозможные самолеты издалека. Были рисунки, картинки, - как они все выглядят. Я узнавал их и на слух. Юнкерсы визжали, --жжж, бомбардировщики хейнкели 111 охали, окали - оохх, фокке-вульфы свистели на высоких нотах.
Награждали орденами, медалями. Но я пацан же был, какие награды. Кого на флоте обычно награждали? - Командира батареи, командира взвода, командира орудия, наводчика. А я то всего лишь заряжающий, а потому за наградами стою последним в очереди. Но представляли на награждения, впрочем, и меня, когда ещё был на флоте. Как наш писарь сказал, - наградной список наверху порезали. У писаря то самого вся грудь в орденах, он же себя первым в списке не забывал ставить. Допустим, десять человек он написал на награду. А пришло только на часть всего три медали. Ему то дадут, раз он первый в списке. На службе, кстати, этот парень был не чистым писарем, а ординарцем. Бой, налёт идет, и его посылают куда-то с заданием. Сменился как-то у нас командир батареи, новый решил сменить ординарца. Меня, как молодого, решил попробовать. А у меня почерк никудышный. Командир посмотрел и оставил себе старого ординарца-писаря с отличным почерком.
Командир взвода мне как-то по лицу врезал. Я стоял ночью часовым у разведывательной башенки, она сколочена была из досок. Разведчик-наблюдатель воздуха - есть такой человек на зенитной батарее. Ночью хожу, стою. Устал и залез в эту будку, три ступеньки там. Прислонился и как был, в тулупе, уснул. Командир взвода вышел, - часового нет. А финны, говорят, ходили по льду, часовых воровали. Он возле этой будки, где я сплю, выстрелил несколько раз. Тревогу поднял. Часовой пропал! Все вскочили, бегают, ищут меня. Потом один заходит в будку. - Вот он, здесь!! Командир давай меня на радостях обнимать, а потом по морде как даст! И всё.
Немцы, так думаю, узнали, что готовится наш десант в Финляндию из Гакково. Они прилетали бомбить стоянку катеров, канонерских лодок. Летом 1944года наша батарея стояла как раз там. Но основной десант (десант на острова Выборгского залива состоялся 1-10 июля 1944г. О.Д,) уходил из Усть-Луги. Ночью корабли и баржи ушли высаживать десант. Зенитный дивизион также отправили - на поддержку. Пушки зенитные установили на двух баржах, два взвода. В бой наш взвод не вступал. Один взвод - 2 пушки с пехотой к берегу утром подходил, а мы сзади оставались на всякий случай.
Кажется, может, это в тот раз случилось, в Кронштадте мы заходили на минутку на обратном пути. На берегу сидело 2 старика в морской форме, седые, с бородами. Все обросшие, наколки у них. Они отказались эвакуироваться.
В Гакково наша батарея располагалась на острове. Остров был близко - метров 200 или триста от материка. Мы прикрывали морскую базу в бухточке. Переплавлялись с острова на лодках. Однако иногда плавали, и мне нравилось такое купание. Но однажды утонул наш товарищ Лёва (Лев) Игнатов. Бревен не было на острове, а они всегда пригодятся - для землянки или ещё чего. Нашли плотик на побережье. Лёва решил его перегнать по воде вплавь - поближе к острову, а там уже и на остров его переправить. Волна была, говорим ему садись в лодку. А он: "Доплыву. " Видно его ударило о камни или бревна у берега. Нашли тело, на голове рана.
Паек был 800 граммов хлеба, американские консервы с тушёнкой, каша. Мы хорошо ели. Вот расскажу один случай по поводу еды. Стою на посту во дворике у зенитки. Рядом лес и море. В Эстонии, кажется, уже то было. Конец осени-начало зимы, скорее всего 1944года. ( 5 октября 1944г. 312 дивизион перевезли на охрану базы в Палдиски в Эстонии. О.Д. )
Пороша уже лежала на земле. Вдруг треск какой-то пошел. А я уже говорил, что финны раньше ходили по льду залива и часовых воровали. Они ходили в разведку и наши ходили к ним по заливу. Да мало ли что, может быть, то был вообще 1943 год.. Я чтобы не кричать - Стой кто идет, а то в тебя как раз то первого из укрытия и попадут, из автомата по месту этому как очередь дал! Шорох какой-то слышу. Утром проснулись в блиндаже. Пошли, смотрим. На снежке следы чьи-то. Идём, идём, смотрим. Надо же, у дерева лежит корова убитая. Не пропадать же добру. И мы этой коровой питались, очень вкусно было. По берегу были деревушки рыбацкие, оттуда корова, видно.
Давали солдатам фронтовые 100 грамм. Я был малопьющим, не всё положенное пил. Копил спирт во фляжке. Один раз поменял весь запас на одно фото. "Фотограф" служил в соседней батарее 76 мм зениток.
Как-то раз меня посадили на гауптвахту на двое суток за то, что без разрешения искупался в холодной воде. Солнце светило, захотелось в воду. На батарею приехала баня на грузовике. Печка была там. Водой обливаешься горячей и моешься. А мне не захотелось лезть в этакую баню. Говорю, пойду в речку искупнусь, а она мелкая, по грудь едва. Комвзвода был у нас молодой, только пришел с училища, где за несколько месяцев лепили офицеров. Солдаты его за салагу считали. Он мне говорит: "Не ходи. Не надо." Без всякой командирской твёрдости выражается. Я заупрямился и пошёл в речку. Молодой лейтенант на это рассердился и проявил характер. Отправил на губу. Он же меня не отпускал, а я искупался.
На гауптвахте, в сарайчике ещё сидел солдат в возрасте, лет за 30. Его какой-то командир посадил. Играл он с ним в карты. И он у этого командира выиграл. За это и посадили на губу. Потом уже были какие-то учения, манёвры на взморье и этого лейтенанта, (по-моему, Яковлева) убили. Собака нашла командира, убитого и хворостом, листьями засыпанного. Видно, этот парень его и убил. Солдат этот мне ещё говорил на губе: Я ему покажу! Я его доколю! И вообще он был похож на урку, выражался по-блатному. Я никому свои подозрения тогда не говорил, так почему-то подумал про месть, помнил то дело урывками.
Тут вдруг пришел приказ - личный состав с флота выделить в пехоту. И меня, можно сказать, с гауптвахту прямо (вскоре) в пехоту и отправили. Раньше командиром батареи был Куделькин, хороший командир. Ему дали повышение. Пришел новый комбат - украинец. Он своих украинцев жаловал, их было много на батарее, а москвичей не жаловал. Вот я, как коренной москвич, один и попал на сухопутный фронт. (В декабре 1944г. Васильев был переведен в армию согласно его военной книжке.) На флоте нужны были радисты, а некоторые радисты служили в армии, - ушли раньше с флота воевать на берегу или работали ещё на гражданке по радиочасти. Вот пришел приказ поменять этих радистов на обычных краснофлотцев, а радистов отправить на флот. Так меня и поменяли на радиста. Посадили в эшелон и поехали отобранные флотские ребята на фронт в Латвию.
5 января 1945г. я был зачислен заместителем наводчика в батарею 45 мм пушек 884 рижского стрелкового полка 196 гатчинской стрелковой дивизии. Стал снова заряжающим. Полковые пушки это калибр 45 мм и 76мм.
(Ригу уже освободили к тому времени. - "Перед новым 1945 годом .. 196 стрелковая дивизия дислоцировалась на сравнительно близком расстоянии (если смотреть по морю) от Тукумса. Заняв боевой порядок на побережье Рижского залива в районе города Айнажи, в Латвии на границе с Эстонией, части соединения без промедления приступили к инженерному укреплению береговой полосы от возможных высадок десантов противника с Балтийского моря.. В это время части дивизии получали пополнение.." http://www.polk.ru/forum/index.php?showtopic=1593&page=2
Служба сначала носила позиционный характер. Дворик, помню с пушкой, впереди пехоты в пяти метрах стояли. Пашка (Павел) Челноков и Лёшка (Алексей) Шкурыгин, двоих сверстников, со взвода я запомнил. Они из Казахстана, 26-ого года рождения.
В составе рижского полка я по столице Латвии маршировал в феврале. ( "12 февраля 1945 в штабе дивизии был получен приказ на передислокацию в новый район. На сборы было отведено ограниченное время. (С 19-30 13 февраля части дивизии совершили форсированный марш и к 23-00 15 февраля сосредоточились в пулеметных казармах города Риги. "http://www.ainros.ru/obda/t1/bp196gl7.pdf )
Поселили жить солдат в немецких казармах. От фрицев нам осталось множество клопов. Еще помню, просыпаемся, а на заборе напротив местные написали - Русские убирайтесь, - что-то в этом духе.
Из Риги полк пошел менять какую-то часть, которая стояла в обороне. Латыши, видно, немцам о наших перемещениях передали. Поднялась большая стрельба, полетели трассирующие пули. Вот тогда я услышал, как свистят пули у виска. Думаешь, пролетит ли она мимо. Кое-кого ранило, никого у нас не убило тогда.
Танковые атаки немцы на нас уже тогда предпринимали. Опытный старшина, дядя Саша, говорил: "Только бы не танки, только бы не танки." Немецких танков я не видел в 45-ом. Кругом болота, где им разворачиваться. А дядя Саша был на фронте с 41 года, 36 лет ему было. Познал сполна лиха на войне. Как-то раз лежу в землянке, он сидит рядом. Я у карабина скобу оттягиваю. Чик- как бы стрельнул, чик - стрельнул. Потом затвор раскрыл и закрыл. Ствол прямо на него смотрит. Тут у меня в голове срабатывает, что наводить и стрелять на человека даже из палки нельзя. Я поднимаю ствол выше его головы и нажимаю. Ба-бах! Сначала то я патроны не досылал в ствол, а теперь то он уже там был. Дядя Саша говорит: "Хорошо бы ты меня убил. А если бы ранил, я бы тебе показал!"
Артподготовка по врагу проводилась хорошая. Нам давали район обстрел, направление. Артиллерийские разведчики должны были находиться впереди батареи. Когда ещё в обороне стояли, сидели в окопах, приходят к нам армейские разведчики. Скажите: Где тут, ребята, расскажите, артиллерия у немцев, где пушки? И они вроде как из разведки в тыл врага, а они в его тылу и не были, приходят в штаб и докладывают, где какие войска стоят, какие цели приглядывать надо. Мы то стоим здесь в обороне и уж знаем, откуда стрельба идёт, какие снаряды, какие пули летят.
Помню, снаряды таскаем с Пашкой (Павел) Челноковым ночью. А у него куриная слепота, ночью ничего не видит. Гляжу, он идет с ящиком в сторону немцев. - Пашка, куда ты к немцам идёшь? - Как к немцам! Я сюда иду! - Подожди. Ты посмотри. У немцев какие ракеты? Яркие. А у нас какие? Слабенькие. Вот наши где позиции, туда и иди. Немцы стрельнут ракетой, посмотрят. И тишина. Потом опять стрельнут, опять проверка какая.
Мы стояли в 200-300 метрах от немецких окопов. Видел одного немца. Он выскочил из окопа в туалет, ср..ть. Снял штаны. Я навел на него орудие, сорокопятку. Гляжу в прицел, жопа белая. Мне за ручку дёрнуть осталось и всё. А я не стал, пожалел его, немца. Музыка была слышна из их окопов, катюшу нашу играли даже. Пластинка была у них.
(Разгром Курляндской группировки врага был второстепенным направлением войны по сравнению со взятием того же Кенигсберга и Берлина. Бои здесь затянулись. Немцы сдавались большей частью здесь уже после 9 мая. - О.Д.)
"В ночь с 16 на 17 апреля 893-й стрелковый полк подполковника А.К. Хмелидзе (без первого батальона), 884-й полк(в нем служил Васильев) подполковника Н.А. Шаблыгина и спецподразделения дивизии совершили марш и к 10-00 17 апреля сосредоточились в районе юго-западнее Темери... Далее (7 мая) 196-я стрелковая Гатчинская Краснознаменная дивизия с 155-м укрепрайоном, одним дивизионом 85-го гвардейского минометного полка, 2356 ОДБП, действуя в составе 67-й армии, имели задачу овладеть городом Тукумс. http://www.ainros.ru/obda/t1/bp196gl7.pdf
К концу войны мы пошли в наступление, немцы (Курляндская группировка) с боями отступали. Один раз мы били из сорокапятки по дому, где засел власовец, как мы уже потом узнали. Он засел на чердак и стрелял из слухового окна. Мы по нему били, чтобы не штурмовать и не нести потери. Ждала артиллерию пехота, не шли на рожон, пока пушка подойдет. Попали, пехота пошла дальше.
"Первая встреча с противником в бою произошла на развилке дорог южнее населенного пункта Виенсенти. На этом рубеже в 18-30 после кратковременного огневого налета полки первого эшелона перешли в наступление. Первыми в боевые порядки противника ворвались подразделения штурмового батальона 884-го Рижского полка (полк где служил Васильев) капитана Василия Ивановича Парамонова. На пути продвижения батальона были сильные укрепления, которые противник стойко оборонял. Этот рубеж включал рощу юго-восточнее населенного пункта Лаунакрогс и развилку дорог в районе Легздыки. Немцы вели сильный огонь из каменных домов, превращенных в опорные пункты.
Противник из укреплений усиливал огонь по наступающим. Под губительным огнем наступающие стрелковые роты штурмового батальона залегли. Рядом наступал второй батальон этого полка капитана Петра Ефимовича Краселюка. Оценив обстановку, командир 884-ого полка подполковник Н.А. Шаблыгин принял решение усилить удары по противнику. Прежде всего, командир потребовал от подчиненных артиллеристов и минометчиков полка, поддерживающих 2-й дивизион 725-го артполка капитана Н.Т. Цепелева, нарастить огневое воздействие по позициям противника, его живой силе. " http://www.ainros.ru/obda/t1/bp196gl7.pdf
"К полудню 7 мая 1945г. был сформирован передовой отряд соединения в составе 1-го штурмового батальона 884-го стрелкового Рижского полка (где служил Н.Васильев) под командованием капитана В.И. Парамонова, четвертой батареи 725-го артиллерийского Рижского полка и взвода 262-ой отдельной разведывательной роты дивизии. В 13-00 передовой отряд дивизии на автомашинах выступил по маршруту: шоссе Слока-Тукумс и к 15-00 сосредоточился в районе населенного пункта Райти. На этом рубеже передовой отряд вошел в связь с действующими передовыми отрядами 155-го укрепленного района, которые с боями преследовали противника в направлении Тукумса. В тот же день 7 мая в 14-00 по маршруту передового отряда выступили главные силы дивизии. " http://www.ainros.ru/obda/t1/bp196gl7.pdf
Началось наступление, наши пошли в обхват противника слева, справа. Мы только пушку дальше катили. Пушку тащила пара лошадей. Передок для сидения, ящик с барахлом всякими пушка цепляется. Самый пожилой солдат на батарее Трюх был ездовой. Обстрел идёт, а он едет, даже не нагнётся, как всё равно струнка всегда был на передке.
Батарея сорокопяток шла с пехотой. К концу войны в лобовую атаку бойцы уже не ходили. Идет полк по дороге. Слева, справа и чуть впереди боевое охранение (штурмовая группа - О.Д.). Они немцев встретят, стрельбу поднимут. И полк разворачивается в боевые порядки. Такое наступление. А ура, в атаку! - этого я уже не видел. Всё только скрытно от вражеских глаз было.
"В 18-00 7 мая 1945г. без промедления началось наступление (на Тукумс). Командир дивизии полковник Н.В. Паршуков принял решение построить боевой порядок для наступления в два эшелона. В первом эшелоне наступали подразделения 884-го стрелкового Рижского полка полковника Н.А. Шаблыгина (заместитель командира по политической части майор Я.В. Цыпин) и 863-й полк полковника И.М. Кравченко (заместитель командира по политической части майор М.А. Кролик). " http://www.ainros.ru/obda/t1/bp196gl7.pdf
Николай Васильев: Идем по шоссе. Немцы уже сдаются. Расчет сорокопятки: Васька (Василий) Шилкин, ему осколок маленький в лоб попал. Кровищи было много, хоть чуть чуть задел. Голова была завязана. Ещё был солдат по фамилии Трюх, украинец. Он был очень старый и не только с моей пацанской точки зрения. А всё почему? Чтобы не попасть на первую мировую войну и не сгибнуть, ему дома сбавили года в документах. А ко второй германской мужик как раз подоспел для воинской службы. Ирония судьбы - ничего не добавишь. На самом же деле, Трюх был старше призывного возраста лет на пять.
Шоссе. Немцы пленные стоят у края амбара. Офицеры в кожаных пальто. Их главный с погонами в фуражке на расчёт показывает и говорит, я так думаю: "Смотрите, кто вас победил!". А мы идем - Трюх с бородой, Васька с головой завязанный, и я, пацан, в обгорелой шинели. У костра грелся, вставал у огня, она и обгорела. И ботинки были поэтому с мысками наружу, - тоже обгорели.
С этими ботинками обгорелыми получился своего рода анекдот. Идем по шоссе, война ещё идёт, а немцы сдаются уже в плен. Вижу небольшой сарайчик у дороги. Я говорю командиру пушки: Витя (Виктор Романов), лет 25 ему было, из Ленинграда был родом, - я пойду. В сарайчике немцы сидят, наверно. Пойду, хоть с кого-нибудь сапоги сниму. Что ж, он сидит там в сапогах, а у меня обгорелые ботинки.
Захожу в сарай. У меня на плече висит облегченный трофейный немецкий пулемёт, кинжал на боку. Немцы-пленные все встали тут же, подхожу к ним. Я один, обалдел от этого. Их никто же не охранял, для них война уже кончилась как бы, кругом наши войска. Смотрю, у одного немца привязаны к рюкзаку сапоги на веревочке, на шпагате. Он сам обутый. Я кинжал достаю, чтобы отрезать у него сапоги. А он как заорёт. Думал, что я его резать буду. Я ему на сапоги показываю. - Видишь? Он: Гут, Гут. И сапоги эти мне отдал.
Я иду, значит, с этими немецкими сапогами мимо нашего полка, который движется по дороге. Наша пушка была впереди, в головном дозоре. Я бегу вдоль дороги. А комиссар, в фуражке, с красными погонами, командует: "Солдат, ну ка иди ка сюда. Давай сюда сапоги! " А я бегом к себе на перёд. Только пришёл, вдруг появляются два солдата с винтовками. - Вы арестованы. К командиру полка. - Их тут же за мной замполит послал.
Вот полк двигается, а меня к командиру полка ведут под винтовками. Командир 884 полка - подполковник Николай Алексеевич Шаблыгин,45 лет ему было. Старый был для меня. Он едет со своей любовницей, медсестрой. Ему солдаты сказали: Вот мародёра поймали на меня. - Я ему говорю. - Товарищ подполковник, видите, у меня ботинки прожженные, пальцы торчат. - Ну и что? - Ну, я взял у немца. Они у него на веревочке висели. С него сапоги не снимал. Эти были запасные. - Ну и правильно, что взял. Ну ка разувайся! - Я разулся.- Одевай сапоги! - В пору? - В пору! - А вы кругом, шагом марш, - Это он моим конвоирам скомандовал. (по данным из интернета Шаблыгин Н.А., секретарь Держинского горкома ВКП(б) был арестован в 1938г. и осужден на 1г. 4 мес. по статьям 17-58-8, 58-11 - О.Д.)
Полк уже остановился на привал. Я догоняю свой передовой дозор. Смотрю, этот комиссар митинг собрал и выступает на нём. - Вот, видели, солдата повели? Может быть, он воевал хорошо, а мы его расстреляем как мародёра! Я не стал ему показываться на глаза и даже потом не видел.
Я ходил с немецким пулеметом в руках. Штатный карабин отдал старшине на повозку. Он всегда сзади ездил с продуктами, термосами. С пулеметом как-то посолиднее было ходить. Стрелял из него для тренировки,а по врагу не пришлось, на то пушка была. Первый раз, как дал очередь, а у него отдача большая, так я чуть не упал. Потом уже к дереву его привяжешь, к какой-нибудь расщелине и тренировались стрелять.
9 мая 1945 все радовались. Вокруг кричали: Победа, Победа. Но мы продолжали стрелять. Курляндская группировка фашистов сдалась Красной армии 10 мая,( но отдельные части ещё сопротивлялись здесь до июля. - О.Д.)
Как кончилась война, дивизию отправили на восток. Погрузили на железнодорожные платформы пушки, погрузили снаряды. Старшина дядя Саша говорит: "Снаряды выкидываем. Давай немецкие консервы сюда. " Я ему: "А как стрелять будем?" - "Нам и другие пушки дадут, и другие снаряды дадут." И мы приехали в Воронежскую область без снарядов. Но зато было несколько ящиков консервов. На войну с Японией не успели попасть. Квантунская армия уже сдаваться стала.
Приехали на станцию Грязи. Послали солдат хаты робить, так говорили, такое высказывание. Немцы ушли когда оттуда, деревни все сожгли. Солдаты жили в деревне Колыбелка (Лискинский район). Очень культурная деревня, народный оркестр свой был, танцы в субботу, воскресение. Как хаты робить? - Говорят: "Вот дубы растут. Спилите их и на уголь."
ПОСЛЕ ВОЙНЫ
После расформирования 196 дивизии я служил в охране аэродрома в Чкаловском под Москвой. Был старшиной роты обеспечения. Лётчик один мне однажды вдруг говорит: Полетать хочешь? Я говорю: "Что ж, давай, полетаю." Стало быть, лётчик не может один лететь. Иначе зачем приглашать солдата с собой? Положено, чтобы воздушный стрелок-радист был в самолете, пулемет стоит в спарке, рация. А мужик чуть ли в обморок не падает, плохо ему. Ищут замену. Готовится к взлёту самолет Ту-4, 4-моторный самолет - бомбардировщик. Летчик меня в кабину садит, одевает парашют, комбинезон. Сейчас прокачусь на небо.
Тишина. Летим. Летим. Под Архангельском сделали посадку. Дозаправились. Снова летим. Сижу в шлемофоне. Я кричу: Сколько лететь? - Сейчас. Скоро. Потом слышу: "Под нами Северный полюс." Я говорю: Как Северный полюс? Откуда он взялся? - Он: "Ха! Мы не говорили никому. Это - Тайна."
На Чкаловском проходила проверка боеспособности, как оказалось. Может ли самолет долететь до Америки и вернуться в Мурманск. Я потом это только узнал, о том, что проверяли возможность такую. Вот так и испытывали: Туда до Северного полюса и обратно - это будет как до Америки. Зачем до Америки на самом деле лететь, нарываться на неприятности? Если бы пришлось отправиться туда, то бомбардировщик сел бы на обратном пути где-нибудь на Чукотке. Летали, конечно, без бомб. Вспоминаю этот случай и думаю, что солдат тот , не знаю кто он был, наверно схитрил. Узнал, что на Северный полюс путь, опасность какая-то показалась на горизонте, он и притворился больным.
Ни у кого из командиров я не отпрашивался на этот полет. Говорили ещё - Где бардак, там начинается авиация.
На Чкаловском я стажерку получил, учился в вечерней школе (8 классов у меня), сдал экстерном экзамен и права водительские там получил. На экзамене задают вопрос шоферам на первый класс. - Теория сечения сопел у карбюраторов. Спрашивают: Кто знает? - Я знаю, - сижу жду, когда меня спросят. Похожу к доске. Пишу формулу. Давление на вес деленное, получается формула. О, - преподаватель говорит, - даже я это не знаю. Садись. Сдал. Командиром отделения шоферов был.
По английскому языку была учительницей молодая девица. Был такой сержант Бурда. Сидим на первой парте сбоку. И он всегда: Давай её выведем из себя! - Давай! Сядем так и на неё смотрим в упор.Смотрим только, не спуская глаз. Она так заикаться начинает. А Бурда красивый парень был. Какой уж там английский язык за 2 года. А в Москве в школе была настоящая француженка из дворянских семей по французскому языку. И она нам: Je vous parle francais.
На праздновании 800 летия Москвы в 1947 году у меня пропала солдатская книжка. Вдруг ее присылают мне. Оказывается, кто-то пытался поступать в институт по моим документам в институт. Однако не поступил, а документ мне вернули.
В феврале 1951г. демобилизовался. Как-то встретился одноклассницей, прошло уж какое-то время после войны. Она говорит: Из класса только теперь 2 из ребят живых: Коротков и ты.
Работал я на гражданке на инкассаторской машине. Сообщает как-то раз инкассатор, -одной сумки в машине нет. Стали вспоминать. Я говорю: Помню, ты дверь открывал у гостиницы Украины, дверью хлопнул. Поехали обратно. Сумка с деньгами на дороге валяется, все машины её объезжают.
Я долго работал в таксомоторном парке. По нарядам меня отправляли в Академию наук в иностранный отдел. У них не хватало водителей. Понравился ребятам я там, внушил симпатию. Они говорят в парке: Васильева всегда присылайте к нам. И поэтому я утром в парке беру машину и еду в Академию наук. Возил много раз на волге Евгения Примакова. Женя его звали. Все наши любили с ним ездить. Он отпускал такси, когда ему машина не нужна была. Шашечки для таких поездок только с машин смывали, их не было. Счетчик только под чехлом работал. Привожу по месту назначения Примакова. Он говорит: "Ну, Коля. Ты мне больше не нужен. Давай я распишусь у тебя в бумагах, а ты там время, когда освободился, сам себе поставишь." И я халтурю спокойно на себя в свободное время. В диспетчерскую мы сдавали за такие поездки квитанции, время в пути по ним не учитывалось. Примаков наличными за поездки организации не платил, но всегда давал сколько то денег лично водителю. Разговорчивый был мужик.
Один раз довелось везти Людмила Гурченко. Её у дома актера, считай пьяную, навеселе, привели и "бросили" мне в машину. Я говорю: Это Гурченко, артистка? Она: "Была когда-то Гурченко, артистка!" Я повёз её на Солянку в дом с мордами льва. Ещё двое с ней сели. Один вышел раньше.
Ещё возил академика Сахарова, который потом был сослан в Горький. Андрей Сахаров мне рассказывал про себя и говорит как-то: "Когда я жил один, обед себе сам готовил. Или одно первое. Или одно второе." Возил председателя палаты лордов Англии, лорда Каллагэна в 50-ые. Он хорошо по-русски разговаривал, наичистейшим образом. Никакой охраны у знатного англичанина не было. Ещё я американских астронавтов разок возил, Армстронга того же. Едем с ним тогда через Красную Пресню. Рядом с водителем сидит переводчица, за мной - Нил Армстронг и еще один человек. Проезжаем мимо портретов передовиков производства на Красной Пресне. Они смеются, я говорю им: "Меня тут нету." Армстронг что-то пробормотал. Переводчик переводит: Вот нас покатаешь и тебя повесят сюда как передовика. Я говорю им: "Не такие вы большие шишки, чтобы меня за это награждали." Она не стала это переводить.
Пару раз возил Владимира Высоцкого. Один раз посадил его у Казанского вокзала. Он спрашивает: "Свободен?" - Да. Он тогда обращается к женщине, я видел только её руку, которой она слегка оперлась на стекло машины. - "Значит, Марина, это судьба. Я поехал."
Хочется пожелать Николаю Ивановичу оставаться бодрым и радовать нас своим жизнелюбием, - это лучшая награда.
4 ноября 2018г. Олег Душин