В маленькой неубранной комнате за компьютерным столом сидят два человека. Вероника и Вадим.
- Давай теперь создадим мне страничку 'В контакте', - говорит Вероника.
- Давай. Регистрируемся. Я вношу данные.
Руки Вадима перемещаются по клавиатуре, как пауки, он печатает вслепую. Символы кляксочками забрызгивают монитор. Вадим иногда берется за мышку, открывает вкладки, находит нужные строки - заполняет анкету. Вероника не успевает отслеживать движения. Она только уточняет вопросы своей биографии, когда Вадим спрашивает.
Вадим, толстеющий мужчина, еще не совсем растерявший растительность на голове, и потому заметна седина. Бычья шея, широкие плечи и заметный признак спокойной, сидячей жизни - живот. Вероника рядом с ним выглядит хрупкой. Она стройна. Худое лицо, на которое уже заползают морщинки, в обрамлении длинных крашенных каштановых волос. Она выглядит опрятно. Нет следов косметики, ярких ногтей, но руки ухожены, прическа аккуратна; стильный спортивный костюм. У него же остатки волос топорщатся, он небрит, ногти не стрижены, на очках отломана дужка, штаны заношены, футболка мятая.
- Ну вот, - говорит Вадим, - теперь добавляем фото и страница готова...
- Вот это фото, все равно лучше не найдем... Какая я все-таки не фотогеничная...
- Ты здесь красивая.
- Да ладно.
Оба смотрят на монитор и оценивают, что получилось.
- Остальное сама. Справишься. Здесь все просто.
- А что это? - спросила Вероника.
- Что именно?
- Замужем?
- А что тебя не устраивает? Или ты хочешь сказать, что ты жената?
- Я ничего не собираюсь говорить.
- Ну, молчи.
- Убери это.
- Но ты же замужем.
- Я не собираюсь это афишировать перед всем Интернетом.
- Понимаешь, здесь есть настройки конфиденциальности. Например, ко мне на страницу могут зайти только друзья. Друзья это те, кого ты сама добавляешь.
- Убери.
- Мы сделаем тебе такие же настройки конфиденциальности.
- Это наши личные с тобой отношения.
- Когда ты вышла замуж ты вмешала в наши отношения государство.
- Убери.
- Но ведь друзья итак знают.
- Убери.
Вадим нахохлился и стал похож на объевшегося, но сердитого воробья.
Он проделал несколько манипуляций, строка 'замужем' исчезла. Посидел немного, бессловно извергая искры раздражения, и улегся с книгой на кровать.
Когда Вероника что-либо спрашивала, он сквозь зубы цедил ответы. Наконец, Вероника прилегла к нему.
- Не сердись. Я не хочу с тобой ссорится... по пустякам...
- Мне не понятна твоя мотивация.
- Я не хочу, чтобы все знали.
- Мне это непонятно. И неприятно.
- А что здесь непонятного?
- Напиши, что ты в активном поиске!
- Семья это наше. Это только наше с тобой дело.
- Может, мне тоже убрать, что я женат?
- Это твое дело.
- Я не понимаю...
- Если тебе это важно, то поставь, что я замужем, - согласилась со вздохом Вероника.
- Тогда я поставлю, что ты замужем за Вадимом Веригиным.
- Ну нет!
Они еще долго тревожили воздух словами, но так и не договорились...
Утором Вадим проснулся рано. Он долго смотрел в полумрак комнаты, иногда на Веронику, ее лицо было спокойным и в свете фонаря, просовывающего лучи через занавеску, бледным и загадочным. Вадиму показалось, что нет отличия между тканью пододеяльника и лицом. Разница только в оттенках. Он потрогал ткань, затем прикоснулся к лицу Вероники. Она повернулась и приобняла его, не просыпаясь. Вадим так и лежал, не шевелясь, пока Вероника не убрала руку. Серое утро уже заменило фонарное освещение. Вадим встал, одел трусы, штаны и футболку, сел за компьютерный стол, разгреб себе немного места, взял бумагу и ручку и начал писать.
Ты говоришь, что не хочешь ссориться со мной. Это не ссора. Это просто еще одна обида в огромную сумку обид. Казалось бы, что проще: выкинул обиду, выкинул сумку... Пробовал. Выкидывал, но оказывается, что сумка для обид - это ты сам. Себя не выкинешь. Я уже лишнее не беру. Строгий отбор. Повертел, прикинул по классификации, если экспонат повторяется или мелкий - отбрасываю. Все равно еще раз попадется. А если что-то эксклюзивное, то конечно в сумку положишь. Только такого с каждым годом все меньше и меньше...
Недавно подумалось, ели я сумка для хранения, то, возможно, во мне хранятся кроме неприятностей приятности - счастье, например. Посмотрел. Маленький боковой кармашек пуст, и с дырой. Похоже, что-то проделало в нем дырку. И то что было потерял, и нового не положишь. Разве что зашить...
Неужели и ты тоже всего лишь сумка с неприятностями? Э-э-эх...
Ну, ерунда! Не захотела заполнять в анкете, что ты замужем. Посмеяться бы, да и все. Только и смеха в сумке не осталось.
Смотрим... Не хочешь афишировать, что замужем... Почему?! Мне это не понятно. Еще одна волосинка на плешине обстоятельств. Ты всегда меня стеснялась. Даже легкое проявление чувств на людях - не в твоих манерах. Секс в гостях (под одеялом в темноте) - ни в коем случае. А ведь интересно! И раньше, вспоминается, бывало... Детей ты от меня рожать не хочешь. Больше обид не вижу. Может, спрятались за другими...
И вот, кроме того, что мы сумки, мы - куклы. Инерционные куклы. Это не жизнь. Ты возлагаешь надежды на новую квартиру... Обычный ремонт, сделанный так себе, руками бездушных строителей. Там нет ничего, что сделали бы мы сами. Ты всегда сомневалась в моих способностях. Я даже гвоздя там не вбил. Из всех способностей во мне осталось прекрасная способность опускать руки.
Иногда мне передавалось твое радостное возбуждение, когда мы выбирали кафель, сантехнику, обои, представляли, как это будет смотреться. Теперь я хожу по новоотделанной квартире, смотрю... представляю, как будут существовать две инерционные куклы...
Из тебя всегда нужно было выдавливать признание в любви. А помнишь, когда я тебе первый раз сказал, что люблю тебя. Ты светилась несколько дней... Или лет? Я помню только утро после признания, и ты светилась.
Ты никогда не называла меня любимый. Любимый - это когда окружающие просто так, а я - любимее их. Это превосходная чувственная степень. Она значит, что я любимее всех... Это очень приятно.
С любимым даже оргазм сильнее. Но это не про нас. Мы куклы. Если тебе сильно надавить на живот ты скажешь: 'Я люблю тебя'. А я опущу руки и скажу сквозь зубы: 'Обидно'.
Когда Вероника проснулась, Вадима рядом не было. Рядом с кроватью стоял сервировочный столик на нем был завтрак: в тарелке - салат, в конфетнице - фрукты, в фужере - сок. В высоком стакане - чайная роза. Рядом несколько исписанных листков и на них сидела тряпичная кукла, очень похожая на Пьеро, только в черной одежде.
- Вадим, - позвала Вероника.
Но в ответ только кукла немного покачалась, и слабый механический голос ответил: 'Доброе утро'.