Ах, спит... Чмокнувшись в него щекой, спит и ей снится, что она хочет спать- спит, потирая во сне друг о друга ступни от удовольствия и натягивая на голову одеяло- он сжимает ее рефлекторно почти, успокаивая своими движениями- не волнуйся, не ерзай,...

Это она и он. Они спят счастливым долгим воскресным утром, когда можно, проснувшись часов в восемь как обычно, сначала засобираться на работу, а потом облегченно- призрачно перевернуться на другой бок, покрепче завернувшись в одеяло. Ей никто не звонит, она никуда не одевается, она проведет целый день с ним, если он вдруг не сорвется бежать и не исчезнет на целый месяц или даже больше.

И вот уже так проходит год или два- случайные встречи двоих, его недовольство, ее распущенность- их повседневные расставания. Послушай, я хочу быть писательницей, знаешь ли, он- улыбается полной скептизма улыбочкой- и кто ему внушил, что такая улыбочка может быть приятной.

Или еще так. Знаешь я читала недавно одного японца....Она не любит его скучные вздохи- он вздыхает тотчас же. Она замолкает, несколько обиженно, ждет, когда он попросит продолжить, он просит продолжить- ну там было про это- про роли...знаешь пара семейная- он играл такого замкнуто- скучно- рассудительного, а она- общительную особу- совсем как мы тобой, произносит она осторожно- мы с тобой. Этого не существует здесь.

Он уходит, чмокает ее в губки.., она бросает ему вдогонку пепельницу о стенку....

Я берегу тебя от серьезных перемен.

Пепельница. Тяжелая, уродливая, неуклюжая, а-ля середина восьмидесятых- хоть бы кусочек отвалился от нее- ни фига...Он говорит, что дети- это святое, а она подмечает все его неравнодушные высказывания. И он любит ее, может, совсем по-своему, знаете, в таком стиле, как бы чего -то там такого тонко- недосказанного, он помнит все, до последнего слова из их разговоров и замирает, если слышит музыку, ту, которую они слушали вместе- но никогда об этом ей не расскажет- даже не будет намекать, но будет причаливать к ней неизменно пьяным, а она будет неизменно не обращать на это внимание и смотреть дальше фильм, отвлечется только для того, чтобы открыть ему дверь и вдохнуть его коньяка изо рта, и на ее- хочешь почитать, он скажет- нет, не хочу. Все в том же дурацком, все в том же для утончения- для усложнения, а не пытались ли мы сказать себе правду - история проста- не оправдывайтесь- жизнь без любви, совсем как в рекламном ролике, в очередной раз подумает она, и совсем уж соберется сказать ему- нет, и опять скажет- ну, ладно. Вот ведь.

Мой последний рассказ называется знаете как,

Я берегу тебя от серьезных перемен- и вот же всё достаточно- можно его уже не писать- все что-то там себе уже придумали, и она произвела то впечатление, которое хотела, и так несколько раз, пока ей самой не стало совсем противно - и она не начала над ним работать- над этим рассказом-первым делом она пошла в фотостудию, а потом перечитала Керуака. Потом смотрела на свои фотографии, несколько блондинка, несколько вычурно- лохмато- шмоточная, ну и пусть- а вдруг так интереснее, поместила две фотки- свою и его рядом, долго сравнивала, высматривала, подбирала слова и сердилась- он, длинный, худощавый, с чувственными губами и взлохмаченными светлыми волосами, вид абсолютно симпатичный. К черту. Оба они вышагивают этакими злыми штучками. Неуязвимыми. Но только на первый взгляд.

И все-таки звонит телефон. Она вытягивает руку из-под одеяла сначала и шарит по полу в поисках трубки, не находит, свешивается подальше, он как-то неловко все же подхватывает ее- вот, трубка найдена, и она захихивает в нее минут на десять- пятнадцать, он машинально опускает губы ей на спину и ненавидит все телефоны вместе взятые, она показушно- недовольно поводит плечами, освобождаясь...

Каждую субботу или воскресенье она ходит в городскую сауну- вместе с подружками, такими же как и она, перепелками, в поход за красотой. Она прилежно потеет, растирает чем положено кожу и болтает с девочками- парики, дискотеки, губы, руки, томления плоти (простите за цитату)

-У нее волосы растут даже на попке, представляешь,

-Ну и что, сейчас, знаешь, сколько кремов разных, можно просто удалить...

а она напряженно продолжает свой рассказ, вспоминая то, что сегодня ночью приснилось- черт не вспоминается- как же интереснее говорить про волосы и губные помады- ...ах, нехорошо получается, опять слишком личное- кто это будет читать, как будто вывернулась наизнанку, и кому-то потом станет стыдно, и знакомцы посмотрят осторожно- она больна или наивна, и так - каждый день, каждый час вернее...

Все же выползают из кровати, идут на кухню- желтые стенки, синий чайник выводит трели, за окном сырая зимушка, они закутались в плед и двигаются так неуклюже- проливают немного кипятку на пол, что-то попадает всё же в чашки- она зажигает свечу- им вдруг становится скучно и не о чем говорить, и как-то неуютно от открытой форточки, и они много курят легких сигарет, чтобы скрыть свою беспомощность. Зачем они так одиноки- я смотрю на мир и плачу, Господи.

А еще у нее много подружек, приятелей и знакомцев- между всеми они порхает легкими такими ненавязчивыми движениями- только для того, чтобы провести время, и не удариться сердцем о чью-то грудь, не проникнуться глубоко- мы же умные люди- (нам остались, выходит, только инстинкты)- иногда подумается ей, но она отмахнется- занудство о смысле жизни, откуда это во мне все. И так дальше- кружения по дорогам от клуба до клуба... хотя нет- все это то, чем ей хотелось быть- на самом деле она была серьезной и задумчивой, но впуталась в циничные (жестко-правдивые) людские отношения, или сношения- выбирайте сами, сегодня шведский стол.

А однажды утром она заболела и не встала с постели и отсчитывала секунды и минуты перед дозой обезболивающего, чтобы на дольше хватило и чтоб как-то проводить время не увеличивая количество кубов. Как ты- спросил он по телефону, я зайду к тебе- она оделась и встала к его приходу- все практически нормально - ну разве что-то может помешать ей быть “сильной” и завопит внутри, не уходи, полежи с мной, не брезгуй, возьми от меня немного боли; он повторит ей проникновенно - все пройдет, не волнуйся- и свалит.

И в радости и горе и ныне и присно и во веки веков, аминь.

Болезнь сделала с ней что-то. Болезнь или новая встреча или время или свежий приступ оптимизма или и то -другое -вместе взятое. С ней и с ним и со всеми произошло нечто. Все влюбились, поверили, переехали на другую квартиру, заволновались и полетели- просто и легко, посреди серой зимы. Все изменилось опять- он не уберег ее от серьезных перемен, какой молодец.

И стало легче, и не прет особо писать, а бросить все подчистую- “висели- висели, потом упали и побежали дальше, даже глазом не моргнув..” но все же нет- тянет к листку неисписанному, пока она сидит за компом, никуда не деться- будет обсасывать и отпечатывать продукты своего беспокойного ума и будет описывать свою жизнь и жизнь соседей и случайных мужчин, и что, и когда, и как, и ах...я берегу тебя и только тебя от серьезных перемен, компьютер.