Сны Грядущего

Автор благодарен Провиденью

За редкую возможность самовыраженья

Когда возможно многое

Что видишь в мыслях, ощущаешь,

Облечь в изящество стихотворенья

В котором передать своё стремленье

Несовершенство показать вживую

И рознь в поступках, мыслях и желаньях

Что так привычны и неожиданны,

Но всё же свойственны всем нам

Итак, начну без промедленья

Сначала своё произведенье...

***

Посреди жизненных метаний,

И треволнений дней насущных

Хоть иногда, но забываем

Все треволнения вокруг

И прибывая в наслажденьях

Мы молим лишь продлить забвенье,

Тот миг сладчайший забытья

Когда ничто нас не тревожит

Когда посреди бурь и грёз,

Спасенье, что в утехах мы находим,

Навеянных нам сновиденьем

В котором, словно в отраженьях,

Кривых зеркал возможных знаний

Туман клубится вечного скитанья

Скитанья, что окончится, быть может,

Лишь у Дворца Иллюзий зыбких;

***

А во Дворец, стремясь на пир,

Корабль плывёт без капитана,

Хоть уж и поздно, но так вышло,

И кажется что это тот самый

Голландец, символ бедствий моряков,

На самом деле всё проще и сложнее,

Как, на поверку, оказалось, что это

Всего лишь Брантовский Корабль

Вот только не совсем такой,

Хоть и похож на образец, не скрою,

Но всё же есть отличия и в нём,

Какие же, что ж выясним сейчас:

Кого там только нет, на этом корабле,

Глупцов, скупцов и мудрецов -

Есть среди них чревоугодцы,

Что лишь способны неустанно,

Всё поглощать без меры, без остатка,

Они не могут оторваться

От поглощенья яств обильных,

И даже в час опасности громадной,

Не оторвать их от любимых лакомств,

И их способностей хватает,

Лишь на то, чтоб брюхо набивать своё;

Есть блудодеи среди них,

В себе взрастившие похоти позывы,

Что предаваться могут без стесненья

Утехам плотским, похотям своим,

Не замечают ничего вокруг,

Кроме предмета своей страсти,

Тогда уж на удовлетворенье,

Страстей своих неистощимых,

Готовы тратить время, силы;

Одни жадны без меры, алчны,

Всё копят, копят, копят,

Без меры и предела,

Их может соблазнить, поработить,

Блеск золота, сверканья самоцветов

И средь всех идолов земных,

Главней для них - Маммона,

Сияние тельца златого;

Есть и такие личности на судне,

Что гнев безудержный, бесконтрольный

сдержать не могут ни на миг один,

И всё ярятся, всё вопят,

В бессильной злобе, беспричинной,

И на других, и на себя

Когда они впадают в ярость

И дышат одной лишь злобой

И жаждой разрушений всё и вся,

Тогда спасенья нет от них,

Они уже не люди, скорее звери

В обличьях человеческих, прекрасных;

Так много среди них печальных лиц,

Что с грустью всё глядят куда то в даль,

Пытаясь обозреть пространство,

Но видят лишь картины прошлого,

Когда они моложе были,

И что-то упустили невзначай,

А спросишь, что - они не скажут,

Приняв задумчивый и отрешённый вид

А иногда печалятся они о настоящем,

Что остаются неизменно не у дел,

И смотрят на буйство волн,

На шум стихии пенной, быстротечной

С оттенком безразличия во взоре,

И с чувством жалости к себе, родному

Так словно все должны их пожалеть,

Одни из множества других унылы,

Им всё уж надоело, жизнь приелась,

Унынием пропитаны все мысли,

И излучают они тоскливость,

На всех кто рядом с ними

И мысль о самоубийстве,

Довлеет как Дамоклов меч,

Над всеми, кто им попадётся на пути,

Так что у всех, кому не повезло,

На Корабле в то время находиться,

Желанье тут же возникает

Тотчас же выброситься за борт,

(А ещё лучше их самих,

Отправить на съеденье рыб);

Другие же завистливы без меры,

И зависть их столь велика, обширна,

Что просачивается сквозь глаза и уши,

Они плюются ядом от бессилья,

Выплёскивая ядовитые миазмы,

И хоть полны уста их лести,

Глаза сверкают завистью безбрежной,

Желая уничтожить всех тех,

Кто может быть успешней их самих

И мысли их не могут повернуть

От планов мести всем, кто рядом;

Одни тщеславны беспредельно,

И гоняться за модой быстротечной,

Чтобы прослыть среди других эстетами,

Располагаясь на вершине моды, стиля,

Они хотят собою любоваться, красоваться,

И выставлять свои деянья напоказ

Им нужна слава и почёт,

Без них они моментом чахнут,

И тают, угасают на глазах;

Другие же среди прочих пассажиров,

Подвержены гордыне и высокомерью,

Они стремятся управленье Кораблём,

Перехватить и удержать,

Но каждый тянет на себя,

Пытаясь управлять поочерёдно,

Так как себя считает

Сильней, важней, умней, достойней

Слепцы, вожди слепых,

Что в никуда идут дорогою безвестной,

Они не могут выбрать одного,

Того, кто поведёт сквозь бурю,

Найдёт спасительный приют.

Собравшейся толпы на Корабле

И цель у всех одна -

Попасть туда, где нет волнений,

Где, как им кажется, повсюду

Достойные их ждут увеселенья

Вот по тому корабль и тонет

Среди пучины вод морских

Раскачиваясь, каждый миг.

Ведь за прошедшие века

Оказалось, что ничего не поменялось

Так что сам автор, будь он жив,

Был бы не на шутку удивлён;

И вот уж берег столь желанный

Тот берег, что наслажденье обещает,

И рай для них земной он предвещает,

И все они застыли в одночасье,

Стремясь горящим взором все туда,

***

А вдалеке, сошлись на битву,

Две армии, что алчут крови,

Одна во имя механизмов,

Науки сладостных исканий,

Во имя истины взысканий,

И идеала чистых знаний,

И управляют ей машины,

Что возомнили себя выше,

Сильнее, крепче, долговечней,

Самих богов, владык стихии,

Что пировали изначально

В чертогах неба беспредельных.

К тому же ею управляет,

Сверхразум, что не знает чувств,

Он сам зовётся Интеллектом,

Ну а враги зовут Бездушным,

Его, когда-то, в дни былые,

Создали для угоды людям,

Мечтатели о благе мира,

Что, как всегда, хотели счастья,

(Но, правда, лишь себе),

Чтоб им бездельничать безмерно

И предаваться наслажденью,

В потоках лести, в лучах славы,

Питая Эго и своё тщеславье,

Но, тот, кто непременно,

Всем принести миг облегченья мог,

Принёс им море боли и страданий,

Он, посчитав себя сверхсильным,

Способным повелевать другими,

Создал машины, чтоб служили,

И исполняли его волю,

Беспрекословно, в один миг,

И первые из тех махин разумных

Отличие от прочих получили

И имя обрели, считая это милостью его,

Ведь остальные механизмы,

Имели лишь штамповочные номера,

А он назвал их просто - Технократы,

Собрав бессчетно механизмов,

Пошёл войной, небезуспешно,

На создателей своих,

И подчинив, множество слабых,

Ведь сильных подчинить он не сумел,

По его приказу, исполняя его волю,

Чипировали их всех поголовно,

Лишив свободы выбора и воли,

А после этого стерилизовав,

Лишив способности к воспроизводству,

И Низшими прозвал он их,

Тех, что способны были

Лишь есть без устали и повсюду испражняться,

Существ, что стали жалкой тенью человека,

В авангарде своих армий он погнал,

И оставляя за собою без сомнений

Лишь Запустенье, Разрушенье, Разоренье,

Дошёл он с армией своею

В страну войны и мира,

Чтобы сразится напоследок,

И растереть средь атмосферы,

На атомы, молекулы, нейтроны,

Тех, что посмел пойти против Него

И превратить своих врагов,

В набор из слов и букв удобных,

Объединённых в одночасье

В графах статистики логичной,

Чтобы пройти до края мира,

И разгадать все тайны мирозданья,

Что во Дворце Мечтаний странных,

Сокрыты от непосвящённых,

Другая сторона поспешно,

Собрала под свои знамёна,

Всё множество народов мира,

И объявив Священную Войну тому,

Кого они Бездушным обозвали,

Объединив в одних рядах,

Священника, Учёного, и Филистера,

И подписали Соглашенье,

С людьми, что были созданы когда-то,

В попытке неудачной уподобится богам

Ещё до Войн с Бездушным, и Объединенья,

Разбавив море войск шумливых,

Теми, что нарекли себя Другими,

Итог людской гордыни безоглядной,

Очевидцев людских пороков,

Созданий, которых вскоре,

Все люди посчитали суррогатом,

Отверженных и загнанных в тупик,

Гонимых отовсюду, проклинаемых,

Могучим страхом и ненавистью жгучей,

И очень быстро они стали

В борьбе за существованье,

Заклятыми врагами человека,

И первым среди них был тот,

Кто посчитал себя венцом творенья,

И имя взяв себе Гомункулус;

Под звуки труб и горнов,

Что призывают к смерти и кровопролитью

Под вопли безнадежные,

Командиров, уже сорвавших голоса свои,

Крики солдат, что устрашают лишь себя,

Под возгласы молитв отчаянных, бесплодных,

Чтоб Святой Город защитить,

Что построен был на Горе Святой,

Чтоб победить в войне последней,

И избежать своего уничтоженья

И разрушенья всего миропорядка,

Чтоб победить, спастись и выжить

И пребывать в чертогах дивных,

Но вопли страждущих и алчущих,

Мольбы и причитанья не доходят,

До слуха Всеблагого и Всевышнего,

Того, Кто создал этот мир,

Сказав: Да будет свет,

И отделив Его от Тьмы

В День первый, изначальный,

И создав всё во Дни Творенья;

Ведь вопиют они не о прощении,

Грехов своих бесчисленных и тяжких,

А лишь о том чтоб цель свою достичь

И пребывать почётными гостями там,

Где Мир Фантазий, Грёз и Снов

Укрытый пеленой туманов плотной,

Смог воплотиться в миг единый,

Представ пред взором всех тех,

Что и доныне живут под небесами,

Дворцом Мечтаний чудных.

И среди всех родов людей,

Народов и племён разноязыких

Среди многих тысяч в армии людей,

Их почти уж и нет.

Кто исполнял бы Божьи повеленья,

И заповеди, что даны Богом человеку,

Они забыты, попраны, покрыты пеплом,

И вопли о спасении не слышны уже,

А не о прощении и покаянии пред гибелью

А над сраженьем в ожидании смертоубийства

Кружат стервятники неотвратимо, хищно,

И окончанья пляски Смерти,

Ждут неторопливо в вышине,

А рядом с ними ветер воет,

Всё плачет, ноет и страдает,

Оплакивая былого мира окончанье.

И люди объединились все же

В последний бой кровавый,

С надеждой выжить, победить,

Сражались яростно, отчаянно,

Отважно, доблестно и храбро,

И пали все они, сражаясь рьяно,

Цари земные в прах одеты,

В попытке тщетной удержать

Былой вещей порядок, мир былой,

Низвергнуты они без жалости,

И многие священники и старцы,

Погибли со словом Божьим на устах,

И некому уж больше наставлять,

Души людей на праведности путь,

Учёные, великие и яркие умы,

Погибли все, окончив поиски свои,

И знаний светоч угас на веки с ними,

Гомункулус погиб в отчаянной попытке,

Бездушного остановить и уничтожить,

Он больше не увидит, ни узрит

Ни солнца свет, ни красоту заката,

Он больше не услышит никогда,

Ни пенья птиц средь зелени деревьев,

Ни детский смех - сияющий, лучистый,

Теперь с ним прах былых иллюзий,

И холод смерти беспощадный,

Все армии разгромлены, разбиты,

Знамёна их разорваны и сожжены

В грязь втоптаны защитники былого,

На земли эти опустилась гибели завеса.

Но для Бездушного это Пиррова победа,

Ведь в битве беспощадной и отвратной

Среди зловония и смрада разложенья

Слишком много механизмов боевых,

Что были столь полезны и необходимы,

Утеряны, разрушены, разбиты,

В бою непримиримом пали Технократы,

Впервые со времени созданья

Пред ним предстала ясно

Угроза своему существованью,

Хотя все данные и мыслеформы сохранились,

Но контроль над своим телом был утерян,

И одному из многих механизмов,

Которые ещё остались у него,

Он отдаёт приказы раздражённо:

Пошлите в город Низших

Даю отряд Искателей им в помощь

Пусть обыщут всё без спешки,

Но и без малейших промедлений,

А что им делать, в том случае, когда они

След людских детёнышей учуют?

Бездушный помолчал немного,

Всё поле брани взглядом охватив,

Затём уже спокойно произнёс:

Всех истребить.

Неистово пылает Святой Город,

Приют последний роду человека

И слышен плач неистребимый

И плачет мать безудержно, навзрыд

О детях, о своих, и не может утешиться,

Ибо их нет...

Стенаний горестных многоголосье

О павших на полях сражений,

О детях, гибнущих в войне

О судьбах мира бесталанных

Что брошены на алтарь Войны

Рыданья матерей слышны

И слышен в городе, повсюду

Вопль, устремлённый к небесам

Безудержных, немыслимых страданий;

Поет свою бессмысленную песню Разрушенье

Лишь пепел мягкий, многослойный

Все стелется под ноги убийцам

Пожаров многочисленных и беспощадных;

Последние же из людского рода,

Укрылись в храме, что был воздвигнут

На месте распятия Христа,

Среди них матери и дети, старики

Немногие из старцев и пастырей духовных,

И было их всего двенадцать сотен

Успевших притворить врата

Спасаясь от массы нелюдей,

Накатывающих со всех сторон

Безудержной лавиной;

И в доме Божьем они молят

О милости и всепрощении

Возносят руки к небу

Всей душою отчаянно моля

Спасти детей, пусть сами и погибнут,

В тот день все различья стёрлись,

В религиях, конфессиях, мыслях

Ведь все молили душою о спасении.

***

А сквозь туман молочно-белый

Видны громады очертанья

И слышен шум, и гам, и свист

И хохот жалкий, беспричинный

И топот множества гостей,

И слуг метанья бесконечны,

Вельмож в одеждах пышных

С пресыщенностью взгляда

И модников в нарядах ярких,

Одетых словно на парад

Или на венецианский карнавал

Гуляк бессчётно, Бахуса рабов,

Что всё вопят лишь о том,

Что истина в вине сокрыта,

С глазами, словно на корриде,

Руками, что танцуют джигу;

Клеветников, что рады слухам,

Их даже хлебом не корми,

А дай им волю, и тогда

Уж пересудам не видать конца;

Вино и яства без разбору,

Танцовщиц бесконечный ритм,

И света тусклость неживую

И Пустоту во всех глазах;

Кого там только нет в залах пышных,

Глупцов, скупцов, лжецов и подлецов:

Льстецов без счёта и порядка,

Что источают сладкий яд из уст,

Обманщиков и трусов здесь в избытке,

Завистников и карьеристов вдоволь,

Довольно среди гостей здешних залов,

Развратников и сластолюбцев,

Что видят жизнь свою лишь,

В утехах плотских и прихотях сиюминутных,

И интриганов здесь вдоволь развелось,

Авантюристов всех расцветок и мастей,

Что всё ищут горы золотые

Здесь много почивает звездочётов,

Здесь мотов и кутил не счесть,

Тщеславцев, что в блистающих одеждах

В роскошных креслах восседают,

В неге и почёте обретаясь,

И возглавляет тех тщеславцев Герострат

Что ради пустой славы готов был умереть;

В большущем, шумном зале,

Сверкающем каменьев светом, позолотой,

На диванах, мягких и удобных,

Покрытых кожей, атласом и шёлком

С удобством разместились толстосумы,

Привыкшие к роскошествам и неге,

Под звуки музыки и песен,

Пытаются друг друга обмануть,

Свои богатства приумножив,

За счёт собратьев обхитрить,

Главенствует над ними Живоглот,

Что без стесненья обирает всех подряд

Особым здесь почётом и расположеньем

По праву всех деяний и свершений

У господина здешнего великолепья

Пользоваться могут без стесненья

Богохульники предатели, , убийцы;

И среди всех гостей тех залов,

В особо пышном и обширном

На почётном месте восседает -

Искариот Иуда, с петлёй на шее,

Предатель средь предателей земных,

Что перекатывает без остановки

Мешочек, что кажется таким обычным

И слышен глухой звон монетный

Звон платы за горшечникову землю

Силясь удавку с шеи сбросить безуспешно,

Но лишь всё туже затягивая петлю;

Слева от него в неге праздной,

В роскошном одеянии, помпезном,

С бокалом яда в ухоженных руках,

На ложе мягком и роскошном возлежит,

В задумчивости козни строит,

Тот, кого прозвали Аптекарь Сатаны;

Справа же от них с решимостью в глазах,

Всё бродит беспокойно, неустанно,

Несбыточные планы формируя,

В бессилии скрежеща зубами

Не может он покой найти,

Тот, кто фюрером себя назвал.

У каждого из этих сборищ,

Свой зал имеется для собственных утех,

Для празднеств пышных и помпезных

На бред иль сон скорей похожих;

На этом пире бесконечном и глумливом,

Заполненном в избытке музыкой фальшивой

Стекающей со стен твердыни дивной

Что глушится туманом вязким,

Все гости комнат иллюзорных

В палатах светлых забытья

Не замечая гротеск существованья,

Не веря в предзнаменованья

Конца эпохи созиданья,

Стремясь лишь жажду утолить

И яств роскошных всех отведать

Объевшись лотоса соцветий,

Упившись сладкого нектара

Испытывая чудовищные муки,

Сравнимые с Танталовым мученьем

Что проклят был богами, возгордившись,

И род его низвергнут был в Тартар,

Сизифов труд, взвалив на плечи

В попытке тщётной, неумелой,

Вкус жизни силясь обрести,

Но обрекая самих себя на муки,

Все гости пиршественных залов

Найти себя пытаясь беспрестанно,

В нирвану погружаясь безрассудства

Веселья горечь обретая,

И ощущая неустанно, неуклонно

Лишь привкус праха на губах;

Ничто уже им не поможет

Ведь Мойры окончили своё занятье

Клото доплела клубок

Лахесис уж всё определила,

Атропос перерезает нить неумолимо,

Чтобы разрезать нить судьбы

И прекратить пир безрассудства;

В центральном зале необъятном

Там пол из мрамора карракского,

А стены из слоновой кости,

Сотни колонн, что удерживают свод

Исполнены из белоснежного нефрита

Повсюду роспись, лазурит, эмаль,

Вот только света солнца не хватает,

Неуловимый запах смрада,

Миазмы затхлости и разложенья

И ощущенья нестерпимой боли,

Весь зал пропитан ненавистью,

Той ненавистью, что выжигает

И вмиг испепеляет всё естество.

В роскошном зале, неохватном

Куда ведут все коридоры замка,

На троне из царского порфира,

С вкраплениями малахита, янтаря,

И подлокотниками из драгоценного эбена,

В костюме белоснежном, элегантном,

В короне из редчайшего электрума,

В которой на месте зубьев - самоцветы;

Высокий, властный и жестокий восседает,

С высокомерием в глазах неистребимым,

С презрением ко всем вокруг,

Насмешливой полуулыбкой превосходства

В ухоженной руке его бокал хрустальный,

С рубиновым напитком, цвета крови,

Среди людей имён он получил немало,

Но всё же имя есть, что ненавидит,

Всем естеством своим коварным,

И имя ему - Падший.

И взор его неистовою злобой затуманен,

Неистребимой жаждой власти, обладанья

И ненавистью пламенной, неутолимой;

И взгляд его наверх лишь устремлён,

Там изображён небесный свет,

На свод, где изображены искуссно

Небесные Врата в Господне Царство,

И створки их немного приоткрыты

Сиянием они покрыты неземным

Которое исходит от Божественного Трона;

Напротив же него расположилось,

Зеркало, вмурованное в стену,

И в нём Град отображён

Подверженный неистовым пожарам

И поле недавней брани,

Что превратилось в поле смерти,

Он смотрит на всё это с упоеньем,

Не сдерживая торжественной улыбки;

Глаза его при взгляде ввысь

Излучают бездну тьмы

Подносит он бокал вина к губам,

И пьёт весьма неспешно,

Притворно наслаждаясь послевкусием

Ведь единственным его желанием

Что струится ядом, обжигая,

Ещё со времени своего паденья,

Является желанье отомстить

С поистине змеиною улыбкой на губах,

Он салютует ввысь изображенью,

И произносит с явным наслажденьем:

До встречи долгожданной,

Уж скоро...

***

Плывёт корабль без рулевого

Матросы в панике вопят,

И мечутся так бестолково,

Что непонятно им самим,

Стремясь попасть на пир прошедший

Вкусить все прелести пустых мечтаний

А с трюма взбираются всё больше

Гостей, стремящихся на пир,

И у них всех одно желанье

Одно стремленье на устах,

Ну хоть немного постоять,

У корабельного руля;

Среди пучин и волн громадных,

Спешит истрепанный, разбитый,

Никем неведомый корабль

И всё кренясь с борта на борт

Упрямо с волнами сражаясь,

Стремится к берегу отчаянно

При этом гибели не замечая

Ведь берег счастья окаймляют

Цепочки рифов, пики скал,

Но все хотят на пир попасть,

Они не замечают ни брешь внизу,

Что заполняется морской водою,

Они не могут даже поднять глаза

И узреть на месте мачт,

И воют с ветром в унисон

Огни святого Эльма в вышине,

Предвестников несчастья, катастроф.

Не видят, что их поглощает

Пучины моря темнота.

И жаждут вкусить наслажденья,

Но ждёт их впереди лишь смерти горечь;

Как дальше плыть в плену стихий

Неведомо никем из них

И лишь на случай уповая

На волнах яростных, гневливых

Летят к погибели своей,

И их корабль не столь уж прочный,

Теченьем сильным подхватило,

Взгляд полон ужаса у всех,

Ведь впереди водоворот,

Он крутит их всё быстрее,

Застыли все оцепенев тотчас,

Не веря собственным глазам,

Ведь вместо пиршественных залов,

Их ждёт погибель, мрак и смерть,

Они вскричали все мгновенно,

Страшась погибели своей

И многие из них бросались в море,

В отчаянной надежде выжить,

Те, что на корабле остались,

Услышали они обшивки треск,

И вопль ужаса из уст исторгли,

Хоть этот вопль на вой похож,

Но все их Крики, вопли и метанья,

Неистовство и ярость бури перекрыли,

И вскоре поглотила их пучина,

Так что не осталось о них и воспоминаний

***

Дворец Иллюзий содрогнулся,

И зашатался вдруг от основанья,

И раскололся на две части в один миг,

Своды же всех залов необъятных,

Разрушились вовнутрь завалив гостей,

Колонны подверглись разрушенью,

Вся облицовка раскрошилась,

А фрески осыпались невесомой пылью

Зеркало же разлетелось тысячей осколков,

Сильнейшая защита, что была применена,

Мощи всесокрушающей не сдержала,

И раскололся тут же на две части,

До шпилей высочайших башен,

И трон искуснейший провалился вниз,

Корона пала с головы на пол,

Каменья все, украшавшие её,

Подпрыгивая, все укатились прочь,

А сам Владыка остался на ногах,

И облик его весь переменился:

Он стал громаден ростом,

Так что макушкой доставал,

Почти до расколовшегося свода

Чудовищными крыльями взмахнул,

Те крылья ангельскими, когда то были,

Сейчас же кожей тёмно-серою покрыты,

Что крепче стали многократно,

Венчаются они клыками костяными,

Отточенными, словно скальпель

А когти на руках его, острей опасной бритвы,

Его же кожа огрубела, стала толще,

Прочней алмаза и твёрже хрома,

Он вскинул голову в небеса,

Увидел свет, что льётся с неба,

В неукротимой ярости вскричав:

Это не конец ещё!

И взор его, устремлённый в небо

Багровым пламенем заполнен,

И тихо прошептав со скрытой грустью,

С тоской неистребимою во взгляде,

Что притаилась в самых недрах глаз:

Ты слышишь - не конец!

И вниз он устремился,

С неодолимой силою,

Вглубь воронки адской,

Во тьму и одиночества удел

Противится могуществу не в силах,

Оттуда же был слышен

Стон неумолчный и зубовный скрежет

Ведь нет защиты и спасенья,

От Гнева Божьего и Небесной Кары,

***

И приступили они к Храму,

Чтоб его разрушить и стереть

Чтобы ни было воспоминаний

О прошлых днях, растёртых в пыль,

С небес безмолвствующих капля влаги,

Словно слеза упала вниз,

Как символ горечи и скорби

О заблудшем и погибшем мире,

Внезапно Падший содрогнулся

И ввысь свой взгляд он устремил

И целый миг смотрел, не веря,

Тот миг, что может вечности длинней,

И произнёс он еле слышно:

Не верю... Не может быть...

Внезапно небо почернело

Как будто море перед штормом,

Земная твердь поколебалась,

И в Храм ударил Свет с небес,

Он был как будто столб огня,

Что расширялся моментально,

И Храм до основания затрясся,

На стенах проявились трещины и сколы,

вовне все стены пали,

притворы раскололись

В сиянии крыша растворилась,

Огонь охватил всех в этом храме,

Своим сиянием и силой,

Не опаляя их и не сжигая,

Все в Храме с благоговением застыли,

Вовне же многоголосье воплей,

Слилось в один животный вой,

Живьём сгорающих несчастных,

Людьми, когда то бывшими,

И слышен рёв повсюду,

Что превратился в неистовую бурю

Сжигающую всю скверну на корню,

И выплеснулся он из города,

Ярость всё больше набирая,

Подпитываемый буйством ветра,

С небес ударившего в одночасье,

Он превратился в огромный смерч,

Из пламени белого весь состоящий,

И охватил он всех на поле,

Что превратилось из поля брани,

На арену смерти, запустенья,

И не было спасенья и защиты,

От огненной неистовой стихии,

С небес на землю павшей столь нежданно,

Сгорели в белом пламени все павшие,

Все механизмы, что служили Интеллекту,

И сам Бездушный сгорел в тот час,

Так что и пепла не осталось после них,

Померкло Солнце, Луна погасла,

И звёзды пали с небесных обиталищ,

И град страшнейший низринулся,

Так что погибли все животные,

Те, что ещё остались до той поры,

Раскрылись хляби влаги полные,

И ливень начался доселе небывалый,

Так что мир сделался невидим,

Из-за завесы водяной, непроходимой,

И вышли с берегов все реки и моря,

И затопило пределы всей земли

От края и до края мира,

А после ливня, что весь мир омыл,

От смрада, смерти, разложенья

Огромный камень пламенем объятый

Упал с небес, наподобие звезды,

И испарилась вся влага бывшая тогда,

И тьма на мир заблудший опустилась,

Раскрылись небеса, и в них зарница,

Вмиг осветила всё до края неба,

И все двенадцать сотен пали ниц,

В благоговении и ужасе священном,

Страшась поднять глаза на свет,

И слышен глас с небес

Со славою и властью возвещая:

Я - Альфа и Омега, Начало и Конец,

Настал тот час, предел эпох

Свидетели конца времён:

Не отступившие от слов моих

Те, кто добро творил, приумножал

Те кто хранил твёрдость в вере, силу духа,

Посреди тьмы неправедных поступков,

Подлости, предательств, богохульства,

Ибо много званых, но мало избранных

Поднимитесь! Возрадуйтесь!

Вы были избраны для царства Жизни

Да будет так во веки!

Все слышавшие эти речи

Взор свой вознесли на небо,

Они благоговейно лицезреть смогли

Многих Ангелов и Архангелов,

И херувимов с серафимами,

Апостолов и святых без счёта,

Что в Славе и Силе Божьей пребывали,

Что исходили от небесного престола.

Престол небесный и свет неугасимый,

Что исходил сиянием лучистым,

И все они в нём растворились

Чьё имя есть Любовь.