Последнее время Прасковья чувствовала себя не очень хорошо.
То сердечко заноет, то дыхание собьётся, то ноги откажут. Совсем занемОгла. А казалось бы, жить ещё и жить - всего-то, посля Троицы, сороковник разменяла.
А тут в глазах тёмно стало, поплыла куда-то и очнулась, сама не знает где.
Кругом палаты белоснежные, ангелы во всём белом суетятся над ней, звуки флейты чарующе откедова-то льются... Прикрыла она оченьки свои, смирилась с происходящим, воздуху в грудь набрала для последнего вздоха... И вдруг:
-Ты, что это, Просковья, помирать, что ли собралася? - раздался голос над ней.
Открыла горемычная глазоньки, а это сам Всевышний с ней разговаривает.
-Ой, Господи Иесуси! Собралась вот. Видать время моё подошло.
-Не кручинься, Прасковья, не кручинься. Вернёшься ты на круги своя. Рано тебе помирать. Я тебе ещё сорок лет отмерил. Поживёшь ещё.
Вышла Прасковья из реанимации.
Глянула вокруг: -Жизнь-то замечательная какая! В такой жизни не то, что жить - каждый день праздновать надобно.
И решила она всё по-новой начать. А что не начать, когда тебе ещё сорок годков Богом отпущено. А Бог - он не Прошка, видит немножко кого облагоденствовать.
Пошла в клинику красоты.
Если ей ещё жить, да жить, то надобно это дело со вкусом оформить. А там, может быть, и мужичонка какой никакой повстречается. Только надобно вот, трошки, живот подровнять, чтобы талия обозначилась. Грудя селиконом в достойный вид оформить, чтобы повыше были, а не на пузе лежали. Морду подрихтовать: нос греческий, глаза чтоб как у Бурёнки были - карие с поволокой, лоб повыше, а то как у той макаки, что в зоопарке сидит, причесон чтоб как у Мурлин-Мурло был. Да и с задницы лишнее убрать требуется.
Вышла она из клиники, пошла по Арбату-сити здешнему, а вокруг мужики роем, что твои мухи на сладкое, так и вьются, так и вьются. Просковья себя такой счастливой и не чаяла никогда. Идёт, бёдрами качает, головку так "на отлёте" держит. На одной руке сумочка из кожи крокодиловой, а другой, на уровне бедра, оттопырив ладошку, туда-сюда, взад-вперёд... Каблучками-шпильками цок-цок-цок, только груди, в такт походке ейной, вниз-вверх, вних-вверх...
И тут увидала она на противоположной стороне бутик порфюрмный.
-Надобно зайтить, - решила дева новоиспечённая.
Только на проезжую часть ступила... - визг тормозов, удар, звон стекла разбитого...
И оказалась красавица в палатах белоснежных. Кругом Ангелы небесные летают, не обращая на неё никакого внимания. А посередине, на облачном троне, Сам сидит и книжецу толстенную читает.
Глянула на него Прасковья и сразу признала в нём того, который ей сорок лет жизни пообещал.
-Ах, ты - пень трухлявый! - заголосила краса несусветная.
Ах, ты врун окаянный! Я последние баксы срасходовала на клинику, чтобы тобой обещанные сорок годочков по человечески пОжить, а ты... А ну, вертай меня на землю!
Боженька книжицу отложил, с трона слез, подошёл к горемычной, очёчки поправил и... белее белого в лице сделался: