Наш герой, мужик уже в возрасте - за пятьдесят перевалило, был без претензий к жизни. Сыт, обут, одет - что ещё нужно человеку шагавшему своим чередом.
Жил Афанасий в деревне - всего-то двести километров от Питера. И хоть не любил он городов, а вот пришлось и пожить, и поработать в мегаполисе. Потому, как уж совсем стало невмоготу от нищеты беспробудной. Поцеловал он жену, детей мал-мала-меньше и поехал в Северную Пальмиру на заработки.
В своём Доможирово, что в Лодейно-Польском районе, слыл Афанасий недурственным механиком - и на машине, если надо, и на тракторе в посевную, и на комбайне в уборочную. Небыло такой техники, которую он бы не освоил с малолетства.
Но вот пришли времена непонятные и никому его труд крестьянский не нужен стал. Кредитов на посевную не выделяли. А что удавалось посеять из своих закромов, то по осени продавать было некому. Продукция Лодейно-Польского района оставалась не востребованной ни комбинатами переробатывающими, ни на рынках, ни среди варягов-перекупщиков. Жить стало не на что, жрать стало нечего. Если только то, что на огороде уродиться. Правда, водка в лабазе никогда не переводилась.
С год пропьянствовав, устав от этого занятия, решил Афанасий на заработки податься.
А куда? - кроме Питера и некуда. Во всей округе, на двести вёрст, повымерли поля. Позарастали бурьяном, лебедой, борщевиком.
Питер встретил Афанасия настороженно. Прошли те времена, когда на каждом углу объявления висели: "Требуются. Требуются. Приглашаем на работу..."
Выйдя из-под стеклянных сводов Ладожского вокзала, Афанасий остановился в нерешительности:
-Куда же пойти? Куда податься?
Смахнув снег со скамейки, стоящей тут же на тротуаре, он сел, поставил рядышком мешок с немудреным скарбом, закурил. Внимание его привлёк снегоуборочный трактор "Беларусь" выписывающий кренделя по привокзальной площади. За рулём сидел явно не умелый водитель. Снег, подгребаемый им, тут же и оставался.
Зимняя ночь с неохотой уступала место городскому утру. Небо чуть посерело, но наступающий день ничего хорошего не сулил. С чего начать трудоустройство Афанасий не знал.
Тут его внимание привлекло резкая остановка надрывно тарахтящего двигателя трактора. Ещё мгновение назад трактор метался из стороны в сторону, а тут встал как вкопанный. Из кабины вывалился тракторист и, явно нетрезвой походкой, обошёл технику. Пнув стоптанным валенком заднее колесо, грязно выругавшись, достав из кармана засаленного ватника мятую пачку папирос, закурил. Похоже на то, что выяснять причину остановки он не собирался. Беспомощно оглядевшись, присел на корточки у заднего колеса, сплюнул окурок, и закемарил тихо посапывая.
Афанасий поднялся со скамейки, перекинул через плечо вещмешок и не спеша подошёл к "Беларуське". Техника знакомая. Хорошая техника для работы на полянках и лужайках. И вёрткая, и в грунте не "тонет". На ней и пахать, и боронить, и грузы возить.
Глянув под капот он сразу определил неисправность - тяга топливного насоса беспомощно болталась, выглядывая из-под полурамы. Поставив её на место и зашплинтовав портняжей булавкой, отколотой из-под воротника фуфайки, остался доволен своей придумкой: - Надолго не хватит, но до дому доехать можно.
-Эй, просыпайся, - пнул он ногой пьяного водителя трактора. -Починил я твою технику.
Промычав что-то не членораздельное, тот, как куль, завалился на бок.
-Замёрзнет же, сукин сын, - с сочувствием подумал Афанасий. -Надобно его хоть в кабину посадить.
С трудом, словно мешок с навозом, запихав работничка в кабину, он сел рядышком, любовно поглаживая пластмассу руля и рычагов управления.
-Эх, не ценят городские своих возможностей по части работы. По части возможностей зарабатывать на пропитание семьи.
С визгом тормозов, переходящих на юз колёс, рядом с трактором остановился "Жигулёнок" с синими буквами ДПС на дверях:
-Эй, чмо деревенское, чтобы в секунду тебя тут не было. Кати отседова. Щас делегация с хФинляндии приезжает. Так что испарись в момент.
Не вдаваясь в объяснения, Афанасий повернул ключ стартёра. Запустил двигатель, поднял "нож", "метлу" и, включив скорость, покинул привокзальную площадь. При выезде на Заневский проспект, пропуская попутный транспорт, он увидел колонну таких же "Беларусек", возвращавшихся, по видимому, на базу после трудовой ночи. Пристроившись в "хвосте" колонны, перейдя на повышенную передачу и "притопив газья", стараясь не отставать, рванул следом. И ему, на миг, показалось, что едет он навстречу со своей судьбой, навстречу с работой.
Так оно и было.
Сдав трактор и, так и не пришедшего в себя, водителя трактора завгару, объяснив, кто он такой, предъявив удостоверение тракториста, Афанасий был зачислен штатным работником ГУП "СпецТранс".
Работал Афанасий по ночам. Работал по оборке вверенного ему участка от снега и мусора. Работой был доволен. Доволен был даже тогда, когда авральными сутками напролёт, снег валил и валил не переставая, заставляя его сутками не покидать кабину трактора.
Его устраивало и то, что чуть ли не половину заработка приходилось отдавать завгару, что было условием начальника при приёме на работу. Но и тех денег, что оставались на руках, он и его семья не видели со времени начала перестройки в России. Из этих денег, часть уходила на его собственное проживание, а остальное он с оказией, через знакомого проводника поезда "Петербург-Мурманск", отправлял семье. И, слава Богу, денег тех хватало для прожития в сельской местности. Бедствовать перестали, но...
Зима подходила к концу. Всё чаще и чаще снег успевал растаять прежде, чем Афанасий успевал его убрать с тротуаров и проезжей части улиц. Многих трактористов предупредили, что летом их услуги будут не востребованы.
Что делать Афанасий не знал.
В его родной деревне почти никого не осталось. Мужики, да бабы работящие разбрелись по белу свету в поисках хоть каких-то средств к существованию. На месте остались лишь совсем старики и те, кто повязан был ребятнёй малолетней. Но и тем, и тем надо было что-то кушать, на что-то жить.
Афанасий про это знал. Знал и не тешил себя надеждами на возвращение в семью. Надо было что-то предпринимать тут, в Питере.
И судьба улыбнулась ему. Улыбнулась по настоящему, как никогда в жизни. В Петербурге начали набирать водителей автобусов коммерческих маршрутов. Вот туда-то он и подался, увидав на заборе прикнопленное объявление.
Маршрут в новостройках не был утомительным - улицы прямые, транспорта не много. Рули себе и рули подчиняясь взмаху руки стоящего на тротуаре пассажира, или, плавно тормозя, там где скажут голоса из салона.
Зарплату, официальную, платили раз в месяц. Но не зарплата то была, а "мужские слёзы". Основная "деньга" шла от пассажиров. Но это после того, как рассчитаешься с хозяином целодневной, не понятно как подсчитанной, выручкой. Зато остальное твоё. И это радовало. Это вселяло в Афанасия оптимизм и решимость работать за рулём с "ранья" и до поздней ночи. А там в парк, автобус в "стойло", ужин в круглосуточной кафешке и спать.
Спал Афанасий в автобусе, как и многие его товарищи по работе. Спал закутавшись фуфайкой и попоной утеплителя радиатора. А чуть свет, ещё и радио не заиграло, был на улице Пионерстроя. Забирал первых пассажиров и мчал их, по пустым ещё трассам, к станции метро "Ленинский проспект".
Как ни рушилась экономика России, а народ ещё ездил на работу. Ещё что-то создавал на своих рабочих местах. И за места эти держался.
А поздно ночью, развезя всё тех же пассажиров по домам - опять в парк, чтобы поспать свои четыре-пять часов.
На здоровье Афанасий не жаловался никогда. Вскормленный в деревне, Афанасий сызмальства работал на равных с взрослыми мужиками. Работал от зари и до зари - как деревенская страда того требовала. А чуть затихал повсеместный рокот тракторов, сполоснувшись и надев всё чистое, спешил за околицу, на спевки, посиделки, танцы под гармошку.
Потом была армия, стройбат, строительство Байкало-Амурской магистрали. Житьё в палатках в забайкальские морозы... И ничего - сдюжил.
А теперь, всё чаще и чаще какая-то давящая боль наваливаться стала в левой грудине. Порой эта боль уходила, а порой наваливалась нестерпимо. Хуже всего, когда она приходила за рулём. Тогда хотелось остановить автобус, откинуться на спинку кресла, закрыть глаза и дышать через раз. Или вообще не дышать.
Но надо было ехать. Пассажиры ждать не будут. У всех дела. И дела эти, может быть, это последнее, что у них осталось для того, чтобы хоть как-то существовать в этой жизни.
Приходил в себя Афанасий медленно, тяжело. Сперва сознание восприняло какой-то звон. Как будто где-то далеко зуммерил звонок железнодорожного переезда. С трудом приоткрыв глаза, он увидал над собой белый потолок и светящие на нём лампы дневного света. Непривычная тишина окружающего пространства давила на мозг, не позволяя вернуться в действительность. Размеренное пиканье, как через подушку, раздавалось откуда-то из-за головы. Руки были пристёгнуты эластичными ремнями к перилам белоснежной кровати. Из вен, вверх, к прозрачным пузырькам с жидкостью, тянулись пластмассовые трубки. Тела своего Афанасий не чувствовал.
-Где я? Что со мной? - чуть слышно промолвили его мертвецки бледные губы.
-Не волнуйтесь больной. Вы в больнице. Приступ сердечный у вас произошёл. Загнали вы себя, как лошадь загоняют, вот инфаркт и случился.
Афанасий, не поворачивая головы, скосил глаза.
-Настенька, - сквозь скривлённые улыбкой губы промолвил он чуть слышно. -Прости, родная. Подвёл я тебя и детишек наших. Не сумел вас вырвать из нищеты. Прости...
Голова у Афанасия завалилась на бок и последний, предсмертный стон, вместе с дыханием прошелестел в вечность.
А в это время, в парке напротив, гремел салют из множества разноцветных огней. Окна больницы сотрясались от громкой музыки, визга и хохота полупьяных, оголённых девиц. А напомаженные мужики, расплёскивая коньяк из фужеров, во всю мощь орали песни из тюремного репертуара.
Послесловие:
Прочитал у Сергея Варсонофьева "Тварь Господняя"
и подумалось мне: -А, вот когда все, кто ещё что-то