Аннотация: Это, наверное, повесть. Повесть о двух очень не молодых людях, которым удалось встретиться в конце жизненного пути. И повествование о встрече этих людей будет продолжаться до тех пор, пока не закончится этот путь.
"Тебе судьбу мою вершить,
Тебе одной меня судить,
Команда молодости нашей,
Команда, без которой мне не жить."
часть 1Запах севера
- Я часто задумываюсь, Володя, над тем, что жизнь мудрая штука. Во всяком случае, со мной она поступает так, как будто наблюдает со стороны и подкидывает то, что необходимо для дальнейшего существования с некоторой целью. Вот и сейчас, она повстречала нас с тобой, видя, что я смирился со своим одиноким брожением на этом свете. И я несказанно рад, что ты, вспомнив обо мне, так вовремя оказался рядом. Как получилось, что ты догадался мне позвонить?
Вот уже, который день я прихожу навстречу со своим однокурсником, товарищем из далёких семидесятых годов. Тех годов, когда мы все были одухотворены надеждами на то светлое будущее, которое строили сами. И считали, что мы в состоянии сделать всё, независимо ни от каких преград уготовленных нам жизнью.
Мы стояли на намывной части песчаного спуска, покрытого остатками льда принесённого волнами Финского залива. Холодный ветер взморья выбивал слезу, но уходить не хотелось. Было приятно осознавать, что рядом стоит тот, кто не скуксится под порывом ветра, не заноет, что ему холодно, не станет предлагать уйти в тёплое помещение офиса находившегося тут же - невдалеке.
Была весна 2013 года. И этот год должен принести удачу в исполнении всех, ранее задуманных желаний, которые я откладывал и откладывал на потом, прекрасно понимая, что никакого "потом" не будет.
- Интересный ты человек, Дворкин. Всё, что для других видится обыденным, ты превозносишь до высоких материй. Зачем? Будь проще. Нет никого над нами, и никто не "подкидывает" выхода из ситуаций, в которые мы сами себя загоняем.
Ты спрашиваешь - почему я позвонил тебе в конце февраля? - Отвечу: именно тогда решился вопрос с передислокацией нашего офиса сюда, на Капитанскую улицу Васильевского острова. И я вспомнил о тебе. Вспомнил потому, что учились вместе, "варились в одном котле". И мне захотелось узнать живой ли ты ещё, и, если жив, то, как живёшь, чем занимаешься. Поверь, что сделал я это из любопытства, но никак не из-за того, что услышал "голос свыше".
И вот мы встретились. Я рад, что у тебя всё стабильно, что ты здоров, что с достоинством прошёл трудовой путь. И поверь, я абсолютно уверен, что ты заслужил те привилегии, которыми сегодня пользуешься. Я бы тоже давно оставил службу - покоя хочется. Но мне и сегодня приходится тащить семейный воз, от которого ты так мудро избавился. В этом я тебе даже чуть-чуть завидую.
Пойдём в офис. Ветер всё-таки холодный. Как бы мне спину не продуло. Радикулит у меня хронический, ещё на северах подхватил.
Мы развернулись и не спеша поднялись на тщательно забетонированную площадку, где возвышалось двухэтажное здание, собранное из инвентарных модулей. Такое здание я видел впервые. На отечественных строительных площадках и поныне народ ютится в вагончиках, контейнерах оборудованных под прорабские, а то и вообще в сараюшках, сколоченных из горбыля. Внутри здания нас встретил охранник, который тщательно всмотрелся в наши лица и кивнул на наше приветствие.
В отделе проверки проектно-сметной документации никого не было. Повесив куртку на рогатую вешалку, Владимир, глянув на меня недоуменно, произнёс:
- Что не раздеваешься? Будь как дома и ни о чём не думай. Присаживайся, сейчас чайку сообразим. Тебе с коньяком или как?
- Чайку, это хорошо. Только покрепче и без сахара. А коньяк, если он у тебя наличествует, мы мешать не будем.
- Насчёт того, чтобы покрепче - не получится. У турок, которые обслуживаю нашу контору, автомат стоит. Чай для всех и всегда одной крепости. Но зато быстро - кнопку нажал и готово. Подожди чуток. Я мигом.
Он вышел, а я, сняв пальто и шляпу, сел за его стол. На столе, как и всегда, царил беспорядок. Только хозяин мог в нём разобраться, зная наверняка где и под чем лежал тот или иной документ, который, может быть, и не понадобится ему в течении дня. Но говорить что-либо на эту тему, было бесполезно. Таков был стиль его работы.
Володька никогда не отличался чопорной аккуратностью, даже в институте. Вспомнился один случай, которой и сейчас, спустя столько времени, вызвал у меня улыбку.
На шестом курсе, когда до выхода на Диплом оставалось меньше месяца, мы все готовили курсовой проект по деревянным мостам. Каждый из нас получил своё предпроектное задание и поэтому все мосты были индивидуальными. Что нас объединяло в проектировании - график рассмотрения проектов преподавателем. Помнится, у нас был, недавно появившийся на кафедре, Смирнов Владимир Николаевич. Он долго всматривался в лист ватмана, представленный ему моим товарищем, стараясь разгадать какую-то загадку, и не мог. Потом, взглянув на Володьку, спросил:
- Это Вы чертили? Позвольте поинтересоваться, в каком разделе ЕСКД говориться о том, что контурные линии чертежа должны быть волнистыми?
ЕСКД - Единая Система Конструкторской Документации.
- Владимир Николаевич, - нисколько не смутившись, произнёс Володька. - ЕСКД - это вторично. Главное, что я к назначенному сроку успел выполнить задание. А чертить пришлось на работе, в прорабской. И, как назло, не оказалось ни одной линейки. Пришлось использовать расчёску.
- Позвольте, а как Вам удалось выдержать масштаб?
- Тоже при помощи расчёски. Расстояние между зубцами полтора миллиметра, и толщина зуба у неё полтора миллиметра. Так что все размеры у меня выдержаны в указанном на чертеже масштабе. Можете проверить.
Я стоял рядом и был свидетелем того разговора. И мне было интересно, какое решение примет Смирнов. В тоже время я восхищался Вовкиной сообразительностью - не успей он вовремя сдать чертёж на проверку, последствия могли быть трагичными.
Преподаватель, ещё раз взглянув в чертёж, неожиданно произнёс:
- Подарите мне эту работу. Я покажу её студентам дневного отделения. Чтобы они наглядно осознали, что истинный инженер всегда найдёт выход из любого положения.
Давайте зачётку, но впредь... Ну, сами понимаете.
Дверь резко распахнулась, и в помещения отдела вошёл Володька, неся в руках два бокала из прозрачного стекла.
- Вот и чаёк, - произнёс он, водворяя ногой дверь на место. - Раз и готово. Никаких кипятильников, никаких титанов, нажал кнопку, и "кушать подано, господа".
Я, было, хотел освободить его место, но услышал:
- Сиди, где сидишь. Я вот тут рядышком пристроюсь. Почувствуй себя инженером. Ты когда последний раз кабинетным работником был?
- Ой, Вовк, тому уже тридцать лет минуло. Был, правда, у меня скоротечный праздник. Это когда Кулибанов меня на Володарский мост сосватал. Но пришёл Тихомиров из ТрансМоста, и, как говориться, "двум медведям в одной берлоге не жить" - ушёл я дальше баранку автобуса крутить.
- Да, Евгений, досталось тебе по жизни. Я и сегодня понять не могу в чём дело - грамотный мостовик, а к мостам не прижился. Гонору в тебе, что ли с излишком? Перетерпеть надо было. Где теперь этот Тихомиров? - в говне бултыхается. Весь Питер его подлую натуру понял. Ни с кем он сработаться не мог. А о тебе я многого лестного слышал. Перетерпел бы и работал дальше.
- Нет, Володя, не могу я терпеть, когда мне "бейца" выкручивают. Я потом сам себя уважать перестану. А за рулём я был свободен как птица, которая по определению создана для счастья.
- Вот тут-то я тебя подловил, дорогой. Это не птица создана для счастья, а человек, как птица для полёта. Ладно, коньячок будем? По чуть-чуть.
- Банкуй. Где наша не пропадала.
Прихлёбывая ещё неостывший чай, с незнакомым, явно турецким, привкусом, мы молчали, вспоминая каждый о своём. Как же давно было всё то, что объединяло нас тогда. Жизнь, по сути, только начиналась. А теперь...
- Володьк, а помнишь, как ты помогал мне на защите Дипломного проекта? У меня тогда чертежей было, "как у дурака махорки". А развесить их надо было в "ноль минут" - комиссия ждать не желала. А я весь на нервах, всё из рук валилось. Помнится руководитель мой, Никитин Мстислав Константинович, тогда ещё удивился, что у меня чертежей больше, чем пояснительная записка. Я ему, на его недоумение, сказал, что "чертежи, это язык инженера". А он, улыбаясь, поставил меня на место: - Краткость - сестра таланта.
А после защиты, когда проект зачли, мы вышли в коридор и ко мне Танька Лашенкова кинулась - что-то у неё не получалось в расчётах. Помнишь? Ты её ещё послал "открытым текстом", чтобы не приставала. А мы с ней потом работали в одном тресте. И до последнего она хранила обиду за то, что я не помог ей тогда. Так мы с ней и не подружились.
- Если мне не изменяет память, то у тебя уже билеты до Саратова в кармане лежали. Ты в тот же день уехал догуливать преддипломный отпуск. А нам с тобой ещё защиту твою "сбрызнуть" надо было. Мы тогда в "Старой заставе" посидели, сколько время позволяло. А потом разбежались и встретились, чуть ли не через месяц, в ресторане гостиницы "Ленинград". Как раз накануне моего отъезда на "севера".
- Слушай, Вовк, а я ведь ничего не знаю о твоей работе на Севере дальнем. Так, только "краем уха" доходили слухи о тебе. Можешь сейчас расскажешь?
- Всё рассказывать, это никакого рабочего дня не хватит. А оставаться на сверхурочную - у меня желания нет. Вышел я их того возраста.
А про "севера"... Что о них рассказывать. Случись повторить пройденный путь - врагу не пожелаю. Да и попал я в "Усадор" ввиду сложившихся обстоятельств.
Володька посмотрел отрешённо в окно, как бы восстанавливая в памяти то, что он "и врагу не пожелал бы", вздохнул глубоко и, хлебнув уже начавший остывать чай, не глядя на меня начал свой рассказ:
- После защиты Диплома, я ещё с месяц мастером отработал. Всё ждал, что вызовут меня и ознакомят с приказом о назначении на должность прораба. Так мне в кадрах обещано было. Но, что-то не торопились с моим назначением. А в то время, если помнишь, жизнь у меня изменилась кардинально - у нас с Валентиной Лёшка появился. Но оклад у меня был, смешно сказать, сто тридцать пять рублей. Что это такое, тебе объяснять не надо. Вот и решил я тогда напрямую к начальнику Мостоотряда обратиться: - Как мы дальше с ним работать будем?
Выслушал меня Ромичев, по сокрушался, а на словах:
- Ничем не могу помочь, Володя. Свободных ставок в штатном расписании нет.
- Ну, нет - так нет, - говорю ему. - Тогда я в метрострой ухожу.
Так ты думаешь, он расстроился? Ничего мы для начальства не представляем, сколько ты не работай. А я в тридцать седьмом Мостоотряде сразу после техникума начал трудиться. Мне тогда семнадцать только-только исполнилось.
В общем, я заявление на стол и, скрипя сердцем, в партком, с учёта сниматься. А там мне предложили в новом, только что созданном Мостоотряде-71 то, что я хотел. Его, Мостоотряд этот, под мостовые переходы, что на Северном Урале строить надо было, создали. Я тогда обрадовался даже - вот где не надо будет "локтями работать", все должности свободные, выбирай любую. Ох, и наивным я был тогда. Оказывается, там должностЯ поделили тогда, когда сам Мостоотряд ещё только замышлялся. Но я этого не знал, и мы поехали вместе с Валентиной и Лёшкой, которому ещё полтора года было.
Как добирались - это отдельная история. Мы же ехали на постоянное место жительства. А посему, как цыгане - скарба у нас было, чуть ли половина багажного вагона.
Я те дни, не поверишь, все по числам помню. Двадцать седьмого ноября мы из Ленинграда выехали. Ну, а дальше сам знаешь, трое суток до Печоры добираться. Двадцать девятого в ночь были на месте. И ты думаешь, нас встретил кто? Чёрта с два! Хотя, когда я на стройке объявился, то узнал, что депешу о нашем прибытии они получили. И о том, что нам помощь понадобиться по приезду - машина, грузчики...
По утрянке Валентина, Лёшку в охапку, на дрезину и в Усадор. Я же на вокзале остался, при багаже. Так только второго за мной машину прислали, к вечеру. А до Усадора от Печоры о-ё-ёй. На следующий день, весь посёлок спал ещё, я с вещами заявился.
Ну, разгрузился, куснул, что Валентина сготовила и спать. Я, которые сутки на ногах и, не раздеваясь - как удавалось покемарить, так и пристраивался. То сидя на лавке привокзальной, то стоя в багажном отделении. А в машине, да по зимнику, глаз не сомкнёшь, это тебе не по трассе асфальтированной, сам понимаешь.
Вечером к Баскину пошли, к начальнику Мостоотряда. Его, кстати, как и тебя, Евгением Николаевичем кличут. Так он, в первую очередь выговор мне сделал, что я, накануне, не сам приехал, а Валентину с сыном прислал. Ему, оказывается, мастера на строительстве опоры не хватает. А то, что Валентина на вокзале с малолеткой кондаёбилась бы, это он в разумение своё брать не хотел. Кстати, у меня веры не было уже тогда, что окажись я первым на строительстве, он за ней машину тот час прислал бы. Сомнения уже потом подтвердились, что на этой "ударной" человека за человека не чтут. Пока ты работоспособен - ты нужен. А случись что с тобой - никто и не рюхнится.
В общем, слово за слово, а велено было мне на следующий день в вечернюю смену выходить, на строительство русловой опоры. Полдня мне на обустройство в общежитской комнате и в бой. А общежитская комната, я тебе скажу, она общежитская и есть: в полу щели по сантиметру, из которых морозным холодом дует, окна не заделанные, печки нет. Две кровати панцирные, стол, два стула. Вместо вешалки гвозди в стену вбиты. Тумбочки и той не было.
Я, было, хотел напомнить, что мне в Питере должность прораба обещана на севере. Собственно говоря ради этого и с места сорвался. А Баскин, провожая меня до дверей: - Потом, Володя, на эту тему поговорим. Потом.
Даже с трудоустройством Валентины ничего определённого не было сказано.
- Ну, - думаю, - решим мы эти вопросы в рабочем порядке. Если строительству надо, чтобы я немедленно к работе приступил, значит и стройка меня в обиду не даст. Ох, и наивным я тогда оказался. Надо было с первой встречи все свои вопросы решать. А потом оставалось только терпеть и ждать.
Так ты можешь себе представить, Евгений, что только через неделю меня в штат зачислили. Правда задним числом, и на должность мастера, но с окладом в сто пятьдесят рублей. Выходит, что я на край света всей семьёй сорвался из-за пятнадцати рублей. Когда подумал об этом, меня такая депрессия одолела, хоть волком вой. Провели, как пацана не обученного. Больше всего мне перед Валентиной стыдно было. Я, конечно, гор золотых ей не обещал, но и никак не ожидал, что меня так унизят. Не должностью, нет. А тем, что обманули, хотя и слово партийное давали, что всё у нас женой будет. Только поезжайте.
В общем, то ли от расстройства нервного, то ли продуло меня на русловой опоре, а прихватил меня радикулит. Что это такое, тебе известно. Только не известно, что это значит в условиях крайнего севера. Где все думают, что сачковать я надумал. А врачиха, смешно сказать - из зечек местных, больничный если только с разрешения начальника Мостоотряда выдаёт. А про диагноз и не спрашивай - то ли сама не знает, то ли ей молчать велено. Спасибо Валентине - выходила меня, хотя условия для лечения и не было. Мы ведь так и продолжали жить в общежитии. Отопление только от масляных радиаторов. Готовка на плитке электрической. Спали все вместе, сдвинув две кровати и застелив их чем только можно.
Вот так, друг Евгений начиналась моя северная романтика, про которую ты мне в письмах писал. Мы их, когда читали с Валентиной, то усмехались про себя - таким ты нам наивным казался. Но разуверять не хотели. Никак не думали, что ты сорвёшься и приедешь в этот дикий край. И, заметь, не край дикой природы, а в отношениях между людьми дикий.
Но об этом мы с тобой опосля поговорим. Давай ещё по соточке коньячку накатим, и домой начнём собираться. У меня принцип - сверх рабочего времени я и на секунду не задерживаюсь. Хватит, наработался бесплатно на Отечество наше. Теперича имею полное право на работе разговоры разговаривать, заслужил всей своей трудовой биографией.
Поделив конфетку пополам, мы поднялись, одели польта и вышли на берег Финского залива. Нас встретил ветер с запахом тающего льда и яркое, весеннее солнце. Володька постоял, вглядываясь вдаль потемневшей ледяной пустыни и вдохнув полной грудью свежий воздух произнёс:
- Севером пахнет.
часть 2Новогодний праздник
Так уж получилось, что на следующий день наша встреча не состоялась. Быт домашний, дела, которые супруга затеяла ещё с вечера, обязали меня остаться при ней, оказывая всяческое содействие. И всё я в толк не мог взять - зачем надо придумывать себе всяческие хлопоты, без которых можно и обойтись. Что нам ещё надо? Всё у нас есть. Всё добыто трудом непосильным на протяжении прожитой жизни. Так нет, что-то жене ещё надо - купить, принести, мебель переставить, цветы пересадить, квартиру прибрать...
'Ты бы с цветами своими поменьше занималась, - думалось мне, - тогда и был в доме порядок'. Но, лучше промолчать и сделать. А то такого можно огрести от благоверной своей, что не возрадуешься.
На следующий день, ближе к обеденному перерыву, вновь отправился к Володьке. Я испытывал острую необходимость в общении с ним. Мне нужно было пережить всё то, что нас с ним объединяло - годы молодости, надежд и несбывшихся мечтаний.
Я шёл по набережной реки Смоленки, которую строило СУ-4 треста 'Ленмостостой', под моим 'неусыпным чутким руководством'. Через мост Кораблестроителей, строившийся параллельно с набережной и всё думал и думал над тем, как так получилось, что пути наши с Владимиром разошлись. Как ему удалось заставить считаться с собой во времена чиновничьего разгула семидесятых, восьмидесятых годов. 'Значит, - приходил я к выводу, - что-то в моём восприятии жизненных процессов того времени, было не так'.
Вызвонив его по мобильнику, прошли охрану, тщательно охранявшую территорию объекта, и... вот мы снова вместе. Сидим друг против друга, и одна только мысль тревожит меня: - 'А уместно ли моё присутствие здесь и сейчас? Может, я мешаю ему заниматься делами?'
- Володь, это ничего, что я пришёл? Не мешаю тебе?
- Сиди, где сидишь, - сказал он не отрываясь от компьютера. - Когда будешь мешать - скажу. А сейчас, вот только на письма отвечу, чайку по хлебаем и... продолжим наши разговоры. Кстати, я не надоел со своею исповедью?
- Что ты, напротив. Я с нетерпением жду, когда ты освободишься.
- А я уже освободился. Трошки погодь - я чаю распоряжусь принести. У нас теперь подавальщица появилась. Из турчанок, но по-русски балакает. Только не вздумай к ней 'клинья подбивать', у них с этим строго. Другой веры она, не нашенской.
Мы пили пахучий чай, явно на российского производства, а я с нетерпением смотрел на своего товарища умоляя его скорее начинать. Время так быстротечно, в семнадцать часов он соберётся и, оставив на столе производственный беспорядок, поедет домой - к жене, детям, внукам. Счастливый! - его ещё ждут.
- Так, на чём мы в прошлый раз остановились? Не помнишь?
- На радикулите твоём, что ты через неделю трудовой деятельности 'намотал'.
- Так это одиннадцатого декабря случилось. А семнадцатого я на работу вышел. Правда, в первую смену. Так до Нового года и отработал с 'утра по-раньше'.
Тридцать первого, в конторе, отметили наступающий. Правда, сам понимаешь, откровенного веселья не получилось. Какая-то кастовая разграниченность присутствовала в коллективе. Чем это было вызвано, мне тогда было не ведомо. Считал и продолжаю считать, что на стройке, как на передовой - перед общим делом все равны. И в короткие минуты затишья надобно забывать, кто начальник, а кто мастер. Мастер, он как командир роты. А батальоны, как известно, они ротами сильны. Полки - батальонами, дивизии - полками... Так что в основе благополучия всех свершений, на которые нас направляла идеология партийная, мастер стоит. А мастер должен рабочий класс заразить той самой идеологией, которой сам движем. Так я тогда рассуждал сам с собой. Только рассуждения мои, я это чувствовал, никому не нужны были. Что-то уже тогда надломилось в несущем хребте наших идей.
Надломилось, а потом и совсем рухнуло. Что мы с тобой и наблюдаем в двадцать первом веке.
После застолья картотечного все по домам разошлись. Ну и я к своим подался. Только не было того праздничного настроения, какое я дома, в Питере, испытывал. Считай, месяц уже на северах пребываю, а определённости никакой. Валентина не трудоустроена, Лёшку из-за соплей, якобы, в детский садик не берут... В общем одна неизвестность впереди и Новый год, который неизвестно, как сложится.
Выпили мы с женулькой по бокалу шампанского, пожелали друг другу удачи и, было, уже спать хотели ложиться, а тут крики на улице - шум, гам, тарарам. Вышел я узнать, в чём дело, а это, оказывается, пожар начался - горел домик у гидронамыва. Видать крепко поддали наши гидрологи, а может проводка не выдержала. Отопление у всех электрическое было, масляными радиаторами отапливались. А на улице мороз под тридцать.
К утру поутихло всё. Дом сгорел, конечно, а мы спать разошлись, или допивать, что у кого недопито осталось.
Проснулся поздно, часов в десять помнится. Валентина уже мяса натушила с картошкой. Картошка, чтобы ты знал, на севере - дефицит. Её только, если по праздникам готовят, по торжественным дням. Ну, бутылочка водовки нашлась в жениных закромах. Лёшка, уже накормленный, на кровати, весь в одеялах укутанный, играет. А мы с Валюшей выпили по чуть-чуть, сидим картоху трескаем.
Тут в дверь стучаться. Посыльный пришёл от начальника всех начальников. Велено собираться и на разгрузку вагонов идти. И не просто идти, а собрать мужиков, которые трезвые и возглавить эту 'банду' вдохновив на ратный труд.
Домой вернулся после семи вечера. Устал, намёрзся, как пёс бездомный. Трошки выпили с Валентиной, картошки поклевали и спать. На следующий день предстояло мост строить. Хорошо, что в первую смену. Когда вечером дома, то успеваешь что-то сделать - дырку в углу заткнуть, чтобы не дуло холодом, воды принести... Да и привыкли мы сызмальства по вечерам всей семьёй собираться.
Владимир взглянул на часы и, сделав удивлённое лицо, произнёс:
- Ба, а времечко-то как разбежалось. Хорошо с тобой, Дворкин, на работе. Ты приходи почаще. Разговоров у нас тобой о-ё-ёй, сколько. А сейчас давай собираться. Я жене обещал пораньше домой прийти. Хотим на концерт с ней сходить. Мне то он ни на фиг не нужен, а Валентина пускай развеется. Одна она у меня дома, если не считать внуков, когда те из школы придут.
Прощаясь на автобусной остановке, Володька улыбнулся по-дружески и сказал:
- Приходи завтра. Душевно тебя прошу. Вот сделаешь все свои дела и приходи.
часть 3Дела насущные, повседневные
Проводив взглядом автобус, отправился домой. Шёл не спеша, размышляя сам с собой:
- 'Завидую ли я Володьке? Наверное, да. Как бы не было ему тяжело, но он не изменил себе и остался при мостах. Вот и сегодня работает в фирме известной на весь мир. И зарплата у него высокая, и пенсия. И дома ждут - жена, сын, дочь, внуки. А где мои отпрыски? Разметало их по белому свету и не соберёшь. Это хорошо, что они своей жизнью живут, но как тяжело осознавать, что дома тихо и пусто. Даже посмеяться не с кем.
Вот сейчас приду домой, и никто не выбежит в коридор с радостным визгом. И жена не поинтересуется, о чём мы с Вовкой разговаривали. Ей это не интересно. Она даже не понимает причин наших встреч. Единственно, что она восприняла с сожалением, что я не могу работать, как Володька. Но никогда не вспомнит эта женщина о том, что именно идя ей навстречу, я оставил мостостроение и сел за баранку автобуса.
Хотя, в тот период времени, всё сплелось в один клубок, который было не размотать. Тогда нужно было рубить концы и начинать всё с начала. Так сложились обстоятельства. И они оказались сильнее меня'.
На следующий день мы с Володькой не встретились. Не встретились и через день, и через два. Потом начались выходные. Потом понедельник... И вот я стою перед шлагбаумом, под неусыпным взором охранника в будке. Сейчас подойдёт Володька и, как всегда улыбаясь, протянет мне руку. Как же мне не хватает его рукопожатия.
В тишине кабинета, который стал уже родным, нас сидело двое. Изредка заходили сослуживцы с разными производственными вопросами, на которые у Володьки всегда были ответы. Ящик тумбочки стола был чуть выдвинут. В нём стояла бутылка коньяка, рюмки, лежал на блюдечке порезанный лимончик. Нам было хорошо и спокойно. Только изредка сама собой приходила мысль о том, что мы с другом находимся, по сути, по разные стороны бытия. Он всегда при деле, а я - не пойми что, вечный скиталец, Агасфер.
- Володя, - глядя в лицо своего товарища, спросил я, - ты доволен жизнью. Вот сегодня, после всего того, что пришлось в ней испытать?
- А почему нет? Вполне доволен. А то, что пришлось через болото жизненное прошагать, так это не одному мне. Тебе тоже досталось, как я понимаю. У меня никогда бы не хватило решимости вот так, как это делал ты - резать по живому. По себе живому. Гордыня, гордыня в тебе всегда присутствовала и вмешивалась в принятие тобой решений. Здесь мне до тебя далеко.
- Ладно, я здесь не для того, чтобы о себе слушать. Про себя мне всё известно. Давай, лучше продолжим твой рассказ. Как твоя жизнь началась в 1977 году?
- А на чём я закончил?
- Новый год вы встретили. Дом сгорел на гидронамыве. Вагоны разгружал первого января. Второго в утро на работу вышел...
- Ну, в утро я недолго отработал. Десятого января меня опять во вторую смену отправили. И так продолжалось долго, пока я в мастерах ходил. И знаешь почему? Только не подумай, что я хвастаюсь, но заметил наш верховный, что у меня всегда дела споро шли. Не зависимо от объекта строительства, и людей на них находившихся. Я, как только приходил на вверенный мне участок, определялся с главным и со сроками выполнения этого главного. А дальше, героический рабочий класс, как хотите - не можете в срок уложиться, значит, не соответствуете квалификации. Двум, трём наряды поснимал на время, сразу поверили, что невыполнимого от них не требуется.
Правда, мои знания производственных процессов, потом против меня обернулись. То экскаватор у меня заберут, то компрессор. Или без кислорода оставят. Но я всё равно выкарабкивался из навязанных ситуаций. Так он, Баскин, что решил - две опоры мне дать под строительство. Вот тут я, кажется, и сломался. В мою смену - я один на двух опорах, а меняет меня команда, в которой на каждой опоре по ИТРовцу. И так мне обидно стало, что я, работая за двоих, зарплату получаю наравне со всеми мастерами. Вот тогда и 'стал я в позу'. Прихожу к начальнику, и открытым текстом выдал всё, что я по этому поводу думаю.
На следующий день квартиру мне выделили. Двухкомнатную, с кухней. Ты думаешь, её раньше не было? - Была! Только Баскин её сундучил, кого-то из блатных ждал, что приедут к нему. А они не приехали. Вот и пришлось ему мне жильё предоставить. Правда, для того, чтобы жить в нём, нужно было руки приложить. Пол оргалитом застелить, чтобы от пола морозом не тянуло. Окна проконопатить. Потолок утеплить, двери. Но мы с Валентиной и этому рады были. Как раз к двадцать третьему февраля закончили. И я тебе знаешь, что скажу - такая у меня радость на душе появлялась, когда в квартире день ото дня теплее становилось. Лёшка у нас совсем поправился. Тут уже отговорки из детского садика я слушать не стал: - Принимайте, - говорю, - пацана, или я письмо в Главк напишу. Но я то понимал прекрасно, что всё тут от Баскина зависит. Если Лёшку в садик примут, то Валентину надо будет на работу принимать. А он этого, почему-то, не хотел. Валентина, она у меня в промышленно-гражданском строительстве специалистом являлась. Значит, ей прямой путь в технический отдел был. А там места все позабиваты - набрал Баскин неучей разных. С ними проще работать было - что ни скажешь, всё сделают. Даже то, что СНиПам противоречит.
СНиП - Строительные Нормы и Правила.
А с двадцатого января холода начались. Да, не просто холода, а за сорок заваливать начало. До пятидесяти двух доходило. Бывало, что приходилось актировать дни. Но это, как ты понимаешь, ответственности за сроки строительства с нас не снимало. Работали урывками. Чуть потеплеет, до минус тридцати пяти, выгоняешь народ на стройку. Приходилось и по выходным работать. Вот тут-то и началось бунтарство рабочего класса. Баскин наотрез отказался оплачивать выходные дни. Говорил, что переносит их на дни, которые актированию подлежали. Но сам с работягами в разговоры не вступал, всё на нас переложил. А как с рабочими разговаривать, если тот за свой труд денег не получает.
В общем, то да сё, приезжает на строительство моста представитель Главка. Собрали собрание, накричались до сыта, представитель и уехал. А на стойке всё как было, так и осталось. Особых перемен не произошло.
А морозы всё круче и круче заворачивают. Дело до того дошло, что наружные провода потребления напряжения стали не выдерживать. Стали их менять на более мощные. А это знаешь, что такое - трое суток посёлок вообще без электричества был. Жрачку на паяльных лампах готовили. А что по квартирам творилось, то ад кошмарный. До сих пор, как вспомню, так вздрогну. Как народ выжил, сам удивляюсь. Видать по всему, что наши люди самые выносливые в мире. С ними не то, что мосты на севере - коммунизм можно было бы построить, если только все трудности житейские поровну на всех разделены были. Но этого не произошло и коммунизм мы теперь со смехом воспринимаем.
Правда, мы с Валентиной ещё до морозов телевизором обзавелись. Антенну друзья помогли установить, но помехи ужасными были. К тому времени северное сияние играть начало, и мешало качественному приёму.
Но если о моих опорах говорить, то уже в феврале стало понятно, что на четвёртой опоре, до паводка мы ничего не успеем сделать. Дай Бог на третьей с ростверком из межени выбраться. Поэтому и навалился я со всей командой именно на неё. Хотя Баскин по-прежнему настаивал, чтобы мы и другой опорой занимались. Но тогда бы ни с одной до паводка не управились. Помнится он меня даже депримировал по итогам квартала. Ох и злой я тогда был. В крик с ним сошлись:
- Ты, - говорю, - меня кормить, что ли, будешь? На мне семья висит, так ты меня ещё и без денег оставляешь?
Только толку от моего возмущения не было никакого. Если не считать. Что с первого марта Валентину на работу пригласили. Инженером, на сто двадцать рублей. Всё полегче мы вздохнули. Теперь бы ещё в прорабы пробиться и всё бы устаканилось.
Володька отвернулся к окну, устремив свой взгляд в даль Финского залива и, как будто ещё раз переболев тем временем, повернулся, вытер глаза ладонью и улыбнувшись про себя сказал:
- Давай, Дворкин, за нашу боевую молодость. Досталось нам с тобой так, что не приведи Господь. Но, всё равно не так как нашим родителям. Слава Богу, хоть войны не допустили правители наши в те застойные годы.
Володька наполнил рюмашки, мы выпили, засосали лимончиком и я, глядя на него, понял что информация о интернациональной помощи Афганистану, со стороны нашей Армии, обошла крайний север стороной.
часть 4Философия жизни
На всём жизненном пути, который каждый из нас проходит, встречаются масса приоритетов. Слов нет - у каждого они свои. Каждый расставляет свои акценты над всем, что происходит с человеком в жизни. Мы, порой, и не задумываемся на тем, что в нашей жизни важное, а что нет. Воспринимаем всё, как реальную действительность и принимаем её такой, какой она к нам приходит.
И только человек, однажды лишённый повседневной радости в жизни, обращает внимание на мелочи, которые в другой раз, может быть, и не заметил. Это я чувствовал давно, но понял только из разговоров со своим однокурсником. Другом, с которым судьба свела меня в конце жизненного пути.
Так уж повелось, что встречались мы с Володькой у него на работе. Другого места у нас, просто, не было. Нет, можно было бы посидеть и в баре, кафешке, пивном зале, но у него на это не было времени. Он даже ко мне домой, посидеть за ужином, согласился с оглядкой на то, что нужен по вечерам дома. Днём он обязан находиться на службе. По выходным забирал всю свою команду и уезжал на дачу.
Поэтому и в этот день, как и предыдущие, мы встретились в его просторном кабинете, где нам, по сути, никто не мешал предаваться воспоминаниям.
- Ты знаешь, Евгений, север научил меня ценить мелочи, что встречались на пути.
Вот на двадцать третье февраля, женщины подарили мне меховые рукавицы. В другой раз я бы не придал этому большого значения. На день Советской Армии нам, мужикам, чего только не дарят. А тут принял подарок с радостью. Во первых рукавицы такой зимой, с которой я столкнулся впервые, сами по себе что-то значат. А во вторых, именно на севере жизнь показалась мне такой безрадостной, что сам по себе подарок оказал на меня чудодейственные ощущения. Раньше я к подаркам относился равнодушней.
Но дело не только в подарках к празднику. За жизненный подарок воспринималось всё, чего удавалось добиться, пройдя через трудности, которые расставляет перед тобой природа и разгильдяйство, некомпетентность многих начальников с которыми пришлось столкнуться на строительстве моста.
Казалось бы - чего проще подумать и прийти к единственно правильному решению. Так нет! - сегодня он принимает одно решение, завтра другое... А в результате дело стоит на месте. Я, знаешь, о чём вспомнил, находясь на одной из планёрок, которые Баскин иногда собирал? - Наша строительная деятельность на мосту напоминает действия муравьёв, строящих свой дом. Никогда не наблюдал? - А вот послушай.
Множество муравьёв, ухватившись за нужную им соломинку, тащат её в сторону муравейника. Кажется, что действуют они сообща, а когда приглядишься внимательно, то видишь, что есть среди них такие, которые прилагают усилия совсем в другом направлении, противоположном от необходимого. Но равнодействующая сил, приложенных к соломинке, движут её в нужном направлении. Потому, что здравый смысл других муравьёв оказывается сильнее тех, которые, по неразумению своему, только мешают делать полезное дело. Так и у нас на строительстве моста происходило. И вот на планёрках производственных, другой раз устаёшь доказывать целесообразность своего видения процесса и очередность его исполнения. Сам-то Баскин мужик нахрапистый, но очень часто мышление его опережало реальность действительности. На стройке, это не у козы - сиську и письку в одну руку не возьмешь. Всё последовательно делать надо. И если ты по срокам не успеваешь, то, значит, что-то не так спланировано в производственном процессе. Я понимаю, что возможны форс-мажорные обстоятельства. Но, иногда, приходится с этим смириться, потому, что выше собственного члена не прыгнешь. А Баскин этого, порой, понять не хотел. И только тогда 'утирался', когда упирался в невозможность изменить что либо. А ведь для этого совсем было не обязательно расходовать энергоресурсы, достаточно было подумать логически.
Основополагающим в нашем строительстве было закончить работы в котлованах опор, которые попадали под потопление во время паводка. Таких опор было три - третья, четвёртая и тринадцатая. Первые две непосредственно в русле находились, а тринадцатая, хоть и была береговой, но подтопление и ей грозило.
Конечно, если бы с самого начала этим опорам уделялось должное внимание, если бы не распыляли людей и технику, то проблем не было. Но на самом деле творилось чёрт те что. Сегодня - давай третью опору, завтра - четвёртую. А про тринадцатую я уже и не говорю. А зима уже к концу близится. Не сегодня, завтра лёд тронется, а там и паводок. В общем, спешили, как могли. И всё равно: если на третьей опоре уже к бетонированию ростверка можно приступать, то на четвёртой только-только сваи забили. А нужно ещё котлован под отметку углубить, сваи забетонировать, арматуру связать для ростверка, опалубку сделать... Никак не успевали.
Работать стали по двенадцать часов, расформировав одну смену и усилив, за счёт неё, те две смены, которые сменяли друг друга. Но если с темпом работ на опорах мы, вроде бы, догнали время, то мощности завода, обеспечить беспрерывную поставку бетона, не хватало. Бетон шёл - 'в час по чайной ложке'. А это очень сокращало темп работ и, что хуже всего, расхолаживало рабочих. И ничего с этим поделать было нельзя. Изначально проект производства работ был составлен так, что на стройке будут работать думающие люди, а не любители 'кавалерийских наскоков'.
А тут очередная напасть - в военкомат, на сборы, меня вызывают. Если помнишь, то в те времена военкоматы в фаворе были. Заставляли с собой считаться. Но Баскин, князь удельный, распорядился работать, работать и работать. Мы и работали, пока ему самому не вставили 'по первое число' в Печорах. Вернулся он после выволочки злющий и, в тот же день, велел собираться в наш стольный град.
Приехали, отметились, объяснительные написали и... в ресторан 'Печора'. Гульнули славно. А вечером опять в военкомат, отмечаться. На следующий день посетили ресторан 'Спутник'. Тоже хорошо посидели. Вечером отметились в военкомате и в 'Усадор' поехали. В два часа ночи, десятого апреля это было, уже дома находились.
Зачем нас дёргали - не понятно. Но, хоть, отдохнули на славу. В Питере я бы такое за счастье не считал, а тут, как премиальное увольнение 'на берег'.
Но эти премиальные мне сильно огорчили. Я, как только на работу вышел, меня 'на ковёр' вызвали и приказом передо мной трясут о депримировании на десять процентов за отклонение от СНиПа при бетонировании ростверка. А попросту, Баскину фонда заработной платы не хватало. Он тогда многих наказал не заслуженно.
Вот, так, Евгений, и перемежалась моя жизнь радостями мимолётными и ударами судьбы, которая была вложена в руки тех, кто надо мной стоял. Страшно, когда твоей жизнью кто-то распоряжаться может. Ещё страшней, если человек этот совестью, понятием душевным не обладает. Я понимаю, что если это требуется, то можно человека и на смерть послать. Но это во время войны, когда весь народ за независимость Отечества своего сражается. А как отстоять свою независимость в мирных условиях существования? Это и сегодня для меня загадка. Я ведь на этом месте нахожусь не потому, что грамотный и незаменимый, а потому, что ещё никому из надо мной стоящих эта должность не понадобилась. А случись, кому приспичит пристроить родственника своего или сослуживца в прошлом, и со мной считаться не станут. Уволят без объяснения причин. Таково положение всех производственных процессов на Руси было, есть и неизвестно кончится ли когда.
часть 5Вояж на севера
Продолжая слушать рассказ своего товарища, я с некоторой тревогой ждал, когда он коснётся в воспоминаниях о моём к нему приезде. Это было в апреле 1977 года.
Собственно говоря, я приезжал не к нему. Быть членом его семьи считал противоестественным. Мне просто, как и ему, надоело жить в бедности, в которое окунуло всех наше Государство. Окунуло не зависимо от того, что оба мы получили высшее образование и являлись, практически, специалистами в выбранной специальности.
Нам хотелось настоящей работы и настоящей заработанной(!) платы за свой труд. С этой целью мы и прожили всю жизнь. Но никто из нас никогда не мог сказать во всеуслышание, что обладает достойной зарплатой. Таковы были времена. Такими они были и до нас, и продолжаются до сего времени.
Володя, как бы собираясь с мыслями, замолчал ненадолго и, вздохнув в очередной раз, продолжал:
- По возвращении из Печоры продолжил бетонирование ростверка опоры. Было такое ощущение, что пока меня не было, ростверк этот никому и не нужен был - от чего уехал, к тому и приехал через трое суток. А как объявился, то со всех сторон только и слышно было: - Давай, давай! Ну, я и давал, насколько позволяла мощность бетонного завода.
Так или иначе, но числа этак восемнадцатого, с бетонными работами мы закончили. В это время на четвёртой опоре экскаватор котлован углублял под отметку низа ростверка. С этой опорой мы никак до паводка не управлялись. И поэтому я все силы, все резервы на третью опору бросил. Если мы, до подъёма воды в реке, успеем закончить бетонные работы, то я себя ещё больше уважать бы стал. А уважение к себе я испытывал. Нужно было другим доказать, что оно стоит не малого. Но и с этой опорой мы справились. Работяги, к тому времени, меня уже чтили и если скажу чего, всегда всё исполняли и в срок. А тут и ты объявился разделить со мной 'горький хлеб' трудовых побед. Я ведь специально не отговаривал тебя в письмах, хоть и знал, что с твоей романтической натурой здесь не сдюжить. Пускай, думаю, приедет и своими глазами всё увидит. Парень он умный, сразу разберётся, что к чему.
Так оно и вышло. Суток тебе хватило, чтобы разобраться, откуда у романтики Севера 'ноги растут'. Молодец, что не остался. Это мне деваться некуда было. А ты приехал один, без семьи. Значит, право выбора за тобой оставалось. Расскажи, как тебе удалось вырваться из когтей нашего начальника.
- Володь, а у тебя коньячок ещё есть в закромах? Давай по соточке за те времена? Уж больно ты душу воспоминаниями мне растревожил. А я, пока, скажу нашей турчаночке, чтобы чаю принесла. Кстати, как её зовут? Как-то обратиться к ней надо.
- Это ты брось. Чтобы даже тени улыбки не было на твоём лице при общении. У них это очень строго. В тот же миг её домой отправят. А она здесь для того, чтобы семью в своей Анкаре содержать. Думаешь, это только мы такие отчаянные, что ради благополучия семей готовы к 'чёрту на рога' залезть? Давай, чтобы одна нога здесь, а другая тоже здесь. Понял?
Сделав серьёзное выражение 'морды-лица' я вышел в коридор. Третья дверь налево была комната, которая у нас бы называлась 'кубовая'. Постучавшись и отворив дверь, увидел турчаночку и, вновь, не мог не восхититься её красотой. Но, помня наставления, полученные только что, попросил принести два чая. Турчаночка кивнула в ответ и открыла створки белоснежного буфета. Я же, всё с тем же серьёзным выражением лица, повернул назад. На столе стояли две металлические рюмки и шоколадная конфета поделенная пополам. Только мы успели сунуть в рот закусь, как дверь отворилась и вошла 'царица Тамара' неся перед собой поднос с дымящимися бокалами. Чтобы не выдать своего очередного восхищения вошедшей я, демонстративно, отвернулся к окну. Когда 'царица' вышла, я глянул на Володьку, и увидел его усмехающийся взгляд:
- И когда ты, старый пень, успокоишься только? Давай начинай про всё, что помнишь о приезде в 'Усадор'. Как тебе удалось не поддаться на уговоры Баскина? Он бо-о-ольшой любитель обещания раздаривать.
- А ты знаешь он меня и не уговаривал особо. Я, когда он пригласил к себе в кабинет, первым делом передал ему пакет из треста, который меня обязали передать ему сразу при нашей встрече. И увещевали не потерять его ни в коем случае. Мол, пакет чрезвычайной важности и срочности. Я и передал.
И каково же было моё удивление, когда он пакет этот, который я 'блюл как зеницу ока', с размаху забросил в шкаф, где, я заметил это, был ужасный беспорядок. Для меня всё стало ясным - с кем я имею дело.
Просмотрев мой Диплом, предписание из отдела кадров треста, он направил меня в свой отдел кадров, чтоб я документы сдал - книжку трудовую, военный билет, паспорт на прописку. Тут у меня кольнуло что-то: ведь если я сейчас документы сдам его сотрудникам, то не увижу их больше никогда. Он со мной, без документов, всё, что угодно сделает. Даже на цепь посадить может. Ну, я и говорю ему, что хочу сперва со стройкой познакомиться. Он помычал сквозь зубы и, глядя на меня подозрительно, разрешил. Велел только в любом кабинете каску попросить и без неё на объекте не появляться. А в качестве сопровождающего комендатшу выделил. Я и начал с общежития. По дороге та расспрашивать меня стала - кто я и откуда. Скрывать ничего не стал, сказал, что из Питера. Она ойкнула и про тебя сказала, что ты тоже из Питера. Я удивился и попросил показать, где вы раньше жили. Показала. Чистенько, прибрано. Кровать, стол, два стула. Но холодища в комнате - жуть. А на кровати одеяльце байковое. Ну, сказал я ей, что здесь ночью околеешь, а она мне в ответ: - Надо было с собой ватное одеяло везти. Знали куда ехали.
Потом мы на объект пошли. Там обратил внимание на новейший подъёмный кран немецкий. Не помню сейчас его марку, но с ними мне приходилось работать. Только у этого крана, кабель куда-то протянут. Поинтересовался - зачем? Оказывается, у него дизель-генераторная установка сгорела. Понятно, что не сама сгорела, а кто-то по неразумению своему 'ручки приложил'. А если кран на 'привязи', это уже не кран.
Тут, к машинисту подбегает кто-то и, в мать пере мать, кричит, что Баскин приказал тому ехать куда-то. У меня сразу в голове мелькнуло: - А что это начальник Мостоотряда кранами командует, словно он начальник участка. Не 'царское' это дело. Значит Баскин всех и вся подмял здесь. И меня подомнёт в тот же миг, когда соглашусь 'отдаться' ему.
Ну, машинист тот, матерясь про себя, скоростЯ включил и поехал. А гак подбирать не стал. Троса раскачались, ну и, конечно, с блоков слетели. И не просто слетели, а ещё закусило их между блоком и щёчкой стрелы. В результате стрелу не 'смайновать', троса не поправить. Тогда я понял, какие здесь специалисты работают. С ними не мосты строить, а сральники в деревнях.
Потом я спросил у комендатши о том, где и кем тут моя супруга может работать. Та мне сразу 'в лоб' - ИТРовских должностей нет. А когда узнала, что у моей строительного образования нет, вздохнула даже:
- Значит, - говорит, - пойдёт бетонщицей работать, или арматуру вязать.
И ещё сказала, что зарабатывают они очень, даже, не плохо. Я как представил Лильку свою в брезентовой робе и на карачках, ползающей по арматурной сетке, меня тут же смех разобрал:
- Нет, - думаю, - зря я сюда приехал. Но надо было всё это своими глазами увидеть. Иначе я бы тебе не поверил. Про себя-то я знал, что мне 'сам чёрт не брат', а вот Лильку на мытарства такие, своими руками определить, это надо не любить жену свою. Распрощался с комендатшей, отдал ей каску, поскольку она в контору шла, и решил побродить по окрестностям, пока ты со службы вернёшься.
А дальше, если помнишь, Валентина разбудила меня в пять часов, распрощался с вами и в Печору подался. Правда, поезда пришлось двое суток дожидаться. Я в гостиницу подался. Там познакомился с узбеком одним, из московского университета. Он в Нарьян-Мар путь держал. Заключать договора на летний сезон для своего студенческого отряда. Вот с ним мы и посидели в твоём ресторане 'Печора'. Только не знал я тогда, что перед этим ты в нём отдыхал.
Помню ещё, что разговорились мы с узбеком по товарищески, а тут к нам мужичонка подсаживается вида совсем не потребного. Заказ делает и предлагает поделиться с ним, пока ему выпивку принесут. Я тогда глянул на узбека недоуменно и плечами пожал. А тот, видать знакомый с местной шантрапой, послал его подальше. Тут девчоночка с подносом. А тот ей, с мордой обиженной, мол, отказывается он от заказа. Официантка говорит, что можете отказаться, но платить всё равно придётся. Так этот, с которым я за одним столом отказался сидеть, достаёт из-за пазухи пачку червонцев, отслюнявил несколько штук, скомкал, на стол бросил и пошёл вон.
Я ещё тогда подумал, что если бы согласился на севере жить, то и у меня в каждом кармане по такой пачке лежало. Но, видно, не судьба. А мы с узбеком, очень приятной наружности, посидели, приговорили бутылку коньяку и пошли в гостиницу, благо она не далече находилась. Вот так кончилась, не начинаясь, моя северная эпопея.
Володя, пока я вёл свой рассказ, смотрел на меня с прищуром и улыбался. Всё он прекрасно понимал и не осуждал меня ни сколько. А когда я закончил, плеснул ещё в металлическую посуду и мы с ним выпили за то, что всё хорошо, что хорошо кончается.
часть 6В начале пройденного пути
- Володя, - поинтересовался я у своего товарища в очередную нашу встречу, - а нельзя было внутри Мостоотряда перейти на другую, более лёгкую работу. Не такую напряжённую, как на объекте. Чтобы ответственности было меньше и в зарплате не потерять?
- Не было таких работ на мосту. Не было и не будет никогда. Если только ты на строительство приехал не 'груши околачивать', а работать. Правда, когда основная работа по бетонированию ростверков на опорах закончилась, то Баскин предоставил мне возможность 'отдохнуть' от непосредственных производственных процессов - перевёл меня в начальники строительного двора. А перед этим велел с приказом ознакомиться о присвоении мне звания прораба. Это двадцать восьмого апреля случилось. Чуть ли не через полгода, как я в 'Усадор' приехал.
Мне бы радоваться, а у меня на сердце тяжесть, как будто в душу мне плюнули. Меня, главного 'закопёрщика' в мостостроении, и на хозяйственные работы определили. Я это как оскорбление воспринял. Ведь на строй дворе, там свои заморочки. А заморочки тогда только можно разруливать, когда с технологическим процессом познакомишься. А для этого время нужно. Время и желание заниматься этими процессами. А для того, чтобы баржи с песком разгружать, да полувагоны со строительными материалами, для этого ЛИИЖТ заканчивать не надо. Хотя и не в этом дело.
Вот ты представь себе хирурга, которого от операционного стола отлучили. И я тебе так скажу, что через полгода он квалификацию терять начнёт. Так и прораб с непосредственного строительства. Ведь тот, кто в нём участвует, у того чутьё вырабатывается на всяческие непредвиденные случаи, которые возникнуть могут. Да и люди ко мне привыкли за зиму. Отдавать их в другие руки обидно было.
И потом, на срой дворе постоянного штата такелажников не было. Кого пришлют с теми и приходилось работать. А путёвых работяг не пришлют. Путёвые на объекте нужны. Это если только провинится кто сильно, того на строй двор ссылали. Как в наказание. Потому, что платили на объектах всегда больше, чем на вспомогательных работах.
И не забывай, что обеспечение строительного двора техникой, было по 'остаточному принципу". Тебе кран для разгрузки нужен, но он и на объекте нужен. Так кому, ты думаешь, кран достанется? Вот то-то. Одно спасение было, что сроки разгрузки подвижного состава находились без внимания со стороны Баскина. Однако, если штрафные санкции приходили за задержку барж или полувагонов, то это депремированием оборачивалось. И никакие оправдания с твоей стороны не принимались. Вот так вот.
Три с половиной месяца я на строительном дворе отработал. Потом всё-таки вымолил у Баскина возвращения на опоры. Там опять из графика работ выбиваться начали. И не потому, что ребята хуже меня специалистами были, а потому, как с каким-то пофигизмом к делу относились. Здесь у меня Carte blanche был. Потому, как Баскин уже понял, что если я говорю, что 'надо', значит 'надо'. Не всегда, но к мнению моему он прислушивался.
Кстати, мы тогда с Валентиной вдвоём остались. Лёшку она к родителям моим отвезла, чтобы парень хоть лето почувствовал. На севере, как ты понимаешь, лето только на календаре. А так считай, что осень Ленинградская, а не лето.
С третьего сентября Валя и сама в отпуск засобиралась. Решила на Украину поехать, к своим родителям, Лёшке лето продлить. Сам же я отпуск себе не планировал. Решил, что мне и отгулов хватит. Их у меня с неделю накопилось. Вот и поехал пятнадцатого, по-моему, сентября. Как обычно, в Печоре в ресторане гульнул, пока поезда дожидался. В купе зашёл, на полку забрался и проспал чуть ли не до самого Питера. На вокзале меня всем семейством встречали: и батя с маманей, и сестрёнка, и дядя Саша - но ты его не знаешь. Домой приехали, я в квартиру зашёл - хорошо-то как. Как в детство окунулся. Маманя с сестрой всё угодить хотят, а мне и не надо ничего. Я тем счастлив, что дома нахожусь. Ну, естественно, вечером посидели славно. Мы с батей, даже, перебрали лишку.
А через день, восемнадцатого, и Валентина с сыном приехала. Парень вырос сильно и поскучал без меня. Весь день с рук не слазил. Мне, даже, совестно перед ним стало, за то, что я его на разлуку долгую отправил.
Остатки недели прошли, как в тумане. В основном по магазинам ездили и покупали что нужно, и что не нужно. Мне так заказы надо было выполнить для товарищей - в основном для лодок моторных. Потом Валентине шубу купили, чтобы на северах медведей белых охмуряла - не в фуфайке же ей ходить. На последок в театр сходили и двадцать четвёртого отправились в обратный путь. Двадцать седьмого в 'Усадоре' были. И такое на меня навалилось, как будто я и не ездил никуда. Снова неразбериха на объекте, снова отстаивание своей правоты, снова копёр, сваи, котлован на отметке минус пять метров. Но это уже на шестой опоре. Её без меня начали и шпунт так забили, что сверху смотришь - вроде бы нормально, а как начали котлован копать, то выяснилось, что там щель сантиметров в тридцать. Вода хлынула, технику затопило, и всё что мы уже выкопали, донным илом занесло.
В общем, вместо того, чтобы сваи погружать, пришлось шпунт вытаскивать и по новой ограждение сооружать. В результате месяц, считай, потеряли. И вообще, надо тебе сказать, что злой рок над строительством повис. Сперва бетонный завод сгорел, потом убийство в общежитии. На копре 'баба' сорвалась и рухнула в котлован. Пока её на место водворяли, выяснилось, что на поршне кольца позаломаты и насос раскололся... Все 'на ушах' стояли. И всё потому, что понасобирали на строительство шелупонь разную, которая только-только из лагерей освободилась. А с ними работать надо. А как работать, про то нигде не написано. Эти 'разбойнички ножа и топора' ни в какую подчиняться не хотели. А без дисциплины, сам понимаешь, на строительстве такого объекта делать нечего. Приходилось на крик переходить. Но это мало помогало. Только расстроило производственные отношения среди нас. А Баскин одно талдычит: - Надо воспитывать рабочий класс. Да, как же его воспитаешь, когда его за колючей проволокой не перевоспитали?
Я, с горяча, заявление подал о переводе меня в монтажники. Так Баскин опять упёрся. Говорит, что если отношения с работягами не налажу, то он меня в мастера переведёт. Но тут я тоже 'зубы показал': - Уволюсь, - говорю, - а мастером работать не буду.
Третьего декабря отметили с Валентиной годовщину со дня приезда в 'Усадор'. А пятого, опять радикулит прихватил. Пришлось на больничный уходить. Я бы болеть не отказывался, но кроме меня на опоре никто полезного ничего не сделает. Отлежался чуточки, и опять в котлован. И ты знаешь, сам не ожидал, но двадцать одну сваю за декабрь погрузили. Потом за январь двадцать две. А вот за февраль, только тринадцать. Потому, как то света не было, то шланги подмывочные заморозили... Вот тогда я взволновался, что не успеем с бетонированием ростверка до паводка. А на второе марта ещё двадцать девять свай погрузить надо было. Это, в лучшем случае, если только к двадцать седьмому успеем, если каких-либо 'ЧП' не произойдёт.
А тут ещё дома беда - у Лёшки пневмония. А в округе, даже в Печоре, пенициллина нет. Валентина сына в охапку и в Ленинград. Я хоть и переживал сильно, но вздохнул облегчённо - один остался. Могу, теперь, хоть ночевать на опоре. За это время мы и сваи погрузили, и котлован под отметку углубили. А это, ты только представь себе пятьсот пятьдесят кубометров донного грунта. Не слабо, а?
И опять старая дыра в шпунтовом ограждении нас подвела. Пришлось дополнительную стенку создавать, и по новой котлован углублять. К шестнадцатому апреля закончили, сваи забетонировали и, быстро, быстро опалубку, арматуру в ней - приступили к ростверку. Так я, поверишь ли, будучи атеистом, каждый час Бога молил, чтобы он с паводком повременил, поскольку двадцатого приступили бетон укладывать. И ты знаешь, Евгений, услышал Всевышний молитвы мои. Успели мы с укладкой бетона. Потому, как две недели безостановочно, круглые сутки мы тот бетон укладывали. И четвёртого мая, к восьми утра, закончили с этим делом. Не работали только первого из опасения, что нас в нарушении Конституции обвинят.
А когда ростверк готов и половодье схлынет, то сооружать тело опоры - одно удовольствие. Здесь, как в стишке детском: - Камень на камень, кирпич на кирпич... Устанавливай бетонные блоки и поглядывай, чтобы ровнёхонько всё складывалось. К девятому мая мы, этих блоков, три ряда установили. Да ещё на двенадцатой опоре один ряд. Теперь дело веселее пойдёт, когда всем видно, как мост твой из воды вырастает.
Вот такие дела, Евгений. Это я тебе про самые страсти-мордасти рассказал. А когда они кончились, то и моя трудовая деятельность вес заимела. Если слышал, то строительство моста я уже Главным инженером заканчивал.
Но это другая история. И вспоминать о ней мне не хочется. Я, иногда, такой проституткой себя чувствовал, когда моё присутствие на 'высшем уровне' требовалось. Поверь, что участвовать в строительстве, как бы трудно не было, легче, чем на 'верхах' удержаться. Но приходилось терпеть. Потому, как пересесть за баранку автобуса, как это ты сделал, мне бы Валентина не позволила. Не для того я через тернии шёл, чтобы не уважать пройденный мною жизненный путь.