Грошев-Дворкин Евгений Николаевич : другие произведения.

"Времена не выбирают". Обзор работ выставленных на конкурс "Связь времён"

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.00*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    написано без "камня за пазухой"
  
  * * * * *
  
  
  Никогда в жизни не писал обзоров на столь большие произведения. Но каждый из нас что-то делает впервые. Так что не обессудьте, друзья и недруги.
  Постараюсь, в меру сил и возможности, "объять необъятное" и высказаться по всем работам, авторы которых выскажутся и по моему творению. Ну, а если таковых не найдётся, то оставляю за собой право выборочно подходить к тому, что размещено на странице конкурса.
  
  Буденкова Т.П. Женская верность
  
  С Татьяной Буденковой связывает меня многолетнее знакомство. Когда-то она откликнулась на мои "Тувинские рассказы". Потом я, желая познакомится с ней поближе, увлёкся её описанием Красноярского края. И вот передо мной роман, вышедший из-под руки вполне приличного автора - "Женская верность".
  Об этой верности и написано, и говорено много. Татьяна Петровна преподносит читателю свой вариант этого понятия. И согласиться с тем, что понятие женской верности может носить ещё и такой характер, нельзя. Поскольку всё, что и как написано в романе - правда, истина в первой инстанции.
  Прочитав роман, осмыслив его, не могу не высказаться по существу написанного автором. И назову своё восприятие от прочитанного:
  
   Генеалогия судеб
  
  Прочитал роман "Женская верность" и никак не могу успокоить взбунтовавшуюся душу:
  - Это что за страна такая, в которой люди, из поколения в поколение, словно отверженные Всевышним, живут в мытарствах?
  - Откуда силы берутся у этих людей, чтобы выжить в условиях "из огня да в полымя"?
  - Как можно радоваться не то, что благополучию, а тому, что на столе есть чугунок с картошкой?
  - И труд, труд на все времена, "от зари и до зари". Труд до изнеможения, до необратимой потери здоровья.
  - И при всём этом сохранять чувство любви к ближнему своему? Любви до самопожертвования. Любви во имя сохранения отдельно взятого рода, семьи.
  
  По истине: - Я другой такой страны не знаю, кроме той в которой живут Родкины. А сколько таких Родкиных проживают в этой стране? А сколько таких семей сгинуло, исчезло, не перенеся жизненных мытарств, в которые их окунула страна проживания?
  
  Во времена не столь давние, люди позажиточней обзаводились генеалогическим древом. На каждом ответвлении его, на каждой веточке, находился листик. На листике том писалось "кто есть кто". И, следуя вниз, по веточке, по ответвлению, можно было узнать "откуда есть, пошёл род" той или иной фамилии.
  Следуя дальше, всё ниже и ниже, исследование отдельно взятого рода переходит в ствол древа, а тот в корневище.
  В корневище свои ответвления, свои корешки и каждый из них, это история эпох, из которой род возродился.
  Человек, имеющий отношение к генеалогическом древу, мог всегда узнать о том, кто были его предки. Кто были предки его предков. И так до "начала начал".
  
  Людям от земли - тем, кто жизнь прожил в трудах во имя выживания рода, было не до "древа вечности". Рождались, знали мать с отцом, бабушек, дедушек... Может быть прабабушек. С трудом, но можно предположить, что знали и прапрабабушек с их мужьями, сёстрами, братьями...
  Но всё это переходило из поколения в поколение по памяти, в пересказах. А если память не сохранилась, то и не знало поколение "откуда есть, пошла" их родословная.
  
  Печально, но именно так выглядят, в большинстве своём, семьи современные. И совсем непонятным становится, как так получается, что чуть повзрослев, листочек срывается с древа и предпочитает жить своей, отдельной жизнью. Жизнью, ни коим боком не соприкасающейся с жизнью даже родителей своих. А кто был до родителей, это не интересно. И появляются в стране без прошлого и будущего "Иваны, не помнящие родства". Уходят ввысь, к своим свершениям, влекомые одним:
  - Жить надо завтрашним днём! А что до прошлого - на то оно и прошлое. Не след, когда оно "цепляется за штанину" и тормозит каждый шаг к будущему.
  Хорошо это или нет, кто его знает. Жизнь сегодняшняя течёт по другому, не ведомому из вчерашнего дня, руслу.
  
  Поэтому, вчитываясь в главы романа "Женская верность", не перестаёшь удивляться тому, что есть ещё люди, для которых родословная не пустой звук. Пусть не вся, пусть малая частица её, но именно она позволяет заглянуть в далёкие годы бытия поколения, которое сходит не "нет".
  И когда представляешь себе жизнь ту, через которую прошло человечество, сравниваешь её с жизнью сегодняшней, пусть даже и непутёвой, то хочется преклонить колено перед памятью той, которая написала сей роман. Которая из рассказов, услышанных в незапамятные времена, приступила к возрождению своего генеалогического древа.
  И, обладая некоторой фантазией, попробовала прикоснуться к истокам рода, который считает своим. Который пришёл из исторических времён царя Алексея Михайловича.
  А начинался род этот от боярыни Морозовой. Которая, будучи бунтаркой, сгинула в монастырской тюрьме, но не отказалась от "святая-святых" - веры, переданной ей пращурами своими.
  
  И вот потомки, по женской линии, боярыни этой, стоят пред картиной, как пред иконой, и боятся вслух возгордиться своей причастностью к сильной женщине. Боятся до сего времени. Боятся по истечению веков, разделяющих женщин прошедших немыслимые мытарства ни за что - жизнь такая была. Боятся потому, что только так можно было выжить и сохранить род свой, возродить древо жизни.
  
  И что же это за страна такая, в которой женщины пребывают в страхе за будущее?!
  
  Но, несмотря на страх, несмотря на мытарства - лишения, голод, утрату ближних в навязанной им войне.
  И снова - несмотря на лишения, голод, труд сравнимый с каторжным, смерти в мирное время, они остаются верными предначертанью своему - рожать, растить, воспитывать тех, кто продолжит род. Род той, которая не смирилась, ни пала ниц перед сильными мира сего, а, поддерживаемая народом сирым и убогим, избрала путь в вечность.
  
  Поистине, такими женщинами следует гордиться. С такими можно сделать жизнь человечества достойной.
  И это потому, что нашлась одна женщина, которая донесла до нас, до читателей, горькую правду прошлого в вперемежку с пьяной действительностью, в которую опускаются те, которые не способны на самопожертвование.
  
  А то, что автор имеет касательство ко всему описываемому в романе, узнаёшь из записей, размещённых в конце повествования:
  
   >Вы одна из внучек - Татьян, правильно я поняла? И скорей всего, старшая.
  
   *Старшая, и единственная, оставшаяся в живых.
  
  Так воздадим должное автору романа. Эта женщина исполнила свою миссию - не дала уйти в небытиё своему роду. Реанимировала прошлое, связала его с настоящим и передала всё это тем, кто будет после неё.
  Вот так и надо жить. Жить связывая в единое целое времена на долгие годы. И как бы не повернулась жизнь, какое бы лихолетье её не угнетало, но каждый, отдельно взятый род, история его, будет жить вечно. Вечно, если только мы этого захотим. Автор романа захотела.
  
  Вот и всё по части многогранного сюжета, с которым нас познакомили.
  Переходим к тому, что не всем нравится - к пожеланиям.
  
  Всякий раз, когда читаю то или иное произведение со страниц журнала "Самиздат", держу в руках карандаш и, время от времени произвожу правку в тексте. Не скажу, что в прочитанном этих правок много, но местами встречаются. И тут, как бы мне хотелось донести эти места до автора, но ... Нет у меня ни полномочий на это, ни разрешения со стороны автора. Остаётся надеяться, что со временем она сама ещё ни раз вернётся к написанному и поправит всё так, как считает нужным. Очень на это надеюсь.
  
  И по"заливке" текста пару слов.
  Не всё здесь благополучно, уважаемый автор. Текст романа воспринимается как тот барак в котором проживали героини повествования - читать можно, но какой-то неказистый он. А вот если "взять на вооружение" ту самую заливку, которая именуется архитектурой, то текст будет восприниматься как здание Московского университета - величаво, устремлённое в высь, наполненное множеством очаровательных деталей.
  Но это отдельный разговор и мне немножко жаль, что нас разделяет расстояние. Будь мы рядышком, то, пройдя через споры за вечерним чаем, сделали из текста "конфетку".
  
  Всего вам доброго, Татьяна Петровна. До будущих встреч.
  
  P.S.
  
  А слабебо ответить взаимностью и высказаться по поводу моей работы выставленной на конкурс?
  
  
  Зайцев П.С. Увидеть море
  
  Давно это было. Тому почти шестьдесят лет минуло. Шёл я шестнадцатилетний в потоке сотен мужчин и женщин, пожилых и молодых, на завод. Что двигало людьми идущими рядом - не знаю. Но лично меня вело к станку осознание того, что впереди у нас всех 'светлое будущее'.
  Работал тогда фрезеровщиком на п/я 822. Учился в ШРМ (школа рабочей молодёжи). Был влюблён до умопомрачения в фельдшерицу заводского медпункта. И впереди у меня была целая жизнь.
  Жизнь бесконечная, радостная, счастливая, одна на всех, кто шёл каждое утро рядом со мной.
  
  Именно тогда мне в руки попала книга с тремя романами написанная Эрих Мария Ремарком: 'На западном фронте без перемен', 'Возвращение', 'Три товарища'. Я настолько погрузился в её недра, что прекратил посещение школы и ещё больше стал любить свою первую в жизни женщину.
  Это потом, после службы во флоте, открыв страницы журнала 'Юность' прочитал, у кого - не помню, что книга эта о потерянном времени молодёжи Германии. Что 'в романах Ремарка герои столько пьют, что из каждой страницы прочитанного можно выжать стакан коньяка' (не дословно).
  
  И вот передо мной роман 'Увидеть море'.
  С трудом, из-за ежесуточной нехватки времени, прочитал его, и грустный осадок остался от прочитанного. Вспомнил того, кем зачитывался в молодости, сравнил его романы из далёкого прошлого с только что прочитанным и понял, что ничего не изменилось во времени. Если только коньяк уступил место виски, а бренди заменила водка.
  Были у человечества всплески на поверхности жизни. Но это были всплески перед тем, как погрузиться на дно. Погрузиться в безысходность несмотря на то, что многие из нас предприняли всё, весь арсенал своих возможностей, для того чтобы каждый прожитый день был светлым. И завтрашний день был лучше, чем прожитой.
  Не получилось. И невесть когда получится.
  
  Наступила новая эра нового потерянного поколения. Точно такого же, как это было во времена Ремарка, Даниила Гранина... И вот теперь у Павла Сергеевича Зайцева.
  
  С первых строк повествования автор не обещает читателю красивой, беспечной жизни своих героев. Но, чтобы не распыляться на всех участниках повествования, с которыми мы проходим 'Per aspera ad astra!', автор концентрирует наше внимание на главном - Павле Зайцеве.
  Судя по сходности метрических данных героя романа и его автора, повествование биографично. Это сильно усложняет написание обзора. Писать о реальном человеке и отвлечённом герое произведения - 'Две большие разницы'. Но не станем заморачиваться. Представим себе на всё время работы с романом, что автор где-то там и отвернулся, чтобы не смущать нас своим присутствием. А мы начнём. Я шлёпать по клавишам, а вы читать о моих ассоциативных восприятиях возникших за время знакомства с романом 'Увидеть море'.
  
  Читая страницу за страницей, удивляешься философской способности автора подвести под описание событий неопровержимый базис его рассуждений. С ним нельзя не согласиться, если только воспитывался ты не в лицее благородных отроков, а в обыкновенной советской школе того времени, в которое погружает нас автор.
  Да! - советское образование лучшее в мире. И сомневаться в этом не приходится.
  Именно в советской школе из советских детей делали людей, которые с образованием впитывали в себя то, что необходимо для выживания. Для выживания уже в детском возрасте. Одни занимались зубрёжкой таблицы умножения, чтобы понравиться учителям. Другим, наряду с качественной соображалкой, необходимо было нарастить кулаки в борьбе за 'место под солнцем'. С этого и продолжается повествование о мальчике Паше, который боролся за существование на земле с первого дня своего рождения. И читая об этом, каждый раз вздрагиваешь, перелистывая страницы с откровенным рассказом о своём герое автора.
  Первые радости, первые разочарования, первые клятвы в верности дружбы, первая любовь приходящая на смену играм 'кто кого переглядит'.
  День за днём, год за годом и 'вот и закончились школьные годы'. На смену им пришли годы студенческие. Со своими тревогами, надеждами, переживаниями. И вот, что поразило в описании того студенческого времени в сравнении с тем, которое испытал на собственной шкуре.
  Как же тяжело было поступить в ВУЗ нам - ребятам 'от сохи'. Школьных знаний не доставало тем, которые совмещали учёбу с работой. Не работать было можно, но вечный недостаток денег в семье понуждал многих из сверстников идти к станку. И это считалось престижным.
  Насколько выгодней отличались те, кто получал среднее образование без отрыва от семьи. И как же было тяжко нам, кто поступал в 'университеты' без отрыва от станка.
  Поэтому с некой брезгливостью воспринял временной этап, пройденный Пашей Зайцевым связанный с получением высшего образования.
  Быть студентом и 'мотать пары'? - этого мы себе не позволяли никогда.
  Вгрызаться в науку и 'Лабать музон'? Менять эфемерное на вечное?
  - Как такое можно? - кричало внутри меня, когда перелистывал страницу за страницей из студенческой жизни Павлика.
  
  И что же?! - Павлик заканчивает 'ликбез' по английскому языку 'на успешно'. И не просто успешно, а настолько успешно, что в Штатах его принимают за своего всякий раз, когда он общается с аборигенами.
  - "Почему так?! - вопиёт всё во мне. - Не уж то мы, с которыми Павлика разделяет малая толика времени, были 'дремучей', тупее, с заторможенной соображалкой?"
  Не-по-нят-но!
  
  Всё стаёт на свои места, когда, как бы со стороны, наблюдаешь за Пашей в Америке.
  Меня и сегодня, после неоднократного посещения Штатов, Европ и Ближнего Востока, не покидает мысль:
  - "Если бы я, за 'бугром', трудился также самозабвенно как в Союзе, то жил 'богаче всех евреев' проживающих в стране, в которой был бы востребован."
  Но, как говорил Остап-Сулейман-Берта-Мария-Бендер-бей:
  - Эх, Киса, мы чужие на этом празднике жизни.
  
  Однако - 'шутки в сторону'!
  У поколения следующим вслед за нами уже не было способности приспосабливаемости к жизни. Понятие теории 'нескольких точек опоры' для них не существовало. Они и помыслить не могли о том, что 'мужчина это тот, который приносит в дом мясо'. Если он не способен на это, то превращается в самца. Именно таким, ассоциативно, видится мне главный герой повествования в его вояжах при 'освоении цивилизационного Запада'.
  И получается, что разделяют нас не только времена, но и сущность наша в тех временах. Мы никогда не жили 'одним днём'. Девиз Дж. Лондона: - "Молодость - это лишь средство обеспечить себе старость." - неустанно довлел над нами.
  Но это не мешало и нам хлестать водку стаканами. И были попойки как с друзьями - во время великих радостей, так и в одиночестве - во время тяжких невзгод. Но протрезвев, нам хватало отчаянности смирится с радостью, или наступить 'на горло' невзгодам. И жизнь продолжалась.
  Продолжалась такой, какой мы хотели её видеть.
  
  Только одно вставало на пути к достижению намеченных целей - партийная идеология страны проживания. Многих она сделала проститутками. Многие 'свернули шеи' пренебрегая ею. Но это были те, кто не ведал о теории 'нескольких точек опоры'. Те, кто был с ней знаком, достойно вышел из 'неравной схватки со временем'.
  Здесь главное, не опуская смиренно голову, отказаться от того, что перестаёт создавать 'благосостояние в отдельно взятой семье'. И, 'если тебе мужчина имя - имя крепи делами своими'! Был рабочим - стал инженером. Был инженером, занимал должностя брошенные тебе 'с плеча' барствующих партийцев, - стал водителем автобуса, который челночит от проспекта КИМа до площади Ленина. И заплата твоя становится в разы большей, чем в 'Дирекции строительства мостов и искусственных сооружений'.
  Слабебо было Павлику такое уразуметь. Но даже если и сообразил бы, как приблизить Светку к 'отдельно взятому благополучию', то нет у меня уверенности, что отважится главный герой романа на такой поступок. Как говорила Маврикиевна* сидючи у стены Петропавловской крепости: - Нет, не та молодёжь пошла. Помню, князь Нехлюдов с Прарижу приезжал, так тридцать три способа самолично показывал.
  
  (*Маврикиевна - героиня сатирических интермедий семидесятых годов.)
  
  И вот, на сто двадцать пятой странице, что-то проскальзывает.
  Паша, перебирая струны гитары 'пьяными пальцами' поёт из Высоцкого.
  - 'Не уж-то осознал? Не уж-то понял? Дошло до него, что 'времена не выбирают, в них живут и умирают'.
  Но умирают, это потом. А пока ты дышишь, ты живёшь!
  А пока ты живёшь, то должен понимать:
  
  Если в сердце другом зажечь не смог
  Ни мечты, ни надежд, ни тревог,
  Если ты, человек, так бесследно идешь -
  Для чего ты живешь?
  
  Но деяния твои, это не 'бла-бла-бла' под звон гитарных струн и исполнение речитативов на аглицком.
  Не записи на СD дисках для услады пары десятков фанатов.
  И не 'трудовые будни' во имя 'светлого будущего' страны проживания.
  Деяния твои, целиком и полностью должны быть направлены на то, чтобы Светка твоя, или моя, или чья либо - женщина, принадлежащая только тебе - должна жить и ни в чём не нуждаться.
  Чтобы ничто не омрачало их жизней в этой жизни. А как ты это сделаешь - никого не волнует.
  Умри, но сделай. Тогда память о тебе будет всегда светлой.
  Такой, как имя тобой любимой женщины.
  Дошло до тебя, Паша?!
  
  Любить женщину, это ещё ничего не значит.
  Только тогда осознаёшь свою причастность к жизни, когда душа твоя наполняется нежностью к дорогому тебе человеку. Без неё любовь ничего не стоит. Поверь мне на слове.
  Сколько раз удавалось влюбляться, но остановился только на той, для которой нежность плескалась через край.
  
  Однако и это чувство не является гарантом радужной жизни.
  Часто, очень часто бывает так, что женщина не знает где то, что ей нужно. Мечется в поисках раз и навсегда единственного ощущения и, перепробовав ряд из них, только тогда понимает, где оно находится.
  Как помочь ей в этом?
  Уйти! Уйти несмотря на то, что 'на сердце камень и холодно в груди'.
  Уйти, уехать как можно дальше.
  Тем самым проверишь и свои чувства к 'небесному созданию' и дашь возможность созданию осознать, что ты для неё единственный.
  А когда пути ваши вновь пересекутся, то, как можно чаще, дарить женщине цветы.
  Здесь, о философии в отношениях полов отлично сказано у Ремарка:
  
  '- Ты хочешь знать, как быть, если ты сделал что-то не так? Отвечаю, детка: никогда не проси прощения. Ничего не говори. Посылай цветы. Без писем. Только цветы. Они покрывают все. Даже могилы.'
  
  Если бы ты, Паша, знал об этом, то не надо было тратить время на компьютерные посиделки в поисках решения по вопросу о том: - Как вернуть жену?
  Именно в этом и различаются времена наших с тобой проживаний отрезков жизней и связанные с ними проблемами.
  
  Всё ближе и ближе к концу повествования романа 'Увидеть море' не перестаю удивляться той огромной пропасти пролегающей между тем, что было и чем живёт поколение шагающее следом.
  Деньги... Как много смысла вкладывают в это слово сегодня.
  Как же слово это стало во 'главу угла'?
  Как мы (чуть не сказал 'Я') могли существовать и не думать о них?
  Может быть потому и 'существовали', а не жили?
  
  Нет! Всё, чем бы человек ни располагал, должно удовлетворять его душевные потребности. В наши потребности, безапелляционно вписывался один постулат - быть нужным. И если наше присутствие, наш потенциал и возможности его реализации шли на благое дело, то понятие денег не существовало. Довольствовались результатом своей деятельности, и этого хватало на то, чтобы чувствовать душевный комфорт.
  А деньги... Скорее всего наше поколение относилось к тому большинству, которое довольствовалось малым.
  
  То, что за счёт нас кто-то стал 'сильным мира сего', сегодня ни сколько не угнетает.
  Не угнетает потому, что сколько бы денег ни было в закромах, они ни в коем разе не повлияют на наш завтрашний день. Потому, что нам уже ничего не нужно: ни славы, ни почестей, ни дорогого пойла, ни с ног сшибающих блондинок. Всё это настолько примитивно, что необходимости расходов на примитивизм не наблюдается.
  
  У Ремарка в 'Трёх товарищах' описывается случай:
  - В ресторан заходит вполне респектабельный мужчина. Усаживается за столик, опирается на трость и устремляет взор в никуда.
  - Что желаете? - спрашивает подошедший услужливый официант.
  Мужчина, чуть помедлив с ответом, повернулся к гарсону и произнёс:
  - Молодой человек, я бы очень желал иметь желание.
  
  Желаю и тебе, Паша, прожить свою жизнь так, чтобы впереди у тебя не было никаких желаний. Достичь этого можно без особых трат. Поверь мне на слове.
  У меня получилось. А вот получится ли у тебя...
  Поживём - увидим.
  
  Единственно, чтобы хотелось, это 'воткнуть кол осиновый в глотки' сдохнувшего коммунизма и, ещё 'танцующего на костях' своих соплеменников, олигархического капитализма.
  А там пускай закапают меня сырой землёй - возражать не буду.
  * * * * *
  
  Вот и всё, что ассоциативно нахлынуло при чтении романа 'Увидеть море'.
  Признаюсь, что изначально, когда только-только взял его в руки, полагал увидеть бескрайние просторы Балтики, которые пробороздил на протяжении трёх компаний, проходя срочную службу в рядах ВМФ.
  Служить пришлось в дивизионе спасательных судов. Насмотрелся на трупы, почивших в море, предостаточно. Даже сверх того. Поэтому к концовке романа, так же как и к его 'закваске' отнесся философски - все под Богом ходим.
  Но сам роман восхитил. И пусть то, к чему прикоснулось 'перо' автора особого ажиотажа не вызвало, но, надо признать, написано произведение классно. Настолько классно, профессионально, качественно, что свои способности в написательстве, как-то померкли в осознании собственных возможностей.
  Не хочу сказать, что считал себя корифеем, но не тягаться мне со столь философском сюжетом, какой преподнёс своим читателям автор.
  Его способность объёмно формулировать сущность бытия, на базе которого построено повествование, поражает точностью. Такого можно достигнуть, только познав жизнь. И я ни в коей мере не состязаюсь с автором в этом. Всё, на чём базируется обзор, может говорить о начитанности и не более того. А вот предложить читателю свою точку зрения на бытиё, так её сформулировать...
  Но, это я уже повторяюсь.
  
  Вот то, что особенно тронуло меня в романе.
  Написано так, как будто автор знал всю мою подноготную задолго до того, как взялся описывать жизнь своего героя:
  
   Света лепила Счастье по образу и подобию всех женских счастий от начала
  времен, я же, как это обычно бывает с мужчинами, был занят поисками себя и своего
  места в этом мире. И пока то, что мир имел предложить, меня не устраивало...
   Весь этот размеренный цикл ежедневных усилий и достижений не манил и не звал в прекрасное далеко.
   В детстве я смотрел на своего отца - строительного прораба, на его подчиненных -
  простых работяг, и с содроганием думал: "Неужели меня ожидает то же самое?". Они
  казались мне заживо погребенными. Похоронив юношеские мечты, неподвижно гнили,
  стиснутые со всех сторон могильной землей однообразия и повседневности.
   Каждое утро поход на работу, и один день неотличим от другого. Место у станка или
  на строительном участке. План выточенных деталей, проложенных проводов, подключенных
  светильников. Диван. Телевизор. Пиво на лавочке у подъезда. И так год за годом до
  предсказуемой развязки.
   Я хотел жить ярко. А о том, как я хотел умереть, думать было рано.
   В пятнадцать лет я часами лежал в ванне, листая журнал "Ровесник" с портретами
  рок-звезд или взахлеб зачитывался книгами фэнтази о героях, путешествующих по
  параллельным мирам, и без остановки мечтал. Моя жизнь должна была стать чем угодно,
  но только не серой однообразной жвачкой.
  
  Всё, что написано в этом маленьком отрывке текста в равной степени касается героя романа, меня в годы былого совершенства и многих читателей, которые захотят познакомиться с повествованием 'о времени и о себе'.
  А значит, что не такая большая пропасть пролегла между нами, друзья.
  Или как говорил В.В. Маяковский:
  
  "Лошадь, не надо.
  Лошадь, слушайте -
  чего вы думаете, что вы сих плоше?
  Деточка,
  все мы немножко лошади,
  каждый из нас по-своему лошадь".
  
  У каждого из нас свой груз на плечах.
  Каждый из нас достигает совершенства на выбранном пути.
  Роман, последнюю страницу которого приходится перевернуть, именно об этом.
  О том, каким выбирает свой путь поколение за поколением, не считаясь со временем.
  
  Остаётся пожелать удачи каждому, который идёт своим путём.
  
  
  Беляков Е. Степная империя
  
  Прочитал, сложил аккуратной стопкой листы романа, взглянул ещё раз на титульный лист и вздохнул тяжело:
  - Как же так получилось, что купился на столь неказистое произведение?
  Купился не будучи знакомым ни с автором, ни с аннотацией, ни с синопсисом для конкурса литературных работ. Кинулся читать словно 'в омут головой'.
  Но, ведь, были к тому предпосылки!
  
  Первой: это название романа - 'Степная империя'.
  Вы только вслушайтесь : - 'Степ-на-я-я-я ...'.
  И крик этот растворяется в неохватном пространстве.
  
  Мне, прожившему в степи ни один год, местность равнинная, без края и конца, свободная настолько, что манит и манит в необъятные дали, запомнилась на всю жизнь. Покоем, простором, необъятностью своей запомнились края проживания в далёком от сегодняшнего дня времени.
  Вот и вспыхнула в душе надежда, что вновь окунусь в некогда пережитое.
  
  Второе: это комментарий оставленный человеком, к которому проникся доверием, прочитав роман 'из-под его руки':
  
  - Занимательно. Такой себе добротный археологический роман.
  
  Когда прочитал этакое, то 'взыграло во мне ретиво':
  - Ведь это то, что нужно! То, с чем, в конце семидесятых годов, связал жизнь ни на один сезон - археологическая экспедиция.
  
  В те годы строилась Саяно-Шушенская ГЭС. Енисей необходимо было перегородить, чтобы создать подпор воды, которой надлежало вращать турбины станции. И, как следствие, земли выше по течению сибирской реки, подлежали затоплению.
  Но земли эти носили историческую ценность для, мало известной тогда, Республики Тува. Вот и создали археологическую экспедицию на базе РАН (российской академии наук). В одном из отрядов этой экспедиции, под руководством доктора исторических наук Анатолия Максимилиановича МАНДЕЛЬШТАМА, я и работал геодезистом. Раскопы на карты наносил. А карты были основанием, для выплаты компенсации Республике Тува, за потерю исторических земель.
  И прошли мы тогда 'с 'лейкой' и блокнотом', с геодезическими приборами и всяческим археологическим скарбом, затопляемые районы Каа-Хема, Бий-Хема, которые и сегодня являются 'родоначальниками' Енисея. Реки, про которую А.П. Чехов сказал:
  
   "Не в обиду будь сказано ревнивым почитателям Волги, в своей жизни я не
  видел реки великолепнее Енисея. Пускай Волга нарядная, скромная, грустная
  красавица, зато Енисей могучий, неистовый богатырь, который не знает, куда девать
  свои силы и молодость..."
  
  Много курганов тогда было потревожено в степных долинах Саянских гор.
  Курганы, курганы ... Одни курганы и ни одного поселения, ни одного городища.
  - Почему так? - спрашиваю у руководителя отряда. - Захоронения есть, а места проживания усопших нет?
  - Потому, что люди степей городищ не строили, - отвечал мне доктор исторических наук.
  - Вели они кочевой образ жизни. Пасли овец и, по мере того, как трава была съедена, грузили на верблюдОв юрты, поклажу и перебирались на другие пастбища.
  Из-за пастбищ этих случались войны между племенами. А если были войны, то были и убиённые. Вот их и хоронили под курганами. Кого просто так - обложив каменными плитами естественного происхождения, кого положив к деревянные срубы. Но над каждым из них каменные россыпи возводили. Чтобы ни зверь, ни люди не могли потревожить 'вечный сон' усопшего.
  - А не прогневим ли мы богов своим вмешательством в 'вечный сон' предков?
  - Ну, во-первых, это не наши предки. А во-вторых, то, что открывается нам как учёным, произошло так давно, что опасаться не стоит. Боги те, которым поклонялись покойнички, давно уступили место Оббо, что стоят истуканами на каждом горном перевале. Коль гнетут кого непроизвольные грехи, то достаточно задобрить ближайшее изваяние предметом, что в карманах или рюкзаках без надобноти валяется.
  
  Много разговоров было между нами у чуть тлеющего костра по вечерам. Из разговоров этих и вынес я то, что никак не вяжется с сюжетом романа 'Степная империя'.
  - Не было таковой! Если только в фантазиях автора Евгения Белякова.
  Но для чего-то написал он его? Не могу поверить, что ради написательства. Какой-то смысл должен быть в произведении.
  Но какой?
  
  Вновь открываю страницы. Вновь вчитываюсь в содержание. И ...
  А что если 'собака зарыта' в названии империи? - Ариана! И проживающие в ней 'арианцы'.
  Знакомое слово! Переиначено, но где-то встречал.
  'Арианцы'? - не взято ли оно от позабытого 'арийцы'?
  А откуда пришли эти арийцы?
  
  ' Родина арийских народов лежала в азиатских степях, на Южном Урале и в
  Зауралье, - читаю из источника, не пользующегося авторитетом в научных
  средах. - Арийскую колыбель искали в Гималаях и в Индии, на Ближнем Востоке
  и в Средней Азии, в Европе и на Кавказе, в Арктике и в Тибете. Сторонники наиболее
  авторитетной и обоснованной точки зрения считают, что она располагалась в полосе
  от Карпат до Волги.'
  
  - Ха-ха-ха! Ну никогда славяне, проживающие в южных степях Тартарии, не мыслили себя Ариями. Они и слова такого не слышали. Сидели, как 'мышь под веником' и молились Перуну, чтобы хазары, 'в рот им дышло', не вздумали учинить очередной набег.
  Им же землепашеством заниматься надо было, скотоводством. Поселения, что вдоль Дона, Днепра, Волги образованы были, расстраивать и заселять мирными жителями округи.
  А чтобы набеги учинять...
  
  Ну, это если только зимой. Когда запасы, ближе к весне, к концу подходили.
  Ну, если ещё рабами обзавестись "назло надменному соседу".
  Вы только вдумайтесь:
  - Арии и в рабах у славян.
  Не правда ли смешно?
  Поэтому, грабили хазар и не помышляли о том, что они хазАрии - восходящие к Солнцу.
  Да и сами, кто подвергался набегам по ту сторону Волги, об этом не думали. Для них богоприсланными были люди со светлыми волосами и белой кожей на челе. Автор об этом упоминает в романе, но как-то робко. Стоит 'потянуть за эту ниточку' и весь сюжет написанного провалится в тартарары.
  Потому, что истинными арийцами считались, и никто этого не опроверг, те, которые пришли из скандинавских стран. Такими, и никак иначе, рисовали себе Ариев создатели Третьего Рейха.
  Вот только непонятно за каким чёртом они в Тибет подались.
  В поисках Шамбалы - точки Иерархии Мира? Зачем?
  Им и так фюрером было обещано власть над всеми. Оставалось завоевать всех и 'точка с концом'.
  
  А вот как завоевать? - Об этом у автора так же намёками сказано.
  Первый намёк читаем на шестьдесят пятой странице:
  
  - Меня это несколько удивляет, поскольку во время вторжения в Пенджаб
  племенами арьев совершенно точно управляли воины.
   Согласно переведенным нами летописям, он оснастил свое воинство шумерскими
  колесницами, чем добился заметного превосходства в полевых сражениях, основал
  Аркаим для массовой выплавки бронзы, постепенно покорил всех соседей и первым из
  здешних правителей приписал себе божественное достоинство по примеру Саргона
  Древнего и царей Ура, причем присвоил себе тот же самый титул Повелителя четырех
  сторон света.
  
  Вам это ничто не напоминает?
  
  'Племенами арьев управляли воины.'
  
  '... оснастил свое воинство шумерскими колесницами, чем добился заметного
  превосходства в полевых сражениях ...'
  
  '...постепенно покорил всех соседей и первым из здешних правителей приписал себе
  божественное достоинство Повелителя четырех сторон света...'
  
  Не тот ли это, кому по всей Европе (и не только) кричали - Sieg Heil!
  
  Автор исторического романа далеко не Алексей Толстой и, даже, не Валентин Пикуль.
  Первый писал работы, опираясь на историческую достоверность.
  Второй - опираясь на незнание народа своей истории.
  Но как они писали!
  
  Писали так, что 'гори всё синим пламенем', но дайте дочитать.
  
  Читая 'Степную империю' можно 'мозги сломать'. Всё хорошо пока разговаривают учёные мужи археологи. Здесь всё ясно и понятно. Но стоит автору перейти к повествованию своего видения давности времён, и начинаешь 'спотыкаться' на каждом предложении.
  Имена действующих лиц, терминология повествования, магия, жрецы... Всё так преподнесено и перепутано, что 'чёрт ногу сломит'.
  И, потом, жаргончик встречающийся в тексте... Ну, далеко не научный:
  
  'Вырубов блаженно улыбнулся, как кот, нажравшийся сметаны.'
  
  И таких 'перлов', не скажу, что много, но встречаются.
  Из этого следует, что автор далеко не научный работник. А коль скоро так, то непонятным становится, зачем он взялся за тему, которая в научных рядах обходится стороной.
  
  Есть ли в работе положительное, что обратило на себя внимание?
  Конечно есть!
  
  'А тебя не удивляет, что хотя по всей нашей стране, от Каменного Пояса до
  Алтая и от тайги до южных пустынь, практически каждое хозяйство разводит скот, а в
  столице торгуют в основном арианским мясом?' (пунктуация из первоисточника).
  
  Прочитав такое, складывается впечатление, что автор проживает на соседней улице. И ходим мы в один магазин. А магазинов таких по России - не счесть.
  Вот, сестра из Саратова пишет, что в столице Поволжья прилавки уже пустые.
  С чем это связано?
  
  И на этот вопрос находишь ответ в историческом романе.
  Из разговора двух жрецов (или магов - чёрт их разберёт):
  
  'Ну, к нашему счастью, избирать своих собственных предводителей вот прямо
  сейчас они (народ) ещё не готовы, - позволил себе улыбнуться
  Шуттарна, - и ты прав, они не рискнут отказаться от услуг брахманов в деле общения
  с богами. Они в силу своей необразованности даже не в состоянии внятно
  сформулировать свои требования в сфере государственного устройства, если им не
  помогут.' (пунктуация из первоисточника).
  
  А как у автора описана финансовая политика исторического государства?
  Вы только прочитайте. Вам это ничего не напоминает?
  
  - А тебя не удивляет, что хотя по всей нашей стране, от Каменного Пояса до Алтая и от тайги
  до южных пустынь, практически каждое хозяйство разводит скот, в столице торгуют в
  основном арианским мясом?
  - Немного удивляет, вообще-то, но я объясняю это тем, что арианцы просто слишком
  охочи до нашего золота.
  - Будто сами арьи его не любят, - усмехнулся Шуттарна. - На мой взгляд, дело тут
  совсем в другом. Арианские степи не так подвержены засухам, как наши, к тому же
  они откочевывают со своими стадами все дальше и дальше на запад, где травы еще
  гуще. В результате их скот быстрее растет и набирает вес. У них сейчас избыток
  дешевого мяса, хоть и далеко его доставлять, а наш бедный пастух если и зарежет
  какую тощую коровенку, так сразу набегут мытари с требованием поделиться доходом с
  казной. Наши скотоводы и ремесленники стонут от налогов, при этом воины в
  приграничных крепостях, бывает, месяцами не видят жалованья, хотя все знают, что
  казна ломится от золота и малой толики его хватило бы, чтобы накормить всех
  страждущих. По моей провинции ходят очень нехорошие разговоры, что нынешний
  Повелитель четырех сторон света позволил одолеть себя демону жадности и сидит на
  своих грудах золота, словно сторожевой пес. И самое главное, никому не понятно,
  для чего копить столько денег. Планируется какое-то грандиозное строительство? Мы
  с тобой прекрасно знаем, что нет ни у кого таких планов. Готовится большой военный
  поход на Ариан? Но тогда должны быть заказы на оружие, на изготовление боевых
  колесниц, а их нет, да и кто такой поход возглавит? Джасвонт, последний выдающийся
  полководец из рода Варуны, помер, если мне не изменяет память, уже 170 лет тому
  назад, даже кости его уже давно истлели, а никому, кроме ближайших родственников
  императора, такую власть не доверят. Люди же все это видят, делают соответствующие
  выводы и даже начинают завидовать демонопоклонникам арианцам.
  
  И, следует отметить, что не менее точно описан в романе вопрос национальных сношений проживающих в 'Степной империи'.
  И отношений между нанимателями и производителями работ.
  И почитанию противной веры уже в те времена:
  
  'Вот известно тебе, что арианцы больше не молятся Варуне?
  - Не может такого быть! - замотал головой Васашатта. - Они же до сих пор почитают
  потомков Магуша как единственно законных правителей, а он, что бы там ни говорили,
  прямой потомок Варуны!
  - Почитают, да, но только в качестве своих духовных лидеров. Они ведь после
  раскола не образовали свою собственную империю с единовластным правителем во
  главе, а предпочитают жить родовыми общинами, самые важные вопросы решают на
  народных сходах, а для набегов сами же выбирают себе военных вождей, и это всегда
  именно профессиональные воины, а отнюдь не маги! Ну и для ради чего им молиться
  Варуне? Да, он верховный судья и хранитель справедливости, но он обосновался на
  небе и не спускается к простым смертным, а вот его напарник Митра не только несет
  солнечный свет, но и является посредником между богами и людьми, способствует
  согласию и договорам, провозглашает равенство всех своих адептов и
  сулит блаженную жизнь после смерти, к тому же воины считают, что
  именно он приносит победу. Понятное дело, что арианцы жаждут добиться
  благорасположения Митры и приносят ему обильные жертвы.'
  
  Нет! Что ни говори, а клёво написанный романчик. Зря я накинулся на автора в самом начале обзора. Есть в его работе то, что достойно внимания читателя. Но зачем понадобилось автору преподнести разумные мысли именно через 'спотыкачество' выбранной им формы повествования?
  
  Вам, уважаемый читатель, наверное, хочется узнать, чем закончилась история государства Ариев?
  Это в романе есть. Но позвольте и мне оставить после себя интрижку.
  Не стану говорить об этом. Если обзор произвёл на вас какое-то впечатление, то прочитайте роман от начала и до конца. Поверьте, он стоит затраченного на это времени.
  
  
  Валькова О.В. Илья
  
  Не знаю, насколько уместны мои откровения в обзоре, но и не высказаться не могу.
  Дело в том, что информацией всякого рода перенасыщен. Всю жизнь только и делал, что читал и читал. Потом сказал себе:
  - Хватит! Меняются времена и, вместе с ними, меняется достоверность информации. Так можно до конца дней своих ходить 'по кругу'.
  Но не читать не мог. И, чтобы утолить информационный голод, принялся читать то, что попадается на страницах журнала 'Самиздат'.
  Близкие мне люди восприняли это с иронией:
  - Да разве может самодеятельный журнал выдать достоверную информацию?
  А мне не нужна 'достоверная'. Мне необходимо такая, которая исходит от людей близких по духу, мировоззрению. Её и сравниваю со своим мышлением на разные житейские темы. Тем и довольствуюсь.
  
  С душевным трепетом взял в руки роман 'Илья' Ольги Викентьевны Васильковой.
  История 'всея Руси' увлекала меня во все времена. Когда открыл в романе первую страницу, понял, что этот роман не для прочтения. Он для работы над информацией в нём заключённой. Т.ч. простите меня автор и читатели, но задержусь здесь надолго. Задержусь, не считаясь со временем, пока не осмыслю каждую строчку из написанного.
  Причём в первую очередь меня будет интересовать материал романа.
  Во вторую - художественная составляющая его.
  В последнюю - 'грамушность' написания: грамматика, синтаксис, знаки препинания. Здесь я далёк от корифейства, поэтому досаждать не буду.
  
  Итак:
  - кто-то идёт по дороге, ведя коня под уздцы.
  
  Славненько написано. Очень славненько!
  
  И вдруг, словно тучка набежала:
  
  - Длинные ноги в холщовых портках ступают легко, вольно.
  
  Ну, какая мне разница, какой длины ноги у описываемого персонажа?
  И почему 'в холщовых портах' только ноги?
  А задница, а передница - эти без порток что ли?
  
  По-моему сказать надо кратко:
  - Ноги ступают легко, привычно к бездорожью. (Дорога-то давно заброшенная.)
  
  Далее читаю и не перестаю удивляться повествующему слогу автора.
  Кажется, ещё чуть-чуть и перейдёт она на былинный речитатив.
  Смысл текста воспринимается легко. Будто вливается в осознание.
  И вдруг...
  
  Ну, Бог мой, 'уж сколько раз твердили миру', что длинные предложение ни есть признание ума. Читаю:
  
   Илья работал истово, от темна до темна, и лунные ночи прихватывая, где
  можно, и под лучиной плетя лапти и короба, работал так, как будто можно было
  вернуть всё, отыграть каждый час ненавистной лежачей жизни, когда он с лавки
  смотрел, как надрываются отец и мать.
  
  После прочтения такого, захочется выдохнуть произнеся: - Ух-х! Осилил.
  А почему было не разделить предложение на составляющие:
  
  1. Илья работал истово, от темна до темна.
  2. И лунные ночи прихватывая, где можно, и под лучиной плетя лапти и короба.
  3. Работал так, как будто можно было вернуть всё, отыграть каждый час ненавистной лежачей жизни.
  4. Жизни, когда он с лавки смотрел, как надрываются отец и мать.
  
  Вот и вся недолга.
  
  Но перед этим ещё:
  
  - Она снимала с печи варево, он торопливо брал...
  
  Ольга, свет Викентьевна, 'снимают' с плиты, а из печи вынимают.
  Чувствуете разницу?
  
  Оно, конечно, 'хоть в лоб, хоть по лбу', но именно на таких деталях зарабатывается авторитет писателя, как ДОСТОВЕРНОГО информатора. И сдаётся мне, что вы, прежде чем выложить изыскания в текст, хорошенько поработали над тем, ЧТО надумали писать. А вот как, не совсем 'хорошенько'. Но это дело поправимое. Когда будет совсем невмочь, то выскажусь с откровением.
   * * * * *
  
  Итак: едет Илья, едет в Киев златоглавый, и из леса дремучего, Муромского, попадает в горы.
  Беру линейку, прикладываю к физической карте Европейской часто РФ, провожу линию между селом Карачаевым ( гор. Муром) и Киевом.
  И что же?
  А то, что нет никаких гор на этом пути. Если только Восточно-Европейская возвышенность.
  Возможно, что когда-то на этом месте были горы. Потом, один 'ледниковый период' за другим и не стало гор.
  Так это получается, что Илья держал путь в Киев до ледникового периода? Странно.
  А может изменить путь Ильи-богатыря для целевой встречи со Святогором?
  Ну, например, где-то на Каменном поясе будто они встретились.
  Как вы думаете, автор?
  
  Но, если позволите, у меня другая информация по поводу встречи этих богатырей.
  Илья, выходив Бурошку, отправился целевым назначением к Святогору.
  Куда? - Неизвестно. Куда-то в горы. Вот там и перешла передача силы Святогоровой и его меча Илье.
  Потом он вернулся в Карачарово, попращался с отцом, матерью и поехал в Киев.
  
  И вот ещё о чём хочу спросить, уважаемый автор.
  Вот вы пишите:
  
  - Поживи маленько с нами, - сказал Святогор перед тем, как уйти в шатер, - и
  мне веселее, и тебя кой-чему поучу. Я ведь видел: балда балдой, но учиться хочешь.
  
  А известно ли вам доподлинно значение слова 'балда'?
  Если 'да', то рад за вас. Если нет, то загляните на материалы моих изысканий. Там доходчиво написано, что означает это слово.
   * * * * *
  
  На страницах семнадцать, восемнадцать, девятнадцать, автор пересказывает былину прощания Святогора с Ильёй.
  Читал эти строки и никак не мог избавиться от мысли, что прощание между мной и сыном происходит.
  Прочитал. Перечитал ещё раз - вот так и должно произойти всё в час нашей разлуки.
  Всему, что знал, я его научил. Если только не видел в нём мужества, силы житейской, способной преодолевать неурядицы.
  Может сам научится? - свербело в мозгу при каждой нашей встречи.
  Нет! Жизнь нынче 'катится по накатанной'. А случись что? Сумеет ли он противостоять невзгодам?
  Ответ нашёл в романе 'Илья'. Именно на перечисленных выше страницах.
  И как же славно, что именно это произведение выбрал для работы, для обзора.
  Пока, кроме благодарностей к автору, других ощущений не испытываю.
   * * * * *
  
  Читаю и сам себя словил на том, что всё больше и больше перехожу на былинный слог.
  
  ... Долго ли, коротко, но подъехал Илья к городу Чернигову.
  Глянул на карту и подивился:
  - Однако много вёрст проскакал наш герой. От города Мурома до града Чернигова незнамо сколько дён пути. Но, все-таки, до Киева не так много осталось. И путь через Суздаль предстоит. А на пути к Суздалю Соловей-разбойник злобствует - не пущает никого: ну купца, ни добро-молодца.
  И вздумал Илья Иванович ослобонить тот путь от нечисти. Поехал, а там...
  
  Вот тут и 'споткнулся' в тексте на том, что к описанию былинному, на мой взгляд, никак не подходит. Принизить необходимо 'басурманина', но автор о нём, словно о соседе речь ведёт, 'глазки человеческие' у него увидела.
  По мне так надо было написать:
  
  - "Да, красавЕц, Соловушко", - согласился Илья...
  
  Слово это никак с красавцем не связано.
  
  - 'Глазки у нее оказались (совершенно) ПОЧТИ человеческие, ТОЛЬКО бесцветные, тухлые какие-то, бегающие, все в красных прожилках.'
  
  И, потом, с трудом верится, что во времена оные считалось, что женщину снасильничать можно было. Говорили длинно, но внятно: - 'Силком берут'.
  Если автор согласится со мной, то поправить надобно в предложении:
  
  - 'Так, наверное, чувствует себя женщина, когда ее насилуют.'
  
  Откуда нам знать, как женщина чувствует себя, когда её 'насилуют'...
  
  И вот, сделав доброе дело:
  
  - Илья, залезая на лошадь, вдруг представил ...
  
  Дорогая Ольга Викентьевна, лошадь вам что - печка, чтобы на неё залезать?
  Если по мужски, да по богатырски, то сказать надо:
  
  - Илья, садясь в седло ... и т.д.
  
  Вот такие 'пироги с котятами', дорогой мой сказитель.
  Поехали дальше? До Киева совсем чуть-чуть осталось.
   * * * * *
  
  чНу, о том как Илья в стольный град Киев въехал, много говорено, писано, пересказано. Останавливаться тут не след. Если только принести автору благодарность за то, что раскрыла она тайну Соловья-разбойника. Что стало с ним полонённым в Киеве.
  Я, когда смотрел к/ф 'Илья Муромец', в толк не мог взять, почему князю Владимиру, против половцев, свистуна того было не применить? Выставил бы его на стену городскую, де велел свистнуть в сторону орд, которые Киев осадой окружили...
  А оказывается ему бошку ещё когда отрубили.
  
  Может и правильно это было, но скорее всего - нет. Мог бы пригодиться в 'чёрный день'. Тем более, что Илья Иванович, в размышлениях своих, к нему благосклонно стал относиться.
  
  Далее автор за князя стал рассказывать, так этим нас не удивишь.
  Знакомо такое отношение к людям. Ты ему хоть трёх разбойников приволоки, а он - 'спасибочки' и, повернув морду в сторону, в палаты подался. Хорошо Добрыня, зная 'заморочки' княжеские, рядом оказался. Так помог Илье устроиться на новом месте, накормил и приодел на базаре к пиру званному.
  А то бы Илюха так, в лаптях, и заявился во дворец.
  
  И ещё, чему подивился оказавшись на пиру княжеском, это встрече с Вольгой.
  То, что он 'не от мира сего', это знакомо. А вот откуда автор взяла воображение, чтобы посвятить описанию этой личности целую страницу? - это вопрос из серии 'принеси то, не знаю что'.
  Откройте секрет, Ольга Викентьевна, как это вам удалось.
   * * * * *
  
  Однако русский мужик не был бы мужиком, если после выпитого его 'на подвиги' не потянуло. Вот и отправились богатыри на ночную охоту лебедей ловить.
  Ну, как говорится: - 'Охота пуще неволи!' Т.ч. оправдание удальцам имеется.
  Но вот как умудрился Илья Иванович в ночи из лука стрельнуть и утей подбить?
  Фантастика просто! По-моему тут автор несколько отвлёкся от реальности.
  
  А может быть и нет. Русским богатырям всё возможно. Нет ничего такого, на что они будут не способны!
  
  И совсем в недоумение вводит концовка этой главы: 'Из записок брата Амадео'.
  То, что имя 'Илии из Мурома' стало известно во всём мире - не удивительно. Таков он был, есть и остаётся в наших умах.
  Но вот что удивило:
  
  - 'Удивляться здесь приходится не тому, что ангелы посетили его, а тому,
  что они вручили ему меч, а не пальмовую ветвь, которая, по моему скромному
  разумению, пристала бы ему куда больше.'
  
  Это что же получается, друзья мои: кто-то видит в Илье Муромце не ратника, а благодетеля?
  Странно. Добро и зло - что значимей?
  
  'Добро всегда победит зло! Поставит его на колени и зверски убьёт!
  Умоется кровавыми слезами тот, кто усомнится в нашем миролюбии!'
  
  На мой взгляд, это идеология минотавра. Правильнее сказать, что добро должно уметь защищаться. И тут все методы хороши.
  Вы согласны со мной, автор?
   * * * * *
  
  Страница пятьдесят четвёртая начинается с главы седьмой.
  В ней автор, оставаясь верным себе, раскрывает образы богатырей - Добрыни Никитича, Алёши Поповича и дополняет образ Ильи Муромца несколькими чертами его внутренней сущности.
  За Добрыню Никитича ничего сказать не могу. То, чем он занимался на государевой службе, кроме ратоборства, для меня 'мраком покрыто'.
  Дать 'в морду' и я могу, если враг того заслуживает. А вот вникнуть в суть внутренних, а тем более внешних сношений, это, пордонтес, не в моих возможностях - соображалки не хватит.
  Т.ч. кроме уважения Добрыни Никитича в душе ничего нет.
  
  Илья Муромец человек пришлый, как я понимаю. Ему ещё не раз придётся испытать княжеское вероломство. История его деятельности о том говорит.
  
  А вот Алёша Попович, личность незаурядная. Приходилось встречать таких во времена уже дальние. Знакомо всё это.
  Но ещё знакомо, что когда 'дело до дела дойдёт', то поостерегусь сказать:
  - 'Сегодня мой друг защищает мне спину, а значит и шансы ровны.'
  И не потому, что Алёша Попович забоится, а потому, что ненадёжный он какой-то.
  Может, чуть дальше, автор переубедит меня в этом?
  
   * * * * *
  Перелистывая страницу за страницей, вчитываясь в содержание повествования, в его суть, ловлю себя на мысли, что никогда и предположить не мог, что во времена те, былинные, люди жили столь просто. Быт их, повседневность мало чем отличалась от дней сегодняшних. Если только временное различие присутствует между нами. А так, всё, как и сейчас.
  
  Всякий раз, включив телевизор, чтобы глянуть на жизнь, проходящую где-то там, и наблюдая за кумирами современности, не перестаю удивляться их вычурности. Для них внешний лоск, это цель существования. Невдомёк им, что в одеянии, которым они выходят 'на показ', ни в седле на ретивом жеребце проскакать, ни в бою ратном мечём помахать, ни землю вспахать. Так, клоуны и не более того.
  Но это в современности. А тогда, во времена былинные? Что они с ума посходили эти Чурилы Пленковичи? Вздумали противостояние устроить с выпендрёжниками с запада.
  Уж если захотели посостязаться, то взяли в руки по оглобле, вышли в чисто поле и показали народу православному кто и чего стоит.
  А подштанниками хвастаться...
  Не понимаю.
  
  И это тогда, когда вокруг Руси тучи противников - хазаров - сгущаются.
  
  А 'враг не дремлет!' Стоило отвлечься ратоборцам, богатырям киевским, и вороги тут как тут. Огнём пожаров навалились на посады, прокладывая себе путь до стольного града.
  Хорошо богатыри вовремя спохватились - прекратили смертоубийство у стен города. Но сколько полегло люда простого, сколько сгорело в пламени ради нечистой силы распалённой?
  И всё потому, что отвлеклись ратоборцы от службы им предначертанной - сохранять на Руси мир и покой. Не иначе, как подстроено всё было со стороны гостя 'заморского' - Дюка Степановича. Знал он чем отвлечь народ от бед грядущих.
  
  Всё это напоминает мне историю начала войны сорок первого года. Не думали и не гадали и, в результате, смертями расплатились за беспечность.
  
  А после сражения лютого, как и в наши времена, выяснилось, что богатырям и переодеться не во что. Ходили в том, в чём воевали. Илья Иванович вынужден был лапти из котомки достать, чтобы не ходить босяком.
  
  Но разве только заморские бояре козни нам устраивали тогда и сейчас?
  Был, есть и остаётся ещё враг внутренний.
  И зовётся он: - ' Дева краса - длинная коса.'
  
  Нет, не все поголовно. Но встречаются среди энтих такие... Что Добрыня Никитич и тот устоять не смог. Шёл, словно бобик на поводке, за статной фигурою и попал 'словно кур в ощип'.
  Стрельнуть хотел, так и то не сдюжил - дрогнула рука. И вместо голубей в оконце попал стрелой булатной.
  А 'девица-красавица' тут как тут. И ворота отворила, и в дом пригласила, мёдом угостила ...
  Ещё чуть-чуть и в постель Добрыню заманит.
  
  Правильно они сами про себя говорят:
  
  Все мы бабы-стервы
  Милый бог с тобой.
  Каждый, кто не первый,
  Тот у нас второй.
  
  Но, хочется думать, что одумается Добрыня Никитич. Не позволит себя захомутать вертихвостке. И вернётся богатырь к делам государственным и ратным.
   * * * * *
  
  Вчитываясь в содержание девятой главы, понять не мог:
  - Зачем автору понадобилось пропустить мудрого Добрыню через 'жернова женской страсти'?
  Ведь прекрасно понимала, что не было у богатыря любви к очаровательнице. Влечение было, но не больше. Иначе не написала:
  
  - ' Но с утра почему-то он (Добрыня) не чувствовал ни радости,
  ни гордости, только усталость и тоскливое отвращение ко всему, в том числе и к
  прекрасной Марине' (пунктуация из первоисточника)
  
  Как воспринять эту откровенность? Как?!
  
  Представил себя на месте Добрыни. Представил и вспомнил, что несметное количество раз, с такими же ощущениями уходил от любимой, казалось бы, женщины по утрам.
  Уходил и всё хотел разобраться:
  - Чем приворожила меня, окаянная, вечером на кануне?
  И приходил к одному выводу, что не любовь тут играла главенствующую роль, а страсть неуёмная. Некоторые в открытую говорили во время встреч нечаянных после ночных утех:
  - Думаете, что вы мужики? Думаете, что сильны духом и телом? Нет! Женщина сильнее любого, кого в постель к себе затащила. Вы думаете, что это вы нас выбираете? Чёрта с два! Это мы вас подбираем, когда вам пойти некуда.
  - Вот вы где у нас, - говорила одна из них, похлопывая себя чуть ниже животика, который целовал не так давно упиваясь страстью неуёмной.
  
  Но, это я - никому не известный и не просвещенный. А как же Добрыня попался на такое?
  
  Смиловалась автритесса. Раскрыла тайну великую:
  - В каждой женщине сидит дьявол. И чем паскудней он, тем изощренней женщина.
  Запомните это, мужики. И пусть послужит вам примером то, что произошло с Добрыней - государственным мужем, воителем, богатырём всея Руси.
  
  И как же славно, что оказался рядом с ним верный друг - Илья Муромец.
  Это о нём, спустя века, сложат песню:
  
  Его не надо просить ни о чем
  С ним не страшна беда
  Друг мой третье мое плечо
  Будет со мной всегда
  
  А песня о кознях Маринкиных сгинет на все времена, словно и не сочинял её никто.
  
  Остаётся с благодарностью отнестись к автору, которая из глубины веков донесла до нас истинную сущность ведьм живущих рядом с нами.
  Если встретится такая, то отворотите взор от мордашки смазливой и стана стройного.
  Отворотите и осените себя крестом православным даже тогда, когда в Бога не веруете.
  Счастья вам, мужики! Счастья и покоя душе вашей.
   * * * * *
  
  Долго ли, коротко, но листая и перелистывая, читая и перечитывая, добрался до второй части повествования былинного.
  Сказания о житье-бытье люда простого, бояр великокняжеских, самого князя Владимира, что правил в те времена, и русских богатырей состоявших на службе у Руси православной.
  
  Хорошо, когда на службе государевой находится человек разумный. Тот, который предвидит события и делает из этого выводы. Человеком таким, при князе Владимире, состоял Добрыня Никитич. Он и умом был богат, и дело ратное знал не из последних.
  Проанализировав причины вторжения половцев, орды которых доходили да стен города, предложил Добрыня выставить заставы вдоль границ вотчины княжьей.
  Разумным посчитал это предложение Владимир. Согласился. Потому, как ворога сподручней на подступах к Руси встречать, а не под стенами стольного града.
  Вот тогда и появились первые пограничные заставы.
  
  А, значит, 'День пограничника' надобно считать от тех времён, а не от 28 мая 1918-го года. Почему это не понимают? - Не понятно.
  Надо будет отписать в Совет Федерации эту мысль. Надеюсь, что Ольга Викентьевна не откажется подписаться вместе со мной.
  
  Вот и поехала рать киевская, числом в тридцать один человек, на погранзаставу.
  Много это, или мало - не нам судить. В сорок первом, сколько дивизий сгруппировали вдоль границы, а толку.
  Уверены были богатыри в силе, смётке своей. С авангардными разъездами они и малым числом управятся. А за время оное либо дымы тревожные, либо голуби почтовые, а донесут весть о беде до регулярного ополчения, которое соберёт народ. И навалится Русь православная гуртом на ворога. И не будет пощады никому, кто посягнул на земли предками завещанные.
  
  Однако, по пути к 'месту следования' повстречали богатыри отряд половецкий со скарбом награбленным, полонянами из сёл, которые недалече от пограничной полосы проживали. Вот и произошла репетиция у киевских богатырей.
  И сыграли они 'Грамматику боя' на свой лад.
  Сыграли 'Смычками страданий/ На скрипках времен...'
  Сыграли так, что...
  
  Что было потом, до этого ещё дочитать надо.
  А пока 'зализывали раны' недавно полонённые, да те, которые не убереглись от ударов люто сопротивляющегося врага.
  А Илья Муромец, добрейшей души богатырь, возвернул к жизни девчоночку, которая, после надругания над ней, жить не хотела. Это и есть одна из сторон мужественного человека - доброта душевная.
  Доброта, с которой познакомила нас автор.
   * * * * *
  
  Читаю страницу за страницей, одну главу повествования за другой, и не могу избавиться от ощущения, что кто-то следует рядом, чуть в отдалении.
  Одетый в чёрную сутану с чёрным капюшоном. И капюшон этот скрывает от меня лик рядом идущего.
  И тревогой веет от него. Злом, коварством.
  Будто отвлекись я ненароком, потеряй бдительность увлёкшись сказанием о Руси того времени, и вмиг, из-под сутаны, блеснёт смертию кинжал в руке попутчика.
  Блеснёт и вонзится в спину. Промеж лопаток.
  И не придётся заканчивать обзор романа 'Илья'.
  
  Вот уж, которую главу встречаются в повествовании люди, с православной верой никак не связанные. Зачем они здесь? Для чего автор ненавязчиво всякий раз вводит и вводит их в повествование?
  Может действительно, чтобы 'воткнуть кинжал промеж лопаток'?
  А кому? Мне или кому из богатырей?
  Или государству Русью наречённому?
  Как же неуютно чувствуешь себя рядом с такими персонажами.
  
  Но об этом потом. Когда автор сочтёт нужным оповестить читателя о необходимости присутствия 'людей в чёрном'
  А пока вернёмся к делам насущным, с иноземцами никак не связанными.
  И рассказывается о делах тех захватывающе. Так, что не перестаёшь верить в истинность случившегося.
  
  Эту Забаву Путятишну кто только не воровал: и разбойники лихие, пожелавшие выкуп за неё получить; и дядька Черномор, желая позабавиться; и Трубодур из ВИА 'Бременские музыканты'.
  Что ей только не предлагали: заботы, врачей, яичко диетическое, певцов заграничных...
  А она всё своё трындычит:
  - Ни-че-го я не-хо-чу!
  
  Допелась под звуки ксилофона, дурочка. Угодила в пещеру к Змею Горынычу.
  Вообще-то девчонка ему без надобности. Захотелось Горынушке показать, что и он что-то могёт. Вот и решил поизголяться над князем Владимиром.
  Однако Владимир не воспринял эту новость как шутку. Отправил 'ослобонять принцессу' Добрыню Никитича. А у того разговор короткий: - Мой меч твою голову с плеч!
  Правда, у Горыныча этих голов было несколько, только куда ему супротив богатыря Российского. Все поотрубал чудищу-юдищу.
  Сидит, пот кольчужным рукавом с лица утирает.
  А Забава, чтоб ей пусто было, выскочила из пещеры и на Добрыню 'мать-перемать':
  - Зачем сгубил Горыныча? У него сердце свойство необычное имеет. Кто 'уплетёт его без соли и без лука, тот сильным, смелым, добрым будет...'
  А ты... Бездарь, хоть и богатырь.
  
  Ну, Добрыня такого стерпеть не мог: хвать Путятишну, под мышку и во дворец приволок. А там разбирайтесь как хотите. Я свою службу справил.
   Вроде бы и нет ничего потустороннего в обычном для богатыря случАе. Но если вдуматься, то 'ох и стервы эти бабы'. То им не так и это не этак.
  - Уж лучше бы я с Ильёй на заставу поехал, - подумал Добрыня и пошёл домой, где ждала его матушка - Амельфа Тимофеевна.
  * * * * *
  
  Но не все женщины того времени вызывали отчуждение.
  Были среди них и такие, которые, пройдя через душевные муки, оставались верными своим избранникам. Верными, несмотря на то, что не суждено было им постичь женского счастья с возлюбленным.
  Алёна, полонянка спасённая Ильёй Муромцем, была одной из них.
  
  Страшная, в своём начале, судьба свела этих замечательных людей.
  Орды половцев смертным огнём промчались над селением, где проживала Алёна.
  Поруганной, истерзанной побоями, униженной, в клетке везли её на потеху басурманам.
  Но встал на их пути со своей ватагой Илья - богатырь русский. Разбит был отряд ворогов. Полоняне освобождены и отправлены в места ПМЖ.
  Алёна осталась при отряде пограничном. Не было у неё сил куда-либо идти. Да и идти ей было некуда. Сиротинкой батрачила у состоятельных селян за 'три корочки хлеба'.
  Илья Иванович выпестовал сиротиночку. На ноги поставил. Помог сил набраться. К жизни вернул. Веру в душу непорочную вселил.
  И, не сразу, но отошло поруганное сердце. Ответила добром на добро. А там и любовь пришла к двум замечательным людям.
  Весной это было. А весной, как сказал Тютчев: - 'И счастливого манит даль.'
  Даль свершений, добра, надежд на хорошее в жизни своей и окружающих.
  Именно этим движется всё живое на земле.
  
  И всё было хорошо, пока не встретила Алёна на берегу речки старуху, непонятно как в степи оказавшуюся.
  Уставшей показалась Алёне старуха, измождённой.
  Не выдержало доброе сердце вида несчастной, и оказала всяческую помощь.
  А в результате - зеркальце наговорённое и разлука с любимым на веки вечные.
  
  Сколько не искал Илья суженную, сколько не расспрашивал людей встречных и поперечных, так и не сыскал Алёну свою.
  (Впредь вам, девчонки, наука: - Не общайтесь со старухами незнамо какими.)
  
  В ратных делах и подвигах прошла жизнь Ильи Ивановича Муромского.
  Слава о нём и сегодня жива в наших сердцах.
  Имя его должно было прозвучать с мавзолея на Красной площади, чтобы воодушевить отряды РККА в очередную лихую годину для Отечества Российского.
  
  Ну, а сам Илья Иванович, хочется верить, выйдя на заслуженный отдых, включил компьютер, вышел на сайт 'Cherchez la femme' и нашёл-таки Алёнушку свою.
  
  И жил наш герой с ней до конца дней своих.
  Жил в счастье, покое, любви.
  Чего и вам, друзья мои, желаю.
   * * * * *
  
  Продолжение обзора романа 'Илья'
  
  В минувшую субботу, чуть свет, пока в доме все спали, решил капитально помыться. Люблю в ванной поваляться, если водогрей горячую воду выдаёт. Днём вода горячая, но не настолько, чтоб кайф словить. А со сранечка - самое то. Лежишь, балдеешь, сигаретку покуриваешь и читаешь что-нибудь из того, что накануне не закончил.
  А не закончил читать именно тот самый роман Ольги Викентьевой.
  
  Помятую, что нет ничего плоше, чем незаконченные дела, взял с собой ещё не прочитанное. Лежу, читаю, в горячей водичке парюсь.
  А закончил читать на четырнадцатой главе, второй части. С неё и продолжу повествование обзора, чтобы не обижать авторитессу небрежением к её произведению.
  
  Ольга Викентьевна умело начинает повествование каждой из глав. Начинает так, что будто в новую струю событий входишь. Это не позволяет расслабиться. В напряжении держит. Боясь пропустить что-то. А потом, прочитав страницу, другую, понимаешь, что она открывает перед читателем ещё одно событие из прошлого, в былины облечённое.
  
  И вновь перед нами крепость приграничная. Вновь окунаемся мы в житьё-бытьё богатырей на заставе проживающих. И так это описано, что воочию видится.
  И как они просыпаются ни свет, ни заря. Как день начинают с физической зарядки, снежных ванн, обучения ратному делу тех, кто присоединился к богатырям в походе к пограничной заставе.
  Затем завтрак приготовленный стряпухой Марфой Кузьминишной и ...
  День проходит согласно предписанию для каждого.
  Конюхи за лошадьми приглядывают: холют их, кормят, поят, в боевом теле содержат.
  Дружинники: кто отдыхает после ночного дозора, кто в сменный дозор отправился.
  А свободные 'от вахты' домашними делами занимаются: дров нарубить, воды натаскать, снег с подъездных дорог и двора отгрести.
  Ну, а покончив с делами, каждый своим делом занимается: одёжу чинит, оружие правит, лапти плетёт. Сапогов на всё время дежурства на заставе может и не хватить. Незнамо сколько придётся в дозоре находиться.
  
  Но кроме делов всяких-разных, разговоры между богатырями ведутся. И, в основном, о вере, о Боге, о демонах и злыднях, что жизнь народа русского донимают. А разговоры эти, если внимательно в них вчитаться, философские. Даже для тех, кто далёк от того времени, не всё в них ясно-понятно. Прочитаешь и думаешь:
  - 'Как же народу, в те времена проживающему, было не сомневаться в том, ради чего служат они Отечеству своему?'
  Идеологии им не хватало. Светоча, за котором можно идти не задумываясь.
  
  Прочитал главу четырнадцатую, перелестнул страницу, и так мне за богатырей обидно стало:
  - 'Ну, зачем сдалась вам эта идеология? Что вы в спор встреваете друг с дружкой?
  'У России особенная стать! В неё можно только верить!'
  В неё и больше не во что!
  Или, как пелось в наши времена, не далёкие:
  
  Жила бы страна родная
  И нету других забот.
  
  Да-а-а. Много времени пройдёт, пока поймёт народ российский, что жить надо не с идеологией в голове, а с Россией в сердце.
  * * * * *
  
  На этом заканчиваю обзор романа 'Илья'.
  Прервусь. Уж больно дел домашних и в школе, где службу правлю, накопилось.
  Кто прочитал обзор, кого заинтересовало прочитанное, концовку романа может глянуть у автора. Читать немного осталось. И, поверьте на слово, роман стоит того, чтобы его прочитать, не считаясь с затраченным временем.
  Написано славно, читается легко, воспринимается запросто.
  Правда текст нуждается в 'вычитке', но, у кого всё написано в идеале, тому позволительно бросить в меня камень.
  * * * * *
  
  
   Скляр А.А. Бабье лето
  
  Жизнь моя 'бекова', совсем заколебала. Складывается мнение, что всем, всегда обязан. На то, чтобы своим делом заняться времени не остаётся. И, все-таки, дочитал роман. Потому, как рука не поднимается расставить оценочные балы друзьям-товарищам не вникнув в суть ими написанного.
  
  Прочитал, потянулся, дабы восстановить работоспособность занемевшего тела от длительного сидения в кресле и вышел на кухню покурить, подумать о прочитанном.
  - Да-а-а, мне бы так научиться писать, - промелькнула мысль после первой затяжки.
  Если обобщить ощущения от прочитанного, то роман сей надобно к Зиновию Самуиловичу отнести. Переплести отдельной книгой с золотым тиснением шпиля Адмиралтейства на обложке и поставить на полку книжного шкафа в кабинете. Ни у кого такой книги нет, а у меня... только руку протяни и вновь окажешься с рассуждениями автора 'на злобу дня'.
  Дня сегодняшнего, непутёвого, как и вся наша жизнь, независимо от времени проживания.
  
  Разве у нас не было всего, о чём пишет автор? Да сколько угодно!
  И водку пили, и женщин любили...
  Мыслили, как нам казалось, глубоко и объёмно.
  Делились мыслями, если было с кем.
  А если нет, то, сидя 'тет-а-тет', со 'Столичной' за три рубля ноль семь копеек.
  (Водка тогда так стоила.)
  Со временем мысли угасали и не теребили бошку измученной душой.
  Проще жилось, когда голова от рассуждений была свободна.
  Дневников не вели. Записей не делали. В памяти кое-что сохраняли и, перестав быть
  обязанным всем и вся, выкладываем на страницах журнала 'Самиздат'.
  
  Но, странное дело, как редко оказываюсь понятым в своих откровениях.
  Складывается мнение, что пережил свой век. Что живу взаймы - выпросив у читателя ещё толику времени на то, чтобы накропать несколько строк из того, что хотелось поведать окружающему миру.
  Роман 'Бабье лето', написанный по 'горячим следам' происходящих событий, говорит о том, что ничего не надо откладывать 'на потом'. Если хочешь, чтобы мысли твои, рассуждения восполняли мировоззрение читателя, то писать надо 'здесь и сейчас'. Только тогда станешь востребованным как писатель. Востребован логикой. Размышлениями пришедших за сутки, которые проносятся за окном.
  
  Если говорить о 'Связи Времён', которую от нас требует тематика конкурса, то она есть. Но сокрыта так глубоко, что неспособна раскрыться человеку, не обладающему объёмным мышлением. Не способному связать описываемое в романе с временем той жизни, которую прожил или будет жить читатель.
  Если читатель ещё молод и ему предстоит познать окружающий мир в размышлениях, то книга эта явится наставлением для будущих времён. И пускай будущее это, преобразится в другие размышлизмы, но то, что они появляются в черепной коробке, говорит о том, что автор достиг цели, которую поставил перед собой взявшись 'за перо'.
  
  За будущее говорить не буду. Непредсказуемо оно по сегодняшнему времени. А вот то, что было - во многом пересекается с повествованием романа. Доказательством тому являются стихи Евгения Евтушенко написанные в шестидесятых годах прошлого столетия:
  
  Мчатся к морю электрички Просто благодать.
  Едут сдобные москвички В Гагры загорать.
  Там лимоны-апельсины, Сладкое вино.
  Там усатые грузины Ждут давным-давно.
  
  Мало? Ещё примерчика хотите из того репертуара?
  Пожалуйста:
  
  ... Всюду тисы с баобабами, дебри пальмовых лесов.
  Мужики гуляют с бабами и в трусах, и без трусов.
  
  Так, что всё это было, было, было. И вот через это "было" автор воссоединяет времена "давно ушедших дней" с современностью приключений трёх женщин. Нового в описании приключениях на югах не увидел.
  Если только штрих в семейных отношениях появился в романе: муж отпускает супругу отдыхать на Чёрное море. Пускай, даже, в сообществе двух закадычных подруг.
  Такого в наши времена не было. Хочешь отдохнуть от мужа? - Вот тебе дети, чтобы скучно не было. С ними не загуляешь. А если и случится такое, то детишки папке всё доложат.
  
  Как подобное будет происходить в будущем, точно сказать не могу.
  Скорее всего, мужчины попадут под влияние женщин словно котики и собачки. Есть желание - приласкает животину. Нет - 'брысь' отседова. Не мешай любовью заниматься с тем, кого облюбовала в этот раз.
  С мужика сегодня взять нечего. Не востребован он как добытчик, поскольку добытчиком не является. То всё в прошлом. А нынче он способен сидеть за компьютером и, вспоминая "былинные дни, где вместе, когда-то, сражались они" предаваться размышлениям.
  А те, кто 'большим промыслом' занимается, у тех 'жучек' столько, что удивляешься, как они глаза друг другу не выцарапают.
  Таковы времена.
  
  Вот и всё, если коротенечко, о том, какие ассоциации посетили меня после того, как на столе появилась, измятая при чтении, чирканная, перчирканая в правках, стопка распечатанных листов романа.
  
  Удачи автору.
  
  
  Суржиков Р. Ферзь - одинокая фигура
  
  Интересно, а можно ли написать обзор романа 'построчно'? Не после того, как прочитаешь всё, а после каждой из глав. Написать и суммируя написанное вынести вердикт по ценности произведения.
  Попробовать, что ли?
  
  Начнём с названия: - 'Ферзь - одинокая фигура'.
  
  А если так: - 'Ферзь - фигура одинокая'.
  Какая разница?
  А разница в том, что в авторском варианте следует обречённость Ферзя, как фигуры. Во втором варианте Ферзь не перестаёт быть фигурой, несмотря на одиночество.
  * * * * *
  
  Ч. 1.
  'Среда, 16 мая'
  
  Бр-р-р!
  Тошнотность через всю главу.
  Описание покойницы в ванной комнате.
  Причём настолько просторной, что Дим по ней расхаживает.
  Интересно, где такие ванные?
  
  Описание трупа классическое. На тему дня. Любит народец подобное - 'хлебом не корми'.
  Я бы добавил рвотных масс на груди с бесформенными сиськами и смердящие испражнения жидкого кала на белоснежных стенках самой ванны.
  
  Цветы - в тему. Как там у Ремарка?
  - 'Цветы скрывают всё, даже могилы'.
  
  'Четверг, 17 мая'
  
  Этот психотектник, что - Конан Дойля не читал?
  
  'Я пользуюсь лишь тем, что хранится в верхних слоях хлама, поскольку
  содержимое нижних слоёв давно уже не помню.'
  
  'Мозг человека, дорогой Ватсон, - это чердак, куда тот складывает накопленное в
  течение жизни. Глупцы занимаются накопительством, сохраняя на чердаке то, чем
  никогда не пользуются. Я выбрасываю всё, что мне не нужно, оставляя только самое важное.'
  
  Кто мудрее - Шерлок Холмс или психотехник?
  Мне симпатичней 'великий сыщик'. А 'психотехник' - это сродни зомбированному people.
  И вот с ним мне предстоит пройти чуть ли не через триста страниц?..
  
  Кстати, психотехник этот никак не новинка в детективе.
  Есть среди матёрых сыскарей всякие, которые, дарованием своим, отличаются от посредственностей. 'Нюхач' - один из них. Этот, сличая запахи, запросто отыщет в толпе народа подозреваемого по запаху, оставленному на месте преступления.
  
  'Люди - нехитрые механизмы'
  
  Психотехник-сыскарь учит психотехника-аналитика методам анализа внешности человека, и какой вывод нужно сделать из этого.
  Позвольте, - на это способен не только Шерлок Холмс, но миссис Хадсон.
  Вспомните, как она доложила постояльцам, что пришёл отставной сержант королевского флота и как об этом догадалась.
  А если прочитать книжку для любознательных 'Азбука жестов', то теория, на которую опирается психотехник-сыскарь - 'бред сивой кобылы'.
  
  Пятница, 18 мая
  
  Глава именуемая 'Без покоя'.
  Какое-то подвешенное сочетания слов - 'без покоя'.
  Почему не 'Покою вопреки'?
  Понятно, что психотехник-аналитик мог бы сидеть в кабинете, где на подоконнике 'с двумя чашками, пожелтевшими изнутри, и крепеньким кактусом' предаваясь ничегонеделанию, а не мотаться в поисках причины самоубийства(?) женщины. Но тогда бы автору не о чем было писать. А так он знакомит читателя с персонажами главы.
  И кто они?
  
  Меня привлекла завуч, речь в котором 'выдавала преподавателя русского языка, причём старой закалки, взрощенного на Льве толстом и Шолохове'.
  Если автор заострил на этом внимание, то и сам должен соответствовать 'старой закалке'. Но вчитываясь в текст, встречаю такие перлы, что 'диву даёшься':
  
  - 'Ссорились они смачно...'
  А ведь Катя (убиённая) говорила, что 'психотехники тщательно контролируют речь'.
  - '... вы помогли мне узнать причину, и когда я её узнаю, мы пси-тэ ...'
  - '... в строгом сером платье и белой блузе...'
  - '... переживать из-за кого-нибудь из учеников?..'
  - '... учительница физики ...'
  - ' Курить в кабине можно?'
  Не 'в кабине', а в салоне. Кабина - это у грузовика.
  
  Ну, а дальше автор вообще рушит под нами устои из ранее прочитанного у классиков. Увеличивая тем самым пропасть между прошлым и временем описываемым в романе :
  
  - Дорогой Ватсон, это дело не больше, чем на десять трубок, - сказал Шерлок Холмс и, придвинув кресло к камину, принялся набивать трубку табаком.
   А что мы читаем в романе?
  
  - 'Ложь притупляет интуицию, как и сигареты.'
  
  Оставим в покое 'ложь'. Но сигареты всегда позволяли сконцентрировать внимание на главном. Проверено жизнью.
  
  А вот эта фраза повергла меня в радостное изумление.
  До чего правильно, точно подмечено:
  
  - '... Катя была очень уверена в себе. Всегда считала, что делает правильно.
  Гордилась тем, как воспитывает детей, какими они будут моральными, разумными.
  И с мужчинами никогда не признавала своей вины.'
  
  Женщина из когорты преподавателей страдает профессиональным синдромом - 'преподаватель всегда прав!' Насмотрелся на таких в школе где служу. Я их кроме как 'преподавалками' не называю.
  
  Воскресенье, 20 мая
  
  Этот день наполнен событиями.
  Начался с непонятного пикника.
  
  Почему 'непонятного'? - Потому, что человек, отдавший себя производству на протяжении всех будней, никогда не станет расслабляться в производственной обстановке, в кругу тех, с кем до выходного дня общался ежечасно.
  Отдыхать надо уметь. Странно, что психотехникам это не ясно.
  
  На пикнике каждый занимается, чем хочет. Но нашим героям не даёт покоя значимость собственного профессионализма. Чтобы ещё раз показать себе и читателю, кто они такие - ведётся диалог трёх мужей, тех, кто является персонажами сюжета. То, что они не просто 'бла-бла-бла' подтверждает сеанс поддавков во время гадания на картах.
  
  И вот тут прослеживается тоненькая ниточка связи времён: как в 'занюханных' советских детективах сыскарь, тихо, чтобы никто не слышал, оповещает:
  - Труба зовёт!
  * * * * *
  
  И вновь смерть, труп, кровь, отрубленные конечности.
  Зачем? Для чего? Ради потрафки жанру?
  Сколько можно?! Каждый день одно и то же: теракты, разбомблённые города, сотни убитых, тысячи беженцев... Мало? Нужно ещё трупиков подкинуть измученному повседневностью читателю?
  
  Однако надо читать. Через силу, а надо. Вдруг промелькнёт 'свет в конце тоннеля'.
  
  Понедельник, 21 мая
  
  Понедельник, как известно, день некомфортный.
  Но для меня оказался вполне светлым. Желаете, могу назвать его радостным.
  Дойдя до конца первой части повествования, кажется, осознал, что к чему.
  
  Автор, как следует из этого дня недели, оказывается очень неплохим писателем: всё складно, последовательно, аргументировано. Такого, если он не заморачивается конъюнктурой, читать одно удовольствие.
  И не его вина, что выбрано направление вызывающее тошнотворные позывы от описания мест происшествия и их участников. Время такое!
  Время, когда 'высокое, доброе ясное' не востребовано. На повестке дня убийства, самоубийства, насилие, мазохизм. Чем ярче, 'смачней' писатель опишет эти сценки, тем он более востребован, достоин хвалебных комментарий в конце произведения.
  Обидно! Обидно, что автор растрачивает себя на насилие. С его дарованием о любви к ближнему писать надо.
  
  Правда, писать более вдумчиво. Дабы не допускать выражений, типа:
  
  'Сварил чаю ...';
  '... они любили друг друга, но было негде.';
  '... солнце, как правило, светило.';
  ' ... кинулся ... кипятить кофе.';
  '... выдающиеся скулы ...'.
  
  Хорошо, хорошо. Обещаю при дальнейшем знакомстве с романом, не обращать внимания на подобное. Буду просто читать, дабы высказаться вкупе за всё произведение. За его художественную ценность, так сказать.
  
  Ч. 2.
  
  Не буду останавливаться на днях недели, месяцах. Читаю подряд всё, что необходимо для оценки произведения на самосудном этапе. Перлы, которые продолжают встречаться, пропускаю мимо себя. Вчитываюсь в текст и, кажется, что написанное является трудом не одного человека.
  Повествование, особенно монологи, написано превосходно.
  Прослеживается естественный переход от одного события к другому.
  Но как только дело доходит до описания бытовых сцен - 'туши свет'.
  
  Хорошо, хорошо! Больше ни одного замечания по тексту.
  
  Остаётся сюжет.
  После того, как перелистнул последнюю страницу повествования задумался:
  - Ну и что? Чем примечательно то, на что потратил столько времени?
  Появлением во властных структурах ещё одного новшества правоохранительного плана?
  Не дай бог такое воспроизвести в реальности! Да наши менты (украинские тоже) это новшество моментом на мирных граждан переключат. И будет народец наш, что стадо баранов, блеять во славу силовиков. Ведь менты призваны следить за порядком, а беспорядок их не интересует.
  
  И, потом, как-то узковато используется пси-эт. В масштабах прокуратуры.
  Подумаешь, покойницу обнаружили на квартире. Или мужика с обрубленными руками.
  Ерунда всё это. Для школяров средних классов.
  Вот если бы, герои романа внедрились в ИГил, к воинствующим мусульманам...
  Представляю, сколько полезного они могли бы принести и обществу и Отчизне.
  Маришка нахмурила бы бровки, глядя на всякого, кто Аллах-акбар прокричал, и нет никаких экстремистов. Вот это было бы здорово.
  
  Простите, Роман, но сюжет вами написанный не для меня.
  Уверен, что у романа найдутся свои почитатели. Они разнесут вашу способность писать среди друзей и те напишут хвалебные отзывы.
  
  Эпилог
   Всякий раз, когда вчитываясь в сюжет романа, пересекался с Юрием Малаховым, передо мной возникал образ Малахова Андрея. Того, кто вёл на первом канале TV передачу 'Пусть говорят'.
  Вот кто обладал психотехническим гипнозом в полной мере.
  
  Вспомните его передачи. Все из приглашённых: зрители, участники передачи, телезрители издавали звериноподобные крики на каждую из реплик ведущего. Казалось, что вот он - властитель дум человеческих.
  И вдруг, где-то за кадром появляется ферзюшка. Чем-то, когда-то Малахов ей не угодил и оказался изгнанным с первого канала. Теперь на RTVI московского пошива вещает. У него даже голос поменялся. Пропала агрессивность в интонациях, вседозволенность задавать непотребные вопросы.
  Кто такая 'ферзюшка' телезрителям неизвестно. Можно только догадываться. Но факт остаётся фактом, что владеющий(ая) социумом не обязан маячить перед рeople.
  'Ферзь - одинокая фигура'.
  
  Если автор именно это имел ввиду, то остаётся 'преклонит колено' пред его гениальностью.
  * * * * *
  
  
  Яковенко С.В. Омут
  
  Прочитал роман, как говорят: - 'На одном дыхании'.
  Потрясная вещь. Из всех ранее прочитанных, если только произведение Татьяны Буденковой впечатлил так, что дух захватывало.
  Отложил на край стола прочитанные триста сорок пять страниц и задумался:
  - Что основополагающее в сюжете романа?
  Мысленно пробежался по всем коллизиям преподнесённых автором, мысленно напрягся, и вспомнились слова великого поэта:
  
  'О сколько нам открытий чудных, Готовит просвещения дух!'
  
  Поучительное произведение попалось в руки. Такое прочитаешь и, словно, пелена из черепной коробки исчезает. Пелена, которая, как не представляешь себе будущее дня сегодняшнего, а ответа не находишь.
  Всё изменилось в одночасье, как только осознал прочитанное:
  - 'Роман этот и есть 'просвещенья дух!'
  Не будем отвлекаться на потустороннее. Обратимся к сюжету.
  
  Двое мужчин, вполне респектабельных, занимаются поисками артефактов.
  На множество раз обработанном, паханом-перепаханном поле, один из поисковиков находит монеты. Старинные монеты!
  - Ну и что? - скажет обыватель.
  - А то, что во времена давнишние, на месте этом находилась, обеспеченная материально, цивилизация. Согласны?
  Если бы там пустынь была, то копай сколько угодно, а монет, черепков керамики, ни в жизнь не нашёл.
  -О чём это говорит?
  О том, что есть возможность сравнить времена ушедшие в историю и те времена, в которых пребывают наши герои. Сравнение явно не в их пользу. В противном случае, в городе, откуда они приехали, монеты разных достоинств валялись на тротуарах.
  Так было во времена совейские. До 1961 года.
  Монеты достоинством в одну копейку, например, валялись на асфальте и за ними никто не нагибался. Редко когда за пятаком нагнутся.
  И вот, выступая перед народом, Никита Сергеевич ХРУЩЁВ сказал:
  - Теперь за копеечкой наклонитесь...
  Это случилось после денежной реформы. Когда со всех номиналов убрали один(!) нолик и копейка стала в десять раз дороже. А народец беднее. Поэтому и не валялись монеты на тротуарах.
  Не валялись они и в городе, откуда приехали искатели артефактов.
  
  Суммируя вышеизложенное, приходишь к выводу, что времена пересеклись. Сразу! В самом начале произведения.
  Что и требовалось доказать памятуя о теме заданной Конкурсом.
  * * * * *
  
  Помчались дальше?
  
  Несчастный случай, произошедший с Лёхой, сам по себе трагичен. Но именно благодаря нему Николай знакомится с Геной-трактористом. Именно он, деревенский житель, является основоположником раскрутки сюжета, от которого, порой, 'лысина дыбом'.
  В этой части повествования не ясно одно:
  - Зачем автору понадобилось укладывать дочку Юленьку в инфекционное отделение больницы?
  Надеялся найти ответ на этот вопрос в последующем, но так и не нашёл.
  
  Дело в том, что написанное является художественным произведением. Так же как и картина из-под кисти мастера. Когда смотришь на творение художника, то желаешь увидеть в ней целостность сюжета. Но стоит увидеть на холсте лишний штрих и целостность разрушается.
  Так и в написательстве: не должен в сюжете обнаружиться штрих, который не имеет продолжения в последующем повествовании.
  Это как у А.П. Чехова:
  - 'Если в начале действа спектакля на стене висит ружьё, то в конце спектакля оно должно выстрелить!'
  Закон драматургии, который полностью распространяется и на литературу.
  
  А м.б. я что-то упустил?
  * * * * *
  
  В дальнейшем события развиваются стремительно. Словно снежная лавина в горах.
  И как же возненавидел я писателя, когда он 'устроил' автомобильную катастрофу, в которой гибнут близкие Николаю люди.
  - Зачем?! - кричало во мне всё. - Ничто не стоит ничего, если это построено, хоть на одной слезинке ребёнка!
  А тут - смерть... И пустота... Никчемность дальнейшей жизни... Зачем?!
  
  Я не знаю, что такое любовь к родителям. Не знаю, что такое любовь к детям. Они отказались от неё. Настаивать не имеет смысла. Не нужен, - из сердца вон!
  Но я знаю, что такое любовь к женщине. Той, которую выбираешь раз и навсегда. Эта, даже не любовь. Любовь - это слово затёртое, словно монета.
  Первое чувство, которое приходит к мужчине, когда он встречает единственную и на всю жизнь, это нежность. Именно она связывает узы между мужчиной и женщиной. И тут неважно - красивая женщина, или нет; умная, или глупая; стройная, или субтильная.
  Искра пробегает между ними, наполняя души нежностью, и не гаснет на протяжении всей жизни.
  Если, со временем, чувство нежности утрачивается, то остаётся привычка быть рядом.
  Если и привычка растворяется во времени, то разум подсказывает, что, вопреки утратам, надо быть вместе. Годы ушли, а мы ещё живы. Живы, но никому не нужны. Нет рядом того, кто поддержит, если тела наполнились слабостью. А жить надо!
  Но это тогда, когда всё идёт своим чередом.
  А если в жизнь, в нежность семейных отношений, вмешивается рок, тогда что?
  Остаётся одно - пропеть лебединую песню:
  
  'Лебедь вновь поднялся к облаку,
  Песню прервал.
  И, сложив бесстрашно крылья,
  На землю упал.'
  
  Другого пути нет!
  Потому, что из смерти не возвращаются.
  * * * * *
  
  Вот ту-то и приходит на помощь мистика.
  Именно этот жанр выбрал автор для того, чтобы воссоединить семью.
  
  Пройдя через написанное, ужас вселяется в сознание:
  - 'Не уж-то такое возможно?'
  А почему бы и нет? Всё, с чем сегодня живём, говорит за то, что представление автора о времени, в котором мы добровольно шествуем, не лишено оснований.
  Присмотритесь внимательно к окружающему миру. Он чудовищен!
  Деньги! Деньги и деньги встают во главу угла.
  Даже тогда, когда можно жить по минимуму, страх перед завтрашним днём затмевает рассудок.
  Человек, продолжающий жить по духовным понятиям, воспринимается как 'не от мира сего'.
  Его воспринимают сумасшедшим.
  * * * * *
  
  Вот через эти коллизии и приходится пройти Николаю, чтобы воссоединиться, хотя бы, с дочерью.
  Близкие люди, - жена, друг, - ради которых в нормальной жизни не жалко ничего, изменились до нЕльзя. И не только они. Изменился весь мир, от которого не ждал подлянки.
  Как там у Машины времени?
  
  'Не стоит прогибаться под изменчивый мир
  Пусть лучше он прогнётся под нас.'
  
  И Николай вывернулся из оков изменчивого мира.
  Вырвался, взяв с собой дочку.
  Вырвался, через боль, страх, ненависть к окружающему его.
  * * * * *
  
  Всё хорошо, что хорошо кончается.
  И роман этот заканчивается торжеством добра над злом.
  Кажется, что можно поставит точку в обзоре, но не могу не повторится:
  - Друзья! Обязательно прочитайте это произведение.
  Оно научит вас, преодолевать жизненные невзгоды.
  * * * * *
  
  
  Нюся К. Солнце, вода, песок...
  
  - Спокойствие! Главное спокойствие.
  - Негоже впадать в отчаяние. Наберись терпения и читай.
  - Читай! Осталось немного. Каких-то пятнадцать страниц.
  
  Сжав голову руками, человек опёрся локтями на письменный стол, замер от неимоверного напряжения. Перед ним лежал фантастический роман, распечатанный вчерашним вечером на принтере. Каких-то сто сорок девять станиц. Но как они его вымотали. Сколько сил потребовалось, чтобы постараться понять написанное.
  Однако на странице сто тридцать пять он понял, что силы оставили его. Не было никакой возможности заставить себя вчитаться в концовку романа, чтобы сгруппировав мысли написать обзор на то, что скрывается под заманчивым названием 'Солнце, вода, песок'.
  
  Фантастику, как жанр, он не любил. После того, как, ещё в детстве, прочитал всего Александра Беляева, ничего похожего не встречал ни в магазинах, ни в библиотеках, ни на страницах журнала 'Самиздат'.
  Обидно было до слёз:
  - Как же так?! Где, если не в фантастике открывается возможность заглянуть в будущее? Будущее, к которому стремится человечество, открывая перед собой новые горизонты жизни.
  Но, всякий раз, когда он, затаив дыхание, открывал только что взятую в руки книгу, горькое разочарование постигало его:
  - Всё не то! Не то, что окрыляло в давно ушедшие времена.
  Беспредметность сюжета. Сумбурность повествования. Терминология абракадабры.
  И без пользы потерянное время.
  Когда это кончится?!
  
  Вот и сейчас, будучи участником литературного конкурса 'Связь времён', человек добросовестно прочитал пять произведений из семи. Осталось два и можно расставить самосудные баллы авторам, которые связаны узами второй подгруппы.
  Не их вина, что они, словно солдаты, встали в одну 'шеренгу' ожидая своей участи.
  Так 'карта легла'.
  Но как трудно, написать обзор работ выставленных этими ребятами на конкурс.
  Написать не кривя душой, с ответственностью за свой вердикт.
  
  Всё было терпимо, пока не дошёл до фантастики.
  - Боже мой! Да, лучше бы я прочитал пять романов из другой подгруппы, но только не фантастику.
  Однако приходится читать то, что спустили организаторы конкурса.
  Никуда не денешься:
  - Хочешь-нехочешь, а читай!
  
  Родные мои!
  Дочитаю. Обязательно дочитаю. Осталось пятнадцать страниц...
  Но нечего мне сказать об этой работе. Не-че-го!
  Ничего в голове не отложилось, кроме нагромождения слов, невнятного повествования,
  не понятно где происходящих событий.
  Даже зацепиться не за что.
  
  Простите меня, люди.
  * * * * *
  
  
  Фирсов А.С. Печальный ангел или девять жизней принца Кристиана
  
  Интригующее название у романа. Весьма интригующее.
  Придётся вдумчиво прочитать то, что хочет поведать автор в своём произведении.
  
  Про печального ангела у Игоря Крутого читал:
  
  Печальный ангел глядит в окно.
  В ладонях гвозди, в душе темно.
  
  Ассоциируется с распятым пророком. Кабы не лез с нравоучениями, то не было печали на лице.
  
  Про 'девять жизней' так же наслышан.
  Их, как правило, кошкам приписывают. Потому, что они являются олицетворением гармонии, грации, сообразительности, хитрости. А с кошками, обычно, сравнивают людей, внешне привлекательных, притворно ласковых, расчетливых и скрытных.
  Вот и посмотрим, что представляет собой Виктор Степанович, главное действующее лицо романа, на этом фоне. Что в нём от ангела, что от принца, а что от лукавого.
  В обычной жизни это человек ничем не примечательный: вдовец, пенсионер, находящийся на заслуженном отдыхе, бывший судья - вершитель человеческих судеб. Пенсию получает, которой хватает помогать материально снохе с внуком.
  Что с сыном, об этом автор вскользь сообщает. Сложилось мнение, что подлец он. Развёлся и слинял не ведомо куда.
  
  И вот однажды...
  В общем познакомился Виктор Степанович, вполне приличный гражданин, с соседом по даче, где лето проводил.
  С этого всё и началось...
  
  То ли было это, то ли приснилось всё, но выясняется, что Виктор Степанович не просто пенсионер с юридическим образованием. Он ещё принц Кристиан с царствующей родословной.
  Правда, это давно было. Во времена рода Гленоров, которые не заслужено были отстранены от власти в королевстве Семиречья. Вот Виктору Степановичу и предстоит восстановить справедливость в том мире, куда его сосед пригласил.
  
  Поначалу избранник наш никак в толк не мог взять, что от него требуется.
  С трудом, но поверил в своё предначертание. Огляделся в Семиречье и решил остаться до выяснения деталей происходящего.
  Так начинается история девяти жизней Героя повествования.
  * * * *
  
  История эта закружила Виктора Степановича так, что он еле успевал осмысливать события. А на поверку всё закончилось примитивным сексом с владелицей замка, в котором он временно остановился.
  Мужик россейский, в каком бы он времени не пребывал, какие бы должностя не занимал, а как только встретится на его жизненном пути женщина, он и приплыл.
  Хорошо, что Печальный ангел вернул его в некоторую реальность осмысления поступков своих.
  Просыпается Виктор Степанович и сам себе говорит:
  - Больше такого не повторится!
  Всё! - Занимаюсь делами государственными!
  
  Но разве устоишь против смазливых прислужниц тебя окружающих? Тем более, что в замке этом, как в гостинице пятизвёздночной, - всё включено!
  И 'понеслась душа в Рай' - возлюбленную женщину заменила одна из прислужниц.
  
  Как же хорошо чувствовать себя молодым, несмотря на то, что тебе за шестьдесят перевалило.
  Какие, к чёрту, дела государственные?!
  Что ещё за ритуалы с мечом, который должен подтвердить истинность родословной?!
  - Бабу хочу! Бабу! Которая напоит страстью за все годы разлуки с женской лаской.
  * * * * *
  
  Так продолжается из одной жизни в другую. И нет никакого желания что-то в них менять. Тем более, что кроме бабы принцу разрешалось винище употреблять - сколько душе угодно. Вплоть до 'поросячьего визга'.
  А, что? - судьям всё дозволено, если он, к тому же, он и принц по совместительству.
  
  Но, бабы - бабами. Пьянка также не на всю жизнь. Необходимо и о престоле обеспокоиться. А то все жизни кончатся, а повластвовать так и не придётся.
  
  И вот, собравшись с решимостью после очередного похмелья, Виктор Степанович, радетель о счастье народном, вознамерился заполучить престол, обещанным ему соседом по даче. Тут он и показал себя 'во всей красе'. Кому бошки по-отрубал, кого подкупил из казны и получил-таки корону, не влезая в гражданскую войну внутри государства.
  Кто до него правил, тех лихоманка одолела нежданно-негаданно.
  Так началась пятая, по счёту, жизнь нашего героя.
  * * * * *
  
  Друзья, хочу вам сообщить, что с какой бы жизни вы не начали изучать историю Кристиана, начало всегда повторяется. Это как в многосерийном фильме, идущем по телеку - новая серия (жизни) выхватывает из предыдущей полноценную информацию о том, что вам известно.
  Но это пока. Что будет потом - увидим.
  
  В пятой жизни Виктор Степанович, заведомо зная, что его ожидает, вознамерился покуситься на Америку. Она, в те времена, была необжитой - приют индейцев и прочих дикарей. И предложил он, будучи ещё некоронованным властителем Семиречья, одному из своих военноначальников подумать над этим вопросом.
  Сразу вспомнились имперские замашки присутствующие в стране постоянного проживания судьи.
  Но это так - между прочим. Время покажет, чем закончатся мечтания Виктора Степановича.
  А пока...
  * * * * *
  
  Гулеванит наш герой, будто последнюю жизнь проживает. Пиры, винище, бабы, дворцовые интриги... Разве вы не знаете, что бывает когда на чиновника власть свалится невзначай?
  
  И всё бы ничего, но опять баба в сюжет вмешивается.
  Не угодил ей великий король - не стал короновать на царствие народное. И поплатился за это.
  Под занавесь пятой жизни отравила его возлюбленная. Чайком с мёдом на завтрак преподнесённым:
  
  'Меня отравили?! Лайза? Сука, что она мне подсыпала?!'
  Когда он попытался крикнуть и позвать на помощь, оказалось что уже поздно.
  Горло свело судорогой спазма.'
  
  Что было потом, узнаём из шестой жизни Героя повествования.
  * * * * *
  
  Приступив к знакомству с шестой жизнью Виктора Степановича (он же принц Кристиан) невольно вспомнился анекдот о том, как тётка мужа от пьянства отучала:
  
  Взяла ведро водки, бросила туда дохлую кошку и на кухне выставила.
  - На, пей, - говорит. - Хоть упейся.
  Приходит через час. Смотрит, а муж кошку отжимает, словно тряпку половую, и приговаривает, едва ворочая языком:
  - Ну, Мурочка, ещё полстаканчика...
  
  Так и у автора романа. Дойдёт до очередной жизни Героя своего и, словно, выдавливает из воображения то, чего в предыдущих жизнях не бывало.
  Глянем, что в шестой жизни приключится с Виктором Степановичем.
  
  После прохождения пройденного, что неоднократно встречалось в предыдущих пяти жизнях, автор знакомит нас с жуткой историей принца Фрейзера, охочего до баб. Тот не устоял против похоти и 'сорвал цветок невинности' Гелены, дочери лорда Эрола. Не стерпел лорд унижения и обагрил меч кровью королевской родни. За что был казнён.
  
  Рассказ этот произвёл на Кристиана тягостное впечатление. И подумалось мне:
  - А не уготовлена ли подобная судьба и Виктору Степановичу. За то, что забавляется с Хайди?
  Она, как следует из вышесказанного, является почти женой герцога Аргарда и ждёт от него ребёнка?
  
  Неисповедимы пути автора!
  
  Закончив читать повествование о шестой жизни нашего Героя, не перестаю удивляться своей сообразительности. Всё так, как и предполагал. Достигла, всё-таки, моя мысль автора Кристиана.
  За всё, что вытворял он, облечённый вседозволенностью:
  
  'Блеснул меч над головой.
  Удара Кристиан не ощутил. В глаза бросилась тьма и всё исчезло...'
  
  Но успел принц подумать напоследок:
  
  'Я вернусь! Я должен вернуться!'
  
  Надо отдать должное способности автора преподнести читателю ряд историй из шестой жизни.
  Они касаются многих участников повествования. Всё в нём интригующе настолько, что дух захватывает.
  И в этом - мастерстве сказителя - автору не откажешь. Здорово преподнесено!
  * * * * *
  
  Окунувшись в события седьмой жизни нашего Героя, в ощущениях осталось что-то от Дюма-сына.
  Слог повествования, обороты речи, всё подталкивало к тому, что читаю из драматической истории древней Франции.
  Только сюжет схож с Гамлетовским, - встреча сына с убиённым отцом. Диалог этих людей говорил о том, что развязка истории Виктора Степановича подходит к концу.
  Одно настораживало - оставит ли автор Героя в живых, когда седьмая жизнь доберётся до неопределённого конца?
  
  Как бы ни так! Автор и здесь остаётся верен себе:
  
  'Ответными автоматными очередями Кристиана отбросило внутрь домика. Пули
  наёмников взломали грудную клетку, разорвав на клочья сердце, лёгкие, раздробили
  позвоночник. Только он уже ничего не чувствовал.'
  * * * * *
  
  В минувшие выходные читали с внуком 'Человек рассеянный с улицы Басейной' С. Маршака.
  Там есть такие строчки:
  
  'Он опять поспал немножко
  И опять взгляну в окошко:
  - Это что за остановка - Балогое или Поповка?
  А с платформы говорят: - Это город Ленинград...'
  
  Эта история показалась тесно переплетённой с той, что повествует автор.
  
  Лёг он отдохнуть от дел праведных. Заснул.
  И снится ему сон о приключениях Виктора Степановича.
  Когда сон доходит до кульминации, автор просыпается, выглядывает в окошко и видит, что находится там, где находился до того, как лёг почивать.
  Но расставаться со сновидением так не хотелось, что он перевернулся на другой бок, закрыл глаза и вновь предался сновидениям.
  Так продолжается на протяжении всего повествования.
  
  Утомительно читать одно и то же несколько раз. Но, ничего не поделаешь - надо.
  Чтобы не упустить нить сюжета. А сюжет, если судить по окончанию восьмой жизни Виктора Степановича, сводится к тому, что не может он расстаться с воспоминаниями о безвременно ушедшей супруге. Любит её сильно.
  
  Но позвольте, уважаемый Виктор Степанович, если любовь ваша столь сильна то, какого лешего вы забавляетесь с женщинами, которые встречаются вам во сне?!
  Любовь подразумевает верность, а за вами она не наблюдается ни в одной из жизней.
  Странно всё это.
  * * * * *
  
  Девятая жизнь нашего Героя, в повествовании, оказалась самой короткой.
  Закончились мытарства Виктора Степановича. Обрёл он жизненный покой.
  Покой в кругу семьи: снохи Верочки, внука Ванюшки и Хайди, заменившей ему Ларису Ивановну.
  Произошло всё это на даче. В пятидесяти километрах от мегаполиса.
  
  Закончив читать вспомнились слова сказанные джигитом престарелому таможеннику:
  
  - Хороша жена, хороший дом - что ещё нужно чтобы встретить старость!
  
  Но всё это из прошлой жизни. А в той, что бурлит за окном, Мальдивы необходимы.
  Чтобы бегать по разгорячённому солнцем песку, и заниматься любовью на толстом пледе прихваченным из дома.
  
  Вот и вся история из девяти жизней человека, которому шестьдесят лет прожитого не оказались помехой
  * * * * *
  
  Закончил обзор работ второй подгруппы конкурса.
  Приступаю к обзорам романов, авторы которых обратились с пожеланием услышать
  мнение о их творчестве.
  
  
  Сороковик А.Б. Сокровища старого портфеля
  
  C первых строк повествования возникло мнение, что автор не новичок в написательстве, но до филигранного состояния не обкатан.
  Все мы здесь не 'ядра - чистый изумруд'. Каждый из нас 'университетов не кончал'. Поэтому надеюсь, что замечания мои лягут на благоприятную почву.
  
  Название повести, вынесенное в заголовок, не соответствует сути сюжета.
  Это потом, продолжая знакомиться с работой, понимаешь, что 'Сокровище старого портфеля' является генеральным названием чего-то большего, нежели опубликованная работа. А сама повесть называется 'Загадка древней статуэтки'. Вот и надо было, в этом случае, вынести её (загадку) на самый верх. А потом, чуть ниже, можно дать разъяснение, что написанное является второй книгой романа.
  Попробуйте со мной согласиться.
  
  Читаю дальше:
  
   Глава 1.
  Санкт-петербургская губерния, февраль, 1908
  
  Друг мой во Христе и писательской упряжке, как же так?
  Чуть выше вы пишете без изъяна:
  
  Часть 4.
  От Санкт-Петербурга до Маньчжурии
  
  а тут такая 'заляпуха'.
  Быстренько поправляем.
  
  С этим названием вообще сплошные заморочки.
  В слове 'Петербург' присутствует принадлежность его к городу - 'бург'.
  И всё-таки, везде и всюду, все и каждый норовят написать - город Петербург.
  Это вызывает недоумение. И недоумение это не воспринимается.
  Приходится 'шагать в ногу со всеми', дабы не выглядеть 'белой вороной'.
  
  Попробую ещё добавить филигранности автору.
  Александр Борисович, местоимения, подлежащие - чрезвычайно портят текст повествования. Всякий раз, когда до них доходит, задержитесь на мгновение, задумайтесь и постарайтесь лишний раз к ним не прибегать. Всегда можно подобрать такой оборот слов, который поможет вам от них избавиться.
  Я не стал выкладывать правки текста в обзоре. Но, поверьте, он в этом нуждается.
  
  И последнее.
  'Заливка' текста желает лучшего.
  Она, 'заливка', как архитектура в строительстве. Текст должен выглядеть привлекательным и читаться легко.
  
  Понаблюдайте за тем, как преподносят свой текст наши товарищи.
  Одни являются приверженцами газетного текста. В этом случае он и читается как бу-бу-бу.
  А есть такие, которые не жалеют места на листах. И текст у них прозрачный, читабельный, легко воспринимаемый.
  
  Это трудно объяснить словами. Здесь всё зависит от индивидуальности автора.
  И кажется мне, что она в вас присутствует. Написать столь приключенческую повесть не каждому дано.
  
  По сути, она написана на пустом месте. Там, где автор 'засевает' пустошь интересным сюжетом, который раскручивается вокруг заветного предмета, ценность, которой знает только избранный - Император Японии.
  Для всех остальных это не что иное, как украшение на комоде, или конвертация в долларовом исчислении.
  
  Незримо следуя вслед за 'древней статуэткой' сопереживаешь её судьбе. Чувствуешь оторванность от предназначения ей уготовленного. Видишь её скиталицей по воле рока.
  
  Вспоминается, из эпопеи 'Хождение по мукам' Алексея Толстого, Екатерина Булавина.
  Женщина, которая создана для любви и очарования. Которой пришлось пройти через жизненные мытарства, навязанные ей войнами.
  
  Так и у автора 'Загадки древней статуэтки'.
  Проходят времена, меняется социум стран, людей и, не принадлежа себе, статуэтка кочует из рук в руки. Люди, обладающие ею, даже не догадываются о том, что для кого-то она Дар Высших сил. Что обладание ею является подтверждение династии Императорского рода.
  И как славно, что в стране, куда должна вернуться статуэтка, находятся люди верные истории, традициям места проживания.
  
  Это вам не большевики, расстрелявшие ставленника Бога на Руси, а вместе с ним и всю его семью.
  Вот у кого надобно учиться быть преданным стране, её традициям, менталитету - у Японии.
  И автору удалось показать это в своём произведении.
  
  А то, что 'залепушки' в тексте есть, то это дело поправимое.
  Кто сам без греха, пусть бросит в меня камень.
  
  Удачи, Александр Борисович!
  Удачи во всём, везде, во все времена.
  
  
  Томашева К. Эпоха Великих Географических Открытий. Курсовая
  
   Стиснув зубы и гордо задрав подбородок, подошла к капитану. Встала на
  носочки, притягивая его голову. Заодно и медальон надела. Ну, а потом пришлось
  целовать, чтобы не палиться. А этот... на поцелуй ответил! Да еще и как.
  
  Как же впечатлили меня эти строки. Всё, как было со мной в далёкие годы.
  Входил домой. Женулька, с несколько недовольной мордашкой, подходила и, встав на носочки, притягивая голову, целовала после целодневной разлуки.
  - 'Соскучилась, - думалось мне. Щас я её развеселю'.
  Раздевался, переобувался и войдя в комнату видел горемыку занятой своими делами.
  
  Она никогда не скучала, но имела полное право распоряжаться моим присутствием рядом. Вот и в этой сценке романа мне увиделось всё, что ожидает Дрейка если он свяжет свою жизнь с, поистине, забавной девчонкой.
  Против напора таких не устоять. Каждому из нас, как бы не были мы преданы делу, пришлось, или придётся, довольствоваться поцелуйчиками своих возлюбленных.
  
  Прознав, что закончил обозревать работы своей подгруппы, супруга выступила с ультиматумом:
  - Прекращай ерундой заниматься! Или решил одинокой меня сделать в такие-то годы?
  - Дорогая, ещё одну работу... Можно?
  Девушка пишет. Наша россейская. Только живёт в Португалии.
  - И кой чёрт её туда занёс? Из Украины бежала?
  - Нас это не касается. Только скажу тебе со всем откровением, пишет она потрясно. Так бы и читал не отрываясь ... Не губи, а!
  -Хорошо! Но не более двух часов в день можешь с ней общаться. Понятно тебе?
  - Понятно, дорогая...
  
  Перейдя в кабинет, вспомнил всё, что прочитал в 'Курсовой' и так мне стало жалко себя. А ещё жальче капитана парусного судна 'Мечта'.
  - 'Боже мой! У него всё впереди. Не уж то не понимает, что с девчонками надо дружить на расстоянии?'
  
  Признаюсь, что открыв титульный лист романа 'Эпоха Великих Географических Открытий', ознакомившись с ним, почувствовал некоторое отторжение:
  - 'Опять приключения, замешанные на фэнтезях с фантастикой. Бр-р-р!'
  Однако познакомившись с автором поближе, увидев очаровательную мордашку, зовущий взгляд, манящую улыбку, был сражён наповал. Ради такой можно и в омут головой, не то что фентезяки осилить.
  
  С трудом давались первые строки написанного. Но, вчитавшись, увидел в содержании что-то своё. Отдалённое, но то, что испытал когда-то.
  Помню, пришлось решать задачу из курса 'Теория вероятностей'. Ну, никак не мог найти правильного решения. Бился незнамо сколько дней.
  И вот, рухнув в безнадёге на диван, уснул. А во сне, именно во сне, пришло ко мне решение этой задачи.
  Вскочил ничего не соображая, бросился к письменному столу и тут же, на автомате, записал то, что приснилось.
  Решение было единственно верным.
  
  Вот и в романе этом, знакомясь с ранее произведёнными обзорами, встречаю непонятки по поводу слова 'Курсовая'. Друзья обозреватели, рад за вас, что вы не попадали в подобные передряги. Но когда вас 'заколодит' вспомните о том, что произошло со мной. А ещё лучше, внимательно вчитайтесь в роман, предоставленный вам автором, и недоумения ваши растают как облака, столь часто встречающиеся на пути Сиг Мары - героини повествования.
  
  Вспоминаю первую встречу тех, кто на протяжении романа, ведёт читателя по страницам произведения:
  
  - Я капитан. Дрейк моё имя. Дрейк Барни.
  - Сиг Мара, - представилась своим студенческим прозвищем.
  
  Встреча произошла в таверне острова Прайм.
  Там где собирались безработные моряки, девицы 'легкого поведения' и те, кому ничего не стоило расстаться с парой монет, чтобы осушить с дюжину пинт пива, вкусить женской страсти, будучи на берегу.
  
  Прочитав эту сценку, откинулся на спинку кресла и предался воспоминаниям.
  Весной, когда о моём замужестве(!) и речи не было, завёл я Лильку в разливуху. Та скуксилась, но, имея на меня виды, проследовала в прокуренный зал, где в воздухе витало 'мать-перемать'.
  - 'Пусть знает с кем связалась!'
  Заказал по стакану портвейна 'Кавказ'. И вот сидим с ней, по немецки лялякаем. Я с трудом, а Лилька бойко. (Решила она меня культурным человеком сделать.) Портвейн, маленькими глоточками потребляем.
  И тут Лилька сказанула такое, чего от неё не ожидал:
  - Приятный портвейн. И обстановка располагающая. Надо будет сюда почаще захаживать.
  Ну, разве мог я знать, что это она меня в свои сети заманивает?
  
  По осени расписались мы. От любви великой, не первой, но сногсшибательной, перешёл на её фамилию. С тех пор и считаюсь 'замужем'.
  
  Но было это после того, как отмареманил я. Три года Балтику бороздил.
  И куда только нас не носило? Вдоль и поперёк разрезали форштевнем свинцовые воды, отправляясь на боевые задания.
  Корабль наш был сугубо спасательным. Т.ч. трагедий в море насмотрелся досыта.
  Спасали и рыбаков, и пассажиров с круизных лайнеров... А вот такую, как Сиг Мара не привелось. А я бы за ней хоть на край света проследовал.
  Знатная девчушка!
  
  А познакомила нас автор романа выставленного на конкурс.
  Уверен, кто набрался терпения, кто перешагнул через фентезяки, вчитался в содержание, тот получил удовольствие от произведения. Не меньшее, чем получил я.
  Славный сюжет и славно написано, дорогие мои!
  
  Вот если бы только не 'залепухи', которыми изобилует написанное.
  Во первых местоимения, которые портят текст до нельзя. Преобладающим среди них является местоимение 'Я'.
  Затем прилагательные 'ни к селу, ни к городу':
  
  'И значения не имеет ни мой высокий средний балл, ни то, что
  проект уникален.'
  
  Дальше.
  Автор 'на автомате' пишет то, что недопустимо.
  Инженер, это не профессия, а специальность.
  Потому, как профессии обучаются в ремесленных училищах и ПТУ (помогите тупому устроиться). А на инженера учатся в специализированных высших учебных заведения.
  Улавливаете разницу, автор?
  
  И по поводу морской терминологии пару строк.
  
  'Вот и тащи, жду на камбузе, - обрадовалась я, вскакивая с бака.'
  
  - Это, с какого 'бака'? - позвольте узнать. - С того, в чём борщи готовят?
  Или с надстройки палубы корабля?
  
  Про те баки, которыми Сиг Мара на камбузе заведует, это её дело - прыгай сколько вздумается. А вот тот 'бак, полубак' чем верхняя палуба заканчивается, прыгать не советую - разобьёшься 'к чёртовой бабушке'.
  Для того, чтобы с него спуститься трапы существуют. Один в створе с левым шкафутом, другой - с правым. А вот по трапу только бегом. Иначе не достоин будешь носить гордое звание матроса.
  
  '- Я не вовремя. Обед уже закончился, а ужин пока рано готовить. У меня это, как его... Послеобеденный сон!'  
  Ну и салага ты, Сиг Мара! То, что ты именуешь 'послеобеденный сон', то на корабле зовётся 'адмиральский час'. Запомни и не позорь мою тельняшку.
  
  Давай так договоримся:
  - В следующий раз, когда на мореманскую тематику писать буешь, дашь мне почитать. Может, что полезного привнесу в текст.
  И это от симпатии к тебе, которая душу теребанила все дни пока читал о приключениях свалившиеся на твою головку.
  
  А пока - пока. Надеюсь ещё встретимся.
  
  
  Иванова Т.В. Преображающие мир. Книга первая. Охота на Велеса
  
  На мой взгляд, историческая направленность в литературе является наиважнейшим жанром в настоящем времени страны, в которой мы живём. Что нам известно из истории Отечества?
  Многое и, в тоже время ничего конкретно. На истории нашей спекулировали и спекулируют кто непоподя: учёный люд и глашатаи от науки.
  Опереться на информации из их уст я бы поостерёгся. Нет уверенности, что сведения, опубликованные и попавшие нам в руки, являются достоверными.
  
  То, что по крупицам собирал Михаил Васильевич Ломоносов 'почило в бозе'. А именно он, в противовес германским историографам, попытался возродить история Руси без подтасовок.
  Затем был Карамзин Н.М. - первый русский историк.
  Благодаря работам своим вознёсся до вершин, которые и сегодня являются столпом общества, которое готово всё принять на веру.
  Однако последние исторические исследования прошлого нашей Родины и в его труды вносит сомнения.
  Потом были Толстой Алексей Николаевич и его 'Князь серебряный', Пикуль Валентин Саввич с многочисленными историческими романами.
  Затем затишье. Кончились литераторы истриофилы. Им на смену пришли писатели журнала Самиздат.
  
  Одна из них, работа которой обратила на себя моё внимание, Иванова Татьяна Всеволодовна.
  Это она во всей красе и самостийной достоверностью привнесла на конкурс роман 'Преображающие мир. Книга первая. Охота на Велеса'.
  
  Было то, или не было - про это каждый сам для себя решит. Но я бы не спешил с категоричными выводами.
  Автор начал от 'начала начал'. От момента, когда социум на Руси уже создан, но не было единой веры в то, что определяет духовность социума.
  Душа не может порхать по воле ветра. Душа это то, что делает народ единым на все времена. А единство непобедимо никакими волнениями, приходящими со стороны.
  
  Сознавая это, автор подводит читателя к той 'точке отсчёта', которая и является началом веры для каждого на все времена и до сего дня.
  
  Хочется думать, что Татьяна Всеволодовна продолжит изыскания в истории народа 'отдельно взятой страны'. Пройдёт путь от Велеса и до реалий дня сегодняшнего. И в книгах её, первая из которых лежит передо мной, история Отечества будет изложена без вранья и домыслов.
  
  Все, кто писал до неё, могли представлять нам историю в любом цвете. Народ наш отличается от себе подобных, проживающих в других цивилизованных страна, тем, что до конца не имеет представления о истории, какой она была на самом деле. М.б. у автора получится справиться с этой проблемой. Очень на это надеюсь.
  Сюжет романа укрепляет надежду.
  * * * * *
  
  Работа над ошибками
  
  Много времени прошло после написания последнего обзора конкурсных работ.
  Приостановил запись в надежде, что понадоблюсь кому. Но авторы молчали .
  - 'Значит, не нужны мои откровения ребятам', - подумалось мне.
  Было хотел 'подвести черту' под обзорами, написав несколько дружеских слов и вдруг получаю , 'под занавесь' работы конкурса, короткую записку в комментариях:
  
  64. *Иванова Татьяна Всеволодовна (ta77ivanova@yandex.ru) 2017/10/17 20:29 [ответить]
   Пожалуйста, если вас не затруднит, вышлите мне список найденных вами
  ошибок в виде комментария к роману 'Охота на Велеса', или на мой электронный
  адрес, как вам удобнее. Буду вам признательна.
  
  Всегда откликаюсь на призывы о помощи. Приятно осознавать себя полезным кому-то.
  Вот и в этот раз...
  
  Уважаемая Татьяна Всеволодовна.
  Уже писал , что роман ваш оч. понравился. Понравился сюжетом. Есть в нём новизна, вложенная в текст повествования. А в части ошибок, стилистики сейчас разберёмся.
  Причём ни в коем разе не претендую на 'истину в последней инстанции'. Это только моё, сугубо субъективное мнение. Ну, а совпадёт ли оно с вашим?..
  Хочу надеяться.
  
  Итак, как понял из прочитанного, автор замахнулся на длительное повествование истории того, что было 'До' и как оно будет разворачиваться впоследствии. Замечательно!
  Тогда историческая эпопея должна носить единое, для всех книг, глав, частей название. Оно есть. И это славно. Согласен, что название огромному труду будет: -
  'Преображающие мир'.
  А вот всё остальное, это информация для последующего написательства. Так, как это отображено после аннотации. Но в этом случае повтор 'Преображающие мир' не надо.
  Почему? - Потому, что не надо!
  Следуя вашей логике написательства, это словосочетание можно перетаскивать из одной книги в последующую.
  Вы когда ни-будь это видели в романах классиков?
  * * * * *
  
  Переходим к аннотации.
  
  По краткости содержания, то чем пользуется автор при написании ч.л., заставки следует распределить следующим образом:
  - эпиграф;
  - аннотация;
  - синопсис.
  Каждый из этих 'составляющих' романа имеет своё место. Но из перечисленного отмечаем, что аннотация не должна занимать по объёму написанного много места. Когда она растягивается, чуть ли не на половину страницы, то складывается мнение, что автор произведения обращается к неспособным думать читателям.
  В аннотации должно присутствовать лишь интригующая составляющая, но никак не разъяснительная. Попробуйте со мной согласиться. Роман от этого только выиграет.
  * * * * *
  
  Переходим к тексту.
  
  Текст, чего бы то ни было: разговора, собеседования, рассказа к.л. истории звучащей из уст повествователя (автора), должен содержать в себе значимость того, кто выносит его на обозрение. Это аксиома!
  Немыслимо допускать, чтобы кто-то: слушатель, читатель, участник диалога, относился к повествующему с иронией, пренебрежением. Согласны? Или вам всё равно?
  Позволю предположить, что вы согласны со мной. Тогда потрудитесь заявить о своём авторстве романа полностью:
   - Татьяна Всеволодовна Иванова.
  Вы не подружка своему читателю, не близкая знакомая. И рассказ ваш носит не приватный характер. Вы - Автор! Вы труженик! Вами создан труд, который выносится на обозрение тех, к кому он попадёт в руки.
  А посему умилять себя вы не имеете права. Как себя преподнесёте, так и будет восприниматься написанное.
  
  И писать о себе, как об авторе произведения, надлежит в первых строках , а не где-то посерёдке. В данном случае ваше ФИО должны быть на самом верху заглавной страницы и больше нигде не повторяться.
  Понимаю, что вы, как бы, продублировали начало титульного листа в журнале 'Самиздат' в тексте, который выставили на конкурс. Поверьте - это лишнее.
  Также, как и повтор 'Преобоажающие мир'.
  
  Вот 'Книга первая' и её название 'Охота на Велеса' находятся на своём месте и вполне самодостаточны для последующего повествования.
  * * * * *
  
  Несколько слов об эпиграфах.
  
  Это здорово, когда автор, в начале повествования, берёт на 'вооружение' цитату ранее написанного. Это в очередной раз подчёркивает значимость автора:
  - Не я один так думаю. Есть, в древних писаниях то, что подвигло меня рассуждать именно в этом направлении.
  
  'В N-ской области в таком-то году
  морская свинка сказала человеческим голосом: ой!
  И умерла.
  Как вы это объясните, батюшка?'
  (Из присновспоминаемых вопросов к священнику в прямом эфире,
  начало XXI-го века)
  
  Верю, что такой диалог имел место быть, но приводить его в таком виде не стал бы. Склонен думать, что первый эпиграф вообще не должен быть здесь размещён. В нём нет убеждённости. Эпиграф заканчивается вопросом, что говорит о нерешимости человека, который им воспользовался.
  
  А вот со вторым эпиграфом всё в порядке. Только написан несколько коряво. Не вдаваясь в разъяснения, привожу его так, как видится текст мне:
  
  Голос иногда бывает единственным проявлением
  нечистой силы, которая не имеет видимого облика:
  погибший насильственной смертью "ойкает" на месте гибели.
  "Славянские древности".
  
  Всё! Больше никакой информации. Пусть читатель думает, что автору, при написании, были доступны эти источники. Это, опять же, повышает значимость автора, как литературного труженика.
  
  ПРОЛОГ - здесь возражений нет. (шутка).
  
  А вот с текстом даже и не знаю, как быть. Столько 'штрихов' в распечатанных листах, что если останавливаться против каждого, то я вас утомлю.
  Может написать так, как видится? А вы сравните со своим текстом и, либо согласитесь с моими правками, либо нет. А если возникнут вопросы, то всегда готов дать ответ на любой(?) из них.
  
  Иванова
  Татьяна
  Всеволодовна
  
  ПРЕОБРАЖАЮЩИЕ МИР
  ___________________________
  
  Книга первая
  
  ОХОТА НА ВЕЛЕСА
  
  Голос иногда бывает единственным проявлением
  нечистой силы, которая не имеет видимого облика:
  погибший насильственной смертью "ойкает" на месте гибели.
  "Славянские древности".
  
  Пролог
  
  Стрела с пестрым опереньем вонзилась в моховую кочку в двух шагах от нее.
  Девочка замерла.
  - Шаг назад и вправо, - коротко приказал ей спутник.
  Девочка не раздумывая выполнила приказ. Своему наставнику она доверяла безгранично.
  - Что вам нужно? - негромко заданный вопрос путника затих в глубинах окружающего их густого ельника. - У нас нет с собой ничего. Чистая правда.
  Двенадцатилетняя девочка была одета под бедного деревенского мальчика в холщовые штаны и рубаху. Коротко стриженные рыжие волосы были непокрыты. Ее спутник, высокий плечистый мужчина с легкой проседью в светлых волосах также носил холщовую, крепкую одежду. В их котомках не было ничего кроме некоторого запаса еды.
  
  Впереди раздался треск. На звериную тропу с дерева спрыгнул страшного вида детина, заросший черной бородой, с красным носом, в изношенной временем одежде. Он медленно подходил к ним, не разогнув спины, пристально вглядываясь в девочку злыми глазами, в глубине которых вспыхивал синий огонь.
  Заслышав шорох еще и сзади, она обернулась. Несколько человек выступили из-за хвойных лап. Путники были окружены. Девочка, молча, бросила быстрый взгляд на своего учителя, самого доброго человека в мире. Он никак не сможет никого убить. А здесь требовалось убивать. Этому её уже жизнь научила.
  
  Наставник опустил голову, весь уйдя в молитву.
  Страшный детина рывком бросился к ней, схватил за руки и прижал к шершавому стволу огромной ели. Другой высоченный свирепый разбойник цепким захватом пленил путника. Тот все еще молчал.
  Когда рука вцепилась в ворот её рубахи, девочка поняла, что сейчас произойдет. Ей будет не только стыдно, это будет ужасно больно, и она умрет. Даже взрослые женщины умирают после такого. Она видела.
  
  В лесной тишине - птицы внезапно замолчали - резко прозвучал звук разрываемой на ней рубахи.
  - Ты точно девка? - невнятно выговорил страхолюдина, неотрывно глядя в детские глаза. Его зловонная пасть исказилась в ухмылке.
  Но как только грязная рука медленно поползла вниз, проверять, девка она, или нет, пленник внезапно резким движением отбросил в сторону держащего его разбойника, подхватил с земли небольшой ствол дерева, и потрясенная девочка не успела даже и проследить, как наседавший на неё разбойник свалился навзничь с проломленным черепом.
  Ее больше никто не держал. Она ошеломленно смотрела, как стекленеют злые глаза, как вытекает на зеленый мох кровь из-под затылка разбойника. Потом медленно перевела взгляд сначала на ноги и дубинку в руках наставника, затем посмотрела в его лицо .
  Тот, прищурившись, пристально смотрел на девочку. Его серые глаза сверкали жестким блеском. И только тогда девочка испугалась. Она не ожидала увидеть в глазах, всегда смотревших на нее с добротой и нежностью, такую муку.
  - Любава, ты как? Не молчи же! - хрипло выговорил мужчина.
  - Ты убил из-за меня, - с трудом произнесла девочка и посмотрела по сторонам.
  Остальные разбойники разбежались. Они снова остались вдвоем. Только теперь рядом лежал труп. И ее наставник, монах, христианин убил из-за нее человека.
  
  Запахнув на себе разорванную рубаху и, придерживая ее одной рукой, девочка прижалась к спутнику. Тот крепко обнял её.
  - О чем ты сейчас думаешь? - спросила она, подняв голову, глядя в потухшие глаза обнявшего ее человека. Ей было его отчаянно жаль.
  - Я думаю, что Господу Богу все наши просьбы так же забавны, как и твоя постоянная молитва, превратить тебя из девочки в мальчика, - горько ответил мужчина.
  - Не думай об этом сейчас, - тихо сказала девочка. - Давай жить дальше.
  Тогда он чуть отстранил её от себя, чтобы внимательно посмотреть в доверчивые глаза спутницы.
  - Теперь я думаю, что женщины получают свою женскую мудрость всю сразу, независимо от возраста, - он с трудом улыбнулся. - Ты права. Не отходи от меня.
  И Любава смотрела, как он, оставляя темный кровавый след, затащил труп разбойника в ямину под корнями выворотня.
  - Зашей рубаху, пока я закопаю могилу. Но не тяни. Быстро зашей. Нам надо уходить отсюда.
  Она успела зашить рубаху, и даже нашла четки, брошенные её наставником там, где он, защищая ее, схватил дубину. Но почему-то не отдала их.
  К вечеру они уже далеко ушли от места страшной встречи. Ночь девочка спокойно проспала в пещерке под очередной вывороченной елью. На пружинистой постели из еловых веток, охраняемая своим спутником, спалось безмятежно. Но проснувшись с рассветом увидала на поваленном, покрытом бурым мхом дереве, незнакомого мужчину.
  Ей почти все мужчины были незнакомы, но этот был еще и одет так, как она раньше никогда не видела.
  
  - Ну вот, Рагнар, - сказал тот её учителю, сидевшему впереди Любавы и молча смотревшему на него. - Монах из тебя, разумею, не получился. Пожил в монастыре - хватит.
  - Как ты меня нашел, Гостомысл?
  - Я не один. Меня наш следопыт привел. Помнишь Яромира?
  Кстати, ты прикончил Черныша. Разумею, местные жители тебя на руках носить будут, когда узнают. Вот оно, твое призвание. А ты куда пошел? Поклоны? Бдения?
  - Послушай, а почему это Черныш с бандой на звериной тропе оказался? Вдали от человеческих поселений?
  Гостомысл дружелюбно улыбнулся.
  - Рад увидеть, что твои мозги по-прежнему работают. Он тебя поджидал. Ему дали понять, что будет добыча.
  Рагнар несколько минут молча, размышлял не в силах сразу свыкнуться с мыслью о таком коварстве собеседника.
  - Что, и письмо от Касьяны поддельное?
  - Да! - жестко ответил Гостомысл. - Достаточно тебе от дел увиливать. Ты нам нужен. Куда ты теперь в монастырь после убийства? А у нас тебе - честь и доблесть. Женим, наконец. Детки пойдут. Знаешь, какое счастье, когда твой четырехлетний сынишка в первый раз лук натягивает?
  Любава тихо пододвинулась к наставнику и намотала ему четки на руку. Уж она-то понимала, от чего его вынуждают отказаться. От рая на земле.
  От того места, где все счастливы, где в маленьком скиту, опоясанном болотами, на высокой залесине среди сосен цветут яблони и лилии, дикие гвоздики и земляника.
  Где в маленькой запруде возле источника круглый год живут рыбки.
  От места, где люди друг друга любят.
  Где говорят о самых интересных вещах в мире.
  Где на душе бывает или просто хорошо, или очень хорошо.
  
   - А если я откажусь от твоего предложения и вернусь обратно в монастырь, замаливать свой грех?
   - Нет, Рагнар. Во всяком случае, не сейчас. Теперь у тебя есть слабое место. Разумею, что ради этой девочки ты поедешь с нами.
   После слов Гостомысла в наступившей на несколько минут тишине звучали только звонкие птичьи трели. Лесные пичуги встречали рассвет. Рагнар медленно гладил прижавшуюся к нему девочку по стриженной головке.
   - Ну что же, Любава, придется ему подчиниться. Наверняка у него и дальше все просчитано.
   Гостомысл довольно улыбнулся. Непродуманных действий за Рагнаром не наблюдалось, даже когда он еще не был монахом.
   - Я рад, - сказала девочка, - что ты поедешь со мной.
   - "Рада", - исправил ее наставник.
   Затем двумя руками бережно поднял ее личико, чтобы заглянуть в глаза.
   - У меня к тебе просьба. И задание. Следи за своим языком. Письмо оказалось поддельным, но в главном наш отец Игнатий прав. Тебе уже было не место в мужском монастыре. Раз уж ты не можешь быть мальчонкой, то нужно стать очень хорошей девчонкой. Понимаешь?
   Любава кивнула.
   - Ну вот и хорошо. Зато дальше я тебя повезу на коне. Ты еще не ездила верхом. А это интересно.
  
   У поймавшего их в свою ловушку Гостомысла планы были наверняка далеко идущие, но они все рухнули при въезде в славный город Новгород.
   - Рагнар, ты ли это? А ну-ка, всем стоять!
   Повелительный женский голос, остановивший отряд, принадлежал молоденькой красавице всаднице, возвращающейся с охоты вместе со своей дружиной.
   - Инга! - не сдержавшись, воскликнул Рагнар.
   Светловолосая всадница, молодая супруга Киевского и Новгородского князя Ярослава Ингигерд направила своего коня прямо к нему. Она, чуть склонив голову набок, осмотрела статного всадника, безоружного, в дешевой холщовой одежде, девочку, у него на коленях, восторженными синими глазами взирающую на всадницу с колчаном со стрелами за спиной.
   Детские глаза встретились с ясными глазами Ингигерд. Прекрасными глазами, прославленными северными скальдами еще до замужества дочери Олава Шётконунга с князем Гардарик.
   - Ну и ну, - неопределенно произнесла ясноглазая княгиня по завершении осмотра. -
  Гостомысл, дальше они поедут в моей дружине. Я заинтересовалась. Я слышала, что Рагнар в монастырь христианский ушел.
   - Но княгиня... - протестуя, начал Гостомысл.
   Глаза всадницы сверкнули.
   - Не ты ли распространял сплетни среди дружинников, что князь стал у меня подкаблучником? Так отвечай за свои слова. Если уж у меня Киевский князь в подкаблучниках, то ты кто такой, чтобы со мной спорить?
   Она жестом показала Рагнару место в своей свите, не сводя глаз с Гостомысла.
   - Но подумай, зачем мне настраивать князя против его дружинников? У меня своя дружина.
   С этими словами княгиня вернулась к своим людям, и они первыми въехали во второй по значению город Руси.
  
  Великий Новгород располагался по обоим берегам Волхова, недалеко от истока реки вытекающей из озера Ильмень, на пересечении основных торговых путей русской земли. Потому, что из озера Ильмень вытекал только Волхов, а вот впадали в него несколько речек, по которым и проходили эти торговые пути. То есть все купцы плыли от Ладоги по Волхову до Ильменя, и только потом их пути расходились по разным рекам. По Ловати в сторону Киева и далекого Царьграда. По Шелони в сторону Пскова, и Балтийского моря. По Мсте в сторону Ярославля, Суздаля, Мурома, в Булгарию на реке Итиль.
  Господин Великий Новгород взимал торговую пошлину со всех.
  * * * * *
  
   - Тебя зовут Любава? Расскажи мне все.
   Княгиня Ингигерд была на этот раз в женской одежде. Поверх льняной нижней рубахи - длинное платье из серебряно-голубого узорчатого шелка. И поверх платья тонкий стан молодой жены Ярослава обвивал голубой шелковый передник, прикрепленный серебряными узорчатыми застежками к широким бретелям из той же ткани.
  К серебряным узорчатым застежкам крепились серебряные же цепочки разной длины, полукружьями лежащие на груди. Волосы княгиня прикрыла длинным прямоугольным платком, расшитые концы которого, перекинутые сзади наперед, она рассеянно теребила в руках.
   Чисто вымытая, накормленная, переодетая в женскую рубаху и паневу с расшитым подолом девочка вопросительно посмотрела на своего наставника. Тот кивнул.
   И она рассказала.
  
   Тяжела была жизнь простых рыбаков, которых кормило Ладожское озеро. Труд от рассвета и до заката, салака с овсянкой - обычная еда. Но самое страшное началось, когда их деревню заметили проплывавшие мимо датчане на своих черных лодьях с длинными резными штевнями с головами драконов.
  Они подплыли незаметно. Жители не успели убежать, чтобы спрятаться в болотах с редкой растительностью, окружавших их поселок. Любавин отец убил молодую красавицу жену сам, чтобы она не мучилась на потеху варягам. Его в отместку убили датчане. Шестилетней Любаве удалось спрятаться и отсидеться на дереве. Но сверху она видела столько, что много лет после того дня просыпалась от кошмаров, всегда начинавшихся с неспешного, но неотвратимого появления в заливчике черных лодей с мордами драконов на фоне безоблачного синего неба.
   Через несколько месяцев жизнь в рыбацком поселке наладилась. Любаву забрал в семью выживший брат ее отца, но жизни несчастной сиротке не стало.
  
  И вот однажды, когда она ушла в лес, не собираясь больше возвращаться в родную деревню, ее нашел отец Иоанн, один из монахов никому здесь неизвестного Троицкого монастыря. Он пронес шестилетнюю девочку, почти уже потерявшую сознание, по безопасной стежке через болото. И она оказалась в месте, которое с тех пор считала раем на земле.
  Сосновая боровина, со всех сторон окруженная непроходимой топью, была недоступной для местных жителей.
  
  В самом ее центре стоял уютный деревянный храм, посвященный Святой Троице. Рядом - домики с кельями монахов. Их было всего шестеро. Шестеро вначале, молчаливый Рагнар пришел позже.
  Все трудились с утра до вечера. И как трудились!
  У них был яблоневый сад из привитых к местным дичкам яблоневых веток из садов у Эвксинского Понта.
  У них был огород, на грядках которого росли невиданные в этих местах капуста, свекла, лук, чеснок, вились плети фасоли, бобов, плети гороха с такими сладкими стручками.
  Всюду среди сосен росли цветы и лекарственные травы, насаженные здесь с любовью.
  
  В этом, самом последнем году отцу Игнатию кто-то из новгородских друзей достал вьющуюся розу, и они, торжественно отслужив молебен о благополучном завершении доброго дела, высадили розу возле кельи игумена, отца Игнатия.
   Что еще?
  
  Она помогала полоть огород отцу Косьме, слушая его потрясающие рассказы о древних святых.
  Она помогала готовить трапезу из таких продуктов, о которых раньше даже и не слышала.
  С ней играла в снежки зимой.
  Ее учили грамоте, не только русской, но и греческой, раскрывая перед ней чудесный огромный мир.
  И все это терпеливо, с любовью, никогда не повышая голос.
  Это было место, где ее любили.
  
   Первое время Любава возвращаясь в родную деревню, терпела там крики, побои, несправедливые обвинения. Когда становилось совсем невыносимо, уходила в лес. Медленно шла к болоту, оставляя позади рыбацкий жестокий поселок, и по запомнившейся ей стежке переходила в сказочную страну, где была счастлива.
  Братья монастыря, беспокоившиеся, что девочка нечаянно утонет в болоте, договорились о сигнале, который она подавала, добираясь до окружавшей монастырь трясины, и сами приходили к ней, чтобы забрать к себе.
  
   Как-то раз, поздно вернувшись в деревню, а она все никак не хотела уходить и дотянула до последнего, Любава услышала, как ее приемная мать жаловалась на нее соседке:
   - До сих пор не вернулась. Может и сгибла где. Уж как я молюсь, прошу Мору о её погибели. На что она нам? Рыжая, как проклятие. Да и лишний рот. И так еле-еле перебиваемся.
   Продать что ли?
   И с тех пор Любава в деревню не возвращалась. Первое время ей часто снились кошмары. Отец Феофан, которого до пострига звали Рагнаром, брал ее на руки и укачивал, пока она не засыпала. А, когда она решила поститься как все, так ел вместе с ней рыбу, нарушая свой собственный строгий пост, чтобы девочка совсем не ослабела.
  
   - ... Мы ходили на реку. Я поймал большую рыбу!
   - "Поймала", а не "поймал".
   - Феофан, я твердо решила вырасти мальчиком. Твоих святых молитв на этот счет просила. Молчишь?
   - Отец Игнатий, - снова вмешалась в разговор отца Игнатия с отцом Феофаном Любава, держа двумя руками огромную скользкую щуку, - а что в этом плохого? Да, я всех просила.
   - Ничего плохого, весьма здравая мысль, - седой отец Игнатий еле сдерживал улыбку. - Но мы здесь люди грешные, и такую просьбу, думаю, Господь не выполнит по нашим грехам.
   - Ты смеешься, отец Игнатий! Ты просто не хочешь. Все святые говорили, что они грешные. Если человек говорит, что он грешный, значит, считает себя таким же как святые.
   - А! Получил, отец Игнатий, - добродушно усмехнулся отец Феофан. - Устами младенцев глаголет истина.
   - Ну, вот что, детки мои дорогие, - внезапно посерьезнев, сказал отец Игнатий. -
  Сейчас и проверим испытанием, кто из нас насколько грешен. Должен вас огорчить. Мне прислала письмо моя духовная дочь Касьяна. Она обещает взять девочку в их небольшую общину на время. Пока Любава не подрастет.
   Наступило молчание.
   - Да, это правильно, - сказал отец Феофан, и не смог сдержать грустных ноток в голосе.
  
   Любава не думала, что она заплачет, она давно не плакала наяву, только во сне. Но неожиданно что-то внутри у нее перевернулось, и она безнадежно, безутешно разрыдалась. Рушилось все ее счастье. И так же как и после ночного кошмара ее обнял отец Феофан.
   - Не плачь, Любава, я пойду с тобой. Да и потом буду тебя навещать. Ты будешь мне все рассказывать. И письма писать ты умеешь. Мы отправим тебя в хорошее место, можешь нам поверить.
   И она поверила. И успокоилась.
  
   А потом была звериная тропа, страшные разбойники. И ее наставник, убивший человека, чтобы ее спасти.
  
   Княгиня слушала молча, замерев в кресле среди подушек. Молчала и по окончании простого, чуть сбивчивого детского рассказа. В полной тишине они услышали снаружи тяжелые шаркающие шаги.
   Ингигерд вскочила, не обратив внимания на посыпавшиеся с кресла подушки.
   - Ярослав? Вернулся?
  
   Рагнар встал со своего места. Любава встала, подражая ему.
   Сын киевского князя Владимира и полоцкой княжны Рогнеды князь Ярослав был от рождения тяжело болен. Болезнью были поражены бедренные суставы. Сначала он даже и ходить не мог. А ведь он был князь, воевода, который ведет людей за собой, по факту своего рождения.
  Потребовалась стальная сила воли для того, чтобы просто встать на ноги, чтобы делать то, что другим давалось без труда. Болезнь создала его характер, непрерывная боль закалила его. Теперь его любили подданные, его уважали не только союзники, но и враги.
  
   Однако не только Ингигерд, все приближенные узнавали издали его тяжелые шаги.
   Широкоплечий немолодой, мужественно красивый князь вошел в горницу и остановился, прикрыв за собой дверь. Внимательно оглядел находящихся в горнице, кланяющихся ему людей.
   - Опять вмешалась, озорница? - спросил он Ингу, безуспешно пытаясь изобразить строгость.
  Его слова прозвучали, как если бы он сказал "добрый день, любимая". Женат князь был всего несколько месяцев, сам еще не привык к такому счастью, и даже небольшие стычки с дочерью конунгов приносили ему радость.
   Инга, естественно, поняла его правильно.
   - Твой Гостомысл творит ужасные вещи. Он совершенно жуткой хитростью вытащил Рагнара из монастыря. Такой коварный, не иначе Гримхильда в мужском облике.
   Княгиня находилась под сильным впечатлением рассказа девочки.
  
   Ярослав прислонился к стене.
   - Рагнар, ты нужен мне, а не Гостомыслу. Мне!
   - Исполла эти, князь. Ярослав - я монах. Я дал клятву повиновения Небесному Царю. Тебе ли, князю и воеводе, оправдывать клятвопреступление?
   - Я тоже христианин, - негромко ответил князь, подумав. - Тоже служу Христу. Но получил в наследство раздираемую на части землю. Простой человек не может спокойно пройтись от деревни до деревни, чтобы его не ограбили или не убили. Ты сам в этом убедился. Кругом несправедливость и горе. И у меня, у князя этой земли, есть обязанность перед Богом - сохранить землю и ее людей.
  Он помолчал, подчеркивая важность произносимых слов.
  - Я вновь призываю тебя на службу. И прошу тебя как друга мне помочь. Нужно не только твое искусство воина, нужны твои родственные связи, нужна твоя образованность.
  Сколько ты знаешь языков? Три? Четыре? Даже монашеский постриг пригодится послу в Царьграде. Но разве здесь есть нарушение клятвы Христу?
   - Нет, но... - заметно растерялся Рагнар.
  Не мог же он ответить на такой призыв заявлением, что монах должен жить в монастыре и молиться за всех, а не ездить по миру с наверняка сомнительными поручениями князя.
  Да, он уже не мыслит себя вне монастыря. Но как может молиться за кого-либо кроме себя? Когда у него руки в человеческой крови...
  Да, он убил злодея, но разве сам Рагнар несколько лет назад не был злодеем? Не таким отвратительным... Еще и осуждение...
  
   - Пойдем со мной, я объясню тебе подробнее, - Ярослав, заметивший его подавленную растерянность, взялся рукой за ручку двери.
   - Рагнар, ты можешь меня осудить за коварство, - еле слышно сказала Ингигерд, стоявшая совсем рядом с колеблющимся монахом, - но я знаю, что муж мой очень умен. И ему сейчас тяжело. Только я знаю, что он не спит по ночам от тяжелых раздумий. Ты обязан ему помочь. Поэтому, не обессудь, но давай так. Ты послужишь князю, а я обещаю вырастить твою приемную дочь как свою названную младшую сестру. Принимаешь уговор?
   Ярослав замер в дверях, услышав последние слова драгоценной супруги.
  
   Рагнар, помедлив, подошел к Любаве и опустился перед ней на колено.
   - Почему ты плачешь?
   Девочка действительно беззвучно плакала.
   - Я остаюсь с тобой. Все будет хорошо, Любава. Княгиня тебя не обидит.
   - Ты спрашиваешь, почему я плачу? - бесхитростно ответила девочка. - Мы хороним сейчас свой рай на земле. Мы туда больше не вернемся.
   - На земле не может быть рая, - с горечью ответил Рагнар. - Если тебе не суждено стать мальчиком, а мне не быть настоящим монахом, то давай послужим нашему Христу так, как получится. Ты будешь слушаться княгиню Ингу?
   Любава серьезно кивнула.
   Рагнар нежно вытер слезы с ее щек, встал и поклонился Ингигерд.
   - Я считаю за честь для себя, принять твой уговор, Инга.
   И он обернулся как раз вовремя, чтобы заметить ласковый взгляд князя, обращенный к молодой жене.
   - Повелевай, князь, - спокойно и решительно произнес Рагнар. - Я готов.
   Князь Ярослав поморщился от преследуемой его боли и открыл дверь.
  
  Вот таким, уважаемая Татьяна Всеволодовна, видится мне текст пролога к роману вами написанному. Поверьте, что мне стоило труда ни в коем разе не посягнуть на приоритет смысла в него вложенного. Полагаю, что у меня это получилось. А как на ваш взгляд - лучше это, или хуже - то вам решать.
  Скажу одно, что если вы заинтересованы в правке текста всего произведения, то и тут готов принять участие за 'долю малую'. Думается, что вас не затруднит написать о том, кто оказал вам посильное участие.
  Всего наилучшего и успехов всегда, везде, во всём.
  
  Грошев-Дворкин Евгений Николаевич.
  
  
  На этом, друзья, заканчиваю раздел обзоров работ нашего конкурса.
  До новых встреч.
  
  
  С.Пб.октябрь.2017.
  
  
Оценка: 8.00*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"