Аннотация: когда самолёт в твоём распоряжении, то расстояний не существует
Первая встреча с Израилем
"Под крылом самолёта о чём-то поёт..."
(из песни)
Израиль - это не другая страна.
Израиль - это даже не страна вообще. Это другая планета населённая гуманоидами очень похожих на прочих людей. Выживать в такой жаре нормальный человек не может. А здесь они ещё и перемещаются, работают, ходят по магазинам, гуляют не торопясь по улицам городов плавно переходящих из одного в другой и разделённых только аншлагами с названиями на иврите, английском и арабском языках.
Наш путь от трапа самолёта до дверей микроавтобуса марки " HYUNDAI ", показался мне пыткой в несколько минут. Только в салоне снабжённым кондиционером я сумел вздохнуть полной грудью.
Окна салона были затонированы, но это не мешало мне видеть всё, что проплывало мимо меня. Пальмы, пальмы, пальмы... Множество всяческих цветов высаженных вдоль трассы. Деревья с развешанными на ветках апельсинами, мандаринами, лимонами. Заросли широколистных кустов со свисавшимися внутри них гроздьями бананов. Аккуратно подстриженные газоны, зелёные изгороди и необычная, для восточных стран, чистота на асфальтовом покрытии дорог и брусчатке тротуаров.
Я всматривался в окружающее диво и чувство, что въехал в Рай, всё больше и больше вселялось в меня. Мне даже не верилось, что вся эта действительность не сон и это не грезится.
Сперва, незаметно, но со временем всё явственней и явственней, непонятный шум наполнял окружающее пространство. Мы подъезжали к гостинице, находившейся на берегу моря. К настоящему Средиземному морю, по которому плавали аргонавты в поисках золотого руна, бороздили просторы флибустьеры, грозно переваливались на волнах турецкие корабли обеспокоенные вторжениями русского флота под командованием адмирала Ушакова...
Вот мы и на месте.
Выйдя из салона микроавтобуса, оказались на территории пляжа примыкавшего к зданию из тонированного стекла. У входа в гостиницу нас встретил плечистый, под два метра ростом, мужчина в лёгкой светлой рубашке и таких же шортах. Бейджик, прикреплённый к карману рубашки, говорил о его принадлежности к служащим этого тихого уголка.
Остаток дня сын провёл со мной, не отвлекаясь ни на какие дела.
Мы сидели на балконе, напоминающем террасу для принятия солнечных ванн. Вадик не был расположен к разговору и, как мне казалось, о чем-то напряжённо думал, время от времени отпивая через трубочку джин-тоник, в котором плавали кусочки льда. Я не стал отвлекать его своими впечатлениями: отщипывал от виноградной грозди удивительно вкусные ягоды и не мог поверить, что всё окружающее происходит со мной. Одно только ощущение не давало покоя - я не чувствовал себя раскрепощёно. Не чувствовал себя, как говорят в России, "в своей тарелке". Всё окружающее было, каким-то чужим, инородным. Чего я, как не всматривался, не заметил за сыном.
На следующий день, рано утром, сын уехал. Пожелав мне не скучать он
предупредил, чтобы я не болтался по улицам города. В Израиле опять
"непонятки" то-ли с Палестинцами, то-ли с Ливийцами, то-ли с Египтом и
вполне возможно усиление режима на всей территории. Я вздохнул
нарочито, подумав про себя, что мне и здесь хорошо.
Весь день провёл на пляже. Средиземное море оказалось настолько обворожительным, что вылезать из его вод не хотелось. Только к полудню поднялся на террасу гостиницы, почувствовав некоторый голод. Стол был накрыт. Всё было горячее, неимоверно вкусным и только одно удручало - не было "Сибирской" водки Ладожского рОзлива.
Набравшись наглости, спустился ниже этажом, где были служебные помещения. В вестибюле увидел великана-охранника. Подошёл к нему и, как мог, постарался высказаться ему о своём желании. Как ни странно, но меня поняли. Через минуту великан вернулся. В руках у него была плетёная корзинка(?), в которой, вместе с салфетками(?) лежала не распечатанная бутылка финской(?) водки. Я взял корзинку и поднялся к себе. Как говорят у нас в России: - "За не имением гербовОй пишут и на таковОй!" - и с лёгким треском свернул синюю винтовую пробку. Под пробкой оказалась ещё одна пробка - пластмассовая. Недоуменно пожав плечами, задумался: - "А эту пробку как вытащить?"
В размышлениях потряс бутылку и перевернул её к верху донышком. Из пластмассовой пробки тонкой струйкой полилось содержимое.
"Опа-на! Ну, буржуи проклятые! И нагородят же премудростей разных там, где в России всё ясно и понятно."
Отобедал на славу. Единственно, за что было обидно - вся эта прелесть прошла в одиночестве. Я пожалел, что со мной не было моего шурина. Вот с кем мы всегда находили темы для разговоров, воссоединяясь изредка по торжественным дням, плавно переходящих в поздний вечер...
Вадик, как не странно, приехал поздно.
На весь средиземноморский край уже спустилась южная ночь с множеством звёзд и неимоверно большой луной. Луна эта, как немытое блюдо, повисла над морем, протянув свою дорожку прямо к ногам. Я бродил по влажному песку пляжа не обращая внимание на полусонные волны, которые ласкали босые ноги как когда-то в юности на берегу Волги. Тишина и покой вселились в меня после дня полного ощущений неизвестных мне ранее. Эх, вот здесь бы и жить с женой. Ни тебе магазинов, ни чадящего автобуса, ни салонной ругани пассажиров из-за спины... Лепота!
Только после полуночи сын вышел на террасу где я полулежал в шезлонге в ожидании, что обо мне вспомнят. Сын был чем-то обеспокоен. Что-то у него "не срасталось". Что? - он не рассказывал, а я не смел спросить.
Утром следующего дня поинтересовался:
- Как долго мы здесь пробудем?.
- Постараюсь в неделю уложиться, - последовал ответ сына. - А ты постарайся не скучать здесь.
Только в последний день пребывания в Израиле сын позволил себе отвлечься на меня. Мы с утра сходили в Яффу, где мне удалось пройтись по узким улочкам, сказочного своей стариной, города.
И снова под нами голубой простор океана. Мы возвращались в Штаты, откуда вылетели неделю назад. Командировка, из которой мы возвращались, позволила впервые ощутить прелесть страны, которая врежется в память на долгие времена.
Сын сдержал своё слово и закончил дела в Израиле к концу текущей недели. Не скажу, что мне надоело находиться на территории огороженной гостиницей и морем. Каждый день приносил новые ощущения, впечатления и до конца ими так и не насытился. И потом - я наслаждался ничегонеделанием. После изнурительной работы за рулём Питерского автобуса это было то, что так необходимо. Физически отдыхал. А это было наиважнейшим.