Аннотация: о человеке, жизнь которого останется в памяти
Может быть, наша судьба, как расхожие денежки,
Что на ладонях чужих обреченно дрожат...
Вот и кричу невпопад: до свидания, девочки!..
Выбора нет!.. Постарайтесь вернуться назад!..
(Булат Окуджава)
Когда предложили командировку, я, неожиданно для себя, согласился. Знал и об опасности, и о риске, но почему бы нет - холост, ни семьи, ни детей. О родителях в тот момент не думал.
За три года службы устал от рутины. Военный госпиталь - престижно, но будучи хирургом больше года лишь ассистировал. Самостоятельно, если только нарывы и ссадины у солдат срочников лечил. Ни одной серьезной операции. Забыл, как скальпель в руках держать.
А тут внеочередное звание и зарплата такая, что по приезду можно сразу купить квартиру, в ставшем родным Подольске.
Жуковский прощался с нами дождем со снегом. Замерз как цуцик. Думал в самолете отогреюсь, но не тут-то было. Раньше никогда не летал транспортом, а когда взвыли двигатели, и борт, прощаясь с землёй, резко ушел в пике, так уши заложило. Однако, как хлопают инфракрасные ловушки было слышно, от чего на душе было тревожно.
- Все нормуль, кэп! - крикнул сидевший напротив меня парень в странном обмундировании. - Это они так - для профилактики.
Я еще на посадке заметил, что у многих необычная форма без каких-либо знаков различия. Но я военный, а военным задавать вопросы не положено.
- Я слышал тут, как бы, идет война!
- А тут война и есть. Только это БВ! Здесь все иначе.
Нас сильно тряхнуло, и я понял - пошли на посадку. Несколько минут на рулежке, скрип тормозов и долгожданный скрежет опускающейся аппарели. После московского снега показалось, что вместо аппарели приоткрыли дверцу в крематорий. Родившись на юге я думал, что все знаю о жаре, но парень был прав - здесь все иначе.
Дальше предстояло разгрузить самолёт. Дело это не хитрое, но на сорокоградусной жаре даже это имеет иную цену. Оглядываясь по сторонам удивился - сколько сделано за тот недолгий срок, как была создана база. Я искренне восхищался нашими ребятами: техниками, инженерами, строителями.
Полковник, встретивший нас на посадочной площадке, торопил, будто мы куда-то опаздываем. А я не мог насмотреться на голубое, без единого облачка небо, дальние горы и курящийся над разогретой взлетной полосой воздух. Пока мы грузили БТРы, одна за другой взлетали и садились СУшки и, накрывая нас облаком пыли, уходили в сторону гор вертушки. В остальном обстановка на базе располагала к умиротворению
Садиться в раскаленный, словно духовой шкаф, бронеавтомобиль, ощущение было не самым приятным. Но стоило выехать за ворота базы стало ясно - предосторожность была не лишней. Колонна петляла среди воронок от снарядов и остовов сожженных машин. То справа, то слева слышались разрывы мин и короткие автоматные очереди.
На место дислокации прибыли почти в сумерках и стало ясно, почему так торопил нас полковник. Стоило солнышку спрятаться за соседнюю гору, как словно в нашу честь начался "салют" из всего что стреляет. Но больше поразило удивительное спокойствие со стороны персонала госпиталя. Санитары спокойно разбирали носилки, готовили столы к приему раненых не обращая никакого внимания на начавшуюся стрельбу.
- Капитан Гурвич? - обратился ко мне молодой парень одетый как местные, но без знаков различия.
- Да, с кем имею?
- Майор Воронов! - парень извиняюще улыбнулся. - Сергей. Это местная экипировка, а знаков различий тут не носят. Бармалеи охотятся за офицерами.
- Максим, можно просто Макс!
- С прибытием Макс. Пойдем, познакомлю с ребятами.
Госпиталь больше походил на лагерь беженцев. Палатки, навесы, бочки с водой и горючим, какие-то ящики и мешки. В палатке, куда мы вошли, было еще двое.
- Познакомьтесь, капитан Гурвич или просто Макс! - мой провожатый по очереди представил меня коллегам.
- Этот абрек - капитан Алиев!
- Равиль! - Он и правда был черный от загара и бородатый.
- Макс! - ответил я, пожимая его за обе руки.
- А это дрыхнущий боров, капитан Грищенко. - Сергей толкнул лежащего на боку толстяка. Тот поднялся и я представился:
- Макс!
- Петро! - я едва выдержал его крепкое пожатие. - С прибытием!
- Вот так мы тут и служим - усмехнулся Равиль, - завтра подберем тебе прикид, а сегодня постарайся не светиться. Здесь за русских по двойному тарифу платят.
- У вас тут каждую ночь такое?
- Сегодня тихо, - Серега криво усмехнулся. - Раненых почти нет.
- Я про салют! Как вы тут вообще спите?
- Забудь! - Петро потянулся. Казалось, будто он и не со мной разговаривает. - Бармалеи больше в воздух лупят. Иногда кажется, что им за количество отстрелянных патронов платят. А после трех ампутаций и двух полосных уснешь как убитый. Давай доставай, чего там у тебя есть. Страсть как соскучился по нормальной водке.
Я уже начал распаковываться, как в палатку вбежала девушка в перемазанном кровью хирургическом халате.
- Равиль, тебя полковник зовет. Местные пленного бармалея притащили, сквозное в грудь, вся надежда на тебя.
- Извиняй Макс, служба!
Но я смотрел не на него, а на девушку. Словно какой-то волшебник отмотал назад десять лет жизни. Выпускной в девятом классе, девчонки в белых фартучках. Тогда я и предположить не мог, что не увижу Аню долгие десять лет.
- Аня? - мой голос дрожал, будто я произносил имя не бывшей одноклассницы, а эстрадной знаменитости.
- Макс? Вот так чудо! Да, тебя не узнать. Окреп, возмужал.
Ее слова звучали словно издевка, но я не хотел замечать иронических нот.
Развернувшись, она вышла из палатки, как бы давая понять - это максимум, на что я могу рассчитывать. В моей голове творилось черт знает что. Забыл кто я, и где. Я больше не был капитаном медицинской службы. Вновь стал толстым очкастым мальчиком с дурацкой скрипкой в руках, а она как была, так и осталась первой красавицей.
- Аня, подожди! Как ты здесь оказалась?
- Вернись в палатку капитан, и не сверкай погонами, здесь тебе не Арбат, - был её ответ на мои возгласы.
Она убежала, легкая, словно горная лань, а я вновь почувствовал себя несмышлёнышем, как и десять лет назад.
Сказать, что напился в тот вечер - было бы неправильно, но посидели хорошо. Голова трещала, от всего разного смешанного. Местную экипировку мне и правда подогнали, а Серега добрая душа показал где, что и как.
- Я заметил, вы с Аней знакомы? - как бы невзначай спросил он. - В нее тут многие влюблены. Местные из-за нее даже стрелялись, а она словно железная - ни с кем и со всеми. Когда увидел впервые, едва удержался, чтобы не кинуться к её ногам. Нечасто встретишь на БВ натуральную блондинку, да еще с гетерохромией. Неудивительно, что арабы на нее так западали.
- Когда-то в Ейске вместе в школе учились.
- Одноклассники значит! Завидую. Я к ней и так и сяк, а она словно и не видит. - Сергей тяжело вздохнул. - Девчонок, тут почти нет, а шашни с местным строго запрещены. Так что не удивляйся.
Поначалу было тяжко. Помню, как упал в обморок в свое первое дежурство. Так было стыдно. Сестра начала зашивать рану на солдатике, а я, словно студент первогодок, сполз на пол. Утешало лишь то, что это была третья за дежурство операция, а в палатке от духоты и запаха крови дышать было нечем. Очнулся в своей палатке, под капельницей. Как же было стыдно, не знал, как в глаза товарищам смотреть. А тут посыльный - срочно к полковнику. Думал все: чемодан - Эш-Шайрат - Жуковский. Но обошлось как нельзя лучше. Вместо нагоняя получил благодарность:
- Молодец капитан, сразу видно наш - Ростовский. Другой бы ушел, а ты до последнего держался. Уважаю! Все бы так служили. От лица командования и от себя лично благодарность тебе!
- Служу России! Разрешите идти?
- Не спеши капитан, - полковник достал из холодильника бутылку "Арарата" и тарелку с нарезанным лимончиком. - Присаживайся Максим Семеныч.
Слышать от полковника такое было непривычно. Пусть он, таким образом, и подбадривал меня, но как же приятно.
Никогда не считал себя брезгливым, но к телам больше похожим на шмат фарша привык не сразу. Ладно бы солдаты, а то привозили и детей, и женщин, и стариков. Детей привозили чаще. Кто найдет не разорвавшийся снаряд, кто на мину наступит. Рассказывали истории о минах замаскированных под детские игрушки, бутылки с водой или пакеты гуманитарной помощи.
Петро был прав, после трех - четырех операций валился с ног, но уснуть не получалось. Причина не в оружейной канонаде. Искаженные лица, изуродованные тела стояли перед глазами. Пятилетний мальчик с оторванными ногами, девочка без обеих ладошек, беременная женщина с осколочным ранением.
Вспомнил фразу полковника Куоритча из "Аватара": - "И если ад существует, то вы с легкостью сможете отдохнуть там после службы..."
Так прошла неделя. За ней вторая. Первые дни, иногда, но посматривал на дальние горы. Как пролетают на бреющем СУшки, на разрушенные дома. Вздрагивал от каждой очереди или разрыва мины. Но все это быстро осталось в прошлом. С Аней мы больше не пересекались, хотя ни на минуту не оставлял попыток ее разыскать.
Еще через неделю, прошла новая ротация. Равиля сменил молодой старлей Игорь Силин. Балагур - парень с гитарой. С ним как-то сразу и близко сошелся. Он оказался свой - Ростовский.
Полковник, по случаю смены личного состава, решил устроить небольшой концерт, для персонала и для местных. Игорю поручили собрать таланты. Я хоть и закончил музыкалку, скрипку не брал почти десять лет. Но Игорь уговорил, заставил поверить в себя.
Удивительно, именно на репетициях вновь столкнулся с Аней. Вспомнил, как в школе она пела в хоре. Стоило огромного труда перебороть природную застенчивость и вновь подойти к ней. Внутренне готовил себя к очередной издевке, но злодейка судьбы разложила иной пасьянс:
- Привет! Давно не виделись.
- Макс?! - Аня удивленно смотрела на скрипку в моих руках. - Так ты тоже участвуешь? Опять будешь играть Огинского.
- Нет. Хотим сыграть кантату "Уцелевший из Варшавы" Арнольда Шёнберга.
- Кому? Арабам?
- Аня, разве здесь важна национальность! Разве ад, который здесь творится, не объединяет нас всех?
- А ты не изменился! - Аня загадочно улыбнулась. - Помнишь, как тебе доставалось из-за этой скрипки?
Мне вспомнились зеленые улочки Ейска. Бесконечная, уходящая в море, коса. Дети, плещущиеся на отмели и я стоящий по колено в воде. Заходить глубже боялся. Смешно, жить на море и не уметь плавать.
Толчок в спину был неожиданным и сильным. Падая, услышал за спиной девчачий смех. Испугавшись, что попал на глубину, начал барахтаться и кричать. Кончилось тем, она же спасла и меня, и мою скрипку.
Так познакомился с Аней. А первого сентября мы вновь встретились. Даже оказались в одном классе. Это был худший день в моей жизни. Она не только рассказала всем, как спасла мне жизнь, но и о том, что я совсем не умею плавать. Моей мужской гордости был нанесен страшный урон. Аня стала для меня врагом номер один, но по-прежнему спасала меня от всех напастей и неприятностей. В ее глазах я оставался недотепой, неспособным за себя постоять. Она вовсе не была сильной или спортивной, в ее маленьком, хрупком теле скрывалась другая внутренняя сила, которой так не хватало во мне.
Каким же глупым и наивным я был в те годы.
Мы сидели на обломке упавшей бетонной колонны, смотрели на гаснущее вечернее небо и первые звезды. Вспоминали родной Ейск и наше детство.
- Какой же ты, Макс, наивный и глупый. Тогда, на выпускном, я весь вечер ждала, что ты пригласишь меня хотя бы на один танец. А ты даже не подошел ко мне!
- Ты так здорово танцевала, улыбалась. Мне казалось, ты счастлива и я не хотел портить тебе вечер.
- Осел! Ты тогда не только вечер, всю жизнь мне испортил! - впервые за наш разговор ее глаза стали влажные. - Это из-за тебя я ушла из школы. Уехала в чертов Ростов поступать в медучилище.
- Ты же всегда хотела стать врачом!
- Хотела, да вот не стала. Ты наверно знаешь - я была замужем. Он был хорошим, добрым. Очень хотел иметь детей, но ребенок умер, и он ушёл от меня, бросил!
Мне стало страшно смотреть на нее. Казалось, нет и не может быть таких преград, которые Аня не могла бы преодолеть. Всегда сильная, решительная, но в тот миг она смотрела на меня, ища сочувствие и защиту:
- Но ведь ты не виновата. Такое могло случиться с кем угодно!
- Не виновата! Ты так и ничего не понял. Причина была только во мне! Если бы я не сделала аборт в шестнадцать лет! Я не хотела этого ребенка. Тогда я все еще любила тебя, Макс. Хотела забыть все, что со мной случилось.
- Так ты с Коршуном? - я только сейчас понял, о чем Аня хотела мне рассказать. - Вы же ушли с ним вместе!
- Да, Макс, мы ушли вместе, а потом он взял меня силой. Я молила, чтобы ты остановил меня, но ты словно прирос к своей чертовой скрипке. Хотела тебе насолить, чтобы ты приревновал меня, а ты, как слепой кутенок, ничего не видел.
Аня достала фляжку и налила два маленьких чеканных стаканчика.
- Не бойся, это чистый спирт! - она больше не плакала. - Удивлен, что я пью?
- Да!
- Думал я не такая? - Аня залпом опрокинула стаканчик. - Я была другой. Но после похорон не смогла остановиться, поэтому и разошлись с мужем. Он не понимал мои чувства. Как и ты на выпускном.
Очнулась в клинике для наркоманов. Опять удивлен?
Да, я лечилась... Потом попалось объявление о наборе персонала в госпиталь - жилье, довольствие. Тогда в моей жизни было пусто, как в этом стакане - никого и ничего. Это потом появился полковник. Не удивляйся. Да, я с ним сплю, но это лучше, чем спать со своими мыслями.
Я молча выпил. Спирт обжог горло заставив закашлялся. Аня постучала меня по спине и налила в этот же стаканчик воды.
- А ты пить так и не научился!
- Учителей достойных не было - попытался отшутиться.
- Ничего, Макс, здесь этому быстро учатся.
Я не знал, что ответить. Идиотская мысль воспользоваться моментом казалась отвратительным предательством тех чувств, что когда-то были у нее ко мне, и до сих пор терзали мне сердце.
Наше уединение нарушил солдат с запиской от полковника. В ней была просьба срочно явиться в штаб.
- Аня, меня срочно вызывают!
- Иди, раз срочно!
В интонациях ее голоса, под маской безразличия, чувствовалась досада и разочарование. Секунду назад я корил себя за свои же желания, а теперь проклинал судьбу, так вовремя избавившую меня от проблемы выбора.
Ничего срочного в штабе не сказали. Полковник в сто первый раз прочитал нотацию о том, что в районе дислокации госпиталя замечена непонятная движуха, и личному составу категорически запрещено покидать расположение.
- Шайтан бы побрал этих бармалеев! - выругался Петро.
Я же искал Аню, но она вновь загадочным образом исчезла.
Лишь заполночь вернулся в палатку. Утром меня ждало совсем не легкое дежурство, но сон не шел. Ворочался с боку на бок, вспоминая наш с Аней выпускной. Ребята из школьного оркестра пригласили сыграть вживую. Я согласился. Мы отыграли пару часов, а потом врубили популярный музон. Почти все ушли на танцпол, лишь я сидел в углу, прижимая к груди отцовскую скрипку.
Прошло десять лет, а я и сейчас не знаю, чего тогда боялся больше - потерять скрипку ценой в новое авто или пригласить Аню на танец. Я видел, как Сашка Коршун уводил ее из зала, даже пошел следом за ними, но дойдя до двери, вернулся назад. Это потом в институте я увлекся борьбой, накачал стальные кубики на животе, а тогда Коршуна боялась вся школа. Мать помощник прокурора и отец гаишник, а сын хулиган. С ним даже учителя не связывались.
Уснул, нет, скорее забылся в предрассветной дреме. Моему дежурству так и не суждено было начаться. Разрыв первой мины застал меня, как и многих других, мирно спящим. На такой случай были приготовлены убежища. Но большинство пациентов тяжелые, которых и двигать-то нельзя. Дневные обстрелы были редкостью, а тем более вот так, из минометов именно по госпиталю. Да, мы не делали разницы между солдатами и гражданскими. Помогали всем, кто нуждался, даже бармалеям. И сейчас под их минами гибли не только бойцы, гибли гражданские: старики, дети, женщины. Тех, кого ценой титанических усилий вернули к жизни, смерть вновь прибирала к себе. Никто и представить не мог такого. Такого жуткого преступления против человечности.
Пока мы все, как крысы, сидели по щелям, я увидел Аню. Она вместе с солдатами и санитарами спасала, кого только могла. Я не понимал, что это - безумие или отчаянность? Верность клятве Гиппократа мы все обещали соблюдать, но лишь Аня исполнила долг до конца.
Очередная мина взорвалась в считанных метрах от нее. Я видел, как она схватилась за горло и упала, и кинулся к ней. Осколок повредил артерию - остановить кровь, стало для меня первейшей задачей. Мины еще рвались, а Аня уже лежала на операционном столе.
Тогда я не понимал, что сделал не так. Хотя, она была не первым моим пациентом, которого приходилось накрывать простыней раньше, чем я заканчивал свою работу. Нет ничего страшнее, когда человек уходит во время операции. Особенно, если это женщина или ребенок. Потом долго не можешь прийти в себя. Но твоя помощь уже нужна другому, и только от тебя зависит, останется ли он среди живых. Руки дрожат, но собрав все силы продолжаешь работать.
С Аней все было по-другому. Время остановилось. Я не верил, не хотел верить в случившееся. Если бы не Петро.
Ничего не помню. Говорили, будто я словно сошел с ума, гладил ей волосы, бормотал что-то невнятное, никого не подпуская.
Это потом вскрытие показало, что у нее был второй инфаркт, и она просто не могла выжить, независимо от моих действий. Но для меня это уже не имело значения - Аня умерла у меня под скальпелем. Любая смерть для хирурга трагедия, а гибель любимой стала для меня роковой. Я проклинал тот день, когда сдал экзамены и поступил в медицинский. Это была наша мечта. Я, как и Аня, хотел помогать людям, но не смог помочь даже ей. Придя в себя, сразу отправился к полковнику с рапортом о переводе, но получил отказ:
- Где тот боевой офицер, которого я знал?! - глаза полковника сверкали. - Раскис как кисейная барышня. Я не смо-о-ог... Я не спра-а-авился... Мы все не справились! И я виноват больше других, но я не бегу с рапортами.
Это была ее третья командировка. Я должен был отправить Анну в Ростов, но не смог. Здесь была ее жизнь, и другой она не желала.
Что я мог ответить? Понимал его чувства. Понимал, как много она для него значила. Но боль не становилась от этого меньше. Я не представлял, как буду продолжать службу, если бы Игорь не стал моим спасителем:
- Макс, знаю тебе не до меня, - в его голосе была та уверенность и сила, за которую я так любил Аню. - Я знал ее лишь понаслышке. Для меня она была и осталась легендой. Но я понимаю, что ты сейчас чувствуешь...
- Ничего ты не понимаешь! Я любил ее! Встретил через десять лет на краю мира, чтобы она умерла у меня на руках.
- Да, ее больше с нами нет, но Аня не умерла! Макс, она продолжает жить в наших сердца, в сердцах всех, кого она спасла, кому подарила надежду.
- Вот только для меня нет больше надежды! Ты хороший парень Игорь, но для меня все кончено.
- Что кончено?! Решил дезертировать?! Предать все то, ради чего Аня жила, и за что отдала свою жизнь?! Всю без остатка! Макс, ты не думал, чтобы она сказала тебе сейчас?
- А что я скажу ее отцу и матери, когда приеду в Ейск? Ваша дочь умерла ради каких-то идей, а я ничего не смог сделать.
- Эти идеи были ее жизнью! Макс, зачем говорить, как она умерла? Расскажи им, как она жила! Если ты сейчас сбежишь, тебе действительно нечего будет им сказать!
Игорь был прав. Аня сделала много, и нужно завершить то, что она не успела. Только так я бы доказал свои чувства, свою любовь.
Мы решили не отменять концерт, а провести в память об Ане. Чтобы запомнить ее живой, улыбавшейся и радующейся вместе с нами.