Столетия сменяют друг друга, а современные Ромео и Джульетты
все также рискуют погибнуть по воле пустяшных недоразумений
Начало
'Ах, зачем я на свет появился?
Ах, зачем меня мать родила?'
В тот день Женьке не повезло. С утра, ещё солнце не поднялось над кромкой горизонта, он был на току. Прибежал, чтобы первым встретиться с дядей Васей и быть уверенным, что именно он, а никто другой, будет работать на уборке силоса.
В местном совхозе началась страда. Недостатка рабочих рук не было. Все пацаны, из единственной в посёлке школы, работали на уборочной. Все уже подружились с механизаторами и считали себя вправе быть их ординарцами. Их и больше ни чьими. Механизаторы, в ответ на преданную дружбу пацанвы, доверяли им технику: помыть, почистить, заправить горючкой, управлять ею на перегонах. Только в поле, когда тракторная тележка подъезжала к шнеку погрузчика, Женька перепрыгивал в кузов и вилами ровнял в нём мелко порубленные стебли кукурузы на силос. Грузить приходилось с верхом - выше наращенных досчатым ограждением бортов. Так, чтобы в кузове тележки помещалось не менее четырёх тонн. Вот этим Женька и занимался работая вместе с дядей Васей.
Но в этот день ...
Когда все трактора разъехались по своим делянкам, Женька подошёл к нарядчице и услышал то, чего больше всего боялся - дядя Вася запил и на работу не вышел. Обычное дело для человека вкалывающего в поле 'от зори и до зори' да ещё и без выходных. Вздохнув тяжело Женька направился домой, в посёлок. Рабочих мест на всех не хватало даже на току.
Придя домой, достав из под коврика ключ и открыв дверь, Женька прошёл в ещё прохладный коридор. Дома никого не было. Родители на работе, сёстры усвистели каждая по своим подружкам. Женька прошёл на кухню где так вкусно пахло варёной курятиной. От этого запаха у него помутился рассудок и что-то заурчало в животе.
Женька убежал на ток не завтракавши. Попил из-под колонки холоднючей воды, тем и удовольствовался. Сейчас голод дал о себе знать. Гремя крышками он стал заглядывать в кастрюли.
Пусто. Складывалось мнение, что его здесь не ждали.
- Ладно, - решил Женька, - обойдусь и краюхой хлеба. Не барин.
Открыв дверцу буфета. Хлеба не было. Но, к великой радости, увидал суповую тарелку с вермишелью перемешанной с мелко нащипленной курятиной. Это была 'пища богов'.
Выставив тарелку на обеденный стол, Женька, прямо руками, стал запихивать вкуснятину в рот и глотал не разжёвывая. Через пару минут от вкуснятины ничего не осталось, а Женька почувствовал невероятную сонливость.
Не прибирая за собой, запер дверь на веранде и отправился в сарай. Там, ещё в начале лета, он соорудил себе лежанку. Накидал на плотно сколоченные доски сена, застелил отцовской плащ-палаткой, в голову фуфайку, а на себя покрывало со старого дивана, что стоял невостребованным под вишнями рядом с домом. На нём отец любил отдыхать в свободное от службы время.
Уснул Женька моментально. Проснулся только тогда, когда соседский петух раскукарекался провожая солнце за горизонт необъятной степи окружившей посёлок. Первое, что он ощутил открыв глаза, это тревогу. Ещё не ясно откуда исходящую беду. Беду, которая наваливалась на него всякий раз от нравоучений учителей в школе, когда он хохмил на уроках.
Перелистав в памяти события прошедшего дня Женька никакой вины за собой не увидел. Если только то, что уже третий день не появлялся дома. Совхозная страда настолько захватила его, что он, как и дядя Вася, трудился напОле до темноты. Домой приходил усталый 'до чёртиков'. Запирался в сарае и, рухнув на лежанку, спал 'как убитый'. Завтракал, обедал и ужинал в поле - машина с кормёжкой приезжала и тётя Поля кормила работничков не жалеючи ни еды, ни работничков. Женьку это вполне устраивало. А вот устраивало ли родителей - он не знал.
И вот настал час расплаты. Надо было войти в дом и объясняться где он пропадал всё это время.
Да-а-а...
Войдя в сумеречный коридор, Женька сделал два шага и оказался напротив дверей кухни. За обеденным столом сидели отец и мачеха. Отец, по непонятной Женьке привычке, катал в губах спичку и, словно его ничто не касалось, смотрел в окно на заходящее солнце. А вот мачеха...
- Явился, не запылился?! Ну и где ты пропадал всё это время?!
Женька стоял в коридоре понурив голову и молчал. Он знал, что никаких объяснений от него не требовалось. Ему нужно было стоять и молчать. Молчать и стоять как описывавшийся кутёнок.
- Где ты пропадал, я тебя спрашиваю?! - перейдя на крик проголосила мачеха.
- Ты оставлен при доме, чтобы следить за ним, за огородом. А он, видите ли, на тракторе катается, негодяй! А воду в дом таскать я за тебя буду? А грядки поливать, картошку окучивать кто будет?
- И в кого ты только такой уродился, бездельник. Как жрать, так он домой прибежал...
- Кто тебе позволил съесть то, что отцу приготовлено?!
Отец, не отрывая взгляда от пурпурного заката, продолжал смотреть в окно и молчал. Молчал и Женька.
- Запомни раз и навсегда, бестолочь, отец - наш кормилец и никогда не смей покушаться на то, что ему приготовлено. Заруби себе это на носу! Ясно?!..
- Уйди с глаз моих долой! - исчерпав гнев сказала мачеха и так же как и отец отвернулась к окну.
Женька ещё постоял чуть-чуть, повернулся, вышел из дома и отправился к себе в сарай.
Заперевшись на щеколду рухнул в сладкопахнущее сено и сказал сам себе:
- Пропади всё пропадом! Мачеха, вообще-то, права. Нужно было хоть ненадолго показываться дома. И про воду не забывать. Кроме него воды натаскать некому.
- Ладно, - повернувшись к стенке решил Женька. - Вот улягутся родители спать, тогда и натаскаю воды. А утром - на ток, к дяде Васе. Он никогда на Женьку голос не повышал. Поэтому, наверное, ему и хорошо было с трактористом. Главное не проспать поутру. Вся надежда не соседского петуха. Если тот не проспит, то и Женька поспеет вовремя на на работу.
Жизнь продолжается
А жизнь продолжается...
И каждый из нас за счастье сражается.
Выйдя на пенсию Евгений Николаевич, как не старался, так и не привык к ничего неделанью. Опостылело ему постоянно наводить порядок в квартире, ходить, как на поводке, за женой по магазинам и, по вечерам, тупо глядеть в экран телевизора. Ему хотелось быть востребованным - творить, выдумывать, пробовать.
Прознав об этом Нинка, подружка 'со школьной скамьи' и по институту, предложила ему поработать в детской художественной школе.
Школа находилась на Каменном острове, в реликтовом парке и представляла собой отдельно стоящее здание. Когда-то, ещё во времена самодержавия, это была усадьба княгини Кугушевой.
Потом в ней проживал пролетариат, переделав залы в комнаты коммунальной квартиры.
Во время войны в усадьбе, на излечении, находились раненые красноармейцы,.
А с 1972-го года, усадьба была передана Министерству культуры под детскуя художественную школу, носившую гордое название 'Школа имени Бориса Михайловича Кустодиева'.
Школа, ввиду своего положения, не была подключена к городским тепловым сетям и имела свою газовую котельную. Вот оператором этой котельной и стал работать Евгений Николаевич. Попутно, в свободное от основной работы время, занимался и хозяйственными делами: ремонтировал мебель, что-то пилил, что-то строгал и был весьма удовлетворён рабочим процессом. Самое главное - он был востребован как когда-то в бескрайних саратовских степях.
Школа имела свою вневедомственную охрану. Дежурили охранники сутки через трое. Но, с приходом лета, они поочерёдно уходили в отпускa и, чтобы не привлекать к охране незнакомых людей, Евгений Николаевич подменял временно отсутствующих. Это было ему не в тягость. Он всё равно находился при школе целыми днями. И, потом, находясь на посту охраны, школа открылась ему с ещё одной, ранее не ведомой, стороны.
У него появлялась возможность наблюдать за ребятишками, общаться с ними, помогать в случае если у тех появлялись организационные трудности. Особенно это касалось первоклашек. Те приходили, в начале учебного года, совершенно не ориентируясь в здании усадьбы. Им приходилось подсказывать где находятся туалеты, необходимые для их обучения классы, к кому обратиться по тем или иным учебным вопросам.
А сколько раз ему доставляло удовольствие помогать ребятне в их слёзных бедах.
Первого сентября, задолго до начала занятий, в школу, запыхавшись, вбежала девчоночка и, вытаращив глазёнки, спросила на выдохе:
- Я не опоздала? Занятия уже начались?
- Что вы, сударыня, - улыбаясь девочке с успокаивающей улыбкой произнёс Евгений Николаевич. - До начала занятий ещё полчаса. Проходите, снимайте курточку, вешайте её в гардеробе и немного подождите. Сейчас подойдут преподаватели и уроки начнутся.
-
- Спасибо, - чуть помедлив произнесла девочка. - А можно мне позвонить маме? Она дала мне денежек, чтобы я заплатила за мобильный телефон, а я не успела этого сделать - боялась опоздать. Если я не позвоню, то мама будет волноваться. Можно?
- А по какому телефону маме надо позвонить - по городскому или мобильному?
- У нас дома нет городского телефона. Мы только по мобильному разговариваем.
- А номер телефона вы знаете?
- Да, конечно.
- Ну, держи, звони чтобы мама не волновалась, - и Евгений Николаевич протянул первоклашке свою Nokia.
Набрав номер телефона девочка защебетала:
- Мамочка, я так боялась опоздать в художественную школу, что не успела заплатит за телефон. Сделай это за меня, а то я по телефону охранника с тобой разговариваю.
Потом была небольшая пауза после которой девочка прочирикала:
- Конечно, конечно, мамочка - обязательно поблагодарю.
Отключившись, девочка вернула Евгению Николаевичу телефон и произнесла:
- Мама велела сказать вам 'спасибо', но я и сама бы догадалась. Спасибо вам за всё.
Евгений Николаевич принял из рук ученицы телефон и ещё раз улыбнулся девочке, которой, не смотря на возраст, мама даёт 'денежку' для оплаты средства связи.
Хорошая дочка у мамы. И мама у девочки хорошая если так доверяет дочке.
Потом, в течении дня, переходя из одного класса в другой, девочка с благодарностью улыбалась Евгению Николаевичу как старому знакомому. И это было здорово.
В дальнейшем рабочий день прошёл без происшествий, если не считать звонка от супруги и окончания учебного дня.
В шесть часов вечера, на мобильник, позвонила жена и высказала неудовольствие, что он (муж и кормилец) забрал из холодильника еду ему не предназначенную. Евгений Николаевич вздохнул тяжело, извинился за необдуманность поступка и счёл инцидент исчерпанным.
А вечером, когда, по обыкновению, Фёдор Алексеевич уходил из школы последним, выяснилось, что в фойе школы сидит "карапетяночка" из первого класса со слезами на худеньком личике.
- Что случилось, маленькая моя, - спросил Евгений Николаевич слегка растревоженный. - Почему плачем?
- Мама велела позвонить ей когда уроки закончатся и сказала, что приедет за мной. А у меня в телефоне батарейка не работает. И мне никак не позвонить.
- Ну, это не беда. Возьми мой телефон и позвони своей маме. Только не плачь. Договорились?
Девочка, вздохнула тяжело, слёзки сами собой пропали, и стала набирать номер маминого телефона. Через десять, буквально, минут в школу вбежала запыхавшаяся женщина и семья воссоединилась. Детское горе ушло, а из школы вышли счастливые мама и дочка.
Закрыв за ними двери Евгений Николаевич обошёл помещения школы, по закрывал форточки на ночь, по выключал освещение и, с чувством выполненного долга, спустился на пост охраны. Впереди у него была целая ночь, когда можно будет предаться написательству того, что произошло в его жизни ранее и происходит до сего времени.