Слушая эту песню в исполнении Вячеслава Малежика, Егор, глядя на ироническое выражение лица исполнителя, не переставал удивляться некоторой двуличности гитариста. Песня, вроде бы, добрая и слова - "не прибавить, не убавить" - правдивые. Но чувствуется - эстрадный артист не пойдёт на контакт с той, что "сошла с перрона с Казанского". Он и слов-то не знает из обихода женщины, пальтецо которой "замелькало в толчее".
Как с такой разговаривать?
О чём?
Человеку, привыкшему к вниманию "света", этого не понять.
Это было в Саратове
Не быть тебе в Москве, не жить тебе с людьми;
Подал ее от этих хватов.
В деревню, к тетке, в глушь, в Саратов,
Там будешь горе горевать,
За пяльцами сидеть, за святцами зевать.
Это во времена Грибоедова Саратов слыл российской глухоманью. А в тот год, когда Егор сошёл с перрона Саратовского, это был город, живущий по всем канонам цивилизованной жизни. И особой разницы с Ленинградом он не ощутил. Наоборот, он сразу почувствовал некоторую свободу среди людей проходящих мимо. Эта свобода ощущалась всем существом Егора: нет высоких домов, давящих на тебя сверху; узких улочек, одетых в серый булыжник; нет разлинованных пешеходных переходов; светофоров минимум. Даже тротуары от проезжей части не отгорожены поребриком - ходи, где хочешь.
В Саратов Егор приехал к отцу. Раньше они никогда не виделись, а тут...
Надоело тошнотное опекунство со стороны матери, отчима. Такое было возможно в малолетстве. А сейчас, когда ему исполнилось четырнадцать, хотелось самостоятельности, права голоса где бы ни было. А его заставляли слушаться, внимать всему, что "взрослые говорят".
Надоело!
Встреча с отцом его не пугала. Тот должен был знать, что Егор из себя представлял, когда согласился на его приезд. Тем более, что служил отец в МВД и, как говорили о нём в Питере, повидал на своём пути всяких отщепенцев. Но Егор отщепенцем себя не считал и был почти уверен, что сумеет подружиться с отцом. А если нет, то и на отце "свет клином не сошёлся". Мир большой, а Егор считал себя вполне самостоятельным человеком. Во всяком случае в таком городе, как Саратов он смог бы прожить.
Так ему казалось.
Но Саратов не был местом постоянного проживания ни отца, ни его семьи. Работал, а точнее сказать служил, тот в лагере для заключённых, в трёхстах километрах от областного центра. И раскинулся вокруг этого лагеря посёлок бравший своё начало с ГУЛаговских времён. И проживали в посёлке люди не имевшие прав проживания нигде, кроме как рядом с лагерем. Оттого и прозывался он "посёлком для поселенцев" и носил романтическое название "Возрождение".
Вот в этом посёлке и предстояло Егору жить, учиться в школе, находить развлечения на все случаи жизни.
Егор полюбил этот посёлок. Полюбил безграничную свободу жизни в нём. Если что и омрачало пребывание среди раздольной степи так это небывалая, не виденная им раньше, дремучесть населения. Но он быстро "оклемался" среди сверстников, а до взрослых ему и дела не было. Те сами по себе, Егор сам по себе. Тем более, что он обзавёлся отличными друзьями. Друзьями, как тогда казалось, на всю жизнь.
Но пока Егор пребывал в Саратове. Всё в этом городе его устраивало. Если бы не сестра Томка, которая, хоть и звалась старшей, но была моложе его, аж, на семь месяцев. От Томки разило провинциальностью. Нет, в домашней обстановке она была вполне нормальной девчонкой. Общение с ней не вызывало у Егора отторжения. Но в городе, особенно в центре, она была утомительна. Её удивляло то, мимо чего Егор проходил чуть бросив взгляд. Однако прилавки универмага, что на Кировском проспекте, делали Томку невменяемой. Она могла часами разглядывать платья, блузки, юбки. Примеривать их для себя перед зеркалом. И сокрушённо, чуть ли не со слезами на глазах, вылезала из толпы зевак ничего не купив. То же самое было и в обувном отделе, и в отделе головных уборов, и верхней одежды.
Но мимо кожгалантереи Томка пройти не смогла. Не задумываясь, достала из-за пазухи материн кошелёк и купила себе широкий, шире офицерского, ремень, или пояс - чёрт его ведает. В таких многие девчонки швендали по летнему Саратову. Носили его поверх юбки и обязательно так, чтобы свободный конец болтался ниже талии, чуть ли не между ног. Вот и Томка купила себе такой. Потом, подумала и купила ещё два. Таких же, но других расцветок, подружкам из посёлка.
Радость на лице у сестрёнки была неописуемая. Егор возрадовался вместе с ней - "Чем бы сестра не тешилась, лишь бы не ныла."
После столь знаменательной покупки пошли на рынок. Тот располагался ниже этажом. Рынок (не путать с базаром) представлял собой огромный гастроном. Такие сегодня универсамами зовутся. Но в дверях рынка, на улице, как и на базаре, торговали чем ни попадя. Егор и задержался около безногого инвалида торговавшего "средством по выведению пятен". Он предлагал любому желающему испробовать его тут же, не сходя с места. Тётка, в голубой юбке, решилась попробовать, указав на пятно у самой канвы подола. Дядька, взяв из коробочки "средство" надлежащего цвета и затерев пятно, улыбаясь уставился на тётку:
- Покупай, красавица! Здесь их на все случаи жизни, для любых расцветок.
Та достала рубль и протянула продавцу став обладательницей... набора цветных мелков. Они и в Ленинграде были дефицитом, а про Саратов и говорить не приходилось. Егор усмехнулся про себя, но ничего не сказал дяхону на его шельмовство, не стал тому "бизнес" портить.
Потом, не увидев рядом Томки, ринулся сквозь толпу в помещение рынка. Та стояла неподалёку и покупала черешню. Тётка, свернув из газеты кулёк, набрала несколько пригорошень, и взвесила ягоду на гиревых весах.
Помните такие? Рычажные весы с двумя тарелками. На одну кладут продукт, на другую гири.
Точности у таких весов не было - уравновешивались тарелки и ладушки. Но продавцы всегда взвешивали товар с "привесом". Чтобы не выслушивать от покупателей обвинения в мошенничестве.
Томка, взяв кулёк, жмурясь от удовольствия, тут же начала "давить косточки из черешни". Увидев Егора, протянула ему ягоды, предлагая попробовать, но тот отказался. Не любил он сладкого.
Проходя мимо прилавков, Егор удивлялся изобилию на них и ценам на продукты. В Ленинграде весь этот продукт можно было купить в любом гастрономе и по государственной цене. Здесь же цены зашкаливали за Егоров разум. И ещё, что было ему не понятно, почему в магазинах Саратова витрины были всегда пустыми. Егор ещё не знал, что такие города как Питер снабжались в первую очередь. Снабжались за счёт периферийных городов как и полюбившегося ему Саратова. Он хотел спросить у Тамары почему всё так дорого, но, оглянувшись, не увидал её. Та опять зацепилась за какой-то прилавок.
Он вернулся чуть назад и увидал сестру стоящей в очереди за вишней. Вишня ещё не вызрела в волжских садах. Её привозили с Кавказа. И торговали ягодой мужики с тошнотными улыбками и настороженными взглядами. Не знамо почему, но недолюбливал Егор кавказцев. Недолюбливал с первого дня своего появления в этом городе. Может потому, что не встречал их раньше? - В Ленинграде этих смуглых и смурных мужиков не было.
Когда подошла Томкина очередь та продолжала "трескать" черешню. Каждая ягода вызывала в ней восхитительные вкусовые ощущения и она, аж, зажмуривалась от удовольствия.
- Тебе сколько взвесить, дэвочка? - спросил кавказец.
Томка задумалась на миг, и что-то решив для себя окончательно, сказала:
- Двести грамм.
- А давай я тэбе прямо в твой кулёк и положу. Зачем с двумя-то ходить?
Кавказец бросил в кулёк с пяток ягод и, расплывшись в тошнотной улыбке, протянул его сестрёнке:
- Кушай на здоровье, дэвочка!
Отойдя от прилавка, Томка спросила:
- Хочешь попробовать? Вишня не такая сладкая, как черешня, но её кислинка мне очень нравится.
- Дура ты, Томк. Тебя грузин обдурил как распоследнюю деревенскую деваху, а ты...
Ладно, пошли домой. Скоро отец придёт. Надо к его приходу жрачку приготовить.
Томка, так ничего и не поняв, пошла за Егором. А тот спешил на улицу, чтобы "стрельнуть" у прохожих сигарету. Ужасно хотелось курить, но денег не было. Просить у сеструхи он не хотел.
Егор недолго прожил с отцом. Всё в его семье было так, как надо. Всё было так, как должно быть и было в каждой из знакомых ему семей. Но, странное дело, в семьях этих, культивировалось почитание родителя. Родителя как мужчины, как добытчика существования и благополучия в семьях. А Егор, по натуре своей, не желал быть на вторых ролях. Он вообще не хотел никаких ролей. По его понятиям дом, семья должны быть одни на всех и в равной доле. А если это не так, то надо строить свою жизнь. Пускай она будет отличной от тех откуда он вышел в свет. Но это будет его семья, им построенная. Построенная на принципах равенства детей и родителей.
Так Егор вновь оказался в Ленинграде. Со временем окончил школу, институт. Работал рабочим, инженером, снова рабочим и цель его жизни заключалась только в одном - создать благосостояние в отдельно взятой семье. Его семье. Той, которой он посвятил всего себя и на всю жизнь.
Всем он был доволен. Всё в его жизни было самодостаточным: семья, жена, сын. Если что и огорчало его, так это оторванность от сестры, от Тамары. Как она там? Определилась ли со статусом в жизни или всё так и пребывает в провинциальном "измерении"?
Егор вспоминал её из молодости и не находил покоя. Он и сегодня видел как плыли они всей семьёй на пароходе. Плыли первым классом и были горды такой возможностью. Правда, Егор ничего сверхъестественного в этом не видел. Были деньги, значит гуляли по верхней палубе, а не было бы денег, то можно и третьим классом добраться. Здесь к народу поближе. Многое можно было увидеть, услышать и записать с актив, как опыт жизни.
Но и на ресторанной палубе случилось то, что Егор запомнил на всю жизнь. Запомнил, как челядь относится к людям из провинции.
Они с Томкой пошли в ресторан. Буфета не было где можно было обойтись бутербродом с кофе, а кушать хотелось. За столом им долго пришлось ожидать официантку, которая мелькала рядом, но не спешила к столь молодым посетителям. Молодым и, по всему видать, из глубинки.
Когда Егору надоело ожидание, он встал перед тёханкой, которая мелькала мимо:
- И долго нам ждать? Или мне администратору пожаловаться?
- А вы кушать пришли? А я думала, что просто так - посидеть. Чего желаете? Есть свиные отбивные с картофельным пюре. Рекомендую.
- Хорошо, - согласился Егор. - Пускай будут свиные отбивные. Посмотрим на вашу щедрость.
Через несколько минут тёханка поставила на стол две тарелки - Егору и его сестре. Томка, с голодной жадностью, придвинула еду и приготовилась подавить стонущие позывы в желудке.
- Стой, - скомандовал Егор. - Не прикасайся. Это не отбивные, а вываренное свинячее сало.
Томка, распахнув гляделки, уставилась на брата не зная, что делать. Егор поднялся из-за стола и торопливым шагом перехватил официантку входящую в подсобные помещения.
- Женщина! Я к вам обращаюсь! Вами были предложены свиные отбивные, а принесли вы варёное сало. Прошу немедленно заменить еду.
- Ах, ты - сопляк! - раскрыв рот зашлась та в крике. - В деревне у себя командовать будешь. А здесь жри, что принесли.
Надо сказать, что одеты они были действительно далеко не по-городскому и никак не для посещения ресторана - обыкновенная пацанва, которой не только в деревне, но и на улицах Саратова было полно. Но пришли они сюда, чтобы покушать и готовы были заплатить за это деньги. Это Егор понимал и, в меру характера доставшегося ему от отца, идти на уступки не собирался.
- Или вы поменяете еду, или я вам скандал закачу.
- А в милицию не хочешь, засранец?
Ничего не говоря, Егор подошёл к Томке и попросил её позвать родителей.
- А то, - сказал он ей, - нас сейчас милицию загребут.
- Вечно с тобой одни неприятности, - прогундосила сеструха, но поднялась и вышла из зала.
Егор был уверен в своей правоте. Он только сомневался - надо ли было привлекать сюда родителей. Но, подумав ещё раз, решил:
- "Томка их дочь. Вот и пускай защищают свою провинциалку если не сумели вложить в неё собственного достоинства".
В зале показалась мать Томки. Разыскав взглядом Егора, подошла и, взяв в руки одну из тарелок, принюхалась. Жареной свининой там и не пахло. Прихватив тарелку с собой направилась к двери с золотом написанной табличкой - "Администратор".
Буквально через минуту в эту же дверь, чуть ли ни бегом, проспешила официантка. А ещё через некоторое время, шмыгая носом, она подошла к столу, где сидел Егор и забрала вторую тарелку с остывшим уже гарниром и кусками варёного сала.
Вернувшись из ресторана брат с сестрой предстали перед смеющимся отцом:
- Вот, доча, учись, как надо отстаивать собственное достоинство в общественных местах. Тебе это сильно пригодится в жизни.
В Санкт- Петербурге
А на Неве, в это время разводят мосты,
Но нас с тобой разлучить невозможно...
Эту историю Егор вспомнил когда сестра ему рассказывала как позавтракала в ресторане гостиницы "Европейская", будучи в Санкт-Петербурге. Томка, стараясь сохранить за собой статус "бизнесвумен", не останавливалась в квартире Егора на правах гостьи. Предпочитала гостиницы и, непременно, элитные.
Заняться бизнесом её вынудили обстоятельства свалившиеся на Саратов как и на всю Россию. С перестройкой институт "Геофизика", где она работала главным специалистом, "приказал долго жить" и Томка развила такую бурную деятельность, которую Егор от неё не ожидал. Что и говорить, Саратов всегда считался городом купцов и владельцев пароходов. Поэтому не мудрено, что она нашла себя в новой для всех жизни.
Со временем, когда "ставки выросли" она передала своё дело сыновьям, а сама жила на проценты от их деятельности. Куралесила по свету, обзавелась несколькими гражданствами и транжирила деньги как когда-то в молодости на крытом рынке родного Саратова.
Но, со временем, ей стали надоедать мотания по Европе, и она вспомнила о брате, который влачил существование на уровне работающего пенсионера. Петербург, это вам не Саратов. Здесь все ниши занимали босы от партийной элиты.
- Я и заказала всего ничего: сметану, яичницу с беконом, стакан сока. - рассказывала она брату садясь в такси. - Прикинула, что в триста рублей уложусь. Рассчитаться хотела "золотой картой" - всегда так делала в европейских ресторанах. Поела, а официанта не вижу. Только счёт на столе в кожаной обложке. Глянула, а там не триста, а пятьсот на компьютере отпечатано. У меня из наличных только тысяча. Пришлось её в обложки положить, потому как опаздывала на встречу с тобой.
Ты не думай - мне денег не жалко. Научена как "чаевые" отстёгивать. Но сто процентов от стоимости услуг - это слишком. У вас в Питере везде так?
Посмотрев на сестру Егор, подавив раздражение в себе, сказал то, что Томке явно не понравилось:
- Глупая ты, хотя и богатая. Гарсон в тебе сразу провинциалку увидал. А с такими не церемонятся - "стригут" по полной, ставя их в безвыходную ситуацию. Он потому и исчез, чтобы ты всю наличность ему выложила. Чтобы сдачи не давать. Усекла, безнес-леди?
Куда едем? - закончив объяснять сестре её промашку, спроси Егор.
- Знаешь, мне в Русский музей хочется. Давно не соприкасалась с настоящим искусством. Поехали?
- Для этого, дорогая, тебе надо в гостиницу вернуться и переодеться во что-нибудь торжественное. Русский музей это тебе не краеведческое хранилище в Саратове. Туда навстречу с великим искусством ходят.
Мой костюм вполне подойдёт к его посещению, а вот твои джинсы, хоть и американские, никак не "пляшут" для его залов. Так едем в гостиницу?
- А что в джинсах не пустят, что ли?
- Пустят. И слова никто не скажет. Но преподнесешь ты себя как Саратовская провинциалка. Там таких множество. И не только из Саратова, но и других городов. И если никого не выгоняют, то это не значит, что таким рады. Находясь рядом с великим, надо быть готовым и своё величие показать, если не хочешь почувствовать себя ущемлённой. Согласна? Так едем?
- Нет. У меня вечернее платье для театра приготовлено. Мять не хочется. А в театре сегодня Ли́я Ахеджа́кова в спектакле играет. Жуть как посмотреть хочется. Давай тогда по городу покатаемся?
- По Питеру не ездить, а ходить надо. Чтобы вкусить дух Северной Пальмиры, приобщиться к нему.
Я вот что придумал - прокачу тебя "по рекам и каналам". На экскурсионном караблике. Возражения не принимаются. Сейчас ты увидишь то, что тебе запомнится. А вечером в театр пойдём.
И не дожидаясь Томкиного согласия на своё предложение Егор обратился к водителю такси:
- Набережная Мойки и Невского, шеф.
Вечером они были в Большом Драматическом театре. Лия Ахеджакова ирала в спектакле "Мой внук Вениамин".
Томка, в своём прикиде, смотрелась как королева. У неё даже походка изменилась. А движение рук, мимика, говорили о том, что она, как минимум, вышла из Букингемского дворца. Только цвет кожи рук, лица выдавали её принадлежность к приволжскому городу с его палящим солнцем. Но в притушенном свете зала этого было незаметно. Зато заметно было, что некоторые из мужиков явно обратили на неё внимание. Егору было радостно от того как её восприняли в театре.
В антракте, сеструха, оставаясь верной себе, заказала в ресторане бокал шампанского. Егор обошёлся стаканом томатного сока.
- Слушай, Гоша, а почему, во время действий, в зале не слышно аплодисментов? Только и похлопали, когда занавесь подняли и все увидали декорации?
- У декораций - свой автор. Вот его мастерству зрители и аплодировали. А то, что во время действия на сцене ты ни от кого хлопков не слышала, то это потому, чтобы не нарушать действия - не "выбивать" артистов из творческого настроя.
- Странно. В Саратове всегда хлопают понравившимся репликам со сцены и артистичности действующих лиц.
- Считай, что это недостаток зрителей Санкт-Петербурга. В Саратове зритель более эмоционален. В Петербурге зритель строгий. Он, пока спектакль не закончится, мнения своего не выскажет. Что здесь правильно, а что нет - это каждый сам для себя решает.
Выйдя из театра, Томка подошла к одному из множества такси и, открыв дверку, сказала:
- Устала. Поеду к себе в гостиницу. А тебе, Егор, спасибо за всё. Созвонимся.
Мелькнув габаритными огнями, такси умчалось в наступившие сумерки по направлению к Невскому проспекту. Егор постоял немного на набережной реки Фонтанки, выкурил сигарету и, не спеша, направился в сторону метро.
Послесловие
Вернувшись домой, Егор, заболтав чашку растворимого кофе, направился к компьютеру:
- Что там написали друзья по Самиздату?
И каково же было его удивление, что сын, проживающий "за бугром", находился в доступности Skype.
- Здравствуй, дорогой. Почему не спишь. Завтра на службу ни свет, ни заря.
- Тебя дожидался. Хотел узнать, как тётино здоровье.
- Жива, не кашляет. Тебя мимолётом вспоминала. Просила привет передать.
- Спасибо. Слышал я, что она из Нидерландов, проездом в Питере оказалась?
- А что ей не кататься, когда её расходы оплачиваются. Тебя "кошки не царапают" от осознания, что такими возможностями не обладаешь?
- У каждого свои ценности. И не в деньгах дело. Если бы мы жили вместе, то я с вас, с маманькой, так же ничего не брал. И, раз в год, поездка "по заграницам" вам была бы обеспечена. Но вы не хотите сменять Петербург на проживание со мной. Дело ваше, но я бы возражать не стал.
- К чему тебе хлопоты о нас. Мы с маманькой по-стариковски век свой доживать будем. Живи своей жизнью. А то, что ты сказал - "У каждого свои ценности" - это ты точно подметил.
Давай прощаться, дорогой. Завтра и у тебя, и у меня день будет заполнен трудом праведным. Спокойной ночи, сын.
![[]](/img/d/dworkin_e_n/635-374/tamara.jpg)
они были в Большом Драматическом театре. Лия Ахеджакова ирала в спектакле "Мой внук Вениамин".