Отнюдь не любовь к пушкинским строфам побудили меня сесть к компьютеру. Но причина к тому была, есть и остаётся. Она гложет меня который день. Почувствовав, что душа не успокоится, пока не напишу, решил выплеснуть думы на страничку Word"а.
Думы мои, думы мои,
горюшко мне с вами!
В тот день, который отмечают только близкие по духу и родству, собрались мы у шурина. Семьдесят пять годков исполнилось брату моей жены. Возраст немалый и, несколько, пугающий.
Собрались, расселись за столом праздничным, поздравили юбиляра, выпили, закусили.
Потом ещё выпили. Потом ещё...
Женщины о своём защебетали после Cabernet Sauvignon выпитого. О том, что только им интересно. Мы о своём - мужском.
О том, что родился шурин незадолго до начала блокады в Питере. Что чудом они с матерью выжили в первую зиму лихой годины. Как уже в памяти и осознании оказался он в партизанском отряде под Новгородом Великом, где отец его комиссарил. И хоть голодно жилось в отряде, но голод тот не шёл ни в какое сравнение с голодом блокадного Ленинграда.
Первое, и это запомнил шурин на всю жизнь, в отряде, в землянку, где они с матерью обосновались, кто-то из бойцов принёс ведро клюквы, собранной ещё по осени:
- Кушайте, блокаднички. Отъедайтесь.
- И чтобы вы думали... - в который уже раз рассказывал шурин. - К вечеру ведро оказалось пустым. Я после этого на клюкву смотреть не могу.
- Потом, когда немцев погнали прочь, и мы в Новгороде оказались. А затем и в Питере. И, надо же такому случиться, что комната наша, что на 9-ой линии Васильевского острова, незаселённой оказалась. Мы туда и въехали.
Потом тётки возвращаться стали из эвакуации. А вот им, уже, жить было негде. В ихние жилища вселили тех, чьи дома под бомбёжку или артобстрел попали.
И стали мы жить одной большой семьёй: нас трое, да брательник грудной, что в 44-м народился и тёток трое со своим потомством. Одиннадцать человек проживало нас на девятнадцати квадратных метрах...
Но... тогда все так жили...
В 62-м году отцу квартиру дали от кожевенного комбината, на котором он работал.
Квартира большая, просторная - сорок шесть квадратных метров в трёх комнатах. А ещё кухня, ванная комната, туалет, прихожая... Мы, когда вошли под крышу нового дома - всё нарадоваться не могли...
По весне я техникум закончил. Три месяца механиком при гараже. Затем армия.
Из армии вернулся - братишка младший с меня ростом вымахал. Сестрёнка - как была карапетяночкой, так ею и осталась. В ней и сейчас росту полтора метра.
Родители, за три года которых меня не было, состарились, но были ещё крепки. Отец один работал, а мать - как-то ухитрялась на одну зарплату всю семью содержать.
Потом институт. Работа в бюро конструкторском. Женился. Сына народили... Да, видать чем-то прогневили Всевышнего - помер мальчонка. А больше экспериментировать не стали. Так-что род мой только сыновьями племянников продолжается... И что интересно - обоих Давидами звать. Это в честь деда - Давида Захаровича.
Трое нас на лестничной площадке собралось. Я, шурин и одноклассник его, с которым они всю жизнь не расставались. Из курящих, правда, я один был, а остальные "за компанию" вышли.
Когда шурин про потомство, которое его род продолжать должны, рассказал, то Юрий Георгиевич на меня вопросительно взглянул:
- Послушай, Евгений, а твой сын своего отпрыска, что - тоже Давидом назвал? А почему не Николаем - в честь отца твоего?
- Я об этом Вадика тоже спрошивал, а он мне так ответил: - дедушка Давид меня всегда своим другом называл, а деда Коля со мной даже не разговаривал.
Невдомёк ему было, что дед Коля всю жизнь военным прослужил. И ни где-нибудь, а в органах. А там в те времена быть ласковым мигом отучали. Он и со мной-то не сюсюкался. Жил по Уставу и тем счастлив был...
- А почему ты сына своего Вадимом назвал? В честь деда или так просто.
- Дедов своих я не помню. Кто, как и где жили - неизвестно. Оба они с фронтов не вернулись, и память о них ушла, как "в песок". А насчёт имени для сына - то отдельная история:
- Я тогда в школе учился, в седьмом классе. И училась с нами евреечка одна необычайной красоты. Её Тамарой звали. Я за ней ухаживать начал. Только у меня соперник оказался. Его Вадимом звали.
Когда любовь моя первая отдала предпочтение сопернику моему, то я её напрямую спросил:
- Почему?
И знаете, что она мне ответила? - Это потому, что того Вадимом звать?
- ???
- Дело в том, что Вадим, в переводе с греческого, означает - "забияка". А Евгений - "благородный". Так вот Тамара эта отдала предпочтение забияке, а не благородству. Но это и правильно: благородство, оно и сегодня не в цене.
Вот я и подумал, когда время подошло: - "Пусть моему сыну в любви с первого раза повезёт".
- И, что - повезло?
- А вот об этом не мне судить...
Не пора ли нам, други, к столу возвращаться. По запаху судя, женщины уже горячее принесли...
Мы вошли в комнату, и обворожительный запах мясных блюд усадил нас за стол.
Шурин наполнил рюмки водкой и сказал:
- Предлагаю выпить за тех, кто продолжает наш род.