В школе, когда проходили Пушкина, Егор прочитал в поэме "Руслан и Людмила":
...Со вздохом витязь вкруг себя
Взирает грустными очами.
О поле, поле! Кто тебя
Усеял мертвыми костями?
Чей борзый конь тебя топтал
В последний час кровавой битвы?
Кто на тебе со славой пал?
Чьи небо слышало молитвы?
Зачем же, поле, смолкло ты
И поросло травой забвенья?
Егор явственно увидел картину, представшую перед взором Руслана и на память ему, пришёл случай из недалёкого детства...
В тот год, когда у Егора были первые в его жизни летние каникулы, он вновь оказался на даче. Ему очень хотелось походить на папу - сильного, целеустремлённого. Чем мог он помогал ему в строительстве дома и благоустройстве участка. Для этого у него были маленький топорик и лопатка, которая носила героическое название - сапёрная. Этой лопаткой он закапывал огромЕнную воронку от фашистской бомбы. В ней папа оборудовал землянку, где они жили, когда дома ещё не было. Воронка находилась в стороне от огорода, и на её месте надо было сделать клумбу под цветы. Вокруг воронки был бруствер. Рядом с бруствером, метрах в десяти, был какой-то холмик. Всё это надо было перекидать в яму. Егор с остервенением накинулся на порученную ему взрослую работу. Готов был копать с утра и до вечера без остановки.
После того, как удалось срезать дёрн, работа пошла веселей. Лопата сама врезалась в податливую землю и Егор, гордый тем, что удавалось подхватить большущую кучу, сгибаясь под тяжестью, семенил к воронке и с остервенением кидал в её ненасытную глотку то, что было холмиком.
Через некоторое время под лопатой что-то глухо стукнуло. Обкопав это место, Егор обнаружил каску. Нашу, красноармейскую. Каска была ржавая, но брезентовый ремешок с пряжкой сохранился. Обрадовавшись находке, он побежал к папе:
- Папа, папа, смотри, что я откопал.
- Не мешай, - ответил тот, сосредоточенно вытаскивая ржавые гвозди из старых досок. Из этих досок, Егор уже знал, будет построен дом.
Несколько обиженный невниманием, Егор ушёл за кусты, разделявшие их. Вытряхнув из каски оставшуюся землю, сбежал с пригорка к болотине, где в торфяной яме скапливалась вода для полива нескольких грядок, которые уже были на участке. Тщательно, оттерев травой, отмыл свою находку и ещё влажную примерил на голове. Он сразу почувствовал себя защитником. Если чего и не хватало, так это автомата.
Играя в красноармейца, подполз к воронке и с криком "Ура-а-а!" бросился с откоса на чуть влажную землю.
- Что это ты разорался? - послышался сверху голос папы.
Егор поднялся с земли и, поправив сползшую на глаза каску, радостно сообщил, что воюет с фашистами.
- А это что у тебя на голове? Сейчас же сними. Дай сюда.
Сняв героический головной убор, протянул папе.
- Откуда это?
- В земле откопал. Вон там.
Повертев каску в руках, он бросил её в воронку:
- Подбираешь всякую гадость. Закопай её, - и, бросив следом окурок папиросы, развернулся и пошёл вытаскивать гвозди. Тяжело вздохнув, подобрав сапёрную лопатку, Егор принялся раскапывать холмик дальше. Было жалко расставаться со своей находкой, но... - Папу надо слушаться! - так учили его взрослые.
Постепенно холмик становился всё меньше и меньше. Егор не старался скапывать его сразу на всю глубину. Слой за слоем он уменьшался по высоте и вот... Лопатка снова, уже без стука, упёрлась во что-то упругое. Стало жуть как интересно: - А что, если там автомат? Вот здорово!
Осторожно, руками, он принялся разгребать прохладную землю и увидел сапог. Настоящий сапог, в котором ходят солдаты. Правда, он сильно разбух под землёй, но формы своей не потерял. Взявшись за мысок, и то место, где был каблук, с силой потянул на себя. Сперва сапог не поддавался. Потом мгновенно выскочил из земли, и Егор шлёпнулся на спину, держа в руках очередную находку.
- "Подбираешь всякую гадость..." - вспомнились ему слова папы. - А я виноват, что сапог сам откопался?"
Поднявшись с земли, подошёл к бровке воронки. Он хотел закинуть его в то место, где уже закопанной оказалась каска, но, при замахе, в сапоге что-то стукнуло и отдалось в руке. Заглянув в голенище, увидел какой-то мусор. Что это было, он не понял. Когда потряс сапогом, оттуда вывалилось, и заскользило по умятой траве то, что Егор видел на кухонном столе, когда мама разбирала студень.
- "Кости... Человеческие..." - сообразил он. - Папе сказать?.. Опять будет ругаться, что мешаю... Надо копать дальше. Может там и весь человек обнаружится. А при нём наган или винтовка. Здесь, наверное, бои шли. Вот здорово!"
За кустами, в другом конце участка, раздавались стук молотка и визг вытаскиваемых из досок гвоздей.
"Пока папа занят мне никто не помешает" - решил Егор и, встав на коленки, руками, осторожно стал разгребать податливую землю. Мертвецов он не боялся. Это всё стариковские сказки про то, что они оживают. Он боялся только одного, что ему помешает папа и постоянно прислушивался к тому, как тот работает.
Вскорости пальцы Егора наткнулись на что-то мягкое, податливое, как тряпка:
- "Что это? Наверное, одежда солдата, которая успела сгнить и кусками оставалась у него в руках". Их он сразу отбрасывал в сторону.
"Патроны, мне нужны патроны и винтовка. Я читал, что оружие всегда хоронят рядом с бойцом. Так делалось и у скифов, и у крестоносцев, а наши красноармейцы не хуже, чем древние воины".
Но, ни винтовки, ни, даже, самого плохенького нагана Егору найти не удалось. Рядом с ним возвышалась кучка тёмно-коричневых костей от разных частей тела и череп полный зубов. И всё. Даже второго сапога не удалось найти. Горькая обида навалилась на его сознание:
- "Ну, почему мне так не везёт? Хоть бы нож армейский, или фляга для воды...".
- Что ты опять откопал? - раздался за спиной грозный оклик папы.
Вздрогнув от неожиданности, Егор поднялся с земли:
- Вот, - указал он рукой на кучку костей. - Тут, наверное, солдат был захоронен.
Выругавшись нехорошими словами, папа схватил Егора за рубашку и потряс:
- Я тебе говорил не прикасаться ко всякой гадости?
И больно стукнув его по спине, сбросил с развороченного холмика.
- Пошёл вон отсюда! Иди, выпрямляй гвозди, что я повытаскивал.
Низко наклонив голову, Егор побрёл туда, где ещё недавно слышны были стук молотка. - "Как же я прослушал, что он кончил работу?".
Утром, после вкусно пахнущего горячего чая с колбасным бутербродом, Егор продолжил закапывать воронку. Кости найденные куда-то подевались, а больше ничего он в том холмике не нашёл. Если только чёрную пластмассовую фитюльку, похожую на колпачок от авторучки с шестигранной пробочкой на одном конце. Что это было, он не знал, а спрашивать у папы не хотел. Боялся, что он опять будет ругаться.
Засунув штуковину в карман шаровар, продолжил закапывать воронку и, к концу недели, ни от холмика, ни от бруствера вокруг воронки, ничего не осталось. Воронка была засыпана. Осталось разровнять комья земли граблями, и можно было сеять цветы.
В августе папины товарищи по садоводству, приходили смотреть, какие красивые настурции расцвели на том месте, где когда-то разорвалась фашистская бомба. А про закопанного в воронке солдата никто не знал. Папа не говорил, а Егору, он это точно знал, некультурно было приставать к взрослым со своими рассказами.
Осенью, на уроке труда, зажав пластмассовый колпачок в тисках, Егор попробовал открутить шестигранную пробку пассатижами. Из этого у него ничего не получилось. Колпачок хрустнул и, треснув вдоль, развалился на части. Внутри находилась почерневшая бумажка, на которой просматривались буквы. Прочитать он ничего не сумел, и ему стало неинтересно. С некоторым сожалением он бросил остатки фитюльки в мусорное ведро и с радостным криком выскочил в коридор.