Красные язычки догорающего костра лизали закопченное ведро, в котором лениво бурлыкало. Аромат бульона, смешиваясь с дымком, терялся в придорожном кустарнике, вызывал здоровый аппетит у мужчин одетых в чёрные комбинезоны танкистов. Зиновий, окинув взглядом экипаж, разместившийся тут же на земле, с азартом разрывавший молодыми, крепкими зубами куски только что сваренного гуся. Усталые, запылённые, они уплетали мясо птицы за обе щёки, прихлёбывая из солдатских котелков.
Работа, выполненная ими сегодня, была нелёгкая - спрятать пятидесяти тонную махину танка так, чтобы её не было видно. Да-да, в этом заключалось условие засады: чем она менее заметна сегодня, тем дольше проживёшь завтра. Есть такое правило на войне - увидеть врага и остаться невидимым самому. Выстрелить первым, до того, как ответный кусок металла полетит в твою сторону.
Прихватив с собой горячую, от зачерпнутого из ведра бульона, кружку Зиновий поднялся и направился туда, где в замаскированном капонире находился их танк. Он ещё раз придирчиво окинул взглядом позицию. Сначала вблизи, а затем на расстоянии и остался доволен. Заметить их с проходившей в двух сотнях шагов дороги не смогут до тех пор, пока они не откроются сами. Он вспомнил слова старого солдата, воевавшего ещё в Гражданскую. Слова, которые седовласый старшина сказал Зиновию, тогда ещё лейтенанту, на Финской войне: - Война, это, прежде всего труд. Тяжкий солдатский труд.
Да, тот наделённый сединами и житейской мудростью человек был трижды прав. Выкопанный руками бойцов капонир надёжно укрывал и от вражеских глаз, и от огня тёмную зеленовато-оливковую громаду.
КВ-1, поименованный так в честь первого маршала Советского Союза Климента Ворошилова, тяжёлый танк, изготовленный на Кировском заводе в Ленинграде. Он не имел себе равных ни здесь - на высотках среди гатчинских болот, кустарников и перелесков, ни во всём мире. Проводя рукой по его шершавой броне, Зиновий Колобанов испытывал гордость за страну, за людей, сумевших создать грозную машину. Её 76-мм длинноствольная пушка уверенно поражала танки врага на дистанциях прицельного огня. Широкие гусеницы обеспечивали танку завидную проходимость. А броня...
Бронирование машины заслуживало отдельного разговора. КВ-1 был первым с противоснарядным бронированием. Ни одна танковая или противотанковая пушка врага не могла взять исполина "в лоб". Говорят, в войсках Вермахта нарекли КВ-1 "призрак" потому, что снаряды отскакивали от его брони. Лишь зенитка Flak-36, поставленная на прямую наводку могла справиться с "крепким орешком".
Броня на машине Колобанова была ещё мощнее. На заводе поверх основной брони были навешены дополнительные 25-мм экраны, закреплённые при помощи мощных болтов - гужонов. Стандартный КВ-1 весил сорок семь с половиной тонн, экранированный тянул за пятьдесят.
И вот эту махину танковый экипаж врыл в землю по самую башню на склоне невысокого пригорка не далеко от заболоченного луга, на крохотных озёрцах которого беспечно плескались дикие утки. С этой позиции, затерявшейся среди кустарников да стогов скошенной луговой травы, прекрасно просматривалась дорога на Мариенбург - пригород Красногвардейска, бывшей Гатчины. Пройдя по ней, вражеские танки могут пересечь старинные парки, выйти в тыл советским частям, оборонявшим историческое поместье, и тогда дорога на Ленинград будет открыта.
Зиновий вспомнил, как, покидая Ленинград, они проезжали мимо строящихся баррикад и ещё только-только начатых противотанковых рвов, мимо редких одиноких зениток. Город готовился к обороне. И ему нужно было время. А для того, чтобы достичь окраин Ленинграда, танкам противника нужно сделать всего один рывок. Но сначала им придется пройти по трем дорогам, ведущим к Мариенбургу со стороны Луги, Волосово или по вот этой. Три дороги, три танкоопасных направления, на которых 1-я и 8-я танковые дивизии вражеских полчищ, изготовились к броску. И одна танковая рота старшего лейтенанта Зиновия Колобанова, ставшая на пути врага. Пять танков...
Пусть даже грозных и мощных, как КВ. Но их всего пять. Не было больше боеспособных машин на этом направлении. Именно поэтому приказ "Перекрыть дороги и стоять насмерть!" на этом рубеже старшему лейтенанту отдавал лично командир дивизии генерал Баранов. Старлею, прошедшему всю Финскую кампанию и трижды горевшему в танке, не нужно было объяснять, что стояло за этими словами. Поэтому сегодня утром Зиновий сам выбрал позиции, обозначил сектора обстрела и ориентиры. По два танка он поставил перекрыть две дороги. Лужскую дорогу прикрывали танки лейтенанта Сергеева и младшего лейтенанта Евдокименко, а дорогу со стороны Волосово перекрыли КВ лейтенанта Ласточкина и младшего лейтенанта Дегтяря. Прикрывать третью дорогу, соединявшую Таллиннское шоссе с дорогой на Мариенбург, он будет сам. До последней возможности и до последнего снаряда. Своего или вражеского - это уж как Б-г даст.
Позицию он выбирал с особой тщательностью. И теперь перед орудием его "Климента" всего в 150-200м находился участок дороги, где в низине с двух сторон были маленькие озерца и болотца - практически непроходимые для немецких танков "блицкрига" с их узкими гусеницами. Поэтому путь у немцев здесь будет только один - по дороге, идущей от небольшого лесочка к фермам учхоза и дальше на окраину Мариенбурга.
Допив из кружки остывший бульон, Зиновий невольно взглянул в сторону фермы и улыбнулся - именно там, на оставленной работниками ферме и раздобыл гуся стрелок-радист, старший сержант Павел Кисельков. Птицу тут же ощипали и сварили в ведре. Этот нехитрый, но питательный ужин был, как нельзя, кстати, для уставшего от дневной работы экипажа. Ведь, кроме основной позиции, выше по склону, среди кустарника, они подготовили ещё и запасную, и также её замаскировали, как и следы от гусениц тяжелой машины.
Потрудились парни на славу, и теперь отдыхали у небольшого костерка, расположенного на запасной позиции так, чтобы фашисты не смогли его заметить. Чуть ниже, перед танковой позицией окапывались пехотинцы из приданного Колобанову боевого охранения. Эти должны будут не допустить вражескую пехоту. Танкам без поддержки пехоты никак нельзя.
Командовавшему охранением молоденькому, ещё безусому лейтенанту, Зиновий приказал расположить позиции чуть в стороне. Чтобы не попасть под немецкие снаряды, предназначенные для "Климента", да и под гусеницы, если придется покинуть укрытие. И ещё строго-настрого приказал пехоте не открывать огня до того момента, пока не заговорит орудие КВ.
Обеспечение дозора также возлагалось на охранение, так что измотанным танкистам можно хоть немного отдохнуть.
Он вновь присел у гаснущего костра. Оглядел свой экипаж. Наводчик, старший сержант Андрей Усов, был опытным солдатом. Призванный в 38-м, участвовал в освободительном походе в Западную Белоруссию. Воевал на Карельском перешейке во время советско-финляндской войны. Окончив специальную школу командиров орудий тяжелых танков, стал танкистом.
Для остальных - старшего механика водителя Николая Никифорова, стрелка-радиста Павла Киселькова и младшего механика водителя, а по совместительству - заряжающего Николая Роденкова это была первая война. Но она уже успела сплотить их в дружный, слаженный экипаж. Недавно, в бою под Ивановским, парой бронебойных снарядов они превратили немецкий танк в пылающий костер, а затем вмяли гусеницами 37-мм противотанковую пушку вместе с расчетом в сырую русскую землю. Но завтра этим людям предстояла ещё более тяжелая и страшная работа. Недаром в чреве "Климента" дремал удвоенный боекомплект бронебойных снарядов.
Колобанов смотрел на язычки пламени костра, а видел свой первый Т-28, огромный, трех башенный сухопутный дредноут, подбитый снарядами финских "бофорсов" и пылающий, как исполинский факел на самом подходе к 'Линии Маннергейма'. Зиновию всегда "везло" - его танк везде был на острие атаки, первым прорывая позиции врага...
Затем был второй Т-28, сожженный финнами на берегу озера Вуокса, и третий - при рейде на Выборг. Но в память сильнее всего врезался именно тот, первый, стоящий среди надолбов, с перебитой гусеницей, с тремя, развернутыми в разных направлениях, башнями, в языках пламени, вырывающимися из открытых люков.
Почему память сохранила именно эту картину? - Он и сам не знал точного ответа на этот вопрос. Может, потому что с тем, первым танком, Зиновий успел как-то сродниться, привык к нему. И до сих пор его было жаль. А может быть, потому что тогда он впервые заглянул в глаза костлявой старухе, которая отняла у него стольких друзей в тех холодных финских лесах...
Тогда его, командира роты 20-й тяжелой танковой бригады, даже хотели представить к званию Героя. Да только звезду он получить не успел. Финская война закончилась. В ночь с 12 на 13 марта 1940 года был подписан мирный договор между СССР и Финляндией. Узнав об этом, солдаты обеих армий, ещё вчера стрелявшие друг в друга, устремились навстречу для братания. Среди них - и некоторые танкисты из роты Колобанова. Дорого же обошлось это братание капитану! Начальству всё это очень не понравилось...
Что было дальше, ему вспоминать не хотелось - разжалование, лишение всех наград.
Вспомнили о Зиновии только с началом войны. Вновь направили в танковые войска, восстановив в офицерском звании, правда, рангом ниже - старшим лейтенантом. Он вновь был командиром роты - 3-й роты 1-го батальона 1-й Краснознаменной танковой дивизии, созданной на базе той самой 20-й тяжелой танковой бригады. Но теперь всё нужно было начинать с чистого листа.
- Экипажу - отбой! - коротко скомандовал Зиновий, а сам ещё долго смотрел на яркие звезды темного августовского неба и думал, что, наверное, и его любимая Александра сейчас вот также смотрит на эти же звезды, на Млечный Путь, на восходящую Луну... Где она сейчас? Они расстались в первый же день войны, и весточек от неё ещё не было. Зиновий сильно волновался и за жену, и за малыша, которого Александра носила под сердцем, но день проходил за днём, а вестей всё не было.
часть вторая. Дорога на Мариенбург
Лучи восходящего августовского солнца искрились в длинных серебристых паутинках, зацепившихся за верхушки камыша вдоль дороги, за ветки редких кустарников на склоне, за стога сена и за антенну танка покрытых росой. Зиновий смотрел на разгорающийся погожий летний день, девятнадцатый день августа, и невольно задумался, увидят ли он и его парни ещё хоть один такой же рассвет.
Его невесёлые думы прервал нарастающий прерывистый гул.
"На танки как-то не похоже" - подумал Колобанов.
Через минуту всё прояснилось - четким строем, тремя девятками, разбитыми на три тройки каждая, в высоте августовского неба шли одномоторные немецкие пикирующие бомбардировщики Ju-87. Неубирающиеся шасси, похожие на лапти, и характерное "ломанное" крыло позволяли безошибочно распознавать их даже на большой высоте.
- "Лаптёжники" - первым распознал вражеские самолеты Никифоров.
- "На Ленинград идут, гады!" - сквозь зубы произнёс Усов.
- Ничего, Андрей, мы сегодня на земле с ними рассчитаемся по полной!" - произнёс Зиновий, взглядом провожая горбатые силуэты за горизонт.
Вновь тишина воцарилась над заболоченным лугом. Дремали стога на лугу, брошенная ферма у поворота, расположившийся южнее совхоз Войсковицы. Утки всё также беззаботно плескались в придорожном озерце. У самой кромки камыша в другом водоеме белым вопросительным знаком застыла цапля, охотящаяся на зазевавшихся лягушек.
Колобанов по радио опросил остальные машины роты. Везде было тихо. Пока. Цену этой тишине Зиновий знал очень хорошо.
Около десяти часов послышалась канонада со стороны дороги на Волосово. Колобанов узнал "голос" орудия КВ. Тут же по радио пришло донесение, что экипажи Ласточкина и Дегтяря вступили в бой. Чуть позже завязался бой и на лужской дороге.
А здесь по-прежнему было тихо. Копны сена грели бока в лучах раннего солнца. Над луговыми травами вились бабочки, над камышом сновали стремительные стрекозы. Кузнечики беззаботно стрекотали свои бесхитростные мотивы. Словно и не было никакой войны, словно этот кусочек Земли жил своей, обособленной от остального окружающего мира жизнью. И даже стальная громада танка не могла нарушить гармонию идущей своей чередой жизни.
Он ещё раз оглядел дорогу на Мариенбург, затем его взгляд скользнул на неприметную грунтовку, пересекавшую основную дорогу и проходящую совсем рядом с его танком. Должно быть эту дорогу местные жители использовали для перевозки сена с луга. Вместе с Усовым они ещё вчера наметили два ориентира - этот перекрёсточек и две березы, растущие на его окраине. Именно сюда было нацелено сейчас орудие танка, готовое смести огненным смерчем всё, что будет двигаться по дороге. Но... Всё было тихо - и в небе, и на земле. Даже канонада со стороны Луги и Волосово затихла. Встретив отпор, первая волна немцев откатилась назад, предоставив передышку экипажам четырех КВ.
Зиновий взглянул на часы. Стрелки показывали тринадцать десять.
- Немцы! - тихо окрикнул командира Усов.
- Приготовиться к бою! - так же тихо скомандовал Колобанов.
В считанные секунды экипаж был на местах, люки захлопнулись и все замерли.
Из-за поворота показались три мотоцикла с колясками.
- "Разведка" - пронеслось в голове.
- Всем внимание! Огонь не открывать, разведку пропустить!
Мотоциклисты были уже на перекрёстке, перед самым дулом КВ, и один-единственный снаряд мог смести с дороги эту серую мерзость в человеческом обличье. Разорвать, уничтожить, превратить в тлен. Как они того и заслуживают.
Но нельзя поддаваться соблазну. Нельзя сорваться. Иначе всё - весь их вчерашний труд, все часы тревожного ожидания, да даже весь смысл их сегодняшнего существования - всё будет напрасно.
А мотоциклисты словно специально провоцировали их, остановившись и обстреляв короткими очередями придорожный кустарник и ферму Учхоза.
- "Только бы пехота не обстреляла мотоциклистов!" - переживал Зиновий. Но охранение четко выполняло приказ, молча провожая взглядом серые фигуры верхом на мотоциклах. Проехав мимо позиции КВ в ста пятидесяти метрах, разведка покатила дальше, быстро скрывшись за поворотом дороги.
И вот наступил момент, ради которого был весь этот труд по вкапыванию 'Климента' в землю, все эти часы томительного ожидания - из-за дальнего поворота, из-за лесочка, начали выкатываться коробочки танков.
Теперь внимание Колобанова было приковано к веренице машин, темно-серой гадюкой, извивавшейся по дороге, неумолимо приближавшейся с каждой минутой. В командирский перископ различаются не только кресты на броне, но и перевернутые желтые буквы "Y" - опознавательный знак 1-й немецкой танковой дивизии.
- Красиво идут, сволочи. Как на параде! - процедил сквозь зубы Усов. Он тоже рассматривал немецкую колонну, только через окуляр прицела.
Немцы и правда шли красиво и самоуверенно - ровной колонной, на сокращенных дистанциях, люки открыты, некоторые танкисты сидели сверху на броне.
- Бронебойным - заряжай! - скомандовал Колобанов, а сам принялся считать вражеские машины.
Он насчитал 22 танка в колонне. Двадцать два, против одного! Зиновию стало не по себе. Но другого выбора просто нет. Они должны остановить врага, не пустить его в Ленинград любой ценой. Любой!
- Бронебойный готов! - раздался голос Роденкова.
Колобанов приказал Киселькову передать данные о противнике командиру бальона, а сам вновь прильнул к окуляру панорамного перископа.
- "Самые опасные враги - Т-IV. Их нужно выбить в первую очередь. Затем настанет черед Т-III. Этих нужно уничтожить столько, сколько успеем" - подумал Зиновий и ещё раз удивился самоуверенной беспечности немцев, сидящих на броне. Очевидно, они уже знали о наших танках на Лужской и Волосовской дорогах и теперь спешили зайти им в спину. Должно быть предвкушали, как их танки будут идти победным парадом по улицам Ленинграда, как когда-то, в 1940-м - по улицам французских городов.
- "Сейчас мы нарушим вашу идиллию!" - прошептал Зиновий. Головной немецкий танк как раз подкатился к перекрестку.
Усов вел его на прицеле, как опытный охотник ведёт беспечную дичь. И когда прозвучала команда Зиновия: - По головному! Огонь! - он тут же отозвался эхом: - Выстрел! - и одновременно нажал на спуск. Длинноствольная пушка Ф-32 сердито рявкнула и через долю секунды её снаряд, проломив бортовую броню "немца", разорвался внутри стальной коробки с крестами на бортах. Зиновий увидел, как огненный смерч взметнулся над моторным отделением вражеской машины. Как она, преодолев еще несколько метров по дороге, замерла прямо на перекрестке.
Глухо лязгнул затвор орудия.
- Бронебойный готов! - доложил Роденков.
- Усов! По второму - огонь! - скомандовал Зиновий.
Чуть довернув маховиком орудие "Климента" вправо, Андрей нажал спуск. Вновь рявкнула пушка КВ и снаряд тут же нашел свою цель - пробив чуть ниже поддерживающих катков борт шедшего вторым Т-III. Он разорвался прямо в боевом отделении вражеского танка под башней. Зиновий увидел, как взрывной волной изнутри раскрыло люк танка, как оттуда вместе с дымом и пламенем вылетели какие-то ошметки. Машина словно споткнулась, а затем, докатившись до горящего головного танка, ткнулась своим тупым серым носом в его корму и замерла, наглухо заблокировав перекресток.
- Огонь по концевому! - прокричал Зиновий в переговорное устройство. Но Усов уже и так начал разворачивать тяжелую башню КВ вправо, целясь в хвост колонны. Они с Зиновием ещё вчера наметили план боя и теперь приводили его в действие. Единственное, что было не по плану - это количество вражеских танков. Никто не рассчитывал, что их окажется столько.
Пока башня КВ разворачивалась вправо, Зиновий наблюдал за колонной врага. Сейчас, после гибели двух головных машин и резкой остановки остальных танков, колонна сжалась, словно пружина. Машины стояли на дороге местами даже вплотную, и нужно было срочно обездвижить танк в хвосте колонны.
Вновь ударило орудие, и земляной фонтан взметнулся в трёх метрах от концевого танка. Недолёт! Усов откорректировал прицел, а Роденков уже схватил очередной снаряд и ловко подал его в казенник орудия ещё до того, как стих звон упавшей на дно стрелянной гильзы. Теперь всё решали секунды. Немецкий танк уже начал пятиться назад, пытаясь освободить дорогу для остальных... Услышав характерный лязг закрывшегося затвора, Усов тут же нажал спуск. Снаряд прошил ведущее колесо, бортовой редуктор и разорвался внутри коробки передач вражеской машины. Части танка вместе с остатками бортовой передачи отлетели в сторону, сорвав левую гусеницу. Танк крутанулся и замер поперек дороги.
Зиновий наблюдал, как у противника началась паника. Как ни странно, но они до сих пор не обнаружили, откуда ведется огонь по колонне. Решив, что по ним стреляют противотанковые пушки, замаскированные в копнах сена, несколько находившихся в колонне Т-II начали обстрел стогов из своих автоматических пушек и пулемётов. В это время предпоследний танк колонны попытался столкнуть с дороги подбитую машину, но не успел - два попавших в него бронебойных снаряда успокоили его навеки вместе с экипажем.
На лугу и склоне холма горели стога сена, подожженные немецкими трассерами. Дым белёсым саваном окутал склон пригорка, и поверх этой пелены, раз за разом било по врагу орудие "Климента". Немцы уже засекли их положение, и теперь били по позиции Колобанова прицельно.
Уже несколько раз вражеские болванки с глухим звоном, похожим на звук расколотого колокола, ударяли по броне КВ-1, но повреждений пока не было. Усов в долгу не оставался - шесть костров пылало на дороге, а два стальных гроба стояли с сорванными люками, превратившись в братские могилы для своих экипажей.
Между тем, командиры других машин, державших оборону на других дорогах, докладывали по радио об обстановке на их участках обороны. Из этих донесений Колобанов понял, что и этих направлениях идут ожесточенные бои. Перегруппировав силы после неудачной попытки, немцы вновь пошли в наступление со стороны Луги и Волосово. Но выяснять подробности по радио было некогда - здесь работы было не меньше, чем у его товарищей.
Вот один из Т-IV попытался двинуться вдоль дороги по болотине, но тут же застрял - его узкие гусеницы "зарылись" в мягкую почву. Выбраться обратно он не успел - бронебойный, попавший под башню, угодил прямо в боеукладку, и снаряды в ней сдетонировали - угловатая башня подскочила вверх, и, перевернувшись в воздухе несколько раз, плюхнулась в болотную грязь, а из развороченного чрева машины вырывался огромный огненный джин.
От маскировки КВ к этому времени не осталось и следа, Зиновий, как и остальные парни из его экипажа уже наполовину оглох от ударов вражеских снарядов по броне, все отделения танка заполнил удушающий пороховой дым от стрельбы собственного орудия. Роденков, словно черт из преисподней, работал в бешенном темпе, танцуя меж стрелянных гильз и загоняя в казенник орудия снаряд за снарядом. Усов даже на миг не отрывался от окуляра прицела - старый артиллерист, он словно сросся с орудием, глядя на мир сквозь линзы прицела и вслушиваясь в звук лязгающего клинового затвора, закрывающегося за очередным снарядом. Почти каждый выстрел КВ отзывался на дороге похоронным грохотом пробиваемого снарядом корпуса вражеской машины. Павел Кисельков склонился над прицелом курсового пулемета, и стоило кому-то из врагов оказаться в узком секторе его обстрела - он тут же нажимал на гашетку, поливая землю вокруг пылающих машин раскаленным свинцом. Пехота из боевого охранения огнем рассеяла пехотные подразделения, шедшие за танковой колонной, и, прижав их к земле, не давала приблизиться к позиции КВ.
Колобанов заметил чуть поодаль хвоста колонны на дороге какое-то движение. Да, так и есть - немцы подтянули к месту боя две противотанковые пушки и теперь разворачивали их в сторону "Климента".
- Осколочным - заряжай! - скомандовал он Роденкову, и тут же отдал команду Усову на уничтожение новых целей. Башня КВ начала торопливое движение влево. Немецкие орудия уже развернулись в сторону нашего танка, но Усов выстрелил первым - перелёт! Откорректировав прицел, он вновь нажал на спуск - одновременно полыхнуло огнём и жерло немецкой пушки. Поставленный на удар, фугасный снаряд КВ пробил тонкий щит орудия и разорвался прямо за ним. Шансов выжить у немецкого расчета не было. Само орудие, подброшенное взрывной волной, подпрыгнуло и завалилось набок.
Усов четко видел эту картину сквозь перекрестье прицела. А Зиновий словно ослеп на миг от яркого света, резанувшего по глазам, но, оторвавшись от окуляра перископа, понял, что со зрением у него всё в порядке. Просто немецкая болванка сбила бронеколпак, защищавший головку перископа, и саму эту головку тоже срезало. Кисельков тут же открыл люк и заменил разбитый перископ командира. Причем проделал это так ловко, словно дело было на тренировке, и не было пролетающих рядом болванок и пуль. За это время Усов пристрелялся ко второму орудию и следующим снарядом накрыл и его. Но и враги успели пару раз ударить своими болванками по башне и по корпусу КВ. Хотя всё, как будто, обошлось. Зиновий пересчитал оставшиеся вражеские танки. Их было ещё семь. Семь попавших в западню хищников, изрыгающих пламя в сторону КВ и тщетно пытающихся вырваться из ловушки. Осталось добить их.
- Бронебойным! - скомандовал он Роденкову.
Но не успел лязгнуть затвор, как все, находившиеся в танке услышали крик Усова:
- Командир, башню заклинило!
Должно быть, одна из немецких болванок попала в стык башни и подбашенного листа КВ - это было, пожалуй, единственное слабое место танка.
КВ потерял возможность маневрировать огнем. Единственный способ добить врага - попытаться наводить орудие по горизонту, поворачивая весь танк вместе с заклинившей башней. Но для этого придется покинуть спасительное укрытие.
- Николай, давай назад! - скомандовал Зиновий механику-водителю. Двигатель КВ завелся, пару раз выбросив густую копоть из выхлопных труб, и "Климент", не спеша, выполз из капонира задним ходом. "Призрак" предстал перед оставшимися в живых врагами во всей своей красе. Он медленно отходил назад, к запасной позиции, сопровождаемый воем проносящихся мимо болванок, осыпаемый комьями земли от разорвавшихся вблизи снарядов и мелко вздрагивающий при ударах по изъеденной броне дополнительных экранов. Иногда КВ останавливался, и, подминая луговые цветы широченными гусеницами, разворачивался всей своей многотонной громадой в сторону одного из осатанело бивших по нему немецких танков. И тогда его орудие зло и отрывисто рявкало, выбрасывая из жерла кинжал пламени, а на той стороне болотистого луга загорался ещё один чадящий костер.
Последний, 22-й по счету танк они добили фугасным снарядом, так как бронебойные уже кончились. При установке взрывателя "на фугас" 76-мм осколочно-фугасная граната ОФ-350М пробивала 30-40мм брони, а немец, съезжая в придорожную канаву в надежде обойти подбитые машины, подставил под огонь КВ крышу корпуса, защищенную всего 15-мм бронелистами. Глухо ухнув внутри стальной коробки, снаряд превратил её в ещё одну братскую могилу.
Наконец, всё затихло. Над лугом с его камышами, над полевыми травами на склоне пригорка, над низкими кустарниками вперемешку с черным дымом горящих стальных коробок, повисла тишина. Иногда её нарушали взрывы патронов или отдельных снарядов внутри раскаленных от страшного жара корпусов искореженных танков, на бортах которых пузырилась, плавилась и горела черная краска тевтонских крестов. Зиновий смотрел на горящие вражеские машины и не верил себе. Не верил, что они смогли остановить и уничтожить двадцать два танка и остались живы. Значит, ещё увидят они с друзьями рассвет следующего, двадцатого по счету, августовского дня.
Связавшись с комбатом по радио, на его вопрос:
- Ну, как у тебя дела, Колобанов? Горят?
Зиновий с улыбкой ответил:
- Хорошо горят, товарищ капитан!
После чего доложили комбату обстановку:
- 22 подбитых танка, 98 израсходованных снарядов. Танк поврежден. Потерь в личном составе нет.
Дальше позицию удерживать возможности не было, и Колобанов получил приказ соединиться с танками Ласточкина и Дегтяря в районе совхоза Войсковицы.
Подминая траками гусениц луговую траву, КВ, с оседлавшими его бойцами из боевого охранения, многие из которых были ранены, устремился мимо брошенной фермы к совхозу. И тут они заметили несколько немецких танков и небольшой отряд вражеской пехоты на окраине совхоза. Идти в обход было поздно - немцы явно заметили их.
- Вот же черт! - тихо ругнулся Зиновий, - А я уже думал, удалось отвертеться от судьбы-злодейки!
И громко скомандовал:
- Экипаж - к бою!
Довернув на врага, Никифоров прибавил газу, но немцы боя не приняли, начав поспешно отступать к лесной дороге, по которой немного ранее они и пробрались к совхозу. Колобанов сначала удивился такому маневру, но когда из-за пригорка на полном ходу выкатились, лязгая траками, два КВ - Ласточкина и Дегтяря, то широко улыбнулся. Он улыбался друзьям, так вовремя выручившим в трудную минуту, улыбался августовскому солнцу, которое уже начало клониться к горизонту. Просто улыбался ещё одному прожитому дню и надежде, что он будет не последним в его жизни.
Вечером, присев с друзьями на траву возле своих танков, Колобанов узнал подробности боёв на двух других направлениях. Экипажи Ласточкина и Дегтяря у дороги на Волосово дважды отбивали немецкие атаки. Сожгли по четыре вражеских машины каждый. На лужской дороге экипаж лейтенанта Сергеева уничтожил восемь танков, а экипаж младшего лейтенанта Максима Евдокименко - пять. Младший лейтенант в этом бою погиб, трое ребят из его экипажа были ранены. Уцелел лишь механик-водитель Сидиков.
Причем последний, пятый подбитый танк на счету именно механика водителя - не видя другого способа остановить прорвавшийся на наши позиции немецкий танк, Сидиков таранил его. При этом сам КВ был практически выведен из строя, но немецкая машина была уничтожена - её корпус не выдержал удара пятидесяти тонн русской стали.
Итог дня - сорок три уничтоженных вражеских танка, один потерянный свой и ещё один - серьёзно поврежденный.
На своем танке экипаж Зиновия Колобанова насчитал 135 вмятин от попаданий вражеских снарядов. Сто тридцать пять раз смерть примерялась к ним, и всё же обошла стороной...
- Что ж! Значит, не судьба была нам погибнуть сегодня! - заключил Зиновий, улыбнувшись своим товарищам. - Значит сможем остановить зарвавшихся фрицев, сможем победить их!
И на усталых, покрытых пороховой гарью лицах его товарищей тоже появились улыбки. Ибо была в тех словах не только надежда. Каждый из них глубоко в душе чувствовал - так и будет.
На дороге за фермой догорали танки вражеской колонны, уничтоженные экипажем Зиновия. На двух других дорогах - ещё двадцать одна серая машина с крестом на борту, а далеко на западе, за дальним леском, догорал закат пятьдесят девятого дня войны.
До Победы оставалось ещё долгие три года, восемь месяцев и двадцать дней. Но каждый из танкистов знал - ОНА ПРИДЁТ!