При подъезде к городу вагон бросало на стрелках в перестуке и скрежете колёс. Пассажиры, почувствовав конец пути, похватали чемоданы, сумки и стоически заполнили коридор вагона, желая быстрее выплеснуться на перрон.
Я сидел в опустевшем купе, облокотившись на столик, и смотрел на мелькавшую за вагонным окном суету встречающих. Поезд, замедляя ход, мягко катился вдоль перрона. После двух недельной разлуки Ленинград встречал меня белыми ночами. Июнь заполнил город теплом, от которого в душе поселилось ощущение блаженства.
Дождавшись, когда перрон опустеет, вышел из вагона и не торопясь направился к выходу вокзала. В момент, когда перрон кончался, услышал голосок:
- Простите... Ой, извините, пожалуйста, вы не подскажете, как добраться до ближайшей гостиницы?
Оглянувшись на голос, увидел девчушку, на которую, проходя, не обратил внимания. Ладненькая. Симпатичная. В летнем плаще. Сумка дорожная через плечо с надписью "Харкiв", чемодан. Смотрит мне в глаза с надеждой.
- 'Чем же тебе помочь?'
- Знаешь, дорогулька, здесь гостиниц навалом. И в округе и дальше чуть. Только вряд ли тебе там место приготовлено. Сейчас сезон, и, как водится в белые ночи, - "Мест нет" в каждой из них. А ты, что в такую познатень тут оказалась?
- Приехала, вот, на Ленинград посмотреть. А с билетами было "никак". Мне либо в Москве ночевать, либо в вашем городе. Я Ленинград выбрала. Только не думала, что так поздно приедем. Думала, что успею устроиться.
- Эх, горемыка-путешественница. Ты из Харькова что ли?
- Ага. А как вы узнали?
- Да, по сумке видно. Ладно, пойдём, устрою тебя на ночку. Не побоишься?
- Так не душегубы в Ленинграде живут. Да с меня и взять-то нечего.
- Ну, если "нечего", тогда поспешим. А то метро закроют.
Мы спускались на эскалаторе, а я думал про себя:
- "Все люди - как люди, а я как "блин на блюде". Вляпаюсь, так вляпаюсь. И что мне с этой пигалицей делать?
Не девочка уже. Знала куда ехала и зачем. А вот, где и как жить будет, не подумала. Мне же теперь "хлопот полон рот". Накормить её надо, спать уложить...
А дома, в холодильнике, "шаром покати". Если банка шпрот завалялась... Ну, хлеба краюха, незнамо какой давности... И чай.
Хорошо перед командировкой догадался бельё забрать из прачечной, а то бы и постелить нечего было...'
- А нам далеко ехать? - спросила пигалица.
- Тебя как звать-то, путешественница? - спросил я на её вопрос.
- Галя. А что?
- Ехать нам с тобой, Галя, три остановки. До конечной. "Приморская" - станция называется. А там - как повезёт. Может, через пять минут дома будем, ну, а нет - пёхом через полчаса доберёмся.
- А вас дома ругать не будут, что вы со мною заявитесь?
- Некому меня ругать. Один живу. Почему и спросил - не испужаешься ты?
- А жена где?
- Моя жена не рождена. Ещё не решил, как жизнь устроить. Вот когда решу, тогда...
От командировки у меня оставалось два дня. Проснувшись, я лежал в постели и думал, как бы их с толком провести. Но вспомнив о Галке решил никуда не мотаться, а посвятить это время ей. Да, и с устройством помочь дурёхе надо. А то приехала в Питер как будто ждали её тут.
Интересно проснулась она, или дрыхнет ещё?
Галка сидела на кухне и, подперев головёнку кулачком, смотрела в окно.
- Хорошо у Вас тут. Тихо. И двор чистый.
- Ты мне вот что скажи, ты совсем проснулась, или как?
- Совсем. А что?
- Тогда собирайся, и пойдём в пельменную, позавтракаем. Магазин только в девять откроется. Тогда и харчей подкупим. Не возражаешь?
- Нет, конечно. Заодно и город посмотрю.
- Ну, город я тебе после покажу. Когда с делами управимся. Покатаю тебя на мотоцикле. Не боишься? У меня мотоцикл с коляской. Ваш, украинский. В Киеве сделанный. Днепр-МТ-10.46 называется.
- Ой, здорово как! А вам на работу не надо?
- Ради тебя, так и быть, не пойду на работу, - слукавил я. - Готова? Тогда пошли. Здесь рядом - за углом.
Галка оказалась на удивление компанейской девчонкой. У меня появилось такое чувство, что знаю её давным-давно.
Мотоцикл стоял тут же - во дворе. Расчехлить его, протереть сиденья было делом одной минуты. Галка сидела в коляске так, как будто всю жизнь только на мотоцикле и ездила. До обеда показал ей достопримечательности, примыкающие к месту моего проживания.
Обедали в столовке. Это была самая любимая моя столовая, где обедал по выходным, когда лень было готовить дома.
А дальше колесили по центру города, совсем забыв, что надо поездить по гостиницам в поисках свободного места.
Домой возвращались поздно вечером, купив по дороге пражских котлет и коробку макарон. Дома, за ужином, Галка рассказывала о себе, о Харькове, Украине. И голос её был такой добрый, такой ласковый, что готов был слушать его без конца. Всякий раз, когда Галка замолкала, просил:
- Расскажи ещё что-нибудь.
Мне было хорошо с ней, и я боялся, что она почувствует это. А мне не хотелось её потерять.
Так получилось, что горемыка-путешественница, случайно встреченная на вокзале, осталась у меня до конца пребывания в Ленинграде. Со временем, когда уходил на работу, она стала провожать меня. И целуя говорила слова, которые раньше не слышал:
- Я буду ждать тебя, милый.
Каждый вечер дома был вкусный ужин, после которого мы всегда выезжали на набережную Невы. Бродили вдоль парапета, любуясь вечерней зарёй уходящих белых ночей. Каждую ночь мы проводили вместе, не успевая насладиться друг другом в любовных страстях.
Улетала Галчонок самолётом. Провожая её, хотел заказать такси, но она сказала, что поедет на мотоцикле. В аэропорту, когда объявили посадку, она прижалась ко мне всем телом и, целуя, сказала:
- Мне кажется, что мы встретимся. Я сделаю всё, чтобы наша встреча состоялась. Спасибо тебе за всё.
Но я-то знал, что чудес не бывает, и долго смотрел в небо, провожая самолёт за самолётом, которые взлетали по ту сторону аэровокзала.
Одиночество и тоска с такой болью навалились на меня с её отъездом, что вернувшись, я не убирался в квартире, оставляя всё на местах её присутствия. Время остановилось.
Всякий раз, возвращаясь домой, я видел её встречающей меня в прихожей. В кресле с поджатыми ногами. В постели с закинутыми за голову руками...
- "Боже мой! Не уж-то это никогда не повторится?"
Телефонный звонок раздался неожиданно. Мне никто и никогда не звонил. Даже вздрогнул от требовательной трели аппарата. С удивлением поднял трубку и...
Мои сердце, дыхания замерли, когда услышал её голос:
- Ты не будешь возражать, если я приеду ещё на недельку?
Мы встретились в аэропорту. Она такая же, как и две недели назад, шла всё с тем же чемоданчиком в руке и сумкой "Харкiв" через плечо. Я кинулся к ней так стремительно, что напугал. Не замечая ни смущения, ни скованности любимой женщины, сгробастал её в объятия и целовал, целовал, не переставая.
Какая-то скованность Галчонка заставила меня отстранить её от себя. Вглядеться в лицо.
- "Нет! Это она!
Та, которая так нужна мне каждую минуту, каждый миг".
Подхватив чемодан, сумку - мы, не обращая внимания на удивлённые взгляды людей, выскочили на улицу. Несколько неловко Галчонок уселась в коляске мотоцикла, и мы поехали домой.
Остановились у спуска с набережной, где не так давно сидели на парапете, любуясь вечерним закатом солнца. Галчонок, прислонившись к гранитным камням, огляделась и с улыбкой сказала:
- Ты знаешь, как будто первый раз вижу это.
Дома нас ждали бутылка красного вина и жареная курица, которую оставалось только разогреть. Курицу мы чуть не сожгли, совершено забыв о ней в объятьях и поцелуях.
Сидя за журнальным столиком и успокаивая страсть вином, я смотрел на неё и не мог поверить в своё счастье:
- "Галчонок, моя Галочка приехала ко мне снова. Как же я рад! Как же я счастлив нашей встречей. В этой мире только ради неё стоило жить. Остальное всё тлен. Остальное пусть сгинет. Пускай останутся только она и я. И нам целого мира будет мало, что бы любить друг друга".
Галчонок сидела в кресле, поджав под себя ноги, и смущенно поглядывала на меня пригубляя вино.
Отставив бокал, я подошёл к ней, встал на колени и заглянул в глаза:
- "Боже мой! Я никогда ещё не встречал таких глаз. Они манили. Они были бездонными, как пропасть. Эти глаза хотелось целовать и целовать без конца. Хотелось утонуть в них раз и навсегда".
Наклонившись, стал целовать её колени, руки, обнимавшие меня, шею, грудь, лицо. Чувствовал её жаркое, прерывистое дыхание и больше не мог контролировать себя.
Подняв драгоценность на руки, понёс её в спальню, где мы провели столько блаженных ночей две недели назад. После её отъезда я ничего здесь не трогал, наслаждаясь видениями её присутствия на белоснежных простынях.
И эти видения вернулись ко мне наяву.
- "Этого не может быть! Это просто чудо какое-то. Мы опять вместе. Мы опять в огне любви. Я так хочу, чтобы так было всегда".
И снова аэропорт.
Снова она уезжает от меня. Пожимает плечами, не зная, что ответить на вопрос: - Когда мы увидимся вновь?
Она молчалива и отрешённа от окружающего. Всё чаще и чаще смотрит в пол, не поднимая глаз, как будто чувствует себя виноватой передо мной.
Она, по-моему, не понимает, что через несколько минут увезёт с собой моё счастье. Увезёт навсегда, если не скажет, что же будет с нами дальше. Этот вопрос, с некоторой опаской, я задавал ей и раньше.
Я уже не представлял себя одного в квартире. Мне до боли хотелось, чтобы Галчонок осталась. Что бы нам было всегда, всю жизнь, хорошо так же, как было хорошо эту неделю.
Что-то удерживало мою женщину от принятия нужного мне решения.
Что?!...
Вот уже неделю пустота давит на меня.
Снова и снова гоню из памяти видения присутствия рядом своей любви. Что-то не сложилось у нас. Чем-то я её обидел. Я это почувствовал буквально на следующий день после её приезда.
- "Со мной рядом была та, которая восхитила меня в первую нашу встречу и не та, которая приехала вновь. Почему она была молчалива? Почему она всё время смотрела, как бы сквозь меня? Почему я почти не слышал её смеха, почти не видел радости в её глазах?
Куда подевались её лёгкая бесшабашность, отчаянность? Даже поездки на мотоцикле её не радовали".
И всё же я был несказанно рад нашей встрече. Жаль, очень жаль, что встреча была такой краткотечной.
Прошла неделя. Возвращаясь с работы, чисто механически заглянул в почтовый ящик:
- "Подумать только - письмо. Кому это? Мне?!
Обратного адреса нет. Странно. Тоненькое какое-то.
Ладно, дома посмотрю, кто это обо мне вспомнил."
На ужин были традиционные "Пельмени "Сибирские" с маслом. Чай, сигарета...
- "А где же письмо? В прихожей.
Почерк вроде бы женский.
Так, что здесь такое? Фотокарточка.
Записки нет. А что за фотокарточка?
Вот это да-а-а!
Галка. И рядом Галка. Прижались друг к дружке словно сестрёнки. Только у одной лицо открытое, с задоринкой, а у другой строгое, как у учительницы.
Не по-нят-но.
Что-то написано на оборотной стороне:
- Женя, спасибо за всё. Не сердись на нас. Мы тебя очень любим.