Летом 62-го отца вызвали в Главк. Вызвали без объяснения причин. Срочно.
До областного центра от места дислокации п/я где он "правил службу" было более трёхсот километров. Добраться можно было поездом за ночь, или на пароходе за день с небольшим. Отец решил ехать поездом.
Сборы были тревожными. Ещё не прошли те времена, когда люди по утру "растворялись" в неизвестных направлениях. Время от времени в лагере, где отец был "хозяином", появлялись "лишенцы". Однако ихняя "жизнь" ничем не отличалась от быта тех, кого называли уголовниками. Тот же распорядок дня, те же принудработы... И жили они в одном бараке. Правда, интендентов не помню. Отец сумел уравнять всех, кто был по ту сторону "колючки". Иерархию среди заключённых истребил. Как? - это знали только его сослуживцы.
Оказался он в органах по комсомольскому призыву, в семнадцать лет. В те времена партия и комсомол распоряжались где кому работать. Вот и попал он с райкомовской работы да в "мясорубку". Тогда как раз тридцать седьмой год шёл:
- Я потому только выжил, что все меня за пацана держали. Да и роль мне отвели неблаговидную. Почерк у меня красивый был и образования по тем временам хватало. Вот я при "тройках" и секретарил. Что говорили то и писал. Ну и "Дела" оформлял согласно установленному тогда порядку.
Происхождения я был пролетарского. Отец у меня огнеборцем служил - в пожарной части. Мать по дому хозяйничала. А про деда своего я и не слышал никогда. Да и не требовалось про деда в анкете вспоминать.
До сорок первого всё в писарчуках ходил - работал в секретариате управления НКВД. Дослужился до начальника отдела. Правда без звания. Званий нам тогда не давали. А как война началась многих, из начсостава, в регулярную армию перевели. А нас на их места ставили. Вот тогда мне лейтенанта и присвоили. Тогда я впервые форму одел.
Многие, получив оружие, на фронт рвались. Но отпускали не всяких. Тех кто к оперативной работе неспособен был. А мне так и на этой службе хлебнуть пришлось.
Ближе к сорок второму в Томске зона "поднялась". С продуктами тогда уже плохо было. По лагерям паёк до минимума урезали. Вот они и взбрыкнули. А я, к несчастью, в том лагере в командировке оказался. Поручено мне было с местным начсоставом заключённых для штрафбатов отобрать. А лагерь был не маленький - тысяч на пять заключённых.
Только мы отправили отобранных на сборно-призывной пункт - они и поднялись. Чего требовали?... Да всё то же: рабочий день восемь часов, одежду тёплую, питание. А за Уралом драчка с немцем не на шутку была. Ихние танки уже под Сталинградом снег утюжили. Всё на "волоске висело".
Взялся я парламентёром выступить. Объяснить буйным, что ни того от них Родина ждёт. Порезали меня. И на белый флаг наплевали. Но это был последний для них шанс по-мирному разойтись. Три броневика с пулемётами, да три роты с автоматами окучили ихнего брата. А потом неделю без жрачки, да без дров, да под прицелом "на поражение"... Так вот порядок и навели. Мне тогда "За отвагу" вручили.
Не хочу вспоминать про это. Меня "с проникающим" вообще "комиссовать" хотели. Но оставили. Тяжело было с кадрами в тылу. Вот потому и не уволили. Потому и жив остался. У меня ведь профессии никакой не было. Как бы я кормился? А так и при деле и при пАйке.
До Сталинградских событий я всё штрафбаты формировал. В сорок третьем пришлось поменять специализацию - пленных к "общественному" труду приобщали. А ближе к сорок пятому дезертиров да предателей, что к немцам подались, на путь истинный наставляли.
Ну, а после войны, сам знаешь, народное хозяйство восстанавливать надо было. А оно в немалой степени за счёт труда заключённых поднималось. Надо было и с ними кому-то работать. Я к тому времени опыта работы с заключёнными поднабрался. Так вот до сих пор этим и занимаюсь.
Труд, конечно же, благородный - человека на путь праведный наставить. Но не благодарный. Думаешь не знаю я как к нам простой народ относится? Знаю. Но ведь и эту работу кому-то работать надо. Хотя, признаться, с преступностью сейчас полегче стало. Идейные ЗК перевелись. Уголовников махровых единицы остались. А это всё "бытовики". Люди, в основном, бесхарактерные, без смысла в жизни и умом обделённые. С таким начинаешь разговаривать, а он и сам не знает, что натворил и почему:
- Пьяный был...
Или:
- Затмение нашло, гражданин начальник.
Вот и весь его ответ.
А то что капитаном я до сих пор хожу, так это от того, что образования у меня не было. В войну, да сразу после войны об учёбе не думали. Но теперь закончу ЮрФак, немного осталось, тогда можно и выше шагать. Хотя меня и эта должность устраивает...
Машина за отцом пришла поздно ночью. Поезд, проходящий, со станции в два часа отправлялся. Прощаясь договорились, что отзвонится отец как узнает зачем он в Главке понадобился. Но звонка мы так и не дождались. Мать изнервничалась вся. И у нас с сёстрами душа была не на месте. Сами звонить мы просто боялись. Боялись неизвестности вызова, его неожиданности и, как нам казалось, его беcпричинности.
Но оказывается причина была. И последовала она со стороны откуда мы уж никак не ожидали.
Отец приехал днём. Через сутки. Из нас никто и не ожидал, что он вот так приедет не позвонив, не предупредив. А он вошёл в дом как всегда строгий, подтянутый, в новой безукоризненно пошитой парадной форме, с майорскими погонами на плечах. Мы смотрели на него и верили, и не верили, что он вернулся живой и здоровый, и стоит в дверях с улыбкой в глубине глаз.
Уже вечером, за ужином, мать разбавила спирту грамм триста, отец рассказал, что вызвали его потому, как швейцарский "красный крест" его разыскал. Оказывается в Турции, на девяносто первом году жизни, тихо скончался владелец рыбоперерабатывающих заводов - дед моего отца.
Он оставил после себя некоторые счета в швейцарском банке. Счета эти завещались отцу, как прямому из назначенных наследников по дедовой линии. От отца требовалось только одно - подписать какой-то документ где говорилось, что Советский офицер буржуйских подачек не приемлет.
Отец и подписал.
А всё остальное: новое звание, новая форма - это уже шло как приложение к его подписи.
Вот такие были времена. И совсем недавно.
ПОСЛЕСЛОВИЕ:
Племянница моя, Настенька, в 2002 году отдыхать в Турцию ездила. А могла бы и в гости.