- Ну что ты кричишь? - я почти умоляла, - работай, пожалуйста.
В ответ новенький офисный МФУ, который я намеревалась использовать, как ксерокс продолжал недовольно пищать, требуя неизвестно чего. Минут через десять истошных писков, моргания лампочек в самых неожиданных комбинациях и моих стараний умная техника сдалась и, наконец, выдала вполне терпимую копию. Вообще ксерокс просто капризничал. Вот кто действительно меня ненавидел, так это офисный принтер. Любая моя попытка распечатать какой-нибудь документик заканчивалась треском, пищанием и зажеванной бумагой. Еще давно мне рассказывали, что любая сложная техническая система обладает душой и характером. С тех пор я многократно в этом убеждалась, но если с МФУ договориться удавалась, треклятый принтер мольбам моим не внял ни разу.
В принципе день у меня не задался с самого утра, и все буквально валилось из рук. В моем конкретном случае это значило, что все, к чему я прикасалась, разрушалось и ломалось до состояния не восстановления. Так уже были утеряны фен, кофеварка, ручка, домофон, лифт и машина соседа. К последней, к слову сказать, я даже прикоснуться не успела. Просто, выходя из дома, в "настроении" я метнула в сторону ни в чем не повинной железки взгляд, после которого несчастная заглохла. Все оказанные соседом реанимационные мероприятия результата не дали.
Плюнув на все и справедливо рассудив, что толку сегодня уже все равно не будет, я решила покинуть рабочее место. Уже стоя на пороге, я коснулась выключателя на стене, намереваясь погасить свет. Между моим пальцем и большой пластмассовой кнопкой мелькнула голубая искра статического электричества, весьма ощутимо ущипнув и тряхнув руку. Я выругалась. Вообще-то, я довольно часто произвожу статические разряды, но возникают они, как правило, при касании с металлическими предметами или людьми, но чтобы пластик!
Домой я заезжать не стала, подруга отзвонилась, сообщив, что через пару минут подхватит меня у супермаркета за углом. Если честно, ехать на пикник на природу желания не было совсем, но как отказать друзьям, не имея веской причины, я не придумала.
- Ты чего такая кислая?- подруга даже головы не повернула, а машина уже катила по узкой дороге меж березовых рощ. Я не ответила, она не настаивала.
Наша компания расположилась на большой поляне, среди зеленеющих молодыми листиками берез. Ребята веселились от души, смеялись, поглощали ароматные шашлыки, те, кто не был за рулем, еще и горячительные напитки. Лично я считала, что 13 апреля, рановато для отдыха на природе, к тому же весна выдалась холодная. Чтобы не объяснять причины напрочь отсутствовавшего настроения (будто я сама их знала), я решила прогуляться. Заблудиться я не боялась, да и негде здесь блуждать. Маленькая речушка огибала лесочек кольцом диаметром километра в полтора, единственный путь из этого водного окружения - накатанная дорога, по которой мы приехали, а поляна, на которой мы расположились, примерно в центре. Я решила пройтись до реки.
Путь не занял много времени. Уже сидя на стволе поваленного временем дерева и разглядывая плывущие по голубому небу облака, которые отражались на спокойной поверхности воды, я так и не смогла понять, почему этот день стал таким, каким стал: корявым, неудачным, грустным. Мыслительный процесс не пошел, увяз в болоте сознания. Колупнув тонким каблуком кожаного ботинка гриб чагу, намертво прицепленный к коре давно мертвого ствола, и дернув вверх бегунок молнии на короткой кожаной куртке, я рывком поднялась. Если причины уныния не ясны, надо на них наплевать. Вот сейчас вернусь к своим, накачу чего-нибудь горячительного и ... что-нибудь придумаю. Комментарии, по поводу того, что я приперлась отдыхать на природу в узких джинсах, короткой курточке и на шпильках, я выслушала сразу, как только вылезла из машины, причем, по мнению друзей, причина моего внешнего вида крылась в моих умственных способностях. Не помню точно кто, но очевидно, умная женщина сказала: "Хочешь чего-то добиться в жизни, научись все что угодно делать на каблуках". Я старательно притворяла этот девиз в жизнь, и, как следствие, на вышеупомянутой шпильке могла хоть марафон бежать, причем фавориткой.
Чрез пятнадцать минут, после того как я покинула берег, внутри шевельнулось что-то холодное и скользкое. Стартовала я четко спиной от берега, с прямой линии не сворачивала (в этом я могла поклясться, чувство направления у меня развито очень сильно), шла достаточно быстро, а, значит, уже минут пять, как должна была ну если не выйти на поляну, то пройти от нее в достаточной близости, чтобы увидеть пламя костра за деревьями и услышать голоса друзей. Ладно, допустим, пресловутое чувство направления меня обмануло, и я прошла далеко от поляны, тогда куда теперь? Вопрос был не трудный. Времени у меня предостаточно, до темноты далеко, усталости нет. Значит, надо идти прямо и я снова выйду к берегу, с другой стороны круга, так сказать, затем по берегу дойти до дороги, а по дороге вернуться на поляну. Маршрут конечно в несколько километров, зато стопроцентный. Конечно, можно, дойдя до воды, развернуться и попробовать снова пройти по радиусу, но где гарантия, что обманувшее однажды, чувство не предаст вновь и не отправит меня по хорде, как в этот раз. Третий вариант, бродить по лесу, пытаясь набрести на поляну случайным образом, я отвергла, как самый не перспективный.
Еще через десять минут холодное и скользкое шевельнулось в желудке второй раз. Пока я шла, я решала в уме детскую задачку про расстояние, скорость и время. Расстояния мне были даны (мы как-то еще позапрошлым летом, когда обнаружили это волшебное уединенное место отдыха, облазили его вдоль и поперек, исследуя размеры, форму и содержание) пусть и с некоторой погрешностью; во времени тоже сомнений не было, часов я, конечно, не имела, но внутренний хронометр меня никогда не подводил (вне зависимости от ситуации и рода занятий я всегда безошибочно определяла, сколько времени прошло, погрешность при этом ни разу не превысила минуту). Самым примерным значением была скорость, ее я брала равной пяти. Почему? Да, потому, что с младших классов школы, как в учебнике по математике только стали появляться примитивные задачки на деление, там было написано:...скорость человека 5 км/ч...
Продолжая маршировать по прямой, я пересчитала варианты с учетом более медленной скорости, увеличив расстояние на максимально возможную погрешность при их первом измерении, и допустив, что чувство времени тоже меня сегодня подвело. Результат остался неизменен - я уже в любом случае должна была оказаться, ну если не на поляне, то на берегу реки. Как издевательство, а попутно и доказательство моего интеллектуального провала, за белыми стволами берез не наблюдалось ни того, ни другого.
Я расстегнула куртку, потому что мне стало жарко. Чтобы отвлечься, я попыталась прикинуть, сколько калорий побеждено мною в результате уже совершенного марш-броска, вспомнив, что по результатам предыдущих расчетов значения длинны пути, времени и скорости признаны неопределяемыми, сникла. Однако, едва возникшее уныние, было напрочь сметено чьим-то бормотанием. Голос был один, недовольный, но тихий, и раздавался за зарослями какого-то лохматого куста чуть правее прямой (а может уже и не прямой, кто ее знает), по которой я шла. Секундное оцепенение сменилось внутренним ликованием: что ж, если я сама не знаю ответа на вопрос, где я и куда идти, пора воспользоваться подсказкой аудитории. Пройдя по прямой (ну хочется мне верить, что она прямая) дальше, я повернулась направо. Прямо за кустом, склонившись над кучей ровных сухих палок, копошилась старая бабка, в длинной до пола юбке, неопределенного цвета, льняной рубашке с закатанными до локтя рукавами и когда-то цветастом платке, покрывавшем голову. Старуха, на чем свет стоит, костерила неизвестно в чем повинные палки.
- Здравствуйте, Вам помочь?- в голос я вложила всю доброжелательность, на которую только была способна. Расчет у меня тоже был прост. Если попросить помощи у незнакомого человека, то тот с чистой совестью может и отказаться, но если попросить в ответ на ранее оказанную услуги, то отказ последует только в случае бессовестности оппонента. В то, что бабка окажется бессовестной, мне верить не хотелось.
- Ой, Святы Духи! - подпрыгнула старушка на месте. - Напугала. Помоги доченька.
Я подошла. При ближайшем рассмотрении оказалось, что куча палок - это вязанка дров, а обруганы сухие ветки были за то, что ни как не собирались этой самой вязанкой становиться. Пока я, сидя на корточках, стягивала концы веревки, формируя тугой пучок, бабка выпрямилась (это не сильно изменило ее позу, ибо старушка была и низкая и горбатая) и произнесла:
- Совсем куриная слепота замучила! Днем вижу, как орлица молодая, а только завечереет, и под самым носом ничего углядеть не могу. Если б не ты, дочка, пришлось бы без дров возвращаться, не совладала б я с ними...
Старушка продолжала что-то говорить, а я замерла в стоп-кадре. Сердце, пропустив положенный удар, рвануло куда-то вниз. Как, завечереет! Облака стали плоскими и серыми, небо тоже заметно изменило цвет, тени от деревьев стали длинные, свет между тенями - тусклый, воздух - прохладный и сырой. По всем известным мне признакам вечерело! От того момента, как я покинула поваленное бревно и до того - как должны были опуститься сумерки, у меня было часа четыре. За это время на скорости 5 км/ч (ну не могут же детей в школе так бессовестно обманывать) я должна была не раз пересечь лес из конца в конец, и хотя бы раз наткнуться на один из известных мне ориентиров: шумно гуляющую на поляне компанию молодежи, прокатанную протекторами автомобильных шин дорогу или реку.
- Ну что, дочка, справилась?- старушка выдернула меня из цепких лап ступора.
- А вы здесь далеко живете?- я завязала концы веревки морским узлом и решала, о чем спросить дальше: где река, где дорога, где люди?
- Ой, нет, дочка, не далече. Почитай, с косогора спуститься, да вдоль оврага пройти. А как ты-то в глушь такую забралась?
- Заблудилась, кажется?- нерешительно произнесла я. В голове, налезая друг на друга, пихались мысли: какой косого, какой овраг, где я?
- Не гоже ночь в лесу встречать. Пошли, до людей ты все равно не дойдешь, а в избе и разговаривать сподручней.
Я послушно подхватила вязанку хвороста и двинулась вслед за старушкой. Подслеповатая бабка уверенно маршировала впереди, не сбавляя темп и не сомневаясь, в правильности пути.
- Да я в этом лесу, дочка, не то, что каждую березку, каждую травинку и былинку наперечет знаю,- ни к кому не обращаясь и даже не оглядываясь ответила бабка на мои мысли.
Я тряхнула головой, сгоняя наваждение, и приступила к логическому объяснению сложившейся ситуации. Допустим, я действительно шла прямо, а не плутала все это время, допустим, я покинула лесок-островок (не заметила следы от шин на траве и вышла по дороге, или нашла другой проход, которого там нет и не было никогда), тогда за четыре часа, со скоростью 5 км/ч (ну должно же в моих рассуждениях хоть что-то быть точно известно), я могла уйти километров на 20. Допустим, на этом расстоянии лес ни разу не кончился, его ни разу не пересекла просека, вырубка, искусственная лесопосадка. Тогда я вполне могла набрести на бабку-отшельницу, которая именно в этом месте решила собирать хворост. Какая логичная бредятина! Я скользнула рукой по всем имеющимся на моем теле карманам. Надеялась я, естественно, найти сотовый телефон. Карманы оказались пусты, а память услужливо покинула картинку, как Ванька выудил у меня телефон, потому что на нем камера самая мощная и карта памяти большая, а фотоаппарат с собой на пикник никто из друзей взять не догадался.
Я уныло маршировала за старухиной спиной впереди, не разбирая дороги и стараясь ни о чем не думать. А смысл? Достоверной вводной информации, за исключением скорости движения человека, у меня ноль, а строить бесплотные теории можно хоть до посинения, только без толку.
- Ну, вот и добрались!- скомандовала старуха. - Заходи, гостьей будешь.
Я вынырнула из омута уныния и огляделась. Сумерки уже сгустились, и в потемках был различим только контур жилища. Маленький домик без сеней, с низкими окошками без ставен.
- Ты хворост в дом не заноси, сразу в баню топай, освежись с дороги. Я тебе сейчас полотенце и одежду свежую принесу.
- А где баня?- осторожно спросила я.
- Да как за избу повернешь, так сразу и увидишь. Ну, ступай,- ответила бабулька, исчезая за дверью домика.
Баню я бы не нашла, ни за какие деньги, если бы из трубы не струился тоненький дымок. Это была землянка, в том виде, в котором я могла бы ее себе представить. Над землей возвышался лишь небольшой холмик крыши, который я при первом взгляде приняла за ... холмик. Кое-как на ощупь, спустившись по земляным, но застеленным какой-то сухой травой ступенькам и толкнув до неприличия низкую дверь, я оказалась в маленьком, тускло освещенном лучиной помещении размером не больше двух квадратных метров. Из мебели только деревянная лавка вдоль длинной стены. На противоположной стене имелась еще более низкая дверь, видимо, ведущая из предбанника в саму баню.
- Ты хворост прямо здесь положи, - от неожиданного голоса старушки я подпрыгнула на месте, - да и сама не задерживайся. Вечер уже.
Положив на край лавки стопку аккуратно свернутого белья, и не произнеся больше ни слова, бабуся вышла, оставив меня одну. Баня, по-видимому, была затоплена давно, и уже успела порядком остыть, поэтому в ней было не жарко. Помывшись и вытершись льняным полотенцем, я с изумлением разглядывала предложенную одежду. Комплект состоял из двух вещей: белой рубахи с косым воротом, длинными рукавами и подолом, доходившим мне почти до пят и сарафана "а-ля юбка на лямках" из красной материи, примерно той же длинны, что и рубаха. Оставался вариант надеть прежнюю одежду, но натягивать на еще влажное тело узкие джинсы как-то не хотелось, поэтому я облачилась в предложенное одеяние. Ткань на удивление оказалась мягкой, и не царапалась. Свои вещи я аккуратно свернула стопочкой, задула лучину на стене и побежала к дому.
Уже сидя в теплом сухом помещении на деревянной лавке за деревянным же столом, я изумленно рассматривала обстановку вокруг себя. Старуха не зря называла свое жилище избой, потому что это и впрямь была изба. Бревенчатые стены, каменная выбеленная огромная печь, деревянный пол покрытый дорожками цветастых половиков. Из мебели большой стол, придвинутый к противоположной от печки стене, пара лавок ему под стать, за расписной ширмой пряталась укрытая сшитым из лоскутков одеялом и стопкой разнокалиберных подушек кровать, у самой двери большой, окованный железом сундук. Других комнат, и драгой мебели не наблюдалось. Больше всего это походило на избушку бабы-яги, только чище и уютней. Между лопатками у меня пробежался противный холодок. Старушка, не обращая на меня внимания, хлопотала у печи, выставляя на стол то горшок с кашей, то миски с ложками, то круглый каравай хлеба. Спустя совсем немного времени стол ломился от яств, а маленькое помещение заполнилось аппетитными запахами вкусной еды. Если "баба-яга" и питалась забредшими в глушь путниками, то явно предпочитала их не только чистыми, но и сытыми. Я даже не удивлялась точности движений старухи. Если она по лесу шла с такой уверенностью, то в собственной избе могла бы ориентироваться даже будучи абсолютно слепой.
- А ты дочка волосы-то заплети, - бабуля снова заговорила неожиданно, - не гоже молодой девице простоволосой быть.
Спорить я не стала и принялась плести косу. А что спорить? У пожилых людей свое представление о том, как должна выглядеть современная молодежь, и переубедить их не реально. Вывод однозначный и получен опытным путем на моей собственной бабушке.
- А как Вы узнали, что я молодая?- разговор я решила начать издалека.
- А как иначе,- старушка даже слегка удивилась. - Голос у тебя высокий да звонкий, движения сил полны, да и сарафан тебе в пору пришелся, значит, как есть девица.
Я хотела спросить еще что-нибудь, но старуха меня перебила:
- Негоже на пустой желудок разговор вести. Сначала ешь, а уж потом и беседы беседовать станем.
Я не наелась, я объелась. К тому моменту когда, желудок надавил на диафрагму, мешая нормально дышать, у меня уже имелась несколько версий случившегося. Осталось дополнить пробелы недостающей информации и выбрать ту, которая выдержит проверку на прочность.
- Ну,- произнесла старушка, шумно отхлебнув из глиняной чашки травяного отвара,- теперь и знакомиться можно. Меня баба Тамма зовут.
- А я Кира, Кира Зорина.
- ЗорЗна, - задумчиво повторила старушка,- странное имя для девушки, тебе не кажется?
Мне не казалось.
- Вообще-то, правильно ЗСрина, - повторила я, делая акцент на ударении, - и это не имя, а фамилия.
Старушка не ответила, но о чем-то задумалась.
- Скажите, а отсюда река далеко?- пора было, наконец, определиться с местоположением.
- Да-к, нет здесь рек, милая,- Тамма отвлеклась от своих мыслей. - Во всей округе только озера да родники. Правда между Лебяжьим и Камышным озерами протока есть, но ее рекой никак нельзя назвать.
Внутренности у меня противно напряглись.
- Ну, все-таки,- не унималась я. - Не может же ее совсем не быть?
По моим подсчетам отмахала я километров двадцать, а подобные расстояния могут в понимании старушки не входить в понятие "здесь".
- Ближайшая, Ланира. Она в полутора днях пути на запад от Кричей.
Мурашки на спине встали дыбом. Полтора дня в часах это сколько? А если перемножить с известной мне скоростью, то километраж и вовсе громадный, такой за четыре часа не одолеешь. К тому же названия Ланира и Кричи ни о чем мне не говорили и ни с чем не ассоциировались.
- Баба Тамма, а какой сейчас год?- голос мой заметно дрогнул.
- Четвертый.
- В смысле?!- абсолютно все теории в моей голове рухнули как карточный домик.
- Тринадцатый день шестого месяца четвертого года с момента вхождения на престол Лафанира седьмого, - выдала старушка полную календарную раскладку.
Я подавилась отваром. Да что, черт подери, происходит? До последнего момента мне было неизвестно где я, а теперь стало непонятно когда я?
- Похоже, ты сильно заплутала, девица,- констатировала Тамма.
- Похоже на то,- сдавленно выдохнула я.
- И что делать думаешь?- старушка вопросительно заглянула мне в глаза. Вместо ответа я угрюмо дернула плечами.
- Ну, вот что, милая, оставайся ты у меня. Пока не решишь, что дальше делать, не выгоню. Если сама что придумаю, посоветую. А сейчас отправляйся спать, а то больно умаялась сегодня.
Я поднялась со скамьи и потянулась собрать грязные тарелки.
- Оставь. Иди.
Как повернула за ширму, я помнила, как расстелила постель и легла - уже нет.
Проснулась я оттого, что лучик солнца, пробившийся через занавеску на окне, нагрел мне щеку. Сладко потянувшись и несколько раз моргнув, я снова закрыла глаза.
- Коли ты уже проснулась, то и валяться нечего. Поднимайся, оладьи почти готовы,- голос бабы Таммы не был приказным, но прозвучал так, что не ослушаешься. Я выбралась из ласковых объятий кровати. Рядом с изголовьем стоял комод, предмет мебели, который я раньше не заметила, а на нем зеркало, кувшин, круглая глубокая миска и гребень. Умывшись в миске водой из кувшина, заправив постель и расчесав волосы, я задумалась, что же мне надеть. Первую мысль облачиться в свое родное я отвергла. Иначе придется объяснять Тамме, почему на мне такая странная одежда (в том, что она покажется ей более чем странной я даже не сомневалась). А как объяснить то, чего я и сама не понимаю? Пришлось напялить рубаху плюс сарафан. Я поискала в душе вчерашнее беспокойство, но от него не осталось и следа. Наконец, закончив утренний моцион, я уселась на лавку, за стол, на котором уже дымилась приличная горка загорелых оладушков, мисочки с вареньем, медом и сметаной и большой чайник травяного отвара.
- Сначала косу заплети, а то негоже, внученька,...- начала было старушка.
- Да помню я,- отозвалась я, приступая быстро заплетать послушные локоны. Видимо вчерашнее мытье сказалось на них более чем благотворно. Обычно мои достаточно длинные вьющиеся волосы цвета поджаренного до состояния карамели сахара лежат по принципу "Куда хочу, туда торчу", и спорить с ними по этому поводу бесполезно.
- А почему внучка? Вчера же вроде дочка была?- я прицепились к словам бабули.
- Так вчера-то я просто догадалась, что ты молодая, а сейчас гляжу, что ты еще дитятко совсем,- отозвалась Тамма, усаживаясь за стол.
В свои девятнадцать я искренне считала себя взрослым, самостоятельным человеком. А тут "дитятко"! Я ненадолго и несильно обиделась.
- Баба Тамма, а чем Вы меня вчера напоили?- то, что это был не просто травяной чай, я могла поклясться на крови.
- Долгой памятью,- честно ответила старушка, и, оценив мой непонимающий вопросительный взгляд, продолжила.- Это сбор трав так называется. Когда у человека происходит что-то, с чем ему тяжело смириться, трудно пережить, а дальше жить все равно нужно, ему отвар этот и дают. Человек тогда все помнит, но воспринимает так, будто все случилось уже давно, тогда и не страдает. Мне вчера показалось, что ты неспроста в лесу заплутала, у тебя внутри все дрожало. Вот я и решила мучения твои облегчить.
- Спасибо,- тихо отозвалась я без обмана. Я на секунду представила, что было бы, если б я проснулась и поняла, что все вчерашнее не сон и не бред, причем, поняла во всю силу своих эмоций. Что тогда было бы истерика, нервный срыв или еще что похуже. Поспешно прогнав из головы картинки с моим бьющимся в истерических конвульсиях телом в главной роли, я решила перевести тему.
- Так вы...
- Нет, что ты!- перебила меня Тамма, не дав закончить.- Не ведьма я. Магической силы у меня с гулькин нос, а вот травница знатная. Отваром да настоем любую хворь вылечить могу хоть телесную, хоть душевную.
- А как Вы не боитесь в лесу одна жить. Не страшно, не тяжело?
- А от чего же я одна? Кричи здесь совсем не далеко, рукой подать. Да и люди меня не забывают, что не день за помощью идут, а я и не отказываю.
Словно в подтверждение только что произнесенных ею слов в дверь постучали. В со скрипом отворившемся проеме показалась женщина лет сорока. Не толстая, но крупная баба с загорелым лицом и руками, в рубахе, юбке и платке на подобие старухиных, только гораздо новее. Из-под недостающего до земли подола выглядывали самые настоящие лапти. Женщина поклонилась. В это мгновение я скользнула по лавке к стене и буквально вжалась в нее, легонько оттянув занавеску окна, я полностью оказалась скрыта от глаз.
- Здравствуй, баба Тамма. Помоги. Совсем спасу нет от этого ирода крикливого.
Не задавая больше вопросов, знахарка поднялась с лавки и исчезла за печкой. Буквально через мгновение она вышла из-за нее, с небольшим полотняным мешочком в руках.
- Держи, Татяна. Давать будешь как всегда.
Женщина приняла мешочек, поставила на сундук у двери полотняный узелок и, поклонившись, вышла за дверь. Тамма взяла сверток, в нем оказалась глиняная крынка сметаны, марлевая сетка с творогом и кусок масла. Сразу понятно, что в хозяйстве неизвестной мне женщины, первое место занимает буренка.
- Денег я не беру за работу, к чему они мне, а от прочего не отказываюсь. Если есть у человека чем меня отблагодарить, то пусть будет благодарен.
Мой маскировочный маневр травница осталась без внимания.
- А что у нее случилось?- поинтересовалась я без особого интереса
- Да дитя у нее уж больно крикливое. У нее ребятишек целый выводок, мал, мала меньше, муженек гулена и бездельник, да хозяйство немаленькое. А самый младший сын кричит без передышки и днем и ночью. Ей с ним возиться некогда, вот она ко мне за травками и бегает, чтоб тот хоть изредка спал.
- А с ребенком что?
- Да ничего. В бурю родился, вот и беспокойный. Теперь пока говорить не начнет, кричать будет.
Я внутренне содрогнулась. Ребенок говорить начнет года в два, а он же не один, криками других заводит. От мужа помощи никакой, а еще и хозяйство. Вот оно счастье семейной жизни, упаси Господи.
Покончив с завтраком, травница принялась хлопотать по хозяйству, я крутилась рядом, помогая, чем только могла. Ни уборка, ни готовка не были моими слабыми местами, поэтому от помощи старушка не отказывалась. Занимаясь повседневными делами Тамма охотно разговаривала. Вспомнив все читаные мною книги о всяком волшебстве, я выспросила у нее, нет ли в лесу, где мы с ней встретились каких-нибудь мест силы, ведьминых кругов, телепартационных порталов и прочих аномальных зон. Собеседница заверила, что ничего подобного у них отродясь не было. Я занервничала. А я тогда сюда как попала? Жертвой моих нервов стала ступка, в которой я на тот момент растирала неизвестные мне травки. Без особого интереса, осмотрев осколки, некогда бывшие чугунным монолитом, травница забрала у меня пестик, заменила его чашкой чая (чая ли) и со словами: "Старая вещь все равно должна была рано или поздно сломаться..." смела не доделанный порошок в другую ступку, на сей раз каменную. Успокоившись теплым ароматным напитком, я вернулась к делам. Скоро я узнала, что землями их правит король, с приходом на трон нового монарха начинается новое летоисчисление, поэтому и дни и месяца считаются только цифрами, десять дней - неделя, четыре недели - месяц, десять месяцев - год. Однажды, в эпоху дворцовых переворотов, когда новоиспеченные монархи умирали, не успев обжить покои, новый год наступал четырнадцать раз в году. На мой вопрос, как же люди ведут хозяйство, да и вообще живут в таком бардаке, если день посева может быть то в седьмом месяце, то в первом, то в десятом, Тамма рассмеялась. Зачем, мол, запоминать цифру, когда в ней ни какого смысла кроме числа и нет. Что и когда делать по хозяйству, люди определяют по знакам природы: цветению и отцветанию определенных растений и деревьев, прилету и отлету птиц и так далее (короче, по народным приметам). Природе же без разницы, какой король на троне, у нее свой календарь. Так прошел день, потом еще один, потом еще...
Люди у избушки появлялись регулярно. Если больной приходил сам, Тамма лечила его на месте, если приходили родственники и могли точно сказать, что случилось - давала снадобья с собой, если же с человеком или животным (фитотерапевт-гомеопат была еще и ветеринаром) случалось что-то требующее ее присутствия - шла в деревню сама. Никому из гостей я на глаза не попалась ни разу, как-то так обстоятельства сами складывались. Я и не возражала. К мысли, что собственно делать дальше я возвращалась несколько раз. Можно было бы отправиться в лес на поиски портала, который меня сюда забросил. Но как, а главное зачем, искать то, чего в помине нет! Можно было пойти в деревню, но опять-таки зачем? Что там может быть, кроме толпы любопытных крестьян? И чем они могут мне помочь? От травницы никаких идей тоже не поступало. За те пятнадцать дней, что я прожила в избушке, Тамма ни разу не спросила меня, откуда я, как попала в лес, где мой дом. Сама я тоже не рассказывала. Иногда на меня наваливалась тоска по моим родным, друзьям, по моему миру вообще. Тогда старушка садилась рядом, обнимала за плечи сухой рукой и протягивала чашку с теплым ароматным чаем. Я давно догадалась, что бабуля щедро потчует меня сильным природным антидепрессантом, но пила. Это все равно лучше, чем мучится от бессилия.
Очередным утром я проснулась в избушке одна. Тамма еще вчера сообщила, что до зари уйдет в лес собирать какую-то редкую траву и вернется не раньше, чем солнце подойдет к самой высокой березе. Я умылась, оделась и заплела косу (дрессированная я какая), позавтракала остатками вчерашнего ужина и решила порадовать хозяйку, ну и себя заодно, пирожками. Я как раз, стоя перед столом перемазанная мукой с ног до головы, замешивала тесто, когда в дверь постучали. Не дожидаясь ответа с моей стороны ни секунды, в комнату вошла женщина. Татяну я узнала сразу. Она же уставилась на меня выпученными глазами, "Здрассти" вырвавшееся, словно против ее воли, повисло в воздухе.
- Здравствуйте. Бабы Таммы пока нет. Она будет, - я глянула в окно, пытаясь оценить, через сколько солнце достигнет обозначенного старухой предела, - часа через полтора, но Вы можете ее подождать.
- Э-э, нет, нет. Я лучше попозже,- шепотом ответила женщина, пятясь задом к двери. Я дернула плечом, что мне ее теперь уговаривать!
Я закончила заводить тесто, убрала следы мучного побоища (вообще выпечка у меня получается, но при этом мука оседает везде, где только может осесть), приготовила плошки с начинками, по плану подразумевались картошка с грибами, капуста с луком и творог. Налепила из подоспевшего теста пирожков (это только кажется, что сдобное тесто подымается часами, лично я являюсь счастливой обладательницей рецепта, по которому тесто подходит за считанные минуты) и засунула в разогретую печь. Румяные пирожки плавно перекочевывали с противня на блюдо, когда я почувствовала, что за мной следят. Чей-то взгляд нагло буровил мне спину. Я оглянулась, прямо под окном стоял чумазый мальчонка, с лохматой головой, в коротких, порванных на коленке штанах и рубахе-косоворотке неопределенно грязного цвета, босоногий.
- Привет, ты кто?- спросила я его, выглядывая в окно. Мальчонка вздрогнул и ничего не ответил.
- Пирожок хочешь?- почему-то я решила, что чумазый ребенок в лесу голодный.
Лохматая голова кивнула. Я прямо через окно протянула самый большой пирог. Какая в нем попалась начинка, я не знала, они ведь у меня с наружи ни чем не отличаются. Босоногое создание, взяло предложенное угощение, благодарно улыбнулось и пулей помчалось в лес.
- Кто это был?- от голоса старухи за спиной я вздрогнула.
- А бес его знает! Мальчишка какой-то.
- А хотел чего?- продолжала травница, проходя по комнате, намереваясь укрыться за печкой. Я уже знала, что именно там у нее хранилище всех ее травок, но делать мне там было нечего, поэтому я туда и не заглядывала.
- Да вроде ничего не хотел. Я ему пирожок дала, он и умчался. Кстати, еще Татяна приходила, я ей сказала, что Вас нет, а она ждать не стала. Пирожки готовы, можно пить чай.
За печкой что-то упало и, судя по звуку, разбилось. Знахарка смачно выругалась. Вот и скажи, бабушка - божий одуванчик, а словарному запасу и портовый грузчик позавидует. Выбравшись, наконец, на свет старушка села к столу и сделала шумный глоток.
- Баба Тамма, а что стряслось?- старушка беспокоилась, причем серьезно. Изменения в настроении окружающих я всегда очень хорошо чувствовала, за что считала себя неплохим психологом.
- Да ничего, Кира, не бери в голову,- отмахнулась та. Ну, всё, если она мне врёт, значит и впрямь что-то случилось. Ведь до этого старуха всегда говорила правду, даже насчет того, что без моего согласия отварами своими меня поит. Какое же из событий сегодняшнего дня выбило старую из колеи. Раз врёт старуха мне, то и случившееся связано со мной. То, что бабку подкосила новость о том, что я пирожков напекла, я отмела как несостоятельную. Остается либо мальчишка, которому я пирожок дала, либо Татяна, с которой разговаривала. А может...
- Ну ладно, что скрывать теперь,- старуха сбила с только что наклюнувшейся мысли, мысль деловито махнула вуалевым хвостом и растворилась.- Не хотела, я чтоб крестьяне деревенские знали, что ты здесь есть. Тебя когда Татяна в избе увидела, решила, что ты дух лесной, что я тебя приручила по хозяйству мне помогать. Она испугалась тебя, поэтому и ушла. Потом она сына своего сюда послала, детей ведь не проведешь, они сразу чувствуют, где чудо волшебное, а где человек живой. Татяна баба хорошая, но болтливая, и завтра к утру уже вся деревня знать будет, что у меня девица молоденькая живет.
- И что?- мое недоверие никак не хотело со мной расставаться.
- Да собственно ничего. Только теперь здесь от сватов отбоя не будет. Видано ли дело, красивая как дриада лесная да молодая как зорька утренняя. А раз я тебя из дому не гоню, да избу свою тебе доверяю, то честная и порядочная. Все женихи деревенские на поляну под окнами жить переедут, а невесты их бывшие ко мне по ночам бегать будут, просить, чтоб я тебя со свету белого сжила.
Бред! Хотя и логичный. Ну, желает пожилой человек, чтобы его тихий уютный уголок до конца дней своих остался тихим и уютный, как его за это можно упрекать. Я напоследок попыталась поймать вуалевый хвостик мысли, которая, еще не родившись, уже не давала мне покоя, но удар в дверь развеял ее окончательно, на сей раз без следа. В дверь не стучали, удар был только один. Опередив старуху, я выскользнула из-за стола и открыла дверь. На верхней ступени крыльца, привалившись спиной к косяку, сидел молодой мужчина-воин. Ошибиться было нельзя, поскольку торс его был облачен в собранную из металлических колечек кольчугу, а на поясе висел довольно большой меч в кожаных ножнах. Давно не стриженые волосы слиплись, видно путешествовал он не первый день, лицо бледное с синими жилками вен и закрытые глаза говорили не в пользу его самочувствия.
- Баба Тамма, что с ним?
- Ранен. Давно. Серьезно, - коротко бросила старуха, скрываясь за печкой. - Усади его на лавку и одежду с раны сними.
Легко сказать! Росту в нем за метр восемьдесят, не меньше, а весу реза в два больше чем во мне. Я-то девушка довольно хрупкая. Я потянула пациента за руку. Застонав, он очнулся, и, не открывая глаз, поднялся. Едва ли чувства вернулись к нему от моих нежных рук, скорее от немыслимой боли, которую он испытал из-за моей попытки его транспортировать. До лавки ему потребовалось сделать лишь пару шагов. Вот когда порадуешься скромным размерам своего жилища, если б надо было тащить гостя по комнатам, лестницам и коридорам на руках у Таммы в итоге было бы два трупа. Завершив процесс транспортировки, гость снова потерял сознание. Снять с него накидку и ремень, пусть даже и с мечом, труда не составило, но как с него кольчугу снять, я же ее даже поднять не могу. Не придумав ничего умнее, я наклонила страдальца вперед настолько, насколько позволяла его природная пластика, и стащила металлическую конструкцию вниз. После подобной процедуры лишить несчастного нательной рубахи было проще простого. Из-за печки показалась Тамма с миской, мотком белого тряпочного бинта и несколькими пузырьками в руках. Поставив все это на стол, она взглянула в лицо гостю.
- Святые духи, да ему же противоядие нужно!- старуха всплеснула руками и как никогда прежде стала похожа на обычную старуху, но тут же собралась.- Налей в миску воды и плесни из синей бутылочки на глазок. Этим раствором промой ему раны дочиста, а когда закончишь, мазью из круглого пузырька все раны смажь и перебинтуй. А я пока не поздно противоядием займусь.
Из-за печки послышались копошение и тихая ругань. С первого взгляда на раны было понятно, что оставило их не оружие, а живая тварь. Три глубокие борозды пересекли левый бок почти параллельно ребрам. Раны были длинные, рваные и старые. Края, забитые грязью, заветрелись, а кое-где уже шло нагноение. По моим представлениям, раствор, которым следовало промыть рану должен быть антисептическим, любой антисептик, в моем понимании, должен щипать, поэтому, когда гость взвыл от касания насквозь пропитанной ткани, я не удивилась. Не переставая дуть на обрабатываемые раны и тихим голосом нести какую-то успокоительную околесицу, я удивлялась, как раствор быстро приводит их в порядок, убирая и грязь и гной. Очень быстро я привела порезы в такое состояние, будто они были нанесены на тело жертвы мгновение назад. После этого со смазыванием их едко пахнущей мазью и наложением повязки я справилась в два счета. Вскоре вернулась травница, с пиалой в руках. От глиняной посудины поднимался белый, воняющий сероводородом дымок. Потерпевший выпил и затих.
- Пусть спит бедолага, сил набирается,- опровергая возникшую у меня мысль, произнесла Тамма.- Не хочешь знать, кто его так?
- Не очень,- честно призналась я.
- Ну и правильно. Если этот здесь живой, значит, тот уже мертвый.
Остаток дня прошел тихо и незаметно за хлопотами над ужином. Когда над лесом сгустились первые сумерки, пациент пришел в себя. Синие жилки вен под кожей исчезли совсем, а сама кожа стала значительно розовее. Его явно потянуло к жизни, и как любого, кто верным шагом пошел на поправку, в первую очередь его потянуло к еде. Однако, старуха решила, что прежде необходимо сменить больному повязку. Как только мой палец коснулся его кожи, в точке контакта проскочил электрический разряд. Обычное дело для нормальных людей, но этот ненормальный вскрикнул, конвульсивно дернулся и застонал. Спокойным и уверенным движением травница оттеснила меня от страдающего тела и сама занялась его ранами, я же тем временем накрыла на стол. Как только ужин был съеден, гость представился:
- Спасибо, люди добрые, что не дали мне погибнуть. Меня Илан зовут, я странствующий воин. Полторы недели назад, в Маранских болотах меня ранил морлок. Как я до вашей избушки дошел, сам не знаю.
- Скажи-ка мне лучше Илан, как ты меня за жизнь свою спасенную отблагодаришь?- голос Таммы был как у торговки на базаре. Я поперхнулась, еще ни разу я не видела, чтобы врачевательница вытребовала с обратившихся за помощью плату за лечение. Мужчина не то, что задумался, он завис. Как только его лицо отразило маску под названием "Да у меня же нет ничего!", бабуля продолжила.
- В благодарность за спасение ты окажешь мне небольшую услугу. Ты проводишь девушку до Харана. Для тебя это большого труда не составит. Сегодня я вас конечно никуда не отпущу, а завтра с утренней зарей вы и отправитесь.
Я, не успев окончательно прокашляться с прошлого раза, подавилась снова. А мое мнение вообще никого не интересует. Меня не надо спросить, а нужен ли мне их Харан! И, вообще, кто-то в начале говорил, что не прогонит меня, пока я сама не пожелаю уйти. Видимо мои мысли весьма красочно отразились на моем лице.
- Когда ты только пришла ко мне, я сказала, что как только у меня появится мысль, как тебе помочь, я помогу,- старуха искусно парировала еще даже не нанесенный выпад. - Я никогда тебя не спрашивала, откуда ты, и чего хочешь. Но поверь старухе, что бы ты ни искала, помочь тебе только в Харане смогут. А от меня тебе пользы все равно никакой.
Я отхлебнула из чашки и успокоилась. Сидеть в избушке среди березовых лесов я могу сколь угодно долго, только без толку. Уйти просто, куда глаза гладят можно, но тоже не вариант. За все прошедшее время знахарка меня не обманула. Так какие у меня причины ей не верить? И чем этот Харан хуже любого другого города, в который я могу отправиться наугад? Тогда решено, завтра утром в путь.
Поскольку стартовать мы планировали очень рано, вещи решено было упаковать с вечера. Для этих целей старуха выдала мне холщевый мешок. Быстро привязав концы веревок, затягивающих горловину к углам днища, я получила импровизированный рюкзак. На самое дно отправилась моя старая одежда. Я так никому ее не показала. Моя обувь подверглась жесточайшей критике, как следствие мне была подарена пара новехоньких лаптей, которые старуха достала из сундука. Еще одним подарком стал гребень для волос. Оставшееся место в мешке заняла провизия: хлеб, колбаса, сало, овощи, сыр и бурдюк с молоком ("заговоренный, не скиснет", - шептала старуха). Последнее, что она мне протянула, кругленький пузырек с ранозаживляющей мазью. Закончив сборы, мы отправились спать. Илан устроился прямо на скамье.
Когда небо еще только посерело с одной стороны, готовясь к рассвету, мы уже были готовы отправляться. Тамма провожала нас, стоя на ступеньках крыльца и давая последние указания:
- Когда доберешься до Харана, скажешь, что тебе нужен Аркалаим.
- А что такое а-р-к-а-л-а-и-м?
- Не перебивай, не забудь и не перепутай, тебе нужен Аркалаим,- Тамма обняла меня за плечи.
- Чем я могу отблагодарить Вас за все, что вы для меня сделали?
На мгновение, на старом морщинистом лице появилось странное выражение.
- А окажи мне в благодарность услугу, когда встретишь в Харане высокого худого старика со шрамом через левую бровь, скажи, что Тамма Берёзная поклон прислала.
На том мы и расстались.
2
Предрассветный час в лесу был весьма прохладным. По моим предположениям на дворе стоял примерно август, когда дни еще по-летнему теплые, а ночи уже по-осеннему свежие
. Это было удивительно, поскольку всего две недели назад (хотя полторы, пока я здесь не мешало бы мерить местными категориями, а то меня люди не поймут) я наслаждалась весной. Дорог мой проводник, видимо, не признавал, поэтому шли мы по лесу. Не смотря на то, что лапти я игнорировала и осталась в своих ботиночках, идти было не тяжело.
Не трудно было заметить, что Илан держится напряженно. Через пару часов молчание и косые исподлобья взгляды мне надоели. Неизвестно сколько мне придется провести в его обществе и, не мешало бы разобраться как можно раньше.
- Я тебе не нравлюсь?- никакой более корректной формы вопроса я не придумала. Воин вздрогнул и быстро заморгал, уставившись на меня округлившимися глазами.
- Нет, что ты. С чего взяла?
- Тогда чего ты на меня второй час зыркаешь?
- Да это у меня профессиональное. Привык с вашим братом ухо востро держать. Ты же ведьмина внучка, кто знает, что ты удумала.
- Ага, удумала на метле полетать, а тебя в козленка превратить,- я еле сдерживала смех.- Вообще-то, я бабе Тамме не родственница.
- А как ты тогда у нее оказалась?
- Она меня в лесу встретила и приютила.
- А в Харан зачем хочешь?
- Ни в какой Харан я не хочу, я домой хочу! Баба Тамма сказала, что там мне помогут. Причин ей не верить, у меня нет.
- А откуда ты?
- Не знаю. Или не помню...- соврала я.
- Тогда тебе точно в Харан,- немного подумав, ответил попутчик. Судя по тому, что он перестал буровить меня взглядом, можно было считать, что контакт налажен.
Общих тем для разговора у нас не было, поэтому мы молчали. Успокоившись относительно моей персоны, провожатый все свое внимание устремил на мою обувь. Еще через два часа я не выдержала:
- Что?
- Ничего,- смущенно отозвался воин.- Просто обувки твои. Я раньше таких не видел. Как ты вообще в них ходишь?
И про что я сейчас должна ему рассказывать? Что это творение итальянских дизайнеров из натуральной кожи, или что для современной девушки каблук в десять сантиметров вообще пустяк?
- Нормально хожу, как видишь.
Разговор снова не задался, и мы замолчали. Илан видимо решил, что главный он. Поэтому первый привал состоялся, когда солнце добралось до своего зенита. Это была просто полянка, пересеченная поваленным деревом. Именно на него я и рухнула. По моим подсчётам за спиной было уже семь часов непрерывной ходьбы по пересеченной местности.
Илан отцепил с пояса меч, потянулся и тут же сжался, поперхнувшись на вдохе. Все-таки раны его еще не полностью зажили.
- Еще сильно болят?- сочувственно поинтересовалась я.- Может, отдохнешь?
- Нет. Не переживай. Мы сейчас по-быстрому перекусим и пойдем. Если поторопимся, к ночи успеем к Ланире выйти.
Услышав знакомое слово, я решила блеснуть познаниями:
- Баба Тамма говорила, что до Ланиры от Кричей полтора дня.
- Да, это если от самого села, по дороге, до переправы. А мы через лес, напрямик идем, и выйдем не к переправе, а у Брунского брода. Поэтому и быстрее получится,- ответил проводник, не переставая жевать бутерброд с салом.- Будь я здоров, мы бы сегодня еще и переправиться успели.
Будь он здоров, я бы уже сдохла! В слух я этого, конечно, не сказала.
К реке мы вышли на закате. Я устала как черт, и примерно так же была зла. Последней каплей стали проклятущие итальянцы, чья обувь, как оказалось, не переносит многочасовых переходов напрямик через лес. У меня сломался супинатор, поэтому на берег я не вышла, а выковыляла. Если честно, здесь было очень красиво. Спокойная река несла свои кристально чистые воды в сторону заката. За спиной шелестел листвой лес, уже готовый погрузиться в прохладный сон. На противоположном берегу в зарослях какого-то кустарника пробовала голос ночная птица. Но до всего этого мне не было абсолютно никакого дела. Что меня действительно волновало, это то, что к ночевке в лесу я оказалась абсолютно не готова. У нас не было ни котелка, в котором можно было бы приготовить что-нибудь горячее, ни собственно продуктов, из которых можно готовить. Даже отвар не сделать. Как спать я тоже не представляла, у меня даже плаща нет, чтобы укрыться.
Я сидела прямо на голой земле, поджав колени, пока Илан разводил костер.
- Ты бы хоть ужин собрала.
Я метнула в воина испепеляющий взгляд и полезла в мешок. Все припасы я просто достала и разложила на платке, а больше и готовить нечего.
- Эх, жалко, что перебраться не успели,- вздохнул Илан, потирая ладони над весело разгорающимся хворостом,- у меня на том берегу схрон есть. Ужинали бы сейчас, как честные люди, а так всухомятку придется.
- В каком смысле схрон?- поинтересовалась я.
- В самом прямом. Я же не первый год странствую, поэтому в местах, где приходится бывать неоднократно, у меня тайники сделаны. Там все самое ценное: котелок, крупа какая-нибудь, соль, огниво сухое, камень точильный, да мешочек с травками для отвара. Постоянно со всем этим добром мотаться не с руки, а так до тайника дотянул, и жить можно.
Я представила, как хорошо было бы сейчас кашки горяченькой с салом и колбасой и ароматного отвару, аж слюни потекли. Я окончательно приуныла.
После ужина я помогла Илану сменить повязку на ранах. Они выглядели прекрасно, то есть стремительно заживали. Если так пойдет и дальше, завтра их можно будет совсем не бинтовать. Рассчитывая на благодарность за оказанную помощь, я протянула провожатому свой ботинок, в надежде, что мужчина способен как-нибудь его починить. Илан покрутил башмак в руках, задумчиво потер поросший щетиной подбородок, и, не сказав ни слова, швырнул несчастную обувку в костер. Я издала гневный нечленораздельный возглас.
- А, что?- воин изумленно вскинул брови.- Мне башмаки твои с самого начала не понравились, ведьмовские какие-то. Да и починить их было уже нельзя.
Первый день путешествия не оставил о себе никаких приятных воспоминаний. Мой проводник видимо решил, что здесь нам ни что не угрожает, потому что без опасений снял и меч, и кольчугу. Он сходил за ветками, нарвал травы, и вскоре у него была готова вполне приличная постель. Я все это время просидела, разглядывая яркие угольки.
- А ты спать не собираешься что ли?- воин уже ворочался под плащом, устраиваясь поудобней.
- Собираюсь,- спокойно ответила я.
- Где? Уж не на голой же земле.
- Нет с тобой. Так что подвинься.
Под возмущенный нечленораздельный вопль я змеей скользнула под плащ, спина к спине прижалась к проводнику, несколько раз пихнулась, отвоевывая жизненное пространство, зарылась босыми ногами в плотную ткань и, наконец, затихла.
- Ну... ты...девка...- Илан с трудом формулировал свою мысль.
- Ты мой ботинок сжег, ты мне должен!- сонно отозвалась я, не дав ему высказаться.
Мы замолчали. Уже засыпая, я по дыханию и напряженной спине поняла, что сосед мой не спит. Но я была злая, и мне было все равно!
Утро меня ничуть не порадовало. От спанья на ветках ломило все тело, от выпавшей росы стало холодно и сыро. Илан тоже уже проснулся. И вид у него был еще более замученный и недовольный чем у меня. Было еще совсем рано, лес еще не наполнился птичьим гомоном, а над водой стелился редкий туман. Воин пошевелил веткой давно остывшие угольки и обратился ко мне:
- Ну что, поедим и в путь?
- Нет,- ответила я, подавив зевок.- Не могу я больше всухомятку. Давай лучше сначала переправимся, а пока сохнуть будем, позавтракаем. Ну хоть чаю горячего выпьем.
- И то верно. Так даже лучше. А не побоишься вброд в тумане идти.
- Вообще-то я плаваю хорошо.
На том и порешили. Илан остался в одних штанах. Остальные свои вещи он завернул в плащ, и, держа сверток над головой, уверенно шагнул в воду. Логично рассудив, что в рубахе с сарафаном ткани больше, чем в моей родной майке, а, значит, и высушить ее потом будет легче, я быстро переоделась и поспешила за своим провожатым. Вода в реке доходила почти до подмышек и была достаточно холодной. Однако течение было не сильным, поэтому идти было довольно легко. Правда один раз я все-таки оступилась и ушла под воду с головой, но вынырнула сама, так что звать на помощь не пришлось. Когда я мокрая и дрожащая выползла на берег, воин смерил меня недобрым взглядом, но от комментариев воздержался. Он бросил свои вещи на землю и исчез среди кустов. Я как раз успела переодеться в сухое, отжать и развесить мокрые вещи на ветках и собрать немного хвороста для костра, когда Илан вернулся с котелком и дровами. Мы доели остатки продуктов и запили все это горячим крепким травяным отваром. Еще влажные волосы я заплела в косу и выудила из мешка подаренные старухой лапти, последнюю мою обувь. Пока я обувалась, Илан тоже оделся и унес котелок туда, откуда взял.
- Ну вот,- заключил он, оглядев меня с ног до головы,- теперь ты обычная селянка. А то ходила, как не пойми кто!
- А почему селянка? - возмутилась я.
- Сарафан, коса, лапти. Селянка и есть.
- Лапти мне при тебе подарили, сарафан и рубаха тоже не мои, а коса вообще не аргумент, ее и расплести можно.
- Э-э-э, нет. Мне без разницы, кто ты на самом деле. Но лучше селянка, чем неизвестно кто.
Спорить я не стала. Лучше не выделяться, по крайней мере, пока что-нибудь не прояснится.
Либо лапти изобрел садист-мучитель, либо конкретно мои ноги под них не заточены. Через каких-то пару часов ступни мои превратились в кровавое месиво, а еще через час у меня кончились силы терпеть эту боль и я просто остановилась.
- Ты чего?- спросил воин, возвращаясь ко мне.
- Я больше не могу,- отозвалась я, сидя на земле и развязывая шнурки.
Илан смерил меня презрительным взглядом и зевнул, однако как только увидел обильно пропитанные кровью обмотки, смягчился.
- Это у тебя с чего?
- С непривычки, наверное.
Я смазала ранки мазью, которой обрабатывала Илана. Чтобы немного отвлечься я стала расспрашивать проводника:
- А почему то место, где мы через реку переправлялись, Брунский брод называется?
- Когда-то в этом месте село было, Брунск называлось. Тогда Ланира судоходной была, в Брунске причал был, там торговые купцы бывали, проездом останавливались. В общем, процветало село. Думали даже городком его сделать. Но потом река обмелела и в этом месте брод появился. Его в честь села и назвали.
- А сейчас это село где.
- А нигде. Когда торговли не стало, оно обнищало сильно. Люди кто разъехался, кто повымирал. Дома разрушились да лесом поросли, сейчас его уже и не найти. Теперь из деревень только Новые Брунки остались. Мы их сегодня проходить будем. А ты выходит не местная, раз этого не знаешь.
Я ничего не ответила.
- И не селянка,- он еще раз посмотрел на мои ноги.
Мы двинулись дальше. Весь день прошел для меня, как изощрённая инквизиторская пытка. Я останавливалась, мазала ноги мазью, боль стихала, кровь переставала течь, я шла дальше и разбивала ноги снова. Илана это похоже сильно раздражало, и он тихо зверел. Наконец, он не выдержал:
- Навязалась на мою голову напасть! Мало того, я всю ночь не спал. Так теперь весь день еле-еле тащусь.
- Во-первых, я не навязывалась, во-вторых, спать я тебе не мешала, а, в-третьих, я тебя не держу, хотел бы уже б ушел!
- Сама не навязывалась. Мне тебя старая ведьма навязала. Только не предупредила что ты ненормальная. Уж лучшеб ты магичкой оказалась, а то и не знаю чего от тебя ожидать. Спать ко мне пришла!
- И что? Я не храплю и не брыкаюсь. Спал бы себе, кто не давал!
- А-га, уснешь тут. Мало ли чего!
- Это у вас тут все воины такие пугливые или ты особенный. Ночью под одеялом девицы испугался!
Провожатый перестал орать и задумался.
- Договорился,- ухмыльнулся он самому себе.- Но ты тоже хороша. Другая б на твоем месте или из краснелась да из смущалась вся, или наоборот стала бы в походные жены проситься. А ты ни то ни другое, и спать ко мне пришла, и из воды голая вылезла, и не просишься. Наглая ты девка, бесовская.
Я улыбнулась:
- Можешь мне поверить, в "походные жены" я к тебе не собираюсь, даже не рассчитывай! Вообще-то я тебя не держу, можешь на все четыре стороны проваливать.
- Я тебя до Харана веду в уплату ведьмовского долга. Если долг не отдать, то и работа, которую колдунья делала, аннулируется.
- И раны твои снова откроются, и яд в кровь вернется,- язвительно ответила я.
- Не знаю, но проверять не хочу. Не мною порядок такой заведен, ни мне и отменять.
Он уже больше не злился.
- И вообще, как я тебя одну брошу. Ты же не местная, совсем.
Из-за частых остановок к Новым Брункам мы вышли уже вечером, когда солнце почти спряталось за деревьями. Погода заметно испортилась, подул холодный ветер, и повеяло сыростью. То, что ночью будет дождь, не было никаких сомнений. Деревня была не большая, но дома были довольно добротные, с приличными участками и обилием построек. Еще не стемнело, и на улицах кое-где попадались люди. Илан остановил какого-то старика в рубахе-косоворотке, полосатых штанах и лаптях.
- Не подскажешь, мил человек, где у вас постоялый двор?
Старик почесал седую бороду и смерил меня внимательным взглядом.
- Так нет у нас постоялого двора. Как по прошлому году сгорел, так новый не отстроили.
- Так, может, подскажешь, где б мне с сестренкой переночевать?
- С сестренкой, говоришь,- если честно меньше всего я была похожа на его сестру. Илан высокий плечистый, что называется косая сажень в плече, а я довольно хрупкая. У него волнистые темно-каштановые волосы, а я светленькая. У него ясные голубые глаза, у меня же напротив, глаза темные, каре-зеленые. Похоже, собеседник тоже заметил несоответствия.- Ты, путник, не обижайся. Но вас здесь никто на постой не пустит.
- Почему? Пусть не сестра она мне, проводник я у нее, домой веду.
- Или из дома свел! Был у нас по той весне один такой. Тоже говорил, что девицу провожает. А потом оказалось, что он ее у папеньки выкрал, чтоб тайно жениться. Их когда догнали, так Кузича, который их ночевать пустил, на каторге сгноили за пособничество!- старик поучительно поднял вверх указательный палец.- Твоя хоть и селянка, но и среди них богатеи случаются. А за них закон крепче вступается, чем за иного чиновника.
Старик сочувственно покачал головой, мол сами видите ничем помочь не могу, и отправился по своим делам. Ночная мгла потихоньку заволокла опустевшую улицу.
- Ну что делать будем?
- А что тут сделаешь. Сама же слышала, никто нас к себе не пустит. Боятся все.
- А если нам по-отдельности проситься?
- Меня-то без проблем пустят. Сразу видно, что я странник. А к тебе, думаю, слишком много вопросов будет. Кто такая, откуда, почему ночью, одна? Еще б ты кем-нибудь другим была. А одинокая странствующая селянка - это очень подозрительно!
- И что теперь?
- Ничего. Вернемся в лес и устроимся на ночлег на какой-нибудь опушке.
Ну уж нет! Мне прошлой ночевки хватило. К тому же явно дождевые тучи уже сползались над головой.
- Ужин тоже накрылся! Или у тебя и здесь схрон есть?
- Если бы! Я же не думал, что такие проблемы возникнут. А что, у нас совсем ничего не осталось?
- Сам же знаешь. И денег совсем нет.
- И у меня, может продать что-нибудь?
Я стала перебирать в уме все наличествующие у меня вещи. Из всего не жалко мне было расстаться только с лаптями. Свое решение я тут же озвучила.
- Внутри они, конечно, пропитались моей кровью, зато снаружи выглядят как новенькие.
Поскольку ничего своего Илан предложить не смог, ему пришлось согласиться. Подхватив зловредные обувки, он отправился к ближайшей избе. Я тем временем присела на лавочку у слегка покосившегося забора и обработала свежие раны. Повезло воину в доме третьем-четвертом. Он вернулся с половинкой каравая хлеба и крынкой почти парного молока. Не самый сытный ужин, но лучше чем ничего.
- Ну что? В лес! А то уже ночь совсем!
И в самом деле на деревню опустилась ночь. Я поднялась со скамьи и двинулась вдоль забора.