|
|
||
В конце января студент Платон Поморов зашел в комиссионный магазин и глазам не поверил. На стеллаже, среди растоптанных и неказистых ботинок стояли те самые туфли, которые видел в дорогом магазине и о которых мечтал. Кроме того, что они находились в превосходном состоянии, еще и стоили в десять раз дешевле.
Дрожащими руками он снял их со стеллажа и примерил. Оказались впору, разве что немножко тесно было левой ноге. "Натуральная кожа, разносятся, - подумал Поморов, - сваливаться еще будут".
Он купил туфли и, не веря своему счастью, как на крыльях, помчался домой. "Конечно, сейчас не сезон, - рассуждал он, - вот и продали дешево. А чуть снег сойдет, за такие три шкуры драть станут".
Наступила весна, он надел туфли и неприятно поморщился. Левая нога еле влезла. "Если ботинок не разносится, - утешал себя Платон, шагая в институт, то всегда их можно будет сдать назад, да к тому же с прибылью".
После целого дня, проведенного в институте, где, как ему казалось, на него смотрели все, начиная с декана и заканчивая уборщицей, он просто откровенно хромал. И, конечно отнёс бы эти "испанские сапоги" назад в комиссионку, когда бы не поощрительные взгляды Лены Дерябиной в которую был влюблен.
Лена похвалила обновку и пригласила Поморова вечером прогуляться, с ней и её собакой, пуделем по кличке Лео.
Пёсик был знаменитый, имел сотню медалей, родословную вёл чуть ли не от пуделей первых английских королей и полное его имя не уместилось бы на двух тетрадных страницах. Лео - так звали для удобства, пудель с неохотой отзывался на эту кличку.
Превозмогая боль, Платон втиснул ногу в ботинок, потоптался и понял, что главное беспокойство доставляет задник. Не мешкая, он пошел на кухню, взял нож и сделал надрез на ботинке. Стало легче.
"Зря портил обувь" - думал он, когда гуляли с собакой в кромешной темноте. Но, ему все же казалось, что Лена видела его замечательные туфли и общалась с ним ласково именно потому, что он в них.
Далее стали происходить вещи куда более чудесные. После прогулки она пригласила его в гости. Платон, сидел за кухонным столом, пил чай, ел бисквиты и слушал прекрасную музыку - голос Лены. А она ему тем временем рассказывала о том, как сложны ее отношения с матерью, о том, что отец - подкаблучник, который и рад бы вступиться за дочь, да боится ослушаться своей жены.
Собака тем временем не отходила от студента, что умиляло хозяйку.
- Она ни к кому так не привязывалась, как к тебе, - восхищенно лепетала Лена, - значит ты хороший человек. Он любит только бабушку, готов ей чуть ли не раковины ушные вылизывать, а больше никого.
Поморов на эти похвалы ничего не отвечал и только благодарно улыбался.
Проклятая собака на самом деле не отходила от него не из большой любви, а по причине прозаической. Разрез на левой туфельке не помог, студент натер мозоль и не только натер, но и стер ее той же обувкой. Из лопнувшего мозольного пузыря через носок сочилась жидкость, эту-то жидкость проклятая собака и слизывала, повизгивая от восторга.
Закончилось все тем, что у Платона опухла нога, поднялась высокая температура и он еле-еле, в самых стоптанных своих чоботах, смог дойти до районной поликлиники. Загноившуюся рану резали скальпелем, хладнокровно приговаривая при этом:
- Кровь брызжет, как из поросенка.
И снова пришлось носить разбитые, разношенные, но такие удобные свои ботинки.
Звонила Лена, интересовалась, почему он не ходит в институт. Плакала. Конечно, не из-за его болезни. Сообщила печальную для нее новость. Любимого, замечательного пуделя в минувшие выходные загрыз бойцовый пес, за которым взялась приглядеть её добрая бабушка.
Жизнь между тем продолжалась. Приближалась весенняя сессия, модные туфли стояли, пылясь в коридоре. Нести их в комиссионный магазин с разрезанным задником, с пятнами мозольной жидкости, не было смысла. Носить их Поморов боялся, выбросить было жалко. Чужая обувь так и осталась чужой.
К лету "раны" зажили, Платон забыл о ноге, а Лена о Лео. Они гуляли, встречаясь без повода, и студент, пережив операцию, как будто даже повзрослел. Ему приятно было осознавать, что Лена ласкова и обходительна с ним несмотря ни на что, а точнее, не смотря на обувь.
Человек все же больше ботинок. Если он - человек.
2001 г.