Только с третьей попытки ключ Бориса Перепелкина попал в замочную скважину. В прихожей его встретила визжащая от счастья собачонка. Встав на колени и поцеловав ее слюнявую мордочку, Перепелкин сказал:
- Алиса, хорошая моя, успокойся. Дождалась, своего папочку.
- Меня даже в щечку не целуешь, а собаку в грязные зубы готов лобызать. - Проворчала жена, появившаяся в прихожей.
- Ишь, приревновала! - Возмутился Борис. - Ты же не встречаешь меня так, как она. Все ругаешься: "Пьяница, сволочь". А Алиске я в любом виде дорог. Вот за это ее и люблю.
- Была бы Алиса твоей женой, посмотрела бы...
- Я бы тоже хотел посмотреть, какой ты была б на ее месте. Но, увы, невозможно. Ругаться хочешь? Пожалуйста. Давай.
- Кушать будешь?
- Все свое, на сегодня, я уже выкушал. Иду спать.
- Как спать? Ты же обещал Андрюшке сделать выволочку. На сынулю, нашего ненаглядного, жалуются все учителя. Того и гляди из школы попрут. А ты второй месяц не можешь выделить каких-то жалких пятнадцать минут, чтобы с ним по-отцовски строго поговорить.
- Что значит "выволочку"? Выражай свои мысли яснее. Ты хочешь, чтобы я его выпорол? Не буду. Не стану бить кровиночку свою, своего наследника. Сама во всем виновата. Сама разбирайся. Это плоды твоего воспитания.
Перепелкин, заметно качаясь, прошел в свою комнату, с большим трудом снял с себя брюки и прямо в рубашке и пиджаке бухнулся на диван. В голове появилось приятное гудение. Это было похоже на работу двигателя самолета, готовившегося лететь в страну грез. Да, без всяких сомнений, это был тот самый, такой желанный в этот момент, самолет. И вот они уже выруливают на взлетную полосу, слышатся слова стюардессы, которая просит пристегнуть ремни и вдруг происходит что-то неладное, неправильное. Стюардесса, вместо того, чтобы, мило улыбаясь, пожелать приятного полета, противным голосом его жены говорит:
- Борис, ну я прошу тебя, поговори с сыном. Андрея выгонят из школы, если он не исправится.
Ой, как не вовремя стюардесса все это сказала. Двигатель у самолета мгновенно заглох и на смену приятным ощущениям пришла та самая гнетущая тоска, которая всякий раз посещала Перепелкина по утрам в первый день рабочей недели. С трудом сдерживая матерную брань, он приподнял голову и знаком дал понять супруге, чтобы та вела их нерадивого отпрыска на "выволочку". Через мгновение, гордо ступая, в комнату вошел десятилетний Андрей. Не желая, чтобы мать слышала, как его отчитывают, сын демонстративно закрыл дверь прямо перед ее носом.
- Ну, что там у тебя в школе? - Миролюбиво спросил Перепелкин старший, не открывая глаз. - Рассказывай суть конфликта.
- Наша классная руководительница Тигра Львовна, то есть Таисия Львовна, сказала перед всем классом, что я подлец, лжец и трус. Я ответил, что до ее лжи, трусости и подлости мне еще расти и расти. Она обиделась, выгнала из класса и на свои уроки не пускает.
- Понятно. А чего ты ее так? - Продолжал допрос отец, не открывая глаз.
- За дело. Пришла она к нам в школу год назад, в конце второго полугодия и невзлюбила Балалайкину из десятого "А". В последней четверти, по своему предмету, три двойки к ряду ей поставила. У Балалайкиной нервный срыв. Заболела. Слегла. И провалялась в постели два месяца. Так и не оклемавшись, с хрипами в груди и кашлем, пришла на заключительный урок. А за тот срок, пока болела, с Таисией Львовной поработали. Директор провел разъяснительную беседу, завуч. Сказали: "Что ты, вытворяешь? Отец Балалайкиной - крупная шишка. Столько пользы для школы сделал, столько денег на нас потратил, а ты хочешь, чтобы дочка его золотой медали лишилась?". И Таисия Львовна образумилась.
Весь десятый "А" собрался, чтобы понаблюдать за этим спектаклем. Ведь на этом, заключительном, уроке учительница должна была объявить оценку за последнюю четверть и итоговую, за год. Балалайкину, вызвали к доске, та, разумеется, готовилась, но от волнения так и не смогла ничего сказать. Таисия Львовна сама за нее урок ответила, и говорит: " Балалайкиной ставлю "пять", за четверть у нее выходит "четвёрка", а за год, суммируя оценки всех четвертей, Танечка получает "пятерку".
Весь десятый "А" так и взревел от негодования.
А поставь она еще одну двойку Балалайкиной, если уж ты принципиальная и готова идти до конца. Скажи себе и классу: "Да, меня ломали, уговаривали поставить ей отличную оценку, но как я могу на такое пойти у вас на глазах. Ведь вы же видите, что она дура". Её бы зауважали.
Конечно, классным руководителем, после такого поступка, она бы уже не была. Возможно и на всей педагогической карьере пришлось бы поставить крест. Но, сколько бы сердец зажгла, огнем правды и справедливости. Сколько бы юных душ спасла от цинизма и неверия.
Подростки потянулись бы к ней. Молодежь уверовала бы, что не все в этом мире продается и покупается. Что есть по-настоящему взрослые и по-настоящему смелые люди, готовые подлецу сказать - подлец, предателю - предатель. Да, была у нее великая и единственная возможность стать кумиром учащихся нашей школы, а там, глядишь, и всего района, а может быть, и целого поколения. Ведь известно, слухами земля полнится. Ну, что теперь из пустого в порожнее переливать, не случилось, не произошло. Не смогла она подняться выше кучи дерьма, в которой все вы, умные и расчетливые, так называемые, взрослые люди, как жуки навозные, копошитесь. А жаль.
Была бы она пустышкой, фальшивкой, как прочие, разве б я спрашивал с нее что-то? Разве ругался бы с ней? Она же другая, не такая, как все остальные наши учителя. Вот что обидно, вот, собственно, за что я ее презираю. Да и она все это прекрасно понимает. Если бы чувствовала свою правоту, разве выгнала бы из класса?
- Красиво излагаешь. - Сказал Перепелкин старший, вставая с дивана и надевая брюки. - Одного понять не могу. Какое тебе дело до Балалайкиной, которая даже в школе уже не учится? Или это первая любовь?
- Все ты прекрасно понял. Просто хитришь, как обычно, и виляешь. Я тебе о человеческой подлости рассказал, о взлетах и падениях духа, а ты хочешь свести все к пошленькой интрижке, к симпатиям и антипатиям ученика младших классов.
- Симпатии, антипатии, я не пойму, в чем твои претензии? Что ты хочешь от этой... Как ее... Смешно ты, которую тигрой..? За урок поставила пять, за четверть четыре. Чем ты недоволен? Может, так положено.
- Да, нет. Если даже всю моральную сторону оставить в стороне. Ну, что незаслуженно пятерку получила. Допустим, что заслуженно... Мы с Колькой Алферовым, еще до того, как я поругался с Таисией, подошли к директору и поинтересовались. Что выйдет за четверть, если ты получил три двойки, а затем одну пятерку. Выйдет ли четверка?
- Очень интересно, что же вам ответили?
- В том-то и дело, что директор про случай с Балалайкиной уже забыл, да и, наверное, представить себе не мог, что учащиеся четвертого класса всё об этом в подробностях знают. Нет, говорит, никогда четверки при таких оценках не будет. Будет двойка, в лучшем случае, если учитель очень сжалится, то может поставить и троечку. Так, что когда я говорил нашей классной руководительнице, что она труслива, лжива и подловата, то знал, о чем и кому говорю.
- Да, она по-своему, конечно, виновата. Но ты не прав. И знаешь, почему? Во-первых, потому, что ты еще сосунок, и не тебе судить поступки взрослых людей, так как просто можешь не знать всех мотивов, толкнувших ее на это. А во-вторых, и в главных, ты не прав потому, что пока что, на сегодняшний день, ты полностью от нее зависишь. Твоей любимой Балалайкиной, после трех двоек она вывела пятерку, а тебе, после трех пятерок выведет двойку, и ничего не поделаешь, никто не спасет, не поможет, не выручит. Так устроен наш мир, в котором кошка всегда съедает мышку и никогда наоборот. Понятно?
- По-твоему получается, что человек должен лизать интимные, плохо пахнущие места всем тем, от кого он зависит?
- Это не по-моему, а по-общечеловечески.
- То есть, я правильно понял? Ты говоришь мне: "Я - алкаш, лицемер, блудливая сволочь, плохой муж, плохой отец, но я тебя кормлю, мой мальчик, ты от меня зависишь и поэтому должен держать язык за зубами". Правильно?
- Я б и сам лучше не сформулировал.
- А если мне все это противно? Если я не хочу так жить?
- Заставят, Андрюша. Заставят. Поверь, сначала сломают, а затем...
- И ты мне поверь. Тот, кто думает, что заставит, сам сто раз потом об этом пожалеет.
- Это что же, угрозы пошли?
- Нет. Это та самая правда, которую все вы боитесь.
- Кто это все?
- Все - это учительница Таисия Львовна, мать, ты.
- Так и знал, что начнешь с учительницы, а закончишь родным отцом.
- Конечно, ты знал, а иначе зачем бы ты кинулся ее оправдывать и защищать? Ты не ее, ты себя защищал. Ведь вы же с ней схожи, как два ужа, рожденные только ползать. Все то, что я ей на уроке высказал, все это и тебе подходит.
- В чем же моя трусость, ложь и подлость?
- Ну, во-первых, в том, что мать не любишь, а говоришь "люблю". Вот тебе и ложь, и подлость, и трусость вместе взятые. Во-вторых...
Борис Перепелкин не дал сыну договорить. Сильным ударом кулака он сбил его с ног и стал жестоко избивать. Его давно уже трясло от сыновьих нравоучений, но он старался сдерживаться. Он слушал сына и не верил ушам своим. Позвал для того, чтобы устроить выволочку, а тот пришел и как совесть, явившаяся в человеческом облике, стал выворачивать душу наизнанку.
Утром, проснувшись с больной головой, Перепелкин старший ужаснулся, вспомнив, что вчера натворил. На дрожащих, подгибающихся, ногах он засеменил в комнату сына.
- Какая Тигра Львовна? Какая Балалайкина? - Андрей никак не мог понять, что от него хочет отец, про кого спрашивает. - Пап, дай поспать.
- Так значит, мы вчера не говорили? - Все не унимался глава семейства, с нездоровым любопытством щупая и осматривая лицо и тело Андрея.
- Я не виноват. Ты, как пришел, сразу в кровать бухнулся. Хочешь, сегодня поговорим.
- Нет-нет, что ты. Мне вчерашнего разговора на всю жизнь хватит, - смеясь, сказал Перепелкин, заботливо укрывая сына. 7.03.2003 г.