С Геннадием, носившем фамилию Гамаюн, Иван Данилович довёл Василия до такси, так как тот был не в состоянии сам идти. Довезли Грешнова - среднего до дома, помогли жене Наталье уложить его в постель. Добравшись до кровати, Василий отдал брату Ивану семьсот долларов и всучил ключ от подвала, просто заставил его взять. Мотивировал это так:
- Если Генку жена домой не пустит, откроешь ему "подземелье", пусть ночует. А коли пустит, то сам подежуришь одну ночь за меня, так как Никандр на квартире у бабы Паши работает, придёт только утром. Как говорится, брат за брата. А недостающие триста баксов завтра отдам.
Никандр пробовал свои силы работая "швейцаром" у дверей ресторана "Корабль", и, несмотря на то, что был он переодет в пирата, не узнать его было невозможно. Но Иван Данилович не стал ловить брата на неискренности, согласно закивал головой.
На том же таксомоторе поехали к Гамаюну, точнее, к его жене. Проживала супруга Геннадия за железной дорогой, во дворе, похожем на средневековую крепость. Дома с высокими арками в ночи выглядели жутковато.
- С тобой, трезвым, может ещё и смилуется, - говорил Гамаюн, - а одного, пьяного, не пустит ни за что.
- Поедете в подвал ночевать, - утешал Ваня. - Там все условия.
- Всенепременно. Мечтаю об этом. И моя совесть будет чиста.
Однако, как только подъехали к дому, Геннадий машину отпустил. Видимо, знал, что исход будет положительным, но штурм крепости может затянуться. Как в таком случае будет до подвала добираться Иван Данилович, его не волновало.
Предчувствия Гамаюна не обманули. Прошло полчаса, а он всё скребся в закрытую дверь и, обращаясь к жене, не пускавшей в квартиру, интимно шептал:
- Красавица, волшебница, сладкая моя девочка. Вспомни, какой ты была. Невозможно было мимо пройти, чтобы хоть мельком, украдкой да не взглянуть на тебя. Ты всегда была величественна. Одевалась с безупречным вкусом. В тебе была тайна! Да-да, неразгаданная тайна, она с тобой до сих пор. Я столько лет пытаюсь тебя понять, но так и не приблизился к разгадке. Таких женщин, как ты - нет. Ты ослепляешь. Ты - солнце на моём сером небосклоне. Видя твою красоту, улыбаются хмурые и смеются весёлые люди. Осмелюсь ли, недостойный, поднять глаза, взглянуть на тебя? Слов не нахожу, чтобы передать, что ты за женщина. Ты могла бы сделать счастливым любого смертного. И тот факт, что в моей жалкой биографии ты оставила свой сияющий след, даёт мне право надеяться, что и я не так плох. Не самый последний из живущих на земле. Уж если такая женщина удостоила меня своим вниманием, значит, есть и во мне что-то замечательное. Даже если это только память о нашей неслучайной встрече с тобой. А? Что ты сказала?
Гамаюн припал ухом к дерматиновой обивке. Из за массивной двери никто не отвечал. Геннадий ударил по обивке кулаком и, шаркая подошвами о каменные ступени, спустился на площадку к подоконнику, на котором сидел Иван Данилович и стояла бутылка массандровского портвейна.
- Смотрю я в ваши глаза, молодой человек, - трагически произнес Гамаюн, - и не могу определить, бесстыжие они у вас или застенчивые.
- В подвал? - спросил Грешнов.
- Поедем. Сейчас поедем, - пообещал Геннадий и, повернувшись в сторону двери, стал на повышенных тонах выговаривать:
- Ещё неизвестно, смог бы, сумел бы я выспаться, если бы эта стерва открыла мне дверь. Тёща, ходячая песочница, с половины пятого шастает по коридору туда-сюда, как паровозик из Ромашкова. Шаркает стоптанными тапочками и мечтает вслух: "Я - девочка неиспорченная, возьму ребёнка из детского дома, подарю ему шанс на спасение, возможность в будущем создать семью. Придётся ему врать, но я не стану, потому что вылечивает только горькое лекарство, а не сладкая пилюля, способная превратить человека в петушиный крик "ку-ка-ре-ку!"". Ей-богу, не вру, каждое утро эта зараза под моей дверью кричит "ку-ка-ре-ку" и ничего с ней не поделаешь. Семнадцать раз её в пятнадцатую психиатрическую забирали, подержат две недели и отпускают. А ты живи с такой, мучайся. Вижу, осталось ещё вино, как закат, багрово-удивительно!
Гамаюн достал из кармана раскладной туристический стакан, наполнил его вином до краёв, выпил и продолжил:
- Я карман превратил для неё в кормушку,
Я последний грош из него доставал,
А она всё кричала : "копуша!"
И ругала за то, что карман очень мал.
После стихов Геннадий опять заговорил прозой.
- Представляешь, сказала, что такие, как я, в средние века носили хворост.
- На крестьянские корни намекает?
- В том смысле, что такие, как я, ретрограды, носили хворост к ногам Джордано Бруно, когда того сжигала инквизиция. Если её послушать, то я стою на пути у всего нового, прогрессивного. А когда замуж за меня шла, не считала ретроградом. Вот у той самой двери, в которую не пускает, стояли с ней, целовались взасос. Помню, мальчишка соседский вышел на площадку, облокотился спиной на свою закрытую дверь, да так и простоял сорок минут, пока мы целовались. Про улицу забыл, куда у родителей с таким трудом отпросился. Я сквозь амурный туман-дурман конечно, видел его, созерцателя, но было не до мальчишки. А ей, она его тоже видела, ей было всё равно. Что-то вспомнилась школа, девочки в белых передничках с веточками цветущей вербы в руках.
- Почему не с цветами?
- По всеобщей социалистической нищете-с, так сказать. Сейчас трудно это понять, хотя тоже время не сахарное. Отправляя меня в школу, мать говорила: "Давай, Генка, на мертвой бумаге только живые слова пиши". На аккордеоне учился играть, с четвёртого или пятого класса, сейчас уже не вспомню.
- Мне гармонь милее, - огрызнулся Иван Данилович, - намекая на то, что пора бы Гамаюну определиться, отпустить его или взяв новое такси, поехать вместе с ним в подвал.
- У гармошки нет полутонов, звучит уныло, - интонацией, просящей немного подождать, откликнулся Геннадий. - Аккордеон, баян, - совсем другое дело.
- А чем баян от аккордеона отличается? - согласился подождать Грешнов.
Гамаюн стал объяснять:
- Когда мне этот вопрос задавали молодые красивые девушки, я усаживал их на колени спиной к себе, и объяснял тактильно, то есть на пальцах. Бай, говорил я, с восточного языка переводится как "мужчина". Баян - как "женщина". И выражение "Бай играет на баяне" на востоке имеет свой определенный смысл. А если серьёзно, то баян от аккордеона отличается своей правой стороной. Левая - басы, они одинаковые, а правая - у баяна кнопки, а у аккордеона - клавиши, как у фортепиано. Ой! Осторожно, не раздави жучка! Мир мал и хрупок, надо его беречь. Это понимание приходит с возрастом. А когда мне было столько лет, сколько себе, я насекомых топтал сотнями, самоутверждался. Мир казался огромным и был настроен враждебно, отовсюду я ждал опасности. А сейчас мир стал для меня крохотным, беззащитным, трясусь за каждого муравья. Знаешь, как я со своей познакомился? Она в вопросе знакомства продемонстрировала высший пилотаж и верх изобретательности. Я сидел один в пустом театральном зале, ждал прогона спектакля. Вошла она, подошла и села рядом со мной. В зале без малого семьсот мест, все свободны. А она села рядом с незнакомым мужчиной, да сделала это так, что наблюдавший со стороны и носа бы не подточил. То есть, никоим образом не скомпрометировала себя. Это, брат, мастерство врождённое. Я бы на её месте никогда бы не осмелился к такому напыщенному снобу, каким был я тогда, подойти. Я тогда много о себе понимал. Ну, как же, только что в Союз писателей приняли, новая книга вышла, во всех газетах обо мне писали, хвалили. И я себя соответственно нёс. "Хранитель духовности, источник родникового языка". Одним словом, бриллиант в дорогой оправе, рыба-кит. А она - маленький человек, представитель второй древнейшей. Рачок-креветка, журналисточка, привыкшая только чужие мысли записывать, да и те искажать по своему неразумию. Никогда в её голове ни одной своей мысли не было. А сейчас оплодотворилась моими идеями свободы и демократии, - заважничала, стал я для неё ретроградом. Не замечает меня. Вот почему всегда так бывает? Эх, беда-беда, одни только беды.
- Будут и победы.
- Победа! - подхватил Гамаюн. - Точно! Это то, что бывает после беды? Так?
- Да.
- Очень я переживаю, что российская словесность в угнетении пребывает. Но верю, она еще поднимет знамя над головой. И все эти факиры шариковых ручек, обманщики с гусиным пером в павлиньем заду, вся эта нечисть, враги мои, - сгинут. Они всё врут! О них никто не вспомнит!
Гамаюн допил вино и выбросил пустую бутылку в окно. Сначала бросил, а затем выглянул посмотреть, не упадет ли она кому-нибудь на голову.
Когда пустая бутылка благополучно разбилась об асфальт, он не успокоился, а наоборот, взбесился. Стал кричать на весь подъезд:
- О, горе мне, горе! Делаю не то доброе, что хочу, а то злое, что ненавижу!
Дверь, обтянутая дерматином, приоткрылась, и из недр квартиры донёсся властный женский голос:
- Пьянь проклятая, живо домой!
Даже не сказав "прощай", самолётной тенью промелькнув вверх по ступеням лестницы и протиснувшись в узкую щель Геннадий исчез. Перед тем как дверь захлопнулась и в подъезде стало тихо, Гамаюн голосом счастливого человека, добившегося своего, успел сказать:
- Узкими вратами-с.
- Бай играет на баяне, - выругался Иван Данилович и пошёл прочь из подъезда.
2
Грешнов вышел из подъезда и невольно заинтересовался сценой, происходящей прямо перед ним. Ничего подобного он не видел, разве что в плохих фильмах.
В шеренге среди девушек стояла журналистка Татьяна Будильник.
Три года назад, ещё до службы в армии к нему обратились друзья из специализированного института искусств, просили помешать готовящемуся злодеянию. Проректор института, женщина маленького роста по фамилии Скудина, намеревалась выгнать с последнего курса двухметрового красавца, президентского стипендиата, слепого музыканта Архипа Алексеева. И не просто выгнать, Скудина готовила его перевод на фабрику для инвалидов, собирающих выключатели. И всё из-за того, что студент на неделю задержался у отца и не вовремя вернулся в институт с каникул.
Ваня поделился своей обеспокоенностью с Костей Дубровиным, и двоюродный брат достал ему телефон Тани Будильник из музыкальной редакции газеты "Московский комсомолец". От неё требовалось набрать номер проректора, представиться и спросить: "Есть такая информация, правда это или нет?". Нужна была всего лишь огласка готовящегося под покровом тайны злодеяния. Звонок из редакции мог бы разом всё прекратить. Ваня дал ей телефон проректора, всё подробно объяснил, но журналистка Грешнова не услышала, а точнее, даже не вслушивалась в то, что он ей говорил. Но при этом исправно обещала помочь. Он в сердцах прозвал её "Обещалкина".
В конце концов, из женского любопытства, в чём сама впоследствии призналась, она всё же набрала данный ей номер, и дело сделалось само собой. Скудина не решилась оставить без диплома Архипа Алексеева, а могло случиться непоправимое.
Тогда Ваня с журналисткой так и не встретился, а когда месяц назад она сама пожаловала к матери, Зинаиде Угаровой, брат Костя, указав на неё, сказал:
- Помнишь свою Обещалкину? Это она.
Очень яркая, нарядная была эта Таня, сразу всех со всеми перессорила. А в ночной шеренге Будильник стояла в невзрачном платьице грязно-синего цвета, в уродующем её старом парике из искусственных чёрных волос и была на себя не похожа.
В сумеречный двор въехал знакомый "Форд". Из него вышли приезжие ребята, корчившие из себя бандитов. Подбежавшего с рекомендациями сутенёра они слушать не стали. И тогда тот, заметив Грешнова, подойдя, обратился к нему:
- А ты, созерцатель, что смотришь? Себе тоже возьми. Девки вкусные, совсем недавно сотню стоили, а сейчас всего шестьдесят. Полторашку плати и трёх забирай.
- Мне не надо, - сказал Ваня и вдруг его сердце ёкнуло. Один из бандитов выбрал Таню.
- Хорошо, уговорил, - согласился Грешнов. - Мне нужна та, в синем платье.
- Проснулся, - губы сутенёра скривились в ухмылке. - Её уже взяли, выбирай из тех, что остались.
- Я не шестьдесят, а все шестьсот за неё заплачу.
- Говоря "шестьдесят", я имел в виду баксы, зелёные американские доллары.
- И я их имею в виду, говоря "шестьсот".
- Покажи, - усомнился хозяин ночных бабочек.
Ваня достал конверт и показал отданные ему братом деньги. Сутенёр, не мешкая, кинулся к "Форду" и стал уговаривать ребят выбрать другую девушку.
- Мужчины, оставьте эту "шкуру", у неё сегодня "день красной армии". Проклянете всё на свете. Возьмите самую лучшую, от себя отрываю.
Сутенер свистнул, подзывая к себе высокую, худощавую девушку, которая в общей шеренге не стояла, скрываясь в подъезде.
- Эта всё умеет, - расхваливал сутенёр.
- А мы возьмём обеих, - смеялся бандит, позиционирующий себя за главного.
- Вопрос снят, - притворно засмеявшись, сказал сутенёр и, получив оговоренную сумму за двоих, поспешно подошёл к Ване.
- Тю-тю, паря. Увезли твою кралю. Она тебе кто, жена, сестра, соседка? Чего ты в неё упёрся? Ну это быдло ещё можно понять. Они себе уши накачали и думают, что всё позволено. Но ты то интеллигентный человек, ты должен с любой ладить. Ну, что, уговорил?
- Вообще-то меня Иваном зовут, - обращаясь к сутенёру, как к человеку, с которым нельзя ни о чём договариваться, представился Грешнов.
- Я ничего не обещал, - возмутился сутенёр и было заметно, как у него на скулах заходили желваки.
- Обещал, не обещал, имя моё от этого не изменится.
Сутенёр засмеялся и впервые с вниманием посмотрел на Грешнова.
- Роман, - представился хозяин ночных бабочек. - Но не смотри ты на меня так, словно я родину продал. Хорошо. Сотню баксов ещё накинешь, и я тебе её предоставлю через двадцать минут.
Ваня кивнул. Роман не достал, а прямо-таки выхватил из кармана милицейскую рацию и, включив её, сказал:
- Чёрный, ржавый "Форд Скорпионс". В нём две шалавы и три отморозка. На всякий случай запиши номер.
Через пятнадцать минут во двор через арку въехал знакомый американский автомобиль. Из него вышли всё те же бандиты, они были сильно раздражены.
- Что за дела у вас тут в Москве? - обратился главный к сутенёру. - Только выехали, тут же нас менты тормознули. Спросили документы, баб отняли. Вы что, не отстёгиваете им?
- Шакалы! - закричал Роман, очень правдиво демонстрируя возмущение. - И башляешь, и баб даешь на субботники, так они ещё и клиентов грабят. Менты, они и есть менты. С другой стороны, сама судьба вас хранит. Намучались бы, всё прокляли. Выбирайте других и выезжайте вот в эту арку, а затем налево.
- Смотри, понял... Смотри, в натуре... - не успокаивался главный бандит, заподозрив обман.
- А я? А в чём моя вина? Такой у нас бизнес, мог бы тоже засомневаться. Может, вы их уже отымели, или в другую машину пересадили, а сами вернулись за свежими. В нашем деле без доверия нельзя. Я вам на слово верю, верьте и вы мне. - Роман приложил руку к сердцу, как бы давая клятву.
- Много разговариваешь, - огрызнулся главный бандит, окончательно убедившись, что их обманули. Но, поскольку ничего не мог "предъявить", выбрал двух новых девушек, сел с ними в свой "Форд" и уехал по указанной сутенёром дороге.
Как только "Форд" скрылся, Роман открыл дверь своей "девятки" и сказал:
- Садись, Иван, поедем за твоей Марьей.
У Романа был нервный тик, - то и дело моргал глаз и дёргалась щека. Говорил он, заикаясь.
- Тяжёлая работа? - поинтересовался Грешнов. - Сменить не хотелось?
- Сменить? - переспросил сутенёр. - А на что? В ОМОНе был два года, в "личке" год проторчал. Живёшь чужой жизнью, ни выходных, ни проходных. А тут чего? Бандюки свои, менты свои, бабла немеренно, работа непыльная, от добра добра не ищут.
- Правду говоришь? - усомнился Грешнов.
- Конечно, бывает, заезжают отморозки. Одни приехали, взялись права качать. Я повалил одного на землю, стал душить. Он аж посинел. Заскочили в машину, только их и видели. Случается, приезжают дикие менты, но и с ними вопросы решаем. Жить можно. Я здесь сам себе хозяин.
- Это как?
- Всех знаю, все меня знают. Отец был заместителем начальника ОВД. Туда, к слову сказать, и едем.
В помещение отделения милиции Роман вошёл, как к себе домой. Со всеми радушно поздоровался, в особенности с пожилым майором. С ним о девушках и заговорил:
- Где, Палыч, мои курочки?
- Как и положено, в курятнике.
Девушки сидели в железной клетке для задержанных вместе с пьяненьким невзрачным рыжеволосым мужчиной.
- Не щупали? - спросил сутенёр.
- Обижаешь, Ромка, мы люди дисциплинированные. Только с разрешения... - майор так и не закончил, не сказал, с чьего разрешения, переключился на другую тему. - Слушай, как эти верблюды, не воняли?
- Не особо. Да и я им такой пурги нагнал. Они кричат: "Менты - козлы!", и я кричу: "Менты - козлы!". Поверили.
Палыч, слушая весёлый рассказ Романа, умильно улыбался. Но вдруг, перестав улыбаться, стал по-отечески наставлять:
- Вообще-то, нельзя допускать, чтобы голос на тебя повышали. Я считаю, за это надо обязательно наказывать. И потом, объясни ты мне, старому, что это за слово такое "менты"? Смысла не пойму.
- Когда я был в ОМОНе, это слово у нас расшифровывалось так: "МЕсто Нашей Тревоги", - растерянно пояснил Роман, явно не ожидая такого вопроса.
- Не понимаю, - огорчился Палыч. - Эти слова: "мусор", "легавый", я их даже за оскорбление не воспринимаю. МУСР - это аббревиатура Московского Сыскного Розыска.
- "Уголовного" пропустил, - подсказал Роман.
- Да. Московский Уголовный Сыскной Розыск. Так было ещё при батюшке-царе. После революции слово "сыскной" убрали, получилось "МУР". А "легавыми" называли из-за значка на отвороте пиджака. Там у сотрудников был приколот значок с изображением головы охотничьей собаки. Мол, не уйдёте, всё равно достанем. А что за "мент"? Да ещё и в ругательном смысле.
- В ругательном смысле не знаю, - отрезал Роман и перешёл к делу. - Вот твоя сотня гринов. Я тебе должен был. В расчёте? Давай моих курочек, а то, смотрю, им здесь понравилось. Пригрелись на жёрдочке, не хотят уходить.
- А что? У нас, как дома. Оставил бы, Рома, одну, для дела. Она бы полы нам помыла в качестве профилактики. Длинноногую газель не прошу, сразу видно, к труду не приучена. А вот эту бы, цыганистую, в синем платье...
- А что, может, оставим? - обратился Роман к Ване с издевательским вопросом.
У Грешнова от такого коварства чуть было ноги не подкосились. Он даже рот открыл, готовясь сказать что-то нелицеприятное.
- Шучу. Успокойся, - остановил его сутенер. - Сам видишь, Палыч, этих никак нельзя. Полы мыть я тебе другую пришлю. Будут блестеть.
- Смотри, Ромка, не обмани, - сказал майор, заискивая, и вдруг, ни с того ни с сего ударил кулаком по зубам сидевшего вместе с девушками в клетке и успевшего уже задремать рыжеволосого мужчину. - Ты что же, Злыднев, думаешь, можно безнаказанно жену обижать? Думаешь, управу на тебя не найдём?
Чтобы не быть невольным соучастником избиения, Ваня развернулся и пошёл на выход. Но в коридорах заблудился и забрёл в грязную комнату, где прямо на полу в форме лежали два мертвецки пьяных милиционера. Третий их товарищ, ещё державшийся каким-то образом на ногах, увидев Грешнова, стал махать на него руками и в доказательство своей трезвости выговаривать:
- Мяу-мяу...
На счастье Ивана Даниловича объявился Роман и вывел его на свежий воздух. Пока шли коридором, сутенёр говорил:
- Беги скорей отсюда. Насмотришься, станет не до баб.
Получив оговоренные семьсот долларов и усадив Грешнова с девицей в такси, Роман на прощание сказал:
- Заглядывай, подпольный миллионер, всегда буду рад. Сделаю скидку, а с этой делай что хочешь, только не убивай.
С этими обязательными для сутенёра, но такими жалкими и напрасными для человека словами, он захлопнул дверцу автомобиля и отвернулся.
3
Ключ легко повернулся в замочной скважине, и металлическая дверь, ведущая в подвал, открылась.
- Чувствую себя Буратино, - сказал Ваня, демонстрируя Тане громоздкий ключ жёлтого цвета с двумя бородками.
- Ах, да! Золотой ключик, - восхитилась журналистка. - Сказка заканчивается у самой двери, а в нашем случае всё только начинается.
Оказываясь впервые в так называемом "подвале Василия", люди, как правило, сравнивали увиденное с пещерой Али-Бабы. На стенах висели картины. У тех стен, на которых не было картин, стояла старинная мебель. Буфеты, столы, диваны, огромная золочёная клетка с живым попугаем, бронзовые и фарфоровые статуэтки, кресла, антикварные книги в старинных шкафах. На кухне стоял огромный промышленный холодильник с дверцами, как у платяного шкафа. В подвале была настоящая кухня с вытяжкой и газовой плитой, с раковиной и разделочным столом. Имелся санузел и ванная комната. Всё было отделано дорогими материалами и сделано качественно, по высшему разряду.
Осталась нетронутой только комната, в которой располагался когда-то красный уголок. Когда в подвале хозяйничали водопроводчики, в этом красном уголке жэковские работники проводили общие собрания своих сотрудников, домовые активисты - товарищеские суды над алкоголиками и дебоширами.
Всё это кануло в лету вместе со страной под названием Советский Союз. Остались атрибуты прежней жизни. На стенах болотного цвета так и висели плакаты по гражданской обороне, изображавшие людей в прорезиненных костюмах химзащиты, находящихся среди руин. Самоотверженно борющихся с последствиями атомной бомбардировки. В советские времена эта комната была сплошь заставлена стульями. На данный момент стулья были убраны, вынесены на свалку. А прямо по центру бывшего красного уголка стоял большой бильярдный стол.
- Чувствуй себя, как дома, - сказал Грешнов, открывая дверцу холодильника. - До завтрашнего утра мы здесь хозяева.
Иван Данилович достал из холодильника красную эмалированную утятницу с фаршированными перцами внутри и поставил её разогреваться на газовую плиту. Наливая воду в чайник, Грешнов задал Тане прямой вопрос:
- Как ты туда попала?
Выложив на зеленое сукно бильярдного стола пронумерованные костяные шары и не находя киев, Таня пожала плечами.
- Их убрали, - пояснил Грешнов, - чтобы Никандр и Влад не играли в рабочее время.
- Забавно, - прокомментировала журналистка и, посмотрев на хлопотавшего по хозяйству Ивана, стала отвечать на его вопрос:
- А через эту длинную, с которой вместе в клетке сидела, её Леной зовут, но она придумала называться Отоливой. Я её по театральной пластической студии знаю, вместе там занимались. В моей телефонной книжке значится как Лена-Танец.
Таня стащила с головы парик из искусственных чёрных волос, вынула заколки и, после того, как тряхнула головой, на её плечи упали тяжелые пряди прекрасных каштановых волос.
- Надоели, проклятые, побриться бы наголо, - засмеялась она.
- И как ты умудрилась такое изобилие под крохотную мочалку упрятать? - захотел узнать Ваня.
- У женщин свои секреты, - смеясь, ответила Таня. - Всё в подвале хорошо, только очень зябко.
Грешнов не чувствовал прохлады, но тотчас откликнулся.
- Сейчас включу электрокамин, согреешься.
Журналистка помыла руки, умылась и стала осматриваться. Дала попугаю дольку груши из тех, что нарезал и уложил на тарелку Грешнов. Попугай с такой жадностью рванул фруктовое угощение, что Таня от неожиданности вскрикнула.
- Смотри, палец не сунь, - предостерёг Ваня. - Укусит, будет больно.
- А почему тебя все по имени-отчеству величают? - вернувшись к бильярдному столу и стараясь рукой закатить шар в лузу поинтересовалась журналистка.
- А ты разве не знаешь? - наблюдая за её перемещением, спросил Грешнов. - Со школы пошло, даже ещё раньше. Старшие братья в качестве насмешки и развлечения так меня называли.
- В честь Ивана Калиты?
- Нет, отец Черняховского очень любил. Был такой самый молодой генерал армии, фронтом командовал. Имел все возможности в тридцать семь лет стать маршалом Советского Союза. В его честь назвали.
- Смотри-ка, не всё так просто. Ну-ну, я слушаю.
- Я и говорю, называть так стали до того, как в школу пошёл. У нас в доме всегда собиралось много гостей, взрослые ребята, девушки, их сверстницы. Пили чай, играли в карты, в "дурака", в "Акулину". В основном, это были одноклассники Юры, но и Вася с Гришей Бунтовым всегда при этом присутствовали. Я, как самый маленький, был у них на побегушках. Они в шутку называли меня по имени-отчеству. А когда я пошёл в школу, в первый класс, то какое-то время, вместо заболевшего учителя, уроки вела одна из тех взрослых девиц, с которыми я играл в "Акулину". Вчерашняя выпускница, Нола Парь.
- Что? "Лентяйка"?
- Да. Твоя старшая сестра.
- Не старшая, а сводная.
- Если дело на принцип пошло, твоя единокровная сестра. У вас общий отец. Так вот, к доске всех учеников Нола вызывала по фамилии, а меня, как старого знакомого: "Иди, Иван Данилыч, расскажи". С тех пор и в классе все стали звать по имени-отчеству, не из уважения, а вроде прозвища.
- Понятненько, - сморщилась Таня. - Куда ни верти, в этом мире правят взрослые. Как захотят, так и будут называть. А у тебя, насколько я знаю, есть ещё два брата, Георгий и Василий.
- Да. И ещё Костя Дубровин. Он двоюродный, но всё равно, что родной, мы очень близкие люди. Я своих братьев очень люблю.
- Такое сейчас редко встретишь, - оценила журналистка, понимая, что Ваня не рисуется, а говорит правду.
- Костина матушка, тётя Ира и наша мама, - родные сёстры. Они очень дружно жили, как подруги. Но и мы берём с них пример.
- Георгий, - он военный? Женат?
- Да, военный. Настоящий герой. А жена вела себя некрасиво. В часть с ним не поехала, будучи законной женой, принимала с удовольствием звонки от ухажёров, подолгу с ними беседовала. Ходил рядом с ней "адъютант", обожатель. Юра воспринимал всё это спокойно, а матушку, конечно, такое поведение невестки раздражало. Родив дочь, Катерина, Юрина жена, уехала в Финляндию, отдохнуть на сорок пять дней. Там сестра её двоюродная жила, в своё время вышедшая замуж за финна. У них отдыхала. Еле выперли обратно в Союз. Своеобразная она, Катя. После свадьбы психоз у неё начался, стала панически наряжаться, говорить, что "жизнь кончилась, молодость ушла". А сейчас они с Юрой в разводе. Она с дочерью эмигрировала в Америку. Ты слышала песню про батальонного разведчика?
- Эта песня про Георгия, я поняла. А я ещё слышала, что его за пьянку из армии выгнали.
- Это ложь.
- Где он сейчас? Служит? Воюет?
- Он уволился из армии. В отставке.
- Значит, сократили. Сидит дома, водку пьёт?
- Что он пьёт, неведомо, но находится вне дома. Есть притча про блудного сына, вот мы такие сыновья. Убегаем из дома родительского, а затем, помаявшись, возвращаемся.
- Когда есть куда вернуться, можно и поскитаться. Я даже считаю, необходимо. Вон, Адушкин, просидел с матерью пятьдесят лет, а теперь остался один и воет по ночам. Такому ночному сторожу и собака не нужна, все за версту стороной магазин обходят.
- Всё-то ты знаешь.
- А Василий, он у тебя коммерсант?
- Да, такой, что только держись.
- Судя по обстановке, успешный.
- Всё это - не его. Рухлядь принадлежит Льву Львовичу Ласкину, вся - из прежнего комиссионного, в котором теперь ресторан "Корабль".
- Не расслышала. Что принадлежит Ласкину? Рухлядь или ресторан?
- И то, и другое.
- Слышала о таком, один из самых- плохих людей на земле.
- Что ты о нём знаешь? - горько усмехнулся Иван Данилович. - Три года назад, когда ты после двадцатой моей просьбы случайно позвонила в институт искусств и таким образом спасла слепого музыканта, у нас здесь всё лежало в руинах. Все были без работы, спивались, умирали. Тем, кому везло, за гроши работали в охране автобусного парка. Всё, что сейчас есть хорошего, - заслуга этого "плохого человека". И потом, он - друг моего старшего брата Георгия, мне неприятно слышать о нём такие слова.
- Хорошо, не стану его ругать. Расскажи о брате, Косте Дубровине.
- Костя - человек сложной судьбы. Закончил МГУ, преподавал филологию, русский как иностранный, сейчас пытается написать книгу.
- С этим всё ясно, неудачник. Ой, прости! А что Бунтов? Он, оказывается, друг Василия ещё со школьной скамьи?
- Да, со школы. А сейчас Гриша - директор нового комиссионного магазина и коммунальный сосед брата Кости. Ну, ты знаешь об этом.
- Не знаю. Мать меня к себе домой не пригласила. Встречаемся в баре ресторана "Корабль". Даст денег и - иди, гуляй. А Мартышкин что за фрукт?
- Тот ещё фрукт. Обычный шарлатан, каких теперь тысячи. Медцентр, в котором он принимает желающих быть обманутыми, занимает всё правое крыло первого этажа нашей районной поликлиники.
- Медцентр так и называется: "Хануман, гив ми файв"?
- Нет, это мой брат Василий придумал. По документам медцентр называется тремя буквами.
- Я даже догадываюсь, какими.
- Не догадываешься. "ЗэЗэЗэ". А расшифровывается...
- "Здесь Здание Здоровья".
- Точно.
- А что он там делает, этот ваш Хануман? Лечит нетрадиционными методами?
- Никого он не лечит. Людям за их же деньги голову морочит. У него, по-моему, и медицинского образования нет. Насколько помню, он работал маляром на нашем заводе. Ещё в помещениях будущего медцентра стены красил. Там с Васей и познакомился. И вдруг стал доктор Мартышкин, любите меня. Консультирую и лечу от всех болезней. Наталья, жена Василия, в этом медцентре работает. У неё высшее медицинское. В непредвиденных случаях, должно быть, ей прикрываются. Наталья тоже неблаговидным делом занимается.
- А кто сейчас занимается благовидным?
- Что ты спросила? - не расслышал Грешнов, с простодушием ребёнка залюбовавшись роскошными Таниными волосами.
- Спрашиваю, попугая как зовут?
- Женькой зовут. Сначала жил без имени, так и звали, - Жако, порода у него такая. Потом стали звать Ж?ка. А теперь все Женькой кличут, он на другое имя и не отзывается.
- Понятненько. Не понятно, почему вся эта мебель здесь, а не в комиссионном? Её же здесь никто не видит, - не купят.
- Она и не продаётся. Это личная собственность Льва Львовича. Раньше хранилась в подвале бывшего комиссионного...
- ...Но там теперь ресторан "Корабль". Подозреваю, что и попугай оттуда.
- Нет. На другой улице стояли закрытыми продуктовый, пивная и зоомагазин, всё в одном здании.
- Где теперь ресторан-кабаре "Каблучок"?
- Да. Попугай из того зоомагазина.
- А правда, что "Каблучок" моей сестре принадлежит?
- Правда. Всё уже знаешь. Давай, ешь перец фаршированный со сметаной, остынет, не так вкусно будет.
- Не хочу.
- Могу яичницу с сосиской пожарить.
- Фу! Ненавижу. Целый год одну яичницу ела, видеть яйца не могу.
- Тогда пей чай.
- А кто такой Борис Борисович?
- Бурундуков? Он преподавал нам в школе математику. Им все восхищаются, как педагогом и как человеком. Все его ученики поступили в МГУ и до сих пор обращаются за советами. Когда мой папка был жив, они с Борис Борисычем дружили. Даже общую пасеку держали. А сейчас у Бориса Борисыча ульи дома стоят на подоконниках. Два в комнате, и один на кухне.
- Расскажи о вашей знаменитости, Серёже Гаврилове.
- Серёга? Его ещё называют Самоделкиным. Он всем бесплатно чинит бытовую технику. Чего о нём рассказывать? В детстве, если верить ему, снимался в "Ералаше". Он и сейчас в кино в массовых сценах принимает участие, любит кинематограф. Матушка его была первоклассным маляром. И сам он ПТУ по этому профилю закончил. С малых лет помогал родителям квартиры ремонтировать, затем, когда у него отец умер молодым, всего тридцать шесть лет было, у Серёги с головой что-то случилось. В психиатрической больнице лечился. А тётка у него работала помощницей у второго секретаря нашего райкома. Выхлопотала ему отдельную однокомнатную квартиру.
- Не может быть.
- Может. Её шеф, уходя на повышение, дал ей одной двухкомнатную в нашем дворе. Она Сережу - к нам, а сама в его однокомнатную. Так он у нас и появился. Живёт, как барин, один в двух комнатах. На зиму каждой осенью запасается борщевой заправкой. Банок сто трехлитровых заготавливает. Весной банок восемьдесят раздает за ненужностью.
- Что за заправка?
- Тушёная свекла, морковь, лук.
- Понятненько. А на что живёт?
- У него же руки золотые. Он всё умеет. Ремонты делает в квартирах, может запросто дом построить. Чего угодно.
- Ты забыл сказать, что он в "дурке" лежал, лечился.
- Разве забыл? Ты невнимательно слушала. Благодаря "дурке", как ты говоришь, тётка ему отдельную квартиру и выхлопотала.
- В компартию он вступил.
- Это Истуканов его надоумил.
- Две бабы у него живут, называют себя проститутками. Но он с них денег даже за жильё не берёт, видимо, как с социально близких.
- Это не совсем так, - засмеялся Грешнов. - Они у него убираются в квартире, за продуктами ходят. Он к ним относится, как к благородным дамам, попавшим в беду.
- Во временные трудности, - подсказала Таня.
- "Ишь ты, пошли на панель", - смеялся Ваня, передавая слова Гаврилова. - "Я докажу им всю низость их поступка, но прежде спасу".
- Всё это напоминает отношения Дон Кихота с дамами легкого поведения. Идальго так же им рассказывал что-то интересное. Они его с вниманием слушали, а затем, извинялись и говорили: "Ты нас прости, но нам надо готовиться". Проститутки! Проституция! Эта тема, как горячие пирожки. Ты меня должен понять. Я хотела всё на диктофон записать, а затем книгу о их нелегкой жизни состряпать.
- На диктофон тебе не грязь всякую надо записывать, а мысли наших маленьких вундеркиндов, - Аникуши и Доминика. И, конечно, воспоминания моего деда Петра. Правда он тот ещё сказочник. Как-то пригласили в школу, а он из баловства стал рассказывать, как вместе с партизанами Гитлера вешал. Скандал вышел...
- Неинтересно.
- Когда я, будучи ребёнком, увидев женщину с большим животом, спросил дедушку: "Она беременная?". Он мне ответил: "Необязательно. Есть такая болезнь - материализм. Этих больных пучит и от них много вони". Мне лет шесть было, но я всё понял, что он хотел этим эзоповым языком мне сказать, нарочно подменяя "метеоризм" "материализмом".
- Расскажи мне про дружка твоего, Бориса "Седого".
- А что про него рассказывать? Отец его, Валерий Николаевич, работает в шиномонтаже, был одно время даже его совладельцем наравне с прозаиком Геннадием Гамаюном. Но по злобе отказался хозяйничать, прогнал работника и сам теперь гайки крутит. Был у Борьки дядя Аркадий, в молодости погиб.
- А ты знаешь, что твой дружок сожительствует с моей матерью?
- Да брось ты, - засмеялся Ваня. - Посмотри на Борьку и Зинаиду Богдановну. Вот, что точно знаю, до Бунтова она была женой Николая Сергеевича Паря. На заводе он был начальником цеха, а на сцене народного театра бабу Ягу в детском спектакле "Аленький цветочек" играл. Режиссёр, передавая жалобы родителей, говорил ему: "Вы когда на авансцене падаете, высоко ноги задираете".
- А он ему ответил: "У меня под юбкой всё чисто".
- Да. Откуда ты знаешь?
- Николай Сергеевич - мой отец. Он водил меня смотреть на бабу Ягу. И Нину Начинкину косвенно знаю, она в этом спектакле играла Кикимору, с ней мать дружит.
- Кто с Ниной только не дружит.
- Говоришь, твой брат Костя с моей матерью коммунальные соседи?
- Да. Гриша Бунтов с Зинаидой Угаровой одну комнату занимают, а брат Костя с Аникушей - другую.
- Аникуша - жена?
- Это дочь Кости, Анечка, которую все зовут Аникуша.
- А у Кости есть жена?
- Есть. Красавица Алла. Она временно живёт и работает отдельно. Деньги для семьи зарабатывает. В гувернантках у детей Льва Львовича.
- А Миша Профессор женат на сестре Льва Львовича? Профессор - это фамилия или ученая степень?
- Мишу зовут Михаил Андреевич Каракозов. Профессор - это прозвище. Да, он женат на Майе Львовне, в девичестве Ласкиной.
- Сморкачёв - один из прислужников твоего брата Василия?
- Слушай, у тебя поразительные способности к разведдеятельности. Ты у нас всего месяц...
- Околачиваешься, - подсказала Таня.
- Обитаешь, - не воспользовался подсказкой Ваня, - но уже всё про всех знаешь. Да, Влад Сморкачёв работает у брата. Мы с тобой сейчас его работу выполняем. Охраняем рухлядь, которая никому не нужна. "Прислужников", как ты выражаешься, у брата двое. Один Влад, другой - Никандр, в данный момент в образе пирата стоит у дверей ресторана "Корабль". Подхалтуривает в качестве щвейцара и зазывалы одновременно. У него борода, один глаз широкой чёрной лентой закрыт. Если не погонят, думаю, для пущей достоверности будет брать с собой на работу Женьку. Фамилия у него - Уздечкин. Это они здесь всё отремонтировали, после чего устроили их сторожами. Посменно дежурят, охраняют по ночам, а днём всё тем же ремонтом занимаются. Часиков в семь, в половине восьмого пожалуют. Придут к нам на смену, разбудят.
- Ты же говоришь, они днём ремонт делают?
- Это уже нелегально. Должны в подвале сидеть, им за это Ласкин зарплату платит.
- Олеся - моя дочка! - заорал попугай.
Таня вздрогнула, Иван Данилович засмеялся.
- Это птица, - пояснил он. - у брата дочь Олеся, и он, как напьётся, ходит и повторяет одну и ту же фразу.
- Что повторяет?
- То, что ты слышала. И попугай, разумеется, выучил, на то он и попугай. А до этого всё молчал, не думали, что птица сможет заговорить.