Отдежурив вторую смену в Нинкином магазине, Миша направился в лесопарковую зону. Будучи ребёнком, он часто ходил туда с родителями, они вместе сидели на скамеечке, читали книги. Повзрослев, с закрепленной на багажнике велосипеда шахматной доской, Каракозов отправлялся в лесок один. Доезжал до павильона "Шашки-шахматы" и просиживал за игрой с пенсионерами допоздна.
Ещё вчера Михаил приходил сюда с Ниной и Василием, играл в бадминтон. Сегодня пришёл он в лес без ясной цели, но с явным желанием что-то нехорошее с собой сделать. Интуитивно ища приключения, Каракозов направился в сторону от центральной дороги, в самую чащу.
Говоря о лесопарке, понятие "чаща" - есть понятие относительное. Стоит только сказать, что в эту "чащу" хулиганы приволокли скамейку с центральной прогулочной дороги, и всё станет ясно.
То есть Миша сознательно побрёл в ту часть парка, где собиралась всякого рода шпана, где выпивали горячительное и горланили, чувствуя себя, как в настоящей тайге.
В детстве у Каракозова от хулиганов была только одна защита, - трогательное непонимание их преступных намерений. Надо заметить, что не только в детстве, но и в подростковом возрасте это ему часто помогало. Его оскорбляли, - он не оскорблялся, задирали, а он искренно не мог понять сути предъявляемых ему претензий. Не за что было шпане зацепиться, так и оставляли в покое. Но на этот раз всё было иначе. И он был не тот, да и хулиганы не те.
Устроившись в магазин к Начинкиной, Миша был осведомлен о свалившихся, откуда ни возьмись, бандитах. И, находясь на ночных дежурствах, побаивался их нападения. К тому же налаживалась жизнь, хотя бы внешняя её часть. Побаивался, но не показывал вида. Играл роль защитника. А сегодня, заметив бандитов в лесу, даже обрадовался им, как какому-то исходу. У него даже вырвалось:
- На ловца и зверь бежит.
Он подошёл к молодым людям, которые только разлили по пластиковым стаканчикам водку, и спросил:
- Так это вы - наши гости незваные? Угостили бы дяденьку.
Миша говорил свободно и легко и сам себе удивлялся. Настолько незнакомый голос и незнакомые слова звучали из его уст, что впоследствии, вспоминая случившееся, Каракозов дрожал, как при сильном ознобе.
- А деньги у дяденьки есть? - спросил самый старший из них.
Физически крепкие ребята больше играли в бандитов, нежели были таковыми. А перед ними стоял человек, на тот момент вышедший за все рамки самосохранения, готовый каждую секунду расстаться с жизнью. Не только не страшащийся смерти, а находящийся в поиске таковой.
Весь этот ужас Каракозов нёс с собой, и всё это ощущалось окружающими на животном уровне.
Ужас, паника, непроизвольные сокращения мышц кишечника, желание бежать, куда глаза глядят, - всё это в процессе общения с Мишей лжебандиты ощущали на себе.
- Деньги? - спокойно спросил Каракозов. - Есть.
- Давай сюда.
- А сколько давать?
- А все давай, - с нервным смехом сказал здоровяк.
- Ты на брата моего покойного похож, - доставая деньги, заметил Миша. - Тоже думал всё только о себе, тащил деньги у матери, у меня. До тех пор, пока я ему хорошенько не стукнул.
- Стукнул? - переспросил здоровяк, недоверчиво рассматривая субтильную фигуру Профессора и вместе с тем протягивая руку к деньгам. - Это как?
- Да вот так! - ответил Миша и без замаха, без напряжения, ударил собеседника ногой в пах.
Никто этого не ожидал. Раздался хруст. То ли попятившийся лжебандит наступил на ветку, то ли в паху у него что-то сломалось. Здоровяк карикатурно смешно согнулся пополам, сделался похожим на живой угол. Спесь ушла, лицо искривилось в гримасе страдания. Миша засмеялся сатанинским, замогильным голосом и стал приговаривать:
- Подходили к козлику серые волки. А он им копытцем - в пах. А у них в паху - чтой-то - хрусть!
При этом он бил своими тяжёлыми "скороходовскими" полуботинками согнувшегося лжебандита по лицу, как в фильмах это делают злодеи перед тем, как убить свою жертву.
Каракозов бил его с наслаждением, пользуясь тем, что здоровяк еле стоит на ногах и не может разогнуться, до тех пор, пока лжебандит не свалился на землю и не затих.
А что же товарищи здоровяка? Они самым постыдным образом бежали. У них и сомнения не возникло в том, что у этого разбойника есть и нож, и пистолет, и кровавая цепочка жертв, тянущаяся за ним. А главное, у него были все права на ту территорию, которую они пришли "завоёвывать". Ибо так ведут себя только хозяева или люди отпетые, конченные, которым нечего терять. Несмотря на свой грозный вид и вызывающее поведение, бандитами они всё же не были.
Миша спрятал деньги, которые так и не отдал. Выпил водку из оставленного кем-то из троих пластикового стаканчика, стоящего на скамейке. И с бутербродом в руке, который лжебандиты соорудили за минуту до встречи с ним, направился решительной походкой домой.
Что будет делать он дома, - этого Каракозов не знал, всё произошло само собой.
Он вошёл в квартиру, прошёл в комнату Майи, посмотрел на жену и на дезертира. И ничего не сказал мирно беседовавшим людям, только засмеялся. Но смех этот низкий, демонический, произвёл поразительный эффект. Влад выбежал на балкон, перелез через ограду, спрыгнул вниз, благо, был второй этаж и бегом помчался в подвал к Василию.
Жена Миши Профессора Майя с перепугу забежала в ванную комнату и прямо в одежде залезла в наполненную ванну с замоченным бельём, пытаясь укрыться, пряча голову под водой.
Михаил Андреевич бережно её оттуда достал и долго, мокрую, носил на руках по комнате. Они оба плакали. Миша Профессор от тяжёлой ноши чуть живот не надорвал, а жену простил.
Через час после случившегося в подвал к Василию пожаловал Каракозов и посулил Сморкачёву фальшивые документы.
- То есть подготовку к институту не обещаю, а с документами мы решили тебе помочь. Жена обратилась с этим вопросом к брату, - он у неё влиятельный человек, в друзьях у него вся районная милиция, включая начальника паспортного стола, - сказал Миша Профессор, глядя на Влада победителем.
Грешнов поразился увиденному и услышанному. Он отвёл Каракозова в сторону и спросил:
- Ты жену простил?
- Она сказала: "Да. Было. Но без проникновения". Я ей верю.
- Без проникновения? - переспросил Василий. - Ты - святой!
Все захохотали: и Вася, и Никандр, и Влад, и попугай Женька. На этот раз хохотал вместе со всеми и Миша, будучи совершенно счастливым.
А что же лжебандиты? Те двое, что побежали от Каракозова, не чувствуя земли под ногами? Выскочив из леса и заметив милицейский патруль, они кинулись к сотрудникам правоохранения, как к своим спасителям. Подобрав в лесочке их старшего с разбитой физиономией, всех троих доставили в райотдел милиции. Там лжебандиты наперебой стали жаловаться подполковнику Евгению Николаевичу Познякову, к которому их привели. Говорили, что в Москве их все обманывали, даже купленные ими проститутки оказались своими, чуть ли не соседями. Дома бесплатно ими пренебрегали, а в столице пришлось деньги за них платить. А у этих проституток, как выяснилось, "день красной армии", да они, ещё узнав, что с ними спят земляки, стали просить себе денег на хлеб, мотивируя это тем, что сутенёр их обманывает, денег не платит.
Выяснив, что лжебандиты из Медыни, Евгений Николаевич пригорюнился. У него, в Варваровке, был дом родительский, жила мать-старушка. Строители, подрядившиеся помочь родительнице залатать крышу, были тоже из Медыни. Взяли деньги вперёд, мать им поверила, и ничего не сделали.
Позняков смотрел на ребят, как на возможных обманщиков.
Тут принесли бейсбольную биту, которую нашли в багажнике их машины.
- А это для чего? Людей калечить? - гаркнул подполковник.
- В фильмах эту лапту показывали, - залепетал самый младший лжебандит. - В городе работы нет, в селе - нет. По телевизору показывают, как бандиты хорошо живут, спят с красивыми проститутками.
Все трое расплакались.
- Мне противно на них смотреть, - сказал Позняков. - Уведи их, Палыч, и запри.
2
Когда Миша Профессор ушёл, Василий в назидание подёргал Влада за ушк? и сказал:
- Теперь одно ухо у тебя будет длиннее другого.
- Длиннее? - испугался Сморкачёв.
- Ну, конечно, короче, чем у осла, - попытался шуткой успокоить его Василий.
- У нас у всех короче, чем у осла, - убеждённо сказал вернувшийся из магазина Никандр, явно имея в виду не уши.
Василий на это ничего не ответил. Но молчание его продолжалось недолго.
- Обо всём судишь, Уздечкин, с ходу! - заорал Грешнов. - Не слышал, о чём я говорил.. И потом, откуда у тебя такая уверенность? Ты что, подглядывал за мной в дЩше?
- Я что, Василь Данилыч, я не претендую. Пусть у вас длиннее, чем у осла.
- У кого это такое счастье? - смеясь, спросил зашедший в подвал Гриша Бунтов. - Не поверю. Не может такого быть.
- Вот и я говорю, - ободрился Никандр, но взглянув на руководителя, мгновенно исправился, - разве что у Василь Данилыча.
Бунтов с интересом обмерил взглядом Грешнова и ввернул, смеясь:
- То-то он широкие штаны предпочитает.
Вечером, ложась спать, Гриша сказал жене:
- А у Васьки-то, оказывается, огромный.
- Ты откуда знаешь?
- Да при мне нагишом по подвалу ходил.
- Ну, надо же. А Нинка ничего об этом не говорила. Она бы не выдержала, похвасталась.
- Начинкина на вид простая, якобы всё выбалтывает. Видишь, в главном умеет и промолчать.
- Ну, надо же, - Зинаида села в постели. - Сразу весь сон пропал, лучше бы ты мне об этом не говорил. Теперь буду Нинке завидовать.
Угарова встала, достала из буфета бутылку коньяка, взяла сигареты и прямо в ночной рубашке пошла на кухню.
Через полчаса вернулась пьяная, зарёванная. Легла в постель и, ища защиты, забралась к мужу "под крылышко".
Бунтову было приятно, что жена завидует, злится и плачет. "Так рождаются мифы и сплетни", - подумал он, засыпая.
Проснулся Гриша в ноч? и стал плеваться. На вопрос жены: "приснилось что?" Бунтов не ответил.
Гриша пошёл в ванную, умылся, потёр зубной щёткой язык и задумался.
"Что же это такое?", - негодовал про себя Бунтов, - "то клоуном на велосипеде по арене до седьмого пота, то...". Он даже не хотел вспоминать того, что ему приснилось, но сон был так близок, что деться от него было некуда.
Ему приснилось, что он был в гостях у Нины. Раздевшись догола, услышал шаги Василия, идущего по коридору. Грешнов, ради шутки, изо всех сил топал ногами и кричал: "Слышите шаги командора?". Бунтов выпрыгнул в окно, благо, первый этаж. А как идти домой голому? Тут же, у подъезда, овчарка Василия Берта. У неё течка, на неё надет памперс. Поверх бумажных - трикотажные женские трусы, красные, в белый горошек. Завершало наряд Берты зимнее женское пальто с меховым лисьим воротником. Во сне ничему не удивляешься. Гриша на четвереньках подобрался к Берте, чтобы позаимствовать её пальто. А тут вдруг, откуда ни возьмись, появились огромные косматые кобели, настоящие волкодавы, которые злобно рыча, не подпускали его к своей подруге. Дескать, соблюдай очередь. Он стал объяснять кобелям, что, собственно, сама Берта ему не нужна, а совсем даже наоборот, он хочет помочь им снять с неё защитные "доспехи". Одной рукой он стал стягивать с Берты трусы, а другой - расстегивать пуговицы на пальто. Воспользовавшись тем, что псы ему поверили и перестали рычать, он вдруг приблизился к Берте и лизнул её. В этот момент Гриша проснулся.
- Лизать-то зачем стал? - вырвалось у Бунтова в сердцах.
Дверь в ванную приоткрылась, заглянула Зина.
- Ласкину, что ли, зад лизал? - смеясь, спросила супруга.
"Рассказать?", - мелькнула мысль в голове у Гриши. - "На смех поднимет, посмешищем сделает".
Он прополоскал рот, сплюнул и пошёл спать.
"Не пронюхал ли о том, что я с Борей?", - подумала Зина. - "Да нет, не то".
3
Журналистка Таня Будильник, после того, как на неё накричал Гаврилов, окончательно потеряла ориентиры. Сначала - коварный обман старшей сестры, потеря волос, затем зашла в магазин повидаться с матерью, вместо неё попала на Бунтова с его грязными притязаниями.
Собственно, пожаловаться на директора комиссионки она и пошла к своему товарищу по "школе для дураков". Не к Ване же идти, которого оклеветала. А Гаврилов накричал и прогнал. Ей бы разобраться в причинах такого отношения к ней, но она об этом не думала.
Интуитивно ноги принесли её в медцентр к Мартышкину. Валентин Валентинович разрешил ей остаться в кабинете, переночевать на топчане. Напоил её горячим чаем, и она в него влюбилась. Влюбилась искренно, по-настоящему, и это чувство спасло её. Любовь дала ей силы жить, вернула смысл таким простым, обыденным делам, как умыться, попить чай. Стало легче.
Таня ощутила жгучее чувство стыда, за то, что оклеветала Ивана Даниловича, унизила Серёжу Гаврилова, пользуясь тем, что нравилась ему. Она на глазах взрослела, становилась другой. Даже на родителей стала смотреть иначе. Ещё вчера она их ненавидела, желала матери смерти, а отцу - гореть в аду веки вечные, за то, что бросил её, оставив одну. Теперь появилось к ним новое чувство, похожее на жалость. Ей показалось, что после всех этих новых, правильных мыслей у неё и волосы на голове снова отросли. Она поймала себя на том, что постоянно гладит бритое своё темя ладонями.
От Мартышкина она ничего не хотела, даже взаимной любви. Ей просто в ту секунду надо было знать, что есть такой человек, который достоин любви, которого она любит. Любовь согревала сильнее солнца, разрешала жить. С ней можно было ходить по земле, радуясь наступающему дню. Она догадывалась, что есть люди, которым любовь не нужна, которые живут, благодаря чему-то другому. Но она жить без любви не могла. С этими мыслями она сладко заснула.
Убедившись, что журналистка спит, Мартышкин позвонил Наталье и рассказал, какие у него гости в медцентре.
- Таня - ребёнок, - говорил Валентин Валентинович счастливым голосом. - Запуталась совсем. Говорит, что влюбилась в меня. А я, благодаря ей, изменил свой взгляд на медицину, словно глаза у слепого открылись. Оказывается, это не только средство для наживы и предмет для анекдотов. Мы, оказывается, можем ещё и пользу людям приносить. Главное, что они в это ещё верят. Я ей - со всем цинизмом о том, что перед тем, как скальпель даже в хладный труп вонзить, ты должен шкуру слоновью, непробиваемую, нарастить, а она мне - о высоком, великом предназначении врача помогать страждущим. Я ей - о том, как истопника представлял больным как своего коллегу. а она мне - о долге врача. Восхитительная девушка!
- "Восхитительная". Слушаю тебя, а все мысли мои - о собаке. Весь день слоняется по двору, как бездомная.
- Берта?
- Ага. Муж бездомный, собака бездомная. Может, это я во всём виновата?