"Я и не думал, что в Сетке есть такие ламерищи... "Конфиденциальная" беседа, выброшенная одним тупым поисковиком на запрос: "воровские наклонности". Не то, чтобы я шел на дело, просто решил расширить свой кругозор, а вместо этого узнал о существовании пары клоунов... Короче, читайте сами. Конспираторы, блин."
_Мэдмэн: А не мои воровские наклонности!
Шиното: Двадцать один, двадцать два - один черт, все равно тебя искать никто не будет. У меня все схвачено.
_Мэдмэн: Я не боюсь, да мне страх - неведом! Не такой я, чтоб кипяточком истекать при мысли о каталажке. Просек? Если я говорю, что мне двадцать один, то, следуя отсюда и подходя прямо к выводу: габариты у меня отнюдь не детские. Двери там, окна, или еще типа того что-то... Но не форточки!
Шиното: Все, все... Проехали... Может тогда через подвальное окно? Оно довольно большое... Ммм... Туда по моим прикидкам взрослый сенбернар пролезет - хвоста не пригнет.
_Мэдмэн: Издеваешься?
Шиното: Довольно крупная собака.
_Мэдмэн: ???
Шиното: Мля... Защиту я отключаю, сигнализацию - туда же. Внутри, правда, может быть, будут проблемы с дверями, но
_Мэдмэн: Лет пять мне за этот домик дадут, да? И вообще, я уже удолбался писать, стучу как машинистка! Не проще по телефону добазариться?
Шиното: Не проще. Не веришь мне?! Да как ты можешь! Прошлый раз все хорошо было, позапрошлый - не хуже. И теперь тоже все обойдется. Залезешь через подвальное окно, сигнализацию я отключу, все камеры - мультфильмы транслировать будут, а если хочешь - порнуху. Да и охраны-то никакой нету! Нет ее, понятно? А срок... Пять лет - это если поймают. А если НЕ поймают - три килобакса.
_Мэдмэн: Хрен с тобой. Ты наверно баба? Ничего, не стесняйся, я и с бабами разговариваю.
Шиното: Во-первых: не баба, а девушка. Во-вторых: оставим вопрос моего пола (кстати, ты не угадал) в покое.
Шлю тебе план дома?
_Мэдмэн: Опять хата фирмы "КиХоум"?
Шиното: Ха, я пока не такой крутой хакер, чтобы систему ломать с чистого листа... Само собой - он самый! В любом случае, на втором этаже, в спальне, берешь такой же тайник. Там фигня лежит. Она моя. Все остальное - бери что хочешь, мне не жалко.
_Мэдмэн: Вах! Не жалко! Такие дома, словно в них астеки живут. Голо и пусто!
Шиното: Ацтеки или аскеты? Ты, наверное, имел в виду все-таки аске
_Мэдмэн: Кого хотел, того и имел!!! Давай, бывай.
Шиното: Аналогично.
Модератор: Арпак. Тема: Задрал...
"В последний раз предупреждаю тебя, Старки. Постить служебную информацию на форум ЗАПРЕЩАЕТСЯ. Еще один подобный выкрутас - read-only до скончанья времен. Аминь.
P.S. То что ты выложил, отныне и вовеки веков приравнивается к служебной информации. Нудные логи, которые никому не интересно читать, в первую очередь - мне. Ты еще своп бы свой сюда вдул, юморист."
2
Фрагмент из статьи Интернет-издания "Совершенный дом".
"...продолжая развивать эту интересную тему, не могу не упомянуть об очередном детище фирмы "КиХоум Лтд".
В прошлом номере нашего журнала, я уже рассказывал, что фирма "КиХоум Лтд" уже успела положительно зарекомендовать себя на российском рынке, показав отечественным производителям где раки зимуют, а где - живут нормальные люди. Респектабельные, обеспеченные люди живут, естественно в домах, модернизированных фирмой "КиХоум Лтд". Но не буду повторяться, так как сегодня разговор пойдет о внедрении в нашу повседневную жизнь новейших технологий, значительно облегчающих тяжкое бремя домашних забот.
"Кибер-дом 5000" - мечта, воплощенная в реальность умелыми руками кудесников из "КиХоум Лтд". Теперь и вы, дорогие читатели, сможете воочию убедиться в том, что прогресс не стоит на месте, а движется семимильными шагами на встречу к светлому, но отнюдь не коммунистическому, будущему. Когда я впервые переступил через порог чудо-дома, то можете мне поверить, слезы радости блестели на моих глазах. Наконец-то! Разрешена великая дилемма, донимавшая еще первобытного троглодита, едва он осознал, что значительно упростит свою жизнь, если будет жить вместе с женщиной. Домохозяйка или принцесса? Теперь, дорогие добытчики пищи, можете с чистым сердцем отдать предпочтение принцессам! Да, с чудо-домом любая домохозяйка будет иметь достаточно времени, что бы тратить его на себя, мужа, детей и оставаться при этом отстраненной от домашних забот королевской особой. "Кибер-дом 5000" сам все сделает!
Автоматизированная кухня отнюдь не единственное достоинство чудо-дома. Он не только может приготовить, но и накрыть стол, убрать грязную посуду... Всего и не перечислишь! "Кибер-дом 5000" - буквально нашпигован автономными модулями, которые только того и ждут, чтобы услужить оказавшемуся поблизости человеку. <...>
Но основное направление деятельности фирмы "КиХоум Лтд" - обеспечение личной безопасности пользователей их продукции. Запомните: нет ничего страшнее для вора, чем оказаться внутри "Кибер-дома 5000". Сигнализация, датчики тепла, видеокамеры....
3
01:45, четверг.
Убогая улочка, искрящаяся отраженным в лужах лунным светом, стыдливо сворачивала влево, еще немного тянулась, скорее по инерции, нежели по задумкам главного городского архитектора, и в итоге упиралась в глухую кирпичную стену, принадлежавшую двухэтажному особняку. Среди куч строительного мусора, у самой кромки потрескавшегося асфальта, желтело приветливым огнем окошко. Решеток на нем не было, а рольставни - почему-то подняты и убраны в специальные пазы. За пыльным стеклом виднелось пустое подвальное помещение, мятые коробки из-под бытовой техники, сломанный поперек столешницы офисный стол и несколько стульев, торчащих ножками к потолку.
Неприметная с первого взгляда фигура, в черной куртке и штанах темно-синего цвета, отделилась от густой тени, образовавшейся на стыке кирпичной стены дома с бетонной плитой забора, украшенной поверху колючей проволокой. Скептически оглядев забор, выполненный в "колониальном" стиле, человек неторопливо прошелся вдоль улочки, заглянул за поворот, считая метры до ближайшего освещенного участка. Убедившись, что расстояние - приличное, и мало кому захочется заглядывать в этот тупичок в столь поздний час, он вытащил из кармана куртки тряпку и, обмотав ее вокруг кулака, разбил оконное стекло.
Сметя битое стекло внутрь подвала и повышибав все остававшиеся в раме крупные осколки, человек отгреб в стороны мусор и ловко нырнул в подвальное окошко. Приземлившись на руки, он перелетел обломки стола, и оказался в груде картонных коробок. Чертыхаясь в полголоса, новоявленный грабитель, направился к маленькой металлической лесенке в три ступеньки, оканчивавшейся у порога неприступного вида стальной двери.
Прищурившись в ярком свете, исходившем от висящей под потолком лампочки, вор нащупал дверную ручку и, приподняв ее, потянул на себя, в душе надеясь на то, что она не поддастся.
Дверь беззвучно открылась. Магнитные замки - как он и предполагал, были заботливо отключены дружелюбным хакером Шиното... Или дружелюбной Шиното?
Открыв дверь, вор осторожно заглянул в темное помещение. Тут же зажегся свет, и он отпрянул обратно. Свет погас. Все же не все датчики отключены! Перешагнув через порог, человек оказался в залитой светом ультрасовременной кухне сверкавшей хромом и белоснежной стерильной чистотой. Порядок вокруг был такой, словно здесь потрудился целый легион уборщиц, а может быть - просто никто еще не успел нагадить. Вор посмотрел на след известковой пыли, уличной грязи и осколков стекла, заканчивающийся у его ног, и почувствовал, что краснеет. Некоторые воруют и пакостят, а некоторые воруют, но стараются сделать все как можно аккуратнее...
Оглядевшись по углам и не найдя ничего обо что можно было бы вытереть ноги, грабитель пожал плечами и тяжело вздохнул. Чертыхнувшись еще пару раз, он вернулся в подвал, отряхнул от остатков стекла тряпку и тщательно вытер подошвы своих ботинок. Разобравшись таким изощренным способом со своей совестью, он приступил к исполнению своих непосредственных обязанностей.
Достав из внутреннего кармана куртки сложенную вчетверо распечатку плана дома, он вернулся в кухню.
Судя по чертежу, что бы попасть в нужную комнату, ему придется пройти через четыре комнаты и подняться по лестнице на второй этаж. Там всего пять комнат: ванная, туалет, и спальни; в третьей - тайник. Все предельно просто.
Из кухни дверь выходила в гостиную залу. Вор вошел в просторную комнату, тут же зажглись лампы дневного света, и он удивленно присвистнул, увидев монстроидальное подобие телевизора, оказавшегося единственным предметом обстановки. К огромной плазменной панели тянулись кабели от больших пластиковых кубов, бывших, судя по всему мощными серверами, несколько системных блоков, вполне обычного вида стояли вряд вдоль экрана, равнодушно друг с другом перемигиваясь красными индикаторами работы жестких дисков. Самое интересное то, что за исключением этого техно-чудовища, комната была абсолютно пуста. Во всех предыдущих домах, взятых по наводке Шиното, можно было увидеть пусть и скудную, но все же вполне нормальную человеческую мебель. Койки там железные или матрасы, постеленные прямо на пол, дешевенькие стулья и... конечно, компьютеры.
Вор, не привыкший задавать лишних вопросов, терялся в догадках о том, кому могли принадлежать все эти здоровенные особняки. Скорее всего - каким-нибудь богатым чудикам, не знавшим что такое комфортное существование, шикарная мебель, персидские ковры, столики из орехового дерева, хрусталь - в общем, неотъемлемые части шикарной жизни. Такие, например, как дорогая качественная еда. С пищей в этих домах дело обстояло еще хуже, чем с мебелью: дешевые быстрые завтраки, засохший хлеб - все лежало в дорогущем холодильнике, установленном вместе со всем прочим кухонным оборудованием при модернизации дома. Все, что было нового - все установлено фирмой "КиХоум" и жильцы, похоже, ничуть не стыдились тех объедков, которыми они питались.
Побродив вокруг гигантского компьютера, грабитель махнул на него рукой - непонятно, зачем нужен комп без мыши и клавиатуры. Перешагивая через кабели, он пересек залу, заглянул за плазменную панель, но ничего более ценного, чем вмонтированная в бетонную стену розетка, не обнаружил. Конечно, можно выдрать из системников какие-нибудь детали, их без проблем покупают в комиссионках, не задавая никаких вопросов... Но выключать агрегат было боязно, вдруг что-то не так пойдет, вдруг - сигнализация сработает или кто приедет...
Выйдя, в пустую прихожую, вор направился к лестнице, прислушиваясь к гулкому эху собственных шагов, гулявшему по пустому дому. Эти дома, сколько он помнил, всегда оказывались пустыми. Выноси - что нравиться, только брать нечего! Странные граждане здесь живут, странные... А может и не живут? В доме не чувствовалось той атмосферы, которая неизменно присутствует в обжитых помещениях, единственный посторонний запах - душок горелой изоляции, мог здесь стоять и весь день, а с той же вероятностью - весь год.
Остановившись на седьмой ступеньке, грабитель вздрогнул от неожиданности, когда со щелчком открылась сделанная заподлицо дверца чулана и на лестничную площадку, до которой оставалось еще пять ступеней, вышел антропоморфный робот-уборщик. Холодные, равнодушные и неживые глаза пристально уставились на вора, пригвоздив его к месту, исходящей от них ледяной волной враждебности.
Грабитель, застигнутый врасплох, сделал первое, что может придти на ум человеку, оказавшемуся в подобной ситуации. Кто-то, конечно, бросился бы бежать прочь, но чертова железяка может с равными шансами убирать и пыль и людей, кто знает? Поэтому вор, пригнувшись, прыгнул на робота и ухватил его поперек туловища аккурат под верхними манипуляторами.
Человек и механизм почти бесшумно упали на пол, покрытый красно-золотой ковровой дорожкой. Робот бессмысленно размахивал манипуляторами, словно перевернутый на спину жук. Вор вскочил на ноги и впечатал ботинок в черные зрачки телекамер на лицевой панели головы робота. Раздался сочный хруст, и из-под ботинка брызнули осколки линзы напополам с кусочками какого-то грязно-серого вещества.
- Ззззззззжжжжж... Жжжжзззз... - раздалось из динамика, расположенного на человекоподобном лице. Грабитель продолжал топтать голову робота, чувствуя, как мнется пластиковый корпус и бьется в судорогах механическое тело. Один из манипуляторов (снабженный трехпалой конечностью и метелочкой для пыли вместо одного пальца) уцепился за темно-синюю ткань штанины и резко рванул ее на себя. Ткань с треском поддалась, грабитель в сердцах ругнулся и вырвал манипулятор что называется - с мясом. Действительно, среди проводов дрожали красноватые нити сухожилий и какие-то органического происхождения кольчатые трубочки, сочащиеся похожей на кровь жидкостью. Отбросив подальше от себя этот кошмар, вор пнул начавшего затихать робота в висок, и с омерзением отошел от его тела.
Со стороны упокоенный не самым ласковым методом робот-уборщик дьявольски сильно смахивал на искалеченное насекомое. И в тоже время он оставался механическим слугой... Вокруг покореженной головы растеклось темное пятно, быстро пропитавшее ковровое покрытие, а внутри одной из выбитых камер нервно пульсировал непонятный отросток. Желтый корешок бился в такт с чужим сердцем, намекая на то, что внутри пластикового корпуса скрывается нечто большее, чем ворох проводов и микросхем.
Осторожно подойдя к поверженному врагу, вор поддел его под бок носком ботинка, готовый в момент отскочить на безопасное расстояние. На лбу его блестели капли пота, глаза напряженно всматривались в скомканную лицевую пластину робота.
- Ззззжжжж... Трид-цать... Син-ница, - прохрипел динамик, но робот остался неподвижен.
Вор вытер пот, начавший разъедать глаза, и присел перед роботом на корточки. На его корпусе, исполненном в небрежных постельных тонах, легко можно было различить две кнопки, позволяющие вытащить аккумуляторное гнездо, в случае его поломки и заменить исправным. Вдавив одновременно обе кнопки, вор приподнял выступившее над корпусом овальное гнездо, и вытащил его, бережно отложив в сторону. Только воспоминание о пульсирующей внутри головы желтой жилке удержало его от удивленного возгласа. Внутри корпуса, словно уродливые паразитические наросты, все оплели узловатые образования, сочащиеся испариной, источающей едкий запах горелой проводки. Местами схемы, составлявшие сущность робота, его внутренности, словно расплывались в странных липких на вид узлах. Эти пузырчатые узлы соединялись друг с другом трубочками и полосками почти прозрачной плоти желтовато-серого цвета.
Торопливо запихнув гнездо на место, вор встал, и отошел подальше от робота, с трудом осознавая то, что он увидел. Просто какое-то безумие. Иного слова - не подобрать. Безумие, сумасшедшее видение из его сна, где люди и механизмы одно неразделимое целое и деревья, как колонны из плоти, укрытые хитиновым панцирем дрожат от хлещущего по их стволам мелкого крупяного снега. Свинцовое небо...
Человек встряхнул головой, отгоняя от себя жутковатые видения. Никогда он таких снов не видел! Бросив взгляд на свою порванную штанину, и вернув тем самым свое сознание хоть отчасти к рациональному восприятию реальности, он поспешил в третью спальню на втором этаже, где в тайнике лежала необходимая Шиното вещь. Оставалось сделать не так уж и много: вскрыть дверцу сейфа, положить в карман лежащий там предмет и убраться из этого зловещего места.
Вещи, хранимые в подобных этому домах, ничем особо ценным на взгляд вора не отличались. Первый раз, когда судьба свела его с Шиното, и он согласился на него поработать, в тайном месте лежал кусок минерала или какого-то горного хрусталя, в общем - никчемная безделица. Три тысячи долларов было перечислено на счет, и вопросы как-то сами собой исчезли. Ну, не все ли равно, кто с какой придурью живет на белом свете?
Потом были украдены: кусок маринованного мяса в стеклянной баночке из-под соуса, коробочка с микросхемами и пачка дисков. Итого: еще девять тысяч. Халявные деньги, но как выяснилось, не самые безопасные на свете, хотя именно так он считал до сего момента.
- Ничего, все будет прекрасно... - бормотал вор, прокручивая комбинации сейфового замка, глупо спрятанного за единственной картиной, висящей на бетонной стене. - Роботы, жуки-насекомые, слизняки... Черт их знает, может новая модель какая. Мне-то хрен разница.
Спустя два часа он открыл сейф.
4
Из личной переписки Troja и ZdRawera:
"Иногда чувствуешь, что за тобой следят. Всем своим существом ощущаешь - чужой и враждебный взгляд, направленный тебе в душу. Или, например, сидишь дома, никого не трогаешь, и вдруг чувствуешь, на каком-то подсознательном уровне, что в комнате кто-то есть. Оглядываешься - никого. Может, это приближается безумие? Паранойя?
И я склонен увериться в собственное безумие, лишь бы не представлять себе сосуществующие рядом с нами миры. Что меня от них отделяет, какая тонкая оболочка? Когда ты один, в пустом доме и ничто не затупляет твоего восприятия, то чувствуешь биение чужого сердца. Перегородка между мирами истончается и человек сходит с ума, оказавшись не в силах смириться с фактом существования в своей собственной комнате абсолютно чуждого ему бытия. Да, так они и сходят с ума, несчастные клиенты дурки. А врачи твердят: галлюцинации, белая горячка, видения порожденные испорченным разумом... Все это бред! Их слова - бред, а любое "показалось" и "послышалось" - отголоски иных вселенных, бок обок движущихся вместе с нами сквозь временной поток.
Логически рассуждая, можно предположить, что я в своих догадках не одинок. Есть ведь другие мои двойники, вполне возможно ничуть на меня не похожие. Одни злые, другие добрые, а третьи вовсе равнодушные. И некоторые из них люди, а некоторые - порождения кошмара чужой вселенной. И даже если я их боюсь и ненавижу, то они в свою очередь могут испытывать к моей персоне свой, непонятный мне, интерес. Что им от меня нужно? Душа, если она существует, жизненная сила или еще что-нибудь в этом духе? Может, мои мечты, желания, мысли <...>
Я представляю себе пожирателей эмоций из других измерений. Для них чувства, как хороший кусок мяса, и они жрут их, упиваются утонченным вкусом детских переживаний, давятся грубой жесткой яростью и с удовольствием пьют страх..."
"Нет, ты все неверно понимаешь, а попросту - гонишь! Что это за сопливые сантименты: ох, они хотят съесть мои мысли! Помогите! Ты себя со стороны видел? Нет? Ну, так посмотри! Хуже всего - это зацикливаться на личностном уровне, когда и ежу ясно - ни один человек, ничего из себя не представляет особенного, если его отделить от общества. Он всего лишь винтик в огромном и безмерно сложном организме! То есть - механизме... Вот именно поэтому, если кто и может нашему миру угрожать, так это скооперировавшие свои силы захватчики. Не твои гребанные двойники, а целые чужие цивилизации. Поэтому, тебе следует купить пистолет, лучше не газовый, а реальный, и вышибить мозги первому, подвернувшемуся под руку, пришельцу из другого измерения. Я так всегда делаю! И никаких беспочвенных страхов у меня нету. Все - почвенные: тюрьма, роды, алкоголизм и рак.
Чего и тебе желаю!"
5
14:12, пятница.
"Неужели все это было со мной?" - подумал Мэдмэн, он же Александр Стропов. Одуревший от сна, с головой, в которой плескалось липкое марево боли, он в течение долгих пяти минут созерцал свисающие с серого потолка пыльные тенета. Слабый сквозняк из плохо прикрытой форточки заставлял паутинки подпрыгивать в потоках воздуха. Мысли все как одна кружились вокруг тающих клочьев ночного кошмара. Мэдмэн закрыл глаза и прислушался к себе.
Ночь и пустой дом, полный странных существ, слизь, стекающая по их металлическим лицам, капала на пол... Она растворяла фигуры этих созданий и вскоре одинокий вор, непонятным образом попавший в эти полные зловонных испарений комнаты, остался лицом к лицу с валом колышущегося радужного студня. Он облепил все стены, потолок, оставив нетронутым лишь островок бетона под подошвами кроссовок Мэдмэна. В пульсирующих глубинах студня возникли неясные глубинные течения и на его поверхность, аккурат напротив лица замершего от страха человека, всплыла маска из белой, мертвой плоти. Глаз и зубов не было - одна лишь маска, губы которой извивались, корчились, выплевывали комки слизи и с трудом проговаривали слова человеческой речи.
- Пограничная зона... Ты нарушаешь правила, брат... Твои действия - незаконны и ты будешь наказан... - маска улыбнулась вытягивая посиневшие губы в зловещий полумесяц.
С видением этой леденящей сердце улыбки и проснулся Мэдмэн.
Повернув голову, он задумчиво посмотрел на трофей, принесенный из последнего дома "КиХоум".
Пожалуй, этот предмет действительно мог иметь какую-то художественную ценность. Жезл из черного металла, выполненный в виде когтистой шестипалой конечности охватывающей крапчатую сферу. Если сферу повернуть под лучами яркого света, то видно как в ее глубинах вспыхивают и гаснут крошечные искорки. Сама рука тоже была довольно таки приметная: всю ее поверхность покрывала тонкая гравировка, изображающая хитросплетения геометрических узоров, из слегка согнутого "локтевого сустава" торчал кривой шип. Вещица была немного длиннее руки Мэдмэна, но, несмотря на свои размеры - весила потрясающе мало. Возможно, первое впечатление обмануло его, и материал из которого был сделан жезл - не металл, а какой-то пластик. В любом случае - красивая вещь, за которую Шиното заплатит три штуки.
Встав с постели, Мэдмэн зевнул и его голову пронзил чрезвычайно сильный приступ резкой боли, немного прояснивший мысли и рассеявший царящий в них туман. Что бы хоть отчасти уменьшить свои страдания, Мэдмэн принялся массировать виски, стараясь припомнить какой же он вчера наглотался дряни. И, главное, где?
"Вечером должен приехать Шиното. Лично", вспомнил Мэдмэн и, прихватив жезл из черного металла, потопал в ванную. Умыться, побриться и стереть налипшую на жезл пыль.
Неизвестно как Шиното вычислил его адрес, хотя он же... хакер. Да, а они вовсю злобствуют в эру компьютерных технологий. Купив комп, Мэдмэн даже первое время боялся выходить в Интернет больше чем на час - над душой у него висела внушенная телерадиовещанием зловещая тень угрозы хакерских атак. Ему как-то никогда и в голову не приходило, что с его машины и из спортивного интереса сложно что-то увести, не то что - специально охотится именно за ним. Но и через три года Мэдмэн по-прежнему верил во всесилие таинственных хакеров. Наверное, поэтому и согласился воровать для одного из них. Ну и из-за денег, конечно.
6
Выхино, 30 км от ближайшего города.
Вдоль замшелой стены, вросшей правой стороной в землю, высилась еще одна стеночка, поменьше, сложенная из цельных березовых чурбаков. Егор обошел вокруг дома, заглянул в темные сени, свет в которые приходил только в вечернюю пору. На стенах, среди березовых веников и пучков прошлогоднего зверобоя, висели плоские разнокалиберные камни, подвешенные за примотанные к ним широкие брезентовые ремни. На полу, в самом темном углу, круглились, словно человеческие черепа, крупные булыжники.
- Эй, дед, а где у тебя пила? - крикнул парень, тщательно обследовав внутренности сеней. Не нашел он не только пилы, но и молотка, гвоздей, топора и прочего инвентаря, обычно имеющегося в любом деревенском доме.
- А нету, милай! Почитай, три месяца как уползла, под банькой, в темноте, притаилась - наружу нос не кажет! - весело откликнулся дед Прохор с кухни, где он растапливал хворостом маленькую печурку.
Егор хохотнул, раньше он не подозревал, что дед страдает глухотой.
- Пила, говорю, где? - еще громче крикнул он, озирая на прощание пыльные сени и входя в избу.
- Экий ты глухомань. Уползла, тебе говорят! Убегла... - дед прикрыл поддувало и повернулся к своему внуку. - Дрова колоть будешь, бери каменюку со стены, ту что тебе сподручнее будет и булыжничек там, под ветошью, выбирай по размеру. И коли на здоровье!
Внимательно всмотревшись в морщинистое лицо старика, Егор попытался найти там хоть малейший намек на зарождающееся старческое слабоумие, но бледно-голубые глаза светились умом и терпением. Да и дед сроду не закладывал за воротник, тем паче - с утра. Так что на водку грешить тоже не было никакой возможности.
- Мне теперь, что же, как в каменном веке?... - непонятно чему улыбаясь, спросил он. Сев на ветхий табурет, рядом с дедом, он покрутил пальцем у виска. - Или теперь на селе мода новая на хоз.инструмент?
Дед раздраженно махнул на него рукой.
- Да иди ты... Дурака из меня делать решил? Думаешь, не понимаю чего? Дед, мол, шизанутый на старости лет сделался! А ты под баньку загляни! Иди, иди... Вишь, вымахают с колокольню и давай старших поучать!
Ухватив внука за рукав брезентовой куртки, старик вытащил его во двор и подвел к бане, не имевшей фундамента и стоявшей оттого на четырех толстых чурочках.
- Глянь, глянь, тебе говорю! Под банькой сидит, сволота! - сердито сказал Прохор и, примяв сапогом траву, ткнул пожелтевшим от курева пальцем в образовавшуюся темную нору.
Решив подыграть деду, в неизвестной ему, пока еще, деревенской хохме, парень присел на корточки и сунул голову в пропахшее плесенью и гнилью пространство между землей и банным полом.
Первое, что он увидел - это зеленые крошечные глазки, злобно уставившиеся на него. Его глазам не хватило времени привыкнуть к темноте, но он успел различить тень стремительного движения, услышал хищный свист, и тут же его щеку обожгло как огнем. Егор испуганно заорал, пытаясь поскорее убраться с территории агрессивно настроенного существа, но голова застряла, и он брыкал ногами, и упирался в землю руками, пока дед не выдернул его наружу. Ухватив дрожащего от страха внука за шкирку, он цыкнул зубом, и грустно покачал головой.
- Надо тебя йодой прижечь, ишь, разозлил ты ее как! Чуть что - сразу башкой! Ты бы туда еще задницу свою сунул, герой, - дед был сердит и серьезен, как никогда до этого. - Говорю, а он не верит! Эх-хэ... Сидел бы, умник городской, да не выершивался супротив старших. Пила, она такая: чуть кто - она в атаку, как барракуда! Иглов себе нарастила и пуляется ими!
Дед еще что-то ворчал, пока выуживал из покалеченной внуковой щеки костяные иглы и смазывал ее раствором йода. Егор все это время молчавший, пытался сообразить, на что было похоже существо, прятавшееся под баней. Может, ему померещилось, но он разглядел зубчатую спину и изгибающееся тело с мохнатыми от игл боками. Наверное - померещилось...
- С молотком-то проще, он в землю прям с ручки соскочил и зарылся, как майский жук. А вот у Федора, с третьего дома, у него железяк полон дом! Его-то оне и зажевали... На печке спать надо было, а не на койке металлической, - дед Прохор произнес слово "металлической" по слогам, с каким-то отвращением выплевывая каждое созвучие. - Сбесились, струменты, один черт... И как вы, цильязованные, в своем городе до сих пор не углядели эту напасть? Железкам, почитай, как третий месяц верить нельзя, спортились они чего-то.
Нечего и говорить - уехал внук, в тот же день, на вечерней электричке, обратно в город. Только, вещи они, если начинают ветшать, так со временем энтропия и до середки добирается, до прочных и, казалось бы - надежных участков. Так и в городе: живем себе, окруженные хайтэк безделушками и не замечаем, как пропадают ложки да вилки; как шуршат они под плинтусами, вгрызаясь в железобетон, обустраивают свои логовища. Странная жизнь, захватывает под свой контроль простейшие предметы, созданные человеческой рукой. Откуда она пришла, где таилась до сего дня? И главное: только ли простыми вещами все ограничится? Не иссякнет в розетках ток? Не исчезнет ли вода из крана?
Прохор сидел на завалинке своего старенького дома, раскуривал одну за другой цигарки и смотрел на закатные полотнища, обещавшие своим цветастым великолепием еще один жаркий день. Пошамкав беззубым ртом, старик достал из-за голенища кирзача остро сколотый камешек. Повертев его под близоруким взглядом, он прихватил из поленницы специально заготовленный брусок и начал вспоминать, изученное еще в ранней молодости искусство вырезания деревянных ложек.
- Скоро с городу приедуть... Скоро в гости к нам придуть... - надтреснутым голосом напевал он, приноравливаясь каменным лезвием спустить первую стружку.
За дырявым плетнем, по "центральной" деревенской магистрали, Авдотья из шестого дома гнала свою Нинфу с поля. Корова отмахивалась от бабкиного прута хвостом и упрямо цеплялась зубами за каждый встречный пучок травы. Авдотья покрикивала на свою животину и оглядывалась на заходящее солнце. По темну - лучше дома сидеть, а не с коровой по улицам мотыляться. Заприметив соседа, она остановилась. Нинфа тот час примерзла к месту и принялась обгладывать смородиновый куст, пролезший через плетень на улицу.
- Эй, дедко! Внук-то твой чего такой шальной? На станции меня не признал, стоит как бел лист. Прыгнул в поезд, да уехал. Ты ж его, поди, прогнал?
- Иди ты... - ласково отозвался Прохор. - Пилу ему свою показал, подбанную! Так он и убег... Ничего, Авдотья, скоро сынок мой с женой приедет, и его привезут.
- Ой ли? Приедут! Щас! С парового отопления на печку пересядут, жди - не дождешься!
- Как в городе припечет, так и трубы - кусаться начнут, - с философским видом заметил старик. Лицо Авдотьи тут же приняло выражение "а-я-и-не-подумала-об-этом". Стегнув корову прутком, она распрощалась с Прохором, и продолжила свой полный частых остановок (у каждого двора) путь.
7
Разговор двух гэбэшников.
- Ты, как думаешь, нам медаль за него дадут?
- А тебе за электроподстанцию в жилмассиве дали?
- Так ведь там скольких током перекалечило... Нашел с чем сравнивать! Там, когда нарыв лопнул, и резкий скачек напряжения засекли, кроме нас еще и аварийка приехала. Сам понимаешь, хорошо еще ночь, все спят. Кровищи было бы...
- Хмм... Не знал. Сколько они еще это скрывать смогут?
- Пока пистолеты в своих хозяев стрелять не начнут.
- Не смешно.
- Я и не шучу. Техника, как выяснилось, подлая штука. Веры ей теперь никакой! Купил вчера нож. Теперь с ним обезвреживать буду ездить.
- Нож, он еще быстрее поддастся, чем твой табельный, понимать надо. И вообще, какого черта Безопасность должна разгребать это дерьмо? Почему Серых не припашут?
- Ну-ну, панику разведут, "серые" твои. Еще бы военные - это понятно, но населению как-то сразу подозрительно станет. Опять же - паника начнется. Даст бог, расплюемся с этим без посторонней помощи.
(продолжительная пауза)
- Самое замечательное, это то, что мы в машине сидим.
- Тут ты прав. Скоро, наверное, лошадей выдадут.
- Ага. А мы - с копьями, против самосвалов.
- Зачем нам копья? Кислота останется, старый добрый коктейль Молотова, да мало будто напридумывать успели, и сколько еще выдумают... Не боись, без оружия не останемся.
- И все-таки, дадут мне за него медальку?
- Мы и взять-то его по-людски не сможем. Я на днях говорил с умником из исследовательского с примерно подходящим уровнем допуска к гос.секретам...
- И как...
- Раком об косяк! Он думает, что когда наш "Икс" смоется, начнется стремительная и необратимая ре-грес-сия. И еще, по его словам, хорошо, мол, то, что реакция не перекидывается на природные залежи железа.
- Так они выяснили... Точно все из-за железа?
- Да.
- Тогда хрен на медальку! Лучше жратвой и бабками.
- Бабами...
(громкий смех)
8
19:30, пятница.
Мэдмэн напряженно всматривался в циферблат кварцевых часов, что стояли у него на столе, рядом с белым блоком системника. С минуты на минуту должен придти Шиното, а у хозяина квартиры явный сдвиг по фазе образовался: секундная стрелка на часах, обернулась вокруг стержня, к которому крепилась, словно была сделана из резины. Часовая стрелка, самая толстая, и потому, наверное - самая короткая, вытянувшись, как вставшая на задние лапки плоская черная гусеница, ощупывала внутреннюю поверхность стекла, предохраняющего циферблат от пыли. Облизав пересохшие губы, Мэдмэн щелкнул по стеклу ногтем указательного пальца. Часовая стрелка вздрогнула и, на пару с очнувшейся минутной и секундной, принялась настойчиво исследовать место, по которому пришелся удар.
- Хреново мне... - прошептал Мэдмэн охрипшим голосом, не сводя глаз с маленьких черных стрелок.
Сбросив будильник со стола, так, на всякий случай, чтобы он не мозолил глаза гостю, Мэдмэн пошел открывать дверь.
Внешность человека, стоявшего на пороге, ничем особенным не отличалась, ни заурядная, ни шибко красивая - так средненькая. Разве что глаза его были потрясающе светлыми, почти белыми, словно подернутыми поволокой катаракты. Лицо, хранившее печать отрешенности и равнодушия, могло с равным успехом принадлежать высеченной из мрамора статуе или высокотехнологичному андроиду. Про себя Мэдмэн отметил, что если гость решит еще и на прощание пожать ему руку, то придется одной левой отстукивать на телефоне номер ближайшей больницы. Стальное рукопожатие холодной как лед руки вполне соответствовало внешности незнакомца.
- Шиното Эльтаро, - представился человек. - Где... вещь, о которой мы говорили.
Мэдмэн отошел в сторону, пропуская гостя в квартиру. Выглянув в слабоосвещенный подъезд, он поозирался и закрыл дверь на оба замка.
- Ха-ха, никак не привыкну к тому, что в реале все оказываются...
- Вещь. Где она? - с легкой угрозой в голосе спросил Шиното. - Вы наследили в доме. Можно было все сделать гораздо аккуратнее.
- Там такой боевитый пылесос попался, просто жуть! - оправдывался Мэдмэн из ванной комнаты, где он торопливо смахивал с жезла невидимые пылинки. - Вот, как новенький!
С благоговением, насколько его смогло изобразить закаменелое лицо, Шиното взял жезл, и тщательно его осмотрел. Пробормотав что-то типа: "Хозяин будет доволен..."; он положил руку из черного металла в полиэтиленовый пакет. Оттуда же он извлек пачку денег и бросил ее к ногам хозяина квартиры.
- Смешно, - равнодушно произнес он. - Вы люди стоите на краю и продолжаете грести под себя этот бумажный хлам. Сталь вас не этому учила.
- Ха-ха, конечно, конечно, - нервно рассмеялся Мэдмэн, подбирая деньги и пряча их в задний карман джинсов:
- Ну все тогда, а то мне еще надо тут прибраться... Уезжать вот собрался, - непонятно зачем объяснил он.
Гость молча отвернулся, дернул на себя ручку двери и вышел в подъезд. Его шаги уже зазвучали на лестнице, а Мэдмэн испуганно смотрел на вырванные из дверного косяка языки замков. Слова застряли у него в горле, хотя он собирался крикнуть что-то возмущенное в след Шиното...
Утерев, внезапно вспотевший лоб, он подошел к двери и потрогал кончиками пальцев развороченные места в дверном косяке, где еще недавно находились скрытые пазы для замков. Невероятно... Легким движением руки его лишили двери. Интересно, а если бы у него стояла цельнометаллическая конструкция, смог бы он так? И что-то в глубине души отозвалось тихим: "конечно".
9
Звукозапись свидетельских показаний Ануфриевой Евдокии Павловны по делу N234/45-Б.
"Я тогда у окна сидела. А живу я на первом этаже и все в окно смотрю, одинокая я. Родственников у меня нету, телевизор сломался и потому 16 августа в 19:35 (я тогда еще на часы как раз глянула) смотрела в окно. На улицу. У самого подъезда стояли "жигули" цвета "кофе с молоком", в них сидело двое мужчин в пиджаках и одинаковых галстуках. Они, наверное, ждали кого-нибудь, так как машина стояла у дома с самого утра, и никуда они из нее не отлучались. Сидели, значит, как веревками привязанные и время от времени смотрели украдкой в сторону нашего подъезда. Я тогда еще подумала, а не Сашку ли они с шестого этажа стерегут? Больно на бандюков похожи, а он ведь шибутной, может и связался с какими поганцами по молодости лет, да по дурости природной. Вот так сидела я и рассматривала этих хлопцев и вдруг подъездная дверь грохнула. Я вначале подумала это Петька с третьего, из 37 квартиры опять пьяный пошел собаку гулять, он всегда, когда в нетрезвом состоянии - собаку гуляет и дверью подъездной хлопает. Это он назло Зинке с первого этажа, что напротив меня живет. Он дверью-то шандарахнет, а у нее плинтуса импортные от полов отходят и цветы вянут. Она ему так всегда и кричит: "Плинтуса отходят, и цветы у меня вянут, что ж ты, окаянный, дверями-то хлопаешь!". Только, товарищ следователь, это у нее не плинтуса с цветами, это у нее любовник пугливый! <...> Так говорю я, хлопнула дверь, и двое мужиков в машине сразу туда и уставились. У одного еще, усатого, глазищи аж загорелись. Я в очках сидела, потому и увидела. Зыркнул он на вышедшего из подъезда и что-то сказал своему дружку, тому, что помоложе него, но с проседью. Ага, он еще кудрявый был, как цыган! Я вот в детстве, когда к нам в деревню цыгане приезжали <...>
И гляжу, уже выходят оба из машины. Руки в карманах держат. Ясное дело, подумала, заточки у них там. На зоне, знаете, из люминевых ложек делают, об пол затачивая. Тут-то я и предположила, что из подъезда Сашка Стропов вышел. Видать, гады, зарезать его решили. Парень-то молодой еще, хоть и непутевый, ну я и позвонила в милицию. У меня всегда на подоконнике телефон стоит, на всякий случай. Вот, помню, однажды загорелась 45 квартира так я сразу <...>
А пока милиция эта приедет, да соколиков этих залетных скрутит, решила я от окна не отходить. Что бы если Сашка их перекалечит, свидетельницей быть в суде. Меня уже три раза повесткой в свидетели вызывали: два раза на аварии, и один раз на разбойное нападение с целью отъема пыжиковой шапки у Бориса Игнатьевича из 24 квартиры. Он прямо у моего окна с хулиганами схватился, которые его обобрать решили, в 1978 году в месяце марте.
Когда человек вышедший из подъезда оказался в поле зрения моего, так у меня прям, на сердце полегчало - не Сашка это был! Парень чужой, не с нашего двора. В черной куртке, в штанах такого же цвета и с пакетом в руках целлофановым. Короткая такая стрижка, знаете... И он еще, словно почуял меня, обернулся и прям в глаза мне глянул. Холодный такой взгляд, меня аж в дрожь бросило, всю ночь потом вспоминала. Да и было чего вспоминать! Такие кошмары теперь мучают! Мучают меня, а в поликлинике говорят: услуг таких не имеем, обращайтесь к частному психу-аналитику, пусть он вас своими зигмундами фрэйдами лечит, от кошмаров-то. Совсем обнаглели, бесстыжие! А еще муниципалитет им денег <...>
Глаза у него были белые-белые, как инеем помороженные. Он посмотрел мне прямо в душу и хмыкнул будто, хотя врать не буду - не слышала наверняка. И когда отвернулся, то двое тех, из "жигулей", подошли к нему на пол пути. Тот, что помоложе документ достал, показал и чего-то говорил еще при этом. А тот, что постарше и с усами, взял так парня под руку и, значит, пакет у него отнимает и одновременно ведет к своей машине. Только парень с ними не пошел. Он и пакет им не отдал. И знаете, я тоже бы не отдала, хотя конечно парень-то маньяком был, но таким, вроде, житейским. Как любой другой на его месте не отдал бы пакета, так и он - тоже.
Усатый рассердился, достал наручники из кармана, а молодой документ свой убрал и коробочку черную незаметно вытащил. Пока усатый зубы парню заговаривал, возмущался, молодой коробочку в шею парню ткнул, и искра проскочила. По телевизору, давно еще видела, электрошокер называется приборчик. Людей оглушает, и они совсем без сознания падают. Но парень не упал! Он схватил молодого за горло, одной рукой, не выпуская пакет из другой, и кинул его через весь двор. Прям как в кине американском. Усатый испугался, руку под мышку начал тянуть, а парень и его в грудь, вроде легонечко, раскрытой ладонью ткнул, ну и этот, конечно, тоже улетел. Ударился спиной о свою машину, по боковому стеклу аж трещины пошли.
Молодой вскочить успел, пока парень с усатым разбирался и, значит, вытащил пистолет. Стой, кричит, застрелю тебя, нехороший преступник. Он его на самом деле по-другому назвал, но я повторять не стану, больно во мне культуры много. Парень на него даже внимания не обратил, пошел себе спокойненько с нашего двора. Молодой не выдержал видать, нагрузки нервной, да и выстрелил. Три раза. Я даже видела, как куртка от выстрелов продырявилась на спине у того парня с пакетом. А он, как ни в чем не бывало, развернулся и припустил со всей дури. Обозлился! Кто ж не обозлиться, если ему в спину выстрелить. Только в бронежилете он был, крови-то не было на нем. Он, раз так несколько дернулся, когда этот молодой ему два раза в грудь попал и, значит, прыгнул на пистолет. Отбил оружие в сторону пакетом, а другой рукой ударил молодого. Вот, как есть, не вру! Мне соседка говорит: не может таких вещей на белом свете быть. Да я ж сама, своими собственными глазами видела, очки на мне тоже имелись. Он, парень этот, ударил молодого в живот, и так сильно вдарил, что кулак у того из спины вышел. Весь в крови такой, страшный... Они к моему окну боком стояли, и я не увидела лица молодого, но парень словно ухмыльнулся краем рта. Может, и показалось...
Когда милиция приехала, парень-то убег уже давно. Ага. Даже не оглянулся. Оттолкнул молодого и убежал".
Часть первая. Кость и камень.
1
Шла весна пятого года. Месяц апрель растопил на деревенских улицах сугробы и черная неприглядная жижа, которая к концу мая превратится в привычную для глаза землю, весело сияла на солнце. У высоких обочин, вдоль заборов темных, нежилых домов, там и сям торчали пучки молодой мать-и-мачехи. Из окна видно было, как две женщины идут по дороге, утопая в холодной грязи чуть ли не по колено, и общипывают эти жалкие изумрудно-зеленые клочки грядущего лета. Они обрывали пару листиков здесь, еще несколько с другой стороны крошечного кустика и шли дальше, давая растению возможность восстановить нанесенные потери и продолжить свой рост. Набрав полные карманы травы, женщины вернуться в Большой Дом и будут добавлять нам в обед горькую витаминную подкормку. Так распорядился Леонид, и все согласились - дело говорит мужик, зелень свежая до зарезу нужна.
Этой зимой мы потеряли трех ребятишек из Первого поколения (взрослые все живы-здоровы остались и то хорошо). С детьми всегда беда: пока они маленькие, на материнском молоке сидят, еще прокормить их можно, не велики у них запросы, а вот когда подрастут... тут, конечно, им все чего-нибудь не хватает. То мясной пищи слишком много, то вообще синие от голода сидят, а то, как сейчас, положили в братскую могилку двух годовалых и одного трехлетнего - зубы у них выпадать начали, вся кожа в болячках расчесанных, на головках волосики повылазили... Жуть, одним словом. Не опишешь это вот так просто, в трех словах.
Леонид, значит, после похорон, в марте, "издал указ": как только появится первая трава, сразу - в суп! И без разговоров. Как будто кто-то с ним спорить станет. Он же у нас на ролях вождя и непререкаемого авторитета. Чуть что - в зубы. Но, конечно, не грубостью и силой, точнее - не только благодаря этим золотым качествам, выбился Леонид в лидеры нашей общины.
Во-первых, рост в нем метр девяносто с хвостиком, кулачищи - по два моих в каждом, что само собой вызывает в людях подсознательное доверие к подобной харизматичной личности. Раньше, примерно в районе восьмидесятых-девяностых, он деньгу зашибал шахтером, на Донбассе. Потом, когда заработки из баснословно огромных превратились в рабски мизерные, Леонид послал родную страну по известному адресу и вернулся в Выхино. Здесь он устроился трактористом и работал, тихо мирно, до самого Великого Исхода Металла (мое выражение, честно говоря, не признанное остальными). Так что, не знаю, как наш дядя Леня умещался в узенькой кабине трактора, но стоило ему утопить своего стального коня в болоте, и смотрите - вышел на твердую землю новый русский богатырь! Силы - во!, сноровки - во!, решительности - и того больше.
Во-вторых, мозги свои он не пропил, в отличие от прочих деревенских мужиков. Не скажу, что он и капли в рот не брал, не буду врать. Пил, конечно, но не с утра и в меру. Именно Леонид предложил заливать брагу в общий большой чан и готовить ее "на всех" (до этого каждый втихаря колдовал над своим пойлом и лишь с громким протяжным скрипом делился с ближними своими). Легализовав, таким образом, централизованное потребление спиртного, он, сей же момент, взял это дело под жесткий контроль. Бабы спорить, понятное дело, не стали и всецело поддержали задумку "диктатора". Тем лицам мужского пола, которые попытались свое возмущение реализовать путем нанесения тяжких увечий виновнику торжества, был дан решительный отпор, перешедший в стремительную контратаку и разрушительные рейды по тылам неприятеля.
Таким образом, к зиме Первого года, у нашей общины появился признанный лидер. Женщины и дети смотрели на него с обожанием, сердца их он завоевал, заручился их поддержкой, а мужичье лютовать остерегалось, да и работал новоявленный начальник "за троих", а в особо продуктивные дни "за четверых" или даже "за пятерых". Со временем, пусть и не так быстро как со слабым полом, Леонид примирился и с мужской частью нашей маленькой общины. Стал непререкаемым авторитетом.
То как мы пережили Первую и Вторую зиму - отдельная, леденящая душу история. Помню, холодно было, каждый сидел в своей лачуге (как еще можно назвать дом, из которого повыдирали все металлические предметы вплоть до последнего гвоздя?) положив зубы на стол, до лучших времен. В те страшные дни население Выхино уменьшилось вдвое. Остались живы самые цепкие, самые сильные и те, кто не брезговал харчить собачатину. Мы с отцом, бежав из города, подселились к деду Прохору. Летом, того же Первого года, я позорно бежал из деревни, до чертиков перепугавшись ожившей ни с того ни с сего пилы. Кто мог знать, что спустя пару месяцев в городе мне придется встретиться с куда более серьезными опасностями?
Дед Прохор обрадовался приезду сына, поинтересовался, где сноха, но отец отказался рассказывать. Он сам не верил в происшедшее, а я боялся вспомнить... В общем, остались жить в Выхино.
С едой, поначалу, было скверно. В деревне, когда подъели все зимние запасы, принялись за дворовую скотину. У деда с роду ничего кроме кошек в доме не водилось, поэтому мы, наверное, первыми стреножили беспризорную жучку и стушили ее с изросшей картошкой. Вкус у варева - отвратительнее быть ни может, но дед уплетал так, что, глядя на него, можно было подумать - старик ест божественную амброзию. Тем же вечером мы тоже насладились волшебным ароматом собачьего мяса.
Кроме хорошо набитого пищей желудка, человек еще склонен стремиться к ощущению тепла и уюта в своем доме. Вот как раз с этим пунктиком человеческого жития, мы полностью развязаться не смогли, и по сей день. В принципе, когда ты окружен железом и можешь взять любой металлический брусок и, заточив его, получить некое подобие топора, то тяжело представить себе, каково это - рубить дерево клинообразным куском камня, закрепленным на деревянной рукояти. Я скажу: невозможно дерево срубить. Думаю, я прав в своем утверждении. По крайней мере, в Выхино, в первые годы нашего "безжелезного" существования, сожгли в печках все, вплоть до подоконников и дверных косяков. Это, конечно, сделали те люди, которые не поленились переложить развороченные печи. Понимаете, когда из кирпича на тебя смотрит зубастая заслонка или некогда металлическая дверца норовит отхватить пальцы, то волей неволей разломаешь печь и вышвырнешь все это безобразие на улицу (кстати, мы свое добро притопили на Чертовом болоте).
Спасли нашу маленькую общину костяные пилы.
Летом Второго года, я вышел к трассе, ведущей в город. Вдоль асфальтного покрытия тянулись провода. Обычная картина. Серые бетонные столбы и провода, от одного к другому, провисшие от наросшего на их поверхность желтого налета. Мне, естественно, стало интересно, что там такое с проводами этими, ведь внутри - металл, а это означает - изменение. Я выломал в ближайшем лесочке стройную, но подгнившую у корня березку, толщиной примерно в мою руку и длинной - в самый раз зацепить провод и пригнуть его к земле. Вот только, как на зло, провода оказались на редкость упругими, и промаявшись около часа (словно мне нечего больше было делать), я увидел, как со стороны города, по дороге, несется какой-то автомобиль. Вернее, это существо лишь на расстоянии напоминало автомобиль.
Порядком струхнув, я забился в придорожный кустарник. Невидимый с дороги, затаившийся среди ивовых ветвей, я не преминул воспользоваться выдавшейся возможностью и успел довольно подробно рассмотреть существо, примчавшееся, по всей видимости, из города защищать обиженные неведомо кем провода.
Помню, в первый раз увидев Ремонтника, я сразу различил в его чертах изъеденный чужеродной плотью корпус легкового автомобиля. От машины остались колеса, вместо дисков украшенные безобразными шипастыми наростами, и прямоугольная платформа, из центра которой торчал свернутый кольцами суставчатый вырост, наподобие скорпионьего хвоста. Когда создание поравнялось с потревоженным мной участком проводов, "скорпионий хвост" развернулся на всю свою трехметровую высоту и на его конце, вместо жала, обнаружилась головогрудь этого жутковатого создания. Я говорю, головогрудь - потому что его легче сравнить с насекомым, чем с млекопитающим или каким-нибудь иным высокоразвитым классом живых существ. Треугольная, инкрустированная черными фасетчатыми глазами, голова росла прямо из бочкообразного нароста на конце "хвоста". Из-за его спины торчала верхняя пара боевых клешней, похожих на лапы богомола. Это-то и были костяные пилы. Верхние конечности состояли из трех частей: длинных предплечий; плоских, с двойным рядом острых как бритвы наростов средних фаланг; и узких "костяных пил". Это были как бы "клешни наоборот". Жертва прижималась костяной пилой ко второй секции конечности и разрезалась, когда зубья пилы входили в узкий паз между двумя пластинчатыми гребнями. То как работает это орудие убийства, я узнал гораздо позже, уже убив трех Ремонтников из своего неказистого самострела. Знание это стоило Никеше, моему добровольному помощнику, правой ноги, обрубленной по самое колено. Я не смог дотащить его, взрослого и чертовски тяжелого мужика до деревни и он истек кровью.
Но в тот день верхняя пара лап спокойно нависала над треугольной головой Ремонтника, а работал он - используя худые, полупрозрачные конечности, на кончиках которых я, с удивлением, разглядел почти человеческие пальцы. Подъехав вплотную к кромке дороги, этот живой "подъемный кран" вытянулся и ухватился своими тощими пальцами за покрытый желтым мохристым налетом провод. Поднеся к своей морде то место, за которое я пытался зацепить провод при помощи березового шеста, Ремонтник открыл свой крошечный безгубый рот и пустил слюну. Тягучая слизь размазывалась по поверхности провода легкими движениями пальцев и прямо на глазах застывала, превращаясь в неотличимый от старого желтоватый налет. Завершив свои манипуляции, Ремонтник подогнул нижнюю пару рук вплотную к бочкообразной груди и "скорпионий хвост" свернулся, скрыв от моих глаз это страшное порождение чьего-то кошмарного сна. Платформа из плоти развернулась и помчалась обратно, в город.
Проведя ряд экспериментов, я выяснил, что Ремонтник приезжает всегда, стоит только основательно потревожить один из висящих вдоль дороги проводов. Я до сих пор теряюсь в догадках, по поводу того, зачем вообще нужны эти обросшие желтой дрянью линии электропередач. Может быть, затем же, зачем они нужны были когда-то людям?
Со временем, когда я усовершенствовал конструкцию своего самострела и подобрал подходящий материал для изготовления стрел (совершенно дикая комбинация: длинные, дикообразьи иглы, найденные у Чертового болота и слюдяные крылышки обитающих там же "стрекоз" в качестве оперения), я убил-таки Ремонтника, раздобыв для Выхино замечательнейший инструмент для лесоповала. С тех пор никто уже не страдал зимой от лютого мороза. Главное: успеть за весну заготовить запас клешней Ремонтников, так как кость - выдерживала максимум одно-два дерева, после чего зубья начинали обламываться.
Ну, на должность охотника, кроме меня, кандидатов не обнаружилось. И все из-за моих самодельных самострелов. Никто не хотел доверять свою жизнь неказистому изделию и тем более, никто не хотел помогать мне их изготавливать. Даже Леонид не смог переупрямить мужиков, когда на показательной демонстрации, плохо обработанная дуга самострела дала трещину и стрела, вместо положенных ей шестидесяти шагов, упала, не пролетев и десяти.
Стрелы, как выяснилось, сделать было довольно просто, как только я наткнулся на подходящий материал, сразу изготовил пробную партию. Вот с самим самострелом у меня возникли нешуточные проблемы. Взяв за основу конструкцию арбалета, я принялся, естественно полагаясь на память, сооружать прототип будущего оружия. Знаком я был со столь, казалось бы, непривычной для современного человека вещью как арбалет, в связи со специфичностью своих увлечений. Хорошо или плохо убивал я время, в своей прошлой жизни - дело не ваше, главное, что в итоге знания пригодились.
Итак, с ложем проблем не возникло, хотя обтачивать стеклянным резцом, даже подходящей длины и пропорций деревянный брусок, удовольствие ниже среднего. В качестве тетивы вначале использовалась толстая леска, но, убедившись в ее абсолютной непригодности, я сплел из шелковой нити тросик. Эти две жалкие катушки ниток, найденные на дне сундука принадлежавшего моей ныне покойной бабке, в условиях отчаянной нехватки материалов, превратились для меня в запас стратегически важного сырья.
Расплевавшись с тетивой, я с огорчением обнаружил, что с таким примитивным инструментом как осколок стекла, нормальную деревянную дугу сделать жутко сложно. К тому же я никогда не работал с деревом, а в своем прошлом предпочитал, в подобном случае, обойтись узкой полоской стали. Ко всему прочему, угробив несколько недель, я выяснил, что даже снабженная накладками из костяных пластин, дуга ни в какую не хочет поддерживать боевое натяжение. Или пятьдесят шагов и - хрясь, кого хрена?! - или возвращение к ставшему уже привычным - примитивному кистеню, изготовленному из камня, привязанного к палке сыромятным ремешком. Пращу я считал убожеством, а потому вовсе не рассчитывал на ее применение при забивании Ремонтника.
Но первого я убил все же из пращи.
Кроме костяных пил, я вырвал из студенистой плоти бочкообразной грудины Ремонтника пару хитиновых ребер. Они, в конце концов, и стали недостающим звеном, в конструкции моего первого боевого самострела. Гибкие и упругие - самое, как говориться - оно, эти ребра выдерживали до ста выстрелов, прежде чем ломались. Причем, еще одна неразрешимая для меня проблема, ломались они в тех местах, где я делал пропилы под тетиву. Видать, судьба у них такая.
Сейчас, когда за окном ярко светило солнце, а в общей комнате шумно возилась ребятня, передо мной на столе, в моем личном закутке, лежал разобранный самострел. Два дня назад, дед Прохор, принес мне лист толстого пластика, и я напряженно размышлял над тем, как мне измудрить спусковой механизм куркового типа. То чем я закреплял туго натянутую тетиву, могло придти в голову и десятилетнему ребенку: в пазах, вырубленных в ложе, торчали две палочки, за которые и цеплялась плетенная из шелковой нити "струна". Выстрел производился посредством нацеливания самострела в сторону потенциального противника и синхронного выдергивания сдерживающих тетиву колышков. Синхронность достигалась путем обвязывания их концов между собой бечевкой. Я дергал за бечевку, и колышки уходили в пазы. Зачастую, но не всегда. В тридцати процентах случаев, один из них запаздывал и, вместо протяжного "до", получалось - "цвинк!" - и стрела улетала в бок. Если вообще, куда-нибудь улетала. Кроме всего прочего, если колышки не полировать кусочком стекла, то они рано или поздно перетирали тетиву.
Рядом с деталями самострела находился набор костяных ножей (охотился я к тому времени не только на Ремонтников, но и на относительно мало агрессивных тварей с Чертового болота). Выбрав самый острый нож, бывший месяц назад одним из гребней на спине игольчатой жабы, я попробовал подрезать край пластика. Стружка легко заскользила вдоль белого лезвия. Удовлетворенный пробой, я смахнул мусор со стола и решил отложить это дело до лучших времен. Привычными движениями я собрал самострел, снял со стены пару колчанов со стрелами и, накинув на плечи отцовскую телогрейку, вышел в общую комнату.
У большой русской печи, занимавшей центр комнаты, сидела на корточках Лилька. Она сосредоточенно выгребала из поддувала еще теплую залу в кривобокий глиняный горшок, то и дело, вытаскивая из серой массы не прогоревший кусочек древесного угля и откладывая его в сторону (из этого угля Савелий, двоюродный дядька Лильки, делал фильтр, через который процеживал брагу перед употреблением - "очищал ее от сивушных примесей"). Заметив, что я стаю, поправляя занавесь, закрывавшую мой закуток от любопытных глаз, она хитро прищурилась и спросила:
- На охоту, что ль, засобирался, Горыч? - и тут же, перебивая сама себя, - А принеси мне беличьих шкурок на манто!
В углу, под большим столом, хихикала малышня из Первого поколения. Самым старшим из них было года по три, наверное, не больше и они постоянно возились под столом, в то время как их матери хлопотали по хозяйству, оставив в избе одну из взрослых девушек. Сегодня, как видно, был черед Лильки, дочери Леонида. Она, востроносая и востроглазая, шестнадцатилетняя пигалица, постоянно цепляла меня, словно не знала, что уже этим летом ее "отдают замуж" в соседнюю деревню. Так распорядился ее отец, не пожалевший собственной дочери, ради общего блага всей общины. Дело в том, что в сложившейся ситуации, у нас не было выхода: в ноябре прошлого года пал бык, покусанный одной из тварей, и мы остались с пятью коровами на тридцать взрослых человек. Понятно, без быка - вымрет постепенно все стадо. Поэтому Леонид и выторговал свою дочь в обмен за быка, по благородному поименовав эту сделку "выданьем за женишка".
- С моей дичи, кроме игл да шипов, ничего не настрижешь, - напомнил я, и это была правда. С моим самострелом, на настоящего зверя идти - пропащее дело. Основная моя жертва - Ремонтники, да неповоротливые твари с окраины Чертового болота, в которое, пять лет назад, ухнули все имевшееся в деревне железо. Точнее то железо, что еще не успело "анимироваться". Гвозди, вилки, ложки, железные койки, косы, топоры, сельхозтехнику - все это утопили, сконцентрировав, так сказать, нечисть в одном месте, с весьма подходящим названием. Теперь можно в летнюю пору наблюдать, как ползают, в трясинах и топях, в самом центре заболоченной местности, огромные и неповоротливые мастодонты, выродившиеся из скоплений железа и электроники. Мелюзга помельче, вроде игольчатых жаб или тех же стрекоз, копошилась на окраине, остерегаясь грузных повелителей болот. Может, жрали они мелочь, а может так - из солидарности опасались.
- Вечно-то у тебя одни отговорки! Вся жизнь на словах, - притворно вздохнула Лилька и достала из-под печи горшок, до верху наполненный румяными горящими углями. - Тетя Маша твою сумку постирала, на крыльце повесила. Вот, держи, да крышкой закрой! - я взял из ее рук горячий горшок, заменявший мне разом и спички и, если лень одолеет, тепло костра. - Прошлый раз, помнишь? Все испакостил, теть Маш ругалась, как цыган. Говорила, уши тебе... надерет, - озорной взгляд стрельнул из-под белобрысой челки, и она улыбнулась так, что на щеках образовались симпатичные ямочки.
- Не забуду, - буркнул я, выходя из избы в обнимку с горшком. На крыльце, действительно, висел мой вещь-мешок. Поставив запас горячих углей на самое дно, я заглянул в пристроенный к крытому крыльцу глухой, без окон, сарайчик, в котором хранились общие съестные припасы. Услышав, как я отворяю дверь в кладовую, тесный дворик перед Большой избой, тут же заполнили разношерстные двортерьеры. Эта веселая компания, в особо голодные времена способная отхватить и руку кормящую, запрыгала, залаяла и яростно завиляла десятком разнообразнейших хвостов - показывая свою отчаянную любовь. Конечно, они любили пожрать нахалявку. Такой неистребимый амор, по отношению к вяленому мясу, квашеной капусте и даже, изредка, к сырой картошке или морковке.
В разное время года ушасто-хвостатое поголовье псовых насчитывало от сорока до ста особей. Как так выходил подобный разброс понять никто не мог, очередная загадка природы, тем более что у всех сук через месяц забирали трех-четырех щенков, оставляя самого крепенького и упитанного. Леонид называл это пассивной селекцией, а я - "опять щи с собачатиной?". Глупо, ясен пень, но, даже находясь на "иждивенческой" пайке я не мог забыть те времена, когда мясо покупалось в магазинах, а шарики и бобики становились добычей лишь корейцев (в силу национальных традиций) и бомжей (они бы и кошек ели, да собаку поймать проще).
Кроме поставки мяса на наш стол, собаки выполняли и свои прямые обязанности: охрана придворовой территории и профилактика правонарушений. К сожалению, всеобщая беда отнюдь не сплотила все человечество, и мы постоянно сталкивались с разным сбродом, добывающим хлеб насущный бесчестными способами. Ворья было много. Убийцы-грабители, психи - они не часто забредали в нашу глушь, но ворья было много.
Из кладовой я взял пару пакетов расфасованного вяленого мяса, перемешанного с сушеным картофелем и костной мукой. Немного подумав, сунул в карман пригоршню прошлогодних, слипшихся в неприглядные комочки, смородиновых ягод. Чайком побалуюсь, если время будет. Скидав все это в вещь-мешок, и добавив сверху стеганное ватное одеяло, с прорезанной посредине дырой, так что выходила комедийная пародия на мексиканские пончо. Может, оно конечно и смешно, да в лесу-то и в середине апреля холодно. Несмотря на то, что весна в этом году ранняя.
Разогнав собак, я сошел с крыльца. Подпрыгнув пару раз, проверяя удобно ли закреплен мешок на спине и не свалиться ли с ременной петли самострел, я вдруг почувствовал на себе чей-то настороженный взгляд. Обернувшись, я увидел Трезора. Здоровенный кобель, без пяти минут вожак собачьей стаи, стоял слева от крутых ступенек крыльца и скалил на меня желтые зубы.
Трезор, имевший в роду и догов, и московок, судя по его устрашающим размерам, походил на косматого черного медведя. И он ненавидел меня по одним, только ему известным причинам. Я подозревал, что прошлой весной именно он загрыз Сашку, младшего брата Лили. К тому времени, как дежурившая тогда тетя Надя, услышала задавленные сашкины крики, его рвала уже вся свора, но мне кажется, что первым на человека осмелился кинуться лишь Трезор. Помнится, Леонид с горяча хотел перебить всех собак к чертям, да дед мой за них вступился. Его поддержал и Федор Карнаухов, Ромка, Сверд и все остальные мужики. Что и говорить - сторожить по ночам, стоять в карауле желающих было еще меньше, чем ходить со мной на охоту.
Придавив в себе вкрадчивый шепоток страха, я сделал навстречу Трезору два шага. Он остался на месте, с хрипом втягивая воздух, сверля меня карими глазами и выдыхая протяжный, булькающий гул. С меня довольно! Без замаха, настолько резко, насколько мне хватило сил, я припечатал твердым носком бутса по нижней челюсти. Собака огрызнулась, подавилась рычанием, но все же скрылась за углом избы, трусливо поджав хвост.
- Ишь, герой, штаны с дырой! - раздался насмешливый лилькин голос. Оказывается, она все это время стояла в дверях.
- Ты, дверь, блин, закрой! Детей простудишь, - проворчал я, чувствуя, что начинаю краснеть.
- Наших, что ль?
Я махнул на нее рукой и торопливо затопал прочь.
- Эй, эй! Колчан-то, колчан со стрелами забыл, охотничек!
2
Я шел к Чертовому болоту, по колена проваливаясь в липкий, мокрый снег. Следом за мной тащился сухощавый Тимоха. Это он, долго и монотонно упрашивая, вынудил меня сделать крюк до болота. Вообще-то, я шел к трассе, Ремонтников стрелять, но у самого последнего дома меня тормознул Тимоха и навязался в помощники. В гробу я таких "помощников" видал. Как помните, со мной на охоту деревенских мужиков и калачом не заманишь. Вот и этот хлыщ, в драном треухе и почиканном молью тулупе, ни за что бы, не пошел со мной, если бы ему не приспичило завести вторую жену.
- Вон, вишь, Ленька-то, пар-разит, трех бабенок себе захомутал, все брюхатые ходют, а мне - одна Настасья, плешь проела стервоза. Как не подойду, все она с пузом... Все бабы как бабы, а она как слон - будто по восемнадцать месяцев дитя носит, - объяснял он мне, нервно дергаясь и переминаясь с ноги на ногу. - Мне Ленька говорит: давай, мол, принеси десяток пластин на ножи, тогда Зинку с "иждевенческого" на твой паек переведу. Вишь, барин, какой! Ну, эта, ты мне пластины-то подсобишь раздобыть?
Мне не пришлось притворяться, когда я тяжко вздохнул и дал в его сторону "фирменный" увядающий взгляд.
- Такой крюк... Я на трассу, за пилами, собрался.
- Ой, ну, ты брат даешь! Что же ты меня прям, без ножа режешь! - воспаленные глаза его лихорадочно забегали. - А хочешь, я и на трассу с тобой пойду?
- И жаб свежевать сам будешь, и из воды таскать - тоже сам, - без боя сдался я, свалив на чужие плечи всю грязную работу.
- Ха, по рукам, брат!
И вот мы пробирались через утопающий в снегу березняк. Низинка, кое-где уже снег сошел, а где-то и сугробы в мой рост, видать с зимы еще намело, все их растопить солнце весеннее не сподобиться. Почувствовав, как под ногами захлюпала болотная грязь, не успевшая за ночь застыть под снежными наносами, а теперь - питаемая талой водой, она означала близость болотных топей, я сбавил темп, стоило поостеречься. Однажды, кажется в прошлую весну, залез я по этому делу в самую вязь, хорошо хоть вовремя сообразил, что затянет - ломанулся обратно, потерял сумку с пятьюдесятью иглами на стрелы заготовленными...
- Чей-то, тихо так, а? Прячутся, да? Вот ведь гады ползучие... - зловеще прошипел Тимоха. Видимо, он боялся спугнуть добычу. Да, только, мое зверье - на звук редко реагирует.
- Весна, тает все, вот и тихо, - ответил я, скидывая с плеча самострел. Взведя тетиву, я зарядил стрелу из пробной серии, оснащенную стабилизаторами из гусиных перьев. Раньше, первые мои стрелы, щеголяли хвостовым оперением, сработанным из широких, точно слюдяных, крыльев гигантских, хищных стрекоз, но в начале марта, в соседней деревне, Леонид сменял костяной нож на пучок гусиных перьев. У нас в деревне никакой птицы не водилось.
- Какая она хоть из себя-то? - спросил Тимоха, скручивая трясущимися руками козью ногу.
- Кто?
- Ну, жаба эта твоя, игольчатая...
А как ее облик на словах передать, когда жаба каждый раз по-другому выглядит? Это я этих тварей игольчатыми жабами прозвал, так будто они одного роду-племени все. На самом деле, как я подозреваю, они от разных металлических предметов произошли. У них только некоторые черты общие: длинные дикообразьи иглы, которые вылетают из спины шагов на десять, и могут определенно лишить жертву многих радостей жизни; передвигаются прыжками, по-лягушачьи; безобразные рожи, покрытые бородавками и роговыми наростами. Вот такие они, жабы эти.
Первым тварюгу заприметил Тимоха. Ткнул меня острым локтем в бок так, что я едва стрелу себе в ногу не вогнал.
- Вон, глянь-ка, не жаба твоя на кочке сидит? - прошипел он мне в самое ухо, обдавая сладковатым запахом своей подозрительной махорки.
На занесенном снегом стволе упавшей березы, действительно сидела жаба пепельно-серого цвета, ростом с карликового пуделька. Уставившись пронзительно-желтыми глазищами куда-то мимо нас, она, похоже, медитировала. Аккуратно прицелившись, я упер приклад в плечо и левой рукой дернул за веревочную петлю, высвобождая тетиву. Хитиновая дуга с еле слышным свистом распрямилась и жаба, судорожно подергивая короткими передними лапками, свалилась со своего насеста.
- Принимай работу, дядя Тима, - весело сказал я, махнув самострелом в сторону дохлой жабы, из ее вытекшего глаза торчала костяная игла. - Стрелу оботри.
Тимоха боязливо подкрался к мертвому серому уродцу и оглянулся:
- Эта, она не вскочит? - на его губе, в так словам, подпрыгивал дымящийся хабарик.
- Отпрыгала она свое, - ответил я, перезаряжая самострел. Стрелы с гусиным оперением оказались очень даже ничего...
Неловко орудуя костяным ножом, Тимоха раздвинул гриву из дикообразьих игл и, нащупав идущий вдоль хребта гребень, принялся вырезать из серого мяса роговые, острые как бритвы, пластины. Я окинул взглядом окрестности, выискивая очередную жертву. Унылые березки, стоящие в лужицах талой воды, напоминали забредших на середину реки девок, вдруг остановившихся в воде, и тоскливо размышляющих: домой пойти - тятька заругает, к милому податься - так пьяный он, шею намылит. Вытащив из кармана штанов тряпку, почерневшую от впитавшейся крови, я кинул ее Тимохе, сказав, что бы он поторапливался, заворачивал добычу в ткань и вообще, ему нужно это все или мне?
- Сейчас, уже почти... - наконец отозвался Тимоха, вставая с колен и протягивая мне обернутые тканью пластины (иглы мне были не нужны, а ему - и подавно). - Одиннадцать с ладонь, и две - ни то ни се. На трассу?
- Да, - кивнул я, и мы отправились в обратный путь.
Вернувшись по собственным следам, мы повернули на север возле приметной пары берез, что переплели свои стволы, словно страстные любовники. Дальше, прямая как струна, шла засыпанная снегом дорога, от Выхино к трассе. Солнце склонилось за полдень, когда мы, преодолевая снежные заторы, временами, возникающие на нашем пути, выбрались, наконец, к трассе, бегущей от одного края горизонта к другому. Здесь лес отступал, разбиваясь на редкие группки околков, разметанные по заброшенным колхозным полям, будто разбредшееся без пастушьего присмотра коровье стадо.
Наломав в ближайшем леске веток, я принялся швырять их в провисшие, заляпанные желтым налетом, провода. Они качались, чуть не стеная от бессилия и обиды. По крайней мере, мне казалось, что они посылают в город сигналы боли и отчаяния, выкликивая своего Ремонтника. Тимоха, вальяжно развалившись на бугорке подсохшей земли, следил за моими манипуляциями с проводами и ветками, и сворачивал очередную самокрутку. Не прошло и минуты, а я уже почувствовал сладковатый запах дыма. Травку он там курит, что ли?
Присев рядом с ним, я скинул вещь-мешок и с наслажденьем растянулся на сухой прошлогодней траве. Уставшие ноги гудели, словно провода под напряжением, напоминая о своем существовании самым пренеприятнейшим способом. Ко всему прочему, правую пятку саднило, видать сбился порток, но перематывать все по-новому было не охота.
- Ты, когда Ремонтник на дороге покажется, вон к тем кустам беги, хорошо? - сказал я Тимохе, после продолжительного молчания. Он ответил, задумчиво хмуря брови посеребренные прикосновением старости:
- А скоро, приедет-то?
- Сорок пять минут. Пока от города до сюда доедешь...