Аннотация: Подростки - штука сложная........ с ними нужно обращаться, как с больными. и все же....эта повесть была написана, когда мне было 16 лет. думаю, стоит отметить, что после ее прочтения, меня потащили в издательство....
Бывает в жизни миг зловещий,
Как чувство чуждого присутствия,
Когда тебя коснутся клещи
Судьбы, не знающей сочувствия.
(И. Губерман)
Я и не знаю, чего ждать.... Нет, я знаю! Знаю.... С тобой, мой милый, всё будет хорошо. Ты ведь у меня такой сильный. Ты будешь жить, ты не посмеешь, моё сокровище, умереть! Не вздумай... Не смей! Прошу, заклинаю тебя! Священный гнев, благослови! Только живи, живи.... Моя любовь никогда не умрёт, слышишь? Никогда! Калека или инвалид - мне всё равно! Я всегда буду с тобой, только живи! Ну же, пожалуйста, живи...
Глава 1
Марина проснулась в первый день февраля, проснулась с чувством радости - наконец этот день наступил! Милая улыбка на лице, счастливый блеск в глазах.... Она искренне верила, что этот день станет для неё одним из самых лучших, самых ярких дней в её жизни. Марина закрыла свои бездонные карие глаза и сжала в своих нежных объятиях подушку; была б она кошкой, замурчала б непременно! Хотелось смеяться громко-громко, чтобы весь мир услышал и прочувствовал её чудесное настроение!
Эта девушка с густыми тёмно-каштановыми волосами и белоснежной кожей была напрочь лишена суеверных предрассудков. Первое февраля - очередная знаменательная дата, тринадцать месяцев безумной любви, взаимно пламенных отношений с её молодым человеком. Воскресение - отличная возможность изумительно провести время с любимым. Что за прелестный день ждёт её впереди!
Но Марина - милое создание с маленькой родинкой под левым уголком алых губ - даже не подозревала, что число 13 всё же имеет своё предназначение, ему всё равно, суеверен ты или нет...
* * *
Уже настал вечер. Марина сидела с мамой за столом в просторной кухне, забившись в угол... Нехорошие мысли не давали ей покоя, казалось, они не могли найти себе месте в маленькой голове хозяйки. Евгений, - возлюбленный, он самый, единственный, - пропал. В смысле он не исчез, а просто в этот день она нигде не могла его найти. Дома никто не брал трубку, мобильный телефон более вразумительного, чем "абонент находиться вне зоны досягаемости" выдать не мог; с Женькиными друзьями девушка, к сожалению, почти никогда не общалась, поэтому с ними связаться не оказалось возможным. Куда же он делся?
На кухню зашёл отец. Это был мужчина средних лет с короткими черными волосами, лёгкой щетиной и ярко-выраженными, тёмными глазами на овальным и розоватом лице. Непринуждённо, словно так и надо, он направился к холодильнику.
- Витя, ты что-то там забыл? - спросила мама, ведь её всегда раздражало постоянное лазанье за едой.
- Да вот чего-то хочется, - как ни в чём не бывало, ответил Виктор, стащив с боковой полки кусочек колбасы.
- Ты полчаса назад кушал, - без всякого удивления сказала жена. Она была стройной женщиной среднего роста с короткими русыми волосами, маленьким аккуратным носом и тонкими, но ярко-красными губами. Глаза её сверкнули иронией, когда она посмотрела в сторону мужа.
- Да? Что-то не припомню, - шутливо отозвался папа. - Ира, ну сделай тогда кофеёк что ли.
- Ну хорошо, хорошо, - кивнула мама.
Витя незаметно от жены взял с подоконника её сигареты с зажигалкой и, присвистывая, удалился в другую комнату - естественно, покурить перед телевизором. А это уже было запрещено ещё со свадьбы...
Аня же не обращала внимания на шутливые, как всегда, разговоры родителей. Что-то очень плохое случилось, непоправимое...
- Анчик, да не волнуйся ты так, - подбадривающе сказала ей мама. - Вот увидишь, всё будет хорошо.
- Нет, что-то кажется мне, что не будет, - с тоской ответила дочь.
- Не говори так, наверняка Женя с родителями на дачу уехал к бабушке. Так уже бывало, что он не успевал предупредить, а там, сама знаешь, связи нет.
- А если с ним что-то случилось и он сейчас в больнице, и дома трубку никто не берёт, так как родители там с ним?! А я здесь... - сквозь слёзы проговорила Марина.
- Ну что ты говоришь такое? - встревожилась Ира, - Не говори так. С Мишей всё в порядке. Он же говорил, что собирался к бабушке...
- Не сегодня, мам, он бы все дела отложил, - с тихой злобой возразила дочь, - Только не сегодня. Если бы там действительно что-то срочное произошло, он предупредил бы. Не сегодня, только не сегодня...
Ира с тревогой посмотрела на свою девочку, с той нескрываемой тревогой, которая не могла не отразиться на лице. Он знала, что Женя ни за что на свете не заставил бы Аню волноваться, но, несмотря на это не хотелось думать ни о чем плохом.... Нет, с возлюбленным дочери ничего страшного не случилось, всё будет в порядке. Просто недоразумение и только.
На следующий день Марина решила зайти к Женьке домой, но там никого не оказалось. Квартира пустовала. Напрасно она сидела два часа под дверью в ожидании хотя бы его родителей, которых толком даже не знала. Так, видела пару раз, когда с Женей у него на кухне чай пили...
Самые разные мысли кружились в Аниной голове, но ни одна не желала хотя бы намекнуть на то, что всё уладиться.
Темнело. В подъезде становилось мрачно и даже как-то жутковато. Казалось, что стены, эти хранители людских тайн, которые видели и слышали всё то, что тут происходило, плачут.... Стены плачут! Они словно хотели прогнать отсюда девочку, чтобы она больше никогда не возвращалась и не знала, ничего не знала.... Мгла начала укутывать всё вокруг своими нежными, прозрачными руками. Вокруг медленно серело, будто пыль выползала из сумрака...
Каждый раз, когда кто-то вызывал лифт на первый этаж, Марина с детской верой ждала, что это на десятый этаж едут.... Едет он или его родители. И каждый раз надежды её не оправдывались, а в груди всё больнее сжималось сердце.
Нужно было бы идти домой, чтобы мама не волновалась, почему её дочери до сих пор нет из школы. Аня достала из сумочки первую попавшуюся тетрадь, вырвала из неё листик и написала на нём: " Жень, как появишься, позвони. Я очень волнуюсь. Целую, твоя Маринуська".
Девушка встала со ступенек и перед тем, как просунуть записку в дверной проём, посмотрела на неё и прикрыла рукой глаза, задрожав и тихо всхлипывая...
Вызвали лифт, который ехал на верхние этажи. Глупо уже на что-либо надеяться. Марина протёрла глаза, вставила аккуратно записку и подошла к лифту, ожидая, когда тот освободится. Открылись двери, неожиданно для школьницы из лифта вышел мужчина уставший, с искаженным от горя лицом. Глаза его были будто безжизненны, стеклянны, но когда этот человек увидел Марину, они резко выдали его беспокойство. В этом высоком, худощавом мужчине девушка с трудом узнала дядю Вову - отца Женечки.
- Здравствуй, Мариш, - сказал он ей, пытаясь скрыть своё настоящее состояние.
- Здравствуйте, - встревожено поздоровалась девушка, внимательно уставившись на него. Что-то не нравится ей такой тон, совершенно не нравится. Володя достал ключи из кармана и когда хотел открыть двери, увидел записку. Он достал её, развернул, и глаза его быстро пробежались по написанному. Марина терпеливо ждала...
- Он не придёт, - наконец сказал он, грустно вздохнув, - Сегодня он не придёт.
- Где он? - обрадовавшись, спросила та, - У него наверно телефон отключен, я не смогла до него доз...
- Его телефон у меня, - тихо сказал отец Жени, перебив девушку, - А он.... Пропал. Иди домой. Я ему всё передам.
Владимир быстро открыл двери, зашёл в тамбур и сказал, закрываясь:
"Иди, не волнуйся. Всё будет хорошо".
...?!
Марина сидела у себя в комнате на тёмном диване с бордовыми квадратами, поджав колени и обняв их своими худенькими руками. Атласные, такие мягкие и белые щёки, были влажны от недавних слёз. Длинные кудри беспорядочно свисали, закрывая лицо. Слегка вздернутый носик пошмыгивал, а глаза были устремлены в пустоту, в никуда...
- Да, - сказала она в трубку, только что зазвонившего телефона.
- Марина? - спросил незнакомый мужской голос на том конце провода.
- Да, это я, - устало и сухо ответила та.
- Можно твою маму к телефону?
- Она будет где-то через час, её нет, - пусто, без всяких эмоций сказала девушка, - Что-то передать?
- Нет, не стоит, позже перезвоню, - послышался ответ, после чего уже были слышны обрывистые гудки.
Марина равнодушно положила телефон на тумбочку и уставилась в белый потолок. Она не придала никакого значения этому скучному разговору, а зря.... Зря! У звонившего были встревоженные нотки в голосе, будто он боялся, что его узнают...
Каждая секунда превращалась в минуту, а минута - в час. Тяжелая от мрачных мыслей голова сама по себе легла на подушку, а усталые от солёных слёз глаза, казалось, сами по себе закрылись. И ничего не стало слышно, лишь только ровное дыхание...
- Мариша, Марин, проснись, - будила Ира свою дочь, - Мне Максим звонил, сказал, что сейчас зайдёт.
- Зачем? - не совсем понимая, спросила та, с трудом открывая глаза.
- Сказал, что по поводу Жени, что-то узнать хочет.
Максим? По поводу Жени? К нам домой?! А откуда он знает, где я живу?
Хм...
Надо же! Максим. Какая честь! Нашёлся властелин, его только и не хватало. И вообще странно, как у такого человека, как мой Женюля, может быть такой самовлюблённый брат, как Максим? Спасибо, что хоть двоюродный...
Пока Марина вот так вот размышляла, позвонили в дверь. Она подскочила с дивана и быстро достала из шкафа первую попавшуюся юбку и майку (пусть мама откроет); оделась, завязала хвостик. Прислушалась...
"Марина, - странным тоном позвала её Ира, - Подойди".
Показалось, словно мамин голос дрогнул. Что-то зацарапало внутри, сердце с болью ёкнуло...
Максим, этот высокий светловолосый парень в очочках и с выраженной мускулатурой, стоял в нерешительности (что было явно на него не похоже), он избегал малейшей возможности встретиться взглядом с Мариной - всё время смотрел то в пол, то по сторонам.
- Вообщем, слушай, - не поздоровавшись, начал Максим, - у меня всего несколько вопросов.
- Я слушаю, - растерянно сказала девушка.
- Кхм.... Ты не знаешь, у Жени были недоброжелатели?
- Нет, не думаю.
- Точно? - переспросил с недоверием Мишин брат.
- Если бы были, я бы знала, - гордо ответила Марина, скрестив руки на груди.
- В этом я сомневаюсь. Кхм, ладно...- заявил красавчик.
- Где Женя? - резко спросила девушка.
-...потом об этом, - отклонился от ответа Максим, и это не могло не насторожить. - А у него были проблемы? Покупал ли он что-нибудь на сумму 150-200 гривен?
- На Новый Год...
- Нет, это не в счет, - перебил парень, - кроме этого?
- Нет, больше ничего такого.
- Хорошо.... Хм, а ты не беременна?
У Марины всё закричало внутри! Да как он смеет?!
"Мне ж только 15 лет, о какой беременности может идти речь?! Если тебе 24, это не значит, что ты имеешь право так открыто обо всём этом спрашивать!!!"
- Нет, - тихо, с презрением и злобой ответила девушка, добавив, - Что с Женей?
- Твоя мама скажет..., - словно испугавшись чего-то, ответил Максим, и лицо его исказило тревогу. - Это всё, в общем, я пойду.
Марине даже не интересно было посмотреть, как поспешно спускался тот по лестнице вниз, будто убегая...
- Мам! - крикнула девушка, когда закрыла дверь и направилась к своей комнате. Ира знает же, знает. Почему же она молчит?! Марина начала ходить по комнате, нервно щёлкая пальцами, и почему-то кивала головой, прикусив слегка нижнюю губу. А Ира сидела на диване и не решалась произнести ни слова.
- Сядь, пожалуйста - дрогнувшим голосом, попросила мама. Её лицо было покрасневшим.... Она что, плакала?! Она всё это время плакала...
- Что случилось? - молящее, спросила дочь, повышая тон, - Мам, говори же!
- Да скажу я, всё скажу, только сядь, - испугавшись за Марину, сказала та.
- В реа... реанимации, - сказала Ира и расплакалась.
Марина стояла и всё равно ничего не могла понять. Что-то никак не могла она сопоставить реанимацию и Женю. Как-то совсем не связно. Само слово "реанимация" как-то не воспринималось. Ей казалось, что не в больнице он, а дома. Мамин плач сбивал девочку с мыслей, которые и без того не могли увязаться друг с другом.
- Что случилось? - наконец выбрав правильный вопрос, тихо спросила Марина, - Его машина сбила?
- Нет, - всхлипывая, покачала головой мама, - Он...Он упал...
- Из окна?! - вскрикнула Марина.
- Д-да...
Девочка остолбенела. Она попыталась представить это себе. Десятый этаж! Закружилась голова, ноги перестали чувствовать пол. Марина медленно села в кресло, взгляд стал стеклянным. Она сразу же вспомнила, как однажды Женя рассказывал о своей мечте - умереть счастливым! Такая вот незамысловатая мечта.... Любить и быть любимым, а достигнув этого - посмотреть звёздной ночью на тёмно-синее небо, закрыть глаза и упасть в пропасть в свободном полёте, чтоб только ветер гладил его лицо...
"О, Боже", - полумёртвым шёпотом произнесла Марина, жмуря глаза. И слёза, почему-то одинокая, скатилась по её щеке...
"Не выключай свет и не закрывай двери, я должна видеть тебя, - строго, но всё же с просьбой, сказала Ира дочери, которая лежала на кровати, не шевелясь и словно не дыша, - Сейчас позвоним в больницу к тёте Алле и узнаем про Женечку, попросим, чтобы она всё о нём узнала".
Марина не реагировала, лишь сдавливала лоб пальцами и ладонью; даже не плакала, но, услышав, как мама звонила в больницу, взяла вторую трубку - подслушать...
- Тяжёлый, очень тяжёлый, - медленно говорила Алла - дежурная медсестра с соседнего отделения, - шансов мало, а точнее - их нет.
- А... может всё-таки есть? - с надеждой спросила Ира.
- Ну какие тут шансы? Все органы отбиты, не работают. И печень разорвана.... Ира, сама понимаешь, процент её срастания практически нулевой - её сошьёшь, а она опять разлезется. Крайне серьёзная черепно-мозговая травма - с такими не живут...
- А как же Марина..? - не веря своим ушам, спросила Ира.
- Ну... Готовь, - вздохнула женщина.
Марина уронила из рук телефон, часто задышала, поперёк горла стал вырывающийся стон.... Она не могла ни сглотнуть, ни издать ни малейшего звука.
"Мама!!!, - в истерике закричала Марина. - Мамочка, мама!".
Она упала на пол; рыдания будто резали мамину кожу, разрывали воздух, взрывали всё вокруг! Она начала метаться из стороны в сторону, била кулаками в пол и стены, захлёбываясь в собственных воплях.... Ира в ужасе смотрела на истерику дочери. Очнувшись, мама попыталась крепко взять её за плечи и уложить на кровать, но отчаянье впилось в девочку своими клыками, сгрызало изнутри, швыряло по углам, душило до смерти и не желало отпускать! Лишь когда бессилие влезло в бедняжку, укутав её помутнением сознания, Ире удалось уложить дочь.
" Мама, я не хочу, мама! - задыхаясь, плакала Марина, обнимая её как можно крепче, перепуганную чуть ли не до потери пульса, - Мамочка, можно я отдам ему свою печень? Мама-а.... И лёгкие, и почки... Пожалуйста, мама, разреши! Я все органы отдам, только пусть живёт, мамочка! Не хочу без него жить; пожалуйста, разреши мама..!"
Ира спрятала в объятиях свою дочь, её слова рвали душу в клочья, но она была не в силах ничего изменить...
"Не спеши хоронить", - сказал вошедший в комнату папа, посмотрев на своё единственное чадо. Она прекратила плакать, лишь взглянула сквозь Виктора...
Наступило ледяное, непробивное спокойствие в Марининой темпераментной душе. Она представила себе жизнь без него, без Жени, и увидела собственную смерть: духовную и физическую, сплошную тьму и одиночество в колющей мгле... Нет, она так однозначно не хочет. Значит, так оно и не будет! Никогда не будет..! Он будет жить хотя бы потому, что она хочет жить и этого желания им хватит на двоих!
Уже не было страха, лишь его отдалённые отражения; уверенность возрастала с каждым стуком сердца. Оно стучит.... Оно ведь еще стучит и у него! Маринино лицо уже не выражало ничего, она просто знала - он будет жить.
Глава 2
На следующее утро Марина поехала в неотложку и узнала от Аллы, что Евгений лежал в 25й палате политравмы. Когда она дошла до нужного этажа и прошла в коридор, увидела дядю Вову, и моментально у неё помрачнело в голове, стало невыносимо душно - он сидел, уставившись в одну точку, и ничего, казалось, не видел вокруг, даже её стоявшую перед ним. Она резко почувствовала горький запах лекарств; кто-то больно толкнул девушку в бок - около перегородки реанимационного отделения скопилось много людей в полумятых халатах, без сменной обуви, но с нетерпеливыми лицами, на которых читалось раздражение вперемешку с усталостью. Марина ощутила неприятное покалывание в груди - ведь дядя Валера смотрел на неё с недоумением, а в глазах его - бесконечно одинокий страх. Володя же, вздохнув, подвинулся, освобождая место на скамейке, жестом предлагая присесть. Девушка отказалась - хотела лишь услышать о нём, но боялась спросить.
"Всё будет хорошо, Мариша" - сказал Женин папа, будто доказывая это самому себе.
Марина ездила в больницу каждый день, и, поднимаясь в политравму, шла словно на приговор, с выражением ужаса неизбежности на лице. Боялась, что приедет, а в списках больных не будет Женткиной фамилии...
Девушка приезжала в больницу с утра, ещё до обхода врачей, и сидела в ожидании до позднего вечера (как правило, до одиннадцати). Там, в коридоре она чувствовала себя ближе к своему возлюбленному. Около сердца носила одну из лучших его фото, на обратной стороне которого она приклеила листик бумаги с молитвой "Отче Наш" - надеяться больше было не на кого...
Секунды казались часами, время будто не существовало здесь, где больных называют "растениями", ведь они оказались одной ногой на том свете и дорогу назад сами они не в состоянии найти...
Запись в Маринином дневнике четвёртого февраля:
"Я верю, свято верю, нет, я знаю, что ты выживешь. Ты ведь не можешь иначе.... Не надо иначе!
Так хочу видеть тебя, но нельзя.... Хочу, чтобы ты обнял меня крепко-крепко; облокотиться бы на твоё плечо, заглянуть бы в твои добрые глаза, чмокнуть в щёку.... Пожалуйста, хотя бы приснись мне!
Говорят, что с такими травмами не живут, но ты же жив уже четыре дня!...
Почему ты обо мне не подумал? Ты же говорил, что любишь...
Меня мама закачивает валерьянкой, а я не могу! Вчера заставили полбутерброда съесть, а у меня ком в горле - я не могу..!
У тебя такие замечательные родители, а ты так всех мучаешь, дурачок. За что эти страдания? Ты ведь знал о последствиях, зачем ты это сделал?
Но главное - это то, что ты пережил третью ночь - это была первая критическая стадия. Тебе ещё нужно продержаться и пережить ещё седьмую, девятую и четырнадцатую ночи, и всё станет на свои места, всё будет хорошо. Я рядом, чувствуешь? Я с тобой, только ты ничего не бойся!".
Марина сидела одна в коридоре у перегородки политравмы. Женькина мама - Тамара, полная, но красивая женщина - сейчас, наверное, разбирается с начальством на работе; просит, так скажем, преждевременный отпуск. Дядя Вова поехал договариваться по поводу "голубой крови" - лекарства, которого в Украине не производят. Нужно заказывать его из Москвы, десять грамм которого стоит две тысячи рублей, а Жене, помимо других лекарств, "голубой крови" нужно восемьдесят грамм в сутки в течение недели, как минимум.
Марина придерживала рукой свой гладкий подбородок, нога на ноге. Интересно задуматься о том, до чего нужно довести человека, чтобы тот сделал попытку суицида.... Или же, каким эгоистом нужно быть, чтобы вообще до такого додуматься.
Сменная обувь и белоснежный халат превратил девушку в настоящую медсестру.
- Что, сестричка, скучаешь? - спросил молодой парень, присев к Марине. Она взглянула на него - это был Владик из общей 18й палаты. Когда он провожал свою девушку на поезд, упал с платформы, и ему оторвало по плечевой сустав правую руку. - Кого-то ждешь?
- Жду, - еле улыбнувшись, с грустью ответила та.
- Долго ждать еще? - якобы невзначай поинтересовался Влад. Марина с тоской посмотрела в сторону реанимационного отделения.
- Н-да, долго, - вздохнула "сестричка".
- Всё хорошо будет, - сказал, в попытках подбодрить, Владик. Он встал и направился к себе в палату, обернулся на полпути и тускло улыбнулся, покачав головой.
Марине уже было привычно видеть его без руки, но всё равно каждый раз становилось не по себе - и как он с этим смирится? Но, несмотря на это, девушка понимала, что у этого молодого человека, пожалуй, был самый живой и нормальный вид по сравнению с остальными. Как ни как, а Марина уже неделю почти безвылазно была здесь, в политравме.
Влад ушел, а она сидела и, закрыв глаза руками, начала проговаривать про себя маленькие Женькины успехи за столь короткое время после падения, внушая себе, что всё непременно будет хорошо:
" Так, уже сняли аппарат искусственного дыхания, открылось одно лёгкое, из которого перед тем, как достать вспомогательную трубочку, сделали "вентиляцию" (чтобы дышалось легче). Начал работать желудок. Когда же сказали, что его можно кормить (пусть всего лишь бульонами через шприц), моя мама прослезилась, а тетя Тамара впервые улыбнулась, улыбнулась! Селезёнку, правда, удалили...Ничего страшного, и без неё живут. С печенью намного сложнее, но прогнозы делают благоприятные".
Запись в дневнике десятого февраля:
" Я тебя видела! Тебя везли в оперблок на проверку швов.... Видела! По всему лицу у тебя были крупные ссадины, но это чепуха. Губы у тебя ссохлись и потрескались; голова перебинтована, а на подушке крови - брр - кошмар!
Безумно хотела коснуться твоих пальчиков рук, но за меня это сделали твои родители.... А я стояла, остолбеневши, и мой взгляд не отпускал тебя, стало так тревожно на душе...".
Дни проходили медленно, часто приходилось оставаться одной. Чего только Марина ни видела за это время: и дедушку, у которого вся левая сторона тела была парализована, а он пытался расхаживаться; и мужчину всего в синяках и ссадинах, который каждый раз с обезумевшими глазами спрашивал у Марины, нет ли у той сигарет, когда его вывозили на коляске; и не бритого страшного молодого человека, у которого торчала трубка из лёгкого, а по ней стекала кровь в полиэтиленовый кулёчек.... И каждый день кого-нибудь вывозили из реанимации, накрытого белой простынёй с головой.... Но больше всего Марину поражали два парня: Лёша, который был крайне агрессивен из-за того, что гематома слегка повредила ему ту часть мозга, которая отвечала за эмоции, и Саша, которого периодически вывозили "на прогулку" в коляске. Вот у него две трети мозга было повреждено - Саша был в состоянии лишь глазами шевелить и рот открывать, не издавая звуков. Его нужно было заново учить разговаривать, писать, ходить, держать ложку, словно новорождённого! И у этих двух было кое-что общее: Леша и Саша - оба упали с большой высоты. В частности, Саша - с седьмого этажа. Ведь не просто так Марине было невыносимо больно на них смотреть. Она не знала, что ждёт Женю, выживет ли он вообще...
- Простите, - услышала девушка и вздрогнула, - а Вы, наверное, новая медсестра?
Марина увидела перед собой симпатичного молодого человека с уставшим лицом, с очень выразительными и добрыми глазами. Он немного сутулился - видимо, ему было больно стоять с ровной спиной.
- Нет, - мягко сказала Марина, взгляд её задержался на глубокой царапине у виска этого парня.
- Да, я так и думал, - присаживаясь рядом, ненавязчиво сказал незнакомец, - можно обращаться на "ты"?
Девушка лишь кивнула, улыбнувшись про себя. Было приятно, что её отвлекли от нехороших мыслей, которые присасывались как пиявки; но Марина вдруг осознала, что своего собеседника видит впервые или, может, просто раньше не обращала на него внимания? Скорее всего...
- Ты пришла к кому-то? - осведомился тот, - Могу позвать.
- Спасибо, - грустно сказала девушка, - Но он в 25й...
Её собеседник посмотрел в сторону той палаты, в которой лежали самые тяжелые. Женя и не подозревает сколько "соседей" у него поменялось за двенадцать дней, и далеко не всех выписали в общие палаты.... Незнакомец, казалось, всё понял. Да он и раньше догадывался, когда ходил за Мариной будто тенью. Он видел сколько страданий было скрыто за её милым лицом, видел этот бесконечный страх в её глазах. Но этот человек не сочувствовал ей, нет, он восхищался Марининой наивной, даже слепой верой в то, чего может и не быть. Просто эта надежда излучала свет, которым девушка наполняла окружающих, заряжая всех положительной энергией. Таким образом, она отдавала все свои силы человеку, за которого так переживала.
- Я знаю, как жмёт у тебя в груди, - наконец, сказал незнакомец, - Из-за того, что нельзя изменить, но...
Он увидел недоумение на милом лице собеседницы и не закончил то, что и так не смог бы сказать "...он тебя не достоин...".
- Но что? - спокойно и добродушно спросила Марина.
- Всё будет хорошо...
Ах, опять эти слова! Она уже не могла их слышать, ведь не могла дождаться того момента, когда всё станет хорошо! Молодой человек встал, кивнув, и удалился. Он шёл медленно, но не шаркая ногами о пол. Просто с неким усилием над болью. Интересно, что случилось с ним?
Запись в дневнике пятнадцатого февраля:
"Улучшение! Стабильное улучшение!
Белецкий Алексей Владимирович - наш, в смысле, твой лечащий врач - сказал это, добавив:
" Сегодня его самочувствие в десять раз лучше, чем вчера".
Женечка, ты сегодня даже в сознании, милый! Сестра твоя, Виточка, по секрету сказала, что ты пытаешься реагировать на её слова. Она скажет "Женя, открой глаза" и ты открываешь. Я так счастлива!
Врачей так же радуют анализы крови и снимки томографа. Вроде бы у тебя уже с головой дела получше - только вот в правом полушарии не все гематомы от "голубой крови" рассосались. Между прочим, у тебя их пятнадцать было!
Медсёстры также сказали, что каждый день будет чему радоваться... ".
На следующий день Марина решила даже поехать в больницу чуть позже обычного, так как хотела зайти в церковь поставить свечи и сказать, кланяясь перед иконой, огромнейшее спасибо...
Мир начал обретать краски самых разных оттенков. Марина начала грезить временем, когда сможет увидеть своего возлюбленного. Она представляла, как будет ухаживать за Женей, возить его по коридору на коляске с гордо поднятой головой, всем своим видом как бы говоря: "Смотрите все, он жив, а я счастлива быть рядом с ним. Нам безумно повезло, и теперь всё идёт своим чередом". Но Марина не понимала, что нечем тут гордиться, нечего выставлять на показ. Ей только и надо было, как всё время быть со своим Евгением, возить, кормить, учить.... А ведь далеко не каждый в силах встретить подобные трудности достойно. Девушка и не подозревала, что её молодой человек больше никогда не вернётся, он не станет прежним. Перед Мариной появится совершенно другой человек.
Запись в дневнике двадцатого февраля:
"Ах, ты, хулиганчик мой! Буянить сегодня стал. Хорошо, что у тебя в горле канюлька, иначе бы, как сказали врачи, матюкаться начал бы. Говорили, что ты пытался встать, а тебя за это привязали, лапочка моя! Путаешь день с ночью - днём спишь, а ночью воськаешься, будто зарядку делаешь... Лучик наш, мы все так тебя любим! Кстати, солнышко, ты уже двадцать дней не курил. Кто знает, может бросишь? Я вот смотрю сейчас на твою фотографию и не могу никак насмотреться! Сегодня вся твоя семья в хорошем расположении духа и проявила ко мне заботу (чему я очень удивилась), почувствовала с их стороны теплоту. Даже от Максима чем-то подобным веяло...Приятно так!
Знаешь, в последнее время я какая-то опустошенная, изнеможенная и слабая, но ничего, не волнуйся, меня на долго-долго хватит! Я так хочу сделать что-нибудь героическое для тебя, чтобы выразить свои чувства к тебе. Ты бы смог... Я, наверное, не достойна тебя, милый. Тебе не было со мной хорошо, ты не был счастлив. Если было бы иначе, ты бы не бросил меня... Так плохо становится от этих мыслей, больно-больно, но ради тебя перетерплю это всё, смогу всё, ведь я люблю тебя! Так люблю..."
Запись в дневнике двадцать пятого февраля:
"Врачи и сестрички объявили забастовку - ничегошеньки нам не рассказывают о тебе! Разве что твоя палатная сестра Виточка скажет: "Недавно покормили, сделали клизму и он покакал". Конечно, не сомневаюсь, что это всё замечательно, но это же не существенно! Единственное, что удалось вытянуть у Алексея Владимировича - ты уже не отхаркиваешься кровяными сгустками, и сестричка проболталась, что ты на боку лежишь, моя радость!
Как жду я нашей встречи! Знаешь, за эти сутки в политравму поступило одиннадцать человек. Мест и до этого было свободных мало, а теперь и вообще нет. Четверым не повезло - их положили в коридоре реанимационного отделения. И все они с серьезными травмами - на стройке упал кран...".
Каждый день Марина узнавала всё больше и больше радостного о Жене, но самое главное - это то, что его жизни уже не угрожала опасность.
Иногда бывало Марина незаметно от всех плакала, раздражаясь на саму себя за это. Она всё пыталась найти причину его такого поступка, но так и не могла понять, что могло у него случиться. Спросить же у родителей, вследствие чего их сын бросился через стекло - боялась. Да нет, пожалуй, не боялась, а просто совесть не позволяла разговаривать на эту тему. А в душе сомнения всё скапливались, бурлили, не давали покоя. Вот Марина и плакала, на какое-то время испытывая что-то похожее на облегчение.
Владика выписали несколько дней назад домой - Марина уже и не надеялась с кем-либо выйти за компанию на воздух. Тот странный незнакомец больше к ней не подходил, лишь здоровался, ели заметно кивая. Да и вообще, он редко появлялся в коридорах неотложки. Парализованного дедушку отправили на две недели домой. Марина иногда скучала по нему, по дедушке Ване, который несмотря ни на какую боль, ни на какую усталость, всегда улыбался, помогая, таким образом, юной "сестричке" прийти в себя, поверить в то, что всё будет хорошо, только не стоит терять надежду.
Но в больнице ничто не стоит на месте, тут всегда полно народа - кто выписался, а кто наоборот. Такой вот круговорот пациентов. И, как ни странно, Марина нашла себе компанию и в новой смене пациентов: студент-араб, с которым каждый день в одно и то же время - в обед - она пила чай в столовой; и плохо обеспеченная женщина - мать одного из больных, пострадавших от упавшего крана. Она так переживала за своего сына, что даже ночевать оставалась в больнице, а Марине было так жаль её и, просто отдавала ей поесть всё то, что Ира давала дочери с собой. Плюс аппетит у Марины ещё так и не появился...
В первых числах марта к Жене в палату начали пускать родителей, и они непрестанно за своим сыном ухаживали, что означало - девушка оставалась совсем одна наедине со своими тоскливыми мыслями. Она лишь завистливо слушала, как Вова и Тома рассказывали о Женьке, и впитывала это всё в себя...
Запись в дневнике четвертого марта:
" Знаешь, я схожу с ума... Это невыносимо! Твоя мама столько говорит о тебе, как ты на что реагируешь, а у меня сердце кричит: "Это не ты!". Ты не таким был...
Ты стал таким злым и раздражительным, в общем, наверное, как и я. Знаешь, почему я такой стала? Да потому, что так хочу видеть тебя! А мне говорят, мол, потерпи, ещё чуть-чуть осталось.
Во мне столько сомнений! Увидев тебя, они исчезнут. Либо ты всё же изменился, и мне придётся мириться с этим, либо ты тот же...
Я рыдаю сейчас, взахлёб... Где же ты? Нет, не ощущаю твоего присутствия в своей душе. Ты так нужен мне. Не улыбайся, не смотри на меня так - это больно! Обними и скажи, что ты по-прежнему со мной! Не оставляй меня одну, Жень, прошу тебя. Я так хочу жить! Без тебя задыхаюсь...Позволь стать частицей тебя - ты не пожалеешь об этом. Прошу, нет, умоляю тебя, живи во мне! Хотя бы дай мне шанс...".
Марина медленно, с трепетом шла по коридору в ту самую, в двадцать пятую палату... Время будто рассыпалось, а этот самый коридор, казалось, растягивается жвачкой...
Да, этот момент сейчас наступит - она увидит его, наконец-то увидит!
Шла, были слышны посторонние звуки из других палат. Слабое освещение и одинокий маршрут вновь родили неуверенность в Марининой душе. Вот эта дверь, чуть приоткрыта... Девушка поправила повязку и чепчик на голове; обернулась и вопросительно, с нескончаемый страхом, посмотрела на тётю Тамару. Та кивнула, улыбнувшись: "Иди, не бойся". Шёпот не донёс слов до Марины, но та всё поняла. Глубоко вздохнуть, собраться с мыслями... Итак, раз, два. Зашла..!
Женя! ...
Он был уже в полусне, а дядя Вова баюкал его, гладя левую, исхудавшую, всю в свежих шрамах от веревок руку. Володя, увидев Марину, на мгновение замер, а Женя от этого открыл глаза, пусто и равнодушно посмотрел на свою Маришку; сомкнул веки - видимо, не узнал любимых глаз. Душа её словно провалилась под землю глубоко-глубоко, а сердце, казалось, остановилось. Хотелось плакать, обнять и беспрерывно целовать! Несмотря на столь сильные желания, девушка стояла, словно заворожённая - ни один мускул на лице и теле не дрогнул.
- А можно... я его в ручку поцелую? - затаив дыхание, ели слышно, неуверенно попросила Марина.
- Можно, - кивнув, добродушно ответил Владимир, - Можно даже в щёчку.
Девушка подошла ближе к койке, остановилась у изголовья и смотрела на его лицо, такое бледное, худое... Взгляд её уловил канюльку, из-за которой рождались жутковатые хриплые звуки вместо дыхания. Повязка на голове была вся в крови - скоро придут перебинтовывать... А плечи такие худые! Да и заметно, что левая ключица сломана.
Марина осторожно наклонилась, слегка опустила с лица повязку и еле-еле коснулась губами Женькной впалой щеки. Он же вновь открыл свои стеклянные глаза и посмотрел сквозь Марину...
Запись в дневнике тринадцатого марта:
" Милый, я так переживаю за тебя. Вчера тебе сделали третью трепанацию... Нам что-то явно не договаривают. Зачем тебе ещё одна операция? Мне так страшно...".
Кружилась голова от всех этих кошмаров...
Эти шрамы, эти трубки из лёгких, это чужое лицо и смерть окружающих...
Нарушенная координация движений, чужой голос и глаза, которые не выражали ничего, кроме требования не отлучаться ни на секунду.
Нет, Марина не устала ждать его полного выздоровления, просто она настолько начала привыкать к тому, что Женя такой, что и не могла уже представить его прежним как в физическом, так и в психическом плане.
Она возила его по коридору, читала книги, баюкала, лелеяла как своего ребёнка и не могла отказать даже в мелких капризах, а капризничал он много... Ну и где вы видели, чтоб в реанимации играла музыка, а не выписанного в общую палату больного кормили шоколадом, когда ему можно было только пить водянистые бульоны?!
Марине нравилось быть в роли матери, так как она уже не воспринимала Женю как взрослого человека - он стал совершенно противоположным тому, кем была когда-то.
Проходили недели, Евгений поправлялся, начал потихоньку ходить и говорить. Ему делали комплекс оздоровительных "мероприятий": электрофорез, массажи, зарядки, втирание лечебных бальзамов, которые заказывались из Сибири...
Всё шло своим чередом и предательски молчало, что нет пути обратно...
Глава 3
Уже было начало мая, Женю уже неделю как выписали домой. Первое время Марина ночевала у него, помогала тёте Тамаре по работе, с приборкой по дому и, конечно же, с ухаживанием за милым. Она кормила его, одевала, выходила с ним на прогулку и следила за тем, чтобы тот добросовестно делал упражнения на восстановление координации. Иногда сама делала массажи, заставляла писать и заучивать стихотворения. Марина была уже не только любимой, мамой, но и еще кем-то вроде надзирателя-воспитателя. Все роли брала с радостью, и так проходил день за днём, неделя за неделей...
Никто и не догадывался, что у неё, по сути ещё ребёнка, творилось в душе.
Запись в дневнике четвертого июля:
" Мне плохо! Очень-очень... Наверное, из-за Жени. Не "наверное", а точно!
Почему я? За что мне это? Не верю, ни за что не поверю в то, что чтобы ни произошло - к лучшему. Нет здесь столько хорошего, чтобы стоило это пережить! Неужели Рука свыше написала мне такую судьбу, думая, что так будет лучше? Или наоборот, она так сделала специально, чтобы наказать меня за что-то? У Жени нет жизни, точнее как бы есть, но на долго ли? Кто застрахует его от еще одного подобного поступка? Он и сейчас к этому склонен, всё время говорит об этом, а я этого уже не переживу! Не могу ему ничем помочь, он не слышит меня, не могу достучаться до его сознания - у Женьки появилось ведь столько комплексов, и он начинает срываться на мне... Почему? Я же помочь хочу... Его упреки такие колкие, несправедливые, так больно..."
На следующий день Марине приснился сон, будто Жень стало двое: до больницы и после. Они оба любят её, и она любит, как старого, так и нового Женю. Она разрывалась между выбором, с кем быть, но выбрала всё же нового по двум причинам - Женя после больницы больше нуждался в Марине, а старый - просто умер, его нет и он никогда не воскреснет. Он - всего лишь отражения Марининой мечты, которая превратилась в жалостные воспоминания...
- Привет, медвежонок! - сказала Марина радостно, когда Женя открыл двери. Она уже хотела поцеловать его в щёчку, но тот хмуро посмотрел на нее, развернулся и пошел вглубь квартиры, оставив недоумевавшую девушку на пороге. Она сняла шлёпанцы и прошла вслед за милым в комнату, где тот сидел на диване и смотрел телевизор, игнорируя девушку всем своим видом.
- Что у тебя с настроением? - спокойно спросила Марина, пытаясь быть как можно осторожней в словах, чтобы Женю не разозлить.
- Где ты была? - злобно спросил тот.
- Когда? - аккуратно ответила Марина вопросом на вопрос.
- Откуда ты пришла?! - повышая голос и раздражаясь, спросил "милый".
- Я же тебе от папы на мобильный звонила, - удивилась девушка, она же его предупреждала, что поедет к папе на работу.
- Не ври! - взбесился Евгений, вставая с дивана, и швырнул, стоявшую на тумбочке, чашку на пол к ногам Марины. Та разлетелась на кусочки, один из которых попал девушке в щёку и порезал её. Потекла кровь. - Ты не от папы звонила, у него другой номер!
- Да с чего ты взял? - перепугано возразила "любимая", прикрыв ладонью порезанную щеку. Она никак не могла понять, почему он ей не верил, ведь не могла она говорить не правду.
- Прошлый раз, когда ты якобы к папе ездила, ты звонила с другого номера! Или ты тогда не от него звонила?! - заорал, не успокаиваясь, Женя. - С кем ты была? От кого ты звонила, сука?!
Марина потеряла способность говорить - она никогда не видела своего возлюбленного таким взбешенным. У нее не получалось выдавить ни звука, чтобы объяснить, что прошлый раз у папы был еще старый номер...
- Говори, стерва, с кем ты была?
- Папа номер поменял! - с ужасом начала оправдываться Анна, можешь у него спросить сам, если не веришь!
- Хорошо, спрошу, - успокаиваясь, сказал Женя, - Но если это не так...Хм, ладно. Иди, сделай мне чай, и осколки эти прибери, пока родители не пришли.
Это уже не было капризом...
Марина испугалась не на шутку, подумала даже, что он сможет ударить. Облитая недоверием, презрительными упреками, она без слов, будто во сне, вышла из комнаты. Около входной двери стояла в нерешительности, с щеки капнула капля крови на пол, печёт. За что он её так? Марина стояла и думала, что ей делать: пусть будет как будет или уйти? Расплакалась, прикрыв рукой рот, чтобы Женя не услышал... Почему он ей так не верит? Зачем он доводит всё до подобных скандалов? Почему?
Всхлипывания всё же были слышны. Молодой человек подошёл к рыдающей, встал кое-как перед ней на колени, положил голову на её живот, обнимая и говоря: " Прости меня, милая. Я свинья, мерзость самая настоящая, но...я люблю тебя больше всего на свете, я просто очень боюсь тебя потерять, ведь ты - моя мечта, мой идеал...Я так люблю тебя, прости, прости меня...".