День был облачный, и солнце почти не показывалось, но я всё же
не стала снимать кварцевые очки. Откинув с головы тяжёлый капюшон брезентового
плаща, я уселась на большой серый камень, стоявший на вершине холма, и принялась
ждать друзей. Эта весна оказалась лучше предыдущих, в том смысле, что воздух
стал гораздо чище, чем в последние шесть лет. Да и озоновый слой понемногу
восстанавливался, во всяком случае, солнце уже не сжигало кожу и почти не
разъедало глаза. Правда, изредка ещё выпадали кислотные дожди, и беззвучные
вспышки молний до сих пор возникали из ниоткуда, продолжая убивать. Однако
трещины в земле большей частью затянулись, а недавно я увидела собаку. Почти
нормальную. Рудимент пятой лапы свисал у неё сбоку, мешая ходить, и
подёрнувшийся молочно-белой катарактой третий глаз находился прямо на лбу, но
всё же это была собака, а не обезображенная до неузнаваемости Тварь, получившая
свою дозу радиации после Взрыва. Природа постепенно зализывала раны, нанесённые
ей человеком, но шрамы окружающего мира тоже не вызывали симпатии.
-- Эй, Тина! - послышалось снизу. Это был Андрей. Никто кроме
него не смел коверкать моё имя, опасаясь последствий. Драться я умела лучше
других, хотя сейчас махать кулаками учились, едва начав ходить. Что поделаешь,
хочешь выжить - научись убивать. Время такое.
Я оглянулась. Андрей поднимался по склону холма. Он, как и я,
носил кварцевые очки, но вместо плаща на нём была надета относительно лёгкая
накидка, а на ногах забавно хлопали кирзовые сапоги. Несмотря на неудобную
одежду, Андрей шёл легко и свободно, как будто чем-то отличался от остальных.
Словно он нёс на плечах некую тайну бытия, хотя, конечно, ничего, кроме хибары
на другом конце города у него не было.
-- Привет, - улыбнулась я, а в душе поднималось знакомое чувство
тепла. Андрей был красивым парнем, и я влюбилась в него с первой нашей встречи.
Иногда мне казалось, что он догадывался об этом, но у меня никогда не хватило бы
духу признаться, тем более что в душе я люблю и жду совсем другого человека. И
всегда буду ждать.
Он улёгся прямо на землю, с тоской глядя на фиолетовое небо и
алый диск солнца. Луна сегодня не показывалась, несмотря на то, что обычно
висела в вышине рядом с солнцем. Именно висела, почти не сдвигаясь с места, а с
наступлением ночи внезапно исчезала. Поэтому в мире больше не было места
рассветам, закатам, сумеркам. Существовали только ночь и день, свет и темнота,
третьего не дано.
-- Спустимся вниз? - спросил Андрей.
-- Как всегда, - вздохнула я.
-- А потом?
-- Потом - не знаю. Мы должны увидеть это.
-- Сегодня?
-- А когда?
-- Почему именно сегодня?
-- Какая нам разница? - спросила я и, помолчав, добавила. -
Когда-то надо начать.
-- Пожалуй, но как же я не хочу этого.
-- А кто хочет? Можно подумать, кто-то спрашивает наше желание.
Мы просто должны, - я и сама удивилась этим словам. А ведь меня бросало в дрожь
от одной мысли о том, что придётся спуститься в Ямы.
-- Не знаю, - внезапно Андрей снял очки и внимательно посмотрел
на меня. Выдержав несколько секунд, я в который раз, подобно дикому зверю,
отвела взгляд. - Кто ты, Кристина? Ты не такая, как все. Почему ты собрала нас
вместе? Почему мы каждый день приходим сюда? Для чего мы вообще существуем? Ты
можешь мне ответить, ведь ты знаешь больше нас.
-- Разве это так уж важно? - спросила я. Он промолчал. - Мы
вместе, и это главное. Я знаю не больше других, но наши знания дополняют друг
друга. Наша команда - это единое целое и мы неразделимы, разве ты не чувствуешь?
-- Айоа, ребята! - к нам поднимались Олег и Джейн. - Ну что,
голубки, наворковались?
-- Ну вот, пришёл поручик... - нахмурился Андрей. - А где
Серёга?
-- Он не придёт, - опустила голову Женька.
-- "Радий-3"? - шёпотом спросила я.
-- Да. Он не выкарабкается, - вздохнул Олег.
"Радий-3". В отличие от печально известного "Радий-1" - лучевой
болезни, убивающей хоть и не милосердно, но быстро, "Радий-3" - съедал человека
в течение нескольких месяцев, не отпуская ни на минуту. Выглядело это препогано,
больной гнил изнутри и снаружи, а ближе к концу на него вообще невозможно было
смотреть. Рак, СПИД, наркота - всё оказалось пустышкой. "Радий-3" - вот
настоящая чума ХХI века. И даже не сам "радий", а проклятые взрывы, вызванные
взаимной ненавистью человечества. Можно сказать, что мы, наконец, добились
своего; последствия давних катастроф продолжали уничтожать жалкие остатки всего
живого, и через несколько лет замученная планета превратится в пустыню или
разлетится к чертям собачьим на тысячи осколков. Ну что ж, туда ей и дорога.
-- Ну что, пошли, - сказал Андрей.
-- Пошли.
-- Айоа! - грустно ответил Олег.
Город перенёс множество катаклизмов, но всё ещё стоял.
Некоторые здания почти не задело, и теперь в них, подобно крысам в норах, жили
люди. Люди, пережившие все извержения, ураганы и потопы. Люди, оставшиеся в
живых после большого Взрыва. Люди, в большинстве своём мутировавшие или
повредившиеся рассудком: в общем, приспособившиеся. Остальные погибли под
руинами собственных домов, утонули в кипящей воде вышедших из берегов рек,
умерли от радиации. Кого-то сожрали Твари, а в кого-то вселились Инферно (мы их
убивали). Были и такие, кто уходил отсюда, но больше о них ничего не слышали.
Почти все жители Города были тяжело больны, дети рождались слепыми либо
уродцами, население попросту доживало свой век. Я любила Город и в то же время
боялась и всей душой ненавидела его. Особенно ярко это странное смешанное
чувство любви и отвращения, ненависти и надежды вспыхивало у меня в трёх местах:
в Аэропорту, в Лабиринте и на Плотине. Не только потому, что там в изобилии
водились Твари и по всем углам прятались Инферно, но и потому, что там были
провалы.
Аэропорт начали сооружать в центре Города ещё до Взрыва, но так
и не достроили, и теперь он пустовал. Больше всего он напоминал гладкую
асфальтовую тарелку без единого выступа или укрытия. Здесь я чувствовала себя,
как червяк, распяленный на стекле под микроскопом. Как говорится, кушать подано.
Аэропорт был самым чистым местом в Городе, причём во всех
смыслах этого слова. Здесь не валялись осколки стекла, камни, обрывки газет.
Новейший асфальт не был покрыт пятнами засохшей крови. Воздух здесь также
отличался стерильностью; не чувствовалось никаких запахов. Я имею в виду, вообще
никаких, и это уже напрягало. Помимо запахов отсутствовали всякие признаки
жизни. Не чувствовалось ничего, кроме вечного и неизменного ветерка, слабого,
почти незаметного, но очень холодного, приносящего это гнетущее ощущение ужаса и
одиночества. Никто из нас никогда не видел здесь Тварей, Инферно или Квази. Даже
они сторонились этого места. Аэропорт манил обманчивым обещанием покоя и тишины,
но это была тишина пустоты и покой отчаяния. Порой мне казалось, что аэропорт
является колыбелью высшего ужаса, который рано или поздно должен будет
проснуться.
Лабиринт был полной противоположностью аэропорта. Возможно, там
было опаснее, чем в иных местах, но всё же он пугал меня гораздо меньше. Однако
соваться туда не стоило. До Взрыва лабиринт был обычным парковым аттракционом,
теперь там поселилась нежить. Не знаю, кому в голову пришла столь гениальная
идея, но лабиринт построили на болоте, и поэтому в нём всегда пахло сыростью и
гнилью. Теперь болото высохло, а запах остался. Как и зеркала, частично
разбитые, как и надписи на стенах, как и кучи дерьма по углам. Ну, и появилось
кое-что новое: мутировавшие Твари и Инферно, Щупальца и мёртвые огоньки, холод и
темнота. Если аэропорт производил впечатление самого чистого и светлого места в
Городе, то гаже и отвратительнее лабиринта не было ничего. Он напоминал давно
разлагающийся труп древней рептилии и этим мне даже нравился. По крайней мере,
Лабиринт, вывернутый кишками наружу, не прикидывался чистым, подобно аэропорту.
Он притягивал людей своей омерзительностью.
Разрушенная Взрывом плотина представляла совсем иное зрелище.
Когда-то здесь стояла городская электростанция, а на месте затянувшегося тиной
вонючего пруда было прекрасное водохранилище. Женькины предки купили дачу в этом
районе, и мы часто ездили сюда купаться. Когда прогремел Взрыв, уничтоживший две
трети населения, мы находились в другом конце Города, на старом вокзале.
Родителей Джейн опознать не удалось. В свете тех событий никто особо не
переживал о погибших; каждому надо было спасти собственную шкуру, но мы
продолжали держаться друг за друга, ведь наша команда - это всё, что у нас
осталось. Возможно поэтому только мы научились видеть Инферно, остерегаться их,
а впоследствии убивать.
Много лет назад при создании водохранилища пришлось затопить
несколько частных домов и дачных участков. Кроме того под водой оказались
деревья, кустарники и разнообразные мелкие постройки, судьба которых никого не
волновала. Когда плотины не стало, и вода гигантской волной хлынула на Город,
уничтожая всё на своём пути, обнажились скелеты тех деревьев и разрушенные до
основания кирпичные стены домов. Гниющие водоросли, дохлая рыба, сгустки
какой-то слизи, мусор, оставленный жителями, осколки стекла и прочие "сокровища"
валялись здесь в изобилии, дополняя живописную картину смерти и разрушений,
оставленных Взрывом. На этих холмах прошла большая часть моей жизни. Здесь я
познакомилась с Сергеем и Женькой. До Взрыва мы устраивали возле плотины
поединки на деревянных мечах, потом Олег дал имя нашей команде. "Крестоносцы"...
тогда никто не мог даже предположить, как он был прав. В то время название,
навеянное ложным чувством романтики, на самом деле ничего не значило, но
сейчас... Сейчас мы остались одни против мира, против неотвратимости смерти,
против молчаливого тупого принятия человечеством своей судьбы. Мы продолжали
бороться, несмотря ни на что. Думаю, в этом тоже есть какая-то романтика.
Последние рыцари погибшего мира или жалкая кучка самонадеянных глупцов. А
впрочем, кому какое дело.
После Взрыва мы стали приходить сюда чаще, как будто
возвращаясь к чему-то, давно потерянному и нам уже не принадлежащему. Мы больше
не валялись в траве, не дрались на мечах, не устраивали забавных представлений -
время детских игр прошло, в этом вся правда. Именно на этом месте я впервые
увидела Инферно, а когда они попытались напасть, Андрей убил одного
металлическим шариком, пущенным из рогатки. Взрыв превратить в развалины наши
дома, убил наших родных и близких, но самой страшной была потеря надежды. Он
лишил нас детства, мира, тепла. Он уничтожил в людях стремление к свету, веру в
себя и за это я его ненавидела.
Один за другим мы прокрались вдоль полуразрушенных стен.
Осколки стекла хрустели под ногами, обращаясь в пыль. Внизу чернело озеро,
постепенно превращающееся в болото, а где-то за холмами были Ямы. Там произошёл
первый Взрыв, и именно туда мы должны были спуститься. Зачем? Не знаю. Но,
думаю, что мы поймём всё на месте, не зря же нас так тянет в те места.
Мы остановились возле старого тополя - единственного живого
дерева в округе, изуродованного, мутировавшего, но всё ещё цеплявшегося за жизнь
с каким-то сверхъестественным упорством. Символа всей нашей бессмысленной жизни,
пустой, жалкой, но бесценной. Да, мы любим жить, особенно за чужой счёт.
-- Ну ребята, те, кто сегодня хорошо позавтракал, могут начать
прощаться с содержимым своего желудка, - усмехнулся Андрей. - Судя по запаху, мы
уже близко, и мои кишки готовы к революции.
-- Как это, - заинтересовалась Джейн.
-- Я имею в виду, что твой желудок вывернет наизнанку, как
перчатку, - рассмеялся он. - Если нам удастся выбраться из Ям живыми, то все мы
оставим там часть себя. Не самую лучшую часть, но всё же...
-- Заткнись, клоун, - Олег швырнул в Андрея комок земли. -
Заткнись или я сам тебя заткну, кретин.
-- Да ладно, я просто хотел разрядить обстановку, - улыбнулся
Андрей, ловко увернувшись от удара. - Тебе нервы лечить на...
-- Ну-ка уймитесь, горячие финские парни! - приказала я. Не
хватало нам ещё перессориться, особенно сейчас. Если вы не заметили, то мы почти
пришли.
Вонь становилась всё сильней, вызывая головокружение. Я
чувствовала, что мы можем запросто задохнуться здесь, и наш путь закончится, не
успев начаться. А что, в этом есть какая-то мрачная ирония, и мы умеем по
достоинству оценить чёрный юмор жизни.
-- Господи, - хрипло воскликнул Олег. Мы пришли, в этом сомнений
не оставалось. Ямы представляли собой чёрные трещины, уходящие к центру Земли.
Почва вокруг них была выжжена, превращена в пыль. Отравляющий запах лишил нас
сил; мы не могли держаться на ногах, поэтому плашмя подползли к краям трещины и
заглянули вниз.
-- Вот оно, начало конца, - прошептала Джейн, едва не падая в
обморок. - О Боже, не-ет... они там, они все там, я не хочу к ним!
Я не видела ничего, кроме темноты, но чувствовала, как что-то
крадётся ко мне оттуда, шурша по камням высохшей кожей. Что-то большое и
всемогущее, оно тянуло меня к себе, обещая открыть великие тайны времени,
освободить от бесполезной суеты этого мира, подарить долгожданный покой.
Ядовитые испарения проникали в мой мозг, даря утешение и странную, но приятную
слабость. Как я могла бояться этого места с его тайнами, с его страшными и
увлекательными сказками... Что? Кто-то что-то шепчет. Уйди, не мешай, я устала,
я хочу уйти! Андрей? Кто это? Зачем он мне? Андрей...мой друг...все мои друзья.
Я не могу уйти, мы нужны друг другу. Я...нужна...им!
Собрав остатки сил, я вырвалась из крепких объятий тьмы. Рядом
стоял Андрей. На лице его застыла решимость, близкая к отчаянию. Я услышала его
отчаянный шёпот.
-- Безнадёга. Я не хочу, я устал. Один шаг... всего один шаг...
это не больно... Там вечность! - Воскликнул он. Я успела понять, что сейчас
произойдёт за секунду до того, как он шагнул в пропасть, и успела схватить его
за руку. Чёрт, не думала, что этот засранец такой тяжёлый! Его ладонь неумолимо
выскальзывала из моей, ещё немного - и он сорвётся.
-- Держись! - рычала я. - Хватайся за руку! Давай же! Да где же
эти умники, мать их. Помогите мне, быстрее! - Правой рукой Андрей держался за
крохотный выступ скалы, до костей разрезая пальцы об острые края камня. Ногами
он судорожно пытался нащупать хоть какую-то неровность, но скала была гладкой,
как мраморное надгробие и каждое его движение лишь уменьшало его шансы выжить. Я
уже отчаялась спасти его, когда почувствовала на своей руке руку Олега. Не глядя
на меня, он изо всех сил схватил Андрея за рубашку. Общими усилиями мы кое-как
вытащили его из Ямы.
Внезапно мы услышали, как вскрикнула Джейн. Обернувшись, мы
увидели, что на неё напал Квази. Не пойму, как он сумел подобраться к нам
незамеченным - пожалуй, этот запах лишил нас бдительности, - но он почти сумел
застать нас врасплох. Заорав так, что оглохли близлежащие камни, Женька наотмашь
ударила его охотничьим ножом своего отца, попав прямо в горло. Не выдержав
зрелища разлагающегося на глазах тела, я отвернулась и заблевала молодую траву.
Андрей, сам похожий цветом лица на сыр рокфор трёхнедельной свежести,
поддерживал меня за плечи. Судя по звукам, неподалёку тошнило Женьку. Олег
просто сидел, уставившись в одну точку, не обращая внимания на творящееся
вокруг. Его рассудок не выдерживал такого существования. Шатаясь, я подошла к
нему и, что было силы, ударила по лицу. Не скажу, что это доставило мне
удовольствие, но, по крайней мере, его взгляд приобрёл осмысленное выражение.
-- Отваливаем, - прошептала я. Выбиваясь из сил, мы отползали
как можно дальше от проклятых Ям. Голова раскалывалась, кровь текла из носа и
ушей, глаза застилал туман, легкие словно слиплись, отказываясь принимать свежий
воздух, но мы сумели преодолеть расстояние, достаточное для того, чтобы чернота
трещин в земле скрылась из виду. Как только воздух стал чуть чище, мы упали на
траву и какое-то время лежали не двигаясь. Придя в себя, мы молча посмотрели
друг на друга. Пожалуй, мы никогда не были так близки, и я любила их больше всех
на свете. В этот момент я чувствовала рядом не просто близкие души - мы
действительно составляли единое целое, и сейчас мы поняли это.
-- Ну? - спросила я.
-- По-моему, мы обречены, - сказал Олег.
-- Я просто не знаю, что нам делать, - прошептала Женька. -
Похоже, это конец.
Я упала на землю, глядя в пустое небо, и почувствовала, что
сейчас разревусь от страха, от отчаяния. Внезапно я поняла, что они не пойдут.
Ребята не станут искать выход, а я не стану их принуждать, в конце концов,
каждый выбирает по себе... Но как же это горько - оказаться в одиночестве.
Вздохнув, я молча встала и собралась спуститься с холма. Как бы то ни было, я
здесь не останусь, я уйду одна. Не думаю, что смогу хотя бы выйти из Города, но
всё же...
-- Мы хотим уйти, - вторгся в мои мысли голос Андрея.
-- Ладно, идите. Возвращайтесь домой, а я ещё немного побуду
здесь, - ответила я. Жаль, что нам больше не суждено быть вместе. Никогда бы не
подумала, что мы расстанемся так просто и обыденно.
-- Да нет, мы хотим уйти из Города. Навсегда. Правда, мы не
знаем куда... - Андрей никогда не был так растерян. Казалось, что он уже жалеет,
что произнёс это вслух, но слово не воробей. Я не поверила своим ушам, но
кажется, он говорил серьёзно.
-- Для начала можно пойти в лагерь, - осторожно сказала я. - Там
мы можем найти ответы на некоторые вопросы и понять, что делать дальше.
-- Это тот самый лагерь, где ты впервые почувствовала что-то
противоестественное? - спросила Женька. - Если это место действительно имеет
силу, то мы просто обязаны пойти туда, в любом случае, больше деваться некуда.
-- Тогда вперёд. Лучше уйти прямо сейчас, тогда у нас появится
шанс добраться до какого-нибудь укрытия до наступления темноты, - решила я. С
севера подул холодный ветер, приносящий перемену погоды, как знак того, что зима
ещё даст о себе знать. - Спасибо, ребята. И простите за то, что сомневалась в
вас.
Дорога в этих местах почти не пострадала от природных
катаклизмов, хотя я не думала, что дальше всё пойдёт так же легко, но вдруг нам
удастся хотя бы уйти из Города. Тогда... впрочем, проблемы надо решать по мере
их поступления. Всё-таки невыносимо больно покидать тот край, где ты провёл всю
свою жизнь, где тебе знаком каждый дворик, каждая улочка; где ты чувствуешь
себя, как дома, потому что это и есть твой дом. Не так-то просто вырвать из
своего сердца любовь к родному дому, даже, если от него остались одни руины.
-- Слушайте, а ведь динозавры-то были! - внезапно воскликнул
Андрей, когда Город скрылся из виду.
-- Ну и что, - не поняли мы.
-- Да то, что они жили, потом наступил ледниковый период, и все
они вымерли. Но после того как лёд сошел, жизнь возродилась, хотя от динозавров
не осталось и следа. Понимаете, новая жизнь, совершенно не похожая на прежнюю.
-- Какое отношение имеют к нам твои динозавры? - проворчал Олег.
Я, кажется, начала догадываться.
-- Ты хочешь сказать, что всё происходящее никак не влияет на
ход времени? Я понимаю, что мы - не более чем песчинки в мировом океане жизни,
но Взрывы, землетрясения, наводнения - как же это?- спросила я.
-- Это только подтверждает моё предположение, - спокойно ответил
Андрей. - Земля в корне меняется, приспосабливаясь для новых форм жизни. Эра
человека подходит к концу, но жизнь должна продолжаться. Природа не допустит
гибели всего живого, ясно.
-- Ну ты загнул, чудила, - усмехнулась Женька. - Да кто сможет
выжить на этой помойке?
Андрей промолчал, а я надолго задумалась над его словами.
Надеюсь, что он прав. Легче подыхать, зная, что жизнь продолжается. А что
касается человечества, думаю, наше исчезновение - не такая уж большая потеря.
Мы уходили. За нашей спиной догнивал Город. За нашей спиной
осталась жизнь. Мы шли из ниоткуда в никуда, вернее, в некуда. Нет
ни рая, ни ада, да нам этого и не нужно. Просто поспорим с судьбой, стараясь
остаться собой и сохранить нашу дружбу. А может быть, всё у нас получится.
Хочется верить...
...Я сижу в заброшенном домике в лесной глуши, дописывая эти
строки огрызком карандаша на жёлтых листках бумаги, найденных здесь же. Зачем я
это делаю? Не знаю, может, хочу отвлечься, а может, вспомнить, кем и для чего мы
были. Мы были хорошими друзьями, и мы действительно любили друг друга. Здесь
тихо, и это хорошо, это успокаивает, заставляет забыться. Надо дописать ещё
немного и...
Стоп. Не расслабляться. У меня ещё будет время отдохнуть, но
сейчас отвлекаться нельзя. Так о чём это я? Мы не смогли добраться до лагеря, мы
даже не успели уйти далеко от Города. Мы даже не видели этих охотников - они
просто расстреливали нас из-за кустов, как мишени в тире. Никак не могу
вспомнить, что же произошло; память выдаёт какие-то отрывочные моменты, по
которым я вынуждена составить целую картину. Похоже на старую
мозаику-головоломку с потерянными кусочками. Олег погиб сразу. Я вижу его сквозь
пролом в стене. Странно, я до сих пор не верю, что мой друг лежит там, под
дождём, один. Джейн, не выдержавшая всего этого, бросилась в чащу, скрывшись из
глаз. Больше мы её не видели.
Помню, как я, обезумев от ужаса, мчалась через лес. Ветви
хлестали по лицу, а сзади, словно подгоняя, ритмично частили автоматы - старое
оружие, изготовленное до Взрыва, но такое же смертоносное. Я кричала, не думаю,
что что-то умное. Больше не помню ничего. Очнулась я здесь. Рядом на полу лежал
Андрей - наверное, мы каким-то образом успели добраться до этого ненадёжного
укрытия, на большее нам сил не хватило. Почему же наши преследователи не вошли
сюда и не прикончили нас, ведь сейчас сделать это было проще, чем котёнка
утопить? Мы даже пошевелиться не могли, не то, что сопротивляться. Однако всё
было спокойно, слишком спокойно.
Андрей был жив, вернее, так мне показалось вначале. Вглядевшись
в него повнимательнее, я поняла, что ошиблась; Андрея здесь уже не было.
Квази, - отметило сознание. - Жаль, значит, он тоже
устал бороться. Странно, я ничего не чувствую. Ничего: ни боли утраты, ни
скорби, ни страха - я не верю, что всё произошло на самом деле. Но так даже
лучше; мне будет легче, если я не стану думать о том, что в этой комнате
находится Андрей, иначе моя рука может дрогнуть в самый неподходящий момент.
Кажется, он - оно - зашевелилось, значит, я должна сделать то, что
должна.
Я убила его быстро. Во всяком случае, он (оно) не
мучился. Надеюсь, Андрей понял меня и простил. А вообще-то, мне уже всё равно.
Скоро я допишу эти строки, отброшу карандаш и буду долго
смеяться. Хотя не думаю, что мой смех теперь сильно отличается от крика. Не
важно, всё равно меня не услышит никто, кроме мертвецов, а им, как известно,
плевать. А потом я возьму нож и нарисую себе под подбородком широкую улыбку от
уха до уха. И я присоединюсь к своим единственным друзьям... где бы они ни были.
Простите меня, ребята. Олег...Женька...Андрей... Простите, ибо
я себя простить не могу.
Ну вот, наконец, и всё. Остаётся надеяться на динозавров. А
может и в самом деле настанет такое время, когда эпоха homosapiens сойдёт на нет, и на обновлённой земле зародится новая жизнь,
в которой ничто не будет напоминать о прежних ошибках природы. Кто знает?
Мы были обречены с самого начала, но мы не виноваты. Мы просто
хотели жить. По крайней мере, нам есть, чем гордиться, ведь мы пытались.