Город примерз к стеклу маршрутки шизофреническими узорами. Я выдохнул лохматое облако в бесформенный капюшон сидящего передо мной. Очертания случайных свидетелей моего отчуждения зазвенели и рассыпались осколками разбитой с особым цинизмом витрины. Вот и все, подумалось мне, начинается снова. Финальный удар под дых не будет внезапным. А ведь спасение было так рядом...
Когда она перестала меня замечать, была осень, глубокая, как отчаяние самоубийцы. Я уже тогда не мог написать не строчки, просто тупо сидел, вперившись в монитор компьютера с маниакальной уверенностью, что все, что мне нужно - просто переждать, забиться под батарею, чтобы все прошло, меня забыли, не нашли... Конечно же, они меня нашли. Бессмысленно прятаться от тех, кто сильнее и могущественней тебя. Согласно странному вероисповеданию, мне был дан последний шанс, - то, чего я никак не мог от них ожидать. Не мог, потому что боялся и не верил. И, кажется, попросту не был готов спастись.
Несмотря на безумие, прочно поселившееся в нашем доме, какое-то время она пыталась делать вид, что ничего особенного не происходит. Что я - предмет, аляпистый подсвечник или совершенно идиотская картина, на которую смотришь с недоумением (да что же это?), но не решаешься выкинуть ставший хламом символ каких-то давних событий. Она продолжала привычно будить меня по утрам, когда в облаке приторных духов убегала на работу, звонила по нескольку раз в день (всегда в одно и то же время), организовывала празднования каких-то только ей памятных дат в наших отношениях, занималась со мной сексом - и не замечала или не хотела замечать, что я давно умер. Да и была ли она на самом деле?..
Я понимал, что разрушение уже затронуло самые нижние пласты моего сознания. Они, как дотошные санитары, продолжали приходить несколько раз в день, чтобы проверить, насколько продвинулось дело. Дело продвигалось быстро. Я не хотел и не мог противостоять им.
За все это время я прочел только одну книгу. Ну эту, вы знаете, ее сейчас читают все псевдоинтеллектуалы... Смысл, явленный мне сквозь авторский пафос и витийственность порока, был поистине ужасающ. В панике избавлялся я от этого адского бестселлера. Три ночных кошмара, достойных Хичкока, психоз на тему либидо и окончательное отвращение к печатному слову - вот печальный результат моего последнего намерения приобщиться к прекрасному. С тех пор книжные магазины я старательно обходил.
Друзья вывернулись наизнанку, чтобы доказать мне беспочвенность моей гибели. Странные люди, счастливые и жалкие, - на них не падала тень обреченности. Я хохотал вместе с ними, пил пиво, ездил "кататься" по ночному городу, уже передернутому первыми морозами, и думал о том, как долго это будет продолжаться. Они меня успокоили, что не так долго, как мне бы того хотелось. А мне на самом деле не хотелось ровным счетом ничего.
Не помню, куда именно я отправился в тот день, один в веренице бездарных отрезков времени между восходом и заходом. Маршрутка материализовалась словно в ответ на рефлекс организма, который начало подтряхивать от мороза с какой-то страшной цифрой не то минус сорок, не то минус пятьдесят. Сев у окна, осмотрелся. Понял, что вот оно. Именно эти декорации и были заявлены в анонсе трагикомедии как "сцена идиотской смерти главного героя". Перестал согревать окоченевшие пальцы и замер. Да и какой, в сущности, герой... Хотелось бы только знать наверняка (не забыть у них выяснить!), был ли он вовсе, тот шанс.