Аннотация: Седьмая глава эпохального романа "Гордость и магия".
Если подходить к делу формально, то будущий обвиняемый уже признался, что город сжег он, но отец-инквизитор свято чтил традиции и процессуальный кодекс, в которых делался упор на то, что подследственный должен дать развернутые показания, причем его показания не должны противоречить полученным ранее доносам, но дополнять их.
Поскольку вместо полноценного доноса в данном деле фигурировал куцый слух, что на месте города по сию пору колдовская плешь, то, вообще говоря, "чистейшей воды самооборона" не только не противоречило полученным ранее следственным материалам, но даже дополняло их, то есть с сугубо формальной точки зрения отец-инквизитор мог бы быть доволен развитием беседы, но, к сожалению, в общем и целом слова будущего обвиняемого картину не проясняли, а отец-инквизитор был человеком дотошным и недосказанностей в ходе дознания не признавал.
И, чтобы разговорить гостя, он решил зайти с другой стороны.
В архивах значилось, что полтора века назад маг вернулся в орден без сопровождения и пешком. Следовательно, где-то пропали человек тридцать "свиты" ― все как один братья ордена (за исключением разве что лекаря, про которого отец-инквизитор ничего раскопать не смог, из чего и сделал вывод, что обряда посвящения он не прошел, а, следовательно, был человеком со стороны). Логично было предположить, что все они сгорели вместе с городом. Доказательств у отца-инквизитора, правда, не было, но если бы будущий обвиняемый невзначай проболтался, то дальше можно было бы попробовать повести разговор вот в каком ключе: если о том, почему он сжег колдовским пламенем подданных его величества, будущий обвиняемый может поведать лишь лично его величеству, то вот о том, почему он сжег братьев, он, согласно уставу ордена, обязан доложить магистру.
С точки отца-инквизитора, это был очень удачный ход, потому что с подданными его величества в этом деле была некоторая неразбериха: тогда как раз то ли сменялась, то ли сменилась правящая династия, так что еще неизвестно, чьи это были подданные, но вот что касается братьев ордена, то орден, хвала Творцу, в политику вмешивался лишь в тех случаях, когда король вмешивался во внутреннюю жизнь ордена. А поскольку монархи давно уже не лезли в орденские дела, а, орден, в свою очередь, поддерживал монархов во всех их начинаниях, то никаких потрясений орден не испытывал уже лет так триста и магистр не без оснований считал себя преемником предыдущего магистра, который, в свою очередь, считал себя преемником магистра, который был до него, и так далее. А раз так, то будущему обвиняемому не отвертеться ― либо он рассказывает все магистру, либо над ним повисает угроза изгнания из ордена и отлучения от церкви. А отлучение от церкви для мага ― это фактически сразу костер (магов, правда, сперва травили и только потом сжигали). Конечно, если будущий обвиняемый начнет упорствовать и его действительно придется отлучить и казнить, то получится, что дознание не смогло пролить свет на события полуторавековой давности, и, хотя отец-инквизитор во главу угла ставил не истину, а справедливость, все ж таки каждый не раскаявшийся и не признавшийся подследственный повисал на его совести мельничным жерновом.
Поэтому, чтобы не перегнуть палку и ненароком не форсировать события, отец-инквизитор следующий свой вопрос задал не в лоб, а так мягко и обтекаемо, что это даже и не вопрос был в полном смысле слова, а вкрадчивое приглашение поделиться воспоминаниями. Что с гостем, мол, полтора века назад путешествовали его братья по ордену, о судьбе которых, к величайшему сожалению, до сих пор ничего не известно, и потомки даже не знают, где лежат кости их славных предков, и что юные отпрыски именитых рыцарских родов до сих пор терзаются от мучительной неизвестности, окутывающей смерть их прародителей, и что они сочли бы за великое благодеяние... И так далее.