Новый день входил в широко открытые ворота утра, выпустив из рук солнце - такое еще не проснувшееся, розовощекое, как младенец. День начал свой ход с востока и теперь неспешно направлялся на юго-восток, чтобы потом свернуть однозначно на запад. День шел, не смотря под ноги, разбрызгивая разноцветные лужи и моря, раскрашивая сонные домики в немыслимые цвета и оттенки, бесповоротно поднимая настроение, сводя на нет все старания циников и оставляя им лишь их тихое, поутру похожее на бег ручья, брюзжание. Белые лебеди, даже оттененные утром в розовый, оставались белоснежными, множа свой образ в водах моря. Они, как бы вглядываясь в свое отражение, летели низко над водой, совершая лишь им известно-куда-ведущий перелет. Море, похожее на свет, золотистый, кристальный, очищающий, лаской окружало все. Оно искрилось у берегов, маня к себе ранней прохладой, от его поверхности утро отталкивалось и шло дальше. Тихая мелодия зарождающегося дня начиналась просыпающимися звуками живого, вбирая все новые и новые инструменты. Черный цвет ночной музыки тишины наполнялся оттенками серого, фиолетового, потом проступала сирень, как палитра художника - набор колеров - жизнь отбирала цвета, сперва как бы нехотя, по одному добавляя с каждой минутой все новые и новые. Вот утро похоже на цедру - прозрачный янтарь, тягучий липовый мед, лениво растекается, захватывая новые и новые уголки мира. На открытом пространстве золото - в глаза, прохладно-вкусное,
а с обратной стороны резкая тень хранит холод ночи, не отдает. Еще через несколько шагов солнца, в воздух приходят мандариновые и
золотисто-хлебные оттенки. Легкий ветерок по коже - сладостной дрожью: подставляй теплу лучей себя, поворачивайся, грейся - ведь сиреневая дымка прохлады тени еще не прошла.
Когда часы, это схематическое изображение дня, перемещают механические усы однозначно на северо-восток, день становиться
яично-желтым, свет ласково, но настойчиво, пробирается под ресницы и величие дня начинает слепить, тень в углах теряет мистерию,
маня лишь благодатным холодком. Мед дня становиться желто-цветочным, дурманяще пахнущим свежескошенной травой, акацией, ветром с моря, молоком и горячим хлебом. Солнце, улыбаясь, оглядывая своих детей, идет к полудню, туда, где воздух замрет в мираже ленивой сиесты с запахом борща, фруктовых холодных компотов, сочных арбузов и пьянящих, в свите ос, дынь. Светло-зеленый виноград пропускает через себя лучи, сам светиться янтарем. Черный виноград наливается красным соком и пахнет теплом душистой ягоды. Смеющееся солнце прилегло на небосводе. Тень злорадно мстит всем, удрав в недоступные места и оттуда посмеиваясь за обиду утра. Мороженное плавится и мгновенно испаряется, не успев как следует остудить разгоряченное чрево. Ласковая зелень листьев прикрывает любовно землю, собрав многочисленную аудиторию. Даже воробьи, разомлев, лениво купаются в пыли, забыв на время о веселых забавах в небе. Море прогрелось и у берегов ничем не отличается по температуре от воздуха. Дальше от берега, куда в эту пору никто не рискнет плыть - так горяч воздух - подводные течения холодят ноги. Золотистое море к глубине зеленеет, отблескивая чешуей молчаливых рыб. Волны, ласково принявшие тебя в свои девичьи объятия, играют слепящими зайчиками, веселятся, бегут. Штиль же делает море успокоенным, дремотным. Белые чайки не видны над морем - столь ослепительны они в солнечной любви дня. Короткое время - кульминация дня - все чувства обострились настолько, что ощущения начинают блекнуть, притупляются. Ослепительная красота темнеет в глазах, в ушах шумит, тяжелеют ноги, тело свинцом тянет к земле. Оглушенный, пораженный, потерявший цвета и обретший полное безразличие к ним, истощенный любовной лаской солнца, отползаешь в душную тень и застываешь.
Через несколько часов ветер меняется - приносит прохладу и запах соли, оранжевая одурь после полудня проходит, приглашая на свое место вновь обретшие прозрачность цвета вечера. Вкрадываются розоватые и коралловые оттенки заката, смешанные с малахитовой прохладой соленых вод. Сизой дымкой тянуться над землей еще не сумерки, но вот уже как будто и вечер.
Цвета вновь обретают резкие переходы и глубокие тени, но утрачивают палитровое разнообразие. Мгновение и еще одно - и вот они тускнеют - так не явно, исподволь - и не заметишь. Сумерки - слово похоже на то, что оно означает - непонятное состояние: свет вроде есть, но ведет игру иллюзий. Обманчивое зрение видит то, чего и нет вовсе, лишь в привычном можно не ошибиться. Проступают все оттенки приглушенного красного - гранат, рубин, алый, персик, сургучные тени, терракотовые блики и коралловое разнообразие. Спешишь на берег, увидеть, как солнце красным углем статно спускается в ночную обитель до утра. В последние минуты оно особенно спешит - каждый шаг его четко виден, и очень жаль, что еще мгновение - и день закончен, хотя воздух еще долго будет держать угасающий аромат солнца.
Глядишь в закат - и словно слушаешь музыку. Вернее, с последним проблеском солнца понимаешь, что слышал последнюю ноту величественной симфонии, после которой наступает тишина уставшего дня, наполняемая холодящей свежестью чернильно-лавандовой ночи.
Цветов больше нет. Серый, лиловый, угольный. Ночь. Пауза.
Другая повесть, спектакль теней, легкая, едва слышная музыка сопилок, низкий голос валторн, душа скрипки, глубокий звук оргАна - услышь то, что ждешь, чего хочешь, что подсказывает разум или глубинные ощущения тела. Можешь не слышать ничего, даже гулких тамтамов сердца.
Завтра - новая песня...