Аннотация: Обращение автора к герою: И куда бы не завел тебя путь, мой милый мальчик, будь верен себе!
Король и менестрель
После истории с приспешниками Нора Дил стал заниматься с рыцарем-наставником иначе. Нет, он не вставал с большей охотой по утрам, не чувствовал меньшую усталость на тренировках, но теперь он шел на обучение сам. Осознание того, что все, данное Кедриком, может в какой-то момент спасти его жизнь, сделало из мальчишки самого прилежного ученика. Менестрель теперь не приходил в свою комнату, он в буквальном смысле на четвереньках, а то и на животе, как земляной червь, доползал до кровати. Работники и сыновья Нафра стали посматривать на Дила с особым уважением за его упорство. Однако, даже при всем желании менестреля, силы ежедневно все скорее таяли. Уже на четвертый день он потерял способность воспринимать время, дни и ночи сливались в бесконечную череду тренировок с редкими перерывами. Мальчишка ел, не чувствуя вкуса, спал, не помня отдыха. На шестой день, когда пришло время готовиться к отъезду Нафра, Дил не проснулся на утро. Ни голос наставника, ни шум, ничто не могло разбудить его, тело и сознание сопротивлялось возвращению из мира грез. Кедрик знал, как вывести юнца из мертвенного сна, но решил немного подождать и дать Дилу восстановиться.
А вот Голдвин, следившая за мучениями менестреля, испугалась. Сердце ее затрепетало в панике, забилось внутри. Она даже не хотела думать, что юный певец может больше никогда не проснуться, но навязчивая мысль сама лезла в голову, заставляя девушку испытывать невыносимый ужас. Нет, она не могла сидеть, сложа руки, она просто обязана спасти возлюбленного, даже против воли его наставника. В момент, когда все занялись своими обычными делами, Голдвин потихоньку покинула дом и побежала искать Ос. Она знала, что только хитрая травница сможет разбудить менестреля от этого пугающего сна. Дочь Нафра нашла подругу как-то сразу, словно та сама ждала ее и, завидев, пошла навстречу. Испуганная девчонка кинулась в объятья жрицы и горько зарыдала, сквозь душащие слезы, пытаясь объяснить, что так сильно расстроило ее. Остео не торопилась остановить дочь нафра. И только когда девчонка выплакалась, тихо сказала:
-- Возьми нож, который выковал менестрель, немного порань его ладонь, не глубоко, но так, чтобы кровь выступила из пореза. Я дам тебе траву, помнешь ее в ладонях, согреешь и приложишь к свежей ранке. Сок травы смешается с кровью и наутро твой Дил проснется, полон сил.
-- А вдруг кто-то заметит свежий порез на руке?
-- Если ты сделаешь все правильно, то к утру ранка на ладони затянется, и никто ее не успеет заметить.
-- Мне страшно, Ос. Мне так страшно, я сама себя не понимаю, но когда думаю о том, что ты сказала, все мое тело охватывает дрожь. Признайся, ты ведь не навредишь ему?
-- Голдвин, ты хочешь обидеть меня? -- голос жрицы едва заметно наполнился звоном, словно натянулась где-то струна.
-- Нет... -- испуганно зашептала девушка, -- Я просто... Я...
Дочка Ламбареда закрыла лицо руками, ее переполняло так много эмоций, что мир закачался под ногами.
-- Успокойся, -- прежним мягким голосом заговорила Остео, -- ты можешь спросить про эту траву у матери, ведь она тоже знающая травница. Она подтвердит тебе, что эти лепестки совсем не опасны. Ну же! Успокойся, тебе пора возвращаться домой, наверняка и отец и мать уже беспокоятся о тебе. Иди же и не забудь сделать так, как я тебе сказала. Увидишь -- это поможет!
Ос легонько оттолкнула Голодвин от себя, заставляя ту отодвинуться. Жрица протянула лепестки солюдока в небольшом мешочке из грубой ткани. Голдвин осторожно взяла траву и прикрепила за веревочку к своему поясу. Она подумала, что подруга права. Как только она вернется домой, то сразу спросит у матери про растение, и если оно безопасно, то Голдвин обязательно сделает как велено. Но если окажется, что это ядовитые лепестки, то она больше никогда не станет слушать предательницу Ос.
Юбки зашуршали от бега. Голдвин спешила домой, а жрица смотрела ей вслед. Человеческая наивность порой настолько слепа, что не видит очевидного. Не в траве таилась опасность, а в мешочке. Его грубая ткань, пропитанная особым маслом, давно придала безвредной траве новые свойства. Жрица усмехнулась. Доверие -- капризный ребенок, его нужно все время подкармливать полуправдой.
Дочь кузнеца ворвалась в материнские покои. Сказанное Остео подтвердилось. Теперь осталось дождаться вечера.
Дилу снилась широкая река, покрытая крупными фиолетовыми цветами. Она текла неспешно, прозрачные воды облизывали зелень травы на берегах. Казалось, что река сосем мелкая, но стоило вступить в нее, как ноги скрыло по колено, а со следующим шагом вода поднялась мальчишке до пояса. Что-то мелькнуло у самого лица так близко, что Дил невольно отпрянул и чуть не утонул. Тихий полушорох-полусмех послышался прямо над ним. Мальчик поднял голову и увидел странное существо, похожее на очень маленького человека с крыльями бабочки.
- Эй, ты кто?! - попытался крикнуть он, но горло онемело.
А существо еще раз хихикнуло и устремилось на другой берег. Дил поспешил за ним, шумно дыша и поднимая брызги. В какой-то момент менестрелю показалось, что река не хочет пускать его, потому что в ноги словно вцепился кто-то, не пытаясь утопить юного пловца, но и не давая ему преодолеть середину реки. Существо вновь появилось, сделало круг над Дилом, забавно кружась в воздухе. И снова пропало за высокой травой. Как только крылатый человечек скрылся из виду, река отпустила мальчишку, и он тяжело дыша, выбрался на твердую землю. Мир вокруг был настолько реален, что дурманящий горький запах травы закружил голову. Травинка легко задела нос менестреля, он чихнул и сел, изумленно обнаружив, что не один. В прошлый раз это место пустовало, хозяева так и не захотели показаться перед гостем. Теперь прямо на дорожке из лиловых цветов стояла женщина. Ее золотые длинные волосы терялись в складках белоснежного платья. Высокая и стройная, с какой-то особой статью и изяществом. Она смотрела прямо на менестреля. Светлое и невероятно красивое лицо ее выражало только спокойствие. Вокруг нее сновал маленький человечек с крыльями бабочки. Женщина произнесла странные слова на неизвестном Дилу языке и поманила его рукой. Ее серые глаза смотрели внимательно прямо в звезду менестреля. Он не смог противиться этому взгляду, слишком красива была хозяйка здешних мест, такую можно только воспевать в балладах, любить так, как любишь восходящее солнце или луну. Женщина повернулась к нему спиной и пошла на холм к кругу из цветов. Дилу на мгновение показалось, что вот сейчас она растает в воздухе, но фигура в белом продолжала подниматься на холм. Ветер оторвал цветок и украсил длинные золотые волосы лепестками. Как завороженный, менестрель двинулся вслед за удивительной хозяйкой этого странного места. Чем выше поднимался мальчишка на холм, тем отчетливее проступали своды странного строения. На самой вершине холма возвышалась сфера из белого то ли камня, то ли металла. По гладким стенкам, переливаясь, бежали разноцветные огоньки, хорошо заметные даже в такой солнечный день. Женщина приложила руку, и под ней начали проявляться письмена. Дил неожиданно для себя понял, что он узнает эти символы. На стенках сферы проступали эльфийские сказания о давно минувших временах, покрывая всю сферу целиком. Словно гигантская странная книга раскрыла перед Дилом свои округлые страницы. Только тут менестрель понял, кого он встретил... Перед ним стояла настоящая эльфийка. Изящные пальцы коснулись четырех слов, и те вспыхнули золотым огнем, открывая проход внутрь строения. Эльфийка чуть склонила голову, взглянула на мальчика и исчезла в лиловом сиянии входа. Дил хорошо видел, как странный непроницаемый туман клубится внутри странного храма. А ведь он подошел близко именно к храму. Тонкие, не толще острия клинка, стенки пульсировали и светились изнутри разноцветными искрами. Прямо из центра затуманенного прохода вынырнула рука хозяйки. Дил уже протянул ответно руку, чтобы дотронуться до кончиков пальцев прекрасной дамы. Но фиолетовая дымка выбросила ленту, которая обвилась вокруг ладони мальчишки, и сменила цвет на серый. Ладонь Дила обожгла боль. Она ощущалась невероятно реальной. Мир вокруг менестреля начал меркнуть, пропал и чудный храм, и цветы под ногами, ясное голубое небо над головой, а вместе с небом пропал и свет дня. Остался только серый туман или пепел. Он клубился вокруг, полз под ногами, волна за волной накрывал с головой. Боль в ладони разрасталась, словно Дил сжал в руке полыхающий уголь. Наяву менестрель морщился и вертелся.
Туман сгустился в непроглядную мглу. Дышать стало совсем тяжело. Мальчик вытянул руку, чтобы нащупать опору. Боль в ладони отпустила. Несколько мгновений он шарил в пустоте, и вдруг кто-то схватил его за запястье. Схватил с такой силой, что мальчишка невольно вскрикнул, дернулся в тщетной попытке вырваться из железной хватки неведомого противника, но только причинил самому себе боль.
- Отпусти! - крикнул он, снова и снова дергая руку.
- А ты попроси ласково, - усмехнулась мгла смутно знакомым голосом.
- Кто ты? Отпусти!
- Вспомнишь, отпущу, - шепнула в самое ухо серая дымка.
Дил мучительно всматривался в окружающий его мир, но не видел никого.
- Ос... - осенило мальчишку, - проклятая тень, это ты? Покажись и отпусти меня! Я не звал тебя! Не звал!
В ответ серая мгла засмеялась, колыхаясь как воздух над костром.
- Тебе пора просыпаться, сын Лласара, властелин уже заждался своего триумфа, и тебе не убежать от судьбы.
Дил ощутил, как сдавливающие его запястье пальцы резко разжались, и он полетел прямо в серую взвесь. Оруженосец славного Кедрика вскрикнул и с этим самым криком очнулся. Он открыл глаза, сел, тело била крупная дрожь и покрывал липкий холодный пот. Реальный мир с его утренним светом и мягкой постелью успокаивал.
Конечно, Голдвин хотела побыть с возлюбленным, пока тот не проснется. Оказаться первой у его постели, чтобы подать воды, уловить его тревожный и живой взгляд на себе, робко коснуться его руки. Но Нафр Ламбаред строго запретил дочери сидеть в комнате юнца. Да и потом, у Голдвин, как и у всех в доме кузнеца, имелись свои обязанности, которые выполнялись неукоснительно.
На счастье влюбленной девчонке Эйр Кедрик, зашедший перед сном проведать оруженосца, не заметил свежей раны на его ладони. А мешочек с остатками травы Голдвин забрала с собой.
Дил потер все еще красное запястье со следами пальцев. Эту хватку он вряд ли теперь забудет. Нет, никогда темная тварь не дождется его призыва. Он лучше погибнет, чем призовет гнустное отродье, да проклянут ее и весь ее род великие боги Шиндорина. Мальчик взглянул на свою ладонь. Он ожидал увидеть след от пореза или ожога, но ладонь была абсолютно чиста. Тщательно скрываемый даже от самого себя страх все еще пульсировал, сжимая сердце. Что-то метнулось к окну. Или Дилу только показалось? Сейчас это не имело значение. Оруженосец вскочил на ноги, голову закружило, но он выхватил из ножен выкованный им кинжал. Мгновение - и тень пролетающей мимо окна птицы вновь скользнула по полу. Менестрель усмехнулся. "Ты стал трусливее мыши, -- с досадой сказал он сам себе. -- Теперь будешь шарахаться от каждой тени, сын Лласара?" Мальчик вздохнул и опустился на кровать. Ноги еще не обрели достаточной силы после долгого лежания. Дил положил на колени кинжал и провел ладонью по рукояти. Письмена под рукой вспыхивали лиловым цветом и гасли. Кинжал отвечал хозяину, и, как лучший друг, успокаивал. Менестрель пригляделся к лезвию и только тогда заметил кровавый след. Словно молния ударила мальчишку, кто-то был в его комнате, пока он спал. Кто-то брал его кинжал и, раз сам Дил жив, значит, его кинжалом ранили кого-то другого. Дом Ламбареда более не является защитой для него. Мальчик не понимал, почему он так понадобился разным силам. Он словно загнанная дичь, одни хотят его убить, другие похитить, третьи нанять для каких-то грязных дел. Неужели все это из-за поисков его отца? Или дело уже не в отце, а в нем самом? Дил стиснул ладонями голову. Он чувствовал, как тянет и ведет его путь, но его все больше пугало то, что этот путь окружало. Пальцы сами собой начали перебирать невидимые струны. Дил подумал, что очень давно не брал в руки лютню, так давно, что, наверное, уже забыл, как на ней играть. Он взял инструмент, и струны робко запели под его руками. Тревоги улетели вместе с музыкой. Мелодия плескалась у ног мальчика, струилась по каменистому полу, поднималась к окну и водопадом летела во двор. Совсем скоро менестрель услышал быстрые тяжелые шаги рыцаря. Кедрик появился в дверном проеме, глаза его улыбались.
-- Я рад, что ты в порядке, мой мальчик, -- сказал он. -- Ты очень долго спал.
-- Я пропустил занятия, Эйр Кедрик, - перестал играть Дил.
-- Ничего, оруженосец. Иногда нашему телу необходим отдых. Но боюсь, твое обучение на этом закончилось. К нам прибыл гонец с вестями, король требует всех своих рыцарей в столицу. Нафр уже уехал, а я сперва должен был разбудить своего оруженосца. Теперь я уеду, а ты последуешь за мной вместе с Радмиром.
-- Виноват советник да? -- Дил опять сказал до того, как подумал.
Кедрик свел брови и внимательно посмотрел на мальчишку.
-- Тебя не учили не подслушивать чужие разговоры, сын Лласара?
-- Я услышал случайно, -- опустил голову Дил, проглатывая ком в горле. Он вполне мог получить серьезное наказание за такой проступок. Если раньше его могло спасти то, что он чужеземец, то теперь он был оруженосец рыцаря Рактура, а значит подчинялся всем законам этой земли.
-- Услышать случайно можно слово, но не целый разговор, мой мальчик, -- сурово произнес рыцарь, -- у меня уже нет времени, потому скажешь Берхтлафу, что я велел наказать тебя так, как положено наказывать слишком любопытных детей!
Дил дернулся от этих слов, как от пощечины. Лучше бы Кедрик дал ему серьезную затрещину сам, чем приказывать такое. Мальчику было не в первой хорошенько получать и за дело, и просто так, но это наказание состояло совсем не в том. Физическую боль можно перетерпеть, но вот предстоящее унижение станет гораздо большим наказанием.
-- Я не ребенок, -- поджал губы Дил. Ему казалось, что он сказал это совсем тихо, но обида сделала его голос громче.
-- Вот как? -- усмехнулся Кедрик уже стоя в проеме.
-- Да, я не ребенок!
-- И ты хочешь наказание, достойное не мальчика, но мужа?
-- Да... -- уже с меньшей уверенностью ответил мальчишка.
-- Ну что же, -- в голосе наставника не послышалось ни издевки, ни насмешки, однако его голос звучал так, что Дилу стало не по себе. -- Ты сам выбираешь более трудный путь. Дай мне свой кинжал. -- Кедрик властно протянул руку.
Оруженосец вынул кинжал из ножен и отдал наставнику рукоятью вперед. Руны вспыхнули синим светом и запульсировали. Рыцарь сделал вид, что не замечает сияния.
-- А теперь, сын Лласара, тебе придется сделать очень важный выбор и постарайся не ошибиться. Что опаснее: любопытные уши или болтливый язык?
-- Болтливый язык, Эйр.
-- Уверен?
Дил задумался. Он не понимал, к чему ведет наставник, но этот разговор не нравился мальчишке.
-- Наверное, без любопытных ушей болтливому языку нечего будет разболтать.
-- Что же, значит уши опаснее?
-- Думаю, да...
-- Хороший выбор, ведь уха у тебя пока еще два... -- Эйр ухватил менестреля за ухо и слегка оттянул его в сторорну. -- Значит, ты не будешь сильно сожалеть о потере.
-- Нет, -- Дил отчаянно задергался, глаза его расширились. Он наконец-то осознал, к чему вел наставник. -- Нет, нет, не надо, не надо...
-- Я слышу скулеж жалкого щенка! -- сердито рявкнул Кедрик. -- Ты хотел наказание, достойное мужа, так прими его с честью.
Дил до крови закусил губу, прерывисто задышал, всеми силами удерживая слезы страха. Он осознал всю глупость содеянного, но, похоже, наставник не собирался его миловать. Когда кинжал поднялся над ухом менестреля, он зажмурился. Но острие только лишь чиркнуло по уху, оставляя неглубокую, хоть и весьма чувствительную царапину. У Дила гадко чавкнуло в животе.
-- Я не вижу перед собой взрослого мужа, -- разочарованно произнес рыцарь. -- Я вижу напуганного до полусмерти щенка, который разве что не обмочил себе штаны. А теперь, оруженосец, ты пойдешь к Берхталфу и попросишь тебя выпороть так, чтобы запомнить урок на всю оставшуюся жизнь. Есть много вещей, щенок, которые важнее гордыни. Нужно уметь взвешивать свои слова, если хочешь добраться до цели. А теперь, мальчишка, поторопись на конюшню...
Голдвин не успела первой прийти к возлюбленному, она еще утром покинула дом вместе с матерью, чтобы купить трав на рынке. А когда вернулась, то застала Дила хмурым и растрепанным. Рубаха на менестреле не была одета, а только накинута на плечи. Волосы местами торчали, а на лбу слиплись и сбились на бок. На все расспросы сын Лласара молчал и отворачивался. Но девушка заметила, что дивные серо-голубые глаза мальчишки подернулись дымкой.
-- Я скоро уеду, -- наконец произнес Дил.
-- Уже? -- очаровательная головка Голдвин вскинулась и опустилась, взгляд спрятался в себя.
-- Я ничего не обещал вам, лана*. Вы знали, что я не останусь...
-- Я ничего и не прошу у вас, мой эйр. -- прошептала девочка. -- Берегите себя, -- голос дочки нафра задрожал, и она отвернулась, скрывая слезы.
-- Не нужно, лана. -- Дил взял руку Голдвин, провел большим пальцем по гладкой коже. В голове всплыл образ эльфийки из сна. Рядом с ней очарование и красота дочери кузнеца казалась пустой. Дилу даже стало жалко эту девочку. Он видел, как стремится она к нему, но он совсем не хотел быть с ней.
-- Я больше никогда вас не увижу, мой эйр? -- голос Голдвин едва подрагивал и шелестел, как пожухлая листва. -- Нет, не отвечайте. Я не стану просить вас остаться или поклясться вернуться. Мой долг отпустить вас. Мама сказала, что у вас свой путь, теперь я это понимаю. Желаю вам удачи на вашем пути, и пусть всемилостевейшие боги хранят вас.
-- Благодарю, лана.
Голдвин вырвала руку из ладоней менестреля, решительно встала и сперва пошла, а потом побежала прочь от мальчишки. Дил смотрел на ее удаляющуюся фигуру и думал, что мог бы легко завладеть этой юной ланой, но тогда покрыл бы бесчестьем и себя и ее. Он еще ни разу не делил с девушкой ложе, хотя охнардцы рано познают магию сплетенных тел.
*лана - почтительное общепринятое обращение к девушке или девочке высокого рода.
Приготовления заняли много времени. Сыновьям нафра пришлось задержаться дома на великий для всех Рактурцев праздник Корново. В этот день за один стол садился и бедняк и король. Иссушающий травы тролер завершал свой путь, а на его место приходил последний месяц ворока округ. Еще немного, и северные земли Рактура покроет белый снег, а на южные придут проливные дожди. Голдвин не показывалась на глаза Дилу, да и он сам не искал с ней встреч. Мальчишка наслаждался бездельем. Он часто ездил верхом на огненном Родогаре и наигрывал разные мелодии на своей лютне. Все оставили менестреля в покое, эти несколько блаженных дней стали самыми безмятежными на всем его долгом пути.
Рано утром Берхтлаф позвал к себе Радмира и Дила.
- Вам придется ехать вдвоем. Отец и эйр Кедрик ждут вас в столице. У меня появились важные дела.
- Ничего, брат, я уже много раз был в Аргу Маторе, мы доедем сами.
- Будьте осторожны, мне не нравится то, что происходит. Но больше всего мне не нравится, что нет вестей.
- Мы пошлем птицу, как только прибудем на место, - пообещал Радмир.
- Хорошо, ступайте, соберите все необходимое. И да, Дил, Кедрик просил передать тебе, чтобы ты не оставлял тут ничего своего, скорее всего ты уже не вернешься в наш дом.
Берхтлаф смотрел на мальчишку в упор, а потом притянул его к себе и обнял.
- Будь осторожен, брат. Помни, что тут осталась твоя семья и, что бы ни произошло, здесь тебе всегда рады.
- Благодарю, Берхтлаф, - улыбнулся мальчишка.
Спустя час Радмир и Дил выезжали верхом из земель нафра. Голдвин так и не вышла проводить менестреля, она заперлась в своей комнате и никого не пустила, но, когда мальчик выехал за ворота, пулей умчалась в сад. Мать только печально проводила девочку взглядом. Голдвин никогда не забудет голубоглазого охнардца, как когда-то не забыла своего она.
Двое всадников ехали по пустынным полям, ветер пронизывал до костей, из серого низкого неба спал первый снег. Юноши ехали молча. Дил изредка морщился, спина еще побаливала, учение Кедрика напоминало о себе, хотя Родогар старался не трясти своего наездника, словно понимая, что тот чувствует.
- Мне жаль, что ты нас покидаешь, - наконец не выдержал молчания Радмир.
- Я должен узнать тайну своего отца.
- Я бы тоже хотел узнать тайны своего, - грустно усмехнулся сын нафра.
Дил удивлено посмотрел на собеседника.
- Ты удивлен? Я совсем не знаю своего отца. Я слышал, что в юности он был лучшим рыцарем Рактура, правой рукой старого короля. Поговаривают, что наши предки из эльфов, но я не верю. Эльфов никогда не существовало. Это сказки. Про него так много рассказывают, но я так и не понял, где правда, а где ложь. Понимаешь, он не говорит о прошлом, совсем ничего. У каждого рода в нашей земле есть история на множество солнцеоборотов. А у нас ее нет. Я не знаю кто мой отец.
Менестрель слушал молча. Радмир говорил все с такой горечью, словно он потерял нечто важное.
- Но ты же знаешь, что твой отец хороший человек.
- Да, знаю, - Радмир улыбнулся, - но иногда этого так мало. Знаешь, к нам часто раньше приезжали в гости мальчишки из других родов. Мы играли, представляясь мудрыми правителями и знатными рыцарями. Каждый из них старался представиться кем-то из своего рода, а я всегда играл отца, но не потому, что так хотел, а потому что никого не знаю, кроме него...
- Почему это так важно для тебя? - Дил правда не понимал.
- Ты умеешь хранить секреты?
- Да, - честно соврал мальчишка.
- Прошлым солтором я был при дворе. У короля есть дочь, ее зовут Аравер. Она прекрасна как солнце, а ее улыбка. - Радмир мечтательно вздохнул. - Я был с ней...
- Ты хочешь сказать, что ... - начал было Дил, но его слова прервал отчаянный и страшный человеческий вой. Он доносился из-за дальней лесной гряды на краю поля. Мальчишки подскочили в седлах.
Не сговариваясь, оба всадника пустили коней галопом, и очень быстро достигли нужного места. То, что юнцы увидели, повергло их в оцепенение. По жухлой траве, воя и крича, катался рыцарь. Его лицо и одежду покрывала грязь. Знатный воин ожесточенно боролся с самим собой. Собственной правой рукой он прижимал к своему горлу меч, и своей же левой пытался этот меч отвести. Не возникало сомнения - этот рыцарь безумен. Мальчишки не знали, что им делать, они переглядывались между собой. Каждый ждал от другого действия. А рыцарь продолжал то завывать, как дикий раненный зверь, то рычать. Что-то очень знакомое ощущал Дил в этом безумце. Словно бы он встречался с ним совсем недавно. Менестрель всмотрелся в лицо рыцаря и побледнел. Перед ним по земле в борьбе с самим собой катался эйр Кедрик. Безумие страшно исказило его лицо, но оно осталось узнаваемым. Больше ждать оруженосец не стал:
- Радмир, нужно отнять у него меч, пока он не зарезал сам себя! - крикнул менестрель и ринулся на своего эйра.
Дилу даже удалось на несколько мгновений перехватить руку с мечом, но в следующее мгновение он отлетел в сторону. Радмир не стал выхватывать меч, а просто навалился на рыцаря всем телом, стараясь хоть на время обездвижить того. Но сила безумца оказалась столь велика, что сына нафра отшвырнуло к ближайшему стволу.
- Нужно попробовать вместе, - крикнул менестрель.
Радмир, тяжело поднимаясь на ноги, кивнул. Два мальчика прыгнули на рыцаря одновременно, прижимая того своими телами к земле. Но что может молодость против обезумевшего опыта? Кедрик раскидал юнцов в разные стороны, словно вайрутх. Он неестественно дернулся, изогнулся и всадил собственной рукой меч себе в подреберье, потом закачался и рухнул на спину.
- Неееет! - взвыл Дил и кинулся к наставнику.
Рыцарь смотрел тускнеющим взглядом в небо. Страшная гримаса безумия, словно отвратительная маска, сошла с его лица. Он с трудом повернул голову.
- Дил, мальчик мой, я победил его? Вы в безопасности...
- Эйр... - прошептал менестрель, его горло сдавили слезы.
- Почему так больно и горячо? - продолжал Кедрик. Он опустил руку к ране и с удивлением взглянул на свои пальцы, испачканные кровью. - Вот, значит, как... Я начинаю вспоминать... Мы пили за здоровье короля, у вина был странный вкус. А потом мир наполнился туманом. Я помню только, как король кричал, что среди нас вор и изменник. И он указал на... ме... ня... - Кедрик задохнулся от собственных слов и в следующее мгновение вцепился мертвой хваткой в одежду Дила. - Ничего не пей и не ешь во дворце, слышишь, оруженосец, они что-то подсыпали в вино... Вот, - рыцарь уже едва говорил, кровь толчками выходила из раны, заливая доспех. Кедрик из последних сил положил руку Дила на свой меч. - Ты должен взять его, - прошептал эйр, - он теперь тххсс... - воздух с тяжелым свистом вылетел из приоткрытого рта рыцаря, глаза его остекленели.
- Ааааааааа! - взвился над полем и лесной грядой высокий мальчишеский крик.
Двое всадников снова ехали молча по дороге. Конь Кедрика с закутанным в плащ телом рыцаря на спине трусил за ними. Меч эйра Дил приторочил к своему поясу. Родгар выгибал шею и фырчал, кони явно устали. Дорога повернула и нырнула в небольшой лесок. Менестрель вцепился в поводья, он чувствовал нестерпимую горечь утраты. До этого момента оруженосец даже не осознавал, сколь сильна его привязанность к рыцарю-наставнику. Но даже не сама потеря угнетала Дила больше всего, он проклинал себя за то, что не смог остановить Кедрика. Теперь ему придется жить с этим...
- Нужно сделать привал, - тихо произнес Радмир. - Кони устали, да и нам нужен отдых.
Дил молча кивнул в ответ. Ребята спешились, освободили коней от лишней привязи, аккуратно уложили мертвого рыцаря на жухлую траву небольшой поляны. Серое небо давило на верхушки деревьев. Менестрель запрокинул голову и уставился на паутину ветвей. Ему очень хотелось завыть, чтобы беспощадные боги услышали его голос и содрогнулись. Но горло перехватило. Мальчик часто задышал, трясясь всем телом, а потом подскочил на ноги и бросился на ближайшее дерево. Он колотил бугристый ствол кулаками и выкрикивал проклятья на охнардском наречии. Лицо и шею менестреля покрывали красные пятна. Оруженосец не чувствовал боли, молотя кулаками по стволу. Кровь от его разбитых рук брызгала в разные стороны.
Радмир спокойно встал, подошел к охнардцу и сжал его плечо. Дил резко развернулся, в глазах его полыхала отчаянная ярость. Он ударил сына кузнеца, тот ответил, и мальчишки покатались по земле. Радмир был старше и сильнее Дила. Он придавил его к земле, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть, и сказал, глядя прямо в глаза.
- Успокойся, брат, - сын кузнеца говорил нарочито тихо. - Мне так же, как и тебе, больно, эйр Кедрик учил меня еще ребенком, когда приезжал к нам. Но нам нельзя терять голову.
- Ты не понимаешь, я виноват, я не сумел остановить его... - Дил задергался в тщетной попытке высвободиться из-под "противника", но силы оставили его.
- Я все понимаю. Ты не должен винить себя, слышишь?
И Радмир отпустил, сел рядом, стряхивая налипшую грязь с одежды. Дил тяжело поднялся, тоже сел, обхватил колени руками и уткнулся в них лицом.
- Почему? - еле слышно прошептал он, - Почему именно Кедрик?
- Думаю потому, что он лучший, - грустно отозвался Радмир, он утер кровь с разбитой Дилом губы и положил руку на плечо менестреля. - Он самый честный и мудрый среди окружения короля, понимаешь? Ты же слышал, его отравили. Возможно, они хотели отравить самого светлого Дунвальда, но перепутали кубки.
- Столько потерь... - простонал Дил, он, кажется, не слышал рассуждений друга.
- Мой отец говорит, что путь настоящего воина - это путь лишений и потерь. Мы должны научиться идти вперед, брат, даже тогда, когда подкашиваются ноги. Пойдем, нужно поесть и двигаться дальше. Мы обязаны рассказать все королю, пока еще не поздно.
О, как хорошо тому, кто не знает всей правды. Сын нафра не знал правды, он искренне верил, что эйра отравили по ошибке вместо короля. Менестрель же понимал много больше. Он помнил подслушанный разговор так, словно только вчера затаив дыхание, ловил каждое слово тайного диалога. Нет, эйра отравили намеренно. Возможно, даже сам король приказал сделать это, но почему? Ответов у мальчишки не было.
Ребята молча поели хлеба и копченого мяса, взятых с собой в дорогу. Выпили воды. Солнце пробило лучами облака.
- В Аргу Матор* мы доберемся только к закату, - прервал молчание Радмир, укладывая привязь.
- Почему тебя это беспокоит?
- Думаю, отец хотел бы видеть нас на вечерней трапезе.
- Значит нужно поторопиться, - Дил завернул остатки еды в ткань и сунул в седельную сумку.
Мальчишки принялись поднимать мертвого рыцаря, чтобы уложить его на коня. Это был непростой труд. Крупный сам по себе, а потому тяжелый рыцарь, да еще в доспехе, стал неподъемен для двух уставших от долгого переезда ребят. После нескольких тщетных попыток Радмир предложил затащить тело на коня с помощью веревок. Дил чувствовал стыд от того, что приходится вот так без уважения затаскивать тело наставника, словно мешок с солью, на коня. Но им нужно ехать дальше. Оруженосец закусил губу и скривился от натуги, когда тянул за веревки. С огромным трудом ребята наконец-то собрались в путь.
Аргу Матор - столица Рактура, в переводе означает небесный город.
Теперь дорога становилась все оживленнее, пустые поля и леса сменили малые деревеньки - три-четыре дома, а потом и большие поселения с высоким защитным частоколом. В одном из поселений Радмир нанял провожатого с телегой. Теперь тело рыцаря уложили в телегу, немолодая жена провожатого принесла последние пахучие белые цветы и украсила ими смертное ложе эйра Кедрика. Так они и подъехали к высоким стенам Аргу Матора: двое мальчишек на конях впереди, за ними повозка с мертвым рыцарем и провожатым, а конь Кедрика последним на привязи.
Дил задрал голову. Главные ворота города украшали лев и конь, вставший на дыбы. Белокаменная столица Рактура поражала своим великолепием. В центре ее возвышался массивный замок. А верхушка самой высокой башни его, казалось, протыкает небо. От замка расходились изогнутыми лучами широкие стены-дома с арочными аркадами и проходами. Город сплетался в гигантский сложный узор, где линиями становились стены, дома, мосты, а драгоценными камнями круглые и острые крыши храмов. Аргу Матор бурлил и кипел жизнью. Сложные мосты с большими разнообразными проходами и широкими лестницами давали возможность перебираться с одного уровня города на другой. Дил заметил и еще кое-что: то тут, то там его взгляд натыкался на солдат в сияющих кольчугах с изображением коня на груди.
- Это личная охрана светлого Дунвальда, - шепнул ему Радмир, заметив интерес менестреля.
- Их так много?
- Раньше было много меньше, но, судя по всему, король стал меньше доверять своему народу.
Дил ничего не ответил сыну нафра, потому что они подъехали к посту городской стражи.
- Эй, - окликнул Радмира стражник, - ты сын нафра Ламбареда Эрут?
- Да, - с достоинством ответил мальчик.
- Покажи печать.
Радмир достал из походной сумки увесистый металлический кругляш с гербом дома.
Охранник кивнул и крикнул второму:
- Пропустить! Дар, проводи их до постоялого двора "Огненный Пес".
Ребята уже проехали мимо главы стражей ворот, когда тот окликнул их снова.
- Погодите, а кто это у вас в повозке?
- Это благородный эйр Кедрик Йорн, - гневно сверкнул глазами на стражника сын кузнеца.
- Все же погиб, - мрачно сказал стражник. - Зря ты привез его сюда, молодой нафр, лучше тебе было похоронить его, как воина.
- Это еще почему? - развернул коня Радмир.
- Да потому, что светлый Дунвальд обвинил Кедрика Йорна в предательстве и выслал из города день назад. Милостью своей король оставил клану Йорнов все, чем владел эйр, включая имя, но самого Кедрика лишил всех почестей, - терпеливо объяснил пожилой воин.
Слова застряли в горле сына нафра. Он не верил своим ушам. Мальчишка просто таращился на стража, словно увидел неведомую лесную тварь.
- Ладно, - махнул тот рукой, - везите его с собой. Будь это кто другой, я бы не пустил тебя, молодой нафр, но это сам эйр Кедрик Йорн. Когда-то, очень давно, он спас мне жизнь. И я так же, как ты, не верю в обвинения, - он повернулся к совсем молодому солдату. - Чего встал столбом, сказано проводить до постоялого двора и так чтобы без всякого там...
Солдат кивнул и поспешил вперед, жестами призывая всадников следовать за ним.
Радмир выглядел совершенно ошеломленным. У него в голове не укладывалось, как мог король обвинить лучшего рыцаря среди своего окружения в предательстве? Они без происшествий добрались до места, наконец-то расседлали уставших коней. Ламбаред вышел к ребятам, когда Радмир завел спор с хозяином по поводу мертвого рыцаря. Хозяин категорически не хотел оставлять его на постоялом дворе.
- Я для живых держу комнаты, а мертвецы пусть идут туда, где им место, - ругался хозяин.
- Что случилось, плут? - спросил кузнец, спускаясь по ступеням на широкий двор.
- Нафр Ламбаред, ваш сын притащил с собой мертвеца!
- Радмир?
- Отец, это эйр Кедрик, мы хотели остановить его, но... - мальчик прикусил язык и посмотрел на Дила.
- Мой рыцарь-наставник погиб, я не смог спасти его. И я не знаю, как положено провожать к ледяным тропам в Рактуре.
Ламбаред молча прошел к повозке, отдернул плащ с лица рыцаря и тяжело выдохнул.
- Прости, друг... - он некоторое время молча стоял, опираясь о край повозки, потом повернулся к хозяину постоялого двора. - Пошли человека к Арии, пусть передаст, что ее муж погиб и тело его тут. Позови женщин, пусть приготовят рыцаря к уходу в зеленые луга. Я заплачу тебе двойную цену за труды.
- Как на счет жеребенка из твоих конюшен?
- Ты что ополоумел? - взвился Радмир, он был готов броситься на хозяина постоялого двора с кулаками.
- Хорошо, - спокойно отозвался нафр.
- Но отец!
- Я сказал, хорошо! - Ламбаред развернулся к сыну и гневно сверкнул глазами.
Радмир опустил голову. Нафр жестом показал сыну и Дилу следовать в дом.
Дил сидел в большом чане, почти до краев наполненном водой. От воды поднимался белый пар. Менестрель сидел, поджав колени, и прислушивался к разговору Радмира и нафра в соседней комнате. Он слышал голоса, но разобрать, о чем они говорят, не мог. Дверь распахнулась, и в комнату ввалился мелкий мальчишка с большой бадьей горячей воды. Он пыхтел и ворчал что-то себе под нос. С трудом дотащив свою ношу до небольшой скамьи, мальчик-служка поставил бадью и вытер пот со лба.
- Вам подлить, гон? - отдышавшись, спросил он.
- Не нужно пока, - отозвался менестрель.
Мальчик скосил глаза на меч и кинжал, покоящиеся на куртке Дила. Почти всю остальную одежду оруженосца унесла стирать пожилая жена хозяина постоялого двора.
- Нравится? - спокойно спросил менестрель, не поворачивая головы.
- А что я? - испуганно затараторил служка. - Я ничего не трогал, гон... - он сглотнул и посмотрел абсолютно честными глазами на сидящего в воде.
- Значит, трогал, - усмехнулся Дил. Он вспомнил себя, когда его гон напивался до беспамятства и гулко храпел в очередном трактире, Дил брал его меч и представлял себя истинным воином, дерущимся один против сотен. Сейчас он уже хорошо понимал, что не справился бы и с двумя умелыми противниками, а возможно даже и с одним.
- Подлей воды, - сказал он мальчику. Сделал паузу, чтобы тот взял бадью, и добавил. - Можешь подержать меч. Кинжал не трогай.
Наверное, с такой скоростью служка еще не бегал с тяжестями. Он резво влил воду в чан, бросил бадью и в два прыжка оказался у одежды менестреля. Дил с насмешкой наблюдал, как мелкий мальчишка, затаив дыхание, трогает меч Кедрика. Нужно сказать, что это оружие и впрямь стоило восхищения. Длинный обоюдоострый меч из черного как ночь металла с изящно украшенной рукоятью. Служка поднял тяжелое оружие, ему пришлось держать его двумя руками стразу. Дил вздохнул и поглубже погрузился в воду.
- Скажи мне, какие сплетни ходят по городу? - спросил менестрель таким тоном, словно знал все и сам, но хотел убедиться, что и мальчишка их знает.
Будь тон вопроса иным, меч в руках не таким завораживающе тяжелым и прекрасным, мальчик-служка не стал бы рассказывать чужестранцу, а то, что Дил чужестранец, выдавал его явный акцент северянина, ничего. Но все сложилось благоприятно для менестреля.
- Говорят, короля хотят убить, никто не знает, кто, даже сам король. Это большая тайна, но о ней знает весь королевский двор и даже многие горожане, - отозвался мальчик, разглядывая узор на рукояти.
- А что ты об этом думаешь?
- Я? - служка удивленно поднял голову на Дила, - я ничего не думаю, гон, мне только жалко Черного.
Менестрель поднял бровь, показывая тем самым, что не совсем понимает, о чем говорит собеседник.
- Ну, Черный, лучший пес короля, Ратвин рассказал, что по приказу светлого его разорвали бешеные собаки прямо в тронном зале.
- Кто такой Ратвин?
- Это мой друг, он служит во дворце и все-все знает... ой, - мальчишка поднял испуганные глаза на Дила. - Гон, вы ведь не скажете никому, что Ратвин рассказал мне, а я рассказал вам? Вы ведь не скажете?
- Не бойся, не скажу, даю тебе слово. Так что еще рассказывал тебе твой друг? - вода в бадье начала остывать, но Дил не торопился вылезать, чтобы не спугнуть болтливость желторотого сплетника.
- Еще он рассказал, что короля предал рыцарь, и светлый его прогнал.
- Нет, он не предавал! - закипел оруженосец Кедрика, - Это гнусная ложь!
- Откуда вам знать? - сощурился служка.
- Я знаю, и все! - грозно ответил менестрель и ударил кулаком по водной глади. Брызги полетели в разные стороны. Мелкий испугался, вжал голову и чуть не выронил меч из рук.
- Не сердитесь, гон, я только говорю, что рассказали мне.
- Это все, что ты знаешь?
- Все, гон, правда...
- Ладно, принеси мне мою одежду, и побыстрее, - потребовал менестрель.
Служку как ветром сдуло, так быстро он умчался из комнаты.
Дил выбрался из воды, обтерся куском ткани, а потом обернул ее вокруг бедер. "Значит кто-то подговорил короля... Или напугал... Но понятно одно, его обманывают, а вернее, обманывает этот Нор, о котором говорил Кедрик". Теперь картина происходящего начала складываться: в эти земли пришли служители какого-то древнего темного культа, жрицы, они привели с собой Нора, который обманом вошел в доверие к правителю Рактура и стал его ближним советником. Теперь этот лжесоветник все больше отравляет разум короля гнусной ложью, заставляя правителя сомневаться в верных людях и в людях вообще.
Мысли Дила прервал мелкий постреленок. Он принес одежду и передал, что менестреля ждут внизу уважаемые нафры. Дил быстро оделся и спустился во двор. Радмир и нафр Ламбаред уже ждали его при полном параде. Сейчас кузнец выглядел иначе, торжественнее и богаче. Добротная одежда с гербом дома, на плече фибула, придерживающая длинный плащ, на боку приторочен меч с рукоятью в кожаной оплетке и с навершием в виде ощетинившегося шипами шара, на голове тонкий кожаный обруч с вделанными драгоценными камнями. Радмир оделся попроще, в его обруче не было камней, и меч на боку блистал простой рукоятью с плоским навершием. В одежде Дила единственной дорогой вещью оставался только меч эйра. Лютню менестрель тоже взял с собой, он не сомневался, что ему придется петь для короля.
Тронный зал гудел людьми. Богато одетые девушки и женщины, юноши и мужчины, стояли, сидели за большим столом, разговаривали. Рядом лежали и ходили большие красивые псы, люди кидали им объедки со стола. Король восседал на высоком стуле, слева от него стоял пожилой человек в длинном белом балахоне и красном плаще. По низу балахона тянулся золотой узор из переплетенных знаков Саенто. На золотой цепочке на его груди висел огромный красный камень в золотой же оправе. Дил сразу догадался, что это Нор Бордхаб. На фоне белых одежд смуглое лицо этого неприятного человека смотрелось серо-коричневым. В его черных волосах и бровях пробивалась пепельная седина. Угольные глаза Нора смотрели пристально и остро из-под сведенных бровей. Советник не был расуром, скорее он принадлежал южным народам. Чувствовалось в этом странном человеке нечто магнетическое, а от взгляда становилось не по себе. Менестрель заметил и еще кое-кого в тронном, несколько темных жриц с накинутыми на лица капюшонами стояли у дальней части зала. От их присутствия Дил чувствовал глубинный животный страх, слишком хорошо он помнил каждую встречу с Остео. Рядом с королевским стулом стоял еще один, такой же высокий и красивый стул. Ламбаред, заметил интерес мальчика и шепнул ему:
- Это стул королевы, она сейчас носит во чреве ребенка и не всегда присутствует на праздниках.
Дил молча кивнул в знак благодарности за разъяснения.
Король поднял руку, и все смолкли. Он обвел собравшихся тяжелым взглядом, словно бы искал кого-то, а потом громко сказал:
- До меня дошли слухи о смерти Кедрика Йорна, так ли это?
- Да, светлый, - поднялся Ламбаред, - мой сын и оруженосец Кедрика привезли его тело в город.
- Что же, его роду оставлены все почести, пусть похоронят его, как пожелают. Но я хочу напомнить тебе, нафр Ламбаред, что Кедрик Йорн более не рыцарь и у него не может быть оруженосцев.
Нафр промолчал, хотя желваки на его лице заиграли от гнева. Непростой выбор стоял перед славным Ламбаредом. Он мог сказать слово попрек слова короля, защитить честь и память старого друга, но поставить под страшный удар свой род. А мог промолчать и, возможно, после противостоять проклятому советнику Дунвальда. Хотя сейчас нафр думал не о противостоянии, он думал о Радмире и Берхталфе, и Голдвин, и о самом младшем Годмере, о своей жене и людях его земель. Противостояние королю могло поставить под удар их всех, а возможно обречь на смерть. Сам нафр не боялся смерти, он слишком часто смотрел ей в лицо, но его дети и жена... И потому могучий воин-кузнец промолчал сейчас, оставляя гнусное обвинение без ответа.
- Мне нравится твоя мудрость, славный нафр, - с насмешкой в голосе пропел Нор Бордхаб, выступая из тени королевского стула. - Кедрик покрыл себя позором предательства и смерть его не потеря, а спасение для Рактура. Но король милостив, клан его сохранит доброе имя свое, - советник намеренно сделал паузу, чтобы насладится тем как кулаки нафра сжимаются в бессильной злобе. - Однако сын предателя обязан послужить своему королю в рядах слуг Саенто!
- Что? - вырвалось сразу у нескольких рыцарей за столом.
- Мое слово есть закон, - грозно прорычал властитель на троне. Лицо его потемнело, а глаза засверкали. - Отныне все пошедшие против моего слова будут умирать, а кланы их служить великому Рактуру в рядах светлой армии Саенто!
Лицо нафра стало страшным, но он справился с собой и сел, уперев взгляд в стол. В тронном зале повисла такая тишина, что стало слышно, как влажно дышат собаки.
- Я закон, - вновь громко сказал король, - и все кто пойдет против меня познают силу моего гнева.
Слова властителя неслись над толпой. Никто не посмел ничего сказать поперек. И вдруг тишину взорвал истеричный смех. Все повернули головы. В зал вошла королева. Лицо и руки ее покрывали страшные ожоги, на подоле длинного платья виднелись кровавые следы. Королеву вела под локоть темная жрица. Дил вгляделся в лицо некогда красивой женщины, и ему оно показалось страшно знакомым. Нет, он не видел ее раньше, не мог видеть, но нечто неуловимое заставляло его с напряжением всматриваться в это изуродованное огнем лицо. В зале повисла такая тишина, что воздух начал звенеть как натянутая струна. И тут менестрель понял, эта женщина безумна так же, как был перед смертью безумен Эйр Кедрик. Безумие делало их лица так похожими друг на друга. Мальчику стало страшно.
Король взревел, пнул лежащую у ног собаку и ударил кулаком по подлокотнику. Горе отразилось на его лице, он поднялся, чтобы пойти навстречу безумной королеве, но рука советника остановила его. Король осел обратно на свой стул и закрыл рукой лицо.
- Не убивайтесь, светлейший, - мягко проворковала жрица, - ребенок был мертв, но мы поможем светлой королеве залечить раны и родить вам крепкого наследника. Все в руках великого бога.
Дил ужаснулся, лицо короля вмиг стало спокойным, он смотрел на жрицу, и ярость его растворялась в спокойствии.
- Что же вы все молчите, - сказал он, обращаясь к собравшимся. - Радуйтесь, светлая королева чиста, ибо сегодня прошла очищение огнем. Мертвый плод ее пусть предадут огню, чтобы новый на его месте был живым и светлым.
Пока король говорил, жрица довела королеву до ее стула и усадила бедную рядом с королем.
- Выпьем за короля, - крикнул один из рыцарей, и все поддержали его гулом голосов. Дил ощущал, как накалился на боку его кинжал, он буквально полыхал не хуже только вынутого из горна куска металла. Мальчик оглянулся, жрицы встали в круг и что-то шептали. Их капюшоны покачивались от едва заметных кивков. Гул голосов нарастал.
- Ничего не пей и не ешь, - прошептал в самое ухо Дила Радмир.
И тут менестрель начал понимать, что происходит. Каждое кушанье, что стояло и лежало на пиршественном столе, несло в себе яд безразличия. Живыми и настоящими в тронном оставались только нафр, его сын, сам менестрель и враги Рактура: советник и жрицы. Оруженосцу Кедрика стало еще страшнее от осознания этого.
Король засмеялся, поднимая кубок, а королева заплакала. Безумие и отчаянье царило в тронном зале.
- Я слышал, - громко произнес светлый Дунвальд, - что среди вас прячется сын великого менестреля Лласара. Встань, мальчик и спой нам. Я хочу услышать, так же ли ты хорош, как твой отец.
Дил встал, сердце его колотилось в груди, а кинжал пек бок. Он взял в руки свою видавшую виды лютню и на неверных ногах пошел к безумному королю.
- Я спою, светлый король, и песня моя расскажет истинную правду, - произнес менестрель. Он видел несчастную королеву, видел самодовольного советника и темную тварь в капюшоне, притаившуюся за его спиной. Страх внутри мальчишки скукожился и рассыпался пеплом, а вместо него разгорелось пламя гнева. Он бросил недобрый взгляд в сторону седого Нора, пробежался тонкими пальцами по струнам и запел:
В глухую ночь на Корново Король увидел сон. И он, не веря в колдовство, Был очень удивлен: В опочивальне у себя Увидел старца вдруг, И тот сказал: "Король, тебя Предаст ближайший друг!
И честь, и трон, и жизнь твою Он смерти обречет. Предаст тебя в лихом бою Иль возмутит народ, Иль яд в бокал подсыплет твой, Иль грудь пронзит мечом, Или погубит клеветой, Иль как-нибудь еще".
"Но старец добрый, я смущен: Друзьями я богат. Я их любовью окружен И каждый мне - как брат". "Что ж божья милость такова: Ты волен выбирать; Сам укажи того сперва, Кому тебя предать!"
К рассвету уж король не спит: Удачно выбран враг. Он привести к себе велит Двух бешеных собак. На лицах челяди застыл Один немой вопрос: Чем королю не угодил Любимый гончий пес?
Вот пес искусан до крови И сам остервенел: Слюной исходит до земли И взгляд остекленел. Хоть меткий рыцарь рядом был, Натягивая лук, Но короля не укусил Пред смертью верный друг.
Король решает меж людей Предателя искать. Он во дворец велит скорей Всех рыцарей созвать. Когда вассалы собрались За пиршественный стол, Король средь многих честных лиц Честнейшее нашел.
Златую чашу подложил Он другу своему. Публично в краже уличил, Но не услал в тюрьму; Из замка гнать его велел В расчете месть разжечь... А друг бесчестья не стерпел И бросился на меч.
Раз так, то может изменить Любимая жена: "На чистом пламени клянись, Что мне была верна!" Но королеве не страшны Ни пытка, ни тюрьма: Став виноватой без вины, Она сошла с ума...
Король, истерзан и уныл, Уселся у огня. "Я всех друзей своих убил, И кто ж предаст меня?" С насмешкой голос отвечал Ему из темноты: "Король, ты сам себя предал, Король, предатель ты. Король, ты сам себя предал, Предатель - это ты".
Тол Мириам
(изменения, внесенные в тексты,
выделены курсивом)
Мальчишеский чистый голос вился над молчаливой толпой. Лица людей менялись, словно они просыпались от сна. Даже жрицы перестали шептать свои заклятья. Король смотрел на менестреля в упор, в глазах его проявлялась нестерпимая тоска. Только королева безумно и тихо подпевала юнцу. Советник смотрел на Дила, и глаза его сверкали гневом. Песня обладала огромной силой пробуждения. Дил замолчал, глядя прямо на короля. А песня его продолжала отзываться эхом в сводах зала.
- Светлый король, - громко произнес мальчишка. - Эйр Кедрик Йорн был лучшим твоим рыцарем, все это знают. А он, - Дил указал пальцем на советника, - убивает тебя и твой народ. Неужели ты не видишь этого?
И вновь тишина повисла в зале. Все присутствующие смотрели на менестреля. Певец фактически подписывал себе смертный приговор своими словами, каждый это понимал. А Дил... Дил верил. Каждый человек должен во что-либо верить. И сын Лласара верил в правильность цели, в верность идеалам, которые вложил в него отец. Эта вера завела мальчишку в большую беду, но и возвысила над остальными. Он один не побоялся сказать правду грозному правителю. А из веры всегда рождается верность. Люди ежедневно воздают дань верности, они порой отдают последнее во имя нее.
Самое главное в верности - не ошибиться, и тогда верный друг придет на помощь в беде, верный конь вывезет с поля брани, верный меч не подведет в бою, а верный путь приведет к цели.
Советник положил на плечо короля руку и громко сказал:
- Этот мальчик должен умереть, он пошел против воли светлого Дунвальда. Он посмел обвинить меня, а значит, и короля в предательстве.
Возмущенный гул поднялся в зале, рыцари повскакивали с мест. Кое-кто даже выхватил меч, но неожиданно для всех одна из темных жриц встала около юного певца.
- Этот мальчик не подвластен законам этих земель. Он чужеземец. Останови свой гнев, советник, ибо данное можно и отнять... Светлейший, даруй сыну севера жизнь, придумай другую кару.
- Отойди, жрица, - прорычал советник, - мальчишка должен умереть.
И в тот же момент Нор отчаянно начал хватать воздух ртом, словно кто-то сдавил ему горло. Он отшатнулся назад, с трудом удержался за спинку королевского стула.
- Светлейший, - с улыбкой произнесла жрица, - назовите кару для певца.
Дунвальд поднял взгляд на фигуру в капюшоне, страшный пустой взгляд и произнес:
- Пусть будет гостем в наших подземельях... Навечно!