Джоча Артемий Балагурович : другие произведения.

Песнь о любви, зависти и скорби

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    История написана исходя из желания описать события, послужившие завязкой для "Идущие к свету, рожденные тьмой", а также желанием свободно порассуждать на предмет природы различных описанных в оригинальных играх событий и явлений, в самих играх либо не объясненных, либо объясненных противоречиво. Естественно, знатоки лора игр серии "Dragon Age" могут наткнуться на вопиющее несоответствия в тексте данной истории каким либо фактам, изложенным авторами игр позднее в сопутствующих материалах, будь то книги, комиксы и т.д. Ошибки могут быть допущены либо по причине недостаточной осведомленности автора, или в следствии умышленного искажения в угоду художественному замыслу. Приношу заранее извинения за это и призываю относиться к тексту, как к истории по мотивам.
   ПЕСНЬ О ЛЮБВИ, ЗАВИСТИ И СКОРБИ.
  
   Проклятье! Это просто какая-то свалка
   безумных фантазий!
  
   - из заметок тевинтерского ученого,
   принимавшего участие в безуспешной
   попытке составит карту Тени.
  
   ПРОЛОГ. ЗОЛОТЫЕ СЕРДЦА.
  
   Теряясь в чахлом подлеске, звериная тропа вела в самое сердце древнего леса. Сухие ветви, склонившиеся над тропой под тяжестью влажного мха, настойчиво цеплялись за складки одежды, а выпирающие из-под земли старые корни, скрюченные в замысловатые петли, норовили ухватить за лодыжки, как самые настоящие капканы. Уже не в первый раз проходя этой тропой, Вассадор с досадой ловил себя на мысли, что его родной лес, века служивший домом и защитником для его народа, в этом потаенном месте не признает в нем желанного гостя. Как и прежде при его появлении как-то незаметно смолкли звуки животных, привычное щебетание птиц растворилось в звенящей тишине, и даже ветер, до этого монотонно шелестевший листвой в вышине, постепенно затих. Осязаемый сумрак, гнездящийся в спутанных ветвях, касался кожи влажной прохладой, заставляя Вассадора зябко ежиться и настороженно оглядываться по сторонам, ощущая спиной взгляды неведомых тварей, притаившихся в темной чащобе и готовых в любой момент наброситься на чужака.
   Будто оправдывая опасения Вассадора, редкие пятна солнечного света, что виднелись средь деревьев на мшистом пологе тут и там, разом потухли и немедленно вспыхнули вновь, как если бы огромное существо пронеслось где-то над лесом, на мгновение полностью закрыв собой солнце. Как ни странно, но былой угрюмый сумрак стал ощутимо прозрачней, словно пробежавшая тень захватила часть его с собой. Казалось, сами листья начали сочиться нежным золотом, наконец-то переполнившись солнечным светом, что в изобилии орошал верхушки деревьев. В лесу по-прежнему было тихо, но эта тишина приобрела иное значение, чем прежде - не угрозу вторжению, не повод к бегству, но предвкушение чьего-то появления. Лес ждал, застыв в раболепном безмолвии, и Вассадор, невольно затаив дыхание, тоже замер, чутко вслушиваясь в тишину.
   Напряженное ожидание прервал звонкий смех, послышавшийся неподалеку - так капля росы едва трепещет на невесомой паутине, играя искорками света в лучах восходящего солнца. В таком неприветливом месте Вассадор скорее поверил бы, что этот смех ему померещился, однако кажется именно он, подобно невесомому камешку, скатившемуся по склону горы, в итоге породил вслед за собой бурную лавину пробуждения леса. Птицы, как по команде наперебой принялись оглашать лесные своды переливчатыми трелями, широкие лучи солнечного света, упавшие вниз меж расступившихся ветвей, пронизали облачка золотистой пыльцы, курящейся затейливыми узорами над изумрудным ковром мха, а стайки танцующей мошкары устремились ввысь, мельтеша на фоне озер голубого неба, открывшихся в доселе непроницаемом зеленом своде. Уже ставший привычным сумрак рассеялся, а вместе с ним на фоне пестрой палитры из сочной зелени и пятен света затерялась тропа, приведшая сюда Вассадора, заставив его беспомощно озираться по сторонам.
   Вассадор шагнул наугад, и немедленно чуть в стороне вновь раздался знакомый смех, словно подсказывая верное направление. Вынужденный принять правила этой нехитрой игры, Вассадор стал переходить от дерева к дереву, пока не оказался на границе просторной поляны, залитой ярким солнечным светом. Миновав густой подлесок, он вышел на открытое пространство, держась небольшого ручья, чье негромко журчащее русло появлялось среди мха под высокими деревьями и, слегка изгибаясь, вело к центру поляны, где вода скапливалась в небольшое прозрачное озерцо. Остановившись рядом с водоемом, Вассадор преклонил колено и погрузил ладонь в воду, наслаждаясь приятной прохладой и созерцая собственное отражение в слегка колышущейся водной глади. Для эльфа Вассадор был на редкость широк в кости и обладал немалым ростом, что с юных лет выделяло его среди сверстников и служило поводом для всевозможных пересудов: будто бы его отец пренебрег женщинами клана и приютил зачатого где-то на стороне полукровку. Конечно, открыто об этом никто не говорил, разве что в детстве, дабы затеять с Вассадором ссору, несмышленые юнцы частенько называли его мокроногим бычком, намекая на шемлинское поселение, сравнительно недавно возникшее на побережье неподалеку от леса.
   Мгновения умиротворения нарушило отразившееся в зеркале воды нечто огромное, стремительно пронесшееся на фоне неба над самой поляной. Одновременно с этим плотный ток воздуха обдал спину Вассадора, а затем его ноги ощутили, как явственная дрожь пробежала по земле, породив на поверхности озерца частую рябь, на время стершую отражение. Вассадор обернулся, но вместо гигантского существа, которое ожидал увидеть, обнаружил в тени деревьев невысокую девушку, с легкой иронией в уголках полных губ смотревшую на него. Она не была эльфийкой ни внешне, ни, как доподлинно знал Вассадор, по своей истинной природе, но ее нагое тело, обрамленное ниспадающими до самых бедер тяжелыми золотистыми локонами, все равно будило в Вассадоре желание. Девушка сложила руки на груди, демонстрируя на предплечьях едва заметные золотистые чешуйки. Если бы не эта необычная деталь ее кожи и не ее большие янтарные глаза с чуть вытянутыми зрачками, Вассадор мог бы принять ее за шемлинскую женщину, каким-то образом забредшую в эту глухую часть леса с побережья. Заметив вожделенный взгляд Вассадора, девушка рассмеялась тем самым серебристым смехом, что недавно служил Вассадору проводником.
   - Мы не первый раз встречаемся с тобой, достопочтимый Вассадор, но несмотря на твое величие, как воина, ты до сих пор пробираешься сюда, словно пугливый молодой олень, - ее бархатистый голос был подобен ее телу, он манил, но в глубине скрывал нечто чуждое и даже опасное, и одновременно необъяснимо притягательное. - Или твоя робость имеет иную природу?
   Вассадор смутился, почувствовав себя неуютно под ее пристальным взглядом.
   - Лес все еще считает, что я могу причинить тебе вред, Лодрин.
   - Какая глупость, Вассадор, - отмахнулась она, обыденным жестом развеяв неловкость между ними. - Уж поверь мне, этот лес ничем не примечателен за исключением того, что это твой дом, и ты единственный его хозяин и защитник, а вовсе не какой-нибудь ревнивый дух, пожелавший присвоить себе эту роль.
   Лодрин шагнула навстречу Вассадору и встала напротив него, чуть запрокинув голову и глядя ему в глаза. Ее близость пьянила Вассадора, он ощущал, как от девушки исходит мягкое тепло, будто поощряя скинуть одежду и предстать перед ней обнаженным. Догадывалась ли она о чувствах Вассадора, дразня его своей наготой, или, как существо высшего порядка, не воспринимала влечение Вассадора, как что-то, достойное внимания. Он протянул к Лодрин руку и провел внешней стороной ладони по ее пушистым локонам, любуясь овалом ее лица. Золотистые чешуйки, появляющиеся за ее маленьким ушком и спускающиеся вниз по шее к плечам, были едва различимы на гладкой коже, переливаясь на солнце радугой цветов. Разум настойчиво напоминал Вассадору, кем на самом деле является Лодрин, но глаза заставляли поверить, что перед ним привлекательная женщина, готовая ответить на ласку, а прикосновения к ее коже рушили все запреты, подавляя последние внутренние призывы к благоразумию.
   - Я должен бояться тебя, бежать от тебя прочь или, на худой конец, упасть перед тобой ниц... - тихо вымолвил Вассадор, наклоняясь к Лодрин и с упоением вдыхая легкий цветочный аромат, исходящий от ее волос. - Но против воли рано или поздно начинаю думать о тебе, как о самой желанной женщине на свете, и вот мои ноги уже несут меня в самое темное место этого леса в надежде встретить тебя вновь вопреки страху навлечь твой гнев...
   Она не отстранилась, когда его губы робко коснулись ее губ, лишь откинула голову назад, уступая его настойчивости, и водопад ее золотых волос расступился, открывая ее обнаженное тело во всей красе. Вассадор обнял ее за тонкую талию, и Лодрин закинула руки ему на плечи, ероша своими пальцами его непослушные волосы и позволяя теснее прижаться к себе. Ободренный благосклонностью Лодрин, Вассадор пил нектар ее губ, наслаждаясь гибкостью ее податливого тела. Последние мысленные преграды пали, и Вассадор, захваченный волной возбуждения, вновь испытывал давно позабытый трепет в предвкушении первой встречи с женщиной. Он готов был подхватить Лодрин на руки и отнести под сень деревьев на мягкий ковер из травы и мха, но без какой-то видимой причины тело девушки, мгновение назад покорное ласке Вассадора, напряглось, налившись упругими мышцами.
   - Мы должны остановиться, - прошептала Лодрин, мягко разрывая узы его рук.
   Несмотря на все безумие происходящего, Вассадор почти поверил, что уже не услышит этих слов.
   - Прости меня, Лодрин, я не смог совладать с собой. Я не достоин... - раздосадовано ответил он, покорно отстраняясь.
   Лодрин грустно улыбнулась, задержав его ладонь в своих пальцах.
   - Все совсем не так, мой бесстрашный защитник. В этом мире я не смела даже надеяться получить такой бесценный дар, - с грустью сказала она. - Но сейчас не время, Вассадор.
   Она почему-то опустила глаза, и Вассадор заметил в их уголках капельки влаги. Вассадор поднял ее подбородок, вглядываясь в наполненные слезами глаза.
   - Что случилось, Лодрин? - спросил он.
   - Ах, если бы ты принадлежал только мне, благородный Вассадор, - в отчаянии воскликнула она. - Но это не так. Я не хочу отпускать тебя, я даже могу силой заставить тебя остаться со мной, унести на край света, спрятать в Тени, но ты никогда не простишь мне этого.
   Смесь тревоги и непонимания отразилась на лице Вассадора. Он захотел успокоить ее, вновь обнять, но она положила свою ладонь ему на грудь, возведя между ними такой хрупкий на первый взгляд, но непреодолимый барьер. Ее взгляд, обращенный на него, вдруг затуманился, и Вассадор по дрожанию тончайшей мембраны на границе реальности и мира Тени понял, что сейчас Лодрин далеко отсюда. По крайней мере, какая-то часть ее.
   - Твои люди, полководец, в опасности, - вдруг заявила она скрипучим голосом, взирая на Вассадора неуловимо знакомыми глазами. - В твои земли вторгся враг! Так поспеши же обнажить оружие, воин! Встань во главе своей армии и вышвырни подлых захватчиков вон! Останови их, пока...
   Вассадор от неожиданности отпрянул, узнав не столько голос, сколько знакомые интонации, с которыми были произнесены слова. Так мог говорить только его давно умерший отец. Поначалу он воспринял это как какую-то злую шутку, но мгновение спустя спохватился, уверенный, что Лодрин не способна на такие проделки. Но только если эти слова не аллегория разрушенным надеждам его отца, чей призрак, затерявшийся по ту сторону реальности, теперь решил напомнить о себе по воле Лодрин или без ее ведома, то, может быть, речь шла о реальной угрозе?
   - Это ведь был мой отец?! - поборов первоначальное смятение, воскликнул Вассадор, обхватив девушку за плечи.
   Туман в глазах Лодрин к этому моменту уже рассеялся, и она устало оперлась на руку Вассадора.
   - Да, это был он, - кивнула она.
   - Но что значат его слова? - спросил он. - Кто тот враг, о котором он говорил, и где его искать? Уже долгое время с границ наших земель не было тревожных вестей. Неужели кто-то из соседей решил вероломно нарушить мирный договор?
   - Враг уже здесь, близко! - ответила Лодрин. - Поверь мне, Вассадор! Нужно готовиться к сражению, пока это еще не поздно!
   От внезапного осознания надвигающейся беды Вассадору захотелось немедленно оказаться у Священного Дерева, под сенью которого сейчас, несомненно, созывался военный совет. Вот только Вассадора на нем не было, и он с запоздалым чувством вины представил, как посланные на его поиски гонцы возвращаются ни с чем. Теперь ему оставалось лишь бежать назад так быстро, как это возможно, надеясь не сбиться с тропы на обратном пути, но уняв первый порыв сорваться с места, Вассадор пристально посмотрел на Лодрин, вынудив ее отвести глаза.
   - Мне показалось, отец не успел договорить до конца, - заметил он. - Может быть, ты знаешь, что еще он хотел сказать?
   На лице Лодрин отразилась скоротечная борьба, лишь подтвердившая подозрения Вассадора.
   - Нет, Вассадор, мне нечего добавить к его словам, но... если хочешь, я покажу тебе то, что он видел прежде чем призвать меня.
   Темные омуты поглотили янтарь в глазах Лодрин, оставив лишь светящиеся золотом тонкие кольца по краям расширившихся зрачков, намертво поймав взгляд Вассадора, Он стал погружаться в них, теряя ощущение своего тела, одновременно испытывая пронизывающий холод своим вновь обретенным зыбким естеством. Он почему-то знал в этот момент, что его бестелесное существо вот уже долгое время скитается в этом темном и холодном месте. Иногда он видел в темноте неяркие пятна света, он устремлялся к ним, каждый раз теряя частичку себя в надежде согреться теплом чьей-то живой души, но тщетно. Это был всего лишь отсвет очередного спящего разума, неспособный насытить теплом разлагающуюся душу скитальца. Он не помнил, кто он, и почему ему была уготована подобная участь - он растерял слишком много себя за долгое время скитаний, но остановиться не мог, раз за разом устремляясь на каждый слабый свет. Вот вновь во тьме блеснул огонь, призывая его. Достигнет он его или по пути к нему окончательно растворится в небытии. Но долг зовет... Долг? Ради чего или кого? Он начал по крупицам вспоминать, кто он и зачем здесь находится. Ради своего народа, ради своего сына он обрек себя на эту вечную стражу. Память придала силы, и тьма расступилась пред ним, открывая путь к источнику света. Нет, это была не источающая тепло душа путешественника, и даже не тень спящего. Блистающий огнями перекресток ярко светился во мраке. Через него, выступая из объятых голубым пламенем врат, маршировали воины. Минуя перекресток, они исчезали без следа в противоположных вратах, пылающих алым пламенем. Он попытался рассмотреть, что находится по ту сторону врат за алыми языками пламени. Пещера, грубо обработанный камень алтаря, примитивная резьба на стенах. Что-то знакомое... Он знал, что там, он видел это место. И рабские клейма, что затейливым рисунком вились на лицах воинов, вне всяких сомнений, были ему известны. Злейший враг, что издавна мечтал присоединить к своим владениям непокорные земли клана. Он должен предупредить свой народ, исполнить долг. Но как? Он ринулся к вратам в надежде оказаться в той пещере, что сумел рассмотреть, но пламя яростно взревело, преграждая путь. Ожегшись, он закричал, но крик его был столь же бесполезен, как и беззвучен. Даже среди духов он стал призраком, невидимым и неощутимым - немощным настолько, что уже не мог исполнить свое предназначение. Осталось лишь воззвать к богам. Не к тем из них, что возомнили себя таковыми, отобрав силу у заточенных в темницы великих душ, но к древним, что еще могли его услышать. Собрав остатки сил, он попытался вспомнить имя... Имя той, что когда-то дала обещание прийти на зов в обмен на свободу. Момент настал, и окончательно развеявшись по Тени, он сам превратился в зов:
   "Лодрин!!!"
   Она явилась на этот зов немедля - вокруг частичек его рассеянного существа, когда его я, его разум стали исчезать, растворяясь в холоде и тьме, порождаемый ей золотой свет окружил его со всех сторон, окутывая теплым саваном.
   "Да, великий охотник, я слушаю тебя покорно" - зазвучала с разных сторон разноголосица слов, - "Твой путь закончен, и ты призвал меня, чтобы наконец покинуть пограничье и в грезах Тени мирно упокоиться?"
   "Это так" - устало вымолвил он, с наслаждением впитывая свет. - "Но прежде исполни мою последнюю волю, и ты свободна"
   "Чего желаешь?" - покорно вымолвил могущественный дух.
   "Я должен предупредить моего сына об опасности, пока не стало слишком поздно"
   "Расскажи мне об этой опасности, и я все в точности передам ему"
   "Нет, я должен сам сказать ему"
   "Ты не доверяешь мне, охотник?"
   "Мы теряем время, дух!"
   "Но есть лишь один способ исполнить твое желание!" - помедлив, сказал дух. - "Придется стать частью меня. Ты обретешь на время тело... Мое тело, способное чувствовать материальный мир, но лишь на краткий миг, а затем... Ты растворишься. Тебя не станет! Ни частички, ни шепота мысли, ни обрывка сна! Ты все равно желаешь этого?"
   "Да, дух, я готов!"
   Теплый свет вокруг внезапно стал нестерпимо жарок, и Вассадор почувствовал, что та крупинка естества, где еще гнездилась мысль, стала плавиться, как масло на жаровне, смешиваясь с окружающим светом. И вот, когда плавильня душ готова была испепелить его окончательно, нестерпимый жар начал спадать, а яркий свет бледнеть. Он почувствовал прохладу, кожи коснулся ласковый ветер, безмолвие сменилось до боли знакомыми звуками живого леса. Запахи хвои, ароматных трав и прогретой солнцем земли наполняли воздух. Как же ему хотелось просто послушать эти звуки, вдохнуть свежий воздух и посмотреть на лес, на небо... Но времени нет. Бледная пелена окончательно рассеялась, и он увидел прямо перед собой себя самого. Губы повторили уже знакомый отчаянный призыв, а когда он пожелал поведать о пещере, что видел за алыми вратами, воздух внезапно застрял в глотке, не позволяя исторгнуть ни малейшего звука. Время краткой встречи вышло. Прощай родной лес навсегда, прощай мой славный сын навеки... Последний вздох и... пустота.
   Вассадор вынырнул из омута видения, веря, что еще мгновение и он сам, как дух его отца, бесследно растворился бы в безмерной, бесконечной сущности великого духа. Едва уняв дрожь в теле, Вассадор стал лихорадочно вспоминать, где видел ту самую пещеру, что рассмотрел его отец. Память охотника, хранящая образы каждого хотя бы единожды виденного потаенного уголка родного леса, услужливо подсказала искомое месте, и вместе с этим пришло осознание масштабов грозящей опасности.
   - Теперь ты сам убедился, что опасность реальна, - промолвила Лодрин, касаясь его плеча.
   - Да, это так, - рассеяно кивнул Вассадор. - Но мне показалось, ты хотела скрыть от меня подробности.
   Коротко кивнув, Лодрин виновато опустила глаза:
   - Зная тебя, я испугалась, что ты решишься на какой-нибудь безумный поступок.
   - Например, отправлюсь в ту пещеру в одиночку?
   Лодрин вздрогнула и, вскинув на Вассадора глаза, пристально вгляделась в его лицо.
   - О, нет! - воскликнула она. - Ты же не думаешь всерьез поступить так!?
   - Боюсь, у меня нет иного выхода.
   - Ты желаешь в одиночку сразиться с врагом? - Лодрин растерянно смотрела на него. - В своем ли ты уме, Вассадор! Я не ставлю под сомнение твои храбрость и силу, но ты погибнешь там один! Вернись в Лесной Город и созови воинов, как призывал дух твоего отца.
   - Нет, на все это уйдет слишком много времени, - упрямо покачал головой Вассадор. - Дух моего отца стал частью тебя, и ты знаешь, что войска захватчиков через установленный в пещере элювиан беспрепятственно проникают в сердце нашего леса минуя сторожевые заслоны на границе. Они смогут напасть на Лесной Город прежде, чем мы успеем собрать ополчение, способное остановить их! Единственный шанс для нас избежать поражения - это повредить или вовсе уничтожить магическое зеркало прежде, чем враг успеет переправить значительную часть своих сил.
   В глазах Лодрин отразились боль и разочарование. Кажется, она готова была силой заставить Вассадора отказаться от опасного плана, но поймав его полный решимости взгляд, обреченно вздохнула. В последний раз с грустью посмотрев на эльфа, Лодрин отступила на шаг. Янтарь в ее глазах вспыхнул внутренним светом, а сузившиеся зрачки заметно вытянулись, сделав взгляд девушки похожим на звериный. Лодрин расправила плечи и откинула голову назад, ее кожа стала источать слабый свет, облекая обнаженное тело полупрозрачной дымкой золотистого одеяния.
   - В таком случае тебе понадобится моя помощь, - неуловимо изменившимся голосом сказала она.
   Вассадор захотел возразить, но его слова, уже готовые сорваться с губ, оказались обращены в пустоту. Лодрин, мгновение назад стоявшая прямо перед ним, на его глазах рассыпалась облаком золотистых мотыльков, которые закружили вокруг растерянного Вассадора, а затем устремились ввысь по направлению к солнцу. Не смея прямо смотреть на нестерпимый свет, Вассадор зажмурился, а когда солнце загородил огромный силуэт, с изумлением воззрился на великолепного дракона, чья золотистая чешуя, купаясь в солнечных лучах, слепила так же сильно, как само светило. Неслышно, но отчетливо прямо в центре головы Вассадор ощутил непривычный, но, несомненно, узнаваемый голос Лодрин:
   - Смелее, гордый воин! Взбирайся на меня, - изогнутое крыло дракона, сложив кожистую перепонку, коснулось земли, предлагая Вассадору воспользоваться им, как лестницей. - Я доставлю тебя к той пещере в мгновение ока.
   Лишь краткий миг в Вассадоре боролись первобытный страх перед древним существом из легенд и чувство долга, требующее использовать для защиты своего народа любые доступные средства. Он опустил ладонь на грубую морщинистую кожу крыла, почувствовав уколы от острых чешуй, и невольно вспомнил нежную кожу Лодрин, которую ощущал под своей ладонью совсем недавно. На какое-то мгновение чувства Вассадора перемешались - сейчас он испытывал глубинный страх перед огромным существом, и одновременно, зная, кто пред ним, видел за ужасной звериной сущностью нежные черты той, ради кого готов был шагать на край света. Но предаваться подобным размышлениям сейчас было преступлением. Природная ловкость позволила Вассадору без труда взобраться на спину Лодрин, и как только он покрепче ухватился за роговые наросты у основания шеи дракона, тот удивительно легко и грациозно для своих размеров взмыл в воздух, заставив согнуться от напора ветра, поднятого перепончатыми крыльями, молодые деревца, словно какую-нибудь траву.
   Впервые Вассадор, до сего момента видевший кроны деревьев лишь снизу, испытывал подобный опыт полета, и, затаив дыхание, наблюдал, как поляна стремительно уходит вниз, а затем и вовсе становиться крошечной на фоне бескрайнего леса.
   - Держись крепче, мой защитник, - прозвучал в голове Вассадора беззвучный призыв, и вовремя, так как порыв набегающего воздуха заставил Вассадора зажмуриться и плотнее прижаться к спине дракона. Он ощущал, как под жесткими чешуями спины работают мощные мышцы существа, заставляя огромные крылья, полностью расправляясь, простираться в стороны, а затем, зачерпнув гигантские объемы воздуха, раздуваться радужными перепонками и с силой отбрасывать воздух вниз и назад, превращая, казалось, неизбежное падение в стремительный полет. Они летели столь высоко, что Вассадор подумал, что вытяни он руку, и коснется облаков, внизу же без конца и края простирался его родной лес, подобный зеленому океану.
   Все это время Вассадор, несмотря на непривычную точку обзора, старался отыскать характерные ориентиры на местности, лишний раз убеждаясь, что Лодрин прекрасно представляет, куда следует лететь. Дракон чуть накренился и стал по дуге планировать вниз, расправив крылья. Вдалеке Вассадор увидел возвышающуюся над деревьями верхушку серой скалы - одной из многочисленных предвестников предгорий на западной границе леса. Колышущийся океан листвы стал стремительно приближаться, когда плавное скольжение Лодрин в воздушных потоках внезапно сменилось почти вертикальным падением. Вассадор невольно зажмурился, когда кроны деревьев приблизились вплотную. Казалось, столкновение с ветвями было неизбежно, но Лодрин в последний момент сложила крылья, упав сквозь облако из тонких ветвей и листвы вниз, а уже под самой кроной, вновь расправив крылья, остановила падение почти у самой земли. Впрочем, на землю дракон приземлился также грациозно и легко, как до этого оторвался от нее, породив дождь из сорванных листьев и мелких ветвей.
   Вассадор не слишком надеялся, что появление Лодрин возле пещеры останется незамеченным, однако рассчитывал, что противник, дабы не раскрывать факт вторжения раньше времени, выставит снаружи лишь нескольких наблюдателей, а появление огромного дракона посеет среди них панику и даст лишнее время Вассадору расправиться с вражескими воинами, прежде чем они поднимут тревогу. Отчасти надежды Вассадора оправдались, но едва лапы дракона коснулись земли, над головой Вассадора прошелестела стрела, почти сразу за ней вторая стрела отскочила от роговых чешуек на морде дракона, и Вассадор, выругавшись, в душе отдал должное выдержке вражеских воинов.
   Невидимый лучник продолжал без устали выпускать стрелу за стрелой по Лодрин, когда длинная шея дракона стремительно распрямилась, и его огромная голова с разверстыми челюстями погрузилась в крону дерева, где укрывался стрелок. Решив, что о лучнике можно не беспокоиться, Вассадор, не дожидаясь, когда Лодрин, вспомнит о своем наезднике и пригнет лапы, оперся на руки и, перенеся вес тела в сторону, спрыгнул вниз, не считаясь с риском переломать ноги при приземлении. До земли оказалось действительно высоко, и не устояв на ногах, Вассадор покатился по траве, усыпанной колючими шишками и кусками сбитых драконом ветвей. Моментально вскочив на ноги, он поспешно отыскал взглядом вход в знакомую пещеру и одновременно с этим заметил бегущего к ней вражеского воина. Вассадор бросился наперерез, но на его пути неожиданно возник еще один противник. Рослый эльф, обнажив короткий меч с листообразным лезвием и выставив перед собой овальный щит, приготовился к схватке, рассчитывая дать время своему товарищу предупредить тех, кто укрывался в пещере.
   Этого Вассадор позволить не мог. Выхватив из набедренных ножен короткие парные клинки, он бросился на преграждавшего ему путь врага. Времени на обстоятельную схватку не оставалось, и Вассадор сделал ставку на грубую силу. Видя несущегося навстречу широкоплечего эльфа, чье мощное телосложение было необычным для его расы, решительность в глазах вражеского воина уступила место растерянности. Вассадор сходу ударил обоими клинками по выставленному щиту, отбрасывая его в сторону, и врезался плечом в грудь врага, чувствуя, как листообразный меч запоздало царапает кожу доспеха на спине. Прикончить выведенного из равновесия врага было делом секунды, но по-настоящему Вассадора занимал второй воин, уже почти достигший входа в пещеру. Догнать его уже не оставалось никакой возможности, так что Вассадор, как только преграждавший ему путь мечник, пытаясь устоять на ногах, отшатнулся, освобождая обзор, метнул вслед убегающему воину один из своих клинков. В глазах мечника мелькнуло облегчение, когда вращающийся клинок прошелестел в опасной близости от его головы, но почти сразу же сменилось выражением боли, а затем мертвенным безразличием, когда второй клинок Вассадора пробил его горло, лишая даже малейшей возможности исторгнуть вопль. На мгновение отвлекшийся Вассадор вновь устремил взор на вход в пещеру, но на фоне темного провала уже никого не было. Выдернув свой клинок из шеи мертвеца, Вассадор обернулся к Лодрин.
   Как и тогда на поляне, вместо огромного существа он увидел невысокую златовласую девушку, но на этот раз ее тело отнюдь не было нагим, а оказалось облачено в подобие гибкого доспеха, слишком сильно похожего на виденную ранее чешую дракона, чтобы быть простой одеждой. Судя по пятнам крови на нагрудных пластинах и распростертым телам вражеских воинов, лежащих у ног Лодрин, ее участие в скоротечной схватке не ограничилось расправой над укрывавшимся в ветвях лучником. Руки Лодрин, обильно покрывала кровь, срываясь тяжелыми каплями с кончиков серпообразных когтей, венчавших пальцы чешуйчатых рукавиц, и Вассадору не хотелось думать, что это могут оказаться вовсе не перчатки, а самые настоящие звериные лапы, но мысль об этом назойливо вертелась в голове Вассадора, когда он пригляделся к поверженным Лодрин врагам. Их броня была разорвана, словно пергамент, а в телах зияли глубокие рваные раны, из которых наружу торчали окровавленные внутренности. Оторвав взгляд от изувеченных трупов, Вассадор встретился взглядом с глазами Лодрин. Впервые так явственно на возбужденном лице Лодрин читалась ее чужеродная сущность, контрастируя с человеческим обликом. Ее ноздри раздувались от тяжелого дыхания, словно у зверя, почуявшего кровь, а глаза с узкими зрачками теперь мало чем отличались от звериных.
   - Продолжим охоту! - хищно улыбнулась девушка.
   - Нет, Лодрин, дальше я пойду один, - покачав головой, ответил Вассадор, безуспешно пытавшийся отвлечься от вида кровавой расправы. - Прошу тебя, отправляйся скорее к Священному Дереву в Лесной Город и предупреди моих соплеменников. Пускай они немедленно созывают ополчение и готовятся к обороне на тот случай, если мне не удастся сломать злополучное зеркало!
   - Ты намереваешься сражаться в одиночку! - возмутилась Лодрин. - Позволь, я пойду вместе с тобой! Вот увидишь, я разорву на части всякого, кто встанет у нас на пути, сколько бы врагов не оказалось внутри этой пещеры!
   Вассадор пристально смотрел на Лодрин. Она осеклась, заметив его взгляд. Яростный огонь, мгновение назад бушевавший в ее янтарных глазах, потух, и они вновь стали обретать форму, сообразную человеческому телу. Девушка потупила взор, кажется, испытывая стыд от вспышки своей кровожадности.
   - Послушай, Лодрин, я не могу допустить, чтобы ты участвовала в насилии большем, чем уже совершено нами здесь, - Вассадор обвел рукой тела, лежащие неподалеку. - Я уже виню себя за то, что позволил тебе ввязаться в этот конфликт и совершить убийства, помогая мне. Дальнейшее кровопролитие изменит тебя необратимо, как изменило твоих собратьев. Для них это закончилось плачевно - они забыли о своем предназначении и в итоге потеряли свободу.
   - Пускай так! Имеет ли значение, сохраню я свою свободу и праведность, если ты погибнешь? Пускай я стану тем порочным существом, что так похоже на ваш смертный род, только позволь мне быть рядом...
   Вассадор торопливо вскинул ладонь, чтобы остановить бросившуюся к нему девушку.
   - Не надо, остановись! Ты важна не только для меня, а для всего моего народа. Не для того я защитил тебя от своего отца, чтобы затем беспардонно разменять в кровавой междоусобице. - Вот уже который раз Вассадор видел в ее глазах боль. Он почти физически ощущал эту боль, но иначе поступить не мог. - Не теряй времени, Лодрин. Ты должна предупредить моих людей. Это все, чем ты можешь помочь мне сейчас.
   - Хорошо, Вассадор, - покорно ответила она, сдерживая слезы.
   Он хотел в последний раз полюбоваться перевоплощением девушки в дракона, но дорого было каждое мгновение, так как вражеских воинов внутри пещеры становилось с каждым мгновением все больше, а сбежавший часовой, скорее всего, уже предупредил тех, что находились внутри. Развернувшись к пещере, Вассадор спиной ощутил дуновение ветра, поднятого огромными крыльями, и услышал постепенно затихающий шелест их мощных взмахов, уносящих необычного гонца все дальше и дальше. Ветер свистел в его ушах, когда он бежал к пещере. У самого входа в пещеру он все же замедлил свой бег, ожидая, что там его может ждать противник, но погруженный в сумрак проход пустовал. Ступив в тень пещеры, Вассадор споткнулся о тело лежащего возле самого входа вражеского воина. Клинок Вассадора торчал из его шеи под основанием черепа. Вернув себе оружие, Вассадор поспешил вниз по грубо высеченным каменным ступеням, ощущая на лице ток теплого воздуха, шедший из глубины пещеры.
   Как только глаза Вассадора привыкли к сумраку тоннеля, ведшего вниз, он отбросил осторожность и перешел на бег. После очередного изгиба тоннеля перед глазами Вассадора замаячил бледный свет, а на его фоне можно было различить силуэты двух воинов, лениво подпиравших противоположные стены. Хруст камешков под ногами Вассадора моментально привлек внимание часовых, но и без этого возможности миновать их незаметно не было, да Вассадор и не пытался сделать это, и лишь ускорил свой бег. Один из воинов поводил из стороны в сторону факелом, пытаясь рассмотреть источник шума, второй насторожено выставил во тьму свое копье.
   Появление Вассадора в круге света, резко очерченном пламенем факела, было столь стремительным, что оба часовых не успели среагировать должным образом. Вассадор с легкостью перерезал бы обоим глотки, но тратить драгоценное время на схватку с ними он не желал, потому, оттолкнувшись обеими руками от стены, Вассадор вскочил ногой на уступ, образованный неровностью на противоположной стене, немедленно оттолкнулся от него вверх, оказавшись под самым потолком тоннеля. Еще один толчок от стены напротив, и оба незадачливых вояки остались за спиной, бестолково гремя оружием и размахивая факелами. Приземлившийся после прыжка на согнутые ноги, Вассадор распрямился и, не обернувшись, вновь нырнул в темноту туннеля.
   Минуя остаток тоннеля, Вассадор предусмотрительно умерил бег, оказавшись на пороге просторной пещеры, в иное время погруженной в полный мрак. Эта пещера, как и многие подобные ей, во множестве разбросанные по лесу, когда-то служила древним предкам Вассадора убежищем от драконов, безраздельно властвовавших на небесах в стародавние времена. Со временем в таких пещерах возникли храмы, где стали поклоняться кровожадным существам, но минуло время, и драконы стали большой редкостью в этих местах, а на смену древним культам пришло почитание могущественных духов, иногда являвших свое величие лесному народу в облике легендарных драконов, дабы дать полезные наставления и поделиться мудростью. Древние храмы, упрятанные в мрачных пещерах, давным-давно пришли в запустение, но сейчас пещеру и остатки храма освещали многочисленные факела, которые зажгли вторгшиеся в это место захватчики.
   Почти сразу взгляд Вассадора наткнулся в глубине пещеры на мерцающее алым светом огромное зеркало, расположенное на небольшом возвышении, где раньше располагался древний алтарь. Элювиан как будто был вплавлен в камень, являясь неотъемлемой частью алтаря, но Вассадор точно знал, что магическое зеркало появилось здесь совсем недавно. Его предназначение было прекрасно известно Вассадору. На протяжении века империя воинов-богов неудержимо разрасталась, стремительно подчиняя себе все новые и новые территории. Огромные владения простирались далеко от величественной столицы империи Арлатана, находясь, как и сам огромный город, не только в материальном мире, но и в мире духов, являясь их естественным продолжением. Разветвленная транспортная сеть, чьи пути и перекрестки пролегали на зыбкой границе мира Тени и материального мира, соединяла великое множество магических зеркал, подобных тому, что видел сейчас перед собой Вассадор, служащих порталами, через которые можно было почти мгновенно попасть в самые отдаленные уголки огромной империи. До сего момента клан Вассадора умело отстаивал свою независимость, рядом военных побед вынудив владык империи оставить попытки прямого военного захвата непокорных земель и согласиться заключить мирное соглашение. Видимо, теперь кто-то из владык решил, что пришел черед владениям независимого клана Вассадора стать частью империи, и, воспользовавшись своим могуществом или хитростью, скрытно разместил элювиан в этой пещере, планируя избежать затяжных военных действий на границах и одним ударом захватить сердце непокорного государства - Лесной Город.
   Тем временем гладкая поверхность элювиана вспыхнула нестерпимым светом, и из его глубины на возвышение шагнул воин с копьем. Было очевидно, что только что он находился в другом, более освещенном месте, и, попав в пещеру, был слегка дезориентирован и растерянно вертел головой, пытаясь привыкнуть к сумраку. Сойдя по ступеням с алтарного возвышения, новоприбывший воин присоединился к тем, что уже находились в пещере. Одолеть их в одиночку Вассадор вряд ли мог, но пока они были не столь многочисленны, чтобы осуществить успешное нападение на Лесной Город. Можно было рискнуть прорваться к элювиану и повредить его, воспользовавшись неожиданностью, однако с каждой новой вспышкой число воинов в пещере росло, и шансы на успех прервать вторжение неумолимо таяли. Медлить больше было нельзя, к тому же судя по звукам из тоннеля за спиной Вассадора оставленные позади часовые уже спешили в пещеру, и эффект внезапности мог быть окончательно утерян.
   Лишь треть пути до своей цели Вассадору удалось преодолеть относительно беспрепятственно. Кажется, при плохом освещении поначалу его принимали за своего, хотя внимание он привлек к себе сразу, как только быстрым шагом стал пересекать пещеру. Вражеские воины поворачивали к нему свои разукрашенные алыми узорами лица, а один из командиров что-то выкрикнул ему вслед, призывая остановиться, но Вассадор, сделав вид, что не услышал окрик, прибавил шагу, едва сдерживаясь, чтобы не побежать.
   - Держите его! - ударил в спину запоздалый крик одного из часовых, выскочивших из тоннеля вслед за Вассадором.
   Чья-то рука схватила Вассадора за плечо, но он вырвался, одновременно оттолкнув со своего пути воина, которого пока всего лишь привлекли крики, и он недвижно замер на месте. Лязг обнажаемого оружия и крики наполнили просторную пещеру, избавив Вассадора от необходимости скрывать за запястьями лезвия своих клинков. Оттолкнув очередного растерявшегося воина с дороги, Вассадор побежал прямиком к алтарному возвышению, больше не выбирая окольный маршрут. Свист рассекающего воздух клинка у самого уха напомнил Вассадору, что вовсе без драки ему вряд ли удастся пересечь пещеру. Парировав удар меча одним из своих клинков, Вассадор с ходу врезался в щит преградившего ему путь воина, вложив в толчок весь немалый вес своего тела, и сбитый с ног воин полетел под ноги своим товарищам, расчистив перед Вассадором еще немного свободного пространства. Кто-то бросился ему под ноги, намереваясь опрокинуть на каменный пол, но Вассадор был готов к такому приему и сам прыгнул с кувырком вперед. Сгруппировавшись, он приземлился на плечо, не обращая внимания на боль от врезавшихся в мышцы мелких камней, рассыпанных по полу пещеры. Перекувырнувшись через спину, он вновь оказался на ногах и едва успел увернуться от удара копьем. Рубанув запястьем по древку, Вассадор заставил копье качнуться к самой земле, немедленно вскочил на него ногой, оттолкнулся, чувствуя, как древко прогибается под его весом, и вспрыгнул на плечо копейщика. Не дожидаясь, когда вражеский воин попытается его сбросить или ухватить за ногу, Вассадор что есть силы прыгнул вперед, намереваясь в прыжке преодолеть как можно большее расстояние до алтаря.
   Оказалось, что алтарь и элювиан, стоявший там, находились значительно ближе, чем предполагал Вассадор. Уже находясь в прыжке, он понял, что приземлится как раз на алтарное возвышение возле самого зеркала. Казалось, уже ничто не сможет воспрепятствовать Вассадору добраться до цели, но вот элювиан вновь разгорелся алым светом в глубине, и прямо перед Вассадором возник очередной облаченный в доспехи воин. В оставшееся мгновение до столкновения Вассадор выставил перед собой клинки и уже в падении нанес удар. Лезвия пробили кожаный доспех и по самые рукояти вонзились в тело врага. Сцепившись, вместе с противником Вассадор опрокинулся навзничь, и вместе они всем своим весом врезались в стоявший позади элювиан. Вопреки надеждам Вассадора магическое зеркало уцелело и лишь пошло странными волнами, не дав ни единой трещинки. В ярости Вассадор рванул рукояти клинков, отбрасывая безжизненное тело врага со своего пути. Освободившиеся клинки он высоко занес над головой и обрушил на потемневшую гладкую поверхность элювиана. В этот миг он видел в тусклом отражении свое искаженное лицо, пятна мерцающих в пещере факелов и толпу разъяренных врагов, только сейчас взбежавших следом за Вассадором на алтарное возвышение.
   Острия клинков с отчетливым "цок" столкнулись с поверхностью магического зеркала, и бег времени с этого момента ощутимо замедлился. Вассадор с нарастающим отчаянием ожидал, что элювиан вот-вот лопнет, но вдруг почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд из его глубины. Даже слабые отблески света потухли на поверхности зеркала, и оно сделалось абсолютно темным, словно кто-то огромный встал по ту сторону магических врат. Руки Вассадора, сжимавшие рукояти клинков, охватил нестерпимый холод, не позволяя разжать заиндевевшие пальцы. Взгляд из глубины элювиана меж тем ощущался почти физически, парализуя на месте и подавляя волю, а холод, охватив полностью руки, неумолимо подбирался к груди. Бессильный пошевелиться, Вассадор обреченно ожидал смерти в холодных объятиях, но время, опомнившись, бросилось вскачь, и от вонзенных в зеркало клинков в разные стороны брызнула паутина трещин, рассекая бархатную тьму на части. Куски элювиана с оглушительным грохотом обрушились вниз, почти заглушив вопль досады и ненависти, раздавшиеся из глубины распадающейся на фрагменты тьмы. Клубящееся ничто, обнаружившееся за поверхностью врат, стало стремительно надвигаться на Вассадора. Он попятился, рискуя напороться спиной на выставленные клинки врагов, но внезапно обнаружил, что окружен маслянистой тьмой со всех сторон. Последняя материальная опора ушла из-под ног, и он кувырком полетел в абсолютно черный колодец, на дне которого вспыхивало ослепительной белизной что-то далекое и холодное.
   Готовясь к неминуемому столкновению, Вассадор сгруппировался и приземлился на что-то сырое и мягкое, разбрызгивая в стороны вязкую жижу. Пару раз перекувырнувшись, Вассадор в итоге оказался на спине. Он открыл глаза, ощущая, как боль доверху стремительно наполняет избитое тело. В этом месте было сумрачно, и только где-то в отдалении беззвучно сверкали молнии, сполохами выхватывая топкую равнину. Шел тяжелый дождь, его странные крупные капли били по лицу и лениво стекали по коже, норовя заполнить глазницы до краев. Запах смерти и тлена заставил Вассадора вскинуться и провести ладонью по лицу, ощущая, как кожа становится липкой. Очередной всполох молнии высветил пальцы, покрытые кровью. Вассадор невольно поднял глаза к хмурому небу, но вместо небес в отсветах молний он увидел землю, перевернутую вверх тормашками, огромные стволы деревьев, которые возносились навстречу ему и каким-то немыслимым образом изгибаясь, терялись за темным горизонтом. Он узнал это место. Это была площадь вокруг Священного Дерева. Приглядевшись, Вассадор различил меж деревьев множество неподвижно лежащих тел. Это были его воины, все до единого погибшие на этом месте. Кровь обильно покрывала землю среди них, стекая с тел, собиралась пузырями, вытягивалась вниз продолговатыми сгустками и срывалась крупными каплями того самого дождя, что монотонно шумел вокруг. В ужасе и бессильной ярости Вассадор вскочил, зачерпывая ладонями вязкую жижу. Под ногами раздался хруст, заставив Вассадора отвлечься от ужасной картины на небесах. Пнув оказавшийся под ногой предмет, он вывернул на поверхность треснувший череп. Все пространство вокруг до самого горизонта устилали кости, кое-где возвышаясь невысокими курганами.
   Вассадор догадывался, где оказался. Ему хотелось верить, что картина кровавой бойни на небесах лишь иллюзорный плод извращенного разума, пробудившего это безумное место в Тени. Вассадор поднял глаза, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь на темном горизонте. Очередная вспышка молнии проявила на посветлевшем фоне темное пятнышко, привлекшее его внимание. Когда же молния вспыхнула вновь, он различил крылатый силуэт стремительно приближающегося дракона. У Вассадора затеплилась надежда, что это может быть Лодрин, но он тут же напомнил себе, как и при каких обстоятельствах оказался в этом месте, и приготовился к худшему. Пятясь, он по привычке проверил ножны на бедрах. Они оказались ожидаемо пусты. Серия вспышек полыхнула совсем рядом, высветив кровавое болото контрастной ало-черной картиной, а над ней несся прямо на Вассадора огромный дракон, расправив крылья и нацелив когтистые лапы. Чешуя дракона была кроваво-красной, или просто кровавый дождь пропитал его шкуру, паром исходя от разгоряченного тела. С утыканной тонкими шипами морды на эльфа уставились горящие алым светом глаза, живо воскресив в памяти тот самый парализующий взгляд, что испытал на себе Вассадор, стоя перед элювианом.
   Пока еще владея собственным телом, Вассадор развернулся и побежал. Струи кровавого дождя, брошенные гигантскими крыльями, с силой ударили ему в спину, вынудив споткнуться. Руки предательски разъехались в осклизлой жиже, не позволив быстро подняться, а когда это все же ему удалось, в спину и грудь ему вонзились острые когти, отрывая от земли. Вассадор закричал от боли, пытаясь освободиться, но дракон уже поднимал его над землей все выше и выше. Хлопанье гигантских крыльев оглушало. В какой-то момент когтистая лапа сжалась, ломая ключицу, а затем, разжавшись, с силой метнула Вассадора вниз, почти оторвав ему руку. Сминая костяные курганы, Вассадор покатился по влажной земле, пока не врезался во что-то твердое, затормозившее его движение. Упираясь уцелевшей рукой, Вассадор приподнялся. Перед ним в свете молний высилось гигантское дерево, с торчащими корнями которого он столкнулся. На ветвях, лишенных листвы, висели мертвецы. Он узнавал в них своих соплеменников, жителей Лесного Города, несмотря на искаженные предсмертными муками лица.
   Хлопот крыльев заставил Вассадора отвлечься от созерцания висельников. Дракон приближался. Вассадор уже не делал попыток подняться на ноги, а из последних сил волочил свое тело под защиту дерева, цепляясь уцелевшей рукой за торчащие корни. Колебания почвы подсказали, что дракон приземлился совсем близко, а затем мощный удар драконьей лапы, ломая Вассадору ребра, перевернул его на спину. Огромная шипастая голова дракона приблизилась. Вспышка молнии высветила полную острых зубов пасть, которая тут же сомкнулась на ноге Вассадора. Его рвануло вверх, мотнуло в сторону, затем в другую. Кость ноги раздробило, зубы дракона, словно пила, рассекли мышцы, и, лишившись ноги, Вассадор снова полетел вниз. Приземлившись в яму среди корней, он почти целиком погрузился в вонючую жижу. Отплевываясь от гадкой субстанции и теряя сознание от безумной боли, он отвлеченно подумал, что жив до сих пор, несмотря на ужасные раны и огромную потерю крови, лишь по прихоти хозяина этого места, пожелавшего заставить страдать Вассадора как можно дольше. Были ли его мучения лишь иллюзией, или его плоть на самом деле в материальном мире терзали клыки и когти?
   Ощутив на лице горячее дыхание, Вассадор разлепил глаза. Темный силуэт дракона возвышался перед ним, контрастно высвечиваясь вспышками полыхавших где-то далеко позади молний. Вассадору показалось, или огромная туша крылатого существа менялась, постепенно становясь все меньше. И впрямь крылья съежились и исчезли, длинная шея втянулась в измельчавшее тело, шипы на голове истончились, опав вниз длинными прядями мокрых волос. Вне всяких сомнений, перед поверженным Вассадором теперь стояла женщина. Отблески молний за ее спиной позволяли оценить лишь ее силуэт, лицо терялось в тени и только неизменные пламенеющие глаза светились сами по себе, пристально наблюдая за эльфом.
   - Я знаю, кто ты! - крикнул Вассадор.
   Безмолвствуя, она наклонила голову и шагнула к Вассадору. На полпути женщина присела на корточки, затем опустилась на четвереньки и подобно хищному животному, медленно стала приближаться, неотрывно следя за своей жертвой перед финальным броском. Вассадор попытался ползти от нее прочь, но куда там, лишенный руки и ноги, он мог лишь пассивно наблюдать за приближением охотника. Вот женщина оказалась прямо над ним, касаясь обнаженным телом его кожи, ее ладонь почти нежно коснулась груди Вассадара, а лицо, на краткий миг приблизившись, отвернулось, и Вассадор ощутил ее дыхание на своей шее. Тихий шепот полился из ее губ, слегка касающихся его уха:
   - Почему ты не послушал своего отца, глупец? Ты ведь мог стать одним из нас! Смотри же, к чему привело тебя твое ложное милосердие. Теперь пожинай его плоды сполна!
   Невесомое касание ее руки на груди Вассадора внезапно сделалось жестким. Пальцы женщины превратились в твердые острия и вонзились в его плоть, раздвигая треснувшие ребра. Вассадор закричал, предпринимая отчаянные попытки вырваться, но женщина, схватив его свободной рукой за волосы, с невероятной силой прижала к корням, заставив выгнуться его тело, словно на жертвенном камне.
   - Я заберу твое сердце, отважный воин, и продемонстрирую твоему непокорному народу, как символ моей власти над ними! - воскликнула она, погружая свою ладонь еще глубже в грудную клетку Вассадора, и он почувствовал, как уже знакомый холод начинает охватывать его сердце.
   Вассадор широко открыл глаза, понимая, что делает последний вздох. Молния сверкнула прямо над ним, на краткий миг контрастно высветив мертвый лес на месте небес, но, когда она погасла, против ожидания мир вокруг не погрузился вновь во тьму. Неведомо откуда возникшая бледно-желтая полоса света расчертила землю меж перевернутых деревьев длинными тенями, закачавшимися из стороны в сторону, будто кто-то далеко за горизонтом зажег фонарь восходящего солнца, что-то ища в этом проклятом месте. Тени деревьев заметались сильнее, становясь контрастней, и из-за кромки леса брызнул ослепительный свет. Его источником оказалось вовсе не солнце, а огромное янтарное око, обрамленное клочьями нехотя расходящихся в стороны мрачных туч. Взгляд ока ощупывал лучами мягкого света распластанные меж стволов тела, и там, куда падал свет, сквозь пропитанную кровью землю моментально пробивалась молодая трава. Шевелясь, она стремительно росла, пока полностью не скрывала лежащие тела зеленым саваном. Кровавый дождь прекратился, а увядшая листва на деревьях вновь наполнилась соком, стремительно сливаясь в сплошной зеленый купол, в итоге окончательно укрывший от взора поле боя. Око мигнуло и обратило свой сияющий взор на кровавую топь.
   Только теперь это был уже не ласкающий свет, за считанные мгновения взрастивший траву на политой кровью земле. Око пылало гневом, породив над топью знойный ветер. По-прежнему угольно черный силуэт мучительницы Вассадора теперь окаймляло ослепительное зарево, а затем внезапно ее фигуру охватило пламя. Порывы горячего ветра стали срывать хлопья обуглившейся кожи с женщины, но она, не обращая внимания на пожиравшее ее тело пламя, ближе придвинулась к Вассадору, и тот ощутил запах горящего мяса и паленых волос.
   - Древняя все-таки сумела разыскать тебя! - с досадой посетовала она. - Видимо, ты слишком дорог ей, раз она перевернула Тень вверх дном, чтобы добраться до этого темного уголка. Вот только она опоздала, и ей достанется лишь тьма, съедающая тебя изнутри.
   В этот момент сильный порыв знойного ветра стремительно раздул угольями ее объятое пламенем тело, и оно мгновенно рассыпалось в прах, породив облако ярко тлеющего пепла, которое ветер понес над землей. Вокруг пропитанная кровью топь почти кипела, источая из скворчащих пор потоки пара. Грязная лужа, в которой лежал Вассадор, стала нестерпимо горячей, а израненную кожу ожег знойный воздух. Раскаленным воздухом невозможно было дышать, а начавшая пузыриться жижа грозила сварить его заживо, но сгусток ледяного холода, гнездящийся в его разверстой груди, кажется, не давал окружающему жару окончательно лишить Вассадора сознания.
   Меж тем иссушенная до самой глубины топь расползалась клочьями и исчезала в лучах ослепительного света. В какой-то момент куски почвы расступились под Вассадором, и он, бросив взгляд вниз, обнаружил, что висит над голубой бездной чистого неба. Он почувствовал, что падает, но отнюдь не на расстилающуюся внизу перину далеких облаков, а вверх, в зеленый океан перевернутого леса. Мир вновь перевернулся вверх тормашками, и небо, лес и око, в своем ослепительном сиянии теперь подобное солнцу, заняли свои привычные места. Кроны деревьев стремительно приближались, не оставляя даже слабой надежды на то, что ветви смогут замедлить падение Вассадора. Он сжался, ожидая неминуемого удара, но за границей листвы обнаружилась лишь гулкая пустота без малейшего ориентира для органов чувств. Однако Вассадор каким-то образом ощущал, что несется сквозь эту пустоту все быстрее и быстрее, оставив далеко позади изменчивый мир грез. Впереди замаячил теплый свет, а лица коснулся слабый ток прохладного воздуха, и Вассадор распахнул глаза, с наслаждением вдыхая свежий воздух, наполненный запахами живого леса.
   Он лежал на спине в тени деревьев. Над ним, стоя на коленях, склонилась Лодрин. Ее опечаленное лицо тронула слабая улыбка, когда она заметила взгляд Вассадора. Он попытался привстать, чтобы оглядеться, но тело не подчинилось, оставив ощущение пугающей чужеродности.
   - Что со мной? - едва шевеля губами, вымолвил Вассадор. - Я ранен?
   На лице Лодрин появилась растерянность. Она обернулась, словно искала у кого-то стоявшего за ее спиной совета или поддержки, прежде чем ответить.
   - Он выживет? - спросил этот кто-то, оставаясь вне поля зрения Вассадора. Он сделал над собой неимоверное усилие и чуть приподнял голову, чтобы увидеть говорившего. Только теперь Вассадор заметил, что его и Лодрин тесным кольцом окружают жители Лесного Города. Здесь были и воины, и мирные жители, мужчины и женщины, старики и взрослые, и даже дети. Увидев их живыми, Вассадор с облегчением убедился, что в Тени была лишь злокозненная иллюзия, не имеющая ничего общего с реальностью. Они молча смотрели на Вассадора, ожидая ответа Лодрин, и по скорбным выражениям их лиц он понял, что состояние его самого в материальном мире видимо мало чем отличается от того, что было в Тени после всех перенесенных там злоключений.
   Лодрин медленно покачала головой, по-прежнему сохраняя молчание.
   - Но что-то ведь можно сделать! - донеслось из круга людей. - Ты великий дух, хранительница нашего народа! Помоги ему!
   Она пристально вгляделась в лицо Вассадора. В глубине ее взгляда появились жесткие искорки, как тогда, на поляне, когда Лодрин на мгновение охватила необузданная ярость.
   - Есть лишь одно средство, - наконец негромко вымолвила она.
   Собравшиеся эльфы непонимающе переглядывались, ожидая разъяснений, но Вассадор понял сразу, о чем она говорит.
   - Нет, Лодрин, не делай этого, - слабо запротестовал он, вновь мучительно пытаясь вернуть себе хоть толику контроля над телом. - Остановись, прошу тебя...
   Она наклонилась к нему, охватив его лицо прохладными ладонями, на время успокаивая бушевавший в его теле жар.
   - Пришло время вернуть долг, благородный Вассадор. Когда твой отец пленил меня, ты вступился за меня, обменяв власть и могущество на мою свободу. Как теперь я могу позволить тебе умереть и обречь твой народ на рабство, если в моих силах исцелить тебя.
   - Ты ничем мне не обязана Лодрин, - задыхаясь, торопливо заговорил Вассадор, все еще надеясь убедить ее отказаться от задуманного. - Я не могу позволить тебе исчезнуть, стать лишь тенью, заключенной в узилище. Просто проводи меня на ту сторону, за радугу на золотые поля, и там, быть может, мы когда-нибудь встретимся вновь.
   - Не будет для твоей души пути в мир грез, Вассадор! Кусочек тьмы, добытый из источника всего сущего со дна Бездны и помещенный внутрь тебя, вскоре низвергнет твое тело и душу в первозданную тьму, где нет ничего и никого. Только даровав тебе свою силу, я смогу избавить тебя от этой страшной участи. Не тревожься, после этого я не исчезну, мой дорогой Вассадор. Я всегда буду рядом с тобой, став частью тебя, а ты станешь столь могущественным, что с тобой не сравнится никто из твоих врагов.
   - Нет, Лодрин! - из последних сил закричал Вассадор. - Прошу, не делай этого...
   Но она уже поднялась с колен и повернулась к обступившим Вассадора соплеменникам.
   - Как можно скорее доставьте его в подземное укрытие, обустроенное его отцом в заброшенных гномьих пещерах. Подготовьте все необходимое для погружения в утенеру и принесите сердце подземного титана, хранящееся в сокровищнице вашего клана. Нужно успеть провести ритуал слияния душ до того, как тьма полностью поглотит его тело и разум.
   Люди вокруг Вассадора засуетились. Он почувствовал, как его положили на носилки, которые затем подхватили и понесли сквозь лес. Силы постепенно оставляли его. Вассадор еще пытался воззвать к своим соплеменникам, чьи лица видел на фоне листвы и неба, но те, кажется, принимали его протесты за горячечный бред. Лесной полог сменился кусочком голубого неба, потом тьма обступила носилки, а над головой зажглись факела, выхватывая из темноты неровности горной выработки. Слуха достиг скрежет деревянных штифтов и скрип канатов. Вассадор ощутил, что парит над бездной, а в вышине затухает свет уносящихся ввысь факелов, пока они не превратились в едва различимые светящиеся пятнышки, а затем исчезли вовсе. Стало холодно, и Вассадор не мог понять, то ли это ощущается хладный воздух, наполнявший запрятанные глубоко под землей тоннели, то ли его руки и ноги наконец целиком заполнил мертвенный холод заразы, вытеснив жар сопротивлявшегося организма.
   Носилки все сильней раскачивались в такт торопливому бегу носильщиков. Каменные стены раздались в стороны, и мимо стали проплывать огромные гротескные фигуры, вытесанные из камня. Вассадор силился понять, откуда они здесь, но лишь вспомнил, что эти тоннели были обиталищем иного народа, который давным-давно покинул эти места, оставив после себя просторные туннели и эти изваяния. Наконец, носилки поставили на землю. Ловкие руки стали быстро снимать с Вассадора доспехи и одежду. Он стал терять сознание, урывками отмечая, что вот он обнаженный лежит на каменном возвышении, а жрецы клана пеленают его в пропитанный маслами саван. В следующий раз, повернув голову, он заметил поодаль обнаженную Лодрин. Обильный свет ламп и факелов освещал ее прекрасное тело. Лодрин обернулась к нему, и Вассадор попытался протянуть к ней руку, она улыбнулась в ответ и ступила внутрь круга света на полу, удерживая в руках ритмично пульсирующий сгусток света. Темнота беспамятства вновь поглотила Вассадора, и вот он уже пытается глотнуть воздуха сквозь ткань, плотно охватывающую его лицо, но в рот попадает лишь вода, он захлебывается, мечется в страхе, растрачивая крупицы сил, и в итоге обессиленный замирает, отпустив сознание на волю.
   Его ждали там, по ту сторону бытия. Нежные руки подхватили его, как новорожденного ребенка, окружив теплом и заботой, и его понесло по волнам света к пульсирующему где-то вдалеке яркому свету. С каждой вспышкой он был все ближе и ближе к источнику света. Его биение было в унисон с его сердцем, с каждым разом вливая в него силу. Оказавшись совсем близко, он протянул руку, и его охватило странное ощущение, будто он касается собственного сердца, но и чьего-то еще, сильного, могущественного. Ослепительно сияющий дракон простер над ним огромные крылья, заставив в восхищении замереть до тех пор, пока он не осознал, что призрачное существо издает звуки, похожие на плач, когда от него, словно прозрачная вуаль, раз за разом отделялся тонкий прозрачная покров, устремлявшийся к Вассадору. Как кожа, такой покров облегал его, и каждый раз, когда это происходило, Вассадор вспоминал века долгой прожитой жизни, знания, недоступные смертным, места, которых никогда не смог бы достичь и увидеть, а призрачный дракон на его глазах слабел, делался прозрачней, и плач его звучал все тише и неразборчивей, пока от дракона не осталось лишь полупрозрачное сердце, что слабо билось в пустоте.
   - Лодрин! - вымолвил он, нежно касаясь пульсирующего сердца.
   - Помни меня, Вассадор, - послышалось эхо.
   Он не желал уходить, захотел вернуть все отнятое у нее, но внезапно поток света отбросил его прочь. Он тянул руки, не желая потерять сердце, но его несло все дальше и дальше, пока тьма не обступила его вокруг, а пятнышко света не затерялось в темноте. Стало вновь трудно дышать, Вассадор напрягся и закричал. Сквозь сырую ткань проникла толика воздуха, и он стал яростно отплевывать воду, одновременно раздирая пальцами саван. Сделав первые жадные глотки холодного воздуха, Вассадор наконец посмотрел по сторонам. Он сидел в наполненном водой углублении, выдолбленном в невысоком каменном возвышении. Разодранный саван все еще сковывал его тело, не позволяя свободно двигаться. Вассадор лишь мог свободно поворачивать голову, осматривая просторную конусовидную пещеру, где находился. Обегая глазами цепочку масляных ламп, развешанных на наклоненных стенах, он наткнулся взглядом на молочно-белое яйцеобразное образование, располагавшееся в центре пещеры. Оно светилось бледным светом изнутри, а в глубине угадывался какой-то темный силуэт.
   Вассадор попытался высвободить вторую руку, и на помощь к нему немедленно бросились жрецы, до сих пор скрывавшиеся в тенях. Ловкими движениями они разрезали саван и помогли Вассадору покинуть наполненное водой ложе. Не произнося ни слова, они пристально вглядывались в его лицо, будто видели его впервые. Кто-то накинул ему на плечи мягкую тунику, он же, не обращая внимания на их суету, сошел с возвышения и пошел прямиком к светящемуся образованию. Пещера оказалось огромной, и по мере того, как Вассадор приближался к ее центру, яйцеобразный артефакт вырастал до громадных размеров. Приблизившись, Вассадор положил руку на светящуюся поверхность, оценивая истинные размеры этого огромного образования. Материал был похож на природное стекло или обсидиан. Такое же гладкое и твердое. Он стал всматриваться в глубину, пытаясь охватить взглядом смутно различимый силуэт, проглядывающийся сквозь едва прозрачную толщу молочно-белого материала.
   Внутри, несомненно, был заключен дракон. Свернутый кольцом хвост охватывал сложенные крылья, а шипастая голова на изогнутой длинной шее пряталась возле согнутых передних лап, словно существо спало, свернувшись в клубок.
   - Лодрин, - позвал Вассадор. - Ответь мне.
   Но дракон не шевельнулся. Лишь где-то на задворках сознания Вассадора возник ускользающий отклик печального чувства. Вассадор в отчаянии с силой ударил ладонью по гигантскому кристаллу, сжал руку в кулак и ударил еще раз, будто вознамерился разбить на куски эту хрустальную темницу.
   - Разбейте это! Выпустите ее! - закричал он, в исступлении колотя по молочно-белой поверхности.
   На плечо ему опустилась рука, но он отбросил ее, разворачиваясь лицом к человеку. Перед ним стоял старший жрец.
   - Это невозможно, мой господин, - учтиво склонившись, сказал он. - Теперь вы связаны теснее, чем мать и ее еще не рожденный ребенок в утробе. Если нарушить эту связь, вы моментально погибнете, а что станет с ней, я даже не могу представить.
   Вассадор с ненавистью посмотрел на жреца.
   - Ты прекрасно знаешь, как я относился к затее моего отца провести подобный ритуал в прошлом! Неужели я тогда неясно дал понять, что не желаю уподобляться тем из нашего народа, кто, возжелав стать подобными богам, вероломно предал доверие древних и заключил их в темницы, превратив в безвольный источник своей силы!
   - Но иного выхода не было! - раздался из глубины пещеры еще один голос.
   Из теней выступил командующий ополчением клана и замер перед Вассадором.
   - Рано или поздно это должно было случиться, - сказал он. - Обитателям небесного города однажды стало недостаточно мудрых советов древних, которые веками позволяли выжить нам в этих лесах, а когда они потребовали большего, то получили отказ. Тогда эванурисы объявили своим наставникам войну, вознамерившись целиком подчинить себе их силу и уподобиться богам, безраздельно властвуя на обоими мирами. Ну а теперь, когда древние побеждены и влачат жалкое существование в темницах, служа лишь безвольными источниками силы для новоявленных богов, неужели они будут мириться с тем, что у них под боком все еще остаются земли и народ, по-прежнему чтящие древние соглашения. Твой отец знал, что конфликт неизбежен, и единственный выход видел в необходимости отринуть старые традиции и возвыситься до уровня самозваных богов. Он был великим охотником и сумел выследить и поймать еще остававшегося на свободе великого духа, но ты убедил его освободить пленника, доказывая, что наших сил достаточно, чтобы противостоять врагам. Несколько последних лет так и было. Благодаря твоему таланту мы несколько раз умудрялись разбить врага на границе, в итоге вынудив его заключить мирные соглашения. Но по слухам, в последнее время противоречия среди небесных владык усилились, и кто-то из них решил повысить свое влияние за счет новых покоренных земель, не считаясь с потерями. Только кто-то владык имеет возможность установить и настроить элювиан. Разбив его, ты лишь отсрочил вторжение, выиграв для нас немного времени. Мы должны незамедлительно собирать ополчение и выступать навстречу врагу, и без тебя, без твоей силы и опыта нам будет очень сложно одержать победу. Смирись с тем, что произошло! Великий дух сам захотел этого - так воспользуйся его даром не в угоду планам своего жестокосердного отца, но во имя своего народа, защити его, воспользовавшись дарованной силой древних!
   Плечи Вассадора поникли. На него навалилась безмерная тоска. Он обернулся вновь посмотреть на дракона, застывшего внутри кристаллической темницы. Ведь он больше не увидит Лодрин такой, как прежде, возможно лишь встретит ее в своих снах, но это будет только тень, порожденная его памятью о ней.
   - Ты прав, - кивнул Вассадор, вновь касаясь гладкой поверхности.
   - Тогда отдай приказ, и отряды разведчиков немедленно отправятся на пограничье, чтобы замедлить продвижение врага, пока мы будем созывать основное войско!
   - В этом нет нужды, - произнес Вассадор, оборачиваясь. Он поднял на соратников свои глаза, и их пронзительный янтарный свет заставил их отступить на шаг. - Пришло время поговорить с самозваными богами на равных. Затем, когда я покончу с этим, то обещаю, что найду способ освободить Лодрин из заточения.
   - Как тебе будет угодно, Вассадор, - не совсем понимая, о чем говорит Вассадор, но, тем не менее, склонив голову в знак уважения, ответил военачальник.
   Вассадор легким мановением руки провел перед собой, будто перелистнул страницу, и перед его внутренним взором пещера и все, что было в ней, исчезло. Сменялись места, реальные или те, что хранила Тень, будто и вправду Вассадор перелистывал великую книгу мироздания, пока все окружающее не сгинуло без следа. Перед ним простиралась вдаль лишь широкая дорога, повисшая в пустоте, не принадлежащая ни одному из миров. Вассадор ступил на ее поверхность и уверенно зашагал вперед. Но как только он сделал пару десятков шагов, по краям дороги прямо из пустоты стали появляться фигуры. Скрестив перед Вассадором светящиеся копья, облаченные в сияющие доспехи рослые стражи преградили ему путь. Под отбрасывающими световые блики шлемами нельзя было угадать лица, и вполне возможно там была лишь пустота, но голос, раздавшийся со стороны стражей, прозвучал в сознании Вассадора вполне отчетливо.
   - Тебе здесь не место, дикарь! Проваливай, пока цел!
   Вассадор не замедлил шага, лишь взмахнул ладонью, и дюжина преграждавших ему путь заносчивых воинов воспарила вверх, беспомощно дергая руками и ногами. Они все еще продолжали плавать по обе стороны одинокой дороги, безуспешно пытаясь найти опору в пустоте, но Вассадор более не обращая на них внимания, продолжил свой путь. Вдалеке, вырастая из изумрудного океана первородного леса ослепительно белыми стенами и взметнув в призрачные небеса золоченые шпили и искрящиеся светом купола, его ожидал сияющий Златой Град.
  
   ЧАСТЬ 1. ТРОПАМИ ВОЙНЫ.
  
   Задолго до того, как избранница Создателя,
   благословенная Андрасте возглавила освободительный поход,
   задолго до образования Ферелдена из разобщенных варварских земель
   и обретения молодым государством независимости,
   величайшая когда-либо созданная человеком в истории Тедаса империя Тевинтер
   уже более века безуспешно боролась за свое существование,
   неумолимо клонясь к своему закату.
  
   Словно какими бичами, ветер хлестал тяжелыми струями воды уставших солдат, медленно бредущих по раскисшей дороге, подгоняя вперед не хуже офицерских окриков, периодически прорывавшихся сквозь завывания ветра и шум дождя. Гном Гефен Бонтос, большую часть своей жизни проведший под землей и теперь волею немилосердной судьбы оказавшийся среди наземников, безуспешно пытался отгородиться утлым плащом от перевернутой бездны небес, низвергающей на землю водопады воды. Впереди вдруг призывно заржали лошади, тащившие повозку с провиантом и походным снаряжением: колесо повозки попало в скрытую под грязью выбоину, застопорив движение, и обессиленные лошади замерли на месте, понуро опустив головы. Гефен выругался себе под нос и бросился на подмогу. Рослые имперцы уже упирались в края повозки, нащупывая в грязи точку опоры, ну а гному, едва достававшему макушкой до края бортов повозки, пришлось ухватиться за обитое железом деревянное колесо.
   - Приготовились! - зычно крикнул оказавшийся радом офицер, ухватившись за подпругу ближайшей ему лошади и пытаясь высветить факелом место, где застряло злополучное колесо.
   Повозка качнулась вперед, на какое-то мгновение замерла без движения и, казалось, вот-вот высвободится из грязевого плена, но вопреки всем усилиям под злобное бульканье жижи качнулась назад, и Гефену показалось, что колесо провалилось еще глубже, чем было до этого. Кто-то навалился на край повозки рядом с Гефеном, бесцеремонно хлестнув гнома мокрым плащом по плечу и голове. Впрочем, в такую непогоду было не до обид, и Гефен, сжав зубы, воздержался от возмущенного окрика, вместо этого покрепче ухватившись за обод колеса.
   - Прошу прощения, - извинился незнакомец, запоздало обративший внимание на свою оплошность. - Не заметил вас за завесой дождя.
   Гефен заскрежетал зубами. Видите ли, он не заметил! Ну да, гнома очень сложно заметить! Гефен задрал голову, безуспешно пытаясь откинуть со лба отяжелевший от влаги край капюшона, чтобы рассмотреть незнакомца. Судя по выглядывающей из-под походного плаща магистерской тунике и торчащему из-за спины посоху, увенчанному хрустальным навершием, имперец был магом. Обычно маги держались особняком, и даже офицеры легиона, у которых они формально находились в подчинении, не решались отдавать им прямые приказы. Тем удивительней было видеть одного из них не внутри комфортабельной кибитки, а среди простых вояк, бросившихся вызволять застрявшую в грязи повозку.
   - Почему бы вам не взмахнуть своим посохом и не заставить убраться эти тучи вместе с дождем куда подальше, - проворчал Гефен, впрочем, несмотря на нотки неприязни в голосе, в данный момент испытавший толику уважения к незнакомцу, пренебрегшему своим статусом и взявшегося за грязную работу наравне со всеми.
   - Увы, магия здесь бессильна, - сквозь стиснутые зубы ответил имперец. - Даже если все маги, сопровождающие легион, объединятся в попытке расчистить небеса, вряд ли им достанет сил добраться до ясного солнца.
   - Вот только бреши в небесах нам не хватало, - хмыкнул Гефен. - Тогда уж лучше просто подоткните свой посох под колесо телеги, чтобы поскорее вытащить ее из ямы!
   - Неплохая идея, господин гном, - рассмеялся незнакомец, ничуть не обидевшись на пренебрежительные интонации в словах гнома. - Если сейчас мы не вытолкнем повозку, мне не останется ничего иного, как воспользоваться вашим остроумным предложением.
   Гефен так и не понял, говорил маг серьезно, или в шутку, так как офицер в очередной раз выкрикнул команду, и продолжение разговора стало неуместным. В этот раз повозка, скрипя и шарахаясь из стороны в сторону, в итоге все же выскочила на ровное место и резво покатилась вперед. Кто-то из толкавших ее солдат, потеряв точку опоры по нерасторопности, упал в грязь, и товарищи упавшего бросились ему на помощь. Отряхивая с рукавиц комья грязи, Гефен обернулся к своему недавнему собеседнику. Маг поднял голову и, сдвинув назад капюшон, с явным наслаждением подставил лицо дождю. Вымокшая борода и усы не могли скрыть юный возраст незнакомца.
   - Кажется, мой посох еще послужит мне, господин гном! - задорно выкрикнул молодой маг, заметив взгляд Гефена.
   - Да, да, надеюсь, он прежде всего убережет вас, - глухо ответил Гефен.
   Повернувшись к магу спиной, гном потопал вслед за повозкой, с грустью размышляя о том, как скоро его недавний собеседник распрощается со своим мальчишеским оптимизмом, если раньше не распрощается со своей жизнью? Впрочем, многие люди еще питают иллюзии сдержать нашествие порождений тьмы, планируя загнать их орды обратно под землю и уничтожить проделанные ими тоннели, однако редкие победы в череде жестоких сражений не способны поддержать медленно угасающую надежду. Она еще читается иногда на лицах имперских солдат и магов, слышна в словах командиров, но все чаще ее сменяет безнадежность и отчаяние. Кому, как не гномам, потерявшим свои подземные владения, знакомы эти чувства, и многие из сынов камня, подобно Гефену, изгнанные врагом на поверхность, присоединились к войскам тевинтерской империи в надежде когда-нибудь вернуться в свои дома, отвоевав их у порождения тьмы.
   Гефен возглавлял небольшой отряд гномов-взрывников, занимавшийся уничтожением проделанных порождениями тьмы выходов на поверхность. В данный момент гномы сопровождали имперский легион, вот уже около суток практически без остановки двигавшийся походным строем к небольшому городку, неподалеку от которого не так давно были замечены порождения тьмы. До места назначения легион добрался уже затемно, но еще раньше в сгущающихся сумерках, несмотря на застилающий обзор ливень, приближающиеся войска заметили зарево от многочисленных пожаров, бушевавших в городке. Неизвестно, сколько времени порождения тьмы бесчинствовали в городе, но к тому моменту, когда легион вошел на его улицы, по докладам отправленных вперед разведчиков кое-где еще сохранялись очаги сопротивления местного ополчения.
   Имперцы вступили в бой сходу, без отдыха и подготовки. Несмотря на то, что солдаты были измучены длительным переходом, ярость придала им сил. Гномы присоединились к одному из имперских отрядов и продвигались вместе с ним по охваченным огнем улицам, пытаясь отсечь порождения тьмы от уцелевших районов города и самым кратчайшим путем выйти к тем, кто еще продолжал защищаться. Едва отряд углубился в город, как попал в ловушку, устроенную врагом. Затаившиеся гарлоки облюбовали один из сохранившихся в целости домов, и в полной темноте их сложно было обнаружить разведчикам, а когда они стали прыгать на легионеров с крыши дома, не издавая при этом ни звука, это выглядело, как хорошо продуманная и подготовленная засада. Маги, надо отдать им должное, не растерялись и, не дожидаясь команды офицера, запустили над улочкой ввысь ослепительно сияющие шары, моментально изгнавшие мрак, под покровом которого легионеров атаковали порождения тьмы. Лучники еще умудрялись поймать на стрелу отдельных вражеских воинов, но основная масса порождений тьмы уже оказалась среди людей, а в конце улицы на фоне пожарищ уже маячил огромный рогатый силуэт, целиком перегородивший узкую улочку и отрезавший путь к отступлению.
   Еще более многочисленная толпа низкорослых гарлоков, бежавших впереди огра, накатила на спешно выстроенную цепочку имперских легионеров, и сражение превратилось в сумасшедшую круговерть из сверкающих клинков, вспышек магических разрядов и отблесков пламени на доспехах. Узкую улочку оглашал безумный визг ганлоков, крики офицеров, шипение электрических разрядов и звон стали. Наконец, вступивший в бой огр внес еще большую сумятицу в сражение, окончательно смешав порядки легионеров. Не разбирая своих и чужих, взмахами огромных когтистых лап гигант разбрасывал преграждающих ему путь дерущихся соперников. Ударом мощной ноги огр заставил содрогнуться мостовую так, что у солдат подогнулись колени. Одним взмахом гигант смел редкую цепочку копейщиков, заступивших ему дорогу, и ринулся прямиком на магов, которые до этого, находясь в относительной безопасности, были всецело сосредоточены на оказании магической поддержки легионерам. Ветвистые молнии вонзились в широкую грудь монстра, выбивая потоки алого пара, но, кажется, эта ужасающая боль только привела огра в еще большее неистовство.
   Так вышло, что Гефен оказался в этот момент в полном одиночестве между группой магов и разъяренным огром. Покрепче перехватив длинную рукоять боевого топора, гном ринулся прямо под ноги наступающего гиганта, руководствуясь отнюдь не безрассудным порывом, но хладнокровным расчетом, подкрепленным богатым опытом схваток с подобными монстрами. Огр взмахнул огромной лапищей, намереваясь привычным способом избавиться от незначительной угрозы, но не тут-то было. Ловко увернувшись от когтей, Гефен кубарем покатился дальше, проворно вскочил на ноги и со всего размаха рубанул по ноге огра, ощущая, как рукоятка топора до боли в кистях завибрировала от силы удара. Огр взревел и припал на раненую ногу, опять попытавшись ухватить гнома, но Гефену и на этот раз улыбнулась удача. Оставив свой топор торчащим из ноги огра, он распластался на мостовой, и когтистая лапа в очередной раз ухватила лишь пустоту.
   Отплевываясь от попавшей в рот грязи, Гефен счел разумным ретироваться от раненого гиганта, но плащ, придавленный ступней огра, удержал гнома на месте. Потратив драгоценные мгновения, чтобы избавиться от злополучного плаща, Гефен в итоге успел лишь заметить, как вторая лапа огра надвигается на него. Спешно выхватив кинжал, Гефен вонзил его в огромную ладонь, когда та сомкнулась вокруг него, но расчет на то, что огр выпустит гнома, почувствовав боль от укола, не оправдался. Победно подняв сомкнутую руку, огр вознес свою добычу на головокружительную для гнома высоту. Ребра Гефена, защищенные лишь легким кожаным доспехом, затрещали, и сомнения у гнома оставались лишь на тот счет, распрощается он с жизнью раньше, когда лопнет его грудная клетка, или чуть позднее, когда почерневшие клыки огра, маячащие прямо перед гномом, разорвут его на части.
   Гефен уже приготовился распрощаться с жизнью, но холод, охвативший руки и ноги гнома, который он принял за первые признаки приближающейся смерти, резко усилился, наоборот отрезвляюще подействовав на гнома и разогнав уже начавшую сгущаться темноту в глазах. Кожа на лице гнома моментально заиндевела, а морозный воздух ожог жадно ловящую воздух глотку. Влажные рукава кожаной куртки покрылись ледяной коростой и превратились в обледеневший панцирь, а в свете очередной запущенной магами осветительной сферы Гефен увидел перед собой уже насквозь промороженную застывшую в яростном рыке пасть огра. Лед сковал язык гиганта, а слюни висели меж клыков застывшими полупрозрачными гирляндами. Явственно различимая граница моментально замерзающей плоти устремилась от плеча огра по его руке, стискивающей гнома, и Гефен испугался, что сам превратится в ледышку вслед за своим врагом, но стремительно замерзающие пальцы гиганта судорожно сжались в последний раз, прежде чем замерли окончательно.
   Даже после своей смерти огр не желала расставаться с добычей. Гефен безуспешно пытался вырваться из стискивавших его замерзших пальцев, когда внезапно уши гнома будто заложило воском, а зубы заломило от нестерпимой боли. Внутренности Гефена, казалось, перевернулись вверх тормашками, словно их кто-то старательно перемешал огромной ложкой. Отчетливый треск раздался от фигуры огра, и почти немедленно ледяное изваяние лопнуло, рассыпаясь на заледеневшие куски. Скованные холодом пальцы, стискивавшие Гефена, треснули, и он полетел вниз, в итоге больно ударившись о булыжники мостовой. Кто-то протянул гному руку, помогая подняться. Это был тот самый молодой маг, с которым Гефен перекинулся парой слов на дороге по пути к городу. Ухватившись за протянутую руку, гном приметил, как от навершия посоха незнакомца влага вьется морозным маревом, опадая крупными снежными хлопьями.
   - Ваша работа? - кряхтя от боли в ноющих ребрах, спросил Гефен, кивнув на груду замерзшей плоти за своей спиной, еще несколько мгновений назад бывшую смертоносным чудовищем.
   - Согласитесь, совсем неплохо для вещицы, которую вы советовали употребить в качестве обычной палки! - не преминул заметить юный маг, довольно улыбаясь.
   - Признаюсь честно, я всерьез испугался, что превращусь в ледышку вместе с этой тварью, - ухмыльнулся гном, рассматривая довольное лицо юноши. - Но мою шкуру вы все-таки спасли.
   Гефен выпростал из кожаной рукавицы ладонь и протянул ее имперцу.
   - Будем знакомы. Гефен Бонтос, руковожу отрядом взрывников.
   Имперец ответил крепким рукопожатием, и жар его ладони создал удивительный контраст с волнами стужи, источаемыми посохом.
   - Магистр Мертеус к вашим услугам, - улыбнулся маг, отвечая на рукопожатие. - Пожалуй, нам стоит присоединиться к остальным.
   - Только бы мне разыскать свой топор среди этого гнилого мяса, - кивнул гном, направляясь к бесформенной груде плоти, уже начавшей таять и источать мерзкий запах.
   Под утро, уничтожив большинство порождений тьмы и обратив в бегство тех немногих, что сумели уцелеть, легион занял центр города, перегородив улицы баррикадами и выставив дозорные отряды. Весь следующий день под защиту легиона с пепелища стекались выжившие горожане и уцелевшие ополченцы. Кто-то добирался сам, кого-то приводили поисковые отряды разведчиков, отправленные на окраины города. К полудню вернулись воины, преследовавшие бежавших порождений тьмы. Они сообщили, что неподалеку от города в холмах обнаружили проход, ведущий вглубь земли, в котором и скрылись уцелевшие твари. Вскоре легион уже маршировал по направлению к холмам и к вечеру расположился походным лагерем напротив обнаруженного входа под землю. Позади дым от все еще тлеющих пожарищ поднимался в вечернее небо над покинутым городом, смешиваясь с черной копотью от кострищ, на которых жгли трупы порождений тьмы и тех бедняг, что оказались заражены скверной.
   После непродолжительного осмотра ведущего под землю хода командующий легионом созвал военный совет, на который в качестве специалиста по горному делу пригласили Гефена. Задача стояла предельно ясная - уничтожить тоннели, прорытые порождениями тьмы, тем самым на какое-то время обезопасив прилегающую округу от угрозы новых нападений. В итоге все свелось к вопросу, насколько глубоко следует спускаться под землю, чтобы заложить лириумную взрывчатку и надежно запечатать проход. И конечно, мнение Гефена здесь играло первостепенную роль. Если уж он и мог сетовать, что из-за непогоды невысокого гнома могли пренебрежительно не заметить, то здесь, на военном совете, он, безусловно, был в центре всеобщего внимания.
   Командующий легионом Застаро, призвав присутствовавших на совете офицеров к вниманию, обратился к гному, терпеливо ожидавшему своей очереди высказаться.
   - Итак, господин Бонтос, я понимаю, что времени на предварительный осмотр было мало, но принимать решение надо как можно скорее, пока твари не опомнились после разгрома.
   Гефен старательно прочистил горло, давая себе лишнее время, чтобы тщательней сформулировать свои аргументы. Присутствовавшие терпеливо ждали. В наступившей тишине лишь негромко поскрипывало кожаное обмундирование и цокали соприкасающиеся части стальных доспехов, когда собравшиеся за походным столом офицеры переминались с ноги на ногу.
   - Даже беглого осмотра достаточно, чтобы прийти к неутешительным выводам, - сказал после затянувшейся паузы Гефен, по очереди осматривая лица имперцев. За прищуренными глазами Застаро сложно было прочитать эмоции, разве что по легкому кивку можно было догадаться, что командующий ожидал чего-то подобного. На лицах остальных офицеров читались скорее любопытство, усталость, тоска, но страха не было. Убедившись, что его внимательно слушают, гном продолжил: - Порождения тьмы превратили эти холмы в подобие сырной головки, прорыв в них множество ходов, и у нас попросту не хватит взрывчатки, чтобы уничтожить каждый из этих ходов по отдельности, но я уверен, что с глубинных троп к поверхности ведет один единственный тоннель или трещина. Нам необходимо спуститься глубже под землю, чтобы добраться до него и уничтожить.
   Офицеры стали переглядываться, в полголоса переговариваясь. Вряд ли кто-то из них не понимал риск, связанный с подобным спуском под землю. Командующий не отводил взгляда от нахмуренного лица гнома.
   - Это не последняя плохая новость, судя по вашему виду? - заметил Застаро, и разговоры в палатке моментально прекратились. Теперь тишина была абсолютной, и Гефен неуютно поежился, боясь посмотреть имперцам в глаза.
   - Норы, ведущие вниз, довольно узкие, - продолжил гном. -
   По крайней мере, те из них, что мы успели осмотреть. Их прорыли совсем недавно и не успели как следует расширить. Легиону там развернуться негде, а если придется отступать, большое количество людей лишь затруднит отход, так что вниз придется спуститься небольшому отряду.
   Командующий кивнул, явно придя к аналогичным выкладкам.
   - Хорошо, Гефен. Сколько людей вам понадобится там внизу?
   - Не считая гномов из моего отряда не более дюжины, - ответил Гефен без паузы, так как уже заранее прикинул, из кого должна состоять подобная экспедиция. - Разведчики, привычные к подземельям, найдутся и среди моих ребят, поэтому от вас нужны физически крепкие легионеры. Никаких тяжелых доспехов и громоздкого вооружения - в узких проходах это только помешает, да к тому же лишний вес им ни к чему, так как ваши люди помогут нам доставить до места взрывчатку...
   Гефен замолчал, покосившись за правое плечо командующего, где в полном одиночестве, сложив руки на груди, стоял арбитр Магистериума, которому непосредственно подчинялись все маги в легионе, и, как подозревал Гефен, сам командующий Застаро отчасти был подконтролен этому представителю тевинтерской власти. Заметив взгляд гнома, Застаро повернулся к арбитру:
   - Полагаю, нелишним будет отправить с отрядом нескольких магов, как вы считаете, магистр?
   - Конечно, командующий, - едва заметно кивнул арбитр. - К утру я пришлю к месту сбора троих магов в ваше распоряжение.
   Удовлетворенный ответом, Застаро вновь повернулся к Гефену.
   - Тогда, господин гном, предлагаю вам и вашим людям подготовить все необходимое к завтрашнему походу и отдохнуть, насколько это возможно. Я же со своей стороны поручу подобрать вам дюжину легионеров, а также прикажу собрать провиант и снаряжение для спуска под землю.
   Уже позднее, сидя у костра и вслушиваясь в мирные звуки готовящегося ко сну обширного лагеря, Гефен взвешивал шансы на успех грядущей экспедиции под землю. Спать не хотелось. Все необходимое было уже подготовлено, но Гефен раз за разом прокручивал в голове детали предстоящего похода, боясь упустить из виду даже самую незначительную мелочь, от которой может зависеть успех всего предприятия. Звук приближающихся шагов отвлек гнома от размышлений. В круге света показалась фигура человека, и Гефен узнал в подошедшем магистра Мертеуса.
   - Вы позволите, господин гном, - Мертеус кивнул на разложенные возле костра скатанные одеяла.
   - Конечно, магистр, устраивайтесь, - рассеяно кивнул Гефен.
   Мертеус примостился на одно из одеял, скрестив ноги и положив на колени посох.
   - Говорят, вы выступаете поутру вниз, на глубинные тропы?
   - До настоящих глубинных троп мы вряд ли доберемся, - хмыкнул гном, подкладывая в костер пару веток валежника. - Возможно, наткнемся на начало тоннеля, ведущего в опустевший гномий тейг, который облюбовали твари, но и только.
   У Гефена сложилось впечатление, что Мертеус разочарован ответом.
   - Почему нельзя спуститься в самое их логово и уничтожить всех до конца? - поинтересовался магистр. - Ведь на этот раз мы обратили их в бегство и можем довершить начатое!
   - Так и пытались делать поначалу, но в подземных лабиринтах преимущество не на стороне людей. К тому же выяснялось, что пока войска вычищали под землей одно логово, твари выбирались на поверхность в другом месте. А когда порождения тьмы повел за собой Архидемон, на смену бессистемным набегам пришли полномасштабные боевые действия. Тогда попросту не стало хватать войск, чтобы преследовать каждую шайку врагов, и самым простым решением оказалось уничтожать выходы, чтобы на время обезопасить тылы. Только сейчас спустя десятки лет после выхода порождений тьмы на поверхность люди наконец стали понимать, что эта война на износ, с чем мы, гномы столкнулись давным-давно и, увы, не отыскали достойной стратегии для достижения победы.
   - Арбитр распорядился послать с вашим отрядом магов, - после недолгого молчания сказал Мертеус, меняя тему разговора.
   - Да, мне это известно, - кивнул Гефен.
   - Я один из тех, кто вызвался идти вместе с вами, - сообщил Мертеус.
   Гном вскинул на магистра глаза, в этот момент испытав смешанные чувства. Гефен видел Мертеуса в деле, и не сомневался в его мастерстве, однако, несмотря на свои явно выдающиеся способности магистр был слишком молод и, отправляясь в этой экспедиции, как никогда рисковал поставить окончательную точку на своей едва начавшейся жизни. Гефену даже захотелось немедленно отговорить молодого мага от участия в походе, но действительность живо напомнила гному, что каждый третий в этом лагере - едва повидавший жизнь юнец, не меньше Мертеуса заслуживающий пожить еще немного.
   - Странно, что магистр вызвался участвовать в этом опасном предприятии, - ограничился замечанием Гефен.
   Лицо Мертеуса стало серьезным. В какое-то мгновение Гефен даже подумал, что все это время ошибался, и перед ним вовсе не юнец. Жесткий взгляд, твердая линия губ и темнота под нахмуренными бровями изменили Мертеуса до неузнаваемости.
   - Мне интересны порождения тьмы, господин гном, - заговорил магистр. - Как сами существа, так и явление искаженной реальности, привносимое ими в наш мир. Я прекрасно понимаю, что спуск под землю опасен, но устоять перед соблазном воочию увидеть место обитания тварей я не мог.
   Гефен промолчал. Мысль, что кто-то интересуется порождениями тьмы и ради этого готов по собственной воле рисковать своей жизнью, заставила сомневаться в здравом рассудке такого человека. Впрочем, чему тут удивляться, если даже сами тевинтерцы обвиняют своих древних правителей-магистров в связях с драконьими божествами, чьи деяния в итоге и привели к появлению порождений тьмы. Не дождавшись продолжения разговора со стороны гнома, Мертеус поднялся на ноги и растворился в темноте. Гефен задумчиво посмотрел ему вслед, все еще раздумывая, не стоит ли уберечь юношу от опрометчивого шага. Так и не придя к какому-то однозначному мнению, гном начал готовиться ко сну. Распахнутое в бесконечность звездное небо уже не так пугало гнома, как это было поначалу, и Гефен вскоре заснул, плотно закутавшись в шерстяное одеяло, еще долго сохранявшее тепло давным-давно потухшего костра.
   Незадолго до рассвета экспедиционный отряд стал собираться возле одного из дозорных постов, цепочкой опоясывавших раскинувшийся на довольно обширной территории походный лагерь легиона. С этого места зияющий в пологом склоне холма темный провал одного из входов под землю не казался источником опасности, но сбившиеся в тесную группу люди и гномы нервно посматривали в ту сторону, поеживаясь от утренней прохлады.
   Как и советовал Гефен, дюжина рослых легионеров были облачены в сравнительно легкие кожаные доспехи, усиленные металлическими пластинами на груди и плечах. Оружием легионерам служили короткие мечи, надежно закрепленные в ножнах и не мешавшие перемещению, а легкие круглые щиты висели за спиной, оставляя руки свободными. Командующий легионом отозвал Гефена в сторону к тому месту, где стояли магистр Мертеус и незнакомый гному жилистый военный среднего роста.
   - Лейтенант Орик возглавит экспедицию, - представил Застаро незнакомца. - Во всем, что касается горного дела и взрывных работ, он будет полагаться на вас и ваших людей, Гефен.
   - Конечно, командующий, - гном с готовностью кивнул, протянув офицеру руку для рукопожатия.
   В отличие от рядовых легионеров грудь Орика укрывал жесткий полупанцирь поверх кожаной фуфайки, а ноги были защищены начищенными до блеска стальными наголенниками. Однако, судя по проворству лейтенанта, жесткая броня ничуть не стесняла его в движениях. Рукопожатие легионера было предельно крепким, словно человек решил испытать, так ли тверды дети камня, как сами о том заявляют на каждом углу.
   - Магистр Мертеус и двое магов будут сопровождать вас, - меж тем сказал командующий, поворачиваясь к магистру.
   - Мы уже знакомы с магистром, - кивнул Гефен, с большим интересом рассматривая двух других магов, стоявших чуть поодаль. Глядя на них, он задался вопросом, за какие заслуги совсем юный Мертеус заслужил магистерское звание в отличие от этих двоих, являвшихся рядовыми магами несмотря на свой зрелый возраст и, вне всяких сомнений, обладающих достаточным опытом и мастерством. Вряд ли здесь основную роль сыграл безусловный талант юноши. Гефен не слишком хорошо представлял себе все особенности тевинтерской магократии, но предположил, что Мертеус имеет знатное происхождение, раз в столь раннем возрасте оказался в привилегированном кругу правящей элиты.
   Командующий Застаро пристальным взглядом окинул собравшихся людей и гномов, и, удостоверившись, что все в сборе, вновь обратился к Гефену и лейтенанту Орику:
   - С того момента, как вы начнете спуск, мы будем ожидать вашего возвращения в течение трех суток. С вами отправится крысолов, - командующий кивнул в сторону коренастого человека, ростом едва ли превосходящего Гефена на голову. У ног коротышки стоял небольшой ящик, укрытий непроницаемой холстиной. Из ящика слышалось тихое попискивание. - Постарайтесь не реже раза в день отправлять назад крысу с сообщением. Если от вас не будет известий в течении оговоренных трех суток, мы направим вслед за вами поисковую группу. Если и она не вернется на поверхность по истечении еще трех суток, мы будем считать вас погибшими и постараемся уничтожить все обнаруженные выходы на поверхность своими силами.
   После того, как лейтенант Орик с помощью Гефена распределил грузы и установил порядок продвижения, отряд направился к ближайшему входу в подземелье. Первые часы спуска оказались достаточно утомительными. Отчасти это было связано с тем, что львиную долю груза, которая была размещена на носилках и в заплечных мешках, составляли кули со специальной лириумной смесью, служившей мощной взрывчаткой, и многие легионеры поначалу слишком осторожничали, сколько бы Гефен не успокаивал их, уверяя, что смесь не взорвется без специального запала, даже если уронить ее на землю с высокой скалы. Да и сам проход, ведший с поверхности, был не столько узок, сколько не приспособлен к размеренному шагу. Твари, прорывшие его, передвигались по нему иначе, чем люди и гномы, и последним теперь приходилось во многих местах перебираться через обвалившиеся со стен и потолка груды камней, загромождавших проход.
   Не считая самого Гефена, в отряде было еще пятеро гномов. Двое из них, самые ловкие и проворные, отправились вперед в качестве разведчиков. Периодически они зажигали потайные фонари, давая знать таким способом идущей следом основной группе, что впереди безопасно, и немедленно вновь исчезали в темноте, больше полагаясь на свое чутье и врожденную способность ориентироваться под землей, чем на неверный свет фонарей. В голове основного отряда шла пара легионеров с щитами и мечами наизготовку, а сразу за ними шагали лейтенант Орик, Гефен и магистр Мертеус. Следом растянулась цепочка легионеров и гномов, в разной степени нагруженных снаряжением. Маги в отличие от остальных не несли грузы, но равномерно распределившись по цепочке, освещали магическим свечением дорогу, позволяя поберечь факелы.
   Каждый раз, добираясь до развилки, где два, а то и целых три прохода, ведущих к поверхности, сливались в один тоннель, идущий вниз, Гефен делал короткую остановку, чтобы осмотреть стены тоннеля, и лейтенант Орик разрешал остальным членам отряда опустить грузы на землю и передохнуть. Хотя отсутствие порождений тьмы в тоннеле как будто облегчало задачу, это настораживало Гефена. В какой-то момент он даже всерьез подумал, что имперцы ошиблись с дырой в земле, однако вскоре разведчики наткнулись на труп порождения тьмы, и это развеяло всяческие сомнения Гефена. Судя по всему, тварь издохла от полученных ранений, так и не добравшись до своего логова, тем не менее, своим присутствием недвусмысленно указывая, что экспедиция находится на верном пути.
   - Долго мы еще будем спускаться, - спросил Орик, косясь на темнеющий у стены труп ганлока. Нотки тревоги в голосе лейтенанта были понятны гному. Узкий проход послужит прекрасной ловушкой, вздумай порождения тьмы наброситься на пришельцев.
   Гефен постарался напустить на себя как можно более безмятежный вид, деловито отколыпнув горным молотком кусок камня от стены. Повертев его в руках так, чтобы привлечь внимание лейтенанта, Гефен демонстративно сжал кусок камня пальцами, выкрошив из него несколько кусков поменьше.
   - Все это осадочные породы, лейтенант, - сказал гном. - Нужно двигаться дальше, пока мы не наткнемся на гранит или хотя бы достаточно крепкий известняк - это даст хоть какую-то уверенность, что мы вышли в основной тоннель, и развилок, ведущих на поверхность, больше не будет.
   - Я рассчитывал, что мы доберемся до самого логова тварей на глубинных тропах, - прокомментировал замечание Гефена магистр Мертеус, присевший на корточки рядом с трупом ганлока и с интересом рассматривающий искаженную предсмертной гримасой морду порождения тьмы.
   Лейтенант Орик шумно заерзал внутри своего панциря.
   - Кажется, я единственный, кто хочет побыстрее убраться из этой норы и вернуться на поверхность, - проворчал он. - Вас, Гефен, я еще могу понять. Вам, гномам, под землей все привычно, ну а вы, магистр, как я слышал, вызвались в этот поход добровольцем. Я начинаю подозревать, что вас не слишком-то интересует основная цель нашей экспедиции.
   - Вы удивительно проницательны для военного, - негромко ответил Мертеус. Едва ли его в этот момент занимал разговор. Магистр медленно протянул руку по направлению к порождению тьмы.
   - Лучше бы вам не прикасаться к этой твари, Мертеус, - предостерег Орик, инстинктивно положив руку на рукоятку меча. - Не хватало еще, чтобы вы подцепили скверну.
   Вопреки предупреждению лейтенанта Мертеус ухватил пальцами подбородок ганлока и попытался поднять его поникшую голову, чтобы лучше рассмотреть морду существа, одновременно освещая ее светом посоха. Когда не без усилий Мертеусу удалось это сделать, с нижней губы твари потекла черная струйка крови, запачкав пальцы магистра.
   - Проклятие, магистр! - воскликнул Орик. - Я же вас предупреждал...
   Лейтенант в растерянности повернулся к Гефену, ища у того поддержки. Все это время гном совершенно спокойно взирал на происходящее. Мертеус тем временем, по-видимому, удовлетворив свое любопытство, отложил продолжавший источать свет посох к стене тоннеля и извлек наружу из своего походного мешка белоснежный платок. Аккуратно вытерев пальцы, он скомкал платок и бросил его рядом с трупом.
   - А вы, лейтенант, как я погляжу, чрезвычайно тщательно следите за своим доспехом, не оставляя на нем ни единого пятнышка крови убитых тварей, - с усмешкой заметил Мертеус.
   Орик немедленно вспыхнул.
   - Вы намекаете, что я отсиживался за спинами легионеров во время боя? - лицо лейтенанта налилось кровью.
   - Успокойтесь, лейтенант, - Гефен положил свою ладонь на руку Орика, с новой силой стиснувшего рукоять меча. - Весьма похвально, что вы так ревностно заботитесь о нашей безопасности, но в данном случае вам не о чем волноваться. Спустя непродолжительное время после смерти порождений тьмы их кровь не опасней крови любого другого существа. Разве что вам придется принять ее внутрь, чтобы скверна гарантированно проникла в ваше тело.
   Орик с явным раздражением разжал руку, позволив клинку с тихим лязгом вернуться в прежнее положение.
   - Поверю вам на слово, господин гном. Но лишняя предосторожность никому не повредит. Слишком многих хороших солдат я потерял всего лишь из-за капли оскверненной крови, попавшей бедняге на смехотворную царапину, полученную в ходе боя.
   Орик протиснулся мимо Мертеуса, нарочито игнорируя труп порождения тьмы, и пошел по цепочке отдыхающих людей и гномов назад, командуя подъем. Когда лейтенант скрылся за поворотом узкого тоннеля, Мертеус флегматично заметил:
   - Вот ведь болван. Разве ему невдомек, что мы может проигрывать эту войну как раз из-за того, что слишком осторожничаем, боясь лучше узнать нашего врага?
   - Он прав, Мертеус, - покачал головой Гефен. - Мы здесь не затем, чтобы изучать порождения тьмы. Нам нужно всего лишь уничтожить этот проклятый тоннель, и при этом желательно уцелеть, а ваше безрассудство граничит с глупостью. Я не ошибусь, если предположу, что вы еще ни разу не видели, во что скверна превращает человека, иначе натерли бы ваши пальцы до блеска не меньшего, чем лейтенант свой доспех.
   Мертеус обиженно насупился, сложив руки на груди, а Гефен отвернулся, продолжив исследовать стену тоннеля.
   После непродолжительной остановки спуск продолжился. Трупы порождений тьмы попадались еще несколько раз. Некоторые из них были настолько изувечены, что невольно напрашивался вывод, что уже после их смерти от полученных в бою ран тела были искромсаны на куски. Было это делом рук уцелевших порождений тьмы, использовавших тела своих собратьев в качестве еды, или трупы стали добычей подземных хищников, в любом случае они служили зримым подтверждением, что где-то впереди отряд поджидает опасность. С каждой ужасной находкой Гефен ощущал, как страх подтачивает самообладание людей, а вполне осязаемым материальным воплощением этого страха стал ощущавшийся все сильнее хорошо знакомый Гефену прогорклый смрад - неизменный спутник пораженных скверной мест.
   По оценке Гефена, они потратили на спуск чуть меньше суток, прежде чем ноздреватый песчаник сменился кварцевыми пластами, а сам тоннель стал походить на старую, засыпанную осколками камня трещину, когда-то разорвавшую прочный скальный пласт. Словно подтверждая догадку Гефена, вместо уже привычного светового сигнала назад вернулся один из разведчиков-гномов, и Орик сделал знак отряду остановиться и приказал магам притушить магический свет. Гефен и Мертеус подошли как раз вовремя, чтобы услышать, о чем говорит гном.
   - Разлом впереди пересекает искусственный штрек, - торопливо говорил гном, сверкая белками глаз на практически черном от татуировок лице.
   - Заброшенный тейг? - спросил оживившийся Мертеус.
   Гном отрицательно помотал круглой головой.
   - Слишком близко от поверхности для заброшенного тейга. Больше похоже на пробную проходку, идущую вслед за медной жилой.
   - Что насчет порождений тьмы? - нетерпеливо спросил Орик.
   - Кажется, мы слышали их, - заговорил гном, невольно понизив голос. - Мой напарник остался наблюдать за проходом, а меня послал предупредить вас.
   - Как думаете, Гефен, нам подойдет тот штрек, чтобы устроить взрыв? - спросил Орик.
   - Что-то определенное я смогу сказать, только осмотрев его поближе, - пожал плечами Гефен. - А для этого необходимо обезопасить место. Что бы там ни было впереди - порождения тьмы, пауки или глубинные охотники - от них надо избавиться.
   - Хорошо, я соберу солдат, - кивнул лейтенант. - Надеюсь, никто из них не рассчитывал, что это будет легкая прогулка.
   Лейтенант отобрал пятерых легионеров и повел их следом за разведчиком-гномом. Гефен также присоединился к небольшому отряду, дабы поскорее оценить пригодность обнаруженного штрека для выполнения миссии, а вот Мертеусу несмотря на его возражения пришлось остаться с основной группой за старшего, и в итоге к отряду лейтенанта присоединился один из двоих остававшихся магов. Без лишних замечаний все, последовавшие за разведчиком, старались производить как можно меньше шума, ориентируясь на тусклый свет потайного фонаря, скользящий по неровному полу тоннеля. В момент, когда Гефен ощутил под подошвами нехарактерную для естественной пещеры ровную поверхность, гном-разведчик знаком призвал всех остановиться и полностью затушил фонарь. В кромешной темноте было неясно, пошел разведчик вперед или вместе с остальными остался стоять на месте.
   - Чего мы ждем? - раздраженно зашептал Орик. - Для каждой подземной твари темнота - это преимущество. Нужно зажечь факелы и атаковать, а не топтаться на месте, как слепые котята!
   - Наберитесь терпения, лейтенант! - прошептал в ответ Гефен, сам, впрочем, недоумевая, для чего эта странная остановка.
   Орик недовольно засопел в темноте, но к облегчению Гефена судя по звукам попытки двигаться дальше не предпринял. Возможно, как и гном, он тоже стал различать слабый свет, едва заметно выделявший прямоугольник дальнего прохода на фоне непроглядной темноты. Вскоре на фоне этого слабого света уже можно было различить силуэт разведчика, замершего в паре шагов. Он поднял руку, призывая следовать за собой, будучи уверенным, что члены отряда уже способны различить в сумраке его сигнал. Как оказалось, второй разведчик притаился неподалеку, осторожно выглядывая за край прорубленного в камне прямоугольника прохода. Дождавшись подхода остальных, он скользнул в проход, а его место занял лейтенант Орик. Выглянув за край, он поманил Гефена, предлагая гному проделать тот же маневр, какой до этого совершил разведчик-гном. Гефен быстро пересек довольно широкий коридор, в который выходил штрек, и укрылся за куском обрушившейся стены рядом с разведчиком у дальней стены, и только после этого позволил себе осмотреть место, в котором оказался.
   Продолговатое помещение с низким потолком освещали несколько закрепленных на стенах масляных светильников. Гефену стало любопытно, каково их происхождение. Для порождений тьмы, обходившимися факелами и грубо выкованными жаровнями, светильники были слишком искусно выполнены, хотя гном напомнил себе, что порождения тьмы были достаточно сообразительны, чтобы использовать по назначению предметы, принадлежавшие прежним обитателям захваченных ими жилищ. Тонкое и высокое пламя светильников вдруг затрепетало, отклонившись от вертикальной закопченной линии, и Гефен, отбросив праздные размышления, окинул взглядом свободное пространство помещения. В центре комнаты расположились два низкорослых гарлока. Примостившись на корточках, они орудовали короткими кривыми ножами над телом своего мертвого собрата. Чуть в стороне, опершись обеими руками о копье, стоял рослый ганлок. Его грубый доспех носил следы мощных ударов, был помят и измазан кровью. Судя по поникшей голове и тяжелому дыханию, ганлок был серьезно ранен.
   Больше никаких укрытий, прячась за которыми, можно было подобраться к противнику ближе, не было, и Гефен в ожидании команды Орика положив руку на рукоять короткого топорика. Лейтенант дал знак притаившемуся в глубине прохода магу, и почти немедленно из темноты мимо Гефена с легким шипением пронесся огненный шар. Ганлок обернулся на шум и издал гортанный возглас, неуклюже пытаясь отпрянуть в сторону, но было слишком поздно. Моментально достигнув центра комнаты, сверкающий шар лопнул, окатив огненными брызгами порождений тьмы. Объятые пламенем, гарлоки стали кататься по полу, вопя от боли, а ганлок попытался сорвать с себя вспыхнувший кусок рванины, заменявший ему плащ.
   Почти одновременно с взрывом огненного шара Орик и легионеры ринулись в бой. Гномы не решились броситься на врага впереди остальных, но и отставать от легионеров не пожелали.
   Первого гарлока, не успевшего вскочить с пола, Орик ловко заколол мечом, но вот второй вместе со своим командиром-ганлоком поспешно отступили вглубь комнаты. По какой-то непонятной причине они не бросились со всех ног удирать, попытавшись скрыться от преследования, а остались на месте и, не обращая внимания на все еще тлеющую одежду и серьезные ожоги, перегородили дальний проход из комнаты, приготовившись защищаться.
   Впрочем, как оказалось, ганлок вовсе не собирался пассивно ожидать приближения врага. Пользуясь тем, что легионеры, осознавая свое численное превосходство, осторожничают и не спешат сблизиться, он неожиданно мощным броском метнул свое копье в грудь ближайшему легионеру. Имперец недостаточно проворно закрылся щитом, и копье, смяв нагрудные пластины доспеха, с глухим хрустом пробило человека насквозь. Сила удара столь стремительно повергла человека наземь, что в первый момент напоминанием о его присутствии среди наступавших легионеров говорило лишь трепещущее из стороны в сторону длинное древко торчащего из трупа копья. Орик со злостью перерубил мечом древко вражеского копья и с криком бросился на врага, отбросив осторожность. Ганлок ощерился окровавленным ртом и выставил перед собой широкий тесак, извлеченный из набедренных ножен взамен утерянного копья.
   Окажись свидетелем этой схватки Мертеус, он без сомнения изменил бы свое пренебрежительное мнение о лейтенанте Орике. Вряд ли человек, столь искусно владеющий клинком, мог получить подобный боевой опыт, отсиживаясь за спинами других, а безрассудство, с которым лейтенант бросился на врага, тем более не походило на высмеянную магистром осторожность. Намеренно приняв первый удар ганлока на укрытое стальным наплечником плечо, Орик стремительно сократил дистанцию и первым же ударом отсек ганлоку руку, сжимавшую тесак. Меч лейтенант немедленно вспорхнул ввысь, и отделенная от тела голова ганлока полетела во тьму, напоследок окропив каплями крови низкий потолок. Как будто Орику было недостаточно, что враг уже мертв, но продолжает стоять, и лейтенант, перехватив короткий меч обеими руками, что есть силы рубанул по укрытой доспехом груди обезглавленного врага. Тяжелый панцирь сорвался с ремней, и меч лейтенанта глубоко врубился в плоть. Обильно орошая нагрудник Орика кровью, труп наконец грохнулся на землю. К тому времени там уже лежал поверженный легионерами второй гарлок.
   Гефену и обоим гномам-разведчикам только и оставалось, что с опозданием протолкнуться среди переводящих дух легионеров, чтобы лицезреть изрубленных на куски тварей.
   - Что там, как вы думаете? - спросил Орик, указывая окровавленным клинком в проход, возле которого лежали трупы порождений тьмы.
   - Понятия не имею и не хочу узнавать, - покачал головой Гефен. - Предлагаю выставить охранение у входа и заняться минированием этой комнаты. По-моему, здесь довольно удачное место, чтобы устроить завал.
   Орик отдал команду одному из гномов-разведчиков отправиться за основной группой, а легионерам приказал охранять проход. Дожидаясь прихода основного отряда, Гефен наблюдал, как имперцы растаскивают от входа по углам комнаты трупы порождений тьмы и тело погибшего легионера, разрисовывая пол жирными дорожками из крови. Однако не стоило впустую тратить драгоценное время, и Гефен, позаимствовав у оставшегося гнома-разведчика потайной фонарь, стал осматривать стены помещения, выбирая подходящие места для закладки взрывчатой смеси. При грамотном размещение даже того небольшого запаса взрывчатки, что они принесли с собой, Гефен надеялся расколоть известковый монолит, внутри которого было вытесано помещение, заставив верхние пласты сместиться вниз и раздавить полость, тем самым надежно запечатав проход наверх.
   Когда кули с взрывчатой смесью были доставлены в комнату, Гефен немедленно дал указания своим помощникам приступить к закладке зарядов в заранее помеченных местах. Какое-то время гномы были всецело заняты минированием комнаты и мало обращали внимания на то, что происходит вокруг них помимо этого. Лишь когда львиная доля работы была выполнена, Гефен позволил себе отвлечься, будучи уверенным, что остальную часть работы его помощники доделают самостоятельно. Отыскав взглядом лейтенанта Орика, расположившегося вместе со своими легионерами возле дальнего входа, гном направился к нему, чтобы обговорить дальнейшие действия.
   - Мы почти закончили, - сказал Гефен, оказавшись рядом с лейтенантом. - Совсем скоро можно будет выдвигаться в обратный путь.
   Гефен ожидал, что лейтенант будет рад этой новости, но Орик встретил ее без особого энтузиазма. Он лишь коротко кивнул в ответ и продолжил с тревожным выражением на лице всматривался в темноту прохода. Гефен последовал его примеру, но ничего заслуживающего внимания там не заметил. Повернувшись, гном оббежал глазами внутреннее пространство комнаты.
   - А куда подевался Мертеус? - спросил гном, не отыскав магистра среди тех, кто находился в помещении.
   Лейтенант наклонил голову, пряча глаза.
   - Пошел туда, - Орик качнул головой в сторону прохода.
   - Зачем? - опешил гном. - Мы же договорились, что не сунемся дальше этой комнаты!
   Орик медлил с ответом, словно ожидал, что вот сейчас из темноты покажется Мертеус и избавит лейтенанта от необходимости давать объяснения. Но магистр так и не появился, а Гефен по-прежнему буравил Орика тяжелым взглядом, заставляя все явственней проявляться на лице лейтенанта виноватое выражение, в итоге вынудив начать рассказ:
   - Магистр с самого начала, как только оказался здесь, изъявлял желание отправиться дальше по проходу. Но я наотрез запретил кому-либо покидать комнату. На какое-то время я отлучился проверить пост на входе, откуда мы пришли. Мало ли какая тварь заплутала в лабиринте, через который мы пробирались сюда, и осталась у нас за спиной. Когда я вернулся, Мертеус допрашивал одного из легионеров, охранявших проход: будто бы тот услышал женский стон или плач, доносящийся из глубины тоннелей...
   - Думаете, он действительно слышал то, о чем говорил? - перебил лейтенанта Гефен. - Пауки иногда издают своими жвалами звуки, очень похожие на щебет птиц, а глубинные охотники мяукают, как кошки.
   - Я понимаю, что вы имеете в виду, - раздраженно ответил Орик. - Но я склонен доверять своему человеку. А магистр Мертеус, тот так и вовсе ухватился за этот повод, потребовав, чтобы мы немедленно отправились на поиски несчастных жителей городка, похищенных тварями. Я даже склонен поверить, что в тех пещерах действительно могут находиться пленники. Но даже если и так, у нас не так много людей, чтобы организовать поиски этих несчастных, оставив вас без защиты и тем самым поставив под угрозу нашу основную задачу! Разговор шел на повышенных тонах, и в какой-то момент я не выдержал и сгоряча предложил Мертеусу самостоятельно поискать пленников. Подозреваю, он только этого и ждал. Легионер, слышавший звуки, и его товарищ вызвались сопровождать магистра, и мне ничего не оставалось, как разрешить им покинуть лагерь.
   - Глупый, самонадеянный мальчишка, - разочарованно заявил Гефен, с самого начала повествования понявший, что Мертеус хитростью или обманом в итоге добьется своей цели. - Вам не следовало отпускать его ни под каким предлогом. Даже если он не столкнется с подземными хищниками или порождениями тьмы, то может запросто не найти обратную дорогу.
   - Я ему не нянька, - шумно втянув воздух, выдавил Орик. - Приказать я ему тоже не могу, а спорить с ним бесполезно.
   - Давно они ушли?
   - Почти сразу с того момента, как вы начали минировать стены.
   Гефен поднял лампу на уровень глаз, а затем протянул ее лейтенанту.
   - Держите, - освободив руки, гном, игнорируя немой вопрос на лице Орика, тщательно оправил ремень и проверил чехол, в котором покоился короткий топорик. Наконец, удостоверившись, что все необходимое при нем, Гефен пояснил: - В фонаре масла на пол пальца. Когда он погаснет, вы соберете людей и выдвинитесь в обратный путь. Взорвете за собой тоннель, а затем поднимитесь на поверхность.
   - К чему вы мне это рассказываете, - нахмурившись, спросил лейтенант. - Уж не собираетесь ли вы отправиться следом за магистром? Бросьте, Гефен! Я тоже хотел бы вернуть своих людей, но расхаживая там, мы только привлечем сюда раньше времени порождения тьмы.
   - Безусловно, вы правы, Орик, - согласился Гефен, выхватывая из руки лейтенанта зажженный факел. - Но я не могу просто так бросить здесь Мертеуса. В последнем сражении в городе он спас мне жизнь, а я не люблю оставаться в долгу. Надеюсь, они не ушли далеко, и я разыщу их быстрее, чем потухнет фонарь.
   Лейтенант явно скептически оценивал затею Гефена.
   - Ваши люди смогут организовать взрыв самостоятельно? - тяжело вздохнув, спросил Орик.
   - Конечно, - кивнул Гефен - А разведчики сумеют вывести вас наружу.
   Лейтенант помедлил, но в итоге приказал легионерам, охранявшим проход, расступиться и пропустить гнома за пределы комнаты. Покинув помещение, Гефен оказался в узком коридоре. Впереди клубилась тьма, нехотя отступающая перед пламенем факела, который захватил с собой Гефен. Миновав короткий коридор, гном вскоре добрался до развилки, на которой остановился, напряженно вслушиваясь в тишину. Спустя мгновение он услышал слабый звук, не слишком-то похожий на человеческие стоны, скорее всхлип или сдержанный кашель. Иного способа проверить, что там, кроме как увидеть собственными глазами, не было, и Гефен осторожно двинулся в направлении услышанных звуков, надеясь, что Мертеус проследовал именно этой дорогой.
   Наверное, впервые с момента спуска под землю Гефен стал замечать на стенах зримые признаки того, что все эти подземные тоннели не случайные отрезки на пути выбравшихся на поверхность порождений тьмы, но место, которое твари облюбовали довольно давно. Характерные маслянистые пятна, похожие на черную плесень, въевшуюся в камень, без сомнения указывали на скверну, постепенно поражающую даже неживое в местах длительного обитания оскверненных тварей. Этот тревожный знак вскоре подкрепился многократно усилившимся отвратительным запахом и ставшими встречаться кусками гнилой плоти, лежащими на полу тоннеля. В узкий проход выходило множество ответвлений, создавая ощущение внутренностей какого-то огромного муравейника, пронизавшего ходами и норами толщу камня, но чутье подсказывало Гефену, что стоило держаться выбранного направления и не сворачивать в сторону.
   Смрад и до этого был невыносимым, но по мере того, как Гефен продвигался дальше, удушающий запах физически валил с ног, вынуждая закрыть нос и рот краем плаща. В какой-то момент тесные стены и потолок раздались в стороны, перестав служить полотном для мрачноватого театра теней, и гном понял, что оказался на пороге довольно просторной пещеры. То, что это не искусственно созданная полость, он определил по слабому свечению глубинных грибов, облюбовавших стены. Россыпь зеленоватых огоньков, мерцающих во мраке, уходя ввысь, постепенно сгущалась, в итоге сливаясь где-то над самой головой в сплошной мерцающий полог, намекая на внушительные размеры пещеры.
   Так и не решившись шагнуть в пещеру, Гефен замер на месте, вслушиваясь в абсолютную тишину. Пламя факела нервно трепетало, безуспешно пытаясь отвоевать у темноты хоть маленький кусочек обозримого пространства. Казалось, там, в темноте перед гномом разверзлась бездонная пропасть, и все, что оставалось ему сделать, это развернуться и шагать назад. Но в этот момент из глубины пещеры послышался протяжный женский стон. Боль и страдания в нем были столь явственно ощутимы, что заставили Гефена, отбросив чувство страха и разумной осторожности, решительно окунуться в темноту.
   Под подошвами расползалось в жижу что-то мягкое и чавкающее, и Гефен, представляя, что это может быть, не хотел опускать факел к полу, но вынужден был смотреть себе под ноги, чтобы не угодить в ловушку, которые в изобилии расставляли порождения тьмы на подступах к своим логовищам. Всхлипы и стоны теперь раздавались безостановочно, служа прекрасным ориентиром. Подстегнутое темнотой воображение живо рисовало гному картину предсмертной агонии несчастной пленницы. Впереди замаячил тусклый свет, и Гефен с облегчением узнал в нем магическое свечение посоха магистра Мертеуса. Рядом трепетали огни факелов, указывая, что сопровождавшие магистра легионеры также находятся поблизости. Кажется, гнома заметили, и Гефен постарался держать факел как можно ближе к себе, чтобы легионеры узнали его издалека.
   - Хорошо, что вы здесь, - сдавленно выпалил один из них, сделав шаг навстречу гному. - Может, хоть вы уговорите магистра поскорее вернуться назад!
   Между тем женские вздохи и постанывания раздавались в непосредственной близости, и Гефен поспешно шагнул в круг магического света, твердо намереваясь что-нибудь предпринять, чтобы, наконец, прекратить эти раздирающие душу стенания. Он ожидал увидеть женщину на полу пещеры в куче обглоданных кусков плоти, раненую и истекающую кровью, но неожиданно наткнулся взглядом на ее побелевшее лицо, словно висящее во мраке чуть выше человеческого роста. Несмотря на искаженные мукой черты, это лицо заворожило гнома своей противоестественной красотой: темные губы были четко очерчены на фоне бесцветной кожи, резкие тени, будто мазками сажи, подчеркивали чистые линии скул, а скорбный излом бровей придавал белесым глазам волнующую беззащитность.
   Тревожное предчувствие заставило гнома отвести взгляд от лица женщины и обратить внимание на ее плечи и грудь, изуродованные безобразными лоскутами кожи, оттянутыми железными крючьями к идущей под уклон стене пещеры. Ниже тело женщины и вовсе мало походило на человеческое, расплывшись в бесформенную груду раздутой плоти. Гефен уже понял, кто перед ним. Когда-то несчастная пленница порождений тьмы, в последствие насильно превращенная ими в матерь чудовищ, сейчас она могла вызвать у гнома лишь ненависть и отвращение. Запах от источаемых ей нечистот и от груд разлагающихся трупов, наваленных вдоль стен, сам по себе служил испытанием для выдержки Гефена, но то, что сейчас происходило с этим существом, заставило гнома приложить неимоверные усилия, чтобы унять взбунтовавшийся желудок.
   Не обращая внимания на глазеющих на нее людей и гнома, матерь чудовищ в ужасающих муках рожала свое очередное дитя. Она негромко подвывала, и в этот момент невольно вызвала у Гефена толику сочувствия, как любая женщина, испытывающая невыносимые боли во время рождения своего ребенка. Она взвыла от безумной боли, когда ее клоака прямо на глазах гнома вспухла, напряглась до предела и исторгла из своего влажного недра покрытый нечистотами кожистый мешок. Скользя по обильно залитому смесью крови и слизи известковому желобу, кокон с новорожденным свалился к самым ногам магистра Мертеуса. Тот не предпринял попытки отступить, а, напротив, с интересом стал рассматривать отвратительный плод.
   Появившееся на свет порождение тьмы зашевелилось внутри оболочки, безуспешно пытаясь разорвать ее и выбраться наружу. Бессильная помочь ему, его мать устало повисла на удерживающих ее крюках. По другую сторону Мертеус с нескрываемым интересом наблюдал за происходящим. Гефен в этот момент поразился тому, как эти двое похожи на счастливых родителей, чей противоестественный союз произвел на свет долгожданное дитя. Отбросив оцепенение, вызванное столь абсурдной аллегорией, гном потянулся к топору на боку, но его опередил один из легионеров, угрожающе поднявший свой меч:
   - Надо прикончить тварь, пока она не выбралась наружу!
   Матерь чудовищ зашипела и угрожающе дернулась, реагируя на угрозу, но крючья надежно удерживали ее вне досягаемости от людей. Но, кажется, пока ее опасения были напрасны, так как магистр перехватил руку легионера, заставив отвести меч.
   - Отойдите в сторону и не мешайте мне! - скомандовал Мертеус жестким голосом, не терпящим ни малейших возражений.
   Что-то еще прозвучало в голосе Мертеуса такое, из-за чего люди безропотно отступили назад и замерли за пределами освещенного пространства. Однако на Гефена магия, если это была именно она, не подействовала, и он остался стоять там, где и прежде, наблюдая вместе с магистром, как тварь, наконец, разорвала оболочку кокона и неловко стала выползать наружу. Это был почти сформировавшийся ганлок, пока еще беспомощный и не столь угрожающе, а скорее жалко выглядящий без грубых доспехов и оружия. Издалека его можно было бы спутать с больным человеком, чье тело изуродовала проказа, но полная острых зубов пасть и красноватые змееподобные глаза разрушали всякую схожесть с человеческим существом.
   - Посмотрите на него, Гефен, - негромко заговорил Мертеус, осторожно протягивая руку по направлению к неуклюже пробующему встать монстру. - Он наконец-то заполучил то, чего так жаждал! Плоть, пускай уродливую, но все же придающую смысл его существованию! Может быть, сейчас его цели примитивны - питаться и убивать, но кто знает, какими были мы, когда только вошли в этот мир и начали его завоевывать...
   - О ком ты говоришь, Мертеус? Кто они? - растеряно спросил гном, давно уже стискивающий ладонью рукоятку своего топора.
   - Разве ты не догадываешься? - удивился магистр, повернувшись к Гефену. - Ах да, откуда тебе знать, ведь гномам недоступна Тень...
   Возможно, если бы Мертеус успел договорить, он дал бы ответ на интересующий Гефена вопрос, но у этого диалога, как оказалось, был еще один внимательный слушатель. Беспомощность новорожденного ганлока оказалась обманчива. Монстр безошибочно уловил тот момент, когда избавился от внимания собеседников, отвлеченных разговором, и немедленно атаковал, воспользовавшись доступным ему оружием: зубами и когтями. Гефен в отличие от Мертеуса был готов к подобному развитию событий и на резкое движение твари отреагировал молниеносно, однако, стоя чуть в стороне, гном не успевал пресечь атаку ганлока, и единственное, что мог предпринять, чтобы уберечь магистра - оттолкнуть того прочь, оказавшись на его месте.
   Монстр, пытаясь достать ускользнувшую жертву, налетел на Гефена и хотя весом явно превосходил гнома, повергнуть наземь коренастого противника не сумел, столкнувшись в его лице с непреодолимым препятствием. Не дожидаясь, когда ганлок пустит в ход свои зубы, Гефен наотмашь ударил его в беззащитный живот обухом топора, заставив с воем отшатнуться и упасть навзничь, с ненавистью взирая на своего обидчика. Гном высоко занес обеими руками топор над головой, чтобы прикончить тварь, и в этот момент встретился взглядом с глазами матери чудовищ. Все это время она безмолвно следила за схваткой своего детища с противниками, и теперь, когда стал очевиден исход этой схватки, ее взгляд обещал гному немедленное возмездие. Сам гном давно уже понял с того самого момента, как опознал матерь чудовищ, что он сам, легионеры и магистр оказались в центре смертоносной ловушки. Гном обернулся к только что поднявшемуся с пола Мертеусу и закричал, порождая гулкое эхо под сводами просторной пещеры:
   - Убирайтесь отсюда немедленно, пока еще есть время!
   Краем глаза Гефен заметил, как дернулись, будто очнувшись от пощечины, до этого безучастно стоявшие легионеры, но времени убедиться в том, что они и магистр последовали совету гнома, уже не было. Едва оправившийся от удара ганлок вознамерился взять реванш, но Гефен не оставил ему ни единого шанса. Топор гнома со всей силы врубился в разверстую пасть монстра, ломая клыки и размозжив череп твари на куски. Содержимое разбитого черепа твари выплеснулось на лицо его матери, заставив слиться с окружающим сумраком, но исторгнутый оглушительный вопль и горящие ненавистью на фоне окровавленной маски глаза не оставляли ни малейших сомнений в ее агрессивных намерениях.
   Окружающий сумрак пещеры будто ожил, зашевелился неясными силуэтами, донося со всех сторон до слуха шипение и скользкий шелест. Гефен криво усмехнулся на торжествующий взгляд матери чудовищ и вместо того, чтобы бежать со всех ног, ринулся прямиком к ней. Наконец тьма явила свое материальное воплощение, сонмом скользких черных щупалец устремившись к гному со всех сторон. Они жалили его лицо, раздирали роговыми выростами кожу, разрывали в лохмотья защитную куртку, отрывая от нее целые куски, но Гефен с упорством обреченного рубил их направо и налево, неумолимо приближаясь к своей главной цели. Когда уже казалось, что масса извивающейся плоти спеленает гнома по рукам и ногам, а на его теле уже не осталось ни единого живого места, в сплетение щупалец поверх головы Гефена ударил разряд молнии, заставив их на время вытянуться вибрирующими струнами, а последовавшая за этим волна холода превратила в застывший ледяной частокол. Гефен в отчаянии взмахнул топором, и куски замершей плоти рассыпались на куски, открывая проход к матери чудовищ.
   Повторное приглашение гному не требовалось! Роняя алые капли крови из многочисленных рваных ран, Гефен предпринял последний рывок. В последний раз поймав взгляд матери чудовищ, на исчезающее мгновение он пожелал увидеть в нем мольбу об избавлении, но, похоже, человеческая суть этого существа оказалась запрятана слишком глубоко под спудом взлелеянной порождениями тьмы извращенной звериной натуры. Без сожаления Гефен взмахнул топором, рассекая грудь нависающей над ним матери чудовищ, и лоскуты плоти, удерживаемые крюками, вместе с разрубленными ребрами разошлись в стороны, разверзнув на израненного гнома поток оскверненной крови из рассеченного надвое сердца. Матерь чудовищ безжизненно повисла на цепях, и ее длинные черные волосы, свесившись с поникшей головы, достали пола и теперь плавали в огромной луже черной крови. Это было последнее, что гном увидел, прежде чем жжение от попавшей в раны скверны моментально переросло в нестерпимую боль, повергшую Гефена в шок.
   Теряющего сознание гнома кто-то ухватил за руку и поволок за собой. Дальнейшее слилось в череду подернутых кровавой пеленой картин, спорадически вспыхивающих перед глазами Гефена и моментально тонущих в волнах боли. Однажды пол под его ногами колыхнулся так, что он выпустил из рук топор, а сам повалился на землю. Гнома подхватили и потащили дальше, а за спиной что-то продолжало грохотать, раскалывая болью отяжелевшую голову, пока окончательно не смолкло. Последний раз, когда сознание в полной мере позволило Гефену осознать происходящее вокруг, он обнаружил, что сидит, привалившись спиной к стене тоннеля, а над ним маячит слепящее пламя факела, будто кто-то старается внимательней рассмотреть лицо гнома.
   - Гефен! - позвал совсем рядом голос Мертеуса. - Как вы!?
   - Оставь его так, - послышался откуда-то со стороны голос лейтенанта Орика. - А лучше бы нам его прикончить для его же блага.
   Раздался шелест извлекаемого из ножен клинка, и за спиной магистра замаячила фигура лейтенанта.
   - Стойте! - Мертеус раскинул руки. - Мы доставим его в лагерь к лекарю!
   - Бесполезно, господин магистр, - сказал кто-то из темноты. - От этой заразы нет избавления.
   - Они правы, Мертеус, - выдавил через силу Гефен. - Пускай сделают это.
   Глаза магистра потемнели, на его лице читалась безысходная беспомощность, отчаяние. Но затем на нем проснулась несвойственная мягким чертам ярость, в мгновение исказившая лицо юноши до неузнаваемости.
   - Тогда я сам сделаю это! - воскликнул магистр.
   Легионеры, стоявшие за спиной магистра, отшатнулись, когда на кончике посоха Мертеуса с треском стали извиваться молнии, протянувшиеся тонкой сеткой до кончиков его пальцев. Мертвенно бледные отсветы на лице магистра придали ему зловещее выражение. Легионеры смотрели на Мертеуса в страхе, и у самого Гефена волосы зашевелились на голове.
   - Ему нужна лишь милосердная смерть, а не мучения, - попытался вмешаться в происходящее Орик, но едва схватившись за плечо магистра, как ужаленный отдернул дымящуюся от ожога ладонь. Тем временем искрящиеся молнии волнами обегали одежду, лицо, ладони и посох Мертеуса, наполняя воздух специфическим запахом и производя отчетливый треск.
   Гефен инстинктивно попятился, пытаясь вжаться в стену, но поняв, что отступать некуда, покорно вскинул лицо, отыскав взглядом глаза магистра. Он ожидал увидеть в них безумие, животное помутнение разума, но отыскал лишь бездонную тьму, из глубины которой надвигалась неминуемая смерть. В один момент все молнии устремились в раскрытую ладонь Мертеуса, которую с навершием посоха теперь соединял тугой жгут вибрирующей ослепительной энергии, готовый вот-вот лопнуть. И когда это случилось, ладонь магистра исторгла изогнутую дугу разряда, поразительно похожую на лезвие какого-то магического кинжала. Дуга вонзилась в тело Гефена, пронизав его тело болью, еще более мучительной, чем испытываемая им до сих пор, и заставив выгнуться в напряжении. Казалось, кровь в жилах гнома вскипает и рвется наружу, готовая разорвать кожу, мышцы и глаза. Все мышцы, разом напрягшись, превратили тело гнома в окаменевшего истукана. Гефен желал уйти в небытие от этой невыносимой боли, но поток энергии, пронизавший его тело, будто каждый раз заставлял гнома приходить в сознание, удерживая на зыбкой границе беспамятства и подвергая нескончаемой пытке. А Мертеус меж тем, кажется, был далек от завершения своей экзекуции. Сполохи белого огня высвечивали резкими мазками черты сосредоточенного лица магистра, пока он, подчиняясь только ему одному ведомому замыслу, движением своей ладони заставлял изливавшийся из нее поток энергии раз за разом вонзаться в тело гнома. Когда Гефену уже казалось, что пытка никогда не закончится, огонь в руке Мертеуса внезапно погас, и моментально отступившее напряжение позволило безвольному телу Гефена, источавшему дым с поверхности сожженной кожи, повалиться на землю.
   Прежде чем волна нестерпимой боли вступила в свои безраздельные права и милостиво не погасила сознание гнома, он успел услышать уставший голос магистра.
   - Теперь, если мы поторопимся наверх, он еще сможет выжить!
  
   ЧАСТЬ 2. ТОТ, КТО ПОМНИТ МОЙ СОН.
  
   Это место было необычным даже для Тени, хотя такой эпитет вряд ли здесь был уместен. Нет, оно не было наполнено каким-то невероятным хаосом или доселе невиданной фантасмагорией форм, цветов и ощущений. Как раз наоборот. Оно казалось очень реальным, осязаемым, но одновременно фантастически эфемерным и совершенно невозможным в реальном мире. Высокий скальный выступ далеко вдавался в океан и об него бессильно разбивались морские волны, поднимая вверх, до самой вершины облака искрящихся в лучах солнца брызг. Небо до самого горизонта было затянуто мрачными тучами, в глубине которых сверкали вспышки молний, и средоточие тьмы в бесконечной дали порождало те самые волны, которые ветер гнал к берегу. Но сама вершина скалы, а точнее небольшая узкая площадка, покрытая жухлой травой, будто укрытая каким-то невидимым куполом, купалась в косых лучах солнечного света, проникающих из разрыва нависающих туч, и была недоступна для стихии. Лишь облако брызг, поднятое неуемным океаном, искрилось в этих лучах радужной аркой, перекинувшейся удивительным мостом через вершину уступа и краями теряющейся где-то внизу, а сквозь разрыв в тучах проглядывало чистое лазурное небо.
   Каждый раз, попадая сюда, Талаис любовалось этой картиной. Она не была статичной, и все новые необычные детали придавали ей различное настроение, словно автор этого уголка, до сих пор продолжая творить, испытывал то грусть, то радость, то волнение. Это настроение передавалось Талаис, пока она спешила к заветной цели своего путешествия. Там, на самом краю скалы приютилась небольшая каменная беседка, выжженная солнцем до ослепительной белизны. Одинокое дерево, цеплявшееся корнями за потрескавшиеся камни, охватывало кривыми ветвями, почти лишенными листьев, беседку со стороны океана. Иногда Талаис казалось, что дерево удерживает ажурное сооружение от падения в воду, а иногда думала, что наоборот, старое растение, не доверяя ослабшим корням, держится ветвями за незыблемое творение неизвестного зодчего.
   Но отнюдь не само место влекло Талаис сюда. Приметив внутри беседки знакомый силуэт, Талаис почувствовала в груди волну теплоты и заторопилась вперед, привычно переставляя ноги по каменистой тропинке и не обращая внимания на легкую дымку из мелких брызг, оставляющую капли влаги на ее коже. Он обернулся, наверное, услышав ее негромкие шаги сквозь гулкие удары волн где-то внизу, и шагнул ей навстречу. Они встретились на пороге беседки, и их первое за эту встречу прикосновение друг к другу Талаис всегда переживала с трепетом, как в тот раз, когда она впервые повстречала его. Его руки обхватил ее талию, она опустила свои ладони ему на плечи, любуясь его красотой. Неужели он всего лишь порождение ее фантазии и скрытых желаний? Или он плод чьего-то другого разума, забытый здесь, в этом уникальном месте? Дух-пленник причудливой темницы или демон-соблазнитель, создавший хитроумную ловушку для беспечного сновидца? Талаис думала об этом много раз, но в такие моменты, когда его ладони касались ее тела, об этом не хотелось размышлять.
   - Ах, Маарабас, каждый раз я боюсь, что не встречу тебя больше.
   Он с легкой тенью грусти улыбнулся, и Талаис вдруг упрекнула себя за эгоизм. Может быть, он и в самом деле пленник этого места, или хуже, пленник ее подсознания. А если и так - хватит ли у нее милосердия освободить его?
   - Ты слишком серьезна сегодня, - сказал он, заметив тень, набежавшую на лицо Талаис.
   - Это место сегодня играет грустную мелодию, - ответила она, пытаясь отыскать в уголках его глаз признаки страдания или муки неволи. Впервые она решилась задать волновавший ее вопрос: - Ответь мне, Маарабас, кто ты? Что делаешь, когда меня здесь нет?
   Он поднял голову, и легкий порыв ветра растрепал его густые каштановые волосы. За их прядями он спрятал от нее глаза, и Талаис испугалась, что не получит ответа. Но Маарабас взмахнул головой, отбрасывая непокорные волосы со лба, и его лучистый взгляд успокоил ее.
   - До того, как я встретил тебя, - начал он рассказ. - Я много раз рождался и исчезал. Каждый раз, ощущая свое естество вновь, я ощущал себя немного другим. Кто я? Я сам толком не разобрался. Когда-то этот вопрос меня вовсе не волновал. Я просто созерцал миры, которыми люди, такие как ты, наполняли это и другие места. Лишь Старик иногда направлял мое бесцельное внимание.
   - Старик?
   - Я встретил его однажды в одном странном месте, и с тех пор навещаю иногда. Я не знаю, кто он и какова его истинная природа, но ему многое известно об этом мире. Не помню даже, но может быть ему я обязан, что отыскал это место и тебя. С того момента в моем блуждании появился смысл. Я изучаю этот мир, размышляю, что покажу тебе при нашей следующей встрече. Иногда я пытаюсь заглянуть в твой мир, но, увы, он недоступен мне.
   - Почему все так несправедливо, Маарабас? Я ощущаю твои прикосновения, говорю с тобой, но я понимаю, что это всего лишь иллюзия. Ни ты, ни я не может преодолеть Завесу, чтобы в полной мере ощущать друг друга.
   - Таковы законы наших миров, и нам лишь следует смириться с этим и еще сильнее ценить то, что нам дозволено.
   - Неужели нет никакого способа преодолеть Завесу, не оставляя часть себя в родном мире? - грустно промолвила Талаис.
   - Мне известно, что обитатели Тени иногда пытаются проникнуть в материальный мир, заполнив пустоту в мертвом теле или силой и коварством пытаясь подчинить себе еще живого человека, но чем для них заканчивается подобный опыт, мне неведомо. Иногда я раздумываю, не проделать ли мне нечто подобное, но подозреваю, что оживший мертвец - не слишком приятный собеседник, а подавление другого разума ради обретения его тела очень похоже на убийство.
   - Да, все так и есть, - вздохнула Талаис, с тоской глядя на горизонт.
   - А люди? Они когда-нибудь пытались преодолеть Завесу, не отделяя разум от тела посредством сна.
   Талаис помрачнела. Встревоженный ее молчанием, Маарабас обхватил ее за плечи и повернул к себе.
   - Кое-кто пытался, но их затея обернулась катастрофой для обоих миров. - Талаис кивнула на горизонт, где среди туч темнел силуэт далекого города. - Я думала, тебе известна печальная история, связанная с появлением Черного Города.
   Маарабас обернулся.
   - Я воспринимал его всегда, как данность, не требующую насущного объяснения. Однажды я спросил о нем Старика, и он рассказал, что когда-то этот город выглядел иначе, и к нему вело множество дорог и из мира Тени, и из недремлющего мира, но однажды оказавшись вне обоих миров, он стал недоступен, хоть по-прежнему и виден из любой точки мира грез. Какое отношение к нему имеют люди?
   - Желание магистров, древних правителей моего народа, обрести божественную силу сделало этот город таким. Считается, что с помощью мощной магии они сумели проникнуть сквозь Завесу, при этом сохранив свою физическую форму, и достигли тогда еще Золотого Города, намереваясь отыскать в нем секреты древних, что когда-то воздвигли его. Что произошло с ними внутри города доподлинно неизвестно, но именно после их визита город стал таким, а сами магистры жестоко поплатились за вторжение в чертоги древних богов, принеся в наш мир ужасное бедствие. - Талаис ненадолго замолчала после своего рассказа, что-то обдумывая. Маарабас, для которого время было субстанцией столь же изменчивой, как и мир Тени вокруг, не решался нарушить молчание, любуясь лицом Талаис, которое в задумчивости разгладилось, обретя доселе незнакомую юноше ипостась своей красоты.
   Она подняла на него глаза.
   - Мне показалось интересным рассказ того старика о Черном Городе, - нарушила молчание Талаис. - Он и в самом деле утверждал, что когда-то в город вели дороги не только из мира Тени, но и из нашего мира?
   - Кажется, нечто подобное он говорил, хотя не уверен, что правильно его понял тогда, - пожал плечами Маарабас. - Ты полагаешь, какие-то из этих дорог, если они действительно существовали, сохранились до сих пор и могут вести в Тень, минуя Завесу?
   Талаис скептически покачала головой:
   - Вряд ли такое возможно, - сказала она. - Твой старик, скорее всего, имел в виду что-то другое или попросту ошибается, иначе такую лазейку непременно кто-нибудь да обнаружил бы, если судить по тем усилиям, которые магистры предприняли, чтобы попасть в Золотой Город.
   - Зачем гадать, - ответил Маарабас. - Мы можем вместе навестить Старика, и ты сможешь поговорить с ним сама.
   Талаис подошла к перилам беседки и, опершись о них руками, подставила лицо ветру, наполненному мелкими каплями соленой влаги. Она привыкла доверять Маарабасу. Много раз он показывал ей необычные, красивые места Тени, однако от ее обитателей, будь то демоны или безобидные духи, они держались подальше, слишком поглощенные обществом друг друга, чтобы тратить краткие мгновения своих встреч на попытки общения с кем-то еще. Предложение Маарабаса неожиданно для самой Талаис всколыхнуло в ней чувство тревоги. Случаи одержимости демонами были не редкостью среди тевинтерских магов, практиковавших путешествия в Тень. Все зависело от силы воли мага и его способности распознать угрозу, но всегда существовала вероятность, что даже умудренный опытом магистр мог однажды стать жертвой изощренной ловушки, расставленной алчными до вожделенной телесной оболочки демонами. Может ли быть так, что Маарабас всего лишь привлекательная приманка, призванная однажды привести Талаис в руки расчетливого демона?
   Талаис повернула голову и посмотрела на молодого человека, стоявшего рядом и беззаботно любовавшегося необычной игрой света и тьмы поглощенного грозовыми тучами горизонта. Нет, не может быть, чтобы он обманывал ее все это время. Эти ее подспудные мыслишки о предательстве, о заговоре - все они проистекают из ее родного мира, охваченного болезнью. Обман, подозрительность и двуличие пронизали его насквозь, как короста, покрывая каждого, кто имел несчастье родиться в эпоху мора. Ей остро захотелось избавиться от этого, отринуть свою мрачную вторую натуру, но лишь один выход ей казался возможным - покинуть испорченный тьмой мир навсегда, чтобы обрести счастье здесь, в мире грез. И если для этого необходимо всецело и без оглядки доверять тому, ради кого она желает совершить этот безвозвратный шаг, пускай будет так.
   Талаис придвинулась ближе к Маарабасу и обхватила руками его тонкую талию, положив подбородок ему на плечо. Тепло его тела, запах соли в его влажных волосах казались слишком реальными, чтобы на самом деле быть всего лишь плодом искусной иллюзии, порожденной ее разумом, раскрепощенным лириумным сном. Может ли быть так, что все будет выглядеть совсем иначе, если оказаться в этом месте в ином качестве? Опять эти сомнения, опасения, - отругала себя Талаис. Если тот Старик и вправду много знает об этом мире, может быть стоит поговорить с ним, чтобы рассеять хотя бы некоторые из них.
   - Это место, где ты встретил Старика. Ты назвал его странным, - заговорила Талаис. - Что это означает? Странное место в Тени - уже само по себе звучит странно!
   Маарабас усмехнулся. Осторожно повернувшись, чтобы не разорвать кольцо ее рук, он прислонил ее к своей груди и нежно погладил по волосам.
   - Знаешь, если долго путешествовать по Тени, всем ее странностям рано или поздно можно придумать объяснение, но иногда натыкаешься на вещи, чье существование никак не желает вписываться в картину твоих представлений об этом месте. Например, Черный Город, незыблемый в столь изменчивом месте, или Бесконечная Дорога в абсолютной пустоте, на которой я впервые и наткнулся на Старика.
   - Впервые слышу о Бесконечной Дороге, - сказала Талаис, запрокинув голову и с любопытством посмотрев на Маарабаса. - Куда она ведет и откуда?
   - В том то и дело, что никуда она не ведет, - в голосе Маарабаса послышались нотки досады, и Талаис живо представила себе, как он безуспешно пытается отыскать начало или конец этой самой дороги. - По ней можно шагать до бесконечности, но так и не приблизиться к какому-то иному месту, чем то, с которого впервые вступил на нее.
   - Покажи мне ее, - решилась, наконец, на путешествие Талаис. - Даже если мы не застанем там твоего Старика, будет весьма познавательно побывать в таком необычном месте.
   Маарабас широко улыбнулся и осторожно отстранив от себя Талаис, крепко взял ее за руку.
   - Идем, здесь недалеко!
   - Здесь? - удивилась Талаис. - Кажется, я изучила этот маленький кусочек Тени вдоль и поперек, и не могу припомнить чего-то, даже отдаленно напоминающего дорогу.
   - Не будь занудой, Талаис! - рассмеялся он. - Это ведь Тень. Ее невозможно изучить до конца!
   Слова Маарабаса несмотря на их безобидный шутливый тон, слегка уязвили Талаис. Ей всегда казалось, что этот маленький уголок Тени при всей своей необычности и изменчивости создавал впечатление безопасности и гармоничной завершенности. Наверное, она ошибочно переносит на это место привычные правила недремлющего мира, обманутая кажущейся материальной осязаемостью этих скал, беседки и дерева, но на самом деле это не более чем зыбкая иллюзия, под которой может скрываться все что угодно. Не стоит забывать об этом, и тогда этот мир станет намного понятней.
   Сойдя по ступеням беседки, Маарабас остановился и не выпуская руку Талаис галантно помог ей спуститься следом. Талаис поспешила скрыть на лице признаки недавнего недовольства, но Маарабас, кажется, успел уловить мельчайшие изменения в ее настроении.
   - Ты чем-то расстроена, Талаис? - поинтересовался он, когда они вместе шли по едва заметной на редкой траве каменистой тропинке к основанию скального выступа.
   - Почему ты раньше не показал мне эту странную дорогу, раз уж она находилась у нас под самым носом? - не удержавшись, спросила она. В этот момент ей хотелось скрежетать зубами от собственного костного желания контролировать все и вся, но что поделать, если она дочь магистра, всю свою жизнь посвятившего научным изысканиям, приведению в систему явлений природы, законов магии и проявлений Тени, и в одиночку воспитавшего Талаис среди книг и разнообразных объектов своих научных изысканий.
   Не доходя до места, где пролегала незаметная граница этого уголка Тени, Маарабас уверенно свернул к каменистому обрыву, из глубины которого доносился монотонный рокот разбивающихся о скалы гигантских волн. Оказалось, вдоль скального выступа прямо над грохочущей бездной вниз ведет узкий каменный уступ, кое-где перемежающийся короткими участками каменных ступеней. Наверное, этот спуск всегда был здесь, просто Талаис не приходило в голову поискать путь к подножию скал - слишком пугающим и необузданным был океанский прибой.
   Маарабас остановился на самом краю уступа, закрывая Талаис от весьма ощутимых порывов ветра, насыщенных поднятой с поверхности воды влагой.
   - Извини, Талаис, я, возможно, неправильно выразился, - голос Маарабаса звучал приглушенно, иногда теряясь на фоне грохота прибоя, и Талаис поняла, что место, где они остановились, пожалуй, последнее на предстоящем им пути, где еще можно различить голос собеседника. - Бесконечная Дорога не принадлежит этому месту. Она вообще не часть какого-то конкретного места Тени. Она просто существует сама по себе. Как Черный Город, только наоборот. Город легко отыскать, находясь в любой точке Тени, но попасть в него нельзя, также как наткнуться на Бесконечную Дорогу случайно практически невозможно, однако, если знаешь, где ее искать, легко можешь попасть на нее практически из любого места.
   - А как ты сам отыскал ее в первый раз? - поинтересовалась Талаис.
   - Никак, - пожал плечами Маарабас. - Просто однажды очнулся на ней и встретил там Старика. Он рассказал мне, как покинуть ее и как отыскать вновь, если я пожелаю встретиться с ним снова.
   Не выпуская ладонь Талаис из своей руки, Маарабас сделал первый шаг на узкий спуск. В одиночку Талаис вряд ли отважилась бы вступить на этот опасный путь, но сильная рука ее спутника придавала ей уверенности и вселяла чувство безопасности. Отринув сиюминутные колебания, она смело шагнула на влажные камни, но всего через пару коротких шагов, после того, как Талаис невольно посмотрела вниз, ее опрометчивая отвага моментально улетучилась, сменившись постепенно нарастающей паникой. Скала обрывалась совсем рядом от кончиков ее туфель и спускалась вниз практически отвесной стеной, постепенно теряясь в облаке взбитого прибоем тумана. Интересно, что с ней станет, если она сорвется вниз, с поразительной обыденностью подумала Талаис? Просто очнется ото сна без каких-либо последствий, или смерть окажется непреложной константой для обоих миров? Удивительно, но столь неуместно проявленный академический интерес вернул Талаис толику уверенности и помог подавить панику.
   Они продолжили спускаться, но Талаис теперь старательно избегала опускать глаза, предпочитая смотреть вперед на своего спутника. Когда Маарабас оборачивался и ловил на себе ее взгляд, то ободряюще улыбался, и она улыбалась в ответ. Таков был их безмолвный диалог на протяжении всего оставшегося пути. Признаться, Талаис представляла, что эта опасная тропа приведет их прямиком в океанскую бездну, разверзнувшуюся у подножия скал и открывающую путь к таинственной дороге, однако все оказалось значительно банальней. Они спустились едва ли на половину скального обрыва, когда каменный уступ неожиданно сошел на нет, а в отвесной стене как раз напротив последнего еще достаточно широкого участка обнаружился небольшой грот, сверху укрытый выступающим каменным козырьком, при всем желании не позволявший обнаружить вход в грот сверху.
   - Вот мы и пришли, - крикнул Маарабас, уверенно увлекая Талаис вслед за собой в темноту неширокого прохода в скале.
   Перспектива оказаться в кромешной темноте показалась Талаис менее пугающей, чем еще хоть мгновение, проведенное на узком уступе под порывами ветра, норовившими сбросить ее со скалы, и она позволила своему спутнику увлечь себя в темноту неширокого прохода. Она ожидала оказаться в сырой каменной пещере, немногим более комфортной, чем скользкий каменный уступ, обильно орошаемый морской водой, но проход, едва углубившись в скалу, практически сразу оканчивался глухим тупиком. Тусклый свет, проникавший снаружи, позволил рассмотреть сочащиеся влагой каменные стены, поросшие бурой плесенью, и, к немалому удивлению Талаис, совершенно неуместное здесь зеркало в рост человека, прислоненное к дальней стене. Массивная резная рама зеркала, изготовленная из дерева, во многих местах треснула или сгнила до влажной трухи, а само зеркало, ничего не отражая, лишь тускло поблескивало в сумраке, испачканное подтеками известняка. Столь необычная находка в первый момент целиком захватила внимание Талаис, и она не сразу обнаружила, что рука Маарабаса больше не сжимает ее ладонь, и в тупике она находится одна. Почувствовав легкую обиду на своего спутника, оставившего ее в одиночестве, Талаис осмотрелась вокруг, намереваясь отыскать скрытый в тенях проход, в котором исчез Маарабас, но когда такового не обнаружилось, почувствовала нарастающую тревогу. Она приблизилась к странному зеркалу вплотную, питая последнюю надежду, что искомый проход прячется за ним, хотя пространства за зеркалом было явно недостаточно, чтобы туда мог проскользнуть человек. Впрочем, это ведь Тень, и здесь возможно все, напомнила себе в качестве слабого утешения Талаис.
   Странно, но зеркало не отражало даже контрастного пятна освещенного входа, впрочем, как и саму Талаис и прочие детали окружения. Она протянула руку к раме, чтобы убедиться, что от скалы зеркало отделяет слишком узкое пространство, как вдруг прямо из зеркала появилась рука и ухватила Талаис за запястье. Зрелище обрезанной по запястье руки, прямо скажем, было жутковатым, и Талаис инстинктивно отшатнулась, но рука держала ее крепко и вопреки паническим попыткам Талаис вырваться потянула ее прямо в зеркало. Понимая, что неминуемо треснется лбом о его поверхность, Талаис выставила вперед свободную руку, чтобы опереться о стекло, но к ее ужасу ее ладонь провалилась сквозь поверхность зеркала, будто это было не твердое стекло, а заполненная темной водой прорубь. Талаис, окончательно потеряв равновесие, издала вопль ужаса и упала прямиком в черный омут. Все еще не веря в податливость материала, которую только что наглядно наблюдала, Талаис зажмурилась, ожидая столкновения и звона разбитого стекла, но не почувствовала ни малейшего сопротивления. В этот момент сильные руки подхватили Талаис за плечи и не дали ей упасть. Она открыла глаза и увидела перед собой виноватое лицо Маарабаса.
   - Извини, Талаис, за то, что оставил тебе ненадолго одну, - сказал он. - Просто хотел вначале убедиться, что мы попадем туда, куда нужно.
   - После всего пережитого я с содроганием ожидаю, что ждет меня дальше, - хмуро заметила Талаис и принялась оглядываться по сторонам, сообразив, что оказалась в новом незнакомом месте.
   Глазу не за что было зацепиться. Не было ни явного источника света, ни даже намека на линию горизонта. Вокруг простиралась абсолютная пустота, в своей бессодержательности обделенная даже цветом, разве что невнятная серость могла быть причислена к таковому. Взгляд из-за отсутствия деталей невозможно было сфокусировать на кой-то определенной точке. С одинаковым успехом серое ничто могло находиться бесконечно далеко или прямо под самым носом, ограничивая пространство, где стояли Маарабас и Талаис, до крохотного пятачка. Голова Талаис закружилась, и она поспешно перевела взгляд на лицо своего спутника. Не отпуская ее плечи, Маарабас сместился в сторону, глядя на что-то позади Талаис, но она, не обратив на это внимания, наконец-то смогла увидеть перед собой нечто, способное насытить взгляд хоть какими-то деталями.
   В пустоте висела дорога, на которой они, собственно, и стояли, насколько широкая, тоже сложно было понять, потому как сама она, как и окружающее пространство, не имела фактуры, каких-то характерных деталей или элементов, способных подсказать сознанию, каковы ее истинные размеры. Да и дорогой сложно было назвать то, что увидела Талаис. Просто края, уходящие вдаль и намечающие перспективу, придающую хоть какое-то ощущение пространства этому пустому месту. Талаис проследила взглядом постепенно растворяющиеся в сером ничто две сходящиеся линии, пока не уперлась взглядом во всенепременный силуэт Черного Города, неожиданно для самой Талаис к радостному облегчению воспринятый ей, как старый добрый товарищ, дающий даже в этом ничто неизменную точку отсчета.
   - Неужели эта дорога ведет прямиком в Черный Город? - воскликнула пораженная сделанным открытием Талаис.
   - Когда-то вела, но теперь это всего лишь раздражающая иллюзия, - послышался позади недовольный скрипучий голос.
   Талаис от неожиданности вздрогнула и стремительно обернулась, чтобы увидеть говорившего. Маарабас, явно расстроенный тем, что не успел вовремя предупредить свою спутницу о появлении незнакомца, поторопился представить его:
   - Это тот, о ком я тебе говорил, Талаис. Мне он своего имени до сих пор не пожелал назвать, но, может быть, тебе он его наконец скажет из вежливости.
   - Вот еще! - неприветливо фыркнул незнакомец, нескромно рассматривая Талаис. - Не к чему оно вам.
   В ответ Талаис отплатила той же монетой, свысока смерив неприязненным взглядом стоявшего перед ней невысокого старика. Копна растрепанных седых волос колыхалась в такт его мелко дергающейся голове, на узких немощных плечах едва держалась чересчур просторная полинявшая рубаха, из-под которой виднелись скатанные по щиколотку истертые до дыр штаны, а довершали ветхий гардероб старика стоптанные туфли, одетые на босу ногу. Перед собой в руках он сжимал до белизны в костяшках узловатых пальцев небольшой холщовый мешочек, внутри которого что-то дергалось и брыкалось, явно стремясь выбраться наружу. Заинтересованная содержимым мешка, Талаис наконец вгляделась в исхудавшее лицо старика, покрытое густой сеткой морщин, раскинувшейся от краешков глаз, через впалые щеки к узкому, но упрямо торчащему подбородку. Однако при всей тщедушности и дряхлости незнакомца пронзительный взгляд его янтарных глаз моментально отбил у Талаис охоту называть его стариком. Талаис ощутила до самой глубины своего естества, как что-то опасное, огромное, мощное изучает ее исподволь, прячась за личиной дряхлого тела, и пожелай оно - в любой момент сможет превратиться в нечто не столь безобидное и потакающее пренебрежительному отношению. Талаис поспешно отвела глаза, опустив их долу, больше всего желая в этот момент спрятаться за широкую спину Маарабаса и избавиться от нахлынувшего на нее нехорошего предчувствия.
   К облегчению Талаис старик развернулся к ней и Маарабасу спиной, и не торопясь направился к краю дороги, смешно подворачивая ступни в стоптанных туфлях. По правде сказать, Талаис уже не очень-то и хотелось что-либо выспрашивать у старика, и она была бы рада немедленно покинуть это неприветливое место.
   - Он не слишком-то рад нас видеть, - уныло сказала она, не решаясь открыто капитулировать перед оказанным им холодным приемом, но втайне надеясь, что Маарабас сжалится над ней и предложит вернуться обратно в их общую тихую гавань.
   - Не обращай внимания на его напускное ворчание, - невозмутимо заявил Маарабас. - Поверь мне, мы расстроим его еще больше, если просто уйдем, не попытавшись вовлечь в беседу. Я знаю, он одинок, и мои прежние визиты были для него единственным источником общения.
   Старик за время их краткого разговора дошел до края дороги и уселся на нем, свесив ноги вниз. Теперь его крохотная согбенная фигурка стала вызывать у Талаис толику жалости, а само его присутствие удивительным образом придало этому пустому месту не достававшие до сих пор глубину и ощущение громадного бесконечного пространства. Возможно, старик просто служил теперь дополнительным мерилом этому бедному на детали миру, но Талаис была уверена, что с его появление что-то неуловимо изменилось в самом этом месте, сделав его менее чуждым и более понятным. Сама Бесконечная Дорога перестала быть абсолютной абстракцией и, получив как минимум одно осязаемое измерение, теперь представлялась невероятным по масштабам и грандиозности сооружением, вновь пробудив у Талаис интерес к этому странному месту.
   - Хорошо, пойдем к нему, - согласилась Талаис, на самом деле больше движимая желанием из любопытства заглянуть за край дороги вниз, чем надеждой возобновить общение с неприветливым стариком.
   Когда Талаис и Маарабас подошли к тому месту, где примостился старик, тот, не обратив на них ни малейшего внимания, сосредоточенно пытался ухватить что-то внутри своего мешочка, запустив руку в его горловину, но это что-то определенно не желало даваться в руку. Талаис молча наблюдала за стариком, с нетерпением ожидая, что же он достанет наружу. Вот его рука выскользнула из мешка, и сквозь сжатые пальцы брызнул ослепительный свет. Зажав второй рукой горловину мешка, старик немощно размахнулся и бросил то, что сжимал в кулаке, вперед перед собой. К разочарованию Талаис это оказался обыкновенный висп. Подчиняясь силе броска, он пролетел еще какое-то расстояние от края дороги, суматошно кружа в пустоте и издавая тревожное попискивание, а затем испугано устремился обратно к старику.
   Но вернуться назад висп не успел. За краем дороги забрезжил слабый свет, стал стремительно разгораться, контрастно очерчивая край дороги, словно источник света поднимался из бездны пустоты, как из глубин океана. Висп сменил направление полета и стал улепетывать вверх, но куда там. Огромное существо, сотканное из пульсирующих светящихся нитей, поднялось из-за края дороги и стремительно нагнало беднягу. Пасть, усеянная иглами света, разверзлась и немедленно захлопнулась, поглотив крохотный светлячок примитивного духа. Существо встряхнуло головой, сглатывая, и Талаис увидела, как свет от проглоченного виспа стал перемещаться вниз, высвечивая на фоне серой пустоты контуры полупрозрачного тела существа. Только сейчас Талаис внезапно поняла, что перед ней, расправив призрачные крылья и изогнув светящейся аркой длинную шею, на краткий миг застыл в невероятном броске самый настоящий дракон. Довольный рев, сродни какофонии расстроенного оркестра, раздался из вновь раскрывшейся пасти, и светящийся дракон обрушился вниз, пропав из виду. Замершая от восхищения и страха Талаис до последнего следила, как постепенно затухает свет, пока тот не исчез вовсе, и окружающая пустота снова не вернулась к своему первозданному невзрачному виду.
   - Для одинокого старика всегда найдется компания, - меланхолично заметил старик, вновь запуская руку в свой мешочек и всем своим видом демонстрируя, что у него есть дела поважнее, чем общение с гостями, нарушившими его уединение.
   - Наверное, нам следует уйти и не докучать тебе своим присутствием, - разочарованно ответил Маарабас.
   Старик перестал шарить в мешке и нехотя отложил его в сторону, предварительно перетянув горловину кожаным ремешком.
   - Зачем она здесь? - спросил он, по-птичьи склонив голову набок и прищурившись, посмотрел на Маарабаса. В этот момент он больше смахивал на облезлого старого стервятника, примеряющегося, как бы половчее ущипнуть кусочек добычи.
   Маарабас и Талаис переглянулись.
   - Талаис интересуется Тенью, и я пообещал ей, что ты ответишь на некоторые ее вопросы, - не слишком лукавя, ответил Маарабас.
   - Это праздный интерес, или он преследует какие-то практические цели? - вкрадчиво поинтересовался старик, обратив свой взор на Талаис. В прищуре его глаз, к облегчению Талаис, не было и следа от прошлой пронзительной силы, но вот откровенное недоверие сквозило в этом взгляде со всей очевидностью.
   Что-то подсказывало Талаис, что окольные вопросы с целью скрыть настоящую причину ее интереса, вряд ли приведут к желаемому результату, поэтому сразу решила вести разговор начистоту.
   - Маарабас рассказал мне, что однажды в разговоре с ним вы упоминали дороги, ведущие в Черный Город прямиком из недремлющего мира. Если эти дороги сохранились до сих пор, то...
   - Даже если таковые и существуют, бессмысленно о них вести разговор, - с видимым раздражением прервал ее старик. - Ни одна из них уже не ведет куда-либо, кроме как в пустоту, так что попасть в Черный Город невозможно ни из Тени, ни из недремлющего мира, если тебя это интересует!
   - Меня вовсе не интересует Черный Город, - возразила Талаис, озадаченная столь бурной реакцией старика.
   Тот задумчиво потеребил редкие волоски на подбородке, едва ли претендующие называться бородой.
   - Тогда какой тебе резон от этих бесполезных дорог? - спросил он.
   Кажется, несмотря на всю неприветливость старика, Талаис сумела возбудить в нем слабый интерес к разговору, что давало шанс вытянуть из него нужную информацию. Ободренная этим, она не стала ходить вокруг да около, а выпалила напрямик:
   - Я хочу попасть из недремлющего мира в мир Тени, не отделяя разум от физической оболочки.
   - Вот как? - удивленно вскинул брови старик. - Чем же тебя не устраивает твоя нынешняя форма пребывания здесь?
   Таллаис чопорно оправила ладонями подол платья, опустив глаза к кончикам своих туфель и лишний раз убеждаясь, что выглядит вполне пристойно, хотя и несколько несообразно внешнему виду одетого в лохмотья старика, и внешности Маарабаса, облаченного в свободную тунику.
   - Это не более чем иллюзия, разыгранная отделенным от тела разумом, а мне хотелось бы большего.
   - Если силы твоего разума достаточно, чтобы, проникнув сквозь Завесу, воспринимать мир Тени в виде привычных тебе ощущений - прикосновений, запахов, света, то какая разница, что это на самом деле - иллюзорная картина в твоем сознании или отклик твоей физической оболочки на окружающую реальность?
   - Для меня большая разница, - Талаис посмотрела на Маарабаса, молча слушавшего их разговор, и старик, заметивший ее взгляд, понимающе ухмыльнулся. - Я знаю, что сейчас мое тело лежит неподвижно в материальном мире, одурманенное сном. И это знание не позволяет мне насладиться пребыванием в Тени в полной мере, каждое мгновение напоминая, что здесь находится лишь часть меня.
   - Это чувство мне знакомо, - вздохнув, пробормотал старик, скорее отвечая самому себе, чем Талаис. - Но почему ты решила, что сможешь просто перешагнуть из одного мира в другой и продолжать ощущать себя прежней? Неужели ты не понимаешь, что воплощение твоей физической оболочки в мире Тени может оказаться совсем не таким, каким ты привыкла его видеть благодаря иллюзии. Или... - старик сделал паузу, переведя взгляд на Маарабаса, - ...тот, ради кого ты решилась на этот шаг, окажется вовсе не тем, кем ты себе его представляешь.
   Под проницательным взглядом старика на щеках Талаис зарделся румянец. Сколько раз подобные вопросы мучили ее, прежде чем наконец она решила окончательно, что готова рискнуть всем ради небольшого шанса обрести счастье пускай даже в призрачном мире. Нет, она не позволит словам старика вновь возродить в ее душе былые сомнения! Талаис отыскала ладонь Маарабаса и крепко сжала ее, истово желая верить, что тепло этой ладони на самом деле не иллюзорно.
   - Я готова рискнуть.
   - Неужели? - скептически заметил старик и кивнул в сторону Маарабаса. - Ты ведь даже не знаешь, кто он такой.
   Прозвучало так, словно Маарабас сознательно утаил от нее правду о своей природе. Талаис невольно посмотрела на него, но нет, на лице ее спутника читалось искреннее недоумение.
   - Если тебе что-то известно обо мне, почему только сейчас ты решил упомянуть об этом? - спросил Маарабас. - Почему в наши прошлые встречи ты оставался глух к вопросам о моем происхождении, уверяя меня, что тебе ничего об этом неведомо?
   - Давай вернемся, Маарабас, - попросила Талаис. - Неважно, что он расскажет о тебе. Я достаточно знаю тебя, чтобы доверять.
   Но Маарабас не сдвинулся с места.
   - Талаис, но это важно для меня, - Маарабас посмотрел ей в лицо, и она заметила на нем возбуждение. - До сих пор я нахожусь в полном неведении, кто я такой на самом деле.
   Талаис закусила губу. Она понимала желание Маарабаса узнать о себе побольше. Будь она на его месте, без сомнений воспользовалась бы этой возможностью. Но в этот момент Талаис вдруг ощутила, что вовсе не хочет услышать ответ старика. Неожиданно оказалось, что ее представления о Маарабасе, об этом мире, о своем месте в нем и ее отношение к нему слишком хрупко и готово вот-вот обрушиться, похоронив под грудой бесполезных осколков все ее надежды, оставив после себя лишь пустоту, слишком хорошо знакомую Талаис, чтобы желать ее возвращения.
   - Теперь я, кажется, понимаю, что движет тобой! - с усмешкой воскликнул старик, все это время внимательно наблюдавший за отражением эмоций на лице Талаис. - Ты просто желаешь убежать от реальности! На самом деле ты жаждешь той самой иллюзорности, которую отвергаешь, не отягощенной знанием об истинной природе окружающих тебя вещей. Ты слишком слаба для столь серьезного шага и лучше бы тебе оставаться в своем привычном мирке.
   - Что ты можешь знать о реальности, в которой я существую!? - вспылила Талаис. - Что ты можешь знать такого, что заставит меня отказаться от задуманного? По мне, так ты просто играешь словами, за которыми не скрывается ничего, кроме пустоты! Кто ты сам такой, чтобы выносить суждение, кто я и кто такой Маарабас?
   Старик стремительно вскочил на ноги, продемонстрировав неожиданную для столь тщедушного тела прыть, хотя, если поразмыслить, внешняя форма или, вернее, ее иллюзия, ничего не значила.
   - Я создал его! - воскликнул он, указывая перстом на Маарабаса. - Он искусственная поделка, призванная скрасить мое одиночество! Я собрал его из множества примитивных обитателей тени. Демонов, духов... Посмотри! Немного ярости... - старик щелкнул пальцами, и Маарабас взвыл, упав на колени. Его тело исказилось, разрывая тунику, и наружу стал рваться сгусток пламени, вспучившись под кожей, - ...щепотка гордости, совсем чуть-чуть страха, изрядная доля отваги... - старик перечислял доли добродетелей и пороков, каждый раз щелчком пальцев заставляя Маарабаса вопить от боли, в то время как под его кожей бурлил клубок из перекрученных демонов и духов, рвущихся наружу.
   Талаис упала возле Маарабаса на колени и обняла его за содрогающиеся в конвульсиях плечи.
   - Прекрати! - закричала она старику. - Оставь его в покое!
   По щекам Талаис катились слезы. Она скорее была зла на себя, чем на старика, от того, что позволила своей гордыне спровоцировать издевательство над любимым человеком.
   Заметно уставший, старик перестал щелкать пальцами и опустился на поверхность дороги. Маарабас, обессиленный, затих, тяжело дыша, Его раскрасневшуюся кожу обильно покрывал пот...
   - Он не первый, - едва слышно пробормотал старик. - Было множество до него. Я перепробовал массу сочетаний, но все время выходило не то, что нужно, пока я не понял, что пытаюсь создать себя самого, - он грустно усмехнулся. - Странно, да? Я хотел создать свое отражение или... нет, не совсем свое, а той утерянной части, что когда-то любил также, как ты сейчас любишь его.
   - Тогда для чего эта жестокая демонстрация? - спросила Талаис. - Ты наконец-то нашел, перед кем похвастать своим достижением, обделенный признанием своего могущества в этой абсолютной пустоте?
   Глаза старика сверкнули уже однажды виденным янтарным пламенем, но на этот раз Талаис не опустила глаза, почти ощущая, что ее собственный взгляд в этот момент пылает гневом ничуть не меньшим.
   - Маарабас мне как сын, - пламя в глазах старика потускнело, уступая место тоске. - Я не мог допустить, чтобы ты совершила опрометчивый поступок, не ведая его истинной природы. В итоге это могло бы причинить вред вам обоим.
   - Разве не больший вред причинил ты сам, держа его в неведении все это время, - отрезала Талаис. - Может быть, ты просто испугался вновь остаться в одиночестве?
   - Может и так, - подавленно кивнул старик. Огонь в его глазах окончательно потух.
   Талаис помогла постепенно приходящему в себя Маарабасу встать на ноги.
   - Как бы то ни было, я повторю, мне не важно, как рожден или создан Маарабас. Мне достаточно того, каким я знаю его сейчас, - холодно сказала Талаис. - А теперь, если тебя не затруднит, укажи нам обратный путь из этого места. Пожалуй, с нас достаточно твоей отцовской опеки.
   Старик меланхолично щелкнул пальцами, и Талаис почувствовала, как Маарабас инстинктивно вздрогнул. Таллаис с ненавистью посмотрела на старика, но тот, кажется, вовсе не помышлял устраивать глупые розыгрыши, а следствием его очередного щелчка пальцев стала возникшая из пустоты прямо перед Талаис и Маарабасом темная точка, повисшая на расстоянии вытянутой руки. Она стала расти, превратившись в кольцо и, наконец, приняла форму вытянутого в рост человека овала. Края овала колыхались, а сквозь поверхность был виден знакомый скалистый пейзаж. Талаис, поддерживая Маарабаса, сделала шаг по направлению к открывшемуся проходу, но ее остановил голос старика.
   - Ты все еще хочешь узнать, как преодолеть Завесу?
   Талаис остановилась и косо посмотрела на старика. После всего произошедшего она ожидала подвоха, но очевидно старик говорил вполне серьезно.
   - Неужели одна из тех дорог, о которых я спрашивала, все же сохранилась?
   Старик к разочарованию Талаис покачал головой.
   - Увы, насколько мне известно, все они были разрушены в тот самый момент, когда Завеса разделила миры. По крайней мере, о сохранившихся мне ничего неизвестно.
   Талаис показалось, что старик говорит об этом с затаенной тоской. Возможно ли, что когда-то он сам, желая проделать обратный путь из Тени в недремлющий мир, пытался отыскать такую дорогу, но потерпел неудачу и теперь видит в подобных поисках лишь бесполезную трату сил и времени? Однако сейчас на языке Талаис вертелся совсем иной вопрос.
   - Разве Завеса не существовала изначально со времен сотворения мира? - удивленно спросила она.
   - Вовсе нет, - устало вздохнул старик. - Возникновение Завесы явилось апофеозом внутреннего конфликта, раздиравшего великую цивилизацию, в конечном итоге приведшее ее к окончательному падению. Но это слишком долгая история, чтобы касаться ее сейчас, - он протестующе вскинул худые руки, видя, что Талаис готова засыпать его новыми вопросами. - Лучше вернемся к насущному. Преодолеть Завесу со стороны недремлющего мира очень сложно, но я могу помочь тебе в этом, если ты готова довериться мне и в точности следовать моим указаниям.
   Слишком быстрая смена гнева на милость настораживала Талаис, заставляя с подозрением отнестись к предложению старика, но желание осуществить давно вынашиваемый план было столь велико, что отодвинуло на задний план все опасения.
   - Я готова выслушать тебя, - решительно кивнула Талаис.
   - Тогда, пожалуй, нам стоит подыскать для беседы более подходящее место, - на этот раз старик не стал щелкать пальцами, а легонько взмахнул рукой, будто перелистывая страницу невидимой книги, и все втроем они без какого-либо перехода оказались в небольшой деревянной хижине. У дальней стены мирно потрескивал огнем очаг, распространяя мягкое тепло. Нежный солнечный свет лился из прорезанного в стене окна, открывающего вид на почти вплотную подступающий к хижине лес, а сплетенная из лозы мебель, укрытая мягкими циновками, манила расслабленно примоститься на ней, вытянуть ноги и предаться беззаботному отдыху. На небольшом столике в центре хижины располагались чаши с фруктами, несколько бокалов и пара бутылок неизвестного напитка. За окном сгущался вечер, и шум ветра в ветвях деревьев доносил песни цикад.
   - Располагайтесь, - широким взмахом руки пригласил старик, оправляя на худых плечах замысловато вышитый халат. - Выслушайте меня внимательно, и запомните все, что я скажу. От этого зависит ваше благополучие, если вы твердо намерены воплотить в реальность свои желания.
  
   ЧАСТЬ 3. ВСЕ СТАРЦЫ СЛЕПЫ, ВСЕ ЧАДА ГЛУПЫ.
  
   Вот уже более полутора веков великая империя Тевинтер пребывает на грани света и тьмы, отражая нашествие бесчисленных орд кровожадных тварей, разносящих по ее землям скверну, сеющих смерть и разрушение. Целые поколения храбрых воинов и талантливых магов сгинули в бесчисленных сражениях, лишь на время замедливших продвижении врага, но даже такая цена за многочисленные жертвы уже считалась победой. Блистательные легионы, когда-то отвоевавшие у варваров почти весь Тедас и до основания разрушившие древний Арлатан, обратив некогда гордых эльфов в рабов, сейчас все чаще вынуждены отступать, измотанные и обескровленные бесконечными атаками порождений тьмы. Лишь бескомпромиссная воля и железная дисциплина, выкованные за долгие годы жестоких сражений, заставляют тевинтерцев по-прежнему с упорством обреченных биться за каждый город и поселок без надежды одержать победу в этой нескончаемой войне.
   Многие сегодня верят, что мор - это кара необузданной гордыне, толкнувшей древних правителей империи покуситься на знания, не предназначенные для простых смертных. Магистры зашли слишком далеко в своем стремлении обрести безграничное могущество, ставящее их в один ряд с богами, которым они поклонялись, и само мироздание покарало наглецов, явив миру их истинную сущность - черную скверну, что копилась в их проклятых душах и в итоге вырвалась наружу, поглотив их самих и их темных божеств.
   Сейчас, спустя почти два века истинные мотивы магистров, шагнувших в неизведанное, их цели и чаяния сокрыты под толстым слоем невежественных оценок, а то и прямых фальсификаций и подлога. Возможно, все то, что сегодня известно о тех эпохальных событиях, всего лишь многократно искаженные отголоски истины или вовсе не имеющая отношения к реальности ложь, сочиненная завистниками, не удостоившимися чести быть принятыми в узкий круг избранных, либо трусливые оправдания бывших сподвижников магистров, вынужденных держать ответ за своих канувших во тьме коллег.
   Магистр Мертеус, как и многие его современники, утерявшие веру в древних богов, тысячелетия служившую фундаментом тевинтерского могущества, жаждал найти нечто такое, что если не оправдает прошлое, то хотя бы позволит примириться с ним. Он был далек от мысли, что древние магистры дерзнули проникнуть за Завесу только исходя из тяги к познанию мира, но, как бы то ни было, все те катастрофические последствия их деяний Мертеус расценивал, как закономерную дань прогрессу, жестокую плату за ошибку в смелом эксперименте, позволившем шагнуть человеку за границы изведанного мира. Однако теперь, когда укоренившаяся точка зрения на события той эпохи мало кем оспаривается, а любая попытка беспристрастной оценки или исследования могла быть расценена, как поклонение древним богам и потворство магии крови, Мертеус избегал публично высказывать свои взгляды, предпочитая вести замкнутый образ жизни и заниматься своими изысканиями подальше от посторонних глаз в тиши домашней лаборатории.
   Как это частенько случалось в последнее время, накануне Мертеус допоздна засиделся в своем кабинете и не заметил, как уснул за рабочим столом. Глубокое кресло хоть и было удобным, но для сна явно не подходило, и поутру неприятная ломота разливалась по телу магистра, напоминая ему обо всех старых ранах, доставшихся в наследство от буйной молодости. Начинался еще один день, не сулящий ни малейшего просвета в череде предстоящих рутинных дел. Как же хотелось попросту не открывать глаза, надеясь столь нехитрым приемом остановить неумолимый ход времени, однако подолгу предаваться праздности Мертеус не любил, считая длительный отдых таким же излишеством, как, например, чрезмерное употребление вина или чревоугодие.
   Слуги еще спали, а комнаты старого дома наполнял предрассветный сумрак, когда Мертеус покинул свой кабинет, взбодренный в равной степени утренним омовением и прохладным сквозняком, обдавшим щиколотки магистра, едва он приоткрыл дверь кабинета и шагнул в коридор. Старый дом, выстроенный в эпоху расцвета империи, спустя века обветшал, на каждом шагу демонстрируя свой преклонный возраст. Когда Мертеус ступал по коридору, дубовые половицы протяжно скрипели под его ногами, жалуясь на тяжелую ношу, а подвывавший где-то снаружи ветер, проникая сквозь трещины в старой каменной кладке, вдруг оказывался совсем рядом, заставляя магистра ежиться и плотнее запахивать халат. Пересекая вестибюль, Мертеус ощутил проникшую сквозь матерчатые туфли влагу и с досадой обнаружил скопившиеся на мраморных плитах пола лужицы воды, образовавшиеся, скорее всего, из-за шедшего всю ночь дождя, просочившегося сквозь прохудившуюся крышу, уже давно нуждающуюся в серьезном ремонте.
   Невзирая на утреннюю прохладу, Мертеус распахнул высокие створки окна в гостиной, чтобы впустить немного свежего воздуха, а заодно лишний раз убедиться, что рассвет за окном по-прежнему не в силах разогнать уже ставший привычным неприветливый сумрак. К полудню этот сумрак едва ли рассеет скрытое за тучами солнце, и серый день, как и прежде, плавно перетечет в столь же безрадостный вечер. Когда-то место, где стоял дом, было всего лишь живописным предместьем Минратоуса и подчинялось неспешному ритму сельской жизни, откуда суета растущей столицы империи виделась чуждой и непонятной. С тех пор многое изменилось. Кварталы пригорода уже давно шагнули за пределы скалистого острова, в границах которого изначально возводилась столица, и серые городские стены теперь возвышались там, где еще совсем недавно у прибрежных скал ютился крохотный рыбацкий поселок, а вокруг вместо ублажающей взгляд пасторали в разгар дня бурлила выплеснувшаяся за пределы городских улиц крикливая и неопрятная жизнь бедной окраины. Неизменными остались лишь высокие башни Магистериума, когда-то вызывавшие восхищение своей грандиозностью, теперь же навевавшие мрачные мысли, темнея вдалеке на фоне пасмурного неба.
   Заслышав стук дверей, ведущих в комнаты слуг, Мертеус потуже подпоясал халат и поспешил в пристроенную к дому оранжерею, миновав которую, можно было попасть в тенистый сад, занимавший наряду с домом значительную территорию родового поместья. Утреннюю суету Мертеус не выносил почти так же, как долгий сон, предпочитая ранним утром насладиться тишиной и покоем погруженного в дрему сада. Однако в одиночестве он оставался недолго. Молодой эльф, исполнявший обязанности посыльного, разыскал Мертеуса возле небольшого фонтана, сооруженного в центре сада, и, отвесив низкий поклон, протянул магистру обвязанное тесьмой и скрепленное сургучной печатью письмо.
   - Прибыло только что с нарочным, мастер, - пояснил мальчишка. - На печати руна легиона вашего сына, и привратник подумал, что вы захотите немедленно ознакомиться с посланием.
   - Вы верно поступили, - Мертеус с благодарностью кивнул, поспешно принимая письмо.
   Пальцы магистра предательски задрожали, когда он попытался поскорее сломать печать. Арториус, сын магистра, прихотью природы не унаследовавший от отца магических способностей, но, тем не менее, благодаря знатному происхождению получивший хорошее образование по воинской стезе, едва закончив обучение в офицерской академии, отправился в действующую армию и вот уже два с лишним года участвовал в сражениях с порождениями тьмы. Сколько раз за прошедшие годы, получив подобное письмо, Мертеус боялся прочесть в нем дурные вести о сыне: он покалечен или погиб в бою, но едва узнавал знакомую руку, сложившую скупые слова на клочке пергамента, испытывал огромное облегчение.
   Мальчишка-эльф неуверенно мялся поблизости, с нескрываемым любопытством следя за лицом магистра, в надежде первым из прислуги завладеть важными новостями о сыне хозяина. Сосредоточенное лицо магистра, читающего письмо, осветила сдержанная улыбка, и ожидающий эльф невольно вытянул шею, стараясь заглянуть в зажатое в руках Мертеуса послание. Магистр поднял на него рассеянный взгляд и заторопился ко входу в оранжерею.
   - Талаис уже проснулась? - спросил он у семенящего следом мальчугана.
   - Когда я побежал вас искать, мастер, служанка госпожи только собиралась к ней, - поторопился ответить эльф, прилагая значительные усилия, чтобы не отстать от быстро вышагивающего магистра.
   - Пожалуй, я загляну к ней прямо сейчас, - пробормотал Мертеус, направляясь к лестнице, ведущей на второй этаж дома. - Обрадую ее новостями о брате.
   Посыльный сопровождал Мертеуса до самой спальни Талаис, лелея слабую надежду выведать суть содержащегося в письме сообщения, но у дверей комнаты он нос к носу столкнулся со спешащей навстречу служанкой госпожи, Лотиен, и та к великому разочарованию мальчугана решительно развернула его кругом и отправила вниз к прочим слугам. Мертеус, не обративший внимания на безмолвную пантомиму слуг, негромко постучал в дверь комнаты, а когда спустя несколько мгновений так и не дождался ответа, толкнул тяжелые створки двери и вошел в комнату дочери. Следом проскользнула Лотиен, неся кувшин теплой воды для утреннего омовения и чистые полотенца.
   Несмотря на то, что за окнами уже теплился рассвет, в комнате Талаис царил сумрак, готовый вот-вот сомкнуться вокруг догорающих неярким пламенем свечей, стоявших на небольшом столике возле кровати. Мертеус, больше ориентируясь по памяти, чем пытаясь рассмотреть что-либо при тусклом свете, прошел в дальнюю часть комнаты и резким движением отдернул тяжелые шторы, закрывавшие окно. Поток воздуха, поднятый взметнувшимися краями штор, задул пламя свечей, и от потухших фитилей вместе с тоненькими струйками дыма по комнате стал распространяться аромат перегретого воска. Блеклый свет снаружи не слишком-то сильно преобразил спальню, но заставил лежащую в постели девушку проснуться и, недовольно щурясь, натянуть край одеяла на подбородок.
   - Прости за бесцеремонное вторжение, Талаис, - извинился Мертеус.
   Развернувшись спиной к окну, магистр сложил руки на груди, всем своим видом демонстрируя, что не собирается покидать комнату дочери до тех пор, пока Талаис не соизволит стряхнуть с себя последние остатки сна. Девушка лениво повернула голову к окну, затем перевела взгляд на потухшие свечи.
   - К чему вставать в такую рань? - недовольно спросила она, сдерживая зевок. - Могу я поваляться в постели еще немного?
   Мертеус скользнул неодобрительным взглядом по пустым флаконам из-под лириума, лежавшим тут же на столике рядом со свечами.
   - Талаис, ты слишком много времени проводишь в Тени, - сказал магистр, укоризненно посмотрев на дочь, - Ты перестала выходить в сад, не появляешься в библиотеке, забросила общение с теми немногими друзьями, что навещали тебя. Все чаще, ссылаясь на твое неважное самочувствие, мне приходится вежливо отправлять восвояси преподавателей, которых я нанял для твоего обучения. Теперь в угоду путешествиям по иллюзорным мирам Тени ты стала игнорировать обычный сон, нанося ущерб своему здоровью.
   - Но что мне остается, отец? - закатив глаза, простонала Талаис. - Выгляни в окно. Днем там царит беспросветная мгла. Ветер и мерзкий дождь гонят редких прохожих прочь с улицы, а на лицах тех, кто решается прийти к нам в гости, я вижу вымученные улыбки и едва скрываемое желание поскорее вернуться домой. Учителя, равно как и книги, с недавних пор мало что могут добавить к моим знаниям. Разве что путешествия в Тень по-прежнему полны сюрпризов и могут удивить меня чем-то неведомым. Поэтому я стремлюсь туда вновь, и иногда мне вовсе не хочется возвращаться назад, в беспросветную темницу, на которую для меня стал похож недремлющий мир.
   Мертеус обернулся к окну, пытаясь скрыть от дочери выражение отчаяния на своем лице. Тьма простиралась далеко по горизонту, охватывая огромный город вдалеке, словно тисками, и вызывая стойкое желание вырваться на свежий воздух, под голубое небо и теплые лучи яркого солнца. Достаточно лишь протянуть руку и опрокинуть в рот пузырек с раствором лириума, а затем дождаться, когда разливающаяся по венам бирюза откроет разуму вожделенный проход в яркий и изменчивый, наполненный абсолютной свободой мир Тени. Что для Талаис в хмурой реальности могло тягаться по притягательности с этой волшебной страной?
   - Пойми, Талаис, Тень не место для людей, - вновь повернувшись к дочери, сказал магистр. - Мы не сможем существовать там долго. Людьми нас делают материальные препоны, коих нет в изменчивом мире Тени. Пережитые нами страдания и лишения, потребность в пище и отправлении естественных нужд, неразделенная любовь, в конце концов, делают нас такими, какие мы есть. Лиши нас этих границ, вручи безраздельную свободу реализовать малейшее шевеление любого даже самого безумного желания без необходимости оплатить это потом, слезами и кровью, и вскоре человек исчезнет, останется лишь скучающее, лишенное мотивации существо, подобное обитателям Тени.
   - Конечно, отец, мне ли не знать, каково это испытывать материальные препоны, - Талаис замолчала, закусив губу, а в уголках ее покрасневших глаз задрожали слезы, готовые скатиться по щекам.
   - Извини за жестокие слова, Талаис, но иначе эту жизнь не прожить.
   - Ничего, - шмыгнув носом, ответила Талаис. - Ты как всегда прав. Иллюзия не отменит того, что всю свою жизнь я проведу в постели или кресле-каталке. Что же, обещаю, никакого лириума сегодня. Весь этот безрадостный день я проведу в нашем старом доме в обществе пыльных фолиантов и чопорных учителей.
   - Надеюсь, ближайшие дни будут не такими уж и безрадостными, - грустно улыбнулся Мертеус. - Пришла весточка от Арториуса. Твоему брату разрешили покинуть расположение армии и навестить семью.
   На стоически серьезном лице Талаис вспыхнула широкая улыбка, моментально смягчив черты слишком рано повзрослевшего ребенка и заставив Мертеуса преисполниться надеждой, что, может быть, несколько ближайших дней не будут заполнены хандрой и пугающей апатией в перерывах между посещениями Тени, во время которых на Талаис, неподвижно лежащую в постели, слабо дышащую и не подающую явных признаков жизни, и вовсе было больно смотреть.
   - Когда его ждать? - живо поинтересовалась девушка, смахивая с ресниц капельки влаги.
   Прежде чем ответить на вопрос дочери, Мертеус кивнул служанке, и та, оставив кувшин и полотенца на столике, подошла к кровати. Магистр помог Талаис убрать одеяло и приподняться, в то время как Лотиен осторожно обхватила истощенные лодыжки девушки и опустила их за край постели. Убедившись, что дочь не нуждается в помощи, чтобы самостоятельно сидеть на кровати, магистр подкатил ближе деревянное кресло-каталку, до этого стоявшее у изголовья кровати. Кресло во всех отношениях было примечательным образчиком гномьей работы, катилось тихо, без малейшего скрипа, имело регулируемую по наклону спинку, удобные подлокотники и специальные скобы, в которых можно было закрепить ослабшие ноги.
   - Он должен приехать со дня на день, - после паузы ответил на заданный вопрос Мертеус, когда помог служанке устроить Талаис в кресле. - Было бы неплохо, если бы ты после завтрака помогла Лотиен приготовить комнату брата. Ты ведь прекрасно помнишь, как там все выглядело до его отъезда, а Арториусу будет приятно увидеть знакомую обстановку. Ну а я выкрою немного времени и позабочусь, чтобы нам, наконец, отремонтировали крышу.
   Позднее за завтраком Талаис выглядела заметно живее, чем обычно. Мертеус моментами следил за дочерью, надеясь, что причиной легкого румянца на ее щеках и живости во взгляде были новости о ее брате, а вовсе не проявления болезненного возбуждения, вызванного ночными скитаниями по Тени. Талаис меж тем мановением руки заставила кусочек фрукта, разложенного в вазоне, взвиться в воздух и медленно поплыть по направлению к ней. Лотиен неодобрительно наблюдала за фокусом, вытворяемым хозяйкой, мельком вопросительно посматривая на магистра. Да, обычно Мертеус запрещал Талаис ради пустого развлечения использовать магию, считая подобные фокусы неуместными за столом, но на этот раз решил проигнорировать ребяческую выходку дочери.
   - Знаешь, отец, по ту сторону Завесы я могу ходить, - задумчиво заговорила Талаис прежде, чем отправить кусочек повисшего в воздухе фрукта себе в рот. - Я ощущаю свои ноги сильными и здоровыми, чувствую, как мышцы испытывают вес моего тела, а кожа давление призрачной обуви и касание эфемерного ветра. Как ты думаешь, окажись я в Тени воплоти, как когда-то это проделали древние магистры, то смогла бы избавиться от моего недуга не только в моем воображении, но и в реальности?
   Вопрос излечения в том или ином виде часто возникал во время их бесед с дочерью, и каждый раз Мертеус не мог найти достойного ответа. Магистру казалось, что Талаис, затрагивая эту тему, с затаенной надеждой ждет, что отец, наконец, скажет, что нашел то самое заклинание, которое излечит ее, поставит на ноги и позволит ходить, но, увы, у Мертеуса не было ни малейших оснований говорить подобное, как бы он того не желал.
   - Даже если подобное было бы возможно, разве тебя не страшит участь, постигшая древних магистров? - поинтересовался Мертеус, скорее желая сменить тему, чем всерьез рассматривая фантазию дочери.
   - Но ты сам часто говорил, что доподлинно неизвестно, что на самом деле с ними случилось, - заметила Талаис. - Может быть, они по сей день пребывают за Завесой в Тени, обретя там бессмертие и невиданное могущество, и вовсе не горят желанием вернуться в недремлющий мир, чтобы поведать нам правду о своей участи!
   - Или, пораженные скверной, они вынуждены вечно скрываться во тьме подземелий, испытывая невообразимые телесные муки и страдая от одиночества, - возразил Мертеус.
   - Неужели ты в самом деле веришь, что они стали первыми порождениями тьмы и навлекли на нас мор?
   - Увы, есть факты, указывающие на то, что мое предположение все же ближе к истине, чем твое.
   - Ну конечно, Черный Город... - скривив рот, произнесла Талаис, будто само название вызывало у нее во рту неприятную горечь. - Интересно, как небольшая группа магистров, пускай даже самых могущественных магов, могла так изменить огромный призрачный город?
   Строгий изгиб губ Мертеуса тронула легкая улыбка.
   - Не забывай, чтобы осуществить задуманное, древние магистры погубили множество рабов ради магии крови и использовали огромное количество лириума. Кто знает, какой силы магию они сотворили при этом, - Мертеус задумчиво потер подбородок. - Но тут, признаться честно, и меня одолевают сомнения. Возможно, Золотой Город только казался таковым, на самом деле был искажен скверной давным-давно, пав жертвой разразившейся среди его хозяев войны. Ведь даже самая могущественная магия, которой могли владеть древние магистры, вряд ли была способна так изменить природу самой Тени, частью которой был Золотой Город. Есть лишь одна сущность, способная оказать столь пагубное воздействие на Тень, и могущая возникнуть в результате грубой попытки преодолеть Завесу при помощи мощной магии, каковой, безусловно, воспользовались магистры.
   - Что же это такое? - с нетерпением спросила Талаис.
   - Первозданная тьма, которая, по словам гномов, покоится в Бездне в глубинах земли. Нечто, не принадлежащее ни миру Тени, ни материальному миру, но породившее оба мира, будучи разделенным в Источнике всего сущего. Когда магистры применили магию столь мощную, что позволила преодолеть Завесу, они могли по неведению или, наоборот, умышленно породить на границе миров процесс, обратный тому, что протекает в Источнике. Могла возникнуть крохотная частичка первозданной тьмы, поначалу едва ощутимая, но привнесшая губительное искажение в процесс трансформации плоти магистров во время перехода между мирами. Возможно, они не подозревали об этом, а может, сознательно позволили своим телам измениться подобным образом, потому что только так они могли преодолеть Завесу и попасть воплоти в Золотой Город. Однако искажения в их телах ширились, пока не затронули окружающую их часть Тени и в итоге не распространились на сам город. Золотой Город стал Черным, а возможно лишь кажется таковым из-за охвативших его искажений, но в любом случае он перестал в полной мере принадлежать Тени, возможно, оказавшись меж двух миров, недоступный ни в одном из них.
   - Если магистры, став первыми порождениями тьмы, оказались выброшены в недремлющий мир, то почему сам Черный Город по-прежнему пребывает в Тени?
   - Вероятно, внутри него до сих пор есть нечто, что удерживает его меж мирами. То, что смогло сопротивляться искажениям и остановить их дальнейшее распространение, навсегда отгородив город от остальной Тени непреодолимым барьером и вышвырнув вон вторгшихся магистров, как источник пагубного воздействия. Поэтому отчасти могут быть правы те, кто обвиняет древних магистров в причастности к началу мора, так как скверна, распространяемая порождениями тьмы, поразительно напоминает те самые искажения, что я только что описал, и ее источником вполне могут быть сами магистры или то место, где они проводили свой эксперимент.
   - Даже не верится, что несколько магистров ответственны за появление столь огромного количества порождений тьмы. Как им это удалось, а главное, зачем? Ведь зараженные скверной просто так не становятся порождениями тьмы! Они рождаются от женщин, насильно превращенных порождениями тьмы в матерей чудовищ, насколько мне известно. Возможно ли, что среди магистров были женщины, добровольно или по принуждению избравшие подобную роль?!
   - Да, тут есть над чем задуматься. Мне кажется, существует путаница с хронологией событий, отраженных в дошедших до нас свидетельствах, или все совсем не так, как нам видится, - кивнул Мертеус, с удовлетворением отмечая про себя, что Талаис задается точно такими же вопросами, на которые сам Мертеус искал когда-то ответы, проводя свои исследования. - Например, гномы утверждают, что порождения тьмы обитали на глубинных тропах задолго до проникновения магистров в Золотой Город и последовавшего за этим мора. Такое вполне возможно, если предположить, что когда-то в древности одно из гномьих племен наткнулось на проход к Бездне и соприкоснулось с первозданной тьмой. Их женщины оказались поражены скверной и стали первыми матерями чудовищ. От них мог произойти новый вид существ, какое-то время обитавший в глубинах в относительной изоляции. Для продолжения рода они могли похищать здоровых женщин у гномов и превращать их в новых матерей чудовищ, что и приводило к стычкам, о которых упоминают гномы. Количество порождений тьмы росло, они завоевывали все большее жизненное пространство, привнося в него скверну и делая его непригодным для обитания гномов и прочих существ. В какой-то момент отдельные стычки с гномами могли перерасти в крупные столкновения. Гномы стали постепенно терять свои территории, уступая глубинные тропы захватчикам. Это могло длиться на протяжении очень долгого времени, пока не привело к распаду империи гномов как единого целого. Отчасти на это можно списать то, что сохранившиеся летописи гномов содержат очень скудную информацию об истории зарождения конфликта и истинном происхождении порождений тьмы.
   - Послушать тебя, так древние магистры в таком случае вовсе ни причем, и начало мора было лишь вопросом времени, когда порождения тьмы расплодились настолько, что решили, наконец, выбраться на поверхность. А как же воплощенный в оскверненном драконе Думат, чье появление во главе порождений тьмы ознаменовало начало мора? В том числе и ему издревле поклонялись древние магистры, и именно его обвиняют в том, что он побудил их предпринять тот злополучный поход в Золотой Город. Я уверена, за этими событиями кроется нечто большее, чем простое совпадение.
   - Безусловно, древние магистры сыграли какую-то роль в пробуждении дракона, - кивнул Мертеус. - Неясно только, они ли повинны в его превращении в Архидемона. Возможно, порождения тьмы так и оставались бы под землей еще долгое время, постепенно захватывая все новые гномьи тейги, если бы дракон своим появлением не спровоцировал начало мора.
   - Он на самом деле может оказаться древним богом?
   - И да, и нет, - ответил Мертеус. - Могли ли ему поклоняться магистры и общаться с ним посредством Тени, когда он спал, погребенный в толще земли? Думаю, такое возможно. Но бог ли он? Нет, я так не думаю. У меня есть на этот счет собственная гипотеза, но ее изложение займет довольно много времени.
   - Мне хотелось бы выслушать ее, отец, - сказала Талаис. - Что-то подсказывает мне, что никто из твоих коллег-магистров с этой гипотезой еще незнаком, так что у тебя есть неплохая возможность впервые опробовать ее тезисы на мне за неимением других заинтересованных слушателей.
   - Тогда нам лучше перебраться в библиотеку, - усмехнулся магистр, подметив ироничный блеск в глазах дочери. - Доедай свой десерт, и мы отправимся туда вместе.
   Когда колеса кресла-каталки Талаис бесшумно катились по коридору, оставляя позади двери спален, комнат прислуги, ванные комнаты, кладовки и гостевые, Мертеус с грустью понимал, что этот большой дом был слишком велик для них двоих с дочерью. Когда-то магистр мечтал, что комнаты дома наполнит детский смех, в нем будут собираться друзья, и многие надежды тогда были связаны с рождением детей. С того момента эти надежды успели изрядно потускнеть. Во время тяжелых родов Талаис умерла жена магистра, и после он уже не решился, да и не желал вновь связать себя узами брака. Арториуса забрала армия и пока не спешила давать ему шанс обрести свою семью, а Талаис... Мертеус опустил голову и посмотрел на дочь. Ей не уготовано счастье семейной жизни, ее удел - доживать свои годы в этом самом кресле, не помышляя о любви и детях, а собственной любви магистра к дочери явно недостаточно, чтобы сделать ее счастливой. Но что он может сделать для нее? Что если та безумная идея, высказанная Талаис в самом начале их разговора за завтраком, осуществима? Возможно ли излечиться, перешагнув Завесу не разделяя разум и тело? В таком случае готов ли он, Мертеус, ради дочери предпринять все необходимое для осуществления подобного шага?
   Внезапно нахлынувший страх от осознания, что он уже упустил столь драгоценное время для излечения дочери, погнал мысли Мертеуса по ветвящимся дорожкам возможных вариантов достижения невероятной цели. Обдумывая шаги, которые следует предпринять, Мертеус практически ни разу не споткнулся на сценах жестоких кровавых ритуалов, подчерпнутых из отрывочных свидетельств очевидцев, найденных в архивах. Магистра не остановили воспоминания виденных в подземных казематах покрытых старой кровью статуй, посвященных древним богам. Только в конце, осознав пугающую возможность повторить безумный эксперимент древних магистров, память подсунула его возможный исход: образы живых и мертвых порождений тьмы, коих магистр на войне повидал немало. Что если Талаис превратится в подобное чудовище? В стремлении помочь дочери смог бы он подвергнуть ее риску потерять даже то немногое, что она имеет теперь?
   - Что-то случилось, отец? - прорвался сквозь вереницу мыслей голос Талаис.
   Мертеус осознал, что остановился посреди длинного коридора. До дверей в библиотеку оставалось совсем немного.
   - Нет, ничего. Просто вспомнил, как мы вместе посещали Тень, - соврал Мертеус, пряча от дочери виноватый взгляд.
   - Ты тогда так боялся, что мной заинтересуются демоны, что не отходил ни на шаг, следуя за мной неотступно в каждый уголок Тени, куда бы я не пожелала направиться.
   - Да, но с тех пор ты обрела достаточно силы, чтобы любой враждебный обитатель Тени сам бежал от тебя прочь без оглядки. У тебя большой магический талант, Талаис, и ты при должном усердии сможешь превзойти в магическом искусстве не только меня, но и большинство именитых магов столицы.
   - Наверное, каждый любящий отец говорит такое своим детям, - смущенно заметила Талаис.
   - Ну уж нет, - возразил Мертеус. - Я повидал немало магов за свою жизнь, в том числе и на войне, где нет места бездарностям, и знаю, о чем говорю. Мне ведь не зря поручили заниматься обучением молодых магов премудростям магического искусства и его практическому применению на поле боя. Однако до сих пор я не встречал ни у одного из моих многочисленных учеников столь значительного таланта к магии, как у тебя.
   - Вот только карьеры боевого мага мне не видать, - с грустью ответила Талаис.
   - Поверь, Талаис, война рано или поздно закончится, и всем магам придется покинуть поля сражений и направить свои способности в мирное русло. Придет время, и ты займешь достойное место среди магистров, и твой недуг не будет играть ни малейшего значения.
   - Почему ты так уверен, что мор не продлится еще века? - поинтересовалась Талаис.
   - Просто предчувствие, - ответил Мертеус. - Неспроста Арториусу разрешили побывать дома. Мне кажется, в войне с порождениями тьмы, наконец, наступил перелом.
   Остановившись перед входом в библиотеку, Мертеус обошел кресло дочери и настежь распахнул створки высоких дверей. Шагнув внутрь, он дождался, пока служанка дочери не вкатит кресло в библиотеку, а затем распорядился:
   - Лотиен, попроси кого-нибудь из слуг разворошить угли в камине и положить свежие поленья. И пускай принесут новые свечи.
   - Да, мастер, - кивнула эльфийка и торопливо покинула библиотеку.
   Магистр положил руки на спинку кресла дочери и медленно покатил его по направлению к камину, в глубине которого едва тлели подернутые пеплом старые уголья. Сквозь плетение оконных витражей внутрь библиотеки проникало еще достаточно света, но когда время перевалит за полдень, расставленные на каминной полке свечи останутся единственным источником света. Оставив кресло дочери неподалеку от камина, сам Мертеус устроился на удобном диванчике и вытянул ноги к каминной решетке, наслаждаясь мягкими волнами тепла, источавшими еще не остывшей каминной кладкой.
   Лотиен довольно быстро вернулась, неся поднос с парой чашек и серебряным кувшинчиком, над краем которого едва заметно курился пар. Вместе с Лотиен пришел еще один слуга, и пока он занимался очагом и расставлял свежие свечи на каминной полке, служанка дочери наполнила чашки ароматным травяным отваром из кувшинчика и по очереди предложила напиток хозяевам. Талаис незамедлительно подхватила одну из чашек и торопливо отхлебнула маленький глоток обжигающего напитка.
   - Итак, отец, я готова выслушать твой рассказ о древнем боге, - сказала она, откинувшись на спинку кресла и с явным удовольствием вдыхая источаемый напитком аромат.
   Мертеус тоже сделал небольшой глоток из своей чашки и вернул ее на поднос, предусмотрительно оставленный служанкой на небольшом столике между диванчиком Мертеуса и креслом-каталкой Талаис.
   - Пожалуй, прежде чем вести разговор о Думате, не менее важно понять, кем на самом деле являются порождения тьмы.
   - Разве ты не говорил, что они могли произойти от древних гномов?
   - Если бы это были обычные гномы, которым не повезло соприкоснуться с Источником, тогда не совсем понятно, что заставило их продолжать свой род столь извращенным способом, вместо того, чтобы дать зараженным попросту умереть или даровать им милосердную смерть, а затем покинуть опасное место. Могло, конечно, быть и так, что заразилось большинство в общине, но инстинкт выживания заставил приспособиться даже к такой ужасной ситуации. Особенно, если зараженные оказались в безвыходной ловушке, которая образовалась в результате природного катаклизма, обрушившего проход назад, или выход запечатали соплеменники, пытавшиеся таким образом предотвратить дальнейшее распространение болезни. Голод породил каннибализм, поедание зараженной плоти привело к появлению первых матерей чудовищ, которые в свою очередь дали начало первым настоящим порождениям тьмы. Так я поначалу думал, когда еще в молодости начинал интересоваться этой темой, но один случай заставил меня посмотреть на происхождение порождений тьмы несколько иначе.
   - Ты говоришь о временах, проведенных на войне? - догадалась Талаис.
   - Да, в тот раз мы преследовали порождений тьмы на глубинных тропах, - Мертеус заметил выражение недоверия на лице дочери. - Нет, это не бахвальство. Не так часто, как хотелось бы, но случалось, мы одерживали безоговорочную победу над врагом и обращали его в бегство. Порождения тьмы пытались укрыться на глубинных тропах, и мы спускались вслед за ними, чтобы уничтожить проделанные ими проходы на поверхность. Я был в числе магов, которые вызвались отправиться вниз с отрядом легионеров, а Гефен руководил группой гномов-подрывников, которым было поручено взорвать пути, ведущие на поверхность с глубинных троп.
   - Постой! Ты говоришь о старике Гефене? - с недоверием глядя на отца, спросила Талаис. - Нашем чудаковатом старике Гефене, который заикается через слово и смешно ковыляет вразвалку?
   - Да, о нашем старике Гефене, - грустно улыбнулся Мертеус. - Сейчас он кажется тебе смешным и неуклюжим, но ты сильно пугалась его шрамов, когда была маленькой.
   - Помню, он рассказывал мне, что шрамы эти оставили глубинные охотники, с которыми он бился на глубинных тропах! - улыбнулась Талаис. - Он еще так страшно морщил лицо, изображая рычащих тварей, что набрасывались на него!
   Мертеус кивнул, задумчиво отведя взгляд и вспоминая события тех дней.
   - Я ведь никогда тебе не рассказывал, как мы с Гефеном познакомились. Когда я впервые встретил его, он был уже опытным воякой, разворотившим со своими помощниками-гномами не одно вражеское логово. Он прекрасно ориентировался под землей, и его разведчики-гномы повели наш небольшой отряд по следам убегающих порождений тьмы почти до самого их логова. Там мы столкнулись с матерью чудовищ и застали момент, когда она производила на свет очередное порождение тьмы. Когда вновь рожденная тварь покинула чрево матери и открыла глаза, оказалось, что это вполне сформировавшееся порождение тьмы, готовое практически немедленно наброситься на нас. Когда мы убили его, логово превратилось в самую настоящую ловушку, и матерь чудовищ немедленно атаковала нас. Если бы не Гефен, вряд ли мы сейчас разговаривали бы с тобой. Спасая меня и легионеров, что были со мной, он бросился на матерь чудовищ и в итоге убил ее, вот только оскверненная кровь убитой им твари залила все полученные им на тот момент многочисленные раны, и он оказался на пороге смерти.
   Мертеус замолчал, промаргивая внезапно увлажнившиеся глаза.
   - Но ведь он выжил, отец! Как такое возможно?
   - Я выжег раны на его теле магическим огнем, пока скверна не успела проникнуть глубоко в тело и заразить всю кровь. Я запросто мог убить его, но времени на обдумывание последствий не было, и я рискнул. До сих пор отчетливо вспоминаю его глаза, наполненные невыносимой мукой и желанием умереть, - Мертеус тяжело вздохнул, непроизвольно стиснув пальцы обожженной ладони, которой тогда направлял магический огонь. - Теперь ты знаешь, откуда на самом деле все те шрамы, по крайней мере, большинство из них, хотя я не исключаю, что та история про глубинных охотников, рассказанная тебе Гефеном, также правдива.
   - Мне жаль, что я потешалась над ним, - расстроенный голосом произнесла Талаис.
   - Не переживай, Талаис. Поверь мне, на самом деле он был счастлив, если ему удавалось вызвать на твоем лице улыбку. Он нянчился с тобой с самого детства и собственноручно изготовил для тебя это кресло-каталку.
   Талаис вздохнула.
   - Все равно извинюсь перед ним, когда он в следующий раз навестит нас.
   - Но я так и не пояснил тебе, к чему я рассказал об том злополучном походе, - поторопился поскорее отвлечь Талаис от грустных мыслей Мертеус, к которым невольно привел его рассказ. - Знаешь, кого напомнило новорожденное порождение тьмы мне в первый момент его появления на свет?
   - Кого же? - заинтригованная рассказом, пролепетала Талаис.
   - Демонов, которые впервые оказываются в недремлющем мире. Новорожденное порождение тьмы вело себя не как беспомощное дитя, но как существо, оказавшееся в незнакомом месте, дезориентированное и шокированное своим положением, прямо как демон, призванный в наш мир и испытывающий боль в своей распадающейся материальной оболочке.
   - Ты хочешь сказать, что с самого своего рождения порождения тьмы одержимы демонами? - разочарованно фыркнула Талаис и добавила: - В этом нет ничего удивительного, именно этого и следовало ожидать!
   Мертеус покачал головой.
   - Не совсем так, Талаис. Я думаю, это и есть демоны, воплощенные во плоти в нашем мире. С помощью матери чудовищ они преодолевают Завесу и обретают в нашем мире столь вожделенные ими тела, плоть, которая не причиняет им боль, а составляет с ними единое, неразрывное целое, делая их полноценными обитателями нашего мира. Почти как мы или любое другое живое существо по эту сторону Завесы. Но их тела искажены тьмой, влияние которой распространяется вокруг ее носителей. Вот почему за порождениями тьмы по пятам следует не только скверна, но и искажения материального мира, выраженные в изменениях погоды, ландшафтов и атмосферы. То, что мы нарекли скверной, есть причудливая смесь реальности и эфира Тени, истинная среда обитания порождений тьмы.
   - Как демонам удается проделать подобное?
   - Тут я могу лишь предполагать, что оскверненная кровь позволяет женщине, превращенной в матерь чудовищ, с легкостью проникать в Тень, даже если сама женщина изначально не имела ни малейшей склонности к магии. Возможно, грезя наяву, матерь чудовищ привлекает к себе демонов в Тени, и те, пытаясь овладеть ее разумом, получают возможность таким извращенным способом оплодотворить ее чрево и заполнить собой полученный в результате плод, чтобы уже в качестве порождения тьмы появиться в нашем мире.
   - Брр! - вздрогнула Талаис от омерзения. - Представляю себе эту жуткую картину, как вереницы демонов в Тени вьются вокруг бедной женщины, ожидая своей очереди, чтобы учинить над ней насилие, раз за разом заставляя ее производить на свет ужасных тварей! Но я по-прежнему не вижу, как это поможет нам понять, кем на самом деле является огромный оскверненный дракон, вставший во главе порождений тьмы?
   - Разве ты еще не поняла, кем он может являться? - спросил Мертеус, пристально глядя на Талаис. - Подумай хорошенько. Порождения тьмы понимают его и следуют за ним беспрекословно, самоотверженно защищают его и бросаются в битву ради него, не считаясь с риском навсегда исчезнуть из бытия, лишившись своего оскверненного тела. Мне доводилось разговаривать со многими зараженными скверной прежде, чем их разум оказывался во власти безумия, и большинство из них утверждали, что слышат неразличимый шепот, зов или даже тревожную музыку, побуждающую их куда-то идти.
   В глазах Талаис ожидание невероятного откровения сменилось разочарованием.
   - Отец, ты пытаешься подвести меня к выводу, который и так всем очевиден! - недовольно сморщилась Талаис. - Думата традиционно считают могущественным демоном, который до поры до времени пребывал по эту сторону Завесы и призвал на помощь порождений тьмы, когда те оказались поблизости!
   Мертеус отрицательно помотал головой, отметая столь обыденную трактовку.
   - Нет, он не просто могущественный демон или, если быть точным, дух, - возразил магистр. - Он древний владыка своего мира, заставший времена, когда эта земля была девственно чистой, переживший владычество легендарных драконов и встретивший первый разум, зародившийся в лоне недремлющего мира. Возможно, он тот, кто ответил на зов первого сновидца, предка человека или эльфа. Не по своей воле он давным-давно оказался в материальном мире и вот, наконец, нашел способ вырваться из своей темницы и вернуться домой.
   - Но кто и как мог пленить его здесь? - воскликнула Талаис. - Призванные из-за Завесы духи и демоны не могут подолгу находиться в нашем мире, сохраняя телесную оболочку. Даже самые могущественные из них рано или поздно вынуждены вернуться в Тень, если только они не завладевают телом одержимого существа - зверя или человека. Неужели вместилищем и одновременно тюрьмой для него послужил настоящий дракон?
   Мертеус, прежде чем ответить, отхлебнул значительный глоток из своей чашки. Талаис, приоткрыв рот, ожидала новых порций удивительных открытий и вовсе не помышляла отвлекаться на что-либо иное.
   - Мы можем лишь гадать на этот счет, - пожав плечами, ответил Мертеус. - Ведь речь идет о временах, столь отдаленных от нашей эпохи, что на эти вопросы нам сможет ответить разве что сам Думат. Не мы создали магию. Она плод разума, намного более развитого, чем наш. Мы пытаемся использовать всего лишь доступные нашему разумению отрывочные кусочки величайшего полотна всеобъемлющих знаний о мироздании. Те, кто соткал это полотно когда-то, имели поистине безграничные возможности изменять окружающий мир, саму реальность и Тень, и даже самих себя. Мы можем успешно воспроизводить эти обрывки знаний, часто пытаемся комбинировать их, по большей части вслепую, чтобы получить что-то новое, однако по-прежнему слабо понимаем, как и почему все это работает. Неудивительно, что столь развитым существам оказалось по силам заключить в магическую темницу могущественного обитателя Тени. Возможно, для них он был источником власти и знаний, или, наоборот, причиной всевозможных бедствий. Но та цивилизация давно погибла, а ее пленник, переживший ее на многие века, все то время, пока был заперт в своей темнице, искал способ освободиться. Ему нужен был кто-то в нашем мире, достаточно способный к магии и в то же время подверженный его влиянию, чтобы разрушить магические оковы и открыть для него путь назад, в Тень.
   - Первые сновидцы, стоявшие у истоков нашей империи, услышали его призыв и с благодарностью приняли предложение к обучению, - продолжила за отца Талаис. - Получается, все те магистры и правители империи, что из поколения в поколение передавали тайны общения с древними богами, были всего лишь инструментами для достижения этим демоном или духом своей заветной цели!? Если предположить, что Золотой Город выстроили те, кто пленил духа, то становится понятным, зачем Думат направил туда древних магистров. Он рассчитывал отыскать там ключ от своей темницы или нечто, что позволяло тюремщикам долгое время держать его под контролем, лишая полной силы, но Золотой Город даже спустя многие века все еще был обитаем, раз магистры были изгнаны из него, едва стали представлять угрозу для его хозяев.
   - Звучит весьма правдоподобно, - согласился Мертеус. - Остается загадкой, как Думат смог освободиться и вновь обрести свое былое могущество, если миссия магистров провалилась, и что на самом деле послужило причиной его превращения в Архидемона?
   Азарт, с которым Мертеус излагал свою гипотезу, захватил Талаис, и она незамедлительно поспешила дать ответы на поставленные отцом вопросы:
   - Представь, что могли испытывать тогда магистры, на пике своего триумфа выброшенные из вожделенного Золотого Города и получившие в награду только изуродованные скверной тела вместо власти и могущества. Потерявшие все, растерянные, они бросились к своему божеству за ответами. Но Думат не ответил им, сам испугавшись того, что случилось с магистрами, либо по какой-то причине вовсе их не услышал. Поклоняясь ему на протяжении веков, магистры к тому времени наверняка имели представление, где расположена его магическая темница. Отыскав ее в глубинах земли, они попытались вскрыть магические замки, надеясь получить от своего божества избавление от скверны. Возможно, в итоге именно скверна и помогла сломать магию темницы, но она же не позволила Думату вернуться в Тень, навечно приковав оскверненным телом к недремлющему миру. Ты сказал, что он застал владычество легендарных драконов. Я думаю, впервые явившись в наш мир, Думат и ему подобные принимали формы самых могущественных существ, когда-либо обитавших в недремлющем мире. В таком же обличье они являлись перед магистрами в Тени, и таким сам Думат предстал перед ними, когда пали стены его темницы. Но если доверять гномам в том, что порождения тьмы давным-давно облюбовали глубинные тропы, почему они раньше не разыскали Думата? Может быть, его зов слишком слаб, пока демон пребывает в заточении и спит, но едва Думат пробудился, его смогли услышать даже те порождения тьмы, что обитали в самых отдаленных уголках глубинных троп?
   - Впору тебе излагать мою гипотезу перед высокой аудиторией, - заметил Мертеус, без преувеличения восхищенный умозаключениями дочери. - Ты прекрасно справилась с ее дальнейшим развитием.
   - Спасибо, отец, - смущенно улыбнулась Талаис. - Одно мне непонятно во всей этой истории, что двигало Думатом две сотни лет назад, когда он вывел порождений тьмы на поверхность? Какая у него была цель? Обычная звериная ярость искалеченного и обезумевшего от скверны существа или все же что-то другое, более осмысленное?
   - Сложно сказать, - задумался магистр. - Мне хотелось бы верить, что такое древнее создание не так просто превратить в банального монстра, просто от ярости крушащего все на своем пути. Может быть, он задался целью переделать часть нашего мира в прибежище для себя и таких, как он, порождений тьмы, раз уж не смог вернуться в свой родной мир? В конце концов, так они все могли бы обрести предназначение и смысл своего существования. Но мне хочется думать, что Думату был известен путь избавления от скверны и способ наконец-то вернуться в Тень, или он стремился к месту, откуда можно было попасть в Черный Город, а мы, люди, гномы и эльфы, просто встали у него на пути, препятствуя осуществлению его планов.
   - Неожиданно печально в итоге осознавать, что Думат, несмотря на все сотворенные им злодеяния, представляется трагической жертвой ужасных обстоятельств, и обернись все иначе, он мог бы привести империю не к войне, а к небывалому расцвету.
   - Именно поэтому я не считаю его божеством, - кивнул Мертеус. - Если уж за кем и признавать божественное начало во всей этой истории, то это как раз те, кто упрятал Думата в темницу и создал Золотой Город. Воистину, они проявили в полной мере свое божественное высокомерие и безразличие как к судьбам обитателей недремлющего мира, так и к судьбе Думата и ему подобных, следуя в своих деяниях непостижимой простыми смертными логике.
   В этот момент, будто подводя черту под затянувшейся беседой, дверь в библиотеку с треском распахнулась, и из-за нее выскочил давешний мальчишка-посыльный. Юный эльф как будто лишился дара речи, его глаза лезли на лоб от возбуждения, язык заплетался, мешая вымолвить слова, а пунцовый цвет лица явно указывал на то, что мальчишка бежал до библиотеки через весь дом так быстро, как только мог.
   - Случилось что-то, малец?! - встревоженный видом слуги, Мертеус привстал с диванчика, на котором сидел.
   Посыльный, кажется, наконец, справился с обуревавшими его эмоциями и сбившимся дыханием, неимоверным усилием, судя по сморщившемуся лбу, выстроил беспорядочно роящиеся в его голове слова в удобоваримом порядке и незамедлительно выпалил их, едва не сорвавшись на крик:
   - Мастер Мертеус, господин Арториус прибыл только что!
   На опечаленном лице Талаис мгновенно расцвела улыбка, а Мертеус, ожидавший подобного известия почти два долгих года, будто прирос к креслу намертво, почувствовав одновременно и неописуемую радость, и неожиданную слабость от ощущения моментально растворившейся тревоги за сына, подспудно довлевшей над магистром все годы ожидания.
   - Скорее, отец, нам лучше поспешить в гостиную, пока Арториус не бросился искать нас по всему дому, и мы не разминулись! - воскликнула Талаис и в нетерпении ухватилась ладонями за колеса своего кресла-каталки, желая без промедления покинуть библиотеку.
   На краткий миг повергнутый в растерянность, Мертеус в итоге поспешно вскочил со своего диванчика и взмахом остановил посыльного, бросившегося помогать Талаис развернуть кресло по направлению к дверям библиотеки.
   - Я сам помогу твоей госпоже, - сказал магистр. - А ты иди вперед и придержи двери.
   Уже вышагивая по коридору, Мертеус вдруг нахмурился и негромко поинтересовался у шагавшего чуть впереди эльфа:
   - Не ты ли утверждал сегодня утром, что принес письмо с известиями о молодом господине сразу, как только его доставил посыльный? Может, ты что-то запамятовал, и письмо доставили намного раньше: день назад или два?
   - Нет, мастер Мертеус, все было, как я и сказал вам сегодня утром! - ответил побледневший эльф, моментально сообразивший, к чему клонит магистр. - Рано утром посыльный комендантской службы разбудил привратника и вручил ему письмо, а тот, в свою очередь незамедлительно поручил мне отнести его вам!
   Талаис пришла на выручку юному слуге, прервав совсем не ко времени начавшийся допрос.
   - Брось, отец! Скорее всего, письмо задержалось в столичном гарнизоне. Ты сам мне говорил много раз, что в Минратоусе царит бардак и неразбериха. Я не удивилась бы, если бы Арториус прибыл раньше отосланного им же письма, и тогда вся эта несуразица с опоздавшим письмом и вовсе выглядела бы комично.
   - Скорее всего, так и было, - к облегчению юного эльфа согласился магистр. - Я просто надеялся привести дом в порядок до приезда твоего брата, и думал, что у нас еще есть время в запасе.
   Непривычное оживление, охватившее дом, чувствовалось даже несмотря на немногочисленность его обитателей. На всем пути до гостиной Мертеус замечал торопящихся слуг, явно получивших какие-то поручения от Лотиен, исполнявшей одновременно обязанности старшей служанки в доме. Как бы Мертеус не волновался, что дом оказался не готов к приезду сына, все же был вынужден признать, что и без его прямого указания слуги с особенным рвением старались подготовить все надлежащим образом. И на то была причина, вовсе не связанная со строгостью хозяев дома или несносным характером Арториуса. Как раз наоборот, сын Мертеуса никогда не чурался общества слуг, с самого детства проводил с ними немало времени, играл с их детьми. Став постарше, он не считал зазорным оказать им помощь или вступиться за них перед отцом или не в меру заносчивыми гостями, а поступив в военную академию, настоял, чтобы Мертеус позволил его сверстникам из числа прислуги посещать вечернюю школу, организованную каким-то чудаком на окраине столицы. В какой-то мере подобное расположение по отношению к рабам можно было отнести на счет отсутствия у Арториуса способностей к магии, обладатели коих, как правило, всегда старались подчеркнуть свою исключительность, ставя себя превыше всех остальных.
   Поэтому Мертеус нисколько не удивился, когда, оказавшись в гостиной, отметил, что большинство слуг всеми правдами и неправдами стараются остаться в самой гостиной или, на худой конец, держаться неподалеку от нее. В самом центре просторной комнаты, в первый момент показавшийся Мертеусу незнакомым, возвышался статный мужчина, запросто обнимавшийся со слугами и раздающий направо и налево широкие улыбки смущенным служанкам. Мертеус помнил сына высоким худощавым юношей, едва ли способным своим внешним видом внушить опасения врагу, и магистр тогда уповал лишь на выучку, полученную сыном в академии, и его крепкий характер, которые позволят Арториусу уцелеть на этой жестокой войне. Сейчас, видя перед собой сына возмужавшим и раздавшимся в плечах, магистр окончательно распрощался с сомнениями, правильно ли он тогда поступил, позволив сыну отправиться в самое пекло сражений.
   Заметив появившихся в дверях гостиной отца и сестру, Арториус устремился к ним, распахивая руки для объятий.
   - Отец! Талаис! Как же я рад вас снова увидеть!
   Опустившись на одно колено перед креслом Талаис, он обнял сестру, но на этом не остановился, ловко, как пушинку подхватил девушку на руки и сопровождаемый ее радостным смехом, закружил по комнате, хохоча. Мертеус, едва сдерживая слезы, сложил руки за спиной, опершись на спинку кресла-каталки, и наблюдал за своими детьми, размышляя, как удивительно судьба распорядилась, наделив его сына физическим совершенством, которому могли бы позавидовать боги, вместе с тем лишив малейших способностей к магии, коими одарила страдающую от физического недуга дочь с такой щедростью, что с лихвой хватило бы на двоих, чтобы обоим стать выдающимися магами. Но подобным сожалениям нет места, ведь он любит их обоих такими, какие они есть. И каждый из них должен найти свою дорогу в жизни, в полной мере опираясь на те выдающиеся таланты, которыми их наделила природа.
   Наконец Арториус опустил сестру в ее кресло и позволил отцу обнять себя. Отстранившись, магистр положил ладони сыну на плечи и стал придирчиво осматривать юношу, словно стараясь поскорее сделать привычным его незнакомый повзрослевший облик.
   - Тебе надолго разрешили отлучиться? - спросил Мертеус.
   - Всего на несколько дней. Затем я должен явиться на сборный пункт и принять командование над отрядом новобранцев, вместе с которым вернусь в расположение действующих войск.
   - Значит, у нас будет время поговорить, - кивнул магистр. - Но сейчас тебе лучше освежиться с дороги и сменить походную одежду на что-нибудь более располагающее к беззаботному времяпрепровождению.
   - С радостью избавлюсь на время от панциря и портупеи, - согласился Арториус.
   Талаис ухватила брата за широкую ладонь.
   - Тогда пойдем! - нетерпеливо предложила она. - Надеюсь, ты еще помнишь, где находится твоя комната? Лотиен, наверное, уже прибралась там и оставила для тебя одежду.
   Остаток дня до самого вечера пролетел незаметно, наполненный беседами и неожиданными визитами гостей, прознавшими о возвращении молодого хозяина поместья.
   К ужину они собрались за одним столом, все еще делясь впечатлениями друг о друге и вспоминая те маленькие детали их прошлой жизни, которым тогда вряд ли придавалось какое-то весомое значение, но которые сегодня, оказавшись их общим воспоминанием, обретали теплоту и сакральную ценность. Конечно, не обошлось и без разговоров про войну. Вернее сказать, эта тема неизбежно должна была появиться в их беседах, так как виновник семейного переполоха своим обветренным лицом, цепкими повадками бывалого вояки и непривычно громким голосом просто-таки взывал к вопросам о его боевых приключениях. Первой не удержалась Талаис и задала вопрос, давно вертевшийся на языке у самого Мертеуса.
   - Сегодня утром отец сказал мне, что у него предчувствие, будто бы война должна скоро закончится, - как бы между прочим заметила Талаис, обращаясь к брату.
   - Предчувствия отца верны, - улыбнувшись, кивнул Арториус. - Есть веские основания считать оскверненного дракона мертвым. Утверждают, что Архидемон пал в битве на Безмолвных Равнинах. Я думал, новости уже должны были достигнуть Минратоуса.
   Талаис, преисполненная праведного возмущения, повернулась к отцу.
   - Значит, это вовсе не предчувствие! - обиженно сказала она. - Почему ты не рассказал мне?
   - Сообщения о смерти Архидемона появлялись и раньше, - пожал плечами Мертеус. - Но каждый раз эти новости оказывались либо безосновательными слухами, либо недостаточно проверенной информацией. Скажу больше, мне самолично довелось слышать рассказ очевидца, утверждавшего, что дракона уничтожили, а его гигантский оскверненный труп сожгли дотла, но после этого дракона вновь видели уже в другом месте. Есть мнение, что убить его обычными способами невозможно и, будучи поверженным, он каким-то образом возрождается снова. Так что и эту очередную новость о победе над ним я воспринял скептически.
   - На этот раз многое указывает на его окончательную гибель, - возразил Арториус. - Орды порождений тьмы, до этого безостановочно наседавшие на наши легионы, вынуждая постоянно обороняться, стали вдруг распадаться на отдельные мародерствующие банды, потеряв монолитность порядков. Словно исчезла организующая их сила, и теперь они больше похожи на стаи хищников, беспорядочно рыскающие по округе без определенной цели. Нам стало легче уничтожать их по отдельности, отбивать их разрозненные атаки, и мы стали чаще переходить в атаку, отбрасывая порождений тьмы от осажденных городов. Многим офицерам, как и мне, разрешили после долгой разлуки проведать родных. Это верный признак того, что самые худшие времена позади.
   - Известно, как его удалось одолеть? - живо поинтересовался Мертеус.
   - К сожалению, всех подробностей я не знаю, - покачал головой Арториус. - Говорят, уже не в первый раз в сражениях участвует особенный отряд, собранный из представителей различных рас и народов, специально обученный и снаряженный для охоты на оскверненного дракона. Откуда и кто они, детали их тренировки держатся в секрете. Достоверен лишь факт их участия в той битве и очевидный результат их решающего вклада в победу над Думатом.
   - Мор длится так долго, что тех, кто застал его начало, уже нет в живых, а ныне живущие уже не надеялись увидеть его окончание, - сказала Талаис. - Даже не верится, что он все же скоро закончится, и мир без него для всех без исключения окажется непривычным и новым!
   - Не так скоро, как хотелось бы, - ответил Арториус. - Нам предстоит еще загнать порождений тьмы обратно под землю и помочь гномам расчистить глубинные тропы вокруг их осажденных тейгов. Но да, войне и мору, длившимся почти две сотни лет, действительно приходит конец.
   Они засиделись после ужина, перебравшись из обеденного зала в гостиную, находя все новые темы для разговора, словно никак не могли насытиться обществом друг друга, и ища новые поводы продлить приятное времяпровождение. Опасаясь, что разговоры затянутся допоздна, Мертеус справедливо рассудил, что уж первую ночь дома Арториусу следует отдохнуть как следует, и дал распоряжение слугам готовить хозяйские спальни для сна.
   Талаис, прежде чем в сопровождении Лотиен отправиться к себе в комнату, задержалась возле брата и положила руку ему на плечо.
   - Я очень рада тому, что смогла повидать тебя сегодня, Арториус, - сказала она.
   - Конечно, сестренка, - улыбнулся он, накрыв руку сестры своей широкой ладонью. - Обещаю, весь завтрашний день я посвящу тебе. Мы вместе погуляем по саду и обязательно выберемся в город, если разрешит отец.
   - Да, так и сделаем, - улыбнувшись в ответ, сказала Талаис и коротко кивнула Лотиен, разрешая служанке увезти себя из гостиной.
   Арториус с грустью смотрел вслед сестре, а затем, когда двери за ней закрылись, повернулся к отцу.
   - Как она? - спросил он.
   Мертеус вздохнул.
   - Когда ты уезжал, она все еще была ребенком. Все было намного проще. Ее детская жизнерадостность пробивалась сквозь боль и невзгоды. Даже находясь в таком состоянии, она находила возможность смеяться, безобразничать и по-своему находить в этой жизни краски и повод для радости. Но сейчас у ней тот возраст, когда ее сверстницы задумываются о женитьбе, а у нее впереди лишь неподвижность и одиночество. Мне все сложнее смотреть ей в глаза. Кажется, она ждет от меня чуда, но уже давно стало ясно что ни лекари, ни маги не смогут излечить ее недуг.
   - Она много рассказывает о своих путешествиях в Тень, - отметил Арториус. - И почти ничего о своей учебе и друзьях.
   - Да, - Мертеус сокрушенно кивнул. - Поначалу я думал, что ее увлечение путешествиями в мир грез придаст хоть какое-то наполнение ее жизни. Но я вижу, как она все больше теряет интерес к реальности, порой совершенно забывая, что ее тело по-прежнему состоит из плоти и крови, нуждается в пище и нормальном сне. И теперь я корю себя за то, что пустил на самотек ее пагубное увлечение.
   - Ее можно понять, отец.
   - Твой приезд оказался как нельзя кстати. Поговори с ней. К тебе она должна прислушаться.
   Арториус кивнул и какое-то время молчал.
   - Я не увидел радости на твоем лице от известия о скором окончании мора. Ты до конца не веришь, что Думат побежден?
   - Отнюдь. Если все так, как ты рассказал про поведение порождений тьмы, я склонен поверить, что наконец-то их лидер повержен окончательно, - Мертеус помолчал. - Но ты сам должен прекрасно понимать, что окончание мора вовсе не означает окончание войны. После двух веков бесконечных сражений империя ослаблена, ее ресурсы истощены, легионы разбросаны по всему континенту. Многие наши нынешние союзники сплотились вокруг Тевинтера перед лицом общей угрозы, даже некоторые бывшие враги примкнули к нашим войскам, а рабы получили глоток свободы, но с исчезновением угрозы порождений тьмы старые проблемы вновь выйдут на передний план. Хватка империи над окраинными провинциями неизбежно ослабнет, и многие попытаются воспользоваться этим, чтобы урвать свой кусок.
   - Ты как будто жалеешь, что с порождениями тьмы будет вскоре покончено, - вскинул голову Арториус.
   - Нет, конечно нет! - энергично запротестовал магистр. - Но победить в грядущих битвах будет намного сложнее, уж поверь мне. Когда врагом были порождения тьмы, зло представлялось вполне очевидным, и в этом не было ни малейших разночтений. Либо мы, живущие по эту сторону Завесы, либо они. Однако за две сотни лет мы умудрились растоптать нашу веру, прокляли собственных богов и вручили нашим скрытым врагам оружие намного более опасное, чем меч: вину реальную или мнимую за бедствия мора, разорившие многие земли и унесший целые поколения людей. Вот увидишь, пройдет совсем немного времени, и наши враги поднимут на знамена символ проклятой империи, ответственной за все лишения на свете - удобный жупел, тыкая в который, ловкие мошенники, мелкие князьки, проповедники всевозможных мастей, в изобилии взращенные в благодатной почве страха и лишений под обильным кровавым дождем, призовут в поход не менее многочисленные чем порождения тьмы орды варваров, фанатиков и проходимцев, жаждущих нашего падения.
   - Ты винишь во всех наших бедах злой рок, лишивший нас веры и подточивший могущество наших армий. Ты сетуешь, что отстоять прежний порядок вещей будет очень сложно, но почему ты не допускаешь мысли, что за все те долгие годы, что шла война, нам следовало наконец-то измениться самим. Нет, не признать безоглядно всю ту вину, о которой ты сказал, но заложить элементарную основу для окончательного примирения с теми, кто в трудные годы прикрыл фланги нашим легионам, обеспечил рекрутами нашу обескровленную армию и поддерживал порядок в наших отдаленных провинциях, исправно снабжая метрополию провизией, углем и металлом. Разве рабы не заслужили свободы, выстояв вместе с нами в этой войне, разве не наступило время признать, что у магов и всех остальных, кто не имеет уникального дара творить волшебство, кровь одного цвета?
   - Забавно, когда слепец противится тому, что его ведет зрячий, - криво усмехнулся Мертеус. - Этот мир, хочется тебе того или нет, наполнен магией, которая играет в нашей жизни не последнюю роль, а способность взаимодействовать с Тенью подобна еще одному органу чувств, которого, увы, лишены все, кроме магов.
   - Ты вправду считаешь всех тех, кто лишен магического дара, ущербными слепцами? - возмущенно воскликнул Арториус. - Представляю, как ты был разочарован, когда обнаружил подобный изъян у меня!
   - Нет, ты заслужил мое уважение, - возвысил голос Мертеус. - Помнишь, я всегда говорил тебе: не выпрашивай уважение, словно бедняк милостыню, завоюй его своим умом, хитростью, силой, в конце концов! Поверь мне, равноправие, о котором ты печешься, недостижимая иллюзия. Рано или поздно среди равных кто-то возвысится, а кто-то падет. Ты предлагаешь разменять наше завоеванное веками могущество на наивную мечту о равенстве? Уверяю, никто этого не оценит, сочтут за лишнее проявление нашей слабости и при удобном случае ударят в спину. Тебе кажется благородным встать на защиту раба, протянуть руку помощи этому кроткому сознанию, бесправному и угнетаемому жестоким хозяином, однако знай - его нынешняя кротость оплачена кровью наших предков. Ты знаешь, на чьих землях основана наша империя? Мы пришлые в этих краях. До нас всем Тедасом почти безраздельно владели эльфы. Предлагаешь вернуть им леса, пахотные поля? Долго ли ты проживешь с их милости на этих землях? Принято считать их лесными варварами, ничем не лучше тех грязных оборванцев, что покорились нам на юге и востоке, однако, многое указывает на то, что когда мы вторглись в их леса, то подоспели лишь к погребальному костру, едва тлеющему на останках некогда могущественной цивилизации, а разрушенный нами Арлатан являл собой жалкую тень величественной столицы их канувшей в веках огромной империи. Когда эта империя была в зените славы, по сравнению с царившими в ней порядками наша нынешняя жестокость показалась бы тебе невинной шалостью, а нашу магию они сочли бы детской забавой. Их собственный народ в большинстве своем пребывал в рабстве, отмеченный пожизненным клеймом своего хозяина, которое сегодня эти невежды, утерявшие знания о своей истории, с глупой гордостью носят на своем челе!
   - Просто удивительная преемственность, - грустно усмехнулся Арториус. - Раз ты столько знаешь об их истории, тогда тебе известна и причина, почему эта великая империя растеряла свое могущество и растаяла в веках, как туман, оставив после себя в памяти потомков только исковерканные представления о своей сомнительной славе? Не ожидает ли нас подобная участь?
   Мертеус нахмурился, впервые не найдя, что ответить. Судя по косвенным свидетельствам, обнаруженным на развалинах Арлатана, ту империю погубил вовсе не внешний враг, а внутренняя распря и, как ее следствие, вспыхнувший бунт черни, низвергший заигравшихся в богов правителей, а дальше последовал неизбежный упадок, погубивший остатки былого величия. Поразительно, как все это походило на то, что последние две сотни лет творилось в Тевинтере. Неужели судьба всех великих империй именно такова: единожды достигнув невиданных высот, рухнуть под собственной тяжестью вниз, разбившись на мелкие кусочки?
   - Пора и нам отдохнуть, - в итоге сказал Мертеус. - Ты так и вовсе с дороги. Я позову кого-нибудь из слуг, чтобы проводили тебя в твою комнату.
   - Не надо, отец, - запротестовал Арториус. - Я прекрасно помню, где находится моя прежняя комната. К тому же, Талаис сегодня днем уже сопровождала меня туда, и я смог убедиться, что там все уже подготовлено надлежащим образом.
   Арториус встал и прошел к дверям гостиной, в очередной раз позволив Мертеусу поразиться, насколько сильно изменило сына время, проведенное вдали от родного дома. Шаги Арториуса, звучные и четкие, растворились в глубине затихшего дома, и магистр остался в одиночестве. Он еще какое-то время сидел неподвижно, мысленно пытаясь отыскать подходящий ответ на последние слова сына, но навязчивая идея злого рока никак не желала уступать место более оптимистичному взгляду на неприглядную действительность. Смирившись, Мертеус решил последовать примеру сына и позволить своим уставшему телу и опустошенному разуму отдохнуть.
   По привычке направив стопы в сторону рабочего кабинета, Мертеус спохватился, с удивлением подметив про себя, что за последнее время не слишком часто отдыхал в собственной спальне, проводя ночи напролет за рабочим столом. На этот раз повода проигнорировать удобную кровать как будто не было, тем более сегодняшнее радостное событие вовсе не располагало к сосредоточенной деятельности, и Мертеус устало поплелся в сторону лестницы, чтобы подняться на второй этаж, где располагалась его спальня. Когда он проходил по коридору второго этажа, его внимание привлекли странные звуки, доносившиеся из-за дверей комнаты Талаис. Магистр по инерции сделал несколько шагов мимо, но в итоге вернулся и решил прислушаться.
   Не то чтобы эти едва различимые звуки вызывали какие-то тревожные ассоциации или раздражали слух, но они были попросту неуместны в этот час тишины и покоя. В глубине комнаты как будто кто-то тихо читал стишок или пел песенку на незатейливый мотивчик. Как ни старался Мертеус уловить слова, но их смысл неизменно ускользал от магистра. Постепенно к звукам голоса добавился вроде бы щебет птиц, затем звук далекого морского прибоя, следом и вовсе дал о себе знать ветер не столько узнаваемым шелестом на границе слуха, сколько внезапной влажной прохладой, повеявшей сквозь замочную скважину и щель между полом и дверью. Мертеус решил, что в комнате распахнули окно, однако если ветер и мог проникнуть снаружи, то какая же птица заводит серенаду посреди ночи, а шум морского прибоя и вовсе никогда не достигал этих мест, разбиваясь задолго о прибрежные скалы и высокие стены Минратоуса.
   Мертеус продолжал стоять неподвижно возле комнаты дочери, в нерешительности размышляя, стоит ли ему продолжить свой путь до собственной спальни или войти к Талаис, чтобы выяснить природу доносящихся из ее комнаты звуков, но внезапно за дверью раздался негромкий, но отчетливый вскрик, и все прочие звуки моментально исчезли, сменившись абсолютной тишиной. Или почти абсолютной, так как в тот момент сердце самого Мертеуса принялось бешено колотиться, вынудив магистра моментально избавиться от пеленавшего его оцепенения и схватиться за ручку двери. Однако против ожидания дверь оказалась заперта, и Мертеус, уже качнувшийся в сторону двери, чтобы распахнуть ее и войти в комнату дочери, больно стукнулся плечом о непреодолимую преграду.
   Магистр несколько раз дернул ручку двери, все еще до конца не веря, что комната заперта, а затем в отчаянии несколько раз ударил по двери раскрытой ладонью.
   - Талаис! - крикнул он, после чего на мгновение замер, прислушиваясь, но из-за двери не послышалось ни единого звука, ни малейшего шороха, словно комната была совершенно пуста. - Талаис, ты там?! Открой немедленно дверь!
   Впрочем, на призыв Мертеуса все же открылась дверь, но комнаты по соседству, принадлежавшей служанке Талаис. Вопреки заведенным правилам Лотиен поселили на хозяйском этаже в первую очередь из соображений сугубо практических. Служанка должна всегда быть неподалеку от Талаис, чтобы немедленно явиться на ее зов и оказать ей необходимую помощь. Вот и сейчас Лотиен, спешно оправляя тунику и пытаясь пригладить растрепанные волосы, стремглав вылетела в коридор и с немым вопросом на лице воззрилась на магистра. Почти одновременно с ней в дальнем конце коридора появился Арториус, покинувший свою спальню. Облаченный в тесноватую пижаму, он на краткий миг стал похож на того долговязого мальчишку, которым помнил его Мертеус перед отправкой в военную академию.
   - Что случилось, отец? - издалека крикнул Арториус, направляясь к Мертеусу.
   - Талаис заперлась зачем-то в своей комнате и не отвечает, - пояснил магистр.
   - Заперлась?
   Сомнения, отразившиеся на лице Арториуса, были вполне обоснованы. За малым исключением практически во всем Талаис нуждалась в помощи окружающих, будь то отец, ее служанка Лотиен или кто-то из прочих слуг. Лечь в постель, встать с постели, сесть в кресло-каталку и покинуть его, принять ванну, одеться или раздеться - все эти и многие другие обыденные действия, над выполнением которых здоровый человек даже не задумывается, для Талаис превращались в сложные и утомительные ритуалы. Так что, если Лотиен уложила хозяйку в постель, трудно было представить, что Талаис без посторонней помощи смогла добраться до двери и накинуть запорный крючок. Однако у Мертеуса на этот счет были свои соображения.
   - Наверное, воспользовалась одним из своих телекинетических фокусов, которые она в последнее время частенько демонстрирует окружающим, - сказал, поморщившись, магистр. - Вот только непонятно, зачем?!
   - Посторонись, я попробую выломать запор и открыть дверь, - предложил Арториус.
   Мертеус немедленно отошел в сторону, освобождая сыну пространство перед дверью. Всего лишь слегка поднажав плечом на дверь, Арториус заставил запорный крючок с треском выскочить из креплений, и дверь свободно распахнулась, пропуская юношу внутрь. Вслед за ним в спальню Талаис поспешили магистр и служанка.
   Вопреки ожиданиям комната Талаис оказалась хорошо освещена множеством зажженных свечей, целыми рядами расставленных на платяном шкафу, подоконнике, столике рядом с кроватью и даже на полу. После скудно освещенного масляными лампами коридора такое обилие света заставило магистра ненадолго зажмуриться.
   - Талаис! - вновь выкрикнул он с порога, еще толком не рассмотрев внутренности комнаты.
   - Ее здесь нет, - ответил Арториус. - Кровать пуста, хотя смята и еще хранит тепло ее тела.
   Мертеус бросился к окнам, припомнив, как ощутил ток воздуха из-за двери, но будто в насмешку над единственным рациональным объяснением исчезновения Талаис шторы на окнах оказались плотно сдвинуты, а сами окна надежно закрыты. Мертеус в растерянности обернулся к Лотиен, все это время стоявшей возле входа в комнату и не решавшейся ступить внутрь, будто что-то удерживало эльфийку на пороге. На ее лице читалась не меньшая растерянность вперемешку со страхом, отчего на нее было жалко смотреть, но Мертеусу было не до жалости в этот момент.
   - Где Талаис? - с нескрываемой угрозой спросил он.
   - Не знаю, мастер Мертеус, - еще больше побледнев, торопливо заговорила служанка, словно боялась, что хозяин не пожелает выслушивать долгие оправдания и немедленно испепелит ее на месте, и вовсе не в переносном смысле. - Перед сном, как водится, хозяйка приняла ванну, и я помогла ей лечь в постель. Обычно, уходя, я оставляю на столике возле ее кровати всего несколько зажженных свечей на ночь, и даже не могу представить, откуда здесь взялись все эти свечи!
   Разумом Мертеус понимал, что Лотиен точно так же, как и он сам, не имеет ни малейшего представления, что произошло в этой комнате и куда подевалась Талаис, но владевшее магистром бессилие найти хоть какое-то разумное объяснение произошедшему заставляло с подозрением относится к словам той, кто последней видел его дочь. Арториус оказался единственным среди присутствующих, кто ни на мгновение не потерял выдержку и сохранял рассудительность.
   - Отец, пускай Лотиен спустится вниз и соберет слуг, - сказал он. - Нужно немедленно обыскать весь дом от чердака до подвала, каждую комнату, каждый уголок. Талаис не могла исчезнуть бесследно.
   Мертеус кивнул служанке, и та торопливо покинула комнату, напоследок бросив благодарный взгляд на Арториуса. Было слышно, как ее туфли в абсолютной тишине дома тревожно стучат по полу коридора, а затем, постепенно затихая, по ступеням ведущей вниз лестницы.
   - Осталось решить, что делать нам, - сказал Арториус, возвышаясь в центре ярко освещенной комнаты.
   - Для начала осмотрим внимательней спальню, - неестественно спокойным голосом сказал Мертеус. - Может быть, что-то подскажет нам, что произошло здесь на самом деле. И эти свечи, для какой бы цели их не использовали, в настоящий момент здесь весьма кстати.
  
   ЧАСТЬ 4. ПУТЬ К ТВОЕМУ СЕРДЦУ.
  
   Поверхность странного зеркала неуловимо менялась, играя разноцветными бликами, словно ленивое масло растекалось в хаотичном движении от центра к краям, ломая постоянно меняющиеся, плавно перетекающие одно в другое отражения или, скорее, живущие сами по себе образы, едва схожие с тем местом, где сейчас находился Маарабас. Отражение самого юноши тоже не отличалось постоянством, попеременно являя то образ яростного демона, то кроткого духа, то иного примитивного обитателя Тени, раз за разом прорывающегося сквозь человеческую личину. И только отражение Старика, стоявшего рядом с Маарабасом, оставалось неизменным, пребывая единственной незыблемой деталью на всех без исключения демонстрируемых зеркалом картинах.
   - Как мне отыскать Талаис? - спросил Маарабас, тщетно пытаясь силой воли заставить свой образ в зеркале сохранять хоть отдаленное подобие человеческой внешности.
   - Я ведь обещал, что помогу вам, - ответил Старик.
   - Мы вместе отправимся на ее поиски? - на лице Маарабаса во всех его вариантах отражения появилась улыбка, на короткое время приведшая все личины юноши к единому знаменателю.
   Старик отрицательно покачал головой.
   - Ты войдешь в эту дверь один, но мои знания помогут тебе выбрать правильный путь, - ответил он.
   Отражение Маарабаса вновь исказилось и будто наверстывая упущенное сменилось калейдоскопом стремительно меняющихся образов. Последний в их череде и вовсе имел мало схожего с внешностью юноши, продемонстрировав нечто припавшее к самой земле, лишенное рук и беззвучно вопящее. Маарабаса передернуло от отвращения, и он отвернулся от зеркала.
   - Твои знания? - спросил он, не понимая, о чем говорит Старик. - Разве у нас есть время заниматься обучением?
   - Время в этом мире на редкость своеобразная штука, но даже если бы у нас его было в достатке, растрачивать его на длительное обучение было бы верхом расточительности, - заметил Старик, хмуро покосившись на изуродованное отражение Маарабаса, которое немедленно уступило место не такому шокирующему, но по-прежнему мало похожему на оригинал образу. - Например, мое время здесь подходит к концу, но прежде чем покинуть этот мир, я уложу последние кусочки в мозаику своего творения, удовлетворенный осознанием того, что я, как всякий отец, продолжу существовать и дальше, став частью своего дитя.
   - Что это значит? Ты умираешь? - беззвучно вопрошала печальная дева в отражении, вторя тихим словам юноши.
   - Странное слово для этого места, - помолчав, ответил Старик. - Смерть в нем не та, что в недремлющем мире. Моему духу больше некуда стремиться, оставляя позади оболочку из плоти. Как целое, я, несомненно, исчезну, но части меня, все те мириады крупинок элементарных знаний, опыта, запечатленных образов, ощущений и звуков сольются с эфиром Тени, породив в мире грез еще один причудливый уголок, или, если ты согласишься принять их в качестве дара, они помогут тебе отыскать дорогу к Талаис.
   - Мне жаль, что я вынуждаю тебя пойти на подобный шаг.
   - Ох, не кори себя, - взмахнул рукой Старик. - Рано или поздно это все равно должно было случиться. У меня уже нет ни сил, ни желания продлевать свое бессмысленное существование. Однако я предпочел бы с большей пользой закончить свой путь, нежели стать частью питательной среды для чьих-то глупых фантазий или бредовых кошмаров.
   - Останусь ли я самим собой, если приму твой дар? - поинтересовался Маарабас, и мириады испуганных виспов заметались на месте его отражения, выдав Старику тщательно скрываемый юношей страх утерять уникальное сочетание черт, которое когда-то привлекло Талаис.
   - Не волнуйся, призрак моего сварливого характера тебя не побеспокоит, - успокоил его Старик. - Впрочем, твои опасения мне понятны, и ты можешь отказаться от моего предложения, но тогда упустишь редкий шанс открыть дорогу в Тень из недремлющего мира, и вам с Талаис, как и прежде, придется довольствоваться лишь иллюзорными встречами.
   - Нет, я готов, - торопливо ответил Маарабас, испытывая в это мгновение и вину, и эгоистичную боязнь упустить представившуюся возможность.
   - Тогда нам пора осуществить задуманное, - кивнул Старик.
   - Постой! - спохватился юноша. - Может, ты, наконец, назовешь мне свое имя и расскажешь, кто ты на самом деле?
   - В этом нет нужды, - наверное, впервые за все время их знакомства Старик грустно улыбнулся. - Ты все увидишь и поймешь сам, пережив мои воспоминания, как только они станут тебе доступны.
   - Но ты хотя бы можешь рассказать мне сейчас, что ожидает меня за этим зеркалом? - взмолился дух любопытства, нагло втиснувшись в отражение юноши и заставив всех прочих на время исчезнуть.
   Старик явно не желал тратить время на разъяснения, однако, чуть помедлив, снисходительно ответил:
   - Пути, на которые ведет это зеркало, созданы давным-давно искусными мастерами, кропотливо соединившими эфир Тени и материю недремлющего мира воедино, но, тем не менее, сами Пути не принадлежат ни одному из миров, располагаясь вне их пределов. Когда-то на Пути вело множество подобных этому зеркалу дверей, разбросанных по обоим мирам, и тот, кто обладал ключами от этих дверей, способен был при помощи Путей попасть в самые отдаленные уголки Тени или недремлющего мира. Увы, с тех пор многие двери оказались уничтожены или перестали действовать, а сами Пути в большинстве своем пришли в упадок. Сохранились лишь некоторые их фрагменты, переплетенные в хаотичный лабиринт.
   - Та Бесконечная Дорога, на которой я впервые встретил тебя, тоже часть этих Путей?
   - Да, - кивнул Старик. - Но в отличие от прочих Путей, она вела далеко за пределы известных тебе миров.
   - Выходит, Талаис была права, когда предположила, что существует подобный той дороге путь в Тень из недремлющего мира, - заметил Маарабас, и подозрительность оскалила в зеркале зубы. - Она в своем мире тоже войдет в подобную дверь?
   - Поблизости от Талаис нет ни одной действующей двери, но даже если бы таковая нашлась, подобрать к ней нужный ключ с ее стороны было бы крайне затруднительно, - возразил Старик, покачав головой. - Тебе придется открыть для Талаис лазейку, подобравшись через лабиринт Путей достаточно близко к тому месту в недремлющем мире, где она будет тебя ожидать. Если Талаис со своей стороны все сделает правильно, ты почувствуешь, куда следует стремиться, и оказавшись в нужном месте, поймешь, что нужно делать дальше. Но довольно вопросов! Как я уже сказал, все это и многое другое ты и так узнаешь без лишних разговоров...
   Повелительным жестом Старик пресек готовые вырваться из уст Маарабаса новые вопросы, и юноша внезапно обнаружил, что даже если бы захотел вопреки запрету заговорить, то не смог бы вымолвить и слова. Больше того, он вдруг понял, что не может двинуться с места, ни пошевелить рукой, ни повернуть голову, даже моргнуть и то не мог. Он превратился в недвижную статую, а Старик, как какой-нибудь скульптор, скептически осматривающий свое творение, готовился внести в застывший образ юноши последние недостающие штрихи.
   - Подобного опыта нет среди воспоминаний, что тебе достанутся в наследство, - продолжил меж тем Старик. - Запомни, оба мира в равной степени влияют на Пути, и чем больше ты будешь отдаляться от Тени, приближаясь к недремлющему миру, тем труднее тебе будет сохранить в целости свой прежний образ. Это одна из причин, почему ни ты, ни я, ни любой другой обитатель Тени, изначально лишенный материального воплощения или по какой-то причине утерявший с ним связь, не сможем, пройдя этой дорогой до самого ее конца, заполучить постоянное физическое тело, чтобы надолго остаться в недремлющем мире. Для нас подобное путешествие окажется ничем не лучше банального призыва в недремлющий мир по воле какого-нибудь сноровистого мага, вызнавшего наше истинное имя и способного на время ослабить то, что смертные называют Завесой.
   Старик замолчал и поднял голову, открыто посмотрев Маарабасу в глаза. Зрачки Старика налились янтарным светом, будто за ними медленно разгорался жаркий костер, а спустя мгновение они уже испускали ослепительный золотистый свет. Не стерпев, Маарабас отвел глаза, оставшиеся, наверное, единственными подвижными частями его тела, и заметил, как впервые с момента встречи в этом месте отражение Старика изменилось. Теперь рядом с Маарабасом стоял вовсе не дряхлый старик, одетый в ветхие обноски, а высокий остроухий воин, облаченный в гибкий чешуйчатый доспех, ослепительно блистающий под призрачным солнцем неведомого мира. Незнакомец, как будто ощутив на себе взгляд, повернулся и простер в направлении юноши руку, казалось, коснувшись кончиками пальцев зеркала по ту сторону стекла. По наитию или неосознанно поддавшись чужой воле, Маарабас протянул руку в ответ, обнаружив, что собственное тело вновь ему подвластно. Едва его пальцы соприкоснулись с тем местом, которого касался незнакомец, границы зеркала в тот же момент стремительно раздались вширь, исчезнув из поля зрения, и далекий солнечный мир, на фоне которого позировал незнакомец, внезапно окружил Маарабаса со всех сторон.
   Маарабас предполагал, что обещанный Стариком дар на какое-то время заставит переживать чужие воспоминания, но вовсе не был готов к тому, что они запросто зашвырнут его высоко в небо, откуда он будет стремительно падать вниз, испытывая при этом странное спокойствие, никак не вяжущееся с опасной ситуацией. Удивительно, но очевидно иррациональный в этой ситуации банальный взмах руками почему-то ощущался совершенно уместным, чтобы замедлить падение, более того, тело Маарабаса мгновенно откликнулось на это движение рук целой лавиной странных ощущений, ярчайшим из которых было неожиданно привычное ощущение полета. Он невольно покосился через плечо, и необычно широкое поле зрения позволило увидеть собственное тело, как и ожидалось, нечеловеческое и по форме, и по размерам. На спине и с боков его покрывала крупная с золотым отливом чешуя, вдоль позвоночника сросшаяся в костистый ярко алый гребень, тянущийся почти до самого кончика длинного и гибкого хвоста, извивающегося в потоках воздуха. Широкая грудь ритмично сокращалась подобно кузнечным мехам, а мощные мышцы топорщили роговые чешуи спины при каждом взмахе растущих из плеч огромных кожистых крыльев, простирающихся далеко в стороны. В довершение вооруженные когтями сравнительно короткие лапы были плотно прижаты к брюху, придавая телу стремительную форму вытянутого веретена, пронзающего воздух без малейшего сопротивления. Где-то в глубине чужой памяти крылось объяснение этому, но сейчас, поглощенный лавиной незнакомых острых ощущений, Маарабас вряд ли готов был искать рациональное объяснение происходящему.
   Едва острота первых самоощущений притупилась, оставив после себя неувядающий восторг от полета, внимание Маарабаса привлекла захватывающий дух панорама раскинувшейся среди холмов долины. Густой лес заполнял чашу долины до самых краев, редея лишь у подножия одинокой горы, напоминающей навеки заступившего на пост часового, с начала времен охраняющего долину от незваных гостей. Через всю долину, рассекая лес почти пополам, несла отраженное золото солнца извилистая лента реки, на своем пути нанизав, словно золотая нить драгоценную жемчужину, расположившийся по обоим берегам ослепительно белый город, окруженный мозаикой возделанных полей. Маарабас точно знал, что никогда не был в подобном месте, но вопреки здравому смыслу воспринимал его, как нечто давно знакомое, более того, до щемящей боли в сердце близкое и родное.
   Маарабас пожелал рассмотреть город поближе, и мощные кожистые крылья за его спиной, вновь не вызвав у него ни малейшего удивления, сложились вдоль сильного гибкого тела, позволив беспрепятственно падать навстречу земле. Удивительный город стал стремительно приближаться и обрастать многочисленными деталями. Первое, что бросалось в глаза - гигантское дерево на левом берегу реки, своими размерами далеко превосходившее все прочие деревья близлежащего леса. Смиренный старый город, выстроенный на почтительном расстоянии вокруг одинокого гиганта, кажется, почтительно склонился в тени этого выдающегося представителя матери-природы. Напротив, на правом берегу город неудержимо стремился ввысь, возносясь к солнцу стройными башнями, тем самым знаменуя торжество разума над природой. Примиряя прошлое и будущее, части города соединяло несколько выстроенных над рекой ажурных каменных мостов, объединяя обе части города в единое целое.
   Целиком расправив крылья подобно трепещущим на ветру парусам, Маарабас замедлил свое падение, а затем, будто делал это в прошлом не раз, ловко поймал восходящий от прогретой прибрежной воды теплый поток воздуха и воспарил над городом гигантской птицей. Впервые он мог видеть свое отражение в водной глади реки. И если сам Маарабас отстраненно подумал, какая ужасающая животная мощь несется на огромных крыльях, то что о нем думали многочисленные обитатели города? На улицах, на ажурных балкончиках, воздушных переходах, небольших площадках, венчающих крыши домов, речных мостах многочисленные жители города вскидывали головы вверх, едва огромная крылатая тень закрывала солнце над их головами. Маарабас не мог рассмотреть выражения лиц жителей, но почему-то точно знал, что при виде пришельца с небес их не охватывает страх или желание распластаться ниц, ими даже не владело удивление, скорее они испытывали радость и восхищение, чувства спокойствия и безопасности. В нем они видели лидера и защитника. Это был его народ, здесь был его дом, этот город воздвигли его предки, этот лес с незапамятных времен давал прибежище свободному лесному племени, а его собственной судьбой было навечно оставаться бессмертным хранителем долины.
   Всколыхнувшие боль в груди горькие воспоминания заставили Маарабаса обратить свой взор в сторону предгорий, где среди холмов громоздились острые скалы, но конечно же он не мог проникнуть взглядом сквозь толщу земли и камня, чтобы увидеть истинный источник своей скорби. Однако и без этого память, не щадя, живописала перед мысленным взором печальную картину добровольного заточения. Бессильный унять боль и тоску, Маарабас мощными взмахами крыльев устремился в высь навстречу солнцу, будто желая выжечь солнечным жаром горечь потери. Но внезапно ослепительный диск светила обернулся черным оком, обрамленным молочно-белой короной на фоне потускневшего до серого полотна неба, и Маарабас ощутил, как непреодолимая сила тянет его в центр черной дыры в небе. Не понимая, что происходит, Маарабас, развернулся к городу и ужаснулся от увиденного. Стройные башни города падали наземь, стены домов рушились, трещины взламывали мостовые, а деревья падали поперек улиц. Фигурки многочисленных жителей метались среди рушащихся домов, недвижно падали одна за другой, будто сраженные неведомым оружием. Маарабас бросился было на помощь, но внезапно понял, что лишен крыльев, что воздух бьет в грудь жестким кулаком, заставляя беспомощно кувыркаться, а рушащийся на глазах город стремительно несется навстречу. Но прежде неминуемого столкновения его тело пронзила невыносимая резкая боль, ставшая последним ощущением собственного материального естества. Его сущность, душу отсекла от тела невидимая преграда, и он видел свое беспомощное тело со стороны, как оно падало, он же, не смея противиться безудержной силе, падал в черную бездну странного солнца, пока тьма окончательно не поглотила его.
   Маарабас содрогнулся всем телом, желая избавиться от мерзкого прикосновения холодного мрака, но лишь открыв глаза, смог окончательно убедиться, что ощущает всего лишь отголоски недавно пережитых воспоминаний, по-прежнему находясь возле магического зеркала. Старик исчез, и Маарабас остался в полном одиночестве - даже своевольные отражения больше не составляли ему компанию. Теперь в зеркале отражался только его, Маарабаса, неизменный облик, на этот раз в точности соответствующий оригиналу, безупречно воспроизводящий малейшее движение и выражение лица юноши. Пристально вглядываясь в свое отражение, Маарабас поймал себя на мысли, что ощущает себя иначе, чем прежде. Как будто все мельчайшие детали его естества окончательно заняли именно им предназначенное место, заполнив собой мельчайшие трещинки и лакуны, доселе имевшие место в естестве Маарабаса. Как разбитая мозаика, имеющая при всем многообразии комбинаций всего лишь одно верное решение, все частички его я заняли предназначенное им место, сложившись в целостную картину и одновременно потерявшись на ее фоне и уже не имея самостоятельного значения. И отражение в зеркале лишь подтверждало эти ощущения Маарабааса, демонстрируя безупречный, лишенный малейшей ряби своевольных духов, образ юноши. Как ни старался Маарабас отыскать внутри себя их голоса, ощущал лишь просторы своего единого разума.
   Ему стало холодно и одиноко в этом невзрачном месте, единственной примечательной деталью которого оставалось только зеркало. Маарабас плотнее запахнул тунику и пристальней вгляделся в недвижное отражение в зеркале. Теперь оно в точности демонстрировало то самое место, в котором находился Маарабас, как и положено самому обычному зеркалу, вот только Маарабас знал, что это не обычное зеркало, и в нарочитой правильности отражения явно был какой-то подвох. Поначалу юноша испугался, что зеркало пришло в негодность. На помощь исчезнувшего Старика рассчитывать теперь не стоит, и только от самого Маарабаса зависело, сможет ли он довести задуманное до конца. Подавив панику, он протянул ладонь к зеркалу, и его отражение послушно потянулось навстречу, демонстрируя на лице решительное желание в свою очередь покинуть зазеркалье. Кончики пальцев приблизились к поверхности зеркала и ожидаемо уперлись в твердую поверхность стекла. Ничего не произошло. Собственное растерянное выражение лица, отразившееся в зеркале, позабавило Маарабаса.
   Собравшись с мыслями, юноша заставил себя вспомнить, о чем ему говорил Старик. Каждая дверь имеет свой ключ. В качестве ключа может выступать что угодно, и если не знаешь точно, что это, искать ключ можно бесконечно. Полученные от Старика знания будто бы должны помочь проникнуть на Пути и пройти через лабиринт, вот только в данный момент Маарабасу ничего хоть сколько-нибудь полезного не приходило в голову. Он обежал взглядом прилегающее к зеркалу место. Может, какая-то деталь окружения всколыхнет нужный кусочек памяти, полученной от Старика, и укажет на ключ от этой двери? Окружение было слишком скудным на предметы, чтобы хоть что-то здесь могло послужить ключом. Песок и камни. Маарабас присел на корточки и машинально поднял с земли гальку, идеально круглую и неведомо как здесь оказавшуюся. Размахнувшись, он кинул круглый камешек в зеркало, и еще до того, как камешек со щелчком отскочил обратно, отругал себя за наивность подобного шага. Это похоже на поиски наобум. Если уж первая дверь ему не по зубам, то как он собирается преодолеть десятки подобных дверей, ждущих его на пути к Талаис, со злостью подумал Маарабас?
   Оставив безуспешные попытки на удачу выудить из чужих воспоминаний подсказку о ключе, Маарабас с досадой посетовал самому себе, что не слишком пристально обращал внимание, что демонстрировало зеркало все то время, пока шла беседа со Стариком. Несомненно, те сменявшие друг друга гротескные отражения значили больше, чем просто причудливая реакция магического предмета на окружение. Возможно, одна из тех примитивных эмоции и черт характера, которые зеркало раз за разом выхватывало из образа Маарабаса, и была ключом к двери? Но какая из них? Тот, кто использовал эту дверь когда-то, каждый раз испытывал одно и то же чувство, открывая ее, в итоге решив превратить это чувство в ключ и более не задумываться о нем, оказываясь на пороге двери? Неужели эту дверь создал Старик когда-то, проложив короткий путь из Тени в некое место в недремлющем мире? Может, то самое, в котором посредством воспоминаний совсем недавно побывал сам Маарабас? Теперь этого пути не существует и на его месте лабиринт из разрушенных Путей, но если ключ с тех времен неизменен, нужно только вспомнить то чувство, владевшее Маарабасом, когда он летел над равниной. Юноша стал мысленно вспоминать тот опыт, пытаясь отделить собственные ощущения от слабого эмоционального рисунка, запечатленного памятью Старика. Улавливая нотки восторга, гордости, грусти, Маарабас старался по крупицам подобрать созвучные этим эмоциям собственные воспоминания, чтобы попытаться усилить их, придать им истинное звучание. Радость от встречи с Талаис, наслаждение ее обществом, грусть от расставания и горечь от непреодолимой преграды, препятствующей их близости. Маарабас прикрыл глаза, не желая упустить едва промелькнувшее чувство близости любимого человека и одновременно понимание его абсолютной недоступности, которое ощущал Старик, попадая в тот красочный мир. В тот же момент, когда за этим горьким чувством последовало острое желание разбить непреодолимый барьер, столкнувшееся с незыблемым фактом абсолютного бессилия, Маарабас почувствовал на лице дуновение прохладного ветра, привнесшего запахи, прежде отсутствовавшие в окружавшем его пространстве.
   Маарабас открыл глаза и увидел перед собой уходящую вдаль извилистую дорогу, постепенно теряющуюся в застилающем горизонт белесом тумане. Ощущение глубины представшего пути было столь велико, что окружающее место вне рамы зеркала показалось ему плоским и фальшивым. Неужели мир Тени всегда был таким? Фальшивым, искусственным гротеском, не способным передать всю глубину физического мира, и Маарабас не замечал этого до тех пор, пока не открылась эта дверь в запределье, смешавшего мир грез и недремлющий мир. Может быть, поэтому некоторые обитатели Тени стремятся воплотить себя в физическом теле? Здесь они ничуть не более, чем примитивная абстракция, необремененная грузом опыта и воспоминаний, но там они становятся чем-то значимым, реально существующим, чувствующим и ощущаемым другими. Маарабас поспешно отогнал праздные мысли и решительно шагнул через край зеркала, не сомневаясь ни мгновения в том, что путь перед ним действительно открыт.
   Он ступил на извилистую дорогу, не ощутив при этом ничего необычного, разве что прохлада окружающего воздуха обрела осязаемое воплощение в виде мелких капелек влаги, возникших на коже его лица и рук. Обернувшись, Маарабас увидел позади вместо зеркала расползающееся на отдельные фрагменты клочья тумана, в глубине которых еще можно было угадать очертания покинутого им места, но вернуться туда теперь вряд ли представлялось возможным. Повернувшись обратно, юноша убедился, что путь по дороге вперед ничем не отличается от пути по ней же назад, но впервые с того момента, как он остался один, нечто внутри Маарабаса подтолкнуло его следовать в первоначально выбранном направлении. Возможно, та самая обещанная путеводная нить памяти Старика наконец-то дала о себе знать, а толчком к ее пробуждению, несомненно, стал разгаданный Маарабасом первый ключ к исчезнувшей позади двери.
   Определенно нечто неуловимое, и в то же время, ощущаемое неотделимым и давно знакомым, вело Маарабаса через бесчисленные осколки некогда целостного мира, сейчас соприкасающихся в безумном хаосе несочетаемого и вместе с тем демонстрирующих величие и титанические масштабы некогда существовавшей здесь цивилизации. Плывущие в пустоте острова, поросшие густым лесом, скрывающим в глубине развалины древних строений; идеально плоская покрытая лазурью равнина, над которой нависают перевернутые башни, тонущие основаниям в непроглядной пелене; осколки некогда грандиозного здания - огромной библиотеки или замка, перемешанные в пространстве, как какая-то безумная головоломка, которую необходимо собрать воедино, чтобы понять истинный замысел древних зодчих. Были места, попав в которые, Маарабас терял свой привычный облик и, подчиняясь неведомым законам этих пространственных лакун, становился огромным драконом, не ведающим страха, или трусливой крысой, не желающей попасться на глаза здешним хищникам. Однажды и вовсе Маарабас утерял свое тело в привычном для него понимании, заполнив собой бесконечное пространство и одновременно ощущая себя ничтожной песчинкой, одной среди многих и многих подобных. Было одно место, масштабы которого заставили Маарабаса впервые задуматься, насколько огромным может быть этот искусственный междумир, когда-то оплетенный бесконечным числом путей, связующих несчетное число дверей. Это было огромное пространство, вогнутое, как чаша, чьи края терялись в дымке неизвестности, уставленное бессчетным числом зеркал. Трещины пересекали пространство зала, на своем пути повалив зеркала, некоторые из которых канули в бездну, о существовании которой можно было лишь догадаться, заглядывая вниз. Возможно, Маарабас обозревал лишь крохотный кусочек внутренней поверхности гигантской сферы, которая парила вне времени и пространства, являясь, несомненно, центром этого мира, когда-то оживленное сердце великой цивилизации, сейчас мертвое и пребывающее в запустении. Шагая мимо рядов безжизненных зеркал, Маарабас все больше убеждался, что потерялся в этом лабиринте, и лишь окончательно отдавшись на милость путеводного чувства, оказался возле одного из немногих зеркал, отличных от прочих живыми переливами и искорками света в своей глубине. С облегчением покинув этот холодный в своей упорядоченности, безжизненный перекресток, Маарабас вновь окунулся в хаос разрушенных Путей.
   Иногда издалека он замечал двигающиеся фигуры. Были это здешние обитатели, запертые навеки на кусочках Путей, или это были такие же путешественники, прокладывающие свой путь к одной им ведомой цели? Маарабас не стремился привлекать их внимание, всецело поглощенный своей целью, они же, замечая его, также предпочитали быстрее скрыться из виду. Зачастую поиски выхода из очередного кусочка разбитой мозаики, куда приводила Маарабаса каждая последующая дверь, были весьма нетривиальной задачей. Да, очень часто нужное зеркало стояло на виду, недвусмысленно указывая на выход, но столь же часто в роли двери выступали не совсем очевидные детали ландшафта или предметы окружения. Стоило немалого терпения и чуткости к своим новообретенным ощущениям, чтобы распознать дверь в небольшом искусственном водоеме или перекошенном окне полуразвалившегося дома, а иногда в качестве прохода выступала банальная дверь в здании. Иногда это приводило к тому, что Маарабас ошибочно оказывался не совсем там, куда стремился, и вынужден был искать обратную дорогу, чтобы вернуться на прежний путь.
   Но мало было обнаружить нужную дверь, намного сложнее было отыскать для нее подходящий ключ. Не было прямого ответа, как подобрать ключ к новой двери, и как следствие, почти все попытки Маарабаса выудить из памяти Старика точное указание на нужный предмет, звук или ощущение неизменно оканчивались неудачей. Однако стоило ему, устав от безуспешных попыток отыскать верное решение, дать себе передышку и просто насладиться красотой окружающего мира, как неизменно возникало ощущение, что Маарабас здесь когда-то был, и чувство ключа возникало само собой, направляя взгляд юноши, его руку, голос или поток эмоций в верном направлении. Поначалу деятельная натура Маарабаса противилась столь парадоксальному способу подбора ключей, но в итоге он смирился с тем, что явное желание побыстрее миновать очередной перекресток Путей и поскорее отыскав ключ в итоге выливается в напрасно потраченное время. Вскоре он уже и вовсе перестал фиксировать сознанием сам факт нахождения ключа, наблюдая за собой как будто со стороны и иногда ловя себя на пугающей мысли о том, что Старик в эти моменты овладевает его телом, лишая контроля над ним разум Маарабаса.
   С каждым новым перекрестком раздробленные кусочки Путей неуловимо менялись, по-прежнему все еще сохраняя разнообразие, тем не менее, все сильнее проявляя одну схожую черту. Цвета окружающих предметов стали блекнуть, темные цвета начинали превалировать, подавляя былое буйство красок и форм. Маарабас ощущал эти изменения и на самом себе, испытывая тупую, тягучую боль во всем своем естестве, словно двигался сквозь тенета невидимой паутины, нити которой врезались в тело и прежде чем порваться, оставляли после себя тончайшие порезы, нет, не на теле, а разуме, испытывая на прочность его новообретенное единство. Вскоре все тело Маарабаса горело, как обожженное, и ему приходилось прилагать усилия, чтобы заставить себя двигаться к следующему перекрестку, при этом не рассыпаясь на множество вопящих от ужаса элементалей. Наверное, это имел в виду Старик, когда предупреждал об опасности приближения к недремлющему миру.
   Ступив на мощенную крупным камнем городскую улицу, Маарабас испугался, что невольно оказался в мире людей. Но нет, это был всего лишь призрак реального города, пустой и пребывающий в вечных сумерках, словно грезы породивших его обитателей недремлющего мира были лишены красок радости, любви и сострадания. Огромные серые здания возносились ввысь, вырастая из сумрачных тесных улиц и упираясь в низко нависающее тяжелое серое небо. Окна домов были слепы, словно их внутренности заполняла все та же осязаемая клубящаяся тьма, ручейки которой сочились курящейся дымкой из-под дверей, щелей в каменной кладке и смотровых окон, постепенно рассеиваясь на широких мостовых. Несмотря на искаженные образы, Маарабас узнал огромный мрачный город, о котором много рассказывала Талаис. По ее словам, тот реальный город был обиталищем могущественных магов, ежедневно практикующих путешествия в мир грез, однако в этом пустом отражении, кажется, не было ни души. Маарабас мог лишь предположить, что подобная окраина Тени, непосредственно граничащая с материальным миром, стала сосредоточием всего того неприятного, унылого и мрачного, что оседало, как грязь, на самое дно, и вряд ли могла привлечь путешественников, наверняка предпочитавших места, наименее напоминавшие им суровую реальность.
   Раскинувшийся вокруг каменный лабиринт города казался бесконечным и еще более запутанным, чем оставшиеся позади Пути. Старик предупредил, что конечной точкой путешествия Маарабаса будет наиболее близкое к недремлющему миру отражение Тени, где искаженные образы могут в значительной степени воспроизводить детали реального мира. Это вовсе не значит, что это место Тени само по себе как-то соотносится с определенным местом в недремлющем мире. Скорее отрывочные воспоминания живущих рядом людей, видящих одни и те же дома, шагающих по одним и тем же улицам, воссоздают в мире грез из этих разрозненных воспоминаний цельный образ того самого города, делая этот кусочек Тени наиболее близким к своему физическому оригиналу, буквально соседствующим с ним за тонкой вуалью Завесы. Из этого следовал вполне логичный способ приблизиться к Талаис как можно ближе, отыскав в округе тень ее собственного дома. Девушка достаточно подробно описала, как отыскать дом в реальности, но здесь Маарабасу предстояло потрудиться, чтобы распознать упомянутые Талаис путеводные ориентиры. Уняв очередную подступившую волну дурноты, юноша бросился бежать по улицам города, осматриваясь по сторонам. В какой-то момент ему показалось, что за ним гонятся, но остановившись и настороженно озираясь, он понял, что это всего лишь многократно отраженное пустыми улицами эхо его шагов, превращенное воспаленным сознанием в толпы мнимых преследователей. Окончательно уверившись, что город совершенно пуст и ему некого опасаться, Маарабас, более не останавливаясь, побежал дальше.
   Маарабасу пришлось, ровно как пришлось бы в реальности, миновать широкий мост, соединяющий выстроенный на острове огромный город с берегом, а затем углубиться дальше на юг, прежде чем ему удалось разыскать дом Талаис, один из немногих, которые еще не стали частью разросшегося на берегу пригорода. Двухэтажный особняк прятался посреди обширного сада, и сквозь густое переплетение лишенных листьев почерневших ветвей едва можно было различить сам дом. Обойдя обширное поместье кругом вдоль опоясывающей его железной ограды, Маарабас не смог найти свободного прохода к дому. Всюду путь перекрывали ветви, вплотную прилегающие к ограде и торчащие острыми концами наружу меж металлических прутьев. Обескураженный столь некстати возникшим препятствием, юноша остановился напротив кованых ворот, позади которых, насколько можно было различить через массу переплетенных ветвей, брала свое начало ведшая вглубь поместья мощеная дорожка. Иного пути внутрь все равно не было, и Маарабас, убедившись, что ворота не удерживаются запором или цепью с замком, ухватился ладонями за железные прутья и с силой дернул створки ворот на себя. Сухие ветви искривленными крючьями цеплялись за ворота, не позволяя распахнуть их настежь, но в итоге победа осталась за Маарабасом, и створки с протяжным скрипом распахнулись, ломая сухие ветви.
   Маарабас едва успел отскочить назад, так как более ничем не удерживаемая масса ветвей вывалилась в образовавшийся проход, норовя поранить острыми концами. Теперь сад выглядел и вовсе непреодолимой преградой, чем это казалось через ограду. Под рукой у Маарабаса не было ни топора, ни пилы, так что оставалось уповать только на силу собственных рук, и юноша отважно ринулся вглубь сада. Стараясь отодвинуть со своего пути крупные ветви, он продирался сквозь мелкие, попросту обламывая их грубой силой или весом собственного тела, но в какой-то момент ему стало казаться, что засохший сад, как многорукое чудовище, не дает приблизиться к дому, цепляется за одежду, царапает, впивается острыми щепами обломанных ветвей в кожу. Сухие ветви упруго гнулись, часто заставляя Маарабаса отступить и искать обходной путь. Юноша стиснул зубы, наклонил голову, защищая лицо, и, не обращая внимания на болезненные уколы, рванулся сквозь ветви к маячащей в просвете стене особняка. Когда казалось, что конца саду не будет, юноша выбрался на свободное пространство. Вся его туника превратилась в изодранные лохмотья, а кожу на руках, груди и лице покрывали болезненные ссадины и порезы.
   Отряхнув с волос застрявшие там мелкие веточки и древесную труху, Маарабас оправил тунику или, вернее, то, что от нее осталось, и осмотрел фасад дома, вглядываясь в окна второго этажа, где, как он знал, располагалась комната Талаис. Большинство окон были наглухо закрыты ставнями, а те, что оставались открытыми, кажется, были плотно занавешены шторами, и что-либо рассмотреть внутри дома Маарабасу не удалось. Все еще находясь под впечатлением от неприветливого сада, он подошел к двери парадного входа, всерьез ожидая, что дверная ручка укусит его за руку, или дверь откажется открываться, но на его удивление, тяжелая дверь не без сопротивления, но отворилась, словно в насмешку предоставив Маарабасу возможность созерцать непроглядную тьму, наполнявшую внутренности дома. Сочтя, что быстрее привыкнет к темноте, если окажется внутри, Маарабас решительно перешагнул через порог, но едва успев коснуться подошвой сандалии твердого пола, ощутил поначалу необычайную легкость во всем теле, а затем непреодолимая сила оторвала его от земли и подбросила вверх. Маарабас простер руки в стороны, пытаясь ухватиться за распахнутые двери, запоздало поняв, что все внутри коварного дома перевернулось с ног на голову, и сам он вовсе не парит над землей, а стремительно падает куда-то во тьму. В последний момент пальцы уцепились за верхнюю кромку дверного проема, и Маарабас повис на краю темной бездны, с тоской вглядываясь в сереющий прямоугольник распахнутой двери. Он стал подтягиваться, поверив, что сможет выбраться наружу, но входная дверь, предательски скрипнув, стала медленно закрываться, грозя раздавить пальцы. Лишенный выбора, Маарабас разжал пальцы и полетел вниз, а захлопнувшаяся с громким стуком дверь над его головой погасила последнее пятно тусклого света.
   Лишенный малейших ориентиров в кромешной темноте, Маарабас, казалось, повис в пространстве недвижно, но его разум инстинктивно готовился к удару, и чем дольше длилось это состояние неведения, тем сильнее в нем разгорался страх перед неизбежным столкновением. И оно случилось, но самым неожиданным, невероятным образом, ознаменовавшись не оглушающим ударом или безумной болью в ломаемых костях, а резкой ослепительной вспышкой, на краткий миг высветившей контрастной черно-белой картиной место, в котором оказался Маарабас. Какое-то время он все еще улавливал перед глазами раздражающий отпечаток, порожденный вспышкой, пока тьма вновь не сомкнулась вокруг, но увиденного оказалось достаточно, чтобы у Маарабаса сложилось впечатление, что он находится в центре довольно просторной комнаты, впрочем, показавшейся ему почему-то очень странной, даже несмотря на то, что видел он ее мельком.
   Маарабас предпринял попытку пошевельнуться и с удивлением обнаружил, что вовсе не распластан на полу с переломанными костями, а, судя по ощущениям, сидит в кресле, откинувшись на высокую спинку и возложив запястья на широкие подлокотники. Какой бы странной не казалась подобная ситуация, Маарабас напомнил самому себе, что здесь, как и в остальных местах Тени, возможны самые невероятные метаморфозы, а сам он вовсе не был человеком, чтобы горевать о переломанных костях, хотя и старался с тех пор, как встретил Талаис, воспринимать себя путешественником из плоти и крови, однажды уснувшим вечным сном где-то в недремлющем мире. Кажется, кто-то за кулисами сцены счел, что единственный зритель этого странного представления достаточно находился в неведении, и стал медленно приподнимать занавес темноты.
   Первыми в темноте возникли трепещущие язычки пламени многочисленных светильников. Медленно разгораясь, они поначалу ничего не освещали. Их пламя не имело ни малейших цветовых оттенков и являлось абсолютно белым, но что показалось Маарабасу более примечательным, само пламя и едва различимый дымок от него вопреки ожиданиям тянулись не вверх, а вниз, и создавалось ощущение, что сам Маарабас смотрит на светильники, перевернувшись с ног на голову. Темнота тем временем неспешно отступала, скупо освобождая из своих объятий отвоеванные светом детали окружающей обстановки, и оказалось, Маарабас действительно находится в центре довольно просторной комнаты, вот только сама комната, как и те самые светильники, торчащие рядом с тем местом, где сидел Маарабас, была перевернута. Над головой юноши нависала широкая кровать, платяной шкаф, невысокий столик, а тяжелые шторы, закрывавшие окна, по какой-то причине не желали спадать вниз, словно их края были закреплены сверху невидимыми нитями.
   Иллюзия перевернутой комнаты была столь правдоподобна, что в первые мгновения Маарабас инстинктивно вцепился в подлокотники кресла, в котором сидел, боясь вывалиться из него и упасть вверх. Однако почти сразу желание глубже вжаться в кресло сменилось на совершенно противоположное, едва юноша обнаружил под пальцами не твердое дерево или мягкую обивку подлокотников, а нечто теплое и по ощущениям явно живое. Маарабас, как ужаленный, вскочил на ноги, или, вернее, попытался это сделать, но не тут-то было - кресло словно нарочно стиснуло его с боков, не позволяя подняться. Сквозь тунику юноша ощутил, как спинка кресла, к которой он невольно оказался прижат, стала пульсировать ощутимыми волнами, вызвав противоречивые чувства омерзения и приятной ласки. Не оставляя попыток вырваться, Маарабас опустил глаза и различил в неверном свете, как чьи-то худые, светящиеся бледным светом руки, возникшие из сумрака, коснулись его локтей, невесомо, едва касаясь, скользнули к запястьям и легли поверх ладоней юноши, с силой прижав их к подлокотникам кресла. Чувство страха парализовало юношу, заставив его замереть в напряжении, и он вдруг отстраненно подумал, что впервые и даже с некоторым восторгом испытывает подобные столь острые переживания.
   - Я ждала тебя, - произнесенные тихо, почти шепотом слова, заставили Маарабаса в оцепенении замереть, прекратив попытки вырваться из плена.
   - Кто ты? - сдавленным голосом спросил он, в этот момент желая даже не вырваться из объятий злополучного кресла, а хотя бы овладеть своим парализованным телом.
   Где-то позади, совсем рядом, раздался вздох разочарования. Маарабас мог бы поклясться, что уловил на шее легчайшее прикосновение дыхания.
   - Печально, что ты не узнал меня, - вымолвила незнакомка, и пальцы ладони, лежащие на запястьях Маарабаса, сжались, пытаясь проникнуть меж пальцев юноши, - Разве не ради меня ты проделал долгий путь до этого места.
   Маарабас растеряно обернулся, попытавшись рассмотреть говорившую, но позади кресла тьма и не думала отступать несмотря на все ярче разгоравшиеся светильники.
   - Нет, ты не она! - воскликнул юноша.
   - Вздор! - возмущенно зашипел голос за спиной. - Что ты знаешь о ней!? Та легкая, как дымка тумана, дева, привлекшая тебя своей красотой, так же эфемерна и недостижима, как сон. Я ее настоящая ипостась! Истинная суть ее естества - сосредоточие боли и страданий, тоски по свободе и отчаяние от страшной предопределенности всей оставшейся жизни! Прикованное к этому мрачному месту, как ее недвижное тело приковано к ненавистному креслу! Она решила сбежать! Захотела отказаться от себя самой, от того, что породило ее!
   Маарабас не нашелся, что ответить. Он вдруг со всей отчетливостью осознал, что не так много знает о той Талаис, что пребывает в недремлющем мире. Прежде ему казалось, что это несущественно и имело значение лишь то, что она рядом. Но так ли это на самом деле? Кто он для нее? Развлечение? Удобный проводник в незнакомом мире? Тогда он не обратил внимания на слова Старика, сказанные в адрес Талаис, поглощенный выяснением собственного происхождения, но, кажется, Старик, в отличие от Маарабаса, видел картину их взаимоотношений во всех деталях.
   - О! Ты не знал об этом? - голос за спиной изобразил притворное сочувствие. - Она не сказала тебе. Да и к чему тебе знать, что за прекрасным образом, который она нарисовала для тебя, скрывается жалкое, никчемное создание, калека, существование которой не имеет ни малейшего смысла в ее собственном мире и всецело зависит лишь от милости окружающих.
   Маарабас дернулся от этих слов, словно от пощечины. Наивный мальчишка, не замечавший ничего за пределами своего ограниченного романтического мирка. Что если все то, что он услышал сейчас о Талаис, правда? Что он будет испытывать к ней? Готов ли он любить ее по-прежнему или все вытеснит чувство жалости к ущербному созданию, одержимого желанием покинуть материальную тюрьму. Но может ли он ставить ей это стремление в упрек? В конце концов, что есть суть его чувства к ней? Как понять всю глубину ее страданий, даже не имея возможности оказаться в ее мире?
   - Я думаю, ты дух, каким-то образом попавший из Тени в этот лабиринт и потерявшийся в нем, - медленно произнес юноша, стараясь восстановить утерянное самообладание. - Блуждая по Путям в поисках выхода, ты оказалась в этом месте, сочащемся болью и страданиями из-за близости к миру смертных. Не знаю, что изначально побудило тебя задержаться здесь: искреннее желание облегчить страдания девушки или попытка обрести материальное воплощение, получив контроль над человеческим телом, но в итоге это место превратило тебя в иссушенную тень, призрака, вынужденного питаться страхом и отчаянием, чтобы хоть как-то продлить свое существование.
   - Мне самой неведомо, кто я на самом деле, - с нотками грусти и тягучей усталости ответила его собеседница. - Если я дух, как ты говоришь, то попала сюда еще в те времена, когда не было непреодолимой границы между мирами, и это место еще не было разрушено, а те, кто построили его, были живы. Кем я была для них тогда? Гостем, пришедшим сюда по своей воле, или всего лишь слугой, помещенным сюда по принуждению? Или, быть может, я одна из тех, кто создавал это место? Тень творца, его останки, по недоразумению продолжающие существовать в то время, как телесная оболочка, отсеченная в момент катастрофы, давным-давно превратилась в тлен. В любом случае мое пребывание здесь на протяжении долгого времени было лишено всякого смысла.
   - Ты рассчитывала вновь обрести материальное воплощение, а вместе с ним и смысл своего существования?
   - О нет, вовсе нет! Просто, когда натыкаешься на что-то новое или хорошо забытое старое, открываешь для себя существование чего-то, о чем и не мог вообразить или мечтать. Разве может слепец знать, что такое свет, пока чудом обретенное зрение не повергнет его в шок и трепет, заставит осмыслить всю скудость своего прежнего бытия? Ох, откуда я все это беру? Может, и вправду, я тень творца, надолго погруженная в тьму и внезапно вновь прикоснувшаяся к настоящим чувствам, страстям.
   - Тебя привлекли страх, боль и страдания, которыми сочится это место из-за близости к материальному миру. Но долгое пребывание здесь губительно для таких, как мы.
   - Да, ты прав, все так и было. Все в этом городе, дома, их стены, мостовая, вещи внутри - суть обретшие форму человеческие чувства, образы материальных вещей, отраженные в их помыслах и с которыми неразрывно связанны. Я прикасаюсь к стене и ощущаю ужас насилуемой в темном переулке женщины; мостовая вибрирует под тяжелыми шагами полуночной стражи; тяжелая дверь, запертая на множество засовов, источает страх запершихся внутри отступников. Прежде я была осторожна, как вор, подслушивающий через стенку чужой разговор и боящийся быть застигнутым врасплох. Но в ее случае все вышло иначе. Целый водопад чувств, желаний, запертых внутри неподвижного тела по воле судьбы, обрушился на меня, повергнув в трепет. Раз за разом возвращаясь к ней, я не могла насытиться, но что больше всего влекло меня к ней снова и снова - это яркий огонь чувства, отличного от всего того, что я до сих пор встречала в этом месте. Для меня, как и для нее, страдания, боль и безысходность отошли на второй план. Это было тем проблеском света для слепца, о котором я говорила. После каждой вашей встречи я вместе с ней переживала их снова и снова. Нужно ли говорить, что я потеряла осторожность и однажды не смогла покинуть это место. Теперь и я оказалась в таком положении, как она. Но в ней горела надежда, которая и мне не давала угаснуть. И однажды эта надежда обрела реальное воплощение, когда я узнала, что ты придешь за ней. Заберешь ее отсюда, а я останусь одна, во тьме, став жертвой своего влечения. Я обреченно ждала этого неизбежного момента, и вот ты здесь, как и обещано. Глупо было надеяться, что ты примешь меня за нее...
   Спиной и руками Маарабас ощутил легкое дуновение, похожее на прощальное ласковое касание. Спинка кресла и подлокотники перестали пульсировать и потеряли мягкость, и юноша понял, что больше ничего не удерживает его в этом кресле. Обернувшись, он осмотрел комнату и заметил в дальнем ее конце, погруженном в сумрак, едва различимый на фоне теней тонкий силуэт.
   - Прости меня, за то, что я хотела помешать тебя, - отозвалась спрятавшаяся в тенях пленница этого места. - Это был жест отчаяния. Вряд ли я смогла бы надолго удерживать тебя. Иди к своей любимой. Я почувствовала сомнения в тебе. Отбрось их. Она заслужила свое счастье.
   Маарабас поднялся из кресла и шагнул к едва различимой фигуре. В ней не было ничего пугающего или отвратительного. Это было одинокое, потерявшееся существо, попытавшееся ухватиться за тонкую соломинку, чтобы наполнить хоть чем-то свое бессмысленное существование. Протянув руку, Маарабас попытался коснуться ее, но рука ничего не ощутила, разве что легкий ток воздуха дал понять ему, что его жест ощутим, а сама фигура съежилась, забившись глубже в тень.
   - Позволь мне помочь тебе, - произнес Маарабас, опуская руку.
   - Как? - призрак шевельнулся, и Маарабасу почему-то представилась, как она подняла к нему лицо. - Я делила с Талаис ее страхи, ее тяготы, ее грусть и боль, и теперь они стали частью меня, стали моей сутью и теми цепями, что держат меня в этом месте. Вряд ли кто-то решится по доброй воле забрать этот груз горестей, чтобы освободить меня.
   - Я заберу его, - ответил Маарабас.
   - Но зачем тебе это? - с явным изумлением спросил призрак. - Ты рискуешь застрять здесь вместо меня. Тогда надежды Талаис рухнут! Это слишком высокая цена за проявление великодушия ко мне. Одумайся!
   На мгновение Маарабаса посетили сомнения, но он отбросил их в тот же миг.
   - Мне никак иначе не понять ее, не стать для нее хоть немного похожим на человека, если я не готов узнать, что она испытала, что пережила, - настаивал на своем юноша. - Если эти цепи сломят меня, поставят на колени или, что хуже всего, отпугнут - что же, значит Талаис лучше оставаться в своем мире, поскольку я окажусь для нее недостойным спутником в мире Тени.
   Маарабас вновь протянул руку к призраку, желая коснуться ее лица. На этот раз прикосновение было больше похоже на настоящее. Юноша закрыл глаза, и иллюзия присутствия рядом живого существа стала полной. Ладони призрака легли на его плечи, он обнял ее за талию и, притянув к себе, отыскал губами ее губы. Поцелуй был долгим и сладостным. Разве таким должен быть вкус горестей и страданий, удивленно подумал Маарабас. Прикосновение губ призрака медленно растаяло, ощущение ее хрупкого тела в объятиях постепенно исчезло, и Маарабас, осознав, что остался в одиночестве, открыл глаза.
   Со всех сторон его окружала темнота. Он повертел головой, ища малейший источник света, за который мог бы зацепиться взглядом. Неподалеку мягким светом светился дверной проем. Маарабас, осторожно ступая, направился к нему. Из-за приоткрытой двери послышался детский смех, мужской голос, пронизанный ласковыми нотками, что-то говорил в ответ, но Маарабас не мог различить слов. Он протянул руку, чтобы распахнуть дверь шире, но едва его ладонь коснулась дверной ручки, дверь бесшумно захлопнулась прямо перед носом юноши, вновь погрузив его в полную темноту.
   Маарабас наугад протянул руку, но вместо двери была пустота. Тогда он опять стал осматриваться кругом, пока не заметил чуть вдалеке освещенное окно. Кусочек чистого голубого неба, отблески яркого солнца и промелькнувший силуэт вольной птицы манили приблизиться, вдохнуть полной грудью чистый воздух, насладившись волшебной летней порой. Маарабас бросился к окну, уже предвкушая на лице прохладу ветра, но оконные ставни наглухо закрылись, едва юноша оказался рядом. Впервые ему стало душно, первоначальная растерянность уступила место тревоге. Маарабас повернулся кругом, обреченно предвидя, что увидит во тьме. Очередная дверь, манящая весельем шумной компании, или приоткрытое окно, наполненное ярким пейзажем. Маарабас затравленно метался из стороны в сторону, не успевая отдышаться, все еще питая надежду успеть покинуть это сумрачный лабиринт. Ему почти удалось это. Поймав готовую захлопнуться створку двери, он из последних сил распахнул ее настежь.
   Задыхаясь, едва держась на уставших ногах, Маарабас в итоге обессилено повалился на пол. Что-то знакомее подхватило его ослабшее тело. Под руками Маарабас ощутил жесткие подлокотники, спины коснулась высокая спинка, а ноги привычно легли в фиксирующие скобы. Юноша обреченно вертел головой, стараясь отыскать очередной проблеск, но темнота была абсолютной. Наконец, задыхаясь и в отчаянии запрокинув голову, он увидел далеко вверху круг яркого света. Лучи солнца заглядывали в узкий колодец, освещая каменную кладку горловины. Послышался металлический скрежет, и на освещенный диск стала медленно наползать темнота. Кто-то сверху неумолимо надвигал на колодец крышку, решив замуровать колодец наглухо.
   - Нет! Не надо! - закричал Маарабас, задергавшись в кресле.
   С последней исчезнувшей каплей света иссякли и его силы. В полной темноте и беззвучии его самоощущение стало постепенно растворяться, сливаясь с креслом, ставшем его последним пристанищем. Спинка давила, подлокотники стискивали сильнее... Темнота снаружи просочилась внутрь него, неумолимо сгущаясь вокруг последней искры, еще тлевшей в его сердце - образ Талаис. Он шептал ее имя, словно заклинание, пытаясь вызвать в памяти моменты их встреч, он представлял ее лицо, улыбку, вспоминал ее смех. Разве не подобные кусочки счастья позволили Талаис жить дальше взаперти своего тела? Он попытался забыть про тьму, сосредоточиться на этих крупицах светлой памяти и вообразил, что слышит ее голос. Пускай это бред, порожденный распадающимся сознанием, но это было единственное, за что Маарабас мог уцепиться, чтобы не исчезнуть. Он вслушивался в этот голос, едва угадывая слова, пока не понял, что и в самом деле слышит его, напевающий какую-то незамысловатую песенку.
   Она была совсем рядом - достаточно протянуть лишь руку, пожелай он коснуться ее, но, увы, он не мог этого сделать. Лишенный даже тела в привычном понимании, Маарабас не мог ее видеть или прикоснуться к ней, но слышал ее и ощущал ее тепло неподалеку. Неужели он оказался в ее мире, заключенный в бездушный предмет - став безмолвной частью того самого злополучного кресла? С горечью он пожалел, что самонадеянно не послушал предостережения призрака и в итоге оказался слишком слаб, чтобы пройти испытание до конца. Теперь единственным утешением ему была возможность быть с Талаис рядом. Ему захотелось закричать, дать знать ей, что вот он здесь, преодолел ради нее границы, разделяющие миры, но его истовое желание предсказуемо разбилось о полную пассивность материальной формы. Когда он уже совсем отчаялся, кресло чуть сдвинулось с места, жалобно скрипнув.
   - Маарабас!? Это ты? - послышался настороженный голос Талаис.
   Да! Это я! Я! Разум Маарабаса бился в ограниченной клетке, отведенной ему в этом мире, и не мог вырваться за ее границы. Нужно ответить сейчас, немедленно! Пока она еще ждет его ответа и придает значение всякой мелочи, а сам Маарабас еще не до конца растворился в бездушном кресле. Состояние Маарабса в этот момент было сродни безумству. Если бы его бившийся в исступлении разум оказался внутри человеческого тела, со стороны этот человек выглядел бы крайне странно и его могли бы счесть опасным не только для окружающих, но и для него самого. Он молотил бы руками воздух вокруг, словно пытался ударить невидимого противника, лягал ногами в разные стороны, разбрасывая пинками невидимых собак, пытавшихся его укусить, крутился на месте, едва удерживая равновесие, но кресло, единожды поддавшись, лишь подразнило его, теперь оставаясь полностью безучастным к потугам Маарабаса.
   Однако в отличие от мертвых дерева и металла, может быть впервые за время его путешествия дремавшее знание, полученное от Старика, наконец оказалось в полной мере разбужено и немедленно дало знать о своем пробуждении. Скудное восприятие Маарабаса вдруг скачком преобразилось, позволив не просто видеть окружающее юношу пространство, но воспринимать его удивительную структуру, сотканную из бесконечного множества тончайших золотистых нитей. Они пронизывали все пространство вокруг, сплетаясь в плотные, образующие форму предметов, сгустки и вновь расходились в стороны на первый взгляд хаотичным узором. Но хаос был только кажущимся. Каждая нить, выхвати ее среди прочих, позволяла увидеть прошлое связанного с ней предмета и при желании повлиять на его будущее. И Маарабас не преминул воспользоваться этим знанием, мысленно коснувшись одной из ближайших нитей. В ответ кресло послушно сдвинулось с места и, развернувшись на месте, покатилось в центр сияющей комнаты.
   Теперь он мог увидеть Талаис, и хотя ее образ был непривычен, он был по-своему прекрасен. Волны золотистого сияния расходились по ее телу в такт ритмичному биению сердца, выделяя ее фигуру на фоне сияющей комнаты.
   - Ты хочешь, чтобы я села в кресло? - спросила Талаис.
   Маарабас, по-прежнему не имея возможности ответить привычным образом, заставил кресло качнуться, надеясь, что Талаис расценит это, как кивок. Он знал, что девушке будет трудно выполнить его просьбу без посторонней помощи, но оказалось, для Талаис подобная ситуация была не в новинку. Наблюдая за тем, как девушка переместилась на край кровати и спустила вниз ноги, Маарабас вряд ли мог заподозрить в ней не способного ходить человека. Только когда Талаис, прилагая значительные усилия, старалась переместить свое тело в стоявшее подле кровати кресло, Маарабас захотел немедленно прийти ей помощь, но вовремя остерегся трогать нити, связывающие Талаис с окружающим миром, боясь по неосторожности навредить ей.
   Хрупкая и легкая, девушка замерла в кресле, настороженно ожидая, что произойдет дальше. Маарабас чувствовал исходящее от нее тепло, полностью погруженный в ее пульсирующее сияние. Он захотел обнять ее, теснее прижать к себе, и доселе безжизненное воплощение, на этот раз безропотно покоряясь его воле, стало гибким и податливым. Он позабыл об окружающем сиянии, о своем незавидном положении, он даже пропустил момент, когда проснувшееся знание утихло, позволив ему вновь погрузиться в темноту. Он наслаждался моментом безмерного счастья, единения с самым дорогим существом во всей вселенной, прислушиваясь к биению ее сердца, трепетно следя за ее робким дыханием.
   Легкое прикосновение к щеке заставило его очнуться от неги и открыть глаза. Талаис с тревогой рассматривала его лицо.
   - Что с тобой случилось, Маарабас? - спросила она.
   Маарабас поднял голову и огляделся по сторонам, почти сразу натолкнувшись взглядом на свое отражение в зеркале. Он обрел свою прежнюю форму и теперь стоял посреди той самой комнаты, где встретил призрака, только теперь он был не один, а держал на руках Талаис. Присмотревшись внимательней к своему отражению, Маарабас наконец понял, что имела в виду Талаис. Его волосы почти полностью поседели, а лицо уродовали многочисленные шрамы, как будто кто-то безуспешно пытался содрать с лица кожу, но так и бросил свою работу незавершенной.
   - Ничего страшного, - успокоил он девушку, отнеся изменения в своей внешности к тому пагубному влиянию, которое это место оказывает на обитателей Тени. - Все изменится к лучшему, когда мы вернемся.
   - Вернемся? - Талаис испуганно завертела головой. - Мы не в Тени? Мы по-прежнему в моем мире! Я чувствую, что все осталось по-прежнему! Но ты... Ты смог явиться в мой мир! Как это возможно! Неужели... ты завладел чьим-то телом!? О, мой бедный Маарабас...
   Маарабас склонился на одно колено и усадил Талаис на край кровати, обнял ее за плечи и прижал к себе.
   - Успокойся. У нас все получилось!
   Талаис отстранилась и растеряно опустила глаза на свои ноги.
   - Но тогда почему... - она запнулась, не решаясь поднять на Маарабаса глаза.
   - Что?
   - Прости меня, - опустив глаза, сказала она. - Я не рассказала тебе всего о себе. Я надеялась, что избавлюсь от недуга, оказавшись в твоем мире, и мне не придется быть для тебя обузой, но мои надежды не оправдались, - мольба и страх, наполнившие глаза Талаис заставили все в груди Маарабса сжаться. Неужели она думает, что он оставит ее, бросит здесь одну?
   Маарабас коснулся ее волос, нежно провел внешней стороной ладони по ее щеке, лишний раз убеждаясь, что перед ним несмотря ни на что все та же Талаис, которую он знал и любил. Он боялся, что чувство жалости будет тяготить над его отношением к ней, но этого не произошло. Его чувства к ней остались прежними, а понимание ее трагедии лишь усилило желание поскорее доказать ей, что ничто не способно разрушить их прежние отношения друг к другу.
   - Для меня это неважно, Талаис, - заговорил Маарабас, легонько приподняв ее подбородок. - Важно то, что теперь мы вместе. Я могу ощущать тебя, касаться, как и ты меня. Мне этого достаточно, чтобы обрести счастье, но ты достойна увидеть место своей мечты. И ты его увидишь, потому что мы находимся лишь в самом начале пути.
   Маарабас поднялся с колена и, обернувшись, посмотрел на кресло-каталку, решая про себя, стоит ли доверить этому, как надеялся юноша, уже безобидному предмету на время их обратного путешествия по Путям.
   - Это кресло изготовил для меня друг семьи, - грустно промолвила Талаис. - Я неразлучна с ним с самого детства и даже за пределами недремлющего мира оно так привычно поджидает меня, будто я и вовсе не покидала свой дом.
   Маарабас поспешно загородил собой злополучное кресло, сочтя идею вновь усадить в него Талаис не слишком удачной.
   - Мы можем избавиться от него прямо сейчас, - поспешно возразил юноша. - Я понесу тебя на руках, и обещаю, как только мы окажемся в Тени, ты сможешь самостоятельно встать на свои ноги.
   Талаис пристально посмотрела на юношу. Как ни старался Маарабас шире расправить плечи и приосаниться, изможденное, покрытое порезами лицо и ссадины, видневшиеся сквозь прорехи в тунике, говорили сами за себя.
   - Ты ведь не знаешь этого в точности, - заметила Талаис с нотками смирения в голосе. - Да и путь нам, скорее всего, предстоит неблизкий, и уж коль скоро кресло существует здесь, было бы глупо не воспользоваться им.
   Маарабас вздохнул, все еще жалея, что не выкинул это кресло вон из комнаты.
   - Тогда давай побыстрее выберемся отсюда, - сказал он.
   Подкатив кресло к кровати, юноша помог перебраться в него Талаис. Перед побегом Талаис предусмотрительно оделась в неброское, но практичное платье, скрывшее сейчас от взгляда Маарабаса изуродованные болезнью ноги девушки. Видя, как привычно она устроилась в кресле, словно без него она не являлась цельным, независимым существом, у Маарабаса защемило сердце.
   Против ожидания дом больше не преподнес никаких сюрпризов, и казалось, в мельчайших деталях копировал находившийся в недремлющем мире оригинал. Здесь даже присутствовал работающий эскалатор, при помощи которого можно было спустить с верхних этажей вниз кресло-каталку. Единственное, чего недоставало, это живых слуг, которые обслуживали механизм, и следуя указаниям Талаис, эту роль взял на себя Маарабас. Внизу, на первом этаже, через высокие окна лился рассеянный свет, не оставив и следа от темноты, встретившей юношу, когда он впервые вступил в дом, а мраморные плиты пола не разверзлись под ним бездонной пропастью, когда он, толкая перед собой кресло, пересек вестибюль по направлению к выходу. Не без опасения отойдя от Талаис, Маарабас распахнул входную дверь и замер, потрясенный увиденным снаружи.
   Тот самый засохший сад, неприветливо встретивший Маарабаса, как будто исчез или, вернее, спрятался под покровом густой листвы и обильно усыпавших ветви гроздьев белых цветов. Несильный ветер, словно заботливый садовник, деликатно цеплялся за листья, приподнимал ветви выше над землей и открыв доселе скрытые дорожки, расходящиеся в разные стороны от входа в дом. Одна из дорожек, выложенная плоскими округлыми камнями, вела прямиком к распахнутым воротам усадьбы, предлагая спуститься с мраморного крыльца дома и неспешно прогуляться под сенью сплетенных в живые арки цветущих ветвей.
   - Давно не видела его таким красивым, - сказала Талаис, неслышно подкатившая кресло ближе ко входу и вместе с Маарабасом любуясь живописной картиной. - Мы часто гуляли здесь с отцом. В детстве этот сад представлялся мне огромным запутанным лабиринтом, где на каждом шагу можно было встретить причудливое растение, послушать беззаботные трели птиц или просто поиграть в прятки со слугами. Когда-то я очень гордилась тем, что знала каждый его потаенный уголок и при желании всегда находила такое укромное место, где меня никто не мог отыскать. Это были те немногие моменты в моей жизни, когда я ощущала себя свободной, способной сделать нечто, что было недоступно другим.
   - Меня они встретили иначе, - негромко обронил Маарабас, невольно вспоминая подробности своих недавних злоключений.
   - Они? - встрепенулась Талаис, неуютно поерзав в кресле. - Здесь кроме нас есть кто-то еще?
   - Нет, никого, - покачав головой, успокоил девушку Маарабас, тщетно пытаясь разыскать среди пышной листвы упомянутых Талаис птиц. - Я имел в виду этот сад, твой дом. Они не хотели пускать меня к тебе. Каждый по-своему. Даже то кресло, в котором ты сейчас сидишь, попыталось остановить меня. Словно чувствовали, что я желаю забрать тебя от них. Но тебя они встречают кротким смирением, все еще надеясь удержать здесь воспоминаниями о счастливых днях, проведенных рядом с ними.
   - Это место всего лишь отражение реального мира, - снисходительно улыбнувшись, пояснила Талаис. - Кусочек сна, живущий по своим правилам или, скорее всего, по воле спящего.
   Маарабас повернулся к девушке, сидящей в кресле, и впервые она заметила, как глаза юноши тускло засветились желтоватым светом.
   - Мне не хотелось бы думать, что это твой сон, Талаис, - негромко сказал он. - И все то, с чем я здесь столкнулся, происходило по твоей воле. Тогда мне пришлось бы признать, что на самом деле глубоко внутри себя ты не хочешь покидать этот дом.
   Талаис смущенно опустила глаза, но через мгновение вновь посмотрела на юношу, и решимость проделать избранный путь до конца явственно читалась в ее взгляде.
   - Было бы ложью утверждать, что в моем родном мире нет ничего, ради чего стоило бы остаться, - согласилась она. - Мой отец, мой брат. Я люблю их, и мне горько от того, что возможно, я их больше никогда не увижу. Но я выбрала твой мир, Маарабас, и тебя. Если сейчас я не пересеку этот порог, то буду до конца своих дней проклинать себя за единственную упущенную возможность обрести то, чего лишена в своем мире.
   Талаис протянула руку, и Маарабас в ответ обхватил ее своими ладонями.
   - Я не знаю, что ждет нас в будущем, но что бы не случилось дальше, обещаю всегда быть рядом с тобой.
   - Этого я желаю больше всего, - ответила Талаис. - Так давай побыстрее покинем это место, чтобы оно больше не сеяло в нас сомнения.
   Юноша обошел кресло и, взявшись за его спинку, выкатил Талаис на крыльцо дома. Вместе они спустились с крыльца по специально обустроенному наклонному съезду и ступили под сень деревьев, направляясь к выходу из поместья. На половине пути до распахнутых ворот Маарабас остановился, ощутив настойчивое желание осмотреться по сторонам, словно должен был отыскать в глубине незнакомого сада нечто очень важное. На немой вопрос Талаис он лишь постарался стереть с лица выражение невольной растерянности, не желая давать лишний повод своей спутнице думать, что он не знает обратную дорогу.
   В действительности Маарабас и в самом деле не знал, как возвращаться обратно. Мысль, что ему снова придется вслепую искать двери, полагаясь на отклик чужого знания, повергала его в уныние в то время, как он желал поскорее оказаться с Талаис в безопасной части Тени. Он лишь надеялся, что внезапно возникшее ощущение является предвестником чувства узнавания, которое прежде вело его по хитросплетениям разрушенных Путей, и неожиданно обнаружившаяся где-то неподалеку дверь избавит его от необходимости пересекать вместе с Талаис мрачные улицы темного города, чернеющего вдали за оградой поместья.
   Все еще не до конца уверенный, подчиняются его действия дару Старика, или это всего лишь спонтанное ничем не обусловленное желание, Маарабас свернул на неприметную тропинку, уводящую в сторону от ворот вглубь сада. Талаис не проявляла тревоги и, казалось, с любопытством оглядываясь по сторонам, любуясь распустившимися цветами, растущими на ветвях. Сам Маарабас мало обращал внимания на красоты сада, с каждым новым изгибом тропы все сильнее понимая, что потерялся в этом зеленом лабиринте и продолжает следовать ей без всякой реальной надежды отыскать выход.
   - Я знала этот сад не так хорошо, как считала, - заметила Талаис. - Или попросту позабыла, каким большим он может быть.
   - Все еще не желает отпускать тебя, - попытался пошутить Маарабас, внутренне поежившись от мысли, что это и в самом деле так.
   Маарабас готов был уже повернуть назад и скрипя зубами под укоряющим взглядом Талаис проделать весь обратной путь по этой, казалось, бесконечной тропе, чтобы вернуться к дому и покинуть поместье в направлении мрачного города, но тут неожиданно тесно обступавшие тропу деревья расступились, и пред Маарабасом и Талаис открылась освещенная солнцем площадка. Почти все ее небольшое пространство занимал искусственный округлый водоем, обнесенный невысоким каменным парапетом. Гладь воды лишь немного не доходила до верха парапета и готова была вот-вот перелиться через край, вздумай здесь пойти дождь или порывы ветра посильней нарушат безмятежность водного зеркала.
   Внимание Талаис привлекли несколько каменных изваяний, стоящих чуть поодаль от водоема. Это были искусно высеченные из камня фигуры людей, запечатленных рукой каменотеса в момент незавершенного движения. Лица изваянных в камне статуй были обращены к центру водоема, и создавалось ощущение, что они смотрят на нечто, чего сейчас там нет, оставляя ощущение незавершенности.
   - Не помню это место, - сказала Талаис, с любопытством рассматривая статуи. - Похоже на не работающий фонтан. Отец привозил множество всевозможных диковин, путешествуя по миру. Может быть, это одна из них. Скульптура больше напоминает эльфийскую работу, чем работы тевинтерских мастеров. Мы ведь не зря пришли сюда?
   - Я надеюсь на это, - с толикой сомнения ответил Маарабас.
   Ощущение знакомого места оформилось в нем во вполне определенное руководство к действию, и если разум Маарабаса естественным образом противился предстоящему шагу, скрытая воля его поводыря толкнула юношу сделать шаг вперед по направлению к водоему. Несколько невысоких ступеней, взбиравшихся от земли на край парапета, позволили Маарабасу без труда вкатить кресло наверх. Талаис, запоздало поняв, что намеревается сделать юноша, испуганно закричала, призывая остановиться, но он был глух к ее призывам, а сама она, прикованная к креслу, ничего не могла предпринять.
   Колеса кресла соскользнули с узкого парапета, а следом за креслом с края шагнул сам Маарабас. Он не знал, насколько глубоким окажется водоем, и прекрасно осознавал, какой панический страх могла испытывать в тот момент Талаис, погружаясь в воду с тяжестью кресла на плечах, но вопреки чувству вины внутренний жесткий голос твердил, что замешкайся юноша хоть на мгновение, чтобы оценить глубину водоема или обдумать степень опасности, и эта дверь уже не откроется перед ними никогда.
   Маарабас задержал дыхание и зажмурил глаза, подспудно опасаясь удара о дно водоема, тем не менее, надеясь мгновенно оказаться в каком-то ином месте. Однако казалось, прошла целая вечность, но вода по-прежнему обнимала тело юноши мокрым саваном туники, а продолжившееся погружение невольно вызвало в воображении картину разверзшейся внизу бездонной пучины. Тревога за Талаис и безрадостная перспектива захлебнуться, а еще не слишком-то уместный для воображаемой мрачной бездны яркий свет, ставший настойчиво пробивавшийся сквозь смеженные веки, заставили Маарабаса распахнуть глаза.
   Если бы он и мог свободно дышать, то увиденное все равно заставило бы его затаить дыхание. Юноша медленно опускался из-под гигантского купола явно рукотворного происхождения. Сквозь кристально прозрачную толщу воды можно было во всех подробностях рассмотреть замысловатую вязь узоров, покрывавших огромную вогнутую поверхность. Сияющая отраженным светом позолота заставляла вспыхивать внутренним светом огромные изумрудные пластины и алые брызги рубинов, проводя искры света вдоль линий замысловатого узора, повествующего множество историй, выраженных фигурами животных, людей, духов, и демонов. Свет, заполнявший пространство под куполом, проникал откуда-то снаружи из-под ажурных арок, поддерживающих купол по периметру и опиравшихся на тонкие изящные колонны из белого камня. Маарабас мог видеть через широкие проходы арок множество простиравшихся вдаль залов, отчего все это невообразимых размеров сооружение выглядело прозрачным и невесомым, будто сейчас вот-вот из-за края купола заглянет солнце, так щедро разливающее отраженный свет по золоченому убранству.
   Юноша почти опустился до самого пола, выложенного разноцветными камнями, словно продолжавшими слагать замысловатым рисунком узоров еще неоконченную историю, начатую на вознесшемся над головой куполе. Маарабас попытался осмотреться по сторонам, ища Талаис, но девушки не оказалось поблизости, зато в том месте, где Маарабас должен был коснуться пола, он увидит стоящие полукругом статуи. С удивлением он узнал в них те самые изваяния, что окружали водоем. Маарабасу показалось, или одна из фигур шевельнулась. Нет, это явно не было обманом зрения, вызванным колыханием толщи воды. Мало того, они подняли головы, и юноша смог убедиться, что за его приближением внимательно следят. Едва Маарабас коснулся ногами пола, до его слуха донеслись голоса, будто он оказался в центре ожесточенной перепалки, однако не до конца понимая, является он всего лишь пассивным слушателем или одним из ее участников.
   - "Самозванец!" - восклицал один из окружавших Маарабаса, вытянув по направлению к нему указующий перст. - "Как он посмел явиться сюда. Ему не место среди нас..."
   - "Он надеется отсидеться в стороне, глупец!" - сжав кулаки, сокрушенно молвил другой. - "Пусть молится на наших врагов, потому что когда мы разделаемся с ними, придет его черед!"
   - "Трус! Сражайся рядом с нами!" - призывал третий, протягивая ладони в сторону Маарабаса. - "Не рассчитывай спасти свой народ, когда мы падем!"
   Не переставая угрожать, просить, убеждать, ожившие статуи постепенно теснее смыкали вокруг Маарабаса кольцо, явно демонстрируя намерение схватить юношу и навеки оставить на дне утонувшего мира. Увы, Маарабас мало что мог предпринять, едва способный пошевелить в толще воды руками и ногами, подобно попавшему в каплю патоки насекомому. Но внезапно его губы против воли зашевелились, произнося какие-то слова, хотя самих слов Маарабас не услышал, а затем, подчиняясь все той же чужой воле, правая рука юноши, не встречая ни малейшего сопротивления воды, нетерпеливым жестом как будто перелистнула невидимую страницу, и в тот же миг окружавшая его вода гигантским водоворотом подхватила незнакомцев, сам храм, колонны, стены потолок, размалывая их на куски, словно это были вовсе не гранит и мрамор, а дешевые декорации. Перемешанные чести некогда восхитительного города устремились в ту самую бездну, которую совсем недавно живописало воображение Маарабаса, или наоборот, сам Маарабас, подхваченный восходящим потоком воды, поднимался ввысь, оставляя странное место внизу, в пучине, а вслед ему тянулись в бессилии руки, неслись угрозы и мольбы, вскоре затерявшиеся в оглушительном рокоте гигантского водоворота.
  
   ЧАСТЬ 5. ДАРЫ ЗАВИСТЛИВЫХ БОГОВ.
  
   Жесткий удар о гладкие серые плиты болью отозвался в ладонях и заставил Маарабаса выплюнуть на пол остатки заполнявшей рот воды. Несколько раз вздохнув полной грудью, он огляделся по сторонам. Это место было знакомо ему. Бесконечные ряды зеркал разных форм и размеров, выстроившиеся вдоль нешироких проходов, больше напоминали безжизненные надгробья. Многие из них были разбиты или вовсе повалены, что еще больше усиливало сходство этого места со старыми заброшенными кладбищами, тени которых Маарабас не раз встречал в своих похождениях по миру грез. Кладбищем старых забытых дорог, невесело подумал про себя Маарабас.
   Кресло Талаис лежало на боку неподалеку. Сама девушка находилась рядом и безуспешно пыталась приподняться от пола, опираясь на ослабшие руки. Приступы сильного кашля, вызванные попавшей в легкие водой, сотрясали ее тело и заставляли судорожно хвататься за грудь, что вынуждало ее вновь валиться на пол. Маарабас вскочил на ноги, намереваясь помочь Талаис, однако зеркала, как части того города в пучине, завели бесконечный хоровод, и юноша остановился, стараясь хоть немного унять накатившее головокружение.
   В итоге, сделав несколько нетвердых шагов, Маарабас наконец оказался возле Талаис. Первым делом он схватился за кресло и поставил его обратно на колеса, а затем, опустившись возле Талаис на колени, помог ей подняться с пола. Удивительно, но несмотря на то, что оба они побывали в воде, их одежда оказалась совершенно сухой, и только небольшие лужицы воды на полу напоминали, чем была дверь на том конце пути. Прижимая к груди Талаис, Маарабас терпеливо дожидался, когда девушка избавится от кашля и восстановит дыхание.
   - Кто такая Лодрин? - едва отдышавшись, спросила она.
   На лице Маарабас отразилось явное непонимание.
   - После того, как мы прыгнули в воду, я услышала, как ты выкрикнул это имя, - пояснила Талаис. - Ты кричал: "Я не отдам вам Лодрин!"
   Маарабас лихорадочно соображал, когда же он мог прокричать нечто подобное. Скорее всего, это было в тот раз, когда он не услышал собственный голос, хотя чувствовал, что его губы явно произносят какие-то слова. Ну, теперь он хотя бы знает, что это были за слова. Оставалось разобраться с именем. Оно явно было знакомо ему или, если быть точным, вовсе не ему. Все, что было связано с Лодрин, покоилась где-то в глубинах приобретенной памяти Старика, щекотало сознание, но никак не хотело выплывать на поверхность, вызывая лишь досаду и раздражение.
   - Это кричал не я, а Старик. Вернее, кричал я, но... - Маарабас запнулся, заметив растущее недоверие в глазах Талаис и пытаясь подобрать нужные слова, чтобы все ей объяснить. - Понимаешь, Старик помог мне, как и обещал нам тогда, разыскать дорогу из твоего мира в мир Тени. Только проделал он это довольно необычным способом, прежде чем исчез.
   - Куда он исчез? - кажется, Талаис намеревалась встретиться с ним вновь, и явно была расстроена этой новостью. - Мы разве не сможем его навестить снова на Бесконечной Дороге?
   - Нет. Не сможем, - покачал головой Маарабас. - Он исчез насовсем... Как еще точнее выразиться? Он растворился. Погиб! Умер!
   - Извини, - поторопилась сказать Талаис, коснувшись его щеки ладонью. - Я знаю, он был близок тебе. Ты мог по праву считать его отцом.
   Плечи Маарабаса поникли. Что значила для него та потеря теперь? Когда перед ним стояла цель отыскать Талаис, мало что другое могло занимать его мысли. Сейчас, когда он еще не полностью осознал, что уже не одинок в этом мире, отсутствие того, кто прежде направлял и учил его, навевало грусть.
   - Но он не исчез без следа, - больше самому себе, чем для Талаис, ответил Маарабас. - Он подарил мне свою память, свой опыт, все свои испытанные когда-либо ощущения. Они помогли мне открыть все бесчисленные двери и в итоге отыскать дорогу к тебе. И те слова, то имя, что ты слышала, мне подсказала память Старика в нужный момент. Возможно, они были ключом к двери, открывшей для нас путь сюда. Я не знаю, почему так происходит, но мне никогда неизвестно в точности, что нужно сделать, чтобы открыть очередную дверь. Память Старика рано или поздно сама подсказывает мне, что нужно делать. Это одновременно и пугает, и успокаивает меня. Я точно знаю, что всегда найду дорогу в нужное мне место, но никогда не смогу предугадать, при каких обстоятельствах это произойдет.
   - Так Старик позаботился о том, чтобы ты оставался самим собой, приняв дар, - предположила Талаис. - Его знания слишком обширны, и владей ты ими в полной мере, лишился бы способности восхищаться окружающим миром, дивиться чему-то новому и неизведанному.
   - Да, так и есть, - кивнул юноша, понурив голову.
   - Куда на этот раз тебя привел этот непредсказуемый поводырь? - спросила Талаис, намереваясь отвлечь Маарабаса от грустной темы.
   Юноша спохватился и стал помогать Талаис устроиться в кресле, одновременно рассказывая об окружающем их месте.
   - О... Я назвал бы это место перекрестком. Здесь сходится множество путей из Тени и недремлющего мира, а может быть даже из каких-то других миров. По крайней мере, так было, когда это место и другие Пути еще были целы. Я уже бывал здесь, когда искал дорогу к тебе. Раз мы оказались здесь, значит половина пути до Тени у нас уже позади.
   Талаис вертела головой по сторонам, рассматривая ряды зеркал, пока Мараабас устраивал ее ноги в специальные скобы на кресле.
   - Неужели за каждым зеркалом таится дорога, - недоверчиво поинтересовалась она. - Но ведь в них ничего не отражается. Как понять, куда они ведут?
   - Большинство путей разрушено, - пояснил Маарабас. - Поэтом почти все двери здесь либо мертвы, либо ведут в оборванные тупики.
   Но даже те, что могли бы привести куда-то, требуют специального ключа, чтобы пропустить дальше.
   - Как те слова, что ты прокричал, - кивнула Талаис.
   - Это необязательно должны быть слова. Ключом может быть музыка, какой-то материальный предмет или даже вызванные в памяти ощущения или сильные чувства.
   - Не слишком-то практично, - заметила Талаис. - Интересно, как те, кто создал этот перекресток, могли управляться со столь разнородным набором ключей.
   Юноша пожал плечами.
   - Сомневаюсь, что они сделали бы это, если бы такие ключи были неудобны. Они могли не видеть разницы между материальным и духовным воплощением, и свободно превращали одно в другое. Тогда нужно лишь помнить о ключе достаточно, чтобы заполучить его в любой момент и в любом виде. Но для чужаков, таких, как мы с тобой, это конечно представляется совершенно безумной идеей.
   - Но тебя-то это не касается, - подмигнула Талаис. - Я больше чем уверена, что Старик был одним из творцов этого места или был вхож в их круг. И ты, как его... кхм, сын теперь с легкостью сможешь открыть любую дверь.
   - Вовсе не любую, - запротестовал Маарабас, оглядываясь по сторонам. - Например, сейчас я совершенно не представляю, куда нам следует идти.
   - Как же мы выберемся отсюда? - сохраняя шутливый тон, поинтересовалась Талаис. - Будем переходить от зеркала к зеркалу, пока ты не почувствуешь, что отыскал нужную дверь? Их ведь здесь бесчисленное множество!
   Маарабас виновато вздохнул, сожалея, что не оправдал надежд Талаис на безграничные возможности путешествовать в этом полуразрушенном мире.
   - Примерно так и есть, - признался он. - Обычно, рано или поздно я начинаю чувствовать, в какую сторону идти. Нужно только немного подождать, чтобы память Старика подсказала мне верный путь.
   - Хорошо, я не против какое-то время погулять по этому примечательному месту, - кивнула Талаис. - Выходит, сейчас не имеет значения, в какую сторону мы отправимся?
   - Нет, не имеет, - вынужден был признаться Маарабас.
   - Тогда давай отправимся по самой широкой дорожке, - Талаис кивнула на ближайший перекресток. -
   Надеюсь, она приведет нас к центру этого места. Ведь там должно находиться самое интересное!
   Маарабас не видел причины, почему бы не поступить так, как предлагает Талаис. В конце концов, они за один присест преодолели половину обратной дороги и теперь могли себе позволить роскошь потратить немного лишнего времени, чтобы просто поближе познакомиться с этим мрачноватым, но, кажется, совершенно безобидным перекрестком путей. Кресло, несмотря на все пережитые им коллизии, включая купание в воде, катилось легко и бесшумно, позволяя Маарабасу, не затрачивая особых усилий, глазеть вместе с Талаис по сторонам во время движения по выбранной ими дорожке.
   Некоторые из зеркал, встреченные ими по пути, в самом деле заслуживали пристального внимания. Неизвестно, были ли связаны размеры зеркал или искусность их оформления со степенью важности тех мест, куда они открывали дорогу, но, если такая связь все-таки имела место, глядя на них, воображение рисовало сияющие неописуемой роскошью дворцы, сады невообразимой красоты или невиданные по совершенству города, населенные некогда властвовавшими этим миром существами. Увы, это было всего лишь буйное воображение - в реальности на безжизненной поверхности зеркал в лучшем случае можно было рассмотреть толстый слой застарелой пыли или не слишком замысловатый узор из трещин или свалявшейся паутины.
   Прошло не так много времени, когда Маарабас впервые отметил настойчивое желание слегка отклониться от прежнего направления, которого они с Талаис до сих пор придерживались. Возможно, это желание появилось чуть раньше, просто их спонтанная экскурсия неожиданно оказалась довольно занимательной, и Маарабас до этого момента легкомысленно игнорировал чрезвычайно важный и ожидаемый сигнал. Спохватившись, он остановился на ближайшем пересечении нескольких дорожек, решая, какая из них больше соответствует новому направлению. Кажется, Талаис без лишних разъяснений поняла, с чем связана их остановка, поэтому не стал задавать лишних вопросов, тем не менее, продолжая с интересом рассматривать ближайшие зеркала.
   Остановка продлилась недолго, и Маарабас, чуть повернув на месте кресло, свернул на узкую дорожку, уводящую в сторону ничем не примечательных однообразных зеркал, по большей части расколотых и засыпанных мусором. Талаис бросила прощальный взгляд на огромное помпезное зеркало, которое мгновение назад занимало ее внимание, и вдруг заметила в глубине его матовой поверхности яркий золотой отблеск. Это не могло быть отражение ее или Маарабаса одежды, и девушка невольно завертела головой, ища предмет столь нехарактерного для этого места цвета. На своем пути они встречали отделанные золотом и драгоценными камнями зеркала, но надо было очень постараться оттереть их от налипшей пыли и грязи, чтобы они засверкали как прежде.
   Среди зеркал в одном из задних рядов мелькнул краешек ярко золотого света и скрылся вновь, когда кресло прокатилось чуть вперед.
   - Маарабас, постой! - попросила Талаис, по старой привычке прихватывая ладонью обод колеса, чтобы остановить движение кресла. - Мне показалось, одно из зеркал до сих пор действует.
   - Таких здесь немало, - без особого энтузиазма заметил Маарабас. - Среди них встречаются и те, что не требуют ключа. Но нам не стоит отвлекаться, если мы хотим побыстрее выбраться отсюда.
   - Да, конечно, - покорно кивнула Талаис, и юноша отметил легкий оттенок досады в интонациях ее голоса.
   Маарабас сокрушенно покачал головой, словно нехотя потакая капризам маленького ребенка.
   - Но если хочешь, можем посмотреть на это зеркало поближе, - сказал он. - Покажи, где ты его видела?
   Талаис ухватилась ладонями за колеса и ловкими движениями сама развернула кресло в нужную сторону.
   - Там, во втором ряду зеркал, - кивком она указала направление и не дожидаясь, когда Маарабас поможет катить кресло, довольно проворно съехала с дорожки, метя в проход между ближайшими зеркалами.
   Маарабасу оставалось лишь последовать за Талаис. Далеко идти не пришлось. Искомое зеркало ни формой, ни отделкой рамы не выделялось среди своих соседей, вот только его поверхность в отличие от них не была безжизненной, а демонстрировала сквозь все ту же пыль и грязь удивительно объемную и живую картину, источавшую из своей глубины яркий золотистый свет. И Талаис, и Маарабас замерли подле зеркала, завороженные этой картиной и каждый обуреваемый целой гаммой ощущений от увиденного. Талаис явно испытывала восторг и живой интерес, что тут же проявилось в звенящих нотках ее возбужденного голоса:
   - Ты знаешь, что это такое, Маарабас!? - спросила она, нетерпеливо ерзая в кресле, казалось, готовая вскочить и пересечь едва зримую грань, разделяющую мертвое запустение Перекрестка и брызжущий живыми красками мир зазеркалья.
   В отличие от нее чувства Маарабаса были не столь однозначны. Рассматривая изящные башни, искрящиеся золотом купола, ослепительно белые арки, несмотря на масштабность, кажущиеся невесомыми и сотканными из золотистого света, юноша одновременно испытывал восхищение и отвращение. Какое из этих чувств было его собственным, а какое возникло из глубины памяти Старика, сложно было понять. Маарабас не знал, что это за место, но, как это ни покажется странным, был уверен, что посещал его. Он видел изнутри эти купола, эти бесконечные прозрачные галереи, это нарочитое богатство, и был уверен, что это то самое место, где ожившие статуи взывали к нему и пытались удержать подле себя.
   Талаис, всецело поглощенная созерцанием архитектурного великолепия, совершенно не обратила внимания на заминку Маарабаса и сама поторопилась ответить на свой вопрос.
   - Это Золотой Город! - воскликнула она, не отрывая взгляда от зеркала. - Я уверена, именно так он выглядел, прежде чем древние магистры предприняли свой злополучный поход. Отец был прав, предполагая, что на самом деле город сохранил свой первозданный вид, затерявшись в каком-то из недоступных нам миров, а мы наблюдаем в Тени всего лишь его искаженное отражение.
   То, с какой страстью и увлеченностью Талаис говорила, вызвало у Маарабаса укол ревности.
   - Нам пора, - сказал он, начав разворачивать кресло.
   - Постой, Маарабас! - взмолилась она, оторвав взгляд от Золотого Города и повернув к юноше лицо. - Давай посмотрим на него поближе! Когда еще нам представится такая возможность? Может быть, это единственная сохранившаяся дорога к нему!
   - Талаис, мы можем вернуться сюда потом, когда будем подготовлены, но сейчас нам лучше побыстрее добраться до Тени.
   - Но когда мы вернемся сюда, то вряд ли сможем отыскать это зеркало! - не сдавалась Талаис. - Ты сам говорил, что здесь их великое множество, а это, может быть, единственное в своем роде, не входит в число тех, отыскать которое поможет память Старика.
   Разумом Маарабас понимал, что поступает правильно, соблюдая осторожность, но душой чувствовал, что эта находка чрезвычайно важна для Талаис, и если он настоит на своем, это может послужить началом первой размолвки в их отношениях. Маарабас всмотрелся в глубину зеркала, ища хоть малейший тревожный намек на опасность. Золотой Город сиял вдалеке на фоне чистого лазурного неба, утопая в изумрудной листве пышных садов, и единственным хоть в какой-то степени отрицательным ощущением от его величественного вида была надменная недоступность.
   - Уговорила, - помедлив, сдался Маарабас, не отыскав весомого повода для отказа. - Только пообещай, что мы не станем приближаться к городу и посмотрим на него издалека. Просто проверим, действительно ли этот путь существует на самом деле, и сразу вернемся обратно.
   На лице Талаис читалась готовность добраться едва ли не до самых стен Золотого Города, а если повезет, даже попытаться проникнуть за них, но к видимому облегчению Маарабаса здравомыслие у его спутницы возобладало над авантюрным желанием последовать по стопам древних магистров, и Талаис в итоге согласилась на предложенный компромисс, однако пообещав самой себе, что когда-нибудь она обязательно вернется на Перекресток и отыщет этот путь вновь.
   Ступени в основании зеркала оказались достаточно низкими, чтобы кресло без труда вкатилось по ним на небольшую площадку, расположенную непосредственно возле прозрачной границы, разделяющей лучезарный мир Золотого Города и унылое запустение Перекрестка. С этого места было хорошо видно, что конечная точка пути находится на довольно обширном каменном возвышении, окруженном со всех обозримых сторон густым лесом. Вниз вела узкая лестница, а из-за края возвышения появлялась мощенная белым камнем дорожка, петлявшая среди деревьев, пока постепенно не исчезала в глубине леса. Крон деревьев едва коснулась осень, но ветер уже вовсю воровал с ветвей первые золотые листья, неспешно кружа их в хаотичном танце и мягко укладывая на землю. Стайка беспечных птиц перепорхнула с ветки на ветку, дополнив картину полнейшего умиротворения и совершеннейшей гармонии.
   Последние опасения оставили Маарабаса, и юноша толкнул кресло Талаис вперед, намереваясь пересечь границу между мирами. Зеркало на их пути не оказало сопротивления, однако и не исчезло, мгновенно перенеся в новое место, а стало растягиваться, словно еще не застывшее жидкое стекло, искажая демонстрируемые цвета и формы. Золото городских башен приобрело грязно-желтый оттенок, ослепительно белые стены окрасились серым, лазурное небо стало тускнеть, изумрудный лес потемнел, а светлые камни дорожки поблекли, слившись с бурой землей. Еще какое-то время можно было наблюдать гротескное подобие прежней картины, пока истончившаяся граница наконец не лопнула, оставив Маарабаса и Талаис один на один с разочаровывающей действительностью.
   То, что они увидели по эту сторону зеркала, совсем не походило на демонстрировавшийся ранее благостный мирок. Все здесь скорее говорило о разрушительной катастрофе, постигшей это место давным-давно и оставившей нетронутым только то самое каменное возвышение, на которое привело путешественников зеркало. Лестница с возвышения обрывалась в никуда, так как кусок земли с самим возвышением и остатками сгоревшего леса плавал в молочном киселе тумана, скрывавшем бездонную пропасть. Вместо осенних листьев летели крупные хлопья пепла, вспыхивающие на ветру непогасшими искрами, а сквозь клочья тумана можно было рассмотреть такие же оторванные островки уцелевшей земли с фрагментами каких-то развалин. Вдалеке из бездны вырастал совершенно недоступный далекий город, знакомым черным силуэтом вырисовываясь на фоне темно-багрового неба.
   Маарабас посмотрел по сторонам, заметив несколько зеркал. Некоторые из них были разбиты или повалены, остальные, насколько мог судить Маарабас, были мертвы. На верхушке рамы одного из зеркал устроилось несколько ворон. Когда взгляд Маарабаса упал на них, вороны сорвались со своего насеста и полетели прочь, громко каркая вразнобой. Маарабасу почудилось, или он различил в вороньих криках слова: "Вернулся! Вернулся!"
   - Должно быть, это какая-то ошибка, - растеряно промолвила Талаис, провожая взглядом удаляющихся птиц. - Зеркало указывало совсем на другое место!
   - Глупышка! - смешно разевая клюв, прокаркала единственная оставшаяся ворона, сидевшая отдельно от остальных на верхушке зеркала, через которое сюда попали Маарабас и Талаис. Оно единственное в отличие от остальных зеркал, находящихся на возвышении, демонстрировало знакомую картину покинутого Перекрестка. - Зеркало показывает то, что ему велено. Когда-то это действительно был один из путей в великий город, но с тех времен многое произошло...
   Не закончив, ворона нахохлилась и стала деловито чистить клювом перья на боку, приподняв крыло и, казалось, потеряв всякий интерес к пришельцам. У Маарабаса сложилось впечатление, что птица уже не первый раз отпускает свой флегматичный комментарий в адрес обескураженных путешественников.
   - И что здесь произошло? - нетерпеливо поинтересовалась Талаис, впрочем, не ожидая от надменной птицы какого-то серьезного откровения.
   Ворона продолжала чистить перья, проигнорировав заданный вопрос, и Маарабас вместе с Талаис закрались сомнения, что птица действительно разговаривала с ними только что. Ворона тем временем закончила приводить себя в порядок и, наклонив голову набок, уставилась одним рубиновым глазом прямо на Маарабаса, пристально и не мигая рассматривая его.
   - Почему бы тебе не расспросить своего спутника, милочка? - наконец прокаркала птица, переступив узловатыми пальцами лап по раме зеркала.
   - Откуда ему знать? - удивилась Талаис, переглянувшись с не менее удивленным Маарабасом.
   - Ах, ну да, ну да, откуда же ему знать! - закивала ворона. - Сам он, конечно, нам ничего не расскажет, но, если ты позволишь, я могу вытащить из него кое-что запрятанное глубоко внутри. То, что содержит ответы на многие вопросы!
   - Нет, мы не будем ничего из него вытаскивать, - решительно возразила Талаис. - Если ты сама не знаешь, что здесь случилось, то так тому и быть.
   - Почему ты так переживаешь за него? - удивленно спросила ворона. - Разве тебе неизвестно, что он всего лишь кукла, собранная на потеху из разрозненных осколков душ. Но то, что спрятано внутри него, гораздо ценнее!
   - Кыш отсюда, глупая птица! - разозлилась Талаис. - Я ясно сказала, что не нуждаюсь в твоей помощи!
   Однако ворона и не подумала покинуть насиженное место. Мало того, с ней стали происходить необычные изменения. Крылья птицы удлинились, голова потяжелела, клюв стал короче, а затем и вовсе исчез. Вскоре существо, облюбовавшее верхушку зеркала, уже мало походило на птицу. Став массивнее, оно сползло с зеркала вниз, продолжая охватывать его постоянно меняющимися конечностями. В какой-то момент перед завороженными этим зрелищем Маарабасом и Талаис промелькнула фигура обнаженной женщины, кожа которой была сплошь залита черной смолой, но на этом трансформация не закончилась. Зеркало уже уступало размерами гигантской рептилии, выпроставшей длинный хвост и обвившей его вокруг основания рамы. Крылья, исчезнув в самом начале, вновь явились на свет, приобретя уже иную, лишенную перьев форму и ставшие гораздо большего размера.
   Когда плоть существа перестала плыть, вспучиваться и расти, позади зеркала, обвив его длинным хвостом, застыл в своей окончательной форме огромный дракон. Его блестящая черная чешуя на кончиках спинного гребня и шипах на лапах отливала темно-красным, а в глубине костистых глазниц пылали алым искры глаз.
   - Пожалуй, нам стоит прийти к соглашению, - пророкотал дракон, на удивление ловко артикулируя слова зубастой пастью.
   Маарабас попятился назад, увлекая за собой кресло с Талаис, но та если и была напугана, то отступать явно не собиралась несмотря на подавляющие размеры дракона. Ухватившись ладонями за колеса, она остановила движение кресла, вынудив Маарабаса оставаться на месте. Губы Талаис при этом неслышно зашевелились, и почти одновременно от ее стиснутых пальцев к запястьям зазмеились яркие всполохи белого огня.
   - Пропусти нас! - с едва заметной дрожью в голосе, но с куда более отчетливой угрозой потребовала Талаис, подняв на уровень груди ладони и заставив тугие искры молний, срывающиеся с кончиков пальцев, сплестись в ослепительно белый сгусток огня, потрескивающий и скворчащий, повисший в пространстве меж ладоней.
   По выражению чешуйчатой морды дракона сложно было судить, насколько демонстрация Талаис ее магических способностей впечатлила его, но, во всяком случае, движения его массивного тела показали, что угроза воспринята серьезно. Хвост, кольцом охватывающий зеркало, изогнулся и уполз, словно гигантская змея в сторону, а сам дракон целиком отступил за зеркало, тем не менее, продолжая цепляться за его края передними короткими лапами. Если не считать алых глаз дракона, неприкрытой злобой взирающих на девушку и ее спутника, путь к зеркалу оказался открыт. Маарабас медленно покатил кресло вперед к зеркалу, настороженно следя за драконом. Тот как будто не собирался чинить препятствий, и Маарабас начинал верить, что причиной смирения дракона в самом деле был пылающий в ладонях Талаис сгусток укрощенных молний.
   Они преодолели до зеркала половину пути, когда дракон едва заметно шевельнулся и одна из его когтистых лап, стискивающих угол зеркала, с усилием сжалась. Драконьи когти впились в поверхность зеркала, и стало заметно, как из-под них на стекло стала сочиться черная густая жидкость, безобразными подтеками стекая вниз поверх изображения Перекрестка. Маарабас, несмотря на возросшее до предела предчувствие опасности, продолжил движение вперед, намереваясь достигнуть зеркала как можно быстрее, пока это было еще возможно, но тут лапа дракона сжалась сильнее, и острия когтей, продолжая обильно источать черную жидкость, с отчетливым хрустом пронзили край зеркала насквозь. Зеркало под скрежет раскалываемого стекла напоследок мигнуло и моментально потухло, демонстрируя на своей поверхности лишь безобразную мешанину из грязных подтеков и трещин, разбегающихся во все стороны от поврежденного угла.
   - Ох, ну и растяпа же я! - с притворным испугом прокомментировал произошедшее черный дракон. - Но вы можете воспользоваться любым другим находящимся здесь зеркалом!
   Прозвучавшее предложение, поначалу выглядевшее низкопробной издевкой, оказалось прелюдией к более изощренному развлечению дракона. Наполовину расправив одно из крыльев, он указал на стоявшие неподалеку безжизненные зеркала, и каждое из них одно за другим стало оживать, демонстрируя одно и то же изображение: уже знакомые Маарабасу и Талаис бесконечные ряды зеркал Перекрестка. Были это настоящие пути в указанное место или всего лишь затеянный драконом обман, схожий с тем, что завлекал в Золотой Город, но иного выхода покинуть это место Маарабас пока не видел. Он незамедлительно устремился вместе с Талаис к ближайшему зеркалу, но и дракон не остался на месте, оказавшись удивительно проворным для своих размеров. Опередив на мгновение беглецов, он лягнул выбранное ими зеркало мощной задней лапой, разнеся его вдребезги и тут же не преминув высказать свои лживые извинения:
   - Прошу простить мне мою неуклюжесть, - прогромыхал он, устремляясь к следующему зеркалу в ряду.
   Маарабас быстро сообразил, каковы правила этой игру, поэтому не стал пытаться достигнуть следующего еще целого зеркала, а решил убежать от дракона как можно дальше, двигаясь параллельно ряду зеркал, чтобы выиграть небольшой запас времени, который позволил бы им с Талаис успеть раньше дракона к одному из последних зеркал в ряду. Дракон не сразу раскусил намерения Маарабаса, но когда понял, что тот задумал, более не делая вид, что уничтожает зеркала по неосторожности, бросился за беглецами вдогонку, на своем пути круша все зеркала подряд. Хотя Маарабасу приходилось толкать перед собой кресло с Талаис, что бесспорно замедляло его движение, тем не менее, юноша заметил, что предпринятая им отчаянная попытка сбежать имеет неплохие шансы на успех.
   Выстроившиеся на пути дракона зеркала оказались не таким уж и безобидным препятствием, несмотря на подавляющую мощь огромной бронированной туши. Торчащие из разломанных рам куски разбитых зеркал впивались в брюхо дракона, не так надежно защищенное ороговевшей чешуей, заставляя монстра шарахаться из стороны в сторону, чтобы избавиться от болезненных уколов. Весь путь, пройденный драконом, помимо усеявших его кусков разбитых зеркал был обильно полит не кровью, но черной жижей, сочившейся из ободранной шкуры дракона. То, с какой яростью, раз за разом натыкаясь на острые осколки, дракон преследовал беглецов, говорило о том, что пути, открывшиеся в зеркалах, действительно могли послужить спасением от разъяренного зверя.
   Когда стало очевидно, что Маарабас и Талаис окажутся первыми возле последнего уцелевшего зеркала, дракон в бешенстве взревел и расправил свои огромные кожистые крылья, затем тяжело взмахнул ими и оттолкнулся мощными задними лапами вверх. Все-таки полет такого огромного существа был завораживающим зрелищем, однако отчаянное положение заставило Маарабаса не обращать на это внимания, сосредоточившись на достижении намеченной цели. Дракон в считанные мгновения преодолел расстояние, отделявшее его от беглецов, и грузно приземлился между ними и спасительным зеркалом. Припав к земле на все четыре лапы, он выгнул дугой свой хвост, метя ударить в то место, где вынуждены были остановиться Маарабас и Талаис. Юноша в отчаянной попытке не столько увернуться самому, сколько уберечь Талаис, оттолкнул кресло в сторону, намеренно переворачивая его на бок в расчете, что девушка вывалится из него и откатится в сторону. Удар хвоста последовал незамедлительно, в щепки разнеся опустевшее кресло и чудом не задев Талаис, а самого Маарабаса пришедшимся вскользь ударом отбросило в сторону.
   - Довольно игр! - тяжело дыша, прорычал дракон, роняя с клыков все ту же черную жидкость, которая уже успела скопиться в лужу под брюхом зверя.
   Маарабас, держась за саднящий бок, попытался подняться на ноги. Теперь зеркало, маячившее позади черной громады дракона, было абсолютно недосягаемо. Но дракон, кажется, решив исключить даже мизерную возможность для спасения, вновь взмахнул свои хвостом, намереваясь уничтожить последнее зеркало.
   - Не надо! - закричал Маарабас в отчаянной попытке остановить дракона.
   - Желаешь предложить мне что-то? - поинтересовался дракон, заставив свой хвост замереть в опасной близости от зеркала.
   Маарабас, которому наконец удалось встать, посмотрел в ту сторону, где должна была находиться Талаис. Обломки полностью пришедшего в негодность кресла валялись среди разбитых зеркал. Девушка лежала неподалеку неподвижно. На Маарабаса накатила волна горькой тоски, но вот Талаис шевельнулась, стараясь приподнять голову, и Маарабас вновь возродился на крыльях надежды. Он обернулся к дракону, который уже демонстрировал явное нетерпение колыханием кончика хвоста.
   - Отпусти ее, - попросил Маарабас.
   - Она мне не к чему, - повел шипастой головой дракон, одновременно сместив свою тушу немного в сторону так, чтобы между лежащей Талаис и зеркалом оказалось свободное пространство. - Пускай уходит.
   - Разреши мне помочь ей! - взмолился Маарабас, готовый немедленно бросится к Талаис. - Она не сможет сама добраться до зеркала.
   - Ну уж нет, оставайся на месте, - ощерился острыми зубами дракон, демонстрируя явное злорадство. - Она вела себя слишком заносчиво, чтобы рассчитывать на мое сочувствие. Достаточно того, что я позволю ей уползти отсюда и, если повезет, она не сдохнет где-нибудь в лабиринте Путей.
   Не имея возможности оказать Талаис помощь, Маарабас вынужден был с щемящей болью в груди наблюдать за ее неуклюжими попытками приподнять свое тело. Ладони Талаис скользили по черной жиже, заляпавшей все вокруг, не находя твердой опоры, и только непреклонное упорство, выросшее из каждодневной необходимости преодолевать собственный недуг, заставляло ее снова и снова пробовать подняться. Позабыв о драконе, Маарабас не поверил собственным глазам, когда увидел, как Талаис подогнула под себя ногу, а потом, дрожа всем телом, оттолкнулась рукой от земли и пока еще недостаточно твердо, но вполне уверенно встала на ноги. Выпрямившись в полный рост, Талаис гордо вскинула голову и без тени страха посмотрела на дракона.
   - Мы уйдем отсюда вдвоем, - отчетливо со стальными нотками в голосе проговорила Талаис.
   Дракон весь подобрался, сузив алые щелочки глаз до почти неразличимых искорок.
   - Не думаю, что теперь кто-то из вас покинет это место, - прошипел он, готовясь растерзать непокорного человека.
   В самоубийственной попытке предотвратить неизбежное Маарабас бросился наперерез дракону, но взмах перепончатых крыльев отбросил юношу в сторону, словно невесомую пылинку. Талаис, защищаясь, вскинула правую руку, и в ее сжатой ладони сверкнул осколок разбитого зеркала. Жалкое подобие оружия вызвало лишь кривую ухмылку на морде дракона. Однако Талаис и не подумала направить осколок в сторону врага, а вместо этого молниеносно рассекла острым краем осколка тыльную сторону своей левой руки от локтя до запястья. Кровь, будто с нетерпением ждала этого момента, брызнула из раны алой гирляндой крупных капель, но вовсе не упала на землю, а повисла в воздухе, выстраиваясь полукругом вслед описывающему дугу кровоточащему запястью. Когда круг замкнулся, отдельные капли слились в алое кольцо, немедленно исторгнувшее навстречу дракону сонм тонких алых нитей. Казалось, источник крови, питающий кровавое кольцо, был бесконечным, потому что каждая нить раз за разом разделялась, порождая вместо себя две новых, и вскоре на пути дракона уже разрослась похожая на паутину густая сеть, сотканная из темно-красных нитей.
   Не верилось, что кровавая паутина способна хоть сколько-нибудь замедлить массивное тело дракона, но произошло и вовсе невероятное. Погрузившись, как какой-то гигантский мотылек, в эту паутину, дракон остановился, словно столкнулся с непреодолимой преградой, и кровавые нити стали оплетать его, не давая расправить крылья, заставляя согнуть лапы и пригнуть голову к телу. В бешенстве дракон пытался вырваться, разорвать эти путы, но тонкие алые нити были настолько прочны, что лишь сильнее проникали меж чешуй, начиная рассекать саму плоть. Погружаясь в ту самую черную жидкость, черную кровь дракона, алые нити дымились, чернели и в итоге лопались, но им на смену драконье тело оплетали все новые и новые части паутины. Почти обездвиженный, громадный дракон кричал от боли и бился в конвульсиях, отчаянно пытаясь высвободиться, но все его усилия были тщетны.
   Наверное, ошеломленный ничуть не меньше, чем дракон, столь неожиданным развитием событий, Маарабас подоспел как раз вовремя, чтобы подхватить на руки ослабевшую Талаис. Кровь перестала сочиться из ее запястья, и кровавое кольцо, лишившись источника крови, стало стремительно истончаться, покуда не исчезло вовсе, полностью изойдя на последние алые нити, продолжавшие оплетать дракона. Нити лопались одна за другой, и оставалось совсем немного времени до того момента, когда дракон сможет полностью освободиться. Нужно было срочно что-то предпринять, чтобы выиграть еще немного времени, но Талаис потеряла много сил и крови, чтобы быть способной снова сотворить мощную магию. Оставалось воззвать к памяти Старика, но весь прошлый опыт подсказывал Маарабасу, что повелевать этим даром по собственному усмотрению юноша был неспособен. Но несмотря на это, охваченный страхом потерять Талаис, переполненный чувством вины за то, что позволил ей уговорить себя отправиться в это проклятое место, Маарабас отчаянно пытался достучаться до скрытого знания. Пускай оно изменит его, сделает не тем, кого знала и любила Талаис, но она останется жива, даже если прежнему Маарабасу придется исчезнуть без следа. Он с огромной надеждой почувствовал, что его внутренний призыв не остался без ответа, ощутив прилив энергии в глубине своего тела. Вытянув ладонь по направлению к почти освободившемуся дракону, Маарабас ожидал, что сейчас с кончиков его пальцев сорвутся испепеляющие молнии, которые сожгут дракона, или волна невыносимой стужи превратит зверя в гору льда, но к великому разочарованию юноши загоревшийся между пальцев свет принадлежал всего лишь безобидному осколку души. Ничтожный висп заметался перед мордой дракона и с максимальной скоростью, на которую был способен, унесся прочь, последний раз мигнув вдалеке, и скрылся за краем пропасти, канув в густом тумане.
   Распрощавшись с последней надеждой спастись, Маарабас повернулся к Талаис, желая, чтобы ее лицо было последним, что он увидит перед смертью, и даже громогласный крик, возвестивший об окончательном освобождении черного дракона, не заставил юношу отвлечься. Талаис с пониманием ответила на его взгляд, однако вслед за первым драконьим криком неожиданно последовал другой, донесшийся откуда-то из глубины окружающей бездны, от самых корней этого расколотого мира, и несоизмеримо более мощный, заставивший содрогнуться землю под ногами и невольно сжаться сердце в груди. Этот крик при всем желании Маарабас не смог проигнорировать, и обернувшись, с недоумением отметил, что даже черный дракон замер на месте, тревожно вслушиваясь в наступившую следом абсолютную тишину. В отличие от Маарабаса он что-то понял, связанное с этим криком, потому что в его движениях стала ощущаться нерешительность, словно дракон раздумывал, стоит ли ему устремиться к намеченной жертве или, пока еще есть возможность, ретироваться, пасуя перед неведомой угрозой.
   Черный дракон повернул морду к Маарабасу и Талаис. Было видно, как близость беспомощной жертвы соблазняет его довершить начатое, и наконец решившись, он бросился на Маарабса и Талаис, однако ему не хватило всего лишь краткого мгновения, чтобы достичь своих жертв. Туман за границей земли позади посветлел, осветился чуть ярче, засиял нестерпимым светом, будто из бездны на поверхность стремительно поднималось нечто, испускавшее яркий свет. А затем, заставив Маарабаса прикрыть глаза от нестерпимого света, это нечто взвилось вверх, таща за собой клочья тумана и стремительно обрушилось на черного дракона. Только когда светящиеся когти и искрящаяся пасть вцепились в холку черного дракона, Маарабас наконец понял, кто пришел им на помощь из бездны. Был ли это тот самый дракон, которого Маарабас и Талаис видели на Бесконечной Дороге, или другой, обитавший в бездне этого мира, в любом случает в его лице черный дракон приобрел достойного противника.
   Теперь сам черный дракон превратился в жертву. Расправив сияющие полупрозрачные крылья, с каждым их взмахом его могущественный противник мощными рывками неумолимо подтаскивал черного дракона к краю бездны. Черный дракон отчаянно сопротивлялся, бил хвостом, пытался вывернуться из захвата, раздирая собственную шкуру, но даже когда его порченная кровь заставила хрустальные когти мутнеть и крошиться, его противник не ослабил хватки. Сплетенные в тугой клубок из ярости, боли и ослепительного света, сражающиеся драконы неумолимо приближались к краю пропасти, а достигнув ее, незамедлительно сорвались вниз, не прекращая сражаться. Густой туман поглотил их без следа, но еще какое-то время были слышны удаляющиеся звуки их жестокой борьбы.
   Все еще находясь под впечатлением произошедшей на его глазах схватки гигантов, Маарабас завороженно вслушивался в наступившую тишину.
   - Нам пора уходить, - коснувшись его плеча, сказала Талаис. - Черный дракон вполне способен выйти победителем из схватки и может вскоре вернуться сюда.
   Маарабас кивнул и захотел поднять Талаис на руки, но девушка дала понять, что способна передвигаться самостоятельно.
   - Ты ранена! - резонно заметил юноша, указывая на переставший кровоточить, но выглядевший не менее ужасно длинный порез на ее руке.
   - Пустяки, от него вскоре не останется и следа, - слабо улыбнулась Талаис, закрывая рану длинным рукавом платья. - Ты был прав, когда говорил, что я смогу ходить, оказавшись ближе к Тени. Теперь мое тело в большей мере стало продолжением разума, чем своенравным источником боли и недомогания. Впервые я ощутила это, когда мы попали на Перекресток, но тогда я не захотела раньше времени разочароваться, если это окажется всего лишь игрой моего воображения.
   - Нам следовало бы поблагодарить черного дракона за то, что он избавил тебя от кресла, - с мрачной иронией заметил Маарабас, кивнув в сторону деревянного колеса, валявшегося среди рассыпанных вокруг обломков.
   - И все же, мне жалко видеть его разломанным на куски, - ответила Талаис. - Даже несмотря на то, что с ним у меня связаны не самые радостные моменты в моей жизни, это кресло было мне верным помощником с самого детства.
   - Ты вспомнила об отце, - догадался Маарабас, заметив грустную задумчивость Талаис. - Сожалеешь о том, что оставила его в неведении?
   - Да, но я надеюсь, он поймет меня, когда прочитает мой дневник, - ответила Талаис, в благодарность пожав ладонь юноши и глубоко вздохнув, отгоняя тяжелые мысли. - Когда-нибудь я наберусь смелости и встречусь с ним. Но сейчас меня ждет новая жизнь, и пора уже оставить прошлое позади.
   Они без приключений добрались до единственного уцелевшего зеркала, которое встретило их все тем же унылым отражением Перекрестка, но теперь безжизненная пустота и серое однообразие выстроившихся в ряды зеркал казались самым желанным местом из тех, куда стоило стремиться. Но прежде чем Маарабас и Талаис шагнули в зеркало, отражение Перекрестка дрогнуло, исказилось рябью, а затем и вовсе исчезло, сменившись изображением какого-то незнакомого места. Через мгновение отражение поменялось вновь, затем еще раз и еще. Изображения разных мест стали сменяться все быстрее и быстрее, пока глаз не перестал их различать, и они слились в сплошное мельтешение цветовых пятен. Зеркало при этом загудело, выгибаясь волной, казалось, готовое лопнуть от переполнявших его образов. Когда Талаис уже стала всерьез опасаться, что зеркало сейчас придет в негодность, стремительное мельтешение отражений стало постепенно замедляться, распадаясь на поддающиеся восприятию фрагменты. Место, которое отразилось последним из череды промелькнувших в зеркале, не было Перекрестком, но и не знакомым его нельзя было назвать.
   - Вот теперь нам, пожалуй, пора, - улыбнувшись, сказал Маарабас, пряча в уголках прищуренных глаз последние искорки исчезающего янтарного света.
   Он шагнул в зеркало, увлекая за собой Талаис, как будто они вошли в обычную дверь, не ощутив при этом ни малейшего присутствия какой-либо границы, отделявшей миры друг от друга. Краткий миг спустя они уже стояли, держась за руки, у начала каменистой тропы, по которой Талаис не раз поднималась на вершину утеса к белеющей на фоне грозового неба каменной беседке, где ее когда-то ждали столь желанные встречи с Маарабасом. Талаис обернулась, но позади не было ни зеркала, ни чего-либо иного даже отдаленно похожего на дверь, через которую они только-что пришли в это место.
   - Кажется, у нас все получилось! - с осторожной радостью произнесла Талаис, осматривая место, каждая мельчайшая деталь которого была ей прекрасно знакома по прошлым многочисленным путешествиям в Тень.
   - Что мы будем делать дальше? - спросил Маарабас, обняв Талаис обеими руками и привлекая к себе. - Выстроим замок и придумаем слуг для него, чтобы вести в нем роскошную жизнь и привечать гостей? Или отправимся в далекое путешествие, полное опасных приключений, как те, что мы только что пережили? А может, просто уединимся в самом отдаленном уголке Тени и все наше время посвятим только друг другу?
   - Все это и многое другое, - мечтательно ответила Талаис, обвивая его шею своими руками, - Но прежде я хочу убедиться, что мы действительно можем быть вместе по-настоящему, что это не очередной изощренный сон, не плод моего раскрепощенного лириумом разума.
   Зная лишь один достоверный способ выяснить это, они потянулись навстречу друг к другу, и их губы соприкоснулись в робком поцелуе. Оба замерли, опасаясь, что стоит им продолжить, и жестокое пробуждение вновь разведет их по разные стороны Завесы. Их нерешительность продлилась недолго, сменившись суетной жаждой восполнить все те утраченные в прошлом поцелуи и ласки. Ни разу не познавшие телесной близости, они оба поначалу были застенчивы и до смешного неловки, но ему, не ведавшему, что значит по-настоящему быть человеком, шептал подсказки опыт искушенного Старика, а она, едва обретшая власть над собственным телом, доверилась первородному знанию, скрытому в каждом живом существе с самого момента рождения.
   Окружающий мир, приняв на себя роль чуткого слуги, угодливо менялся в унисон их невысказанным желаниям. На пологом склоне, прямо возле тропы, на которой они стояли, посреди бесплодного камня, из ниоткуда возник пышный луг, приглашая их возлечь на душистые травы под сводами чистого неба. Ветер, словно пожелав подслушать дыхание влюбленных, заставил умолкнуть прибой и, уподобившись нетерпеливому соблазнителю, принялся игриво касаться их кожи, настойчиво побуждая сбросить одежды. Обнажаясь, они впервые любовались друг другом, в то время как невинное солнце, зардевшись смущенным румянцем, стало спешно клониться к закату, торопясь поскорее укрыть их нагие тела целомудренными тенями.
   Одаривая друг друга нежными ласками, они мечтали до бесконечности пребывать в сладостном томлении, отстраняясь каждый раз, едва приближались к пику блаженства, и только когда у них не осталось ни сил, ни воли сопротивляться настойчивому зову плоти, они сдались, вверяя себя на милость безудержных волн наслаждения. В тот самый миг ветер, ставший им неизменным свидетелем, возвестил громогласным ударом прибоя о свершившемся таинстве, а затем вновь утих, позволив уставшим любовникам отдыхать в тишине и покое, овевая их разгоряченные тела напоенной соленою влагой прохладой. Охваченные ленною негой, они бесстыдно подставили свои обнаженные тела пред ликом сменившей солнце луны и молча смотрели на устланный звездами темный бархат ночного неба, не решаясь коснуться ни словом, ни даже мыслью обретенного ими счастья.
   Впервые с тех пор, как Старик передал свою память в дар Маарабасу, юноша перестал ощущать ее едва уловимое присутствие где-то на границе своего сознания. Как и обещал Старик, она позволила преодолеть хаос разрушенных Путей и помогла отыскать Талаис в недремлющем мире, а затем указала кратчайший путь для возвращения в Тень и даже уберегла от смертельной опасности в лице черного дракона, и вот теперь эта последняя оставшаяся от Старика частичка ушла, сполна исполнив предназначенную ей роль. Утешало лишь то, что жертва Старика не была напрасной, и взамен утерянного дара Маарабас приобрел куда более ценное сокровище, способное с лихвой заполнить образовавшуюся внутри пустоту.
   Он приподнялся, опираясь на локоть, и при свете луны стал любоваться обнаженным телом Талаис, подумав вдруг, что теперь, когда они оба оказались в Тени, ничто не мешает им избавиться от сковывающих разум телесных оболочек, здесь и сейчас воплощавших не более чем привычные для них обоих формы восприятия друг друга. Но, может быть, именно это влекло обитателей Тени в мир людей? Возможность познать себя и других через зримую границу собственного мира, каковым была плоть, отделенная от прочих завесой кожи. Каждый из подобных миров, полный тайн и загадок, манил обитателей Тени, вызывал в них зависть, возбуждал желание обладать, вторгнуться через завесу и в итоге заполучить в собственное владение, обретя возможность осознать себя и воскликнуть - это я!
   Размышляя, Маарабас невольно протянул руку и легонько коснулся кончиками пальцев кожи Талаис. Чувствуя ее тепло, податливую упругость мышц, следуя изгибам тела движением руки, он ощутил, как в нем вновь пробуждается желание. Это могла быть банальная похоть, которой юношу наделил Старик, дабы его творение в мельчайших деталях повторяло человеческую натуру, но что если истинным источником желания Маарабаса была та самая демоническая страсть, жажда овладеть человеческим телом, заставлявшая некоторых обитателей Тени причинять насилие людям? Напуганный подобной перспективой, юноша поспешил отвести ладонь, однако Талаис поймала его за руку и не позволила отстраниться.
   - Обними меня, Маарабас, - попросила она, - Мне холодно...
   Пальцы девушки, стиснувшие его предплечье, были столь горячи, что казалось, еще немного, и они смогут ожечь до боли. Встревоженный этим, Маарабас только сейчас обратил внимание, что порез на запястье Талаис явно увеличился в размерах, а под выбеленной лунным светом кожей вокруг раны проступили наполненные чернотой кровеносные сосуды. Проклиная свое легкомысленное отношение к ранению Талаис, Маарабас немедленно подобрался и обхватил девушку за плечи, пристально всматриваясь в ее лицо.
   - Талаис?! - позвал он.
   Ее тело источало неестественный жар, глаза терялись в запавших глазницах, а потемневшие губы, сбиваясь в лихорадочном ритме, еле слышно прошептали в ответ:
   - Не отпускай меня, Маарабас... Не отпускай меня...
   - Талаис, очнись! - взмолился он, тщетно пытаясь отыскать сквозь ее полуприкрытые веки хоть малейший проблеск осмысленного взгляда.
   Он захотел приподнять ее, но внезапно тело девушки выгнулось напряженной дугой, одновременно вспыхнув ослепительным сиянием. В первый момент это сияние осветило все вокруг с такой силой, что окружающий мир потерял сходство с реальностью и стал выглядеть, как неряшливо намалеванная декорация, лишенная глубины и объема. Затем почти сразу сияние померкло и продолжило пульсировать в странном ритме, словно его источник хаотично метался внутри Талаис, пытаясь вырваться наружу, но был бессилен преодолеть густые сплетения черных нитей, целиком опутавших, подобно ловчим сетям, ставшее полупрозрачным тело девушки.
   Тенета под кожей Талаис, становясь все толще и гуще, стремительно сливались в сплошной черный покров, непроницаемый для сияния, и когда оцепеневший от этого зрелища Маарабас наконец опомнился, со всех сторон его уже обступила кромешная тьма, будто прежде в этом месте не было иного источника света. Но что более ужасно, оказавшись во тьме, Маарабас ощутил, как тело Талаис стало постепенно терять осязаемую форму. В какой-то момент ладони юноши, пронизав бесформенный сгусток тьмы, моментально растворились, оставив в напоминание о себе лишь дикую боль, но даже тогда он не разомкнул своих рук, до последнего надеясь удержать Талаис или то, что, как он думал, все еще могло быть ей.
   Наверное, Маарабасу суждено было сгинуть в прожорливой тьме, пав жертвой своей несгибаемой преданности, однако тьма сама стремительно съежилась до крохотной точки, а затем бесследно пропала, как и все, что наполняло этот некогда живописный уголок Тени. Вокруг, насколько хватало глаз не осталось ничего, за что можно было бы зацепиться взгляду. Горизонт вытянулся в едва различимую прямую линию, отделявшую чуть более светлую верхнюю половинку невзрачного серого от чуть более темной нижней. Сам Маарабас, кажется, был единственной примечательной деталью посреди этого серого ничто. Талаис исчезла, и он остался в полном одиночестве, обожженный и лишенный рук, способный лишь дико кричать, нет, не от безумной боли, терзающей его изуродованное тело, а от сковывающего разум осознания невосполнимой потери.
  
   ЧАСТЬ 6. ОТСТУПНИКИ.
  
   Сидя на кровати в комнате Талаис, магистр Мертеус нетерпеливо перелистывал дневник дочери. Талаис делала записи регулярно аккуратным почерком, но это мало помогало Мертеусу разобраться в том, что с ней произошло. Зная дочь, он понимал, что даже если ответы на его вопросы содержатся на страницах этого дневника, вряд ли они лежат на поверхности, а на то, чтобы вдумчиво вчитываться в записи и пытаться выудить из них что-то ценное, у магистра сейчас попросту не хватило бы терпения. Ответы нужны были ему прямо сейчас, так как он нутром чувствовал, что любое промедление неизбежно снижает шансы отыскать Талаис.
   В коридоре послышались приближающиеся шаги, и на пороге комнаты появился Арториус. С сожалением отложив дневник, магистр поднял голову и по растерянному выражению лица сына понял, что добрых вестей о своей сестре тот не принес.
   - Слуги обыскали весь дом, - обескуражено сообщил Арториус. - От чердаков до подвалов. Талаис нигде нет. Никто не помнит, чтобы она после ужина спускалась вниз и тем более покидала дом, но я все равно приказал слугам начать обыскивать сад.
   Мертеус рассеянно кивнул. В нем все больше возрастала уверенность, что к исчезновению дочери причастны силы, выходящие далеко за рамки материального мира.
   - Удалось что-то узнать? - Арториус кивнул на пухлый томик дневника, лежащий рядом с магистром.
   - Ничего такого, что прояснило бы исчезновение Талаис, - покачал головой Мертеус и торопливо продолжил, словно оправдываясь: - Я внимательно просмотрел лишь самые последние записи. Там заметки о нашем с ней последнем разговоре и несколько наспех написанных строк о твоем приезде. Наверное, не хотела упускать времени пообщаться с тобой, и подробности для дневника оставила на потом.
   - Тебе не кажется, что исчезнуть из дома вот так, без малейших следов, не привлекая ничьего внимания как раз в духе мага, неплохо владеющего своим искусством? - поинтересовался Арториус. - Ты лучше меня осведомлен о способностях Талаис. Она могла воспользоваться какой-то магией, чтобы сбежать из дома?
   - Сбежать из дома? - нахмурился магистр. - Почему тебе пришла в голову такая мысль? Ты ведь должен понимать, что этот дом ей не тюрьма, а я вовсе не тюремщик. Увы, но болезнь Талаис лучше любых замков и запоров способна удержать ее взаперти. С этим ничего нельзя поделать. Вне стен этого дома Талаис беспомощна, и это прекрасно ей самой известно. Я скорее поверю, что ее похитили, чем допущу мысль, что она сама решила сбежать!
   Арториус примирительно поднял руки, поняв, что задел больную тему.
   - Успокойся, отец, - сказал он. - Ты сам говорил, что Талаис уже не ребенок. Если забыть про ее недуг, она привлекательная девушка. Подумай хорошенько, у нее не могло быть тайного воздыхателя? Может быть, она с кем-то регулярно встречалась? Молодым людям в таком возрасте кажется, что все препятствия, в том числе проистекающие от телесного недуга Талаис, легко преодолимы, стоит только избавиться от деспотичной опеки родителей и начать самим решать, что и как делать.
   Мертеус наклонил голову, задумавшись. Машинально он взял в руки дневник дочери и стал без всякой цели перелистывать его страницы. Арториус терпеливо ждал, пытаясь уловить на лице отца признаки пробудившихся в ответ на высказанное предположение воспоминаний.
   - Нет, среди тех, кто посещал ее, все мне хорошо знакомы, - наконец ответил Мертеус. - Это ее учителя и немногочисленные друзья. Отношения с ними вряд ли могли выйти за границы обычного общения. Я тебе уже говорил, что в последнее время Талаис увлеклась путешествиями в Тень. Конечно, любой маг, если он хочет преуспеть в своем искусстве, должен научиться владеть собой, находясь в том самом месте, откуда проистекает его сила, но Талаис сверх всякой меры тратила свое время на путешествия за Завесу. Это ненормально, но даже осознавая всю пагубность ее увлечения, я не мог решиться запретить ей делать это - ведь там она обретает хотя бы иллюзию полноценного существования.
   Мертеус тяжело вздохнул. Арториус не так часто бывал дома, и прекрасно понимал, каково было его отцу видеть каждый день лишенную подвижности дочь, не имеющую нормального круга общения, не способную самостоятельно собраться на прогулку, не говоря уже о том, чтобы посетить друзей и знакомых.
   - В ее дневнике много записей, в которых она описывает разные места из Тени, - продолжил Мертеус после небольшой паузы. - Чего-то необычного в них нет, если такой эпитет вообще применим к описанию Тени. Но некоторые из этих записей привлекли мое внимание. В них она описывает встречи с кем-то, чье имя старательно избегает упоминать.
   - Это может быть дух или демон? - оживился Арториус. - Ты сам рассказывал мне как-то, что маги особенно подвержены влиянию демонов. Может быть, один из них толкнул Талаис на опрометчивый поступок?
   - Не думаю, что она была одержима демоном, - высказанная Арториусом догадка явно не заинтересовала отца. - Я достаточно неплохо изучил подобный феномен и могу с уверенностью сказать, что твою сестру никто не держал под ментальным контролем. Я сразу заметил бы это по ее поведению и другим не столь явным признакам. К тому же, у меня сложилось впечатление о том, с кем она встречалась в Тени, как о человеке, а вовсе не как о духе или демоне.
   - Тогда вернемся к моему первоначальному предположению, - предложил Арториус. - Не буду утверждать, что эти встречи в Тени имели романтическое содержание, но сам факт того, что Талаис регулярно встречалась с кем-то, скрывая это от тебя, говорит о многом.
   - Да, ты прав, здесь есть над чем поразмыслить, - вынужден был признать Мертеус. - Мне стоит внимательно изучить дневник Талаис, чтобы прояснить все детали этих ее тайных встреч. Хорошо бы еще узнать имя того, с кем она встречалась, чтобы попробовать отыскать его здесь или в Тени.
   Их разговор прервали донесшиеся из коридора звуки приглушенной перепалки. Арториус шагнул к двери и выглянул из комнаты наружу. К тому моменту, когда сам Мертеус уже подходил к двери, Арториус посторонился, пропуская внутрь комнаты давешнего мальчишку-эльфа, накануне вручившего магистру письмо с известием о приезде сына. Следом за мальчишкой зашла Лотиен, явно недовольная тем, что ее юный подопечный слишком бесцеремонно норовит привлечь внимание хозяев.
   - Что за переполох, - с легкой степенью раздражения поинтересовался Мертеус, обращаясь к Лотиен и игнорируя мальчишку-эльфа, пучившего глаза от распиравшего его желания что-то срочно сообщить магистру.
   Лотиен укоризненно посмотрела на юного эльфа и легонько дернула его назад за плечо, заставив отступить от магистра.
   - Выполняя распоряжение господина Арториуса, садовник отправился вместе с остальными слугами на поиски госпожи, а теперь мелет какую-то чепуху про возникший из ниоткуда фонтан в восточной части сада, - пояснила пожилая эльфийка. - Он утверждает, что этого фонтана там быть не должно и вообще, он видит его впервые. Поди, опять, старый пропойца, пользуясь снисхождением вашей милости, разжился гномьим пивом из прошлогодних запасов и изрядно перебрал за ужином. В темноте спьяну чего только не померещится!
   Мертеус разочарованно покачал головой. В словах Лотиен была изрядная доля истины и у нее были все основания сомневаться в словах садовника. Магистру прекрасно было известно о пагубном пристрастии садовника к выпивке, но Мертеус стоически терпел его нередкие пьяные выходки, так как другого такого мастера, способного облагородить сад, не прибегая к садовым ножницам и пиле, сложно было отыскать не то что в Минратоусе, но и во всей империи.
   - В восточной части сада действительно нет никакого фонтана, - подтвердил магистр, на этот раз обращаясь к мальчишке. - Ты сам видел этот фонтан?
   - Нет, мастер Мертеус, - виновато покрутил головой юный эльф, потупив взгляд. - Мне про него рассказал садовник, и еще про тело в воде...
   - Тело!? - насторожился Мертеус. - Какое тело?
   - Почему ты сразу не начал с этого! - возмутилась Лотиен, почувствовав, что атмосфера в комнате моментально накалилась до предела.
   - Я же все хотел рассказать по порядку, - стал оправдываться мальчишка.
   - Отец, пожалуй, нам стоит самим взглянуть на этот фонтан, если он, конечно, существует, - предложил Арториус.
   Лотиен развернула мальчика к себе.
   - Где сейчас садовник? - спросила она.
   - Он внизу, присел передохнуть на скамейку в оранжерее, а меня послал сюда обо всем доложить мастеру Мертеусу, - с готовностью отрапортовал эльф.
   Все четверо покинули комнату Талаис и направились к лестнице, ведущей вниз. На этот раз мальчишка, чувствуя важность исполняемой им миссии провожатого, бежал едва ли не вприпрыжку, часто забегая далеко вперед своих не столь молодых спутников.
   - Он сказал тебе, чье тело в воде? - спросил Мертеус, в очередной раз нагнав мальчишку в вестибюле.
   - Нет, мастер Мертеус, - пожал плечами мальчуган. - Его напугали старые боги, и он не стал приближаться к фонтану.
   - Несуществующий фонтан, тело в воде, а теперь еще и старые боги! - с негодованием воскликнул Арториус. - Что еще за старые боги?
   - Возможно, речь идет о старых эльфийских богах, которых еще продолжают чтить среди эльфов, - пояснил Мертеус, мельком посмотрев на семенившую рядом Лотиен, но та потупила взгляд и ничем не выдала, что затронутая тема ее в какой-то степени касается.
   Садовник находился там, где и сказал мальчуган. Присев на край деревянной скамьи, старый эльф слегка склонился на бок и едва слышно похрапывал, приобняв стоявшую рядом высокую кадку с декоративным деревом.
   - Сдается мне, Лотиен была права, и все это померещилось пьянчуге, - хмуро заметил Арториус, невольно принюхиваясь к дыханию садовника.
   - Сейчас мы это выясним, - спокойно ответил Мертеус, на удивление деликатно потрепав заснувшего садовника за плечо.
   Старый эльф моментально проснулся, словно и не спал вовсе, и оказалось, был вопреки опасениям Арториуса совершенно трезвым и вполне рассудительным.
   - Мастер Мертеус, простите, что лично не известил вас о находке, - стал оправдываться садовник, неловко пытаясь подняться со скамьи. - Ноги уже не те у старика, чтобы быстро бегать по лестницам. Вот, послал к вам постреленка, а сам так некстати заснул, дожидаясь вас.
   - Не переживай, - успокоил магистр садовника, помогая тому выпрямиться и встать рядом. - Сможешь отвести нас к тому странному фонтану, о котором ты рассказал мальчишке?
   - Конечно, конечно, - закивал старик. - Пойдемте, я все вам покажу.
   Садовник прихватил стоявший подле него на скамье масляный фонарь, а Арториус отыскал еще один здесь же, в оранжерее, после чего уже довольно многочисленная компания вышла из оранжереи в сад. На этот раз дорогу указывал старик, чей нетвердый шаг при всем рвении старого эльфа, был весьма неспешен, и остальным, включая юнца, приходилось к нему приноравливаться.
   Вечер выдался довольно прохладным, и магистр Мертеус зябко запахнул халат, пожалев, что вышел на улицу в домашних туфлях. Но при данных обстоятельствах забота о собственном самочувствии отошла на задний план, и Мертеус скорее терзала невозможность мгновенно оказаться в нужном месте, а вовсе не опасения заработать простуду.
   Среди деревьев то тут, то там мелькал свет фонарей, означавший, что слуги продолжают пока безуспешные поиски Талаис. Старик свернул с основной аллеи, ведущей от дома к воротам поместья, на ничем не примечательную дорожку, уводящую в восточную часть сада. Арториус, посещавший отчий дом не так часто, мог и позабыть с детских времен планировку отдаленных частей семейного владения, но сам Мертеус прекрасно помнил, куда должна была привести эта дорожка. Поэтому магистр несказанно удивился, обнаружив, что та вывела их к небольшому открытому пространству, в центре которого действительно обозначился силуэт какого-то сооружения, которого, чем бы оно не являлось, здесь не должно было быть.
   Садовник остановился и поднял высоко над головой фонарь. Его примеру последовал Арториус. Скудного света обоих фонарей было недостаточно, чтобы в полной мере оценить все детали этого незнакомого уголка сада, но вполне хватало, чтобы рассмотреть занимавший центральное место необычный фонтан.
   - Я не решился подойти ближе. Уж больно у них позы угрожающие, - пояснил садовник, имея в виду несколько расставленных по краю фонтана необычных фигур. Их позы выглядели действительно странно, будто скульптор запечатлел в каждой из них неоконченное движение, готовое вот-вот продолжиться в следующий миг. Общим для всех фигур было впечатление, что они, кто в ярости, кто с мольбой, а кто с усталой безнадежностью тянул руки вверх, взывая к кому-то или пытаясь удержать нечто, находившееся когда-то в центре скульптурной композиции, но сейчас отсутствовавшее.
   Арториус передал свой фонарь отцу и направился прямиком к фонтану. Мертеус поспешил за ним, оставив троих эльфов, не решившихся последовать за магистром, позади.
   Вода заполняла бассейн фонтана по самый край невысокого бортика, и когда Арториус ступил в воду, перешагнув бортик, вода стала переливаться через край бассейна. Оказавшись возле фонтана, Мертеус на мгновение задержал свое внимание на ближайших статуях, чтобы лишний раз убедиться, сколь искусно они были изготовлены. Безусловно, материалом для них послужил камень, и достаточным подтверждением этому служили густая сеточка трещин, покрывавшая их поверхность, и характерные пятна застарелой плесени, глубоко проникшей в то место, где камень потерял монолитность и приобрел пористую структуру. Но вот сами образы, их выразительные черты, масса мелких деталей, и конечно то самое ощущение движения создавали иллюзию, что перед глазами на самом деле живые существа, а вовсе не искусно обработанные резцом скульптора куски камня.
   Мертеус с трудом заставил себя оторваться от созерцания этих удивительных скульптур и почти сразу наткнулся взглядом на человеческое тело, плавающее в воде лицом вниз. Сердце магистра сжалось, заставив его споткнуться и замереть на месте, тяжело опираясь рукой об одну из статуй. Не увидев сразу лица того человека, Мертеус еще сохранял ничтожную надежду, что это может быть не его дочь, но когда Арториус перевернул тело и поднял его на руки, стало понятно, что это все-таки Талаис.
   Магистр готов был сам немедленно шагнуть в воду навстречу сыну, но тот уже брел назад, без видимых усилий преодолевая сопротивление воды и неся на руках сестру. Магистр поспешил протянуть руку, чтобы коснуться лица дочери. Убирая с ее лба прилипшие влажные волосы, он почувствовал ледяной холод ее кожи. Не желая мириться с тем, что Талаис умерла, Мертеус стал лихорадочно искать в ней малейшие признаки жизни. Ее руки были холодны, но пока еще сохраняли гибкость в суставах, а когда пальцы магистра коснулись ее шеи, он почувствовал едва уловимое биение, будто сердце с огромным трудом пыталось протолкнуть стылую кровь через жилы.
   - Она еще жива! - воскликнул магистр, повыше поднимая фонарь, чтобы лучше рассмотреть лицо дочери.
   - Отец, посмотри на нее! - с изрядной долей тревоги заметил Арториус. - Ты понимаешь, что это?
   Теперь и Мертеус заметил сеточку почерневших кровеносных сосудов, выделявшихся на фоне бледной кожи Талаис. Зловещий рисунок смерти расходился с ее лба по всему лицу, собираясь в выпуклые узелки в уголках глаз и губ, распространяясь дальше на скулы и шею, и в итоге скрываясь под воротом домашнего платья, которое было на Талаис перед ее исчезновением.
   - Если это скверна, откуда она здесь взялась? - спросил Арториус, которого проведенные на войне годы заставили в этот момент с опаской озираться по сторонам, чутко прислушиваясь к каждому звуку ночного сада.
   - Сейчас у нас нет времени выяснять это, - еле слышно проговорил Мертеус, оглушенный сделанным открытием и неимоверным усилием воли пытавшийся сохранять остатки самообладания. - Нужно поскорее отнести Талаис в дом.
   Мертеус повернулся и быстрым шагом приблизился к ожидавшим в нетерпении слугам. Игнорируя живейшее любопытство на их лицах, магистр обратился к садовнику и мальчишке-эльфу:
   - Вы двое, скажите остальным слугам, чтобы немедленно прекратили поиски и отправлялись в дом. Пускай идут по своим комнатам и не кажут из них носа до самого утра. Это касается и вас тоже.
   Властный взгляд магистра, и жесткий тон, с которым были произнесены эти слова, не предполагали промедления со стороны слуг, и как бы не любопытно им было узнать, чье тело находилось в фонтане, и откуда взялся сам этот фонтан, они вынуждены были незамедлительно исполнить приказание Мертеуса.
   - Там в воде была Талаис? - поторопилась спросить Лотиен, когда старик с мальчиком отошли на порядочное расстояние и не могли ее услышать.
   Мертеус коротко кивнул, чем вызвал на лице служанки неподдельное сочувствие.
   - Поспеши в дом и приготовь полотенца и сухую одежду для Талаис, а затем принеси все это в ее комнату, - распорядился магистр.
   Бросив тревожный взгляд на приближающегося Арториуса, пожилая эльфийка поспешила исполнять поручение.
   До особняка отец и сын шли, не проронив не единого слова, и их безмолвное шествие с лишенным сознания телом девушки на руках слишком сильно походило на скорбную процессию. Сад опустел и погрузился в абсолютную темноту. Дом встретил их тишиной и пустотой коридоров.
   Лотиен уже поджидала их в комнате Талаис, приготовив все необходимое. Соблюдая осторожность и стараясь не касаться черных пятен, в изобилии покрывавших тело Талаис, старая служанка при помощи Арториуса раздела девушку. На теле Талаис не было никаких серьезных ран за исключением довольно глубокого пореза на запястье левой руки. Вытирая насухо тело девушки, служанка обратила внимание магистра на ее ноги. В них не было ничего необычного, но в том-то и было все дело. Они не походили на истощенные абсолютной неподвижностью ноги больного человека, но долго гадать над этой загадкой у Мертеуса в этот момент не было времени.
   Наконец, когда Талаис переодели в сухую пижаму и уложили в постель, пришло время решать, что предпринять дальше.
   - Ты не попытаешься ее пробудить, привести в чувство? - спросил Арториус, предполагая вполне очевидный шаг.
   - Боюсь, так просто нам не удастся заставить ее очнуться, - ответил Мертеус. - Но даже если бы мы это сделали, придя в сознание, Талаис будет испытывать невыносимые боль и мученья от воздействия скверны. Лучше повременить и не подвергать ее такому испытанию, как бы нам не хотелось услышать о произошедшем с ней от нее самой.
   - Тогда как нам узнать, что с ней произошло?
   - Можно попробовать отыскать ее разум в Тени.
   - Как ты сможешь проделать это в одиночку? - поинтересовался юноша. - Я слышал, для этого необходимо провести особый ритуал под контролем опытного мага. Среди нас кроме тебя самого только Талаис обладает магическими способностями.
   Вместо ответа Мертеус повернулся к Лотиен, которая в течении всего времени разговора отца с сыном молча стояла у изголовья кровати Талаис и напряженно всматривалась в ее испещренное темными пятнами лицо.
   - Лотиен, сходи в мой кабинет и принеси флакон чистого лириума, - попросил магистр. - И будь добра, захвати свои старые принадлежности для проведения ритуала присоединения.
   Мертеус отцепил с пояса связку ключей и передал их служанке. Когда та удалилась, Арториус вопросительно посмотрел на отца.
   - Лотиен? - удивленно спросил он. - Не знал, что она владеет магией. Ты доверишь ей провести столь ответственный ритуал?
   - Пожалуй, у нас есть немного времени, чтобы я рассказал тебе ее историю, - утвердительно кивнув, сказал магистр. - Как ты знаешь, свои молодые годы я провел в имперской армии, сражаясь с порождениями тьмы. Лотиен была среди беглых рабов, на лагерь которых мы наткнулись, отступая через лес после кровопролитного сражения, закончившегося для нас полным разгромом. Лагерь был атакован небольшим отрядом порождений тьмы, и к нашему приходу твари вырезал почти всех его обитателей. Воспользовавшись внезапностью, мы ударили порождениям тьмы в спину и совместно с оставшимися в живых рабами уничтожили всех до единой твари. Но на этом противостояние не завершилось. По закону мы обязаны были заковать этих беглых рабов в кандалы и вернуть их хозяевам, а тех, кто вздумает сопротивляться или бежать, казнить на месте. Они прекрасно это понимали и готовы были сражаться с нами точно так же, как только что сражались с порождениями тьмы. Понимая, что кровопролитие неизбежно, командующий Орик, шедший с нашей группой, выступил вперед и приказал легионерам опустить оружие.
   - Тот самый Орик, о котором ты мне столько рассказывал в детстве?
   - Да, он самый. Нас с ним часто сводила судьба на полях сражений. Пожалуй, только мой старый друг Гефен чаще оказывался рядом. Так вот, Орик обратился к рабам с предложением поступить на службу в имперскую армию в обмен на свободу для тех из них, кто добросовестно исполнит свой долг перед империей.
   - Разве Орик имел право предлагать это, не получив предварительного согласия от законных хозяев рабов? - с сомнением заметил Арториус.
   - Ты прав, не имел, - кивнул магистр. - Но такое право было у меня. В тот момент я находился в ранге арбитра при легионе и обладал всеми полномочиями говорить от лица Магистериума. Я поддержал Орика и обязался придать заключенному соглашению законную силу. Это решило дело в пользу мирного разрешения ситуации. Как только представилась возможность, я, пользуясь своими полномочиями арбитра, связался с хозяевами рабов, чтобы уладить с ними все формальности. Большинство из них оказались разумными людьми. Они прекрасно понимали, что служба в действующий армии для раба не самый легкий путь на свободу. Для многих из них он закончится в безымянной могиле. Однако в случае с Лотиен все оказалось намного сложнее. Сама Лотиен с рождения имела немалый магический дар, который ее хозяин всячески развивал в угоду каким-то своим целям до тех пор, пока Лотиен не сбежала. Узнав, что Лотиен нашли, он потребовал вернуть ее, не желая ничего слушать о соглашении. Конечно, он был в своем праве, но для меня было делом чести выполнить данное Лотиен обещание. В том лагере среди беглецов она занимала положение старейшей, и в немалой степени ее согласие присоединиться к нам повлияло на решение остальных рабов. Мне пришлось задействовать все мое немалое на тот момент влияние, чтобы через Магистериум надавить на несговорчивого хозяина. В конце концов, он согласился продать Лотиен за немалую суму, чем я не преминул воспользоваться. Практически сразу после подписания купчей я оформил вольную для Лотиен. Мне довелось пройти через многие сражения с теми рабами, что тогда присоединились к нам. Большинство из них погибли, так и не получив обещанную свободу. Пережитые вместе радость победы и горечь поражения сплачивают, как ничто другое, невзирая на происхождение - будь ты магистр, простолюдин или ничтожный раб. Мы не раз с Лотиен попадали в опасные передряги, не счесть сколько раз спасали друг друга от неминуемой гибели, и когда меня отозвали в столицу, прежде чем покинуть легион, я вручил Лотиен ее вольную, по всем правилам заверенную в канцелярии Магистериума. С того момента она стала свободной. Тогда я думал, что вижу ее в последний раз, но незадолго до того, как родилась Талаис и умерла ваша мать, Лотиен объявилась на пороге нашего дома и попросила меня забрать ее вольную назад. Оказалось, вскоре после того, как я отбыл в столицу, ей предложили покинуть армию без объяснения причин, вручив скромную сумму денег и велев, раз уж она получила свободу, отправляться на все четыре стороны. Бывшему рабу, в особенности эльфу, получить право называться свободным человеком вовсе не означает на самом деле обрести свободу. В охваченной войной империи ей оказалось сложно отыскать постоянную работу и найти крышу над головой. Отчаявшись устроить свою жизнь, она решила обратиться за помощью к единственному человеку, принявшему в ее судьбе хоть какое-то участие. Как позднее я выяснил, старый хозяин Лотиен устроил так, чтобы ее изгнали из армии, а затем проследил за тем, чтобы ей не нашлось работы и крова. Не знаю, зачем он это делал. Может, рассчитывал, что Лотиен в итоге поймают за воровство или бродяжничество, и он сможет каким-то образом вновь заявить на нее свои права. Честно признаюсь, сейчас мне кажется, что тогда само провидение послало мне Лотиен. Я разрешил ей остаться в нашем доме, предложив работу наемной служанки. В трудное для меня время она помогла вырастить вас с Талаис и взяла на себя основную тяжесть заботы о твоей больной сестре. Все это время Лотиен имела полное право покинуть этот дом, но ни разу даже не упомянула о подобном желании. В этом мире осталось очень мало людей, которым я мог бы всецело доверять, и Лотиен безусловно одна из них. Поэтому я без тени сомнения могу положиться на ее способности, зная не понаслышке, сколь исключительно искусна она в магии, но в не меньшей степени проявленная ей преданность в тяжелое для меня время заслуживает моего абсолютного доверия.
   Практически одновременно с тем, как магистр закончил свой рассказ, на пороге комнаты появилась Лотиен, неся в одной руке флакон лириума, а другой прижимая к себе небольшой холщовый сверток. Возможно, подходя к двери, старая эльфийка слышала последние слова магистра, но войдя в комнату, не подала виду, демонстрируя привычные Арториусу покорность и смирение.
   В то время, как Мертеус начал готовить раствор лириума в неглубокой чаше, Лотиен развернула сверток и выложила на небольшой столик возле кровати предметы, по всей видимости, необходимые для проведения ритуала. Арториус мало обращал внимания на ее приготовления, все свое внимание сосредоточив на самой Лотиен. Теперь Арториус по-новому смотрел на пожилую эльфийку, мысленно примеряя на нее одеяния боевого имперского мага. Он пытался представить ее хрупкую фигуру в центе кровопролитного сражения и к собственному удивлению находил в чертах ее сосредоточенного лица проявления жесткой воли и упрямства, ранее не привлекавших его внимания.
   Приготовления к ритуалу тем временем шли своим чередом. Мертеус выпил из чаши приготовленный раствор лириума, и Лотиен помогла ему улечься на край кровати рядом с лежащей Талаис. Магистр осторожно взял свою дочь за руку и смежил веки. Служанка поторопилась присесть на край кровати, затем взяла в одну руку глиняную чашу из тех предметов, что были разложены на столике. К тому моменту из чаши лениво курился дымок, имевший розоватый оттенок. Эльфийка поднесла чашу к лицу Мертеуса и легкими движениями свободной ладони заставила дым стелиться на лицо магистра. Ноздри Мертеуса заметно расширились, вдыхая этот дым, и почти сразу Арториус заметил, как тело отца расслабилось, его свободная рука, сжатая в кулак, раскрылась, а шея, до сих пор пребывавшая в напряжении, позволила голове свободно откинуться на подушку.
   Для самого Мертеуса осознанное наблюдение за проходящим ритуалом закончилось ровно в тот момент, когда с первым вдохом сладковатого дыма, коснувшегося его ноздрей, он потерял связь с реальностью. Обычно вызванный приемом лириума сон плавно переходит к осознанию полного контроля над собственным телом или, если быть точным, над его эфемерным отражением во сне, тем самым давая понять магу, что его разум преодолел Завесу и успешно проник в Тень. С этого момента мера воздействия мага на мир Тени целиком зависела от силы его разума, способной в достаточной степени воссоздать иллюзию физического пребывания в мире грез.
   Однако на этот раз все было иначе. Мертеус вовсе не ощущал даже намека на свое тело и тем не менее имел полную своду движения. Его обнаженный разум плавал посреди безбрежной темноты, замечая вокруг даже не зрением, а каким-то иным чувством присутствие редких источников света. Магистр попробовал двигаться к самому яркому из них, но быстро понял, что тот находится слишком далеко. Очевидно, не яркость служила мерой их близости, и Мертеус стал пытаться приблизиться к каждому мало-мальски заметному светящемуся пятнышку, пока одно из них, на вид едва различимое, не начало заметно увеличиваться в размерах. Вскоре оно выросло до огромной туманной сферы, потом раздалось на пути магистра бескрайней стеной клубящейся пелены, и Мертеусу ничего не оставалось, как окунуться в нее, надеясь в глубине отыскать истинный источник света.
   Как только туман окружил Мертеуса со всех сторон, нечто темное и гибкое промелькнуло рядом, потом еще раз, уже совсем близко, едва не задев магистра. Этих темных теней становилось все больше, и вскоре они уже кишели повсюду в толще белесой пелены, чудом минуя магистра. Когда одна из них все же задела его, то своим мимолетным касанием породила такую безумную боль, что Мертеус на фоне этой боли не заметил, как вместе с ней к нему вернулось ощущение собственного тела. Все его чувства, пробудившиеся следом, наперебой давали о себе знать, в первое мгновение ошеломив магистра. Запахи тлена и смерти вызывали тошноту, какофония из воя и скрежета, испускаемая темными тенями, повергала в ужас, а стремительный поток набегающего воздуха обжигал кожу лица и ладоней невыносимым холодом.
   Но что хуже всего, те самые темные тени, учуяв в Мертеусе живое естество, устремились вслед за магистром. Они почти нагнали его, хищно завывая совсем рядом, когда внезапно туманная пелена расступилась, и Мертеус с ужасом понял, что несется с огромной скоростью к усыпанной камнями земле. Тени в бессилии взвыли позади, по какой-то причине побоявшись покинуть свое туманное прибежище, но для магистра это было слабым утешением - ведь ему через мгновение предстояло расшибиться насмерть о камни, после чего неминуемо проснуться, так и не узнав, что это за странное место и почему его сон привел его именно туда.
   В последний момент Мертеус закрыл лицо руками, готовясь к мимолетной вспышке мучительной боли, однако последовавший удар о землю вопреки ожиданию оказался отнюдь не смертельным. Магистр сильно ударился локтями о камни, потом вес его тела приняло плечо, после чего Мертеус покатился кувырком, собирая от острых камней многочисленные тычки и удары. Будь на нем по-прежнему домашний халат, в который магистр был облачен, погружаясь в сон, он точно не избежал бы болезненных ссадин и ушибов, но как выяснилось, подсознание Мертеуса позаботилось о подобающем ситуации одеянии, что лишний раз доказывало сходство этого места с Тенью, даже если таковым оно на самом деле не являлось. Поднявшись на ноги, магистр отметил, что теперь на нем были длиннополая куртка поверх теплой рубахи и прочные узкие штаны, заправленные в высокую шнуровку грубоватых, но на удивление мягких кожаных сапог, а плечи и спину укрывал плотный походный плащ.
   Убедившись, что цел и невредим, Мертеус огляделся по сторонам. Создавалось впечатление, что все вокруг пребывало в тревожном смятении, сохраняя шаткое равновесие между хаосом стихии, готовым поглотить это место, и некогда безраздельно царившим здесь благостным умиротворением. Тяжелые тучи намеревались вот-вот обрушить на землю сильнейший ливень, но до сих пор не проронили вниз ни единой капли дождя, нависая столь низко над землей, что казалось, сами готовы были пасть с небес. Внезапные вспышки молнии, озарявшие тучи изнутри, сулили небывалой силы грозу, но порождали лишь пустое ожидание грозовых раскатов. Мятущийся ветер то упирался магистру в грудь, бескомпромиссным стражем преграждая дорогу, то напутственно подталкивал в спину, словно торопил воспользоваться кратковременным затишьем, чтобы получше исследовать незнакомое место.
   Прямо перед собой Мертеус увидел широкий утес, на вершине которого что-то белело на фоне грозового неба. За неимением других примечательных ориентиров магистр направился вверх по пологому склону, придерживаясь каменистой тропы, ведущей прямиком на вершину утеса. По мере того, как Мертеус поднимался, он все явственней различал доносящиеся из-за скал тяжелые удары, ощутимо сотрясавшие камни под ногами. Когда очередной порыв ветра принес с собой соленые на вкус капли воды, магистр сообразил, что слышит все нарастающий рокот морского прибоя. Приближаясь к вершине, Мертеус поднял взгляд от тропы и наконец смог рассмотреть во всех деталях полуразвалившуюся каменную беседку, чудом устоявшую на самом краю утеса. Или, может быть, беседка не упала вниз только благодаря торчащему рядом старому дереву, вцепившемуся мертвыми корнями в потрескавшиеся камни и охватывающего ее со стороны обрыва сухими искривленными ветвями.
   К своему изумлению Мертеус обнаружил на ступенях беседки стоящего высокого человека, облаченного в светлое ниспадающее до самой земли одеяние. Голова незнакомца была обращена к сумрачному горизонту, и поднятый просторный капюшон не позволял определить, был это мужчина или женщина. Участившееся сердцебиение заставило Мертеуса жадно ловить морской воздух широко открытым ртом, ноги сбились на торопливый шаг, и едва не падая на колени от изнурительного подъема, задыхающийся магистр потратил последний глоток воздуха, чтобы крикнуть наугад:
   - Талаис!
   Она обернулась на крик, не сразу отыскав отца взглядом. Впервые Мертеус видел свою дочь стоящей в полный рост на своих собственных ногах. Потрясенный незнакомой статью ее стройной фигуры, магистр не сразу обратил внимание, что Талаис что-то держит в руках на уровне груди. Присмотревшись, он с изумлением понял, что это новорожденное дитя. Миниатюрное личико ребенка, выглядывающее из-за края пеленавшего его одеяла, казалось, испускало слабый золотистый свет, освещавший саму Талаис и небольшое пространство вокруг нее, позволяя лишь на этом освещенном пятачке проявиться искрящимся всеми цветами радуги каплям воды и сочной зелени мха, покрывавшего скалу и каменные ступени беседки.
   - Отец, ты нашел меня! - с нотками приглушенной радости произнесла Талаис, когда совершенно выбившийся из сил Мертеус наконец приблизился к ней.
   Магистру показалось, или его дочь как будто ожидала его появления. По крайней мере, она не выказала особого удивления, увидев его здесь.
   - Что это за место? - выдавил Мертеус между жадными глотками воздуха, пытаясь отдышаться и одновременно осматриваясь кругом. С вершины утеса открывалась завораживающая панорама неспокойного моря, простирающегося вереницей тяжело перекатывающихся волн до самого горизонта. - Это ведь не Тень, так?
   - Только ее крохотный осколок, ставший для нас прибежищем, - подтвердила Талаис.
   - Для нас? - магистр сразу ухватился за представившуюся возможность прояснить вопрос, вертевшийся у него на языке с первых мгновений, как он увидел Талаис. - Ты говоришь о ребенке? Кто он и откуда здесь взялся?
   - Это мой сын, - ничуть не смутившись, ответила Талаис.
   Ошеломленный этим заявлением, Мертеус всмотрелся в лицо дочери, не веря, что Талаис говорит подобное всерьез, но ее устремленный на ребенка взгляд, полный нежности и любви, не оставлял ни малейших сомнений в ее искренности.
   - Но как такое возможно? - не сдержавшись, воскликнул магистр, демонстрируя на лице целую гамму эмоций от растерянности и удивления до недоверия и категорического отрицания.
   - Ты ведь так и не понял, что со мной случилось, когда я исчезла из дома, - по выражению лица магистра Талаис поняла, что была права, и ее губы тронула снисходительная улыбка. - Представь себе, мне удалось попасть в Тень, сохранив мой разум и мое тело единым целым. Я больше не была тем калекой, который во сне сбегал из своей ущербной плоти, чтобы на короткое время испытать лишь иллюзию полноценного существования. Я наконец смогла познать, каково это - по-настоящему стоять на своих ногах, ходить, бегать. Самостоятельно ложиться, когда вздумается, и вновь вставать. Но главное, я получила шанс разделить счастье обретенной свободы с тем, кого полюбила, и кто полюбил меня. И этот ребенок служит тому лучшим доказательством.
   С каждым словом, произнесенным Талаис, магистр все больше сомневался в здравости рассудка своей дочери. Неужели она в самом деле верит, что смогла во плоти переместиться в Тень? Разве такое возможно проделать в одиночку, если подобное до сих пор удалось совершить лишь древним магистрам, потратившим огромное количество лириума и применивших мощнейшую магию? Тем более невероятным представлялось зачатие в Тени ребенка от кого-бы то ни было.
   - Талаис, но это не может быть правдой! - решил попробовать достучаться до дочери Мертеус, едва удержавшись, чтобы не схватить ее за плечи и не встряхнуть. - На самом деле сейчас твое тело лежит рядом с моим в недремлющем мире, и в это самое мгновение там моя рука сжимает твою ладонь, поддерживая связь наших разумов здесь и сейчас.
   - Я это знаю, отец, - спокойно ответила она, слегка кивнув головой. - Как иначе ты смог бы отыскать меня. Но это вовсе не означает, что все сказанное мной неправда.
   - Хорошо, пускай. Тогда кто его отец? - Мертеус кивнул в сторону ребенка. - Какой-то дух или демон, затуманивший твой разум? Или путешествующий по Тени нечистоплотный маг, вовлекший тебя в свои опасные эксперименты, в результате которых твое тело сейчас пожирает скверна, а твой разум оказался заперт в этом странном месте?
   - Прекрати, отец! Никто не виноват в том, что со мной случилось, кроме меня самой. Мое праздное любопытство привело к тому, что скверна, о которой ты упомянул, сделала пребывание моего тела в Тени невозможным и окружила этот кусочек мира грез непреодолимой преградой, превратив его в темницу для моего разума.
   Искренность и напор, с которым Талаис возразила ему, заставили Мертеуса всерьез усомниться, так ли безупречно его собственное понимание ситуации. Соблазн объяснить слова дочери помутнением больного рассудка или злонамеренным влиянием извне натолкнулся на свойственное любому пытливому исследователю неприятие слишком простых и очевидных объяснений не поддающегося разумению явления.
   - Предположим, я поверил во все это, - развел руками Мертеус. - Почему перед тем, как решиться покинуть дом, ты не пришла ко мне? Почему не посоветовалась со мной?
   - Ты ни за что бы не отпустил меня, - ответила она, печально улыбнувшись.
   Мертеус вынужден был признать ее правоту. Если бы она рассказала о своих планах, смог бы он тогда поверить, что кто-то другой, а не он сам, нашел лучший выход для его дочери в этой жизни? Смог бы он доверить ее судьбу кому-то, чья суть и мораль, возможно, не имеют ничего общего с человеческими? И вот сейчас, видя постигшую его дочь беду, он с холодной отчетливостью понимал, что без всяких сомнений и оговорок был бы прав, запретив ей тогда помышлять о подобном побеге.
   - Конечно, теперь нет смысла говорить о том, что могло бы произойти, - сокрушенно покачал головой магистр. - Сейчас я лишь хочу узнать, как помочь тебе, как вытащить твой разум из этой темницы, а затем найти способ избавить твое тело от скверны.
   Талаис опустила взгляд, и в этот момент магистру почему-то стало казаться, что она перестала воспринимать его присутствие рядом, и ведет неслышную беседу с кем-то другим. Мертеус уже хотел было шагнуть к дочери и прикоснуться к ее плечу, чтобы привлечь ее внимание, но Талаис уже подняла на него глаза, и хоровод янтарных искорок в их глубине заставил магистра остаться на месте.
   - Не знаю, сможешь ли ты помочь мне, - грустно ответила Талаис, и впервые магистр уловил в ее голосе какое-то чуждое, едва уловимое созвучие, привнесшее в произнесенные ей слова властные интонации.
   - Если тебе известно, как, только скажи, и я сделаю все, что угодно! - воскликнул Мертеус.
   - Протяни руку и прикоснись ко мне, - попросила она, и Мертеус, незамедлительно сделав это, вдруг задался вопросом, смог бы он воспротивиться повелительным ноткам в ее голосе? Он решил попробовать не подчиниться, если Талаис попросит вновь, но его воля оказалась подавлена, и он снова безропотно исполнил ее приказ: - А теперь закрой глаза.
   Покорно ожидая дальнейшего развития событий, Мертеус с удивлением уловил запах хвои, услышал вдалеке крик ночной птицы и шелест потревоженной ветром листвы. Магистр распахнул глаза и понял в тот же момент, что лежит на спине, а над ним, в обрамлении темного силуэта листвы раскинулось безоблачное ночное небо. Звезды сияли ярко, вспыхивая по очереди, словно передавая друг другу, как эстафету, его внимание и постепенно складываясь в знакомые созвездия.
   Ему захотелось подняться в небо, и вопреки здравому смыслу он вдруг понял, что способен осуществить подобное желание. Оттолкнувшись от земли, он взмахнул мощными крыльями, воспарив над верхушками деревьев. Едва взошедшая луна повисла над самой кромкой леса, ослепляя ярким светом. Вдалеке, посреди безбрежного моря посеребренной лунным светом листвы высилась одинокая гора, а внизу среди деревьев плыло по реке отражение звездного неба. Следуя изгибам реки, он достиг горы, потратив на это все свои силы, и устало приземлился на горный склон, в тот же миг обернувшись гибкой змеей.
   Он неслышно скользил среди остывающих камней, спеша укрыться в ближайшей расщелине. Его влекло в сырую тьму бездонного чрева горы. Подступающий холод сковывал тело, соблазняя свернуться кольцом и погрузиться в забытье до теплых лучей раннего солнца. Но ему необходимо было двигаться дальше, чтобы быстрее достигнуть темных глубин, и вот уже быстрые ловкие ноги несут его через хитросплетения разломов и пещер. Он не один такой. Их много. Стая охотников. Рыщут во тьме в поисках маленьких сосредоточий живого тепла, находят их, окружают, вгрызаются в теплую плоть рядами острых зубов. Насытившись, рыщут дальше, забираясь все глубже, пока не попадают в паучьи владения.
   Здесь пахнет сухой смертью, неслышная опасность может подкрасться со всех сторон. Пауки опускаются сверху, впиваются острыми жвалами в шею, впрыскивая яд, и пеленают в коконы, оставляя мучительно умирать. Крепкая паутина не дает сбежать, жесткий хитин не разорвать зубами. Из всей стаи он остался один, успев принять личину одного из паучьего племени. Он неслышно скользит по устланному паутиной потолку старой штольни. Впереди свет, нервный, пугливый, пугающий. Горящие факела выстроились трепещущей вереницей вдоль длинного коридора. Свет, тьма, свет, тьма... В темных нишах статуи. Мертвое наследие мертвой нации.
   Здесь жарко, тонкие лапы ощущают мелкую дрожь, хрипы, клекот спящего глубоко под землей горнила. В стенах скрытая смерть. Жерла старых ловушек готовы излить огонь, кислоту, удушающий газ, стоит лишь сделать неверный шаг. Он острожен, касания его лап невесомы, для ловушек он невидимый призрак. Впереди узкий проход, навстречу приближается свет факела, покачивающийся в такт шагам. Он затаился в темноте, под самым потолком, ожидая, когда беспечный служитель пройдет мимо. Велико желание напасть сверху и вонзить в шею ошеломленной жертвы свои полные яда жвала. Прочь, прочь от соблазна в узкий проход...
   Там просторная зала, по периметру горящие лампы оставляют на наклонных стенах длинные пятна копоти, в центре - огромный молочно-белый монолит. Притягивает, манит неясным силуэтом внутри, но непосвященному все равно не узнать, что сокрыто в сердце хрустальной тюрьмы. Служитель медленно обходит периметр залы, подливая масло в лампы. Вот он скрылся за монолитом на противоположном краю, и теперь можно выйти из тени. Негоже нечестивой твари вступать в тайную обитель. Наконец-то вновь привычное тело, босые ноги холодит непокрытый камень пола, ток прохладного воздуха вызывает озноб. Он приближается к центру залы, кладет ладонь на гладкую поверхность монолита и с изумлением видит, как тот становится прозрачным. Он заглядывает внутрь сквозь хрустально-чистую толщу и, в ужасе отпрянув, падает ниц...
   ...Талаис смотрит на отца сверху вниз, а он распластался у ее ног, ошеломленный, испуганный увиденным в сердце хрустальной темницы. Осознав, что больше не находится там, магистр вскочил на ноги и только тут заметил, что каким-то образом оказался на самом краю скалы. Не посмев долго смотреть в пропасть у самых своих ног, где с обреченным упорством бился об острые скалы прибой, магистр повернулся к дочери.
   - Ее зовут Лодрин, - ответила Талаис на невысказанный, но отчетливо читающийся на искаженном лице Мертеуса вопрос.
   - Какое отношение она имеет ко всему происходящему! - поначалу лишившийся дара речи, магистр наконец смог, приложив неимоверные усилия, совладать с собой.
   - Никакого, но она знает, как помочь мне, - пояснила Талаис. - Разыщи ее и вызволи из добровольного заточения, а затем помоги ей выбраться на поверхность.
   - Даже если мне удастся проделать все это, должна же быть какая-то причина, по которой она согласится помогать мне, а не разорвет на мелкие кусочки, едва я разобью ее оковы?
   - Поверь мне, отец, она захочет помочь тебе, как только заглянет в твой разум.
   - Хорошо, если так, но на все это понадобится немало времени. Что будет с тобой? Ведь твое тело в недремлющем мире поражено скверной! Если срочно не предпринять что-то прямо сейчас, оно погибнет и неизбежно ты вместе с ним.
   - Не волнуйся за мою телесную оболочку, - сохраняя удивительное спокойствие, ответила Талаис. - Пока мое дитя со мной, над моей плотью не властны ни тлен, ни скверна. Будь спокоен, с моим телом ничего не случится даже через столетия, но вот мой разум, заключенный в эту темницу, не сможет долго сохранять здравомыслие. Поэтому поспеши, отец!
   Шагнув навстречу отцу, Талаис, одной рукой продолжая удерживать младенца, второй уперлась Мертеусу в грудь, с настойчивой силой вынуждая магистра сделать шаг назад.
   - Постой, Талаис, что ты делаешь!
   - Для тебя нет иного способа покинуть это место, отец! - в этот раз магистр мог поклясться, что наравне с голосом Талаис слышит другой, безжалостный и холодный.
   Мертеус отчетливо понял, о чем она говорит, но все равно до последнего не мог поверить, что его столкнет со скалы собственная дочь. За считанные мгновения свободного падения у магистра промелькнула лишь одна мысль, что на этот раз удар о камни будет смертельным, а затем мощная волна, подхватив его еще в падении, с силой бросила на острые скалы.
   Магистр очнулся, все еще продолжая ощущать на языке вкус соленой воды и переживать в памяти жалобный хруст своих костей. Совершенно очевидно все перенесенное Мертеусом за последние мгновения отразилось на его перекошенном от боли лице, если судить, насколько встревоженным выглядел склонившийся над ним Арториус.
   - Что там произошло? - спросил он, как только магистр открыл глаза. - У тебя вид, как будто тебя пережевал и выплюнул дракон.
   - Твое предположение не так уж и далеко от истины, - кивнул магистр, в изнеможении откидывая голову на подушку.
   - Ты отыскал Талаис? Выяснил, что с ней случилось?
   - Да, - коротко ответил Мертеус.
   Собравшись с силами и преодолевая боль во всем теле, будто каждая его косточка и в самом деле была сломана в нескольких местах, магистр поднялся с кровати, морщась и охая.
   - Ты не хочешь рассказать поподробнее?
   - Не сейчас, - устало покачал головой магистр. - Пока скажу лишь, что в ближайшее время мне придется покинуть Минратоус.
   - Зачем?
   - Нужно отыскать кое-что, способное помочь Талаис.
   - Если здесь замешаны магия и демоны, может, нам стоит обратиться за помощью в Магистериум?
   - Это плохая идея, - неожиданно горячо возразил Мертеус. - Ты давно не бывал в Минратоусе и не знаешь, насколько все здесь охвачено безумием и страхом. Если просочатся слухи, что твоя сестра заражена скверной, в ближайшую же ночь поместье сожгут дотла вместе с обитателями, и все мои прошлые заслуги и влияние не помогут воспрепятствовать этому. Так что нам придется все сделать самим.
   - Хорошо, когда мы отправляемся?
   - Ты останешься здесь, сын, и позаботишься о Талаис в мое отсутствие. Я похлопочу в Магистериуме, чтобы тебя откомандировали в столичный гарнизон. Лотиен поможет тебе ухаживать за Талаис и вести хозяйство в доме. Только запомни, никто другой из слуг не должен знать о состоянии твоей сестры.
   Мертеус обернулся к лежащей на кровати Талаис и какое-то время пристально смотрел на нее, словно ждал, что она распахнет глаза, улыбнется, как прежде, и все те безобразные пятна на ее коже окажутся всего лишь игрой света и тени. Но чуда не произошло, и магистр, вернувшись к суровой действительности, вновь обратился к сыну:
   - Теперь отправляйся к себе и, если сможешь, поспи немного. Завтра нам предстоит трудный день. Пока есть время до утра, я пороюсь в библиотеке и попробую разобраться, в каком конкретно месте следует начать поиски, а ты завтра ранним утром отправишься в гномью миссию в Минратоусе и разыщешь там Гефена. Просто пригласишь его в гости, не слишком распространяясь среди гномов о причинах твоего визита. Старый вояка будет рад увидеть тебя и не станет задавать лишних вопросов до тех пор, пока я сам все ему не расскажу.
   Поутру Арториус, исполняя просьбу отца, отправился в гномью миссию, а сам Мертеус, строго-настрого наказав Лотиен, чтобы та никого из прочих слуг не пускала на второй этаж дома и тем более в комнату Талаис, как и обещал, решил посетить Магистериум. Кроме того, чтобы позаботится о новом назначении сына, магистр намеревался предупредить своих немногочисленных друзей и знакомых, что отправляется в очередное исследовательское путешествие, оставляя дом на старшего сына и доверенных слуг. Сочинить правдоподобную историю и донести ее до знающих магистра людей было крайне необходимо, чтобы в случае возникновения вопросов о его длительном отсутствии ответом служила именно его версия событий, а не всевозможные кривотолки, могущие в итоге привести к крайне нежелательным последствиям.
   К слову, преподнесенная магистром история содержала не так уж и много лукавства. Мертеус лишь умолчал об истинной причине, вынудившей его отправиться в эту экспедицию, и конечно не стал распространяться о настоящем предмете поисков, ограничившись расплывчатыми намеками на редкие артефакты до-имперской эпохи. В остальном это была ничем ни примечательная поездка, каковые, как многим было известно, магистр не раз совершал в прошлом. К тому же вполне правдиво указанный район поисков позволял магистру, не особо скрытничая, решить вопрос с наймом подходящего корабля и заблаговременно предупредить о своем приезде ближайший к месту поисков имперский гарнизон, в котором планировал остановиться по крайней мере на первое время. Не стал магистр скрывать и то, что собирается спуститься в подземные лабиринты глубинных троп, что могло послужить лишним оправданием группе не совсем обычных сопровождающих, коих Мертеус надеялся заполучить после разговора со своим старым другом Гефеном.
   Когда к полудню Арториус вернулся в дом в сопровождении Гефена, магистр уже дожидался их. По обрывку неоконченного разговора сына и старого гнома Мертеус сразу понял, что у этих двоих нашлось масса общих тем для разговора, пока они добирались через весь Минратоус к поместью магистра. Старый гном, уже давно не примерявший руку к своему боевому топору, тем не менее, живо интересовался, как проходила служба Арториуса, в каких сражениях он принимал участие и конечно выпытывал все подробности падения Архидемона, новости о котором уже успели заполонить всю столицу.
   Завидев поджидающего их в гостиной Мертеуса, старый гном широко развел руки и изобразил на испещренном глубокими шрамами лице перекошенную гримасу, радушную улыбку в которой могли распознать разве что очень близкие Гефену друзья.
   - Опять собрался в одно из своих рискованных путешествий, - натужно прохрипел изуродованной глоткой гном. - Значит, со смертью Архидемона снова услышал зов молодости и решил посетить место гибели твари?
   - Вполне может оказаться, что твое предположение отчасти окажется верным, однако вовсе не праздное любопытство толкает меня отправиться в этот поход, - спокойно заметил Мертеус, отвечая на объятия старого друга. - Давай поднимемся наверх, и я кое-что покажу тебе.
   - Где Талаис? - поинтересовался гном, ища ее взглядом.
   - Мы как раз идем к ней в комнату, - с трудом сохраняя нейтральное выражение лица, вымолвил магистр.
   Втроем они поднялись на второй этаж дома. У дверей в комнату Талаис их встретила Лотиен. Завидев ее, Гефен расплылся в широкой улыбке, взмахнув в салюте рукой, дав тем самым понять окружающим, что встретил старого боевого товарища.
   - Приветствую тебя, Лотиен! - воскликнул гном. - Ты все еще прячешься здесь от своего старого хозяина вместо того, чтобы вернуться к нему и сжечь его особняк дотла!?
   На губах служанки промелькнула сдержанная улыбка, но ответить на приветствие она не посмела, смиренно опустив голову и потупив взор.
   - Ты с ума сошел давать Лотиен подобные советы! - одернул старого друга магистр. - Сколько раз тебя самого твой вздорный характер приводил в тюремную камеру.
   - Поверь, и приведет еще не раз, - возмущенно заверил магистра Гефен. - Все эти столичные недотроги, не испытавшие боли большей, чем укол занозы в палец, смеют пренебрегать теми, кто проливал за них кровь на бесчисленных полях сражений! Пару дней в каталажке стоят наслаждения услышать треск их челюстей, и наблюдать их жалкие мольбы о пощаде, когда они корчатся в пыли у ног настоящего воина!
   - Да, да, - поднял руки Мертеус, стараясь успокоить гнома. - А скольких сил мне стоило добиваться, чтобы тебя потом выпустили на свободу.
   - Ничего! - рубанул ладонью, словно топором, Гефен, игнорируя замечание Мертеуса. - Придет время, Лотиен, и мы вместе с тобой отправимся в логово преследующего тебя мерзавца, и наподдадим ему как следует, чтобы раз и навсегда отбить у него охоту пакостить другим!
   - Ну, все, Гефен, прекрати! - отрезал Мертеус. - Я пригласил тебя вовсе не затем, чтобы ты вовлекал Лотиен в очередную сомнительную авантюру!
   Лотиен все это время сохраняла невозмутимый вид, благоразумно проигнорировав предложение гнома. Едва Гефен немного успокоился, старая эльфийка посторонилась, пропуская всех троих в комнату, а затем закрыла за ними дверь, сама оставшись снаружи.
   Переступив порог комнаты, все еще пыхтящий от возбуждения Гефен застыл посреди спальни, как вкопанный. Мертеус прекрасно понимал, что гном не мог не узнать характерные признаки заражения скверной на лице Талаис, повидать которые за годы, проведенные на войне, ему довелось не меньше, чем самому магистру.
   - Что вы натворили с бедной девочкой? - Гефен поочередно яростно посмотрел на отца и сына, восприняв беду, приключившуюся с Талаис ничуть не менее близко, чем ее единокровные родственники. - Это ты, старый растяпа, оставил без присмотра какую-нибудь склянку с образцом порченной крови, или ты, Арториус, по юношескому недомыслию приволок в дом заразу на одном из своих трофеев?
   - Нет, все было не так, - спокойно возразил Мертеус.
   Гном развернулся к ним обоим, и теперь можно было без всяких догадок констатировать, что его ужасающее лицо демонстрировало высшую степень негодования.
   - Тогда рассказывай, да поскорее, что с ней приключилось, пока я не вышел из себя и не вытряс из тебя все до последнего слова вместе с потрохами! - прорычал Гефен.
   Мертеус предложил гному присесть, но тот лишь отмахнулся от предложения, продолжив стоять, сцепив на груди руки и хмуро поглядывая на магистра и его сына. Арториус был немного уязвлен тем, что Гефен ошибочно считает, будто он, Арториус, осведомлен о произошедшем наравне с отцом, но на самом деле сам Арториус знал немногим больше гнома о том, что случилось с Талаис, и с не меньшим нетерпением желал услышать подробности от отца.
   Спустя непродолжительное время, пока длился рассказ магистра, Арториус и Гефен знали почти столько же, сколько и сам Мертеус. Он подробно описал им все, что с ним произошло в том отколовшемся кусочке Тени, где была заперта Талаис, опустив лишь подробное описание конусовидной залы и находившегося в ней монолита, решив рассказать об этом отдельно в самом конце разговора. Однако Гефен, знавший своего друга как никто другой, сразу понял, что магистр умолчал о самом важном.
   - Тебе известно что-нибудь об этой Лодрин? - спросил он сразу, как только Мертеус закончил свой рассказ.
   - Давайте продолжим беседу у меня в кабинете, - вместо ответа предложил Мертеус, сочтя спальню дочери не слишком подходящим местом для обстоятельного разговора.
   Как только они покинули спальню Талаис, ожидавшая у двери Лотиен немедленно заперла комнату на ключ и с разрешения магистра отправилась по своим делам, а Мертеус повел своих спутников к себе в кабинет.
   - Так кто такая эта Лодрин, которую необходимо отыскать на глубинных тропах? - вновь спросил Гефен, как только Мертеус затворил дверь кабинета, и все расселись в кресла вокруг большого рабочего стола в центре комнаты.
   Медля с ответом, магистр откинулся на спинку своего кресла, устраиваясь поудобнее и заставляя в свою очередь гнома нетерпеливо ерзать на своем месте.
   - Это имя принадлежит огромному дракону, - наконец сказал Мертеус. - Я видел его обездвиженным и спавшим внутри хрустального монолита, упрятанного глубоко под землей, ниже иных глубинных троп. Именно его мне предстоит разыскать по просьбе Талаис.
   И Арториус, и Гефен, оба в изумлении какое-то время переваривали сказанное магистром.
   - Ты рехнулся? - воскликнул опомнившийся первым гном. - Хочешь откопать одного из древних богов? И это после того, как одного из них едва удалось уничтожить?
   - Не стоит торопиться с выводами, - Мертеус воздел ладони вверх, призывая гнома успокоиться. - Насколько мне известно, это имя не принадлежит ни одному из известных нам древних богов. Не думаю, что этот дракон один из них, хотя обстоятельства его пребывания под землей наталкивают на неприятные размышления.
   - Но ты сам до конца не уверен в этом, - справедливо заметил Гефен. - Если ты ошибаешься, то осознаешь ли все последствия, к которым могут привести поиски этой твари?
   - Да, я все понимаю, Гефен, - вздохнул магистр, нервно сплетя пальцы перед собой. -
   Именно поэтому я обратился к тебе за помощью, зная, что даже если ты откажешься помогать мне, то сохранишь все, что услышал здесь, втайне.
   - Похоже, голосу разума ты не внемлешь, - констатировал очевидное Гефен. - Причины, толкнувшие тебя на эти поиски, оправдывают многое, но не риск заполучить очередной мор! Ведь не исключено, что тобой манипулирует демон, подчинивший себе Талаис!
   - Демон или дух... Что еще мне остается, как не уповать на этот единственным шанс вызволить дочь из беды? Как бы ты поступил на моем месте?
   - Не сомневайся, я сам готов пойти на многое, чтобы помочь девочке, но ты твердо уверен, что иного выхода нет?
   - Помнишь, Гефен, когда мы выбрались из подземелья, твои раны были отравлены скверной. Тогда единственным разумным выходом было даровать тебе быструю смерть, которая была бы высшей милостью по сравнению с тем, что ждало тебя в ином случае. Но тогда я не прислушался к голосу разума. Да, поступая по-своему, я все равно рисковал убить тебя, подвергнув жесточайшим мучениям, но мизерный шанс спасти тебе жизнь перевесил все разумные доводы. Многие скажут, что тогда я потерял разум, и они будут правы! Поверь мне, для Талаис сейчас выбор столь же невелик, как и тогда у тебя, и я не решусь прекратить ее жизнь прежде, чем не испробую самые безумные и невероятные способы спасти ее.
   Гном наклонил голову, очевидно вновь переживая запредельную боль от пронзавших его тогда разрядов молний. Мертеус понимал, что поступает жестоко, напоминая своему старому другу о тех событиях, но иного выхода убедить Гефена принять участие в поисках древнего дракона он не находил.
   - Хорошо, Мертеус, - кивнул Гефен, до побелевших костяшек пальцев стиснув подлокотники кресла. - Я помогу тебе. Не удивлюсь, если у тебя уже есть план наших дальнейших действий.
   Подтверждая предположение гнома, Мертеус встал с кресла и развернул на рабочем столе довольно подробную карту восточного побережья Тедаса, над которой магистр просидел всю минувшую ночь, пытаясь сопоставить продемонстрированные ему в видении ориентиры с реальными объектами на местности.
   - Надеюсь, я достаточно точно определил место, с которого следует начать поиски, - магистр уверенно ткнул указательным пальцем в точку на карте, когда Арториус и Гефен по примеру Мертеуса склонились над столом. - Это небольшая долина недалеко от восточного побережья Тедаса сразу за горной грядой, отделяющей равнинную часть континента от прибрежной полосы. По крайней мере, на это место указывает картина увиденных мной созвездий и положение луны на небосводе. К тому же здесь обнаружилась одинокая гора, похожая на ту, что я видел в видении.
   - Ты уже решил, кто еще отправится с тобой в эту экспедицию? - спросил Гефен.
   - Арториус останется дома присматривать за Талаис, - пояснил магистр. - А мне, кроме тебя, еще предстоит отыскать надежных помощников, готовых держать язык за зубами.
   - Не беспокойся об этом, - махнул рукой гном. - Я соберу своих старых ребят по подрывному делу и договорюсь с командиром легиона мертвых, чтобы он отрядил для нас надежных бойцов и следопытов из числа тех, кто при всем желании не сможет ничего рассказать.
   - Это было бы превосходно, - кивнул магистр, втайне надеявшийся на подобное предложение со стороны Гефена.
   - Как вы будете добираться? - спросил до сих пор молчавший Арториус. -
   Путешествовать по имперскому тракту сейчас опасно, хоть и утверждают, что Архидемон повержен, и порождения тьмы бегут в свои норы.
   - Отправимся морем, - ответил Мертеус. - Так будет безопаснее и намного быстрее.
   В ответ на эту новость Гефен скорчил кислую гримасу.
   - Мда, путешествовать под открытым небом для гномов само по себе изрядное испытание, а если еще вдобавок к пропасти над головой добавится нетвердая опора под ногами, боюсь, многие из нас по окончании плавания будут с неделю отлеживаться с головными болями и желудочными недугами, - заметил гном.
   - Мы высадимся на побережье вот здесь, - проигнорировав замечание гнома, Мертус указал на очередную точку на карте. - Там нас встретит небольшой отряд легионеров и сопроводит через горный перевал в ближайший имперский гарнизон. По крайней мере, я надеюсь, что послание о моем прибытии доберется до них вовремя, иначе нам придется самостоятельно искать дорогу через враждебные районы, населенные горцами.
   - Ты уведомил Магистериум о своей экспедиции? - удивился Гефен. - Разумно ли сообщать им о проводимых тобой поисках!
   - Визита в имперскую крепость нам все равно не избежать, - объяснил Мертеус. - Я поднял старые отчеты, составленные еще до мора. Крепость, как оказалось, выстроена на вершине той самой одинокой горы, которая является отправной точкой наших поисков. Это место для форпоста выбрали не случайно. Высота позволяет контролировать всю долину и ближайшие предгорья, а в сердцевине самой горы обнаружили богатые залежи железной руды и полезных минералов. Однако, когда стали пробивать пробные штреки, наткнулись на выходы на глубинные тропы. Гарнизон крепости невелик - за последние годы большинство служивших там солдат отозвали на усиление легионов, противостоящих порождениям тьмы, так что особо путаться у нас под ногами там будет некому. Местные проживают в долине, и крепость посещают редко. К тому же, нам сильно повезло, что гарнизоном крепости командует наш старый друг Орик.
   - Вот уж нисколечко не удивлен подобному назначению, - ухмыльнулся Гефен. - Старина Орик благодаря своей честности и прямоте вечно оказывается в самой пропащей дыре из всех возможных.
   - Когда вы отыщете Лодрин, что будете делать дальше? - поинтересовался Арториус. - Извлечь ее из монолита само по себе будет не так-то просто, но даже если вам это удастся, я сомневаюсь, что тоннели, ведущие с глубин на поверхность, находятся в идеальном состоянии. Чтобы вытащить огромного дракона на поверхность, придется расширить подземные проходы или проделать их заново там, где они обрушились.
   - Мда, справедливое замечание, - согласился Гефен. - Мы могли бы нанять землекопов из местных, но боюсь тогда сохранить в тайне предмет раскопок вряд ли удастся, да к тому же подобная активность неизбежно привлечет к себе излишнее внимание, а нам хотелось бы всего этого избежать.
   - Я думал над этим, - кивнул Мертеус. - Поэтому я попрошу тебя, Гефен, чтобы ты достал мне гномьи инструкции по изготовлению големов.
   - Ты с ума сошел, Мертеус! Это же самый охраняемый секрет гномов. Его нельзя просто так прийти и скопировать!
   - У меня есть только мое магическое искусство и приличные запасы очищенного лириума, - разочарованно вздохнул Мертеус. - Мне показалось, что идея создать прямо на месте големов и задействовать их в раскопках вполне осуществима. Вся загвоздка только в правильной методике их изготовления.
   - Есть у меня на примете один молодой, но подающий надежды гном, который бахвалился, что знает, как изготавливают настоящих големов, - задумчиво почесав редкую бородку, произнес Гефен. - Он утверждал, что сам способен изготовить голема, да вот только боится, что если вслух даже упомянет об этом, сразу схлопочет черную метку на лоб и отправится прямиком на глубинные тропы в ряды легиона мертвых.
   - Сдается мне, твой парень просто горазд молоть языком, - невольно улыбнулся Мертеус. - Ведь тебе-то он выболтал свой секрет, ничуть не опасаясь последствий.
   - Э-э, тут такое дело, - смутился Гефен. - Этот паренек мой племянник. Я у него один остался из близких родственников. Поэтому мне он доверяет безоговорочно, и в данном случае я ему верю.
   - Ну, если так, - кивнул Мертеус. - Для меня нет никакой разницы, как заполучить этих големов. Будем надеяться, что твой племянник не преувеличил и поможет нам в нашем деле, если конечно согласится отправиться с нами в путешествие.
   - О, об этом не волнуйся, - взмахнул рукой Гефен. - Он только и мечтает, чтобы вырваться из-под опеки старших наставников.
   - Тогда решено, - магистр замолчал, сначала посмотрев на сына, а затем на своего друга гнома. - Как в старые времена опять отправляемся на глубинные тропы навстречу неизвестности.
   - Да уж, если бы не печальные обстоятельства, я, наверное, был бы только рад прервать унылую обыденность и вновь отправиться в опасное приключение, - сказал Гефен. - А что начет того, с кем встречалась Талаис в Тени? Удалось узнать о нем что-нибудь?
   Мертеус пожал плечами.
   - Я просмотрел все записи в дневнике дочери, касающиеся этих встреч, но не нашел ни одного упоминания его имени, - ответил магистр. - Хотя, зная Талаис, я уверен, она скрыла это имя где-то на страницах своего дневника. Попробую разгадать этот ребус, пока мы будем пересекать море на пути к нашей цели.
   Разговор подошел к концу, и всем троим необходимо было заняться неотложными делами. Они договорились встретиться вновь в этом самом месте по завершении планируемой экспедиции, и каждый из них надеялся, что в предстоящем непростом деле им будет сопутствовать удача.
  
   ЧАСТЬ 7. ГДЕ НЕ СТУПАЛА НОГА ЧЕЛОВЕКА.
  
   После изнурительного подъема по опоясывающему гору серпантину, наконец-то оказавшись возле ворот имперской крепости, Мертеус хотел лишь одного - скинуть пропыленный плащ и грязные сапоги, стянуть с измученного тела тяжелый камзол и штаны, избавиться от воняющей потом рубахи, а затем с головой погрузиться в полную горячей воды лохань и позабыть обо всем на свете. Вот только если он хоть на мгновение перестанет думать о том, зачем он здесь, годы возьмут свое и он окончательно расклеится, по существу так и не начав свои поиски.
   Гномы, сопровождавшие магистра, оказались куда как более приспособленными к дальним переходам, несмотря на свой скромный рост и совершенно непривычные для большинства из них открытые пространства и высокогорье. На всем протяжении путешествия от побережья до долины Мертеус ни разу не получил с их стороны каких-то жалоб или недовольства, и магистру совсем не хотелось думать, что подобный безмолвный стоицизм проистекает из банального отсутствия языка у значительной части сопровождавших его гномов.
   Присланные их встретить на побережье легионеры в итоге стали скорее обузой, чем действенным эскортом, призванным защитить экспедицию во время перехода. Одного из них укусила змея еще до прибытия корабля Мертеуса, и остальные весь обратный путь до крепости, сменяясь, тащили пребывающего в горячечном бреду товарища на самодельных носилках. Пожалуй, единственной бесспорной пользой от появления легионеров было то, что вместе с ними пришел проводник из местных, способный указать обратную дорогу, и еще легионеры привели с собой четверку вьючных лошадей, оказавшихся весьма кстати для транспортировки немалого количества инструментов, взрывчатки и припасов, захваченных Мертеусом и гномами в экспедицию.
   К счастью, в течение всего перехода самой опасной угрозой, возникшей на их пути, была горная пума, однажды попытавшаяся напасть на походный лагерь, разбитый у подножия перевала. Однако, задолго до того, как хищник смог подобраться к палаткам, он стал похож на подушечку для иголок, утыканный короткими арбалетными стрелами, выпущенными дозорными-гномами. Привычные высматривать опасность в виде глубинных охотников или пауков в слабо освещенных тоннелях глубинных троп, гномы без труда обнаружили крадущуюся пуму среди камней. В остальном, если не считать промозглого тумана на побережье, пронизывающего ветра на заснеженном перевале и непролазной чащи сырого леса в самой долине, путешествие прошло без особых приключений.
   Сама долина встретила их ярким солнцем, щедро рассыпавшим тепло по верхушкам заполнявших ее деревьев. Еще спускаясь с перевала, они приметили вдалеке одинокую гору, к которой стремились, и тогда им показалось, что конец их пешего путешествия уже совсем близок. Следуя руслу реки, скорее всего, той самой, что была показана Мертеусу в видении, они вступили в густой лес и вскоре наткнулись на каменные развалины, простиравшиеся по обе стороны реки на довольно обширной площади, намекая тем самым, что когда-то давным-давно здесь существовал целый город, после своего упадка целиком поглощенный лесом. Самая дальняя часть развалин доходила до берега большого лесного озера, целую цепочку которых, больших и малых, как выяснил из карты Мертеус, должна была соединять река.
   К тому моменту уже подходила настоятельная необходимость разбить очередной лагерь, чтобы подкрепиться и заночевать, и магистр решил выбрать в качестве места для лагеря единственную свободную от деревьев открытую площадку посреди развалин. Наверное, раньше это место служило в качестве городской площади, и теперь, практически не загроможденное остатками разрушенных строений, имело достаточные размеры, чтобы из установленного в самом центре лагеря прекрасно просматривались не только сами развалины, но и окружающий лес.
   Хотя мысли Мертеуса были постоянно заняты основной проблемой, толкнувшей его в эту экспедицию, он не отказал себе в удовольствии побродить перед закатом солнца среди останков древнего города. Компанию ему тогда составил Гефен, не столько интересовавшийся развалинами, сколько заботящийся о безопасности магистра. В первую очередь Мертеуса привлекло огромное высохшее дерево, возвышавшееся на самом краю вымощенной плоскими камнями площади. Кора с гиганта уже давным-давно отслоилась и, превратившись в труху, сгнила, но сама мертвая древесина, выбеленная солнцем за сотни, а то и тысячу лет, ныне своим видом скорее походила на окружающие развалины, чем на артефакт живой природы, этим как бы говоря, что огромное дерево принадлежало вовсе не лесу, а было неразрывной частью этого самого города и погибло вслед за ним.
   По тому, какое место мертвое дерево занимало в городе, как относительно него были выстроены еще сохранившиеся линии фундаментов и как от него расходилось уцелевшее мощение улиц, магистр мог сразу сказать, чьей культуре принадлежал этот город. Обнаружить в этой глуши развалины эльфийского города было не такой уж неожиданностью, если помнить, что в период своего расцвета цивилизация эльфов владела практически всем континентом. Единственной странностью, обнаруженной Мертеусом, было отсутствие среди сохранившихся барельефов, резных орнаментов и фрагментов скульптур образов старых эльфийских богов и ритуалов их почитания, обычных для подобных развалин. Сей факт пробудил в магистре живейший азарт первооткрывателя, на время вытеснивший думы о владевшей им печальной необходимости, и только окончательный закат солнца утихомирил его и заставил вернуться в лагерь к вящему удовлетворению Гефена.
   На утро суровый прагматизм насущных задач взял верх, и Мертеус отдал приказ свернуть лагерь и выдвинуться дальше по реке, с сожалением оставляя позади развалины загадочного города. Русло реки, вдоль которого они продолжали идти, иногда уводило далеко в сторону от нужного направления, но продираться напрямую к горе сквозь чащу леса ни у кого не возникло желания, и в результате на преодоление казавшегося коротким заключительного отрезка пути ушел целый день. К расчищенным от леса полям, занятым местными поселенцами под пашню и выпасные луга для скота путешественники вышли уже под самый вечер. Вдалеке в постепенно сгущавшихся сумерках можно было заметить редкую россыпь огоньков готовившегося ко сну поселения.
   Мертеус тогда хотел без остановки на отдых добраться до крепости, чей темный силуэт был прекрасно различим на фоне алого заката на вершине горы, но Гефен убедил магистра, что подниматься в гору даже с проводником затемно было бы не разумно. Мертеус нехотя согласился и дал разрешение на установку лагеря неподалеку от одинокого колодца, сооруженного местными жителями на пересечении протоптанных дорожек, разбегавшихся в разные стороны между возделанными полями. Наутро вставшие спозаранку селяне с изумлением глазели на тащившихся по направлению к крепости порядком потрепанных, покрытых грязью и пылью путешественников, и только вид сопровождавших их легионеров не давал заподозрить в путниках шайку невесть откуда взявшихся в этой глуши проходимцев.
   Дозорные в крепости, скорее всего, заметили путешественников еще издалека, до того, как они преодолели подъем и вышли к крепостным воротам. Наверное, распознав, кто они такие, немедленно доложили об этом Орику, и тот распорядился без лишних формальностей открыть перед гостями ворота. Так, по крайней мере, Мертеус расценил то, что ворота распахнулись сразу же, едва небольшой караван из людей и гномов оказался в непосредственной близости от крепостных стен. Вблизи крепость не производила того впечатления незыблемой твердыни, каковой выглядела издалека. Каменные стены с деревянными брустверами обветшали и кое-где дали трещины, грозя растерять камни, а деревянные створки ворот хоть и были добротно окованы железом, прилегали друг к другу неплотно и при открытии жалобно заскрипели.
   Во внутреннем дворе крепости их встречал сам Орик. Теперь уже командующий имперским гарнизоном, Орик выглядел все таким же подтянутым, его рукопожатие по-прежнему было предельно жестким, а неизменная кираса, как и раньше, была начищена до блеска, разве что немного потускнела. Несмотря на бодрую осанку, возраст командующего давал о себе знать изрядной сединой коротко стриженных волос и морщинами на лице, своей глубиной соперничавших с боевыми шрамами. Орик конечно-же был заранее извещен о прибытии Мертеуса и Гефена, но увидев их, изобразил поддельное удивление, не в последнюю очередь стараюсь хоть немного приподнять настроение своим уныло выглядевшим старым друзьям.
   - Мертеус, Гефен, вот уж не надеялся увидеть вас снова! - воскликнул Орик, похохатывая. - Что вы забыли в этой дыре?
   - Вот, решили проведать своего старого боевого товарища! - в свою очередь отшутился Гефен.
   Орик пошел рядом, указывая им дорогу.
   - Слышал, ты обзавелся семьей, - заметил он, обращаясь к Мертеусу.
   - Да, и старший сын уже дорос до лейтенанта в имперской армии, - ответил магистр.
   - Ну, уверен, он продолжил славный путь своего отца, - в довольной улыбке расплылся Орик. - Был бы только рад с ним пересечься по службе, но ты сам видишь, куда меня занесла судьба.
   - Не пойму, чем ты расстроен, Орик!? - шутливым тоном заметил Гефен. - Командование за все твои заслуги наконец-то решило приготовить тебе спокойное местечко. Здесь красивая природа, тишина и благодать.
   Орик криво усмехнулся, понимая скрытый подтекст реплики Гефена.
   - Все так, друг Гефен, но поверь мне, эта тишина и покой обманчивы. У меня здесь мало людей и все те, кто в разгар сражений с порождениями тьмы не хотел покидать эту крепость, справедливо считая ее, как и ты, спокойным местечком, теперь, после победы над Архидемоном, вряд ли мечтают о возвращении в это захолустье...
   Судя по выражению лица Орика и тону его слов, если его и мучала скука, то она явно была отягощена тревожным ожиданием каких-то не очень приятных событий.
   - Ну, да что я вас мучаю разговорами, - после недолгой паузы сказал Орик. - Пора вам обустроиться и отдохнуть как следует, а потом поговорим более обстоятельно и в спокойной обстановке.
   Личный состав имперского гарнизона действительно оказался невелик. Как выяснилось, встречать экспедицию Мертеуса отправилась добрая треть всех расквартированных в крепости легионеров, и сей факт заставил магистра отнестись с большим уважением к этому жесту командующего Орика. Так как крепость строилась в расчете на более активную экспансию империи на восточное побережье, ее внутренних помещений в настоящий момент с избытком хватало, чтобы разместить и в несколько раз больший гарнизон, так что места для сопровождавших Мертеуса дюжины гномов нашлось предостаточно.
   Горячая ванна, которой так жаждал магистр, приближаясь к воротам крепости, словно по волшебству дожидалась его в отведенной для него комнате. Мертеус, не слишком обращавший внимания на прислугу, теперь с наслаждением отмокая в горячей воде, задался вопросом, на каких правах обитает в крепости та миловидная селянка, по виду из местных, что периодически услужливо добавляла в его лохань кипяток. Она же с готовностью безропотно помогла магистру облачиться в чистую рубаху и заблаговременно вычищенную верхнюю одежду, так что на особый ужин, устроенный в их честь Ориком, магистр явился предельно свежим и благоухающим ароматными травами.
   - Эти рабы, они ведь из местных? - поинтересовался Мертеус, кивнув вслед уходящему молодому человеку, только что поставившему перед магистром тарелку с горячим блюдом.
   Орик сочувственно улыбнулся в ответ на вопрос Мертеуса.
   - О нет, Мертеус, здесь ты не встретишь привычного имперского уклада, - пояснил командующий. - Они скорее нам добрые соседи, которые снабжают нас продовольствием, тканями и прочими мелочами в обмен на защиту от горных племен, которые периодически устраивают набеги на долину. К службе мы их не привлекаем, но некоторые соглашаются поработать в крепости в качестве слуг и ремесленных работников.
   - Говорят, ты сидишь здесь на целой горе золота! - хитро прищурив глаз, поинтересовался Гефен, впиваясь зубами в сочный окорок.
   - Гном всегда остается гномом, даже если долго якшается с наземниками! - рассмеялся Орик, - Насчет золота не скажу, но железа, меди и олова здесь в достатке, даже есть немного серебра. Вся эта гора испещрена пещерами, как сырная головка и содержит внутри настоящее богатство. Вот только добывать все это в настоящий момент невыгодно. Руду надо доставлять туда, где есть плавильни, кузни и ремесленные мастерские, а в округе лишь отсталые поселения. Возить в метрополию по имперскому тракту долго и дорого, да к тому же из-за мора этот регион долгое время находился в изоляции. Наладить сообщение по морю было-бы самым верным решением, но пока мы не можем обеспечить безопасный проход к побережью по землям горцев.
   - Раз уж речь зашла про гору, насколько глубоко идут пещеры в этой горе? - спросил Мертеус.
   - Ты хочешь узнать, нельзя ли через них выбраться на глубинные тропы? - как показалось магистру, Орик давно ожидал этого вопроса. - Что-то подсказывает мне, Мертеус, что ты заявился сюда как раз за этим.
   - Да, признаюсь, предварительно я ознакомился со старыми отчетами имперской экспедиции, заложившей здесь крепость. Они упоминали глубокие пещеры и ходы внутри горы, но по записям трудно судить, достигают ли они глубинных троп.
   - Достигают, Мертеус, - утвердительно махнул зажатой в руке обглоданной костью зажаренной дичи Орик. - Я лично распорядился запечатать все проходы, ведущие вниз. Не хватало, чтобы снизу в крепость хлынули порождения тьмы, особенно сейчас, когда, по слухам, Архидемона убили, и все порождения тьмы возвращаются в свои подземные логова. Кстати, ты не боишься столкнуться с ними, решив отправиться туда?
   Мертеус пожал плечами, с наслаждением смакуя на языке немного грубоватое, но на удивление богатое на оттенки местное вино.
   - Насколько мне известно, до сих пор не было сообщений о появлении порождений тьмы в этой части Тедаса, - ответил магистр, перед самой отправкой специально уделивший значительное время, чтобы исследовать этот вопрос.
   - Но это не значит, что их не окажется на глубинных тропах, - справедливо возразил Орик. - Не мне тебе напоминать, что все глубинные тропы соединятся друг с другом, так что я не был бы так уверен насчет отсутствия сообщений о порождениях тьмы в этих местах. Но тебя, как понимаю, бесполезно отговаривать от этой авантюры!?
   Мертеус сдержанно кивнул, допивая вино и примеряясь, как бы половчее умыкнуть веточку сочного винограда до того, как ягоды стремительно исчезнут с тарелки благодаря увлеченному старанию Гефена.
   - Тогда позволь хотя бы как-то помочь тебе, - предложил Орик, как бы невзначай пододвинув тарелку с виноградом ближе к Мертеусу и оставив ее вне досягаемости гнома.
   Магистр с благодарностью кивнул, отправляя в рот крупную виноградину.
   - Я был бы признателен, если бы ты обеспечил нас запасами продовольствия и кое-каким снаряжением на первое время, - сказал он, отодвигая тарелку винограда обратно на прежнее место, тем самым соблазняя Гефена отложить в сторону большое яблоко, в которое гном только что яростно впился зубами.
   - Об этом можешь не беспокоиться, - ответил Орик, с легкой улыбкой исподволь наблюдая за дилеммой, заставившей Гефена в нерешительности замереть с надкусанным яблоком во рту, отчего гном выглядел весьма комично. - Как насчет людей? Тебе наверняка понадобятся носильщики, рудокопы? Я могу договориться с местными за умеренную плату.
   В какой-то момент Мертеус сообразил, что Орик, может быть сам того не желая, пытается по косвенным признакам выведать истинную цель экспедиции магистра.
   - Нет, пока в этом нет нужды, - сохраняя нейтральный тон, покачал головой Мертеус.
   Орик разочарованно откинулся на спинку кресла, ожидая большей откровенности от своих давних боевых товарищей.
   - Ха, Гефен, сдается мне, вы собрались поискать сокровища? - обратился он к гному в надежде, что тот снизойдет до подробностей.
   - Все может быть, - скривив ужасную гримасу, едва ли похожую на улыбку, уклончиво ответил гном и с громогласным хрустом откусил значительный кусок яблока, намекая тем самым, что большего не скажет.
   - Ну, ну, - прищурившись, кивнул Орик, поднимаясь из-за стола.
   На долгий отдых не было времени, и уже на следующий день Мертеус попросил Орика показать спуск в шахту и выходы на глубинные тропы. Сопровождавшие магистра гномы остались в крепости, чтобы распаковать снаряжение и припасы, и вниз вместе с Мертеусом отправился только Гефен. В одном из просторных бараков, пристроенных к крепости, обнаружился подъемник, при помощи которого можно было спуститься на верхние горизонты пробной выработки. По приказу Орика четверо легионеров взялись за рычаги, приводившие подъемник с действие, и в два захода опустили немногочисленную группу людей и гнома вниз.
   Узкие штреки, расходившиеся в разные стороны от основания шахты, были укреплены деревянными перекрытиями и едва ли позволяли разминуться двоим. Вооруженные факелами, Орик и пара сопровождавших его легионеров повели магистра и гнома по одному из ответвлений, имеющему заметный уклон вниз. Гефен, шедший впереди магистра, не останавливаясь, провел широкой ладонью по грубо отесанной стене прохода, наметанным глазом подмечая выходы ценных жил.
   - Тут действительно богатые породы, - с затаенной ностальгией заметил он, вспоминая времена, когда охота за подземными сокровищами была не менее захватывающей и опасной, чем поиски и уничтожение логовищ порождений тьмы.
   Штрек привел их в небольшой забой, где до сих пор возле изъязвленных киркой стен стояли заполненные породой тачки, а с потолка свисали на цепях горнопроходческие лампы. Орик и легионеры стали зажигать их факелами, постепенно отвоевывая у темноты все более обширные пространства каверны, изначально имевшей природное происхождение. В ее дальней части обнаружилось несколько мощных щитов, высотой на пару голов выше магистра и столь же широких, собранных из толстых деревянных брусьев и скрепленных между собой металлическими скобами. Щиты плотно прилегали к каменным стенам каверны и в вертикальном положении удерживались толстыми подпорными балками, чьи основания, оправленные в железные рубашки, крепились к полу железными костылями, намертво вколоченными в каменный пол выработки.
   - Все они ведут к глубинным тропам? - спросил магистр, имея в виду скорее всего скрытые за щитами проходы.
   Орик направился к одному из них и зажег укрепленную сбоку на стене лампу. Один из легионеров проделал тоже самое, только с другой стороны щита.
   - Только этот, - Орик кивнул на щит. - Остальные проходы закрыли на всякий случай. Они все заканчиваются тупиками, но кто знает, порождения тьмы могут прорыть нору до них, а мы можем этого не заметить.
   Гефен подошел к толстой деревянной опоре и звонко шлепнул ладонью по ее грубо оструганной поверхности. Звук получился коротким и глухим, подтверждая надежность конструкции.
   - Теперь придется помучиться, чтобы разобрать все это, - сказал гном.
   - Лучше бы нам и вовсе не открывать этот проход, - отозвался Орик. - Но раз уж вы решили спуститься туда, я организую здесь сменный пост из пары легионеров. Если порождения тьмы все же решат заявиться сюда, будем надеяться, мы успеем завалить эту дыру прежде, чем они проникнут в шахту. К тому же, так я буду поддерживать связь с вами, как только вы углубитесь вниз на значительное расстояние.
   Поначалу спустившиеся вниз гномы хотели разобрать закрывающую проход конструкцию на части, но затем сошлись на том, что лучше отодвинуть щит и опоры целиком в сторону, чтобы при необходимости можно было быстро вернуть их на место и вновь закрепить на полу выработки. Пользуясь кирками и щипцами, гномы потратили немало времени, чтобы извлечь крепежные костыли, но в итоге щит вместе с опорами, как и задумывали, удалось отволочь в сторону, открыв довольно узкий проход, ведущий дальше вниз в глубины горы.
   Остаток дня гномы потратили, чтобы спустить вниз инструменты и припасы, целиком оккупировав шахтный подъемник, и отряженным в охрану легионерам оставалось только пассивно наблюдать, как ловкие молчаливые крепыши с татуированными лицами деловито сновали мимо, совершенно не обращая внимания на людей. Выступить в полном составе вниз Мертеус решил на следующий день, но как только проход стал доступен, Гефен сразу направил на разведку небольшую группу гномов, дабы уже к началу экспедиции иметь хоть какое-то представление, что на первых порах ждет исследователей внизу.
   Разведчиков, посланных Гефеном, магистр решил выслушать на следующий день непосредственно перед тем, как покинуть гостеприимную крепость. Из троих разведчиков двое не могли говорить, и третий отчитался за всех троих, каким-то образом сумев получить всю необходимую информацию от своих безмолвных товарищей. Со слов разведчика, вскрытый проход вел в систему запутанных пещер, выход из которых оказалось не так-то просто отыскать. Большинство ответвлений оканчивались тупиками или вели далеко в сторону от предполагаемого направления поисков, предварительно указанного Мертеусом.
   Исследуя пещерный лабиринт, один из разведчиков наткнулся на широкую расщелину, глубину которой сложно было оценить. Возможно, это был самый прямой путь на глубинные тропы, но требовалось специальное снаряжение и немалая сноровка, чтобы спуститься по разлому вниз. Пометив мелом проход к обнаруженной расщелине, гномы сосредоточились на поисках менее опасного пути вниз. Таковой вскоре обнаружился и включал череду узких лазов, небольших пещер и промоин, оставшихся от некогда протекавшей там подземной реки, в конечном итоге выводя в довольно широкий тоннель, формой и сравнительно ровными стенами недвусмысленно указывающий на свое искусственное происхождение.
   Ожидать большего от разведчиков, в распоряжении которых было не так много времени, Мертеус не рассчитывал, прекрасно понимая, что дальнейший путь придется прокладывать основной экспедиции. Пообещав Орику отправить гонца в крепость, как только обнаружится подходящее место для установки опорного лагеря на глубинных тропах, магистр и сопровождавшие его гномы в полном составе спустились под землю. Позаимствовав в крепости горнопроходческие лампы, которых обнаружилось там в предостаточном количестве, и равномерно распределив груз между всеми участниками экспедиции, включая самого Мертеуса, небольшой отряд, ведомый разведчиками, выдвинулся в путь.
   Стены тоннеля, обнаруженного разведчиками, были слишком грубо обработаны, чтобы быть полноценной частью глубинных троп, и скорее всего, этот тоннель являлся более поздней попыткой добраться до глубинных троп откуда-то с поверхности. В сам тоннель вела осыпающаяся дыра в потолке, и концы тоннеля пока терялись в полной темноте и неизвестности. Вскоре выяснилось, что один конец оканчивался тупиком. Узнать, куда он вел, теперь не представлялось возможным, так как в результате давнего катаклизма его наглухо закупорила каменная осыпь. Оставалось идти в противоположном направлении и надеяться, что тоннель выведет их куда-нибудь прежде, чем вновь окончится тупиком.
   Впрочем, вскоре Мертеус уже жалел, что перед ними нет единственного варианта пути. Противоположный конец тоннеля изобиловал множеством ответвлений, каждое из которых могло вести куда угодно. Те, кто выстроил этот подземный муравейник, знали, что здесь к чему, но магистру и его помощникам приходилось скрупулезно проверять каждый проход и лаз, отмечая исследованные части специальными знаками, чтобы не запутаться.
   - Это точно не гномья работа, - сказал Гефен, кивнув на удлиненные ниши, вытесанные в стенах небольшого помещения, в которое их привел очередной узкий проход. - Все здесь слишком аскетично и утилитарно. Посмотри на эти ниши в стенах. Их использовали для ночлега. Это место больше похоже на подземную обитель, обустроенную для служителей на время отправления каких-то ритуалов, а тот тоннель, через который мы сюда попали, скорее всего, позволял добираться сюда с поверхности где-то у основания горы.
   Мертеус задумчиво осмотрел полукруглые своды прохода, коснулся рукой поросшей известью металлической скобы, вделанной в стену и когда-то служившей креплением для факела или лампы.
   - В видении мне встречались служители, но этого места я не помню, - покачал головой магистр. - Наверное, потому что спускался вниз не как человек и совершенно другой дорогой. Но здесь мы не зря, я уверен. Нам следует поискать спуск вниз.
   Мертеус оказался прав. Их усилия были вознаграждены, когда одно из длинных ответвлений привело к уходящей в глубину шахте. На краю шахты был установлен подъемный механизм, приводивший в действие широкие барабаны с намотанными на них цепями. Над самим провалом шахты нависали покрытые толстым слоем осадочной извести железные штанги, и цепи с барабанов, проходя через закрепленные на концах штанг шкивы, уходили вертикально вниз.
   - Эта штука древнее многих гномьих тэйгов, - заметил один из гномов, осматривая обнаруженный механизм. - Будет удивительно, если он до сих пор в рабочем состоянии. Надо бы очистить шестерни от извести и смазать их ламповым маслом, покуда ничего лучшего нет под рукой, а затем попробовать поднять подъемник наверх.
   Пока гномы приводили механизм подъемника в порядок, Мертеус решил повнимательней осмотреть закоулки подземной обители. Гефен неизменно сопровождал его, опасаясь, что магистр увлечется и заплутает в хитросплетениях тоннелей. Одно из небольших помещений заинтересовало Мертеуса больше, чем все остальные. Оно ничем примечательным не выделялось - все те же пустые стены, вместо табуретов и столов вытесанные из камня возвышения, никаких следов утвари и каких-то излишеств в виде скульптурных изваяний или резьбы по камню. Как правильно заметил Гефен, все было предельно лаконичным и утилитарным, однако на противоположной входу стене как будто проглядывал какой-то рисунок.
   Мертеус подошел к заинтересовавшей его стене вплотную и залез с ногами на небольшое каменное возвышение возле стены, служившее, возможно, опорой для колен или невысоким местом, куда можно было присесть. Подняв фонарь над головой, почти упираясь им в низкий потолок, магистр провел по стене ладонью, смахивая с рисунка значительный слой каменной пыли. Стоявший внизу гном, задравший голову вверх, оглушительно чихнул, разгоняя в стороны полетевшую на него пыль.
   - Что ты там увидел, Мертеус? - сдавленным голосом поинтересовался гном, едва сдерживаясь, чтобы еще раз не чихнуть.
   - Ох, извини, Гефен, - спохватился увлекшийся магистр. - Теперь можешь сам посмотреть. Рисунок прекрасно видно и снизу.
   Мертеус спустился одной ногой на пол, сместившись с сторону и освобождая гному обзор, продолжая удерживать как можно выше свой фонарь. Гефен отступил вглубь комнаты и стал рассматривать изображение на стене, отчетливо различимое в пятне света. Даже этот рисунок не казался излишеством на фоне общего аскетизма интерьера комнаты, образованный тем минимально необходимым набором линий, позволявшим наблюдателю, рассматривающему этот рисунок, безошибочно распознать все образы, которые желал донести до него автор. В центре рисунка была изображена заключенная в овал человеческая фигура, подогнувшая ноги, обхватившая колени руками и опустившая голову вниз. За плечами человека можно было различить абрис сложенных крыльев. Очертания человеческой фигуры скорее соответствовали женским пропорциям. Вокруг овала были нарисованы несколько фигур в балахонах, сцепивших друг с другом руки в замок, тем самым образуя вокруг центральной фигуры непрерывную цепь. Создавалось ощущение, что они не старались удержать центрального персонажа в своем кольце, а скорее защищали его от внешней угрозы.
   - Это та, кого мы ищем? - скептически заметил Гефен. - На дракона не слишком походит, хоть и имеет крылья за спиной.
   - Я уверен, это она, - подтвердил Мертеус. - Знаешь, мне как-то довелось в непосредственной близости наблюдать, как Архидемон в одиночку сжег целый легион. Уцелела небольшая горстка солдат, которых я успел укрыть магическим щитом. До сих пор отчетливо помню тот животный ужас, который охватил меня, когда огромный драконоподобный монстр, расшвыривая охваченных пламенем людей, ринулся на нас, намереваясь попросту растоптать. И вот когда в том видении я заглянул внутрь монолита и увидел там существо, в мельчайших деталях схожее с тем монстром, я вновь испытал тот самый ужас, что испытывал на поле боя. При иных обстоятельствах я, наверное, мог бы восхищаться красотой отливающей золотом чешуи, не изуродованной скверной, как у Архидемона, но образ кровожадной твари в моей памяти был настолько неизгладим, что не позволял испытывать ни малейшей капли положительных эмоций. Но я почувствовал отголоски чувств того, чьи ведения мне были продемонстрированы, и эти чувства были диаметрально противоположны моим. Вряд ли тот, кто тайком навещал узника подземелья, мог испытывать нежные чувства всего лишь к дракону, если бы под ужасающей личиной не скрывалось хрупкое и привлекательное существо.
   - Думаешь, до того, как стать драконом, она была человеком или эльфом?
   - Вполне возможно, Гефен, - пожал плечами Мертеус, вспоминая ту часть видения, когда он, становясь то птицей, то змеей, то глубинным охотником, то пауком, и в итоге вновь возвращаясь в человеческое тело, добирался до святилища. Была ли это фантасмагорическая аллегория, призванная всего лишь продемонстрировать ему основные ориентиры для предстоящих поисков, или то был реальный опыт живого существа, когда-то в самом деле подобным образом пробравшегося к месту заточения дракона, и теперь переданный Мертеусу в качестве путеводного знания?
   - Что скажешь про остальных на этом рисунке? - спросил, меняя тему, Гефен. - Видать, это те самые служители, от которых ты упоминал.
   - Я тоже так думаю, - согласился Мертеус. - Вот только вряд ли они продолжают защищать свою узницу. Здесь полное запустение. Это место его обитатели покинули давным-давно, не оставив после себя ничего, словно специально убрали все следы своего пребывания здесь. Нет ни посуды, ни иной столовой утвари, отсутствуют остатки отбросов и обычный мусор. Наверное, в какой-то момент нахождение здесь служителей стало бессмысленным, и это место попросту забросили, позабыв об истинном его предназначении.
   - Ладно, пойдем отсюда, - махнул рукой гном. - Подъемный механизм, наверное, уже давно очистили. Нам стоит вернуться и посмотреть, удалось ли моим ребятам заставить его работать.
   Помещение, в котором находился подъемник, теперь было неплохо освещено благодаря подвешенным под самым потолком лампам. Мертеус сразу заметил, что в провал сброшено несколько канатов. Посчитав, что подъемник не удалось привести в действие, магистр поинтересовался:
   - Кто-то уже спустился вниз?
   - Да, пришлось приводить в порядок нижнюю часть механизма, - деловито пояснил гном, руководивший восстановительными работами. - Видите, вдоль стены идут приводные цепи. Они связывают верхнюю часть механизма с нижней, позволяя управлять подъемником как сверху, так и снизу. Так что пришлось очищать и смазывать обе части. Как раз все закончили к вашему возвращению и готовы провести испытание, если позволите.
   Приятно удивленному магистру только и оставалось под довольную ухмылку Гефена коротко кивнуть головой, разрешая начать испытание. Пара гномов ухватились за ручки приводных колес и без видимых усилий стали равномерно вращать их, наматывая на барабаны цепи. Для механизма, простоявшего без движения несколько веков, ритмичный стрекот шестерен звучал триумфальным гимном создателям этого механического чуда. Глубина шахты была велика, судя по тому, как много времени пришлось ждать, прежде чем наверху показалась деревянная платформа с высокими перилами. Брусья и доски, из которых была собрана платформа, вопреки опасениям Мертеуса выглядели достаточно крепко и не имели видимых следов гниения или плесени.
   Гефен и опомниться не успел, как Мертеус быстро шагнул на платформу и прошелся по ней взад-вперед, хватаясь за перила.
   - Э-э, Мертеус, я хотел для начала спустить вниз наши припасы и инструменты для пробы, - запоздало предложил Гефен, напряженно прислушиваясь к поскрипыванию досок под ногами магистра.
   - Ты зря волнуешься, - успокоил его Мертеус, едва ли не пробуя прыгать на досках. - Дерево прекрасно сохранилось. Скорее всего, древние мастера использовали какую-то пропитку, которая не позволила древесным жукам за долгое время сожрать его с труху, да к тому же здесь кажется низкая влажность препятствует распространению грибка и плесени.
   Гефен под ободряющим взглядом магистра не без опасения ступил на платформу. Вслед за ним на платформу ступил гном, за ним еще один, и когда к ним решил присоединиться третий, Гефен не выдержал и воскликнул:
   - Хватит, для первого раза достаточно четверых. Остальные спустятся потом.
   - Поверь, эта платформа выдержала бы вдвое больший вес, но ты прав, рисковать не стоит, - сказал Мертеус и крикнул стоявшим возле приводных колес гномам: - Опускайте!
   Слегка раскачиваясь из стороны в сторону, платформа стала медленно опускаться вниз. Закрепленная под крепежной крестовиной лампа в дополнение к лампам в руках магистра и гномов хорошо освещала почти вплотную подходящие к краям платформы стены шахты. В какой-то момент из-за монотонной фактуры стены и плавности спуска Мертеусу стало казаться, что они застыли неподвижно внутри тесного каменного мешка. С боков зримо давили глухие стены, а сверху за пределами освещенного пространства тяжело нависала непроглядная тьма.
   Для гномов, включая Гефена, подобная ситуация была совершенно обыденной, и судя по отсутствию каких-либо эмоций на их лицах, они не испытывали в отличие от магистра ни малейшего дискомфорта. К облегчению Мертеуса стены вдруг стали отдаляться и вскоре потерялись в темноте. Теперь платформа, казалось, повисла в полной пустоте и для глаз в окружающей темноте не находилось никакого ориентира, который мог бы свидетельствовать о движении платформы вниз. Такое положение было ничем не лучше замкнутого пространства шахты, и только когда едва ощутимый толчок подсказал Мертеусу, что платформа опустилась на твердую поверхность, магистр смог успокоиться.
   Внизу их поджидала пара гномов, установивших неподалеку на камни свои фонари. Их света едва хватало, чтобы высветить механизм подъемника, часть платформы и уходящие вверх натянутые приводные цепи подъемного механизма. Гефен первым шагнул с платформы, предусмотрительно опустив к полу свой фонарь. Магистр наблюдал, как пятно света от фонаря гнома побежало по засыпанной каменной крошкой ровному полу, выхватило из темноты край камня подозрительно правильной формы и наконец осветило часть стены. Темный силуэт Гефена съежился, и Мертеус догадался, что гном присел на корточки, что-то рассматривая на полу. Вот он поднялся, держа в вытянутой руке какой-то предмет.
   - Могу поручиться, мы наконец-то на глубинных тропах! - крикнул издалека Гефен.
   Звуки голоса гнома прозвучали гулко, оставляя продолжительный отзвук, явно указывая на немалые размеры места, скрывающегося в темноте. Мертеус сошел с платформы вслед за остальными гномами, и распорядился, обращаясь к ближайшему из них:
   - Пускай остальные спускаются к нам.
   Повернувшись, Мертеус вновь отыскал взглядом фонарь Гефена и не спеша пошел к тому месту, где стоял гном. Позади послышался уже привычный стрекот шестерен подъемника и позвякивание приводных цепей.
   - Просто поразительно, даже масло в лампах спустя столько времени еще сохранилось! - сообщил Гефен вставшему рядом Мертеусу, демонстрируя магистру старую лампу, видимо являвшуюся тем самым предметом, который гном поднял с пола.
   - Пожалуй, нам стоит воспользоваться этим, - сказал Мертеус. - Будь добр, Гефен, поставь эту лампу вон на тот уступ рядом с тобой.
   Как только гном выполнил его просьбу, Мертеус набрал полные легкие воздуха и в медленном певучем ритме начал произносить заклинание. Звук громкого, глубокого голоса магистра гулкой волной покатился в темноту, многократно отражаясь от далеких стен и перекликаясь многоголосым хором. Сам Мертеус в этот момент впервые за долгое время испытывал ни с чем не сравнимое ощущение переполнявшей его тело силы, высвобождающейся из растворенного в его крови лириума под воздействием вибраций произносимого магистром заклинания.
   Лампа, которую магистр предусмотрительно попросил Гефена отложить подальше, внезапно с громким хлопком вспыхнула, исторгнув из прорезей защитного колпака яркие языки пламени. Гном, несмотря на то, что готовился к чему-то подобному, от неожиданности вздрогнул. Лампы тем временем одна за другой вспыхивали в разных местах, какие до сих пор висели на стенах, а какие, упав, лежали на полу, распространяя зримую волну света, катящуюся вслед за затухающими вдалеке отголосками заклинания.
   - Ах, - невольно вырвался вздох восхищения у наблюдавшего за происходящим Гефена, - Вот это я понимаю - масштабы! Не то что те наговы норы, через которые мы сюда пробирались.
   Гном довольно прицокнул языком, осматривая высокие своды просторной подземной магистрали, начало и конец которой едва ли можно было разглядеть вдалеке. Перемигивания пламени фонарей, чередование света и тени, застывшие в нишах угрюмые коренастые фигуры вдоль всего уходящего вдаль пути живо напомнили магистру его волшебное путешествие вглубь горы и это самое место, которое он, несомненно, уже видел. Мертеус невольно задрал голову, пытаясь на потолке рассмотреть паучью паутину, но там не обнаружилось ни единого ее клочка.
   - Признаться, я опасался встретить в этом месте гигантских пауков, но не нахожу следов их присутствия, - заметил магистр.
   Гефен подошел к стене подле фонаря и поковырял носком сапога кучу пыли, скопившейся у основания стены.
   - К тому же здесь не видать даже помета этих вездесущих нагов, а на стенах не растет та неприхотливая плесень, которую эти прожорливые твари любят соскребать своими зубами, - откликнулся в свою очередь гном. - Ни обглоданных костей, ни старой паутины, ни сброшенной паучьей шкуры...
   - Все указывает на то, что эта система ходов в результате обвалов или иных катаклизмов уже давно изолирована от остальных глубинных троп, - сделал очевидный вывод Мертеус.
   - Вполне возможно, - согласился Гефен. - Я вижу, все уже спустились. Нам пора выдвигаться и постараться поскорее подыскать подходящее место для ночлега.
   Организовавшись в походную цепочку, путешественники отправились в направлении, указанном магистром. Мертеусу не хотелось разделять отряд, чтобы исследовать оба конца тоннеля, поэтому прежде чем продолжить путешествие, он потратил значительное время, освежив в памяти по записям из своего собственного дневника все детали, подчерпнутые им из видения, могущие помочь ему с первого раза выбрать правильное направление для дальнейших поисков. Тоннель, по которому они продвигались, был скорее всего одним из магистральных путей, когда-то, еще задолго до мора соединявших подземные царства гномов воедино. Насколько давно древние гномы покинули эти места, сложно было судить, но, если даже согласно видению Мертеуса, уже в те времена, когда древние служители, предположительно эльфы, в эпоху расцвета их цивилизации использовали эту часть глубинных троп для своих нужд, сам собой напрашивался вывод об обнаружении экспедицией Мертеуса одного из самых древнейших свидетельств былого величия гномьей цивилизации.
   Место, где был установлен подъемник, уже давно скрылось из виду, а тоннель все также уходил вдаль, и по пути не встретилось ни одного ответвления или развилки. Уже не первый раз они добирались до границы освещенного места, и Мертеусу вновь приходилось оглашать своды тоннеля заклинанием, пробуждая к жизни лампы на новом участке пути. Поначалу это волшебное действо вызывало восторженный отклик у наблюдателей, но уже совсем скоро грозило превратиться в рутинную процедуру. Магистра уже начинали грызть сомнения о правильности выбранного направления, когда к основной группе присоединился разведчик, посланный далеко вперед.
   Гном, на темном от татуировок лице которого возбужденно сверкали глаза, что-то энергично показывал серией жестов шедшему во главе колонны Гефену. Плетущийся в хвосте колонны Мертеус, уставший и готовый скинуть свою часть поклажи на пол и растянуться на полу прямо там же, заставил себя прибавить шаг и нагнать весьма неспешно идущего гнома.
   - Что там впереди? - поинтересовался магистр.
   - Ничего хорошего, - нехотя ответил Гефен. - Недолго осталось, сам все увидишь.
   Да, зрелище, вскоре представшее перед Мертеусом, было одновременно и впечатляющим, и крайне удручающим. Весь тот длинный пройденный ими путь привел их к разверзшейся пропасти, рассекавшей древнюю подземную магистраль на части. Небольшой сохранившийся кусок арки каменного моста нависал над пропастью узким языком, грозя обрушиться вниз под весом всякого, кто посмеет на него ступить. В кромешной тьме, которую не в силах были разогнать последние зажженные Мертеусом фонари, невозможно было рассмотреть противоположный край пропасти и уж тем более своды огромной пещеры, в которую выводил тоннель.
   - Вряд ли мы сможем перебраться на ту сторону, - констатировал и так очевидный факт Гефен.
   Мертеус попытался заглянуть с бокового края моста вниз, сделав по мосту один робкий шаг. Что-либо рассмотреть в пропасти ему не удалось, но коснувшийся лица магистра ток теплого воздуха, окрашенный резким запахом сернистых газов, однозначно давал понять, что внизу кроме расплавленной породы нет ничего, заслуживающего внимания.
   - Я не помню, чтобы в видении пересекал подобный мост, - заявил Мертеус. - Вполне возможно, тогда я спускался в этот тоннель по ту сторону разлома, но мне кажется, это уже слишком далеко от горы, с которой я начинал спуск под землю.
   - Значит, мы что-то пропустили по пути сюда, - неуверенно предположил Гефен. - Но разведчики все время шли вдоль обеих стен и не могли не заметить проход в сторону. Может быть, мы все-таки пошли не в том направлении по этому тоннелю?
   Мертеус поставил свой фонарь на постамент ближайшей каменной фигуры, изображавшей, по всей видимости, древнего строителя этого тоннеля, и уселся рядом, скинув на пол поклажу и задумчиво наблюдая, как гномы проделывают примерно тоже самое, используя вынужденную остановку для передышки.
   - Наверное, ты прав, Гефен, - устало кивнул магистр. - Проклятье! Столько времени и сил потрачено впустую. А знаешь, вот что я подумал... Если служители покинули свою обитель спокойно, без спешки, приведя все в порядок и забрав все вещи, возможно, они также потратили время, чтобы закрыть от любопытных глаз проход, ведущий к монолиту и пленнице? Нам ведь все равно возвращаться назад. Разделимся на две группы и пойдем вдоль стен, внимательно осматривая каждое подозрительное место.
   За неимением других идей поступили так, как предложил магистр. Мертеус возглавил одну группу, а Гефен другую. Сам магистр не слишком-то верил в собственное зыбкое предположение, но оно, как ни странно, оказалось верным. Где-то на середине пути, когда Мертеус уже смирился с мыслью, что ошибся в выборе направления поисков, со стороны группы, которую возглавлял Гефен, один из гномов, не имея возможности прокричать, стал активно водить фонарем, чтобы привлечь внимание кого-нибудь из группы Мертеуса или самого магистра.
   - Кое-что нашли интересное! - запоздало крикнул Гефен, когда Мертеус уже спешил присоединиться к гномам, столпившимся возле ничем не примечательного участка стены между двумя совершенно обычными статуями, похожими друг-на друга, как братья-близнецы.
   Гномы расступились, пропуская магистра к стене. Один из гномов, стоя сбоку, держал на весу лампу вплотную к стене, а Гефен, поставив свою лампу на пол, нагнулся и что-то рассматривал в ярком круге света.
   - Не вижу ничего примечательного, - признался Мертеус, осматривая освещенный участок стены и не находя ничего такого, что заслуживало бы его внимания.
   Гефен, не торопясь отвечать, провел пальцами по поверхности стены вдоль едва заметной трещины до места, где камень выкрошился, делая трещину достаточно широкой, что бы в нее можно было просунуть палец. Гном так и поступил, сморщился, делая усилие, и отколыпнул от края трещины отслоившийся плоский фрагмент, затем еще один и еще, пока таким образом не расчистил довольно обширную проплешину, в центре которой стала заметна переложенная слоями связующего раствора каменная кладка.
   - Мастерская работа! - прокомментировал находку гном, разгибаясь в полный рост и с явным восхищением любуясь стеной. - Ингредиенты из помета, извести и песка подобраны так ловко, что фактурой и цветом, после того, как высохли, стали точно соответствовать окружающей стене, скрыв под собой кладку. Если бы не трещина, из-за которой небольшой кусок маскирующего покрытия отслоился и не просыпался на пол, нам бы ни в жизнь не отыскать этот проход.
   - Будем надеяться, это тот самый проход, который нам нужен, - сказал Мертеус, облегченно вздохнув. - Но это нам еще предстоит выяснить, а пока остановимся на отдых.
   Удовлетворенный находкой, Мертеус решил на время отложить все дальнейшие работы и распорядился обустроить прямо напротив обнаруженного прохода временную стоянку для отдыха и ночлега. Он чувствовал, что цель их поисков близко. Даже удивительно, что на всем протяжении пройденного ими пути не возникло каких-то серьезных препятствий. За исключением этой теперь уже казавшейся наивной уловки с замаскированным проходом, тем не менее, заставившей магистра всерьез поволноваться.
   Наскоро перекусив немудрящим походным пайком, они погасили все лампы, свои и те, что висели на стенах, оставив гореть лишь несколько ламп, расставленных по периметру импровизированного лагеря. К Мертеусу сон долго не шел несмотря на усталость. Он лежал, всматриваясь в трепещущие язычки пламени ближайшей горящей лампы, надеясь, что их успокаивающий ритм поможет ему заснуть. Магистр думал о своих детях, вспоминал последний разговор с Талаис, представлял, каково сейчас Арториусу, мечтавшему о встрече с родными и отдыхе, а вместо этого вынужденного взвалить на свои плечи заботу о сестре и доме. Он запоздало подумал о том, что Гефен, возможно, тоже оставил своих близких ради того, чтобы помочь своему старому другу. Магистр проникся чувством благодарности к остальным гномам, что сопровождали его в этой экспедиции, хотя прекрасно понимал, что повседневный быт большинства из них вряд ли был многим лучше, чем тот, что ожидал их в этом походе. Наконец усталость взяла свое, и Мертеус погрузился в глубокий сон.
   Магистр проснулся, когда кто-то легонько потрепал его за плечо. Тело привычно ломило после пробуждения, как это частенько бывало, когда Мертеус засыпал не в своей постели, а в кресле, допоздна засидевшись в рабочем кабинете. В этом отношении походный лежак, расстеленный на каменном полу, был ненамного комфортней. Скупо ополоснув лицо, магистр никак не мог отделаться от ощущения, что проснулся слишком рано. Ему сложно было, не имея над головой солнца, определить ход времени, разве что по уровню оставшегося в лампе масла, но вот гномы, кажется, обладали особым свойственным им одним чувством, позволявшим им точно отмерять промежутки времени, проведенные под землей.
   Не дожидаясь, когда магистр окончательно продерет глаза, гномы под руководством Гефена уже готовились приступить к работе. Для начала всю кладку очистили от скрывавшей ее защитной корки, чтобы получить представление о размерах прохода. Он оказался чуть выше человеческого роста и достаточно широким, чтобы человек мог свободно пройти в него. Гефен предложил сэкономить время и по-быстрому взорвать каменную кладку при помощи специальной гномьей взрывчатки, применяемой при горных работах, но Мертеус попросил аккуратно разобрать кладку, используя кирки и долота, опасаясь, что взрыв может обрушить с таким трудом найденный проход. Гном, имевший немалый опыт проведения взрывных работ, не разделял опасений магистра, но настаивать на своем не стал.
   Работа спорилась, и на разбор кладки ушло на удивление совсем немного времени. Полностью освободив проход, вперед по традиции отправили разведчиков, а до их возвращения все остальные члены отряда принялись упаковывать лежаки и инструменты, чтобы быть готовыми выступить без промедления. Один из посланных разведчиков вскоре вернулся и рассказал, что проход, имея значительные уклон и протяженность, спускается глубоко вниз, в конце выводя в просторную залу. Так, по крайней мере, показалось гному в свете лампы. Пока начальный отрезок пути выглядел вполне безопасным, и ведомые разведчиком члены остального отряда стали один за другим втягиваться в узкий проход.
   Ближе к концу спуска Мертеус ощутил ногами отчетливо различимое содрогание каменного пола. Продолжая идти, магистр приложил ладонь к стене и почувствовал ту же хаотичную дрожь. Где-то в глубине, под толщей монолитного камня, ухало, колыхалось, рвалось наружу расправленное сердце земли. Он ощущал нечто подобное в видении, и с тем ощущением было связано что-то тревожное, пробуждающее чувство опасности. Конечно, Мертеус предупреждал Гефена о ловушках, продемонстрированных магистру в видении, но точно предугадать, на каком отрезке неизведанного пути они появятся, магистр, разумеется, не мог. Но вот сейчас, узнавая знакомые колебания камня, Мертеус был убежден, что ловушки поджидают внизу, прямо там, куда вел путешественников длинный проход.
   Мертеус поспешил предупредить Гефена, возглавлявшего колонну, но движение перед магистром как назло застопорилось, а ширина прохода не позволяла обойти впереди идущих. Наконец перед Мертеусом замаячил слабый светящийся контур конца пути, и магистр ступил на ровную горизонтальную поверхность. Едва он сделал шаг вперед, как его кто-то ухватил за руку и заставил отступить в сторону.
   - Осторожно, Мертеус, стой на месте! - послышался рядом голос Гефена.
   Только сейчас магистр обратил внимание, что все шедшие перед ним гномы, включая самого Гефена, толпятся на небольшом пятачке неподалеку от прохода, по какой-то причине не решаясь ступить дальше. Поначалу немного ослепленный большим скоплением горящих ламп, Мертеус смог рассмотреть стоящего в полусотне шагов одинокого гнома, высокого поднявшего над собой свою лампу. Это был один из двоих разведчиков, посланных в проход сразу, как только была разобрана кладка. Его товарищ вернулся за основной группой, чтобы сопроводить ее вниз, а этот видать решил пройти немного дальше и теперь стоял неподвижно посреди темноты, подавая высоко поднятым фонарем какие-то знаки.
   - Бедняга угодил в ловушку, - пояснил магистру Гефен. - Видать, одна из тех, о которых ты предупреждал. По всей видимости, она не сработала сразу, иначе на том месте был бы труп. Парню хватило выдержки, услышав щелчок нажимной панели, замереть на месте и дождаться нас. Надо подумать, как его вытащить, чтобы ловушка не сработала до конца.
   Мертеус присел на корточки, вытянув свою лампу далеко вперед.
   - На полу толстый слой пыли, - сказал он, осматриваясь. - Следы нашего друга должны быть прекрасно различимы. Мы можем пройти по ним, чтобы поближе рассмотреть сработавшую ловушку.
   - Да, но что мы будем делать дальше? - поинтересовался гном. - Я уже думал вернуться наверх и приволочь оттуда камень потяжелее, чтобы уложить его на утопленную панель, но для верности этот камень, а скорее целый булыжник, должен быть весом никак не меньше гнома. Если мы начнем шастать туда-сюда, да еще и понесем тяжелый кусок камня, то рискуем угодить в соседнюю ловушку.
   - А если заблокировать нажимную панель, вставив наконечник долота в зазор между ней и полом? - предложил Мертеус.
   - Не выйдет, - покрутил головой Гефен. - Разведчик уже осматривал панель. По форме она идеально подогнана под отверстие в полу. Зазор толщиной в волос, если не тоньше.
   Мертеус легким движением ладони смахнул часть пыли в сторону, очистив фрагмент живописного узора, по всей видимости, покрывавшего весь пол помещения.
   - Чтобы отыскать все ловушки хотя-бы на части пола отсюда до того места, - магистр кивнул в сторону замершего разведчика, - уйдет уйма времени и сил...
   - Но у нас все равно нет другого выхода, - сказал гном. - Так или иначе нам нужно как-то пересечь эту залу и отыскать вход в темницу дракона.
   - Согласен, - кивнул Мертеус, поднимаясь с корточек.
   Магистр вдруг сделал шаг вперед, мгновение что-то высматривал на полу, а затем сделал еще один шаг по направлению к застрявшему в ловушке гному.
   - Мертеус, ты куда?! - воскликнул Гефен, судорожно пытаясь проследить, куда магистр ставит ноги и явно намереваясь броситься следом.
   Мертеус обернулся и вскинув руку в красноречивом предупреждающем жесте.
   - Не ходи за мной, Гефен! - крикнул он гному. - Затолкай всех обратно в проход и укройся в нем сам.
   Стараясь в точности ставить ступни в хорошо заметные в пыли следы разведчика, Мертеус вплотную приблизился к гному. Тот следил за магистром, казалось, без всякого выражения на лице. Возможно, виной тому была затейливая вязь татуировок, не позволявшая сходу распознать отражавшиеся на лице гнома эмоции.
   - Поставь лампу на пол и обхвати меня обеими руками за талию покрепче, - приказал магистр не терпящим возражений тоном.
   Гном подчинился, стиснув магистра даже чересчур сильно и едва не вынудив его охнуть от такой чувствительной хватки.
   - Теперь слушай меня внимательно, - обратился Мертеус к гному, задравшему вверх свое разрисованное лицо и безмолвно внимавшего магистру, хлопая глазами. - Как только я закончу произносить заклинание, ты подогнешь под себя ноги и будешь держаться за меня до тех пор, пока я не прикажу тебе иное. Договорились?
   Гном незамедлительно кивнул головой. Наверное, впервые за все время, как Мертеус практиковал магию, он пожалел, что уже давно не носит с собой магический посох. Не то что бы магистр нуждался в этом подспорье, позволявшем лучше фокусировать результирующий эффект заклинаний, однако сейчас в качестве третьей точки опоры посох точно бы не помешал. Для большей концентрации Мертеус закрыл глаза и стал нараспев произносить заклинание, одновременно готовясь принять на поясницу вес гнома и при этом постараться сохранить равновесие. Конечно, было бы намного проще, если бы гном просто сделал шаг в сторону, однако заклинание, которое собирался применить магистр, имело очень ограниченный радиус, и гном мог запросто оказаться вне зоны его действия.
   Как только последний слог заклинания сорвался с уст Мертеуса, он почувствовал на коже лица и ладоней характерное покалывание, а уши будто заложило воском. В тот же момент вес повисшего на нем гнома едва не опрокинул магистра лицом вниз, но он все же устоял и осторожно приоткрыл глаза. Снаружи переливчатого пузыря, образованного заклинанием, совершенно беззвучно извергался вниз густой поток огня. Разбиваясь о прозрачный магический купол, огонь обтекал со всех сторон крохотное пространство, внутри которого находились магистр и гном, и яростно ударялся в пол, вызывая ощутимую вибрацию.
   Магистр стал опасаться, что заклинание рассеется раньше, чем иссякнет поток огня, или ощутимо усиливающаяся боль в пояснице вынудит его оступиться, лишившись магической защиты, но внезапно пламя пропало. Вот только что оно закрывало обзор, наполняя внутреннее пространство защитного пузыря причудливыми переливами света, а затем вдруг Мертеус словно ослеп, безуспешно всматриваясь в абсолютную темноту. Медленно подняв лампу, магистр опустил лицо и посмотрел на гнома. До предела распахнутые глаза, полные благоговейного страха, не отрываясь смотрели на Мертеуса.
   - Осторожно опусти ноги, только не попади вновь на панель ловушки, - попросил гнома магистр, из последних сил сохраняя равновесие.
   Гном, косясь вниз, встал на ноги, и следом не раздалось ни предупредительного щелчка, ни появилось нового потока огня. Мертеус расслабленно вздохнул, чувствуя, как ломота от поясницы начинает разливаться по всему телу. Однако магистр не спешил возвращаться в безопасное место и напоследок произнес уже знакомое сопровождавшим его гномам заклинание. Голос Мертеуса гулким эхом покатился вокруг, заставляя, как и ранее в тоннеле, одну за другой вспыхивать лампы, висевшие на стенах и под потолком помещения, зажигаться оказавшиеся во множестве расставленные в разных местах помещения уцелевшие свечи, разбрасывать искры и прорастать огнем оставленный в многочисленных жаровнях уголь.
   Зал, постепенно открывавшийся взору Мертеуса, был огромным. Его дальний конец едва был виден вдалеке в неверном свете ламп за рядами колонн, поддерживающих высокий потолок. Если все это обширное пространство усеяно ловушками, то быстро пересечь зал действительно не получится. Магистр обернулся к дожидавшимся его Гефену и остальным гномам. Темный проем прохода, возле которого они стояли, казался крохотным по сравнению с масштабами зала. Вновь в обратном порядке повторяя по прошлым следам пройденный путь, Мертеус и гном-разведчик благополучно вернулись к остальным.
   - Мертеус, ты всегда был чокнутым, чокнутым и помрешь! - незамедлительно отчитал магистра Гефен, оглядывая его плащ на предмет тлеющих прорех и подпалин.
   - В молодости знал я одного мага, - невозмутимо начал рассказывать Мертеус, - который владел удивительным заклинанием, позволявшим разом обнаружить все ловушки, силки и капканы на значительном расстоянии. Теперь вот жалею, что не перенял у него то заклинание. Оно бы нам сейчас очень пригодилось.
   - Насмотрелся я уже на твои заклинания, - недовольно буркнул гном. - Меня до сих пор трясет. Уж лучше мы по старинке проложим путь через этот зал, а ты пока постой в сторонке.
   Благодаря неплохому освещению гномы сосредоточили все свои усилия на расчистке пола и поисках ловушек. Пара гномов стала осторожно обходить зал вдоль стен, отыскивая замаскированные отверстия, которые могли служить источниками огня, газа или скрывали за собой механизмы, метающие стрелы и отравленные дротики. Обнаружение подобного отверстия помогало значительно сузить зону поиска скрытых в полу нажимных панелей или элементов обстановки, смещение которых могло привести к срабатыванию ловушки. Проложить безопасный путь до противоположного края зала удалось на удивление быстро. В основном найденные ловушки располагались в непосредственной близости от прохода, через который в зал вошли исследователи, а также возле единственного выхода, обнаруженного в дальнем конце зала.
   Работы по обезвреживанию или блокировке ловушек были еще далеки от завершения, но Мертеус уж мог без опаски пересечь зал из конца в конец и даже осмотреть отдельные его части в стороне от проторенной безопасной дорожки. Назначение зала оставалось неясным, но наличие ловушек, расположение которых среди элементов мозаичного пола скорее всего подчинялось какой-то скрытой закономерности, наводило на мысль, что зал использовали в качестве церемониального помещения, пересечь которое могли только посвященные в ритуал служители.
   На вопрос, кто обустроил этот зал, однозначного ответа тоже не было. Похоже, изначально зал был высечен внутри природной полости, на что указывал первозданный вид каменных сводов. Древним мастерам оставалось только возвести для надежности подпорные колонны, выровнять пол и стены, смонтировать в них защитные механизмы ловушек, резервуары с горючей жидкостью и прочими смертоносными ингредиентами, а затем укрыть все это декоративными панелями и мозаикой напольного покрытия. По узору пола, изображавшего ветвящееся дерево, как будто выходило, что к созданию зала приложили руку эльфы, но установленные в нишах по периметру зала грубоватые статуи явно указывали на гномью работу.
   Возле одной из дальних стен зала Мертеуса заинтересовало отверстие в полу, забранное толстыми металлическими прутьями. В глубине отверстия можно было рассмотреть лениво движущийся поток расплавленной породы, светящийся темно-вишневым светом и испускавший из отверстия ощутимую волну тепла. Скорее всего, подобные этому отверстия служили для поддержания внутри зала определенного сухого микроклимата, препятствующего распространению сырости и как следствия, гнили и плесени. Задрав голову, магистр увидел прямо на собой квадратную дыру, через которую куда-то за пределы зала отводились вредные испарения и излишки теплого воздуха.
   - Послушай, Гефен, этот зал неплохое место для опорного лагеря, - сказал магистр, когда к нему подошел гном.
   - Разумно ли располагать лагерь в окружении ловушек? - скептически заметил Гефен.
   Мертеус обвел рукой пространство зала, обращая внимание гнома на его размеры.
   - Но ты посмотри на эти просторы, - ответил магистр. - Где еще мы отыщем столько места, чтобы свободно расставить необходимое нам число големов. Разве что в том тоннеле наверху, но там плохое освещение и нет постоянного источника жара для кузни.
   Конечно-же Мертеус имел в виду забранное решеткой отверстие в полу, разобрав которое, можно было соорудить без установки мехов и траты угля приличную плавильню, погружая кегль для плавки металла в огненную реку.
   Гефен, как и магистр до него, посмотрел на потолок, отмечая наличие вентиляционного отверстия.
   - Да, весьма удобно, - согласился гном, и скепсиса в его голосе заметно поубавилось. - Но все равно мне не слишком нравится эта идея.
   - За неимением лучшего остановимся на этом варианте, - заключил Мертеус. - Пускай твои друзья-взрывники как следует обезопасят это место.
   - Ты обещал Орику прислать гонца, как только найдешь место для лагеря, - напомнил Гефен. - Лучше сделать это побыстрее, пока Орик не стал беспокоиться и не вздумал послать по нашим следам своих легионеров.
   - Хорошо, отправь разведчика назад, в крепость, - кивнул магистр. - И заодно выбери пару ловких ребят для вылазки в темницу дракона. Вижу, дорогу к выходу из зала уже проверили, так что нам пора навестить пленницу. Я уверен, до нее уже рукой подать.
   Оставив большинство гномов разбираться с ловушками и обустраивать лагерь, небольшой отряд в составе Мертеуса, Гефена и пары гномов отправился на поиски плененного дракона. Проход, начинавшийся от выхода из зала, оказался немногим короче, чем тот, через который путешественники спустились в зал позади, и был столь же узок. Он сделал несколько изгибов, исключавших прямую видимость всего пройденного пути, прежде чем привел в очередное тонувшее в абсолютном мраке помещение. Мертеус уже собрался было вновь попробовать при помощи магии зажечь лампы, если они, конечно же, здесь имелись, но вдруг без всякого его участия по стенам стал разбегаться хоровод из зажигающихся огней.
   Лампы еще продолжали вспыхивать, стремясь замкнуть гигантское светящееся кольцо, но света тех, что уже горели, было вполне достаточно, чтобы Мертеус узнал это место. Характерные наклоненные стены конусовидного зала, уходя вверх, терялись в темноте. Видимая часть огромного пространства была абсолютно пустой, и только в самом центре, словно уложенная в углубление, до неизвестной высоты вздымалась громада монолита. Свет от ламп на стенах едва достигал его, порождая скудные блики на гладкой молочно-белой поверхности.
   Мертеус застыл на месте, все еще пытаясь до конца осознать тот факт, что артефакт, на поиски которого он отправился, действительно существует и сейчас находится прямо перед ним. Все время, пока он добирался к этому месту, его неотступно преследовала неуемная мыслишка, что продемонстрированное ему видение суть какая-то мистификация, не имеющая под собой реального воплощения в физическом мире. Теперь же, поставленный перед зримой реальностью существования темницы, магистр задохнулся от осознания, что ему неизбежно придется столкнуться с заключенным в этой темнице существом.
   - Эй, Мертеус, глянь-ка! - позвал Гефен, выводя магистра из ступора. - Служители-то вовсе не покидали подземелье. По крайней мере, некоторые из них по-прежнему находятся здесь.
   Все еще ощущающий себя немного не в своей тарелке, Мертеус подошел к гному, стоявшему неподалеку у стены в промежутке между двумя горящими лампами. В неглубокой нише в стене на небольшом каменном постаменте в странной позе восседал совершенно высохший труп служителя. Он сидел, наклонившись вперед, выпрямив спину и склонив голову. Руки служителя были вытянуты вперед, и костлявые ладони лежали скрещенными на навершии рукоятки узкого, слегка изогнутого меча, острие которого упиралось в пол между носками ступней трупа. Глубоко надвинутый капюшон плотного одеяния позволял увидеть только обтянутый сухой кожей подбородок и торчащие из-за съежившихся губ превосходно сохранившиеся зубы.
   Мертеус осмотрелся по сторонам и, выбрав направление, пошел вдоль изогнутой стены. К моменту, когда магистр вернулся к тому месту, с которого начал свой обход, он насчитал семерых мертвых служителей, равномерно рассаженных по периметру зала. Все они застыли в одной и той же позе, мало чем отличаясь друг от друга.
   - Да-а, жутковатое зрелище, - сморщил нос Гефен, хотя от покойников уже давным-давно ничем не пахло, разве что покрывавшая их пыль могла попасть гному в нос. - Интересно, они были уже мертвы, когда их усадили здесь, а затем замуровали проход, или они дали замуровать себя живьем и позднее умерли в этих странных позах, например, приняв яд?
   - Вряд ли мы теперь узнаем, как все было на самом деле, - пожал плечами Мертеус. - Их участь меня мало интересует. Оставим их в покое. Надо осмотреть монолит. Сейчас это важнее всего.
   Мертеус направился к центру зала и остановился возле монолита, высоко подняв свою лампу, чтобы лучше рассмотреть поверхность артефакта.
   - Что скажешь? - спросил он у подошедшего Гефена. - Ты гном и все знаешь о камнях, минералах, что, откуда и почему берется под землей. Как думаешь, что это?
   Гефен положил ладонь на гладкую поверхность, провел верх-вниз рукой, породив отчетливый скрип, поскреб ногтем.
   - Похоже на хрусталь, но про кристалл таких размеров мне никогда не доводилось слышать, - сказал неуверенно гном. - Извлеченный из глубины, он неизбежно бы лопнул от внутреннего напряжения и рассыпался на более мелкие куски. И потом, ты утверждаешь, что внутри заключен дракон, значит это штука не природного происхождения, а создана искусственно, и раз уж она способна удерживать дракона, то без магии здесь не обошлось, а это уже по твоей части, Мертеус.
   - Ты когда-нибудь слышал о титанах? - спросил магистр.
   - Если честно, смутно представляю, что это, - пожал плечами Гефен. - Что-то слышал краем уха или читал, но сейчас уже не вспомню, о чем там шла речь.
   - Это огромные мифические существа, якобы когда-то обитавшие под землей на недостижимых глубинах. Их кровью был первозданный жидкий лириум, тот самый, который ваш народ ныне застывшим извлекает из недр земли. Некоторые магистры считают, что титаны были прародителями вашей расы.
   - Тоже мне новость! - усмехнулся гном. - Всем и так известно, что гномы вышли из камня, как ты этот камень не обзови. Хоть титаном, хоть еще как. А я вот слышал историю поинтересней! Будто бы все мы, гномы, эльфы и люди когда-то были одним народом. Откуда родом был этот народ, неизвестно. То ли пришлый из-за моря, то ли в предках имел неразумных тварей, лазавших по деревьям. Потом этот народ разделился. Какова уж причина этому, тоже сплошные догадки. Может, драконы, властвовавшие тогда в небесах, изводили этот народец, а может солнце тогда сияло так, что все живое за пределами тенистых лесов моментально умирало. В лесах стало тесновато, так что самые сильные и умные, скрываясь от драконов или палящего солнца, ушли под землю, отчего слегка потеряли в росте, чтобы сподручней было рыть ходы. Те, что половчее, да потрусливей, так из леса носа и не высунули, предпочитая жить охотой и прятаться среди листвы. Потому и стали, прямо скажем, хилыми в кости, чтобы в случае чего можно было тростиночкой или кустиком прикинуться. Ну а самые бездарные бездельники вроде вас, людей, умудрились сбежать за море, а спустя долгое время, когда драконы повывелись, да солнце стало мягче светить, вернулись назад и стали наводить свои бестолковые порядки. Это я так, кратенько тебе излагаю. Там мне еще уйму всяких заковырок мудреных понарассказвали.
   - Ха, ха! - громко рассмеялся Мертеус, заставляя эхом хохотать вслед за собой всю пещеру. - Я смотрю, ты приобщился к прогрессивным трудам богоборцев, не признающих вмешательство высших сил в естественный ход развития мироздания.
   - Да чего только не наслушаешься на привале, - смутился Гефен. - Сам ведь прекрасно знаешь. Так что там с этими титанами, про которых ты начал рассказывать, и которых отродясь никто из гномов под землей не видел?
   Мертеус несильно хлопнул ладонью по монолиту.
   - Вот, можешь полюбоваться, - сказал магистр, задирая голову и пытаясь не в первый раз рассмотреть во тьме вершину монолита. - Думаю, это один из них или, по крайней мере, то, что от него сохранилось.
   - Это что? Его голова или тело? - как-то не особо впечатлился Гефен.
   - Вообще-то титаны не походили ни на одно привычное нам живое существо. Они скорее были в чем-то схожи с грибами. Этот монолит мог быть той частью титана, где билось его сердце, но основная его масса, подобно грибнице, пронизала толщу земли, простираясь на огромной площади, намного превосходившей размеры долины, под которой мы сейчас находимся. Благодаря лириуму, заменявшему титану кровь, он мог черпать из Тени практически неиссякаемый поток магической энергии и использовал ее, чтобы обустраивать свои подземные владения, порождая этим на поверхности настоящие землетрясения. До подобных катаклизмов никому не было дела до тех пор, пока они не стали досаждать стоявшей на пороге своего расцвета цивилизации древних эльфов. Их города регулярно подвергались разрушению, и они, пытаясь доискаться до причин этих катастроф, в итоге обнаружили титанов. Была объявлена самая настоящая война, в ходе которой древние эльфы отыскали и убили практически всех титанов, а вместе с ними едва не уничтожили ваших предков, вставших на защиту своих прародителей.
   - Я всегда подозревал, что эти остроухие тихони только прикидываются невинными овечками, - с готовностью кивнул Гефен. - От них, как я погляжу, досталось многим - и этим твоим титанам, и драконам, которых они умудряются запихнуть под землю. Кстати, как они сумели проделать это? Протиснуть огромного дракона через пройденные нами узкие проходы равносильно тому, чтобы пропихнуть меня через иголочное ушко. Это попросту невозможно! Если только его не вырастили прямо здесь и не держали все это время взаперти. Если точно также поступили с Архидемоном, мне была бы понятна вся его злоба, когда он вырвался на свободу, а порождений тьмы, что освободили его и прорыли для него тоннели на поверхность, он в таком случае вполне закономерно посчитал за своих спасителей. Я даже готов поверить, что бедняга специально призвал этих тварей себе на помощь, чтобы освободиться из вечного заточения, если верить слухам, что порождения тьмы слышат зов Архидемона и следуют ему.
   - Что касается Архидемона, ты, может быть, и прав, но в нашем случае, как мне кажется, все было несколько иначе. Помнишь, на том рисунке в подземной обители была изображена женская фигура. Ты еще предположил, что наша пленница изначально могла быть человеком или эльфом. Я думаю, именно так все и было. Будучи женщиной, ее привели или она сама добровольно спустилась сюда, возможно, выполняя свою часть какого-то соглашения, и уже здесь в ходе неизвестного ритуала она перевоплотилась в дракона и ее поместили внутрь останков титана.
   - Хм, тогда тебе достаточно всего лишь перевоплотить ее обратно, и не понадобится никаких големов для расчистки пути на поверхность!
   - Если бы все было так просто. Пока я даже не представляю, как извлечь Лодрин из темницы в ее нынешнем виде.
   - Попробуем просто разбить монолит грубой силой.
   - Как бы мы не поступили, я не уверен, что наши действия будут восприняты однозначно положительно.
   - Так значит, эти големы, Мертеус, нужны тебе не только затем, чтобы расчистить путь для подъема на поверхность?
   - Я не могу слепо надеяться на милость неизвестных мне сил, Гефен. Мне нужно держать ситуацию под полным контролем и иметь возможность самому диктовать условия. Только так я могу быть уверен, что смогу помочь Талаис. Поэтому големы должны быть готовы до того, как мы приступим к практическому освобождению пленницы.
   - Ну, раз так, - развел руками гном. - Пришло время побеседовать с моим племянником. Наконец-то он избавится от роли обычного носильщика и сможет проявить себя в деле.
   Как только Гефен закончил говорить, все лампы в огромном зале внезапно разом потухли, и Мертеус вместе с гномами оказался окружен кромешной тьмой. Лампы в их руках продолжали светить, но глаза, привыкшие к более яркому освещению, не видели ничего дальше носа.
   - Так-так, кто-то решил поиграть в кошки-мышки! - угрожающе проговорил Гефен, хватаясь за рукоять своего топора и выше поднимая лампу.
   Выход из зала затерялся во мраке и отыскать его теперь можно были только приблизившись к нему вплотную. Магистр и трое гномов, напряженно вслушиваясь в темноту, не сговариваясь, развернулись в разные стороны, прикрывая друг-дружку со спины. Пол под их ногами внезапно ощутимо колыхнулся и со стороны входа послышался тяжелый грохот осыпающихся камней.
   - Да что же там происходит-то! - воскликнул Гефен, порываясь броситься на звук и незамедлительно выяснить, что означает услышанный ими грохот.
   - Оставайся на месте, Гефен! - сцепив зубы, процедил Мертеус, нутром чувствуя, что кроме них четверых в темном зале находится кто-то еще.
   Мертеус уже давно превратился в книжного червя, в силу возраста растеряв былую сноровку, поэтому слишком поздно заметил вспыхнувший в свете фонаря стальной клинок, и в растянувшееся до бесконечности мгновение обреченно наблюдал, как тот неумолимо опускается ему на шею. Только певучий звон столкнувшихся клинка и взлетевшего ему навстречу гномьего топора, отбросившего клинок обратно в темноту, заставил магистра запоздало отреагировать на возникшую угрозу. Не тратя время на произнесение заклинания вслух, лишь мысленно проговорив его, Мертеус привычным движением руки, доведенным до автоматизма долгими годами практики, метнул прямо перед собой тугой сгусток пламени.
   Огненный шар, едва покрыв расстояние в пару шагов, взорвался снопами искр, столкнувшись с чем-то в темноте, и перед Мертеусом задергалась объятая пламенем фигура, в которой магистр без труда узнал мертвого служителя. Наивно было надеяться, что остальные мертвецы сидят смирно на своих местах, и донесшийся до слуха Мертеуса лязг оружия подтвердил самые худшие опасения. Гномы, пришедшие с магистром, были не из числа тех, кого могли напугать ожившие мертвецы. По своей природе гномы в значительной степени были невосприимчивы к магии, а во владении холодным оружием и арбалетами с ними мало кто мог сравниться, однако на стороне нападавших было численное преимущество, темнота, видимо, не являвшаяся для ним помехой, и фактор неожиданности.
   Схватка живых с нежитью в темноте шла с переменным успехом. В свете лампы под ноги Мертеусу покатилась отрубленная голова мертвеца, клацая челюстями, а в следующее мгновение гном, стоявший по правую руку от магистра, выронил топор и, бросив лампу, схватился за плечо, зажимая глубокую рану. Мертеус шагнул в сторону, отбросив магическим щитом нападавшего служителя назад, и позволил раненому гному отступить в центр треугольника, образованного самим магистром и двумя продолжавшими отбиваться гномами. Необходимо было каким-то образом переломить ход сражения, потому как наседающая нежить в отличие от живых не ведала усталости, а тот служитель, что лишился головы, как ни в чем не бывало, продолжал кидаться в атаку.
   Самым эффективным оружием против истлевших мертвецов был огонь, но, увы, запасы магической энергии в крови Мертеуса были на исходе и не позволяли использовать огненное заклинание несколько раз подряд. Оставалось задействовать источники огня, не имевшие магического происхождения. Улучив момент, магистр наклонился и поднял с пола брошенную раненным гномом лампу, чудом не потухшую, и размахнувшись ей, как булавой, обрушил ее на голову набегавшего из темноты служителя. Кажется, ни время, ни жалкое состояние тела не повлияли на боевые навыки мертвого стража. Его реакция была молниеносной, и острейшее лезвие изогнутого меча разрубило металлический корпус лампы надвое. Масло из разрубленной лампы моментально вспыхнуло и окатило огненным потоком служителя с ног до головы, в считанные мгновения превратив его одежду в пепел, а тело в кучку развалившихся головешек
   Гномы тоже не теряли времени даром, стараясь наносить своими топорами дробящие удары по плечам и рукам мертвецов, справедливо рассчитывая, что укрытые высохшей кожей и истлевшими мышцами старые кости окажутся весьма хрупкими. У ног гномов уже валялось несколько размочаленных вдрызг конечностей и частей тел служителей, и к тому моменту число нападавших уменьшилось с семи до трех. Приободренные этим, магистр и гномы впервые сами ринулись в атаку. Мертеус, вычерпав последние капли магической энергии, выпустил целую серию огненных стрел в одного из служителей, с садистским наслаждением наблюдая, как они прожигают в теле мертвеца огромные дыры, и в итоге разрывают его на пылающие части. Гномы же без особого труда расправились с двумя оставшимися мертвыми стражами.
   - Вот и все, последний! - тяжело дыша, прохрипел Гефен, растирая в пыль подошвой сапога остатки черепа одного из служителей. - Надеюсь, нас больше не ждет никаких сюрпризов?!
   - Надо поскорее отыскать выход, - заметил на это Мертеус. - Но вначале осмотрим раненого.
   Ранение гнома оказалось серьезным. Бедняга потерял много крови и едва мог стоять на ногах. Как мог, магистр стянул края раны тугой повязкой и неподвижно зафиксировал поврежденную руку на теле гнома. Лампу, которую растратил Мертеус, гном все равно бы не мог нести во второй руке, так как ей он цеплялся за второго гнома, помогавшего раненому идти.
   Выход из зала удалось отыскать довольно быстро или, вернее, то, что было на его месте. Длинный язык из щебня и камней высыпался далеко вглубь зала из наглухо перекрытого обвалом прохода. Разобрать завал вряд ли было возможно судя по размерам булыжников, застрявших в глубине прохода, к тому же не было никакой гарантии, что обвал не тянется на всю немалую длину узкого тоннеля.
   Гефен яростно пнул выпирающий наружу огромный булыжник, но тот, естественно, даже не шелохнулся.
   - Вот зараза! - возмущенно воскликнул гном. - Замурованы прям как эти дохлые служители! Что будем делать? Дожидаться, пока нас откопают?
   - Мы здесь не одни заперты, - меланхолично напомнил Мертеус, внешне не выказав признаков страха или отчаяния. Его холодноватое спокойствие заставило гнома подавить иррациональное желание немедленно кинуться колотить топором по перегораживающим проход булыжникам и сосредоточиться на поиске более реалистичных способов выбраться из каменного мешка.
   - Ты хочешь расспросить пленницу в камне, как нам отсюда выбраться? - усмехнувшись мелькнувшей догадке, Гефен недоверчиво покосился на магистра, желая удостовериться в отсутствии иронии на его лице.
   - Попытаться стоит, - ответил Мертеус, сохраняя серьезное выражение лица.
   - Пустая затея, как по мне, - махнул рукой гном. - Но в нашем положении нужно хвататься за любую соломинку. Пока ты пробуешь свое, я еще раз пройдусь вдоль стены. Вдруг отыщется какая-нибудь трещина, за которой скрывается тайный ход.
   Мертеус развернулся спиной к заваленному входу и медленно пошел вперед, высоко подняв над собой лампу. Когда из сумрака показался монолит, магистр поставил лампу на пол, снял плащ и расстелил его неподалеку, а затем улегся на него и закрыл глаза, положив ладонь на гладкую поверхность монолита. Он и до этого касался его, но ничего необычного не чувствовал, хотя и не прилагал каких-то специальных усилий, чтобы ментально попробовать проникнуть внутрь. Теперь, однако, жизненная необходимость вынуждала магистра позабыть об осторожности и приложить все свои магические способности к тому, чтобы обнаружить в глубине монолита отклик чужого разума.
   Ментальный контакт и уж тем более беседа при помощи мысли двух людей едва ли были возможны, кроме как посредством общего сна в Тени, даже если один из людей был магом. Но если магами были они оба, при соответствующей тренировке хотя бы одного из них такой контакт можно было установить без необходимости проникновения за Завесу. Насчет того, кем на самом деле была Лодрин - человеком, духом или божеством - у Мертеуса не было даже догадок, но то, что пленница монолита имела магические способности, у магистра не вызывало сомнений, а значит его попытка достучаться до нее посредством мысли могла иметь успех.
   Мертеус потратил довольно много времени, чтобы отгородиться от окружения и целиком сосредоточиться на своем желании проникнуть внутрь монолита, но поначалу не мог уловить ни малейшего признака чьего-либо присутствия в глубине артефакта, словно до самой сердцевины это был сплошной безжизненный камень. В какой-то момент на магистра накатила волна разочарования и злости - весь долгий путь, в итоге закончившийся смертельной ловушкой, он проделал ради пустого обмана. Наверное, бушевавшие в сознании Мертеуса мрачные мысли оказались созвучны состоянию чужого разума, так как в ответ магистр уловил чей-то слабый отклик. Ободренный этим, он потянулся навстречу, спеша поскорее закрепить установившийся контакт.
   Боль, ужас и страдания обрушились на Мертеуса, едва он коснулся чужого разума. Повергнутый в шок, магистр оказался бессилен перед ворвавшимся в его сознание потоком чуждых, но оттого воспринимаемых не менее остро ощущений и воспоминаний. На какое-то время он сам стал тем, другим существом, переживая вновь тот страх, когда его защитников, его стражей, суть части его самого превращали в горстки песка, чувствуя непрекращающуюся боль, когда его тело кромсали на части, и, наконец, ужас пустоты, когда его сердце вырезали, уподобив ценному призу в жестокой охоте. Но он не умер, удерживаемый изощренной магией на границе жизни и смерти, бесконечно переживая все то, что с ним сотворили, пока наконец внутрь него не поместили великую разделенную душу, как в клетку, из которой не вырваться, не позвать, которая запечатленным навеки пережитым ужасом сведет с ума всякого, кто пожелает ее открыть...
   Кто-то давно тряс магистра за плечо, безуспешно пытаясь вырвать из лап кошмара. Ослепленный светом лампы, Мертеус не сразу понял, что бесконечная череда мучений позади, и он видит перед собой всего лишь озабоченное лицо Гефена.
   - Твои вопли, Мертеус, пугают почище мертвых служителей! - заявил испытавший облегчение гном, когда увидел, что магистр открыл глаза.
   - Он жив, - еле ворочая языком, пролепетал Мертеус.
   - Кто? Дракон?
   - Нет, этот титан! Он до сих пор жив, если только его нынешнее существование можно назвать жизнью. Если дракон и находится внутри, то до него я не смог добраться, однако сполна пережил все, что довелось испытать титану. Его выпотрошили живьем, вырвали сердце, отсекли от остального тела и заставили существовать по сей день при помощи неизвестной мне магии, бесконечно переживая перенесенные когда-то мучения, повергнув этим в безумие, которое служит лучше любого замка или засова на дверях этой чудовищной темницы.
   Гефен очевидно не слишком проникся трагической судьбой легендарного обитателя глубин.
   - Все это, конечно, печально, - разочаровано ответил гном, - но вряд ли поможет нам выбраться отсюда.
   - Титан вырос в этом месте, в этой самой пещере. Под ним есть полость, которую когда-то заполняли его жилы, наполненные потоками лириума. Когда его тело отсекли, ценный лириум изъяли, а все остальное сгнило или превратилось в обычный песок, оставив под землей множество пустот, идущих в разные стороны от этого места. Те, кто проделал это с титаном, вырубили где-то сбоку от него дыру, чтобы добраться до лириумных жил. Надо отыскать эту дыру и попробовать спуститься под монолит в пустоты. Они должны тянуться далеко отсюда и неизбежно выведут нас в какую-нибудь пещеру или расщелину, соединенную с глубинными тропами.
   - Хорошо бы все было именно так, - оживившись, кивнул гном. - Потому что мои поиски не дали никаких результатов.
   Гефен помог Мертеусу встать, и магистр, в сознании которого до сих пор жили отголоски чужих страданий, лишний раз удостоверился, что его собственные руки и ноги все еще на месте.
   Гномам пришлось изрядно потрудиться, чтобы обнаружить место, где под плитами пола находится не монолитный первозданный камень, а рыхлый щебень, заполняющий искусственно проделанное углубление. Совместными усилиями магистру и гномам удалось вывернуть несколько плит в сторону и приступить к раскопкам. По оценке Гефена, засыпанный проход был высоким, но у них не было ни сил, ни желания отрывать его на полную высоту. Им повезло, что дыру засыпали не слишком тщательно, и под самим монолитом проход оказался свободным. Возможно, это было сделано намеренно с какой-то целью или устроители зала попросту не придали значения этой лазейке.
   Гефен первым протиснулся под монолит, освещая себе путь лампой.
   - Тут и вправду просторная полость, - крикнул гном. - Попробую спуститься вниз, на дно.
   - Ну, что там? - выждав немного, крикнул Мертеус.
   - Здесь несколько больших круглых ходов, идущих в разные стороны, - глухо отозвался Гефен.
   - Подожди нас, мы спускаемся.
   Мертеус помог второму гному спустить раненного товарища в дыру, а затем сам спустился в ту полость под монолитом, в которой их дожидался Гефен. Это была почти полноценная пещера, стены которой сплошь были усеяны множеством круглых дыр всевозможных размеров - высотой от человеческого роста до совсем крохотных, похожих на те норы, что роют наги в мягком песчанике. Мертеус поднял лампу и посмотрел вверх. Снизу нависающий над головой монолит оказался полупрозрачным, будто в этом месте что-то грубо откололи, нарушив монотонную молочно-белую оболочку, и Мертеус смог различить внутри неясный силуэт свернувшегося в клубок огромного существа. Сложно отсюда было судить, действительно ли это был дракон, но по крайней мере увиденное служило еще одним серьезным поводом вскрыть монолит, когда представится такая возможность. А пока необходимо было отыскать возможность вернуться в лагерь.
   - Надо выбрать проход, по которому мы двинемся, Мертеус, - предложил Гефен, остановившись возле самой большой дыры. - Предлагаю этот. По моим прикидкам он идет в сторону зала с ловушками, да к тому же судя по размерам не скоро сузится, даже если начнет разделяться на более мелкие ответвления.
   Мертеус согласился, и они двинулись по выбранному гномом пути. Проход постоянно ветвился, пересекался с другими такими-же, шедшими параллельно, от него отходило множество широких и узких отверстий, придававших стенам ноздреватую структуру. Мертеус представил, что когда-то все эти пустоты были наполнены жизнью, странной, необычной, но все же жизнью, напоенной потоками магической силы, вместе с лиримом циркулирующей по гигантским подземным жилам удивительного древнего существа.
   - Все, дальше не пройдем, - заявил вдруг Гефен, шедший первым. - Надо возвращаться к ближайшей крупной развилке и попробовать другую жилу.
   Мертеус подошел ближе к гному и только сейчас понял, что проход обрывается в пустоту. Запах сернистых испарений стал знакомо раздражать горло, побудив магистра осторожно выглянуть за край прохода.
   - Посмотри-ка вверх, Гефен, - позвал Мертеус. - Тебе это ничего не напоминает?
   Гном в свою очередь высунулся наружу и задрал голову вверх.
   - Кажется, проход вывел нас в ту самую расщелину, на которую мы наткнулись, когда шли через магистральный тоннель, - подтвердил Гефен догадку самого Мертеуса. - Я узнал край обрушившегося моста, торчащего над разломом.
   - Жаль, нас никто не услышит, если мы будем кричать, - посетовал магистр.
   - До края не так уж и далеко, - заметил гном. - Можно попробовать взобраться наверх.
   Гефен отступил от края и стал скидывать с себя куртку. Стоявший позади гном протиснулся мимо магистра и схватил Гефена за предплечье, явно останавливая от рискованных действий. Гном не мог говорить, но его жест был красноречивее слов.
   - Эй, успокойся, - попытался высвободиться из хватки Гефен. - Дружище, ты и глазом не успеешь моргнуть, как я приведу помощь, и все окажутся наверху.
   - Гефен, он прав, ты уже стар для такого геройства, - вмешался Мертеус. - Позволь ему подняться наверх.
   Старый гном ссутулился и опустил плечи, нехотя признавая правоту своих товарищей. Он поднял руку и положил ее на плечо своему соплеменнику.
   - У нас нет веревки, чтобы страховать тебя, так что будь очень осторожен.
   Гном кивнул и шагнул к краю прохода. Выставив фонарь наружу, он внимательно оглядел поверхность разлома, пытаясь наметить маршрут восхождения. Мертеус поймал себя на мысли, что если сейчас гном не отыщет возможности подняться наверх и откажется от этой затеи, магистр с легким сердцем повернет назад, чтобы поисках другой путь. Но гном, кажется, уже принял решение. Поставив лампу на пол, он ухватился за край прохода и стал нащупывать опору где-то на отвесной стене рядом с краем. Мертеус подошел ближе и постарался добавить своей лампой еще немного света. Наблюдая, как гном бесстрашно взбирается по вертикальной стене разлома, лишенной видимых выступов, Мертеус еще раз убедился, что подобранные Гефеном гномы заслуживают уважения, не взирая на причины, по которым их лица были отмечены клеймом, а сами они оказались изгнаны в легион мертвых.
   Сверху несколько раз летели мелкие камушки и каменная крошка, но гном поднимался уверенно, и вскоре, к облегчение наблюдавшего за его восхождением магистра, исчез за краем разлома. Теперь оставалось только ждать, когда гном приведет помощь. Они молча сидели втроем неподалеку от края провала, не желая за разговорами упустить звук приближающейся помощи, но беззвучно свалившаяся сверху веревочная лестница все равно оказалась для них неожиданностью. Раненый гном не мог самостоятельно вскарабкаться по лестнице, и его подняли наверх первым, надежно обвязав сброшенными сверху веревками. Следом уже по лестнице сначала поднялся Гефен, и последним из разлома выбрался сам Мертеус.
   Гномы к тому времени уже уложили раненого соплеменника на носилки, и Мертеус распорядился, чтобы его как можно скорее доставили в крепость, где Орик обеспечит ему необходимую помощь и уход. К тому же, как выяснилось, гномы сразу после произошедшего обвала отправили в крепость гонца известить о случившемся Орика, и тот, скорее всего, уже собирал ватагу землекопов, чтобы вызволить своих старых товарищей из ловушки, поэтому следовало как можно скорее уведомить его, что проблема разрешилась сама самой, иначе сюда грозила нагрянуть толпа лишних свидетелей.
   Позднее, когда магистр и гномы уже вернулись в опорный лагерь, Мертеус вместе с Гефеном решили осмотреть место обвала. Потолок узкого прохода обрушился практически на всем своем протяжении, и из зала с ловушками вел лишь небольшой тупик. Гномы сразу стали разбирать завал, но результаты их усилий были весьма скромными. Постоянно осыпающиеся свод нужно было чем-то укреплять, иначе о восстановлении прохода не могло быть и речи.
   - Теперь, похоже, у нас нет иного выхода, как заполучить големов, для того чтобы добраться до темницы дракона, - нехотя признался Гефен, оценивая объемы предстоящих раскопок.
   - Мы можем навесить мостки до той дыры в разломе, через которую выбрались из склепа, - предложил Мертеус. - Но это все равно временное решение.
   Гефен нахмурился. По его лицу магистр сообразил, что возникла еще какая-то проблема, но решил дождаться, когда гном сам скажет о ней.
   - Послушай, Мертеус, мой племянник утверждает, что только магии будет недостаточно, чтобы заставить големов двигаться и исполнять приказы, - наконец, сообщил Гефен.
   Внешне Мертеус отнесся к новости спокойно, уже приняв, как данность, что ком проблем дальше будет только нарастать, будто компенсируя относительную легкость, с которой им удалось отыскать место заключения дракона.
   - Я подозревал, что с големами не все так просто, - кивнул магистр. - Не зря же гномы так тщательно хранят секрет их изготовления. В чем же загвоздка?
   - Нам понадобятся души живых, которые добровольно согласятся, чтобы их поместили в тело голема. Риск очень велик. У нас нет всего необходимого, чтобы проделать подобное должным образом. Многие просто сойдут с ума, и только единицы смогут принять свое положение. Даже если бы у нас была бесконечная вереница рабов, готовых покорно исполнить твою волю, вскоре все коридоры и залы этих подземелий окажутся завалены трупами в результате неудавшихся попыток.
   - Есть существа, которые не потеряют рассудок, оказавшись в теле голема.
   - Ты говоришь о демонах? - Гефен нахмурился пуще прежнего. Ему явно претила эта идея. - Попытки поместить демонов в големов делались неоднократно, но их очень сложно контролировать, они своенравны и в большинстве случаев отказывались подчиняться, как только получали контроль над собственным телом.
   - Держать под контролем демонов - это моя забота.
   - Тогда как ты разыщешь столько демонов и заставишь их явиться сюда. Тебе придется постараться, чтобы доказать им, что единственный выход для них будет занять тело голема и добросовестно исполнять твои приказы.
   - Пожалуй, я знаю того, кто поможет мне с этим.
   Мертеус достал из своей наплечной сумки дневник дочери и раскрыл его на одной из закладок, после чего ткнул пальцем в записи, сделанные им самим на полях страницы еще во время плавания на корабле.
   Гефен проследил за его пальцем и прочитал выписанные красивым почерком магистра слова.
   - Маарабас? - спросил гном. - Это имя того, с кем встречалась твоя дочь?
   - Да, и я уверен, он согласится на все, чтобы помочь ей.
  
   ЧАСТЬ 8. ПЛЕННИКИ ПЫЛАЮЩИХ РАВНИН.
  
   Он шел уже очень долго, или, может, минуло всего мгновение? Шел ли он на самом деле, или летел, пресмыкался? Зачем вообще в этом месте какие-то понятия о способе передвижения, представления о времени и пространстве. Все равно все вокруг оставалось неизменным, что бы он ни делал, куда бы не направил свои шаги, и сколько бы не упорствовал, пытаясь приблизить линию монотонного горизонта, делящего окружающее на две едва различимые половинки, символизирующие верх и низ, создающие иллюзию перспективы. Они были совершенно бессмысленны для восприятия окружающего пространства, потому что это пространство никак иначе нельзя было подтвердить или измерить, или хотя бы оценить собственное положение в нем.
   Ему на плечо опустилась черная ворона, царапая ухо жестким оперением и до боли стискивая ключицу кривыми когтями.
   - Пустой! - прокаркала ворона разочарованно. - Никчемный! Брошенный!
   Маарабас дернул плечом, попытавшись сбросить наглую птицу, но та лишь сильнее стиснула когти, впиваясь ими в тело.
   - Отстань! - огрызнулся юноша, скривившись от боли. - Сама видишь, у меня нет того, что тебе нужно.
   - Да уж, вижу, ты потерял все, - язвительно заметила ворона и немедленно поинтересовалась с нотками деланного участия. - Куда направляешься?
   - Хочу разыскать Талаис, - ответил Маарабас, особо не заботясь, известно ли его собеседнице, чье это имя.
   - Так ты никогда ее не найдешь, - сообщила ворона.
   Маарабас остановился. Если бы его руки были целы, он давно бы схватил ворону и, рискуя выдрать вместе с ее когтями куски собственной плоти, зашвырнул бы куда подальше!
   - Будто ты знаешь, как ее найти, - оставив попытки избавиться от назойливой птицы, юноша уселся, скрестив ноги, на то, что можно было принять за землю, и понурил голову.
   - Как разыскать твою подружку, я действительно не знаю, - ворона наконец-то соскочила с плеча Маарабаса и приземлилась подле него, начав расхаживать из стороны в сторону. - Но знаю, как покинуть это место и вернуться в привычный тебе мир Тени.
   - Разве это не Тень?
   - Да как тебе сказать... - ворона помялась, подыскивая нужные слова. - На самом деле это она самая и есть. Та первозданная Тень, в которой каждый, обладающий достаточной силой разума, может установить свою точку отсчета и создать свой мир таким, каким ему заблагорассудится. Посмотри, в этом месте нет даже всенепременного отражения Черного Города, потому что он, как и вся привычная тебе вариация Тени, тоже плод созидательного разума, который когда-то замыслил и воплотил в реальность свои амбициозные планы. Все те, кто попадает в Тень, на самом деле оказываются на развалинах того созданного мира, бродят по его останкам, встречают тени его обитателей. Тот мир, как уже очень долго гниющий труп, давным-давно утерял остатки своего величия, демонстрируя лишь уродливые результаты разложения и населенный всевозможными паразитами, пирующими на его останках. Все эти жалкие потуги нынешних обитателей недремлющего мира что-то привнести в мир Тени похожи на горы мусора, которые волна прибивает к берегам островов и континентов, разбросанных посреди бескрайнего океана. Их разум не способен отдалиться хоть сколько-нибудь далеко от привычной им точки притяжения, чтобы создать что-то свое с чистого листа, поэтому все их мечты, страхи, фантазии громоздятся там, поверх гниющих останков чьих-то былых фантазий. Но ты каким-то образом оказался здесь, и мне очень интересно узнать, как это произошло.
   - Какое тебе дело до нас? - впервые Маарабас проявил слабый интерес к собеседнице.
   - До тебя и твоей подружки никакого, - призналась ворона. - Сам понимаешь, на самом деле меня интересует, куда подевалось то, что было внутри тебя.
   Маарабас пожал плечами, не находя повода что-то скрывать от собеседницы, тем более что он мало что мог рассказать ей.
   - Дар Старика просто исчез, вот и все, - искренне ответил юноша. - Я не знаю, куда он подевался.
   Ворона стала обходить юношу кругом, и тот исподлобья следил за ней, пока она не скрылась из поля зрения. Маарабас повернул голову в противоположную сторону, ожидая ее появления, но вместо птицы увидел невысокую стройную женщину. Длинные черные волосы с темно-синим отливом рассыпались по ее обнаженному телу, подчеркивая безупречную белизну кожи, волнистым потоком разбиваясь о гордые плечи и высокую небольшую грудь. Незнакомка повернулась к юноше, одарив его насмешливой улыбкой. Ее узкое лицо было привлекательным несмотря на резкость черт и бледность кожи, однако алые искры, недобро сверкнувшие в глубине ее темных глаз, заставили Маарабаса спешно отвести взгляд.
   Она уселась напротив юноши, без стеснения предоставив ему на обозрение свое нагое тело.
   - Так нам будет сподручней беседовать, - сказала она, ловким движением головы откидывая волну черных волос за спину. - Если хочешь, чтобы я помогла тебе покинуть это место, расскажи мне, что с вами случилось после нашей не слишком дружелюбной встречи на разрушенных Путях.
   - Все, что произошло потом, что произошло с Талаис... - Маарабас без труда вызвал в памяти по-прежнему живые воспоминания о случившемся с Талаис. - Всему виной твоя порченная кровь. Тебе ли об этом не знать!
   Женщина напротив недобро прищурилась, сверкнув сквозь щелочки глаз алым, но затем на ее лице промелькнула грусть, и резкие черты ее лица смягчились, словно она унеслась воспоминаниями куда-то далеко в пространстве и во времени.
   - Ах да, моя порченная кровь, - медленно произнесла она, кивнув головой. - Моя сила и мое проклятье. Но не вини меня одну в случившемся. Я ведь предлагала твоей подруге уйти, но она сама решила защитить тебя, выкинув этот глупый фокус с магией крови. Даже ту рану, через которую, как я догадываюсь, моя кровь попала в ее тело, нанесла она себе сама.
   Маарабас опустил глаза, не желая признавать правоту ее слов, и впервые так явственно осознав, что сам стал причиной дальнейшей цепочки трагических событий.
   - Ее поглотила тьма, а вместе с ней и тот кусочек Тени, в котором мы находились, - негромко поведал юноша. - Талаис исчезла, а я остался здесь, в этом пустом месте.
   - Вынуждена признать, твоя подруга неординарная личность, раз смогла выстроить пускай и небольшой, но полноценный уголок собственного иллюзорного мирка в Тени, раз он целиком и без остатка исчез вместе с ней.
   - Так что с ней стало? Где мне ее искать? - спросил Маарабас.
   - Скорее всего, сейчас она пребывает в недремлющем мире. Скверна, как ее называют обитатели недремлющего мира, как камень, привязанный к ноге утопленника, тянет плоть на самое дно мироздания. Что касается того, жива ли она, то даже если она и выжила, советую тебе забыть о ней. Ей уже мало что может помочь. Лучше подумай о себе. Тот, кого ты называешь Стариком, использовал тебя и твою подругу для достижения собственных целей, и сбежал, едва почувствовал, что ему грозит опасность. Но в этом есть и хорошая сторона. Ты теперь свободен и волен поступать как хочешь.
   - Я хочу отыскать Талаис! - напомнил Маарабас.
   Женщина встала и свысока посмотрела на сидящего юношу. В ее взгляде промелькнула нет, не жалость, но легкая тень сожаления.
   - Ты теперь сам по себе, - безразлично заметила она. - Прими совет. Упрячь подальше это хрупкое чувство любви, которое сейчас толкает тебя на безрассудные поиски. Лучше выпестуй гнев или месть, на худой конец, страх. Они помогут тебе не рассыпаться на части, когда в полной мере столкнешься с мерзостями на своем тернистом пути.
   - Приму это к сведению, - ответил юноша, также поднимаясь на ноги. Он оказался на голову выше женщины и закончил произносить слова, в свою очередь глядя на нее сверху вниз. - Так ты поможешь мне?
   Она впервые улыбнулась ему без тени фальши или скрытой надменности.
   - Чтобы ты мог покинуть это место, я должна буду отправить тебя в небытие, - сообщила она, совершенно не заботясь, как ее слова будут восприняты собеседником. - Затем ты возродишься вновь в другом месте.
   - Иными словами, ты убьешь меня? - уточнил Маарабас, не почувствовав внутри ожидаемого протеста подобной перспективе.
   - Грубая аналогия, но можно и так сказать, - кивнула она. - Ты готов к этому?
   Маарабас вспомнил, как тьма жгла его тело, затем память вновь окунула его в пустоту потери, и наконец он мысленно вернулся к недавнему бесконечному, отупляющему движению в никуда, равносильному смерти.
   - Готов, - заявил юноша. - Куда я попаду, когда умру здесь?
   Его собеседница удовлетворенно кивнула, наблюдая за сменой эмоций на лице юноши. Кажется, она видела все то, что довелось ему пережить, и это послужило подтверждением его решительного настроя лучше произнесенных вслух слов.
   - В Источник Душ, конечно же, - ответила она. - Как всякий изначальный обитатель Тени, погибнув здесь или в недремлющем мире, ты возродишься в Источнике и, если повезет, сохранишь всю свою память. Примитивные духи обычно ее теряют, перерождаясь в свою изначальную чистую форму, но ты значительно отличаешься от них и, вполне возможно, твоя нынешняя личность сможет уцелеть. В конце концов, именно там, в Источнике Душ, тебя и создали, как мне кажется.
   - Но как я попаду в ту часть Тени, откуда виден Черный Город и где начинаются разрушенные Пути, ведущие в недремлющий мир? - нетерпеливо поинтересовался Маарабас.
   - О, об этом не волнуйся! - успокоила его женщина, прикоснувшись к подбородку юноши прохладными пальцами и обходя стороной, словно любуясь его лицом. - Источник Душ находится в самом сердце того места, куда ты так стремишься попасть.
   - Почему ты проявляешь ко мне участие после того, как хотела уничтожить? - спросил он, косясь на свою собеседницу, не позволившую ему повернуть голову вслед за собой.
   Продолжая касаться его лица, женщина оказалась почти у него за спиной. Она прильнула к нему, позволяя почувствовать Маарабасу приятное тепло ее тела, а пальцы ее свободной руки легли ему на затылок, взъерошивая волосы.
   - Потому, друг мой... - почти шепотом начала она говорить, затем вдруг ударила его под колено и рванула за волосы вниз, заставляя упасть. Не давая юноше опомниться, она обхватила внутренней стороной локтя его шею, другой рукой с силой надавила на затылок, стиснув голову Маарабаса, словно в тисках, одновременно своим коленом уперлась ему в спину, не позволяла подняться. Приблизив губы, она продолжила шептать ему на ухо: - ...что я ненавижу всех этих воплотителей высшей силы, предпочитающих не выбирать сторону, а занимать положение над схваткой и наблюдать свысока, как такие, как мы с тобой отправляемся в отбой в угоду их высшим целям. Пожалуй, вопреки роли, уготованной тебе твоим создателем, я дам тебе шанс взять свою судьбу в собственные руки!
   Лишенный кистей рук, Маарабас безуспешно пытался высвободиться, но несмотря на свое видимое изящество его собеседница оказалась на удивление сильна. Закончив говорить, она с силой рванула его голову, и последнее, что услышал Маарабас, прежде чем рухнуть во тьму, был хруст его шейных позвонков.
   Неизвестно сколько времени прошло, прежде чем он возник в пространстве напротив ослепительно белого диска, границы которого с трудом можно было обозреть. Диск источал невероятный жар, словно был совсем рядом, но на самом деле невозможно было понять, насколько далеко он находился и каковы его истинные размеры. Это могло быть солнце, отстоящее безумно далеко, или жерло раскаленного горнила, до которого при желании можно было дотянуться рукой. Он почему-то знал, что появился оттуда, и неважно, какое расстояние ему пришлось преодолеть, чтобы оказаться в том месте, где он сейчас находился. Жар обтекал его, позволяя ощутить границы его собственного я, одну чистую душевную ноту, что заполняла его без остатка, словно Источник, породив его, теперь выносил бескомпромиссный приговор, кто он есть и для чего предназначен.
   Долг звал. Вот только куда и зачем? На эти вопросы он не находил ответа. Он почувствовал, что стал отдаляться, как будто свет отталкивал его, как и множество других искорок света, медленно плывущих во тьму прочь от ослепительно белого диска. Со стороны эти искорки походили на облако осколков, некогда составлявших нечто более значительное, но прекратившего свое существование, и теперь осколки медленно отдалялись друг от друга, получив самостоятельность по воле Источника. Его это нисколько не заинтересовало, разве что крупинка памяти, фрагмент чего-то большего, доставшаяся ему в наследство, сулила ответы на те самые вопросы - куда и зачем зовет его долг, если удастся заполучить еще хотя бы несколько недостающих кусочков. Это был слабый повод проявить нехарактерное поведение, даже не интерес и не любопытство, чем в принципе он не мог руководствоваться, но желание обрести настоящую цель, которое вполне укладывалось в служение долгу.
   Он решил добраться до ближайшего осколка, и воспринял, как само собой разумеющееся, когда его мысль оформилась в движение. В тот миг, когда его сущность соприкоснулась с той другой, он познал чувство страха. Оно билось в конвульсиях, отпихивало его, завывало и пыталось разорвать теперь уже их общую сущностную оболочку. В попытке уравновесить безумца, он или теперь уже они потянулись к следующему осколку, заполучив в итоге ярость, заставившую их сумасшедшую теперь уже троицу хаотично метаться в пространстве. С каждым новым присоединенным осколком их, элементарных ипостасей становилось все больше, но это ни в коей мере не приводило к образованию чего-то цельного, словно в тесный мешок были собраны кусочки замысловатой мозаики, и кто-то теперь хаотично встряхивал этот мешок, наивно задавшись целью таким образом сложить из отдельных фрагментов общую картину.
   Единственным способом заставить их стать частями единого целого было устремиться обратно к Источнику в надежде, что его жар сплавит все фрагменты воедино. Сколько раз они уже проделывали нечто подобное прежде чем достигшие точки апогея противоречия между ними разрывали их общую сущность на куски и вновь разбрасывали на части, так и не достигнув сердца горнила, и сколько еще им предстоит сделать подобных попыток? Жар нарастал стремительно, и боль, главенствуя над всеми ими, подстегивая страх, рвалась назад, в спасительный холодный мрак, но долг и воля, взнуздав на пару ярость, не сворачивали с избранного пути до тех пор, пока каждый из них не утерял границы представления о самих себе, и подобно отдельным зернышкам металла, плавящимся от жара и сливающимися в общую каплю, не перемешался в нечто бессознательное и лишенное какой-либо индивидуальности.
   Пронзив горнило насквозь, этот обезличенный сгусток вновь оказался во тьме, медленно остывая и внутри наконец стало выкристаллизовываться единое сознание. Это сгусток первозданной души стал падать в неведомый мир, раскинувшийся внизу, вновь стремительно разогреваясь до красного каления и грозя рассыпаться на части от внутреннего напряжения. Наверное, так бы и случилось, не упади он в ледяные воды, моментально охладившие его, словно закаляя только что выкованный клинок. В этот миг он наконец-то окончательно пробудился, осознав, что уже какое-то время медленно погружается в пучину. Он стал барахтаться в холодной воде, пытаясь выплыть на поверхность. Он уже задыхался, готовый глотнуть воды, лишь бы чем-то наполнить легкие, когда его голова оказалась на поверхности, и он начал судорожно ловить раскрытым ртом воздух, отплевываясь от воды. Очередная волна приподняла его и поволокла в сторону, больно ударив ногами о каменистое дно, опрокинула грудью вниз и оставила неподвижно лежать на берегу, уткнувшимся лицом в песок.
   Он поднял голову, стряхнув песок с волос и лица, и обернулся назад. Ленивые волны нагоняли на песчаный пляж редкую пену, постепенно сливаясь с далекой линией горизонта. Где-то за пеленой тумана едва угадывалось блеклое светило. Собравшись с силами, он решил встать, и только сейчас обратил внимание, что пытается опереться в песок обожженными обрубками рук, а налипшие песчинки заставляют гореть огнем глубокие язвы на его груди. Странное это было перерождение, если после него сохранились все прежние изъяны его изуродованного тела, но, по крайней мере, это служило наглядным подтверждением, что он все еще является тем самым Маарабасом, каким был до того, как умер в первозданной Тени.
   На нем не было одежды, и Маарабасу было невдомек, каким образом он может ее заполучить обратно. Отложив этот вопрос на потом, юноша окинул взглядом расстилающийся перед ним песчаный берег. Ничто не нарушало чистую линию горизонта, лишь вдали, на фоне бесцветного неба маячил огромный силуэт Черного Города. Маарабас узнал его несмотря на то, что громада города была перевернута, и шпили его башен вырастали вниз из кисейной белизны небес, нависая над линией горизонта. Пытаясь рассмотреть основание города, юноша поднял лицо к небу и замер, потрясенный грандиозным видом, открывавшимся сквозь плывущую по небу полупрозрачную дымку.
   Прямо над ним, на головокружительной высоте от края до края раскинулся расчерченный паутиной темных линий пестрый ландшафт. Сколько Маарабас ни вглядывался, он не мог с уверенностью сказать, были это улицы и переулки, намечавшие кварталы гигантского города, или он видел причудливо изъязвленные эрозией скалы, прорезанные руслами высохших рек. Возможно, так должна выглядеть с высоты та часть Тени, о которой говорила незнакомка, ныне демонстрируя лишь намек на былой грандиозный замысел, издалека еще внушающий благоговение своими масштабами и кажущейся упорядоченностью, но при ближайшем рассмотрении являя хаос и запустение.
   Наверное, Маарабас еще долго бы разглядывал небесную панораму, если бы не мощный толчок в грудь, бросивший его на песок. Боль парализующей хваткой стиснула многострадальную грудь юноши, заставив его судорожно разевать рот в беззвучном крике. Пытаясь понять, кто или что нанесло ему удар, Маарабас поторопился поднять голову и увидел в паре шагов от себя необычное существо. В холке достигая, наверное, до плеча юноше, существо балансировало на паре мощных ног, имело слегка вытянутую массивную голову и было сплошь покрыто крупной сероватой чешуей, которая топорщилась, когда существо вертело головой и изгибало короткую шею. На голове существа чешуя становилась крупнее и теряла цвет, образуя сплошной костистый панцирь, на первый взгляд, не имевший видимых отверстий для глаз, ноздрей и рта.
   Похоже, столь сокрушительный удар существо нанесло своей бронированной головой, так как иных конечностей кроме пары ног у него не было, а длинный хвост, который только что заметил Маарабас, скорее всего, использовался только для сохранения равновесия. Впрочем, гадать на этот счет уже не было нужды, так как существо в один размашистый шаг оказалось прямо над юношей, затем чуть отвело голову назад, изготавливаясь к новому удару, и без промедления устремило свой костяной молот вниз, целя Маарабасу прямо в приподнятую голову. Защищаясь, юноша вскинул правую руку, намереваясь если уж не отвести удар совсем, то хотя бы смягчить его, однако произошедшее далее оказалось для него полной неожиданностью.
   Голова существа от тупого конца до двух третей длины внезапно треснула по стыкам роговых чешуй и распустилась, словно некий чудовищный цветок, на четыре челюсти, усеянные мелкими загнутыми вовнутрь зубами, обрамляя круглую глотку, у основания которой колыхался длинный скользкий язык. Не успел Маарабас хоть как-то среагировать на это, как челюсти моментально сомкнулись на его руке, заключив ее почти по самое плечо в ужасный капкан. Зубы глубоко впились в то, что еще оставалось от руки юноши, и существо с утробным урчанием сглотнуло. Маарабас почувствовал, как зубы внутри пасти существа задвигались, еще глубже врезаясь в руку, норовя содрать плоть до самой кости.
   В панике пытаясь вырваться из хватки существа, юноша инстинктивно напряг все мышцы руки и вдруг с изумлением ощутил сквозь ослепляющую боль, как его утерянные ладонь и пальцы собираются в кулак, стискивая отвратительно скользкий язык существа. Почувствовав неладное, существо рванулось назад, теперь скорее желая поскорее выплюнуть руку Маарабаса, но зубы слишком глубоко впились в плоть жертвы, не позволив челюстям распахнуться, а сам Маарабас продолжал отчаянно стискивать призрачной рукой язык существа, и сильный рывок, едва не оторвав юноше руку, поднял его с земли и помог встать на ноги.
   С самим существом тем временем происходило что-то странное. Болезненно хрипя и дергаясь, оно стало прямо на глазах иссыхать и съеживаться, а его кожа и покрывающая ее чешуя опадали, обтягивая кости и проваливаясь дырами между ребер. Истощенные ноги существа подогнулись, и оно повалилось на землю, всей своей тяжестью увлекая за собой Маарабаса. Тот в последний момент рванул свою руку и без особого сопротивления освободил ее из иссохших челюстей, попутно вырвав из раскрывшейся пасти множество мелких зубов, в беспорядке рассыпавшихся вокруг. Издохшее существо неподвижно лежало возле ног Маарабаса и теперь больше походило на давным-давно сгнившие останки, изрядно обглоданные стервятниками и иссушенные солнцем.
   Прекратив изумленно пялиться на труп существа, Маарабас наконец обратил внимание на свою руку. Несмотря на облепившую ее отвратительную слизь и сгустки крови внешне с ней было все как будто в полном порядке за исключением того, что от ладони почти до самого плеча руку покрывала серая чешуя, отливающая сталью на ярком свету. Юноша разжал пальцы, позволив упасть на песок оторванному языку существа, и поднесь ладонь ближе к лицу, желая внимательней рассмотреть ее. Внешнюю сторону кисти и фаланг пальцев укрывали ороговевшие жесткие чешуи, позволявшие свободно двигать пальцами и сжимать ладонь в кулак, но, тем не менее, образующие своего рода жесткую и прочную перчатку, а внутренняя сторона ладони и пальцев хоть и покрытые мелкими чешуйками, сохраняли гибкость и чувствительность, как обычная кожа. В довершение ко всему увиденному кончики всех пяти пальцев венчали острые когти, длинна которых была не столь велика, чтобы мешать манипулировать при помощи пальцев мелкими предметами, но достаточна, чтобы при случае пустить когти в ход в качестве оружия.
   Вновь обретенная рука вызывала у Маарабаса противоречивые чувства. С одной стороны, он вернул себе, насколько можно было судить, полноценную правую руку, с другой стороны, ее чуждый вид и в высшей степени странные обстоятельства, приведшие к ее появлению, внушали юноше закономерные опасения. На мгновение у Маарабаса промелькнула мысль, что стоило бы избавиться от этого зловещего подарка судьбы, но взглянув на жалкий обрубок левой руки, юноша даже не стал обдумывать возможные способы вновь лишить себя правой. С силой сжав чешуйчатую кисть в кулак, Маарабас испытал чувство удовлетворения от ощущения уже порядком позабытой силы в пальцах и совершенно нового тревожного ощущения, вызванного болезненными уколами когтей, впившихся в кожу ладони.
   Теперь стоило задуматься о дальнейших действиях, и вовремя, так как Маарабас, подняв голову, заметил неподалеку от себя уже несколько существ, похожих на то, что валялось рядом на песке. У юноши мелькнула шальная мысль разделаться еще с парочкой охочих до его плоти хищников в расчете восстановить левую руку и укрыть чешуей болезненные язвы на груди, однако если существа накинутся на него все одновременно с разных сторон, провернуть еще раз тот странный фокус может оказаться не так легко, как в первый раз, к тому же Маарабас решил, что одной чешуйчатой руки с него пока достаточно. Оставалось повернуть назад и попробовать как можно дальше зайти в воду в надежде, что существа не последуют за ним и уйдут восвояси, но все равно оставался вопрос, как покинуть этот пляж и оказаться в том месте, которое юноша видел на небесах.
   Казалось, ответ на мучивший юношу вопрос был предельно очевиден, вот только противоречил всей привычной его разуму картине мира, которая при всех условностях Тени, позволяла ожидать относительно предсказуемого поведения от окружающих вещей и явлений. Но ведь странный ландшафт в небесах и перевернутый Черный Город тоже едва ли укладывались в эту картину, а значит позволяли надеяться, что избранный Маарабасом невероятный способ покинуть Источник Душ также не был лишен здравого смысла. Оставалось только испробовать его, пока существа, ставшие заметно ближе, не бросились к юноше со всех ног. Недолго думая, рискуя сам преподнести себя на блюдечке хищникам, Маарабас разбежался и прыгнул так высоко, как только мог.
   На краткий миг он замер в наивысшей точке своего прыжка, и рациональный взгляд на все происходящее безжалостно пророчил незамедлительное падение обратно на песок прямо в круг приближающихся существ, но вопреки разумным ожиданиям Маарабас стал медленно подниматься вверх, и сбежавшимся хищникам оставалось только беспомощно щелкать своими многочисленными челюстями у самых пяток юноши, не имея возможности схватить ускользающую добычу. Пока Маарабас смотрел вниз на стаю беснующихся существ, его переполняло восхитительное чувство полета, но как только он посмотрел вверх, на проглядывающую сквозь пелену картину причудливого переплетения порядка и хаоса, моментально возникло ощущение медленного, но постепенно ускоряющегося падения, не исчезнувшего даже после того, как юноша вновь обратил свой взор в сторону отдаляющегося Источника Душ.
   Перспектива падения с такой головокружительной высоты вопреки здравому смыслу вовсе не пугала Маарабаса после всех странностей, приключившихся с ним, заставляя принять на веру безопасность столь необычного пути возвращения переродившихся обитателей Тени обратно на просторы привычного им мира грез. Юношу больше волновало то, как и где без помощи Старика отыскать вход на разрушенные Пути, а затем постараться вспомнить уже единожды пройденный маршрут до дома Талаис в недремлющем мире.
   Тем временем мир внизу, приближаясь, обрастал все новыми деталями, отвлекая Маарабаса от насущных размышлений. Юноша уже мог различить купола засыпанных песком дворцов, развалины храмов, поглощенных буйной растительностью, останки циклопических сооружений неизвестного назначения, вмерзших в сковывавшие вершины близлежащих гор полупрозрачные ледники, мощенные узорами площади, немилосердно вспоротые взметнувшимися ввысь каменными пиками, широкие дороги, рассеченные шрамами разверзнутой земли, источающими раскаленные газы и потоки расплавленной породы, которые издалека создавали иллюзию факельного шествия спорадическими вспышками прорывающегося наружу огня.
   Картина масштабных разрушений и тягостного запустения стала постепенно теряться за горизонтом по мере того, как Маарабас приближался. Он заблаговременно изловчился перевернуться так, чтобы к моменту окончания спуска коснуться твердой поверхности ногами, удостоверившись к своему облегчению, что не упадет в огненное озеро или бездонную расселину, а приземлится ровнехонько посреди засыпанных песком ничем не примечательных развалин.
   Поток набегающего воздуха трепал Маарабасу волосы и насвистывал на ухо немудреную мелодию, и юноша к собственному удивлению поймал себя на том, что и в самом деле уже какое-то время слышит едва различимый мелодичный напев. Возможно, это была всего лишь игра воображения, придававшая складный ритм хаотичному шуму ветра, однако странная мелодия завораживала Маарабаса, заставляя его позабыть обо всем остальном и всецело сосредоточиться на безуспешных попытках различить слова тихо звучащей песни. Ему стало казаться, что она звучит уже не снаружи, а прямо у него в голове, и чтобы наконец-то расслышать ее, он закрыл глаза и затаил дыхание, а его сердце, заставляя унять его оглушительное биение, словно стиснули чьи-то пальцы, незаметно проникшие юноше в грудь под аккомпанемент вкрадчивой мелодии. Вот-вот неразборчивые слова должны были обрести долгожданный смысл, развеяв охватившее Маарабаса оцепенение, и когда среди них он внезапно совершенно отчетливо расслышал собственное имя, те воображаемые пальцы вдруг обрели материальное воплощение и с силой сдавили его сердце, будто намеревались вырвать из груди. Закричав от боли, юноша широко распахнул глаза и внизу вместо уже ставшей привычной панорамы Тени увидел светящийся в абсолютной темноте узор, сплетенный из неизвестных ему символов. Узор стремительно рос, приближаясь, и в следующее мгновение Маарабас с силой ударился ногами о твердую поверхность. Юноша потерял равновесие и упал, почувствовав обнаженной кожей холодный камень. Узор под ним продолжал слабо светиться, и Маарабас, проследив глазами за его линиями, наткнулся взглядом на цепочку горящих свечей, выставленных вровень с границей начертанного узора. Оглянувшись кругом, Маарабас убедился, что свечи образуют замкнутый круг, охватывающий небольшое пространство, в центре которого оказался юноша. За границей свечей свет как будто растворялся, и сколько Маарабас не всматривался, он не мог больше ничего рассмотреть во мраке.
   - Демон, как я и предполагал! - раздался из сумрака уверенный голос, окрашенный нотками разочарования.
   Маарабас встал в полный рост и повернулся в сторону прозвучавшего голоса, но по-прежнему не мог ничего рассмотреть в сумраке за границей круга свечей.
   - Ему сильно досталось, - ответил второй голос, хриплый и надтреснутый, словно говоривший прилагал усилия, чтобы его речь была разборчива, однако несмотря на грубость звуков, в словах чувствовалось явное сочувствие. - Но даже в таком плачевном состоянии он по вашим человеческим меркам весьма недурен собой.
   - Демоны способны принимать какую угодно форму, лишь бы достичь своих целей, - пренебрежительно заявил первый говоривший.
   - Если так, тогда зачем он до сих пор сохраняет все эти шрамы и увечья? - нашелся второй.
   - Тут я с тобой соглашусь, это не обычный демон вожделения, а что-то иное... - задумчиво произнес первый.
   Сумрак напротив Маарабаса пришел в движение, и у границы из свечей появились двое незнакомцев. Первый был высокий худощавый человек. Короткая стрижка и аккуратная небольшая бородка поначалу вводили в заблуждение относительно его возраста, но значительная проседь в темных волосах, крючковатый нос и отчетливые морщины на высоком лбу и в уголках рта указывали на значительный возраст человека. Второй был коренастый коротышка, и первым, что сразу бросалось в глаза, было его изуродованное шрамами лицо. Оно одновременно заставляло содрогнуться от вида искаженных черт и вместе с тем невольно привлекало взгляд своей гротескной гармонией, будто шрамы эти были не следствием полученных по воле случая ранений, а воплощение чьего целенаправленного замысла, придавшего столь ужасным отметинам притягательную законченность.
   Кроме их лиц и общего контура фигур Маарабас мало что мог рассмотреть в сумраке. Казалось, свет распространялся лишь в узком пространстве в непосредственной близости от границы, отмеченной кругом горящих свечей на полу, и дальше все по-прежнему терялось во мраке. Неприветливый цепкий взгляд темных глаз высокого незнакомца из-под нахмуренных бровей и откровенное любопытство в бесхитростном взгляде коротышки усиливали ощущение, что Маарабас, как какое-то диковинное существо, заперт в невидимой клетке и предоставлен на обозрение зевакам.
   Юноша поежился, несмотря на то, что ему было вовсе не холодно, и обхватил себя руками за плечи, или, по крайней мере, одной рукой уж точно.
   - Кто вы такие? - спросил он, пробуя свой голос впервые после перерождения.
   Незнакомцы переглянулись.
   - Тебе знакома девушка по имени Талаис? - проигнорировав вопрос Маарабаса, спросил высокий, пристально вглядываясь в лицо юноши, видимо желая уловить малейшую реакцию на произнесенное имя.
   В первое мгновение Маарабас застыл в замешательстве. Он не мог поверить, что случай свел его с теми, кто мог что-то знать о судьбе Талаис. Несказанная удача моментально отодвинула на задний план возникшее было желание призадуматься, как и почему юноша оказался в этом самом месте, где его поджидали эти двое.
   - Вам что-то известно о ней!? - возбужденно воскликнул Маарабас, устремляясь к высокому мужчине, словно надеялся рассмотреть во мраке за его спиной Талаис.
   В ответ на приближение юноши на лице коротышки промелькнула тень опасения, и он заметно подался назад, полностью скрывшись во мраке, однако высокий остался стоять на месте, даже не шелохнувшись, разве что его глаза сузились, с интересом наблюдая за Маарабасом. Тот не сделал и пары шагов, как натолкнулся вытянутыми вперед руками на доселе невидимое препятствие, которое сейчас в местах соприкосновения с телом юноши вспыхнуло россыпью алых искр, на краткий миг сделав зримым непроницаемый барьер, основанием в точности совпавший с цепочкой горящих на полу свечей. Вспышка жгучей боли заставила Маарабаса немедленно отдернуть и так уже изуродованный ожогами обрубок левой руки, однако в правой руке, покрытой чешуей, юноша не испытывал каких-то неприятных ощущений, хотя продолжал касаться ладонью незримой преграды.
   - Значит, я не ошибся, - кивнул высокий незнакомец вновь шагнувшему из сумрака коротышке. - Это тот самый Маарабас, о котором писала в своем дневнике моя дочь.
   Очередное удивительное открытие заставило юношу моментально позабыть о причиненной боли и приблизиться к барьеру почти вплотную, рискуя ожечь лицо и плечи.
   - Талаис ваша дочь? Вы магистр Мертеус? - растерянно произнес Маарабас, вглядываясь в лицо высокого мужчины, затем перевел взгляд на коротышку. - А вы, должно быть, старый друг семьи, дядюшка Гефен...
   - Ну надо же, Талаис даже обо мне ему рассказала! - с изрядной долей довольства заметил гном, заметно польщенный упоминанием своей персоны.
   - Вы знаете, где она сейчас? - поторопился спросить Маарабас. - Что с ней? Я могу ее увидеть?
   В ответном взгляде Мертеуса сплелись в тугой клубок ярость, негодование, мука и злость, и Маарабас внезапно осознал, что магистру с большим трудом удается держать под контролем свои чувства под маской невозмутимого спокойствия.
   - Как будто тебе неизвестно, что с ней произошло! - возмущенно воскликнул Мертеус. - Неужели ты думаешь, что после этого я позволю тебе приблизиться к ней?
   Впервые Маарабас задумался, как выглядят поступки, совершенные им вместе с Талаис со стороны ее отца. Мертеус определенно знает о роли юноши в исчезновении Талаис, и теперь глупо ожидать от него радушного приема или даже снисхождения после всего произошедшего. В этой ситуации Маарабасу пока оставалось довольствоваться только косвенным подтверждением того, что Талаис действительно находится в недремлющем мире и пока еще жива, хотя и неизвестно, в каком она состоянии.
   - Тогда я сам разыщу ее рано или поздно! - юноша с вызовом смотрел на магистра, соперничая с ним силой пылающих во взгляде чувств.
   Не отрывая чешуйчатых пальцев от преграды, Маарабас провел рукой вдоль невидимой поверхности барьера, порождая на ней искрящийся дугообразный след. Кончики когтей в результате раскалились до красна, но юноша, не чувствуя никакой боли, твердо вознамерился обнаружить слабину в преграждавшем ему путь барьере.
   - Тебе не выбраться за пределы круга призыва, - холодно заметил Мертеус, наблюдая за попытками пленника преодолеть барьер. - Поверь мне, этот барьер не только мера предосторожности с нашей стороны. Без него твое физическое воплощение в материальном мире просуществует лишь короткое время, а жгучая боль, подобная той, что ты испытал только что, моментально сведет тебя с ума. Но раз ты решил во что бы то ни стало разыскать мою дочь, милости прошу в недремлющий мир, демон!
   Подняв ладонь, Мертеус сложил пальцы щепотью, и почти немедленно над кончиками сложенных пальцев вспыхнул алый огонек. Одновременно с этим барьер, окружавший Маарабаса, наконец-то стал зримым в полной мере, покрывшись густой сетью алых трещин, и стал отчетливо поскрипывать, казалось, готовый подобно треснувшему стеклу вот-вот рассыпаться на мелкие осколки. Гефен, до сего момента молча слушавший их перепалку, порывисто схватил магистра за запястье.
   - Опомнись, Мертеус! - быстро заговорил гном. - Не забывай, для чего он нам понадобился. От обезумевшего духа нам не будет никакого проку! Тем более нам ни к чему его гибель!
   Мертеус нехотя раскрыл ладонь, позволив алому огоньку, неподвижно повисшему в пространстве, без следа раствориться в воздухе. Вслед за этим барьер вновь стал незримым, и, скорее всего, остался по-прежнему непроницаем для Маарабаса.
   - Я всего лишь хотел преподать наглецу маленький урок, - с сожалением заметил магистр, заставляя пробудившуюся ярость вновь затаиться в глубине настороженного взгляда, обращенного на юношу.
   Впервые с момента встречи с отцом Талаис за всеми неожиданными поворотами, надеждами и разочарованиями Маарабас наконец-то смог осмыслить тот факт, что оказался в недремлющем мире, в этом круге призыва вовсе не случайно, а по воле стоящего по ту сторону барьера человека. По рассказам Талаис ее отец был выдающимся магом, и совсем неудивительно, что ему удалось призвать Маарабаса из Тени. Пока непонятно, для чего это было проделано, но, во всяком случае, вовсе не для того, чтобы магистр мог выместить накопившуюся ярость на похитителе своей дочери.
   - Что вам от меня нужно? - спросил Маарабас, обращаясь к пленившим его обитателям недремлющего мира.
   - Для начала расскажи нам, что произошло с Талаис после того, как она покинула родной дом, - потребовал магистр, голос которого все еще был полон угрожающими нотками.
   Маарабас решил ничего не скрывать от Мертеуса, надеясь в ответ все же выяснить подробности пребывания Талаис в недремлющем мире. Рассказ юноши со стороны звучал сумбурно и мог показаться лишенным здравого смысла, но для магистра Мертеуса, кажется, все сказанное находило понимание. Лишь раз магистр перебил Маарабаса, попросив подробнее описать Перекресток путей, из чего юноша сделал вывод, что Мертеус если и подозревал о существовании такого места, слышал о его реальном воплощении впервые.
   Как только юноша закончил свой рассказ, Мертеус нетерпеливо поинтересовался:
   - Тебе что-нибудь известно про Лодрин?
   - На это имя я наталкивался в памяти Старика, - Маарабас удивленно вскинул взгляд на магистра. - Откуда вы его знаете? Талаис рассказала?
   Гефен и Мертеус переглянулись, дав повод Маарабасу думать, что этим двоим известно гораздо большее того, что рассказал им сам юноша.
   - Пожалуй, стоит рассказать ему все, что мы знаем сами, если хотим, чтобы он нам помог, - предложил гном.
   Маарабас терпеливо ждал, что ответит магистр, найдя в лице прямолинейного гнома неожиданного союзника. Мертеус медлил с ответом, явно не желая посвящать демона в семейные дела и тем самым признавать за ним даже малейшее право в какой-то степени сохранять отношения со своей дочерью, но в итоге, устало кивнув, согласился с мнением Гефена.
   - Мы разыскали Талаис неподалеку от дома спустя сутки после того, как обнаружилось ее исчезновение, - медленно заговорил магистр. - Скверна, та самая черная кровь, о которой ты говорил, глубоко проникла в плоть моей дочери, но жизнь еще теплилась в ней. Ее разум оказался заперт в месте, очень похожем на Тень, полностью изолированном от мира грез непроницаемым барьером. Я смог проникнуть внутрь и отыскал Талаис. Она поведала мне о Лодрин, древнем драконе, который способен помочь ей покинуть ловушку для разума и исцелить тело от скверны, и попросила разыскать это существо как можно скорее. Вместе с Талаис в ловушке оказался заперт ее новорожденный ребенок, или, вернее, искра его души, и теперь я понимаю после всего рассказанного тобой, что ее устами со мной говорил именно он...
   - Что! У Талаис ребенок?! Он может быть моим?! - воскликнул Маарабас, потрясенный новостью и совершенно не имеющий понятия, как к ней относиться.
   - Не обольщайся насчет ребенка, - грустно усмехнулся магистр. - Плод вашего с Талаис союза послужил вместилищем для того, кого ты называешь Стариком. Только так я могу объяснить исчезновение памяти Старика из твоего разума и осведомленность моей дочери о способностях Лодрин.
   - Но для чего Старику это понадобилось? - спросил Маарабас, по-прежнему пребывающий в полной растерянности от обрушившейся на него новости.
   - Чтобы обрести материальное тело, конечно же, - снисходительно пояснил магистр. - Так он сможет беспрепятственно попасть в материальный мир. Уж не знаю, зачем он так стремился сюда, но надо отдать ему должное, его замыслу не откажешь в изяществе, хотя нечто подобное я уже наблюдал, но в гораздо более извращенной и отвратительной форме. Ты упомянул, что Старик создал тебя. Теперь ты должен понимать, для чего ты ему понадобился. Привлекательный юноша в образе загадочного, печального странника способен увлечь любую неискушенную девушку мечтами о бесконечных чудесах мира грез...
   - Наши с Талаис отношения не были фальшивыми! - возразил разозленный словами магистра Маарабас. - Даже если Старик использовал меня для достижения своих целей, это не отменяет того факта, что я по-прежнему люблю вашу дочь, а она любит меня!
   - Ну еще бы, - вновь жестокосердно усмехнулся магистр. - Все именно так и было задумано. Ни малейшей тени фальши. Все разыграно, как по нотам. Даже не знаю, выбор Талаис был случаен или это тоже часть хладнокровного расчета. Лишенную полноценной жизни в своем мире, ее легко было подвигнуть предпринять отчаянный шаг сбежать в мир грез, пообещав избавление от неизлечимого недуга. Старик двигал вами, как марионетками, вынуждая делать то, что ему было нужно. Увы, ваше с Талаис легкомыслие почти поставило крест на его идеальном плане. Теперь разум Старика заперт вместе с разумом Талаис в ловушке, а зачатый плод, на который Старик возлагал все свои надежды на перерождение, находится внутри пораженного скверной тела.
   Маарабас угрюмо слушал магистра, к горькому разочарованию понимая, что тот, возможно, недалек от истины, взглянув на все произошедшие события со стороны, но разве это что-то меняло в их отношениях с Талаис? Неужели предопределенность их взаимного влечения все обесценивает, делает ненастоящим и недостойным попыток сохранить?
   - Мне неважно, что свело нас вместе. Случай или чей-то расчет. Пока Талаис жива, я буду искать способ увидеть ее, желаете вы того или нет, - продолжил настаивать на своем Маарабас.
   Плечи магистра поникли, он наклонил лицо, и тень почти поглотила его черты, превратив Мертеуса в согбенного старика, раздавленного грузом прожитых лет и накопившихся неразрешимых проблем.
   - Помоги мне освободить дочь, - негромко произнес магистр, подняв на Маарабаса блеснувшие влагой глаза. - Тогда я поверю в то, что твои чувства к Талаис не просто имитация, а естественные проявление твоей души.
   - Так что я должен сделать для этого? - незамедлительно откликнулся Маарабас, - Вы хотите, чтобы я разыскал для вас Лодрин? Но, насколько я понял, это существо находится не в Тени, а где-то здесь, в недремлющем мире.
   - Все верно, - кивнул долгое время молчавший Гефен. - Мы сейчас находимся глубоко под землей, и каменная темница, в которой заключен древний дракон, расположена неподалеку отсюда. Беда в том, что мы не можем добраться до нее сквозь толщу камня и извлечь Лодрин на поверхность, как того попросила Талаис. Для этого понадобятся немалое число землекопов, которых нам неоткуда взять, к сожалению.
   Маарабас разочарованно развел руками.
   - В таком случае от меня мало толку, - сказал он. - По утверждению магистра я даже не могу покинуть круг призыва, чтобы присоединиться к раскопкам. Разве что есть способ снабдить меня материальным телом, достаточно крепким для выполнения тяжелой работы.
   Возможно, Мертеус и распознал в словах Маарабаса затаенное желание обрести свободу действий, но вида не подал или наоборот расценил подобное желание, как нечто, отвечающее пока неизвестному замыслу магистра.
   - Твоя готовность взяться за тяжелую работу похвальна. Я мог бы предоставить тебе такую возможность, тем более, что способ поместить тебя в материальное тело, пригодное для подобной работы, действительно есть. Но сейчас я рассчитываю на твое содействие в другом деле...
   Магистр обернулся и взмахнул рукой, словно отгонял темноту за своей спиной. И этот с виду обыденный жест действительно заставил сумрак быстро рассеяться, как если бы кто-то в ответ на условный сигнал поспешно отдернул непроницаемый занавес. Маарабас обернулся, убеждаясь, что тьма рассеялась не только за спиной Мертеуса, но и со всех сторон от круга призыва. Оказалось, круг расположен в самом центре просторной хорошо освещенной залы. Повсюду взгляд юноши натыкался на огромные неподвижные фигуры, в основном изваянные из камня, но в местах сочленений мощных рук и ног, шеи и головы был заметен металл, искусно соединенный с камнем. По залу деловито сновали гномы, кто катил тележку руды, кто на пару с товарищем тащил огромную каменную руку, а кто, взобравшись на деревянные леса, при помощи проброшенных через потолок блоков прилаживал к гигантской каменной фигуре огромную голову. Из глубины залы, откуда-то из-за стоящих фигур исполинов доносился стук молота об наковальню, и иногда на дальних стенах залы можно было уловить всполохи яркого огня.
   - Посмотри вокруг, - призвал юношу магистр. - Видишь этих каменных гигантов? Если в них вдохнуть жизнь, они с легкостью смогут пробить тоннели и расчистить завалы, позволив нам добраться до Лодрин. Но чтобы превратить неподвижных истуканов в големов, как их называют гномы, необходимо поместить в каждого из них душу живого существа. Увы, для человека или гнома это путь в один конец, и мало кто по доброй воле согласится пожертвовать собой, поэтому я намереваюсь поместить в тела големов призванных из Тени демонов. Самых примитивных и одновременно яростных из них. При должном контроле из них получатся превосходные помощники, которых затем за ненадобностью можно будет вернуть восвояси, уничтожив големов.
   - Укротить столько демонов в одиночку будет очень сложно, - скептически заметил Маарабас, еще раз обводя взглядом во множестве расставленных по залу големов. - Они своенравны, необузданные и не внемлют уговорам.
   - Именно для этого мне и нужна твоя помощь, - ответил магистр. - Конечно, один я не справлюсь, если одновременно буду тратить силы на поиски демонов в Тени и на то, чтобы затем держать их в узде здесь, в недремлющем мире. Но ты мог бы вернуться в Тень и заняться поисками демонов там вместо меня. Впрочем, глядя на тебя, я не совсем уверен, сможешь ли ты выполнить мою просьбу.
   Маарабас поднял лишенную кисти руку, понимая, что со стороны выглядит неполноценным калекой, вряд ли способным на столкновение с демонами, но тут же вспомнил схватку с существом, напавшим на него у Источника Душ, и сжал в кулак покрытую чешуей руку, которая досталась юноше в результате неожиданной победы, почувствовав необъяснимую уверенность в собственных силах.
   - Кроме меня вам все равно не к кому обратиться, - сказал Маарабас, посмотрев на магистра. - Расскажите, что мне предстоит делать.
   Мертеус как-то по-новому посмотрел на Маарабаса. Впервые во взгляде магистра промелькнула толика теплоты и искреннее нежелание отправлять юношу на выполнение столь опасной задачи, но других помощников, способных устроить охоту на демонов в Тени, у Мертеуса действительно не было.
   - В Тени не так много мест, неизменных на протяжении долгого времени, - стал рассказывать магистр. - Одним из таких мест являются Пылающие Равнины. Трудно поверить, что это место породил чей-то разум. Разве что обезумевшее древнее божество или могущественный дух. Но, скорее всего, это часть изначальной Тени, сохранившаяся со времен зарождения миров, и по ней мы можем судить, как выглядела вся Тень до появления созидающего разума. Пылающие Равнины примечательны еще и тем, что очень часто на них попадают души умерших, чьи ужасные деяния при жизни не позволили такой душе беспрепятственно проследовать в небытие за пределами Тени и недремлющего мира. Попав на Пылающие Равнины, эти души подвергаются жестокой пытке, однако вскоре становятся добычей привлеченных их страданиями демонов, во множестве обитающих в тех местах. Это самое подходящее место, чтобы заполучить достаточное количество демонов для наших нужд.
   Магистр опустил ладонь на пояс и отцепил с него невзрачный и небольшой по размерам кристалл, закрепленный на металлическом кольце. Подняв кристалл на уровень глаз, магистр продемонстрировал его Маарабасу.
   - Внутри этого камня заключена частичка души моей старой знакомой еще с тех времен, когда мы обменивались с ней плодами наших магических изысканий. Так мы могли отыскать друг друга, если одновременно посещали Тень и желали оказаться вдвоем в одном месте, - лицо магистра погрустнело, и Маарабас понял, что эта история скорее всего имеет печальный конец, в чем вскоре убедился, услышав ее продолжение. - Ее непутевый сын, наделенный редким талантом к магии, избрал путь порока, и лишь война с порождениями тьмы позволяла найти его жестоким наклонностям оправданное применение. Он редко сообщал о себе своей семье, и лишь доходившие до Минратоуса пересуды о творимых им непотребствах позволяли убедиться, что он еще не пал в бою. Несмотря на все это мать его любила, и вскоре переживания за его судьбу не лучшим образом сказались на ее здоровье. Сильнее всего она боялась, что душа ее сына попадет на Пылающие Равнины и станет добычей для демонов. Когда она слегла с тяжелой болезнью, то решила не дожидаться неизбежного конца, а провела магический ритуал, позволивший ее духу поселиться в Тени, на окраине Пылающих Равнин. Она утверждала, что почувствует, если душа ее сына окажется там, и тогда придет на помощь, не позволив демонам завладеть его душой.
   Мертеус протянул кристалл Маарабасу, и рука магистра беспрепятственно преодолела барьер, давший знать о своем наличии алым искрящимся кольцом, охватившим запястье в том месте, где рука пересекала барьер.
   - Возьми этот кристалл, - попросил Мертеус. - Когда я отправлю тебя обратно в Тень, он безошибочно приведет тебя на окраину Пылающих Равнин в то место, где нашла себе убежище моя знакомая. Ее зовут Камилла. Покажи ей этот кристалл и скажи ей, что помогаешь мне в важном деле, касающемся моей дочери. За то время, что она находится в Тени, она должна многое узнать о повадках демонов и подскажет тебе, как лучше всего с ними обращаться и заставить их делать то, что тебе нужно.
   Маарабас протянул раскрытую ладонь, и кристалл, выскользнув из пальцев магистра, оказался в руке юноши. Сомкнув чешуйчатые пальцы, Маарабас почувствовал слабую пульсацию камня, и ему стало интересно, последует за ним в Тень сам кристалл, или в ладони останется лишь частичка заключенной в нем души, единственная способная преодолеть Завесу?
   - Как я смогу отправлять демонов сюда, к вам? - спросил юноша.
   - В тот момент, когда ты вернешься в Тень, между этим кругом призыва и тем местом в Тени, куда ты прибудешь, на короткое время возникнет проход сквозь Завесу, - стал пояснять Мертеус. - Я постараюсь сделать так, чтобы он не исчез сразу, а сохранялся до тех пор, пока в нем будет необходимость. Конечно, ничто материальное не сможет попасть через него в Тень, но если ты сумеешь заманить демона в портал со стороны Тени, демон моментально окажется здесь, в этом круге призыва, и я смогу извлечь его отсюда, заключив в магическую клетку. Как только демон окажется в клетке, я пошлю к тебе через портал маленького виспа. Его появление послужит тебе сигналом начать поиски следующего демона. Как только их станет достаточно, я призову тебя, как уже сделал это единожды, и ты вернешься назад через портал.
   - А если я не дождусь появления виспа и не услышу призыва? Что тогда?
   Мертеус пожал плечами.
   - Это будет означать, что у нас с Гефеном возникли какие-то проблемы, - ответил магистр. - Но будем надеяться, что этого не случится.
   - Парню не помешала бы одежда, если это конечно имеет какое-то значение в Тени, - заметил Гефен. - Вот только не возьму в толк, как снабдить хотя бы простой курткой и штанами выходца из Тени.
   Мертеус снял с плеч свой плащ и, предварительно сложив пополам, протянул Маарабасу.
   - Накинь это, - сказал магистр. - Сам плащ останется здесь, когда ты отправишься в Тень, но вплетенный в него гномами магический полог послужит тебе в качестве одежды и даст неплохую защиту от демонов. Твой разум сам придаст ему подходящую для тебя форму. Да, и вот еще что! Тебе всего лишь нужно заманивать демонов в открытый портал, так что старайся избегать непосредственного соприкосновения с ними. Попроси Камиллу дать тебе на время огненный бич, которым она собиралась отгонять демонов. Если столкнешься с демонами нос к носу, он тебе пригодится.
   Маарабас накинул плащ на плечи, почти не ощущая его веса. Дождавшись, когда юноша запахнул плащ на обожженной груди, магистр спросил:
   - Готов отправиться на Пылающие Равнины?
   Юноша машинально кивнул, тут же мысленно спохватываясь, не слишком ли он торопится на встречу со злобными демонами, но менять решение было уже поздно. Окружавший круг призыва просторный зал с големами стремительно погрузился во мрак, магистр Мертеус и гном Гефен исчезли, а под ногами Маарабаса в полной темноте ярко засветился начертанный в круге призыва узор. Зажатый в ладони кристалл тоже дал о себе знать, испуская меж фаланг пальцев мягкий желтоватый свет, и когда Маарабас из любопытства раскрыл ладонь, то едва смог рассмотреть крохотный огонек, вырвавшийся на свободу. В тот же самый момент мрак сменился приглушенным ржавым светом, а в лицо Маарабасу ударили порывы знойного ветра. Юноша огляделся по сторонам, старательно запахивая плащ на груди, и с удивлением обнаружил, что помимо плаща облачен в свою привычную тунику.
   Куда ни глянь, все пространство вокруг до самого изломанного скалами горизонта занимала практически плоская равнина, покрытая испещренным широкими трещинами красно-бурым песчаником. Оттенки неба под стать земле сменялись от тускло желтого до огненно-красного цвета. Редкие торчащие из земли красноватые скалы отбрасывали удлиненные тени, подсказывая направление, в котором следует искать местное алое солнце, ловко спрятавшееся на фоне охваченных пожарищем небес. На том месте, с которого шагнул Маарабас, отпечатался уже ставший знакомым юноше светящийся узор, от которого явственно слышалось негромкое гудение, отмечая портал, через в который Маарабасу надлежало отправлять демонов магистру Мертеусу.
   Чего-то даже отдаленно напоминающего человеческое жилище поблизости не оказалось, и Маарабас, краем глаза заметивший, куда устремилась частичка души Камиллы, тоже отправился в том направлении, надеясь наткнуться на ее убежище, о котором упоминал магистр Мертеус.
   Идти пришлось недолго. В основании одной из скал, встретившей на пути Маарабаса, темнел вход в пещеру. Оказавшись поблизости, юноша решил заглянуть внутрь и обнаружил в глубине пещеры грубо вытесанные ступени, спускавшиеся вдоль каменной стены откуда-то сверху и ведущие вниз, под скалу. Снизу тянуло приятной прохладой, и юноша решил вначале спуститься вниз. Ступени привели его в утлую пещеру, едва освещенную лучами света, проникающими сверху сквозь трещину в скальном своде. Недостаток освещения компенсировали зажженные свечи, в избытке расставленные по краям пещеры на каменные выступы и скудные предметы обстановки. В Тени духу вряд ли нужна кровать или стол, и все это, находившееся в пещере, было скорее данью привычной прижизненной обстановке, которая здесь создавала иллюзию непрерывности существования. Пещера оказалась пуста, и Маарабасу ничего не оставалось, как попробовать подняться наверх в надежде там обнаружить хозяйку этого аскетичного убежища.
   На этот раз ступени привели Маарабаса на небольшую площадку, уместившуюся между торчащими в небо острыми зубцами скалы. В дальнем ее конце юноша увидел высокую седовласую женщину, неотрывно вглядывающуюся вдаль, туда, где, как на ладони, расстилались Пылающие Равнины. Знойный ветер перебирал волосы женщины и шевелил складки мешковатого темного балахона, не позволяя судить о фигуре незнакомки.
   - Камилла? - позвал Маарабас, уверенный, что здесь кроме знакомой магистра Мертеуса вряд ли кто-то может быть еще.
   Женщина обернулась, и Маарабас от удивления потерял дар речи. Он ожидал увидеть измученную болезнью и долгим бесплодным ожиданием старуху, но перед ним стояла молодая красивая женщина, а светлый цвет ее роскошных волос юноша ошибочно принял за седину. Наверное, в тот момент лицо Маарабса отражало немое восхищение, демонстрируя юношескую беззащитность перед обезоруживающей ослепительной красотой, поэтому возникшее было на лице женщины тревожное опасение рассеялось, уступив место мягкой улыбке.
   - Кто ты и откуда знаешь мое имя?
   - Меня зовут Маарабас, - нашелся ответить юноша. - Мне посоветовал отыскать вас магистр Мертеус. В подтверждение моих слов я должен был показать вам это, но...
   Маарабас протянул руку и раскрыл ладонь, демонстрируя женщине лишь горстку песка, оставшуюся от кристалла души.
   - В этом подтверждении нет нужды, - сказала она, мельком взглянув на раскрытую ладонь юноши. - Отсюда виден портал, через который ты прибыл сюда, а искра души, которую ты упустил, вернулась ко мне как раз перед самым твоим появлением. Да, она та самая, которой я когда-то поделилась с Мертеусом, поэтому я выслушаю тебя. Что тебе нужно?
   - Талаис, дочь магистра Мертеуса, попала в смертельную беду, - принялся объяснять Маарабас, решив не слишком вдаваться в подробности. - Чтобы спасти ее, магистру понадобилось призвать из Тени демонов, которых он хочет заставить помогать себе. Он посоветовал попросить у вас совета, как лучше подступиться к этой задаче...
   Камилла подняла руку, останавливая его. Маарабасу показалось, или имя магистра каждый раз, как его произносил юноша, вызывало на лице женщины грусть вперемешку с затаенной болью.
   - Достаточно. Подробности мне без надобности, - Камилла повернулась обратно к Пылающим Равнинам. - Ты прибыл по назначению. Демонов здесь в избытке.
   - Пока я шел от портала сюда, не встретил ни одного из них, - признался юноша.
   - Так просто их не увидеть, - Камилла обернулась и поманила Маарабаса рукой. - Встань рядом, я покажу тебе их.
   Маарабас послушно шагнул к краю скалы и устремил свой взгляд на рыжую пустыню, усеянную редкими скалами. Все было мертво, неподвижно, и казалось, малейшее движение в этой застывшей картине должно моментально привлечь к себе внимание наблюдателя. Но Камилла умудрилась высмотреть то, что каким-то образом все равно ускользнуло от взора Маарабаса.
   - Посмотри туда, - женщина указала рукой немного в сторону от того места, куда в настоящий момент смотрел юноша. - Видишь там, в тени одинокой скалы человеческую фигуру?
   Юноша присмотрелся к указанному месту и действительно различил укрывшегося в тени человека. Его силуэт показался Маарабасу нечетким, каким-то зыбким. Было неясно, одет человек или обнажен. Возможно, всему виной было марево от разогретого воздуха, делавшего силуэты предметов размытыми, или все дело было в том, что перед Маарабасом был вовсе не человек, а всего лишь то, что осталось от его души, сосредоточие страха и предсмертных мучений, успевшее покинуть умирающее тело.
   - Он напуган и растерян, - предположил Маарабас.
   - Еще бы ему не быть напуганным! - согласилась Камилла. - Он попал сюда не без причины и догадывается, где оказался! Редко какой жестокий убийца, мучитель или насильник сам достойно встречает свою кару. Не знаю, что ведет таких, как они, в это место. Какой-то вселенский рок, неумолимая справедливость бросает их на растерзание демонам. Смотри, они уже появились, почуяв запах страха, источаемый жертвой.
   На Пылающих Равнинах и в самом деле возникло какое-то движение. Маарабасу показалось, что некоторые камни, доселе неподвижно торчавшие из обожженной почвы, ожили, обретя гибкость и способность к перемещению. Поначалу их движения были порывистыми, словно их поверхность все еще сохраняла твердость камня, трескаясь каждый раз, когда демон, преодолевая сопротивление своей застывшей кожи, скачком перемещался на небольшое расстояние. Их темно-бурые тела все еще сливались с землей, и уверенно рассмотреть их можно было только в эти моменты движения, когда сквозь трещины становилась видна тлеющая алым сердцевина демона, постепенно разгорающаяся все сильнее и все чаще прорывающаяся наружу по мере того, как движения демона становились плавнее, и он все ближе приближался к своей жертве. Форма их тел также претерпевала изменения, становясь отдаленно похожей на гротескные человеческие фигуры. Демоны выпрастывали из своих бесформенных тел уродливые подобия рук, а о наличии у них голов можно было судить разве что по паре обозначившихся пылающим огнем глаз. Демонов было несколько, постепенно сужающих кольцо вокруг человека, который пока еще не замечал приближающуюся опасность.
   Наконец, заметив угрозу, человек запаниковал, в нерешительности заметался, упуская драгоценное время, чтобы вырваться из ловушки. Когда же он, выбрав направление, все-таки решился бежать, было уже слишком поздно. Ближайший демон, мимо которого он решил проскользнуть, внезапно проявил доселе невиданную прыть, вытянувшись длинной пылающей дугой, словно змея, в броске хватающая пробегающую мышь. Сбив человека с ног, демон покатился дальше, на время оставив свою жертву лежать на земле.
   Камилла крепко ухватила Маарабаса за руку, почувствовав, как в этот момент юноша готов был сорваться с места и броситься на помощь беспомощной человеческой душе.
   - Оставайся на месте, - потребовала женщина. - Помни, как бы тебе не хотелось проявить жалость к этим душам, каждая из них с лихвой заслуживает такой участи.
   Человек пытался подняться на ноги, но к тому времени демоны, уже обретшие невероятную гибкость и прыть, набросились на него со всех сторон и принялись рвать на части. Теряя конечности, человек еще сопротивлялся, но вскоре тела демонов скрыли его от глаз юноши, всецело поглощенные своей ужасной трапезой. Камилла с каким-то болезненным интересом смотрела, как демоны расправляются со своей жертвой.
   - Его тело сейчас где-то в недремлющем мире бьется в предсмертных конвульсиях, в то время как разум переживает этот кошмар, - прокомментировала она происходящее.
   - Неужели ваш сын тоже заслуживает подобной участи? - не удержался от вопроса Маарабас, испытывая неприятие хладнокровной позиции Камиллы.
   Женщина грустно улыбнулась, наклонив голову.
   - Мертеус рассказал тебе мою историю, - кивнула она, а затем, гордо вскинув голову, устремила свой взгляд на горизонт. - По мнению многих заслуживает. Но пусть другие судят моего сына, а для меня все равно нет никого ближе. Вопрос времени, когда он появится здесь, и тогда, почувствовав появление родной души, я все сделаю, чтобы уберечь ее от демонов. Вы ведь с Мертеусом тоже готовы рискнуть, связываясь с демонами, чтобы спасти Талаис.
   Маарабас молча следил, как демоны, закончив пировать, медленно расползались в разные стороны, постепенно сливаясь окраской с бурой поверхностью земли. На месте растерзанной души не осталось ничего, только следы отчаянных попыток вырваться в пыли. Сколько ни старался Маарабас проследить, куда направляются демоны, но спустя короткое время уже не мог с уверенностью отыскать ни одного из них взглядом. В итоге Пылающие Равнины вернулись к своему первоначальному лишенному какого-либо движения и признаков жизни состоянию.
   - Вот и все, - нарушила молчание Камилла. - Как видишь, эти демоны охотятся стаей, незаметно окружают жертву и успевают подобраться вплотную прежде чем жертва заметит их. Они не так проворны, но берут числом и неожиданностью.
   Камилла повернулась к юноше.
   - Помочь тебе управиться с этим делом? - спросила она.
   - Благодарю за предложение, но я должен сделать это сам, - покачал головой Маарабас.
   - Должен? - прищурившись, спросила Камилла. - Ты ведь не демон в услужении магистра, но и не человек! Так кто же ты такой?
   - Это долгая история, и Мертеус не одобрит, если я потрачу слишком много времени, рассказывая ее вам.
   - Хорошо, не буду настаивать. Ведь Мертеус мог бы и сам обратиться ко мне за помощью.
   - Почему он не сделал этого? - спросил Маарабас.
   - Когда-то мы были близки с ним, - негромко сказала Камилла. - Наши семьи считали, что из нас выйдет идеальная пара, полагая, что от двух превосходных магов дети унаследуют все таланты родителей. Увы, этим надеждам не суждено было сбыться. Мертеус тогда не помышлял о браке. Его больше интересовали исследования, и вопреки желанию родных он отправился на войну. Молодой девушке долго пребывать в ожидании мужчины, не имея от него брачных обязательств, не принято, и мои родители настояли на браке по расчету. У моего мужа была безупречная родословная, и вскоре у нас родился сын. Он родился, когда шла война, рос, когда шла война и в итоге война забрала его у нас. Может быть, Мертеус винит себя в этом. Останься он со мной, и все могло быть по-другому.
   - Спасибо за ответы, - поблагодарил Маарабас. - Мне пора браться за работу. Магистр, наверное, заждался, когда я пришлю ему первого демона.
   Камилла повернулась следом за юношей, намереваясь сопроводить его вниз с вершины скалы. Маарабас, прежде чем покинуть ее убежище, хотел еще раз поблагодарить ее, но Камилла опередила его, остановив у самого выхода пещеры.
   - Спустись со мной вниз ненадолго, - попросила она, коснувшись его руки. - У меня есть кое-что полезное для тебя.
   Вместе они спустились ниже по лестнице в ту самую пещеру, где Маарабас уже побывал. Камилла прошла в самый дальний угол и сняла со стены какой-то предмет. Вернувшись к Маарабасу, она продемонстрировала ему свернутый в тугие кольца бич, сплетенный из тонких полос грубой кожи, с одной стороны заканчивающийся оплетенной все той же кожей короткой рукоятью, а с другой жестким костяным жалом, отделенным от остального тела бича цепочкой тугих узлов.
   - Возьми, - Камилла протянула бич юноше. - Мертеус разыскал этот бич в Тени специально для меня, как только узнал, что я распрощалась с недремлющим миром и поселилась здесь. Если демоны все же окружат тебя или приблизятся слишком близко, огненный бич поможет тебе отогнать их.
   У Маарабаса совершенно вылетело из головы, что Мертеус советовал попросить этот бич у Камиллы. К счастью, Камилла оказалась достаточна любезна, чтобы самой предложить его юноше.
   - Спасибо, - сказал Маарабас, приняв бич из ее рук и не почувствовав в этом предмете ничего необычного, что могло бы намекать на его неординарные качества.
   - Теперь ступай, - кивнула Камилла.
   Маарабас взбежал по ступеням к выходу из пещеры, напоследок бросив взгляд вниз. Ему показалось, или в самом деле внизу посреди пещеры в тусклом свете свечей стояла не молодая блистательная Камилла, а согбенная старуха, измученная болезнью и переживаниями. Сочтя это наваждение всего лишь причудливой игрой света и тени, Маарабас вышел на знойные просторы Пылающих Равнин. Первым делом он отправился обратно к порталу, чтобы, во-первых, убедиться, что тот еще на месте, а во-вторых, в любом случае вынужденный использовать его в качестве отправной и конечной точек для всех своих будущих вылазок за демонами.
   Местоположение портала оказалось легко определить издалека. Слабо мерцающий столб бледного света поднимался от земли ввысь, постепенно растворяясь на фоне раскаленного неба. Маарабас остановился возле границы света, рассматривая рисунок портала, странным образом просвечивающий сквозь тонкий слой песка и пыли, которые ветер беспрепятственно гнал через призрачную преграду, вызывая то самое легкое мерцание. Юноша развернулся на месте, вглядываясь в горизонт. Теперь он знал, что так просто отыскать демонов на Пылающих Равнинах не получится. Единственным способом привлечь внимание демонов оставалось выступить самому в качестве приманки, но прежде чем идти на такой рискованный шаг, Маарабас решил опробовать огненный бич, чтобы получить представление, что это за оружие.
   В качестве цели Маарабас выбрал небольшой камень, торчащий из песка неподалеку. Ухватившись за рукоятку, он позволил кольцам бича свободно упасть на землю, и отвел руку чуть назад, готовясь выполнить удар. Маарабас совершенно не представлял себе, как обращаться с подобным оружием и действовал, целиком полагаясь на интуицию. С самого начала бич проявил свой непослушный норов, поведя себя совсем не так, как ожидал юноша. Впору было не камню, а самому Маарабасу поберечься, когда непослушные кожаные кольца засвистели над его макушкой. Все, что в итоге у него вышло, это едва задеть торчащий камень костяным наконечником, но и только. Маарабас раздраженно отдернул бич назад, представляя свою беспомощность, если бы на месте камня был настоящий демон. Эта мысль заставила Маарабаса с силой стиснуть рукоятку бича, а в ответ на возникшее внутри чувство ярости в его руке пробудилась странная уверенность. Ее последующие движения, в целом подчиняясь желанию юноши разделаться с ненавистным камнем, происходили так, будто рукой руководил кто-то многим более опытный в обращении с огненным бичом, чем сам юноша. Бич, послушно следуя движению руки, взвился широкой дугой над головой Маарабаса, последовательно огибая всем своим телом филигранно выверенный радиус, мгновенно разгоняясь до такой скорости, что испустил резкий свист и, раскалившись докрасна, внезапно вспыхнул от самой рукояти до кончика гудящим пламенем. В последний момент почти все тело бича, обретя невероятную скорость, огненной аркой обрушилось на камень и рассекло его пополам. Лишь мгновение Маарабас наблюдал, как раскаленный хвост бича сверкал в глубине расколотого камня, а затем рука рванула бич назад, и камень вовсе разорвало в облако пыли. Рука вернулась в исходное положение, и бич послушно свернулся кольцами у ног, ластясь к ноге.
   Маарабас в изумлении взирал на бич, на свою руку, деловито перебирающую рукоятку пальцами, и никак не мог отделаться от ощущения, что эта рука чужая, живет сама по себе и больше не подчиняется его воле. Чтобы рассеять это мрачное ощущение, юноша стиснул пальцы, расслабил, покрутил запястьем, ощущая ленивую упругость бича. Чувство владения этим грозным оружием теперь стало его, он помнил все движения, знал, когда и какие усилия нужно приложить, чтобы казавшееся неуклюжим оружие танцевало в его руках, направляя заключенную в нем магическую энергию в нужное место. Казалось, Маарабас умел обращаться с бичом уже давным-давно и сейчас лишь освежил в памяти тот подзабытый опыт.
   Дабы окончательно убедиться, что его рука и сам бич всецело подчиняются ему, а ощущение знания вовсе не иллюзия, Маарабас взмахнул бичом вновь. На этот раз бич моментально превратился в раскаленную петлю, с шипением рассекающую воздух, и юноша, не раздумывая, обрушил ее на близстоящую скалу, своими размерами и обветренной шероховатой поверхностью демонстрирующую монументальную незыблемость. Однако удар огненного бича почти уполовинил ее, лишив верхушки, превратившейся в град осколков и клубы пыли. Не останавливаясь, Маарабас наносил удары по скалам, которые оказывались на его пути, еще и еще, переживая волну восторга от обладания подобной разрушительной мощью. Издалека, со стороны, наверное, могло показаться, что на Пылающих Равнинах разразился какой-то огненный катаклизм, уничтожающий одну за другой торчащие из земли скалы и оставляющий после себя медленно оседающие на груды щебня тяжелые клубы пыли.
   Маарабас остановился лишь после того, как достаточно уверился, что сможет при необходимости пустить огненный бич в ход. Наклонившись, юноша перехватил свернувшийся кольцами возле ноги бич ладонью и одел его обратно на плечо. Затем он обернулся и сквозь оседающую завесу пыли отыскал сияние портала, оказавшегося от места, где остановился юноша, на порядочном расстоянии. Это давало надежду вернуться к порталу даже после того, как Маарабас зайдет в поисках демонов вглубь Пылающих Равнин. Отряхнув с волос и туники осевшую пыль, юноша решительно направился в противоположном от портала направлении, надеясь, что не распугал всех демонов в округе своим спонтанным взрывом ярости по отношению к безобидным скалам.
   Постепенно возбуждение рассеялось, уступив место опасениям. Тревожно оглядываясь по сторонам, Маарабас готов был заподозрить в каждом камне затаившегося демона, готового атаковать, как только юноша повернется к нему спиной. Каждый раз, минуя очередную группу торчащих скальных выступов, он оборачивался назад, ища слабый свет портала. Ни малейших следов демонов ему до сих пор не удалось обнаружить, и на смену тревожному ожиданию пришло раздраженное желание броситься бегом в самое сердце Пылающих Равнин, чтобы побыстрее отыскать хотя бы одного единственного демона.
   С досады пиная камни на своем пути, Маарабас все еще надеялся своей показной беспечностью привлечь к себе демонов, и едва не заглушил шумом катящихся камней и преувеличенно громким топотом шагов раздавшийся неподалеку испуганный вскрик. Юноша замер, озираясь по сторонам. Жалобный всхлип, раздавшийся в тишине со стороны небольшой группы камней, подсказал ему верное направление. Перехватив ладонью огненный бич, Маарабас стал медленно обходить камни по кругу, в первую очередь подумав об очередной испуганной душе, угодившей за свои прегрешения на Пылающие Равнины, но не забывая и о коварстве демонов, способных устроить хитроумную ловушку.
   За камнями, всем телом прижимаясь к их шероховатой поверхности, пряталась немолодая женщина. За космами спутанных темных волос Маарабас рассмотрел изможденное лицо, пока еще лишенное морщин, но уже несущее бремя прожитых лет, читавшихся в обвисшей коже, нарушившей некогда четкий овал лица. Завидев юношу, женщина испуганно попятилась, стараюсь вновь укрыться за камнями. Маарабас остановился и поднял руки, демонстрируя миролюбие, но почти сразу опустил их, запоздало сообразив, что это то еще зрелище - одна рука выглядела весьма угрожающе, ощерившись острыми когтями, а вторая оканчивалась страшным обожженным обрубком.
   - Кто ты? - надломленный хриплый голос женщины был под стать ее измученной внешности. Неопределенно поведя подбородком вокруг, в итоге она кивнула на покрытую чешуей руку юноши. - Ты один из них?
   - Я не демон, если ты это имеешь в виду! - поторопился успокоить ее Маарабас, спеша спрятать руки за спину.
   Женщина устало сползла вниз, привалившись спиной к камню.
   - Неважно, - едва слышно пробормотала она, неподвижно уставившись взглядом в землю. - Рано или поздно они все равно меня отыщут.
   Маарабас медленно приблизился, остановившись в шаге от женщины. Рассматривая ее вблизи, он припомнил слова Камиллы, утверждавшей, что каждая душа, оказавшаяся в этом месте, заслуживает своей участи. Но во внешности, голосе, тоскливом взгляде сидевшей перед ним женщины Маарабас при всем желании не мог разглядеть порочную натуру, которая не заслуживала даже малой толики жалости или сочувствия.
   - Я могу вывести тебя с Пылающих Равнин, - предложил он.
   - Правда? - она вяло усмехнулась, очевидно, не поверив ему. - Откуда тебе знать, как отсюда выбраться? Если ты не демон, то, верно, такой же бедняга, как и я, угодивший сюда не по своей воле.
   Маарабас протянул женщине ладонь, надеясь, что угрожающий вид руки не сведет на нет все усилия завоевать доверие незнакомки.
   - Идем со мной, - ничуть не смутившись, настаивал юноша. - Я докажу тебе, что это не пустые слова.
   Помедлив, она, в конце концов, протянула руку в ответ и обхватила ладонь Маарабаса, стараясь не задеть острые когти. Юноша помог женщине встать на ноги и потянул за собой, но не успели они сделать и пары шагов от укрытия в тени скал, как женщина внезапно вцепилась Маарабасу в плечо, заставляя юношу остановиться.
   - Поздно! Они уже здесь! - произнесла она сдавленным голосом, едва сдерживая готовый вырваться наружу крик ужаса.
   Маарабас спешно оббежал взглядом разорванную торчащими скалами пунктирную линию горизонта, не обнаружив вокруг ни единого признака демонов.
   - Рядом никого нет, - уверенно заявил он.
   Незнакомка сильнее стиснула плечо Маарабаса, вызвав неприятное ощущение, будто ее тонкие пальцы проникают сквозь плоть юноши, заражая тем самым болезненным стремлением видеть в каждом окружающем предмете несуществующую угрозу.
   - Присмотрись повнимательней! - зашептала она. - Они неподалеку, прячутся среди скал, подбираются все ближе и ближе!
   Теперь и ему в дрожащем мареве нагретого воздуха чудилось чье-то движение, в нечетких контурах скал угадывался притаившийся враг, в отраженном блеске кристаллов мерещился свет демонических глаз. Разумом Маарабас продолжал цепляться за мысль, что все это лишь плод возбужденного разума, но его рука сама собой потянулась к бичу, а внутри пробудился ранее незнакомый ему азарт в предчувствии неминуемой схватки с опасным противником.
   - В таком случае, глупо торчать на одном месте и дожидаться их нападения, - решительно заявил Маарабас, делая шаг вперед и вынуждая женщину последовать за собой.
   Как и обещал, он повел свою спутницу к границе Пылающих Равнин, избрав в качестве ориентира сияние портала. Довлеющее ожидание нападения демонов все настойчивей пробуждало у юноши мысль обрушить огненный бич на все окружающие скалы без разбора в надежде если не отогнать демонов прочь, то хотя бы вынудить их атаковать открыто, тем самым упредив их внезапное нападение исподтишка. Уже не в первый раз испытывая соблазн воплотить эту мысль в реальность, Маарабас обернулся к своей спутнице, желая лишний раз убедиться, что женщина держится поблизости, а когда повернулся обратно, роскошь выбирать - атаковать самому или дождаться атаки демонов уже безвозвратно испарилась.
   При иных обстоятельствах Маарабас мог бы восхититься несущим смертельную угрозу и одновременно удивительно прекрасным видом атакующего демона. По сути, над ним на исчезающе краткое мгновение замер в полете изогнувшийся широкой дугой поток жидкого огня, переливающийся яркими всполохами и переплетенный замысловатой вязью золотых нитей, одним краем только что оттолкнувшийся от поверхности земли, другим вот-вот готовый обрушиться на юношу, моментально обуглив и разметав в пепел его жалкую плоть. Даже если Маарабас и не был заворожен столь изумительным зрелищем, то точно оказался застигнут врасплох, чего нельзя было сказать о его своенравной руке, казалось, только и ждавшей лишний повод проявить свой непокорный нрав.
   В то время, как уклониться от столкновения с яростным потоком огня было уже невозможно, чешуйчатые пальцы стиснули рукоятку бича, позволив его кольцам свободно соскальзывать вдоль моментально распрямившейся руки. Одновременно раскручиваясь, бич с невероятной скоростью устремился навстречу демону, и Маарабасу оставалось лишь отстраненно наблюдать, как на излете последнее кольцо бича охватывает голову огненного создания, сияющего злобным пламенем глаз. Едва голова демона целиком оказалась в петле, рука юноши рванула бич к себе, и кольцо с оглушительным щелчком сомкнулось, напрочь отхватив голову демона. Сама голова и все тело демона в тот же миг ярко вспыхнули, превратившись в снопы искр, моментально истлевших в горячий пепел, обсыпавший Маарабаса с ног до головы.
   Времени на осмысление столь эффектного уничтожения демона у юноши не было. Гибель собрата словно послужила сигналом остальным демонам, до поры до времени скрывавшихся вне поля зрения, незамедлительно атаковать Маарабаса и его спутницу одновременно со всех сторон. Теперь даже при всем желании Маарабас не мог оставаться пассивным наблюдателем, если хотел спастись сам и спасти свою спутницу, и его рука в нетерпении подрагивала, ожидая, когда Маарабас в полной мере сможет оценить разрушительную мощь зажатого в ней огненного бича.
   Живое пламя натолкнулось на стену огня. Но даже при всей мощи бича и новообретенном мастерстве юноши во владении им, демонов было слишком много, что замедлить медленно сужающееся огненное кольцо. Поняв, что в окружении Маарабасу не выстоять, он перестал наносить круговые удары, удерживающие демонов на расстоянии, и нанес несколько сокрушительных ударов в одно место огненного кольца, мгновенно превратив в пепел нескольких демонов и разбросав в стороны еще нескольких, пробив в их плотных рядах достаточно широкую брешь, чтобы в нее мог проскочить человек.
   Бросив бич на землю, он ухватил за плечо женщину и что есть силы толкнул ее в образовавшийся разрыв.
   - Беги в сторону столба света, пока они не опомнились! До границы Пылающих Равнин уже недалеко!
   Толчка юноши оказалось достаточно, чтобы женщина преодолела разрыв прежде, чем опомнившиеся демоны вновь сомкнули свои ряды, и Маарабас мог лишь надеяться, что разъяренные демоны будут слишком поглощены задачей добраться до непокорной жертвы в центре огненного кольца, а не бросятся преследовать беглянку.
   А что он сам? Он было потянулся к брошенному бичу, но демоны были уже слишком близко, чтобы можно было надеяться отогнать их. Как глупо закончилась его охота. При первой же стычке он превратился из охотника в добычу, поставив крест на планах спасти Талаис. Почему на весы своего безрассудства он бросил судьбу Талаис против судьбы ничего не значившей для него незнакомки? Но мог ли он поступить иначе? Пройти мимо, расчетливо и хладнокровно наблюдать за расправой? Нет, не мог. Такова его природа, таким его создал Старик, как выясняется для совершенно определенной цели и, увы, не слишком приспособленным к жестоким компромиссам реального мира.
   Демоны бросились на него со всех сторон, каждый спеша урвать кусочек добычи, растащить его на те первозданные частички, что когда-то кусочек к кусочку кропотливо собирал Старик. Он исчезнет, но не возродится в Источнике Душ, во множестве своих фрагментов став частью пожравших его демонов. В отчаянной, и, как со всей отчетливостью представлялось Маарабасу, совершенно бесполезной попытке защититься, он вскинул свою покрытую чешуей руку навстречу ближайшему демону, ощущая при этом странное спокойствие и смутно знакомую холодную, даже какую-то иронично-зловещую уверенность. Будто он жаждал такого развития событий, что-то внутри него трепетало в нетерпении, в предвкушении, нет, не смерти, не небытия, но чего-то иного...
   Маарабас ожидал испытать боль от прикосновения к раскаленному телу демона, когда в попытке остановить огненное создание сомкнул на его короткой шее пальцы, однако кроме пульсирующей под ладонью первозданной энергии ничего не почувствовал. Живое пламя перехлестывало через пальцы, лизало запястье, но было бессильно повредить укрытой чешуей плоти. Наоборот, Маарабас вдруг почувствовал, как пульсирующая под ладонью первозданная энергия раскаленной демонической сущности становиться частью его собственной плоти. Он словно испивал этот поток энергии, и она огненными ручейками взобравшись по его запястью, устремилась дальше по руке к телу, и Маарабас ощутил, как она заполняет на своем пути приятным жидким огнем все те глубокие шрамы, ссадины и не до конца затянувшиеся раны, что в изобилии покрывали его тело. Потоки пламени, охватившие его тело, светились сквозь ткань туники, но не причиняли ей вреда, лишний раз подтверждая утверждения Мертеуса, что магический полог, послуживший тунике основой, способен неплохо защищать от демонов. Ему впору было бы кричать, кататься по земле, чтобы сбить пламя, охватившее его шею, грозя сжечь лицо и опалить волосы, но ничего подобного не произошло. Он не ощущал жжения или боли, только приятное тепло. Пламя, наконец, добралось до его изуродованной левой руки, и Маарабас изумленно следил, как оно, стелясь поверх почерневшей кожи, выжигало омертвевшую плоть, превратив саму руку в подобие факела, и в какой-то момент языки пламени, пляшущие над обрубком руки, сложились в подобие ладони, шевелящей огненными пальцами. Как тогда, на пляже Источника Душ, он ощутил эти пальцы, почувствовал, что может пошевелить ими, сжать в кулак, как бы невероятно это не выглядело.
   Но вовсе не пламенеющая рука больше всего поразила Маарабаса, а преображение окружающего мира, словно пламя, прокатившееся по его телу, надолго поселилось у него в глазах, целиком заполнив их и удивительным образом изменяя видение всех наполнявших окружающее пространство предметов. Теперь он видел демонов иначе, даже тех, что маскировались и прятались. До этого совершенно незаметные, теперь они были отчетливо различимы в виде переливчатых потоков энергии, связанные друг с другом тонкими пламенными нитями, будто были они не разными существами, а частями единого целого, подчиняющиеся общему разуму.
   Демон, напавший на Маарабаса, стремительно тускнел, иссякая энергией, и его шкура уже подернулась застарелым пеплом, делая чудовище похожим на кусок обожженного камня, застывшего в причудливой, отдаленно напоминающей фигуру человека форме. Юноша торопливо разжал хищную руку, и обессиленный демон повалился возле его ног, не имея сил последовать примеру своих собратьев, распознавших в Маарабасе смертельную угрозу и теперь спасающихся паническим бегством. Мимолетное разочарование юноши скоротечностью схватки и трусливым отступлением врага сменилось уверенность, что уж теперь-то он без труда отыщет демонов, как бы они не скрывались и прятались, и выполнит задание магистра Мертеуса, а для начала сгодится и этот полуживой демон, что едва подавал признаки жизни.
   Пламя, охватившее было Маарабаса утихло, оставив после себя в целости кожу и одежду, но одарив юношу черной, как смоль, дланью на левой руке, такой же странной и чуждой, каковой была когтистая правая рука, однако все же не столь угрожающей. Он потер сухие пальцы друг о друга, по ощущениям больше похожие на куски пористого, но твердого угля, и ему подумалось, что эти пальцы по его желанию вновь смогут вспыхнуть пламенем, оказавшись не такими уж и безобидными. Теперь ничуть не опасаясь, Маарабас схватил лежащего демона вновь обретенной рукой за нечто, похожее на конечность, и поволок за собой, возвращаясь к сверкающему вдалеке порталу. Демон пытался слабо сопротивляться, цепляясь за камни, но юноша не обращал на эти попытки ни малейшего внимания, переполненный странной, злой силой, позволявшей ему без усилий тащить за собой свою добычу.
   Приближаясь к порталу, юноша вспомнил про женщину, ради спасения которой вступил в схватку с демонами, но осмотревшись вокруг, не обнаружил ни малейших следов ее присутствия. Он не мог знать, попыталась ли она воспользоваться порталом или решила убраться из этого опасного места куда подальше, а может вопреки усилиям юноши в итоге все же стала добычей демонов. О ее судьбе можно было только догадываться. Подтащив демона вплотную к светящейся вуали, обозначившей границы портала, Маарабас, недолго думая, швырнул свою добычу в портал. Едва демон целиком оказался за световой вуалью, сверкнула яркая вспышка, и демон исчез.
   Маарабас не знал в точности, сколько времени нужно ждать сигнала от Мертеуса, прежде чем начать волноваться, попал ли демон по назначению, однако уже спустя несколько мгновений к облегчению юноши над кругом портала возник маленький висп, своим появлением подтверждая, что план магистра работает. Поддавшись мимолетному желанию, чуждому и одновременно обыденно привычному, юноша ловко поймал чешуйчатой рукой пытавшегося прошмыгнуть мимо виспа. Сопротивляясь все тому же незнакомому желанию испить маленькое сосредоточие частички души в своей ладони, Маарабас разжал когтистые пальцы и позволил виспу в смятении улететь прочь, попискивая от страха.
   Даже малейший страх перед демонами испарился без следа, и Маарабас, ободренный успешным началом охоты, решительно зашагал вглубь Пылающих Равнин. Кажется, теперь не только он сам в полной мере ощущал себя охотником, но и здешние обитатели чувствовали в нем беспощадного хищника, от которого следует держаться как можно дальше. Но если они рассчитывали спрятаться от него, приняв, как прежде, образ невзрачной скалы, или раствориться в мареве нагретого воздуха, избегая его взора, сейчас эти уловки были бесполезны. Искра демонического пламени, поселившаяся внутри его глаз, позволяла видеть пламенеющие силуэты демонов сквозь скалы, видеть огненные нити, связывающие их, и, следуя которым, позволяла Маарабасу безошибочно находить новую жертву. Одним ударом огненного бича юноша раскалывал скалы, следующим ловил пытавшегося улизнуть демона и подтягивал захлестнувшим бичом ближе к себе, чтобы затем усмирить огненной дланью и потащить обратно к порталу.
   Дело спорилось, и вокруг колонны света, испускаемой порталом, вилась уже целая стая попискивающих виспов, отправленных Мертеусом в качестве сигналов, не пожелавших покинуть это место и словно мошкара, стремящаяся к свету, безуспешно бились о световую колонну. Маарабас уже сбился со счета, сколько же демонов он отправил через портал. В очередной раз ожидая появления столь привычного сигнального виспа, он азартно спешил вернуться к охоте на очередного демона, но осколок души не появился в привычный срок, а внутри Маарабаса появилось ощущение зова, не оформленное в слова, но явственно ощущавшееся, как призыв вернуться. Выполнив порученную магистром работу, юноша не ощущал усталости, скорее скорбное опустошение. Кажется, владевший им призрак жестокого охотника исчез, силуэты демонов поблекли, огненные нити растаяли, и юноша ощущал свое тело опустошенным, будто совсем недавно его занимал чужак, а теперь ушел, оставив в подарок хозяину нечто чуждое и незнакомое.
   Маарабас внимательно осмотрел свое новое приобретение - угольно черную руку, гибкую и одновременно лишенную мягкости обычной плоти, сплошь покрытую сетью мелких трещинок, сквозь которые можно было уловить отблеск тлеющего пламени, хотя ладонь и запястье было абсолютно холодными. Там, где угольное запястье переходило в уцелевшую руку юноши, оно прорастало в кожу черными нитями, постепенно уступая место обычной плоти. Взгляд Маарабаса наткнулся на рукоятку огненного бича, что держали черные пальцы, и ему подумалось, что стоило бы вернуть его Камилле и высказать ей прощальные слова благодарности. Сочтя, что Мертеус вряд ли будет возражать против такой задержки, Маарабас отыскал взглядом приметную скальную вершину, венчавшую убежище Камиллы, и аккуратно свернув бич, зашагал от портала прочь.
   Приближаясь к скале, юноша посмотрел наверх, однако не заметил силуэта женщины на краю обзорной площадки. Будет досадно, если Камилла куда-то отлучилась, хотя, если подумать, куда здесь она могла пойти. Ступив в тень входа, Маарабас все же решил подняться наверх, в дополнение к основной цели визита желая еще раз напоследок оглядеть впечатляющий вид на Пылающие Равнины с вершины скалы. Поднимаясь по каменным ступеням, юноша невольно бросил взгляд вниз, на всякий случай проверяя, нет ли признаков того, что хозяйка находится в нижнем помещении убежища. Отблесков света от свечей внизу Маарабас не заметил, однако его внимание привлек темный силуэт как будто лежащего человека на фоне слабо освещенного края каменного пола.
   Недоброе предчувствие заставило юношу сменить подъем по лестнице на поспешный спуск. Нижняя комната убежища пребывала в полумраке, и падавшего сверху света едва хватало, чтобы рассмотреть лежащего на полу человека. Маарабас узнал балахон Камиллы и ее светлые волосы, теперь при скудном освещении действительно казавшиеся седыми. Юноша преклонил колено и протянул руку к плечу женщины.
   - Камилла... - позвал он негромко.
   Коснувшись женщины, Маарабаса ощутил, будто его пальцы погрузились в рыхлый пепел, и в тот же момент все тело осыпалось на пол бесформенным черным пятном, контуром отдаленно напоминая человека.
   - Не сожалей о ней, - раздался со стороны лестницы смутно знакомый женский голос.
   Маарабас вздрогнул от неожиданности и стремительно обернулся, пытаясь рассмотреть говорившую. На нижних ступенях лестницы стояла та самая женщина, которой Маарабас пытался помочь спастись от демонов. Но кратковременная радость от того факта, что ей все же удалось спастись, не смогла надолго вытеснить мысли об участи, постигшей Камиллу.
   - Что здесь произошло? - спросил он, растерянно глядя на женщину.
   - Она получила по заслугам, - женщина кивнула на останки Камиллы. - Как и все, кто оказывается в этом месте.
   Маарабас вспомнил, как Камилла сказала тоже самое, когда они наблюдали за демонами с вершины скалы. До сих пор он думал, что это относится только к тем несчастным, что служили добычей демонам, но никак не к ней самой.
   - Она добровольно отправилась сюда, - неуверенно возразил Маарабас. - Ради своего сына...
   - Да, узы, связывающие мать и ее ребенка, часто толкают родителя на самые отчаянные поступки, но в ее случае провидение привело ее туда, где ей самое место, - женщина подошла к Маарабасу и встала рядом, рассматривая оставшуюся от Камиллы кучку пепла. - С раннего возраста ее отпрыск проявлял склонность к жестокости, и она покрывала его деяния. Камилла оговаривала невинных, чтобы выгородить его, пользуясь своим положением, прятала следы его преступлений, а когда он выпорхнул из-под материнской опеки на волю, она в точности знала, где рано или поздно он окажется, чтобы и здесь попытаться защитить его.
   - Откуда ты все это знаешь?
   - О, это трудно было игнорировать, когда я копалась в ее голове, - меланхолично заметила его собеседница.
   Маарабас похолодел, теперь определенно узнав голос говорившей. Повернувшись, он увидел рядом с собой вместо изможденной жертвы демонов черноволосую стройную женщину, с которой повстречался в первозданной Тени. Изогнув губы в знакомой ироничной улыбке, она наблюдала за ним из-под полуприкрытых век, пряча в глубине глаз алые искорки.
   - Ты!? - юноша отшатнулся, едва не потеряв равновесие. - К чему этот маскарад? Зачем ты здесь?
   - Мне стало интересно, что на самом деле случилось с твоей своенравной подружкой.
   - Я ведь рассказал тебе все что знал о Талаис и Старике.
   - Думаешь, я поверила, что какая-то недоучка из недремлющего мира способна сотворить полноценный мирок в первозданной Тени для себя и своего любимого? - незнакомка пренебрежительно скривила губы. - Нет, на такое способен только тот, кого ты называешь Стариком. Предполагаю, он исчез вместе с твоей подружкой, каким-то образом оказавшись связанным с ней, и следом растворился мирок, который он обустроил для вас. Если я найду твою подружку, найду и его.
   Маарабас молчал, лихорадочно вспоминая свой разговор с Камиллой и те детали, касающиеся Талаис и ее отца, которые могла выудить из головы погибшей женщины черноволосая незнакомка. Та между тем, не дожидаясь ответа юноши, продолжила говорить:
   - Когда ты объявился в этом месте, я поняла, что обычной прихотью это сложно объяснить. Образ беззащитной жертвы, преследуемой демонами, как нельзя лучше подходил для того, чтобы подобраться к тебе поближе и разузнать, чем ты тут занимаешься.
   - Но зачем ты убила Камиллу? Это дело ее не касалось.
   - Ты был слишком увлечен охотой на демонов, и чтобы скоротать время, я решила для начала расспросить твою новую знакомую. Увы, она заупрямилась, и мне пришлось прибегнуть к крайним мерам. К сожалению, содержимое ее головы мало что прояснило по интересующему меня делу, а вот подробностей похождений ее сына я хлебнула досыта. Уверяю, ты бы сам захотел ее прикончить, узнай все то, что узнала я, - незнакомка наморщила нос, демонстрируя брезгливость. - Но, пожалуй, я даже проявила милосердие к ней, прекратив ее тщетное ожидание. В ближайшую вечность ее сыну все равно не суждено здесь появиться. Его давно казнили, а тело по частям упрятали в самые темные подземелья недремлющего мира, наложив магические узы так, что его проклятая душа будет вечно пребывать в мучительном заточении на пороге Тени. Ну да забудем о ней и ее сыне, и вернемся к нашим делам. Прошу, не упрямься и расскажи мне все, что знаешь про свою подружку, иначе мне придется поступить с тобой так же, как с Камиллой.
   Если при прошлых встречах Маарабас испытывал если и не страх, то уж точно опасение перед существом, по желанию способным принять любой облик, в том числе огромного дракона, источающего вокруг себя черную заразу, то в этот момент в ответ на ее угрозу что-то внутри Маарабаса заставило его холодно взглянуть на черноволосую незнакомку, не испытывая ни малейшей толики опасения.
   - Можешь попробовать, - сказал юноша, многозначительно сжав и разжав вооруженные когтями пальцы в то время, как вторая его рука покрылась сеточкой пламенеющих трещин и окуталась языками огня.
   - Ты изменился, - незнакомка натянуто улыбнулась, пряча тень опасения, не ускользнувшую от внимания Маарабаса. - Сдается мне, в Источнике Душ ты ненароком подцепил осколок чужой души. Возможно все, что осталось от злобного демона, не сумевшего переродиться в горниле и обреченное вечно пребывать в темноте небытия. Но ему, кажется, повезло, найти новое пристанище в твоем лице.
   Ее слова привели Маарабаса в замешательство, заставив его вновь задуматься о своей своевольной когтистой руке. Возможно ли, что незнакомка права, и Маарабас, сам того не осознавая, уже вовсе не тот, кем был прежде, и частью его стало нечто агрессивное, жестокое, способное со временем подавить его прежнюю личность и целиком изменить его суть, превратив в древнее неведомое существо?
   - Вижу, мои догадки не лишены основания, - заметила незнакомка, медленно пятясь к ведущей наверх лестнице. - Пожалуй, оставлю тебя поразмыслить над этим. А что касается моих вопросов, думаю, на них мне ответит магистр Мертеус. Он уж точно знает, где в недремлющем мире искать свою дочь.
   Смысл сказанного незнакомкой не сразу дошел до сознания Маарабаса, а когда тревожный звоночек заставил юношу отбросить прочь занимавшие его мысли о собственной личности, незнакомка, едва заприметив на лице юноши тень тревоги в подтверждение своего предположения, стала спешно подниматься по лестнице вверх.
   - Стой! - закричал Маарабас, устремившись следом. - Не смей приближаться к ним!
   В ответ незнакомка, не оглядываясь, бросилась бежать со всех ног. Может быть, она действительно испугалась его, что-то зная о том злобном существе, ставшем частью Маарабаса, а может попросту стремилась поскорее получить интересующую ее информацию из более достоверного источника. Маарабас проклинал себя за то, что самолично указал ей местоположение портала, ведущего к отцу Талаис, хотя подозревал, что незнакомка и так знала, как и откуда в это место попал сам юноша.
   Поняв, что вряд ли догонит незнакомку, Маарабас в отчаянии простер ей вслед свою руку, будто ее когтистая длань была способна ухватить беглянку даже на таком приличном расстоянии. Нет, конечно, чуда не произошло, и юноша сомкнул лишь пустую ладонь в кулак, но в ответ на боль от впившихся с ладонь когтей нечто внутри него воспротивилось поражению, и вдоль предплечья, далее по запястью заскользили кольца разворачивающегося огненного бича, до сих пор висевшего на плече Маарабаса. Огненная змея, следуя указанию когтистого перста, с неимоверной скоростью полетела за незнакомкой.
   Оказавшись рядом с выходом из пещеры, она оглянулась и заметила приближающуюся опасность. В то мгновение Маарабас безошибочно различил в ее глазах страх. Мимолетного замешательства незнакомки хватило, чтобы огненная змея настигла жертву и тонкой петлей захлестнула ее шею. Рука Маарабаса среагировала моментально, перехватив скользящую по ладони рукоять бича и рванув ее назад. Будь незнакомка сродни обычному демону, ей не сносить головы, но она была нечто иное, если и пасующее перед новой яростной ипостасью Маарабаса, то уж точно не желавшая так просто расставаться со своей жизнью.
   Кончик бича бессильно щелкнул в пустом пространстве, а низкие своды каменной галереи огласили испуганные крики целой стаи черных ворон, суматошно заметавшихся в тесном пространстве и норовивших поскорее покинуть пещеру. Выскочив следом за птицами из пещеры, Маарабас успел лишь заметить, как они бросились в разные стороны, ставя перед юношей на первый взгляд практически неразрешимую дилемму, какую из птиц преследовать, чтобы нагнать незнакомку. Впрочем, он недолго пребывал в нерешительности, быстро сообразив, что для нее имеет смысл лишь одно известное им обоим направление движения - в сторону портала, ведущего к магистру Мертеусу.
   Казалось, от скорости бега жаркий воздух раскалился еще сильнее, раздувая на коже юноши зримые языки пламени, охватившего все его тело. Левая рука пылала факелом, а правая, подобрав кольца огненного бича, готова была вновь пустить его в цель, вот только на фоне колонны бледного света, отмечавшей границы портала, ему никак не удавалось отыскать черную точку хоть одной из птиц. Возможно, он переоценил целеустремленность незнакомки любыми способами достичь желаемой цели, и ни одна из ее ипостасей не полетела в сторону портала, либо одна из птиц уже достигла портала и оказалась в недремлющем мире, оставив юношу далеко позади.
   Не останавливая бег, Маарабас пересек световую вуаль, готовый вновь испытать падение в бездну, однако на этот раз его подхватил вихрь и закружил на месте, или, может быть, это мир вокруг закружился с сумасшедшей скоростью, сливаясь в бессмысленную череду мельтешащих перед глазами световых пятен. Вместо падения Маарабасу казалось, будто вихрь растягивает его тело, и в какой-то момент у юноши возникло ощущение, что он находится сразу в нескольких местах. Странное чувство рассеялось также быстро, как и возникло, и вместе с ним вращение мира вокруг замедлилось, а затем и вовсе прекратилось, не оставив после себя даже легкого головокружения. Пылающие Равнины исчезли, и Маарабас вновь оказался в той самой магической темнице, с которой начиналась его охота на демонов.
   К легкому разочарованию Маарабаса на его возвращение никто не обратил внимания. В просторном зале как и прежде кипела работа. Гномы суетились у ног огромных големов, а неподалеку спиной к юноше стоял Гефен и отдавал краткие указания своим соплеменникам. Если незнакомка и проникла сюда в образе птицы, в царящей суматохе ее было сложно отыскать, и она могла быть где угодно, но, скорее всего, она попытается подобраться к Мертеусу. Маарабас поискал взглядом магистра и обнаружил его в самом центре зала в окружении нескольких големов. Те недвижно наклонили голову к магистру, будто внимательно слушали его. Неподалеку, заключенные в магические клети, неистово метались пойманные Маарабасом демоны, сверкая пылающими глазами на стоящего рядом человека. Не будь между ними магической преграды, они бы в мгновение ока разорвали магистра на части. Маарабас прислушался и сквозь какофонию лязга металла, шипение пара и рев пламени расслышал тягучую мелодию. Мертеус растягивал каждое произнесенное слово так, что его смысл ускользал от юноши, а может просто слова принадлежали незнакомому Маарабасу языку, и все же они, изливаясь друг за другом, складывались скорее в музыку, в которой таилась странная сила. Эта сила уняла тревоги Маарабаса, успокаивала, заставляла позабыть обо всем, отдавшись на волю чужой воли. Юноша замер и обессиленно опустил руки. Теперь песнь магистра заполняла все пространство залы, вытеснив все прочие звуки. Маарабас смиренно опустился на колени, замечая, как неистовый танец ярости пойманных демонов, заключенных в магические клети, сменяется ритмичными колебаниями сообразно звучащей мелодии. Мановением руки Мертеус освободил одного из демонов из заточения и повелительным жестом призвал к себе, и до этого неуемная яростная тварь безропотно исполнила приказ, смиренно замерев позади магистра. Гномы засуетились подле ближайшего из големов. Они вонзили стальные штыри в суставы ног каменного гиганта, и тот, словно механическая кукла, преклонил колено. Его каменная голова склонилась и оказалась на уровне простертой руки магистра Мертеуса. Ритм песни неуловимо изменился, по-прежнему пеленая волю Маарабаса крепкими путами, но вместе с тем побуждая вырваться на волю, расправить невидимые крылья и воспарить ввысь, избавившись от какой-бы то ни было формы, удерживающей душу. Кажется, нечто схожее происходило и с демоном, стоявшим подле Мертеуса. Его форма хаотично менялась, словно внутри него металось нечто, отчаянно желавшее вырваться на свободу. Не злоба, не ярость, но чистое, лишенное боли и мучений начало, готовое вдохнуть жизнь в другое существо. По тому, как сморщившись, осело тлеющее искрами огня тело демона, Маарабас понял, что эта незримая эссенция жизни наконец-то оказалась на свободе, свободная от прошлого груза боли и страданий, и ведомая указующим перстом Мертеуса, устремилась в свое новое прибежище. Доселе безжизненные кристаллические глаза голема затеплились мягким голубым светом, а под его каменной шкурой, пробиваясь сквозь трещины и сочленения, засиял все тот же голубой свет, волной растекаясь по всему огромному телу. Гномы поспешно отступили в сторону, всем своим видом демонстрируя благоговение. Лицо магистра наполнили умиротворение и восторг. Маарабас смотрел на преисполненную гордости фигуру магистра и склоненного перед ней каменного гиганта, представляя на их месте Старика и себя. Может, именно так выглядело рождение его самого, когда Старик наполнил его бездушную оболочку заботливо подобранными кусочками душ?
   Все еще находясь под огромным впечатлением от произошедшего, Маарабас заметил, на плече голема неприметную птицу. Черная ворона, наклонив голову, уставилась на магистра Мертеуса, а затем, повернув голову, стала копошиться клювом в каменной шее гиганта. Песнь, подчинившая волю юноши и усмирившая демонов, все еще разносилась под сводами зала, многократно отражаясь от каменных сводов и стен, даже когда Мертеус прекратил произносить ее слова, и даже вид ворона не смог побудить юношу сбросить сковывающие волю путы, хоть и породил далекую тревогу, погребенную под спудом благостного умиротворения. Маарабас осознавал, что должен что-то предпринять, но не мог заставить себя встать с колен, безучастно наблюдая, как голубой свет глаз голема внезапно окрасился угрожающе алым. Поза каменного гиганта, казалось, не претерпела видимых изменений, но сейчас в ней вместо расслабленного смирения ощущалось хищное напряжение. Магистр Мертеус тоже заметил эти метаморфозы, но реагировать на них было уже поздно. Каменная рука стремглав потянулась к магистру и, обхватив за плечи, вознесла на полом.
   - Расскажи мне все! - раздался под сводами пещеры рокочущий голос голема.
   Этот громогласный рокот и раздавшийся в ответ крик боли Мертеуса в то же мгновение нарушили гармонию умиротворяющей песни. Мелодия сломалась, эхо мелодичного слога перемешалось с рокочущим голосом голема и раздавшимся в ответ криком боли магистра. Находящиеся в зале гномы еще только начинали понимать, что происходит нечто ужасное, но разразившуюся следом катастрофу уже невозможно было предотвратить. Демоны вновь обрели свою неистовую ярость, но что еще хуже, удерживавшие их магические клетки ослабли, лишенные внимания того, кто их создал. Один за другим демоны разрушали свои узилища и ослепленные яростью и невыносимой болью от соприкосновения с материальным миром, метались по залу, сея хаос, панику и разрушение. Во всем произошедшем был разве что один положительный момент: вместе с демонами обрел свободу и сам Маарабас. Однако в отличие от клеток демонов узилище Маарабаса было иного рода, и когда юноша бросился на помощь магистру, то незамедлительно натолкнулся на по-прежнему непроницаемую преграду, отбросившую его назад в центр круга призыва. Прошлый опыт подсказывал, что эта преграда непреодолима для Маарабаса, но видя, как голем поднимается с колен и подносит беспомощного магистра ближе к своим пылающим алым светом глазам, Маарабас вновь бросился на невидимую стену. Если сейчас он потеряет Мертеуса, то навсегда потеряет Талаис, и его отчаянное желание вырваться из круга, столкнувшееся в непримиримой борьбе с неумолимой безысходностью и тщетностью всех его усилий воззвали к тому, что крылось в нем с недавних пор. К той темной силе, что он случайно обрел в Источнике Душ, и чьим порождением была его обретенная рука, к той необузданной злости, что напугала демонов и обратила в бегство незнакомку. Эта сущность, до сих пор не ставшая в полной мере частью его и лишь изредка проявлявшая себя, теперь устремилась на отчаянный зов, не встречая сопротивления сквозь распахнутые настежь двери разума. С этого момента их обособленному существованию пришел конец. Родилось нечто новое, новый сплав добродетели и зла, совсем не похожий на первоначальный замысел Старика. Теперь наравне со всеми своими прежними воспоминаниями он помнил, кем или чем был до того, как осколок его проклятой души затерялся во тьме небытия подле Источника Душ, но что более важно сейчас, он в точности знал, что мало какая преграда во всех известных мирах способна его сдержать.
   Маарабас не заострял внимания на том, что делает, видя перед собой лишь цель в центре залы, которой хотел достичь. Он не чувствовал боли от ожогов и сотрясавших его ударов, когда вновь бросился на невидимую преграду и стал неистово молотить ее обоими своими руками. Удары когтей и пламени заставили вспыхнувшую алым светом магическую завесу выгнуться, затем покрыться сетью мелких пламенеющих трещин и в итоге с оглушительным звоном лопнуть. Будь Маарабас прежним, соприкосновение с материальным миром наверняка свело бы его с ума, как и предупреждал Мертеус. Его тело моментально ожгло, но не пламенем, а ощущением стремительного распада. Вот что значит происходит с демонами и духами, когда они попадают в недремлющий мир. Они наконец-то обретают на краткий миг свое материальное тело, но лишь для того, чтобы с его помощью испытать невыносимую, безумную боль, в итоге повергающую их в небытие Источника Душ. Но та его часть, что помогла сокрушить темницу, была готова и к этому испытанию. Жесткая чешуя, что до сего момента покрывала лишь его правую руку до локтя, стала стремительно расти по предплечью вверх, распространяясь на грудь, живот и шею. Серая броня заботливо укрывала готовую превратиться в пепел обожженную плоть, принося взамен успокаивающую прохладу. Последние чешуи легли на сожженное лицо Маарабаса, прикрыв глаза прозрачной слюдой, и с этого момента юноша окончательно утерял человеческий облик.
   К этому моменту творящееся в зале с трудом поддавалось описанию. Демоны крушили все на своем пути, кидались на гномов, охваченные безумием, бились о стены и потолок, раскалывая камень. Вся зала сотрясалась от каких-то глубинных толчков, словно вся эта демоническая вакханалия послужила причиной глубинного катаклизма, готового вот-вот расколоть скалу. Из трещин в стенах били струи пара, со сводов сыпались камни, а там, где под полом в каналах текла огненная река, теперь пузырилась, поднимаясь все выше, расплавленная порода. Но Маарабас мало обращал внимания на все это внимания, словно уже не в первый раз видел подобное и находился в привычной стихие. Перед собой он видел лишь голема, чей пламенеющий взор зримо испивал остатки жизни из беспомощного тела магистра Мертеуса.
   Подобно зверю, в один гигантский прыжок Маарабас преодолел расстояние, отделявшее его от голема. Все еще свернутый на плече юноши огненный бич послушно соскользнул в ладонь и подчиняясь умелому броску, был подобен чистому огненному потоку, изливавшемуся из руки Маарабаса. Пламя захлестнуло толстую шею голема, и Маарабас, вцепившись обеими руками в рукоять, что есть сил рванул бич на себя. Камень и металл, сколь бы тверды они не были, не могли оказать достойного сопротивления огненному бичу, и голова голема, отделенная о тела, полетела вниз, все еще сверкая незатухающим алым взглядом. Обезглавленное тело каменного гиганта вздрогнуло в судороге, каменные пальцы ослабли, разжавшись, и магистр Мертеус полетел вниз. Демоны, прежде беспорядочно метавшиеся по зале, все как один замерли на миг, а затем устремились к Мертеусу, к своему тюремщику и мучителю.
   Маарабас взвыл, словно раненый зверь, от такого несправедливого поворота судьбы. Он бросился в самую гущу демонов, уже начавших рвать тело магистра. К тому моменту, когда он отогнал их, от Мертеуса мало что осталось. Всего лишь клочки одежды и пряди волос. Демоны же, удовлетворив свой голод, все как один устремились к порталу, который до сих пор оставался активным и вел на Пылающие Равнины, и Маарабас в ярости бросился за ними. Добрую половину залы заливала изливавшаяся из трещин расплавленная порода, взгляд застила густой пар, сверху падали каменные глыбы, а безжизненные статуи големов незыблемо возвышались посреди всего этого хаоса.
   - Эй, кто-нибудь! Помогите мне! - раздался откуда-то из-за завесы газа и пара отчаянный крик.
   Маарабас, поглощенный желанием нагнать демонов и прикончить их, сейчас вряд ли был способен откликнуться на зов о помощи, но тот, прежний чуткий юноша, что еще продолжал жить в нем, не готов был без остатка кануть в пучину безумия, заставил его остановиться и спешно осмотреться вокруг. Чуть впереди, цепляясь из последних сил за край вздыбленного куска каменного пола, над огненной пропастью висел израненный Гефен. Пальцы гнома медленно разжимались, и он неумолимо сползал вниз. Маарабас упал на живот, вытягивая по направлению к гному свою руку, не осознавая, что та все еще пышет жаром. В глазах Гефена промелькнуло отчаяние и неприкрытый страх перед протянутой ему пылающей ладонью, но что-то в изменившемся облике Маарабаса дало знать гному, что перед ним не враг. Гефен последним усилием перехватил протянутую ладонь и заорал от боли, вынужденный что есть мочи сжимать раскаленную пятерню. Маарабас рванул гнома вверх и без видимых усилий швырнул его в дальний конец залы, где еще оставался обширный участок уцелевшего пола. Гном, упав, покатился по камню, а Маарабас продолжил свой путь к порталу, перепрыгивая по редким выступающим из огненной реки верхушкам камней, упавших с потолка залы. Едва он оказался в центре магического круга, следом хлынула расплавленная порода, грозя нарушить магические печати, поддерживающие портал в активном состоянии. Маарабасу повезло, и прежде чем портал прекратил свое существование, Маарабас оказался на Пылающих Равнинах, а портал, спустя мгновение как доставил его сюда, мигнув, исчез без следа.
   Поблизости не оказалось ни одного демона. Все они растворились на просторах Пылающих Равнин, вернувшись в свой привычный мир. Маарабас, впервые не представляющий, что ему делать дальше, беспомощно поворачивался из стороны в сторону, всюду натыкаясь взглядом на разогретые вечным солнцем песок и камни. На его покрытое жесткой чешуей плечо теперь почти неощутимо приземлилась ворона.
   - Глупец, ты помешал мне, но и сам лишился всего! - обиженно прокаркала она.
   Маарабас мог бы легко прихлопнуть надоедливую птицу, но вряд ли это как-то помогло ему вернуть Мертеуса.
   - Я найду способ отыскать Талаис, - угрюмо ответил Маарабас.
   - Не трать попусту свое время! - возмутилась ворона. - Посмотри на себя! Ты стал другим, ты обрел силу, которая даже таким, как я, внушает страх. Неужели все это будет брошено в угоду бессмысленной верности смертной? Отринь эти жалкие чувства, не хорони себя в этих бессмысленных поисках. Ты наконец-то свободен! От Старика, от Талаис, от себя прежнего! Перед тобой целый огромный мир. Стань великим воином, великим творцом или разрушителем, богом, в конце-то-концов. Тебе все это по силам.
   - Я не смогу забыть Талаис, зная, что где-то продолжает теплиться огонек ее души, - ответил Маарабас. - Больше всего меня страшит не безуспешность поисков, но мысль, что придет время, и твои слова покажутся мне заслуживающими внимания. Я боюсь, что со временем стану забывать Талаис, ее улыбку, ее смех, ее голос. Останется только безликая тень и имя, уже не значащее ровным счетом ничего. Я с ужасом осознаю, что когда наступит это время, запертая во тьме, Талаис потеряет последнюю надежду увидеть свет.
   Обычно скорая на ответ ворона примолкла, топорща перья и нахохлившись. В итоге, соскочив на песок у ног Маарабаса, она, будто извиняясь, прокаркала:
   - Если бы ты не остановил меня, мы смогли бы договориться! Мне нужен лишь тот, кого ты называешь Стариком. Теперь же тебе остается разве что разыскать всех этих демонов и, выпотрошив их, кусочек за кусочком восстановишь цельную душу Мертеуса, чтобы расспросить его, однако достичь этого практически невозможно, как невозможно обыскать каждый уголок постоянно изменяющейся Тени и залезть в брюхо каждому демону. Прощай!
   Ворона взмахнула крыльями и взмыла в пламенеющее небо. Черная точка птицы быстро исчезла в мареве раскаленного воздуха, и Маарабас остался один. Он оглядел себя, впервые внимательно знакомясь со своим изменившимся телом. На плече все еще покоится огненный бич, целиком и полностью послушный его воле, когтистая длань способна укротить любого демона, а омытый огнем взор позволит разыскать их всех, как бы они не прятались. Сжав ладони в кулаки, Маарабас направился в сердце Пылающих Равнин, преисполненный уверенности закончить свои поиски прежде, чем минет вечность.
  
   ЧАСТЬ 9. НА ЗАПАХ СМЕРТИ.
  
   На бледном, лишенном румянца лице Талаис не наблюдалось ни малейшего признака жизни, ни трепета ресниц, ни слабого движения губ, ее грудь не вздымалась, не слышался звук дыхания, однако Арториусу сложно было избавиться от ощущения, что в следующее мгновение Талаис откроет глаза и улыбнется, а затем знакомо нахмурится, увидев скорбь в глазах старшего брата. Юноше хотелось прикоснуться к сестре, поцеловать ее в лоб, ощутить тепло ее тела, убедиться тем самым, что жизнь еще теплится в ней, и лишь едва различимый узор из темных вен под гладкой кожей Талаис останавливал этот порыв, напоминая о притаившейся в ее теле скверне.
   Позади щелкнул дверной замок, и в спальню Талаис проскользнула Лотиен, аккуратно прикрыв за собой дверь.
   - Господин Арториус, на ваше имя доставили письмо, - негромко сообщила служанка, будто в самом деле боялась потревожить сон Талаис.
   - От отца? - с надеждой спросил Арториус, поднимаясь с края постели сестры.
   - Нет, оно от командующего имперским гарнизоном Орика. Ворон принес письмо в городские казармы с сопроводительной запиской, в которой вы были указаны в качестве адресата.
   Арториус знал, что Орик командует имперским гарнизоном в том самом месте, откуда планировал начать свои поиски отец, но магистр Мертеус вовсе не собирался посвящать в свои планы старого друга, даже принимая во внимание, что в прошлом они бок обок сражались с порождениями тьмы. Юноша забрал у служанки письмо и поспешно сломал скреплявшую его сургучную печать. Развернув жесткий пергамент, Арториус бегло пробежал глазами короткое послание.
   Лотиен заметила, как мгновенно побледнело лицо молодого хозяина. Арториус пошатнулся, кажется, готовый упасть, и служанка позволила себе коснуться руки юноши.
   - С вами все в порядке? - с тревогой спросила она. - Плохие известия?
   Оглушенный прочитанным сообщением, Арториус не расслышал служанку. Он отказывался верить письму, желая выбросить его и продолжать думать, что с отцом все в порядке, но вот здесь, черным по белому размашистым почерком было написано: "Дорогой Арториус, являясь старым другом вашего отца, считаю своим долгом сообщить вам о гибели магистра Мертеуса на глубинных тропах при невыясненных обстоятельствах. Его друг Гефен Бонтос и часть сопровождавших магистра гномов уцелели во время инцидента и оправляются от ран во вверенной мне крепости. С уважением, командующий имперским гарнизоном Орик."
   - Моего отца нет в живых, - наконец еле слышно вымолвил Арториус, медленно опустившись в стоявшее рядом кресло.
   Пергамент выскользнул из разжавшихся пальцев юноши и упал у ног служанки. Она наклонилась и подняла письмо. Прежде Лотиен не посмела бы даже краем глаза заглянуть в корреспонденцию хозяев дома, но с недавних пор она была единственной, с кем Арториус мог обсудить состояние Талаис и поделиться новостями о ходе поисков, проводимых магистром Мертеусом.
   - Вы собираетесь отправиться туда? - с плохо скрываемым опасением спросила служанка, прочитав письмо.
   - Я должен, - едва слышно отозвался Арториус, потрясенный пришедшим известием. - Надо забрать тело отца домой, если это еще возможно. К тому же из сообщения неясно, как долго Гефен будет оправляться от ран, прежде чем сможет вернуться в Минратоус, а мне необходимо поскорее выяснить у него, как погиб мой отец.
   - А как же ваша сестра? Что будет с ней? Слуги уже начинают задавать вопросы, почему госпожа не покидает свою спальню и к ней никого не пускают, а когда вы покинете дом, ее могут пожелать увидеть люди из столицы, как единственную оставшуюся в поместье хозяйку!
   Арториус не нашелся сходу, что ответить, хотя не раз и не два обдумывал, как поступить, если обстоятельства сложатся похожим образом. До сегодняшнего дня он не допускал даже мысли о том, что отец может не вернуться из своей экспедиции, но все же предполагал, что поиски древнего дракона могут затянуться надолго, и неизбежно возникнет необходимость объяснять окружающим, по какой причине Талаис на протяжении длительного времени не появляется на людях.
   - Если мой отец до своей гибели не успел отыскать средство, способное спасти Талаис, у меня не останется иного выхода... - у Арториуса перехватило дыхание, и он потратил несколько мгновений, чтобы собраться с духом и продолжить говорить: - ...как публично объявить о кончине сестры в результате болезни, тем более, что ее нынешнее состояние мало чем отличается от смерти.
   - Вы предадите ее тело огню?! - дрогнувшим голосом спросила служанка, не веря услышанным от юноши словам.
   Сердце Арториуса сжалось, когда он представил себе Талаис, лежащую в погребальном костре посреди бушующих языков пламени.
   - Мы упокоим Талаис в семейном склепе, - поторопился ответить Арториус, прогоняя мрачное видение. - Мне хочется верить, что когда-нибудь мне самому удастся отыскать способ излечить сестру, но до тех пор ее тело будет находиться внутри каменного саркофага, не давая повода для кривотолков и досужих сплетен.
   На следующее утро Арториус, изможденный бессонной ночью, полной тягостных мыслей об отце и Талаис, отправился в город, чтобы уладить дела по службе и подготовить все необходимое к отъезду. Многие из тех, кто был знаком с магистром Мертеусом, узнав о его смерти, посчитали необходимым лично высказать юноше слова соболезнования. С некоторыми из этих людей Арториусу прежде доводилось встречаться, но большинство были ему незнакомы, и когда по возвращении домой слуга известил Арториуса о госте, ожидающем молодого хозяина в гостиной, юноша справедливо предположил, что это кто-то из старых друзей отца, решивших нанести дружеский визит по случаю печальных событий.
   Магистр Толири, как его представил слуга, непринужденно развалился ровно по центру гостевого дивана, закинув ногу на ногу и вольготно раскинув руки по диванной спинке. Расшитые золотом одежды и дорогие перстни на руках вне всяких сомнений указывали на достаток и высокое положение гостя, но ничто так однозначно не подчеркивало статус Толири, как униженная поза Лотиен, державшей перед магистром на вытянутых руках поднос с фруктами.
   - Прошу меня простить, если заставил вас ждать, - извинился Арториус, помогая слуге у входа снять с себя форменный камзол и тяжелую портупею с упрятанным в ножны мечом.
   Расслабленная поза Толири все это время оставалась неизменной, словно это он был хозяином дома и принимал Арториуса в качестве гостя.
   - Ох, пустяки, - ответил неожиданно приятным баритоном Толири, нетерпеливым жестом заставляя Лотиен отступить в сторону. - Обходительность ваших слуг оказалась выше всяких похвал. Благодаря им и без того краткое время ожидания пролетело для меня совершенно незаметно.
   Возраст Толири с первого взгляда сложно было определить. Густые каштановые волосы без малейших признаков седины и подтянутая кожа на худощавом лице, лишенная ярко выраженных морщин, как будто указывали на то, что перед Арториусом полный сил и энергии мужчина средних лет, однако темные глаза магистра, прятавшиеся в тени глубоких глазниц, тлели пресыщенностью и скукой, характерными для людей значительно более зрелого возраста.
   - Я рад, что слуги смогли угодить вам, - слегка возвысив голос, сказал Арториус, не спеша занимая кресло напротив гостя. - Но теперь, с вашего позволения, я попрошу Лотиен оставить нас и проведать, как дела у моей сестры.
   Лицо Толири поначалу по какой-то причине исказилось недовольством, но почти сразу вернулось к прежнему состоянию снисходительного благодушия.
   - Ах да, я слышал, что ваша сестра серьезно больна, - кивнул магистр. - А тут еще печальные известия о магистре Мертеусе... Вам наверняка приходится сейчас тяжело как никогда.
   - Вы были знакомы с моим отцом? - поинтересовался Арториус, кивком головы давая понять неподвижно застывшей поодаль Лотиен, что та может покинуть гостиную.
   - У нас с ним осталось одно незаконченное дело, - ответил Толири, провожая взглядом уходящую служанку. - Узнав, что в ближайшее время вы собираетесь покинуть столицу, я поспешил к вам, чтобы уладить это дело до вашего отбытия.
   - Я к вашим услугам, - натянуто улыбнулся Арториус, уже понимая, что визит Толири вовсе не является данью дружеским отношениям с отцом.
   Магистр дождался, когда шаги Лотиен затихли в глубине дома, и только после этого, наконец, удостоил Арториуса ответом.
   - Дело как раз касается вашей служанки, - Толири пристально следил за лицом собеседника из-под полуопущенных век. - Вам должно быть известно, как Лотиен оказалась в вашем доме?
   Арториус прищурился, припоминая подробности истории, рассказанной отцом перед самым отъездом в экспедицию.
   - Отец выкупил ее у прежнего владельца, когда оставил службу в имперской армии, - ограничился юноша кратким ответом, не совсем понимая какое отношение Лотиен имеет к визиту магистра.
   Толири кивнул и впервые с начала разговора привстал на диване, демонстрируя возбуждение, разительно отличающееся от того расслабленного состояния, в котором магистр пребывал до сих пор.
   - Это я был прежним владельцем Лотиен! - почти выкрикнул он. - Она была беглянкой, и по закону я имел полное право вернуть ее себе, но ваш отец, пользуясь своим влиянием, вынудил меня продать ее. Я много раз пытался оспорить сделку, но пока был жив Мертеус, все мои ходатайства игнорировались Магистериумом. Теперь же я могу рассчитывать на снисходительное рассмотрение моей просьбы, но вместо того, чтобы затевать судебную тяжбу, я могу выкупить у вас Лотиен обратно за хорошую цену!
   Подобный поворот в разговоре застал Арториуса врасплох.
   - Я не владею Лотиен, - пожав плечами, ответил юноша. - Отец давным-давно дал ей вольную, и с тех пор она свободный человек.
   - Вот тут вы заблуждаетесь, - моментально возразил Толири, словно заранее знал, что получит подобный ответ. - Лотиен призналась мне, что вернула вольную вашему отцу, и теперь вы, как его законный наследник, вправе распорядиться служанкой, как вам заблагорассудится.
   Даже если Толири был прав, и Арториус действительно мог на законных основаниях распоряжаться судьбой Лотиен, сама мысль продать ее прежнему хозяину претила юноше, тем более сейчас, когда Арториус как никогда нуждался в помощи эльфийки по уходу за сестрой.
   - Я не намерен нарушать слово, данное моим отцом Лотиен, - в голосе юноши проявилась твердость, намекая собеседнику, что тому следует отступиться. - Они вместе сражались против порождений тьмы на войне, и Лотиен как никто другой заслужила быть свободной.
   Толири разочарованно откинулся назад, вновь раскинув руки по спинке дивана и в задумчивости опустив взгляд.
   - Я надеялся, вы окажетесь благоразумнее вашего отца, - после недолгой паузы произнес магистр. - Знаете, последние несколько лет я следил за исследованиями, которыми занимался магистр Мертеус. Его интересовали порождения тьмы и все, что было с ними связано. В наше неспокойное время очень опрометчиво касаться подобных тем. При желании в этом можно усмотреть поклонение древним богам, а вам ведь сейчас вовсе ни к чему пристальное внимание Магистериума к вашей семье.
   - Для тех, кто знал моего отца, его исследования никогда не были секретом, - холодно парировал Арториус, начиная терять выдержку. - Если он изучал порождений тьмы, то только затем, чтобы лучше знать нашего врага, и никому в здравом уме не пришло бы в голову обвинять его в чем-то предосудительном.
   - А я слышал иное, - загадочно улыбнулся Толири, и в его доселе холодном взгляде загорелись искорки охотничьего азарта. - Будто бы магистр Мертеус, отчаявшись излечить вашу сестру традиционными способами, отправился на поиски древнего божества, дабы заручиться его помощью!
   Внутри у Арториуса все похолодело. Он лихорадочно соображал, откуда Толири мог узнать подробности их семейных злоключений. Не находя разумного ответа, юноша только и нашелся, что возразить:
   - Мой отец погиб, и предъявлять обвинения в его адрес теперь не имеет никакого смысла!
   Толири деланно пожал плечами, на самом деле прекрасно осознавая, что загнал собеседника в ловушку, и магистру оставалось только захлопнуть крышку, чтобы начать диктовать свои условия.
   - Думаю, в Магистериуме с вами не согласятся. Они захотят проверить эти слухи и убедиться, что никто из родственников, друзей или знакомых вашего отца не были с ним в преступном сговоре, и неизбежно это неприятное расследование коснется не только вас, но и вашей сестры...
   Арториус вскинул полный ненависти взгляд на магистра. Толири осекся и непроизвольно покосился на перстень на своей правой руке. Арториус, подавшись мимолетному порыву, вскочил с кресла и бросился к Толири, но было слишком поздно. Магистр проворно сорвал перстень с пальца, и в тот же миг с негромким хлопком исчез, а рука юноши, мгновение назад тянувшаяся к худосочному горлу Толири, стиснула лишь пустое место.
   От бессилия Арториус до боли сжал кулаки, пытаясь унять клокотавшую в груди ярость. Толири трусливо сбежал, и юноше оставалось только гадать, что предпримет магистр в ответ на столь недружелюбный прием. Все еще находясь в возбужденном состоянии, Арториус поспешил наверх, в комнату Талаис, чтобы поговорить с Лотиен о визите ее бывшего хозяина, но неожиданно наткнулся на служанку возле основания лестницы, ведущей на второй этаж.
   Эльфийка сидела на полу, привалившись к стене, и негромко всхлипывала, обхватив колени руками и пряча лицо под растрепавшимися локонами волос. При появлении Арториуса она подняла к юноше заплаканное лицо. В ее глазах перемешались страх и отчаяние.
   - Я все слышала, - проговорила она, зажмурив глаза и заставляя все новые потоки слез скатываться по щекам. - Вам не следовало отказываться от его предложения!
   Арториус обхватил Лотиен за плечи и помог ей подняться на ноги.
   - Расскажи мне, как отыскать Толири, - потребовал он, проигнорировав замечание служанки.
   - Вам не стоит идти к нему! - запротестовала Лотиен, заметив решительный блеск в глазах юноши. - Он искусный маг, и убьет вас не задумываясь, если решит, что вы представляете для него угрозу!
   Теряя терпение, Арториус бесцеремонно встряхнул эльфийку.
   - Послушай, Лотиен, возможно, ты права, и я поступил опрометчиво, набросившись на Толири, но если я в ближайшее время не доберусь до него, уже на утро в нашу дверь может постучать стража! Ты прекрасно понимаешь, что никто посторонний не должен увидеть, в каком состоянии находится Талаис!
   Плечи Лотиен в бессилии поникли, и она, понимая, что Арториус не отступится, покорно сообщила:
   - У Толири есть небольшом дом на севере Минратоуса. Магистр останавливается в нем, когда надолго посещает столицу. Дом легко отыскать. Он стоит на отшибе в конце парковой аллеи, ведущей от городских кварталов в сторону морского маяка.
   С благодарностью кивнув служанке, Арториус напоследок ободряюще сжал ладонями ее плечи и быстрым шагом направился к входным дверям, на ходу надевая портупею и пристегивая ножны с мечом. Слуга в прихожей едва успел укрыть плечи спешащего хозяина дорожным плащом поверх рубахи прежде, чем юноша, не мешкая, шагнул за дверь в бархатный полумрак наступающего вечера. На улице было свежо, но вряд ли вечерняя прохлада была способна охладить бурлящий внутри Арториуса огонь. Страх потерять сестру обжигающим бичом гнал его в темноту, отметая прочь любые попытки голоса разума отнестись к предостережению Лотиен с должной серьезностью.
   До Минратоуса было рукой подать, и Арториус решил не брать лошадь, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания в этот поздний час. С появлением первых звезд на вечернем небосводе юноша добрался до города и окунулся в лабиринт узких улочек и каменных стен окраины столицы. К этому времени уличные смотрители уже начали зажигать фонари по всему городу, а ночная стража выстраивалась на площадях, готовясь начать регулярные обходы городских кварталов.
   Несмотря на желание Арториуса побыстрее добраться до дома Толири, у юноши хватало благоразумия держаться от стражи подальше, обходя ночные патрули стороной, или укрываться от них в темноте узких переулков до тех пор, пока стражники не пройдут мимо. Самым сложным оказалось миновать мост, не привлекая к себе внимания, и проскользнуть за внутренние ворота, служившие единственным входом в расположенные на острове центральные кварталы города. Редкие освещенные окна домов лишь подчеркивали атмосферу всеобщего страха, до сих пор довлеющую над городом несмотря на известия о падении Архидемона. Тревожная тишина начинала отчетливо звенеть, будто в ожидании неминуемого громкого стука в дверь или крика ужаса, когда очередного мнимого или реального почитателя древних богов выволокут на улицу и учинят над ним скорую расправу.
   Искомый дом оказался именно там, где говорила Лотиен. Это был небольшой двухэтажный особняк, словно противопоставлявший себя всему остальному городу, ярко сияя окнами в темноте. Арториус положил ладонь на рукоять меча, желая восстановить толику поубавившейся уверенности, и стремительно взбежал по каменным ступеням к входной двери дома, ощущая себя совершенно беззащитным в свете вывешенных по бокам от двери горящих ламп. Дверной молоток заменяло массивное железное кольцо с утолщением в нижней части, за которое юноша ухватился и несколько раз с силой ударил им о металлический оклад двери. Ждать ответной реакции пришлось не долго. За дверью послышался глухой лязг отпираемого засова, дверь слегка приоткрылась, и брызнувший было наружу свет загородила фигура рослого привратника.
   - Кто пожаловал!? - монотонно пробубнил слуга лишенным малейших эмоций голосом.
   - Арториус, сын магистра Мертеуса, - негромко, но отчетливо ответил юноша, и поспешил добавить: - У меня срочное дело к магистру Толири!
   Вопреки опасениям Арториуса привратник без проволочек распахнул перед юношей дверь и отступил в сторону, ожидая, пока гость зайдет в дом. Арториус перешагнул порог, одновременно пытаясь рассмотреть в приглушенном свете массивную фигуру слуги. Это был на редкость высокий мужчина, судя по седым волосам и глубоким морщинам на лице уже весьма преклонного возраста, но, тем не менее, сохранивший прекрасную физическую форму и твердость в ногах. Как только Арториус оказался в прихожей, привратник незамедлительно захлопнул входную дверь и привычным движением вернул засов на прежнее место, а затем жестом дал понять, что готов проводить гостя внутрь дома.
   Миновав короткую прихожую, Арториус и его сопровождающий вступили в ярко освещенную приемную залу, и привратник молча посторонился, пропуская юношу вперед. В тот момент, когда Арториус шел к центру залы, по изогнутой лестнице, ведущей на верхний этаж, вниз спускался совершенно обнаженный магистр Толири собственной персоной. На его пути выстроилась целая кавалькада слуг, и по мере того как Толири проходил мимо них, один из слуг помог магистру облачиться в изумрудно-алый домашний халат, другой услужливо подал курительную трубку с длинным мундштуком, а третий слуга вручил хозяину дома бокал вина. Не дойдя до нижних ступеней, Толири наконец обратил внимание на Арториуса, совершенно не стыдясь демонстрировать гостю свою непристойную наготу под распахнутым халатом.
   - Не ожидал, что вы разыщите меня так скоро, - самодовольно ухмыльнулся Толири, закусывая длинный мундштук курительной трубки и беря продолжительную паузу для глубокой затяжки. Выпустив густые струи дыма из ноздрей, магистр, прищурившись, поинтересовался: - Неужто решили принять мое предложение? Если так, я, пожалуй, позабуду про вашу агрессивную выходку и благосклонно приму ваши извинения.
   Арториус остановился в центре зала, глядя на Толири снизу-вверх.
   - Нет, вы неправильно истолковали мой визит, - вспыхнув негодованием, юноша демонстративно положил правую ладонь на навершие рукояти меча. - На самом деле я пришел предостеречь вас от необдуманного шага.
   - Вот как? И чего мне стоит опасаться, молодой человек?
   - Неосторожного обращения с чужой тайной, которой вы каким-то образом сумели завладеть.
   Глаза Толири хищно сверкнули.
   - Глупец, будь ты поумнее, давно бы уже сбежал из города! - воскликнул магистр, отбросив фальшивую учтивость. - Но вместо этого ты явился сюда и смеешь угрожать мне в моем собственном доме! Стоило бы проучить тебя прямо сейчас за подобную наглость, но ты и так в скором времени получишь свое сполна! Убирайся, пока я не приказал слугам вышвырнуть тебя вон!
   Гневный голос Толири разносился по просторной зале, отражаясь от стен, звеня в хрустальных люстрах под потолком, колыхая пламя свечей и даже заставляя покрыться рябью отражения в многочисленных зеркалах.
   В ответ пальцы юноши сильнее стиснули рукоять меча, и клинок, казалось, вопреки воле хозяина, чуть показался из ножен, сверкнув основанием лезвия, а едва слышный в наступившей тишине звук скользящей стали прозвучал зловещим предвестником к грядущей погребальной песне, которую меч готов был пропеть. Толири поймал полный безысходной решимости взгляд юноши, и впервые с момента их знакомства с лица магистра сползло его неизменное выражение самодовольства, обнажив испуг и запоздалое понимание, кто на самом деле явился к нему в гости.
   Ближайший слуга, подчиняясь нервному взмаху руки магистра, бросился к Арториусу, но покатился прочь, получив от юноши удар ногой под колено. Сам Толири, демонстрируя изрядное проворство, взбежал вверх по лестнице, в то время как его слуги один за другим устремились вниз к гостю. Сзади Арториуса неожиданно обхватила пара мощных рук, намертво прижав руки юноши к телу. Удивительно проворный для своих размеров рослый привратник теперь натужно кряхтел на ухо Арториуса, намереваясь раздавить своей жертве грудную клетку.
   Алая пелена от недостатка воздуха пала на глаза юноши, и инстинкты, бесчисленное число раз выручавшие его на войне, наконец-то дали волю жаждущему насилия дикому зверю, взращенному бесчисленным множеством кровавых схваток и уже давно рвущегося на свободу. Резким ударом затылка в лицо привратника Арториус заставил слугу ослабить хватку, мощным рывком разорвал капкан рук, немедленно развернулся, и одним движением, вырвав меч из ножен, нанес вертикальный удар снизу-вверх.
   Клинок раскроил привратника от паха до горла, попутно разбросав в разные стороны серебряными брызгами пуговицы его камзола, но Арториусу некогда было любоваться разверстым чревом врага. Голос Толири в этот момент зазвучал с новой силой, перестав быть разборчивым и слившись в какую-то монотонную песнь, больше похожую на жалобный зов, и в ответ на этот зов со слугами стало твориться нечто невообразимое. Их кожа взбухала отвратительными пузырями, разрывая одежду, руки и ноги надламывались суставами в самых невероятных местах, одновременно обрастая шипами и выпуская когти. На головах несчастных вспучивались уродливые наросты и, лопаясь, разбрасывали во все стороны клочья кожи и пучки волос, до неузнаваемости искажая лица слуг злобными гримасами.
   Окруженный со всех сторон одержимыми слугами, сам Арториус, казалось, стал одержим величайшим демоном ярости, подобным темному урагану, на границе которого тут и там сверкала молния клинка, вовлекая в смертельный водоворот все новых и новых врагов, а затем отбрасывая их изрубленные тела прочь. Подчиняясь воле Толири, овладевшие слугами демоны нескончаемым потоком стекались в залу со всего дома и беспрерывно атаковали юношу, но уже совсем скоро к разочарованию магистра мертвые тела большинства слуг громоздились недвижными кучами тут и там на залитом черной кровью мраморном полу.
   Арториус рывком высвободил меч из груди последнего стоявшего перед ним одержимого, и не дожидаясь, когда охваченное конвульсиями тело повалится на пол, стремглав взлетел по ступеням лестницы наверх. С ходу врезавшись в ошеломленного Толири, юноша мощным толчком отбросил магистра к стене. Шикарная шевелюра Толири оказалась всего лишь искусно выполненным париком, который от удара съехал набок, скрывая под собой редкие пучки седых волос, а слой до этого аккуратно нанесенной пудры на лбу магистра поплыл от обильного пота, обнажив покрытую старческими пятнами пергаментную кожу. Арториус отступил на шаг, но лишь затем, чтобы отвести клинок и немедленно устремить его острие прямиком в горло поверженного врага.
   - Стой! - заверещал Толири, инстинктивно порываясь вцепиться руками в лезвие, но при этом одновременно отдергивая пальцы, опасаясь лишиться их. - Я расскажу тебе, откуда мне все стало известно про дела твоего отца! Ты же за этим пришел сюда?!
   Острие меча в последний момент замерло возле горла магистра, слабо подрагивая, словно нетерпеливый хищник, едва сдерживаемый, чтобы не испить крови законной добычи. В надежде оттянуть неминуемый конец Толири торопливо заговорил, полными ужаса глазами следя за острием у своего подбородка:
   - О недуге твоей сестры, о поисках Мертеуса, о его смерти, обо всем этом я узнал от демона из Тени! Сам, если хочешь, можешь расспросить его. Он здесь, в подвале этого дома, пойман мной в ловушку...
   Всего одно короткое движение запястьем, и Толири распрощается с жизнью, оставив семейную тайну Мертеусов в неприкосновенности, но непреодолимое желание прямо сейчас узнать об обстоятельствах гибели отца заставило Арториуса отвести клинок от горла магистра и рывком поднять Толири на ноги.
   - Веди! - приказал юноша, опустив меч, но готовый незамедлительно пустить оружие в ход, вздумай Толири напасть.
   Дрожащий от страха магистр спустился по лестнице вниз и повел Арториуса в дальнюю часть залы, брезгливо переступая через лужи нечистот, исторгнутых в предсмертных судорогах поверженными слугами. Шедший следом юноша мало обращал внимания на интерьеры дома, сосредоточенный на том, чтобы не позволить магистру сбежать, в очередной раз воспользовавшись каким-нибудь магическим фокусом. Дойдя до полутемного алькова в глубине залы, Толири снял со стены одну из горящих ламп и стал уверенно спускаться по обнаружившейся в алькове лестнице куда-то вниз. Арториусу ничего не оставалось, как последовать за хозяином дома, стараясь не споткнуться в полумраке и не покатиться кувырком вниз по крутым ступеням.
   В конце непродолжительного спуска рассеянный свет лампы сузился до яркого светового пятна, вплотную приблизившись к перегородившей проход железной двери. В центре освещенного круга Арториус успел рассмотреть массивный засов прежде чем рука магистра привычным движением отодвинула его в сторону, и дверь будто сама собой стала бесшумно отворяться, открывая темный проход в подвал. Дождавшись момента, когда дверь распахнулась настежь, магистр поднял лампу на уровень лица и неожиданно резко дунул на пламя. Застигнутый врасплох, Арториус запоздало поднял меч, готовясь в полной темноте броситься на магистра, но пламя лампы вовсе не погасло, а рассыпалось целой стаей суматошно мечущихся светлячков, разлетевшихся в хаотичном танце в разные стороны и постепенно разносящих огонь по множеству сокрытых тьмой свечей, ламп и жаровен, расставленных вдоль стен подвального помещения.
   Приняв за чистую монету слова магистра о плененном демоне, Арториус ожидал обнаружить за дверью злобное порождение Тени, заключенное в магическую ловушку, однако вместо демона свет разгорающихся ламп и свечей выхватил из темноты закованную в цепи девушку, облаченную в изодранную тунику. Звенья цепи, сковывавшей кандалы на запястьях пленницы, были пропущены через потолочный крюк, вынуждая девушку висеть на вытянутых руках, голыми ступнями едва касаясь пола ровно по центру замысловатого узора, начертанного на полу белой краской. Поникшая голова незнакомки будто склонилась под тяжестью спутанных светлых волос, ее обнаженные руки, шею и щиколотки ног в изобилии покрывали ссадины и кровоподтеки, а с ее нижней безвольно оттопыренной губы вниз стекала тонкая струйка слюны с примесью крови.
   На немой вопрос, отразившийся на лице озадаченного Арториуса, магистр поспешно пояснил:
   - Ее зовут Соолта. Простолюдинка, в раннем детстве отданная родителями в пансион при Магистериуме в надежде, что там смогут развить обнаружившиеся у нее магические способности. Многие бедняцкие семьи в империи рассчитывают, что такой шаг позволит их детям вырваться из нищеты и занять более привилегированное положение в обществе.
   Толири подошел вплотную к пленнице и почти что нежным движением руки отодвинул пряди волос со лба находящейся в беспамятстве девушки.
   - По словам ее наставников она была способной воспитанницей, можно даже сказать одаренной, - продолжил говорить магистр с искренними нотками сожаления. - Но как всякий неопытный маг, впервые обретший способность разумом проникать сквозь Завесу, она уверовала в свою исключительность, проигнорировав предостережения наставников. Как закономерный итог ее безрассудства, она стала добычей демона, подавившего ее разум и подчинившего себе ее тело.
   - Не нахожу в ней ничего демонического, - с сомнением отметил Арториус, тем не менее непроизвольно направив клинок в сторону девушки.
   - Да, ее случай оказался нетипичным, - кивнул Толири, понимая недоверие своего собеседника. - Как правило, захватывая человеческое тело, демон рано или поздно искажает плоть своей жертвы, тем самым проявляя для окружающих очевидные признаки одержимости, однако в этот раз демону с успехом удавалось скрывать свое присутствие на протяжении достаточно длительного времени.
   - Как же тогда выяснилось, что ей завладел демон? - поинтересовался юноша, невольно испытывая толику сострадания к пленнице.
   - Впервые я узнал о ней, когда до меня дошли слухи, будто бы одна из воспитанниц пансиона активно интересуется магистром Мертеусом и его семьей. Учитывая мои непростые отношения с вашим отцом мне стало любопытно, кто она такая. Поначалу я предполагал, что она какая-то ваша дальняя родственница или даже внебрачный ребенок Мертеуса, но окончательно прояснить этот вопрос я решил при личной встрече. Выдав себя за близкого друга вашей семьи, я пригласил ее сюда, в этот дом, пообещав без лишних свидетелей подробно рассказать ей все, что мне известно о самом Мертеусе и о его детях. Конечно же я не собирался ей ничего рассказывать, а всего лишь хотел удовлетворить свое любопытство, погрузив ее в сомнамбулический транс при помощи безобидной магии. Каково же было мое удивление, когда под личиной невинной девушки обнаружился демон, наотрез отказавшийся отвечать на мои вопросы. Вот тогда мое праздное любопытство переросло в жгучий интерес, и я решил во что бы то ни стало выяснить, как этот демон связан с вашим отцом. Благо, в обращении с демонами я был достаточно искушен...
   - Впервые слышу, что пытками и голодом можно чего-то добиться от демона, - прервал юноша увлекшегося рассказом магистра, засомневавшись в правдивости его слов.
   - Как же по-вашему иначе я мог бы заставить демона поделиться секретами? - с притворным негодованием воскликнул Толири. - Да будет вам известно, что демоны, спеша познать все недоступные им доселе удовольствия обладания плотью, совершенно игнорируют тот факт, что плоть может стать для них ловушкой, и тогда боль и мучения, что будет переносить занятое ими тело, в полной мере испытают они сами.
   - Вы и мне предлагаете пытать ее, чтобы заставить говорить? - возмущенно воскликнул Арториус, начиная с отвращением ощущать свою сопричастность ко всему тому, что творил с пленницей магистр.
   - О, я, так уж и быть, избавлю вас от этой необходимости, - невозмутимо ответил Толири, деловито поддернув рукава своего халата.
   Магистр отошел к небольшому столику возле стены неподалеку от пленницы, и протянул руку, намереваясь взять короткий жезл, выглядевший совершенно безобидно на фоне лежавших рядом устрашающего вида ножей, крючьев и щипцов, но Арториус предостерегающе поднял меч, справедливо опасаясь, что жезл в руках умелого мага может оказаться более опасным оружием, чем любое из находившихся на столе орудий для пытки.
   Толири нехотя отдернул руку в сторону.
   - Тогда сами попробуйте привести ее в чувство, - обиженным тоном посетовал он, отходя от стола.
   Стараясь не упускать из виду магистра, Арториус приблизился к пленнице. Он протянул руку и осторожно приподнял за подбородок голову девушки, заставив пряди волос полностью открыть ее лицо. Несмотря на уродливые ссадины и потемневшие кровоподтеки оно все еще сохраняло привлекательность. Общая худоба только подчеркивала остроту упрямого подбородка, тени на запавших щеках резче очерчивали высокие скулы, жесткая линия сомкнувшихся губ и легкий излом бровей придали лицу осмысленное выражение, будто Соолта вовсе не находится в беспамятстве, а лишь на мгновение прикрыла глаза, о чем-то задумавшись.
   Арториус уже собирался позвать пленницу по имени, как вдруг ее глаза широко раскрылись и с ненавистью уставились прямо на юношу, заставив его моментально отдернуть руку. До этого момента он не слишком-то доверял истории магистра о коварном демоне, который скрывается за безобидной внешностью девушки, но сейчас, заметив алый отсвет в глубине темных глаз Соолта, невольно поежился, убеждая себя, что это всего лишь отраженное пламя свечей и факелов, а вовсе не тот самый демонический свет, пробивающийся из глубины ее полоненной души.
   Пленница приоткрыла пересохшие губы, словно собиралась заговорить, но совершенно неожиданно для Арториуса вместо слов исторгла оглушительный крик, вложив в пару едва различимых в крике слогов разрушительное заклинание, многократно усилившее силу звука. Подобно гигантскому молоту, обрушившемуся на голову Арториуса, звуковая волна заставила его потерять равновесие и упасть навзничь, на время лишив способности двигаться, и только стойкость к разрушительным проявлениям магии, выработанная с опытом бесчисленных схваток с порождениями тьмы, не позволила юноше моментально лишиться сознания.
   Едва обретя контроль над собственным телом, Арториус заставил себя вскочить на ноги и поспешил взглядом отыскать Толири. Магистра и след простыл. Задыхаясь от разламывающей голову боли и проклиная себя за глупость, Арториус бросился к выходу из подвала, однако путь ему преградила наглухо закрытая дверь, и сколько бы он не колотил в нее кулаком, та даже не шелохнулась, не издавая в ответ ни единого звука. Оставив бесплодные попытки открыть дверь, разозленный юноша обернулся к виновнице всего произошедшего и нацелил на нее острие своего меча.
   - Ты помогла ему сбежать! - гневно воскликнул он, сожалея в этот момент, что совершенно напрасно до этого испытывал к пленнице жалость. - Если ты рассчитывала этим заслужить снисхождение Толири, будь уверена, я прикончу тебя прежде, чем он осмелится вернуться за тобой!
   Арториус решительно шагнул к пленнице и занес для удара меч, но как бы сильно ему не хотелось поддаться гневу, он не мог заставить себя зарубить беззащитного человека, будь тот даже одержим злобным демоном. Инстинктивно дернувшись в ожидании удара, Соолта качнулась на цепях и вновь недвижно повисла, исподлобья наблюдая за юношей. Поняв, что Арториус не собирается исполнять свою угрозу, она глухо произнесла:
   - Я ждала подходящего случая поквитаться с Толири. Каждый раз, приходя сюда, он первым делом вытягивал всю успевшую накопиться в моей крови магическую энергию, чтобы я не смогла навредить ему. Но в этот раз он забыл это сделать, и я решила воспользоваться подвернувшимся шансом. Ты просто случайно оказался на его месте.
   Ее объяснение звучало вполне правдоподобно, хотя это и не отменяло того факта, что Толири сумел ловко воспользовался ситуацией и сбежал, оставив самого Арториуса в западне.
   - Теперь ты заперт в ловушке, как и я, - заметила очевидное Соолта, спеша воспользоваться неожиданным милосердием юноши. - Сними с меня цепи, и тогда я помогу тебе выбраться отсюда.
   - Не рассчитывай на это! - запальчиво отмел ее предложение Арториус, вновь угрожающе подняв меч. - Я не выпущу на свободу демона!
   - А ты, как я погляжу, такой же высокомерный ублюдок, как и мучивший меня Толири! - зло отозвалась Соолта, красноречиво сплюнув на пол. - Демон, о котором ты говоришь, давно сбежал в Тень, не выдержав пыток, и оставил меня в одиночку сносить все последующие мучения! А их, уж поверь мне, было предостаточно! Ведь я больше не могла сказать Толири ничего полезного, а он не верил, продолжая жечь мне кожу и загонять иглы между пальцев!
   Переполненные болью слова девушки заставили Арториуса усомниться в непогрешимости собственных суждений. Быть может, все это время, ослепленный своим горем, он оставался безучастным к вопиющим страданиям безвинного человека, волею злого случая сначала ставшего жертвой демона, а затем попавшего в руки изувера, бессовестно использовавшего безвыходное положение этого человека в угоду своей отвратительной прихоти. Даже если жалобы Соолта - всего лишь уловка, чтобы освободиться, продолжать игнорировать плачевное положение пленницы, уподобляясь ее палачу, юноша больше не желал.
   Впервые с начала схватки с одержимыми слугами Арториус вложил меч в ножны, а затем подошел к стоявшему у стены столу, надеясь отыскать среди разложенных на нем орудий для пыток что-нибудь подходящее, чтобы снять кандалы с рук пленницы. Небольшие щипцы, об истинном предназначении которых Арториусу не хотелось даже задумываться, подошли для этой цели как нельзя лучше. Как только запястья девушки оказались свободны, обессиленная Соолта, не удержав равновесия, повалилась с ног, и юноше пришлось подхватить ее на руки. Голова девушки вдруг безвольно откинулась навзничь, и из ее приоткрывшегося рта тревожным хрипом стало вырываться прерывистое дыхание.
   - Эй! Очнись! - закричал Арториус, опустившись на колено и усаживая вновь потерявшую сознание девушку на пол возле стены. От былого предубеждения в отношении пленницы не осталось и следа, только горькое осознание, что перед ним еще одна жертва трагической цепи событий, поставившей на грань жизни и смерти судьбу Талаис, и приведшей к гибели отца.
   - Со мной все в порядке, - к облегчению Арториуса послышался слабый шепот девушки. - Дай мне только немного передохнуть.
   Устроив девушку поудобнее, Арториус устало опустился рядом с ней на пол, согнув ноги в коленях и привалившись спиной к стене.
   - Чем ты так насолил Толири, что он запер тебя здесь? - немного спустя поинтересовалась Соолта.
   - Попытался защитить свою сестру и сохранить доброе имя своего отца.
   Ответ Арториуса озадачил девушку, но вряд ли она могла рассчитывать на большую откровенность от человека, с которым была едва знакома. Однако уже спустя мгновение лицо Соолта озарилось догадкой.
   - Постой-ка, твою сестру зовут Талаис, твой отец - магистр Мертеус, а ты...
   - Арториус, - закончил за нее юноша. - Значит, Толири не лгал, утверждая, что подчинивший тебя своей воле демон интересовался моей семьей...
   - Нет, не лгал, - приглушенно подтвердила Соолта, но тут же поторопилась остудить загоревшийся в глазах юноши интерес. - Но не рассчитывай, что я знаю, зачем это понадобилось демону. Его мысли мне были недоступны, а то, что вытянул из него Толири, истязая меня, я помню обрывками. Из всего, что мне стало известно, могу лишь заключить, что магистр Мертеус отправился на поиски древнего дракона, чтобы спасти свою неизлечимо больную дочь, и в итоге погиб, так и не достигнув своей цели.
   - Тебе известно, как погиб мой отец?
   - с затаенной надеждой спросил Арториус.
   - Нет, - к разочарованию юноши девушка отрицательно покачала головой.
   Какое-то время они сидели молча, каждый обдумывая сказанное друг другом.
   - Знаешь, мои наставники были правы, когда утверждали, что неопытность и самоуверенность молодых магов толкают их в объятья демонов, - вдруг заявила Соолта. - Ах, если бы знания, которыми нас потчуют в стенах пансиона, были хоть чуточку достойны тех захватывающих секретов, которые посулил мне демон в обмен на несколько дней пребывания в моей телесной оболочке! Я не колеблясь согласилась на его предложение, и в те последующие несколько дней унылая реальность превратилась для меня в зыбкий сон, от которого я поскорее спешила пробудиться в удивительном уголке Тени, где меня ждал обещанный кладезь знаний, пока однажды я не очнулась в этом подвале закованная в цепи, не понимая, что со мной происходит.
   Соолта грустно улыбнулась, и Арториус счел благоразумным промолчать, не зная, как ответить на этот внезапный порыв откровенности.
   - Ирония в том, что знания, из-за которых я оказалась здесь, могут позволить нам выбраться отсюда, - продолжила говорить Соолта. - А самое удивительно, что обстоятельства, открывшие эту возможность, сложились только сейчас, когда здесь появился ты.
   Слова девушки вызвали у Арториуса удивление.
   - Не пойму, о чем ты говоришь, - пожал он плечами. - Силой мне эту дверь все равно не открыть, а если речь идет о какой-то магии, тут я и вовсе ничем не смогу тебе помочь.
   Соолта повернулась к юноше и пристально посмотрела на него, потом коснулась своей невесомой ладонью его руки, проведя кончиками пальцев вдоль вздувшихся вен на его запястье, словно оценивая в нем нечто только ей одной ведомое.
   - О, твоя помощь не понадобится, - ответила она, еще больше озадачив Арториуса. - На самом деле я более чем уверена, судя по твоему темпераменту, ты уже сделал все, что от тебя требовалось, однако, если ты позволишь, мне хотелось бы самой убедиться, так ли это на самом деле.
   Она придвинулась к юноше ближе и положила ладони на его плечи, а затем одним ловким движением уселась поверх его бедер, вынудив разогнуть ноги в коленях. Ее ладони скользнули с плеч на его грудь, забираясь кончиками пальцев под распахнутый ворот рубахи и мимолетно касаясь его обнаженной кожи, а когда он попытался остановить Соолта, она поймала его руки и развела их в стороны. Лицо девушки при этом оказалось совсем близко, и на мгновение Арториусу даже показалось, что она хочет поцеловать его, но словно прочитав его мысли, Соолта лукаво усмехнулась, и невольное смущение заставило щеки юноши зардеться румянцем.
   Соолта склонила голову ниже, и юноша ощутил ее теплое дыхание на своей шее, а затем почувствовал нежное прикосновение ее губ к своей коже и совершенно позабыл о своем желании вновь помешать ей. Тем неожиданней для Арториуса оказалась острая боль, пронзившая его шею. Застигнутый врасплох, он запоздало попытался оттолкнуть Соолта, но его тело будто одеревенело, отказавшись подчиняться, а охватившая разум апатия подавила волю к сопротивлению, заставив Арториуса постепенно терять связь с реальностью и незаметно погрузиться в сон.
   Все, что начинало грезиться ему в этот момент, происходило с ним ранее наяву, но теперь было расцвечено совсем иными красками, эмоционально ощущалось иначе, чем прежде, будто это и в самом деле был обычный сон, когда изнуренный разум сплетает в гротеск картины произошедшего, силясь разгадать потаенный смысл пережитых событий.
   Он вновь стоял перед дверью особняка Толири, и его рука тянулась к массивному кольцу, словно в капкан, ждущий беспечную жертву. Стук металла о металл неожиданно протяжным гулом разнесся по округе, заставляя вспыхивать во тьме одно за другим окна близстоящих домов, подобно глазам разбуженного многоглазого чудовища. Дверь перед ним распахнулась, открыв веющий холодным тленом неприветливый зев, но страх быть застигнутым снаружи вынудил Арториуса перешагнуть через порог. Дверь за спиной захлопнулась, и из густой тени, скопившейся в глубине прихожей, в мертвенный свет висящих на стенах ламп выступил неуловимо знакомый долговязый юнец. Растянув губы в вымученной улыбке, молодой привратник жестом пригласил гостя следовать за собой.
   Зала, куда сопроводил Арториуса юнец, была погружена во тьму, и только в самом центре, освещенная лившимся сверху столбом света, куда-то в бесконечную высь уходила винтовая лестница. Арториус вскинул голову и увидел их всех. Они стояли на ступенях лестницы, взирая на него сверху. В иссохшей старухе с бельмами на глазах и густой сетью шрамов на руках с трудом можно было узнать Лотиен, чуть выше в надменном юноше, по-хозяйски попиравшем старуху ногой, он с удивлением распознал черты Толири, еще выше замер Гефен, с мукой взирая на юношу воспаленными глазами с покрытого ожогами лица, за его спиной в объятом пламенем одеянии стоял отец с разочарованной ухмылкой на губах, и наконец над всеми ними возвышалась Талаис с неподвижным, лишенным красок лицом и с укором в глазах за то, что никогда уже не проснется.
   Арториус поднял глаза еще выше, пытаясь увидеть в бесконечной вышине то, на что все они в итоге устремляли свой взгляд, будто хотели, чтобы он тоже посмотрел туда, но смог различить лишь очертания неясной фигуры, оттененной нисходящим светом. Желая получше рассмотреть таинственного незнакомца, Арториус сделал шаг к лестнице, и в этот момент сзади его мягко обхватили чьи-то руки, не позволив двинуться дальше. Застигнутый врасплох, Арториус порывисто обернулся. Привратник, что встретил его, все так же натянуто улыбался и виновато качал головой, но его жалкая улыбка лишь пробудила в юноше безудержный гнев. Арториус моментально разорвал путы слабых рук, выхватил меч и ударил.
   Он убил его! Зачем он это сделал!? Рассеченная надвое улыбка застыла виноватым укором на лице поверженного привратника. Потрясенный собственной жестокостью, Арториус замер, одновременно испытывая противоестественный интерес к безжизненным останкам, лежащим у его ног в стремительно ширящейся луже крови. Он склонился над вспоротым телом бедняги и протянул руку к вскрытой груди, его пальцы коснулись влажных от крови проломленных ребер, бесцеремонно раздвинули разрубленные мышцы, прокладывая путь к замершему сердцу. Он не спеша охватил пальцами еще теплый, но уже бесполезный кусок плоти, бывший когда-то источником жизни в этом теле, и с силой сжал его, заставляя брызнуть пузырящиеся остатки ярко алой крови из перерубленных артерий...
   Дикая боль в сердце заставила Арториуса очнуться, разорвав тенета кошмарного сна. Он встрепенулся, стряхивая остатки наваждения и с тревогой осмотрелся вокруг, лихорадочно соображая, где он находится. Проведя пальцами по саднящей шее, он обнаружил лишь едва заметный след засохшей крови. Его взгляд наткнулся на лежащую рядом без движения девушку, заставив вспомнить все произошедшее с ним за последнее время.
   Промелькнувшее было чувство опасности рассеялось, как поблекли детали кошмарного сна, уступив место тревоге за жизнь Соолта.
   - Соолта!? - позвал он, склоняясь подле нее.
   Она лежала на спине, устремив невидящий взгляд широко открытых глаз в потолок. Он потряс ее за плечи, но девушка никак не отреагировала. Тело ее было расслабленно, руки безвольно раскинуты в стороны. На ее приоткрытых губах и подбородке застыли подсохшие капли крови. Арториус прильнул к ней, надеясь уловить биение сердца в ее груди. Пауза, заполненная мертвой тишиной, длилась бесконечно долго, но была прервана не долгожданным ударом сердца, а приглушенным звуком шагов, раздавшихся снаружи из-за запертой двери. Арториус встрепенулся и поспешил выхватить меч, замерев над распростертым телом Соолта и в напряжении вслушиваясь в доносящиеся из-за двери звуки.
   Медленные, шаркающие шаги приближались. Скрежет отодвигаемого засова заставил юношу подобраться, неотрывно следя за закрытой дверью и приготовившись атаковать любого, кто появится из-за нее. Дверь медленно открылась, и Арториус в растерянности застыл, распознав на пороге подвала знакомую фигуру. Сделав пару неуклюжих шагов, рослый привратник остановился возле двери. Едва ли здоровяк что-то видел закатившимися бельмами мертвых глаз, его руки безвольно висели вдоль тела, а ноги топтали собственные выпавшие из распоротого живота внутренности, волочащиеся за ним по полу.
   Сбросив оцепенение, Арториус уже приготовился искромсать восставшего мертвеца до такого состояния, когда тот уже никогда не сможет встать на ноги, но колени привратника сами собой подогнулись, и он рухнул на пол подвала, как подкошенный, замерев без движения. В то же мгновение грудь лежавшей рядом Солта выгнулась дугой, и громкий хриплый вдох заставил Арториуса позабыть о мертвеце и броситься к очнувшейся девушке. Помогая ей приподняться с пола, он чувствовал руками мелкую дрожь ее истощенного тела.
   - Знай я заранее, чем обернется твое предложение, вряд ли согласился бы на него, - признался Арториус, заметив ее мимолетный взгляд в сторону лежавшего неподалеку мертвеца.
   - Ты предпочел бы дожидаться Толири? - спросила Соолта ослабшим голосом, неловко пытаясь стереть следы крови со рта и в итоге размазывая ее по подбородку.
   Изрядная доля упрека в ее вопросе звучала справедливо, однако Арториус никак не мог отделаться от неприятного ощущения, что его использовали как какую-то бездушную марионетку, ровно так же, как затем использовали тело бедного привратника. Промолчав в ответ, Арториус помог девушке встать, и несмотря на то, что Соолта пыталась самостоятельно устоять на ногах, обхватил ее за плечи и не спеша повел к двери.
   Возле стола с орудиями пыток Соолта задержалась и протянула руку к тому самому жезлу, который до этого хотел взять Толири. Подобное единодушие в выборе означало, что жезл не столь зауряден, каким выглядит внешне, но Арториус не стал расспрашивать девушку о его происхождении, позволив ей взять жезл и заткнуть его за пояс туники.
   - Всего лишь возвращаю то, что принадлежало мне, - поспешила пояснить Соолта, заметив заинтересованный взгляд юноши.
   Перешагнув через тело привратника, они взобрались по лестнице наверх и на короткое время задержались в тени алькова, настороженно осматривая пространство приемной залы и прислушиваясь к звукам внутри дома. За время, пока Арториус пребывал в заточении, наверху, кажется, ничего не изменилось. Яркий свет от ламп по-прежнему освещал разбросанные по полу тела мертвых слуг, а царящая внутри дома тишина намекала, что здесь кроме юноши и его спутницы нет ни души.
   - Я смотрю, ты славно повеселился! - кивнула Соолта, оглядывая учиненный Арториусом погром. - Хотела бы я посмотреть, как Толири скрежещет зубами, наблюдая, как ты уничтожаешь его одержимых слуг.
   - Увы, ему уже второй раз удалось обвести меня вокруг пальца и сбежать.
   - Не кори себя, - снисходительно усмехнулась Соолта, принявшись, ничуть не смущаясь, стаскивать обувь с одного из ближайших женских трупов. - Перед коварством Толири не смог устоять даже демон.
   Замечание девушки слабо утешало Арториуса. Отсутствие Толири в доме заставляло гадать, чем в настоящий момент занят магистр. Может быть, прямо сейчас он уже ведет сюда отряд стражников, обвинив Арториуса в поклонении древним богам? Если так, оставаться в доме Толири было опасно. Размышляя об этом, Арториус наткнулся взглядом на лежащий среди мертвых тел его собственный плащ, который он потерял во время схватки с одержимыми слугами, и подобрав его, юноша убедился, что тот не слишком сильно пострадал в драке. Вернувшись к Соолта, которая уже примеряла позаимствованные у трупа башмаки, он накинул плащ на плечи девушки, чем заслужил в ответ от нее благодарную улыбку.
   Настало время покинуть дом Толири, однако выяснилось, что входная дверь дома заперта на ключ. Не испытывая ни малейшего желания спускаться в подвал, чтобы обыскать труп привратника, Арториус решил выбраться из дома через окно в приемной зале. Распахнув одно из окон и предварительно убедившись, что снаружи дома все спокойно, он первым спрыгнул на улицу, а затем помог проделать то же самое своей спутнице. Лишь отойдя от дома Толири на значительное расстояние, беглецы наконец-то почувствовали себя в относительной безопасности и позволили себе остановиться, чтобы перевести дух.
   - Что ты будешь делать дальше? - поинтересовалась Соолта, поплотнее запахивая плащ на груди.
   С того самого момента, как Арториус выбрался из злосчастного подвала, он не переставал задаваться этим вопросом, и его все сильнее охватывала тревога за Талаис, оставшуюся в доме с Лотиен и слугами.
   - Я должен немедленно вернуться к сестре, - не раздумывая, ответил юноша и поспешил добавить: - Если хочешь, пойдем со мной. Укроешься в моем доме, пока не решишь, что будешь делать дальше.
   - Нам лучше убраться подальше от Минратоуса и затаиться в каком-нибудь захолустном местечке, где нас никто не будет искать! - в свою очередь предложила Соолта. - Посуди сам, когда Толири не обнаружит нас в своем подвале, твой дом будет первым местом, куда он отправит стражу.
   Арториус вынужден был признать правоту ее слов, но для него беспокойство за сестру перевешивало все разумные доводы.
   - Ты же понимаешь, я не могу бросить Талаис и сбежать, - ответил он.
   Соолта понимающе кивнула головой. По выражению ее лица Арториус догадывался, что Соолта расстроена их расставанием, как, впрочем, и сам Арториус не хотел оставлять девушку одну, но, так или иначе, каждый из них решил идти своей дорогой. Арториус протянул руку и взял тонкую ладонь Соолта в свою.
   - Я обязательно разыщу тебя, как только разберусь с Толири, - пообещал он.
   Она грустно улыбнулась в ответ, понимая, что этому обещанию вряд ли суждено сбыться. Сделав шаг назад, Арториус с сожалением отпустил ее ладонь и еще несколько шагов продолжал пятиться, не решаясь потерять девушку из виду, но в итоге, напомнив себе об участи сестры, заставил себя повернуться к Соолта спиной и решительно направился в сторону спящего города.
   На всем пути через ночной город он проклинал себя за то, что поддался легкомысленному порыву и оставил Талаис без защиты. Ему представлялось, что городу не будет конца, что его запутанные улицы, подобно кишкам в темной утробе какого-то огромного существа, сжимаются и давят со всех сторон, не желая выпускать из каменного плена. Он уже не пытался высматривать стражу, и попадись он им, стражники наверняка бросились бы за ним в погоню, приняв за вора или наемного убийцу. Когда городская застройка, наконец, сошла на нет, открывая усыпанный звездами небесный полог, простирающийся до самой едва различимой линии горизонта, Арториус жадно вдохнул свежий воздух полной грудью, но не позволил себе даже краткой остановки, продолжив свой сумасшедший бег.
   Солнце давно зашло, уступив место луне, и до его восхода было еще далеко, но на горизонте алело странное трепещущее зарево, будто там вот-вот готово было взойти новое светило. Подстегиваемый тревожным предчувствием, Арториус заставил себя бежать быстрее, растрачивая последние остатки сил. Окна родного дома стали заметны издалека, будто пылали внутренним ослепительным светом, но приблизившись, Арториус понял, что это был вовсе не свет множества зажженных свечей или ламп. Из окон второго этажа, оттуда, где находилась спальня Талаис, вырывались густые клубы белесого дыма, выволакивая вслед за собой наружу алые языки пламени. Перед главным входом в дом стояли городские стражники, подняв над головами факелы, и безучастно наблюдали за бушующим пожаром.
   Поняв, что опоздал, Арториус обессилено рухнул на колени, беспомощно взирая на объятые огнем окна. Но его апатия длилась недолго. С ревом смертельно раненного животного он вновь вскочил на ноги и бросился к дому.
   - Талаис! - кричал он безумным голосом, расталкивая стражников.
   Прежде чем Арториус успел добраться до дверей дома, один из стражников, преградивших ему дорогу, мощным ударом щита едва не сбил юношу с ног. Арториус умудрился устоять, и как только обрел равновесие, вновь устремился к своей цели, не обращая внимания на стражу, однако второй удар оглушил его и поверг на землю. Арториус возился в пыли, упорно намереваясь встать, и когда это ему почти удалось, подоспевший стражник замахнулся кистенем, намереваясь обрушить на голову Арториуса жестокий удар и тем самым поставить окончательную точку в попытках юноши достигнуть горящего дома.
   Но что-то, возникшее за спиной Арториуса, привлекло внимание стражника и заставило его неподвижно застыть с занесенным для удара оружием. Что-то настолько огромное, что породило порывы сильного ветра, рвущего пламя факелов и заставляющего дым от пожара стелиться по земле. Это воистину было нечто настолько ужасающее, что наполнило лица всех до единого стражников, спешащих к Арториусу, подавляющим страхом, и их длившееся всего мгновение замешательство сменилось паническим бегством. Но Арториусу не было дела до того, что посеяло среди стражников ужас и панику. Для него имело значение лишь одно, и он вновь, еле переставляя ноги, устремился к горящему дому.
   Кто-то сзади вцепился в его рубаху и стал тянуть назад.
   - Стой, глупец! - раздался над ухом голос Соолта.
   Арториус потряс головой, стараясь избавиться от заполнявшего ее звона, будто вовсе не расслышал крика девушки или счел его слуховой галлюцинацией. Вырвавшись, он продолжил упорно брести в сторону охваченного огнем дома. Грубо выругавшись, Соолта нагнала юношу и ухватила его за руку, заставляя остановиться.
   - Отпусти меня! - взмолился Арториус, снова чуть не упав на землю. - Я должен помочь Талаис!
   - Она погибла! - закричала Соолта. - Нам нужно уходить отсюда, пока стражники не опомнились!
   Девушка бесцеремонно закинула руку Арториуса себе на плечо и решительно развернула прочь от дома. Удивительно, сколько энергии было в хрупком теле Соолта, а ведь совсем недавно она была закована в цепи и едва могла стоять на ногах. Она тащила за собой юношу до тех пор, пока горящий дом не скрылся из виду за кронами окрестного леса, а разбежавшиеся в панике стражники даже не пытались преследовать их.
   Наконец, беглецы остановились, и Арториус, опершись о ближайший ствол дерева, подогнул ноги и без сил уселся на землю. Горький ком подкатил к горлу юноши, и он едва сдерживался, чтобы не разрыдаться. В душе его зияла пустота. Перед глазами стояли пылающие окна спальни Талаис. Он мысленно силился заглянуть в них, рассмотреть среди бушующего пламени сестру, и со всей отчетливостью понимал, что у нее не было ни единого шанса избегнуть огня.
   Соолта опустилась на землю рядом и стиснула пальцами плечо юноши.
   - Эй, не время сейчас предаваться отчаянию, - попыталась она хоть немного приободрить его. - Нам нельзя здесь задерживаться. Нужно убираться из окрестностей города как можно скорее.
   Арториус глубоко вздохнул, делая неимоверное усилие, чтобы загнать наполнявшее его горе глубоко внутрь себя и подавить не ослабевающее желание броситься обратно к отцовскому дому. В словах Соолта был резон. Скоро все стражники Минратоуса и соседних поселений будут предупреждены о разыскиваемых преступниках, и тогда передвигаться по городу и окрестным дорогам без риска быть пойманными станет практически невозможно.
   - Наверное, я должен поблагодарить тебя. Ты удержала меня от верной гибели и заставила стражников в ужасе спасаться бегством. Кстати, что их так напугало?
   - Всего лишь примитивный фокус, рассчитанный на неискушенных простаков, - отведя глаза, ответила Соолта, непроизвольно коснувшись при этом пальцами торчащего из-за пояса жезла.
   Арториус мог поклясться, что стражников обратило в бегство нечто более существенное, чем просто фокус, но решил оставить расспросы до более благоприятного момента и сменил тему разговора.
   - Как ты здесь оказалась? - спросил он, поднимаясь на ноги.
   Девушка смущенно опустила взгляд.
   - Последовала за тобой до самого твоего дома, - призналась она. - Знаю, звучит странно после того, как мы решили, что каждый пойдет своей дорогой, но, по правде говоря, мне на самом деле некуда идти. В пансион я вернуться не могу, а родители после всего, что со мной случилось, побоятся принять меня, и помощи от них ждать не стоит. В городе и округе я никого толком не знаю, по крайней мере из тех, к кому я могла бы обратиться за помощью. Ты оказался единственным, на чью защиту я могла рассчитывать.
   Арториус грустно усмехнулся, обдумывая ее слова. Теперь они оба беглецы без дома и без семьи, и волею судьбы должны держаться вместе, если хотят выжить и оставаться на свободе. В Минратоусе юношу теперь ничто не удерживало, разве что участь Лотиен волновала его, однако если служанке не удалось сбежать от своего бывшего хозяина, в сложившихся обстоятельствах Арториус мало чем мог помочь ей.
   - Я собирался этим утром отплыть на корабле в дикие земли, к месту гибели отца, - сказал юноша. - Мы все еще можем попробовать попасть на этот корабль и покинуть на нем Минратоус. Командующий имперским гарнизоном Орик, известивший меня о смерти отца, был его старым другом, и я надеюсь, он не откажется укрыть нас.
   - Толири все известно о твоем отце, - с сомнением заметила Соолта. - Рано или поздно он сообразит, где тебя искать.
   - Может и так, - кивнул юноша. - Но я хотя бы предупрежу друзей отца об угрозе, позволив им подготовиться. Впрочем, я сомневаюсь, что Толири имеет достаточный вес в столице, чтобы организовать наше преследование в пограничных землях. Думаю, в конечном итоге он удовлетворится тем, что растоптал репутацию моего отца и уничтожил нашу семью, а последнего из ее представителей обрек на изгнание.
   На этот раз у Соолта не нашлось, что возразить юноше. Решив не дожидаться рассвета, они поспешили добраться до Минратоуса, а там отправились через спящий город на пристань, стараясь не попадаться на глаза страже. До пристани беглецы добрались без особых приключений. Наивно было надеяться, что Толири не догадается, куда может отправиться Арториус после визита в свой дом, но пока на пристани было тихо, а корабль, на котором собирался отплыть юноша, находился на прежнем месте, и капитан корабля вместе со своей командой с раннего утра готовили судно к отплытию.
   Арториус всерьез опасался, что капитан корабля может расторгнуть договор, заподозрив в них преступников, тем более, что покрытая порезами и синяками девушка, кутающаяся в мужской плащ, и вооруженный мечом юноша в разодранной рубахе не слишком-то походили на добропорядочных граждан, однако капитан подтвердил, что их договор остается в силе, а сумма, накануне внесенная Арториусом в качестве оплаты, была достаточной, чтобы капитан без лишних вопросов согласился кроме самого юноши взять на борт Соолта. Кажется, они были не первыми, кому капитан помогал улизнуть от властей, а лишним подтверждением его благосклонного отношения к беглецам стало предложение юноше и девушке переодеться в грубоватую, но прочную походную одежду, весьма кстати отыскавшуюся на корабле, взамен их собственной, явно неподходящей для предстоящего морского путешествия.
   На рассвете в порт все же нагрянула стража и стала досматривать пришвартованные корабли, но к тому времени корабль с беглецами благополучно покинул гавань, а к полудню уже находился в открытом море и держал курс на восток вдоль побережья Тевинтера, оставив далеко позади шпили Минратоуса.
  
   ЧАСТЬ 10. СПИ ВЕЧНЫМ СНОМ, МЯТЕЖНАЯ ДУША.
  
   Ураган событий остался позади, сменившись затишьем на время морского путешествия, но в памяти Арториуса по-прежнему бушевал пожар, отнявший жизнь его сестры. В первую ночь на корабле юноша долго не мог заснуть. Стоило ему закрыть глаза, как перед его мысленным взором вновь вставали охваченные пламенем окна спальни Талаис. Вспоминая события, приведшие к этой трагедии, он отчетливо понимал, как много ошибок совершил тогда, и осознание невозможности их исправить угнетало его все сильнее, заставляя мучиться растущим чувством вины.
   Отчаявшись заснуть, Арториус покинул отведенную ему каюту и поднялся на палубу корабля. Ясная ночь встретила его ярким диском почти полной луны, повисшим над беспокойными морскими просторами и проложившим прямиком к кораблю призрачную дорожку, отмеченную посеребренными лунным светом верхушками волн. Завороженный этим видом, юноша вдруг подумал с тоской, что перед ним тот самый вожделенный путь к спасительному забытью, способный избавить его от душевных терзаний, стоит ему лишь шагнуть за ограждение борта и отдаться на волю стихии...
   - Тебе тоже не спится? - раздался совсем рядом голос Соолта.
   Арториус поспешно отшатнулся от борта, словно его застали за чем-то предосудительным. Повернувшись на голос, он отыскал взглядом девушку. Соолта стояла неподалеку, облокотившись об ограждение борта, и любовалась луной, кажется, не обратив внимания на замешательство юноши.
   - Никак не избавлюсь от мысли, что бросил Талаис и трусливо сбежал, - признался Арториус, подойдя ближе к своей собеседнице.
   Соолта повернула к юноше лицо, и лунный свет высветил лишь его половину, а вторую скрыла непроглядная тень, вызвав у Арториуса странное ощущение, будто за ним из темноты наблюдает кто-то посторонний.
   - Сожалею о смерти твоей сестры, - негромко произнесла Соолта. - Но ты ничего не мог поделать. Стражники были повсюду. Они готовы были без раздумий убить тебя, как до этого убили твою сестру.
   - Я не должен был допускать всего этого, - сокрушенно покачал головой юноша. -
   Мне нужно было покончить с Толири сразу, как только представилась такая возможность, а не слушать его лживые россказни.
   Арториус стиснул зубы, вспомнив, как упирался острием клинка в шею магистра, и живо представил себе, как пронзает его горло, а затем беспрепятственно покидает место убийства, не оставив свидетелей своего преступления. Однако возникшая было на лице юноши жестокая ухмылка моментально исчезла, как только сквозь видение кровавой расправы он заметил полный грусти взгляд Соолта.
   - Прости, - спохватился он. - Поступи я так, и тебя ждала бы незавидная участь...
   - Не хочу вспоминать об этом, - прервала его девушка. - Начинаю ненавидеть себя, будто выменяла свою жизнь на жизнь твоей сестры.
   - Я никогда бы так не подумал, - воскликнул Арториус. - Поверь мне, несмотря на всю эту череду нескончаемых бед, обрушившихся на мою семью, я ни разу не пожалел о том, что помог тебе выбраться из того ужасного подвала.
   Соолта смущенно опустила глаза, а юноше в этот момент захотелось взять ее за руку, чтобы почувствовать тепло единственного человеческого существа, способного сейчас заполнить холодную пустоту одиночества, образовавшуюся после гибели всех близких ему людей. Той ночью они больше не разговаривали, боясь нарушить возникшее между ними хрупкое единение, но дальнейшее их общение за время, оставшееся до конца морского путешествия, помогло Арториусу если не избавиться от горечи потери и чувства вины, то хотя бы примириться с необходимостью продолжать жить дальше с этим нелегким грузом.
   В конце плавания корабль бросил якорь в провинциальном порту у самой границы диких земель, и дальше путь беглецов пролегал по суше вглубь материка. Им повезло присоединиться к небольшому торговому каравану из тех, что постоянно курсировали между побережьем и поселениями на границах империи. Сопровождал караван немногочисленный отряд новобранцев, направлявшихся в качестве пополнения гарнизона в тот самый пограничный имперский форпост, которым командовал Орик.
   Несмотря на то, что порождения тьмы после падения Архидемона были обращены в бегство, на дорогах Тевинтера по-прежнему было опасно. Многочисленные шайки мародеров и разбойников бесчинствовали на опустошенных землях, и у обескровленной империи попросту не хватало сил, чтобы совладать с ними. Однако караван под защитой даже небольшого вооруженного отряда показался грабителям слишком опасной мишенью, так что весь долгий путь до пограничного форпоста обошелся без каких-либо заметных происшествий, если не считать за таковые неизбежно сбитые в кровь ноги и расстройства желудка у непривычных к длительным пешим переходам новоиспеченных легионеров.
   Спустя сутки изнуряющего марша по безлюдным землям по обочинам дороги наконец-то стали появляться редкие фермерские поселения. Вскоре отдельные клинья возделанной земли уже сливались в сплошную мозаику засеянных пшеницей и ячменем полей, а на утро следующего дня караван вступил в цветущую долину, над которой доминировала выстроенная на склонах высокой горы военная крепость.
   Власть Тевинтера над этими землями по большей части значилась только на бумаге. Хотя в долине, которую контролировала крепость, жили в основном лояльные империи люди, дальше к предгорьям селились враждебно настроенные горские племена, излюбленным занятием которых было устраивать набеги на долину. В обмен на продовольствие, одежду, строительные материалы, услуги ремесленников и наемных работников гарнизон крепости обязывался защищать поселения долины от набегов горцев, а также уничтожать разбойничьи шайки в округе и устраивать облавы на диких животных, забредавших в долину из окрестных лесов.
   К исходу дня, преодолев серпантин горной дороги, караван в сопровождении отряда новобранцев оказался перед воротами крепости. Поначалу Арториус планировал попросить кого-нибудь из стражников у ворот уведомить командующего гарнизоном о своем прибытии, однако этого не потребовалось. Командующий Орик сам вышел во двор крепости, чтобы лично встретить прибывший караван, и как только заметил высокого широкоплечего юношу среди вновь прибывших, направился прямиком к нему.
   Как потом пояснил сам Орик, он сразу же признал в Арториусе сына магистра Мертеуса, рассмотрев в юноше унаследованные от отца схожие черты лица. До этого момента Арториусу не доводилось встречаться с Ориком лично, но грубоватая внешность, простые манеры и громкий голос были как будто хорошо знакомы юноше. Это лишний раз доказывало, насколько этот человек был близок отцу, раз услышанное когда-то из уст магистра Мертеуса описание оказалось столь выразительным и точным, чтобы прочно отпечататься в памяти Арториуса.
   - Арториус, я ждал, что ты приедешь! - громко воскликнул Орик, распахивая объятия и тут же крепко стискивая плечи юноши. - Сожалею, что поводом для нашей встречи послужило печальное событие. Мертеус много рассказывал о тебе. Он гордился тобой, и мне самому всегда очень хотелось с тобой познакомиться!
   - О вас отец тоже много рассказывал, - признался юноша, тронутый теплой встречей. - С самого детства я слушал захватывающие истории о ваших приключениях на войне, и это в немалой степени повлияло на мой собственный выбор стать военным.
   - Рад это слышать, мой друг! - рассмеялся растроганный Орик. Отстранившись, он, наконец, приметил все это время скромно стоявшую поодаль Соолта, и не преминул поинтересоваться: - Вижу, ты путешествуешь не один. Будь добр, познакомь меня со своей спутницей!
   Меньше всего Арториусу хотелось лгать Орику при первой встрече, однако прежде чем довериться командующему, юноша рассчитывал поговорить с Гефеном, а пока решил умолчать об обстоятельствах знакомства с Соолта, рискуя дать повод Орику составить не совсем верное представление о своих отношениях с девушкой.
   - Соолта начинающий маг, - представил свою спутницу юноша. - Мы познакомились в столице. Она обучается магии в школе при Магистериуме.
   - Добро пожаловать на край империи! - с изрядной долей мрачной иронии заявил Орик. - Нечасто к нам заглядывают маги из Магистериума. Надеюсь, за ужином вы расскажете мне поподробнее, что привело вас в наше захолустье, госпожа Соолта?
   - Благодарю вас, но я не голодна, - покачала головой Соолта, слабо улыбнувшись в ответ. - Я очень устала с дороги и, если Вы не возражаете, хотела бы отдохнуть.
   - Конечно, как пожелаете, - разочарованно кивнул Орик, увлекая молодых людей за собой. - Я лично провожу вас в комнату для гостей.
   Перепоручив заботы о новобранцах одному из офицеров гарнизона, командующий пригласил молодых людей следовать за собой во внутренний двор крепости. После долгой изматывающей дороги теплый и по-настоящему отеческий прием со стороны командующего Орика на время отвлек юношу от насущных вопросов, но сейчас он решил, что настало подходящее время наконец-то уделить им внимание.
   - Как погиб мой отец? - улучив момент, спросил Арториус, когда они все вместе шли к внутренним постройкам крепости.
   - Никто толком не знает, что случилось, - ответил Орик. - Гномы, что выбрались живыми, все, как один немы и могут только бессвязно мычать.
   - А как же дядюшка Гефен? Что с ним?
   - Ему досталось больше других, - сморщил лицо Орик, будто сам в этот момент испытывал муки, выпавшие на долю гнома. - Если бы я не знал, из каких передряг этот старый гном выбирался в прошлом, у меня не осталось бы веры в то, что он выкарабкается на этот раз.
   - Я могу с ним поговорить?
   - Конечно, но для начала давай-ка хорошенько отужинаем, а Гефена навестишь завтра утром.
   Однако ждать до утра этой встречи не пришлось. На ступени, ведущие под массивную арку входа в крепость, из тени выступила приземистая фигура, и если юноша при слабом освещении от горящих факелов не сразу понял, кто это, Орик, напротив, безошибочно узнал того, кто вышел их встретить.
   - Так-так, куда подевались хандра и самоистязания? - воскликнул командующий, завидев незнакомца. - Наконец-то что-то заставило тебя оторвать зад от лежанки и размять ноги. Надеюсь, ты готов скинуть с себя это пропахшее потом и кровью рубище и одеть что-нибудь поприличней. Все-таки к нам пожаловали гости из самого Минратоуса!
   В ответ раздался хорошо знакомый Арториусу хриплый голос:
   - Я по-прежнему жалею, что не остался на глубинных тропах с остальными! Но сейчас, если позволишь, я хотел бы поговорить с сыном Мертеуса наедине.
   - Конечно, Гефен, - согласился Орик. - Если тебе не сложно, проводи Арториуса в трапезную, а я присоединюсь к вам позднее, после того, как покажу нашей гостье комнату и разберусь с новобранцами, поступившими в мое распоряжение.
   Гефен посторонился, и Орик распахнул перед Соолта створки тяжелых дверей. Командующий и девушка зашли внутрь здания, а Арториус остался стоять рядом с гномом снаружи.
   - Я ожидал, что ты прибудешь сюда, узнав о смерти отца, - сказал гном, как только они остались с юношей одни.
   - Дядюшка Гефен? - неуверенно вымолвил Арториус, безуспешно пытаясь рассмотреть знакомые черты лица сквозь обрывки испачканных бурым тряпок и клочья давно не чесанных седых волос.
   - Он самый, сынок, - кивнул Гефен. - Перед тобой старый никчемный гном, которому даже умереть не повезло как подобает!
   - Что с тобой случилось? - невольно вырвалось у Арториуса, хотя еще в пути представляя их встречу, юноша планировал задать первым совершенно другой вопрос.
   Среди повязок, закрывавших лицо Гефена, сверкнули лихорадочным возбуждением воспаленные глаза гнома.
   - Пойдем-ка, подыщем более подходящее место для беседы, - живо предложил он.
   Добравшись до просторной трапезной, располагавшейся на первом этаже крепости, гном устало плюхнулся в одно из деревянных кресел, стоявших возле камина, предложив Арториусу занять место по вкусу. Юноша уселся на ближайшую лавку и, облокотившись о длинный стол, приготовился слушать гнома.
   - Представь себе, мы с твоим отцом все-таки отыскали древнего дракона! - в словах Гефена явственно прозвучали нотки триумфа, и было заметно, что он едва сдерживается, чтобы не возопить громогласно об этом достижении. - Он был именно там, где говорил Мертеус! Упрятан в свою магическую темницу! Мы были так близки к цели, когда все пошло прахом...
   Арториус заворожено слушал сбивчивый рассказ Гефена, часто прерывавшийся затяжным кашлем и паузами, когда уставший гном старался отдышаться. Хриплый голос гнома погружал юношу во тьму глубинных троп, заставлял невольно представить это опасное путешествие сквозь мрачное подземелье, испытать вместе с рассказчиком восторг от долгожданной находки, а затем опустошающее разочарование и безграничную боль от произошедшей катастрофы.
   - Мой племянник погиб в огне, как и многие мои товарищи, - сказал Гефен, завершая свое повествование. - Все произошло слишком быстро, и я не смог им ничем помочь. С тех пор каждый день ожоги на моем лице напоминают мне об их ужасной участи.
   Гном поднял к глазам покрытые коростой от ожогов пальцы и сжал их в кулак, заставляя себя вновь испытать отголоски той боли, что пережил тогда.
   Вскочив с лавки, юноша опустился на колено перед старым гномом и обнял его за плечи, стараясь заглянул в его наполненные слезами глаза.
   - А как же мой отец? - спросил юноша, вглядываясь в глаза гнома. - Где он похоронен?
   - Там все сгорело, сынок! - Гефен выпростал из-под хламиды, в которую был облачен, свою испещренную шрамами руку и протянул юноше стянутую кожаным ремешком небольшую книжицу. - Вот все, что удалось сохранить. Это дневник твоего отца.
   Взяв книжицу, Арториус какое-то время просто держал ее в ладони перед глазами, но так и не решился раскрыть, боясь расплакаться прямо на глазах у гнома, увидев знакомый почерк.
   Затянувшееся тягостное молчание прервал вошедший в трапезную Орик. Командующий явно был чем-то озадачен.
   - Только что ворон доставил странное послание из столицы, - с порога обратился он к Арториусу, потрясая зажатым в руке пергаментом. - В нем тебя и твою спутницу объявили преступниками. Мне приказано арестовать вас, если вы здесь объявитесь, заключить под стражу и с охраной отправить обратно в Минратоус!
   - Что это значит, Арториус!? - растерянно спросил Гефен. - А как же Талаис? Что с ней?
   Юноша медлил с ответом, опустив голову и боясь посмотреть в глаза Гефену.
   - Талаис погибла, - наконец негромко сказал Арториус.
   В трапезной вновь наступила тишина. Свет ламп высекал застывшие черты лица Орика, Гефен замер в тени, съежившись, и казалось, уменьшившись в размерах.
   - Как это случилось? - спросил гном дрожащим голосом.
   - В дом нагрянула стража. Они нашли Талаис, и... - юноша поднял взгляд на Гефена. Пальцы гнома судорожно стиснули подлокотники. Он без лишних слов понял, что случилось дальше. Арториус опустил голову, продолжив говорить: - Мне пришлось бежать...
   - О чем он говорит? - в замешательстве прервал юношу Орик. - Что страже понадобилось в вашем доме и почему тебе пришлось бежать?
   - Думаю, теперь нет смысла скрывать правду, - переглянувшись с гномом, сказал Арториус. - Мы должны все рассказать командующему.
   Получив в виде кивка согласие Гефена, юноша обернулся к ожидавшему объяснений Орику и поведал ему обо всех злоключениях своей семьи, не утаив ничего. Гному оставалось только дополнить эту историю подробностями о поисках Лодрин и гибели магистра Мертеуса во время попытки оживить големов. На протяжении всего рассказа Арториус постоянно ловил себя на мысли, что тот безумный план, которому следовал его отец, почти на каждом своем этапе имел мало шансов на успех. Тем удивительней было, как далеко сумел продвинуться Мертеус и последовавшие за ним гномы, прежде чем катастрофа не поставила точку на их устремлениях.
   Первая реакция Орика на все услышанное была вполне ожидаемой. Командующий с силой ударил кулаком по столу, возле которого стоял, выражая крайнюю степень возмущения.
   - В то время, как империя едва справилась с многовековой напастью, у меня под носом мои лучшие друзья хотели откопать новое чудовище! - зарычал Орик. - Вас обоих за это следовало бы немедленно посадить под замок, а затем отправить под конвоем в столицу на суд Магистериума!
   - Как ты бы поступил на месте Мертеуса!? - выкрикнул Гефен со всей силой, на которую было способно его изувеченное горло. - Он не мог оставить свою дочь в беде, не мог бездействовать, пока был хоть малейший шанс помочь Талаис.
   - Личные мотивы не оправдание! - гневно возразил Орик. - Посмотрите вокруг. Мне ли вам напоминать, что натворил Архидемон! Сколько жизней изничтожил мор! По всей империи небо застилает дым от погребальных кострищ, потому что оскверненные тела нельзя предать земле!
   - Мертвым уже не помочь, - возразил гном. - А Талаис еще можно было спасти!
   - И вы готовы были заплатить за ее спасение новым витком войны?!
   - К чему теперь этот спор?! - Гефен поднял руки, исчерпав аргументы. - Талаис мертва, а дракон так и остался погребенным под толщей камня! Почти все, кто имел отношение к его поискам, погибли, а те немногие, кто остался жив, теперь находятся в твоей власти, и тебе остается только приказать заключить нас под стражу, а затем, как ты и сказал, отдать на суд Магистериума.
   Гефен отвернулся от командующего, пряча на лице ярость и разочарование. Будучи военным, принимавшим непосредственное участие в битвах с порождениями тьмы, Арториус прекрасно понимал чувства, владевшие Ориком. Провести большую часть жизни, сражаясь с порождениями тьмы и дожить до того долгожданного дня, когда известие о победе над Архидемоном наконец-то поставило точку в, казалось бы, бесконечной, войне, а затем узнать, что, возможно, совсем скоро весь ужас мора может повториться вновь.
   - Мы вместе через многое прошли, Гефен, - Орик тяжело вздохнул и уселся на край стола. - Ты знаешь, я всегда был верен долгу и поступал по совести, даже если это выходило мне боком.
   Плечи гнома поникли, и ярость на его обожженном лице погасла. Осталась только печаль.
   - Я знаю, - кивнул Гефен.
   - Моя преданность службе всегда стояла выше личного благополучия, - Орик сложил руки на груди, устремив взгляд в пустоту, будто припоминал в этот момент все превратности своей непростой карьеры. - Наверное, поэтому мне сложно оправдать поступки Мертеуса. Сейчас мне больно осознавать, что он понимал это и даже не пытался просить меня о помощи.
   - А если бы он тогда все же попросил тебя, ты помог бы ему? - спросил Гефен.
   - Не знаю, - Орик покачал головой. - Мертеус погиб и уже не сможет выслушать моих доводов, но теперь, когда мне известны все обстоятельства его смерти, я не могу отделаться от мысли, что упустил шанс уберечь его от гибели.
   - Тебе выпал шанс уберечь от гибели его сына, - заметил гном. - Воспользуйся им и забудь обо всем, что услышал от нас.
   Командующий Орик молчал, опустив голову. Наконец он отошел от стола и встал в центре трапезной, сложив на груди руки и исподлобья рассматривая гнома и юношу.
   - Кроме вас у меня никого нет, - наконец тяжело произнес он, и его рука сжалась в кулак, сминая злополучное послание. - Я последую твоему совету, Гефен. Укрою вас от ока Магистериума. Отправлю рапорт в столицу, сообщив, что Арториус и его спутница здесь не появлялись, а все, кто искал дракона вместе с Мертеусом, сгинули на глубинных тропах, так и не достигнув своей цели.
   Орик подошел к камину и бросил скомканный пергамент в угли. Пламя жадно взвилось вокруг, моментально превратив послание в пепел.
   - Осталось решить один важный вопрос, - продолжил командующий, обращаясь к гному. - Тот дракон, которого вы отыскали вместе с Мертеусом, теперь представляет собой однозначную угрозу. Судя по твоим рассказам, вы не встречали порождений тьмы в этой части глубинных троп, однако сейчас, когда их загнали под землю, не исключено, что рано или поздно они могут объявиться и здесь. Я не готов утверждать, что найденный вами дракон может стать для них новым Архидемоном, но глупо было бы надеяться, что такой возможности вовсе не существует.
   - Если ты предлагаешь уничтожить дракона, нам это не под силу без посторонней помощи, - к разочарованию командующего честно признался Гефен. - Мертеус планировал использовать големов, чтобы вскрыть темницу силой, если не сработает магия, а у нас и подавно нет таких возможностей, не говоря уже о том, что среди нас нет никого, способного к магии.
   Орик нахмурился, расхаживая из стороны в сторону между столами.
   - Если я сообщу о находке в Магистериум, то подвергну вас опасности, но и бездействовать с моей стороны будет преступлением.
   - Мы можем использовать оставшуюся лириумную взрывчатку, чтобы обрушить все сохранившиеся проходы, ведущие к драконьей темнице с глубинных троп, - предложил Гефен. - Это даст гарантию, что порождения тьмы не доберутся до дракона в обозримом будущем, а у нас появится достаточно времени, чтобы без спешки подумать, как поступить дальше.
   - Не нравится мне такое половинчатое решение, - с сомнением покачал головой Орик. - Но за неимением лучшего, я склонен принять его. Как скоро ты и твои гномы будете готовы спуститься на глубинные тропы? Я хочу пойти туда вместе с вами и лично убедиться, что предложенный тобой план сработает.
   Арториус заметил, как в глазах Гефена вспыхнули искорки былого азарта, знакомые юноше еще по тем временам, когда гном с отцом впервые планировали поиски древнего божества.
   - Завтра же с раннего утра соберу своих ребят, и к полудню мы подготовим все необходимое к экспедиции, - уверенно пообещал Гефен.
   Орик удовлетворенно кивнул, и Арториус, видя, что разговор близится к завершению, поспешил обратиться к командующему с просьбой:
   - Могу я отправиться на глубинные тропы вместе с вами? Прежде чем вы уничтожите все проходы к драконьей темнице, я хотел бы побывать на месте гибели моего отца. Хоть так я смогу с ним проститься, как подобает.
   Брови Орика приняли скорбный изгиб, будто только сейчас схожая мысль посетила командующего, и он с готовностью кивнул юноше.
   - Я сам хотел попросить тебя присоединиться к нашей экспедиции, но совершенно по другой причине, - признался Орик. - Ты ведь знаешь, на глубинных тропах хватает опасностей и без порождений тьмы, и мне рядом не помешает человек, имеющий боевой опыт, а вовлекать кого-то постороннего из гарнизона в наши проблемы слишком опасно. Да, и вот еще что. Ты доверяешь своей спутнице? Меня настораживает тот факт, что она, судя по твоему рассказу, была одержима демоном, который по какой-то причине интересовался вашей семьей.
   - У меня нет причин не доверять ей, - пожал плечами юноша. - Я не сидел бы сейчас перед вами, если бы не она. Но какое отношение Соолта имеет к тому, что мы здесь обсуждаем?
   - Раз уж мы не можем обратиться за помощью в Магистериум, она единственная среди нас, кто имеет хоть какое-то представление о магии. Я хочу предельно ясно, насколько это возможно, понимать, что на самом деле отыскал твой отец на глубинных тропах, хоть Гефен и утверждает, что у Мертеуса на этот счет не было никаких сомнений. Спроси ее, не согласится ли она отправиться вместе с нами. Конечно, ей это может показаться слишком опасным, и я пойму, если она ответит отказом.
   - Хорошо, я поговорю с ней, - пообещал Арториус.
   За ужином они еще какое-то время продолжали обсуждать детали предстоящего спуска на глубинные тропы, но разговор естественным образом свернул на воспоминания об отце Арториуса. Было уже поздно, когда наступило время расходиться, и Орик попросил одну из служанок, подававших к ужину, проводить юношу до его комнаты.
   Следуя за своей провожатой, Арториус размышлял над тем, что это место на ближайшие годы станет ему домом, а солдаты и офицеры, что служат здесь, будут его новой семьей. В отличие от столицы здесь не часто увидишь блеск начищенного доспеха, тесные казармы немногим комфортней тюремных камер, а внутренний двор крепости был лишь бледной тенью столичного плаца, но вот чего здесь было в достатке, так это каждодневной опасности заполучить стрелу в бок или напороться животом на меч.
   Оказавшись возле нужной комнаты, служанка вручила юноше ключ от двери и оставила его одного, пожелав доброй ночи. Арториус запоздало подумал, что стоило разыскать Соолта, чтобы поделиться с ней результатами разговора, но вспомнил, что девушка хотела отдохнуть, и решил отложить разговор до завтрашнего дня. Он отпер дверь ключом и вошел в комнату, однако не успел как следует осмотреться в своем новом жилище, как в дверь за спиной тихонько постучали. Решив, что это зачем-то вернулась служанка, Арториус открыл дверь и обнаружил за ней Соолта.
   - Фух, наконец-то ты появился, - облегченно выдохнула она. - Я дожидалась, когда ты пройдешь через двор, и все это время боялась, что меня начнет разыскивать стража.
   - Успокойся, нам ничего не угрожает, - Арториус шире распахнул дверь, приглашая девушку зайти в комнату, чтобы продолжить разговор.
   - Пожалуй, моя комнатенка будет даже побольше твоей, - заключила Соолта, в пару с лишним шагов пересекая из конца в конец весьма скромно обставленное крохотное помещение без единого окна. Все пространство вдоль левой стены целиком занимала кровать, напротив двери висело тусклое зеркало, под ним рядом с кроватью стоял колченогий столик, а у противоположной стены за складной ширмой прятались небольшой сундук для одежды и корыто для приема горячей ванны.
   Соолта скромно присела на край кровати, а Арториус, заперев дверь на щеколду, прошел вглубь комнаты и поставил на столик зажженную масляную лампу, которую до сих пор держал в руке.
   - Как прошел разговор? - живо поинтересовалась Соолта, подобрав под себя ноги, когда Арториус сел рядом с ней на кровать.
   - Мне пришлось все рассказать командующему Орику, - ответил юноша. - В том числе о том, как мы с тобой познакомились.
   - Понимаю, - без особого удовольствия отозвалась девушка. - Так что с нами будет?
   - Не бойся, Орик пообещал нам защиту и кров над головой. Конечно, это не значит, что мы здесь будем жить на всем готовом. Придется трудиться наравне с остальными обитателями крепости, и при этом особых привилегий мы не получим, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания.
   Соолта облегченно выдохнула.
   - Ну, мне не привыкать к скромной жизни, - повеселевшим голосом сказала она. - А вот тебе после просторного особняка придется несладко в этой тесной комнатушке.
   Заметив, как горестная тень набежала на лицо юноши, Соолта подобралась и порывисто взяла его ладонь в свои руки.
   - Ох, извини меня! Меньше всего я хотела напоминать тебе о доме...
   - Ничего, - грустно улыбнулся юноша, положив ладонь поверх ее пальцев. - Я еще нескоро избавлюсь от подобных воспоминаний. К тому же, завтра я собираюсь спуститься на глубинные тропы и побывать на месте гибели моего отца.
   Девушка замерла, широко раскрыв глаза, высвободила из ладоней юноши свои руки и восторженно развела их стороны.
   - Ого! Вот это здорово! Ох, прости, опять я не то говорю... - вновь смутилась она. - Это печально на самом деле. Но ведь где-то там спрятана темница дракона, и ты сможешь ее увидеть! Воочию убедиться, что древнее божество, погребенное под землей, действительно существует!
   - Да, отец отыскал одного из них перед самой своей гибелью, - кивнул юноша, невольно заражаясь энтузиазмом девушки. - Если захочешь, ты сама сможешь увидеть его. Орику необходимо услышать мнение мага о находке, и он предлагает тебе отправиться вместе с нами.
   - Конечно, я принимаю его предложение! - не раздумывая, воскликнула Соолта. - Я столько читала и слышала про древних богов! В моем обучении в пансионе все сводилось к ним. Они первопричина могущества нашей империи, и они же злой рок, повергнувший нас в темные столетия мора! Разве я могу упустить возможность хоть одним глазком взглянуть на это легендарное существо, пускай и заточенное в свою темницу!
   Наблюдая за девушкой, Арториус все больше восхищался ей. Даже жестоко поплатившись за свою любознательность, она не утратила стремления к познанию, и вновь готова была отправиться навстречу неизведанному, не считаясь с опасностями.
   Соолта заметила пристальный взгляд юноши и замолчала, смущенно опустив глаза.
   - Ты, наверное, считаешь меня легкомысленной? - сказала она.
   - Вовсе нет, - Арториус протянул руку и коснулся ее щеки. Она не отстранилась, подняв на него глаза. Впервые он не нашел в них ни капли строгой самоуверенности, ни покровительственной надменности, которые девушка часто демонстрировала в общении с ним, обнаружив лишь тень одиночества и робость невысказанного желания.
   Страшась спугнуть доверие в ее глазах, Арториус обхватил свободной рукой талию девушки, чувствуя сквозь одежду волнующее тепло ее тела. Он приблизил свои губы к ее губам, со страхом ожидая, что она остановит его, и все закончится, но их губы соединились, и податливость ее тела была красноречивее многих слов. Впервые с тех пор, как беда за бедой обрушились на Арториуса, он смог целиком отгородиться от тяжелых мыслей об отце и сестре. Сейчас он сполна хотел насладиться предвкушением ублажающей плоть ласки, медленно высвобождая из одежды наготу гибкого тела Соолта, одновременно ловя мимолетные прикосновения ее рук, неловко пытавшихся стянуть с него рубаху. Они не торопились, со смехом прощая друг другу ошибки и неловкость, без спешки знакомясь с потаенными уголками тел друг друга. Он облек свою с силу в нежность, позволив ее раскрепощенному темпераменту покорить его, и смиренно отдался волнам наслаждения, а когда она уставала, он ласкал ее в своих объятиях, различая, как их сердца в унисон бьются в переплетенных телах, жаждая вновь вознестись на вершину блаженства. С последней потухшей свечой они заснули в объятьях друг друга, в мыслях по-прежнему оставаясь единым целым.
   Ото сна Арториуса пробудил стук в дверь. Приоткрыв глаза, юноша увидел Соолта, которая с улыбкой любовалась его сонным лицом. Он потянулся к ней, но девушка приложила палец к своим губам, призывая его не шуметь.
   - Эй, Арториус! - послышался из-за двери хриплый голос Гефена. - Ты что, забыл наш вчерашний разговор? Близится полдень, а ты все еще дрыхнешь!
   Вопреки безмолвному протесту девушки Арториус проворно вскочил с кровати и выхватил из кучи небрежно брошенной на пол одежды свои штаны. Едва успев натянуть штаны, он подскочил к двери и, отперев щеколду, слегка отворил дверь перед гномом.
   - Ничего я не забыл, - поспешил сказать юноша, стараясь не слишком широко приоткрывать дверь. - Просто очень устал после вчерашнего дня.
   - Тогда пошевеливайся! - строго наказал гном и подозрительно поводил головой, пытаясь заглянуть вглубь комнаты, и в итоге, неопределенно хмыкнув, громко распорядился: - Как перекусишь, загляни к интенданту и подбери себе снаряжение. И разыщи свою спутницу. Служанка, которую послал за ней Орик, не нашла ее в комнате. Если она согласится пойти с нами, ей тоже стоит подобрать подходящую одежду для похода.
   Как и обещал накануне Гефен, к полудню все было готово к походу на глубинные тропы. Официально командующий Орик мотивировал приготовления тем, что гном наконец-то оправился от ранений и готов был провести небольшой спасательный отряд на место катастрофы, постигшей экспедицию магистра Мертеуса. Предполагалось забрать останки погибших участников экспедиции и уцелевшее снаряжение, тем самым поставив точку в той трагической истории. Орик не хотел терять время даром и предложил выступить немедленно, на что Гефен, не высказав возражений, пообещал уже к вечеру довести отряд до места назначения.
   Последовав совету гнома, Арториус облачился в легкий кожаный доспех и вооружился коротким мечом, а за спиной вместо щита нес объемистый рюкзак с суточным запасом съестного для него и Соолта, принадлежностями для сна и крючьями с веревкой на случай преодоления труднопроходимых участков подземелья. Соолта тоже сменила платье на походное облачение, подобранное у интенданта не без помощи Арториуса. Помимо уже знакомого юноше жезла на поясе девушки висели фляга для воды и сумка для лечебных зелий, а за спиной на ремнях крепился небольшой рундук с упакованным внутри одеялом и бухтой веревки.
   - Рад, что вы согласились присоединиться к нам, леди Соолта, - поприветствовал девушку Орик.
   - В ответ на ваше гостеприимство я не могла отказать вам, - ответила любезностью девушка.
   Придирчиво осмотрев свою новую подопечную, командующий удовлетворенно кивнул головой и пошел поприветствовать других участников экспедиции. Встретившись взглядом с Артриусом, девушка опустила глаза, и на ее щеках проступил легкий румянец, а на губах появилась едва уловимая улыбка. Арториус сам почувствовал, как зарделись его щеки, и перепугался, как бы об их бурной ночи не догадался Гефен или командующий Орик.
   Формально экспедицию возглавлял Орик, но всем и так было ясно, что на самом деле отряд поведет Гефен. Гном шел налегке - еще сказывалась слабость от перенесенных ранений, но впервые с того момента, как Арториус увидел гнома в рваных обносках, Гефен примерил на себя легкую, усиленную металлом куртку, походные штаны и славящуюся исключительной прочностью гномьи ботинки, вновь став похожим на того самоуверенного гнома, которого привык видеть Арториус с самого детства, разве что на лице Гефена с тех пор прибавилось шрамов и волосы целиком покрыла седина.
   Не в пример Гефену еще четверо гномов, отправившихся с экспедицией, несли на себе небольшой запас еды и принадлежности для обустройства походного лагеря, если в таковом возникнет необходимость. Им, как и Арториусу, пришлось отказаться от полного комплекта оружия и доспехов, оставив щиты и тяжелые нагрудники в крепости, и ограничиться только короткими мечами и гибкими кожаными доспехами, более уместными в тесных подземельях. Сам же Орик не стал изменять своим привычкам, и даже в этот раз не расстался со своим проверенным временем стальным нагрудником, изрядно потрепанным и потускневшим, но от этого не ставшим менее надежным.
   Для Гефена и его гномов спуск вниз был повторением уже единожды пройденного пути, но для Арториуса это путешествие позволяло пройти дорогой, которой до него проходил его отец. Узкие штольни горных выработок, заброшенные кельи подземного святилища, спуск на глубинные тропы при помощи древнего механизма и наконец просторные тоннели, выстроенные тысячелетия назад древними гномами - обо всем этом он столько раз читал в письмах отца и услышал потом из рассказа Гефена, а сейчас имел возможность прикоснуться к этому всему сам, увидеть самому то, что восхищало или заинтересовывало отца. Казалось, отец где-то рядом, и стоит прислушаться, можно различить неподалеку его голос, а свернув за очередной поворот тоннеля, наконец, увидеть его самого.
   Это печальное и вместе с тем желанное наваждение не оставляло Арториуса почти до самого конца путешествия, отодвинув на задний план даже воспоминания о прошлой ночи, и только когда они спустились непосредственно на глубинные тропы, разгоревшаяся между Гефеном и Соолтой довольно громкая дискуссия заставила юношу отвлечься от грустных мыслей.
   - Грандиозное творение! - восхищенно заявила девушка, пытаясь при слабом свете лампы обозреть обширные своды тоннеля и стоящие вдоль него огромные изваяния. - Видя такое, я невольно начинаю думать, что достижения империи ничто по сравнению с грандиозными свершениями ваших предков, уважаемый Гефен.
   - Кхм, только все эти грандиозные свершения уже тысячу лет как покрыты толстым слоем нагова дерьма, - раздраженно проворчал гном.
   - Мне казалось, для вас это важно, - обескураженная пренебрежительным тоном гнома примирительно сказала Соолта. - Когда вы впервые спустились сюда с магистром Мертеусом, разве у вас не пробудился интерес к собственной истории, не возникло желания исследовать эти древние тоннели?
   - Вы льстите, приписывая мне роль благородного исследователя, - тон гнома потеплел и избавился от раздражительности. - Теперь мне стыдно признаваться, но первое, что тогда пришло мне в голову, это поискать здесь припрятанное древними гномами золотишко.
   - И как? - поинтересовалась девушка. - Удалось что-нибудь отыскать?
   Лицо гнома осветила лукавая улыбка. Он покосился на стоявшего неподалеку Орика, который, казалось, не придавал разговору значения, делая вид, что слушает его в пол уха, однако поза командующего и настороженный поворот его головы наводили на мысль, что он явно с интересом ожидает ответа гнома.
   - Увы, нет, - ответил гном, явно разочаровав командующего.
   Девушка понимающе улыбнулась, догадавшись, в чей адрес было направленно эти полушутливые рассуждения о гномьих сокровищах.
   Между тем Гефен повел отряд дальше, и вскоре они оказались возле пролома в стене тоннеля. Соолта вслед за гномом подошла ближе к пролому и посветила фонарем в темноту.
   - Впервые мы прошли именно здесь, - объяснил гном свое внимание к этому месту. - Там дальше древний храм, а за ним тоннель, через который мы проникли в зал с темницей дракона. Но когда сработали ловушки, тоннель обрушился, и мы оказались в западне, а позднее из-за землетрясения расплавленная порода затопила большую часть древнего храма, окончательно сделав этот путь непроходимым.
   Соолта отерла со лба капельки пота, чувствуя на лице ток жаркого воздуха, поступающего из пролома, что служило лишним подтверждением слов гнома.
   - Тогда как вам удалось оттуда выбраться?! - спросила девушка, демонстрируя неподдельное любопытство.
   Гефен отошел от пролома, увлекая за собой остальных. Соолта, увлеченная рассказом гнома, последовала за ним по пятам, как собачонка на привязи.
   - Прямо под темницей дракона обнаружились полости, до которых нам удалось добраться, разобрав часть пола. Они вывели нас в разлом, пересекающий этот самый тоннель, - пояснил гном, продолжая уверенно шагать дальше. - Пойдемте за мной, я покажу вам это место.
   Путь до разлома оказался неблизким. В конечном итоге, когда отряд добрался до гигантской трещины, рассекавшей тоннель и прилегающую толщу скал, все порядком устали. Гефен, встав у самого края трещины, картинно ткнул пальцем в пропасть у своих ног и пафосно заявил:
   - Вот здесь мы с магистром Мертеусом и выбрались в тоннель.
   Соолта осторожно приблизилась к краю, и Арториус поспешил встать подле девушки из-за опасения, что она может по неосторожности упасть вниз. Соолта, преклонив колено, попыталась при свете лампы рассмотреть уходящую отвесно вниз стену. Командующий Орик последовал ее примеру, также надеясь высмотреть хоть что-то в бездонной пропасти.
   - Вижу, здесь закреплена веревочная лестница, - привлекла внимание остальных к своей находке девушка. - Значит, вы не единожды пользовались этим маршрутом?
   - Конечно, мы оборудовали этот спуск для магистра Мертеуса, - подтвердил ее догадку Гефен. - Он несколько раз пользовался им, чтобы вернуться к темнице дракона. Пока мастера конструировали големов, он пытался при помощи магии проникнуть за магический барьер темницы, чтобы пробудить дракона, но, как известно, ни то, ни другое ему не удалось сделать.
   - Предлагаю отложить спуск, - сказал командующий Орик. - Мы все устали, преодолевая неблизкий путь, так что небольшой привал нам не помешает. Мой живот настойчиво подсказывает мне, что сейчас, скорее всего, уже вечер, а здесь, в тоннеле, достаточно просторно, чтобы развернуть походный лагерь и разжечь костер для приготовления горячей еды.
   Соолта настолько увлеклась рассказом гнома, что кажется, готова была спуститься немедленно, но посмотрев на усталые лица сопровождавших ее людей, покорно вернулась со всеми остальными к месту планируемого привала.
   Пока Орик руководил установкой лагеря, а Гефен о чем-то увлеченно беседовал с Соолта, Арториус улучил момент и вернулся назад по тоннелю к ранее обнаруженному пролому в стене. Несмотря на жаркий воздух и абсолютную темноту юноша решительно шагнул в пролом, вытянув перед собой руку с фонарем, а другой рукой стараясь не терять шероховатую стену прохода. Вскоре надобность в фонаре отпала, так как впереди замаячили отчетливые отблески огня, служа прекрасным ориентиром для глаз.
   Преодолев остаток узкого прохода, Арториус вышел в огромную пещеру, почти полностью заполненную расплавленным камнем, за исключением небольшого мыса возле выхода из прохода и узкой полоски твердой поверхности, ведущей вглубь пещеры и теряющейся в мареве разогретого воздуха и сернистых газов. Огненная река медленно текла вокруг, изливаясь из широких проломов в стенах, производя монотонный звук, похожий на шум перекатывающихся камней, иногда лениво взбухая гигантскими пузырями, которые, лопаясь с оглушительным шипением, извергали ослепительные вспышки пламени.
   Даже если сохранившаяся часть пола все еще вела на противоположную сторону пещеры, сильный жар едва ли позволял воспользоваться этим путем. Воздух был насыщен едкими газами, и Арториус вынужден был натянуть на рот и нос шарф, чтобы хоть немного облегчить дыхание. На всем обозримом пространстве взгляд юноши натыкался на возвышающиеся прямо из расплавленного камня замершие фигуры огромных големов. Свет от огненной реки высвечивал их раскалившиеся до вишневого цвета ноги, выше можно было рассмотреть мощный торс, но их плечи и головы терялись во мраке под самым потолком пещеры.
   Описывая Арториусу произошедшую в этом месте катастрофу, Гефен утверждал, что тело магистра Мертеуса полностью поглотил огонь, и от него не осталось даже горстки пепла, который можно было бы предать земле. Поэтому эта пещера могла считаться тем самым последним пристанищем магистра, где Арториус мог в скорби по своему отцу преклонить колено и прикоснуться к камням в память о нем.
   В печальном безмолвии он провел несколько мгновений, когда за спиной послышался шум шагов, и Арториус, поднявшись с колена, обернулся, непроизвольно положив ладонь на рукоятку меча. В темноте прохода замаячил свет фонаря, и из прохода в пещеру вышла Соолта. Арториус ожидал, что следом за ней появятся Орик или кто-то из гномов, но девушка оказалась одна.
   - Ты рискуешь, спускаясь сюда без сопровождающих, - сказал Арториус, наблюдая, как она вертит по сторонам головой, восхищенно рассматривая разрушительные результаты буйства природной стихии.
   - Мне захотелось посмотреть на этот древний разрушенный храм, - беззаботно ответила девушка. - Как вижу, здесь я не одна, и мне ничего не угрожает.
   Она подошла к Арториусу и вложила свою ладонь в его руку. Вместе с юношей Соолта стала смотреть на завораживающее медленное течение огненной реки, сияние которой изменялось от ослепительно желтого до тускло вишневого свечения.
   - Твой отец погиб здесь, не так ли? - неожиданно спросила она.
   - Да, здесь, - кивнул юноша.
   Соолта вытянула свободную руку в сторону замерших каменных фигур.
   - А это те самые големы, при помощи которых он намеревался разрушить магическую темницу.
   Арториус вновь кивнул.
   - Представь себе, если бы твоему отцу удалось оживить этих големов, - сказала Соолта после недолгого молчания, сильнее стиснув руку юноши. - Я уверена, он смог бы освободить этого дракона и добиться от него помощи. Толири никогда бы не осмелился явиться в ваш дом, ты не стал бы беглецом, и мы никогда бы с тобой не встретились. Разве тебе не хотелось бы, чтобы все так и было?
   Арториус обхватил ее за плечи и повернул лицом к себе. Он испытал в этот момент вину за промелькнувшую в ответ на ее слова мысль. Она поняла это без слов, и в уголках ее глаз блеснула влага.
   - Прости меня за все, - негромко сказала она.
   - Тебе не за что извиняться.
   Юноша наклонился, намереваясь поцеловать ее, но на этот раз ее пальцы, коснувшись его губ, остановили его.
   - Давай вернемся в лагерь, пока нас не хватились.
   Не отпуская его руки, Соолта повернулась к выходу из пещеры и увлекла Арториуса за собой. Неподалеку от лагеря их встретил рассерженный Гефен.
   - Куда вы запропастились! - с облегчением воскликнул гном. - Я искал вас по всему тоннелю. Лагерь давно готов, и вас ждет горячий ужин.
   - Я посетил место гибели отца, - напомнил Арториус.
   - Все равно не следовало вот так уходить, не предупредив меня, - нахмурился Гефен.
   Только отведав порцию горячей похлебки и расслабленно посидев возле костра, Арториус понял, что действительно нуждался в отдыхе. Сам огромный тоннель за исключением ближайшей стены, терялся в темноте, и начинало казаться, что лагерь разбит возле какой-то скалы под открытым небом, и только цепочка зажженных вдоль пройденного участка тоннеля масляных ламп напоминали, где на самом деле был устроен привал. Но даже это не нарушало ощущение открытого пространства, и для полноты иллюзии не хватало только стрекота ночных цикад и свежего ветра.
   Сложно было сказать, сколько длился привал. Полноценным сном это сложно было назвать. Скорее, короткая передышка, позволившая ощущать, будто минула полночь, а новый день только готовится рассвести. Посовещавшись, решили, что к темнице дракона отправится лишь половина отряда. Неизменным проводником остался Гефен, обязательным членом отряда был Орик, к ним присоединились Арториус и Соолта. Остальным гномам поручили отыскать и упаковать останки их собратьев, а также, что более важно, собрать уцелевшую лириумную взрывчатку.
   Несмотря на то, что дорогу знал только Гефен, первым в разлом все же спустился Арториус, чтобы иметь возможность внизу подстраховать остальных, кто будет спускаться следом. Благодаря закрепленной веревочной лестнице все благополучно спустились в довольно тесный проход округлой формы, уводящий вглубь скалы. Вынужденные выстроиться в цепочку, люди двинулись вслед за Гефеном, ориентируясь на свет лампы впереди идущего, чтобы не потерять друг друга из виду, и в то же время стараясь не наступать друг другу на пятки.
   - У этих проходов очень странная форма, - заметила Соолта, в очередной раз выбираясь за Арториусом из узкого ответвления в проход больших размеров.
   Гефен на этот раз не ушел вперед, поджидая неподалеку остальных. Благо, округлый тоннель, в котором они оказались, был достаточно велик, чтобы в нем можно было стоять в полный рост.
   - Эти пустоты остались от корней титана, тело которого послужило темницей дракону, - пояснил Гефен, услышавший вопрос девушки.
   Арториус знал, что такое объяснение происхождению каверн дал его отец, когда они впервые с Гефеном обнаружили темницу дракона.
   - Куда же подевались эти огромные корни? Сгнили? - спросила Соолта.
   - Лириумные жилы, пронизывающие камень на глубинных тропах, и есть те самые корни, - ответил гном. - Мы пробиваем длинные тоннели, только чтобы извлечь крупицы лириума, а теперь представьте, что весь этот широкий тоннель был заполнен чистейшим лириумом, и вы поймете, что с ним сделали те, кто выстроил темницу дракона.
   - Я находила отрывочные сведения о титанах в старых манускриптах гномов, - впечатленная картиной, нарисованной Гефеном, девушка прикоснулась ладонью к идеально гладкой стене тоннеля. - Но мне казалось, это всего лишь легенды, не имеющие под собой реальной основы.
   - Пойдемте дальше, и вы сами убедитесь, что они реальны, - сказал Гефен, продолжив путь вглубь лабиринта.
   В конечном итоге широкий округлый проход вывел их в довольно просторную каверну, и, судя по соседним округлым проемам, попавшимся на глаза в свете ламп, в это место сходилось множество подобных тоннелей.
   - Куда дальше? - спросил командующий Орик, переходя от одного проема к другому, внешне ничем друг от друга неотличимых, разве что слегка разнящихся размерами и правильностью округлого сечения.
   - Мы уже на месте, - отозвался гном. - Прямо над нами находится темница дракона.
   Все подняли фонари над головами. На расстоянии не более чем в полутора человеческих роста сверху нависал слегка выпуклый потолочный свод. В отличие от каменных стен каверны, материал, из которого состоял свод, больше всего был похож на полупрозрачный кварц. Свет ламп частично проникал вглубь этого материала, постепенно рассеиваясь в его молочной глубине, и от малейшего движения источников света казалось, что в толще нависающего монолита шевелится что-то живое.
   - Идите все сюда, - позвал гном, отвлекая своих спутников от созерцания необычного образования и напоминая, что это еще не конечная точка их путешествия. - Здесь мы сможет выбраться наверх через пролом в плитах пола и попасть в главный зал.
   Когда Арториус подошел к месту, где стоял гном, то заметил грубо вытесанные в камне уступы, и проследив их фонарем до самого верха, увидел неширокое отверстие между каменной стеной и изогнутым краем полупрозрачного свода.
   - Ваша работа? - спросила Соолта, также обратившая внимание на уступы.
   Гном ограничился кивком и стал торопливо карабкаться наверх, освобождая путь остальным.
   Выбравшиеся вслед за гномом люди оказались в кромешной темноте. Свет фонарей терялся в окружающем мраке, бессильный достичь чего-либо за исключением кусочка пола под их ногами и части гладкой поверхности стекловидного монолита, у основания которого находилась дыра в полу.
   - Проклятье, ну и темень! - выругался Орик. - Так мы ничего не сможем рассмотреть.
   Голос командующего прозвучал гулко, словно они находились в очень просторной зале.
   - На стенах залы развешаны лампы, - отозвался гном. - Мы с Арториусом попробуем зажечь их.
   Гефен попросил командующего и Соолту оставаться на месте, а сам повел Арториуса к стене залы. Гному из-за небольшого роста было сложно дотянуться до висящих высоко ламп, но юноше не составило большого труда добавить в опустевшие лампы немного масла, предусмотрительно взятого в экспедицию гномом, а затем зажечь их от своей лампы. Одну за другой Арториус при помощи гнома зажигал древние лампы, висящие на необычно наклоненных стенах залы, медленно обходя просторный зал по периметру и постепенно выстраивая в голове целостное представление об огромном конусовидном сооружении. Огоньки фонарей Орика и стоявшей рядом Соолта внезапно пропали, и юноша, поначалу встревожившись, сообразил, что они скрылись за громадой возвышающегося в центре залы монолита, контуры которого стали постепенно вырисовываться из мрака по мере того, как все большее число ламп на стенах прибавляли света.
   - Смотрите, здесь чьи-то останки, - послышался возглас Соолта. - Подойдите сюда, командующий! Что вы об этом скажете?
   - Похоже, эти кости и истлевшая одежда пролежали здесь не одну сотню лет, - раздался голос Орика, видимо, рассматривающего находку девушки. - Хотя клинок хоть сейчас вешай на пояс.
   Арториус, добавив масла в очередную лампу, вопросительно посмотрел на гнома. Гефен, пожав плечами, ответил:
   - Наверное, увидели останки одного из стражей храма, которые напали на нас с твоим отцом, - гном повернул голову в сторону монолита, удостоверившись, что их никто отсюда не услышит, и ворчливо заметил: - А она ведь не так проста, какой желает казаться. Пока единственное бесспорное достоинство, которое я приметил в ней, это ее способность с легкостью вскружить мужчине голову.
   - О чем это ты? - смутившись, спросил юноша.
   - Я заметил, как ты на нее смотришь всю дорогу.
   Арториус густо покраснел и отвернулся, спеша зажечь только что заправленную лампу. Чувствуя, что гном ждет ответа на свое замечание, юноша вздохнул.
   - Она дорога мне, - признался Арториус. - Мы знакомы не так долго, но пережили вместе так много, что мне кажется, я знаю ее уже целую вечность.
   Только когда все лампы были зажжены, оказалось возможным в полной мере оценить размеры огромного конусовидного зала и возвышающегося в его центре гигантского монолита. Этого света все равно было недостаточно, чтобы осветить монолит целиком, и его вершина, как и свод зала, терялись во мраке где-то высоко над головами людей.
   Соолта отступила на несколько шагов от монолита, безуспешно пытаясь охватить его границы взглядом. Пораженная его размерами, девушка стала обходить монолит кругом, наблюдая, как отблески света ламп преломляются в его матовой, покрытой тонким налетом пыли, поверхности. Затем, ни слова не говоря, Соолта вновь подошла вплотную к монолиту и приложила к нему ладонь. Прикрыв глаза, она замерла, будто прислушивалась к чему-то, находящемуся внутри монолита. Остальные неподвижно стояли в стороне, пораженные рассматривали возвышающуюся громаду.
   - Невероятно! - наконец дрожащим голосом произнесла девушка, отнимая от монолита ладонь. - Это пронизанное мощной магией узилище и в самом деле было когда-то живым существом!
   - А что внутри него? - нетерпеливо спросил Орик. - Там действительно заперто древнее божество, подобное Архидемону?
   - Все указывает на такую возможность, - кивнула девушка. - Но окончательно убедиться в этом можно только после того, как темница будет вскрыта.
   - Надеюсь, никто кроме нас больше не сможет добраться сюда, чтобы получить возможность проделать подобное, - заметил Орик, беспокойно оглядывая монолит.
   - Тогда не следует упускать такую возможность сейчас! - легкомысленным тоном заявила Соолта, и замершие в недоумении ее спутники не могли понять, говорит она в шутку или серьезно.
   Сказав это, Соолта посмотрела куда-то за спину Арториуса, и в глубине ее глаз на мгновение вспыхнули алые искры. Заинтригованный этим странным тревожным свечением, юноша не сразу обернулся, чтобы посмотреть, что привлекло ее внимание, а когда все же повернул голову, то с изумлением увидел, как обтянутые иссохшей плотью кости, валявшиеся в куче тряпья, оставшейся от одного из прежних стражей темницы, глухо клацая друг о друга, выстраиваются в человекоподобную фигуру, расправляя остатки истлевшей одежды. В тот момент, когда оживший мертвец, выпростав костлявую руку, наклонился, чтобы поднять с пола лежавший рядом изогнутый клинок, откуда-то из темноты прикатилась мертвая голова, шваркая металлическим шлемом по полу, и скакнула на обезглавленное тело, заняв причитающееся ей место.
   Выпрямившись в полный рост, древний страж сверкнул алым огнем в пустых глазницах и проворно шагнул прямиком за спину стоявшего рядом командующего Орика. Рука стража взметнулась вверх, и зажатый в ее костлявой кисти изогнутый клинок замер под самым подбородком Орика в непосредственной близости от горла командующего. Застигнутый врасплох, Орик беспомощно раскрыл рот в изумлении и расставил руки в стороны, даже не успев коснуться рукоятки меча на поясе. Не ожидавший подобной прыти от мертвеца, Арториус растеряно повернулся в сторону Гефена, но лишь затем, чтобы к своему разочарованию убедиться, как еще один восставший из праха страж, оказавшийся позади гнома, приставил к горлу Гефена уже знакомый изогнутый клинок.
   Юноша запоздало потянулся к своему мечу, намереваясь выхватить его из ножен, однако предупреждение Соолты остановило его.
   - Пожалуйста, оставайся на месте, Арториус, - на лице девушки читалось искреннее опасение. - Не приближайся ко мне, иначе стражи перережут горло твоим друзьям.
   - Что все это значит? - спросил сбитый с толку Арториус, отведя руку в сторону от рукоятки меча.
   Соолта повернулась лицом к монолиту, совершенно уверенная, что юноша не посмеет напасть на нее.
   - Посмотри на это! - сказала она в восхищении, разведя руки в стороны, будто пыталась целиком охватить монолит. - Разве ты не испытываешь трепета, оказавшись подле одного из древних богов, благодаря которым когда-то возвысилась империя Тевинтер? Представь, какими сокровенными знаниями обладает существо, заключенное здесь, в какие глубины неизведанной магии способно посвятить, окажись оно на свободе!
   - Так вот в чем дело! - воскликнул Орик, рискуя наткнуться горлом на острое лезвие. - Она с самого начала использовала всех нас, чтобы добраться сюда!
   Соолта обернулась и ответила, демонстрируя искреннее возмущение:
   - Это величайшая находка со времен древних магистров, командующий, а вы предлагаете вот так просто похоронить ее под толщами камня, даже не попытавшись использовать во славу своего отечества?
   - Все мы знаем, что вышло, когда древние магистры обратились к древним богам за помощью, - напомнил Арториус.
   - Древние магистры предали тех, кого считали своими богами! - лицо Соолта исказил гнев. - Ослепленные гордыней, они возжелали сами властвовать, как боги, и поплатились за это, ввергнув свою империю во тьму. Ну а вы, пленники невежества, теперь готовы в угоду своим примитивным страхам уничтожить то единственное, что могло бы вернуть Тевинтеру его былое величие!
   - Не слушайте ее! - прохрипел в свою очередь Гефен. - Нам не нужны новые боги, чтобы жить дальше. Вспомните, что принес нам Архидемон, вспомните, как мы, не взирая на то, кто мы - имперец, раб или безродный гном, плечом к плечу сражались вместе против общего врага!
   Глаза Соолта вдруг вспыхнули алым светом в точности, как у мертвых стражей, и черты ее лица вдруг сделались старше, став совершенно непохожими на прежнее лицо девушки.
   - Гордыня, господин гном! Ваши слова полны гордыни, - воскликнула она неуловимо изменившимся голосом. - Вы даже не допускаете мысли, что можете быть неправы. Но довольно пустых разговоров! Я здесь вовсе не затем, чтобы кого-то из вас разубеждать! Не мешайте мне, и тогда вы останетесь живы.
   Соолта подняла над головой свой жезл, с которым не расставалась на протяжении всего путешествия, и принялась произносить отрывистые фразы, будто читала стихотворение на неизвестном языке. С каждым произнесенным словом поначалу внешне ничем не примечательный жезл стал неуловимо меняться. Он становился то чуть длиннее, то на нем вспыхивала светом замысловатый узор, то он вдруг начинал вибрировать, теряя четкие контуры. В итоге, когда девушка закончила произносить целую тираду, в ее руке уже находился совершенно отличный по форме и размерам предмет, мало напоминающий тот изначальный жезл и больше похожий на короткое, выполненное целиком из блестящего металла копье.
   Как только жезл в руке Соолты перестал претерпевать изменения, приняв свою окончательную форму, она вдруг резким движением без видимых усилий вогнала его едва ли не на половину в толщу монолита. В первый момент от того места, куда вонзилось это импровизированное копье, в разные стороны устремились трещины, прорезая полупрозрачную оболочку монолита и вызывая к жизни кусочки жалобной мелодии, почти мгновенно умирающие, словно трещины разрывали натянутые струны каких-то магических арф. Но намного обгоняя трещины, по всей поверхности монолита стали распространяться, постоянно ветвясь, ослепительные всполохи белого света, пока не охватили весь монолит целиком и не проникли в его толщу, заставив светиться изнутри и позволив рассмотреть в его глубине застывший бесформенный силуэт живого существа.
   Завороженный этой феерией света и звука, Арториус не сразу расслышал раздавшийся вдруг крик Гефена.
   - Арториус, останови ее немедленно! - хрипло прокричал гном, судя по сдавленному голосу явно занятый чем-то еще кроме созерцания светопреставления, устроенного девушкой. - Не позволяй ей освободить дракона!
   Юноша повернул голову и увидел, как гном, перехватив руку мертвого стража, пытается отвести клинок от своего горла. Обернувшись в другую сторону, Арториус лишний раз удостоверился, что командующий Орик также не стал покорно наблюдать за происходящим, и только после этого решился броситься к Соолта. На то, чтобы обнажить меч, не было времени, и Арториус вцепился обеими руками в жезл, вознамерившись вырвать его из монолита.
   В тот момент, когда ладони Арториуса коснулись жезла, их пронзила резкая боль, как если бы руки юноши погрузились в раскаленное масло. Он попытался отдернуть ладони, но они уже намертво прикипели к жезлу. Руки почернели, как уголь, и стали трескаться огненными язвами, а пламя устремилось дальше по запястьям, выжигая плоть и превращая в пепел одежду. Но несмотря на безумную боль Арториус по какой-то жестокой прихоти продолжал оставаться в сознании, а когда пылал уже весь целиком с головы до ног, вдруг обнаружил себя стоящим посреди объятой огнем спальни сестры. И тут он увидел саму Талаис сквозь пламя, не беспомощную, как ожидал, а стоявшую на своих ногах. Она посмотрела на него, призывно махнула рукой и пошла сквозь огонь в глубину комнаты. Арториус последовал за ней, пытаясь нагнать, но всполохи пламени каждый раз заставляли его сворачивать с прямого пути, пока, наконец, он не оказался напротив двери, ведущей из комнаты. В обрамленном языками пламени проеме двери он увидел силуэт сестры. Она обернулась, а затем дверь стала медленно закрываться за ней. Арториус бросился сквозь огонь к объятой пламенем двери и ударил в нее ладонями, распахивая настежь.
   Перед ним был тенистый сад. Вместо ослепительного света пламени успокаивающая глаз зелень, вместо испепеляющего жара деликатное тепло пробивающихся сквозь листву лучей солнца, вместо боли успокаивающая прохлада тени. Арториус узнал это место. Он шагнул на покрытую гравием дорожку, уводящую под сень фруктовых деревьев, и пошел по ней, следуя знакомому с детства пути, пока не оказался возле небольшого фонтана, упрятанного в глубине сада. На скамье, купаясь в лучах солнца, его ожидала Талаис. Он помнил ее именно такой, со скромно убранными волосами, в длинном платье, скрывающем ее ноги до самых щиколоток. И только искры янтарного света в глубине ее глаз делали ее взгляд незнакомым. Талаис указала взглядом на краешек скамьи.
   - Присядь рядом, братец, - негромко попросила она.
   Арториус сделал робкий шаг, все еще не веря, что цел и невредим, и видит перед собой находящуюся в полном здравии сестру. Примостившись на край скамьи, он протянул руку и положил свою ладонь поверх ее рук, сложенных на коленях, чтобы убедиться, что перед ним не призрак.
   - Как такое возможно? - все еще не веря своим глазам, но чувствуя тепло ее рук, спросил Арториус. - Мы оказались вдвоем здесь, в нашем саду, и ты разговариваешь со мной. Я думал, ты погибла. Я сам видел...
   Она опустила взгляд, пряча необычный цвет своих глаз, и обхватила ладонь брата своими руками.
   - Не важно, что ты видел. Главное, мы здесь, вместе. Ты все еще можешь помочь мне, как того хотел наш отец, только не позволяй забрать душу дракона...
   - Стоп! Стоп! - внезапно раздался знакомый голос. - Хватит морочить мальчишке голову!
   Арториус обернулся и увидел Соолта на дорожке, которой сам только что пришел сюда.
   - Ты?! - удивленно воскликнул он.
   - Ох, извини, мальчик мой, я вовсе не та, за кого ты меня принимаешь, - девушка игриво улыбнулась, но ее глаза совсем неприветливо затлели алым светом. Небрежно махнув рукой в сторону Талаис, она пренебрежительно фыркнула: - А это вовсе не твоя сестра.
   Арториус повернулся к Талаис и к собственному изумлению увидел, как по темным волосам сестры пробежала сияющая волна, окрашивая их в золото и, высвободив из тугой прически, расплескала золотым водопадом по плечам. Лицо сестры неуловимо изменилось, став совершенно незнакомым, и те самые янтарные глаза с необычно вытянутыми зрачками, что казались чужими, наконец-то обрели свое гармоничное обрамление. Одежда вспорхнула увядшей листвой, опадая на землю, позволив солнечным лучам коснуться обнаженного тела и отразиться от искрящихся золотом чешуек на шее и плечах незнакомки.
   - Ты Лодрин! - догадался Арториус, бессильный оторвать глаза от столь необычной красоты.
   - Да, так меня звали когда-то давно, - согласилась она, взмахнув ресницами. - Прости мне мою непозволительную уловку. Мне нужно было, чтобы ты выслушал меня. Но, как видишь, не я одна использовала чужую личину, чтобы ввести тебя в заблуждение.
   - Куда мне с тобой тягаться, - ответила та, что выдавала себя за Соолта, вновь пренебрежительно фыркнув.
   Шум множества хлопающих крыльев заставил Арториуса оторваться от созерцания златовласой красавицы и вновь обернуться. На том месте, где только что стояла Соолта, над землей кружила стая черных ворон. Девушки и след простыл, а птицы, постепенно разлетаясь в стороны, одна за другой рассаживались по ветвям деревьев, окружавших фонтан.
   - Я знаю кто ты, - воскликнул юноша, осматривая рассевшихся на ветвях ворон, которые сверкали с высоты алыми бусинками глаз. - Ты демон, про которого говорил Толири. Выходит, Соолта солгала мне при нашей первой встрече, когда сказала, что избавилась от тебя.
   Одна из ворон осмелилась приблизиться к юноше, перескочив с ветки на землю, а оттуда взлетев на парапет, опоясывающий фонтан.
   - О нет, не суди ее слишком строго, - попросила птица. - Этот мерзкий магистр и в самом деле едва не изгнал меня своими пытками, заставив забиться в самый отдаленный уголок сознания бедняжки.
   - Хочешь уверить меня, что Соолта все то время, пока мы были с ней вместе, не догадывалась о твоем присутствии? - Арториус горько усмехнулся жалким потугам демона обелить свою сообщницу.
   Ближайшая ворона соскочила с ветки и в пару взмахов крыльев перелетела на голову одной из декоративных статуй, украшавших фонтан, совсем рядом с тем местом, где стоял Арториус. Вцепившись когтями в камень, птица наклонила голову, уставилась на ожидавшего ответа юношу и вкрадчиво изрекла:
   - Можешь не верить мне, но признай, что до самого последнего момента тебе нечего вменить ей в вину. Напротив, все ее поступки заслуживают только снисхождения. Она помогла тебе выбраться из ловушки Толири, в которую ты угодил по собственной глупости, она, а не я, вернулась за тобой в тот момент, когда ты готов был в порыве отчаяния броситься в огонь. Даже сейчас в ней нет ни малейшего желания навредить тебе и твоим спутникам. Я могла бы по щелчку пальцев заставить ее стереть вас в порошок, но не хочу взваливать на нее вину за вашу гибель, и только поэтому предлагаю тебе уйти подобру-поздорову.
   - Не раньше, чем услышу, откуда тебе известно о недуге моей сестры и о поисках, которыми был занят мой отец. Толири утверждал, что это ты рассказала ему об всем, и я подозреваю, ты как-то причастна ко всем тем бедам, которые обрушились на мою семью за последнее время.
   - Будь осторожен, мое великодушие не беспредельно, - ворона зло нахохлилась, встопорщив на шее перья, однако затем подняла голову как какая-нибудь невинная птаха. - Но так уж и быть, если наберешься терпения, я поведаю тебе эту историю с самого начала. А начать мне придется издалека, так как ты вряд вникнешь в суть происходящего, не получив хотя бы в общих чертах представления о предыстории нынешних событий.
   Ворона поудобнее расположилась на голове статуи и плотнее прижала крылья к телу, готовясь продолжить свой рассказ.
   - Возможно, тебе известно, что на заре времен этим миром безраздельно правили драконы. Они свободно реяли в небесах под палящим солнцем, в то время как предки двуногих, страшась стать их добычей, стремились зарыться поглубже в землю или укрывались под спасительным пологом великого леса. В какой-то момент их примитивные страстишки, хаос чувств, боль, страх, любовь привлекли внимание духов, обитавших в Тени. Тогда не существовало Завесы, и достаточная сила разума могла свободно перенести материальное в мир духов, а обитателю Тени позволяла без труда воплотиться в материальной форме. Приняв облик обожествляемых драконов, духи стали делиться со смертными крупицами своей мудрости, втайне желая расцветить яркой палитрой их чувств свои холодные души, пока однажды те, кто на протяжении веков с благоговением внимали им, не возжелали власти не меньшей, чем у сошедших к ним с небес богов. Низвергнув старых богов, смертные заполучили их силу, а вместе с ней и безграничную власть над миром, и вскоре их владения, корнями питаясь в глубинах земли, где томились в своих темницах старые боги, раскинулись золотом кроны далеко за пределы материального мира.
   - Одним из этих духов был Архидемон? - догадался Арториус.
   - Да, обманутое и сломленное существо, века копившее праведный гнев, чей разум затмила боль и жажда отмщения, - сочувственно заметила ворона. - Пожалуй, Лодрин среди них была единственной, кому удавалось довольно долго избегать подобной участи. Может быть, потому, что она была самой мудрой из всех, не слишком жалуя знаниями своих доверчивых почитателей, по-прежнему оставаясь для них непостижимой хозяйкой темного леса.
   - Некоторых тайн лучше не касаться, - заметила Лодрин, давая понять, что не менее внимательно слушает рассказ птицы. - Они могут изменить тебя до неузнаваемости.
   - Верно, - замолчав ненадолго, ворона стала чистить клювом оперение и в результате обронила перо, которое, упав на землю, с шипением растаяло, оставив после себя отвратительную черную кляксу, а ворона, между тем, как ни в чем не бывало продолжила: - Но невежество почитателей Лодрин не могло оберегать ее вечно. Ощущая угрозу со стороны соседей, они в конце концов решились попрать устои старой веры. Правитель тех земель объявил на Лодрин охоту, рассчитывая преподнести ее силу своему единственному сыну и наследнику, однако тот не принял ценный дар отца и вопреки его воле освободил пленницу. Не берусь судить, в чем на самом деле крылась причина такого великодушия, но как ты уже сам успел заметить, Лодрин любит вводить в заблуждение смертных, меняя свой облик. Посмотри на нее. Какой мужчина мог устоять против ее чар! Подозреваю, сын правителя влюбился в нее с первых мгновений, как увидел, но самым поразительным было то, что сама она, изначально являясь бесполым существом, чуждым низменным эмоциям и чувствам смертных, ответила ему взаимностью, в полной мере начав отождествлять себя с женщиной. Кто-то посчитает это притворством, обусловленным желанием обезопасить себя, но я готова поверить, что древний дух захотел обрести не столько особую физическую форму, привлекательную в глазах смертных, сколько определенную форму любящей души, привносящую смысл в его бесконечно долгое существование.
   - В твоих словах я слышу нотки зависти, - высокомерно прищурившись, заметила Лодрин.
   - Тут нечему завидовать, - торопливо прокаркала ворона. - Его глупый поступок не привел ни к чему хорошему. Вместо того, чтобы стать достойным приемником своего отца, он пренебрег огромной властью, поставив во главу угла чувства, а не разум, и в итоге оказался слишком слаб, чтобы защищать доставшиеся ему в наследство земли.
   - Этим ты оправдываешь свое нападение? - горько усмехнулась Лодрин.
   - Рано или поздно не я, так кто-нибудь другой позарился бы на эти земли. Сути это не меняет. Чтобы спасти его, тебе пришлось вмешаться и против его воли обречь себя на добровольное заточение, по иронии судьбы воплотив в реальность то, чего изначально добивался его отец. Впрочем, было одно существенное отличие во всем произошедшем. Это был тот редкий случай, когда смертный заполучил силу древнего существа по доброй воле владельца, не запятнав установившуюся связь насилием или принуждением, и эта синергия чистых душ породила невиданный доселе феномен, открывавший перед его обладателем безграничные возможности.
   - Наверное, обидно было видеть, как истинное величие достается простому смертному, - грустно усмехнулась Лодрин. - Ведь сама ты, желая заполучить подобную власть, была готова на что угодно, даже спуститься в бездну и прикоснуться к абсолютной тьме.
   - Твоя правда. Кто бы не позавидовал ему! В его власти было приструнить заигравшихся в богов безумцев, не дать рассыпаться в прах их величайшим достижениям, но он до последнего оставался в стороне, не принимая ни чьей стороны в разгоревшейся междоусобной распре. Он предпочитал печься лишь о безопасности своего крохотного владения, посвятив себя поискам способа разорвать связь с тобой без ущерба для вас обоих, чтобы вернуть тебе свободу, в то время, как весь остальной мир готов был обрушиться в бездну. Когда Завеса разорвала мир на части, многие и многие погибли в том числе и по его вине, а он уже ничего не мог поделать, оказавшись запертым в Тени, как и все остальные.
   Вороны притихли, сосредоточенно вглядываясь множеством алых глаз в смущенное лицо златовласой девы, на этот раз не нашедшей, что ответить.
   - Ты до сих пор не рассказала мне, как со всем этим связана моя сестра? - напомнил Арториус, воспользовавшись возникшей паузой.
   - Мой рассказ уже подходит к концу, - встрепенувшись, ответила ворона. - Оказавшись запертым в Тени, герой моего рассказа безуспешно искал способ вернуться в материальный мир, но давным-давно утеряв свое материальное тело, был лишь духом, способным вечно скитаться по развалинам былого величия. В конце концов ему повезло. От скуки ли, или задавшись какой-то определенной целью из осколков душ после множества неудачных попыток он создал нечто, что стало походить на человеческое существо, и так случилось, оно зажило собственной жизнью. Его звали Маарабас. Твоя сестра, посещая Тень, однажды встретилась с ним. Возможно даже, она или твой отец упоминали о нем.
   Арториус нахмурился, вспоминая догадки, высказанные в разговоре с отцом по этому поводу.
   - Отец говорил, что Талаис перед самым побегом писала в дневнике о своих частых встречах с неизвестным в Тени, - признался юноша. - Его имени она не упоминала, но со слов отца, писала о незнакомце, как о близком друге.
   - О, их отношения шагнули далеко за границы дружбы. Тебе ли не знать, что твоя сестра, как всякая одинокая душа, запертая в темнице собственного ущербного тела, при первой же возможности рвалась испробовать то, что ей не дано было испытать в реальном мире. Ее более чем близкие отношения с Маарабасом открыли неожиданную возможность для нашего неприкаянного духа сбежать из Тени, поместив свою душу посредством своего же творения во вновь зародившуюся жизнь, полноценную со всех точек зрения и способную, родившись в любом из миров, обрести столь желанное для беглеца материальное воплощение.
   - Ты хочешь сказать, Талаис понесла от демона из Тени? - слова птицы заставили Арториуса вспомнить подробности рассказа отца о его встрече с Талаис, и недоверие на лице юноши сменилось гримасой отвращения. - Действительно, в Тени отец видел ребенка на руках у Талаис. Она сказала ему, что это ее сын, но я тогда не придал этому значения, сочтя дитя всего лишь эфемерным порождением мира грез, возникшим в ответ на несбыточные мечтания сестры. Однако, если эта противоестественная связь с демоном действительно имела место в реальности, ее следствием вполне могло стать то ужасное состояние, в котором Талаис вернулась из Тени.
   От неприязненного тона юноши ворона беспокойно заерзала на своем утлом насесте, одновременно стараясь удержать равновесие.
   - Удобный повод слукавить, очернив автора этой хитроумной затеи, однако я буду честна, - вкрадчиво продолжила птица. - Если бы все вышло так, как было им задумано, твоя сестра ни за что бы не пострадала, разве что ее дитя, подобно подброшенному кукушонку, со временем явило бы свою истинную природу, вынудив мать по-иному взглянуть на свою роль во всей этой истории. Но кто тогда мог предугадать, что безрассудное любопытство твоей сестры заставит ее свернуть с безопасной дороги и приведет ее ко мне, в облюбованный мной отдаленный уголок Тени. Маарабас тогда сопровождал твою сестру, и я сразу почувствовала внутри него золотое семя. Я пообещала ему отпустить его спутницу на все четыре стороны, если он согласится по доброй воле отдать мне свою ценную ношу, однако твоя сестра отвергла мое предложение, посчитав себя способной потягаться со мной силами. Вынуждена признать, она смогла меня впечатлить, хотя ускользнуть от меня беглецам удалось только благодаря вмешательству их духа-хранителя. Когда я вновь напала на их след, было уже слишком поздно. Тот кусочек Тени, который служил им любовным гнездышком, превратился в безвыходную ловушку. Внутри я обнаружила Маарабаса и от него узнала о печальной участи твоей сестры. Предположу, что во время нашей схватки капля моей проклятой крови попала ей в рану, а затем, спустя короткое время, распространилась по всему ее телу и только благодаря необычному дитя не отравила ее душу. Остальное тебе должно быть известно.
   Сложно описать чувства, которые испытал Арториус, узнав, наконец, всю подоплеку событий, стоивших жизни его сестре. Как выяснилось, сам он лишь присоединился к длинной веренице причастных к ее гибели, и в их числе сама Талаис занимала не последнее место, как бы Арториусу не хотелось думать иначе. Во всей их семье лишь отец не заслуживал ни единого упрека, избрав единственный, но, как тогда казалось, совершенно немыслимый способ спасти свою дочь.
   - Теперь я понимаю, почему Талаис просила отца отыскать тебя, - обратился юноша к Лодрин, которая уже долгое время хранила молчание. - Ты на самом деле могла помочь ей?
   - Полагаю, это было возможно, - Лодрин опустила глаза, может быть, тоже принимая на себя толику вины за все случившееся с сестрой Арториуса. - Однако что-то помешало твоему отцу выполнить просьбу твоей сестры.
   Юноша перевел ненавистный взгляд на ближайшую ворону.
   - Толири говорил, ты была осведомлена о смерти моего отца. Неужели и к его гибели ты тоже приложила руку?
   - Не обессудь, но я не виновата в том, что вся твоя семья оказалась втянута в эту авантюру. Мне пришлось использовать любую доступную возможность, чтобы заполучить желаемое. Когда твой отец готовился открыть темницу Лодрин, он каким-то образом сумел призвать Маарабаса из Тени, и убедил того помочь поймать демонов для своей затеи с големами. Проследив за Маарабасом, я отыскала твоего отца. К сожалению, наша беседа вышла не слишком дружелюбной, и мое вмешательство привело к катастрофе, в которой твой отец погиб. После этого, чтобы разыскать твою сестру и выяснить судьбу золотой души, мне оставалось только самой отправиться в ваш мир, отыскав себе здесь подходящего помощника. Пожалуй, это все, что могу тебе рассказать, и теперь пришло время решить, что ты намерен делать дальше.
   Вряд ли после этих откровений Арториус мог испытывать еще большую ненависть к красноглазому демону, до этого узнав о его роли в судьбе сестры, но полученные ответы помогли юноше наконец-то заполнить все пробелы в истории гибели отца. Оставался один единственный вопрос, для которого во всем сказанном Арториус, как ни старался, не находил ответа.
   - Зачем ты последовала за мной сюда? - спросил он, обращаясь к воронам. - Ведь моя сестра и ее ребенок мертвы. Почему до сих пор ты не оставила Соолта в покое?
   Одна из птиц, которая расположилась выше всех и, казалось, верховодила с высоты своего положения всей стаей, неожиданно слетела с ветви дерева и отважилась приземлиться прямиком на плечо Арториуса. Юноша с отвращением дернул плечом, пытаясь скинуть тяжелую птицу, но та стиснула когти, чтобы удержаться, и торопливо заговорила:
   - Я действительно подумывала вернуться в Тень, когда узнала о смерти твоей сестры, но, поразмыслив, пришла к выводу, что было бы неплохо заполучить оставшийся кусочек утерянного целого. Кто знает, во что переродилась золотая душа и где обретается сейчас. Этот кусочек может помочь мне в ее поисках. По прибытии сюда я рассчитывала дождаться подходящего момента и спуститься на место раскопок, однако ты сам предложил Соолта отправиться туда с вами, и мне оставалось только дождаться, когда вы окажетесь на месте.
   - Значит, освобождать Лодрин ты вовсе не собираешься, - констатировал очевидное юноша.
   - Освобождать ее было бы слишком опрометчивым шагом, - помотала головой ворона, норовя заехать клювом в глаз Арториуса. - Нет, я лишу ее физического тела, что держит ее в этом мире. Сделаю именно то, чего хотят твои спутники, избавлю вас от опасного присутствия дракона с той лишь разницей, что сохраню ее ценную душу в целости. Жезл, что я вонзила в темницу, вскоре пронзит ее сердце, и когда ее материальная оболочка испустит дух, ее душа будет пытаться вернуться в Тень, к Источнику Душ, но эта магическая темница не позволит этому случиться, и единственным выходом для ее души останется проход через магический жезл наружу, к Соолта.
   - Но что потом!? - нетерпеливо спросила Лодрин, выдавая тем самым свое нешуточное беспокойство.
   Одна из ворон, сидевших на ветвях, слетела на лавку на то самое место, где прежде рядом с Лодрин сидел юноша, и задрав клюв в сторону златовласой девушки, прокаркала:
   - Знаешь, меня впечатлил фокус, проделанный твоим любовником, чтобы вернуться к тебе, - ответила ворона. - И я решила поступить похожим образом. Арториус оказался здесь как нельзя кстати. Он дал мне все, в чем я нуждалась. Зародил в чреве Соолта искру жизни, которая станет прекрасным вместилищем для твоей души.
   - Что? - недоуменно воскликнул Арториус, наконец скинув с плеча птицу, и та, недовольно каркая, вернулась на одну из ветвей дерева.
   Ворона, что устроилась на парапете, опасливо отпрыгнула подальше от вскочившего юноши.
   - Та ночь любви накануне, - напомнила она. - Лучше и придумать сложно, но ты не переживай. Здесь не было никакого расчета. Бедняжка и в самом деле влюбилась в тебя. Увы, тебе придется расстаться с ней, и ты никогда не увидишь своего ребенка, а я, получив свое, наконец-то оставлю тебя в покое.
   Лодрин встала с лавки, и ее волосы рассыпались золотым пологом по ее обнаженному телу, укрывая его наготу не хуже любой одежды.
   - Не слушай ее! - Лодрин коснулась руки Арториуса, и юноша почувствовал, как в ее пальцах пульсирует неведомая энергия. - Она и только она повинна во всех наших бедах. По ее вине погибла твоя семья, по ее вине я заточена здесь в полном одиночестве, лишенная последней надежды увидеть своего любимого. Во имя своей погибшей сестры, во имя умершего отца не дай ей забрать мою душу. Мне нет смысла существовать теперь, и раз для вас так важно, чтобы я исчезла с лица мира, воспользуйся удобным моментом. Когда вновь обретешь свое тело, вонзи жезл глубже, и ты пронзишь мое сердце, а затем сломай жезл, и ты навсегда покончишь со мной.
   Вороны в этот момент с гомоном и криками разом взвились с ветвей, закружившись над фонтаном гомонящей стаей.
   - Нет, нет! Так не пойдет! - прокаркала недовольно единственная оставшаяся на дереве птица. - Он не покинет этот чудный мирок, пока Соолта не довершит начатое!
   Птица подпрыгнула и взвилась вверх, присоединившись к стае. Вороны сбились плотнее, своей массой затмив сияющее в небе солнце, а со всех сторон небо внезапно нахмурилось, почернев от наползающих невесть откуда взявшихся туч. Арториус вновь посмотрел на птиц, но на их месте было уже нечто иное! Разворачивая в небе огромные крылья и вытягивая длинную шею, вниз опускался огромный черный дракон. Его черная кожа блестела, будто облитая маслом, чешуя на морде и спине по краям отливала алым, словно существо покрывали раскаленные угли, раскрасневшиеся от набегающего потока воздуха, а алые глаза, устремленные на замершего внизу Арториуса, казалось, готовы были испепелить юношу на месте.
   Будь у Арториуса меч, он без сомнения оказался бы бесполезен против атакующего чудовища, но юноша все равно выступил вперед, закрывая собой Лодрин. Она несильно пожала его руку и не дрогнувшим голосом сказала.
   - Возвращайся.
   А затем позади юноши засияло новое солнце. Блистающий золотой чешуей, испускающей солнечный свет, золотой дракон расправил над юношей полог своих сияющих крыльев и оттолкнувшись от земли, устремился навстречу черному дракону. Черное, алое и золотое слились в клубке отчаянной битвы стоящих друг друга противников, и окружающий мир, словно и вправду был лишь порождением разума одного из них, стал ломаться и искажаться, будто ураганный ветер срывал со своих мест не только листву, но и деревья целиком, саму землю вокруг, закручивая спиралью небо, смешивая тучи и синеву неба в тугую круговерть смерча. Арториус почувствовал, что весь этот мир, сломанный и перемешанный, вращается вокруг битвы двух драконов, а сам он, не имея опоры под ногами, куда-то падает, стремительно отдаляясь от них.
   Кусочки сада, драконы, все превратилось в крохотные пятнышки света посреди абсолютной темноты, а потом и оно исчезло. Арториус чувствовал, будто пробудился от долгого сна, и распахнув глаза, увидел, что по-прежнему сжимает руками торчащий из монолита жезл. Его ладони и он сам были целы, хотя потоки пламени как прежде переливались через его стиснутые пальцы, а сам жезл был абсолютно холоден.
   - Ты не сможешь меня остановить! - сквозь стиснутые зубы проговорила Соолта, пылая алым взглядом, будто всего лишь мгновение назад юноша оказался рядом, и встречи с Лодрин не было и в помине.
   Соолта отняла одну руку от жезла и быстро сжала пальцы в кулак. Арториус ожидал, что она сейчас ударит его, приготовившись стоически снести боль, но внутри стиснутого кулака девушки возникло яркое свечение, проникшее сквозь сжатые пальцы, и когда она внезапно раскрыла ладонь, сгусток шипящего пламени устремился Арториусу прямо в лицо. Он едва успел отшатнуться, почувствовав на щеке жар от пронесшегося мимо сгустка огня. Промахнувшись, Соолта вновь стиснула кулак, готовясь повторить атаку, и Арториус, не видя иного способа воспрепятствовать ей, рванул жезл на себя и в итоге выдернул его из монолита, а затем, воспользовавшись им, как оружием, вонзил его в грудь девушки. Все еще струящиеся из жезла ручьи пламени охватили Соолта, заставив ее тело конвульсивно дергаться. С невыносимым звуком, будто тысячи голосов вскрикнули от боли, жезл лопнул и рассыпался на ту тысячу осколков. Алый свет померк в глазах Соолты, и она безжизненно повалилась на землю. Арториус успел подхватить ее, но не многим дольше устояв на ногах, упал на колени, продолжая держать недвижное тело девушки в своих объятиях.
   Позади послышались возня и кашель. Арториус обернулся и увидел Орика, который еле стоял на ногах, но внешне был цел и невредим. У его ног лежала бесформенная куча тряпья, осколки черепа и изогнутый меч. Неподалеку на земле, пытаясь встать, ворочался Гефен, ногами отпихивая от себя то, что осталось от второго восставшего мертвеца.
   - Все кончено? - тяжело дыша, выдавил гном, с трудом поднимаясь на ноги.
   Командующий Орик схватился за рукоятку своего меча и решительно направился к Арториусу, по пути извлекая меч из ножен.
   - Положи ее на пол и отойди в сторону, - приказал командующий, занося меч над головой.
   Под своими ладонями Арториус ощущал слабое биение дыхания Соолта. Она была еще жива, хотя теперь совершенно беззащитна. Ее ресницы трепетали, показывая, что совсем скоро сознание девушки выберется из омута обморока, и она придет в себя.
   - Нет, - покачал головой юноша. - Прошу, пощадите ее.
   - Ты в своем уме?! Она отступница! - возмутился Орик. - Назови мне хотя бы одну причину оставить ее в живых!
   - Я покончил с демоном, владевшим ее разумом. Теперь она не опасна.
   - В прошлый раз ты утверждал то же самое, и посмотри, что из этого вышло! - резонно упрекнул юношу Орик.
   - Она носит моего ребенка! - воскликнул Арториус, в полной мере еще не осознавая, что это значит для него самого.
   Орик замер на мгновение, ошеломленно глядя на юношу, затем устало опустил меч и привалился плечом к монолиту.
   - Даже не знаю, что на это сказать, - продолжил хмуриться командующий. - Я еще долго не смогу забыть о клинке у своего горла и затхлый запах мертвеца за спиной, каждый раз, когда буду встречать ее...
   Девушка открыла глаза, вынудив Орика умолкнуть и уже молча продолжать следить за ней настороженным взглядом. Поморщившись, как от боли, Соолта провела ладонью по тому месту на груди, куда вонзился, не оставив видимой раны, магический посох, и сосредоточила свой рассеянный взгляд на склонившемся над ней Арториусе.
   - Что со мной случилось? - растерянно спросила она. - Я осматривала монолит и вдруг провалилась во тьму... Сколько времени я находилась без сознания?
   Соолта перевела взгляд на командующего, застывшего рядом в нерешительности, обратила внимание на меч, который Орик по-прежнему держал наготове, и в ее глазах внезапно промелькнуло понимание, а затем возник ужас от осознания произошедшего.
   - Неужели я могла... - Соолта побледнела, будто вспомнила все то, что происходило с ней совсем недавно. - О нет, я вовсе не хотела этого! Это была не я, а она...
   - Успокойся, все закончилось. Ее больше нет, - Арториус обнял девушку и прижал к себе, с мольбой в глазах посмотрев на Орика.
   Сохраняя недоверие во взгляде, командующий, тем не менее, кивком дал понять юноше, что готов уступить, и в доказательство этому, немного помешкав, отправил свой меч в ножны.
   Оглядевшись кругом, командующий уставился на внешне совершенно целый монолит.
   - Нам повезло, что дракон все еще заключен в темницу! - облегченно вымолвил он, похлопывая монолит ладонью, словно убеждался, что тот не развалится на части после всех перенесенных им катаклизмов.
   - Я был там, внутри, - негромко сказал Арториус. - Разговаривал с Лодрин и тем демоном, которым была одержима Соолта.
   - Что ты несешь?! - удивился подошедший Гефен. - Ты все время был здесь. С того момента, как ты вцепился в тот жезл, прошло от силы несколько мгновений!
   Обескураженный заявлением гнома, юноша посмотрел на возвышающийся монолит, растерявший все свое свечение и выглядевший в точности таким же безжизненным, каким они увидели его впервые. На мгновение Арториус сам засомневался в реальности встречи с духом в образе златовласой девушки и демоном, представшим в виде стаи ворон, но подробности состоявшегося разговора слишком сильно врезались в память юноши, чтобы он мог посчитать его бредовой фантазией перевозбужденного разума. Впрочем, поразмыслив, Арториус предпочел не настаивать на своем утверждении, чтобы лишний раз не поднимать вопрос участия Соолта во всем произошедшем.
   - Как бы то ни было, мы должны довести наш план до конца, - напомнил Гефен.
   - Да, ты с самого начала был прав, когда просил меня забыть обо всем этом, - сокрушенно покачал головой Орик, обращаясь к гному. - Будем надеяться, когда мы обрушим все проходы, ведущие в эту часть глубинных троп, никто больше в ближайшем будущем, включая порождений тьмы, не обнаружит этого дракона и не разбудит его от вечного сна.
   Прежде чем спуститься вслед за остальными в лаз под монолитом, Арториус в последний раз окинул взглядом возвышающуюся в центре зала громаду. Юноша попытался представить себе, что произошло с Лодрин после того, как исчез черный дракон. Может быть, сейчас она вновь сидит в полном одиночестве в цветущем саду, так и не дождавшись смерти, гадая при этом, почему Арториус не смог исполнить ее просьбу, а сам он наравне с сожалением почему-то испытывал необъяснимое облегчение от мысли, что не стал убийцей столь прекрасного и благородного существа.
  
   Лотиен ничего не видела, слышала лишь шум своих шагов и шагов ведущих ее охранников, но едкий запах дыма не оставлял ее, будто копился под плотным мешком, который надели ей на голову. Они остановились, и кто-то резко сорвал мешок с головы служанки, растрепав ее светлые волосы и вынудив зажмурить отвыкшие от света глаза. Оказалось, ее привели в гостиную дома Мертеусов, наименее пострадавшую от огня. Здесь следы пожара были не так заметны, хотя разбитые окна и подпалины у самого потолка указывали на то, что пламя уже начало проникать сюда, когда пожар наконец-то решили потушить.
   В центре гостиной стоял Толири. Он на что-то смотрел у дальней стены, но обернулся, когда привели Лотиен, и подошел к служанке вплотную, загородив от нее предмет своего интереса.
   - Ах, вот и ты, - радушная улыбка магистра едва могла скрыть распиравшее его чувство собственного превосходства. Толири картинно воздел руку вверх и помахал зажатым в кулаке листом пергамента. - Видишь это? Рассмотрев неопровержимые доказательства, Магистериум признал Мертеуса преступником и удовлетворил мое прошение о возмещении мне ущерба, причиненного им и его сыном. Теперь этот дом и все, что находится внутри него, по праву принадлежит мне. В том числе и ты!
   Услышав это заявление, Лотиен ощутила слабость в ногах, но стражники по бокам, что привели ее, не позволили служанке упасть, и ей оставалось только покорно склонить голову, дабы не видеть торжество на лице Толири.
   - Пожалуй, я отремонтирую этот дом и сделаю его своей основной резиденцией близ столицы, - продолжал упиваться своим триумфом магистр. - Что же касается тебя, я восхищаюсь твоей преданностью новым хозяевам. Ты не сбежала в отличие от юнца, который бросил свою сестру и тебя на произвол судьбы. Но обещаю, я сделаю так, что мне ты будешь служить не менее усердно до скончания моих долгих лет, а затем моим потомкам, и их потомкам до тех пор, пока тлен не превратит твое тело в пыль.
   Толири приподнял свернутым в жесткую трубку пергаментом подбородок служанки, заставив ее посмотреть на себя.
   - Но пока твой мозг еще не сожрали черви, и ты еще способна мыслить, будь так любезна, просвети меня насчет одного странного феномена.
   Убедившись, что Лотиен слушает его, магистр шагнул в сторону, одновременно указав на лежащий позади себя у самой стены накрытый холстиной предмет. Его размеры и угадывающаяся под покровом форма намекали служанке, что там может находиться. Толири повелительно взмахнул рукой, и подошедший стражник, наклонившись, ухватил холстину за край и рывком отбросил в сторону, будто боялся коснуться того, что лежало под ней.
   Лотиен хотела поначалу зажмуриться, ожидая увидеть обугленное тело Талаис, но замерла, пораженная увиденным, не веря своим глазам. Тело девушки предстало ее взору ровно в том виде, каким Лотиен видела его на протяжении нескольких последних месяцев, в течении которых ухаживала за своей молодой хозяйкой. На бледной коже не было ни единого следа от ожогов, ни один волос не был поврежден огнем, лишь горстки пепла припорошили глазницы Талаис и впадинки на ее груди и животе. Оправившись от потрясения, Лотиен рванулась к телу, но охранник, державший ее, сильнее стиснул руку элфийки, вынудив ее вскрикнуть от боли.
   - Вижу, ты удивлена не меньше меня, - разочарованно произнес Толири. - Впервые вижу, чтобы огонь не тронул зараженное скверной тело! Ну что же, достойная моего ума загадка, которую мне еще предстоит решить.
   Наблюдая, с каким самодовольством Толири комментирует не вписывающийся в его представления о мире факт, будто перед ним был неодушевленный предмет, который он готовился хладнокровно препарировать, Лотиен гордо вскинула голову и попыталась, насколько это возможно расправить плечи.
   - Она до сих пор жива! - собравшись с силами, выкрикнула служанка, словно обращала свой крик вовсе не магистру, а лежащей на полу девушке, в тщетной надежде, что та ее слышит, и когда-нибудь осуществит брошенные в адрес Толири угрозы. - Она обязательно найдет способ вернуться! И когда это произойдет, она вырежет с корнем весь твой поганый род! Твои выродки будут умолять ее о быстрой смерти...
   Толири поморщился, очевидно не воспринимая угрозу всерьез, и лениво взмахнул рукой. Кто-то сзади накинул на голову Лотиен мешок, заглушая рвущиеся наружу новые угрозы, и беспросветная тьма вновь вступила в свои права, знаменуя для Лотиен начало долгих лет рабства и унижений.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"