Скрип...Скрип...Марти Зигфрид открыл дверь в столовую. Это была ужасно скрипучая дверь, и жена Марти, когда ещё была жива, постоянно говорила ему, что петли надо смазать, чтобы они не скрипели. Жена Марти умерла от лейкемии меньше месяца назад - болезнь была обнаружена на поздней стадии, когда уже ничего нельзя было сделать. Немудрено, что Марти совсем забыл о такой мелочи, как скрипучая дверь. Несколько раз в день он открывал и закрывал её, проходя в столовую и обратно, в прихожую, чтобы подняться по лестнице на второй этаж, где находилась спальня. Спальня, в которой он, впрочем, давно уже не спал - слишком многое там напоминало ему о жене. Поэтому в данный момент Марти спал в маленькой комнате для гостей, находящейся на первом этаже - как раз напротив столовой. Скрип...Скрип...Надо сказать, что скрипела дверь всегда по-разному. Всё зависело от того, с какой силой её открывать. Толкнёшь тихонько - дверь издаст тонкий звук, похожий на плач младенца. Толкнёшь сильно - в приступе ли гнева, или по какой-то другой причине - дверь взвоет, словно человек, уронивший на ногу тяжёлый камень. Иногда дверь стонала, как умирающий, но такое бывало редко.
Позавтракав, Марти вышел из столовой, оделся, неловко завязал поражёнными артритом руками шнурки на ботинках и отправился в заведение с незатейливым названием "У Реда". В этом баре собирались все его знакомые, да и вообще, все, кому было нечего делать ноябрьским утром. Но собирались они там не пить - пить с утра всё-таки довольно глупо - а в основном поболтать о том, о сём, или просто посидеть в приятной компании. Нельзя сказать, что в настоящее время у Марти было большое желание выслушивать байки бывших приятелей по работе, но поход к "Реду" был своего рода ритуалом, от которого он не мог отказаться.
Марти Зигфриду было пятьдесят два года. Родился он здесь, в Сиэтле, здесь же закончил школу, и здесь же пошёл работать на лесоперерабатывающий завод. Впрочем, человеку из бедной семьи в Сиэтле ничем другим заниматься просто не было возможности - лесозаготовки были основной отраслью экономики города. Марти проработал на заводе тридцать лет, пока прогрессирующий артрит не лишил его возможности управляться со станком.
Жена Марти была одного с ним возраста. Они поженились, когда им было по двадцать три года. Большую часть своей жизни Мэри Зигфрид, которая до замужества была Мэри Уотсон, работала прачкой в "Голубой ленте". Так что, они были обыкновенной рабочей парой. Их единственный сын - Маркус - разбился в автокатастрофе как раз в тот самый год, когда Марти перестал работать на заводе. Стоит ли говорить, что с тех пор было мало приятных минут в жизни Марти, несмотря на то, что он гораздо легче жены перенёс потерю сына. Но теперь, когда он потерял ещё и Мэри, он чувствовал себя совсем разбитым.
У "Реда" было немного народу. Большинство из присутствующих были знакомы с Марти и поднялись, чтобы поприветствовать его, когда он вошёл. Всем было известно о том, что случилось с его женой, и они всячески пытались поддержать Марти, и даже спустя месяц после смерти жены Марти всё ещё слышал соболезнования в свой адрес. И чувствовал себя от этого ещё более одиноким. Возможно, не будь у него всех этих знакомых, постоянно напоминающих ему о его несчастье, пусть и искренне, от всего сердца сочувствующих ему, он бы быстрее привык к тому, что ему придётся теперь жить одному. Но знакомые были. И Марти захотелось уйти. Но он остался, и провёл ещё несколько часов у "Реда". После чего вернулся домой, зашёл в столовую (скрип...скрип...) и приготовил себе крепкого чаю.
***
Прошёл ещё месяц. Марти уже давно не появлялся у "Реда", и его тамошние приятели забеспокоились, не случилось ли чего. Кто знает, что может произойти в пусть и небольшом доме с одиноким человеком. Он мог упасть с лестницы, поскользнуться в ванной, свалиться в погреб - да всё, что угодно. Поэтому было решено проверить, всё ли с ним в порядке. Ни на звонок, ни на стук никто не ответил, но входная дверь оказалась не заперта. Заподозрив неладное, люди ворвались в прихожую и увидели ужасную картину. Грязный, обросший, но улыбающийся Марти сидел на полу столовой и толкал туда-сюда издающую ужасный скрип дверь, время от времени повторяя удивительно нежным голосом:
-
Я тебя люблю...Ты хочешь кушать? Сейчас я тебя покормлю...
И мазал дверь арахисовым маслом из банки. Скрип...Скрип...