Скажи, дорогой читатель, тебя не настораживает сам термин "ликвидация"? Каким образом планировало большевистское правительство "ликвидировать кулачество, как класс"? Насколько велик был этот класс? И, кстати, кого именно ликвидировать и какими методами? Кто конкретно входил в состав этого "класса"? Давайте разбираться.
Начнем с прояснения вопроса: кто же такие эти вредные "кулаки" и чем они так не угодили советской власти?
Кулаками считались работящие, хозяйственные, относительно богатые крестьяне, иногда нанимавшие даже одного-двух батраков. С них государство взимало налог, значительно больший, чем с остальных селян. Кулак обрабатывал больше земли и отдавал большевикам со своего хозяйства в среднем в 7-10 раз больше, чем середняк. Казалось бы, государству это должно быть выгодно. И в то же время кулаки оказались врагами большевиков. Почему? Что вменялось им в вину?
Во-первых то, что они нанимали батраков, то есть, по марксистской логике, эксплуатировали труд наемных работников. А на деле в скором времени выяснилось, что кулак платил своим батракам в разы больше, чем советская власть колхозникам:
"Сосед раньше, до революции и при нэпе, кажќдое лето нанимал батрака и батрачку. Батрачке он платил 40 пудов ржи за лето, а батраку - 50 рублей деньгами. Рожь тогда стоила в деревне 40 копеек пуд (в лавке - 50 копеек). Значит, батрак мог куќпить за свое жалованье 125 пудов ржи.. Вот и учти, милый человек, сколько хлеба мы втроем могли заработать, если бы работали мы в батраках. Я, как батрак, 125 пудов да мои бабы - жена и дочь - 80 пудов; значит, вместе 205 пудов ржи! А теперь от колхоза мы втроем получили за свою годичную работу... 15 пудов! Во сколько раз меньќше? Ну-ка, смекни: ты-человек грамотный.
- Это... в 14 раз меньше, - подсчитал я". (Т.К. Чугунов, "Деревня на Голгофе", Мюнхен, Издание автора, 1968)
Во-вторых, кулаки экономически не зависели от большевистской власти и не хотели этой власти подчиняться. А когда сталинские уполномоченные разъехались по селам собирать дополнительный налог и проводить принудительную подписку на займы, крестьяне стали оказывать им сопротивление. В организации сопротивления власть обвинила кулаков.
В-третьих, кулаки совсем не горели желанием вступать в колхозы. Остальные селяне тоже отказывались от такого "счастья", но их было легче принудить к этому.
Обычный для большевиков метод удержания власти - натравливание разных групп населения друг на друга. Солдат на офицеров в 1917, невежественную толпу люмпенов, солдат и ррреволюционных матросов на "буржуазную" интеллигенцию, красных на белых, садистов-извергов из ЧК на весь остальной народ, отрядов продразвёрстки на крестьян, города на деревню, в деревне - бедноты на "кулаков" и т.д.
Для того, чтобы эффективно проводить хлебозаготовки и коллективизацию в целом, большевикам было необходимо разделить сельскую общину на два враждующих лагеря и натравить лояльных к власти бедняков на "кулаков". С этой целью надо было слепить из "кулака" образ врага.
А кто же такие эти самые "кулаки"? Кто дал четкое и исчерпывающее определение, кого причислять к "кулакам"? И в чем заключается их преступная деятельность?
Термин "кулачество" широко использовал Ленин еще в 1918 году:
"Кулаки для Ленина были нечистью, нелюдями. Он называл их "жадќным, обожравшимся, зверским кулачьём", "самыми зверскими, саќмыми грубыми, самыми дикими эксплуататорами", "пауками", "пиќявками", "вампирами", объявлял "беспощадную войну против кулаков" и восклицал: "Смерть им!" (В.И. Ленин, ПСС, Т.38, с.9) <...> бунты против продразвёрстки он упорно называл не крестьянскими, а кулацкими.
<...>
По словам Ленина, "всякий крестьянин, который сколько-нибудь развит и из первобытной мужицкой темноты вышел, соглаќсится, что другого выхода нет" (кроме как отдать хлеб советской власти).
<...>
Враждебность к крестьянству глубоко укоренилась в массовой культуре, насаждавшейся партией. В период подготовки к коллективизации и особенно с её началом к крестьянину стали относиться как к недочеловеку, чей статус оправдывал зверства, чиќнившиеся в деревне". (В.Э. Линн, "Крестьянский бунт в эпоху Сталина", М., РОССПЭН, 2010)
Постановлением ЦК ВКП(б) от 30 января 1930 года все кулаки были поделены на три категории:
Первая категория - контрреволюционный актив, организаторы террористических актов и восстаний.
Вторая категория - остальная часть контрреволюционного актива из наиболее богатых кулаков и полупомещиков.
Третья категория - остальные кулаки. ( "Кулак (крестьянин)", статья в Википедии)
Первая и вторая категории идут под расстрел, в концлагеря и высылаются в необжитые и малообжитые местности. Третья категория подлежит расселению в пределах района проживания на новых участках за пределами колхозных хозяйств. Инструкция предполагала выселение примерно 3-5 процентов от всего числа крестьянских хозяйств.
"Хотя Сталин и утверждал, что предан марксистско-ленинским понятиям класса и классовой борьбы в деревне, он явно считал основными противниками в этой борьбе рабочих и крестьян, город и деревню. Как и Ленин, он полагал, что статус кулака определяется политическим поведением и ликвидация классов завершится полќностью, только когда крестьянство прекратит свое существование.
<...>
Хотя классовые стереотипы стали незыблемой догмой коммуниќстической теории, в действительности их трактовали весьма широќко, особенно местные малообразованные руководители. <...> Если поведение бедняка или середняка выходило за рамки правил, установленных для его класса, он мог легко утратить свой статус. Уже в середине 1920-х гг. - как будто перекликаясь с противоречием ленинских теќзисов времен Гражданской войны - рабочие, приезжавшие в подќшефную деревню, часто считали враждебность и оппозиционность её жителей проявлением кулачества. Крестьяне, критиковавшие на-чальство - городское или местное, - становились "кулаками". Во время коллективизации бедняки и середняки должны были либо вступить в колхоз, либо принять на себя клеймо кулака.
<...>
Партия также сумела найти еще одно объяснение протестам бедќняков и середняков, создав абсолютно новую политическую категоќрию, не входившую в каноны марксизма. Она не была связана с быќтием и социально-экономическими факторами, а относилась к области политического сознания. Крестьян, попавших под эту категорию, стаќли называть подкулачниками - наймитами кулаков, находившимися под их влиянием. Подкулачник мог быть родственником кулака, его бывшим работником, который остался верен старому хозяину, обмаќнутым бедняком или середняком, незнакомым с идеалами коммуќнизма, или неизвестно по какой причине антисоветски настроенным крестьянином, не повинующимся социальному детерминизму. Категория подкулачника демонстрировала своего рода переселение души кулака.
<...>
Ярлык подќкулачника был весьма удобен для советской власти, поскольку поќзволял ей в случае необходимости возлагать на бедняков и середняќков ответственность за кулацкие действия, признавая за ними частичную (поскольку они все-таки находились под влиянием кулаќка) самостоятельность, в которой им, как правило, отказывали. Соќздание категории подкулачников открыло для партии новый способ истолковать и замаскировать крестьянское сопротивление, в дейќствительности объединявшее против государства всех крестьян как класс (в самом широком смысле).
<...>
Фигура кулака - один из самых искусно созданных классовых стереотипов в восприятии крестьянства: её демонизация довела до предела процесс обесчеловечивания облика крестьянства. Определеќние "кулака" было скользким и аморфным.
<...>
На деле статус кулака всегда зависел от мнения оцеќнивающего, которому могло показаться, что тот или иной крестьянин слишком богат или настроен антисоветски, - а эти понятия допускаќли весьма произвольную и широкую трактовку.
Утвердившееся в массовом сознании представление о кулаке отќносилось скорее к сфере демонологии, а не классового анализа, поќэтому довольно легко потерялась привязка к классу и кулак стал таковым "по природе": даже после раскулачивания он не терял своей сущности. <...> Крестьянин мог поќлучить клеймо кулака на основании того, что кулаком был его предок - отец, дед, прадед. <...> Кулаку было предќназначено стать социальным злом. Смертоносное, демонизирующее сочетание ложного детерминизма и классовых стереотипов давало почти полную гарантию того, что кулак в глазах своих мучителей перестанет быть человеком и у них исчезнут любые сомнения в неќобходимости его ликвидации.
<...>
Один из современников отмечал: "Когда мы гоќворим "кулак", мы имеем в виду носителя определенных политичеќских тенденций, выразителем которых является чаще всего подкуќлачник или подкулачница". Кулак - "носитель" тенденций; бедняки и середняки - их выразители и исполнители. Здесь софистическая теория возвращается к своей исходной точке, и классовые определеќния становятся бессмысленными. Каждый крестьянин может быть кулаком; каждый крестьянин может быть врагом; все крестьяне мо-гут быть "самыми зверскими, самыми грубыми, самыми дикими эксплуататорами", "пиявками" и "вампирами".
<...>
Столкновение не было бы таким жестоким, если бы кулака не превратили в зверя. Безусловно, были и другие факторы, способќствовавшие углублению конфликта, но именно низведение врага до статуса недочеловека стало предпосылкой всех войн в XX веке.
<...>
Кулака надлежало "ликвидировать" - термин, который формально означал искоренение социально-эконоќмических основ класса, однако во время Гражданской войны стал означать расстрелы. Такие понятия, как "чрезвычайные меры" и "добровольная коллективизация", были не чем иным, как эвфеќмизмами, скрывавшими действительность. Точно так же зверства превращались в ошибки, отклонения или "перегибы", которые доќпускались коллективизаторами, охваченными "головокружением от успехов" (на деле - настоящими преступниками и варварами)". (В.Э. Линн, "Крестьянский бунт в эпоху Сталина", М., РОССПЭН, 2010)
Сколько же было в стране кулаков? Какую часть российского крестьянства большевики собирались "ликвидировать как класс"? В эпоху НЭПа их пока не трогают, дают "жирком обрасти":
"В деревнях - миллионы тех, кого потом назовут кулаками. Пока же они - "хозяева - предприниматели". В 1924-1925 годах - 4,8 млн человек, в 1926-1927 годах - 5,9 млн человек. (Статистический справочник СССР за 1928 г. - М.: Издательство ЦСУ СССР, 1929. С. 42-43)
Все эти люди в 1930-х исчезнут". ( "НЭП. Тоска по новому", https://rg.ru/2020/01/20/pochemu-uroki-nepa-bolshevikov-tak-aktualny-i-spustia-stoletie.html)
6 миллионов "кулаков" - на самом деле означает 6 миллионов крестьянских хозяйств, 6 миллионов семей, в каждой из которых, включая стариков и детишек, человек 6-8, по самым скромным подсчетам. А сколько это будет в живых душах, умножьте-ка: от 36 до 48 миллионов, не так ли?
В разных источниках мы можем прочитать, что НЭП заменил продразверстку более щадящим продналогом. Однако, продналог этот был не для всех крестьян одинаковым. С бедняка много не возьмешь, с середняка - побольше, но проблему хлебозаготовок и середняк не решит. Значит опять всё упирается в "кулака" - он самый эффективный производитель. На него и налог особый - "прогрессивный".
""Кулаков" большевики боялись - это были независимые от них "достаточные" хозяева, которые, располагая экономической свободой, могли пожелать и свободы политической. Чтобы тормозить рост "сельской буржуазии", большевики теснили "кулаков" налогами.
<...>
Расширяющих своё хозяйство "кулаков" облагали непосильными налогами, так что многим стало выгодно переходить к мелкому и менее продуктивному хозяйству". ( "История России. ХХ век. Эпоха сталинизма (1923-1953)", Том II, под ред. А.Б. Зубова, М., Издательство "Э", 2017)
"Экономические меры в битве за хлеб не давали быстрого результата. Возможно, что их эффект сказался бы позже, но Политбюро не хотело ждать. Нетерпение, нежелание ждать, ощущение проигрыша и упущенных возможностей, в конечном итоге, стали главной причиной провала экономической программы Политбюро. С конца декабря 1927 года, почти одновременно с экономическими мерами, начались репрессии. Они прокатились по стране двумя волнами. Их первыми жертвами стали частные торговцы, заготовители и скупщики, а затем, с конца января 1928 года, и крестьяне, державшие хлеб.
В октябре 1927 года ОГПУ обратилось в Совнарком с предложением "об оказании репрессивного воздействия на частников, срывающих заготовку продуктов и снабжение населения по нормальным ценам".
По мере ухудшения хода заготовок и усиления нажима Политбюро выполнить план во что бы то ни стало, у местного руководства зрела готовность перейти к репрессиям. Стихийно начинались обыски и изъятия хлеба. Появлялись заградительные отряды, которые задерживали крестьян, когда те, недовольные государственными ценами, пытались увезти хлеб с ссыпных пунктов назад домой. В адрес Политбюро, ОГПУ, Совнаркома, Наркомторга от местных руководителей пошли просьбы разрешить "административное воздействие на кулаков, хотя бы в виде арестов наиболее крупных держателей хлеба". Комбедовский нажим бедняков усиливал эти настроения. Почва для репрессий в районах, таким образом, была подготовлена к моменту, когда ОГПУ с санкции Политбюро провело массовые аресты и конфискации.
Массовые репрессии начались в конце декабря 1927 года кампанией арестов частных скупщиков, заготовителей и торговцев вначале на хлебофуражном, а затем мясном, кожезаготовительном и мануфактурном рынке.
Крупные предприниматели попадали в руки Особого совещания коллегии ОГПУ, мелкие - в руки прокуратуры. Дознание длилось всего несколько дней. Меры наказания были относительно мягкими по "сталинским меркам" 30-х годов - лишение свободы от месяца до 5 лет, конфискация имущества, запрет вести торговлю в течение пяти лет.
<...>
Вторая волна массовых репрессий, на этот раз против кулаков и середнячества, державших хлеб, началась во второй половине января. Её жертвами стали также крестьяне, которые после арестов частных заготовителей и торговцев начали скупать хлеб. Санкцией на проведение массовых репрессий стала телеграмма Политбюро от 14 января 1928 года. Она легализовала и подтолкнула стихийно начавшиеся на местах репрессии против крестьян.
В хлебозаготовительные районы поехали уполномоченные ЦК принимать меры для ускорения заготовок. На Украине "работал" Каганович, на Северном Кавказе - Микоян. Урал и Сибирь особо выделялись как последний резерв хлебозаготовок. В оставшиеся до распутицы месяцы здесь следовало провести "отчаяный нажим" на крестьян, державших хлеб. На Урал был послан Молотов, в Сибирь поехал сам Сталин. Насильственные изъятия зерна и аресты крестьян стали широко известны как "урало-сибирский метод".
<...>
План хлебозаготовок выполнен не был. Государственные заготовители уговорами и силой собрали 11 млн. тонн зерна, что было меньше, чем в прошлом, 1926/27 году. Тогда массовые репрессии не применялись, но заготовили больше - 11,6 млн. тонн!
<...>
Политбюро не только не смогло в тот год экспортировать хлеб - вывоз его сократился на 110 млн. пудов, но, не дотянув до нового урожая, импортировало к 1 июля 1928 года 15 млн. пудов пшеницы.
<...>
Нуждавшиеся в деньгах бедняки и маломощное середнячество сдали зерно сразу, и с ноября 1928 года ход хлебозаготовок резко упал. Крепкое середнячество и зажиточные, основные держатели товарного хлеба, недовольные условиями заготовок, продавали хлеб частнику или придерживали его, выплачивая налоги за счет сдачи государству технических культур и мяса. Крестьянская логика была проста: "Хлеб своего места не пролежит". "Кто же враг своему хозяйству - продавать хлеб по 1 рублю, если же весной возьмет 4-5 рублей"!
<...>
И еще об одном результате заготовительной кампании 1927/28 года. Сократилась не только торговля. В ответ на репрессии крестьяне стали сокращать производство. Это предопределило товарные трудности и неудачи заготовок следующего года. Так, по данным ЦСУ, к осени 1928 года посевная площадь в стране уменьшилась на 6,4%. Крестьяне не видели смысла наращивать производство, ожидая новых репрессий:
"Несколько лет прошло тихо, а теперь опять начинают с нас кожу драть, пока совсем не снимут, как это было во время продразверстки. Вероятно, придется и от земли отказываться или сеять хлеб столько, сколько хватает для прожития".
Их худшие опасения оправдались. (Е.А. Осокина, За фасадом "сталинского изобилия", М., РОССПЭН, 2008)
"Крестьяне платят налоги: подоходный, поземельный, сельскохозяйственный, промысловый, добавочный. В 1928 году вводится налог самообложения.
<...>
Для сбора налога на места направляются тысячи уполномоченных. Уполномоченным запрещено возвращаться до полного взимания налога.
<...>
Сельсоветам рекомендуют опираться на бедняцкий актив. На самом деле в короткий период НЭПа в условиях рынка деревня естественным образом быстро разделилась на трезвых, работящих, предприимчивых и полупьяную голытьбу, которая не умеет и не желает работать, а потому склонна к зависти. Голытьба, которая в ближайшие годы составит опору советской власти в деревне, и бедняки - это совсем не одно и то же. И водораздел в деревне на самом деле не проходил между кулаком и бедняком. Бедные в деревне образца 1928-1929 годов - это категория лиц, чей доход в силу субъективных обстоятельств ниже, чем у середняков и кулаков. Обстоятельства эти в деревне всегда начинаются с количества сыновей в семье и состояния здоровья. Дочери в семье - всегда убыток.
<...>
Противников нового налога арестовывают. В отчетах уполномоченных фраза "отдано распоряжение об аресте" самая распространённая.
<...>
Тем временем в деревне начинается принудительная подписка на займы. <...> Сдавать облигации можно только по разрешению комиссии. То есть практически запрещено. Через два года облигации будет велено отнести на хранение в сберкассы на срок не менее трёх лет. Результаты этой принудительной меры будут называться ростом срочных вкладов населения.
<...>
Еще с 1928 года вовсю применяется 107-я статья Уголовного кодекса РСФСР. Это лишение свободы с конфискацией. Фокус в том, что 107-я статья не адресована именно кулакам и поэтому её действие может быть распространено на любого крестьянина, не отдающего хлеб по бросовой цене. Конфискация имущества грозит всем, варьируются сроки лишения свободы. Укрывательство хлеба носит массовый характер.
Особым образом прячут семена. Крестьяне берегут семена так, как в войну берегут детей. Запасы семян закапывают на выселках, в лесу, прячут в колодцах. Подворные обыски обычны уже в 1928 году. В руках у представителей власти вилы и металлические щупы. Прощупывают все в амбаре, осматривают баню. Заодно переписывают все, что сгодится для возможной конфискации". ( "1929 год. Раскулачивание", https://texts.news/istoriya-publitsistika/1929god-raskulachivanie-83407.html)
"С января 1929 года - заготовительная кампания приближалась к концу - начались "массовые мероприятия общественного воздействия" и репрессии против крестьян, державших хлеб. Они вновь испытали на себе урало-сибирский метод хлебовыколачивания.
Весной появились донесения ОГПУ о локальном голоде в деревнях (ЦА ФСБ. Ф. 2. Оп. 7. Д. 527. Л. 15-56; Д. 65. Л. 266-272; Д. 605. Л. 31-35). Страдало в основном бедняцкое население. "Продовольственные затруднения" охватили Ленинградскую область (особенно Псковский, Новгородский, Великолуцкий уезды), ряд губерний Центрального района (Ярославская, Калужская, Тверская, Нижегородская, Иваново-Вознесенская, Владимирская, Рязанская, Тульская), Смоленскую губернию, южные округа Украины (Кременчугский, Запорожский, Мариупольский, Одесский, Криворожский, Подольский и другие), ряд округов Дальневосточного края (Сретенский, Читинский, Хабаровский, частично Владивостокский и другие). В пищу употреблялись суррогаты хлеба. Что только не добавляли в него: толченые клеверные головки и сушёную березовую кору, отруби, жмыхи, мякину, овес, гречневую, фасолевую и картофельную муку, отруби, вику, пареный лук. Желудочные заболевания стали принимать массовый характер. Начались опухания. Сводки ОГПУ свидетельствуют и о случаях голодной смерти. Усилился сыпной тиф. Семена проедались, и сев был под угрозой срыва. Нарастал убой и распродажа скота. Усилилось отходничество, нищенство, воровство, стихийное переселенчество в более благополучные регионы. Государственная помощь деревне была недостаточной.
<...>
И наконец, 14 февраля 1929 года карточная система на хлеб стала всесоюзной. Политбюро утвердило проект постановления, внесенный Наркомторгом. По всей потребляющей полосе Российской Федерации, Закавказья, Белоруссии и Украины хлеб населению должен был отпускаться по специальным заборным книжкам. Книжки получало только трудовое население городов. Постановлением был установлен предельный размер хлебного пайка.
<...>
Хлебная проблема в 1928/29 году была главной, но не единственной. Остро ощущался недостаток всех основных продуктов питания. Неурожай сахарной свеклы повлёк уменьшение производства сахара и сахарную проблему. Невысокий урожай и сокращение посевов крупяных культур вызвали крупяной кризис. Недостаток кормов (овсяной кризис), повышение налогов и репрессии стимулировали забой скота, что ставило под угрозу мясные ресурсы. С весны 1929 года в стране начали ощущаться мясная и жировая проблемы.
Перебои с продовольствием привели к тому, что в 1928/29 году в регионах в дополнение к хлебным карточкам стали стихийно распространяться нормирование и карточки на другие продукты: масло, мясо, сахар, крупу и пр.
<...>
Три процесса разворачивались в деревне осенью-зимой 1929/30 года: конфискация продукции в ходе заготовок, насильственное обобществление земли, скота и инвентаря, которые передавались в распоряжение создаваемых колхозов, репрессии против кулаков и середнячества. Крик, плач и стон стояли в крестьянстве. Первая волна коллективизации и репрессий продолжалась до весны 1930 года - половина крестьянского населения была загнана в колхозы. Затем, с публикацией статьи Сталина "Головокружение от успехов", последовала пауза, дабы дать крестьянам спокойно провести весеннюю посевную. Но с осени 1930 года коллективизация и раскулачивание развернулись с новой силой". (Е.А. Осокина, За фасадом "сталинского изобилия", М., РОССПЭН, 2008)