Джум Антон Сергеевич : другие произведения.

Тархун и Кошка

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    - Что это, черт возьми, такое? - мой босс размахивал над головой бутылкой.- Потрудитесь обьяснить. - Как что? - ответил я. - Неужели не видите - наш дизайнерский продукт - напиток "Тархун" с новым дизайном этикетки, все, как просил заказчик. - Вот именно, что "Тархун", а что написали вы, вы видели? Это не просто невнимательность, это разгильдяйство, за которое нашей фирме теперь не расплатиться. Я посмотрел на бутылку. Любовно нарисованный мною цветок, зеленый цвет фона, все же нормально. Нормально... Только вместо слова "Тархун" на упаковке красовалось "Трахун".
  Часть 1.
  - Что это, черт возьми, такое? - мой босс размахивал над головой бутылкой.- Потрудитесь обьяснить.
  - Как что? - ответил я. - Неужели не видите - наш дизайнерский продукт - напиток "Тархун" с новым дизайном этикетки, все, как просил заказчик.
  - Вот именно, что "Тархун", а что написали вы, вы видели? Это не просто невнимательность, это разгильдяйство, за которое нашей фирме теперь не расплатиться.
  Я посмотрел на бутылку. Любовно нарисованный мною цветок, зеленый цвет фона, все же нормально. Нормально... Только вместо слова "Тархун" на упаковке красовалось "Трахун".
  - И как вы можете это объяснить?
  Впервые в жизни я не особо знал, что сказать, поскольку был шокирован собственной невнимательностью, равно как и невнимательность заказчиков, которые не глядя отправили полученный от нас вариант дизайна на печать этикеток. Но, верный принципу - "Если не знаешь, что сказать, неси околесицу", я ответил: "На самом деле, это просто ребрендинг. Никому не интересен унылый, советский еще напиток "Тархун", в нем нет ничего оригинального, а вот напиток "Трахун" однозначно будет пользоваться колоссальным спросом. Я так и вижу здоровенные баннеры с надписью "Трахун - напиток настоящих мужчин", а также рекламные ролики, где к невзрачному мужичку с бутылкой "Трахуна" подбегает куча загорелых красоток".
  В ответ на это мой "любимый" начальник аж поперхнулся: "Прекратите паясничать, иначе я залью все 20 тысяч бутылок этого "Трахуна" прямо в вашу глотку. И вообще, с этого момента можете считать себя уволенным, а также мы подаем на вас иск о возмещении материального ущерба. Надеюсь, вам больше будет не до шуток". Я от нервов ляпнул: "Конечно, художника каждый обидеть может", на что получил яростный крик: "Вон, немедленно, вы уволены!". Таким вот образом я оказался безработным маргиналом с многотысячным судебным иском по отношению ко мне.
  Хорошо, что такой историей можно было поделиться с лучшим другом. Потому что у него была своя история поражения в игре под названием "жизнь". Когда он был молод и еще верил людям, совместно с учебой работал он токарем на оборонном заводе, работал за какие-то гроши, поскольку начальство обещало, что как только он получит диплом о высшем образовании, его тотчас же возьмут на должность инженера с окладом 25 или около. Воодушевленный обещаниями, отработал он три года, получил диплом, сходил в армию и пришел устраиваться на завод уже инженером. Начальник вспомнил его сразу, сказал, что рад видеть, готов принять на работу и поставит ему оклад 8 тысяч рублей. Друг возразил, что у него же высшее образование, и ему обещали повышенный оклад. На что начальник сказал: "Ах, у вас высшее? Тогда да, вы должны получать 9 тысяч рублей". После этого мой друг (его, кстати, Костя зовут) плюнул на все и стал торговым представителем колбасной фабрики. Теперь он счастлив, как тысяча чертей, и выглядит, будто только что сошел с обложки рекламного буклета.
  Поделиться этой историей можно и с Йосей. Йося был евреем и антисемитом одновременно, и, что частенько бывает с мальчиками из приличных еврейских семей после неумеренного потребления конопли, выказывал свой протест всему миру и прогнившей системе. Протест выражался во многом, но прежде всего в том, что он нигде на работал, получая доходы лишь от продажи "зеленого счастья", ходил всегда в трусах и маске ныряльщика, остальной одежды не признавал. Носил дреды, скорее всего, не от того, что проникся духом растафарианства, а потому что не всегда мог нормально помыться. Впрочем, то, что он ходил в слегка модифицированном костюме Адама, он объяснял тем, что в нормальной одежде он выглядит максимально ненормально. И действительно, увидев его однажды в деловом костюме, мы поняли, что трусы и маска на нем смотрятся несколько адекватнее. А еще протест системе он выражал при помощи распевания во весь голос песен по моим стихам. А это уже даже не андеграунд, а чистый экстремизм. Еще Йося очень уважал "зеленых" и даже тушил с ними леса, которые сам же и поджигал, бросив горящий еще "косяк" в пожухлую траву.
  Все вместе мы являли собой некий тайный "клуб неудачников", о коем нормальные люди даже не догадывались. И вот мы сидели и решали, что же мне дальше делать.
  - Не переживай, братуха. - сказал Костя. - Будешь у меня под началом мерчендайзером.
  - Знать бы еще, кто это такие, и с чем их едят. Вот что они делают?
  - У меня под началом работают. Что-то делают, не зря ж сидят. Я их не проверяю, решительно не до них. Но ты будешь явно неплохим мерчендайзером.
  - А в штате Техас коноплю разрешили продавать. - не в тему встрял в разговор Йося. - Хорошо у них в Штатах. Туда хочу.
  - Эх, ты, русофоб комнатный. За косяк Родину продать можешь. - в один голос заметили мы.
  - Так вы посмотрите на эту Родину и на этот косяк. - он показал на гордо стоящие за окном хрущевки. - Очевидно же, что лучше.
  Мы проигнорировали это, поскольку нам нужно было договориться о работе. В результате мы решили, что завтра в девять утра я должен буду стать доблестным мерчендайзером.
  Часть 2.
  В моем холодильнике не было еды. Зато было много фруктовых мух (их, кажется, зовут мухи-дроздофилы), хотя фруктов у меня не было уже полгода, равно как и секса. А вот у мух секс был, причем настолько активный, что они плодились в геометрической прогрессии, впрочем, может быть, они согревались так, чтобы не умереть от мороза. Я следил как умирают и рождаются в моем холодильнике все новые поколения мух и лелеял тот самый момент, когда мне вручат Нобелевскую премию за морозостойких дроздофил, седой профессор пожмет мне мужественную руку, а симпатичная аспирантка пошлет воздушный поцелуй. Помечтав, я начал собираться, понимая, что сегодня позавтракать не удастся.
  Я включил радио. Телевизор я принципиально не смотрел, предпочитая ему интернет, а вот радио иногда преподносило интересные новости. Вот и сейчас я включил его и услышал: "Теперь переходим к курьезным случаям. В Омске ограблен секс-шоп. Мужчина украл порядка двухсот фалоимитаторов. По факту причинения материального ущерба заведено уголовное дело". Я внезапно понял, кто это сделал, ибо знал этого человека. Его звали Саня, он был моим одноклассником. В далеком девяносто восьмом году мы поспорили, что если я не сдам контрольную по математике, то он принесет мне мешок хуев. Никто не мог поверить, что я в состоянии получить двойку по математике, поэтому спор вызвал интерес. Как вы уже поняли, мешок хуев был мне куда важнее оценки за контрольную, поэтому я ее провалил. Никакого мешка Санька тогда мне не принес, но он был человеком экстравагантным и обязательным, поэтому чем черт не шутит...
  Помывшись под контрастным от перебоев с горячей водой душем, я вышел на затхлую изогнутую улицу и поспешил к остановке. Стоял смог. Горели торфяники. Никто уже и не помнил, зачем было осушать болота, наверно, для того, чтобы было больше плодородных земель. Только вот эти "плодородные земли" теперь тлели и приносили колоссальные неудобства ошалевшим горожанам. Путь к остановке шел через железнодорожное полотно. Вообще, пересекать его в том месте, где я его пересекал, было строжайше запрещено, но когда ты опаздываешь на собеседование, тебе становится плевать на запреты. Я уже готов был перебежать пути, как увидел, что на меня двигается зеленая колбаса поезда. Черт возьми! На путях стояла, словно ошалевший суслик, девушка, и смотрела, как приближается прямая и неотвратимая угроза. Видимо, ей это нравилось. Нормальный человек ничего не успел бы, но это нормальный человек, а не я. Когда я чем-то напуган, я напоминаю себе раненного в филейную часть гепарда, так обостряется реакция. Короче говоря, успел я на нее напрыгнуть, тем самым сбив в канаву под железнодорожной насыпью. Поезд прошел мимо, сурово прогудев на прощание. А мы с девушкой лежали в канаве, как два привокзальных алкоголика. Наконец я прошипел: "Ну и что ты, идиотина, делаешь?". Идиотина ошарашенно посмотрела на меня глазами сумасшедшей панды, а затем серьезно ответила: " Пытаюсь умереть". Я не нашел ничего лучше, чем спросить:
  - А зачем?
  - А это столь важно? Важно, что ты просто взял и погубил мой труд по уничтожению себя.
  - Ничего себе труд! Все бы так, блин, трудились, вот зачем так делать, а?
  - Отцепись, слушай! Хочу умереть - умираю. Потому как бесполезна для общества.
  - Ну ты, блин, даешь! Значит, на родных тебе плевать, на все наплевать! И причина-то какая идиотская! Ты вообще, знаешь, что на этой планете не так и много по-настоящему полезных людей. Кто полезен-то? Мажоры? Алкоголики? Грузчики пятой базы? А, может, профессиональные просиживатели штанов?
  - Мне плевать на других, лично я бесполезна абсолютно. И никогда уже не стану полезной для других, это уже очевидно.
  - Слушай, тебя в дурку надо, и срочно! Как тебя звать-то, чудо?
  Девушка поморщилась так, будто ее заставили делать что-то неприятное, затем погладила растрепанные черные волосы и усталым голосом ответила:
  - Я считаю, что человек недостоин имени, пока не станет по-настоящему взрослым. Кроме того, имена какие-то непонятные, да и рифмы к ним непристойные! Кроме того, назвали вы ребенка Виктором, а вырос он законченным неудачником. Или назвали человека Ванькой простым, а он начальником большим стал. А Ванькой так и остался. Неуютно директором быть с таким именем. Если бы его никак не звали, вряд ли бы он став директором, Ванькой себя бы назвал. Короче, имя еще заслужить надо. А пока не заслужил, можно и без него.
  Я почесал одновременно затылок и подбородок, немножко обалдев от столь неожиданной теории, позабыв даже о том, что беседую с суицидницей, а не с закадычным другом, а затем спросил:
  - Но как же тогда отличать людей, пока они не заслужат своего имени? Нумеровать что ли?
  Можно и нумеровать, но можно временные имена-клички использовать. Или в честь животных.
  - Так, чудо, скажи мне пожалуйста, как мне тебя называть?
  - Я мяукаю красиво, так что зови кошкой. Мяу. А теперь дай спокойно завершить свое бренное существование. - девушка попыталась встать и пойти в сторону рельсов. Я больно укусил ее за ногу, потому что руки были заняты, да и кусаться я очень люблю. Девушка ойкнула и упала на землю. Разрыдалась:
  - Ну почему я такая неудачница? Парня нет, из института отчислили, хотела умереть, но нет, ты на мою голову свалился. Дай умереть спокойно, задолбал уже, хоть и знаю тебя пять минут. За что, черт возьми! Бог, ты сволочь! - девушка очевидно срывалась в тяжелейшую истерику. Я сделал единственное, что мог сделать - сжал ее в охапку аж до хруста ребер, гладил ее волосы и шептал: "Кошка, все будет хорошо, все будет хорошо". Весь мой новый костюм стал соленым и грязным. Соленым от слез, грязным от моего лежания в канаве. Впрочем, мне было все равно. Я сказал ей: "Так, кошка, одну я тебя в таком состоянии не оставлю, так что пойдешь на собеседование вместе со мной". Кошка отвечать уже не могла, лишь тихонько всхлипнула себе под нос да кивнула. И пошла за мной.
  Я наконец-то смог ее рассмотреть. Наряд у нее был самый невообразимый. Зеленое платье, красные туфли, красные же, очевидно бабушкины, бусы. Сама она была красива странной красотой абсолютно инопланетного создания - глаза очень странные, то ли черные, то ли карие, но с каким-то безумным огоньком внутри, который переливался и искрился. Красные ее губы были покрыты какими-то порезами, равно как и запястья. Я подумал, что Кошка не раз пробовала покончить с собой. "Тем более. - подумал я. - Сначала пройду собеседование, а потом уже пойдем к психиатру". Вот мы и пришли к офисному центру, поднявшись на шестой этаж на красивом стальном лифте (Кошка смотрела на него, как другой человек смотрел бы на ожившую мумию), а затем оказались у черной двери с табличкой "Отдел кадров". Оставлять ее одну в коридоре я не решился, поэтому в черную дверь мы вошли вместе...
  Часть 3.
  Кошка с аппетитом жевала любимый кактус кадровика. Кадровик была женщиной, умудренной годами и ревнивым мужем, скорее даже годами жизни с ревнивым мужем, но такое видела впервые. Глаза ее округлились, а рот силился издать какие-нибудь звуки. От этого Инна Витальевна очень сильно походила на карася. Сходство с карасем заметил не только я, вернувшийся с подписанными бумагами из кабинета директора, но и Кошка. Естественно, Кошка молчать не стало, выпалив: "А вы на карася похожи, вас надо было Карасьей назвать, мне кажется, своего имени вы еще не заслужили". Инна Витальевна видела многое на своем веку - к ней приходили пьяные соискатели, соискатели, нанюхавшиеся клея, соискатели с расстройствами речи, но такого она в своей жизни еще не видела. Об этом она и сообщила мне: "Нет, я конечно видела многое! И я понимаю, что вы блатной, но имейте совесть. Вы приходите на собеседование грязный, притаскиваете какую-то странную девицу, еле-еле отвечаете на самые простые вопросы, в довершение всего эта ваша девушка съедает мой любимый кактус, который вот-вот должен был зацвести. Девушка, как вы объясните поедание насаждения?". - этот вопрос был обращен явно к Кошке. Кошка временно прекратила поедание, затем потянулась и вымолвила: " Просто я познаю этот мир через страдание, страдание есть осознанная моя необходимость, и никто не вправе мне запретить уничтожать себя экзистенциальным клинком кактуса, который точно бритва, пронзает мое небо, доставляя мне метафизический оргазм. Равно как и вам доставляет удовольствие работа с бумагой, так и я, жуя кактус, чувствую единение со Вселенной". Кадровик просто выпала в осадок, а затем еле слышно прошептала мне: "Молодой человек, я сделаю все, чтобы вы не были приняты. А теперь убирайтесь, и сумасшедшую свою забирайте". Я лишь покачал головой, отдал ей бумаги, взял Кошку за руку и потащил к выходу. Кактус она дожевала уже до корней.
  Едва мы вышли из кабинета, как Кошка выплюнула остаток кактуса, посмотрела на меня серьезно и сказала:
  - А ты ведь - тульпа.
  - Я кто? - спросил ничего не понимающий я.
  - Ой, какая же у меня тульпа темная. Короче говоря, тебя не существует. Ты воображаемый парень, а я могу делать с тобой все, что хочу. Я ведь тебя долго придумывала, а ты все не материализовывался. А тут, когда я уже была на грани, мой мозг все же нарисовал тебя. Я так рада. - она со всей яростью впилась в меня своими губами, я даже не успел ничего сделать. От нее пахло свежей травой и молоком, что напомнило мне родную деревню. А еще она классно целовалась, вкладывая в поцелуй все свое отчаяние.
  - Возьми меня прямо тут.- прошептала она.
  Если бы я был не я, а некий бессовестный молодой человек, он бы воспользовался этим, а я шустро оттолкнул ее и сказал:
  - Знаешь что? Я не знаю, чего ты там вообразила себе, но я никакой не тульпа, не воображемый я твой парень. Я чужой, бяка. Просто случайный парень. Усекла?
  Кошка посмотрела на меня пронзительным взглядом и сказала:
  - Ишь ты, какую я интересную тульпу создала. Неприступную и с характером, прям как хотела. Ничего, я над тобой поработаю, будешь у меня шелковый.
  - Понимаешь, я не воображаемый. Я живой парень, из плоти и крови. И совсем не твой.
  - Все вы, тульпы, так говорите.
  -Сколько тебе объяснять, дуреха, что я не плод твоего больного воображения! Я живой! Я учился на одни пятерки в школе, получил диплом, у меня есть хорошие друзья, я даже дизайнером работал. Какая я после этого выдумка?
  - Вполне себе обычная, я бы сказала, заурядная. Если бы ты был настоящим, разве тратил бы столько времени на всякую ерунду вроде дипломов, карьеры и отметок в школе? Настоящие люди таким не занимаются. Вывод - ты воображаемый. Но теперь, раз есть ты воображаемый, наверно, можно не умирать, а наслаждаться хотя бы этим. Правда, для тульпы ты немного неудачен, так как представляла я тебя покрасивее немножко. Но, впрочем, и так сойдет. Будешь моим, короче говоря.
  - Ты так говоришь, как будто я какое-то растение или животное.
  - Нет, ты лучше растения, и даже лучше, чем мой кот. Ты - воображаемый парень.
  Я даже не знал, что на все это ответить, лишь мысленно покрутил пальцем у виска, но на словах спросил:
  - Где ты живешь? Я должен передать тебя с рук на руки твоим родным, чтобы ты еще чего-нибудь не придумала.
  - Да не буду я теперь умирать. Теперь у меня есть ты, тульпочка моя. - она потрепала меня по щекам. - Хомка-хомка хомячок, хомка серенький бочок. А живу я на улице Колхозной, дом 35, квартира 10.
  Мы шли какими-то пустырями и заброшенными зданиями, я никогда не подумал бы, что в моем городе столько деревянных строений. Мимо нас проплыло здание римско-католической церкви, охраняемой государством как памятник культуры, проплыло нечто, сильно напоминающее скульптуры двух пионеров в позе писающего мальчика. Мы шли мимо сумрачных горожан. Мимо центра "Счастливое детство", расположенного в деревянном бараке, что говорило о том, что детство с этим центром точно не будет счастливым. Я поделился своими соображениями с Кошкой. Кошка сказала, что детство всегда счастливое, даже в Освенциме. Черт возьми, она была права. Я вспомнил, как в нашем дворе жили семьи Кудрявцевых и Банновых. Кудрявцевы были чистоплюи каких свет не видывал, кроме того, очень богатые и уважаемые в городе люди. У Банновых же не было порой и корки хлеба, зато было очень много клопов и книжек. Зато дети Кудрявцевых, одетые в дорогие и красивые костюмы, не могли позволить себе роскоши поваляться в грязи или разодрать коленки, оттого были вечно грустны, в то время как дети Банновых постоянно сияли улыбками отроду немытых лиц. Судя по всему, в детстве Кошки было больше грязи и разодранных коленок, чем гиперопеки и слежки. Даже странно, что она выросла самоубийцей. Вот и дверь ее квартиры. Я позвонил и отошел. На пороге возникла седая женщина: "А ты чего так рано, доча?". Кошка ответила: "Да препод заболел, вот пары и отменили", показала мне язык, махнула рукой и исчезла за дверью своей квартиры.
  А я пошел домой сквозь отряды школьников, серый асфальт и запах смога. Дома я долго думал о нашей встрече с Кошкой. Вот же странная девушка. Все у нее не как у людей, да, черт возьми, у нее явные психические отклонения. Но я тут же поймал себя на мысли, что именно эти отклонения и делают Кошку невероятно привлекательной в моих глазах. Более того, я понял, что Кошка мне очень нравится. Ну в самом деле, кто еще кроме нее поможет мне вляпаться в еще большие неприятности, чем я создаю для себя?
  Часть 4.
  Кошка любила ночные крыши многоэтажек. К большому нашему счастью, город наш не был Москвой, где всюду стоят домофоны, пожарных лестниц уже нет, да и вообще, сидит суровая консьержка. У нас же все было не так, всегда можно было найти дом, жители которого слишком бедные или жадные, чтобы установить домофон. Забравшись на верхушку людского муравейника, мы смотрели на уходящее солнце и думали, а что же будет, если солнце никогда не вернется? Да, в принципе, черт с ним с солнцем. Ведь если его не будет - будет только эта крыша и звезды. Да, так определенно было бы легче. Ночью не было проблем, не было всей мышиной возни, которая втягивала нас с Кошкой в себя. Не надо было натягивать улыбочку, здороваясь с клиентами в "Евросети", где я теперь работал, а Кошке не надо было думать, как ей восстановиться в университете. В общем, если бы на землю пришла вечная звездная летняя ночь, мы бы очень этому обрадовались.
  Меня немного огорчал один лишь факт - Кошка до сих пор считала меня плодом своего воображения. Да мне уже и самому порой на секунду начинало казаться, что так и есть. Когда я передал ее с рук на руки ее маме, я и не думал, что когда-либо еще встречу эту чужую еще девушку. Каково же было мое удивление, когда на следующий день взяв трубку мобильного, я услышал ее резко повеселевший голос. Она прокричала мне в трубку:
  - Здравствуй, моя иллюзия!
  Я встал, точно вкопанный:
  - Кошка, это ты? Но.. как ты меня нашла, ведь ты не знала ничего, кроме моего не самого редкого имени? Ты что, работаешь на ФБР?
  - Ну ты дурачок у меня, Тархун. Каких свет не видывал. Если я тебя придумала, то логично будет предположить, что я отлично знаю, где ты живешь, какой у тебя номер телефона и любимый писатель. И вообще, я все о тебе знаю. Не спрячешься-не спрячешься.
  До чего же все-таки разные смыслы имеют одни и те же слова, сказанные разными людьми. Если бы я услышал игривое "не спрячешься-не спрячешься" от усатого военкома или судебного пристава, я бы бросил все и сегодня же сел бы на поезд маршрута "Москва-лесотундра", растаяв на просторах нашей необъятной Родины. Но эти слова услышал я от приятной мне девушки, пусть и несколько сумасшедшей. Поэтому ответил ей:
  - Что же, я не знаю, конечно, как ты меня нашла, но мне приятно, что ты живая и вроде не до конца съехала с катушек. Кстати, почему ты меня Тархуном обзываешь?
  - Эх, ну ты даешь, сам рассказал, почему тебя с работы выгнали, а теперь вот не понимаешь, почему я тебя Тархуном называю. Просто ты заслужил это гордое имя, которое тебе идет куда больше, чем твое настоящее. Тархун классный, зелененький такой. И вкусный. Кстати, отчего я тебе звоню, я тебя вроде как на свидание зову. Вообще-то ты должен, но для воображаемого парня можно сделать небольшое исключение.
  - Уговорила, Кошка, я приду. Только я без цветов буду, финансовый кризис же.
  - А вы наглеете, Тархун Иванович, как римские легионы в галльских деревушках.
  - Скорее, как подбитый Гастелло при виде немецкой колонны. - уточнил я. - От чувства жизненной неустроенности и веселого отчаяния.
  - Впрочем, воображаемому парню можно простить многое. - сказала она. - В конце концов ты всего лишь игра моего больного мозга. А он выкидывает порой такие штуки. Я тебе расскажу позже, а может даже покажу.
  Вот так все и завертелось, будто воронка в реке. Будто чертово колесо, когда уже не понимаешь, где небо, где земля, где ты, а где разбросанный по земле зеленеющий город, синеющие трубы заводов, обглоданный дневной круг луны и ее глаза. Кто сказал, что влюбляются с первого взгляда? Нет, влюбляются с первого слова, а иногда с первой фразы, ну это если два очень медленных товарища. Можно, конечно, это не признавать, тогда процесс влюбленности можно растянуть на месяц-два, но тогда крышу сорвет столь же сильно, как у наполненного паром чайника.
  Я полюбил ее настолько, что познакомил с Йосей, хотя никогда и никого из своих весьма немногочисленных девушек с ним не знакомил. Слишком уж он экстравагантен, да и женоненавистник, к тому же. В общем, Йосю правильнее было бы скрывать. Но с Кошкой хотелось делать не то, что правильно, а то, что хочется. Открыть всю душу, рассказать все, что есть. Показать все слабости. Может быть, потому что я был ее воображаемым парнем, я даже не знаю. Однажды я хотел купить кошке чебурек. На что она заявила, что не ест животных и посмотрела на меня так, будто я Гитлер или Дарт Вейдер. Затем последовал короткий спор на тему мясоедства, который завершился абсолютно убийственным для меня аргументом: "Зачем убивать беззащитных животных, если можно ебошить людей?". А я не знал, что ответить, ведь на самом деле это было до крайности логично.
  Она не любила людей, равно как и саму себя. Зато идеализировала меня, даже порой возвеличивая. Я говорил, что корябаю какие-то странные стишки по настроению? Нет? Ну вот теперь вы знаете. Кошка почему-то посчитала, что моя писанина хороша. И это породило в ней, такой странной и искренне любящей, жажду оградить меня от внешнего мира, создав мне все условия для того, чтобы я творил. Как Гала у Сальвадора Дали. Пришлось рассказать ей старую историю про Кошку и Скрипача.
  Жила-была когда-то давно, еще в СССР, сильная Кошка, такая же как моя. Занимала какой-то пост в управленческом аппарате. Пробивала лбом стены. А потом влюбилась так, как могут любить только кошки. В нищего и лишенного карьерных амбиций парня, который сочинял действительно стоящую музыку для скрипки. Человек, знающий всю изнанку жизни, но не сломанный. И она стала помогать ему пробиваться. Обеспечивала, помогала пробиться в тогдашнюю "тусовку" музыкантов. Но вместо того, чтоб больше создавать, скрипач все меньше писать - талант куда-то ушел, растаял. Музыкант все грустнел и однажды повесился. В предсмертной записке нашли всего четыре слова: "Умер от отсутствия таланта".
  Моя Кошка поняла эту историю, но не приняла. Тогда я впервые увидел ее слезы. Слезы бессилия и отчаяния:
  - Я даже тебе не нужна, даже своему воображению.
  И тогда она впервые пропала. А я бродил по пустому городу, стоял у окон ее квартиры, так и не найдя сил войти внутрь. Хотелось изрезать себя изнутри, но я знал, что не сделаю себе больно ни снаружи, ни изнутри. Потому что трус. А потом вернулась. Это на бумаге между пропала и вернулась всего три строчки. А в реальности между этими словами железобетонная вечность. Вечность под звездным ночным небом. Почему-то в тот день я очень беспокоился , пытался ей позвонить, но все бесполезно. Проснувшись ночью, я вышел во двор. Я знал, где ее искать. Под крышей неба на бетонной крыше.
  Да, она была здесь. Стояла с бутылкой вина на самом краю и о чем-то думала. Я окрикнул ее. Рассказал, иногда с матами, как люблю ее, что она все же идиотка и ничего не понимает.
  А потом мы смотрели в небо. Мы были счастливые и немного пьяные. Где-то лежала бутылка вина, впрочем, мы про нее забыли, как о третьем лишнем. Я спросил ее:
  - А скажи, как ты меня нашла? Только честно?
  - Я же говорила, что ты галлюцинация. Я все о тебе знаю, решительно все. Пожалуй, единственное, чего не знаю - любил ли ты когда-то?
  И я ответил:
  - Да, любил. Но это было давно. И ее уже нет.
  - Она что, умерла? - взъерошилась Кошка.
  - Нет, конечно. Просто уехала жить в Мордовию.
  - Бедная девочка, лучше уж смерть! - искренне поразилась она.
  - Знаешь, а ты очень похожа на нее. Те же подколы, та же внешность. В тебе, пожалуй, я ищу много ее черт, и постоянно нахожу.
  - Так значит, ты все же любишь ее, а я тебе не нужна? - в ее голосе прозвучала боль. - Лишь копия, лишь слабый оттиск. Никогда не быть собой, быть лишь чьей-то тенью.
  А я любил. И для меня эти слова были как гвоздь по крышке гроба. Я любил ее, странную и мрачную, порой искреннюю, а порой озлобленную на весь мир. Только ее глаза и губы. Только ее душу. Но было поздно что-то менять. Едва видимый призрак прошлого разрушил все. И я ничего не мог с этим поделать, хотя хотелось вернуться на минуту раньше и стереть эту глупую ничего для меня не значащую фразу. Вычеркнуть из памяти и быть счастливым рядом с Кошкой. Которая к тому моменту стала не просто любимой, не просто лучшим другом, а моей частью. Но все слова были бесполезны. Вера в мои слова раскисла, точно бумажка в воде. А я? Да что я. Я стоял и со стороны смотрел, как она отталкивает и проклинает меня. Я знал, что не смогу без нее. Но и совершенно точно знал, что Кошка никогда не простит мне то, что в моей душе остался крохотный уголек от когда-то существовавшей любви. И что с этим всем теперь делать, я не знал.
  Я подошел к ней и попытался обнять. Она отмахнулась:
  - Уйди, ты ненастоящий. Нет, именно, что ты настоящий. Заурядный и фальшивый. А я любила тебя..
  - Прости. - это единственное, что я мог сейчас сказать. - Прости. Знаешь, а в этом мире есть хоть что-то настоящее, не искаженное печатью извечной лжи?
  - Есть. - сказала она и расплакалась. - Любовь. Я люблю тебя, дурень.
  И тут случилось нечто странное. И страшное. Кошка начала растворяться в воздухе, как сахар в чае, растворяться стремительно и неизбежно. Сначала уши, потом руки и ноги, черные волосы, все это становилось прозрачным и исчезало. Я бросился к ней, но было поздно. Лишь последняя ее слезинка упала на мои вечно грязные ботинки.
  - Я люблю тебя. - сказал я Пустоте. А затем лег без сил, чувствуя под собой раскаленный бетон крыши.
  Ложь была повсюду. Ложью были заражены кинотеатры и просторные офисы. Ложь слетала из уст пылких любовников и помощников президента. Летала ложь черной простыней над городом, став нормой и правилом. Но одно не было ложью - я люблю ее. Кем бы она ни была - городской сумасшедшей или моей галлюцинацией. Люблю больной и несчастной, счастливой, злой, проклинающей меня, грустной и унылой, ушедшей в себя. Люблю.
  Есть ли в этом мире что-то настоящее? Я думал над этим, когда увидел яркий свет, багрово-красный. Для заката явно поздновато, да и какое значение теперь имеет что-то в этом мире? Вдруг я услышал знакомый запах. Так пахла типография, где печатались этикетки к злосчастному тархуну. Запах горелой книжной краски, вот что я почувствовал. Крыша многоэтажки тоже загорелась и начала плавится, обнажая под собой бумагу. Всего лишь типографскую бумагу. Офсетную. Самую дешевую. На улице горели бумажные люди. Я посмотрел на свои руки, ни грамма не удивился, увидав вместо них газетные заголовки на очень плохой и желтой бумаге. Вдруг на небе начали проступать буквы. Сначала "К", потом "О", потом "Н", потом "Е". Мне было все равно, я и так знал, что это конец.
  Я сжигал этот рассказ, потому что он был без картинок, и потому что я был плохим писателем. К тому же прожженным циником, не верящим в настоящую любовь. Или все же верящим? Я посмотрел на ночное небо надо мной. Увидел яркий свет, багрово-красный. Для заката было несколько поздновато..
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"