Петри Ята : другие произведения.

Сделать выбор...

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Маленькая повесть о сложном Выборе. "Ты мой брат и я умру за тебя"- так было раньше. Но что делать, если твой брат превратился чудовище, а ты подписал контракт найти и уничтожить его, просто потому, что у тебя такая работа- убить кровососа. ЗЫ - исправила старый рассказ.

  
  МАКС
   Плеснуть немного в бокал. Прогреть в ладонях и залпом выпить. Подойти к окну, посмотреть на город, раскинувшийся далеко внизу. Прислониться горячим лбом к стеклу. Так, чтоб хоть на пару секунд отключиться и не думать. Не думать о том, что многих вещей уже не возможно исправить. Как там говориться- нельзя дважды войти в одну и ту же воду? Я помню это поговорку. Я всегда думал, что если очень быстро бежать по течению, то можно успеть за исчезающей водой и еще раз окунуться в прошлое. Но сейчас...
   В соседней комнате, напичканный транквилизаторами и успокоительным лежит тот, кого я еще совсем недавно я считал своим братом. Который был мне как брат, как друг, как самый близкий человек в этом городе. Ради него еще совсем недавно я мог умереть, даже не задумываясь. Ради его спокойствия, его жизни, его веры я мог сделать все что угодно. И что....Что я получил в замен? Чудовище? Монстра? Который сейчас - кто угодно, но только не мой брат. Хотя, у него те же глаза, тот же изгиб губ, а же упрямая челка. Но он - кто угодно, только не мой брат. И мне сейчас надо принять самое трудное решение в жизни. Мне надо подумать, что делать, а, главное, как жить после того, что случится. Потому что я точно знаю- ни вычеркнуть его из памяти не получится, ни оправдаться правильностью выбора перед разрывающей душу совестью.
   Я вколол ему такую дозу наркотика, от которой другой бы давно уже отправился в мир иной. Но...У кровососов очень замедленный обмен веществ и вся доза для него не больше чем таблетка веронала. Он просто спит. А я....периодически заходя в комнату, поправляя его любимый клетчатый плед, смотря на такое знакомое и безмятежное сейчас лицо, думаю насколько это трудно загнать кол в сердце тому, кого вырастил, тому, кого любишь больше своей жизни. И тем не менее- я понимаю, что я должен сделать. И, наверное, так и случится. Во всяком случае- мне надо принять хоть какое-то решение до полуночи- потому что после даже снотворное не удержит монстра который поселился в теле моего брата. А я не хочу чтобы он стал чудовищем снова. Я хочу запомнить его таким, каким знал большую часть своей жизни.
   Посоветоваться не с кем. Я один принимаю решения. Так было и так будет. И лишь на мне ответственность. Проблема вся в том, что я не понимаю что мне делать после того как это случится. Жить дальше? Спокойно и без сожаления, с чистой совестью человека хорошо выполнившего свою работу? У отца наверное это бы получилось. Но я -не он и я никогда не был таким, как он. Для меня намного важнее всегда были не долг и справедливость, а мир и спокойствие в нашей маленькой слишком неустроенной жизни.
   Бутылка виски почти пуста. Я знаю что допью огненную жидкость, грохну об пол стакан и пойду выполнять свое дело. А вот что будет после...Я подумаю об этом завтра...если завтра наступит .
   Сколько мне было? Десять? Может чуть меньше. Мы никогда не праздновали дни рождения. Отец, слишком суровый , немногословный, скупой на эмоции и жесты человек, не понимал ненужной и сентиментальной суеты по столь странному событию. Он говорил, что слишком глупо праздновать то, что уже случилось много лет назад и отмечать надо только то, что имеет отношение к настоящему. В доме никогда не было гостей. Не было сладких пирогов со свечами и подарков завернутых в блестящую бумагу. Все, что дарил отец было важным и нужным для дела. Он не понимал беспричинной траты денег на игрушки или никому ненужные сказки. Он дарил то, что могло помочь выжить, помочь сделать Большое Дело. Хороший ноут, набор метательных ножей, колода меченых игральных карт, налобный фонарь, компас, первое оружие.
  Я принимал подарки, говорил спасибо, а сам, сам часами простаивал у витрины игрушечного магазина, наблюдая за яркими и такими бесполезными самолетиками, паровозами, машинками. Многое хотелось иметь, а не только важные вещи. Еще что-то, с чем можно просто играть, не думая о том, что эта игрушка однажды спасет жизнь.
  Я скучал по тихим семейным вечерам с дедом и бабушкой в маленьком уютном доме на краю маленького и уютного городка. Я помнил и бабушкины пироги, и гостей приходящих в дом на праздник, и обыкновенные разговоры про обычную понятную жизнь. Мне слишком этого не хватало. Но никогда я бы не сказал отцу, что я скучаю о прошлом. Потому что понимал- все, что он делает , то как мы живем и то, что происходит- это отголоски его работы, его мира, его образа жизни. Потому что мой отец был героем. Он спасал множество других жизней, помогал множеству других людей, жертвуя тишиной и покоем. Я понимал его. И не хотел доставлять особого беспокойства. Я всегда старался слушаться его и не перечить , потому что знал, что у него хотя бы дома должен был быть обеспечен твердый тыл. Что он хотя бы дома, после своей странной войны мог побыть немного не героем и воином, а просто отцом.
   Мне было почти десять. Отец первый раз взял меня с собой на работу. Он хотел что бы я понял чем именно он занимается, и что именно ему приходится делать почти каждый день. И я увидел и понял все. Правда, после этого пол года мне снились кошмары по ночам, но по крайней мере я в тот раз получил на память две вещи- первое это было понятие грязной охоты, а второе. У меня появился брат.
   Нет. Надо начать чуть раньше. С того самого серого пасмурного осеннего дня когда на пороге дома у деда с бабушкой появился высокий еще не старый плечистый мужчина, который зайдя в комнату, ступая по чистым половикам грязными армейскими ботинками на рифленой подошве, сказал что он мой отец.
   В отца я не верил. Мама как то не особо любила рассказывать о нем. На стене в спальне висела большая фотография с их свадьбы. Я глядя на темноволосого светлоглазого незнакомца с широкой белозубой улыбкой совсем не понимал что именно он может быть моим отцом. Мне это было не важно. У меня была моя семья, в которой меня любили и понимали, а то, что где-то там далеко-далеко живет человек, который как-то был причастен к моему рождению, меня совершенно не волновало.
   Пока не умерла мама. Пока с дедом не стало совсем худо. А бабушка просто не могла больше ухаживать и за беспомощным стариком и за мной. У нее почти не осталось никаких сил. И именно тогда в доме появился странный немногословный человек, который совершенно не походил на молодого незнакомца с фотографии. У него не было темного пиджака и галстука бабочки, он не улыбался, у него не было черных смоляных кудрей. Короткая армейская стрижка, волосы с проседью, сведенные к переносице широкие брови. Только глаза были такие как на фотографии - светлые, с чуть заметными искорками. Но в них отражалась не радость, а какая-то слишком большая тревога и усталость.
   Он не разуваясь не раздеваясь просто позвал меня, посмотрел, попытался улыбнутся- видно что ему было слишком непривычно улыбаться и положив тяжелую руку мне на плече прижал к себе.
  - Почему Алина ничего не сказала- спросил он у бабушки чуть позже. Но бабушка молчала. Она не хотела говорить с незнакомцем. Она собрала мои вещи, упаковала в небольшую дорожную сумку и перекрестив на прощание, поцеловав меня в висок сказала только одно:
  - он твой отец. И тебе с ним будет лучше.
  Я долго не мог простить бабушку. До тех пор пока не понял, что именно за человек мой отец. Пока не понял, что ради меня он готов на все, что он сделает возможное и не возможное, даже если это будет касаться его жизни и безопасности. И тогда я понял, что бабушка была права. Он действительно мог дать мне намного больше чем они.
   Когда я ушел с отцом мне было семь.
  И он слишком долго не рассказывал мне правды. До тех пор пока я сам не попросил, не настоял не заставил его это сделать. Потому что я устал волноваться, устал ждать, устал быть в полном неведении. Мне надо было быть рядом и знать, что я тоже, в случае чего, смогу ему помочь. Потому что он был моим отцом. И у меня не было никого ближе, никого роднее, никого важнее.
   Он долго думал. А после рассказал всю правду. Не жалея. Не делая поблажку на возраст. И спросил готов ли я принять такую жизнь и такую работу.
   Мне было 10. Я был взрослым. И я был готов. По крайней мере мне так казалось. И я не был обузой. Я стал полноценным помощником. Потому что проще использовать приманку для кровососов, чем безрассудно и бездумно рыскать по городу в поисках нападений и их жертв. Я был очень хорошей приманкой. Я хорошо научился играть свою роль. Мне просто не нужно было бояться. Потому что я всегда знал- отец рядом и он защитит меня. И я не боялся.
  Вик появился случайно.
  Отец долго выслеживал главу клана, он хотел найти логово и за один раз покончить с целым выводком тварей. Так и получилось. Но в темном подвале, кроме четырех кровососов обнаружился маленький, бледный, почти выпитый мальчишка с огромными рваными ранами от присосок на шее. Он был еще жив. Он не помнил, ни кто он такой, ни как оказался в логове. Помнил только боль от прикосновений кровососов и слабость. Почему кровососы просто не съели мальчишку, не знал даже отец. Они с ним словно играли, растягивая непонятное странное удовольствие, давая ранам на шее чуть подзажить, и снова тянули из него не только кровь, но и всю жизненную силу. Они бы просто высушили его, не обнаружь отец логово во время.
   Мальчика взяли с собой. Куда его девать отец не знал. В обычной больнице ему бы не помогли. Слишком долго он был игрушкой у тварей. Десертом- как сказал отец. И для того чтобы мальчик встал на ноги и поправился надо было не только обычное вмешательство медицины, но и сложная процедура очищения крови от яда кровососов. А кроме отца этого бы не сделал никто. Он единственный специалист по тварям в городе.
  Неделю отец провел почти безвылазно у его постели, готовя сложные отвары и пуская временами испорченную кровь, которая сначала была просто черной и только на шестой день стала походить на обыкновенную человеческую.
  Я наблюдал за всем лечением. Я старался помочь. Я готовил еду, приносил горячий чай и делал бутерброды для отца. Я кормил из ложечки специальным варевом мальчишку. И, когда он кричал от страха и боли, я был рядом и просто держал его за руку.
   И по этому, когда ребенок поправился и отец, глядя на него спросил у меня что делать дальше, я сказал, что он останется у нас в доме. Если, конечно, родители не найдутся.
  Отец долго думал. Он говорил мне, что ребенок не щенок или котенок, которого в случае чего можно выставить за двери, что при нашей работе и нашей жизни ему будет трудно, что я буду ревновать, что я должен буду считать его братом и что я обязан буду всю жизнь заботиться и поддерживать его. Потому что, либо мы принимаем его в нашу семью, либо лучше сейчас пока не поздно отдать его в ближайший приют и, пусть, государство само разбирается с ним.
   Но...Я помнил, как он лежал свернувшись клубочком там в подвале, я помнил, как он плакал пытаясь побороть жар и лихорадку, как он вцепившись в мою руку не хотел отпускать меня, потому что ему было страшно, а я был единственный кто прогонял от него злобных монстров и защищал его от ночных кошмаров. И я знал, что смогу стать для него братом. И я никогда не буду обижаться, злится и ревновать. И я никогда не скажу ему что он чужой. Потому что это я тоже спас его из того страшного логова и на мне точно так же лежит ответственность за его жизнь.
  
  ВИК
  ***
   Я слышу, как он заходит в комнату, я закрываю глаза, чтобы он не догадался, что я все знаю и все чувствую. Я ощущаю прикосновения его рук, когда он пытается поправить плед, укрывающий мои плечи. Он думает, что мне может быть холодно. Он заботится обо мне. Он привык это делать. А я привык принимать его заботу. Я привык знать, что он все время находится рядом. И сейчас я тяну до последнего. Жду, чем же закончится этот длинный день и начнется ночь. Мое время.
   Я давным-давно мог бы убить его одним прикосновением руки. Во мне сейчас слишком много силы, он даже не представляет на сколько. Я мог бы развязать путы сдерживающие меня, и давным-давно обрести свободу, но...я хочу что бы он думал, что он может управлять ситуацией. Что он контролирует процесс. Что я сейчас связан и беспомощен. Я слышу его беспокойные шаги за тонкой стекой между комнатами. У меня стал слишком острый слух. Я даже слышу, как бьется его сердце, как он дышит, шумно втягивая воздух. Я мог бы уйти из этой квартиры на темные улицы в мой теперешний дом. Но я не могу бросить его. Когда он подходи ближе, я слышу его запах, вижу из под полуприкрытых век пульсирующую тонкую прожилку у виска и сдерживаю себя с огромной силой. Я не хочу причинять ему боль. Я жду, какой выбор сделает он. Но в любом случае, я хочу дать ему право закончить этот день, как решит он. Даже если финалом будет отточенный кол в сердце. Я слышал запах свежего дерева. Я представил, как он сидя на кровати заученными слишком много раз повторяемыми движениями вырезал кол. Он делал так много раз. Я и сам в прошлом помогал ему, я точно так же умею готовить оружие против монстров. Это он меня научил. Он меня научил многому - практически всему. Кроме одного. Он так и не объяснил мне - как бороться с монстрами, если ты сам стал чудовищем.
   Сколько мне было- десять? Может чуть больше. Мы никогда не отмечали дни рождения. Отец не понимал, зачем устраивать кутерьму из ничего. А мне собственно было все равно. И только Макс он почему-то думал, что для меня это имеет значение. И, в тайне от отца, когда тот уже спал в дальней комнате, под вечно работающий телевизор, приносил мне купленный на непонятно какие деньги маленький бисквитный торт, торжественно зажигал свечку и предоставлял право загадать желание. Я дул на свечу, делал глубокомысленное лицо и ...Я не знал о чем мечтать и какое загадывать желание - у меня было все, что я хотел. Но для него...для него я делал вид что загадал самое сокровенное. Тогда он улыбался, словно я загадал не для себя, а для него.
  Сколько мне было, пусть десять. Я знал, что отец и Макс слишком часто уходя на работу. Я научился ждать их и никогда не волновался. Я знал что пока они вместе с ними ничего не случится. На охоту они меня не брали. Это Макс настоял. Он поставил отцу условие, что приманкой будет только он и отец никогда не отправит меня на ночные улицы выискивать кровососов. Отец не возражал. Он по своему любил меня, но ...я был слишком слабый в о время, слишком беспомощный. Я наверное мог бы быть хорошей приманкой, но кроме этого я не мог делать ничего в отличии от Макса.
   Я не спорил и не возражал. Я привык их ждать и привык заботится о доме. По этому, когда отец приволок Макса, с разодранным боком, истекающего кровью, я не понимал что происходит. Я был рядом. Я смотрел в темные расширенные от боли зрачки Макса и думал только о том, что это все страшный кошмар. Просто мой сон. А он заметив мой испуг вместо того чтобы кричать когда отец штопал бок по живому пытался мне улыбнуться и все повторял как заведенный- это не страшно Вик. Все хорошо, Вик, все нормально. Он думал только о том, что бы я не испугался, что бы мне не было страшно.
   Мне не нравилось мое имя. Имя было из прошлой жизни. Из того времени когда я не знал ни отца ни Макса. Когда я где-то и как-то жил, но сейчас ничего не мог вспомнить об этом. Только имя. И голос женщины произносившие его- тихо и ласково. Мне не нравилось такое имя. Он все время заставляло делать попытки вернуться в закрытое прошлое. А мне почему-то слишком не хотелось это делать. Мне хотелось жить в настоящем. С отцом и Максом.
  Но Макс сказал, что Виктор это очень хорошее имя. Оно означает - Победитель. А значит - всегда в жизни во всех схватках и войнах я буду выигрывать. И я поверил ему. Может, не стоило ему тогда говорить об этом. Может, мне не стоило ему верить. Но это же был Макс. Мой брат. Я не мог ему не верить? Он всегда говорил правду. По крайней мере - мне. И что из этого вышло?
   Часто вечером Макс взяв с собой одеяло, бутылку пепси и пару бутербродов через потайной ход водил меня на крышу нашей многоэтажки. Просто под звезды. Он расстилал одеяло мы устраивались поудобнее и он, показывая на созвездия, придумывал смешные истории. Мы смотрели на звезды, дурачились, чокаясь пластиковыми стаканчиками подражая отцовским друзьям, пили за удачное дело, пускали с крыши самолетики, сделанные Максом из листков его школьного дневника, и думали о том, что однажды сможем уехать далеко-далеко и посмотреть на самые отдаленные уголки мира. Если отец, конечно, разрешит.
   Отец был слишком серьезный, скупым на жесты и слова. Он был слишком требовательным, слишком осторожный, слишком рассудительным. Он и от нас ждал точно такого же поведения. Его можно было понять- у него была очень ответственная и важная работа. Он не имел права на ошибку. По этому, он должен был сразу делать все с запасом прочности. Но мы этого не понимали. И часто нарушали его запреты. И всегда если правда становилась известна отцу и наказание было неизбежным, Макс говорил что он во всем виновен, потому что он во первых старше, во вторых умнее, а в третьих это он за меня отвечает. А я очень долго верил в это. До тех пор пока не понял, что каждый обязан отвечать за свои поступки.
  Сколько ему было, когда отец не вернулся с работы - 19? Мы ждали несколько суток, а после позвонил один из его друзей и сказал, что он может передать нам только документы отца. Что все уже закончено. И не имело смысла смотреть на то, что осталось от тела после неудачной охоты. Что на старом кладбище, появилась еще одна небольшая могила с датами рождения и смерти. И что теперь Макс отвечает за работу, как самый старший в нашей семье.
  В 19 лет взвалить на плечи такую ответственность? Я помнил, какими были первые вылазки и ночные рейды. Я помнил, как он приходил домой серым от усталости, как не спал по несколько суток, как пытался наладить нашу непростую сумбурную жизнь. Как принес первые заработанные на удачной охоте деньги. Как он пытался быть для меня всем- отцом, братом, другом и думал, что у него ничего не получается.
  Как сходил с ума о свалившейся ответственности, но ни разу -ни словом ни жестом -не упрекнул меня в том, что я не могу ему быть полезен.
   Как он был против того чтобы я вышел вместе с ним на темные улицы. Вплоть до ультиматума. Как говорил мне, что вся кровь и грязь это его обязанность и его долг. Что у меня будет другая жизнь. Но...У меня перед глазами был слишком хороший пример. Я тоже поставил ультиматум, сказав, что если не с ним, то я уйду в ночь на свой собственный поиск. И он испугался.
  
  МАКС
  
   А время неуклонно приближается к полуночи. Если бы мог, я бы отдал все что угодно, только чтобы никогда эта полночь бы не настала. Я же просто не думал, даже в кошмарном сне не мог предположить, что моей работой будет охота на младшего брата.
   Сколько ему было - 16? Когда отец не вернулся с Работы, когда я выслушал все слова соболезнования, когда в течении суток после формальных похорон ( хоронить было нечего) не знал, что мне делать дальше. А, ведь, кроме Вика мне никто не помогал, и никто меня не понимал. Но он был такой...такой не приспособленный к жизни и к работе. Я не хотел, чтобы он выходил на улицы. Я не хотел, чтобы у него была такая Работа. Ладно - я, у меня не было выбора. Все, что я умел и знал, все, что мог делать более менее хорошо- это была лишь охота. Единственный источник дохода. Единственная возможность жить в этом городе. Чем я мог заняться, чтобы прокормить нашу семью? Мыть посуду в ближайшей закусочной? Работать по ночам на каком ни будь складе, надрываясь ради нескольких лишних монет? Зачем? Если я знал и умел делать то, за что платили достаточно хорошо. И мы могли бы жить безбедно. Тем более в заказчиках никогда не было отбоя. В этой части города. Я знал точную плату за помощь. Я брался за любое даже самое темное дело. И ...у меня начало получатся. Мне говорили, что даже лучше, чем у отца. И я понимал почему. Потому что я ничего не боялся. Я не переживал что у меня дома сидят два беспомощных пацана, у которых больше нет никого. Я был свободен. Но... хотя нет. У меня был Вик. И слишком долго почти пару месяцев после смерти отца он верил в то, что я не Работаю на улицах и не выискиваю Кровососов по заброшенным знаниям и пустырям, а занимаюсь обычным обыденным делом. Жаль, что иллюзия так быстро развеялась. Но я сам был в этом виноват. Не надо было подставляться так глупо. Не надо было надеяться на то, что противник окажется менее расторопным и более глупым. Слишком мало в жизни глупых и медленных врагов. Обычно все бывает наоборот. Надо было учитывать и этот фактор. Но что я мог учитывать в 19 лет?
   Я сам испугался. Я не думал что меня заденет когтями так сильно и глядя на разодранный руках тяжелой куртки из чертовой кожи я даже представлять себе не хотел в какое месиво превратилась рука. Правая. Кровососа я завалил. Это правда. Но я же так и остался сидеть там на мостовой не в силах даже встать. И понимая только одно, что пока в крови адреналин, пока не накрыла боль надо выбираться. Потому что если я не выйду на свет, то рискую стать слишком легкой добычей еще для одной твари, с которой я просто не справлюсь.
   Как я добрался до дома- я не знал. Как открывал дверь в квартиру -я не помнил. Очнулся только от того, что почувствовал, как меня тормошат, как пытаются стянуть остатки куртки.
   Сколько ему тогда было- 16? Я думаю, что он до сих пор помнить, как я орал на него заставляя шить такую глубокую рану, потому что сам я этого сделать не мог. Как рассказывал уже после очень спокойно, что со мной будет происходить в течении пары дней и что со мной надо делать, в то время как организм будет бороться с трупным ядом от когтей кровососа. Как он полушепотом, просил позвать хоть кого ни будь, а я не знал кого. Я никого не знал в этом городе, кроме бывших друзей отца, но моих теперешних конкурентов по работе. Как я пытался вспомнить единственный телефон, человека который мог хотя бы просто быть рядом. Как Вик пытался набрать номер дрожащими пальцами и услышав 'Абонент временно не доступен' кричал на меня, проклиная всеми известными словами и сквозь слезы добавлял, что если я сейчас умру, он мне никогда не простит. Не каждый бы справился с те, что происходило после.
   Но...Его угрозы подействовали. Я выжил. И через пару недель снова вышел на улицу. Но после того, как я задержавшись чуть дольше обычного с работы ( заглянул в местный бар и просто выпил бутылку пива- сам) Вик поставил мне ультиматум. Или он ходит со мной или...Или он это делает сам. Потому что сидеть дома и не знать что происходит там в темноте он не хотел и не мог. И я тогда, по-настоящему, испугался. Я представил Вика на работе, с отточенным колом, выслеживающим кровососа...и не выдержал. Лучше вместе, под моим присмотром. Я бы никогда не допустил, чтобы с ним случилось что-то. Потому что до сих пор в кошмарах снова и снова видел одну единственную картинку- заброшенный подвал, исчезающие, разлагающееся практически в труху трупы кровососов и маленький мальчик в углу, свернувшийся калачиком с рваными ранами на шее.
   Следов у Вика практически не осталось. Но все равно, он стеснялся белых незагорающих пятен и как только смог, сделал себе в дешевом салоне татуировку дракона с огненными языками пламени, охватывающими ключицу и шею- так чтобы ничего не напоминало о том, что было. Но мне не нравился рисунок. Дракон мне напоминал одну их тех тварей, которой удалось пробраться так близко к сонной артерии.
  ВИК
  
   Я привык принимать заботу. Я всегда думал, что так и должно быть. Я даже не представлял, что может быть по-другому. Просто потому - что не было 'по-другому'. Я не помню те времена, в которых не было отца и Макса. Для меня они были всегда.
   Но...Белые отметины на шее напоминали о чем-то давнем и страшном. О том, что я навсегда выбросил из памяти. О том о чем я не хотел думать. И не хотел никому объяснять почему. Мне было 17 когда я выхлебав из горла пол бутылки виски( боже, как же тошнило на следующий день) с дуру зашел в первый попавшийся салон тату и выбрал для себя рисунок. Я заплатил большую сумму- почти все наличные что у меня были при себе, свою долю гонорара за последнее дело. Но...Вместо белых, не смываемых ничем, не стираемых пятен - на плече и спине у меня поселился дракон. И я почувствовал себя взрослым и сильным. Словно дракон забрал весь страх и всю боль, которые хранили в себя отметины от следов кровососов.
   Макс всегда боялся мне рассказывать о том что произошло так давно. О том как я попал к ним в дом. О том как я стал для него братом. А я не спрашивал. Я не хотел узнать правду. Мне это было не надо. Я хотел думать что и Макс и отец всегда были для меня родными.
   И я поверил, что это так. Макс меня убедил. Сколько нам было. Мне- лет одиннадцать, ему четырнадцать. Да- через год после того как его первый раз поцарапал кровосос. Они с отцом долго готовились к новому делу, собирали инструменты инвентарь и оружие. А мне кроме наставлений следить за домом в их отсутствие не поручали ничего. И я разозлился.
  Я кричал, что если бы я был им родным, они бы меня взяли с собой. Что из-за того что я сирота без роду без племени ни отец не делится со мной тайнами ни Макс ничего мне не объясняет, я говорил что я им не нужен. Что только они живут семьей - я же для них никто, так подобранная игрушка с улицы. И еще много разных не сильно хороших слов. Отец долго сдерживался, а после для прекращения истерики просто закатил мне пощечину, и сказал что если б я был для него 'никто' он даже пальцем не пошевелил из-за моих психов а выставил бы за двери. А Макс... Макс поступил намного мудрее.
   Вечером перед вылазкой, позвал меня за собой на лестничную площадку и спросил шепотом, действительно я хочу быть ему настоящим братом. Я хотел. Мне надо было знать точное подтверждение, хоть и так все было понятно без слов. Тогда он рассказал о старом обычае. Для того чтоб два человека стали братьями надо было чтобы их кровь смешалась стала единой. Он достал честно взятое в займы у отца опасное лезвие и полоснув себе ладонь, так что кровь брызнула на пол и на одежду, протянул руку мне и добавил.
  - Я хочу, чтоб ты был моим кровным братом, ты согласен?
  Я взял бритву, без малейших колебаний так же распорол себе ладонь и мы скрестили руки в слишком крепком рукопожатии. Кровь бежала по ладоням, перемешивалась и падала на бетонный пол. И только после этого я понял- мы с ним действительно стали - 'одной крови'- и это было не условием, а фактом. Фактом, не требующим больше никаких доказательств.
   Он всегда заботился обо мне. Даже сейчас это делает. Даже тогда, когда он думает что я стал монстром. И сейчас, перед тем как всадить мне в сердце остро отточенный кол он думает о том, чтобы мне было максимально комфортно.
  Я мог бы его убить еще в самом начале ночи, только тогда когда первые лучи солнца дотронулись до горизонта. Но понимаю, что не смогу. Нельзя убить того кто столько раз спасал твою жизнь подставляю под удары себя. Сознательно, намеренно и слишком предсказуемо.
  Когда я понял, что больше мешаю ему, чем помогаю, когда я понял, что все новые раны на его теле, это лишь моя вина и моя заслуга - я понял, что пора уходить. Пора оставить его в покое, пора начинать жить своей жизнью, позволив ему сделать тоже самое.
  Сколько мне было, когда я предложил поделить город? Двадцать четыре. Я был достаточно взрослым, достаточно сильным, достаточно умным, чтобы жить самостоятельно. Без него и его заботы. Я понимал, что если я не уйду, у него просто может не быть будущего, потому что он сознательно, ради меня, загонял себя в большую ловушку из которого для него просто не было выхода.
  И я ушел не потому что его не любил, не потому, что не хотел чтобы он был мне братом, а потому, что хотел, чтобы мой брат жил. А он так никогда этого и не понял, затаив в сердце обиду.
   Ну и пусть...зато он смог выжить. И если все пойдет как я задумал, сможет еще долго жить спокойно и счастливо. Без войны и Работы. И плата за его тихую и мирную старость всего лишь пара секунд моей боли и моего страха. Но я потерплю. Я приготовился к любому исходу событий. Осталось просто дождаться, когда он снова войдет в комнату и немного ему помочь вогнать кол мне поглубже в сердце.
  
  МАКС
  
   Да или нет? Я даже для себя не могу ответить на этот вопрос. Потому что каким не был бы ответ все будет плохо. Выхода не существует. И оставить все как есть уже не получится. Не надо было браться за это дело изначально.
  В тот момент, когда ко мне за столик присел Серый, нарисовал на сложенной в несколько раз салфетке сумму с тремя нулями и восьмеркой и сказал что нужно убить монстра. Я скомкал салфетку. Положил в пепельницу, поджег, подождал пока догорит и, растерев пепел, кивнул головой в знак согласия. Все. Контракт был заключен. Но я не знал что этим монстром будет мой брат. Я не знал что там в заводских кварталах за рекой он давно перестал быть человеком. Что у него совершенно другая жизнь и другие цели. Что он ведет свою войну и свою охоту. И его дичью и его жертвами выступают люди. Я не знал, что он стал главой клана. Я слишком долго ничего о нем не слышал. И не хотел слышать. Я запрещал рассказывать при мне любые сплетни и слухи о нем. Я не хотел знать.
   Сколько мне было когда он пришел и сказал что город большой и он уходит туда за реку и будет охотиться сам? Двадцать семь.
  Черт побери- да я был совершенно взрослым совершенно самостоятельном. Я был сильным и независимым ни от кого. И только этот сопляк имел надо мной странную и непонятную власть. Если бы кто-то просто посмел со мной говорить таким тоном как это делал Вик он бы десять раз пожалел о сказанных словах потому что просто лишился бы языка. Я не прощал никому проступков даже менее значимых. Я наказывал просто за неверный жест или взгляд. А он. Он мог делать все что угодно и ему все сходило с рук. Он не выполнял моих приказов игнорировал предупреждения творил что хотел и поступал так как придумал он сам. А я терпел и ...Старался сгладить последствия. Я научился находить компромиссы. Я приспособился к такой жизни когда я был прав во всем но только не с ним. А он...
   А он... Взяв с собой ровно половину оружия и вещей просто оставил меня и исчез там за рекой. Растворился за долгие три года. И лишь иногда я слышал о нем. Не смотря на все запреты кое какая информация все же доходила до меня. Но никто не рискнул сказать что он стал монстром.
  Хотя. Это должны были знать. Потому что на него объявили охоту. И я был далеко не первым с кем заключили контракт. Но...Мой брат оказался слишком тяжелой добычей. И слишком хорошим специалистом. Я даже гордился им. Если бы не одно но...Я никогда не влезал в войну кланов мне было все равно что творится в городе но меня всегда волновало лишь одно - кровососы. Я не мог просить им и убийство отца и Вика и свою непонятную неприкаянную жизнь и ....их охоту и их образ жизни. Для них человек был всего лишь добычей. Развлечением. Игрушкой. Они могли выживать без ночных охот и бессмысленных жертв. Им совсем не была нужна человеческая кровь и человеческое тепло. Они могли обойтись без всего этого. Но кровососы любили играть. Они любили запах страха и адреналина. Они выбирали наиболее уязвимых- стараясь не сталкиваться с сильными. И я им не мог простить этого. Нельзя гнать по безлюдной ночной улице толпой тварей беспомощную женщину наслаждаясь впитывая из воздуха ее ужас, нельзя издеваясь над ребенком показывать ему ночных монстров, доводя до разрыва сердца только для того чтобы получить свой сладкий наркотик, что бы весело провести вечер.
   И хоть их все называли кровососами - это было не совсем верное название. Они тянули не кровь. После потери крови у человека был шанс остаться в живых. Нет. Они тянули жизненную силу, они выпивали душу, доводя сначала душу до состояния наибольшего волнения и страха. Только изредка, в каких-то непонятных случаях как с Виком, они пытались пить не страх, а боль. Я не хотел думать и представлять что мог испытывать семилетний мальчишка, с разодранной изъеденной ядом из под присосок кровососов.
  И понять не мог как этот мальчишка сам стал монстром. Как он мог делать такое же с другими. Как мог участвовать в ночном гоне, как мог сознательно пытать свои жертвы. Как он вообще стал тварью?
  
  ВИК
   Как я стал тварью? Легче всего думать что я ею и был. Просто слишком хорошо скрывал. Но....там на темных улицах, то что дремало у меня внутри, все выплеснулось наружу. Когда я впервые почувствовал силу? Может после того как долго, слишком долго и упорно выслеживал кровососа, убившего целую семью. Может после того как я всадив кол в его сердце заглянул в его большие такие слишком человеческие глаза и понял что по сути они ничем не отличаются от людей. Может только тем что сильнее, ловчее, быстрее и в момент охоты могут менять слишком уязвимое человеческое тело на серую субстанцию с пульсирующим сердцем и множеством щупальцев и когтей.
   Их называли трансмутантами. Их называли кровососами. Их называли тварями. Но каждый из них был когда-то человеком.
   Я посмотрел в глаза старому кровососу и увидел в них не страх и боль в момент смерти, а отблески вечного покоя. Он не боялся умирать. Он хотел умереть. И я подумал, если они не боятся смерти, может и мне стоит попробовать как это иметь силу превышающую обычную в несколько раз, иметь зрение позволяющее видеть даже в кромешной темноте, иметь слух позволяющий слышать на огромные расстояния. И я тогда подумал что можно иметь все это и не быть монстром. Быть сильнее и оставаться человеком, выполняющим свою работу. Охотником со сверх способностями.
  Я не знал что убить дракона невозможно не превратившись в дракона. Я думал у меня получится сохранить тонкое равновесие. Я думал, я смогу стать другим. Я смогу стать полезным. И смогу вернутся к Максу не обузой, а оружием. Я смогу быть ему ровней, помощником. Я смогу сам обеспечить заботу, а не только принимать ее со стороны Макса.
   Но я не думал что выйдет вот так. Я не думал, что однажды попробовав сладкий наркотик в виде человеческой испуганной, доведенной до отчаянья души, я не смогу остановиться. Я сам испугался когда пришел в себя над телом ни в чем не виновного человека, из которого я выпил всю жизнь. И я понял что теперь я никогда не вернусь назад. И никогда не смогу быть рядом с братом. Что в том момент когда я захотел стать неуязвимым, я навсегда закрыл себе путь домой. Макс бы никогда не простил. Все что угодно, но не это. Любую ошибку, даже предательство. Но не это.
  
  МАКС
  
   Их называли трансмутантами. Но по какой-то старой аналогии с древними легендами и сказаниями стали называть кровососами. Их временем была ночь. Их пространством темные улицы и дворы. Вся проблема была в том что с первыми лучами солнца они могли снова становиться обычными людьми такими же как все. И только в сумерках превращались в быстрых безжалостных тварей.
  Почему? зачем ? Каким мотивом можно было оправдать что то люди сами добровольно превращались в монстров? Только адреналином, только жаждой получить новые неизведанные ранее удовольствия, только желанием быть выше толпы выше людей.
   Я не знал времен когда в городе не было кровососов. Может быть лет 40 назад или 50. Во всяком случае у отца появилась Работа за долго до моего рождения. Говорили что первые кровососы появились тогда когда взорвалась Большая северная лаборатория и город накрыло волной не известного инертного газа. Но толком никто ничего не знал. В Городе разрасталась паника. Официальные власти молчали словно не было никакой опасности. Но может для них действительно не было опасности. Кровососы никогда не нападали на защищенных и сильных. У них всегда были другие жертвы. И жертвы эти были как правило женщины, дети и старики из бедных районов, из тех мест где не было ни явной защиты властей ни даже помощи от полиции . Из тех районов где с приходом ночи на улицах начинался хаос и безвластие. Где патрульные машины появлялись только в особо страшных случаях. Где каждый как только мог, так и защищался. Всеми доступными силами.
   Так у отца появилась Работа. Контракт на зачистку местности от кровососа. Как правило кровососы жили кланами на облюбованном участке местности достаточно долгое время. Они устраивали себе логово, место в котором держали жертвы и могли пережидать день в сумеречном обличии не превращаясь в человека. Чем старше были кровососы, тем реже им требовалось менять облик. Они привыкали жить в виде сумеречной субстанции, но и убить их становилось все сложнее. Только отточенным колом в пульсирующий сгусток энергии условно считаемый 'сердцем'. Кол обязательно должен был быть деревянным. Причем не имело значения из какого дерева. Отец когда-то убил молодого кровососа хорошо заточенным карандашом.
   Но раньше - все было проще. Все честнее. И никогда за все время для меня не было вопроса убить кровососа или ...
   Они были почти как люди. Днем практически не возможно было отличить их среди толпы. Они этим пользовались, заводя романы, знакомясь на улицах, примечая в идущих со школы ребятишках тех, кто с наступлением сумерек мог быть для них пищей. И хоть родители строго настрого запрещали заговаривать с незнакомцами, и хоть суровые отцы пытались уследить за слишком романтически настроенными девушками, ничто не могло помешать Кровососу выманить жертву на которой он уже поставил свое клеймо.
   Твари просто звали в ночи. И этот зов, заставлял выходить из домов тех, кому не повезло, кто встретился на пути кровососа днем.
   Неужели и Вик так же мог совершенно спокойно днем прогуливаясь по паркам и аллеям Старых кварталов ставить клейма на совершенно случайных людях. Неужели он мог точно так же ночью включив зов на полную силу ждать когда безропотная жертва сама подойдет к нему и подставить шею под обнажившиеся присоски. Неужели он мог гнать случайно оказавшихся в его поде зрения людей и превратившись в монстра вспоров когтями яремную вену пить жизнь?
   Я не верил в этом. Кто угодно но только не Вик. Не мог человек который почти семь лет спасал чужие жизни сам стать чудовищем. Не мог мальчик, который сам узнал в детстве что такое ночные кошмары наяву, творить такие же кошмары с другими детьми. Просто не мог. Я не верил в это.
   Я хотел знать правду. И в то же время. Мне не нужна была эта правду.
  Как было просто раньше. Ты мой брат. И я умру за тебя. Все достаточно просто и понятно. Но сейчас. Ты мой брат, ты стал чудовищем и мне придется тебя убить, чтобы ты так и остался для меня братом.
   Часы в комнате показывают без десяти минут полночь.
  Взвешены все за и против. И ответ найден. Остается пройти лишь пару шагов. Открыть дверь. Посмотреть на такое до боли знакомое лицо. Попросить прощения. И просто сделать свою работу.
  
  ВИК
   До полуночи остается всего 10 минут. Я знаю Макса. Вот он сейчас сидит на полузастеленной постели. Он слегка выпил. Но только для того чтобы унять дрожь в руках. Пальцами правой руки он трет белую нитку шрама на лбу под волосами. Он пытается взвесить все за и против. И понимает, что выбора у него нет. И я знаю каким будет его решение. Он же мой брат. Старший. Человек на которого я всегда хотел быть похожим. Человек, который стал для меня всем. Целым миром. Он всегда говорил ' я твой брат и я умру за тебя'
   Но мне не нужен был такой мир. Мне не нужна была его смерть. Я хотел, чтобы он жил. Я не думал, что все зайдет так далеко.
  Я хотел остановиться. Честно. Я пробовал бороться с тем, кто поселился у меня внутри. Но этот голод, эту жажду ничем невозможно было унять. Только новым всплеском адреналина, только новыми каплями света, выступающими на холодной коже гонимой в ночи добычи. Я был слишком хорошим охотником и стал слишком опасной тварью.
  Почему я ничего не делаю и жду когда откроется дверь и он зайдет в комнату с колом в руке? Потому что я сам понял, что уже не остановлюсь. Что я перестал быть человеком. Что я окончательно превратился в чудовище. В такое же как я видел в детстве в маленьком темном загаженном подвале, когда старый монстр пил мою кровь и мою жизнь. И я ничем сейчас не отличаюсь от него.
   Если бы мне кто-то сказал кем я стану- я бы не поверил. Это была не моя судьба. Это был бы самый страшный кошмар. Но я сам сделал свой выбор. Тогда. А сейчас? У меня просто нет выбора. 10 дней назад я убил женщину, которая родила от ребенка. И можно найти сотню оправданий тому, что случилось, но я знал только одно. Ночь уже полностью контролирует мои мысли и поступки. И я не отдаю себе отчета в том, что совершаю, когда превращаюсь в зверя. Я перестал быть Виком. Я стал темный драконом, который когда-то давно поселился на теле. Я его приручил, выкормил и отдал собственную душу.
   Спасти уже ничего нельзя. Остается только одно. Подождать. Всего лишь 10 минут. И больше не будет боли и отчаянья, не будет мук совести и раскаяния. Больше не будет твари, которая съела мою жизнь.
  
  МАКС
  ***
   Полночь. Стрелки часов встретились. Я открываю дверь. Я стараюсь двигаться почти бесшумно. Я не хочу пугать его. Пусть все будет быстро. Он заслужил хотя бы этого. К чему напрасный страх и ожидание боли.
   Я захожу в комнату и вижу что он не спит. Его глаза открыты. Зрачки уже начали превращаться в тонкие вертикальные полоски- значит процесс трансмутации идет полным ходом. Мне надо быть чуть более расторопным. Я должен успеть. Мне нужно поймать момент, когда его тело почти станет серой бесформенной массой и я увижу алый пульсирующий сгусток. Только тогда. Иначе я не смогу добраться до его сердца.
   Он смотрит на меня. Я замечаю, что во взгляде нет ни малейшего признака того, что он до сих пор под воздействием наркотиков. Он слишком плохо всегда умел притворяться. Я всегда знал когда он пытается меня обмануть. И не понимаю- зачем он сейчас делает это.
   Я делаю два шага к дивану. Брат чуть приподнимается на локте над постелью. Я замечаю, что стальные наручники больше не сдерживают его движений. Но он не делает даже попыток сопротивляться. Почему? Он в такой стадии трансформации, когда он может одним движением убить меня. И боюсь, что у него это может получиться. Я вижу, как светится серая пелена вокруг изменяющегося тела.
   Но он не делает ничего. Он ждет. Я подхожу к нему вплотную. Сажусь рядом. Обнимаю его за плечи. Я жду. Пусть он попробует напасть - так будет легче. Но он не двигается. Я чувствую как он дышит, как дрожит всем телом, стараясь сдержать трансмутацию. Я понимаю что это не реально. И мне хочется ускорить процесс. Потому что я больше не могу ждать. Я и так слишком долго шел к нему.
  - Прости- говорю я наклоняясь как можно ближе. Я смотрю в его глаза сейчас стремительно меняющие цвет и превращающиеся из синих в темно ореховые глаза кошки. Он не мигая смотрит на меня и пытается улыбнуться в ответ.
  - Я понимаю- почти хрипит он. - Только быстрее. Так трудно ждать.
  - Осталось чуть-чуть, - говорю я тихо.
  Но знаю что он меня слышит. И в тот момент, когда его тело становится почти не весомым и ярко красный сгусток начинает пульсировать, как живое человеческое сердце, я со всей решимостью всаживаю в него... ампулу с 'ведьмовым варевом'.
  В первую секунду он даже закрывает глаза, готовясь к неизбежному. Но после...Варево начинает проникать в тело, разливаясь по всей субстанции - обжигая, раня, разъедая сгустки серой пелены.
  - Что это?!!- кричит он на пределе возможностей. Я прижимаю его сильнее к себе. Я не даю ему вырваться. Меня не пугают ни появляющиеся когти ни присоски. Пусть...Шрамы украшают мужчину. Это не страшно...Две три распоротые раны слишком легкая цена за то, что будет происходить дальше.
  - Отрава- говорю я- Отрава для кровососа. Но не для человека. Если в тебе еще что-то осталось от человека - это поможет. Надо потерпеть...
   Еще один удар, еще одна царапина. Мои руки превращаются в кровавое месиво. Но я все равно держу его и смотрю как с него сползают куски серой несформировавшейся окончательно плоти..
  Он кричит. Ему слишком больно. Так больно как не было никогда раньше, так больно как если бы его живого варили в раскаленном масле, так больно как если бы с него снимали кожу, так больно если бы его облили кислотой. Он кричит, надрывая связки, а после уже не в силах кричать просто хрипит. Но я его держу. Я не отпускаю его. Я продолжаю его адову пытку. Убить было проще, убить было бы легче. Убить было бы милосерднее. И я не думаю что он если придет в себя и процесс обратной трансмутации закончится тем, что он снова станет человеком во плоти, простит мне все это. Потому что нельзя родного человека подвергать такой пытке, нельзя сознательно делать то, что я сейчас творю с ним в этой комнате. Такое не прощают. Но... Он мой брат, я готов умереть за него, но я не позволю кому бы то не было забрать его у меня. Пусть после он снова уйдет и никогда не посмотрит в мою сторону, пусть после он будет проклинать мое имя и забудет что он когда-то знал меня, но я не могу допустить чтобы мой брат умер вот так. Потому что даже если бы я убил монстра, в моем сердце жила бы память о нем как о человеке ,которого я просто не смог спасти. Не попытался.
   Я знаю сколько будет продолжаться эта пытка. До рассвета . Долгих пять часов. Я знаю, что пока не взойдет солнце - не будет ни малейшей определенности получилось ли у меня что-то из того, что я задумал. Я знаю, что мне придется колоть ему еще одну дозу лекарства. Я знаю, что поступаю сейчас как кровосос, как монстр, потому что растягиваю эту пытку и позволяю Вику страдать. Но...
  Кто же еще, если не я? Кто бы смог сделать такое? Кто бы это вынес? Кто бы сознательно смог вколоть 'ведьмино зелье' - состав разъедающий любую Неоорганику под кожу младшему брату, даже не будучи уверенным в исцелении?
   Только человек, который слишком сильно любит.
   Любовь это не только милосердие и сострадание. Иногда любовь это большая боль чем может вынести кто либо. Любовь - это долг. Это обязанность. Это работа. Работа быть всегда рядом, до последнего вздоха и хрипа. Любовь - это вера. Без условий, без вопросов без предположения без сожаления. Как аксиома.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"