Алан Эббот : другие произведения.

Удар выше пояса

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
  • Аннотация:
    Роман написан ещё в 1989 в форме фарса, во времена окончания 1-ой Мировой Холодной войны, но теперь начинает приобретать НОВУЮ актуальность.

АЛАН Э. ЭББОТ

УДАР ВЫШЕ ПОЯСА

/ ШПИОНСКИЕ ХРОНИКИ /

ФАРС

Вашингтон-Москва, 1990

Всех действующих лиц, названия Ведомств, Стран

и Континентов, а также упоминания о них

ниже, мне бы хотелось считать вымыслом.

Все совпадения с реальностью -

нелепейшая случайность.

Автор.

СОДЕРЖАНИЕ

  
  
  
  
  
  
  

Предисловие к первому русскому изданию

  
   Каждый раз, сталкиваясь с произведениями, сюжет которых так или иначе связан с работой органов разведки, неизменно соприкасаешься с одним и тем же стереотипом, когда "нашим агентам" противостоят "их шпионы". Тем более ощущается разница, когда за перо берется человек далекий от всего этого, а иногда и просто несведущий. Причем, относится это как к мировой , так и к советской литературе в равной мере. И всегда показные достоинства "наших" перевешивают аляповатые, неуклюжие недостатки "их". К cожалению, идеологическая подоплека произведений неизменно губит даже самый гармоничный сюжет.
   Наиболее ярко это выражено в литературе эпохи тоталитарно-демократических режимов. В 30-70-х годах, а зачастую и в 80-е годы подобные "опусы" служили лишь суппортом проникновению очередной дозы идеологических инъекций в мозг индивидуума, отодвигая на второй план историческую правду, а также самобытность многих авторов, допущенных к конъюнктурной кормушке.
   Все это, разумеется, лишь пагубно повлияло на взаимоотношения держав. Диссонанс между Востоком и Западом держится вовсе не на кичливых лозунгах правящих партий, а на настроениях абсолютного большинства населения страны, воспитываемого, в частности и, на подобной беллетристике.
   На этом фоне отрадно видеть зарождение новой волны "шпионских" романов, лишенных фарфоровых манекенов, напротив, наполненных людьми со всем их человеческим. Одним из наиболее удачных, с моей точки зрения, произведений последнего времени явились шпионские хроники "Удар выше пояса" мало известного американского литератора Алана Эббота. В этом романе нет героев и врагов, дураков и негодяев, нет ничего неодушевленного. Здесь можно и посмеяться над нелепостью очередной шпионской акции (неважно КГБ-ли, ЦРУ), поразмыслить над краткими и так искусно-строгими политическими экскурсами, вздохнуть над сценами очаровательной феерической любви и просто облегченно вздохнуть, убедившись, что Вам на голову не выльют еще один ушат "вражьей крови", не оглушат щелканьем каблуков всегда подтянутых, выбритых до синевы и положительных лейтенантов "нашей" разведки, и не заставят Вас снова думать: за что же они т а к хотят нас уничтожить?
   Читая этот роман можно наконец-то отдохнуть, наконец-то сбросить с себя тяжелый айсберг холодной войны, участником которой когда-то был и сам автор. Я не случайно выше упомянул о тех, кто берется писать о совершенно неведомых ему вещах.
   К Эбботу это не относится ни в коей мере. Выходец из Кентукки, Алан, отслужив три года в десантном корпусе быстрого реагирования США, подписал контракт на работу с ЦРУ. По роду службы ему пришлось собственными глазами повидать и Вьетнам, и Южную Африку, и Россию. У него установились довольно близкие отношения с Михаилом Орловым, который будучи еще Майклом Суотером, помог Алану взглянуть на русских не как на потенциальных противников.
   Переоценка своих убеждений далась Алану нелегко. Однако в 1983 году он изыскал возможность окончательно порвать с работой разведчика. Накопленный опыт довольно скоро отразился в первых произведениях Эббота: "Сайгон-68" (1983), "Мой брат- Моджахед", (1984), "По ту сторону Рубикона" (1985), "Мраморный Пух" (1987), увидевших свет в издательстве Ассошиэйтед Пресс. В 1988 году Алан снова побывал в России, но на этот раз уже как турист. И появившийся вслед за этим роман - в какой-то мере самоочищение, попытка изо всех сил крикнуть: "Да все мы одинаковы!", желание не противопоставить, а поставить рядом. Все герои романа объединены одним - непричинением вреда своему противнику. Алан Эббот взял на себя трудную миссию миротворчества. И, по-моему, задуманное ему удалось. Ведь лучший способ уйти от каких-либо неприятных забот к примирению - это рассмеяться. Так давайте смеяться. Смех - это мир, это жизнь.
  

Эдди Чаттер.

  

Признания

/Автор о первом русском издании/

  
   ...Когда компания "Printess Hall International" в лице многоуважаемого Дэвида Портера предложила мне начать книгу этим вступлением, я, честно говоря, некоторое время колебался - писать самому о своей продукции никогда не являлось легкой работой. Но все взвесив, я все-таки попытался, насколько это возможно, ответить предъявленным мне требованиям, или, как говорят у русских "убить двух зайцев": выполнить желания моих Спонсоров и исполнить профессиональный долг Писателя.
   ...Итак, мой роман "Удар выше пояса" не был задуман задолго до его написания, и не явился плодом длительных творческих исканий, как, например, произошло с моим, наверное известным Вам политическим памфлетом "Мраморный Пух". Как это не удивительно, но первые несколько страниц буквально промелькнули у меня перед глазами, едва только старенький "Боинг" оторвался от бетонной полосы Индианаполиса и лег курсом на Нью-Йорк, куда я летел поправлять здоровье, подпорченное еще двадцать лет назад вьетнамским рисом, русским оптимизмом и женщинами.
   Эдди Чаттер, автор предисловия к моему роману, наверное слишком высоко "поднял карабин", наградив меня "трудной миссией миротворчества". Да, безусловно, весь американский народ, а значит и любой его представитель, никогда первым не становился на извилистую тропу войны и конфронтаций. Но все же "миссией миротворчества" свой роман я бы называть не стал. С одной стороны, мистер Чаттер, набивший руку на рецензиях к таким нашумевшим боевикам, как "Красная жара" и "Рэмбо" прав - проповедование идей насилия и жестокости для меня было и остается ремеслом чуждым; с другой стороны верно и другое: рафинированный приторный мир, лишенный конкуренции и соперничества, никогда не сможет стимулировать общество к развитию.
   Бесспорно, мы, американцы, имеем на эту проблему одну из самых специфических точек зрения.
   Жанр политической сатиры, на который претендует роман, мне открывать не пришлось. Все мы прекрасно знаем американца Джима Уоррена, англичанина Элтона Мак'Кинли и русского Майкла Жванецки, которых можно по праву назвать корифеями этого жанра.
   Однако работать в нем необычайно сложно - необходимо постоянно искать то новое слово, которое сможет заинтересовать избалованного сенсациями читателя и, в то же время, в погоне за неординарностью, сохранит свою хрупкую творческую индивидуальность. Кроме того, политическая и историческая объективности диктует еще более жесткие условия.
   ... Потепление советско-американских отношений дало возможность наконец отказаться от избитой концепции "взаимных врагов", покинуть холодные бункеры и, посмотрев друг другу в лицо, улыбнуться. И то, что сейчас Вы держите в руках русский перевод романа, говорит лишь о первых победах перестройки и гласности, без которых о появлении его в СССР не пришлось бы даже мечтать.
   "Удар выше пояса" - это попытка еще раз трезво взглянуть на серьезные аспекты политической жизни, взглянуть сквозь призму нового времени, взглянуть и задуматься.
   ...Итак, "Боинг" оставлял за собой новые и новые, пропитанные отработанными газами воздушные мили, длинноногая девочка, словно сошедшая со страниц "Неккермана", навязчиво разносила пиво и гамбургеры, а я уже видел пропитанный дымом кабинет и стоящего у громадного распахнутого окна человека. Почему-то его звали Эдди Харрисон, почему-то он был американцем, почему-то он стоял спиной... Но ясно было одно - его тревожили те же самые заботы, что и меня, он был уверен в себе, он, также как и я, желал счастья Америке. Он желал мира.
   "Удар выше пояса" еще не обрел последние две части, когда Крис Буви с TBS дал в вечерних новостях броскую рекламку, а "Printess Hall International" предложила мне сотрудничество и милионный тираж.
   Обычно в этом месте переходят к благодарностям. Не буду нарушать традицию, да и к тому же на самом деле мне еще никогда не встречались такие чуткие понимающие люди, которые в течении всего творческого процесса каждую мою трудность воспринимали как свою собственную.
   Это прежде всего Эрик Митчелл Лайвинс, мой большой друг и коллега, который за долгие годы работы на должности заведующего кафедрой Восточной Европы Гарвардского университета накопил громадный опыт, без использования которого, "Удар выше пояса" лишился бы на треть своего колорита.
   Не могу не отметить принципиальную роль еще двух моих коллег, в прошлом зарабатывавших нелегкий хлеб в американской контрразведке, а ныне ответственных представителей голландского филиала фирмы "Сотбис" в Москве - Генриха Сикорски и Иннокентия Брэйкера, предоставивших мне долю своего времени, а также эксклюзивное право на использование своих "Воспоминаний" - написанных в неповторимом стиле политических мемуаров.
   Артур Расски также может быть по праву назван моим соратником по творчеству. Сначала в Бостоне и Кливленде, а впоследствии в Нью-Йорке и Москве, он всячески содействовал мне, делая возможным доступ в архивы Центрального Разведывательного Управления США, а также в святая святых - архивы КГБ СССР.
   Но самый низкий поклон я бы хотел отдать Автору русского перевода романа, социологу Русской Службы BBC - Фрэде Стэлс, которой с блистательной легкостью удалось передать все тонкости одного из самых богатых языков человечества - языка, на котором говорил Великий Достоевский.
   Также я хотел бы пожать руку еще многим и многим людям, благодаря которым "Удар выше пояса" увидел свет: сотрудникам Генерального Консульства в Ленинграде, работникам Центральной Вашингтонской библиотеки, представителям МВД СССР в Индианаполисе, н е к о т о р ы м членам администрации Белого Дома...
   Этот список можно продолжать еще и еще, но на этом я остановлюсь, посчитав свой профессиональный долг исполненным.
   "Не тревожь тревогу, пока тревога не тревожит Тебя" - говорит старинная мудрость.
   Меня потревожила тревога творчества, и я ответил ей тем же, отдав все силы поиску ответов на поставленные жизнью вопросы.
   А теперь слово за Вами.
  
   С уважением, Автор.
  
  

"Если это всё неправда,

то слишком хорошо придумано".

А. Экзюпери

"Чем бы дитя не тешилось -

лишь бы строй не порочило".

Советская мудрость

  

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

...И за бугром растут деревья

"Не так страшен Нью-Йорк,

как его малюют."

И. Брэйкер

"Воспоминания об Америке"

*** 1 ***

  
  
   Пробило полдень. В Вашингтоне разгорался привычный жаркий день. Давно старожилы этого городка не видели такого знойного июля. Да, что и говорить, лето выдалось на славу, да и на пользу многочисленным фермерам дождливых районов Огайо и Аризоны, чьи агросиндикаты, словно пчелиные соты, ютятся на плодородной американской земле. Еще немного - и жара достигнет своего апогея.
   "Дьявол! Как халтурят эти парни с Мицубиси!" - думал Харрисон, тщетно пытаясь включить кондиционер, установленный в кабинете. Ничего не получалось. Тогда он встал, подошел к окну, даже, точнее сказать, к стеклянной стене, и нажал едва заметную клавишу. Стена бесшумно поползла в сторону. Оживленный шум первого делового центра Америки яростно ворвался внутрь, наполняя собой многочисленные стеллажи с компьютерными дисками. Хозяин кабинета тяжело вздохнул с снова опустился в невиданных размеров кожаное кресло, какое можно встретить, наверное, только в Национальном музее Джорджа Вашингтона или на аукционе мультимиллиардеров, да и то навряд ли.
   Эдди Харрисон, полковник американской разведки, сорока двух лет, полулежал, далеко на стол выкинув ноги в щегольских, начищенных до блеска, английских ботинках. Он принадлежал еще к старой гвардии контрразведчиков. Об этом говорили десятки пустых бутылок шотландского виски, тут и там разбросанных по паркету кабинета, отделанного в лучших традициях французского классического стиля: вольность и строгость, строгость и нежность, - вот основные черты дубовой рези, покрывавшей стены казенного пристанища. Полковник медленно попыхивал сигаретой. Тяжелый голубой дым, несмотря на распахнутое окно, казалось, навечно поселился здесь, скрывая от наблюдателя все, что находилось от него более, чем в пяти дюймах.
   - Не "Мальборро", а дрянь, - сказал он вслух и, смачно сплюнув, показав тем самым отпечаток, наложенный после долгих лет работы в России, выкинул сигарету из окна.
   Через четверть часа, когда она упала на широкую автостраду с 208-го этажа, Харрисон все еще находился в прежнем положении.
   Искаженный селектором голос секретарши заставил его легко, по-военному, подняться и провести холеной белой рукой по черным, как смоль, волосам, которые на висках были едва подернуты инеем. Седина придавала еще большую привлекательность его высокой, стройной, шести футов, фигуре.
   ... Когда-то Эдди был первым парнем Алабамы, а девочки от Аляски до Калифорнии сходили по нему с ума. Но это было давно. Теперь - иное. Хотя он был любим женщинами и теперь, они не были любимы им. Седели виски, седело и его сердце. Лишь мозг оставался верен себе каждую минуту, а владение в совершенстве одинадцатью видами борьбы было неплохим подспорьем в жизни свободной демократической страны.
   Итак, Харрисон был одет в серый, как лондонское утро, костюм-двойку, отлично подчеркивающий все особенности его фигуры: длинные ноги, узкие, как у гончей, бедра и широкие рэмбовские плечи. Фалды пиджака, как не пытались, все же не могли скрыть очертания увесистой кобуры, в которую была вложена 37-ми зарядная "Беретта". Белая, как снег, манишка придавала Эдди контраст, так необходимый для благополучия делового человека. Что еще можно сказать о Харрисоне? Черные глаза, кожа с бронзовым отливом, квадратные скулы и пушистые, конечно же, ресницы - вот, пожалуй, и все, что довершало портрет кадрового американского контрразведчика.
   Вошла секретарша. Единственное, что на ней было надето - это аккуратные черные колготки, придававшие ей несколько элегантную сексуальность. "Боже, до чего дошло", - мелькнуло в голове у Эдда, и он с презрением отвернулся.
   - Что нового, Шейла?
   - Как обычно ничего, шеф. Кстати, Харрисон, почему Вы меня не спрашиваете, как я вчера провела за нос этих псов из Федерального Бюро?
   - Ну, и как же? - в словах полковника была слышна нескрываемая ирония.
   - Как всегда отлично, шеф! Можно было и не спрашивать.
   Довольная своей шуткой, Шейла резким движением головы поправила копну белых, как лен, волос и, развернувшись на каблуках, хотела уходить, но вдруг остановилась и, стрельнув глазами в хозяина, томно произнесла:
   - Да, чуть не забыла. Утром звонил Майк из Европы.
   - Что он хотел?
   - Ему снова не хватает трех миллионов для завершения какой-то подрывной операции.
   - Эти слюнтяи, типа Майка и его людей, пустят по миру всю казну, - голос полковника перешел в крик, - Выпиши ему чек на восемь миллионов, и, чтобы пока не подорвет всю Сибирь, мне на глаза не попадался.
   Харрисон схватился за сердце и сделал несколько шагов к графину с содовой. Только теперь стало заметно, что он едва хромает на левую ногу - Вьетнам давал о себе знать через много лет. Плюс ко всему настроение было скверное: курс доллара безнадежно падал уже 60-й раз за последние десять дней, а от подрывной группы майора Сименса, заброшенной три года назад в Россию, до сих пор не было известий.
   Пятая пачка дорогих сигарет пустая полетела в распахнутое окно. Эдд вяло повернул голову и окинул глазами панораму Вашингтона, словно на ладони лежащую перед ним. Очертания как будто игрушечного Уайт Хауса вызвали в нем приступ тошноты: этот дом помогал взлететь до невиданных высот, но он же и смешивал с грязью. А Харрисона было за что смешать с грязью.
   Словно в подтверждение этому вновь из того же селектора раздался хриплый голос патрона - генерал Морг ждал его через полчаса.
   Вся история Америки, как показалось Эдду, и та тянулась куда быстрее, чем этот злополучный отрезок времени. Когда кукушка в трофейных часах, имевших форму кремлевской башни, сделала свое ку-ку, Харрисон вошел к Моргу:
   - Садитесь, Эдд. Как говорят у русских - в ногах правды нет.
   - Но правды нет и выше, - будто отмахиваясь от навозной мухи ответил полковник, невольно вспомнив свою секретаршу. Но вспомнить секретаршу целиком ему не удалось:
   - Кончайте, полковник. Вы непозволительно обабились. Вам не двадцать лет. Мне нет проку с Ваших животных! Если хотя бы каждая десятая Ваша блядь приносила 2 цента годового дохода, я, пожалуй, последовал Вашему примеру. Да, впрочем, перейдем к делу. Что там от Сименса?
   ... От Сименса ничего не было.
   - Вы что, оглохли? - огрызнулся Морг, - или Вы так привыкли к русскому, что меня, старика, Вам уже не понять?
   - Оставьте, генерал. С минуты на минуту я жду Майка из Европы.
   - Рейс?
   - Два нуля шестнадцать сорок семь "БИС". "Боинг-747", - демонстрируя свою феноменальную память выпалил Харрисон. Морг смягчился.
   "Да, сегодня я заслужил рюмочку "Сибирской", - думал полковник, легко ступая по бесконечному коридору Управления. Вот и кабинет. До чего же он устал от этих штабных крыс! Ему снова хотелось почувствовать могучими плечами лямки парашюта и увидеть мигающую надпись "СТАРТ", и чтобы внизу непременно была Смоленщина, или Бряншина, или что-нибудь другое, главное - чтобы ненавистное, красное.
   Но он был здесь, в паутине кабинетов и коридоров Центрального Разведывательного Управления, и здесь ему следовало быть до тех пор, пока группа Сименса не вызовет его в помощь.
   С такими мыслями, едва запарковав возле "Мутного Взора" свой белый "Кадиллак", полковник Харрисон вошел внутрь.
  
  

*** 2 ***

   Группа Сименса существовала давно. За это время она снискала себе славу группы хороших подрывников, да и вообще, составу ее можно было позавидовать.
   Восемь человек, восемь чистокровных американцев, все восемь - профессиональные советологи, ну, и наконец, просто мужчины. У всех - чистейшая карта, хотя... У заместителя Джона Сименса после прохода через вертушку беспристрастный компьютер обнаружил "пыль". Как оказалось, мистер Мэл когда-то имел любовницу, которая подозревалась в шпионаже против США. Кстати, Мэл всегда хвалился тем, что он похож на Америку: когда ему была нужна женщина, он тут же объявлял ее зоной своих жизненных интересов. Более того, Америка в таких случаях вводила войска. У мистера Мэла не было войск, но он тоже никогда не ударял лицом в грязь.
   В условленное время человек Сименса на связь не вышел, и теперь оставалось только догадываться, что делать дальше - квартальный план по проведению подрывных операций давно горел.
  
  

*** 3 ***

   Политическая кухня второй половины восьмидесятых годов не славилась обилием ассортимента. Ирано-иракская война, афганские события, американское вмешательство и русская перестройка - вот, пожалуй, и все "блюда", какие можно было отведать в мире. Но удовлетворить свой голод названным было не слишком-то и легко: резня на Ближнем Востоке набила оскомину, японские компьютеры были еще меньше прежних, американское вмешательство мы ели каждый день, а русская перестройка была слишком костлява. "Челленджер" и Чернобыль ненадолго придали горьковатый вкус политической пище, но и это стало привычным. В Польше и других странах советского блока по прежнему бастовали, 80 тысяч советских солдат в Чехословакии продолжали обживать гостеприимную страну, а японцы, как всегда, возились с искусственным интеллектом. Чтобы получить эту незатейливую информацию, достаточно было прочесть любую газету один раз. Обзор будет неполным, если забыть мыльное марионеточное правительство Наджибуллы, отправившее в мир иной президента Пакистана, ну, и конечно же, широкий жест русских, которые, видимо показывая у себя наличие скрытых финансовых и людских ресурсов сами пустили под откос свой скоростной экспресс (эл./п "Аврора", Ленинград-Москва). Но все это скучно. Америка скрипела по швам, раздираемая предвыборной грызней Дукакиса и Буша. Хотя все мы знаем: республиканцы изжили себя. Демократы изжили себя еще раньше.
   Именно в таких нелегких политических условиях и приходилось работать первому заместителю директора Восточного Отделения ЦРУ полковнику Харрисону. Если верить официальным источникам, холодная война между Востоком и Западом ослабела. Но жизнь диктует свои условия. Далеко не лишними по-прежнему оставались острые глаза, тонкий слух и длинные, как у Москвы, руки. Поэтому механизм разведки своих оборотов не сбавлял.
  
  

*** 4 ***

   Жара спала. Солнце начало медленно двигаться по своей траектории вниз. И хотя законы физики утверждают, что все это происходит с Землей, рядовому американцу, привыкшему верить своим глазам, казалось, что именно Солнце каждый день прочерчивает небо, причем движется оно всегда на Запад.
   Харрисону было хорошо. Если ничего не случится, через пару недель он уже будет видеть из окна не эти пыльные офисы, а бесконечное море. Спасибо Джеку, это он посоветовал купить виллу на Канарских островах. Не беда, что тогда еще майору Харрисону пришлось очистить все счета в банках до последнего цента - трехэтажный коттедж с подземным гаражом и естественным океанским бассейном стоил и большего. "Где же ты теперь, Джек?" - думал Харрисон, вспоминая лихого парня, попавшегося в лапы КГБ, когда они работали в связке где-то под Киевом...
   Иллюминация красных тормозных огней впереди идущей "Мазды" заставила последовать ее примеру: белый "Кадиллак" бесшумно затормозил и остановился. Автомобиль Эдда стоял в седьмом ряду плотно зажатый со всех сторон другими машинами. Впереди была пробка. Где-то далеко слева промчался, переливаясь разноцветными огоньками, полицейский "Форд", оповещая всех заунывным голосом, что объезд нужно производить по семнадцатой авеню.
   Назойливое улюлюканье полицейской сирены заставило полковника грязно выругаться. Поймав себя на мысли, что сделал он это по-русски, Эдд пробежал пальцами по клавишам мобильного телефона. Что-то щелкнуло и в салоне раздался молодой приятный голос:
   - Я слушаю, шеф.
   - Хеллоу, Стив. Здесь пробка, я пойду в Управление пешком. Мою машину подгонишь в десять вечера к выходу. И не забудь заправить.
   - Как обычно, полковник. Только не забудьте включить маяк, чтобы моим парням не пришлось прочесывать весь город.
   - О'кей, конец связи.
   После этого Эдд вылез из машины и, насвистывая какую-то незатейливую мелодию, неспешно направился в Управление.
  
  

*** 5 ***

   ... Вот уже шестой час подряд Главный инженер по безопасности полетов безуспешно доказывал тупому, как пробка, Мелвину Файеру, что в этом ничего опасного нет. Его звали Боб Коллин. Вашингтонский филиал НАСА мог гордиться мистером Коллином: выпускник кафедры "Аэродинамики и процессов безопасности" Гарвардского Университета, он недолго оставался в Бостоне. Большие люди, заметив его, не дали ему гнить в этой дыре на $25 000 в год - и вот уже второе лето чистый ум мистера Коллина служил верой и правдой Национальному Агентству.
   Никого не удивляло, что круг его знакомых имел весьма влиятельных людей в области политики. Однако сам Боб драйвером политической колесницы никогда не был. Его жена, русская эмигрантка Алена Славина, делала неплохие деньги на радиостанции "Голос Америки", пробуждая в слушателях трепет и восхищение бархатистым, ласкающим душу голоском.
   К слову сказать, она даже и в мыслях не имела, что ее Боб отдает работе в НАСА лишь десятую часть своего времени. Не знала она и того, что остальные 9/10 были отданы интересам основных хозяев Коллина - людям из ЦРУ.
   Итак, вот уже шестой час подряд Боб Коллин доказывал дубине Файеру, что необходимо забросить в тыл к русским несколько контейнеров, суммарным весом в 20 тонн, использовав при этом, непременно, космоплан, типа "Шаттл". Файер безнадежно упирался. Боб еще больше бесился оттого, что он уже шестой час подряд поил Файера чистейшим медицинским спиртом. Последний пил его как материнское молоко: с любовью, жадностью, и, в то же время, нежно. Коллин представил себе кругленький счет, и ему стало жарко. "Надо было, чтобы этим вопросом занимались люди Харрисона", - подумал Боб, в то же время покраснев от мысли, что все хотел свалить на лучшего друга. Ведь именно Эдд предложил ему эту идею - не каждый догадается сбрасывать военный десант из космоса в контейнерах, предназначенных для овощей. А группе Майора Сименса без головорезов полковника было бы просто не обойтись.
   Пошла четвертая литровая бутыль. Лейтенант Коллин, натянуто улыбнувшись, вскрыл резким движением седьмую пачку "Данхилла" и попытался думать о своем завтрашнем отчете перед Моргом. "Ах, если бы сейчас посадить сюда эту старую обезьяну!", - он обтер руками пот, текущий ручьями с широкого, скандинавского типа, лба.
   Файер не сдержался. "Ну, наконец-то", - увидев сильные потоки рвоты, обнажившие все меню Файера за последние сутки, прошептал Боб.
   - Мелвин, дружище, еще по стаканчику?
   - Давайте бумагу, - прохрипел Файер и стал полой пиджака медленно вытирать выбритое до синевы лицо. В эту минуту особенно бросилось в глаза то, что Мелвин Файер был лыс, как биллиардный шар.
   - Вот здесь,- решительно произнес Коллин, направляя дрожащую руку... Подпись была получена. Звериный храп заставил отвлечься от изучения документа - широко раскинув руки, в громадной луже рвоты, почти покрывавшей ковер с изображением национального флага Соединенных Штатов, спал Мелвин Файер. "Неплохие бабки отсыпет мне "Вашингтон Пост", - прозвучали слова Коллина под веселый треск автоматического затвора полароида.
   Положив пачку сырых готовых фотографий в черный дипломат, не оглядываясь, он вышел из кабинета.
   - Как Твои дела? - знакомый голос Харрисона доносился из бриллиантовой запонки.
   - Как и обещал. Вы с Сименсом ставите мне ящик бургундского... Да. Эдд, передай привет и благодарность Робсону: он нас здорово выручил, - и пусть готовит еще цистерну - пятнадцать литров ушли как капля, а ведь не за горами уик-энд, хотелось бы взять авианосец. Говорят, нынче много форели. Ты не против?
   - По рукам, Боб, - пропищала запонка и замолкла. ...А спустя два часа на столе главного редактора "Вашингтон Пост" лежали занятные снимки. Еще через час вся Америка знала о скандале. ...Тридцатью минутами позже мистер Мэлвин Файер застрелился.
   Эта новость застала Коллина за покупкой нового автомобиля - в "Вашингтон Пост" платили хорошо. Коллин очень устал и хотел побыстрее добраться до дома, где жена, как обычно по четвергам, готовила его любимое блюдо - фаршированных куропаток.
  
  

*** 6 ***

   Один из руководителей программы "Space Shuttle" Джордж Сассин другом Харрисона никогда не был. Но знали они друг друга отлично. Их связывала жена Сассина миссис Лоуренс. Сменив Британские острова на подданство США, она не утеряла ни йоты блистательной красоты. Говаривали, что Дайна Лоуренс до самого Сассина была девственницей, что было просто невозможно для прекрасного тела и двадцати пяти лет - именно тогда ее и стали называть миссис Лоуренс. А на вопрос о девственности почтенной леди Лоуренс никто другой лучше Харрисона ответить бы и не смог. Эдд, бывало, в сердцах частенько жалел Джорджа - ведь он был бесконечно далек от мысли, что Дайна покинула Британские острова исключительно из-за Эдди. Но Эдди не любил содержать своих женщин, и результатом этого стал выгодный для Дайны брак с одним из руководителей программы. А Сассин по-прежнему нередко встречал Харрисона на пороге своего дома, причем шли они всегда навстречу друг другу.
   Вот и теперь Джордж, не найдя свою жену ни у Харрисона дома, ни, тем более у себя, решил заехать на всякий случай в ЦРУ, не оставляя мысли набить морду полковнику.
   Темно-зеленый "Ягуар" покатил к высотному зданию Управления.

*** 7 ***

   За тройными дверями кабинета доносились женские крики и какая-то возня. Минут через пять все стихло и раздался стук.
   - Входи, Майк, - бросил Харрисон, не отрывая глаз от последнего номера журнала "Плейбой".
   К А Й Ф Б Ы Л О Ч Е В И Д Е Н.
   Курс доллара, судя по журналу, начал расти, Майк приехал живой, холодный бренди отлично дополнял картину.
   Дверь с треском распахнулась, и в кабинет вбежал растрепанный человечек. Роста он был небольшого и все время тяжело дышал. Понесло спиртом и французскими духами.
   - Шеф, это конец! Так невозможно работать! Провал! Ну сделайте что-нибудь, шеф! - слова со скоростью отработанных газов неслись в лицо полковника. Сморщившись, Харрисон набрал в рот ледяного бренди и, вспомнив, как его горничная поливает герань, выдохнул на своего агента. Ручьи любимого напитка быстро стекали с лица на мятый, цвета "хаки", комбинезон. На полу расплывалось грязное пятно.
   - Майк, теперь Ты можешь говорить связно? - спросил Эдди, глядя, как немного смущенный, оплеванный Майк вытирает голову махровым полотенцем. Поднятые брови шефа говорили о том, что он в молодости с собой полотенца не носил... Через четыре минуты Майкл Беркс уже также сидел, закинув ноги на стол. "Может зря я на него так" - мелькнуло в голове у Эдда после того, как он увидел, что протектор ботинок Беркса, напоминающий гусеницу тяжелого танка, наполовину стоптан.
   - Простите, шеф. Я устал с дороги, к тому же у Вас здесь жарко, - устало проговорил Майк, опрокидывая фляжку с какой-то жидкостью себе за воротник.
   В кабинете запахло коньяком.
   "Странный он какой-то. Я таким из Союза не возвращался", - спокойно додумать Харрисону не дал кашель от выдохнутого Майком дыма.
   - Что за дерьмо Ты куришь?
   - Я? Да это "Space", русские сигары. Была перестрелка, как всегда куча трупов. Вот, отбили пару пачек.
   - Не кури э т о больше никогда. Итак, перейдем к делу. По следам грязи на Твоем хайкинге, Майк, я сразу понял, что Ты только что из России. Не так ли? Как там старина Сименс? - спросив это, Харрисон вспомнил Джона не как профессионального разведчика, а как лихого парня, с которым его познакомил Джек, и который уже несколько лет находился в глубоком тылу у красных на боевом посту. Угрызения совести, которые Эдд испытывал перед Сименсом, снова напомнили ему о том, что упади тогда десятицентовая монетка другой стороной, они бы сейчас поменялись ролями....
   - Говори сюда, - сказал полковник Берксу, указывая на острый носок своего правого ботинка, куда было встроено записывающее устройство. Через мгновение, отдавшись тоскливым мыслям, едва закрыв глаза, он увидел Сименса, который с лукошком бродил между чуждых белоствольных деревьев и напевал себе под нос какую-то песенку, из которой можно было разобрать только два слова: "улилюли, стояла...". "Интересно, а лежать оно может?" - явилось на ум и убаюканный Эдди задремал.
  
  

*** 8 ***

  
   - Унеси, Майк, - сказал Харрисон, небрежно махнув рукой в сторону мешком лежащего тела мистера Сассина, который, не найдя свою жену в кабинете, имел наглость несколько вспылить.
   Шевельнулась портьера.
   - Шейла, черт возьми! Сколько раз я тебе говорил, что подслушивать - грязно!
   - Но шеф...
   - Пошла вон. Кстати, Беркс, если Ты каждый раз, входя ко мне, будешь иметь мою секретаршу, мне скоро будет не с кем работать.
   - Приношу свои извинения, в этот раз вышло случайно.
   - Вошло-то не случайно... - так грустно в Управлении мог шутить только Харрисон, - Убирайтесь все, я устал.
   В кабинете стало тихо. С десятым "ку-ку" полковник вышел из дверей Управления.
   Сегодня дорога к дому казалась необычайно длинной. Да, впрочем, он и не торопился - стрелка спидометра редко пересекала отметку "240". "А все-таки вести войну на радиочастотах - это не по-мужски", - думалось ему в ответ на шкодливый голос Ростислава Шульца на русском языке. - "Ладно, Аленка, баба все-таки...". "Голос Америки" продолжал свои передачи. Не выдержав, полковник набрал номер радиостанции:
   - Это Харрисон. Грязно работаете! Скорее всю вашу контору переселят в Сибирь, чем вы откроете филиал "Голоса" в Москве!
   Эдда всегда возмущало, что в такое раннее время - в Москве сейчас пели петухи - между десятью и одиннадцатью по Вашингтону, брехали особенно сильно. Дорога была гладкой. Харрисону всегда нравилось, что живет он не в самом Вашингтоне. Каких-то полторы-две сотни миль не отнимали много времени, зато он получал возможность насладиться природой и почувствовать себя не сломленным урбанизацией. Бритье, плотный завтрак по дороге в столицу и просматривание вечерней прессы - обратно, за долгие годы стало привычкой. Но сегодня Эдда не интересовали ни "Вечерний Вашингтон", ни, даже, "Вашингтонская Правда". Виной тому было необыкновенное небо, залитое кровью к Западу, а к Востоку уже усыпанное мириадами неизвестных звезд. А ведь когда-то он уже видел т а к о е небо. Ах, да! Ну, как он мог забыть! В семьдесят третьем, под Бердичевым - тогда они с Джеком глубокой украинской ночью на гусеничном тракторе давили колхозных кур. Ах уж эти диверсии! Но теперь было еще красивей. Еще мгновение - и темнота затянула небо до горизонта. Звезды - большие и малые, яркие и тусклые, далекие и близкие - словно пьяные глаза пристально смотрели на Землю, одаривая чувством единения человека со Вселенной.
   ...По обе стороны высокоскоростной автострады разбросаны тускло светящиеся ранчо. В это время редко кто из фермеров не спит - труд в кантри из покон века славится тяжелыми условиями: подъем в четыре утра, выгон скота; да что и говорить, весь день расписан по минутам. Харрисон имел лишь небольшую ферму, да и с ей возился по пол-дня. Например, сегодня его больше всего волновала рыжая телка Сандра - и без того невысокие удои резко спали. Нужно было распахивать под турнепс, да плуг барахлил на заменителе. А с ураном-238 было нынче туго...
   Лишь теперь Эдд мог забыться - тяжелый день был позади, холодная холостяцкая постель через каких-то пол-часа уже примет в объятия своего верного хозяина. Последние годы Харрисон особенно сильно ощущал недостаток тепла и понимания, а генерируемые его сердцем импульсы уносились куда-то в Космос, так и не найдя достойного им по силе ответа. Полумрак кабины здорово оттенял квадратное лицо контрразведчика. "Акулина, верно, уже жрать хочет", - подумал он, бросив беглый взгляд на спящую под задним сиденьем белую борзую. Та в ответ жалобно проскулила. "А может все к чертям: баб, политику и мясников из Управления? И в леса, в тайгу куда-нибудь..." - Харрисон уже в который раз ловил себя на мысли, что ему хочется в Сибирь. "А вдруг Майк и правда всю подорвет? Где я буду отдыхать?" - чувство дискомфорта, охватившее Эдда вызвало дрожь в руках, после чего управление было поручено компьютеру.
   ...До дома оставалось десять километров.
  
  

*** 9 ***

  
   Кто-то должен был наверняка получить по шапке: во вторник вдруг забарахлил правый ускоритель, в среду спустило колесо на левом шасси, а в четверг дождем снова размыло буквы US на белоснежном хвосте космического челнока.
   "Успеть бы до осени", - думала Дайна Лоуренс, ведь именно она должна была подготовить "Шаттл" ко взлету в четвертом квартале. Будучи отличным специалистом в области комплектования готовыми частями, Лоуренс делала себе карьеру безо всякой помощи мужа - Джордж успевал ей надоесть в постели.
   Очередь в хозяйственном супермаркете тянулась мучительно медленно, к тому же красную нитру давали только по десять литров в руки.
   "US, US, US" - било в голове у Дайны. "А может, зеленой?" - зеленую можно было взять без очереди и сразу бочку, - "Нет, зеленой нельзя".
   - Кто крайний? - оторвала ее от мыслей дряхлая нахальная старушка, судя по дикции которой Дайна поняла, что последний зуб у нее выпал еще до встречи на Эльбе.
   - За мной будете, - ответила Лоуренс, злобно стрельнув глазами.
   ...Солнце медленно клонилось к закату. Широкоплечий негр, напевая веселую песенку, одну из тех, что так популярны в черном квартале, торговал с лотка подгнившими ананасами, вокруг которых роем вились зеленые навозные мухи...
  
  

*** 10 ***

  
  
   "Не гоже это Тебе, хлопец, поперек батьки влазить!", - сказал дед Прохор потом почему-то стал похож на генерала Морга, - "Не гоже, Харрисон, я Вас на стул посажу за то, что сено не прибрали".
   ... Потом, какие-то люди суматошно забегали по Белому залу Главного Управления. У каждого была охапка дров - пора было топить печку. С диким хрустом щелкая семечки, с завалинки всеми действиями руководил Морг. Майкл Беркс, в шапке-ушанке, пробегая с кочергой мимо длинных лавок, обтянутых пурпурным бархатом, пнул ногой Жучку, которая, закатившись под одну из них, стала похожа на какую-то голливудскую звезду. Акустические системы заревели какую-то нудную мелодию:
   - "Подвашингтонские вечера"! Танцуют все!, - крикнул майор Сименс, и все пошли вприсядку...
   ... Харрисон проснулся. Его автомобиль стоял в роскошном гараже. Какой уже раз Эдди являлись подобные видения! Лихорадочно трясущимися руками он вынул из внутреннего кармана пиджака шприц. От инъекции "Antisoveitin" полковнику полегчало. Теперь - спать! Только спать! Как он устал за весь день!
   Эдд тяжело вздохнул и, в который уже раз, окинул взглядом свою гостиную: гарнитур мышиного цвета располагал к покою и отдыху, снопы света, брызгающие из хрустальной люстры, бросали хаотические блики на улицу, отгороженную от помещения пуленепробиваемыми стеклами. Он подошел к окну и провел пальцами по едва различимой царапине с внешней стороны... Она напомнила ему о прошлой осени, когда уже почти по первому снегу, пилот "F-16" не справился с управлением и угодил сюда... Харрисон отошел от окна. Тускло светящийся экран телевизора как бы подзывал его к себе. Перебрав первые восемьдесят каналов и не найдя ничего стоящего - сцены насилия и секса доминировали в эфире - он ткнул пальцем наобум. На семьдесят седьмом шел доисторический клип. Какой-то человек с лицом, изрядно подпорченным холодной войной, распевал старинную песню. Харрисон вслушался: "Друга я никогда не забуду, если с ним подружился в Вашингтоне...". "С кого-то содрано - уж больно коряво...", - подумал Эдд и направился на второй этаж в спальню. Старинное зеркало при свете луны отразило м о щ н ы й торс полковника. "Красив я , сукин сын", - думал он, развязывая галстук. Сбросив одежду, через три минуты он уже лежал на громадной кровати. Кремлевские куранты, исполненный в масштабе 1:43, выставленные по Вашингтону, пробили полночь. Наступало седьмое июля...
   "Кажется, все...", - спокойствие разливалось по всему телу. Но профессиональное чутье разведчика заставило открыть глаза: рядом, на постели лежал инородный предмет. На всякий случай Эдди сунул руку под подушку и, ощутив правой рукой холодный металл противотанковой гранаты, левой стал осторожно пробираться под одеялом в б о к.
   ...Скорее интуитивно, чем осязательно, он понял: то, что лежало рядом, было женщиной. "Опять не высплюсь", - подумал Харрисон и, зажав гранату в зубах, пополз на разведку.
  

*** 11 ***

   ... Если можно обвинить русских в том, что они умалчивали в своей прессе о росте национального дохода США, в то же время не переставая кричать об увеличении доли чугуна на душу населения, то их утверждения о возросшей коррупции в Штатах были печальной истиной. Администрация Белого Дома, Палата Представителей, Сенат, министры, республиканцы, демократы покупали друг друга, не жалея на это ни времени, ни сил, ни средств... Бумаги было много, что способствовало еще большей девальвации доллара... Не боялись и крови - возня с семейством Кеннеди - лучшее тому доказательство.
   Коррупция приобретала размах. Тридцать четвертый президент Соединенных Штатов Дуайт Эйзенхауэр имел в руках отточенную теорию управления страной. Это не помешало ему помнить о способах увеличения количества нулей в числе, оценивающим личный капитал. Обласканная Эйзенхауэром "мисс Коррупция" хорошела день ото дня...
   ...Когда в 1933-м Рикки и Джерри уже грызли молочными зубами камень науки, когда они уже начинали понимать толк в республиканцах, маленький Джимми еще гонял гусей на постоялом дворе своего батюшки.
   Но не у всех шли дела одинаково гладко. Хотя Рикки и Джерри были одногодками - оба 1913-го года рождения, - первому фортуна улыбнулась раньше, и Ричард Милкхаус Никсон в 1969-м встал у руля республиканской партии. Время шло. Не прошло и пяти лет, как в 1974-м, залитый по уши грязью Уоттергейтского дела, разразившегося еще в 1972-м, мистер Никсон был вынужден подать в отставку, дав возможность попробовать свои силы в управлении Страной Джерри. Впрочем, к тому времени так его называли только самые близкие. Джеральд Рудольф Форд - с этим именем вошел в историю тридцать восьмой президент Америки. Но и он был не вечен. Лихой парень Джимми, забросив в 53-м ВМС, накопив денег, что позволило ему неплохо посидеть в мягком кресле губернатора Джорджии, сменил мистера Форда. В тридцать девятый раз Америка ликовала, ослепляя фейерверками и оглушая грохотом вылетающих пробок золотого шампанского.
   ... Вот уже какой год подряд республиканская партия не выпускала политических вожжей из своих рук, раздирая глотку в криках об угрозе с Востока, и , в то же время, планомерно разворовывая, уже обедненную военными расходами, государственную казну...
   ...Джимми Эрлу Картеру чертовски везло. Вьетнам был позади, планы звездных войн еще лежали в сейфах бесконечно глубоко, травля левых не требовала много времени, а разваленная брежневизмом до руин Россия не представляла ни политической ни, тем более, экономической опасности.
   Казалось бы, все было сделано для того, чтобы не запачкать себя грязью. Но мистер Картер с малых лет обладал уникальным талантом, который помог ему еще больше заморозить отношения между Востоком и Западом, прослыв в мире тормозом разрядки напряженности, полностью оправдывая свою фамилию - в переводе с английского "картер" означает неподвижную деталь машин и механизмов.
   Кэймпдевидская сделка явилась своеобразным выражением всей политики администрации Картера. И не удивительно, что юбилейный 40-й президент звездно-полосатой державы Рональд Рейган достойно продолжил грязные дела республиканцев, в отличии от прошлых отцов Белого Дома, дав оплевать себя сразу за многое: за поставки оружия, за безработицу, за прямое вмешательство, за Ирангейт и за СОИ. Правда, надо отдать должное, мистер Рейган попытался откупиться мирными переговорами в Женеве, Рейкьявике, Вашингтоне и Москве, но ту кашу, которую он заварил за все годы нахождения у власти, будут расхлебывать еще много-много лет.
   Буш или Дукакис? - этот вопрос висел в раскаленной от жары и политических страстей атмосфере Америки душным летом 1988-го, хотя, по сути, о чем было известно заранее, будучи податливыми марионетками в руках монополий и капитала, ни тот, ни другой не смогут заметным образом изменить расклад политического пасьянса.
  
  

*** 12 ***

   Мистер Коллин был одним из тех людей, которых и женщины и начальство не любят с одинаковой силой. Он не был похож ни на Геракла силой, ни на Апполона внешностью. Но не любили его не за это, а просто так, без причины. ...Уроженец далекой Швеции, Коллин еще годовалым ребенком перебрался с родителями за океан, туда, где можно делать деньги. На выбор профессии много времени тратить не пришлось - весь его род состоял исключительно из кадровых контрразведчиков. Генеалогическое древо семейства Коллинов уходило корнями в далекое-далекое прошлое. Но время было не помехой семейным традициям и много веков подряд Коллин-старший рассказывал Коллину-младшему о славной истории рода.
   ...Первым в роду был неадерталец Ко, который бесстрашно перехватывал у соседних племен данные о дислокации динозавров, после чего на языке жестов передавал их своим. Окончание до настоящей фамилии привязалось уже гораздо позднее - не то в Грюнвальдскую битву, не то при осаде Ля-Рошели - этого не знал никто. Но каждая мало-мальски знаменательная страница истории не обходилась без представителей рода Коллинов. Боба не смущал тот факт, что вся его деятельность в основном сводилась к действиям против СССР - в потомственную немилость Россия попала еще перед Северной войной. Ходили слухи, что арап одного из русских царей - Петра Великого - на самом деле работал в шведской разведке... Но Коллина мало интересовала родословная, по сравнению с фаршированными куропатками, которые сегодня были готовы обрадовать желудок. Горячие, румяные, они лежали спокойно, заманчиво расставив лапки. Наклонившись, Боб заглянул одной из них в дырочку и со словами "как же тебя, дуреха, угораздило...", стал разрезать ее ножом.
   Тем временем Алена уже накрывала под чай:
   - Что, сегодня опять кто-нибудь застрелился, милый?
   Зная, что жена по-английски читать не умеет, а телевизор не смотрит, из Коллина вырвалось:
   - А как Ты узнала?
   - Как обычно: у Тебя новая машина...
   - Не будем об этом. Политика - не женское дело. А застрелился Файер.
   - Дано пора. Удивляюсь, почему Ты убрал его только сейчас!, - проговорила миссис Славина и осеклась. Багровый румянец приливал к щекам - великим стыдом было вмешиваться в дела мужа. Боб, заметив замешательство жены, смутился не меньше и опустил глаза.
   Если бы не звонок Эдда, они, наверное, так и продолжали молчать, но зловещий шепот лучшего друга заставил Коллина забыть обо всем:
   - Что у Тебя стряслось, Эдди?
   - Не кричи так, нас могут услышать, - голос Харрисона был чем-то напуган, - У меня в кровати женщина!
   Боб Коллин оторопел, пытаясь понять, что же в этом страшного. То, что у Эдда, - так их у него как грязи, то, чо женщина, - так это просто хорошо, а то, что в кровати... "Может это и страшно?" - мелькнула в голове, но внутренний голос диктовал: "А где же еще быть?".
   - Женщина в кровати у меня, понимаешь?
   Услышав такое, Боб выронил изо рта аппетитный кусочек ляжки. Теперь он не понимал ровным счетом ничего. Вдруг кто-то с силой дернул его за правую ногу. Не выпуская трубки из рук, Коллин обернулся. Во рту было сухо.
   - Па! Твой хэлп незаменим, -позади стоял его трехлетний сын, - опять отрубилось ПЗУ!
   - К матери, все к матери, - Алена тоже неплохо разбиралась в компьютерах.
   В трубке что-то щелкнуло и снова зашептал голос Харрисона:
   - Я пришел, лег, а она сбоку лежит, футов пять.
   - Ты вооружен?
   - Да.
   - Тогда постарайся, чтобы Тебя не заметили. Возможно, это русские. Я выезжаю.
   ...До виллы полковника было миль шестьдесят плохой дороги. Вбежав в гараж, Коллин в сердцах чертыхнулся - на специально захваченной в России для езды по бездорожью "Волге" уехала его теща. Видимо за грибами - большой корзины тоже не было.
   ...С Харрисоном Боб познакомился летом пятьдесят третьего. Тогда семилетними мальчуганами они только-только были записаны в детскую разведывательную спецшколу. Уже в то время Коллина тянуло к долговязому Эдду - ведь к моменту, когда Бобби первый раз узнал о разведке, Харрисон уже успел походить в кружок контрразведчиков во Дворце Юных Республиканцев. Жили они тогда на Восточном побережье континента. Потом стало скучно - заброска сменялась заброской, они вместе пропахали всю Европу вдоль и поперек, а уже после их заметили из окон Центрального Управления.
   ... Всю дорогу следя за стрелкой компаса, Боб только теперь поднял глаза и взглянул вперед. Фары его автомобиля, взрезав темноту, осветили очертания дома, к которому он так спешил. "Наконец-то", - подумал мистер Коллин, плавно сбрасывая скорость.
  
  

*** 13 ***

  
   Дайну Лоуренс с Аленой Славиной связывало много: работая в НАСА с ее мужем, она еще умудрилась стать фавориткой его друга. Нередкие встречи, несколько лет назад еще поражавшие своей сухостью и официальностью, свойственной эмансипированным американкам, занимающим пусть даже не первые места, но в политических эшелонах, в последний год стали более теплыми. Общность интересов дополнялась чисто внешней схожестью - обе они были высоки, около шести футов, обеих природа наградила высокой грудью, по упругости не уступающей бейсбольному мячу, и темными волосами. Если Дайну выделяли очаровательные ноги, то Алена не уступала ей осиной талией, настолько тонкой, насколько позволяет биологическая конституция человека. В ответ на советскую тягу Славиной ко всему американскому, начиная бюстгалтером и заканчивая политической системой, плюс ко всему Дайну занимала русская культура, а ярый антисоветизм цементировал их отношения.
   ... Уложив Билли спать, Алена села за дисплей, чтобы набрать программу на вечер для РОБИ. Нужно было постирать белье, заправить машину, вымыть полы, приготовить на завтра обед, заказать авиабилеты на Париж и еще 2-3 десятка пустячных домашних дел.
   - Не забудь зарядить аккамуляторы, - сказала Алена РОБИ, увидев, что манипулятор 1 обмяк и опустился вниз.
   В дверь позвонили. На пороге стояла Лоуренс.
   - Я Тебе только что хотела звонить. Раздевайся, Дайна.
   - А где Боб? - Дайна не ожидала в столь поздний час не застать его дома.
   - Ты знаешь, я совсем ничего не понимаю! Он схватил ручной миномет и умчался к Харрисону.
   - Что-нибудь случилось? - сбивчивое дыхание Лоуренс говорило о том, что она нервничала, - Может, мне тоже поехать? - в глазах начинали скапливаться алмазные капельки слез, а темный локон, случайно спавший на лоб, делал ее неотразимой.
   - Успокойся, я думаю, что Твой Эдд снова чудит. Он вчера говорил, что ему надоели последние оставшиеся в живых соседи - какой-то шумный фермер с детишками.
   - Так бы сразу и сказала!, - вырвалось а Дайны с облегчением.
   ... Болтали, как обычно, о всем: о политике, мужчинах, и, всякий раз, когда Алена начинала хвалить Коллина, в глазах у Дайны вспыхивали злобные огоньки. При рассказе о проблемах, стоящих перед "Голосом Америки", лицо Славиной всякий раз наполнялось грустью. Да, проблем было много: устаревшее оборудование радиостанции зависело от метеоусловий, работать приходилось ночью, филиал в Москве не открывали. К тому же русская гласность по рукам и ногам связывала сотрудников радиостанции. Как следствие - платить стали меньше, годовой контракт больше чем на $45 000 не заключали. ... Оставалось радоваться исчезновению с экранов российских телевизоров многомилионной армии американских безработных - хозрасчет не позволял субсидировать такие гигантские массовки.
   Миссис Славина тоже имела много забот - Джордж начал по-черному пить. А вчера ей было просто стыдно: из Госдепартамента позвонили домой и сообщили, что ее супруг, один из ведущих специалистов НАСА, преуспевающий бизнесмен, человек с пятимилионным состоянием, в рабочее время толкается возле пивного ларька, что на 21-ой авеню!
   - Я так боюсь за него!, - говорила Дайна,- Там так много левых!
   - На 21-ой авеню? - испуганно переспрашивала Алена
   - Да нет, у ларька! - в сердцах отвечала подруга. На работе тоже не ладилось. Хоть и удалось достать бочонок красной нитры, не было никакой уверенности, что до запуска будет сухая погода и не придется снова толкаться в очередях.
   "Был бы Горбачев республиканцем - и у нас бы перестройку раскатали..." - думала Дайна по дороге домой, свернувшись калачиком на заднем сиденьи рейсового омнибуса. Станции сменялись медленно и скучно, а безработные, сидевшие на втором этаже, как всегда вопили антивоенные лозунги. Когда ей все порядком надоело, она подошла к кабине шофера и, вынув толстую пачку двадцатидолларовых купюр, со словами "Отец, гони без остановок!", с силой швырнула в него.
   ... Через улицу раздавались автоматные очереди и лязганье гусениц тяжелых танков. Не прошло и минуты, как все заглушил залп дальнобойных орудий - ведущая уже трое суток осаду Центрального Банка мафия, перед решающим штурмом, назначенным на завтра, начала артиллерийскую подготовку. По сообщения прессы, сегодня в полдень шли ожесточенные бои за тридцать первый этаж. "Теперь уж выше, наверное...", - это были последние мысли Дайны, после чего глубокий сон окутал ее до самого дома...
  
  

*** 14 ***

   ... Уже более двух часов подряд над Соединенными Штатами стояла глубокая ночь. Пол Эддингтон, он же Пин Ван Ши - офицер органов Госбезопасности Китая, а на самом деле советский разведчик Иванзон, только теперь, дернув кольцо парашюта, понял: это конец. Парашют не раскрывался. Эддингтон стал лихорадочно стучать зубами - морзянка полетела в Пекин.
  
  
  

*** 15 ***

   ... Подали лягушек под белым вином. Ши Ван Пин, майор КГБ Клиппер, выдвинув двухметровую антенну из портативного передатчика, спрятанного под столом, после чего, незаметно поправив наушники, затаенные под шевелюрой парика и, подписав нужные бумаги, дающие добро на запасной парашют, быстро застучал ключом.
   ... Из всех московских ресторанов Вениамин Евгеньевич больше всего любил этот. Изысканная кухня, небольшие цены, а также близость с домом делали "Пекин" излюбленным местом для работы и отдыха.
   Подозвав официанта, полковник шепнул ему на ухо что-то по-китайски.
   - Будет сделано!, - гаркнул официант и вытянулся.
   Все получилось так, как и было намечено на Лубянке. На фоне Белого Дома Эддингтон, облаченный в белый комбинезон и с белым парашютом не был замечен охранением. После приземления путь его лежал к вилле Харрисона. Группа Сименса должна была быть обезврежена как можно быстрее, лучше - к ноябрьским.
   В Москве было известно, что полковник Харрисон знает о существовании человека по имени Эддингтон в заброшенной группе. Было известно и то, что Харрисон с Эддингтоном никогда раньше не встречались.
   Но люди Сименса, по давней традиции знавшие все о планах Москвы, делали все возможное, для успешного завершения операции...
  
  

*** 16 ***

  
  
   ... Когда до женщины оставалось несколько дюймов, кто-то легонько тронул Харрисона за плечо. Харрисон вздрогнул и прислушался.
   - Это я Эдд, - прошептал Коллин, передергивая затвор миномета, - Все нормально?
   - Да. Ты бы хоть разулся. - Эдди был аккуратен и не любил, когда пачкают белье.
   - Что будем делать?
   - Начинай , я прикрою.
   Сжав зубы и зажмурив глаза, Харрисон бросился вперед, но там никого не оказалось. Он вскрикнул.
   - Держись, Эдд, - прошипел Коллин и дал в темноту длинную очередь.
   ... Секунду спустя женский голос, раздавшийся сзади из глубины спальни, заставил обоих обернуться:
   - Когда Сименс рассказывал мне, что у Морга работают одни ослы, я, честно говоря, сначала не поверила.
   Услышав молчание в ответ, женщина включила полный свет:
   - Меня зовут Джессика Куинсберри. И, потом, пойдемте вниз, я сделала кофе.
   Разведчики молчали.
   - Эй, парни, да Вы чего? Ах... Простите...,- опомнилась она и накинула халат.
   Кофе не входило. Не глядя друг на друга, Эдд и Боб одновременно пожирали Джессику глазами. Она была молода, даже слишком, для работы в разведке и, не менее слишком, красива. Острые, как наконечник баллистической ракеты, ключицы и загорелые раскосые груди, видимые в запахе легкого розового халата, подтверждали, что держал своих людей майор Сименс впроголодь, а дислоцировалась группа в прошлом году в Крыму. Отдаленно, Куинсберри чем-то напоминала секретаршу Шейлу, но была моложе и не так развращена. Светлые волосы, забранные за маленькие аккуратные ушки, делали ее еще моложе.
   ... Из полученных сообщений следовало, что в группе начались политические брожения и, именно поэтому, Майкл Беркс и был послан Сименсом в Вашингтон. Но и восемь миллионов, полученные у Харрисона, обещали поправить дело ненадолго. Шел пятый час утра, страшно хотелось спать, на Востоке небо медленно покрывалось голубой дымкой. Еще через час полоска восхода цвета клубничного флиппа неторопливо начала гасить тысячи звезд, доказывая тем самым неотвратимость движения Времени. Америка просыпалась.
   ... Где-то около шести, услышав за окном скрип тормозов, начавшая уже просыпаться мисс Куинсберри пришла в себя и начала будить разведчиков, спавших как учили в ЦРУ - сидя, с открытыми глазами. Едва она дотронулась до Харрисона, как тот резко вскочил и закричал:
   - В чем дело? Я вас не знаю! - потом его остекленевшие глаза потеплели и он улыбнулся, - Ах, это Ты, Джесс... Не обращай внимания - привычка...
   - Сейчас не время! Кто-то приехал, Эдд, открой дверь.
   ... Спустя минуту в гостиную вошел невысокого роста человек в белоснежном десантном комбинезоне. Не заметив Эдда, он решительно подошел к Бобу Коллину:
   - Я сразу Вас узнал, мистер Харрисон, хотя мне известно, что раньше мы никогда с Вами не встречались. Итак, я - Эддингтон, человек Сименса.
   - Харрисон - это я, - отозвался хриплым голосом полковник из противоположного угла. Эддингтон не унимался:
   - Это не суть. Перейдем к делу.
   ... Только после этого он заметил развалившуюся в кресле молодую женщину, которая широко, не по-доброму, улыбалась. Видимо, что-то вспомнив, Эддингтон вытащил из нагрудного кармана пачку фотографий и лихорадочно стал их сверять с мисс Куинсберри. Харрисон что-то начинал понимать:
   - С чем Вы там возитесь, мистер Эддингтон? Может Вам помочь?
   - Нет, нет, что Вы, не нужно. Это снимки людей Сименса, то есть, простите, наших людей, - поправился незнакомец, - просто я вожу их всегда с собой - они слишком дороги.
   - Понимаю, понимаю, - участие зажгло яркие огоньки в глазах Пола, после чего он быстро заговорил:
   - Вы бы знали! Какие это парни! Это сказочные ребята!
   - Вы разговариваете по-русски? - прервал его Коллин.
   - Да Вы что! Бог с Вами! Я - Пол Эддингтон, американец, родился в Нью-Йорке в 1952-м году в семье банкира, образование высшее, роста среднего, коренаст, на левой ноге, под коленом, шрам времен вьетнамской войны, партийность - республиканец, люблю выпить,...
   - Много там у Вас еще?
   - Да нет, страницы четыре...
   - Кончайте комедию, Иванзон, - вступила в разговор Джессика, легко жонглируя гранатами. - Первый раз мы узнали о Вас еще в восемьдесят четвертом, когда на наших таежных стоянках вы, и еще дюжина советских офицеров ночами бегали на четвереньках вокруг и самым идиотским образом выли. Сначала это развлекало, но за четыре года успело изрядно надоесть. Кончайте комедию, "мистер Эддингтон"!
   На этих словах Иванзон обмяк и съежился. Но вдруг его глаза еще раз вспыхнули, и, быстро надев на голову гвардейскую фуражку, он развернул ее козырьком назад. Через секунду, не месте, где он стоял ничего не было.
   - Как я могла забыть! Это же КГБ! - злобно выкрикнула Куинсберри и начала палить из кольта беспорядочно по воздуху. Опомнившись, Коллин стал помогать минометным огнем. Когда дым от брошенной гранаты развеялся, сквозь зияющую в стене двухметровую дыру, заваленную перекореженным гарнитуром, придя в сознание первым, Харрисон увидел удаляющийся красный "BMW". В голове отчетливо стучала единственная мысль: " Ушел. Хорошо, хоть не на ковре-самолете."
  
  
  

*** 17 ***

   ...Если одно только слово "Америка" предполагает наличие демократических основ, то сама по себе демократия далеко не всегда сводится к чесанию яиц о шероховатый фундамент Эмпайер Стэйт Билдинга. Способов проявления демократии бесконечно много: можно сажать летательные аппараты туда, где их больше всего не ждут, можно судиться с военно-воздушными силами, а можно выставлять на президентских выборах кандидатуру своего любимого кота. Демократия хороша тем, что она не только оставляет право выступить "за" или "против", она не запрещает и воздержаться. Хотя ум и здравый рассудок чаще всего предлагают воспользоваться предоставленными демократическими правами, старое, как мир, правило "лучше быть живым, чем умным" является лучшим лекарством от подобных, по-детски наивных, вздорных шагов.
   Христофор Колумб, увидев в 1492 году новый континент, знай тогда, сколько забот и пустых хлопот внесет он в тихое размеренное течение европейской жизни, развернул бы свои "Санту-Марию" и "Пинту" в обратную сторону, и еще несколько веков Европа могла бы жить спокойно. Но теперь уже ничего не изменить. Миром завладела страшная болезнь - СПИД политического организма, разносимая вездесущим вирусом тотальной американизации.
   В свое время даже такой колосс, как Джордж Вашингтон был не в силах предсказать, что произойдет с его детищем, скажем, через 100 лет. А занимающаяся ныне в Белом Доме мышиной возней шушера, последние полвека просто закрывала глаза на будущее. Одним из подобных "слепых котят" можно по праву назвать тридцать третьего президента и отца Америки Гарри Трумэна. Хиросима и Нагасаки - дело его грязных рук. Будучи хроническим республиканцем, он получил политический штурвал в сорок пятом, когда ему едва перевалило за шестьдесят. Но всегда подтянутый, молодцеватый Трумэн сумел захватить власть над сердцами, умело сыграв на чувствах растерянной, осиротевшей Америки, только что потерявшей истинного выражателя своих идей, четырежды избиравшегося лидера демократической партии - Франклина Делано Рузвельта. День его смерти стал днем рождения эры республиканцев, прервавшейся впоследствии лишь ненадолго. Но на атомной бомбардировке Японии Гарри Трумэн не остановился: на его счету рождение НАТО в 1949 году, война в Корее в 50-м и многое другое. И именно при нем в 1947 году в Штатах был создан координационный центр гражданской и военной разведки - Центральное Разведывательное Управление...
  
  
  

*** 18 ***

   ... Родившееся где-то далеко на Востоке красное солнце жадно поднималось над Соединенными Штатами. 38-ой день лета с первых своих минут обещал повторить предыдущий, с раннего утра нагревая ступени Капитолия, еще не успевшего остыть за короткую ночь. Впрочем, ночи хватить и не могло. Нагретые солнцем, тысячами ног и политикой они не остыли бы и за долгую ядерную зиму. Необычность последнего, видимо, и было рычагом, приводящим в движение механизм, рождающий желание проверить это утверждение.
   Федеральный округ Колумбия встречал сонными глазами седьмое июля, а 785 000 жителей Вашингтона были обречены на борьбу с удушающей жарой, медленно но верно наползающей с Востока.
   ... Брайан Морг был похож на других генералов американской разведки, подобно тому, как походит безработный Лос-Анджелеса на своих друзей по несчастью из Далласа, - иначе говоря, во всем. Как и другие, он был среднего роста, безукоризненно одет, подтянут, имел потемневшее от сигар лицо, повидавшие в с е мозолистые руки и рычащий хриплый голос. Родившись во времена, когда Америка еще не знала пластиковых пуль, синтетических кальмаров и детей из пробирки, Морг не страдал ни одной известной болезнью - его организм работал как система, контролирующая запуск стратегических ракет - практически без сбоев. За свои 87 лет он не растерял ни одного мужского достоинства, что помогало с блеском уживаться с какой-то двадцатилетней певичкой одного из местных кабаков.
   Брайану Моргу почему-то всегда везло. Даже когда его двадцатитрехлетним мускулистым парнем взашей выгнали из дома за то, что он в одном из игорных домов Лас-Вегаса спустил отцовские $4 000 000, даже тогда он не растерялся. Армия сделала из него преданного солдата, Рузвельт - неприятеля демократов, а женщины - искушенного во всех тонкостях любви мужчину. С горьким осадком вспоминался только один день - когда в 45-м, купаясь в Эльбе, он заплыл за буйки и чуть не утонул... Когда в Штатах родилась мода на холодную войну, Морг долго не сопротивлялся. Он до сих пор помнит новенькое здание Восточного Управления ЦРУ, в которое Брайан вошел одним из первых после строителей - еще пахло свежей масляной краской и плохо закрывались двери... Вот уже более полувека подряд каждый день Морга начинался одинаково. Изученная до последнего винтика жена со своим "Брайан! Поцелуй меня!" сменялась не менее надоевшим пейзажем Норфолка. Потом - легкая пробежка, плотный завтрак и кофе. Самому приятному занятию Морга был отдан последний час перед выездом в Вашингтон - Брайан играл в городки. Этой традиции не мог помешать никто, разве что массированный удар русской авиации.
   ... Уже допивая из китайской фарфоровой чашечки ароматный кофе, генерал набрал номер Харрисона:
   - Эдди, что у Вас с голосом? - голос был и вправду усталым, - В мясорубке под Сайгоном Вы были и то веселее. Что стряслось, Харрисон?
   - Всю ночь мы отбивались от русского десанта.
   - Жить-то будете? - Морг хрипло рассмеялся.
   - Дурацкий вопрос, генерал.
   - Харрисон, Вы хотите развлечься? Я знаю, что да. Берите машину, Ваш кофе будет готов через 43 минуты.
   - O'key, - уныло ответил Эдд. Его всегда бесила чрезмерная стариковская педантичность и полная зависимость от настроения. Но сегодня, кажется, повезло.
   200 миль, которые отделяют Ричмонд от Норфолка, полковник одолел чуть больше, чем за пол-часа. Горячий кофе продолжал кипеть даже тогда, когда попал в желудок: Эдда всегда умиляло добродушное гостеприимство жены Морга - девяностодвухлетней старушки Джейн.
   ... С десятьюдюймовыми кубинскими сигарами они шли с Моргом, на котором были одеты белоснежные шорты и майка для игры в городки, вдоль аккуратно остриженных кустиков, подминая под себя прекрасную, как только что проснувшаяся женщина, молодую траву.
   - Эдд, поймите меня правильно. Дело - превыше всего. - Эдд вспомнил, что примерно то же самое Морг говорил перед заброской во Вьетнам, - Мы не уложились в график с Сименсом, это сулит Большие Неприятности.
   - Конкретнее, шеф, если можно.
   - Хорошо. Сегодня в 4 по полудни на ковре меня ждал с отчетом сам Карлуччи. Вы знаете министра обороны? Знали бы Вы, как мне надоела эта старая обезьяна!
   "Нынешняя администрация вообще обезьянник", - подумал Харрисон, но сдержался:
   - Вам чертовски повезло, Брайан!
   ... Хриплый прокуренный смех генерала в ответ заставил Эдда почувствовать неловкость.
   - Я сказал "ждал", Харрисон, потому, что к Карлуччи поедете Вы. И молите Бога за то, что Фрэнк - неплохой парень. Хоть и порядочная свинья, он редко бьет ниже пояса. А хотя для Вас, это было бы не плохо... Не обижайтесь на старика, Эдди, - дружелюбно проговорил Морг, хлопая свободной от сигары рукой по выбритой щеке своего заместителя.
   ... Полковник не любил сюрпризы. Но больше всего ему запомнилось, как в 68-м под Ханоем, ночью, его с силой что-то сдернуло с кровати. Как оказалось, озверевшие вьетконговцы привязали его тросом за ногу к танку, неслышно подрулившему под окно Главного Штаба Американских Экспедиционных Сил. С тех самых пор Харрисон немного хромал. "Одной обезьяной больше", - сказал он сам себе, вставляя кляч зажигания.
   Выхода не было. Часы показывали 10, и до четырех можно было выспаться, к тому же важных дел в Управлении сегодня не намечалось. Уже за границей владений Морга навстречу ему попался темно-вишневый "Бьюик" Коллина - старая лиса Морг разбирался со всеми по очереди. Поравнявшись, машины остановились:
   - Что он Тебе сказал, Эдд?
   - Бобби, следи вечером за прессой, будет занятно, что-то вроде "Фрэнк наводит порядок или стул для Харрисона".
   - Надеюсь, все обойдется. Мне хуже - Файер застрелился, нужна подпись нового. Еще не видел, но, говорят, такой же кретин.
   - Да все они кретины!, - в сердцах сплюнул полковник, - Главное за бурдой, которую он называет кофе, почаще улыбайся его старой ведьме, и все будет O'key! Удачи, Боб.
   "Старая развалина прежде накачивает какой-то гадостью, а потом делает из нас идиотов" - думалось Эдду, когда его машина плавно набирала скорость, двигаясь по автостраде, ведущей к Ричмонду.
  
  
  

*** 19 ***

   " Может, померещилось? Больше пить нельзя", - Майк ущипнул себя за щеку, но мираж остался на том же месте. Время шло к полудню, купаться еще раз не хотелось - вода в Потомаке цвела зеленой тиной. "Хоть бы кувшинками, как в Гудзоне", - подумал человек Харрисона по особым поручениям и снова посмотрел на середину реки, откуда на него заинтересованно смотрел перископ подводной лодки. За последнее время удивляться приходилось часто, поэтому когда из воды вышли двое в черных аквалангах и сказали:
   - Беркс, Вам придется проследовать за нами, - он послушно выполнил вежливую просьбу. Хотя акваланг был на два размера больше, доплыв до корабля, Майк почти не наглотался воды. Черную повязку, завязанную поверх маски, ему сняли только через час, когда прибыли на "базу" - именно так называли это место незнакомые люди. Приняв ванну и надев махровый халат, Майк вошел в ярко освещенный холл, в глубине которого сидели в креслах два джентльмена, одного из которых, Майк точно где-то видел. Тот, что сидел справа, легко поднялся и, широко улыбнувшись, указал на третье кресло, стоящее напротив двух других.
   - А, мистер Беркс! Мы уж тут Вас заждались... Весьма рад Вас видеть!
   - Где я нахожусь?
   - У друзей, Беркс... У верных друзей... Мы все служим Великой Америке, правда, каждый по-своему... Кстати... Мои ребята перестарались с лодкой. Я правильно говорю, Гарри? - последние слова были обращены к коренастому человеку, обвешанному с ног до головы гранатами и огнестрельным оружием. Он стоял навытяжку в глубокой нише и показывал пустыми глазами полное отсутствие себя в помещении. - Не обращайте внимания, мистер Беркс. Гарри не умеет говорить - ему отрезали язык. Гарри умеет работать. И любит с в о е дело. А Вы знаете, как важно любить с в о е дело? Но оснований волноваться у Вас быть не должно; Ваш труп не украсит интерьер моего кабинета.... если мы, конечно, найдем общий язык.
   - Вы очень любезны, мистер...
   - Мирроу. Энтони Мирроу. Вас не интересует, кто Ваши новые друзья? - спросил он, протягивая Майку сигарету.
   - По методам работы это похоже на ФБР.
   На этом месте в разговор включился второй человек, имени которого Майк не знал:
   - Браво, Беркс!, - потом повернул голову к Мирроу: - Нас еще узнают! Нам еще рано на свалку, Тони!
   Все дружно посмеялись, причем, каждый смеялся над своим.
   - К делу. Мистер Мирроу пригласил Вас не для болтовни.
   - Как мне Вас называть?
   - Как больше нравится. Итак, мы хотим купить Вас, Беркс.
   - Это невозможно.
   - Вам что, сказали цифру?
   - Я повторяю: это невозможно.
   - Обманывая себя, Беркс, Вы обижаете нас, своих друзей. Разве этому Вас учил полковник Харрисон?
   ... Майк не знал, как ему поступить. Либо его ликвидируют мясники Мирроу, либо - если узнают, а они обязательно узнают - люди Харрисона. Последующая минута заставила принять решение:
   - Работайте на нас, - продолжал Энтони, - а мы создадим Вам все условия; в частности, секретаршу вашего Харрисона вообще можете взять к себе домой, тем более, что Шейла уже давно наш человек.
   - Собака Вы, Мирроу.
   - Хорошо, что Гарри еще и глухой - он этого не слышал.
   - Деньги вперед!
   - Вот это по-нашему, Майк. Можно я буду Вас так называть? - спросил новый хозяин, оглядывая Беркса с ног до головы.
   - Валяйте, Тони... А сейчас я чертовски хочу спать. И если Вы не против...
   - Конечно, конечно! Я рад, что мы договорились. Желаю приятных сновидений. Гарри! Проводи мистера Беркса в спальню.
  
  

*** 20 ***

   Джессика Куинсберри любили развлекаться. Мало того, Джессика Куинсберри любила русских. В придачу ко всему, она любила мужчин. Из всего этого следовало, что развлекаться с русскими мужиками было любимым занятием Куинсберри, тем более, отлично зная быт и язык России никаких барьеров к этому не существовало.
   ...До самолета в Россию оставалось чуть больше трех часов, а попавшийся на пути эмигрантский кабак "Лопухи в цвету" предрешил заполнение свободного времени. Это было подвальное помещение больше походившее на бомбоубежище времен первой мировой войны. Едва Джессика села за грязный заплеванный столик в углу зала, как с маленькой сценки на нее обрушились аккорды балалайки и женщина, откричавшая "последний крик" лет двадцать назад, пропитым басом запела романс. Куинсберри вслушалась:

" ... мы все, друзья, надеемся на прессу.

Не суждено, ужель нам, прочитать:

Ну, наконец! Деникин взял Одэссу!

И не придется здесь нам подыхать..."

   " Душевно. Странный народ, эти русские: подыхать хотят не здесь, а ползут, как голодные койоты", - подумала Джессика и увидела, как к ней бежит маленький рыжий человечек в национальной одежде большевиков. Изломанный до неузнаваемости английский язык врезался в ухо ножом:
   - Я ест Иван. Миссис будет кушать омары и шампаньское?
   - Блинов и водки! - отрезала она по-русски без акцента и, достав пачку "Беломора", закурила.
   Изумленный официант умчался на кухню, зато к Джессике подошли два холеных откормленных эмигранта:
   - Мадам хочет иметь нас сидеть рядом? - обратился к ней тот, что был поменьше, - Или мадам хочет иметь сидеть рядом только Костю? - он указал пальцем на долговязого черноволосого мужичка, стоящего рядом. Выпустив кольцо желтого дыма, она презрительно обмерила их глазами и, поняв, что у них нет того, что ей нужно, размеренно и с достоинством произнесла:
   - Мадам хочет иметь Вас обоих идти вон.
   - Уйдемте, Григорий, здесь вам не Одесса, - небрежно бросил Костя и они удалились к другому столику. " Мадам хочет иметь..." - донеслось издалека до Джессики, когда она рукавом занюхивала четвертую стопку.
   ... Не найдя в ресторане за два часа ни одного русского, разочарованная разведчица, подобно яхте попеременно меняя галс, направилась к выходу. Уже в дверях ее остановил маленький, давно не брившийся человечек с черными колючими глазами и потешным носом, напоминавшим высоковольтный рубильник:
   - Дэвушка, а дэвушка! Сколько Тебе лет?
   - Не помню. Пьяная была... - бросила она и вышла на улицу.
   ... Небоскребы Америки всегда привлекали внимание даже коренных американцев, но сегодня они показались Джессике по-особенному прекрасными, то ли оттого, что она не была в Штатах уже три года, то ли оттого, что она уже три года была в России...
   - Мисс Куинсберри? - обратился к ней грязный безработный не вставая со скамейки, на которой он спал, прикрывшись прошлогодней желтой газетой
   - Что Вам от меня нужно?
   - Вам привет от кузины из Торонто.
   "Пора!" - стрельнуло в голове у Джессики и она быстрее зашагала по мостовой.
  
  
  

*** 21 ***

   От Карлуччи Харрисон ехал злой. В сторону от автомобиля один за другим отлетали сбитые прохожие, но сейчас это интересовало его меньше всего. Еще бы! Завтра в Россию! Эдд в очередной раз нажал с дикой силой на газ, но, вспомнив, что это не голова Морга, немного ослабил давление. Скорость была бешеная, но это не мешало ему ювелирно объезжать все скамейки Центрального парка и наиболее крупные деревья - напрямик было гораздо ближе. Когда уже порядком потрепанный "Кадиллак" вылетел из витрины очередного магазина, проеханного, по обыкновению насквозь, сзади раздались особенно громкие крики. ...Злорадная улыбка искривила совершенно правильные черты лица Харрисона, - вспомнилось, что точно также, когда-то, в одной из русских провинциальных гостиниц, он давил тараканов.
   - Знали бы они все, куда мне завтра - сами бы под колеса лезли, - сказал он вслух, заходя на очередной вираж. Не смотря на то, что руль был выкручен до упора, а тормозные колодки пищала, как рожающая кошка, он снова не вписался в поворот. На этот раз его жертвой стало полицейское управление, поставленное явно не на месте. ... Впереди было шоссе, ведущее прямо на Норфолк. "Ну вот почти и дома", - понял полковник, вглядываясь во вьющуюся ленту трассы, уходящую за горизонт.
  
  

*** 22 ***

   Все получилось гораздо проще, чем казалось сначала: в охранении стояли довольно крепкие парни - человек семь-восемь из морской пехоты, и Майклу Берксу пришлось повозиться добрую четверть часа. Бил он, как всегда, легко, умело, а, главное, с удовольствием - чему только в России не научишься. Добивая зверски ногами по лицу одного из последних, Майк благодарил Бога за то, что ни советских клубов, ни танцев, американская морская пехота не посещала. Хотя полученные вперед $6 000 000 согревали душу и придавали сил, с Гарри пришлось повозиться подольше. Когда в решающую минуту Майк споткнулся о чей-то труп и упал, а Гарри наступил ему сапогом на горло, на память пришли слова Мирроу "Гарри любит свое дело...". Рука Беркса из последних сил потянулась к карману... При виде стодолларовой купюры тело лихого Гарри размягчилось, а рот расплылся на пару дюймов в беззубой улыбке... В два прыжка Беркс оказался у двери в кабинет Мирроу, по предположению Майка, связанного со спальней - разработка типовых проектов государственных офисов не отличалась фантазией. Поняв, по освещенным фонарем торчащим из-под одеяла четырем пяткам, что слева лежит Шейла - левая пара пяток была розового цвета, меньше размером и пахла духами, - Майк понял, что справа - Мирроу. Он резким движением сдернул одеяло и зажег свет.
   - В чем дело, Гарри? - не открывая глаз просипел заспанным голосом Энтони.
   - Это не Гарри, мальчик.
   ...Мирроу сидел на кровати голый, волосатый и пытался прикрыть рукой срамные места. Схватив Шейлу за волосы, Майк потянул ее к себе:
   - Сколько платил Тебе этот подонок?
   - Нет, нет! Не сейчас! Все после , Майк... Я все расскажу!
   - После Ты все расскажешь Господу Богу.
   Раздался выстрел. Не поворачивая головы в сторону окровавленной постели, Мирроу истерически засмеялся:
   - Дружище Беркс! У Вас ведь могли быть дети! Вы сами накинули петлю себе на шею и теперь умело затягиваете ее: Вам же отсюда никогда не выйти. Внизу солдаты, танки, авиация, наконец! Черт возьми, ей-богу, Беркс, Вы - самоубийца!
   - Из тех шести миллионов, что лежат у меня в саквояже, на то, чтобы купить с потрохами Ваших оловянных солдатиков, хватит и трех. Три в остатке. Впрочем, на Ваших ублюдков хватит и пяти тысяч.
   - А вы, Беркс, оказывается такая же собака, как и я...
   - На псарне живем, Тони. И хватит болтать. Свой бред, Мирроу, Вы продолжите в машине по дороге к шефу. К моему шефу. - уточнил Майк. - Одевайтесь.

*** 23 ***

   - Ко мне никого не впускать.- поставил точку полковник Харрисон. Он давно уже не разговаривал со служанкой в таком тоне.
   - Даже президента? - попыталась шутить, еще не потерявшая кокетства, тридцатидвухлетняя Диана Стэлс.
   - Я сказал: н и к о г о! - Резкий хлопок дверью развеял все иллюзии мисс Стэлс относительно хорошего вечера. В самом деле, надеяться было не на что: фаворит американской разведки сегодня был не один. То, что заниматься сегодня она уже ничем не сможет, служанка Харрисона поняла через пятнадцать минут, когда из-за толстой ореховой двери спальни, донесся, многократно усиленный ее воображением, женский стон. Припав к специально вмонтированному глазку, Диана затаила дыхание. ...Только сердце отстреливало каждую минуту свои 150 ударов...
   ... Руки Дайны Лоуренс в полумраке были напряжены до предела, пытаясь хотя бы кончиками пальцев соединиться за широкой обнаженной спиной полковника.
   - Я так устала без Тебя, Эдд... - она прижалась еще сильнее к волосатому торсу любимого мужчины обеими грудями, пытаясь еще больше возбудить и без того чувствительные нервные окончания, которыми были усыпаны набухшие, как весенние почки, крупные красно-коричневые соски. В ответ мужское тело мелко затряслось и Дайна непроизвольно вскрикнула, почувствовав, как то, что еще минуту назад мягко касалось ее колен, теперь наносит частые пульсирующие удары и быстро движется вверх, к животу.
   "Хочу..." - это было последним, что она смогла сказать связно, томно оседая на белоснежную простыню.
   - Сегодня все будет так, как хочешь Ты, - прошептал Эдди, выливая на пупок желанной женщины стопку французского "Камю", после чего его губы сами коснулись, покрытой мурашками экстаза, кожи и стали ласково целовать ее живот... Стопка коньяка показалась Эдду по меньшей мере бутылкой, бурлящим океаном, с неповторимым вкусом, скорее напоминавшим не вкус женской кожи облитый спиртом, а вкус той яичницы с беконом, той, что готовила ему мать... Проведя по внутренней стороне бедра Дайны, он услышал неестественный стон, не тот, к которому он так привык, когда из 38-го калибра попадают в яйца - другой, а запутанная в темных волосах, метающаяся по подушкам голова, с безумно закатанными глазами, говорила сама за себя - Дайне было хорошо. ... Едва его язык коснулся чего-то влажного и теплого, как голос оставил ее, а ее руки сами впились в его могучий фаллос, уже давно так не наливавшийся кровью. Она гладила его, резко сжимала, и , не дав успеть почувствовать боль, также резко отпускала. Но вот его фаллос обхватили ее губы. Эдд зажмурился, ясно различая перед глазами разноцветные круги, сквозь которые была видна Дайна Лоуренс, его Дайна Лоуренс, потерявшая в этот момент всяческий контроль над собой - она плакала... Только после этого Харрисон изменил положение своего корпуса и, уже через мгновение, они слились в одно единое тело, управление планомерным движением которого, было заложено еще в утробе матери... А в мемуарах, которые много лет спустя, к слову сказать, напишет служанка Эдди Харрисона Диана Стэлс, она так и не сможет вспомнить, сколько именно десятков раз она кончила в тот, самый ужасный в ее жизни, вечер...
  
   До выхода оставался час, и Эдди не стал ложиться спать - крепкий кофе с виски всегда восстанавливали силы. "Вроде бы и все дела..." - подумал он, еще не зная, что когда Майкл Беркс привезет Мирроу, его уже здесь не будет.
  
  
  

*** 24 ***

   Начавший уже было расти 7 минут назад курс доллара на Токийской Валютной Бирже, начал вновь катастрофически падать... Биржевой крах в течение минуты превращал мультимиллиардеров в нищих оборванцев. В глубине неприступных кабинетов по всей Америке раздавались выстрелы - единственный выход из положения, а обведенные в траурные рамки имена могущественных магнатов наполняли прессу тяжелым запахом трупного яда...
   В ресторане "Пекин" ликовали. Неистово хлопая в розовые ладошки, Ши Ван Пин, он же полковник Клиппер, бегал вокруг передатчика, из которого в ы п и с к и в а л а с ь азбука Морзе. Из сообщения следовало, что тридцать секунд назад разорилась какая-то американская компания по производству жевательных резинок. Радости не было предела.
   - Так его, так его, так его!!! - прокричал Вениамин Клиппер и увидел, как к нему подходит статный офицер с каменным серым лицом:
   - Мужайтесь, Веня! Иванзон провалился.
   - Не беда, Николай! Я уверен - победа будет за нами!
   - Наши товарищи тоже надеются.
   - Ну, и Слава Богу!, - обрадованно проговорил майор Клиппер, видимо еще не осознав до конца, что провалился САМ Иванзон. - А где он, Коля?
   - В 16-м блоке, материализуется.
   - Примет форму - сразу ко мне.
   - Есть! - щелкнув каблуками сказал офицер по имени Николай, развернулся на сто восемьдесят градусов, и зашагал к выходу из "Пекина".
  
  
  

*** 25 ***

   ...Каждый раз улетая в Россию, Эдди Харрисон брал с собой одно и то же. И в этот раз чемодан был собран быстро. Повозиться пришлось только с ватником, приводя его в божеский вид.
   - Д у р а ! - кричал полковник на служанку, топчась обеими ногами по ватнику, разложенному на грязной земле. - Кто же ватники стирает, дура ! - Он стал замазывать черную ткань масляной краской, - Я - р а з в е д ч и к, дура, ты понимаешь? - Диана в ужасе шарахнулась в сторону, - Где Ты видела разведчиков в стираных ватниках? Может, Ты мне и кирзачи начистила? Не-на-ви-жу! - орал полковник, борясь с тугим узелком на шапке-ушанке. Но вот, наконец, все было собрано. Обведя глазами родные стены, Харрисон еще раз заглянул в зеркало, проверяя, не отвалилась ли искусственная борода - на первое время, пока своя не вырастет - и, убедившись, что все нормально, шлепнув по аппетитной попке Диану, со словами "не намотай тут чего", вышел на улицу.
   Все было по-прежнему. Вашингтон гудел, как пчелиный улей, до аэропорта пришлось добираться с пересадками - "час пик" не давал свободно вздохнуть. "Когда я еще увижу это солнце?" - думал Харрисон, выглядывая из окна подземки - "Сложная штука - жизнь. До чего мерзко в Управлении, да и Россия - тоже не сахар..."
   - А, ладно, все к чертям, - сказал себе Эдд и углубился в изучение русского фольклорного разговорника. ...В вагон вошла старушка и, с нахальным видом, направилась прямо к нему:
   - Эй, бородатый, сидеть хочу!
   Харрисон сделал вид, что спит.
   - К Тебе обращаюсь! - старушка с силой дернула его за бороду.
   ... Корочка ЦРУ, вытащенная Эддом из-за голенища, заставила пожилую американку угомониться. Справа в окне полковник увидел дом необычной формы, который все хорошо знали. Отель "Славянская" обслуживал советских туристов, мода на которых в последние годы разрослась до невероятных размеров.
   "Засранцы! Нацию срамят!" - пронзила мысль голову полковника, едва он увидел, как миловидные американские девочки и мальчики, одетые в темную, неуклюжую, похожую друг на друга одежду, на ломаном русском языке пристают к русским туристам.
   " Как же это будет? Ах вот....косят", - Эдд удовлетворенно вздохнул, быстро найдя в засаленном, все перевидавшем разговорнике, необходимую фразу.
   ...Шутки - шутками, а Америка стала всерьез опасаться красного нашествия: тут и там открывались русские рестораны, торговыми синдикатами искусственно взвинчивались цены на обувь фирмы "Skorohoud", которая была полезна необыкновенной жесткостью и неудобствами, и являлась отличным тренажером для адаптации к тяготам военного времени. Русское насаждалось планомерно, устойчиво и непринужденно, полностью ломая все прошлые представления о законах развития и существования внутреннего рынка Соединенных Штатов. И когда Эдди однажды узнал, что вот уже пятый месяц к ряду нью-йоркские проститутки требуют за работу только рубли - его это не удивило.
   "С этим пора кончать!" - понимал Эдд Харрисон, и, поэтому, его место сегодня было не за зеленым столом Лас-Вегаса, не в широкой постели какой-нибудь красотки из Дэлавера, а там, в эпицентре красной чумы, в берлоге лютого медведя, в стране славян - России.
  
  
  

*** 26 ***

   Вечерело... Самолет полковника уже скрылся из виду в перистых облаках, но этого не заметил никто, кроме нескольких ведущих диспетчеров секретного аэродрома " AirTop-14 ", да парней из службы на Аляске.
   ... И не удивительно, что это ни на секунду не изменило направления течения жизни Америки. Это не повлияло ни на курс доллара, ни, тем более, на стоимость пакетов акций на бирже - все осталось по-прежнему: Белый Дом величественно возвышался, уходили за облака небоскребы Манхэттена, а статуя Свободы своим горделивым взором, как и много лет назад, внушала сахарный имидж благополучия и уверенности в завтрашнем дне...
  

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

В гостях у сказки

"В гостях хорошо, а в СССР - лучше "

Советская пословица

*** 1 ***

   ... В тот день утро над Россией зарождалось долго и особенно мучительно. Робкие лучи по-пролетарски красного солнца с великим трудом пробивались сквозь толщу окутавшего землю серого тумана. То ли от того, что было нечему радоваться, то ли от чего-то другого, громко и заливисто н е п е л и птицы. Начинались новые заботы и новые тревоги, которые, овладевая Бренным Миром людей, кому-то сулили радости, а кому-то печали. Но мало кто знал, какая участь ему уготовлена.
   ... Этим неприглядным, типичным для средней полосы России, утром, агент Восточного отделения Центрального Разведуправления США Джон Сименс наконец начал реально представлять себе сложившееся положение. Он лежал в стогу мокрого сена посреди бесконечно раскинувшейся равнины, наполненной запахами безмятежного, еще пока по-русски вольного, рассвета. До сих пор, даже его неизменный спутник во всех скитаниях и единственный, не считая полковника Харрисона, друг - микрокалькуллятор "Тoshibа", в котором, как было сказано в описании, был встроен логический блок анализа ситуаций, не мог вместить в себя всю карту Статус Кво. Лишь в одном, по мнению Сименса, он был прав: его бросили.
   - Г-А-А-Д-Ы ! - вдруг звучно выкрикнул Сименс в тишину, обращаясь неизвестно к кому, а может и ко всем сразу.
   Хотя электронное табло наручного хронометра показывало половину пятого, спать не хотелось. Усмехнувшись, Джон бросил свой ястребиный взор на затуманенное от холода стеклышко - это была единственная вещь при нем, еще как-то напоминавшая о стране, вот уже который десяток лет строгавшей "дубинку" для русских. Глубокий вздох заставил его глотнуть изрядную порцию свежего холодного воздуха, и миллионы антисоветски настроенных нейронов его головного мозга забегали с новой силой. Намокшее сено под ним оказалось ненадежной опорой; рука соскользнула, и откуда-то снизу выскочила насмерть перепуганная мышка. Маленький мирок не на шутку встрепенулся - закопошились жучки и мошки, а совсем рядом от стога недовольно засопел невзрачный, как и все этим серым утром, ежик... Но вот все успокоилось.
   Джон закрыл глаза и откинулся назад. ... А ведь еще, казалось, совсем недавно он был заброшен в Россию! В памяти еще не стерлись пожелтевшие от сигар, по-старчески сморщенные, но все так же уверенно держащие штурвал большого корабля, именуемого Восточным отделением, руки шефа. Он сказал тогда:
   - Парни! - вместе с Джоном в тот злополучный рейс отправились еще семеро, таких же американцев как он, Джон Сименс, выходец из раскаленных прерий Техаса. Впрочем, как знать, - двоих из них взяли сразу. Но не лучше ли их участь, чем то, что произошло с ним?
   - Сегодня чудный день, парни! Я завидую Вам! Рождество Вы встретите не в этом червивом яблоке, где старыми пердунами из ФБР уже загажено посильнее, чем в сортирах Гарлема! (К слову сказать, эта фраза вскоре была подшита "старыми пердунами" к более чем увесистому досье Морга.)
   Морг был тогда, как пожалуй и всегда, немногословен. Он похлопал каждого по щеке, а спустя их "В-50" без прикрытия уже летел через не по-доброму зияющий океан. Джону казалось, что самолет был стиснут со всех сторон - турбины гудели сильнее, чем обычно. О чем он думал тогда? Он уже не помнил... После стольких лет российских пейзажей он стал забывать свой родной язык...
   - Проклятая страна! - выругался он в густоту утреннего тумана. - И в чем только душа держится?!
   ... Однако развитие взглядов американца на советский образ жизни было прервано - издалека послышался звон колокольчиков и протяжный трубный звук. Опытным чутьем кадрового контрразведчика Джон понял, что оставаться здесь далее небезопасно. Приведя в движение свои натренированные мышцы, он ловко вскочил на ноги и тут же убедился, что уставший от неурядиц последнего времени мозг, на сей раз с решением опоздал - его уже заметили. Обнаружилось это сразу, по протянутой в его сторону руке пастуха, стоявшего от него в нескольких сотнях футов, и что-то усердно втолковывающего зевающему спросонья подпаску. Джон отчетливо рыгнул, покачнулся и, сказав себе коротко "Я пьян", покатился в сторону людей, педантично пересчитывая все неровности колхозного выгона.
   - Э! Мужики! ...У Вас эта... пива нет?
   В ответ, пастух угрожающе сжал хлыст рукой типичного русофила, но потом смягчился, видимо так и не узнав в незнакомце резидента американской разведки:
   - Где ж ему, нонче, пиву-то быть, мил человек! - сказал он, переминаясь с ноги на ногу, издавая при этом неприятные звуки хлюпающей, под тяжелыми сапогами, грязи.
   ... Он был коренаст, и "сажень в плечах весьма отчетливо косила". Эту русскую присказку Джону подбросил Харрисон после очередного кинобума "Красные в Чикаго". Тогда Сименсу было не до славянизмов, а все умственные усилия сводились лишь к перебору в памяти имен женщин, когда-либо волочившихся за ним, и сопоставлению их с номерами телефонов, густо усыпавших стены его нью-йоркской квартиры, подобно язвам больного, зараженного "буржуазным вирусом СПИД", как ему когда-то довелось прочитать в солидном медицинском русском журнале "Health". Помимо всего прочего, там провозглашался убийственный своей неоспоримостью лозунг: "Советский человек болеть СПИДом не может." . Такое утверждение могло вызвать у рядового американца по меньшей мере кровоизлияние в мозг; а то и вовсе, неистовое желание рвануть под кроваво-алое полотнище со скоростью быстрее ветра...
   - Э! Мужики! А можа есть? Пива-та?
   - Не-е-е, откуда ему возьмись? Председатель на пиву вету наклал. Потому что эта... Как ее...
   - Перестройка?
   - Она самая ми есть. - Пастух посмотрел на Джона добрыми и преданными глазами русского мужика,- А Ты, че, прихожанин, штоль?
   - Турист я, - огрызнулся Сименс и заковылял в сторону леса, но его остановил злобный окрик:
   - Мудак Ты, а не турист.
   ... В глазах у Джона промелькнули темные пятна, а щекочущий комок подкатился к самому горлу:
   - Эдди...
   - А Ты изменился, Джон... постарел...
   - А что Ты хотел увидеть? Не стареют только в ш и из Пентагона, просиживая толстые зады по тридцать лет на одном месте!
   - Забудь про все, Джонни! Главное - мы встретились... Кстати, а где Твои люди?
   Этого вопроса Сименс боялся больше всего:
   - Г-А-А-Д-Ы ! - разнеслось эхом по равнине. С травы закапали капельки росы.
   - Все ясно, Джон, успокойся... Вспомни, у наших ребят в Гондурасе было и похуже... На остальных - плюнь, а Куинсберри, Беркс и Мэл нас не оставят.
   Сименс заплакал сильнее:
   - Твой Мэл уже третий месяц, мертвецки пьяный, развлекается с коровами во-о-он в той деревеньке, - Джон указал волосатой, мозолистой рукой в сторону торчащей из-за леса церквушки.
   "Неужели э т и м и руками он ласкал когда-то голливудских крошек? Господи! Что Россия делает с человеком!" - с ужасом подумал Харрисон. Эта мысль, впоследствии, не раз посещала полковника...Он постарался откинуть тяжелые думы:
   - Пойдем, старина... Коров загоню - поговорим. В полночь связь с Моргом... - Он помолчал. - А Мэла надо проучить..., - Эдд посмотрел в сторону виднеющихся куполов. - Деревеньку жалко...
   В ответ, Джон неодобрительно сплюнул сквозь зубы:
   - А на хрена она нам?
   - О'key. Тогда накроем "крылатыми", из Европы.
   Лицо Сименса выразило полное непонимание и, вытащив откуда-то из-за пазухи карту мира, походившую больше на тряпку для мытья полов, он начал толстым огрубевшим пальцем водить по засаленной бумаге:
   - Экий Ты дурной, Харрисон! Сколько себя помню - с Аляски накрывали. Из Европы твоей - во-о-на сколько лететь, а с Аляски, чай гляди, ближе будет...
   "Может это - не Сименс?" - испуганно подумал Эдди, слушая, видимо впитавшийся в кровь, диалект, - "Да кому сказать в любом кабаке Индианаполиса, что Джон Сименс так заговорил - убьют бутылкой из-под "Бренди"...
   - Ладно, - отрезал полковник, - По Твоему будет. Вася-я-тка! - крикнул он подпаску. Светловолосому мальчику лет двенадцати, сладко спавшему на расстеленной фуфайке, - Доить пора. Гони!, - и, повернувшись к Джону, - Пойдем, Джон, здесь нельзя больше оставаться...
   ... Они пошли. Но еще долго, на покрытой утренней росой равнине, не исчезали две маленькие фигурки, косолапо двигающиеся в сторону леса...

*** 2 ***

   ..."Пик-пик-пик-пик-пик-пик. В Москве - 12 часов!", - объявил диктор радостным голосом. Радиоприемник СамоВозбудился и перешел на другую частоту. ...Радующая ухо, умоляющая широко улыбнуться и расслабиться беззаботная мелодия, возвестила о начале звукового советского шоу "В рабочий полдень". И спорить-то не нужно! Полдень сегодня выдался по-настоящему Рабочим. Яркое Солнышко заставляло зажмуриться, ласково роняя свои Лучики на Города и Села, Хутора и Деревни, освещая почти так же ярко, как "Прожектор Перестройки", копошащихся в деятельности предприимчивых Советских Людей. По всей громадной Советской России - от Индийского до Северного Ледовитого, и от Аляски до Атлантического - куда ни глянь - везде, миллионы здоровых организмов удовлетворяли Трудом свою Основную Потребность...
   ...В Москве было душно. Над раскаленным и расплавленным, как звездная плазма, асфальтом города-Гиганта, висел, искажающий зрительные образы горячий воздух, а мощные колеса сотен тысяч автомобилей продолжали топтать размягченные адской жарой сверхскоростные магистрали.
   ... Было отчего порадоваться жаркому лету многим колхозам и совхозам Нечерноземья, чьи сельскохозяйственные угодья, как обои на стене в Спальне Советского Рабочего, покрывали плодоносную советскую землю...
   " Черта-с-два, не включается..." - думал Пуркин, неистово барабаня кулаками по миниатюрной клавише настольного вентилятора. Ничего не выходило. Тогда он встал, подошел к окну и, ловким натренированным движением, распахнул настежь форточку... ...Оживленный шум центральных улиц Первого Центра России не ворвался в нее, потому что окна кабинета выходили в тихий зеленый дворик, из глубины которого лишь изредка доносился противный скрип, никогда не знавших смазки, детских качелей. Глубоко вздохнув, хозяин кабинета снова сел на массивный стул, который перевидал на своем веку все, что только можно было перевидать: электрофикацию, коллективизацию, Всеобщую Мобилизацию, урбанизацию, эмансипацию, ну и, наконец, Демократизацию.
   ...Но чем бы не дышало общество в то, или иное время, реально ощущать приходилось одно и то же: массивный зад нового Хозяина. Правда, помнится, в тридцатых, сидел один худощавый, щупленький, но его быстро з а б р а л и. Полковник КГБ СССР Венеамаин Пуркин нравился стулу: был он невысокого роста, нетяжел, зато пухленький, как арбатская пышка. Сидел он здесь давно, они хорошо притерлись друг к другу, и стул молил Бога, чтобы в наступающую эпоху всеобщей компьютеризации, его, стул, не заменили на какой-нибудь стальной манипулятор с тяжелым угловатым основанием. О замене Пуркина стул старался не думать вообще...
   ...Пуркин нервничал: проколы ему непосредственно подчиненного майора Клиппера, были и его проколами тоже. Провал Иванзона отозвался несколькими десятками седых волос в головах двух старых друзей, во времена сталинизма бывших слишком юными, а при Брежневе - слишком тихими, хорошо оплачивыеми и никому не мешающими. Теперь, когда вся страна содрогалась под тяжелыми шагами перестройки, они смогли раскрыть свой профессиональный талант. И видать им , наверняка, повышения в чине, если бы не Иванзон.
   " Хорошо, хоть фуражка не подвела..." - думалось Пуркину, хотя и она не была верхом совершенства - во времена, когда одна лишняя минута может стать р о к о в о й, восьмичасовая материализация требовала, бесспорно, доработки...
   " Седина... Откуда она? От чина? От жены? От баб? И вообще, почему все время выпадают волосы? " - Пуркин тщательно анализировал каждый шаг своей биографии.
   - Котик, не расстраивайся, я читала - их четыреста тысяч, - сказала генералу его жена, и он успокоился, подсчитав, что поседеет окончательно, когда Иванзон провалится, по меньшей мере, еще четыре тысячи раз. "На мой век хватит", - сказал он себе, заглатывая очередную порцию лекарств от сердечной боли.
   ... Когда, как обычно без стука, вошел старенький адъютант, знавший Пуркина еще со времен Финской войны, он, Пуркин, стоя у окна, стряхивал перхоть с громадных размеров галифе, заправленных в аккуратные, по запаху - из натуральной кожи, сапоги:
   - Федор, плесни-ка мне кипяточку. Я третьи сутки у карты... ,- со значением, выделив слово "кипяточку", проговорил Пуркин.
   - Пал Палыч ! Начальник прежний Ваш, так бывало, по недели кипяточком питались... Так померли... Царство им Небесное...
   - Перестань креститься, Федор! Не в церкви!
   - А шут его разберет, что нонче церковь, а что антихристы...
   - Хватит!, - злобно бросил шеф, - Кипяточку! И ко мне - никого!
   Федор, не отвечая, быстро засеменил на кухню, шаркая по полу старыми стоптанными шлепанцами...
  
  

*** 3 ***

   ... Едва солнце позолотило нежным румяным светом верхушки мачт частных яхт, принадлежащих советским бизнесменам, как простые почтальоны, тети Маши, тети Паши и другие тети и дяди, забегали с первыми утренними новостями, принося в каждый дом своим льющимся смехом вольную, беспечную радость. ... С самого раннего детства человек начинает понимать и любить почтальона. Ведь именно он приносит в дом поздравления от родных, письма от близких... , различные счета, редко, но все же - повестки. Но главное - он приносит свежую прессу, а значит и новые радости, и новую уверенность в новых успехах. ... А вот телефон приносит только неприятности... Только неприятности... Неприятности...
   Вениамин Евгеньевич Клиппер любил газеты, особенно утренние, а телефон не любил. Особенно тяжкое давление оказывал черный цвет кабинетного аппарата сталинских времен, который возвышался на письменном столе. То ли по давней традиции, то ли по стечению обстоятельств этот телефон п р о с т о т а к не звонил. И неудивительно, что после очередного, бесконечно длинного звонка, полковник Клиппер снял трубку, как всегда, с опаской:
   - Мистер Клиппер? - хриплый голос заставил Вениамина Евгеньевича насторожиться:
   - С кем имею честь?
   - Со мной. Ей, видимо, очень неплохо, когда ее имеют сразу два таких мужика, как мы с Вами! Не валяйте дурака, Клиппер, это Морг.
   - Что Вам от меня нужно, Брайан?
   ... Из трубки понесло кряхтящим ехидным смехом:
   - Что и обычно, черт возьми! Тридцать лет работаем, можно сказать, вместе, а Вы все также тупы, как китайская разведка...
   ... У Джона Сименса от злости раздулись ноздри:
   - Не смешно, Морг.
   Морг не унимался. Заливаясь хриплым смехом, он продолжал:
   - Три дня назад мы взяли резидента мадагаскарской спецслужбы. Это, часом, не Ваш человек? Ладно, к делу. Веня! Дайте мне спокойно догнить у себя на вилле, под Норфолком...
   - Короче, Морг.
   - Как хотите... У Вас в Союзе - наши люди. Пускай они спокойно поработают и, ...
   ...Клиппер не мог дослушать такую чудовищную наглость:
   - Катитесь Вы... знаете куда? - крикнул он и с силой опустил трубку на массивные рычаги. Горячий чай и свежая пресса помогли Клипперу придти в себя.
   "Совсем обнаглели!", - не унимался полковник Клиппер, - "Лучше бы , как и тридцать лет назад, гонялся за юбками, - В мире было бы спокойней..."
   ... Примерно то же самое думал Морг в эту минуту про Клиппера.
  
  
  

*** 4 ***

   ... Уже на шестом часу материализации первыми появились по-славянски голубые глаза Иванзона. На седьмом часу проявилась и вся фигура, но еще без плоти и крови. Люк барокамеры открыли только через восемь часов после начала - в Москве уже стояла глубокая ночь.
   - Приехали, вылезайте, товарищ Иванзон.
   - Ваша рука, Николай, послужит неоценимой услугой.
   - Нате..., - кокетливо проговорил Николай, протягивая вперед пухлую ручку.
   ... Стакан водки, вылитый провинившимся разведчиком в большой добродушный рот, заставил белые, как бумага для отчетов, щеки порозоветь:
   - Веня в духе?
   - Да. И, причем, в хорошем...
   - Спасибо, Коля.
   - Я не договорил: в хорошем духе садизма по Вам, мистер Эддингтон.
   - ....дь! - резкое, по-русски точное и незаменимое ругательство заняло в диалоге законное место.
   - Да, да, Иванзон. И еще к а к а я ! - заговорил Николай. Заткнуться его заставило повторение слова ...дь!
   Двумя часами позже, Пин Ван Ши докладывал Ши Ван Пину о подробностях провала. В целях полнейшей конспирации весь диалог, на протяжении трех часов, проходил на модифицированном китайском. ...К концу первого часа в уголках рта майора Клиппера начала собираться белая пена, лицо равномерно подергивалось. Иванзон прекрасно понимал, что еще немного, и эта операция станет его последней операцией. При мысли, что, эдак нечего будет рассказывать внукам, или придется рассказывать, но мало, или, что еще страшнее, рассказывать будет н е к о м у , его бросило в холодный пот. Он снова поднял глаза на майора. Последний, с обезумевшими от ярости глазами, манил пальцем Иванзона к себе:
   - Ман, ман, ман, - тихо говорил Клиппер, как бы завлекая свою жертву. ... Не найдя такого слова в китайском разговорнике на полтора миллиона слов, Иванзон поднял вопросительный взор на шефа, но в ответ снова услышал:
   - Ман, ман, ман,...
   "Может, с ума сошел?" - мелькнуло в голове.
   - Ман-да Ты, Иванюк!, - разродился наконец майор
   - Вениамин Евгеньевич, - как можно официальнее заговорил Иванзон, - Во-первых сами Вы такие, а во-вторых, попрошу не путать: моя фамилия И В А Н З О Н !
   - Под трибунал пойдешь, ссука! - заорал в ответ Клиппер, напрягая жилы на накаченной бычьей шее, которая плавно, почти незаметно, переходила в такие же плечи. Верхняя пуговица кителя, не выдержав, с визгом отскочила в сторону. Заметив это, Клиппер всполошился: через час на прием к Пуркину, а Пуркин не любит вольностей.
   - Сереженька! - гаркнул он
   ...В дверях появился откормленный, до противности опрятный курьер, в целях экономии - адъютант майора. Ничего не спрашивая, он подошел к шефу и помог снять китель, после чего поднял с пола пуговицу и, щелкнув каблуками, отчетливо проговорил:
   - Будет сделано в кратчайшие сроки
   - Ступай, - немного успокоившимся тоном сказал Вениамин Евгеньевич, радуясь внутри, что на этот раз ничего не пришлось объяснять.
   - Разрешите обратиться, товарищ майор! - заорал адъютант еще раз щелкнув каблуками
   - Ну что еще?
   - Вот эту Вашу, с позволения сказать, пуговичку, - с ножкой пришивать или без ножки?
   - М о я б ы в о л я, - процедил Клиппер, - перестрелял бы в с е х, к а к бешеных собак, да вот Вынь Пи Сунь против будет...
   Иванзону, при виде растерянного до ужаса адъютанта и багрового от злости Клиппера, захотелось съязвить и он не сдержался:
   - Главное, чтобы Сунь Пи Вынь "за" были, товарищ майор.
   ... Никаких "сунь пи выней" за последние сто лет в советской разведке не работало. Поняв это, а также и то, что над ним смеются, Вениамин Евгеньевич почувствовал уколы в сердце и медленно стал терять сознание.
  

*** 5 ***

   ... Сибирский колхоз "Красный свет" боролся за свое название недолго. В райцентре рассудили здраво, да и как могли рассудить иначе в период бурной коллективизации начала тридцатых: "В Сибири света мало - раз, и баста...", - отрезал какой-то мудреный двадцатипятитысячник в штопаном тельнике, - "А цвета он революционного, красного, факт" - закончил он свое выступление. С тех пор, вот уже более полувека "Красный свет" умело тормозил развитие сельского хозяйства в СССР, несмотря на то, что председателей было много и один лучше другого. Нынче правил колхозом усатый бородач недалекого ума Степан Навозов.
   - Зато русский, - сказали в том же райцентре на утверждении, в ответ на изумленный взгляд еще мало повидавшей в жизни, выпускницы местной семилетки, машинистки Дунечки, в глазах у которой было написано: " Н а в о з о ... Так прямо и печатать?". Да и откуда ей, Дунечке, знать было простую истину: не имя портит человека, а дело. Но Степан был одним из тех редких талантов, которые знают эту дерзкую правду, вследствие чего, каких-либо дел он всячески избегал. Но несмотря ни на что, очередное колхозное собрание Степан начал по-деловому. Поднявшись на обшарпанную трибуну, Навозов еще крепче сжал в кулаке снятую шапку и, хорошенько откашлявшись, зычно прокричал:
   - Товарищи!
   ...Триста человек, поместившихся в колхозный клуб, были заняты каждый своим делом: обсуждением сплетен, свадеб и драк, поставок новой техники и прочего. И не удивительно, что на председателя никто внимания не обращал. Прямо в рот яму смотрел только один бородатый, патлатый человек - Харрисон решил поставить себя именно так, как, по его представлению, должен был выглядеть советский колхозник - бесконечно преданным своему делу выращивания какой-нибудь сахарной свеклы, или какой-другой никому не нужной культуры.
   С самого детства, в Эдди устоялись определенные суждения относительно России, подкрепленные впечатлениями профессионального советолога Джона Сименса: будучи державой аграрной, экспортирующей сырье, а также первичные продукты сельского хозяйства, по мнению Харрисона, к колхозам и совхозам в СССР, должны относиться с таким же чутким вниманием, как в Японии относятся к основным производственным силам, например, к синдикатам по изготовлению компьютеров. Именно поэтому, не отрывая глаз, он завороженно смотрел сейчас на председателя колхоза.
   - Глянь, дядь Егор, новенький-то ажник вылупился на Степку-та, - обратился к Сименсу молодой тракторист Пашка, указывая на Харрисона.
   - Не тронь человека! - вступился тут же Сименс, - Партейный он. А Тебе бы , Пашка, токмо бы и обгадить человека хорошего.
   - Не хотел я, дядь Егор, ей-богу не хотел.
   - Молод Ты еще, сихологию не знаешь, а промеж людями нос суешь.
   ... Сзади сбоку донесся пронзительный женский крик. Пожилая пастушка баба Марфа повернулась в сторону крика:
   - Один позор с Тебя, Нюрка...- сказала она, крестясь, одной из доярок, собравшихся пучком в углу, - Хоть бы здеся не тискалась, сеновалу Тебе мало штоль?
   Вокруг дружно засмеялись десятки хриплых голосов.
   - Товарищи! - перебил всех голос председателя. Он снова откашлялся в шапку, дожидаясь пока общий уровень шума не упадет вниз.
   - Товарищи! - в третий раз отчетливо повторил он и вновь, нарочито громко закашлялся.
   - Харэ галдеть, мужики! - громко проговорил Харрисон, поднимаясь, и, обернувшись к трибуне: - Продолжай , председатель, дело говоришь!
   Только теперь в помещении стало совсем тихо. Лишь в каком-то из углов шепотом обсуждали поступок новенького:
   - Дарья, как говоришь зовут-то его?
   - Да Нестором. Экий, да?
   - Видный, Дашка... От такого и затяжелеть не грех...
   - Т-ссссс ! Услышит.
   - Товарищи! - в очередной раз выкрикнул Степан уже в тишину, которая нарушалась чьим-то заливистым храпом.
   Харрисон, услышав храп, понял, Россия поистине великая страна. Он сел поудобнее, выставил остекленевшие глаза в сторону трибуны и, включив записывающее устройство, погрузился в глубокий сладкий сон.
  
  
  
  

*** 6 ***

   Осень 1988-го года застала Россию в положении, котором бывает женщина, когда ей бесконечно хочется кого-нибудь родить, но решиться на это не менее бесконечно страшно.
   Если не говорить о политике, то акцент конечно падет на кучу золота с Сеульской Олимпиады, негодование советских трудящихся по поводу успешного продолжения Штатами программы "Шаттл", да на первый в СССР случай смерти одной жительницы Ленинграда. ... Сообщение о последнем в центральной печати, по иронии судьбы, появилось как раз в День Конституции, еще раз доказывая, насколько перестройка, демократизация и гласность, повысили общественную активность советских граждан...
   Хорошо то, что хорошо кончается. Но не все, что хорошо кончается - хорошо. Например, американский шаттл "Дискавэри" успешно завершил свой полет второго октября, но это разве хорошо? Нет! Советские люди не ратуют за то, чтобы он взлетел и не приземлился, они ратуют за другое: ведь можно же было сделать так, чтобы он и не взлетел вовсе? К чертям политику! Зачитанные до разоблачающие или реабилитирующие публикации центральной прессы последнее время создавали тяжелый дух настороженности, заранивая страшную мысль о возможности развития истории по спирали...
   В головах россиян царил разноцветный сумбур и хаос, подобно тому, который властвовал среди осеннего листопада 1988-го.
   Осень... Хорошо осенью! Отмирает старое, отжившее, регрессивное. Но вопреки яростным убеждениям ультрапрогрессивных элементов, обещающих рассвет нового, самого нового и уже вот-вот, мы-то с Вами знаем еще из курса ботаники или природоведения, что после осени наступит длинная, по-русски лютая зима.
   В политическом плане, более жестокую дилемму выдумать было бы просто невозможно: либо оказаться за бортом прогрессивной перестройки и быть обработанным в соответствии с лозунгом "кто не с нами - тот против нас!", либо подписаться под утверждением "зимы - не будет!", пополнив тем самым и без того тесные ряды сумасшедших и разного рода душевнобольных...
  
  
  

*** 7 ***

   Иванзон мог ждать чего угодно, только не этого. Зайдя в приемную полковника Пуркина, на удивление, в миловидной секретарше Катюше, которая уже два дня обживалась на новом месте и успела покорить всех работников аппарата своей по-русски открытой улыбкой, он узнал лейтенанта американской разведки Джессику Куинсберри.
   "Значит и Харрисон где-то близко",- смекнул про себя Иванзон, но вслух сказал другое:
   - А Вы и есть та самая Катя? За два дня премного наслышан.
   - Та самая и есть, - холодно ответила она, не показывая ни малейшего вида, что она на грани провала, - Шеф ждет Вас, Иванзон.
   - Катюша! Вы мне чем-то напоминаете одну девушку..., - Иванзон запнулся, - ...Американку, но Вы - гораздо лучше! - поправился он.
   - Вы тоже, лейтенант, - заглядывая на погоны, отрезала она, - Как две капли воды похожи на одного моего знакомого кретина.
   - Катюша!
   - Иванзон, если хотите поговорить со мной, сегодня в 22, "Интурист", номер 12-51. А теперь - к шефу. Я сказала к шефу, - понизив тон прошипела Джессика, не вставая из-за стола, глядя, что Иванзон медлит.
   ... Едва тяжелая резная дверь захлопнулась за Иванзоном, оставив его в просторном кабинете начальника отдела по борьбе со шпионажем, как он почувствовал нервно-паралитическое действие взгляда шефа - два больших зеленых глаза смотрели насквозь через Иванзона, отражались за его спиной об дверь, смотрели обратно насквозь, но под другим углом, немного вниз, отражались от паркета, потом от стены, потом от потолка и снова, в третий раз смотрели через Иванзона. Поняв, что через пять минут на нем не останется и живого места, лейтенант сделал шаг вперед:
   - А Вы знаете, товарищ полковник, я Вам сейчас т а к о е скажу..., - уверенный голос разведчика не оставлял сомнений в ценности информации.
   - Знаю, Иванзон. Специально не берем. Пускай на главного выведет.
   - Уйдет же, - пролепетал лейтенант.
   - Свое Вы уже проиграли. В чужие дела нос не суйте, сержант, - медленно проговорил Пуркин, показывая всем своим видом брезгливое отношение и недоверие к людям Клиппера, да и к самому Клипперу тоже.
   ... Интересный он был человек, Юси Пуркин. Уроженец Финляндии, еще двенадцатилетним пареньком, не могущим больше смотреть на несправедливости мира капитала, с группой товарищей он был задержан при попытке незаконно перейти финско-советскую границу. Тогда, на вопрос военного прокурора пограничной заставы "Как жить-то будешь?", он не задумываясь ответил, тогда еще на ломаном русском:
   - В ремесленное пойду, на токкаря, гражданин начальник!
   - Ну что ж, повезло Тебе, парень, - сказали ему и оформили въездную визу.
   Потом были консульства, посольства, Москва, Кремль, ожидания у больших кабинетов, ну и, наконец, настал день, когда маленький человек с густыми усами в военном френче, медленно попыхивая большой трубкой, заложив одну руку за спину, в несколько минут решил судьбу двенадцатилетнего Юси. Искаженные каким-то иноземным южным акцентом слова, степенно разливались по кабинету:
   - Почэму это Ви, товарисч Пурькин, решили покинуть Финляндию и эмигрировать к нам, в СССР?
   Ответа он слушать не стал и продолжил:
   - А знаете ли Ви, товарисч Пурькин, что нашей молодой стране не нужны тунеядцы, бездельники и провокаторы. Ви, случайно, не провокатор, товарисч Пурькин? - при этих словах часовой, стоявший у двери, побледнел до цвета простыни и слился со стеной. Немного расслабиться, как заметил Юси, его заставили только следующие слова Хозяина:
   - Это была щутка, товарисч Пурькин...
   Часовой облегченно вздохнул.
   ... Забылся, затерся в памяти далекий 1931-й, но именно тогда и понял Юси: если не он, то его. С тех самых пор и началась его карьера.
   Немного времени потребовалось ему, чтобы получить заветный шестой разряд. И было за что: к тридцать пятому, токарь Пуркин уже умудрялся не меняя резца выполнять пятилетний план. Совершенствовалась и его идеологическая платформа: одним из первых шагов по пути политического роста стал, мокрый от дождей, конец тридцать шестого - именно тогда он догадался, что его закадычный друг, мастер цеха некий Лукич - враг народа. Когда Лукича убрали, Пуркин очистил цех и от остальных подозрительных элементов. И хотя пришлось после этого работать одному, чувство восторжествовавшей истины не оставляло Юси и по сей день... Долгим, тернистым был его путь к эшелонам власти. Но наконец пробил час, когда Юси Пуркин родился заново - работником аппарата государственной безопасности...
  
  
  

*** 8 ***

   - Ты в шестнадцатом смотрел?
   - Ты же меня знаешь, Грэгги.
   - Может ее Кларк высосал? Эй, пьяная свинья! - Кларк получил, ослабленный невесомостью, удар по почкам.
   - Не бей его, Грэг - она здесь, за пультом.
   - Лови ее, Тони. Улетит же, с-сука!
   - Скорее сдохнут наши внуки, чем эти ослы из НАСА, допрут до искусственной гравитации.
   - И не говори, Грэг... - проговорил Тони, высасывая герметичной фляжки холодный джин, - Грэг, они нас сегодня явно хотят - опять вызывает Земля!
   Они дружно посмеялись, после чего Грэгори Пайл пробежал по панели управления, и в шлемофонах раздалось щелканье, шипение, сквозь который пробивался молящий голос:
   - Это борт "Дискавэри"?
   Грэг грязно выругался:
   - Эй Ты, крыса, не знаю кто на связи! Перестань задавать дурацкие вопросы. Если я Тебе скажу, что это борт чего-нибудь другого, - ты не обосрешься от страху?
   В шлемофонах снова щелкнуло, а чуть погодя, уверенный, хорошо поставленный голос, медленно охладил пыл астронавтов:
   - Еще одна такая шутка, Пайл, и мы испытаем на Вашей посудине новую лазерную пушку. Эй, говнюки, Вы все слышали, что я сказал?
   - Все ясно, шеф, - убитым голосом ответил Тони
   Боб Коллин, а это был именно он, продолжал негодовать:
   - А теперь я хочу поговорить с Кларком.
   - Коллин, с Кларком говорить сейчас нельзя, потому, что это, ну...
   - Ну, рожай
   - Ну..., вышел он, вот.
   - С собачкой погулять, или на Луне помочиться?
   - Не смешно, шеф
   - Грэг, Вы отличные парни, а Кларк, так и скажи, как всегда спит пьяный где-нибудь в грузовом отсеке.
   - Да здесь он спит... - сознался Пайл, - Но мы знаем, что и когда.
   - Я повторю: через два витка. Если забудешь цифру, вспомни, сколько Ты еще можешь - столько и витков.
   - Я могу больше...
   - Кончая треп. Ты разденешь всю Америку. Минута связи, Грэг, стоит полтора миллиона.
   - O'key, шеф, через два витка, над Сибирью, мы выкидываем Ваших людей. А что потом?
   - Потом у Тебя кончится горючее и кислород, - Коллин громко смеялся, - И можешь делать, что хочешь! Связь через три часа. Все.
   ... В эфире стало тихо.
   - Ну что, Грэг?
   - А все ведь из-за этой свиньи... - Пайл стал колотить пьяного Кларка пустой флягой. Последний не обращал внимания и продолжал мерно посапывать...
  
  

*** 9 ***

   Желтая, блиноподобная луна бесстыже выкатилась на темно-синее августовское небо, тут и там уже заляпанное нахально мигающими звездами.
   Казавшийся сначала легко выполнимым подрывной план, теперь был откровенно разрушен. Харрисон понимал, что давить кур на этот раз нельзя - за последние пятнадцать лет, его почерк хорошо изучили, да и к тому же колхозный милиционер Евсей последние дни как-то по-особенному смотрел на полковника, а вчера, во время заказанного по рации из Центра проливного дождя, выпавшего на неубранное сено и принесшего хороший ущерб, повстречавшись с Харрисоном, как-то странно взглянул ему в глаза и вкрадчиво произнес:
   - Дожж, Нэстор.
   - Да, дождь, - согласился полковник и задумчиво поглядел на небо.
   Евсей не унимался. Запрокинув голову назад, он продолжал:
   - Странный он нынче, дожж... По тучам видать - издалека несет. Вы, Нэстор, часом, не в курсе случайно, откуда тучки?
   - Откуда ж им быть, как не с неба, Евсеюшка?
   - Вот Вы, Нэстор, шутите все, - милиционер заглянул Харрисону в лицо. - А я по дожжу глянул - не так здесь что-то. Тучки-то, импортные...
   Харрисон попытался отшутиться:
   - Крестились бы Вы, Евсей, да почаще...
   Они добродушно посмеялись и тут, как назло, одна из темно-серых туч, быстро изменила направление полета и, опустившись над бревенчатым домом сельсовета, сверкнув молнией, пролила на его дырявую крышу несколько тонн воды, после чего догнала улетевшие вперед другие, похожие на нее тучи, и заняла прежнее место, заткнув собой образовавшуюся брешь, сквозь которую было видно по-ангельски чистое, голубое небо...
   Объяснить такое было откровенно нечем, и Харрисон решил закончить разговор:
   - Пойду я, Евсеюшка. Неча стоять, когда пятилетка идет, - сказал он и быстро зашагал в направлении колхозного правления. Поглядев ему в след, милиционер был вынужден ущипнуть себя за щеку - над удаляющейся фигурой Нестора дождя не было...
   Итак, портить кур было нельзя, но так как ночь стояла такая темная и завлекущая, пусть не кур, но что-нибудь другое портить хотелось. Проходя мимо клуба, Харрисон увидел расходящихся с танцев парней и девушек - колхозная молодежь любила развлекаться. Одна из доярок, баба - вишни-с-молоком, заметив Харрисона, быстро подбежала к нему и, подождав, пока престанут колыхаться возбужденные бегом ее пышные груди, медленно промурлыкала:
   - Эй! Может ко мне пойдем? Посидим, чайку погоняем...
   В планы это не входило:
   - Нет, Пелагея, нельзя. Не хожу я по ночам по девичьим светелкам - позорно оно для меня.
   - Ты што, из деревни штоль? - с ненаигранным любопытством осведомилась девушка.
   - Да, из деревни... Из б а л ь ш о й такой деревни, - Нестор сделал руками круг по воздуху.
   - Из Пупырей, штоли? - последнее было названием какого-то затерявшегося в лесах селения.
   - Как говоришь та?
   - Из Пупырей, спрашиваю? - Пелагея начинала злиться. "Сейчас разойдутся все и спать придется опять одной" - думала она про себя.
   - Вот из них я, из этих родом и есть.
   - Дер-р-ревня, - презрительно сказала доярка и, сплюнув сквозь зубы, побежала догонять удаляющуюся толпу пьяных мужиков.
   ... Гайки с колхозных тракторов свинчивались плохо - пришлось повозиться порядочно, прежде чем последний трактор стал непригодным для завтрашних полевых работ. "Фу, устал..." - подумал про себя Харрисон по-английски, вытирая пот со лба. Потом он медленно обвел глазами испорченную технику: все три трактора стояли безмолвно, окутанные тишиной, нарушавшейся только храпом пьяного в стельку сторожа, которого Харрисон напоил еще неделю назад.
   ... В отличии от Харрисона, Джон Сименс провел всю ночь в постели Пелагеи.
   - Люблю я Тебя, Егор, - сказала она ему после того, как он, выжатый, как лимон, устало откинулся на подушки. - Люби меня исчо! - она провела пухлой ручкой по его бороде, - Я вся полностью волнуюсь!
   - Неправильная Ты вся. Любить-то оно все зверушки друг дружку любят. Установку надобно иметь.
   - Установка это че? Друган Твой, штоль?
   Сименс глубоко вздохнул:
   - Неклассовое у Тебя лицо, Пелагея. А еще - доярка... Вот, поглядишь на Тебя, неклассовую, да поймешь: дюже жирная страна наша, рожается что попало, а живеть...
   - Ой,- скривила гримасу она.
   - Не гоже смеяться Тебе. Идейный я просто.
   - Так бы сразу и сказал. А я уж думала, дурак Ты...- задумчиво проговорила доярка и в одиннадцатый раз навалилась на Джона Сименса...
  
  

*** 10 ***

   Заместитель Навозова по особо важным вопросам мешал людям Сименса уже давно, поэтому на общем собрании подрывников, проходившем при свечах в подвале старой заброшенной церкви, единогласно решили его убрать. Отличался Петр Штанинин от всех других колхозников неимоверной идейностью и, не менее неимоверным, бюрократизмом. Был он маленького росточку, имел жену, троих детей и большую теплую избу. Вообще говоря, Штанинин имел и чужих жен, но значилась за ним одна единственная.
   ... С трупа Штанинина долго снимали мерки, потом по факсу отослали их в родные Штаты, и в тот же вечер оттуда, специальным рейсом "PAN AM", в Россию вылетел хорошо загримированный дубликат Штанинина - профессиональный разведчик Шон Стэндфорд.
   - Жена не отличит - будешь работать спокойно, сынок. А отличит - пришлем кого-нибудь из наших девочек, - дал перед вылетом ему напутствие тот же самый Брайан Морг. - Главное, не суетись, Шон. Умирают не от дела, а от суеты. Ну а с Харрисоном, надеюсь, сладите.
   - O'key, босс...
   - А теперь, выплюнь изо рта резинку, и забудь о ней до конца работы. Ступай... - закончил Морг. Уже глядя вслед маленькой фигурке Стэндфорда, в голове генерала замаячила навязчивая мысль: "А ведь прав был Харрисон - маленькая собачка - она всегда щенок..."
  
  

*** 11 ***

   - А третью мировую завтра начинать не будем.
   - Но шеф! Уже неделю откладываем!
   - Не будем, сказал. Уик-энд отгуляем и начнем. Да и, к тому же, ветер завтра - ракеты снесет.. Вот в понедельник выспимся... И, часиков в двенадцать, в Москве, как раз, вечер будет...
   - Попозже, шеф! Дадим детишкам мультики досмотреть.
   - Да к чему им теперь мультики... - задумчиво произнес главный, и остановил пристальный взгляд своих больших, зеленых, по-калифорнийски добрых глаз, на медленно тлеющей сигаре...
  
   ... Быть может, такого диалога никогда не было и не будет, но, накаляющаяся внутри международная обстановка, сама того не желая, подливает масла в огонь авторского воображения. Не все мы политики, но немного им хочет стать каждый.
  
  
  

*** 12 ***

   ...17 часов 46 минут. Где-то в бескрайних степях Советского Казахстана.
   ... Основное, что бросалось в глаза - это полное отсутствие охраны, как бы доказывая в очередной раз обманчивость первого впечатления, применительно ко всему советскому.
   ... Черная земля, опаленная многочисленными взлетами баллистических ракет СС-20, казалась абсолютно безжизненной. Раскаленное солнце безуспешно пыталось составить конкуренцию ракетным двигателям, которые давно превратили желтый песок в кипящую стекловидную массу. Один из чахлых кустиков саксаула, усыпавших бесконечные барханы, начал медленно поворачиваться вокруг своей оси.
   - Глянь-ка, Петрович, никак ползеть кто?
   - Иде? Да, поди, опять хобра, - капитан Охринец, отстранив молодого лейтенанта от перископа, сосредоточенными, по-советски всевидящими глазами, настороженно припал к окулярам.
   - Салага... Все шпиены мерещатся. Да чтоб сюды доползть, так тож цистерну воды с собой приволочь надоть! А это - ракету сейчас пульнуть...
   - Ух, ты! Нешто так и пульнуть! Так, тово гляди, и войне быть... А у меня в Пердуловке сенокос еще...
   - Типун Тебе на язык и еще два - в сраку! Кака-тока война? В другом дело-то: мериканец Дисваверь пусканул, стало быть по-старому, Селенжер.
   - Знать-таки, опять на старту...- лейтенант сочувственно опустил глаза вниз, пытаясь скрыть от старшего чина наворачивающуюся слезу, - Значить, так и не полетають... - закончил он, часто моргая большими коровьими ресницами.
   Охринец не отрывался от перископа.
   ... Ракета медленно, словно нехотя выползла из шахты и, секунду застыв на огненном столбе, с ревом скрылась в нагретом, до бела, небе.
   - Эка сила! - сказал Охринец, задумчиво глядя в окуляры на удаляющуюся точку, - Наливай, Петруха!
   - Всю?
   - Не, оставь маненько на когда рванеть.
   ... Тушканчики, уже привыкшие к такого рода акциям, спокойно, не торопясь, маленькими зубками обгладывали веточки саксаула, минувшей весной за два дня на крыше подземного бункера. Ничто, казалось, не предвещало новой трагедии...
  
  

*** 13 ***

   - Как сделать так, чтобы Вы молчали, Иванзон? - Куинсберри налила еще по сто грамм "Абсолюта", - Может, Вы хотите денег?
   Иванзон скривил рот в презрительной улыбке:
   - Сто тысяч.
   - Мальчик, - выдавила из себя Джессика, вытирая с подбородка капли водки, - У Вас аппетит, по крайней мере, полковника. Вы, случайно, не полковник?
   - Сто тысяч и ни цента меньше! - железным тоном отрезал Иванзон. Глаза Джессики быстро начинали вылезать из орбит:
   - Так Вам еще и не в рублях?
   - Сто тысяч, - в третий раз повторил разведчик.
   - А так, меньше? - спросила Куинсберри, быстро снимая с себя розовый халат.
   - Здесь опасно, Катя, или как Вас там... Поедем ко мне...
   Через шесть минут они уже сидели на заднем сидении грязного советского таксомотора.
   - Нужно будет дать чирик, - уверенным голосом сказал шофер не оборачиваясь и не выпуская руль из толстых коротких ручонок.
   - Держи четвертак! - Джессика протянула руку вперед, - Только быстро и не оборачивайся.
   Машина резко взяла с места.
   ... Квартира Иванзона понравилась Джессике сразу. Особенно, понравился второй выход на черную лестницу.
   - Итак, продолжим. Вы хотите сто тысяч, ведь верно? Сколько Вы хотите так? - она осталась в трусиках и прозрачном бюстгалтере.
   - Так я хочу восемьдесят.
   - А так?
   ...Глядя на обнаженные маленькие груди с торчащими вишневыми сосками, в волосатой груди Иванзона что-то оторвалось, а потом екнуло:
   - Так семьдесят.
   - Мальчик, - отрешенно проговорила Куинсберри, устало опускаясь на кровать, - Раздевайся по-быстрому, у меня рабочий день кончается.
   Прошел час.
   - Сколько Ты хочешь теперь?
   - Отними пятерку, - невозмутимым тоном проговорил Иванзон, прикуривая сигарету.
   Куинсберри грязно выругалась по-русски, в глазах начали собираться слезы:
   - Ну не могу я коммунисткой стать! Русским языком говорю - не мо-гу!
   - Шестьдесят пять, - задумчиво протянул сержант госбезопасности, и стал пристально наблюдать за ползающей по белому потолку навозной мухой. В следующую минуту, приставленное к виску дуло пистолета, заставило его оторваться от этого занятия. Куинсберри мелко тряслась:
   - Америка богата, Иванзон. Америка очень богата. Но покупать всех ваших должностных лиц по таким бешеным ценам мы не можем. Как это по-русски... Нету фондов! Ты был отличным парнем. Такие люди, как Ты, нужны Америке. Но не теперь и не в таком количестве. Прощай...
   Пистолет дал осечку и, через секунду, Куинсберри, выбежав через черный ход, понеслась по длинному темному коридору. ...Она не знала тогда, что это не коридор, а всего лишь фургон рефрижератора, вплотную приставленного в выходу из квартиры Иванзона. Когда она уперлась в холодную стенку и заглянула в маленькое окошечко, покрытое решеткой, то увидела там добродушные глаза майора Вениамина Клиппера, который смотрел на нее жалобно и нежно:
   - Приплыли, детка.
   Резидент американской разведки тихо вскрикнула и услышала сзади гулкий топот кованых армейских сапог:
   - А, может, не надо, Клиппер?
   - Прости, Джесс, надо... Работа такая - мне за это деньги платят. Да и потом...- Клиппер посмотрел на свое правое плечо, небрежно смахивая пыль с золотистой звездочки на погоне, - Сама понимаешь.
   Джессика молчала. Каштановые локоны прилипли к мокрому от пота лбу, а острые груди, едва сокрытые легкой шелковой блузкой, конвульсивно подрагивали...
   - Николай! - рявкнул Клиппер, - Уведите.
   "А этого шельмеца придется простить..." - думал майор про Иванзона, неуклюже залезая в штабную "Волгу".
  
  
  

*** 14 ***

   - Юсеночек! А, Юсеночек! Мы сегодня будем Клиппера принимать, а?
   ...Пуркин почувствовал прикосновение женских пальцев к своей груди.
   - Или не будем Клиппера? Или будем, но не Клиппера?
   ... В голове гудело:
   - Какого Клиппера?
   - Ты разве не помнишь, Юсеночек? У нас один Клиппер.
   - Ах, Клиппера... Он здесь?
   - В приемной ждет, пока мы тут с Тобой бумаги подписываем...
   - Отвернись, Илона. Или лучше выйди - я оденусь, - небрежно кинул полковник новой секретарше, которая сменила Катю, не вышедшею сегодня на работу.
   В кабинет майор Клиппер вошел на редкость подтянутый и опрятный:
   - Вызывали?
   - К делу, Вениамин Евгеньевич, к делу, - проговорил Юси, приглаживая обеими руками густые белесые волосы, растрепанные похотливой секретаршей.
   ... На Западе Юси Пуркина знали хорошо. Предотвратив не один десяток крупномасштабных террористических акций, советский полковник дал понять всему секретному миру, что противостоять гнусным проискам империализма могут не только русские. "Господи, что Россия делает с человеком..." - как-то повторился в своих мыслях Эдди Харрисон, размышляя за биллиардом о жизненном пути в ы х о д ц а из славной страны чухонцев. К слову сказать, именно тогда, применив впервые русское слово " в ы х о д е ц ", Харрисон долго не мог уяснить разницу между двумя его синонимами: " у р о ж е н е ц " и "выродок". Помнится, так ничего и не поняв, разочарованный полковник ЦРУ зарекся никогда больше их не употреблять и, закрывшись наглухо в номере какого-то отеля, на неделю запил... Итак, Пуркина знали. Более того, за бугром его боялись, а один из корифеев американской разведки Брайан Морг, после очередного провала по вине Пуркина, в Белом Доме на секретном совещании, тогда еще у Каспара Уайнбергера, сказал следующее:
   - Такие парни, как он, учат таких засранцев как Вы, работать по-настоящему.
   Вспоминая перечисленные выше события, майор Клиппер даже не заметил, что шеф, не обращая внимания на него, о чем-то, с увлечением, рассказывает. Он вслушался:
   - ... так что как хотите, а я доберусь до нее и хорошенько надеру жопу...
   "О чем это он?" - подумал Вениамин Евгеньевич и тут же понял, что Юси говорит о своей внучке, вышедшей замуж за какого-то американского шпиона, обменянного, впоследствии, на русского резидента. Теперь она жила в Кливленде и работала стриптизершей в каком-то ночном кабаке. Клиппер снова погрузился в свои мысли. Думать пришлось недолго - в дверях послышалось шарканье и в кабинет, одной рукой держась за поясницу, схваченную радикулитом, медленно, без стука, вошел адъютант Пуркина Федор:
   - Ой-те глянь-ка! - рот расплылся в беззубой старческой улыбке, - Нешто сами Веньямин Ивгеньич пожаловали? Солидный Ты, Венька, стал, погонистый... А был-то, помню, сосунок-сосунком, когда взяли-то Тебя, оборвыша, - в штаны гадил! А нынча вона, погонистый...- бормотал Федор, с детским любопытством разглядывая майора. Потом он повернулся к начинающему выходить из себя полковнику:
   - Вот, глянь на молодца, Юся, да запомни. Хорош! - адъютант зашаркал вокруг Клиппера. - И баба, Юська, у него - это вещь...
   ...Видимо им имелась в виду жена майора - Лукерья Клиппер, урожденная Топорова.
   - А у Тебя, что не баба - то доска. И где только таких скильдей и ростят? Вона там, засадил Ты ей, а она, ужо, и спит без ног, оклематься не могит, - Федор кивнул головой в сторону спальни, выходящей прямо в кабинет. - Оклематься, говорю, не могит... - повторил он, видимо думая, что хозяин последних слов не расслышал.
   ... Клипперу показалось, что штукатурка с потолка посыпалась раньше, чем Пуркин истошно заорал:
   - Во-о-о-н!
   Пошамкав еще секунд десять беззубым ртом, Федор, не опуская головы, с достоинством заковылял к выходу. Уже в дверях, до Клиппера донеслось недовольное ворчание:
   - Это ж разве баба? Это ж не баба, така токмо портянки стирать и могит...
   ... Стало непривычно тихо. Клиппер подошел к Пуркину, уже стоящему около громадной, во всю стену, карты Сибири и, указывая на воткнутые повсюду разноцветные флажки, стал увлеченно рассказывать о деталях предстоящей операции по захвату диверсионной группы...
  
  
  

*** 15 ***

   Проливные дожди выпали по всей средней полосе России, замочив, также, и Сибирь. Совсем немного оставалось времени до того, когда белые снега окутают землю, возвестив о начале русской зимы. Организованный летний отдых завершался. Продолжалась, не взирая на времена года, лишь несравнимая с ним, отдыхом, по уровню организации, организованная преступность.
   День ото дня свежая пресса приносила радостные сообщения: несмотря на первые обильные снегопады, во многих колхозах и совхозах успели скосить сено, наконец-то заходили разговоры об "...удовлетворении просьб трудящихся по повышению уровня обслуживания с предварительным повышением цен", а советский шаттл "Буран" забороздил космические бездны.
   Как природный, так и политический климат, испытывал неопределенное межсезонье...
  
  

*** 16 ***

   ... Завершался второй виток. В запотевших иллюминаторах на горизонте показалась бесконечная Сибирь, слегка подернутая перистыми облаками.
   К выброске диверсионной группы все было готово, за исключение, разве что, астронавта Кларка, как назло, исчезнувшего в нужный момент из центральной рубки.
   - Алкаш! В России Тебе жить! - Ругался Грэгори Пайл, так и не починив рабочий манипулятор, о который Кларк любил открывать бутылки. Контейнеры пришлось выбрасывать, как всегда, вручную. "Хорошо, что хоть Томми не хилый", - думалось Грэгу, когда ребристые, внушительных размеров, ящики, один за другим ныряли в черную бездну.
   В это же время, абсолютно пьяный Кларк, пытался открыть банку пива о выступ на стабилизаторе корабля.
   - Какой мудак их так закупорил, - бормотал он, на сей раз тщетно пытаясь применить зубы, забыв, что мешает стекло шлема. Шлем тоже не открывался - заели шарниры. Кларк, в сердцах, сплюнул через правое плечо - плевок остался на внутренней стороне шлемофона, а попытки вытереть его лбом, ни к чему ни привели. Чертовски кружилась голова. "Не лазь пьяный по крышам!", - вспомнились Кларку слова его старенькой гувернантки, негритянки Нэнси. Здесь было гораздо выше. И именно она научила его отыскивать дорогу домой по Полярной... Вот и теперь он медленно повернул голову, насколько позволял шлемофон, шаря окосевшими пьяными глазами по бесконечным просторам Вселенной - неоткрытая банка пива медленно плавала вокруг, периодически ограничивая обзор. Было приятно чувствовать себя звездой со своей планетарной системой - банка летала точно по орбите, радиусом в несколько футов.
   - Кларк! - в наушниках загремел голос с Земли, - Если бы Ты видел себя со стороны, как это делаем мы через Ваши бортовые камеры, Ты бы сам сел на стул и включил питание! Кларк, Ты же не так пьян, как обычно, мы все видим! Помоги Пайлу, в конце концов имей совесть!
   Поняв, наконец, откуда доносится голос, Кларк, собрав последние силы, медленно прохрипел:
   - Шеф, если я буду иметь еще и совесть, я стану импотентом.
   - Поговорим после. А теперь быстро помоги парням.
   ... При мысли о том, что в эту минуту за его действиями наблюдают из Центра Управления полетами НАСА десятки солидных влиятельных людей, сидящих в роскошном зале, имеющем форму колизея, Кларку стало нехорошо и его стошнило. ... Стало совсем ничего не видно, в том числе и Полярной. Но все же самую яркую точку найти удалось - на удивление, она быстро увеличивалась в размерах, видимо приближаясь. "Что за бред? Вот только глюков мне не хватало", - подумал про себя Кларк, испуганно хватая руками пивную банку, которая заходила на очередной виток и, в данный момент, находилась в перигее. "Пора завязывать с выпивкой", - икнув, проговорил он и с силой швырнул банку в сторону стремительно растущей светящейся точки, после чего, еле перебирая ногами, стал двигаться по стенке грузового отсека к центральной рубке.
   ... Взрыва за спиной он так и не услышал. Последнее, что он успел подумать: "Завтра брошу пить."
  
  

*** 17 ***

   ...Свой первый рабочий день американский разведчик Шон Стэндфорд начал по-деловому. Работать Петром Штанининым было нетрудно, а накопленный, ранее, хозяином должности авторитет, помог Стэндфорду легче вжиться в роль.
   Как всегда, утро началось с летучки у Навозова:
   - А, что, товарищи, нонче в полях творится? - Степан поглядел в пол.
   - Ты в удиторию смотри, в удиторию,- раздался голос с задних рядов. Степан жалобно поднял глаза:
   - Сено не прибрано - раза, - загнул он толстый мозолистый палец, больше похожий на пожарный шланг, - Массы не организованы - два, рыба в реках поперла, ловить некому - три, разное - четыре. Регламенту даю по минуте.
   - Мало, Степа, по минуте-та! - вмешался Штанинин.
   - Хватит, - отрезал Навозов - По первому, значить, Иван Лукич выдасть.
   В середине небольшого красного уголка послышалось двиганье стульев, и все увидали рослого Ивана Лукича, бригадира комплексной бригады механизаторов, первой в колхозе применившей хозрасчетные методы работы:
   - Не спорю, Степан, прибрали сено не все. Размышлять сейчас не буду - не время. Скажу одно: не хватает нам, председатель, подряду.
   - Какого такого подряду?
   - Бригадного, Степан
   Услышав последнее, Навозов сделал сосредоточенное выражение лица и понимающе вздохнул. Потом, повернулся к Штанинину:
   - Надо бы, Петро, директивку какую спустить, пущай подряду из области завезут.
   - Спустить - спущу, тока машин нет - все под силос ушли.
   - Надо, сказал, и точка. Спусти, пожалуйста. Что там у нас далее будет?
   - Массы не организованы.
   - А и не надо! - сказал Степан, широко улыбаясь улыбкой начальника советского госучреждения, - Их организуешь, а тама, гляди, и жратвы на всех не хватит - еще подохнут...
   В зале одобрительно зашумели, после чего, из глубины раздался голос:
   - А с рыбой, че делать будем?
   - С какой рыбой?
   - Ну поперла же...
   - Ну и пущай, себе, прет - жалко что ли?
   ... По четвертому вопросу выступал красносветовский милиционер Евсей Жеребило.
   Как всегда, утренняя летучка кончилась под звук кувалды, тяжело, но с достоинством, опускаемой колхозным кузнецом на стальной рельс - впереди был трехчасовой обеденный перерыв, после которого на работу в "Красном свете", по обыкновению, не выходили.
  
  
  

*** 18 ***

   Ровно в полночь, одним из промозглых осенних чисел осени 1988-го года, полковник Харрисон вышел на связь с Центром.
   Шпионское оборудование, завезенное в "Красный свет" еще во времена, когда между двумя крупнейшими державами только-только пробежала черная кошка холодной войны, не было заменено в срок, благодаря чему, Харрисону пришлось порядком повозиться с большой ламповой рацией, вмонтированной в русскую печь. Но вот в ней что-то защелкало и раздался нужный позывной N-H. Аббревиатура расшифровывалась как "Нэстор Харрисон" и всегда бесила Эдда:
   - Нэстор, Нэстор, я Тимофэй, - послышался голос Боба Коллина, - Как с погодой? Дожди пришли?
   - Пришли. Тимофэй, как с грибами?
   - Завтра будете собирать, - Коллин помолчал - Готовьте лукошко. Конец связи.
   ...Только к утру, ценой мешков под глазами после бессонной ночи, Харрисон понял, что под "лукошком", Коллин имел в виду, называемый у русских "партизанским", аэродром.
   Наутро, встретившись с Сименсом, они пошли к Навозову и, не без помощи Стэндфорда-Штанинина, убедили его, что сено мокрое. Спустя час, сверху была спущена соответствующая директива - к вечеру решено было жечь на поле костры.
   - А они молодцы, эти-та в Центре, - пробурчал Сименс, когда они с Харрисоном садились у здания сельсовета в автомобиль, которым правил колхозный таксист Игнат. Шашечки давно стерлись, но спутать его машину было нельзя - спутать было не с чем.
   - Молодцы они, чертяги, - бурчал Сименс, неумело залезая в машину.
   ...Эдд не удивился и этому - за столько лет, проведенных в России, можно было р а з у ч и т ь с я гораздо большему... А, насчет, "молодцы, чертяги", он был прав - десант нужен был как раз теперь.
   - Как обычно? - спросил, обернувшись, Игнат, имея ввиду местную пивную.
   - Валяй, - бросил Эдд и, тут же, чуть не был размазан по заднему сиденью, из которого торчали ржавые пружины, - Игнат взял с места 80.
   До пивной было по прямой метров шестьсот, но сука-шофер вез, как всегда, кругами. Харрисон прощал ему все. У Игната было пятеро детей и все просили кушать. ...Под ненавязчивый, бодрящий треск таксометра, посмотрев на давно храпящего Сименса, Эдди задремал, по опыту зная, что ехать от сельсовета до кабака, Игнат будет не менее двух часов.
   Примерно через час, Харрисон растолкал Сименса. Спустя тридцать секунд они оба обалдело смотрели в заднее стекло - за их автомобилем, на средней дистанции шла незнакомая машина - новенький, еще не разбитый местными дорогами "Volvo". За ними явно следили.
   - Полтораста в гору! - крикнул полковник Игнату. Машина, надрываясь, понеслась еще быстрее, после чего, включив левый поворот, шофер до упора выкрутил руль вправо. Взвизгнув, они свернули в одну из четырех улиц деревни и, несколько раз обогнув колхозную баню, снова вышли на кольцевую. ...Через час бешеной гонки Игнат, обманув преследователей, снова подкатил к сельсовету и остановился. Сзади, насколько хватало глаза, оседали клубы дорожной пыли. Над "Красным светом" стоял тяжелый смог. Озираясь по сторонам, Харрисон первым вылез из машины. Его примеру последовал и Сименс.
   - На этот раз ушли. - Отрезал Эдди, еще не зная, что из областного УВД Евсею Жеребило прислали новую машину, а его разговор с Центром был до слова записан на такой же старый, как и его рация, ламповый магнитофон, вмонтированный в ту же русскую печь, только с другой стороны.
  
  
  

*** 19 ***

   В отличии от некоторых маститых агентов американской разведки, Джессика Куинсберри не являла из себя конструкцию из титана и железобетона, вследствие чего, не прошло и трех часов с начала первого, в ее жизни, допроса, как она выдала всех, кого можно было выдать, не говоря уже о тех, кого выдать было просто невозможно по разным причинам; например, в бесконечном списке американских шпионов, предложенных Джессикой, фигурировала чуть ли не вся администрация Белого Дома. Итак, просеяв через мелкое сито своего проницательного мозга весь словесный мусор, майор Клиппер, наконец, стал иметь полное представление о всех, необходимых ему, людях.
   С этого момента вся шпионская сеть, столько времени мутившая и без того непрозрачную воду в коридорах аппарата безопасности, стала находиться в руках прозорливого Вениамина Евгеньевича, а двумя часами позже его шеф, полковник Пуркин, нехотя перебирал материалы только что отпечатанного дела. Если учесть, что о заброске десанта из космоса в Сибирь Пуркин узнал по своим каналам еще тогда, когда в Штатах сами еще ничего не знали, толком, о десанте, то теперь до завершения всей операции оставался всего один шаг - полная нейтрализация "сибирского филиала ЦРУ", как любили говорить в эти дни все офицеры советской разведки, прямо или косвенно причастные к делу.
   ... А жена Юси Пуркина уже второй месяц подряд гладила и крахмалила, найденную в комоде, розовую тесемочку, которая должна была завязаться аккуратным бантиком на папке с материалами операции, которую Юси хотел закончить по плану - к ноябрьским...

*** 20 ***

   Тем временем, местный борец за справедливость, представитель советской власти Евсей Жеребило, продолжал свою нелегкую работу. До подтверждения его предположений оставалось совсем немного.
   ... В избе пахло свежими щами, гречневой кашей и прошлогодним березовым веником. Сименс сидел за столом и, уже третий час подряд, думал, что делать. Ситуация становилась критической. Именно в эту минуту и появился на пороге участковый Жеребило:
   - Я, вот тут, зашел, того, Егор, - он помялся, не находя нужных слов для перехода к делу.
   Сименс немного растерялся:
   - Ну, коли зашел, так и того.
   - Ну так вот, шел я, а тут и г-глянь - дожж. А ежели приглядеться - так может, эндо и не простой дожж...
   - Дожж, как дожж, - опуская голову, пробормотал Сименс, мысленно проклиная Харрисона и Гидрометцентр ЦРУ.
   - Кислотный он был, Егор, ей ты Бог, кислотный. Ну, так я к чему, - продолжал Жеребило, - Так к тому я, что дожж такой, токмо в Америке и есть. Вчерася, вона - гайки с трахтура пропали. А куды? Я лично досмотру проводил. И еще скажу. Они ведь, суки, так приржавели, что их и в жизню не открутишь - а тама и царапины нет. Не нача, как кислота. С дожжа. А дожж - не нашенский, издалече дожж, вот.
   Еще пытаясь повернуть разговор в другую сторону, Сименс выставил на стол бутылку водки, миску с малосольными огурчиками и пару стаканов. Но теперь было поздно что-либо менять. Видимо сказав все, Евсей запил это всей стоявшей на столе водкой и заел несколькими огурцами. Потом он медленно и грузно поднялся и, на прощание, добавил:
   - Так что, того, эндо самое... - после чего многозначительно ткнув пальцем в потолок и, задев головой косяк, вышел из избы Егора. Не пройдя и десяти метров, Жеребило остановился и, аккуратно вытащив из ватника захваченный у Егора стакан, со звериным оскалом произнес:
   Эвона, Вы где у меня усе. На эндом стакане и есть. И куры, и трахтур, а можа даже и дожж...
   Сегодня вечером участковому предстояло много работы: поездка на перекладных в затерянную в лесах Пердуловку, дактилоскопия и много другого. Но прежде чем заняться этим, Евсей направился в сельсовет, где его уже ждала, вызванная предварительно, доярка Пелагея.
   Остервенело матерясь, Жеребило скинул пуд грязи с сапог, основательно подпорченных кислотным дождем, который выел все гвозди на подковах и ему пришлось их скрутить стальной проволокой. Все это врезалось в его советскую милицейскую душу, и, поэтому, сорвать свое дурное настроение он решил на передовой доярке. Последняя, в свою очередь, ошарашенная неожиданным вызовом в сельсовет, не знала, что и думать. "Ежели для любви, так почему в сельсовете? Ежели, потому, что молоко вчерась разбавила шесть к одному, так это не только вчерась, ежели самогон - так его все гонють...", - думала она. Исходя из этих соображений, Пелагея одела только тулуп и валенки на голое тело, после чего, захватив бутыль первача, направилась к Жеребило.
   ...Мощный свет стоваттной лампочки заставил ее изменить ход своих мыслей.
   - Хочу, по первости, предупредить, - начал Евсей знакомым по программе "Время" голосом диктатора какого-то африканского режима, - Ежели маешь задумку отпереться, тогдась, того гляди, и туды недолго! - он скрестил пальцы.
   - Грамоте обучена? - спросил Евсей, медленно поглаживая рукой прокуренные рыжие усы.
   - Да вроде... - Пелагея до сих пор не могла придти в себя.
   - Держи, вот, бумагу, да пиши. Ответствуй, потаскуха, перед Властию!
   - А че писать-то?
   - Откудова Егора знаешь - и пиши.
   ... На лице доярки, похожем на русский блин, расплывалась масляная добродушная улыбка:
   - Ты кого моя, Евсеюшка, заревновал что ли?
   - Здеся вопрошать буду я, курва! С врагом спуталась! Сгною!
   - Ой! - Пелагея прикрыла рот пухлой ладошкой, - Нешто мамонтовец бывший?
   Милиционер поднялся из-за стола и, поправив гимнастерку, подошел к окну. Потом обернулся:
   - Ты мне вздору не пори! Мамонтовец... А у самой-то, чай гляди, дед-то постреливал?
   - Ты мне делов не шей! - отрезала доярка, увидев ехидную улыбку Жеребило, - А что Егор - не нашенский, так то и сама знаю.
   ... Ком застрял в горле у Евсея, и он стал похож на гончую, учуявшую дичь. Пелагея, довольная его реакцией, продолжала:
   - Они с Нестором болтают, что с Пердуловки будуть, - токмо это брешут они... Про Нестора не скажу - не знаю, не ча гадить, может он человек хороший, а Егорка-то не наш будет, не советский. Нашим ведь чего надо? Чтоб грудя поболе, да ишо чего. А эндот морду кривит, ему бы все не эндо...
   ...Она не без умысла распахнула полушубок и Евсей, при виде обнаженного тела, широко раздвинул ноздри.
   - Ну, так я про че, - женщина сделала шаг вперед, - Ему бы все минвету, да минвету... А эндого минвету нашему - не нать, и с деньгами не нать, и даром не нать! - договорила она и грозно двинулась на участкового.
   ... За потрескивающей печкой о чем-то своем пел сверчок, а в подполе возились крысы и тараканы, обеспокоенные незнакомым чавкающим звуком - Евсею было не до Сименса...
  
  
  

*** 21 ***

   В "Красном свете" еще не спали, когда со стороны поля, колонной по четыре, через околицу к центру, потянулся отряд американских парашютистов. ... Костры на поле продолжали мерно гореть - видимо сено так до сих пор и не просохло... Красносветовцы вывалили на улицы. Впереди всех на "Вольво" ехал Евсей, Степан Навозов и его правая рука - Петр Штанинин. Поравнявшись, колонны остановились:
   - Кто такие? - спросил, вставая в машине, Жеребило и угрожающе положил руку на кобуру, в которой уже давно лежал смятый носовой платок. Стоявший впереди прибывших человек, в таком же, как и у других, фирменном ватнике, партия которых была изготовлена в Хьюстоне по спецзаказу, широко улыбнулся и, подойдя к Евсею, протянул ему большую мозолистую ладонь, оскалив по-голливудски белые зубы:
   - Здравствуйте, товарищ Жеребило! И Вы, здравствуйте, товарищ Навозов! И Вы, товарищ Штанинин, здравствуйте!
   Пожав всем троим руки, он еще раз посмотрел на Штанинина, но как-то особенно:
   - Евграф я. Фамилие мое - Загибайло. А это мои люди, - он махнул рукой в сторону колонны, конец которой еще занимался распутыванием строп.
   - А к нам-то зачем? Проверка что ли? - вырвалось у Навозова наболевшее.
   - Ах... - Загибайло смущенно опустил глаза в землю. Потом открыто и честно взглянул прямо в глаза начальства "Красного света": - Десант мы, - и, помявшись, - Трудовой.
   Как бы в подтверждение своих слов, он посмотрел на свою лопату, в который даже хороший специалист с трудом узнал бы крупнокалиберный пулемет. Это подействовало на слушающих, тем более, что насколько хватало глаза, у всех были подобные лопаты, вилы и косы. Навозову стало стыдно, что он рядом с Евсеем Жеребило, который принимает хороших людей, держа руку на кобуре:
   - Эй, бабы! - крикнул он в оцепеневшую толпу, - Хлеб с солью тащите. Встречать будем!
   Толпа вздрогнула и, счастливо визжа, несколько местных баб побежали по поручению Степана. Последний снова повернулся к Загибайло:
   - Товарище из десанту, небось, откушать хотят?
   Первые ряды за спиной Загибайло одобрительно закивали головами. В разговор вмешался Штанинин. Он похлопал Навозова по плечу:
   - Степа! Эти люди - доброе мероприятие.
   - А какого хера Ты стоишь, Петро? Пошли девок в клубе стол накрывать!
   - Надо бы, прежде, с парткомом согласовать...
   - Потом согласуем. Делай, что говорю! Пелагея! - не останавливаясь орал председатель, - Волоки бочек десять самогону Твоего... Сегодня можно.
   ... Составленные одна к одной школьные парты, ломились от явств: картошки с луком, крынок со сметаной и неразбавленным молоком, настоящей селедки и другого. В самый разгар застолья, надравшаяся от радости Нюрка Штанинина, встала и попросила, заплетающимся языком, слова:
   - Эй, народ! Не знаю, как эти, - она ткнула пальцем в сторону мужчин, - А бабы меня поймут! - потом она смочила пересохшее горло стаканом водки: - С-суки, думали не прознаю! А я, вот, возьми - и прознай!
   ... Над столом опустилась тишина. Где-то сбоку, старенькая нянечка местных ясель накладывала порцию селедки, недоверчиво глядящему на пищу, помощнику Евграфа Загибайло, нарушая общую тишину убаюкивающим бормотанием:
   - Ешьте, гости дорогие. С самой Москвы приезжали - ели, а Вы-то, и подавно не заблюете...
   - Не прознаю, думали, с-суки! - раздался снова голос штанининской жены, - Был Петро и нет Петро! Мужика-то моего подменили. С виду - такой же, а внутри - не мой!
   Она не сдержалась и заплакала, мелко подрагивая плечами. В этот момент все посмотрели на Штанинина, который сидел и сверлил отупевшими глазами пустой стакан, а участковый Жеребило снова положил руку на кобуру и велел Нюрке продолжать:
   - О чем и говорю: Петруха-то мой - мужик был во! - она выставила большой палец вверх. - Мог-то сколька - у баб спроси!
   "Не брешет", - раздалось сбоку, заставляя Евсея окончательно протрезветь, - А эндот... - Нюрка скривила физиономию в сторону Стэндфорда, - Хилый какой-то, словом - не мой и все тут! Терпела я, да не могу боле! Баба я, а баба - тоже существо, бабе, может даже больше хочется! - выкрикнула победным голосом она и с кулаками бросилась на Штанинина, но, подбежав к нему, увидев знакомое лицо, снова обмякла и заревела навзрыд... Все снова посмотрели на Петра, а от участкового не ускользнуло то, что в этот момент Загибайло, как-то странно икнув, обеими руками схватился за лопату. ... Только теперь Евсей заметил, что все люди в ватниках, как и Загибайло, принимали пищу, не выпуская из рук инвентаря. Милиционер конвульсивно дернулся, и тут же почувствовал на правом плече чью-то тяжелую руку. В ответ на свой немой вопрос, Жеребило услышал на самое ухо незнакомое "STAY HEAR!", а потом и более понятно:
   - Дурачок! Сиди здесь и т и х о .
   "Поздно..", - пронеслось, как пуля в голове представителя власти.
   Вдруг на пороге появился абсолютно пьяный сторож Потап:
   - Степан! Степан! - его язык заплетался, а рукой он все время показывал в сторону потолка.
   - Водки! - крикнул Навозов, вылезая из-за стола и подбежал со стаканом к Потапу.
   - Степа, тама вона еще десанту налетело, токмо больше - ажник неба не видать, и с тракторами...
   ... Жеребило одним из первых выбежал на улицу и увидел в красных бликах догорающих костров, опускающихся парашютистов, которые, едва коснувшись земли, отстегнув парашют, надевали каски с красными звездами и, пригнувшись, тучей бежали сюда, к клубу, давая из автоматов короткие очереди. Тут и там опускались с тяжелым уханьем темные силуэты, присмотревшись к которым, Евсей понял, что это танки. Тем временем, люди Загибайло тщетно пытались окопаться... "Популярное стало местечко. Еще пару раз, и будем читать постоянную рубрику "Положение в "Red Light", - вспомнил Евсей Жеребило одну из шуток Нестора за сегодняшним столом, после чего, от нарастающей стрельбы, с непривычки, ему заложило уши.
   ... Бой продолжался до четырех часов утра, и уже к пяти, группа Джона Сименса больше не существовала, а ее члены специальным рейсом Аэрофлота были отправлены в Москву.
  
  

*** 22 ***

   ... Нейтрализация группы Сименса вызвала шторм в кабинетах Центрального Разведуправления США. Брайан Морг бегал по коридорам Восточного Отделения и кричал, что закажет у фирмы "Нордтроп", прародительницы бомбардировщика "Стэлс", громадных размеров электрический стул, чтобы на него можно было посадить всех, в том числе и своего заместителя - полковника Харрисона.
   - Сименс продался красным!! - орал Морг своим хриплым голосом, топча лакированными ботинками расстеленную на полу карту Сибири.
   Потом он вызвал Боба Коллина и хорошенько накричал на него:
   - Ты, засранец, что Ты сделал для того, чтобы Сименс не провалился?
   Коллин опешил:
   - Я?.... Помог отличными парнями из космоса, с борта "Дискавэри" .
   - С борта чего? С какого, к черту, борта? - визжал Морг. Потом он перешел на свистящий шепот:
   - С борта, говоришь... И летунов - на стул! Кто их туда пускал?
   - НАСА и Пентагон, мистер Морг.
   - И Пентагон на стул! - завопил Брайан.
   Коллин опустил глаза вниз и проговорил:
   - Ну это Вы со зла, генерал.
   - Это я и правда со зла, - успокаиваясь отреагировал отец Восточного Отделения ЦРУ и посмотрел на свое кресло, в спинке которого было давно вмонтировано пентагоновское подслушивающее устройство... Но потом он снова вспомнил положение дел и впал в истерику:
   - Коллин, я взорву эту тайгу ко всем чертям, вместе с этими тряпками - Сименсом, Харрисоном и прочей швалью. Коллин, распорядитесь, чтобы подготовили к старту "Трайдент". И никаких "но"! - закончил Морг, предвидя обычную, в таких случаях, болтовню своих подчиненных о невозможности локального ядерного конфликта.
   - Я не хочу второго Вьетнама, шеф. Вот рапорт об отставке.
   Брайан начинал приходить в себя:
   - Мальчик мой... Свой рапорт засуньте себе в жопу, а "Трайдент", Вы правы, здесь и правда, не поможет... - последние слова генерал произнес совсем отрешенно и, опустившись в кресло, закурил длинную, как и его неудачная жизнь, сигару...
  
  
  

*** 23 ***

   ... Последним на допрос был вызван полковник Харрисон. Когда его под усиленной охраной, проведя через длинные, натертые до блеска коридоры, ввели в кабинет, его хозяин Юси Пуркин был занят свои обычным занятием в свободное время - стряхиванием перхоти с плеч и широченных галифе. Вошедшего Эдда первые несколько минут Пуркин не замечал - он всегда отдавал себя любимому делу целиком.
   Чуть погодя, закончив, он устремил свой взор на порог, где стоял оцепеневший полковник американской разведки. Даже в таком железном человеке, как Эдд, в этот момент что-то дрогнуло, а секунду спустя, он увидел, как лицо Юси Пуркина расплывается в широкой улыбке, обнажая многочисленные морщины, рожденные перелистанными страницами тяжелой социалистической жизни. Советский военачальник начал говорить вполголоса, почти одними губами:
   - Эдик... живой...
   Харрисон вытянулся, надул от гордости ноздри и отчеканил:
   - Успешно завершив операцию, капитан Харин прибыл в Ваше распоряжение для получения нового боевого задания.
   Пуркин широко развел руки и, подойдя к разведчику, крепко обнял его за плечи, после чего, следуя русскому обычаю, они трижды поцеловались. Юси Пуркин смотрел то на Харина, то на, горящие огнем, свои новенькие генеральские звезды и из его глаз катились скупые мужские слезы... Потом его лицо снова приняло серьезное выражение и, отойдя к столу, он указал жестом на кресло:
   - Садитесь, полковник.
   - Капитан, товарищ генерал, - поправил Харин.
   - Я сказал - полковник. Садитесь...
  
  
  

*** 24 ***

  
   ... Когда полковник Харин вышел из кабинета генерала Пуркина, то увидел самого Джона Сименса, который сидел возле входа, опустив голову вниз, без охранения и даже без наручников. Подойдя к нему, Харин похлопал Сименса по плечу и впервые, наверное за последние года четыре, неумело улыбнулся:
   - Устал, Женька?
   - А Ты думал... неспешно протянул подполковник КГБ Евгений Симин и снова уставился в пол.
   - Пойдем, Женя. Маша что-то состряпала - заедем ко мне...
   - Эдик, меня мама не видела пять лет... Ты прости, конечно...
   - Понимаю. Но вечером, все равно заходи - Маша будет очень рада... И Петька тоже... Наверное, вымахал уже!
   ... Они замолчали. Тишину нарушила секретарша генерала Пуркина, которая выглянула из дверей приемной и ласково промурлыкала:
   - Товарищи, внизу Вас ждут машины. Поторопитесь, если можно.
   - Пойдем, Эдуард. Неудобно все-таки, - сказал Симов, и они неторопясь зашагали в сторону выхода.
   ... Но еще долго не скрывались из виду в длинном коридоре две стройные, широкоплечие фигуры, которые, едва касаясь друг друга лацканами пиджаков, двигались все дальше и дальше, унося с собой переживание и заботы последнего времени. Потом двое мужчин исчезли в далеком дверном проеме, двое борцов за справедливость, двое советских суперменов, в очередной раз развеявших миф о непобедимости злобных сил империализма, доказавших миру восторжествование коммунистических идей, ибо, если не верить в последнее, стоит ли наша жизнь хоть ломаного гроша?
   ... Забегая вперед можно сказать, что не прошло и месяца, как генерал ЦРУ США Брайан Морг был опозорен перед высшим начальством и разжалован в морские пехотинцы, но заплатив много денег местному командованию, сумел избежать участи драить палубу авианосца "Эйзенхауэр". Потом его видели где-то в Южной Дакоте, а уже после - за рулем нью-йоркского таксомотора. ...Умер он много лет спустя в нищете и одиночестве, после долгого скитания по северным штатам. За его неубранным гробом, опустив голову, шел только один человек. Говаривали, что когда-то он был генералом...
  
  
  

*** 25 ***

   Новые события политической жизни сменялись другими, еще более новыми. По обе стороны высокой стены, разделившей мир на две общественные системы, жизнь текла по-прежнему стремительно...
   ... Также заливался в необъятных российских просторах соловей, также каждое утро, встающее солнце играло в граненом рубине кремлевской звезды, даря Советам еще один день и еще один шанс, а легендарный крейсер "Аврора", стволами своих нерасчехленных, задремавших на время орудий, останавливал любого, кто имел даже в помыслах посягнуть на завоевания Великой Революции...
  
  
  

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

По следам бумеранга

"В чужой монастырь со своим

уставом не ходят."

Русская пословица

"...если мало танков."

Министр обороны СССР,

генерал армии Д.Язов.

*** 1 ***

   Трудно судить о том, что более нелепо: ездить со своим самоваром в Тулу, или ввозить уголь в Ньюкасл. Зато верить в утверждение, что сбитые в начале 1989-го года ливийские истребители "МиГ-23" не были вооружены - занятие, по нелепости превосходящее порядка на три и первое и второе. Впрочем, подобных примеров можно привести не одну сотню. А этот, да и все аналогичные факты, являются не более, чем одной из рабочих реплик большого спектакля, хорошо отрепетированного за кулисами политического театра.
   Самая капризная француженка, меняющая свои туалеты по три раза на дню, не могла бы сравниться с капризами политического мира, заставляющего находиться в постоянном напряжении пять с лишним миллиардов обитателей голубой планеты. А соединение капризов Политики с капризами Природы, последнее время варило из "реалистичных и здравых позиций" каждой из стран необыкновенно густую кашу, даже, скорее, похлебку, годную по количеству и своим вкусовым качествам, разве что, для свиней. За этими несколькими строками о "капризах" стоит слишком много: двести пятьдесят восемь пассажиров американского "Боинга-747", нашедших свой вечный покой в окрестностях Локкерби, сорок четыре пассажира "Боинг-737" британской "Midland Airways", которые уже никогда не смогут подать в суд на "General Electric", поставляющую непроверенные авиадвигатели СFM-56... Кстати сказать, если кто-нибудь все-таки не выиграет процесс у "General Electric" на пару-тройку сотен миллионов, то "Боинг-737" можно смело заносить в Красную книгу, как исчезающий вид. ...И хотя уцелевших от истребления американскими обслуживающими корпорациями самолетов такого типа в мире осталось еще не мало - более полутора тысяч, успокаиваться нельзя. Сверх того, именно вопросу "Боингов" пора уделить наибольшее внимание, отняв долю его от уссурийских тигров и нильских аллигаторов, которые были сделаны безо всяких компьютерных чудес и, видимо поэтому, не разбиваются ни при взлете, ни при посадке... Перечисленное - есть лишь мизерная часть того трагического, что успело произойти в самом начале 1989-го года в мире.
   В высших эшелонах власти капризов и перемен никак не меньше, причем подчиняются все они одному и тому же закону - Закону Сохранения Статуса. Новый, 1989 год, вследствие этих причин, не внес серьезных изменений: Джордж Буш уже уверенно ерзал на новом стуле, называемом в прессе "президентским креслом", намечая на ближайшее будущее новые акции миролюбия, вьетнамская армия оттягивала из Кампучии свои ударные силы, а советский лидер Михаил Горбачев снова рвался на первую строчку политического хит-парада, на этот раз, доказывая миру, что для предотвращения третьей мировой войны нужно провести побольше "конструктивных диалогов".
   Русская перестройка, названная нами ранее костлявой, моло-помалу толстела и пухла, накачиваясь болтовней о новых инициативах, об ускорении и увеличении показателей. На самом же деле, если и увеличивались какие-нибудь показатели, то только по выпуску бумаги, которая потом, замыкая круг, снова заполнялась болтовней об ускорении и новых инициативах... Народная мудрость "без кота - мышам раздолье", оставалась в России верной и по сей день, с той лишь разницей, что до каких бы размеров не разрослась игра в демократию, работники аппарата Государственной Безопасности с голоду все равно не умрут. Такова Система. Такова ее Суть.
   Но уделять много внимания Советам, даже на бумаге, также кощунственно, как исполнять гимн Соединенных Штатов на балалайке, поэтому ограничимся этим, указав лишь место СССР в системе международных отношений, после чего прейдем, наконец, к описанию конкретных достоверных событий.
  
  

*** 2 ***

   ... Пушистые, как ресницы дорогих валютных проституток, снежинки, медленно, словно нехотя, опускались на предрассветные магистрали Вашингтона. Редкие автомобили, проносящиеся с громадной скоростью вдоль длинных рядов нагромождений из стекла и бетона, поднимали за собой клубы снежной пыли, которая взлетев вверх, неохотно висела в воздухе и осыпалась, также медленно, на землю. Потомак давно замерз, и на сковавшем его льду, тут и там величаво возвышались, сохранившиеся еще с Рождества, снежные фигуры, называемые в России "бабами" - вашингтонская детвора любила шалить...
   В некоторых домах горел свет - не все жители спали в этот предрассветный час. Где-то занимались любовью, а где-то бизнесом, что для Америки не существует одно без другого... На ночные, запорошенные снегом , вокзалы каждые несколько минут прибывали тяжелые товарные экспрессы, груженые древесиной Оклахомы и Небраски, а американские рабочие - простые негры - забыв о сне и отдыхе, падали у деревоперерабатывающих станков, сраженные изнурительным ручным трудом - как никогда, сейчас Америке была нужна бумага для новых денег... Нужно было обеспечивать обещанный в предвыборной кампании прирост национального дохода, сокращать дефицит госбюджета, поддерживать марионеточные режимы африканских диктаторов, убирать ядерные ракеты из Западной Европы, ставить их же, но уже в Восточной и многое, многое другое... Совсем внутренние, "домашние" заботы доставляли не меньше хлопот. И если в Советах многое сводилось к "рассмотрению всего плюрализма мнений путем недопущения принятия келейных решений", то в Штатах было все гораздо проще. Например, Администрация никак не могла решить проблему цветных и, по-прежнему, тратила львиную долю времени на возню с черными и красными...
   Но никакие проблемы политики не могли остановить природу - и зима, несмотря ни на что, покрывала белым пухом кровоточащие раны на теле самой могущественной, после Советов, державы.
   Вашингтон спал. Вашингтон был в забытьи, а редкие полисмены проклинали все вокруг, едва спасаясь под навесами зданий от назойливых пушистых снежинок.
   Оживление царило лишь на Пенсильвания-авеню, ведущей от Капитолия к Белому Дому, где уже совсем скоро должна была быть проведена инаугурация. Именно здесь, у здания Конгресса, новый президент проследует к своей цитадели.
   ... Джордж Вашингтон, которому пришлось в апреле 1789-го года занять у соседа 500 фунтов стерлингов, чтобы заплатить за поездку в Нью-Йорк, где проходила его инаугурация, наверняка позавидовал бы Джорджу Бушу, инаугурация которого обошлась казне в $25 000 000. Впрочем, если учесть, что цена торжественного приглашения на обед с участием Президента после церемонии составляет $1 500, то можно понять, что "такие парни, как Буш, умеют делать деньги"... Кстати, последние слова принадлежат Дэну Куэйлу, новому вице-президенту Соединенных Штатов. Справедливости ради, следует заметить, что Дэн - поскромничал, а в Штатах, особенно в финансовых кругах, знают все, что такие парни, как Куэйл, умеют делать деньги не хуже...
   Но, видимо, одного умения делать деньги недостаточно. И, видимо, поэтому, сорок первым президентом США, впервые за последние сто пятьдесят лет избран вице-президент Штатов Джордж Герберт Уолкер Буш.
   ... Когда поздней осенью 1923-го года сероглазая милашка Дороти Уолкер, дочь известного в то время банкира, сообщила своему мужу, что у них будет ребенок, мистер Прескотт наверняка не мог себе представить уготованную судьбу, еще почивающему в утробе матери, Джорджу, а штат Массачусетс жил своей спокойной жизнью, совсем не ожидая 12 июня 1924-го года - дня рождения будущего Президента...
   Но не только банкир Прескотт не знал будущего своего сына. Уже гораздо позже, в сорок пятом, когда Америка содрогалась от появившихся на Западном фронте перемен, когда, закопав в землю Рузвельта, к власти пришли республиканцы, президент крупной промышленной корпорации "Маккол" мистер Пирс, выдавая свою дочь Барбару за самого молодого летчика морской авиации США, также не представлял себе предстоящую карьеру своего молодого зятя.
   ... Политический старт будущий президент США принял в 1959 году, когда он перенес штаб-квартиру своей компании в Хьюстон (штат Техас) и примкнул к республиканцам. С блистательной легкостью Джордж Буш решал уже тогда текущие управленческие вопросы, доказывая небесполезность полученного образования на факультете экономики престижного в Америке Йельского Университета.
   Работа в Конгрессе, представительство в ООН, управление Национальным Комитетом республиканской партии, сохранение репутации после Уоттергейта, работа послом в Китае и другие ступеньки политической лестницы, по которой двигался Джордж Герберт Уолкер Буш, складывали монолитный фундамент, именно такой, какой должно под собой иметь Президентское кресло, а вес в 93 килограмма и, больше шести футов, рост, всегда помогали ему прочно стоять на земле и видеть гораздо дальше других.
   Но в золотой фонд политической элиты Америки, Джордж Буш вошел только после работы в Лэнгли, директором Центрального Разведуправления США...
  
  

*** 3 ***

   ... Бесконечно широкий и, не менее, бесконечно длинный черный "Понтиак" летел по заспанному ночному Вашингтону со скоростью, много больше превышающей все допустимые пределы даже (!) для автомобилей Президента. Редкие полицейские, попадающиеся на трассах, не обращали внимания на ночной боллид, занимающий своим корпусам чуть ли не две полосы многорядных магистралей - людям из ЦРУ разрешено было все...
   Если бы кто-нибудь успел, хоть мельком, взглянуть в машину через черные тонированные стекла, то взгляду представилась бы занятная картина: "Понтиаком", как бы играючи, держась за руль кончиками пальцев левой руки, управлял молодой негр, больше похожий на голливудского актера, которому вполне подошла бы роль военного коменданта Москвы в каком-нибудь кровавом боевике. Его массивные челюсти с завидной ненавистью терзали жевательную резинку.
   Рядом, на переднем сидении, развалившись, сидел Майкл Беркс. Он не любил чернокожих, и, навязанное ему сверху соседство, не доставляло ни малейшего удовольствия.
   Нового шефа Восточного Отделения ЦРУ, заменившего разжалованного Брайана Морга, и, теперь сидящего на заднем сидении, звали Клайд Боррэй. Этот молодой, тридцатичетырехлетний парень уже давно подавал большие надежды - чин полковника говорил о многом, да и то, что посадил его на это место сам Уильям Уэбстер, также играло далеко не последнюю роль - в определенных кругах хорошо знали, что директор ЦРУ плохих парней на такие места не сажает.
   Плечо в плечо с Боррэем сидел его большой друг и коллега, шеф отдела давления на прессу Александр Становски. Будучи человеком мечтательным и романтичным, он даже теперь норовил вывернуть себе шею, пытаясь отыскать в белом снежном океане самую красивую снежинку.
   Последним, кто находился в машине, был полковник Комитета Государственной Безопасности СССР Андрей Харин.
   - Товарищ Харин, - обратился к нему, не поворачивая головы, на ломаном русском Клайд Боррэй, вкладывая в голос, свойственную советским щепетильность и участливость, - Вы уже сдали 5 копеек на марки в профкоум? - не слушая ответа, он повернулся к Харину, хлопая его по плечу и громко рассмеялся:
   - Эдди, дружище, я так рад за Вас, что Вы вернулись из этого ада... Сейчас приедем, поболтаем о всем. У меня есть ящик мартини и...
   - Боррэй, Вы никогда не были в России и, наверное, не знаете, что это такое. Только виски. И совсем немного - я дико устал.
   - Да, да, Боррэй, - подхватил Становски, - Ты никогда не был в России... Сколько раз я просил тебя, Клайд, не позорься со своим русским!
   - А Ты лучше ищи на небе свои снежные прелести и не мешай нам говорить о д е л е , - последнее слово Боррэй выделил сквозь смех голосом. Потом он подался вперед:
   - Макс! Мы слишком долго едем, Тебе не кажется? Забудь про меня, пожалей Харрисона.
   - Если у Вас, шеф, хватило денег на то, чтобы убрать Морга, так разродитесь Вы на новую машину, из этого ведра больше двухсот миль не выжать, - с достоинством проговорил шофер-негр, и снова принялся челюстями насиловать резинку. Макс Ли - так звали водителя - был молод, отлично знал себе цену и всегда, а теперь особенно, гордился тем, что его отец, такой же негр как и он сам, возил в 74-м самого Буша, тогдашнего директора ЦРУ.
   Тем временем "Понтиак" миновав Капитолий, вылетел на Пенсильвания-авеню, полную света, трибун и полицейских, и уже готовую к предстоящим четырехдневным торжествам. Становски оторвался от изучения неба и уставился на иллюминацию:
   - Когда я буду получать двести двадцать тысяч, как он... - при этих словах Макс едва не выпустил руль, а Боррэй схватился обеими руками за отвисшую челюсть: - ...Я скуплю всю левую прессу и уеду в Техас разводить свиней...
   - А я, при этом известии, удавлюсь галстуком, - с трудом выжал из себя Боррэй, и все, кроме Харрисона, снова рассмеялись. Когда они замолчали, последний невеселым тоном заметил:
   - Мистер Становски! Если Вы будете когда-нибудь получать как он, лучше купите Россию и привезите ее сюда - мне надоело мотаться в такую даль.
   В машине снова раздался смех, а Эдд обратился к молчащему все это время Берксу:
   - Майк, Ты спишь, или просто делаешь вид?
   - Поймите, полковник, здесь собрались такие большие люди, - не без ехидства проговорил Беркс, - Что я просто теряюсь, да и к тому же... - он покосился на Макса. Тот тут же это заметил:
   - Если Вы, мистер Беркс, назовете меня снова черной обезьяной, я размажу Ваши мозги по стенке, - сказал дружелюбным тоном Макс Ли, выворачивая руль.
   "А черная обезьяна еще и драться умеет!" - подумал про себя Майк, но вслух ничего не сказал.
   Тем временем "Понтиак" уже тормозил возле вашингтонского филиала ЦРУ...

*** 4 ***

   Боб Коллин, невзирая на все произошедшие изменения, продолжал заниматься тем же самым. Только теперь, во второй половине января, он смог вплотную познакомиться с новым директором вашингтонского филиала НАСА Роем Лайвином. На смену провалившемуся Джону Сименсу должен был придти кто-то другой, и снова нужно будет сбрасывать из космоса десант. А для этого нужна подпись...
   Теперь, набравшись опыта в шантаже, Коллин стал разговаривать с людьми немного по другому, да и мистер Лайвин даже внешне был похож на кретина, что позволяло окружающим вести себя более фривольно, нежели с его предшественником, Мелвином Файером.
   Теперь, сидя в глубоком кресле, дома, у старинного камина, Боб в очередной раз прослушивал их разговор, записанный на пленку:
   - Я буду краток, мистер Лайвин. Вы помните Файера?
   - Да, конечно, бедняга застрелился...
   - У Вас есть дети, мистер Файер?
   - Трое.
   - Вы хотите тоже застрелиться?
   - Вы с ума сошли, Коллин?
   - Это Вы сошли с ума. Я жду подпись.
   - Где бумага?
   - О, да Вы отличный парень, Рой! Держите. Вот здесь........ И здесь..... Ну и, наконец, здесь. У Вас чертовски красивая подпись! Прошу Вас, Лайвин, не стреляйтесь. Я не хочу жертв.
   - Боб, скажите только одно: Вы шпион из Москвы?
   - Я Вам скажу одно, только другое: не стреляйтесь. Счастливо.
   ... На этом месте запись обрывалась. Мысленно похвалив себя, Боб нажал на миниатюрную клавишу "стоп" и установил магнитофон обратно, в пуговицу пиджака, после чего достал сигарету и закурил. Настроение было неплохим и, вроде, не обещало испортиться: с Лайвином он договорился, жена и ребенок уже давно спокойно спали, да и все остальное было неплохо.. Разве что, хотелось побыстрее увидеть Эдда за чашечкой кофе в "Техасском суслике" и обменяться с ним последними новостями...
   Больше всего он боялся сказать Харрисону о том, что Дайна Лоуренс больше не будет его Дайной - узнав, что Эдд угодил в лапы КГБ, она не стала долго раздумывать и сбежала в Африку с каким-то щенком, давно волочившимся за ней и обещавшим пойти "на край света". "Какие же бабы крысы!", - подумал Коллин и невольно покосился в сторону спальни, где спала его жена Алена. Он встал и, выпустив изо рта густой белый дым, медленно огляделся вокруг. На часах было около четырех утра, а за окнами валил белый снег.
   - Нет, Эдди этого не переживет... - прошептал Боб, опрокидывая горло рюмку коньяка, - Он так ее любил...
   Резкий телефонный звонок оторвал его от тоскливых мыслей. "Кто бы это мог быть?" - думал Коллин, не спеша поднимать трубку, - "Может, Робсон? Нет, ночами он всегда пьян и с бабами... А может Сассин хватился своей жены? Боже, что я несу! Он же повесился!". Джордж Сассин действительно мог теперь звонить только с того света. Он сильно любил Дайну и, узнав в один день все до конца, не перенес горя...
   - Алло, Коллин слушает.
   - Простите, Боб, это Боррэй.
   - Боррэй, у Вас что, советские часы? - резко спросил Коллин, думая про себя, что до чего уж Морг был свиньей, но по ночам не звонил.
   - Приезжайте сейчас же в Управление, и Вы меня простите за все.
   В трубке раздались гудки и, чертыхнувшись, Боб стал собираться. Все-таки было любопытно, за что можно простить в четыре утра...
  
  
  

*** 5 ***

   В одну из длинных январских ночей 1989-го года в посольстве Соединенных Штатов в Москве спали не все. Было не до сна и тем, кто сидел в стоящей, как бы невзначай неподалеку, черной "Волге", для маскировки перекрашенной в рыжий цвет. Внутри машины горела тусклая лампочка, вещала радиостанция "Маяк", и под треск кинокамеры, направленной на освещенные окна посольства, слышались голоса:
   - Вениамин Евгеньевич, я чувствую нам сегодня не спать - эти ублюдки до утра не угомоняться. Во, опять ихнюю газетку читает. Мать твою, в восьмой раз за ночь! И чего не спится?
   - Американцы, Коля, американцы, - Клиппер глубоко вздохнул. - Забавный, вообще говоря, народец. Да Ты не отвлекайся. Валет! - занюханная мятая карта легла на зеленый блин фуражки, положенный на заднее сиденье.
   - А я что говорю? - Николай сплюнул сквозь зубы. - Бита!
   - Глянь еще, чего там у них?
   - Снова бурду свою лакают.
   - Чего лакают-то? - спросил Вениамин Евгеньевич, вытаскивая из-за голенища еще одного козырного туза.
   - Щас глянем, - Николай увеличил приближение бинокля. - Мар... Кажись, марочное.
   - "Мартини", дурак, а не марочное. Это как кагор, только ихнее. Ладно, крою.
   - Товарищ майор, а Вы жилите... Уж в пятый раз тузом!
   ...Клиппер побагровел, а глаза, как обычно, налились кровью;
   - Сам шулер! - заорал он, но остановился.
   - "Василек", "Василек", ответьте "Ромашке", - донеслись позывные Центра.
   - Я "Ромашка", - процедил в рацию Николай. - Ведем наблюдение.
   - Продолжайте, "Василек", через час Вас сменят.
   Едва эфир замолчал, как на экране что-то задвигалось, и люди из машины молча уставились на него. Сквозь невероятные помехи - корпус "Волги" экранировал прохождение радиоволн - все же можно было угадать слова:
  
  
  

*** 6 ***

   - Как Вам это нравится? - дипломат Джобсон положил на стол большой лист ватмана, на котором гуашью сверху было выведено название - "Вестник Комитета".
   Сидящий напротив человек, отложил в сторону "Хьюстонс тру" и посмотрел на Джобсона:
   - Занятная штучка, Крис. А что это?
   - Стенгазета кэй-джи-би. Наши люди сработали прямо из коридора. Вы лучше прочитайте вот здесь, - Джобсон ткнул пальцем в верхний правый угол. Его собеседник сосредоточенно остановил взгляд на нужном месте и медленно прочитал заголовок:
   - "Смелость - норма жизни". Ну и что?
   - Вы дальше читайте, Вилли.
   - "Группа наших товарищей под руководством К. обезвредила в местечке Ж. группу N-ских террористов под руководством С.; С. - агент одной из зарубежных спецслужб. Наши товарищи - молодцы. Поздравим наших товарищей!". Что это за бред, Джобсон?
   - Это про Сименса. Вот так нужно работать! Если бы мы не знали о чем идет речь - ни черта бы не поняли!
   - Да, Крис, русские знают что такое конспирация не хуже нас... - на этом месте Вилли замолчал и принялся растерянно теребить пальцами воротник своей рубашки, проверяя, на месте ли вшитая в него ампула с цианистым калием. Вилли Сидорчук - именно так звали человека знакомого с русской конспирацией - работал в отделе рекламы и информации посольства Соединенных Штатов в Москве с 1983-го года. Работа в посольстве почти не мешала его основной деятельности - будучи профессиональным разведчиком, он точно и в срок исполнял все поручения Центра, умудряясь при этом сохранять безукоризненно чистую репутацию перед советскими властями. Отец и вдохновитель вашингтонской резидентуры в Москве Сидорчук, не любил рисковать, а после провала группы Сименса, ответственность за который каким-то чудом не соединила его судьбу с судьбой Морга, Вилли стал еще осторожней и осмотрительней.
   Его широкое добродушное лицо, принадлежащее угловатой голове, последнее время совсем не хотело улыбаться. Волосы покрылись пеплом, а лоб морщинами. Работа не клеилась. Многочисленные неприятности последних месяцев не раз причиняли Вилли боль в уже немолодом сердце, и заставляли ослаблять узел галстука. С провалом Сименса мистер Сидорчук от галстука отказался вообще и, теперь, сквозь расстегнутый воротничок манишки можно было увидеть мощную, по-американски волосатую грудь. В отличие от Вилли, светловолосый дипломат Джобсон был высок, худощав и очень надоедлив. Он не знал сердечной боли благодаря тому, что никогда не занимал ни одной важной должности на шпионской работе, а его отношения с Вилли оставались нормальными лишь из-за невозможности набить друг другу морду и разойтись навсегда - посольство было их домом, местом работы и полем боя одновременно.
   - Да, Крис, русские знают что такое конспирация не хуже нас... - повторил Сидорчук, немного успокаиваясь, - Да и вообще они трудятся как муравьи...
   После этих слов Вилли повернулся к окну и стал вглядываться в темноту улицы:
   - Учитесь, Крис, - он махнул рукой в сторону "Волги". - Железные парни! Всю ночь стоят! И чего только не спится?
   - Вам ли объяснять, Вилли... Русские... - на выдохе выговорил Джобсон и нажал клавишу вызова.
   На пороге незамедлительно появился приятный молодой человек:
   - Еще мартини?
   - Нет, Джим. Распорядитесь-ка лучше насчет чего-нибудь горяченького для тех парней, что сидят в этом рыжем... - Джобсон замялся, подыскивая слово, - Ну, вообщем, Вы меня поняли., - закончил он, указывая в темноту окна.
   - O'key, шеф, - кивнул молодой человек и удалился. Наблюдавший за сценой Сидорчук грустно улыбнулся и покачал головой:
   - А Вы чертовски правы, Джобсон. Клиппер может замерзнуть, а Клиппера нужно беречь... - он снова затеребил пальцами воротник. - Благодаря Клипперу мы еще дешево отделались. Кстати, а кто работал с Сименсом?
   - Какой-то Харсон, кажется.
   - Может быть Харрисон?
   - Он, Вилли, Харрисон. Вы с ним знакомы?
   - О да, Крис! Отличный парень, я его знаю по Вьетнаму. Кстати, нас познакомил сам Морг.... Где они сейчас?
   Вместо ответа Джобсон нервно рассмеялся:
   - Ваш Харрисон в Штатах, Вилли, а мы с Вами здесь, - он огляделся вокруг, корча страшную гримасу. - И здесь, Вилли, мы и подохнем, как собаки...
   - Без паники, Джобсон! Лучше давайте поделаем что-нибудь полезное.
   - Черт с Вами... Может Боррэй не такая сволочь, как Морг, и мы встретим следующее Рождество дома...
   Они натянуто улыбнулись, глядя друг другу в глаза, и склонились над картой ненавистной им страны, пытаясь всеми силами не слышать диктора какой-то советской радиостанции, который, не обращая внимания на их заботы, бодро проговорил:
   - В Москве пять часов утра!
   ...Россия просыпалась.
  
  
  

*** 7 ***

   Когда Харрисон, Боррэй, Становски и Макс Ли вошли в тускло освещенный зал ночного бара на тридцать шестом этаже Центрального Управления, стрелки часов стояли почти напротив друг друга - было около шести. Майк демонстративно отказался составить им компанию и поехал один на окраину пить русскую водку.
   Возле стойки никого не было, зато пропитанный сигаретным дымом воздух, заставлял щуриться и сдерживать вытекающие слезы. Где-то в углу кабака сидели несколько статных молодых парней и девочек в форме "PanAm", и весело болтали о своих шпионских буднях.
   Когда Ли и Становски сели за маленький грязный столик, стоящий под табличкой "Только для черных", Боррэй и Харрисон уже пачкали мозги стоящей за стойкой крошке. На вид ей было совсем немногим более двадцати, хотя Эдди, знакомой с таким типом женщин, не отвергал и того, что они, возможно, закончили колледж в одном и том же году... Темные волосы, аккуратно забранные за уши, придавали ей одновременно и шаловливую ребячность статус солидной женщины, повидавшей за свои, известные только ей одной годы, черт знает сколько всего.
   "Возможно, она даже в чинах..", - пронеслась у Эдди профессиональная мысль, и, тут же его сбил Боррэй:
   - Эдди, это и есть та самая мисс Бакс, - приторно растянул он, указывая на женщину обеими руками, на что она не замедлила тут же ответить не менее приторной улыбкой, показывая белоснежные, как колоннада Капитолия, зубы. Самое противное при этом было то, что мисс Бакс наверняка прекрасно знала, что Харрисон слышит ее имя впервые. Более того, Боррэй наверняка рассчитывал на это, а разыгранный ими спектакль, диктовался исключительно лишь каким-то идиотским этикетом, который не раз заставлял Рейгана выражать признательность Горбачеву на его благодарность за полученные от него же, Рейгана, поздравления. Но теперь что-либо менять было уже поздно и Эдди соорудил на лице сладкую улыбку:
   - А я представлял Вас немного другой. Клайд мне просто все уши о Вас прожужжал!
   - Ну, ну, Харрисон, - наиграно морщась, выпалил Боррэй, хлопая Эдди по плечу. - Не стоило меня выдавать!
   Женщина за стойкой также умело улыбнулась и, открыто подняв глаза, произнесла, видимо отточенную многократным повторением, фразу:
   - Можно просто Эрика...
   "А она недурна...", - подумал Эдди, когда их глаза встретились - его, большие и напористые и ее, смеющиеся, но бесконечно грустные. Секунд пять они неотрывно смотрели друг на друга, и смотрели бы наверное бесконечно долго, если бы не Боррэй:
   - Пойдемте сядем, старина Эдд, - и, повернувшись к женщине: - Эрика, мне как обычно, а парням что-нибудь получше.
   Уже подходя к столику, где давно сцепились языками Ли и Становски, Харрисон поймал себя на мысли, что перед глазами у него стоит образ Эрики Бакс - ее миниатюрная, чуть больше пяти футов, фигура, какие-то необыкновенные руки и, главное конечно, глаза... Харрисон резко обернулся, жадно впитывая, насколько это возможно за пол-секунды, это необычное видение, после чего мягко опустился на стул.
  
   ...Через час, когда под столом уже скопилось около десятка пустых бутылок виски, разговор, наконец, перекинулся на Россию:
   - Эдди! Давайте выпьем за то, чтобы ослы, вроде Клиппера, давали Вам водить их за нос еще лет тридцать, - пролопотал пьяным голосом Клайд Боррэй, глядя как Макс Ли медленно сползает со стула на пол. Харрисон был тоже достаточно сильно пьян, но собрав последние силы, подтянулся к своему новому шефу:
   - Давайте на брудершафт, Клайд...
   - А это еще зачем? - обеспокоенно выдохнул с перегаром Боррэй и потянулся рукой к кобуре.
   - Хочу с Тобой на "ты" перейти, дурак.
   - Сам дурак. В Штатах все на "ты", - это было последнее, что успел проговорить Боррэй, после чего он всем телом упал на Харрисона, полминуты назад упавшего на пол рядом с Максом Ли. Еще через минуту, на всех грузно обрушился мистер Становски. Говорить Боррэй не мог, но подумал, что давил бы с такой же силой Становски на левую прессу, можно бы было ехать в Техас возиться со свиньями уже сейчас...
   ...А еще через четверть часа, в кабак вполз Боб Коллин, который, предвидя радостную встречу с друзьями, пил всю дорогу. Увидев с порога, сквозь ножки стульев, вдалеке, лидеров американской разведки, Боб обрадованно ухмыльнулся и, глотнув еще, пополз к ним...
  
  
  

*** 8 ***

   Жизнь парадоксальна. Парадоксами наполнена каждая минута. И, видимо поэтому, не объяснить в жизни можно предостаточно: Бермудский треугольник, живучесть тараканов, законотворчество в России и многое другое.
   К парадоксам привыкнуть трудно и, сколько бы мы не пытались примириться с действительностью, все равно никогда не перестанем удивляться например тому, что в среде красных голубых предостаточно, а среди голубых красных н е т. Неизвестно, на сколько бы членов поредел Конгресс Соединенных Штатов от известия о наличии русских партизан в лесах Оклахомы, зато свободно конвертируемый рубль, наверняка уж сделал бы Барбару Буш вдовой, а ее пятерых детей - сиротами. И уж совсем не укладывается в голове, что бы стало с Америкой, если бы их (рублей) оказалось два или больше...
   Не будем загадывать вперед. А пока, национальный флаг США еще не отбелен в хлорке, и белые звезды на нем не выкрашены в красный цвет, а до момента, когда один из шаттлов будет называться "Буран-2", еще далеко...
  
  
  

*** 9 ***

   Африка встретила Дайну Лоуренс радушно: звуками там-тамов, всеобщей безграмотностью и переполненными больницами, безуспешно борющимися со СПИДом.
   Спутник Дайны, едва начавший бриться, по уши влюбленный щенок Том Гемфилд, не ощутил перемены континента- важнее всего для него было присутствие рядом такой женщины, как Дайна. Люди, подобные Гемфилду, принадлежали к особой породе: даже дожив до глубокой старости или уже будучи покрытыми с лицом белой простыней морга, - даже тогда они оставались щенками.
   История его знакомства с Лоуренс была довольно коротка и неинтересна. После известий о Харрисоне из России, Дайна впервые за всю жизнь почувствовала себя одинокой полу-женщиной и ей захотелось все равно кого, а Том Гемфилд, после использования бритвы, впервые в жизни почувствовал себя настоящим мужчиной, и захотелось ему того же самого.
   ...Первыми улыбками и именами они обменялись уже под утро. Потом он признался ей в вечной любви, потом прошел долгий месяц навязчивого приставания и объяснений, а еще позже, они вместе, уже весело болтая о проблемах добычи нефти на Азорских островах, шагали по берегу Нила к какому-то негритянскому селению.
   - Дайна, моя крошка, я слушал, что местные аллигаторы очень кусачи!
   Лоуренс привыкла к подобным идиотским высказываниям и на этот раз, как всегда, ответила широкой безразличной улыбкой. Гемфилд не унимался:
   - Скажи мне, девочка моя, Ты их не боишься?
   - Не боюсь, Томми, не боюсь, - бросила Дайна, подумав про себя, что было бы здорово, если бы местные аллигаторы бегали по земле и питались юношами иностранного происхождения.
   - Том! Ты не мог бы подождать меня здесь, я сбегаю "в кустики"
   - Я с Тобой!
   - Ну нет уж... м и л ы й, - процедила она и через мгновение скрылась в густых джунглях...
   ... Бежала она не останавливаясь до заката. Одежда изорвалась в клочья и колючие ветки хлестали ее прекрасное тело. Она спотыкалась, падала, но не останавливала свой бег ни на минуту. Лишь когда джунгли кончились, и Лоуренс выскочила на бесконечную вьющуюся магистраль, прорезающую дикую саванну, только тогда появилась страшная усталость и она без чувств упала на асфальт... Последним, что она успела подумать было: " А Эдд был прав - джунгли, это даже хуже чем Сибирь..."
  
   ...Она проспала наверное часов двенадцать, потому, что когда над ней склонились два плечистых негра в форме вооруженных сил ЮАР, уже стояло жаркое утро. Открыв глаза, Дайна издала крик, такой крик, какой может издать американка, при виде утром африканского негра над собой. В одно мгновение к ней вернулись силы:
   - Кто Вы такие? Уйдите прочь!
   В ответ негры промолчали и уставились с еще большим любопытством.
   "Может эти обезьяны не понимают по-английски?" - пронеслось в голове у Дайны, после чего, она повторила свой вопрос на остальных, известных ей, семи языках. Ответа не последовало и Лоуренс, заплакав навзрыд, начала медленно подниматься:
   - Ну и катитесь Вы, ко всем чертям, черные мартышки.
   Один из чернокожих вернул ее в прежнее лежачее положение и повернулся к своему спутнику:
   - Уйдем отсюда, Дэн, в нас не узнали техасцев.
   - И правда, Бронк, уйдем.
   ...От чистого английского, Лоуренс чуть было не лишилась сознания. Но достоинства она решила не терять даже в трудную минуту:
   - У нас в Техасе мартышек нет! - отрезала она и гордо подняла голову. Дэн широко улыбнулся:
   - Детка, не знаю как Тебе и объяснить... Мы - наемники, понимаешь?
   Лоуренс недоверчиво улыбнулась:
   - А чего черные?
   - Детка, вот повоюй с наше, посмотрим, какая Ты будешь и, вообще...
   Бронк не дал ему договорить. Он передернул затвор автомата и недовольно шмыгнул носом:
   - Эта девочка сошла с ума. Вокруг на сотни миль звери дикие, а она ломается. Черные ей не нравятся! Ты видел, Дэн? Моли Бога, что не красные! Дэн, пошли отсюда. Побелеем - придем.
   Дайна начинала понимать, что все может кончиться плохо:
   - Эй, как там Тебя... Бронк? - она старалась говорить как можно мягче. - Я согласна идти с Вами, парни. Я только теперь поняла, Вы - настоящие техасцы...
   Бронк снова шмыгнул носом и поправил пятнистую кепку с бесконечным козырьком:
   - Врешь конечно... Ну ладно, пойдем...
  
   Первой нарушила молчание Дайна, когда они уже мчались в армейском джипе по бескрайней саванне, обдуваемые легким африканским ветерком:
   - Парни, в конце концов я все понимаю, но здесь же не ЮАР...
   В ответ, Бронк, сидящий на заднем сидении с автоматом наперевес, приподнял дулом ко лбу зеркальные очки и посмотрел на нее, как на сумасшедшую:
   - Запомни мои слова, дочка: жизненные интересы Соединенных Штатов границ не знают.
   - А - а - а, - протянула Лоуренс в нерешительности, глядя, как Дэн улыбнулся и, достав из-под сидения двенадцатидюймовую сигару "Гудзонов залив в затишьи", закурил...
  
  
  

*** 10 ***

   Пока Эдди Харрисон шел по коридорам Вашингтонского филиала ЦРУ на первый официальный прием к своему новому шефу, он успел наслушаться разного рода сплетен, что уже успели облететь все углы. На удивление, у всех сегодня гудела голова и Харрисон стал подумывать, что вчера в баре он был настолько пьян, что не заметил вокруг всех остальных работников Управления. В одном из коридоров полковнику предложили пару банок пива и напоминание о том, что Клайд Боррэй очень любит говорить фразу "У нас в Лэнгли...". Эдди не стал обращать внимание на эту чушь - после вчерашнего голова была также пуста и одновременно забита всяким хламом, как центральная советская печать.
   ... Шеф встретил полковника с таким деловым видом, словно вчера в баре они занимались макрамэ или ловлей кузнечиков - по Боррэю никак нельзя было сказать, что вчера он нализался на восемьсот долларов:
   - Садитесь, Эдди.
   Харрисон легко опустился на резной стул и задрал ноги кверху.
   - У нас, в Лэнгли, так не сидят, полковник, - спарировал тот час же Боррэй, наливая из хрустального графина что-то в бокал.
   Прозрачная жидкость в графине напомнила Харрисону русскую водку и его чуть не стошнило:
   - Клайд, у Вас в Лэнгли многого не делают. Мы не в Лэнгли, Клайд - запомните это с е й ч а с. - Эдди растянул последнее слово. - Чтобы потом не отрываться от работы.
   - О! Да я смотрю у Вас крутой характер! Теперь я понимаю, за что Вас любил Морг - за наглость.
   - Если можно, шеф, давайте немного о деле.
   В ответ на эти слова Боррэй лукаво улыбнулся, поправил серый галстук, после чего поднял бокал и, со словами "За Великую Америку!", опрокинул его себе в рот.
   Эдда начинала бесить мысль о потерянном времени, но железная выдержка выручила и на этот раз:
   - А что Вы пьете, шеф?
   - Русскую водку. На мой взгляд, очень мило.
   - Боррэй! - Харрисон от возмущения опустил ноги со стола. - А Вам не кажется, что пить за Великую Америку русскую водку - это пошло?
   - Полковник, а Вы думаете в Кремле за Россию пьют не виски? И вообще, не морочьте мне голову, давайте действительно, к делу.
   Боррэй откашлялся и пригладил рукой свои пепельные волосы, предварительно смочив ладони остатками водки.
   ...Без стука и предупреждения в кабинет вошел молодой человек, по обыкновению приятной наружности в твидовом костюме цвета "бэж". Вошедший элегантно поприветствовал Боррэя едва заметным кивком головы и подошел к столу. Тем временем, Боррэй повернулся к Эдду:
   - Вот теперь на самом деле - к делу, Харрисон. Познакомьтесь: это мистер Ладзони, правая рука самого Кенделла.
   Эдди встал и крепко пожал руку правой руке самого Кенделла, хотя любые контакты ЦРУ с людьми из политически-фригидного Интерпола никогда не были желательными.
   - Антонио! - обратился к молодому итальянцу Клайд Боррэй. - Все подробности дела Вы вместе с Эдди Харрисоном обсудите уже без меня, а сейчас, если можно, буквально несколько слов - возможно, мои коррективы будут небесполезны.
   Харрисон в нерешительности посмотрел на шефа, спрашивая глазами о том, какие же общие дела могут быть между грязным ЦРУ и Международной полицией.
   Ладзони перехватил его взгляд:
   - Мистер Харрисон! Держитесь совершенно свободно - я возглавляю в Интерполе отдел по контактам с иностранными спецслужбами.
   - Антонио скромничает, - вмешался Боррэй. - Антонио просто работает на нас!
   - Но мне хорошо платят... - уточнил Ладзони, как бы оправдываясь.
   На этот раз Эдди не сдержался:
   - Вам будут платить еще лучше, если Вы кончите болтовню и родите что-нибудь дельное. Итак, я слушаю.
   Ладзони едва покраснел, но сделал вид, что последние слова пропустил мимо ушей:
   - Полковник! - Антонио посмотрел прямо в упор на Эдда, - Нашим людям стало известно, что в Восточном отделении кто-то работает на Москву. Мы уверены в источнике и пытались обнаружить резидента но, увы....
   "Какого черта они копаются в чужом белье?" - подумал Харрисон, но сказал другое:
   - Занятно, Ладзони, продолжайте.
   - Насколько всем известно, неделю назад состоялось строго секретное совещание с участием нашего руководства. Кенделл и Уэбстер, как помните, нашли общий язык.
   - Да, да, припоминаю. Об этом кричала наша пресса.
   - Итак, я продолжу. - Ладзони посмотрел на Клайда Боррэя и, получив его немое одобрение, успокоился. - Резидент Москвы должен быть выявлен в кратчайшие сроки. Нам с Вами придется работать вместе. Я, мистер Харрисон, придерживаюсь того мнения, что интересы ЦРУ являются интересами всего мира, а значит и организации Интерпол, которая представлена здесь в моем лице.
   - Антонио, милый, - Боррэй скривил гримасу американца, узнавшего о присоединении Аляски к Чукотке, - В Ваших словах, безусловно, есть доля истины, но все же, мой Вам дружеский совет: не вздумайте это ляпнуть где-нибудь еще - Вас поймут не все.
   Харрисон, все это время внимательно следивший за Ладзони, теперь понял, что поездку на Канары придется отложить и на этот раз.
   "Где же Ты теперь, Джек? Ты бы этого не допустил..." - путалось у него в голове, но Эдди собрался с мыслями:
   - Когда мы начинаем?
   - Прямо сейчас.
   Нет! Ладзони был неумолим. Харрисон вновь посмотрел в пол: "Согнать бы всех этих собак из ЦРУ, ФБР, Интерпола в один фургон... Забить досками, дать шоферу денег и сказать: Отец! В Сибирь!". ...Тем временем, шеф снова оторвал Эдда от мыслей:
   - Помощь в проведении операции Вам окажет мистер Сидорчук. В настоящее время он работает дипломатом в посольстве США в Москве. Вы его должны знать, Эдди.
   - Да, да, Клайд, если бы не Вилли, я бы вообще никогда не узнал, где находится Вьетнам... Ладно... Вилли - отличный солдат.
   После этих слов, выждав паузу, Харрисон медленно поднялся и тыльными сторонами ладоней потер себе виски. Вроде отпустило.
   - Надоели. Все свободны. Жду с докладом через семьдесят два часа, - поставил точку полковник Боррэй и, достав из кармана трофейную советскую многоразовую зажигалку марки "PSKOFF", начал пытаться извлечь из нее огонь.
  
  
  

*** 11 ***

   Без подруги Алене Славиной было плохо. Алене Славиной было еще хуже с Коллином - никогда она не думала, что мужчина может так надоесть. ... А ведь когда-то она безумно любила его, - молодого, красивого скандинава, она, - серая эмигрантка, едва только сбежавшая за океан из России. На эмиграцию существовали свои веские причины: в поселковом магазине, где жила Алена, продавали вчерашний творог, фильмы в клубе меняли только раз в месяц, а, к тому же, работа дояркой на ферме вынудили Славину решиться на серьезный шаг - покинуть Родину. Потом, уже в Америке, родился ребенок, потом - появились финансовые затруднения, потом, муж стал приедаться, а вскоре, просто надоедать. Видимо почувствовав это, он взялся за стакан...
   ... Именно поэтому, когда на пороге ее дома появился Майкл Беркс, как всегда облаченный в комбинезон цвета "хаки", со словами "мне нужно видеть мистера Коллина", Алена глубоко вздохнула, окинула вошедшего с бедер до ступней ног, и, уже не задумываясь, ответила:
   - Проходите, Майк. Муж скоро будет. - хотя она прекрасно знала, что Боба отпустят из адаптационного антиалкогольного центра не раньше, чем через трое суток...
   ... Попытки дождаться мужских знаков внимания от Беркса, Алена оставила уже через два часа - Майку было совершенно не до нее.
   "Боже! Что с ним стало!" - думала про себя Славина, прижимаясь, как бы случайно, обнаженным плечом к холодной и колючей мужской щеке - "Ведь раньше и Боб и Эдди ТАКОЕ про него рассказывали...", - при последней мысли, Алена закатила назад глаза, а по телу пробежала сладкая судорога:
   - Пойми, Майк... У каждой женщины в жизни бывают такие моменты... - прошептала Алена, пугаясь своего голоса, - Когда ей НУЖНО быть с мужчиной. Это жизнь, Майк.
   Беркс полулежал на раскрытой постели, курил, как всегда какую-то дрянь и многозначительно молчал.
   - Может, Ты устал вчера? Так Ты скажи! - словно хватаясь за соломинку, пролепетала Алена, окончательно обнажая тело.
   - Да нет, миссис Славина. Просто я только два дня, как из России и никак не могу понять, чего Вы от меня хотите.
   - Любви, дурак!
   - До России я знал это слово... - Беркс помолчал. - ... Но теперь...
   Миссис Славина лихорадочно теребила угол подушки и перебирала в голове возможные варианты: "Контузия. Осколочным в голову... Может гранатой? ... А вдруг не в голову?" - последняя мысль заставила ее резко повернуться в сторону Майка. Глазам она поверила, и по телу вновь пробежала сладкая судорога. ... Решение пришло неожиданно быстро, уже когда Алена наклонилась к мужчине и почувствовала запах дешевого советского одеколона:
   - Любовь - это просто, Мишенька. Мы лежим раздетые, рядышком. Понимаешь?
   - Понимаю.
   - Потом, Ты начинаешь целовать мне лицо, шею...
   - Понимаю
   - Потом плечи, грудь...
   - Понимаю
   - Потом Ты целуешь живот, бедра... Это тоже понимаешь?
   - Тоже понимаю. А зачем?
   - Чтобы я стала тяжело дышать, глупый.
   - А Вы и так тяжело дышите, миссис Славина.
   "Ну и урод.." - мелькнуло в голове Алены, но она улыбнулась еще слаще, разве что отметив про себя, что когда Билли подрастет - на войну с Россией она его не пустит:
   - Ну, так вот, Майк. Ты меня сначала всю исцелуешь, а потом, - она перевела дыхание, сделав глоток виски, - Ты заберешься сверху, и я буду ждать, когда Ты кончишь.
   - Целовать?
   - Целовать, Майк, целовать... - с трудом выдавила из себя Славина, после чего ее глаза скучились к носу, и она с грохотом рухнула на пол.
  
  
  

*** 12 ***

   ...Если верить Дарвину - люди произошли от обезьян.
   Если верить русским - плохие люди произошли от обезьян, живших на территории Соединенных Штатов.
   Если верить американцам - обезьяны, жившие на территории России, за последние тридцать тысяч лет не изменились.
   Если же верить обезьянам, то если кто-нибудь от них и произошел, то только не русские, потому что в России даже обезьяны никогда жить не могли...
   ... Как видно, представления друг о друге сильно различаются по многим признакам. Оставим обезьян в покое. Возьмем только СССР и Соединенные Штаты. Но даже без обезьян общего здесь немного, да и сводится оно, в основном, к порче дорогостоящих ракет и танков, называемой "разоружением", некоторым, недостойным внимания, совместным инициативам, ну и, наконец, к охране окружающей с е б я среды.
   Не последнюю роль в жизни играют различные социальные программы. Но многие из них уже устарели, многих, нужных как воздух, еще нет и в помине, а многие, настолько же реальны, насколько реально выведение мясных пород травоядных птеродактилей на красных пульсарах из созвездия Лебедя...
   Не нужно замахиваться на невозможное! Если каждому американскому безработному, спящему на скамейке под старой газетой, каждый день выдавать свежую, если ирландские террористы, переброшенные на транспортных самолетах в Италию, перестреляют всю сицилийскую мафию, и если каждая семья, живущая на территории России, получит к двухтысячному году хотя бы по отдельному противогазу - уже будет хорошо.
   ... Говаривают, когда Джордж Буш узнал о том, что председатель одного из советских обществ, желая быть переизбранным на второй срок, собрал в поддержку себе 895 своих подписей, он сделал то же самое. Скорее всего это сказка. Сказка, невозможная для Америки, но зато вполне возможная для России, в которой сказку делать былью научились еще пятьдесят лет назад...
  
  
  

*** 13 ***

   Джобсон любил, чтобы его распоряжения выполнялись. Но на этот раз, покормили ли Вениамина Евгеньевича Клиппера или нет, он не проверил - ему очень хотелось спать. Но едва Крис опустил вниз свои свинцовые веки, раздался пронзительный телефонный звонок:
   - Ну, кто там еще, - проговорил Джобсон, щурясь от света ночника.
   - Это Доброжелатель, Крис.
   - Клиппер что ли?
   - Нет.
   - Доброе утро, Клиппер. Какого черта Вам нужно будить меня в такую рань?
   - Вы должны меня выслушать. Если будут помехи, не бросайте трубку - из машины. Мы уже третий час носимся по Москве под сто сорок...
   - Вам некуда девать бензин, майор?
   - Не до шуток, Джобсон. А топливо девать некуда тем парням, что третий час гоняются за нами на бронетранспортере, и в мегафон орут о каких-то тефтелях по-аризонски. Это Ваши шутки? Я буду жаловаться Вашему Президенту!
   Джобсон сладко улыбнулся, предчувствуя вкусный международный скандал.
   "Может снимут? Хоть в Штаты отошлют..." - пронеслось в голове.
   - Вы идиот, Клиппер. Они хотят Вас покормить.
   В трубке что-то зашипело и послышался скрип тормозов.
   - А почему Вы их не попросили постирать мои носки?
   ...Видимо Клиппер хотел сказать что-то еще, но связь оборвалась.
   - Так, так... - донесся сзади ехидный голос. На пороге стоял Сидорчук:
   - Вы знаете, Крис, если бы я узнал, что Ваши мальчики гоняются за Клиппером на бомбардировщике - я бы не удивился. У Вас, руки..., - Вилли помолчал - Как бы это объяснить... Растут из задницы.
   - Что будем делать? - отрешенным шепотом выдавил Джобсон, - Они же всю Москву разбудят!
   - Как жаль, что к тому времени Вас уже не будет в живых, - задумчиво, но с ехидством, промолвил Сидорчук и включил магнитофонную запись, - Вы любили Шопена?
   - Который провалился?
   - Ах, Джобсон, Джобсон... Вы никогда не были эстетом... Вы погрязли в бумажках... Вы...
   - Хватит! - Джобсон мелко трясся.
   - Вот именно, хватит. - уже совершенно спокойно повторил за Крисом Сидорчук, выключая магнитофон. - Успокойтесь. И не берите в голову. ... А звонил Вам я, а не Клиппер.
   - Вы что, с ума сошли так шутить?
   - Поймите, мистер Джобсон... - на этих словах лицо Вилли сделалось непроницаемо-суровым, - Я сделал это со скуки. А со скуки можно сделать все, что угодно. И если когда-нибудь Советы втянут нас в ядерную мясорубку, поверьте моему опыту, это будет сделано, по большей части, тоже со скуки...
  
  
  

*** 14 ***

   На утро Харрисон проснулся необыкновенно злой, а традиционный холостяцкий завтрак не поднял настроения ни на йоту. За столько времени после возвращения из Советов, Эдди ни разу не видел Дайну. Славина, да и все, лопотали что-то несуразное о том, что Лоуренс поправляет здоровье где-то на побережье, и скоро вернется. Одни говорили о здоровье Дайны, другие - о здоровье ее тетушки, но полковник доверял лишь своим дурным предчувствиям, а серьезного разговора с Коллином никак не получалось.
   ... Открыв газету, Харрисон в который раз убедился, что кандидат на пост министра обороны Тауэр - бабник, хотя и не совсем бабник, потому, что Эдди помнил всегда: этот малый лишит себя любой женщины, если ему предложат за нее пузырь виски.
   "Если Тауэра все-таки утвердят, - думал полковник, вызывая свою машину, - То армия целиком будет женской, проституция - способом получения боевых наград, а русская водка - основным горючим для пентагоновских танков."
   ... На улицах было людно. Разношерстная американская толпа суетилась, бежала и всюду лезла без очереди - можно было подумать, что у каждого в кармане лежит красная корка инвалида Вьетнамской войны. Эдди Харрисон имел несколько часов времени, а на четыре была назначена встреча с Ладзони, который вчера улетел в Рим что-то разнюхивать в Центре по регистрации русских резидентов.
   Уже подъезжая к Вашингтону, полковник еще раз, по привычке, грязно обматерил нижнеричмондское шоссе, и стал готовиться к левому повороту. До основного маневра оставалось около пятнадцати миль, чего вполне достаточно, чтобы перестроиться восемнадцатью рядами левее, приступить к торможению и выйти на частоту ведущего спутника слежения.
   Бортовой компьютер игриво мигнул несколькими десятками огоньков и отдал команду на торможение. Спустя тридцать секунд перегрузки спали и Харрисон, подняв отяжелевшие веки, потянулся было за сигаретой, как откуда-то снизу запахло паленым и пошел сизый дымок. Эдд посмотрел на дисплей: скорость - 430, крейсерская тормозная, горючее - 600, температура за бортом 275 Кельвинов... Глаза полковника бешено бежали по строчкам вниз: ресурсы А - норма, ресурсы В - норма... "В чем дело?" - стучало в висках и Эдди, в который раз, прозорливо обнюхивал салон автомобиля, пытаясь обнаружить источник едкого дыма. Харрисон резким движением нажал клавишу Передачи Управления Автомату в Аварийной ситуации и откинулся на сиденье - автоматика еще никогда не подводила.
  
  
  

*** 15 ***

   ...Когда автомобиль плавно затормозил на обочине нижнеричмондского шоссе рядом с плакатом "Город-герой Вашингтон", в кабине уже не пахло дымом. Только дисплей, непрерывно пища и мигая, сигнализировал об отсутствии восьмого заднего левого колеса. "Надо будет заняться, наконец, машиной..." - подумал Эдд, увидев в зеркало заднего вида, что суматоха, вызванная его автомобилем, который к двигаясь к обочине, пересек под оптимальным, почти прямым углом, восемнадцать рядов движения, не ограничилась двумя-тремя десятками сбитых машин. Даже сейчас, через двадцать минут после остановки, они продолжали равномерным потоком вылетать за обочину, переворачиваться, взрываться и падать в кучу уже перекореженных догорающих автомобилей.
   Боррэй по телефону отреагировал сразу:
   - От Вас одни убытки, полковник. Я сразу понял, что это Вы нагадили - гарью воняет на весь штат - мне уже звонили с Юга.
   - Простите, Клайд, я не специально. А кто будет недоволен - скажите, что это русские танки, я скоро собираюсь в те края.
   - Вы шутник, Харрисон. Кстати, к Вам уже едут мои ребята - они все сделают.
   - Спасибо, Боррэй.
   Харрисон хотел выйти из эфира, но вдруг заговорила совесть:
   - Боррэй, распорядитесь, чтобы разгребли побыстрее. Там, как-никак, люди...
   - О! Да Вы гуманист, Эдди!
   - До встречи.
   Связь оборвалась и полковник, наконец, спокойно закурил и закрыл глаза...
   - Могу ли я Вам чем-нибудь помочь? - оторвал Харрисона от раздумий до боли знакомый женский голос. Эдди, как бы не желая расставаться с добрым сном, медленно поднял веки - рядом с его машиной стоял ослепительно розовый "Роллс-ройс", за рулем которого сидела Эрика Бакс...
  

*** 16 ***

   Входная дверь почему-то не открывалась. Боб Коллин навалился всем корпусом, борясь с хмелем, охватившем все тело. Безрезультатно - домой сегодня почему-то было не попасть.
   Возня за дверью убедила Коллина в том, что жена ему не открывает, а ноющий мужской голос из квартиры заставил вытащить "Бульдог" сорок восьмого калибра. Наконец, в лицо Бобу ударил яркий свет, не то от электрической лампы, не то от раскрасневшейся и взъерошенной Алены.
   - Я убью его! - заплетающимся языком выдавил Боб и, простреливая насквозь бетонные стены квартиры и потолок, вбежал внутрь. Услышав, как двумя этажами выше, от прямого попадания вскрикнул какой-то мужчина, а также зная, что ничего уже не изменить, Алена Славина заскулила, как нагадившая перед приходом гостей комнатная собачонка, и упала на расстеленную кровать, имевшую на себе явные следы борьбы.
   Дуло "Бульдога" еще дымилось, храня тепло от только что вылетевшего, последнего, семидесятого патрона, когда Коллин с силой дернул на себя дверь в ванную комнату. Замок с треском отлетел в сторону и, обычно не ревнивый Боб, увидел Майкла Беркса, сидящего по пояс в бассейне с холодной водой, который дрожащими руками прижимал к себе гранату и бубнил под нос что-то невнятное. Когда их глаза встретились, Беркс совсем по-детски посмотрел на Коллина, беззубо улыбнулся и проговорил:
   - Ну миссис Славина! Ну чего Вы от меня хотите?
   - Мразь! - бросил ему в ответ Боб Коллин и с силой закрыл дверь.
   ... А спустя час, от дома, одна за другой отъехали, похожие друг на друга, три закрытых фургона: Беркса, с тяжелым психическим расстройством, ждала психиатрическая лечебница, Алену Славину, с переломом ключицы - клиника травматологии, а Боба Коллина, с неприятным чувством ожидания разговора с начальством - полицейский участок.
  
  
  

*** 17 ***

   - Сколько вы им предложили?
   - Семьсот тысяч.
   - Долларов?
   - Вы, что, с ума сошли, на это деньги тратить?
   - Неужели не долларов?
   - Еще раз говорю: семьсот тысяч р-у-б-л-е-й. Бумажных.
   - Может, нужно было больше?
   - Вы еще спросите "может нужно было дать доллары?". Не берут. Не бе-рут.
   - А у Вас там есть наш человек?
   - О чем Вы спрашиваете, конечно. Работает ночным сторожем.
   - Это меняет дело, Становски, но этого, видимо, недостаточно.
   - Понимаю, Ладзони, понимаю... - только теперь они назвали друг друга.
   Александр Становски и, вернувшийся только что из Рима, Антонио Ладзони, уже второй час сидели в отделе давления на прессу и литрами глушили кофе. Темой их разговора было обсуждение издательства русской коммунистической газеты "Правда", отказавшейся поместить у себя на страницах, нужную Ладзони, информацию. Речь шла о воззвании к родственникам неизвестного советского резидента, работающего в Восточном отделении ЦРУ, напечатать которое в центральной прессе СССР было просто необходимо. Ладзони, молодой но прозорливый, до корней волос на спине интерполовец, всегда умел сыграть в чужие ворота своим мячом и, теперь, он небезосновательно рассчитывал на нытье родни и последующее возвращение агента Москвы к себе домой, как казалось Антонио, обязательно "в хату", или, хотя бы "на хутор". Вообще, представления о России Ладзони имел самые отдаленные, да и вся Россия, в его представлении, состояла из Кремля, окруженного высокой красной стеной и разбросанными вокруг "хуторами" и "хатами". Антонио слышал, что есть еще и "избы", но разницы между ними не видел и старался о них вообще ничего не думать. Почему-то, Россия у него всегда ассоциировалась с первым советским трактором, с отсутствием негров, со стоящими на улицах танками, а в последнее время, еще и с конструктивным диалогом. Ни этого слова, ни длинного слова "пятилеткувтригода" Ладзони никогда не знал, но об этих странных диалогах, в последнее время, много говорили, а "пятилеткувтригода", непременно, должны были делать на "фабриках" и "заводах", находящихся не то в хатах, не то в хуторах, но уж точно не за Кремлевской стеной - там делали что-то другое, вероятнее всего, эти самые конструктивные диалоги... С Россией Антонио связывал еще два слова - Сибирь и Перестройка. Сибирь, по его представлению, состояла из того же самого, что и Россия, только там не было Кремля, между хатами росло много деревьев - что-то вроде джунглей - всегда была зима, а вместо кремлевской стены тянулась ржавая колючая проволока и стояли сторожевые вышки.
   Для Ладзони все русские делились на три группы: на тех, кто живет за стеной, тех, кто живет за проволокой, и тех, кто живет в России просто так.
   Вторым было слово "Перестройка", но им молодой итальянец не интересовался вообще. Антонио, как западный бизнесмен отлично понимал, что на этой штуке капитал не сделаешь - ее не купить и не продать. Не купить - потому, что одному Богу известно, что это такое, а не продать - потому, что известное только одному Богу никто не купит...
   - Мистер Становски, можно отвлеченный вопрос?
   - Конечно.
   - Трудно ли давить на прессу?
   Становски в ответ расплылся в загадочной улыбке и, выставив вперед нижнюю челюсть с оттопыренной губой, опустил глаза вниз:
   - Пресса, Ладзони.... Она как женщина. Бывает - улыбается, бывает - кричит, а бывает - стонет... Да так сладко... Одним словом, смотря как давить.
   - А Вы романтик, Александр... Ну, да ладно, давайте что-нибудь решим и разойдемся на сегодня - мне еще в Госдепартамент. Кстати, Ваш человек не подведет, если что?
   - Что значит "если что"? - Становски непонимающе посмотрел на Ладзони.
   Ладзони замялся:
   - Ну... Вы задаете такие вопросы, будто в ЦРУ работаю я, а не Вы.
   - Не подведет, Антонио, успокойтесь. И вообще, давайте поговорим с Боррэем. Он молод, но хорошо владеет этими вопросами. К тому же, он мой большой друг.
   - O'key, - небрежно бросил Ладзони, со свойственной итальянцам экспрессивностью, стараясь не показать задетое самолюбие - Ладзони советов не любил.
  
  
  

*** 18 ***

   ... Когда в ЦРУ в тридцать пятый раз прослушивали запись паузы между двумя последними шагами Переса де Куэльяра, шедшего для заключительной речи на очередной ассамблеи ООН, когда суровые серые автомобили с пеленгаторными установками прочесывали переулки и улочки Нью-Йорка в поисках очередного советского радиста, когда американская экономика, стиснутая дефицитом бюджета, внешними долгами и коррумпированной административной системой, билась, как роженица на акушерском столе, Советы готовились к сбору богатого урожая, битва за который на полях перестройки развернулась еще в 1985-ом году, по-мышиному плодовитом на метаморфозы в политической инфраструктуре России.
   ... Но, то ли "перестройка", во времена своей молодости вела легкий образ жизни, то ли у политических акушеров, помогавших ей появиться на свет были грязные руки, то ли, по наследству ей передались застойные болезни - не известно почему, но с плодами было плохо.
   Какие-то плоды естественно были, но бесконечно далекие от мировых стандартов и совсем не похожие на мать. Зато полипартнерство перестройки не замедлило сказаться на плодах: от скрещивания с социальными элементами капитализма появились демократия и гласность, от скрещивания с частной собственностью - накопление капиталов и терроризм, с оценкой собственной жизнеспособности - новые инициативы, а с развивающимися странами - синдром приобретенного иммунодефицита. Само собой встает вопрос: а кто же родители, этой самой перестройки? Наверняка, никто не станет спорить с утверждением, что в их роли выступили застой и новое руководство.
   ... Причем, до сих пор не ясно, кто из них был отцом, а кто - матерью. Или, совсем проще: Кто Кого имел...

*** 19 ***

   - Завершается посадка на рейс  01-02-66 авиакомпании "ПанАфрикэн", сообщением Уганда - Нью-Йорк. Просьба, опаздывающим занять свои места в салоне самолета. Ваш лайнер отлетает с пятой полосы, правая сторона. Спасибо за внимание.
   Эти слова Дайна Лоуренс услышала уже откинувшись назад в мягком кресле, на борту "Бизона-746М".
   Не прошло и десяти минут, как ласково помахав крыльями, самолет стал набирать высоту. Дайна посмотрела в иллюминатор и увидела, на удаляющемся аэродроме сотни провожающих ее чернокожих - за месяц пребывания в Уганде она полюбилась многим неграм. Вдруг в салоне что-то зашипело и из акустической системы, прилаженной к потолку, разнесся приятный женский голос:
   - Мы рады Вас приветствовать на борту нового африканского четырехмоторного пассажирского "Бизона". Наш полет будет проходить на высоте 400 метров над живописными уголками Северной Африки, Тихого океана и Соединенных Штатов. Наш лайнер пилотирует международный экипаж. В его составе: командир корабля - Эмиль Какоса /Уганда/, штурман - Зибб Солс /Гондурас/, стюардесса - Блинда Мак'Коллиф /Великобритания/. Благодарю за внимание. Счастливого Вам полета!
   ... Последних слов Лоуренс уже не слышала - сказались усталость и нервное напряжение, заставившие ее провалиться в сладкую дрему. Открыв глаза, в иллюминаторе Дайна увидела бушующие волны Тихого океана - до Нью-Йорка оставалось не более четырех тысяч миль.
   - Откушайте Афри-колы, всего за полтора доллара! - над Дайной стояла молоденькая стюардесса.
   - Своей Афри-колой поите своих черножопых, - зло бросила Лоуренс, заставляя Блинду Мак'Коллиф залиться краской и, только теперь, заметила сидящего рядом с ней человека. Последний не заставил себя долго ждать:
   - Вы знаете, мадам, я тоже не признаю эту гадость. Кстати, я не представился: Шерешеляфамов Пьер, коммерсант. А Вас, я извиняюсь?
   - Лоуренс Дайна, специалист НАСА, Вас извиняю, - она мягко улыбнулась и окинула своего спутника глазами: черноволосый, с двухдневной щетиной на щеках, он выглядел лет на тридцать, хотя на самом деле, наверняка, разменял пятый десяток. От него пахло дорогими сигарами, хорошим коньяком и еще чем-то, до боли знакомым. "Женщиной!" - поняла Дайна и сама почему-то смутилась. Он заметил ее замешательство и, как бы в ответ, лукаво ухмыльнулся:
   - Месье просто француз, мадам.
   - После негров и француз - американец, - проговорила Дайна, еще не зная, что эта фраза станет впоследствии крылатой, разве что звучать она будет немного по другому: после негров и русский - штатник.
   - Вы американка, Дайна?
   - Можно на "ты". Я - да. А чем занимается Твоя фирма, Пьер?
   - Предотвращением демографической катастрофы в Африке. Короче, гондоны делаем.
   Лоуренс смущенно опустила глаза вниз. "А я бы переспала с ним только за это..." - мелькнуло у Лоуренс в голове, когда она услышала в ответ раскатистый смех Мефистофеля-профессионала.
  
   Прошло часов десять, где-то вдали уже замелькала береговая линия Северной Америки. Шершеляфамов и Лоуренс нашли общий язык и весело обсуждали новые разработки фирмы Пьера в Тулузе. Вдруг самолет тряхнуло, а резкий окрик поднявшегося впереди человека заставил забыть о мирских заботах:
   - Лэди, джентельмены и негры! - вставший мужчина передернул затвор автомата. - Да, я не скрываю: я и Джек, - он кивнул головой в сторону кабины, где кто-то душераздирающе вопил, видимо командир корабля, - американские террористы. Сидеть, гадость! - террорист ударил прикладом сидящую женщину, судя по цвету кожи, африканку.
   - Что он хочет, Пьер? - Лоуренс прижалась своей щекой к щеке Шершеляфамова.
   - Да, что Вы хотите? - крикнул вперед французский коммерсант, прижимаясь к Дайне еще сильнее.
   Только теперь воздушный пират заметил Пьера и его спутницу:
   - О! Парень! Мне нравится Твоя девочка. Я ее беру себе.
   Двумя прыжками он подскочил к Лоуренс и, свернув Пьеру челюсть, выволок ее за волосы в проход.
   - Подонок! - успела пискнуть Дайна, прежде чем он крепко поцеловал ее в губы.
   От неожиданности, она почувствовала головокружение и легкость в теле:
   - Каков подонок... - уже без былого энтузиазма повторила Дайна...
   - Эй, Брук! - в проеме двери в кабину появился второй террорист, крупный парень с наглой улыбкой на небритом лице с перебитым носом. Он бережно вытирал носовым платком кровь на, видавшем виды, разделочном ноже.
   - Брук! Ты уже сказал этим гнидам, что мы в Нью-Йорк не летим?
   - Неужели опять в Тель-Авив? - раздалось где-то сбоку. В ответ Джек улыбнулся, оскалив желтые прокуренные зубы:
   - Он тоже думал - в Тель-Авив. Дурак! И чего не леталось, куда надо... Скажи, что я прав, Брук!
   - Вытирай, вытирай... Ты был не прав только один раз, когда вздернул женушку губернатора Айовы...
   - Так куда же мы летим? - взволнованно пролепетала Лоуренс, уже порядком подуставшая попадать в переделки.
   Ответ последовал незамедлительно:
   - В Москву.
  
  
  

*** 20 ***

   - Неужели Ты ТАК ее любил? Невероятно...
   Уставший от долгого рассказа про Лоуренс, Харрисон не отвечал. Он тупо уставился в основание белого камина и, казалось, на некоторое время умер, ушел в другой мир, сотканный не из сухих продуктов эмпирии, а из частиц чувственного восприятия действительности. Воспоминания, грезы, во власти которых сейчас находился Эдди, с невероятной силой душили все, что еще как-то связывало с реальным настоящим. По затянутым какой-то дымкой отчужденности глазам, невозможно было и предположить, что внутри этого человека бурлит энергетический океан... Также нельзя было предположить и того, что как бы не скручивали его мирские тяготы, как бы запоздалое осознание прошлых ошибок не стремилось сдавить поседевшие виски, ему никогда не будет знакомо состояние внутреннего кризиса. Эдди прекрасно знал это и теперь, он всего лишь играл в театре. Нет не перед ней - зрителем такое никогда не принималось за игру, - перед собой...
   Какое же это сладкое состояние, черт возьми! Обманывать себя, ни на йоту не сомневаясь а этом, и смотреть, как другие, глядя на Тебя, сами того не подозревая, лгут себе!
   Более сладким чувством для Харрисона было только одно - необыкновенно редкое для него чувство безысходности. Сколько бы раз Эдди не находился в таком состоянии - столько раз он купался в нем, осознавая громадную мобилизацию сил внутри себя...
   Но сейчас это другое. Да, он любил Дайну... Но больше Дайны он любил свою любовь к ней, да причем так сильно, что, порой, на любовь к самой Дайне не оставалось ни времени, ни сил...
   Только теперь, когда часы жизни все быстрее отстукивали минуты, когда солнце уже перевалило точку апогея и стало медленно катиться к закату, когда каждый новый день перестал приносить что-то новое и состоял теперь лишь из множества отголосков прошлого, когда перед глазами был белый мрамор камина, а рядом сидела чужая женщина, Харрисон начинал многое понимать по-новому. К тому же, совсем оскверняло настроение полученное вчера письмо от его давнишней знакомой, которое начиналось словами: "Здравствуй, дорогой, милый Эдди! Тебе пишет Твоя маленькая Джейн. Ведь Ты не забыл меня, свою малышку?". Потом в письме шла какая-то ахинея и галиматья, представляющая интерес, разве что, для психоневролога. Но настроение удручали последние три строчки: "...Я так давно Тебе не писала, Эдд, но теперь я должна сказать все. У нас есть сын.... Нет, у нас есть два сына... И дочь... Господи! Они же все уже почти взрослые!"
   "Лучше об этом не думать..." - Харрисон встряхнул головой, сбросив с себя оцепенение, после чего перевел свой взгляд с каминной плиты на Эрику. Последняя, едва заметив глаза полковника, невольно выпрямилась, поднимая вверх и без того летящие, с изломом, брови.
   Она сидела в кресле, положив ногу на ногу, инстинктивно держа обе руки на остром колене, сокрытом на три дюйма от мужских глаз до противности официальной узкой юбкой. Немного пухлые губы, покрытые нежной перламутровой помадой, были спокойны, но, едва прищуренные, формы миндаля, глаза, выдавали внутреннее напряжение:
   - Неужели Ты ТАК СИЛЬНО ее любил? - полушепотом повторила Эрика. При этих словах она кокетливо приподняла вверх правую бровь, а в ответ на молчание Харрисона, на ее безукоризненно гладком лице непроизвольно дернулся нерв.
   "Боже, как она хороша..." - кружилось в голове у Эдда, - "Но нет, нет, ее нельзя сравнивать с Дайной!".
   В этот момент он снова посмотрел в глаза Эрики и ему показалось, что она поняла его последнюю мысль:
   - Мне лучше уйти от Тебя, Эдди... Уйти сейчас, - она заговорила медленно, с трудом подбирая слова. - Я не хочу Тебя, но я хочу Твоей любви... Я хочу Тебя всего... - она заплакала и, мелко всхлипывая, наклонилась к Харрисону. Через секунду ее душистая голова лежала на плече полковника. Последний обнял ее и глубоко вздохнул:
   - Не надо... Не надо... Я прошу Тебя...
   - Ты никогда не будешь моим, Эдд...
   - Ну, успокойся, ну... - Харрисон обвел глазами вокруг. - Ну сделай глоток виски!
   - Я не хочу виски! Скажи, Ты ведь не будешь моим, да?
   ... Полковник молчал. Эрика плакала навзрыд:
   - Ну скажи, Ты ведь не будешь моим? Скажи, Ты любишь ЕЕ? - Эрика вдруг перестала плакать и замерла в ужасе - вопрос был задан слишком прямо. На этот раз Эдд ответил не задумываясь и резко:
   - Да.
  
  
  

*** 21 ***

   - Вы осел, Боррэй! И Сидорчук Ваш осел. Вы все - ослы!
   - В чем дело, Ладзони? - Клайд Боррэй едва сдерживал себя от нанесения прямого удара в челюсть этому гадкому продажному итальяшке.
   - Клайд, я кажется знаю, кто у нас с Вами здесь, - Антонио ткнул пальцем в пол, - работает на Москву.
   - То есть?
   - То есть человек, посланный Советами разговаривает с Вами каждый день.
   - Да Вы с ума сошли, Ладзони! Уж не хотите ли Вы сказать, что кремлевского агента нельзя узнать по лицу?
   - Именно.
   - Кто же он?
   - Я, Боррэй.
   - А Вы шутник, - блеящим голосом процедил Клайд, тем не менее судорожно вытаскивая именной пистолет.
   - Зря стараетесь, - Ладзони лукаво улыбнулся. - Он разряжен. А то, что у Вас гранаты деревянные, так об этом все ЦРУ знает, - закончил "итальянец", глядя как Клайд шарит рукой в сейфе. Боррэй с минуту молчал. Потом все же, разжал побелевшие губы:
   А как же Интерпол... Кэнделл... Ладзони, наконец?
   - А никак. Я Вашего Кендила в глаза не видел. А меня послал полковник Клиппер.
   Боррэй начинал улыбаться:
   - Хотя рожу Вам и сделали другую, но, судя по рассказам, повадки у Вас остались такие же глупые,..... Иванзон.
   Клайд перестал смеяться, когда Иванзон схватил папку с грифом "Совершенно секретно" и, хлопнув дверью, выбежал из кабинета... Оправившись от оцепенения, шеф Восточного отделения ЦРУ с силой опустил кулак на клавишу селектора:
   - Харрисон!!!
   - Слушаю.
   - Харрисон! Ладзони - русский шпион! Что делать, Эдди? - Боррэй с надеждой посмотрел на селектор, будто его судьба зависела от этого маленького ящичка: - Что делать, Эдди? Я Вас спрашиваю! - взвизгнул он, окончательно теряя над собой контроль.
   - Для начала, Клайд, возьмите ножницы и, отрезав свои погоны, топайте к Уэбстеру с докладом. Ну, а потом...
   - Я завидую Вам, Харрисон... Вы, как впрочем и всегда, ни причем и, к тому же, имеете наглость шутить...
   - Просто я знаю, что такое "Иванзон". Это такой тип русских, Боррэй, которые до того глупы, что нам с Вами их никогда не предсказать. Так что, ищите ножницы, а вечером обмоем Ваши успехи.
   Боррэй нажал "отбой" и подошел к распахнутому окну: "..А может..." - мелькнуло в голове, - "Нет.... Нет. Лучше найти ножницы."
  
  

*** 22 ***

   "Нет.... Нет. Лучше найти ножницы."
   - Возьмите бритву, шеф, - на пороге стояла улыбающаяся секретарша.
   - Ты что... все слышала?
   - Нет, просто снимите у себя трубку - с Вами хочет говорить Уэбстер.
   ...Руки Боррэя медленно разжалась и из них выпала подборка листов секретной документации, а теплый весенний ветер разнес их по кабинету:
   - Боррэй слушает.
   - Боррэй будет говорить, а слушать буду я, - прошипела трубка.
   Пока Клайд лихорадочно подыскивал в голове первое слово, прошли мучительные пять секунд. Еще через пять секунд, найдя второе слово, Боррэй с ужасом понял, что первое он уже не помнит.
   - Чем Вы там озабочены? - прервал паузу директор ЦРУ. - Может Вы ожидали услышать русского соловья?
   - Да... то есть нет.
   - Я Вам это устрою. Ходят слухи, что у Вас неприятности. Это правда?
   - Да так, шеф, самая малость, - как можно спокойнее процедил Боррэй, вытирая лацканом пиджака льющийся со лба пот.
   - Ну, тогда все хорошо, мой мальчик. А через часик все равно заезжайте ко мне.
   - Вы меня хотите видеть? - совершенно невпопад спросил Клайд.
   - Пустяки, Боррэй, если и хочу - то только самую малость.
   "Это - конец" - закружилось в голове, в ответ на короткие гудки: - "Бритва, ножницы, Россия, соловьи. Бритва, ножницы, Россия, соловьи".
   В глазах побелело и все слилось с потолком. Из последних сил, Клайд Боррэй оторвал зубами погоны и, вытащив пистолет, приставил его к виску. ...Только после того как он, выпустив всю обойму, в цель так и не попал, его оставило сознание. Совесть была чиста, как никогда.
  
  
  

*** 23***

   - Зачем Вы себе кастрировали китель? - услышал Боррэй сквозь заложенные чем-то уши и приоткрыл глаза. Он находился в больничной палате, за окном которой, пели какие-то пташки. На стуле, рядом с койкой, сидел Уэбстер, неумело сжимая в руках кулек с двумя ананасовыми дольками. Видимо, прочтя в глазах больного вопрос "Почему так мало?", Уэбстер смущенно опустил глаза вниз:
   - Привозные, по сто долларов за дольку.
   - Спасибо, босс...
   - Да, Боррэй, а почему у Вас нет ноги? - Уэбстер покосился на койку.
   - То есть как это "нет"?
   Через секунду Клайд сунул руку под одеяло - ноги действительно не было. Появившаяся на пороге молоденькая медсестра разбавила паузу звонким девичьим голоском:
   - Мистер Уэбстер! Больной еще слаб и...
   - С е с т р а ! - прохрипел до неузнаваемости изменившийся за последнюю минуту больной, - Сестра! Какого черта мне отрезали ногу?
   - Во-первых не отрезали, а ампутировали, во-вторых, Вам нельзя волноваться и, в-третьих, как Ваша фамилия?
   - Боррэй...
   - Секундочку... - не переставая улыбаться, она вынула из нагрудного карманчика миниатюрный компьютер и забегала пальчиками о клавишам. - ...Боррэй, Боррэй... Вам действительно ампутировали ногу? - она ласково посмотрела на Клайда. - Весьма сочувствую, сэр. Люди не машины, им свойственно ошибаться. А компенсацию Вам обязательно выплатят...
   - Вы что... С ума сошли - "компенсацию"?
   В ответ, сестра улыбнулась еще добрее:
   - Не отчаивайтесь! Успокойте себя тем, что Вы вообще остались в живых - во время операции мы Вас чуть не потеряли.
   Боррэй молчал, а сестра не унималась:
   - Мистер Уэбстер! Я попрошу Вас покинуть палату - больному нужен покой.
   Только теперь, невинно улыбнувшись еще раз, она вышла в коридор и зацокала каблучками. Уэбстер виновато посмотрел на подчиненного и, со словами "Я тоже считаю, что Вам нужен покой", положил на тумбочку какую-то бумажку.
   - Что это?
   - Это билет на самолет, дружище, в Москву. Улетаете завтра, в три по полудню. Вы теперь специалист по отрезанию погон, так что отрежьте их на кителе Клиппера и сразу домой. Да, не забудьте папочку с нашими документами, чтобы не пришлось лететь во второй раз. Если чувствуете неуверенность, возьмите с собой какого-нибудь парня из своих, например, Харрисона.
   - Шеф, а может...
   - Нет, Боррэй. Это не просьба, это - приказ. - Уэбстер глубоко вздохнул и поднялся со стула. - Да, кстати, чуть не забыл, - он вынул из папки еще два листа с каким-то текстом. - Эти документы, Клайд, помогут Вам работать веселее. По одному из них Вас повысят в чине, по другому - посадят на электрический стул за содействие иностранной разведке. Один из них, я подпишу, как только Вы вернетесь назад. Ну, а теперь, счастливо! Сегодня хорошенько выспитесь.
   - Уэбстер, что я скажу жене про ногу?
   - Мы о ней позаботимся. Вашей жене скажут, что Вы заброшены в Северную Ирландию, или, что-нибудь в этом роде. По рукам?
   - По рукам...
   Уэбстер вышел, а Клайд Боррэй закрыл глаза и стал с нежностью и грустью вспоминать свою ногу, которую он еще никогда не любил так сильно, как сейчас...
  
  
  

*** 24 ***

   ...Если бы в 1147-ом году Москву построили не в России, а в Соединенных Штатах, русский живописец Суриков подарил бы миру "Утро ковбойской казни", гражданин Радищев, отправившись в путешествие из Петербурга не уехал бы дальше Бологого, а Джордж Буш, как все нормальные люди, имел бы отчество. Кроме того, в годы Второй мировой войны Восточный фронт находился бы на Западе, неконвертируемый бумажный доллар обеспечивался бы "всем достоянием" - дисками Джозефа Кобзона, деревянными орлами и кильками в томатном соусе, на продукции фирмы IBM красовался бы пятиугольный знак качества, а Россия давно бы кончила голодной смертью, так как импортировать пшеницу было бы неоткуда...
   Видимо, зная наперед все ужасы и неприятности, прозорливый Долгорукий облюбовал именно Восточно-Европейскую равнину, а не подножие Кордильер, о существовании которых он конечно же не знал, но, как всякий русский, наверняка догадывался. И теперь, счастливая, любвиобильная, вечномолодая Москва, встречала доброй улыбкой свою 842-ю весну, а Красная площадь, некогда успевшая полежать под тенью западного спортивного самолета, с нетерпением ожидала новых гостей.
   ...Уже совсем немного времени оставалось до Великого Первомая, когда, по-обыкновению солнечным утром, гулящая Москва выйдет на широкие, умытые радиоактивным дождем, улицы, главная трибун, в очередной раз, на глазах всего народ, под веселую музыку выразит его интересы, а многочисленные красные транспаранты быстро пойдут по рукам...
  
  

  
  

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Красный передел

"Люблю Россию я, но

странною любовью..."

Из стихов

  

*** 1 ***

   ...Невзирая на все словоблудия западных советологов, Красная площадь по-прежнему стояла на месте.
   Освободившееся от туч солнце палило вовсю, не давая никому ни укрыться в тень Главного супермаркета страны, ни самому отбросить ее - тень. Разомлевшие капитаны в сержантских погонах, лениво поглядывали на змеившуюся по булыжникам очередь. В любом другом месте, к очереди можно было бы подойти с заученным с детства вопросом "что дают?", здесь же, это было не просто неуместным - на спросившего могли косо посмотреть прямо в глаза и отвести в сторону, словно желая продать то же, но дешевле.
   А на соседних улицах взрослые дяди и тети играли в предвыборную борьбу, делая вид, что собираются одеть и накормить всю страну из своего депутатского пайка. Другие же дяди и тети, уже у телевизоров, делали вид, что во все это верят. Правила игры давали широкий простор для фантазии и в этом, конечно, была своя прелесть...
   Правда основная часть жизни упрямо текла мимо всего этого. Но и здесь были налицо радикальные перемены внешне- и внутриполитического курса страны, так что даже жадные до сенсаций журналисты, запросто прошли бы мимо караула Спасской башни, режущегося в наперстки на погоны и лычки. По этой причине никого не удивляла одинокая фигура, медленно бродившая по старинной мостовой и бормотавшая себе под нос:
   - Семьсот восемьдесят три, семьсот восемьдесят четыре, семьсот восемьдесят пять...
   На этих словах человек остановился, что-то записал и облегченно вздохнул:
   - Все. Обед.
   Затем порылся в кармане и поставил рядом табличку: "Ремонтные работы теплосети Пролетарского района г.Москвы ведет РСУ 5. Прораб Педридзе П.П."
   Далее следовал срок окончания работ - третий квартал 1964 года. Усевшись тут же, человек одним глотком опустошил принесенную с собой бутылку кефира и, закусив бутербродом с ливерной, блаженно закрыл глаза, подставив припухшее лицо нисходящим лучам полуденного светила. Весна 89-го была в разгаре...
  
  

*** 2 ***

   До конца первой пятилетки по новому календарю оставались считанные дни. И хотя "перестройку в три года" сделать не удалось, в стране появились новые герои, а значит и новые идолы, за которыми в праздник Первомая, отчаянно брызгая слюнями оптимизма и топча Главное Пастбище страны, ринулось самое прибыльное советское стадо - народ.
   Великий и могучий русский язык распухал на глазах, пополняясь новыми словами и понятиями, необходимость в которых, если верить отцам политической кухни, диктовалась самой Историей.
   К слову сказать, находящаяся по другую сторону стойки советская политическая столовая, по размерам и функциям во много раз превосходила кухню и являлась надежным пристанищем изголодавшейся толпы; изголодавшейся настолько, что обращать внимание на колорит предлагаемого ассортимента времени не оставалось. Советский "политический общепит" выполнял свою обычную, до боли в зубах, функцию: готовили по-прежнему в Москве, прокормить же хотели этим всю страну, безо всякой поправки на территориальный округ и этнический состав. Отощавшее за долгие годы голода население, тут и там корчилось от боли, не имея теперь даже элементарной физической возможности усвоить подаваемые блюда, а попытки создать себе блюда по вкусу всячески пресекались Главным Поваром.
   Пословица "В стране не без народа" становилась в России все более актуальной, делая каждый новый день днем торжества "ПРАВДЫ" над истиной. Игра в демократию приобрела здоровый спортивный азарт и распространилась по всем регионам со скоростью курьерского поезда, везущего весть о подписании Соединенными Штатами акта о полной и безоговорочной капитуляции в третьей мировой войне. Играли в демократию уже не только жители Тбилиси и Нагорной Карабахской области. Но статус "любителей" давал о себе знать, вследствие чего хорошо экипированные касками и бронежилетами "профессионалы", в самой модной обуви времен перестройки - кованых сапогах - играли в демократию гораздо успешнее и, как правило, выигрывали...
   Делалось все, чтобы Союз Советский не переродился в "Союз Демократический", его семидесятилетнее состояние забытья не ворочилось назойливой "Памятью", а Национальные фронты по-прежнему оставались тылами...
   ...Весна 89-го была в разгаре.

*** 3 ***

  
  
   ...Когда в животе что-то забулькало, оповещая хозяина живота о растворении ливерной в кефире, сидящий человек вяло открыл глаза и принялся с любопытством разглядывать подходящую к нему девушку в форме лейтенанта милиции. Последняя шла быстро и уверенно, не обращая внимания на бьющую по правому бедру милицейскую рацию. Придерживая рукой от ветра залихватски заломленную пилотку, из-под которой выбивались белокурые локоны, и стуча по булыжникам острыми каблучками, она казалась очаровательной и совершенно не подходящей для трудной работы в органах МВД. Подойдя вплотную к сидящему на площади человеку, блеснув на солнце престижным значком "Отличник боевой и политической подготовки", она по-женски кокетливо козырнула и мягко произнесла:
   - Добрый день. Лейтенант Краснухина. Караульная служба Кремля. Гражданин, предъявите, пожалуйста, Ваши документы и разрешение на ремонтные работы.
   ...Сидящий на камнях человек, в ответ несколько секунд молчал, после чего прищуренными от солнца глазами посмотрел на девушку снизу вверх:
   - Перестаньте придуриваться, Харрисон. Вас не узнает только ребенок, да и то, если он дебил. Кстати, почему у Вас женское лицо? И вообще, Вам что, пять лет? К чему этот маскарад?
   - Так нужно, Сименс. - лицо девушки сделалось непроницаемо-суровым, и она снова мягким голосом повторила:
   Гражданин! Или Вы предъявите документы и разрешение, или Вам придется пройти в отделение.
   - Идиот! - выругался в сторону сидящий человек и вынул из внутреннего кармана телогрейки несколько засаленных бумажек.
   - Приношу свои извинения. Сами понимаете, служба. - процедила девушка, возвращая документы и наивно захлопала ресницами.
   - Дурак, кефиру хочешь? У меня еще есть...
   - Не положено. - она еще раз козырнула и, лихо развернувшись, зацокала в обратном направлении, к Спасским воротам.
   "Совсем спятил, к-козел..." - подумал про себя Джон Сименс, с наслаждением открывая вторую бутылку популярного в России напитка.
  
  
  

*** 4 ***

   ... Альбина Григорьевна Пальчицкая, крашеная брюнетка пятидесяти лет, была простой заурядной советской женщиной. Рано выйдя замуж и рано разведясь, так ни разу и не родив, она уже долгие годы просиживала свою старенькую кримпленовую юбочку, сшитую еще к выпускному вечеру, во всеми забытой конторе приему вторсырья. Она никогда не видела ни шикарных лимузинов, ни красивых мужчин, ни больших денег. Она давно забыла о своих родственниках, вернее сказать о единственной 93-х летней тетке, доживающей свой век в Магадане.
   Каждый день Альбины Григорьевны в мельчайших подробностях повторял предыдущий, заставляя толкаться в очередях за ломтем дешевой колбасы и спешить в старый район Москвы, близ Арбата, где в восемнадцатикомнатной коммунальной квартире ее ждала рутина и неустроенность. Все ее соседи - 38 человек, некоторых из которых она не помнила даже в лицо, словно забыли о ее существовании, привыкнув к тому, что каждый день, ровно в семь вечера Пальчицкая, как мышь, ныряла в свою комнатенку и до утра уже не вылезала. Контактов с людьми она не искала, попытки выйти замуж оставила еще лет двадцать назад и теперь, стук в ее обшарпанную дверь, например ради щепотки соли, казался праздником... Но несчастной и брошенной себя Альбина Григорьевна не считала, а может и просто не думала об этом - днем приходилось с советским чувством долга перекладывать никому не нужные бумажки, вечером телевизор - верный черно-белый друг- обреченно рассказывал про перестройку, а ночью она спокойно спала.
   ... Но в один из майских дней она вбежала в квартиру гораздо позже обычного, да причем так весело и сумбурно, что ее даже заметили соседи, а добрый пьяница дед Филимоныч проговорил вслед, обнажая в улыбке беззубый рот:
   - У-у-у, цыпа, догоню!
   ...Его слов Альбина не слышала. Едва захлопнув за собой дверь, она кинулась к старенькому платяному шкафчику и вытащила самый свой выходной костюм, на котором даже опытным взглядом нельзя было различить ни одной из шести заплаток. Через две минуты она уже сидела в нем перед зеркалом и, наклонив голову, копалась руками в волосах. На лице у Пальчицкой сияла счастливая улыбка. Сегодня был поистине необычный день. Сегодня ее завербовала американская разведка.
   С сегодняшнего дня ее комната стала называться непонятными но манящими иностранными словами: спай флэт. Значение второго слова Альбина Григорьевна знала хорошо - его часто повторяли за стенкой модные молодые соседи. Значение первого она узнала у старенькой учительницы английского, живущей в той же квартире рядом со вторым туалетом в конце бесконечного темного коридора - оно означало "шпион".
   С этого дня ее жизнь обещала вернуть все то, чего Альбина не видела за все свои пятьдесят лет.
   "Может заживу..." - думала сладко она, сидя на полу и перелистывая старые детективы, в которых завербовавшие ее люди посоветовали учиться основным правилам конспирации.
  
   ...Через час все соседи в удивлении вывалили из комнат, поняв по десяти коротким и двадцати пяти длинным звонкам в дверь, что пришли к Пальчицкой. Та, с гордо поднятой головой прошла мимо них и подошла к дверям:
   - Кто там?
   Из-за двери донесся нежный девичий голос:
   - Откройте, милиция.
   Пальчицкая в ужасе подалась назад, но ее остановил злобный оклик:
   - А с виду - такая скромная... И не скажешь.
   Ее рука сама повернула замок, а когда в квартиру вошла молоденькая девушка в милицейской форме, дед Филимоныч авторитетно заметил:
   - Допрыгалась, цыпа...
   Словно по команде захлопали двери и в коридоре никого не стало. Как будто зная заранее, девушка уверенным шагом подошла к комнате Альбины Григорьевны и, пропустив вперед хозяйку, вошла сама. На Пальчицкой не было лица. Гостья сняла пилотку почему-то вместе с белокурыми прядями, обнажив уложенные один к одному короткие черные волосы и заговорила приятным мужским баритоном:
   - Свои, Альбина Григорьевна, свои.
   - А я уж перепугалась! Думала, взаправду - легавые, - сказала Пальчицкая и потеряла сознание.
  
  
  

*** 5 ***

   По серым обшарпанным стенам неизвестно откуда мелкими ручейками стекала вонючая желтая вода. Даже в ясные солнечные дни, сырость и темнота не хотели уступать завоеванное лучам света, да и это уже давно казалось невозможным.
   ...Дружной стайкой, попеременно останавливаясь, из одного из углов по каменному полу суетливо бежали куда-то пять больших усатых тараканов - они, наверное, поздно поняли, что ошиблись адресом. Им уже никто не удивлялся, к ним привыкли, а они, видимо из чувства благодарности, особенно жить и не мешали - ели мало, только для того, чтобы не потерять последние силы... А каждый вечер они дружно выходили в ночное, хотя давно потеряли надежду найти спасительную щель.
   Более организованные существа - крысы и мыши - здесь выжить не могли, - в последние десятки лет ужесточенные порядки полностью исключали эту возможность. Раньше было лучше. И, хотя крысу в последний раз здесь видели в 1915-м году, все же, это являлось лучшим доказательством преимущества старых времен...
   Мертвая тишина, прочно обосновавшаяся в этих стенах, два раза в сутки нарушалась металлическим шумом и одинокими шагами. Сейчас же, прислушавшись, можно было отчетливо различить гулкое шлепанье тараканов по каменному полу.
   Плюс ко всему, сильно дурно пахло человеческими отправлениями. Этот запах смешивался с запахом отправлений рыжих насекомых и, не имея представления о вентиляции, назойливо жил в этих стенах.
   С дальних нар раздался прокуренный голос:
   - Манька... Чтоб Тебя, зырь на молодуху - опять не жрала. Не бей ее больше.... сегодня.
   - Ладно...
   Минуты три все молчали, сосредоточенно наблюдая за тараканами. Тараканов было от сердца жаль: раньше их было шесть, но позапрошлой зимой, в мороз, один умер. Хоронили его всей камерой, как-никак камера была женской, а женщинам всегда был присущ гуманизм.
   - Манька! Мать твою! Зырь на молодуху!
   - Ну!
   - Признайся, с-сука, вчера ее била?
   - Не, тетя Глафира, зуб дам - не била!
   - Опять врешь, Манька... - отрешенно сказали из другого угла, с самых богатых нар. - Еще соврешь - мурлом в парашу!
   - Не била я, тетя Глафира, ей-богу не била вчера.
   - Поклянись!
   - Бля буду - не била!
   - Шухер, бабы, падла идет! - крикнула, лежащая ближе всех к двери, молодая женщина.
   Зазвенели ключи и открылась тяжелая дверь:
   - Осужденная  28-35, на выход!
   ...Сильно исхудавшая за последние месяцы Джессика Куинсберри поднялась со своих нар и, качаясь, пошла к выходу.
   - Амба... - кинула вслед молодая Манька, но тетя Глафира уверенно поправила:
   - Амба - лафа... А ее в рудниках сгноят...
  
  
  

*** 6 ***

   ...В лицо Куинсберри ударил яркий свет роскошной хрустальной люстры.
   - Садитесь, Джессика, вот сюда, в кресло, - как никогда вежливо проговорил Иванзон, указывая рукой на писк итальянского дизайна лилового цвета. На указательном пальце Иванзона играл в снопах света бриллиантовый перстень:
   - Коньяк, шампанское, виски?
   - Если можно, чаю с сахаром, - тихо, одними губами, прошептала Джессика, глядя, как одетый в розовую "тройку" полковник Клиппер разрезает серебряным ножом разрумяненного поросенка.
   ...Через сорок минут, после того, как ответственные сотрудники умяли двух поросят, а Джессика выпила восемь стаканов чаю, Вениамин Евгеньевич стер, по привычке лацканом пиджака, с лица поросячий жир и лукаво улыбнулся:
   - А теперь, давайте займемся делом, Джесс.
   Слова, произнесенные Клиппером, были хорошо знакомы Джессике - третий месяц подряд, каждый день ее привозили сюда из Бутырской тюрьмы на допрос.
   - Давайте, Веня, - Куинсберри отчужденно посмотрела на свои груди, которые и раньше не отличались голливудскими размерами, а теперь почти целиком ушли куда-то под ребра.
   "А Харрисон сейчас наверное варит кофе..." - при этой мысли ее передернуло, а закрыв глаза, Джессика увидела стаю бегущих по Панама-стрит тараканов, размером с доброго бизона, и с красными звездами на ляжках... Незамедлительно, ей в лицо был выплеснут стакан холодной воды:
   - Имя?
   - Джессика...
   - Фамилия?
   - Куинсберри...
   - Отчество?
   - Я не русская... Сколько можно повторять...
   ...После изнурительной ночи, состоящей из одних и тех же бессмысленных вопросов, Джессику снова бросили в камеру, где ее уже ждал сюрприз - в благотворительной передаче из Международного Центра по поддержке политических заключенных - черствой буханке ржаного хлеба, она обнаружила противотанковую гранату и записку с указанием адреса Альбины Григорьевны Пальчицкой, за подписью Сидорчука.
   "Вот теперь мы поговорим", - решила Куинсберри на радости стала кормить хлебом тараканов.
  
  
  

*** 7 ***

   Самолет с террористами из Уганды, следовавший в Нью-Йорк, "Шереметьево-2" наотрез принимать отказалось, видимо опасаясь резкой вспышки СПИДа, а в предложении по прямой связи с центральным диспетчером дать наличными десять миллионов валютой за беспрепятственный въезд в СССР, было отказано.
   Но вскоре, переговоры земля-воздух завершились и в кортеже из четырех советских истребителей сопровождения африканский лайнер совершил посадку в "Шереметьево-1", на полосе специально предназначенной для приема самолетов с иностранными иммигрантами.
   Террористами, захватившими самолет, оказались двое коренных американцев, давно пытавшихся выехать из Соединенных Штатов в Советскую Россию.
   На коротком брифинге у трапа самолета, организованном министерством иностранных дел для советских и иностранных журналистов, один из террористов, в частности, заявил:
   - Дорогие товарищи! Родные мои! Сегодняшний день я запомню навечно! Сегодня - я родился заново! Сегодня - воплотилась моя самая заветная мечта! Сегодня моя нога впервые коснулась Советской земли!
   ...Говорил он долго, то и дело отмахиваясь от назойливо швыряемых в него букетов цветов и мелких бумажных денег. Но Дайне Лоуренс, которой Пьер Шершеляфамов странным образом сообщил, что Харрисон жив, было не до этого.
   С великим трудом договорившись с таксистом на англо-русском наречии, сунув ему затребованные 500 долларов, а так же скомканную бумажку с написанным по-русски адресом Альбины Пальчицкой, она откинулась на сиденьи, уже представляя себе первые слова, которые она скажет своему Эдду... Она улыбнется, глубоко вздохнет, посмотрит ему прямо в глаза и нежно проговорит:
   - Я уже потеряла все надежды... Неужели это Ты, Эдд?
   ...Потом она прижмется к нему и они будут долго целоваться, а потом...
   - Ду ю трэйд? - нарушил ее мысли московский таксист.
   Не поняв вопроса, Дайна виновато протянула ему еще 100 долларов и он успокоился.
   ...Ей было невдомек, что ее спутник, француз Пьер Шершеляфамов в эту минуту, насвистывая что-то из Кальмана, направлялся по залу ожидания аэропорта к аккуратной двери с табличкой "Посторонним вход строго воспрещен", за которой его ждал родной советский костюм и документы секъюрити.
  
  
  

*** 8 ***

   - Так что работы хватит, Альбина Григорьевна. - закончил Харрисон, ловя на себе взгляд женщины, невидевшей лет пятнадцать не только мужчин, но даже русских.
   - Может, чайку...
   - Если Вам не трудно, Аленька, не откажусь.
   "Какой учтивый! И чего они меня раньше не завербовали?" - подумала Пальчицкая и прыжками побежала на кухню ставить чайник.
   Снова раздались 35 звонков, но на этот раз никто из соседей не высунул и носа. Альбина Григорьевна прибрала прическу, подошла к двери и прислушалась:
   - Открывай, мать, санэпидстанция.
   "Свои" - поняла хозяйка, поворачивая замок. Прямо с порога ее комнаты новый человек, широкоплечий мужик в спецовке, громко поприветствовал Харрисона. Тот, не разделяя радости встречи, встал, подошел к окну и, прижавшись к боковой стене, выглянул на улицу, едва отодвинув занавеску:
   - Хвоста нет?
   - О чем Ты...
   - Ты должен меня понять, Джон... - потом поднял глаза на Пальчицкую:
   - Аленька! Вот здесь 600 долларов... Поняла? А мы пока с приятелем поговорим о наших делах...- закончил Эдд.
   "Сначала схожу в кино" - подумала Альбина. - "Потом...", - на этом ее фантазия иссякла и, пересчитав деньги, она вышла из квартиры.
   - Ну рассказывай, Эдд, - Сименс затряс Харрисона за плечи. - Рассказывай быстрее, как там наши, как Дайна... Рассказывай все!
   Харрисон не спеша снял мышиного цвета китель, отстегнул накладную грудь и зачесал двумя руками назад волосы:
   - Жизнь идет, Джон... Многое изменилось... Где теперь Дайна - я не знаю...
   - Как это не знаешь?
   - А так... - Эдди опустил в пол начавшие блестеть глаза. - Я даже боюсь, что ее уже нет в живых...
   - Рассказывай, как остальные, - приказал Сименс, отлично понимая, что о Лоуренс сейчас больше говорить нельзя.
   - Славина - в госпитале, вся в гипсе, Боб - за решеткой, а Майк... Милый наивный Майк... - Харрисон грустно улыбнулся, - Майк в крэйзике...
   - Гос-споди Ты мой! - по привычке, оставшейся еще с "Красного света", выдохнул Сименс и перекрестился.
   Но Эдди этого замечать не хотел:
   - ... Боррэй оказался сволочью, но получил по заслугам... Да, кстати, Джон, Ты помнишь Робсона? Последнее время им очень интересовалось Федеральное Бюро... Эти шакалы совсем потеряли совесть... Вообщем, у него не выдержали нервы - труп нашли как-то утром, рядом с автомобилем. Бедняга выбросился из окна своей машины... Ну что еще? О Джессике ничего не слышал... Да! Безумно устал от этого красного Джеймса Бонда.
   - От какого из них?
   - От Иванзона, Сименс. Ты бы знал, какая он сука!
   В дверь постучали.
   - За портьеру, Сименс, я открою, - шепотом процедил Харрисон, вытаскивая "Беретту" и приставляя правый глаз к замочной скважине. На удивление, с той стороны он увидел такой же глаз, только другого цвета - за ним наблюдали.
   - Ты кто? - прошептал Эдди, взводя курок.
   - А Ты?
   Что ответить, полковник не знал и поэтому по черному выругался.
   - Открой, Эдд...
   - Дайна?
   - Дайна...
   ...Едва за Лоуренс закрылась дверь, она бросилась на шею Харрисону. Но не успели их губы соединиться, как портьера сама отодвинулась в сторону и в аккуратно вырезанном в стекле отверстии, со стеклорезом в руке, появилась Куинсберри.
   - Вы что, сегодня, все с ума посходили?
   - Так мне входить? - в нерешительности спросила Джессика, взглянув на всех глазами постоянной жительницы концентрационного лагеря.
   - Входи, раз пришла, - бросил Сименс, окончательно освобождаясь от занавески, - Кстати, Харрисон! Лучше спроси у своей крошки, как она узнала этот адрес?
   В ответ, Дайна по-детски наивно улыбнулась:
   - Не сердись, Джон, адрес мне дал один хороший человек. Не бойся, Джон, он француз.
   - Что Ты несешь, глупая! - Харрисон медленно сел на стул. - На красных работают даже негры!
   ...Наблюдавшая за сценой Джессика, ревностно просверлила глазами в Дайне две дырки и повернулась к полковнику:
   - Шеф, если мы сейчас же отсюда не уедем, через полчаса здесь будет много французов. Как в Париже.
   - Это же так романтично, Париж! - мечтательно рассудила Дайна, но поняв, что говорит что-то не то, густо покраснела.
   Больше никто ничего не говорил.
   - Кстати, а где Ты болталась полгода? - сердито спросил Харрисон у своей женщины уже в машине, несущейся по направлению к аэропорту.
   - Я скажу Тебе правду, Эдд - в Африке... Но там плохо, - Дайна помолчала, - Без Тебя...
   Тем временем, вторая машина несла Сименса и Куинсберри на запасной спай-флэт:
   - Быстрее, еще быстрее! - орал на шофера Джон Сименс, впившись своим ястребиным взором в стрелку спидометра, как назло застывшую на отметке "140". ...Садовое кольцо было уже перекрыто, а со всех сторон доносились милицейские сирены и автоматные очереди.
   - Назад! - рявкнул Сименс, заметив впереди аккуратно заложенный зелеными ветками бронетранспортер. Вдруг машина вздрогнула и стала терять управление - все четыре колеса были проколоты. Выскочив из такси, Джон подбежал к ближайшему майору милиции и вытащил красную книжицу.
   - Слушаюсь, товарищ полковник, - донеслось до Джессики и она облегченно вздохнула.
  
   ...Не прошло и получаса, как добравшись до запасной явочной квартиры, они уже спокойно пили кофе.
  
  
  

*** 9 ***

   Как известно, в Америке не существует слова "нет". В Америке есть слово "ноу". Советский Союз богаче - слово "нет" для него обычный атрибут жизни. И не беда, что весь русский язык на добрую половину состоит теперь из повторения этого слова, главное - он могуч, а Великий русский народ уже многие века утирает нос англоязычным американцам, легко переставляя в разном порядке все свои не 26, а целых 33 буквы.
   С таким количеством букв можно сказать много слов, которые соединившись все равно каким образом, станут текстами, которые, в свою очередь, поведут на штурм новых высот...
   Итак, в отличии от Америки, которой нужна бумага для новых денег, России нужна бумага для новых текстов, России нужно много бумаги. Быть может, ничего кроме бумаги России уже и не нужно...
   Но, однако , жаль, что у России так мало свободной конвертируемой валюты, на которую можно было бы, к примеру у китайцев, купить еще букв сорок и еще семьдесят лет, неторопясь, из них составлять слова...
  
  
  

*** 10 ***

   - По какой форме писать отчет, товарищ генерал?
   - Майор! Мне нужна суть, а не форма.
   - Ясно! ...А суть по какой форме?
   "Боже! Каким образом эта бездарность прослужила у нас тридцать лет?" - подумал Пуркин, наслаждаясь хрустом новых кирзовых сапог о натертый дощатый пол.
   - Еще раз спросите, майор, пойдете на кухню чистить картошку.
   - Рада стараться! - отчеканила Альбина Пальчицкая и, щелкнув шпорами, вышла из кабинета.
   Пуркин подошел к открытому окну и посмотрел вниз. Нескончаемым потоком куда-то неслись машины, а вдоль краев улицы копошились едва различимые разноцветные точки. По опыту генерал знал - это люди. По-брежневски густые, но бесцветные брови Пуркина, не сговариваясь, вместе подошли к переносице - старый чекист был занят своими мыслями...
   Совсем недавно, на его, подернутые старостью плечи, легли новые заботы - Юси стал Депутатом. Раньше он думал, что быть Депутатом - это почетно. Теперь генерал понял, что быть Депутатом - это очень почетно и невероятно сложно. За последние недели он побывал на встречах с молодежью из подшефного училища, посмотрел как и чем живут эти странные люди, его избиратели. Юси улыбнулся. Вспомнилось, как вечером, перед днем выборов, с соседом по лестничной площадке, тогда еще тоже кандидатом в Депутаты, они пили водку. Они точно знали, что завтра избиратели должны им что-то дать, но не знали, что точно. Тогда пришел третий кандидат в Депутаты, сосед снизу, и рассказал про наказ...
   В дверь вошли без стука:
   - Товарищ генерал! Товарищ генерал!
   - Иванзон! Выйдите вон, постучите как условлено и войдите снова. ...Да, и вытрите ноги.
   - Товарищ генерал! Там половичка нет...
   - Нужно было придти со своим.
   - Слушаюсь.
   ... Иванзон вернулся через час со своим половичком и обреченно сообщил, что Куинсберри сбежала.
   - Куда? - также обреченно спросил шеф.
   - Вы лучше спросите откуда...
   - А Вы, оказывается, еще мальчик... Кто Вы там по званию? Впрочем, это не имеет значения. - Пуркин посмотрел на карту СССР, потом на портрет вождя, а потом снова на карту:
   - Знать бы куда бежать, а убежать можно отовсюду, милейший. Что я могу сказать? Ловите теперь... Кстати, где папка с документами? Небось у Вас? В архив до сих пор не сдали?
   - Так, товарищ генерал... - Иванзон замешкался. - Так ее же изучить надо...
   - Да кому это барахло нужно! Мы давно все знаем... И они тоже... - генерал в отчаянии подошел вплотную к подчиненному и заглянул ему прямо в глаза:
   - Поймите... Работа у нас такая - все знать. Их секретные документы составляют наши люди - на треть. - Он помедлил -Хотя нет. Даже на половину. Нашу документацию составляют их люди. И все за это получают де-неж-ки, - Пуркин ехидно улыбнулся.
   - Так может наши органы упразднить?
   - Нет, Иванзон... Органы упразднять нельзя. Во-первых, традиция, во-вторых, если всех, кого мы посадили выпустить - народищу будет тьма, а у нас и так жрать нечего. Нет, Иванзон, без органов нельзя...
   - Так может я пойду... ловить...
   - Идите... Нет, стойте. Кто там кроме Вас из баб в отделе у Клиппера?
   - Ну, майор Пальчицкая. А что?
   - Вот, точно - Пальчицкая. Дура Ваша Пальчицкая!
   Иванзон еще никогда не слышал от любимого шефа такой вольности. Он молча сглотнул слюну и попятился к выходу. Пуркин был сегодня явно не в духе...
  
  
  

*** 11 ***

   - А на утро, Америка себя не узнала - все дома были выкрашены белой краской. По слухам, это сделали какие-то негры, убившие еще в тридцатом году губернатора Небраски. Они долго скрывались, их ловили, трижды сажали на стул, но они оставались живыми. У одного из них, того, который посадил свою толстую жену в тюрьму "Джексон", что в Виргинии, была колибри. Совсем ручная колибри. Говорят, он сильно любил эту птичку. Но в 68-м, под Сайгоном ее изрешетил вьетнамский снайпер...
   ...А на утро, Америка себя не узнала. В Америке стало много Белях домов. И второй негр сказал, что он теперь Картер, а ему никто не поверил. Тогда их схватили и заставили всю Америку отмывать. Они снова сбежали, на этот раз на Южный континент. Года два о них никто ничего не слышал. Где сейчас эти люди, я не знаю, но фермер Билл Хомпсон - Билл никогда не врал - говорит, что в джунглях они спутались с коммунистами и подохли, как собаки, от тропической лихорадки. Да хранит нас Господь!
   - Все! Хватит! - не сдержавшись, проорал психиатр Иосиф Гронберг и, для значительности, сильно топнул ногой по кафельному полу.
   Военный переводчик, работающий с Гронбергом, с безразличным видом перевел на английский больному эти два слова и зачем-то тоже топнул ногой, но как-то по-другому, видимо, по-американски.
   Отдел патологической психиатрии, а попросту говоря, обыкновенная психиатрическая больница, работающая на безопасность, никогда не страдала отсутствием работы. Правда контингент ее пациентов, в своем большинстве, отличался от контингента любой другой психолечебницы - здесь не было ни Наполеонов, ни Александров Первых, ни капитанов Немо, ни, даже, боцмана с "Наутилуса".
   Психи Гронберга, в сущности, психами и не были - в этом-то и состояла их основная социальная опасность. Опытный Гронберг, знающий Юси Пуркина еще с 39-го, за долгие годы службы привык ко всему. На своем веку он повидал сотни американских шпионов, тысячи провокаторов и сотни тысяч просто шутников.
   Но сегодня ему не помог даже его верный, в таких случаях, друг - стакан медицинского спирта. Привезенный пациент никак не укладывался в привычные рамки, хотя бы даже этим политически-сюрреалистическим бредом, который Иосиф Гронберг слушал уже в восьмой раз подряд.
   "Может, ему вторую ногу отрезать? Нет, не заговорит..." - подумал он и повернулся к переводчику:
   - Спросите, откуда он так хорошо знает английский и где ему оторвало ногу?
   ...Узнав через минуту, что английскому его научил Картер, а ногу, в 68-м под Сайгоном откусила та самая колибри, Гронберг подошел к раковине и, засунув голову под струю воды, минут семь ее оттуда не вынимал.
   Психиатр, в который уже раз, перечитал историю болезни нового психа: забрали его на Казанском вокзале, когда он рассказал постовому, что приехал из Вашингтона в Москву в деловую командировку, здесь заблудился, очень хочется кушать, а на доллары ничего не купить. Потом он попросил по большому секрету помочь найти кого-нибудь из американской разведки или, хотя бы, проводить до посольства. Молодой постовой долго не раздумывал, вследствие чего человек, на просьбу предъявить документы показавший удостоверение ЦРУ, оказался в отделении, а спустя два часа - в психиатрической больнице.
   Гронберг снова подошел к своему пациенту и, минуя переводчика, заговорил по-русски:
   - Любезнейший! Вы знаете, что массовость террора оправдывает его справедливость? - доктор помолчал.- Это я к тому, что если мы повесим Вас и еще сто раз по столько - нам больше поверят. Я правильно говорю Аркашенька? - Гронберг по-отечески любя посмотрел на своего переводчика, который незамедлительно ответил уверенным кивком, выбритой под машинку, рыжей головы.
   - Итак, как Вас зовут на самом деле?
   - Клайд... - отрешенно ответил Боррэй, жалобно лаская взглядом часть тела, когда-то бывшую ногой.
   - Наконец-то! - вырвалось у Гронберга. - Но доверия нашим органам не хватает, Клайд. Поэтому мы все равно Вас повесим.
   Боррэй смахнул рукой наворачивающуюся слезу и попытался сглотнуть слюну:
   - А я думал, Вы коммунист...
   - И правильно думали! А повесим мы Вас для того, чтобы по-другому думать Вы не стали!
   "Да... Уэбстэру до коммуниста еще далеко" - решил про себя Боррэй, в последний раз глубоко вздохнул, вспомнил родной Канзас, свою первую любовь, вторую жену и третью любовницу, потом перекошенное лицо своего шефа и нахальный взгляд Статуи Свободы...
   Не вспоминая больше ничего, он резко закусил зубами воротник. Что-то хрустнуло и засуетившийся Гронберг начал медленно расплываться перед глазами.
   Перед тем, как кровоснабжение не прекратилось полностью, угасающий мозг Боррэя явно отразил еще одно, наверное самое яркое воспоминание раннего детства - рождественский подарок 49-го года, эту блестящую, казавшуюся тогда неимоверно большой, картонную коробку с красивой этикеткой - "Лучший подарок для Вашего мальчика - игрушечный электрический стул".
   После этого Боррэй умер, а Америка, словно освободившись от очередного балласта, в этот миг, как впрочем и в любой другой, стала еще более могучей и прекрасной...
  
  
  
  

*** 12 ***

   Посадив Дайну на самолет до Нью-Йорка, а следовательно избавив себя от лишних хлопот, Харрисон с легким сердцем вышел из здания аэропорта "Шереметьево-2".
   Необъятные заасфальтированные просторы чем-то напоминали русскую степь, возле которой возвели завод по производству асфальта...
   "Русским вообще свойственен максимализм" - думал Эдд, проводя смуглой рукой по густым черным волосам, трепещущим под напором вольного русского ветра.
   Огненный закат, оттенявший силуэты могучих лайнеров самой советской авиакомпании "Аэрофлот", склонял Харрисона на авантюру. На какую, он еще не знал, но сердце как-то по-особенному ныло, да и подпорченная во Вьетнаме правая нога сегодня, как никогда, не хотела сгибаться в области колена.
   На стоянке таксомоторов полковника ЦРУ ждал сюрприз:
   - Молодой человек, ну согласитесь - красиво! - обратилась к нему молодая симпатичная девушка с явными признаками западного на лице. Эдд посмотрел на заходящее солнце, потом на носки своих ботинок, потом, снова на девушку:
   - Обычно.
   - Вы не романтик...
   Услышав интонацию, с которой была произнесены эти три слова, Харрисон поднял вверх левую бровь и стал внимательно рассматривать собеседницу. Загорелые ноги, видимо давно покрывшиеся мозолями от мужских взглядов, словно выражали всю суть их обладательницы. Девушке было около двадцати, что, видимо, ее полностью устраивало. Как в первой фразе, так и в бесконечно высоких каблуках-шпильках чувствовалась не свойственная русским объективная уверенность в себе. Мини-юбка, едва скрывающая широкие бедра, придавала ей элемент вызова и наглости, причем такой дерзкой, какая может остановить любого мужчину заговорить первым.
   Обхватив взглядом девушку целиком, Харрисон совсем пожалел свои года, ну и заодно, и ее - такая девочка в Штатах не стояла бы в ожидании казенной машины.
   - У вас неприятности... Извините...
   - Девушка! Вы когда-нибудь видели в Советском Союзе человека, которому было бы приятно провожать самолет в Нью-Йорк?
   - Да, конечно, например я. Если бы он не улетел, я не смогла бы с Вами заговорить...
   Харрисон в удивлении посмотрел ей в глаза:
   - Но у меня с собой нет валюты... Да и потом я уже слишком стар для Вас.
   - Перестаньте, - отрезала она, пересчитывая глазами пуговицы на пиджаке полковника, - Вы меня неправильно поняли... Просто сегодня на самом деле очень красивый закат.
   В этот момент Эдду захотелось провалиться сквозь землю - он еще никогда так не обижал женщину:
   - Простите, ради Бога.
   - Ничего страшного, я привыкла, - она грустно улыбнулась, потом посмотрела на него:
   - А как Вас зовут?
   - Эдуард.... Можно просто Эдик, - проговорил Эдд, протягивая руку ладонью вверх.
   - А меня Людмила...
   - Признайтесь мне, Люся, Вы работаете в Аэрофлоте или в КГБ?
   - Почему Вы так решили?
   - У Вас ноги стюардессы, а взгляд лейтенанта госбезопасности!
   Девушка звонко рассмеялась совсем детским смехом, заставившим Харрисона пожалеть о своей нелепой шутке.
   - Эдуард, если Вы поедете ко мне, Вы об этом не пожалеете, - она выждала паузу, еще больше накаляя атмосферу диалога. - Вас там ждет сюрприз.
   - Этот сюрприз - Вы?
   - Нет, Эдик, этот сюрприз - она...
   Больше полковник ничего не понимал и ничего не спрашивал. Только через полчаса, когда везущая их машина остановилась у нужного дома, Харрисон не выдержал:
   - Людочка, а она - это кто?
   - Потерпи еще немного, пупсик, - совсем уверенным тоном ответила спутница, расплачиваясь с таксистов мятой трехрублевой купюрой.
   ... Харрисон не ошибся в своих предположениях. Войдя в квартиру, в его профессионально натренированный нос ударил терпкий запах женского тела, смоченного в тридцать пятой "шанели".
   - Я Вас оставлю? - донеслось сзади.
   - Ты свободна до завтра,- сбивающимся голосом ответила Эрика Бакс, не сводя глаз с полковника, пытающегося руками ослабить узел галстука...
  
  
  

*** 13 ***

   ...На дворе стоял удушающий июль 1989-го года, когда всю суть семидесятилетнего развития советского общества ясно выразил истребитель МиГ-23, все-таки упавший далеко на чужбине, после длительного неуправляемого полета. Руководящая роль командира корабля, при этом, свелась к катапультированию вместе с креслом из самолета, едва только начавшего набирать высоту...
   Завершился долгожданный съезд. Разъехались по стране народные депутаты. Теперь уже со всех точек страны стало попахивать демократией. Горбачев с новой силой взялся за партию, партия - за Ельцина, Ельцин - за оппозицию. Все были при деле, а до репки руки так и не доходили...
   Как известно из истории, серьезное увлечение демократией в период революционной ситуации обычно заканчивалось революцией. Исходя из этого, можно смело предположить, что серьезное увлечение игрой в демократию, ничем, кроме как игрой в революцию, закончиться не может. И все бы хорошо, да только доморощенные свободолюбцы, бросая налево и направо игрушечные демократические лозунги, как-бы играючи, махая разноцветными флагами не осознают одного: танки, на которых приедут непонимающие шуток правительственные войска, будут самыми, что ни на есть, настоящими...
   ...А за последнее время, по окраинам Государства Московского участились народные волнения. Не надо конечно думать, что все утихло само по себе. Закавказье, вопреки ожиданиям было задавлено довольно быстро: сейсмоопасность районов давала возможность взять недовольных за горло двумя-тремя подземными толчками. С Прибалтикой на этот счет было сложнее. Русский Ольстер мог бы помешать рекламной деятельности советского лидера, горы находились далеко, а гнать волну через всю Украину и Белоруссию было бы слишком расточительно...
  
  
  

*** 14 ***

   Вениамин Евгеньевич Клиппер последние десять лет болел одной и той же болезнью: его хронически не повышали в чине. По вечерам, когда придя с работы, он садился с женой за шахматную доску, обычно, начинался приступ болезни. Ход "Е2-Е4" его не бесил - вообще, больше всего Клиппер любил играть пешками: это ни к чему не обязывало, при его уровне игры не создавало ни выигрышных, ни проигрышных ситуаций, зато двигать ими было неимоверно приятно. Их было много - маленьких, одинаковых, в равной степени послушных руке. Ладьями Вениамин Евгеньевич пользовался редко - они стояли по углам, притаившись, и замечал он их только под конец игры. Немного чаще приходилось играть конем. С детства Клиппер помнил, что ходят они как-то витиевато, уголком. И он бы рад ими не пользоваться вообще, но красивое выражение "сделать ход конем" вынуждало его поднимать резную фигурку лошади и, в исступлении морща лоб, беспрерывно пыхтя от напряжения, а также вытирая капли пота на шее, думать куда же ее опустить. По мнению Клиппера "король" был не нужен вообще - большая неуклюжая пешка только занимала место. Как играть главной ударной фигурой - ферзем, дядя Веня не знал, так как лишался его обычно на пятом, максимум на шестом, ходу.
   Причиной же его злости были "офицеры". Еще со времен военного училища, Клиппер больше полюбил правого. По правде сказать, после Высшей партшколы любовь, было, пошатнулась в сторону левого, но потом все встало на круги своя.
   Все дело в том, что в бытность свою лейтенантом, Клипперу казалось, что двигающаяся по диагоналям шахматная фигурка непременно лейтенант. Капитаном, шахматный офицер Вениамину Евгеньевичу стал казаться после появления на погонах четырех звездочек. Потом был майор. Но вот прошли долгожданные пять, а потом и десять лет. И теперь, садясь за шахматы майор видел в офицерах по меньшей мере полковников. Двигать двумя полковниками не позволял Устав и, поэтому последние годы, Вениамин Евгеньевич офицеров на доску вообще не ставил...
   Интересно заметить, что его жена в шахматы играть вообще не умела, а все их партии сводились к следующему:
   - Е2-Е4! - победным голосом говорил Клиппер и с силой ударял по шахматным часам.
   - Мат на 58-м ходу! - не менее победным тоном вторила Лукерья, подумав с минуту.
   После этого они пожимали друг другу руки, менялись полями и начинали новую игру.
   ...Но сегодня настроение было особенно скверное и, войдя в свою квартиру, Клиппер с порога прокричал:
   - Луша, омлет!
   В глубине темного коридора послышалась возня и шебуршание.
   "Может крыса?" - подумал майор, но увидел свою жену.
   - Ты бы не кричал что-ли, Венечка...
   - А я думал крыса... - вслух сознался Клиппер, стаскивая с правой ноги хромовый сапог. Оставшись в портянках, он резким движением отстегнул кобуру и, как бы невзначай, швырнул ее в ту сторону, где только что стояла его жена. Звон упавшего со стены эмалированного таза возвестил о том, что Лукерья успела уже улизнуть на кухню. Вениамин Евгеньевич тяжело вздохнул и стал рукой нащупывать на стене гвоздик. Повесив на него свою каску и оправив мятую гимнастерку, спустя минуту он вошел в кухню:
   - Мне звонили?
   - Иванзон, Венечка. А что?
   - Луша, омлет!!! - обрезал Клиппер, вытащил из-за холодильника ламповую рацию и, расстегнув верхнюю пуговицу воротника, стал выстукивать позывные Иванзона.
   "А ведь была бы крысой - хоть убить бы мог!" - путалось в голове у Вениамина Евгеньевича.
   "А ведь с крысой бы спутал - убил бы..." - испуганно думала в ответ его жена Лукерья, остервенело всаживая нож в очередное куриное яйцо. Она знала, что Веня сегодня не в духе...
   И было отчего: Николай запил, на окнах посольства США повесили непрозрачные шторы, Парагвайская разведка прервала договор о сотрудничестве, нагло похитив на транспортном самолете из-под Могилева десять советских танков, а Иванзон, начитавшись разгульно-демократической прессы, не на шутку захотел пару лет по контракту поработать на ЦРУ...
  
  
  

*** 15 ***

   - Посвети мне, Джесс..... Так..... Хорошо.... Не идет, с-сука. Может, взорвем к чертям?
   - Нельзя. Могут услышать. И не шепчи так громко.
   - Ладно. Свети еще, - Сименс навалился на стальной трехдюймовый лом и издал нечленораздельный протяжный звук.
   Куинсберри сочувственно сморщилась и, оскалив от напряжения голливудские челюсти, тоже тихо простонала. Входная дверь ответила грубым вульгарным треском на всю лестничную клетку, а откуда-то сверху робко пообещали вызвать милицию. Джессика поправила рукой стягивающий лицо черный чулок и ехидно улыбнулась:
   - Попался, гад...
   Потом поднесла спичку к табличке с ненавистной фамилией:
   - Джон, а мы не то сломали!
   "Сломали ведь" - подумал Сименс, но из интереса посмотрел на Куинсберри:
   - А почему не то?
   - Потому что здесь, - Джессика ткнула пальцем в темный коридор, из которого несло сыростью и клопами, - Живет Левинзон. Звонить три раза.
   - Ну и что?
   - А Иванзон живет напротив... Чему Тебя учили в Ленгли... Ты план изучал?
   - Джесс, не морочь мне голову, - уверенным тоном произнес Сименс, стягивая с головы такой же чулок. - Раз уж сломали, давай тоже уберем - наверняка кто-нибудь спасибо скажет...
   - В бутырке, Джон, спасибо не говорят. - Куинсберри задумчиво обвела глазами вокруг. - И в рудниках не говорят...
   - Не шути так грустно, Джесс... В России грустные шутки сбываются...
   ...Спустя десять минут, когда невзирая на все менее робкие обещания вызвать милицию, дверь квартиры Иванзона была вынута вместе с косяком, лестничная клетка наполнилась угрожающим топотом - снизу, стремительно поднимались люди в советской милицейской форме.
   Куинсберри и Сименс притаились, внимательно прислушиваясь к новым звукам, а новые звуки приближались все ближе и ближе.
   Наконец, на площадке показался мужественной внешности офицер. Джессика расправила плечи и, угрожающе фыркнув, сделала шаг вперед, а Джон Сименс, зажмурившись, сел на корточки и закрыл голову руками. Сименсу было стыдно:
   "И чего я громко шептал?" - стучало в голове чем-то до боли металлическим. Черный чулок совсем вспотел и, как казалось Сименсу, навсегда прилип к его ястребиному носу.
   Томительная пауза завершилась громким возгласом главного милиционера:
   - О, да здесь еще и девочка!
   Услышав неоднократно отраженное от стен "евочка, евочка...", Джон осторожно расщурил правый глаз и с любопытством посмотрел на милиционера, который широко по-мужски улыбнулся и приподнял дулом автомата Калашникова козырек фуражки. За его спиной раздался мужеподобный смех персон на десять.
   "Амба - лафа. А ее в рудниках сгноят..." - вспомнилось Джессике и захотелось плакать.
   - Сержант! Грузите на штабной джип и в КПЗ. - оборачиваясь назад выкрикнул главный.
   - Слушаюсь, босс.
   "Странные в России нынче полицейские" - не успела подумать Джессика, как в разговор вступился Сименс:
   - Грязно работаете, мистер Мирроу.
   - Как умеем, Джон... - бодро, уже по-английски ответил главный. - Кстати, Вы не чище. - он с нежной улыбкой посмотрел на стальной лом и, валяющийся рядом, черный чулок. Сименс подался вперед:
   - Жаль, что прошлым летом Харрисону было не до Вас.
   - Заткнитесь, майор.
   - Нет, я скажу, - Джон отодвинул в сторону лейтенанта Куинсберри и вплотную подошел к Мирроу:
   - Таких подонков как Вы, Тони, нужно держать в резервации... И чтобы все, на что можно сесть, было электрическим.
   Мирроу улыбнулся:
   - Если шерифом будете Вы, майор - я согласен. Но пока, Сименс, шериф резервации для подонков сидит в Белом доме. И наверняка не последний срок...
   - Однако грустно... - вмешалась Джессика. - Мирроу, а какого черта ФБР вмешивается в чужие дела?
   - Видите ли, Джессика, документация, хранящаяся в этой квартире, гораздо необходимее нам.
   - Вы так думаете?
   - Так думаю я, - вступил в разговор из-за спины Мирроу незнакомый крепкий парень.
   Сименс нервно поежился и, подняв с каменного пола лом, двинулся к лестнице:
   - На этот раз уйдем, Джесс. Когда что-нибудь думает Гарри, лучше с ним не спорить.
   - Джон! А Беркс рассказывал, что ему отрезали язык...
   Спустившись на пролет, Сименс остановился и посмотрел на всех грустными глазами профессионального советолога:
   - Да яйца ему отрезали! А молчал он два года - потому что говорить больно было... Да и переживал, наверное...
   - Харрисону и Берксу - привет, - бросил вслед Мирроу, после чего его люди исчезли в дверном проеме.
  
  
  

*** 16 ***

   ...Усладив свою небритую щеку необыкновенно ласковым холодом белоснежной подушки, Эдди приподнялся на локте, пытаясь не включая света нащупать пачку ментоловых сигарет. Закурив, он лег на спину и зажмурился от охватившего все тело удовольствия. Вырывающийся из легких матовый густой дым скручивался в клубки, долгое время неподвижно живущие под потолком, напряженные в тщетных попытках смягчить яркие брызги беспощадно врывающегося сквозь жалюзи рассвета... Хрустально-чистая тишина даже не пыталась бороться с едва различимым на слух потрескиванием тлеющей сигареты, которое в эти минуты казалось грохотом.
   "А жизнь все-таки чертовски удивительная штука..." - думал Эдди, обводя глазами обставленную старинной шведской мебелью спальню - овальное, в позолоченной оправе, зеркало, вонзившее резные изогнутые когтистые лапы в набранный из крупных плиток паркет, бьющую по глазам белым пятном двухстворчатую дверь, таящую за собой кленовую гостиную...
   Харрисон снова и снова прокручивал в уставшем от постоянного напряжения мозгу события последнего времени. Они соединялись в бесконечную ленту, стремительно вносились в голову и , также стремительно, покидали ее, словно боясь задержаться под не потерявшим за последние сто лет ни йоты безразличия, пристальным взглядом двух пухлых бронзовых ангелочков, пронзающих натянутыми стрелами застывший, в предрассветной тишине, эфир...
   Харрисон зажмурился, почти угадывая сознанием сотни подвесок хрустальной люстры, заснувших вместе с ушедшим вечером, но всегда готовых взорвать темноту снопами бездушно-играющего электрического света...
   "Нет!... Нет!... Ни за что... Я не имею права любить - это слишком большая роскошь... Я не так богат..." - он дотронулся указательным пальцем до сигареты и тлеющий двухдюймовый столбик ровным слоем рассыпался по гладкому дну фарфоровой пепельницы. Полковник на несколько секунд остановил дыхание, с надеждой прислушиваясь к ударам своего сердца. Нет! Оно работало как всегда с беспощадностью мотора, отбрасывая в прошлое абсолютно идентичные порции времени.
   "Богат не тот, у кого много есть; богат тот, кто может себе позволить много потерять... Какой безумный мир! И я должен потерять эту любовь... Потерять ради того, чтобы найти новую... Но найти новую, чтобы снова потерять... Какой безумный мир!!!" - Харрисон крепко закрыл глаза, но срывающийся шепот Эрики, лежащей рядом, заставил его придти в себя:
   - Ты сумасшедший, Эдди...
   - Тебе было хорошо?
   - Молчи! Я умоляю Тебя: не говори ничего... - она лежала безмолвно, смотря широко открытыми глазами куда-то вертикально вверх. Нестекающие слезы по несколько минут копились, играя в бликах отраженного света, после чего быстрыми ручейками убегали по вискам вниз...
   - Эдди! Я хочу умереть. Я хочу умереть сейчас. Я не хочу дальше жить! Так... - она закрыла глаза - ...уже никогда не будет...
   - Главное - верить... - сам не зная для чего выдавил из себя Харрисон и, повернувшись к женщине, поцеловал ее сухими губами в мокрую от слез щеку:
   - Давай будем спать.
   - Спать... - бессознательно повторила она, ощущая каждым нервом своего тела, что это слово, сказанное ей Эдду - последнее.
  
   ...Около полудня, когда Харрисон с великим трудом открыл глаза, Эрики рядом уже не было, а на белоснежной тумбочке лежала короткая записка: "Я хочу, чтобы Ты был всегда счастлив, Эдд. Счастлив так, как я была счастлива с Тобой. Прощай."
  
  
  

*** 17 ***

   Неизвестно, считала ли Перестройка Юси Пуркина своим человеком, но он, откровенно, считал себя человеком Перестройки. Что-то общее у них, естественно, было: как и Перестройка, Пуркин имел много друзей за границей, как и Перестройка касался каждого и наносил стране такую же серьезную и непоправимую пользу.
   Были и различия: с наступлением темноты, генерал ложился спать; Перестройка же поднимала голову еще выше и выходила на улицы искать приключения. Но основным различием было то, что Юси Пуркин работал на Перестройку, в то время как Перестройка работала на кого-то другого. В газетах писали, что на благо народа, и Пуркин в это преданно верил.
   Последние месяцы приносили генералу сплошные разочарования в работе, в друзьях, в зарплата и, наконец, в жене. Он прекрасно понимал, что в жизни нужно что-то кардинально менять...
   Бывало, сидя в своем кабинете за большим двухтумбовым столом, Юси не на шутку думал: "Может эмигрировать?", но тут же чувствовал на спине тяжелый взгляд добрых лукавых глаз, которые с портрета отвечали: "Я Тебе, батенька, эмигъиую...". ... В такие минуты Юси обычно закуривал, вставал из-за стола и начинал лихорадочно трясущимися руками стряхивать с головы перхоть...
   ...Пуркин закрыл глаза и поудобнее расположился на заднем сиденьи черного ЗИЛ-лимузина, который мчал генерала по паутине улиц Москвы в самое ее сердце - на совещание к Самому-Самому Главному. Бронированные стекла машины придавали Юси уверенность в будущем, кроме того он осознавал, что почти все прошлые успехи обязаны именно им.
   "Шина - машина - резина..." - генерал сморщил лоб: - "Трясина... нет, не то" - сегодня рифма явно не шла. Способность к стихосложению Пуркин обнаружил у себя не так давно, после того, как в местной многотиражке напечатали его стихотворение, имевшее среди тонких ценителей искусства с Лубянки, бешеный триумфальный успех. Оно было небольшим - всего четыре строчки:
   "Мы с друзьями - депутаты,
   Носим красные мандаты.
   Я - советский человек,
   Голосую я за мир!"
   ...Помнится, во время церемония награждения его за стихи орденом Дружбы Народов, к Юси подбежал раскрасневшийся от оваций майор Клиппер и восхищенно затряс ему руку:
   - Ну, товарищ генерал! Ну Вы даете! Пушкина - читал, Петраркина - читал, Шекспира - не читал, но знаю: тоже неплохо пишет... Но не то что-то! Только теперь понял: легкости им не хватает, мысли что-ли... Еще раз поздравляю!
   ... Юси оторвался от созерцания Москвы и посмотрел на часы. Ехали уже долго, быстро проглатывая проходные дворы и мелкие переулки - этого требовала безопасность. Более того, на случай нападения, по центральным проспектам мчались еще несколько точно таких же черных лимузинов, в которых на задних сиденьях сидели надувные резиновые манекены генерала.
   Уже подъезжая к воротам Кремля, почему-то вспомнилась родная Финляндия, немогущие мириться с миром капитала друзья, пестрые столбики финско-советской границы, пограничная застава, а потом, наконец, громадный шпиндель советского токарного станка... Генерал набрал в легкие раскаленный воздух, отлично представляя о чем будет говориться на совещании: о "побольше плюрализма, товарищи", о том, что подходить ко всему нужно со знанием дела, конструктивно... Потом будет: "вопрос сложный, вопрос интересный, товарищи, надо создать комиссию и во всем разобраться, будем думать, будем решать..."
   - Будем... - вслух сказал Юси, едва ощущая телом, как лимузин мягко принял натренированными рессорами удар небольшого порожка, отделяющего Государство Кремлевское от остального внешнего мира...
  
  
  
  
  
  

*** 18 ***

   За всю свою многовековую историю Россия обучалась трем основным ремеслам: сеять хлеб, пить водку и воевать. Последнему в списке последняя роль никогда не отводилась: чтобы сеять хлеб, нужны были новые земли, а водку пить периодически мешали нахальные чужеземцы.
   Воевать приходилось много: сначала Александр Невский устроил на Чудском озере Курскую дугу, потом потрепали по холке Чингисхана, потом, несколько веков сеяли хлеб и пили водку, изредка не по назначению применяя серп.
   В то время, когда Европа, открыв для себя окно в Америку, бережно начала передавать ей продукты своей древней культуры, русский царь Петр Великий прорубил окно в Европу и, за неимением танков, двинул в ее сторону свои корабли.
   Потом был "Суворов через Альпы", потом японцы, немцы, белополяки, финны, снова немцы... Но сколько бы Россия не воевала, каждый раз, вложив в ножны саблю, расседлав коня, или заглушив реактор атомной подводной лодки, она начинала сеять хлеб и пить водку. Со временем, второе научились делать лучше, поэтому цены на водку возросли, а пшеницу стали импортировать из-за границы.
   Мир трещал. Мир трещал по швам...
  
  
  

*** 19 ***

   Прохладный джин, врывающийся в бокалы с имбирным ситро, Иванзон никогда не любил. Об этом знали все. Зато никому не приходило в голову, что если бы он хоть раз в жизни попробовал этот напиток, возможно, он говорил бы о нем по-другому.
   Зато Иванзон отлично понимал толк в "Клипперовке" - предложенной однажды Вениамином Евгеньевичем в "Пекине" мутной бурде, состоявшей из "Русской водки", майонеза "Провансаль" и мелких алюминиевых опилок. Пили "Клипперовку" обычно перед выездом на задание или перед разговором с начальством. Иванзон же, нарушая традицию, обмывал "Клипперовкой" потерю лейтенантских погон уже двенадцатый день подряд. Со временем, модифицированный им напиток, названный "Новой Клипперовкой", обрел дополнительные компоненты: растолченное в ступке до кашицы свиное сало и, в пропорции ложка на стакан, неразбавленный технический ацетон.
   Сегодня был день особенный - сегодня впервые, Вениамин Евгеньевич в гостях у своего подчиненного, лично дегустировал "Новую Клипперовку", о которой был достаточно наслышан от отдела кадров, фиксировавшего в последнее время резкое увеличение невыходов на работу.
   - Пора мне, Иванзонушка, пора. Луша заждалась, да и вставать завтра рано, - бормотал Клиппер, неуклюже топчась в прихожей.
   - Может, еще хлебанем? - неуверенно вставил Иванзон - По ведерку...
   По выражению лица Вениамина Евгеньевича было видно, что в нем происходит редкая по силе внутренняя борьба:
   - По ведерку, говоришь... Не-а!
   - Может, по половинке?
   - Тоже нельзя. Дела завтра... Абхазцы, кавказцы, ичкерцы...
   - Чеченцы что-ли?
   - Вот и я говорю: ичкерцы, - Клиппер попытался попасть в голенище. Безуспешно. Иванзон посмотрел на мучения майора и состроил плаксивую рожицу:
   - Опять калечить будете...
   - Не калечить, сержант, исправлять, - майор нахмурился и вспомнил Пуркина, который еще сегодня утром на пятиминутке сказал интересную мысль: "как бы дитя ни плакало - лишь бы ни тешилось". - Да, чуть не забыл. Иванзон, что Вам Пуркин сказал про Пальчицкую?
   - Может...
   - Так что сказал генерал?
   - Видите ли, Вениамин Евгеньевич, он сказал, что дура.
   - Гм... - Клиппер снова нахмурился. - А если поточнее?
   - Поточнее? Дура ваша Пальчицкая.
   - Иванзон! Ну-ка вспомните: "Пальчицкая ваша дура", "Дура ваша Пальчицкая" или "Пальчицкая дура ваша"?
   - Конечно второе. А что?
   - Да так. Просто интересно узнать, что он этим имел ввиду. Расшифровать не пытались?
   - Да нет, вроде...
   - Попробуйте. Ну, да вот, теперь все. Если что - звоните.
   За Клиппером закрылась дверь и сержант удалился в спальню.
   ... Пришедший на следующее утро Вениамин Евгеньевич некоторое время не мог объяснить отсутствие входной двери, как таковой, пока, войдя в спальню, он не увидел наспех взорванный сейф и изрешеченный из крупнокалиберного пулемета труп Иванзона, застывший остекленелый взгляд которого, уже навсегда выражал по-советски глубокую обеспокоенность...
   Клиппер подошел к трупу и брезгливым движением руки прикрыл ему глаза.
   - С-в-волочи! - напоследок выдавил майор, суетливо вызывая по телефону отдел криминалистики.
  

*** 20 ***

   Золотистое солнце, изрядно вспотевшее за день от безрадостного созерцания России, уже отдыхало где-то над шпилями Бонна и Амстердама, а летевшие на Москву со стороны Копенгагена грозовые тучи, обалдевшие от наглых обещаний Гидрометцентром СССР сухой и ясной погоды, испуганно разворачивались и неслись в обратную сторону. В Москве было по-прежнему необыкновенно душно.
   На Комсомольской площади, близ Казанского вокзала, вплотную касаясь тротуара колесами, стоял мерседес.
   Цвета спелой вишни, он уже третий час подряд словно позабыл о возможности ездить - мотор был безнадежно выключен, а суетливые прохожие, затравленные экологическими апокалипсисами, старались обходить машину стороной, пугаясь незнакомого им запаха ментола. В салоне курили и разговаривали:
   - Вы уверены в достоверности информации, Крис?
   - Бесспорно да. Я могу верить Вилли, как себе.
   - Как себе, говорите? Тогда конечно лучше проверить...
   - Оставьте шутки, Харрисон. Ни Администрация, ни Пентагон, ни я, в конце концов, не могли даже предполагать, что все так серьезно.
   Услышав последнее, Эдди нахмурился, а тень иронии прочно покинула его лицо:
   - Видите ли Джобсон, все усложняется тем, что ФБР устранило Иванзона и вся документация находится теперь у них. Иванзон... - Харрисон сделал паузу, - Видимо, он слишком им мешал.
   - Видимо... Полковник, а Вы хоть знаете о чем идет речь? Вам известно, почему ради этих документов ФБР идет на убийства?
   В ответ Харрисон в напряжении потер пальцем ямочку на подбородке и затянулся густым ментоловым дымом:
   - Майами, шестьдесят первый?
   - Нет, Эдди, еще серьезнее: русские ответили на СОИ.
   Харрисон приподнялся на сиденьи:
   - Крис, да Вы понимаете, что Вы несете? От этого дурно попахивает восстановлением паритета!!!
   - Увы, но это так. Честно говоря, в Белом Доме никак не ждали в ближайшие двадцать лет появления такой мощной оборонительной доктрины у русских.
   - Можно конкретнее, Джобсон?
   - Пожалуйста. Итак, вся документация состоит из двух секретных циркуляров. В одном из них - схемы рытья окопов вдоль всей советской границы, а также дислокация блиндажей...
   ...Эдди, слушая Джобсона, тяжело сглотнул слюну:
   - Боже... Что будет...
   - ...в другом - точные чертежи и аэродинамические характеристики последней модели противотанковых надолбов. Вы понимаете, чем это пахнет?
   - Мы не выиграем Третью мировую... и...
   - Да, да, полковник! Потом будет Четвертая, Пятая... - это затянется. А с русскими нужно кончать сейчас. Сейчас или никогда.
   - Кончим. Поехали. - поставил точку Эдд, и мерседес сорвался с места.
   ... Но еще долгое время, прибывающие на Казанский вокзал туристы, воровато озираясь, пугливо обходили стороной легкое ментоловое облачко, так и не поняв до конца, что же это такое...
  
  

*** 21 ***

   "... Прямо с экрана наезжает угловатый серо-зеленый танк с крестом на башне. Титры крупно: "В боях под Вязьмой". Титры мелко: "Осень 43-го". Титры во весь экран: "Война".
   Вид на танк сзади. Из окопа поднимается грязно-коричневого цвета солдат в рваной пилотке, достает из-за пояса бутылку, делает два больших глотка и бросает ее вслед танку. Слева направо по экрану - трассирующие пули и характерный звук фьють-фьють-фьють. Солдат падает, видимо вскрикнув. Его рот открыт, но крика за канонадой не слышно. ...Бутылка долетает до танка, бьется и разливается по нему. Неизвестно откуда появляется другой солдат и подносит спичку. Танк взрывается и горит на башне, продолжая двигаться вокруг своей оси на одной уцелевшей гусенице. Залпы дальнобойных орудий. В сером небе, низко, крупным планом, немецкий самолет без крыла. Падает.
   ...Линия горизонта. На сколько хватает глаза, везде взрытая земля, мелкие очаги пожаров, тела людей, люди, искореженные пушки советского образца и танки немецкого. Канонада стихает. Крупным планом, сзади, советский окоп. Трое солдат в бесцветной форме. Один из них, самый молодой, в простреленной в трех местах каске. Говорят по-русски.
   Первый /прислушиваясь/:
   - Тишина-то какая! Будто и войны нет...
   Второй:
   - Да если бы так, Ванюха...
   Закуривает.
   Третий /принюхиваясь/:
   - Тяжку дашь, Егорыч?
   Второй выпускает желтый дым, щурится:
   - Держи... А Ты из каковских будешь?
   Третий:
   - Брянский я...
   Второй:
   - А мы питерские... С Кировского...
   Первый:
   - А я из Москвы... Выпускной отгуляли, а тут война... Ну, мы всем классом в военкомат и пришли...
   ...Крупный план поля сражения. По-прежнему все дымится, но светит солнце. Вдалеке справа - полоса леса. Извилистые окопы. Снова те же солдаты.
   Первый /поднимая перевязанную руку вверх/:
   - Тишина-то какая! Малиновка, слышите поет?
   Третий:
   - Что малиновке? Пусть заливается, птичка райская...
   Прислушивается:
   - И впрямь, красиво... Может, сегодня все?..
   Второй:
   - Погодь всекать. Щас попрут, гады...
   ...На горизонте появляются немецкие танки и цепи автоматчиков.
   Первый /встревоженно/:
   - Егорыч, танки!
   Третий /совсем встревоженно/:
   - Егорыч, автоматчики!
   Второй:
   - Вижу, ядрена вошь... Заряжай на прямую!
   Третий:
   - Щас дадим фрицу прикурить!
   ...Все втроем снимают пушку с покореженного танком лафета и переставляют на свободное место. Снова взрывы, крики "Заражай!", канонада, истошный вопль первого "Горит, гад!".
   Смена кадра. Штабной блиндаж изнутри. Во всю стену - карта. Уханье тяжелой артиллерии. У карты стоит сухощавый в военной форме, заложив руки за спину. Подходит к полевому телефону и лихорадочно крутит ручку:
   - Волна, волна, я весло, доложите обстановку.... Так... Ясно.... Прикройте с правого. Левый фланг пока не трогать.... Уже знаю.... Любой ценой, я сказал!
   Его лицо становится по-отечески добрым:
   - Браток! Продержись! Часок продержись! Потом легче будет.... Силами дивизии.... Да... Всех к наградам... И похоронить с почестями!
   Все заглушает взрыв совсем рядом. Связь обрывается. Придерживая рукой фуражку, в блиндаж вбегает молодой сержант. Выпрямляется в полный рост и ударяется головой о потолок. С фуражки ссыпается на пол земля:
   - Товарищ капитан, шифровка!
   - Ну!
   - Оказывается за нами Москва!
   - Не может быть, сержант, - капитан долго смотрит на компас, потом на карту, потом снова на компас:
   - Не может быть. Откуда ей здесь взяться? Москва левее. Хотя, впрочем, пошлите разведчиков!
   - Только что вернулись, товарищ капитан! И языка взяли!
   - Кто такой?
   - Москвич, товарищ капитан!
   - Это в корне меняет дело! Сержант! По окопам - листовки с текстом "Ни шагу назад - отступать некуда"!
   ...Героическая музыка. Смена кадра. То же поле с высоты птичьего полета. Отовсюду крики "Ура!" и "За Родину! За Сталина!". Советские войска наступают.
   Победный марш. Общее ликование. Голос Гиммлера за кадром: "Я был неправ".
   Слышен одинокий выстрел...."
  
   - Хватит, Мирроу. Поставьте что-нибудь повеселее.
   - Про Вторую мировую?
   - Нет, совсем повеселее. Поставьте про Вьетнамскую.
   Мирроу вздохнул и лениво стал шарить по полке с трофейными видеокассетами. Через три минуты он разочарованно повернулся к собеседнику:
   - Джим, а Вы знаете, русские почему-то про Вьетнам боевиков не снимали.
   - Немцы про Берег Слоновой Кости - тоже...
   Они посмеялись. Джимми Хайкинс был в ФБР новым человеком. Молодой выпускник юридического факультета какого-то хай-колледжа в Дакоте, он не испортил и пары сапог ни о пустыни Южной Африки, ни о вьетнамские болота, ни, тем более, о булыжники Красной пощади. Хайкинс обладал всеми навыками юриста-профессионала, то есть мог без труда доказать любому, что папу Римского убил именно болгарский террорист, а полковник Оливер Норт узнал об "ирангейте" из газет. Еще Хайкинс любил коллекционировать бабочек и шутить. Вообще говоря, шутить любили все Хайкинсы, благодаря чему в 1943-м Хайкинс-старший оказался на Восточном фронте, а Хайкинс-младший в 1989-м в Москве.
   Когда разгильдяй и гуляка Хайкинс узнал, что работать придется в Советской России, он первым делом нашел ее на карте и, прикинув, что там будет где пошататься, пошел в ближайший кабак на Гранд-авеню и по-черному нализался. Потом, неделю отмокал у своей тетки в Детройте, а уже после, чистенький, выбритый и уложенный, в застегнутом на одну пуговицу строгом пиджаке, явился в Нью-Йорк. ...Разочарованный тем, что парашют и "Бульдог" калибра девять с половиной ему не дадут, Хайкинс, поныв немного на ковре у нового патрона, выпросил карту русских партизанских аэродромов на весну 43-го года и довольный удалился восвояси ждать рейса на Москву.
   Не успев даже оглядеться, выпив не больше трех бутылок "столичной", Джим был тут же познакомлен с Энтони Мирроу, прилетевшим в Москву по какому-то сверхсекретному делу и введен в операцию. Угробив на второй день пребывания в СССР первого русского со странной фамилией Иванзон, они с Мирроу вынесли из квартиры обширную видеотеку, купили ящик водки и засели просматривать трофеи.
   "Дожить до рассвета" и первые две бутылки прошли весело. После "Одиночного плавания" и следующих двух бутылок смеяться почему-то не хотелось. Посмотрев полчаса боевик "Горячий снег", Джимми Хайкинс стошнило прямо на ковер.
   - Сколько я себя помню, Тони, когда солнце вставало на Востоке, я ложился. И что интересно, непременно на Западе... Теперь - все перевернулось, - Хайкинс завертел в руках бронзовый бюстик кого-то русского уголовного авторитета. - Все перевернулось, Тони... Все....
   Мирроу, наконец нашедший свой любимый боевик "Сайгон-68", с довольным видом вогнал его в видеорекордер и, теперь, в нервном ожидании тер себе руки:
   - Не канючьте, Хайкинс, Вы мне сейчас напоминаете Джобсона, одного грязного цэрэушника в местном посольстве. Слыхали про такого?
   Джимми не отвечал, а Тони ухмыльнулся:
   - Я просто... смотрел пленочку из его кабинета. Картинка - один к одному.
   - Мирроу, сейчас правда не до шуток... - Хаикинс механически поднял со стола бронзовый бюстик другого уголовного авторитета, и стал его сравнивать с первым. - И зачем мы убили этого несчастного русского? Да еще и с такой фамилией... Не буду врать - я смотрел на его труп и мне было его очень жалко...
   Мирроу отвлекся от экрана, на котором два десятка маленьких вьетнамцев суетливо пытались вытащить из болота тонущий советский танк с вьетнамским флагом на башне:
   - Перестаньте корчить из себя идиота, Джимми. Трупы, в смысле - трупов, насколько я знаю, обычно не жалеют. - Тони грустно улыбнулся: - Хотя, конечно, смотрите... Ваше дело. Лучше, примите холодный душ и позвоните шефу - проверьте, получили ли в Вашингтоне эту сраную документацию, а то ведь русской почте нельзя верить...
   - А Вы все о своем, Мирроу... - Джим встал, подошел к зеркалу и серьезно, с неприсущей ему грустью, посмотрел на свои неподкупно-серые глаза.
   Вчера, двадцатичетырехлетний Джимми Хайкинс впервые в жизни убил человека. Сегодня с утра, в его каштановых волосах предательски засветилась белая нитка...
   "А ведь это только начало..." - мелькнуло в голове Хайкинса, и он отрешенно опустил глаза вниз...
  
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
  

*** 22 ***

  
  
   ...Эдди оторвался от созерцания удаляющейся России, и покосился на висящий, в простенке между двумя иллюминаторами, отрывной календарь. Последний, изрядно потрепанный за столько месяцев, нахально шевелил первым листком от набегающего холодного ветерка - хотя на дворе была поздняя осень, еще не во всех самолетах "Аэрофлота" иллюминаторы были подготовлены к зиме. "23 ноября" - как-то стыдливо шептал календарь черными, видимо от жизни, цифрами и, не менее черными буквами - видимо уже от перспектив. Харрисон посмотрел на часы и, дождавшись, когда самая хилая стрелка совместилась с двумя другими, не по-советски откормленными, резко схватил нахальный листок календаря и с силой потянул его вниз. Ничего нового он там не увидел - все было таким же черным, только увеличилось на одну цифру...
   "А что, если еще оторвать?" - промелькнуло в голове, и рука сама дернула следующий листок. ..."25 ноября" - черным по белому непримиримо прочел Харрисон и, поняв, что ничего изменить нельзя, обмяк, тупо уставившись в запотевший от холода кружок иллюминатора. Подышав на схваченное первым морозцем изнутри стекло, Эдди потер по нему рукавом пиджака и принялся с любопытством разглядывать Россию...
   ...Кончить с русскими тогда не удалось. Долгие вечера он ломал голову с лихими ребятами из посольств, консульств и представительств, силясь понять, как именно лучше всего это сделать... Всю осень они чемоданами с валютой давали взятки ответственным сотрудникам КГБ, забрасывали своих людей на сессии русского парламента, потом, уже в Штатах тщетно накачивали калифорнийским бренди русского оппозиционера Ельцина, так и не напоив его, покупали редактора итальянской "Реппублики", потом - редактора "Правды"...
   В конце концов поняв, что с русскими кончить невозможно, от этой затеи отказались вообще. С неудач Харрисон неделю пил водку, потом неделю скупал никому не нужные советские сувениры, ловя на себе восхищенные взгляды голодной не только до еды, а даже до ее вида, советской толпы, а потом, отдал все купленное в детский фонд им. Ленина.
   Поняв всю трагедию своего поступка, потом снова неделю пил водку. Заработав состояние, предшествующее состоянию "Уайт-хот", Харрисон смотрел три вечера репортажи из зала заседаний советского парламента. Поняв, что вечера через два ему неминуемо захочется вступить в КПСС, на четвертый вечер Эдди, не выключая телевизор из сети, выкинул его на пятидесятиметровом шнуре из окна пятнадцатого этажа гостиницы "Интурист". ...По свидетельству очевидцев, уже у самой земли кому-то дали слово...
   Итак, плюнув на все дела, купив по поддельным документам 22-го числа в депутатской кассе билет до Нью-Йорка, 23-го, полковник ЦРУ Эдди Харрисон со спокойным сердцем и чистой совестью вылетел в Соединенные Штаты Америки, не желая больше работать ни на Белый дом, ни на Кремль.
   В уставшей, изрядно поседевшей голове, осиным ульем роилось только одно желание - подольше не видеть Э Т И Р О Ж И.
  

ЭПИЛОГ

"Не хвались началом,

а хвались к о н ц о м "

Русская пословица

  
  

*** 1 ***

   ... Тем морозным голубоватым утром в Вашингтонском аэропорту имени Авраама Линкольна царила свойственная здешним местам суетливая неразбериха. Каркающие в свои рации тысячи полисменов едва сдерживали водометами многочисленных представителей прессы, телевизионных агентств и просто любопытных, по количеству которых можно было смело предположить, что встречали сегодня, по меньшей мере, пребывающий на гастроли Мавзолей.
   Удивительно, но кого встречали на самом деле никто не знал.
   Спустя несколько минут, сквозь играющие на тусклом солнце кристаллы льда над линией горизонта показалась далекая приближающаяся точка. Тотчас, в шлемофонах капитанов всех кораблей раздался пронзительный крик главного авиадиспетчера:
   - Всем! Полеты прекратить! Повторяю: всем полеты прекратить!
   ...Еще минуту, пока точка медленно вырастала из-за горизонта, радиоэфир продолжал разрываться от щебетания диспетчеров:
   - Семьсот семьдесят седьмой! Взлет отложить. Выруливайте на восьмую.
   - Двадцать первый, из Парижа! Посадки не даю. Покрутите минут семь.
   - Девяточка, идите на Эдвардс, здесь и без Вас тошно.
   - Лондон, S-37! У нас изменения. Садиться будете на двенадцатую. Она в два раза короче - осторожнее. Вас уже встречают пожарные и реанимационная бригада.
   ...Главный диспетчер стер со лба капли пота, одновременно поймав глазами показания метеоприборов, зеленый лучик центрального радара и искаженное от напряжения лицо молоденькой девочки-диспетчера, сидящей рядом с ним:
   - Держись, Джейн... Сейчас Главного посадим, а там и легче будет... - он хотел шлепнуть ее по ляжке, но вовремя вспомнил:
   - "Фалкон" и два пятьдесят вторых! Прикройте посадку Главного на первую. Удачи!
   - Семьсот пятьдесят восьмой, с Канарских! Посадку не даю - пока нет мест. Покружите кружков двадцать.
   - Командир! У меня пустые баки!
   - Я сказал: не до Вас. Двадцать кружков или падайте...
   - У меня 250 пассажиров!
   - Двадцать кружков, я сказал.
   - И боеголовка!
   - Тогда лучше в море, но не мешайте работать.
   Старший напряг зрение и устремил взгляд на садящийся лайнер. В этот момент, в нескольких десятках метров перед самолетом, на полосу вырвались три огненно-оранжевые машины и понеслись вперед, очищая последний раз посадочную полосу.
   ...Белый самолет с бортовым номером "33" коснулся едва обледеневшего бетона многотонными шасси и плавно покатился по полосе, все больше отставая от оранжевых автомобилей. Не сбавляя скорости, над диспетчерским центром пронеслись ведущие главного: темно-зеленый F-16 и два новеньких B-52. Потом все стихло.
   В проеме открывшегося в борту люка показались два верзилы в желтых спецодеждах. Прежде чем изумленная публика успела опомниться, они выкинули на бетон мешок с соломой, после чего люк закрылся и самолет, судорожно вздрогнув, начал выруливать на взлет.
   В эту же минуту, настоящий виновник торжества неторопливо спускался по трапу на секретный аэродром авиабазы "Пикадилли", находящийся в ста милях к северу от Вашингтона.
   ...На его лице застыла загадочная улыбка человека, не боящегося в жизни ничего, кроме сенсаций...
  

*** 2 ***

  
   Время неумолимо шло вперед, с жадностью нильского аллигатора пожирая неудачников и с силой проснувшегося вулкана подбрасывая счастливцев, которые, едва коснувшись сладкой точки апогея, стремительно падали вниз... Падали вниз, чтобы навсегда остаться неудачниками.
   Время не подчинялось ни политике, ни желаниям, ни географии - обутое в кованые сапоги, оно с коричневой беспощадностью топтало Елисейские поля и илистые берега Темзы, заставляло дрожать Египетские пирамиды и небоскребы Манхэттена, парадом завоевателя маршировало по Красной площади и барабанной дробью взрывало тишину кремлевских покоев, забывших так же хорошо слово "покой", как хорошо узнавших слово "Октябрь".
   Время управляло людьми. Они становились его заложниками еще в утробе матери и оставались ими уже будучи органическим кормом для земных червей, которые с автоматизмом дающего жизнь опытного акушера, исполняли свою, ни чуть не менее священную, миссию...
   Такова Суть жизни. Таков ее Закон.
  
  
  

*** 3 ***

   ...От военной базы "Пикадилли" до Вашингтона кавалькада черных автомобилей пронеслась ни разу не изменив расчетной скорости. Вашингтон. По Пенсильвания-авеню, дальше по Хэбит-стрит, мимо Национальной галереи... Еще два поворота, таких же уверенных и резких. И еще один - огибая фантастический "Гранд-Пасифик".
   Вот и дома.
   Из ближайшей сопровождающей машины быстро, но без малейшей тени спешки, вышел молодой мужчина с лицом карденовского манекена и несколькими шагами рекламно-длинных ног покрыл расстояние до шикарного "Роллс-Ройса", за сопровождение которого без происшествий каждый получил по восемьдесят тысяч. К слову, в случае возникновения "незапланированных обстоятельств", по приезде обещали расстрелять всех.
   Открытая им на заданный угол дверь, обнажила спокойный полумрак салона. Главный не заставил себя долго ждать - через минуту, бросив через плечо небрежное "Пригласите Президента!", он в сопровождении пяти телохранителей - по лицам потомственных убийц со стажем - уже поднимался по гранитным ступеням Восточного отделения Вашингтонского филиала ЦРУ.
   Вдруг из толпы сбежавшихся зевак, отчаянно махая руками, вырвался суетливый жизнерадостный человечек с черной палкой в руке. Один из телохранителей Главного резко вскинул на бедре гранатомет, но поняв, что это микрофон, расслабился.
   - Два слова для Бибиси! - завизжал репортер, норовя поближе к лицу поднести черную палку. Главный на мгновение сморщился и, едва вытащив ее изо рта, процедил сквозь зубы:
   - Пошел в жопу...
   ...Подойдя к своему кабинету, он остановился перед дверью, словно она разделяла два разных мира, меняя которые, необходимо все хорошо взвесить. Потом повернулся к телохранителям:
   - Всем спасибо. Все свободны.
   Только после этого, оставшись один, Главный с робкой уверенностью толкнул дверь вперед. Не обращая внимания на беспорядок, царящий повсюду, хозяин кабинета прошелся по нему, подошел к висевшей на стене карте мира и, грустно взглянув на нее, медленно зашторил...
   Снова телефон. Главный резко снял трубку:
   - Директор Восточного отделения ЦРУ слушает.
   - Мистер Харрисон, Президент просил принести Вам свои извинения - он сейчас в Европе. Ему что-нибудь передать?
   - Передайте, что вчера я купил юг Алабамы и решил подарить ему.
   - Весь???
   - Да. Весь. - отрезал шеф каким-то не своим хриплым голосом и бросил трубку на рычаги. При этом он поймал себя на мысли, что авторитет сидевшего в этом кабинете генерала Морга, всегда будет довлеть над ним, генералом Харрисоном, проработавшим с Моргом долгие 22 года. При этой мысли Эдди улыбнулся и, в доказательство своих слов, еще раз поднял трубку, посмотрел на нее и, уже в пустой эфир, значительно прохрипел:
   - Да. Весь.
   Потом была сигарета... Никогда еще Харрисон не получал такого наслаждения от едкого табачного дыма, пропитанного тишиной. Он затягивался до помутнения в глазах, некоторое время выжидал и нехотя выпускал из себя эти клубы, которые медленно расползались, перегоняя друг друга...
   Генерал поднялся из кресла и подошел к зеркалу. Свет ровным слоем ложился слева на лицо - половина его, до носа, была окрашена багрянцем встающего над "Гранд-Пасифик" солнца, другая половина обнаруживала в пепельном сумраке четкие правильные линии.
   Харрисон чувствовал дикую усталость - воспаленные глаза, глядящие на него из мира зазеркалья отрешенно впитывали эту грязную действительность - реальность нереального, правду лжи, надежды на безнадежное и веру в идеалы, которых уже давно нет...
   Сконцентрироваться на чем-то одном никак не удавалось - мысли, лишившиеся власти мозга путались, забывали свой статус и ранг, нарушали приоритет и представали на суд сознания потоком нелепиц и чепухи... Эдди не моргая смотрел в зеркало, пытаясь увидеть самую суть.
   "Для чего мы живем?" - спрашивал он себя и тут же, изнутри получал жестокий ответ: для того, чтобы удовлетворять Себя.
   Пройдя долгий путь эволюции, человек хорошо научился это делать, не менее хорошо объясняя любые свои действия всем, чем угодно, кроме собственного ожиревшего эгоизма...
   Поражает многообразие путей и форм удовлетворения своих желаний: библейский Онан извергал в воздух семя, Диоген сидел в бочке, Герострат сжигал древний храм, граф Толстой пустился с сумой к холопам, а коммунисты, перестреляв семью русского царя, положили останки своего нового, горячо любимого вождя, на всеобщее обозрение осатаневшей безграмотной толпе... Харрисон сглотнул слюну и разжал белесые губы:
   "Мне сорок три года... Сорок три года, из которых десять ушли на зазубривание азбучных истин и святынь, а остальные тридцать три - на их опровержение. Мне сорок три года... Два из которых я учился говорить, восемнадцать - говорить то, что думаю, а оставшиеся двадцать три - говорить то, что хотят услышать. Видимо, научившись годам к шестидесяти не только говорить, но и думать то, что хотят услышать, дальше ничего не останется, как молчать..." - Харрисон еще раз сглотнул слюну, поднял глаза и ужаснулся - волосы, еще недавно выдававшие годы легким инеем, стали совсем седыми... Он резко повернулся к широкому окну и с силой надавил на клавишу OPEN. Когда стекло, повинуясь механической силе отошло на несколько футов в сторону, в лицо Эдду ударил холодный воздух. Зажмурившись от ярко-красного диска, ползущего к зениту, вместе с собственной ничтожностью, Харрисон почувствовал всем телом непостижимость этого громадного мира, его четкую, выверенную веками геометрию: хаос кристалликов льда морозного воздуха, симметрию солнца и вертикали тянущихся к нему далеких небоскребов, перечеркнутых бесконечной горизонталью горизонта.
   Эдди подошел к самому краю бездны, закрыл глаза и, направив чуть приподнятую голову в сторону светила, сделал глубокий, во всю полноту легких, вдох... На секунду стало необыкновенно хорошо. Потом перед глазами заиграли разноцветные блики - розовые, зеленые и желтые, зазвенели колокольчики, а где-то глубоко внутри послышался голос матери, поющей колыбельную...
   Потом все смешалось в помутневшем сознании. Вестибулярный аппарат на мгновение потерял власть над равновесием и какая-то неведомая сила тотчас же воспользовалась этим - неуправляемое тело покачнулось, наклонилось к бездне и, не оказывая сопротивления, начало стремительно падать вниз, подчиняясь теперь только земному тяготению...
   Сознание быстро вернулось к Эдду. Он увидел приближающуюся землю и, в последний раз в этой жизни, с грустью улыбнулся:
  
   "Ну что ж, рано или поздно это должно было случиться. Я хотел слишком многого, а жизнь... А жизнь прощает побежденных, но не прощает победителей. И если она карает - значит у меня что-то все-таки получилось. К чему теперь эти секунды? Я готов."
   ...Свист в ушах. Совсем близко. Удар. Тупая боль. Темнота. Всё...
  
   ... А мир продолжал издавать звуки и источать запахи, менять цвета и формы, умертвлять и производить на свет, очерчивать эллипсы и закручиваться в спирали, возноситься к простому и упрощаться до совершенства.
   ...Он двигался и поэтому он жил.
  
   1988-1989
  
  
  
  
   149
  
  
  
  
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"