В кармане негромко и уныло пиликнуло. Сергей вытащил смартфон, хотя и так знал, что увидит на пёстром экранчике дисплея. Так и есть - батарея разряжена. А всё потому, что полчаса пытался без толку подключить навигатор, который мог бы подсказать путь до ближайшего автосервиса. Потом тщетно жал кнопки, надеясь через Интернет отыскать номер эвакуатора. Однако, телефон лишь напрасно тужился, мерцая индикатором поиска сети, всякий раз разочарованно сообщая, что услуга в данный момент недоступна.
Сергей чертыхался, поминая нехорошими словами густой ельник, жадно стиснувший узкую полосу асфальта, будто бродячий пёс брошенную кем-то кость. Видимо, именно эти заросли не дают связи нормально работать. Если она вообще имеется в этой глуши. Самая, что ни на есть, глухомань. С того момента, как машина задёргалась, будто в агонии, и заглохла, прошло больше часа, а никто мимо так и не проехал. Оно и понятно - новая дорога и ровней, и короче - чего на старую соваться.
У Серёги-то свои резоны были - посидели вчера с друзьями крепко, с водочкой и шампанским. Разошлись заполночь, а с утра ехать надо - дела ждать не будут. На новой трассе велик был риск встретить бдительных дорожных постовых, вот Сергей и повернул на забытую всеми дорогу. И чего нужно было этому бензонасосу, что в самом безлюдном месте он умудрился сдохнуть? Сергей скрежетал стартером, пока не сел аккумулятор, потом откатил машину на пологую обочину, запер, и стал ждать. Никого!
Помучив телефон, Сергей двинулся в сторону синего металлического прямоугольника, едва заметного среди обвисших еловых лап. Лихо изуродованный охотничьей картечью дорожный указатель обещал через три километра вправо населённый пункт с замысловатым названием "ПГТ Керамзавод". Рассудив, что в посёлке городского типа он сможет найти если не автосервис, то хотя бы машину с тросом, Сергей решительно повернул вправо.
Однако, для непривычного к пешим прогулкам человека три километра показались неприлично долгими. Или проклятый указатель бесстыдно врал. Сергей ещё раз взглянул на экран печально булькающего смартфона, чтобы узнать время, и отключил разряженный аппарат. Уже сорок минут он плетётся по этой ухабистой дорожке, а никаких признаков Керамзавода не видно. Те же вековые ели, да узкая полоска тусклого неба над извилистой лентой щербатого асфальта.
Едкий пот щипал глаза. Одышка и боль голодными крысами щипали печёнку и диафрагму, что снова и снова заставляло Сергея проклинать свою вчерашнюю несдержанность. Добавляли мучений и обнаглевшие комары, ясно намекавшие, что близок августовский вечер, с ватно-марлевыми туманами поверх фиолетово-чернильных сумерек. Сергей ускорил шаг, и скоро из-за поворота показался белый указатель "ПГТ Керамзавод", за которым видны были первые дома.
Разномастные строения - бревенчатые, кирпичные, блочные и щитовые - почти все были опоясаны палисадниками, укутанными радужным туманом из цветущих флоксов, мальв и золотых шаров. Цветы придавали домикам вид обжитой и приветливый, но все окна были темны, тревожно пусты и безжизненны, будто выколотые булавкой зрачки на старой чёрно-белой фотографии. Эта пустота совсем не нравилась Сергею, раздражала его, и без того вымотанного вчерашней гулянкой, и сегодняшними дорожными неурядицами.
Раздражение лишь усилилось, когда суетившийся в одном из палисадников мужичок, заметив Сергея, пугливо вскинулся, и, хлопнув калиткой, скрылся за высоким, глухим забором. Однако, заметив пристроенный к дому гараж, Сергей решил не сдаваться, и, войдя в палисадник, постучал в калитку.
― Извините, уважаемый. У меня машина тут недалеко сломалась. Вы не могли бы мне помочь её до автосервиса отбуксировать. Я заплачу, сколько скажете.
Ответа не было. Сергей приложил ухо к забору, но не услышал ничего, кроме собственного пульса.
― Я не шучу - деньги у меня есть.
По-прежнему ни звука. Сергей в сердцах пнул калитку ногой.
― Дай хоть позвонить, мужик. У меня телефон разрядился.
Подождав ещё немного, Сергей крикнул как можно громче:
― Козёл! Псих несчастный! ― и, погрозив кулаком в сторону сумрачных окон, побрёл дальше по безлюдной улице. Заглядывая во дворы в надежде встретить нормального человека, способного выслушать его, не прячась, как налим под корягу, Сергей не сразу заметил, что дорога пошла вверх. С каждой минутой уклон становился больше. Наконец, идти стало совсем тяжело, и Сергей отметил про себя, что выглядит эта улочка довольно живописно, но ходить по ней, особенно в гору - сущая пытка. Он мысленно посочувствовал местным жителям, представив, что здесь может твориться зимой во время гололедицы. Хотя, детвора, наверняка довольна, что у них возле дома имеется такая замечательная горка для зимнего катания.
Занятый этими отвлечёнными размышлениями Сергей довольно быстро добрался до вершины холма. Здесь улица становилась заметно шире, и застроена была уже кирпичными типовыми пятиэтажками. По расположенным на первых этажах витринам магазинов, Сергей догадался, что находится в самом центре посёлка. Окончательно он утвердился в этой мысли, когда увидел небольшую площадь, в центре которой приветом из прошлого высился памятник Ленину, указующий раскрытой ладонью на вывеску "вино-водка".
Сергей усмехнулся, но нахмурился вновь, поняв, что радоваться особенно нечему - сумерки становились всё гуще, а на улице по-прежнему не было ни единой живой души. Магазины, и даже такой популярный, как виноводочный, были беспощадно закрыты металлическими ставнями, увешанными гирьками навесных замков. Сама площадь, тротуары, корявые переулки и игровые площадки во дворах были совершенно пусты. А в окнах пятиэтажек не мерцали даже синеватые отсветы от телевизионных экранов. Абсолютное безмолвие. Непонятное, необъяснимое и оттого чрезвычайно пугающее.
Сергей настолько привык к отсутствию звуков и движения вокруг, настолько пропитался ощущением тревоги и страха, которые несли на пустые улицы серые, холодные сумерки, что невольно вздрогнул, заметив неизвестно откуда появившегося человека. Тот торопливо шагал вдоль длинного, видимо заводского, забора в попутном Сергею направлении, и опережая его метров на сто. Помня реакцию мужика, встреченного близ окраины посёлка, и не желая вспугнуть раньше времени этого пешехода, Сергей молча ускорил шаг, не упуская спину незнакомца из виду.
Однако, в тиши пустой улицы скрыть звук шагов было очень непросто. И, когда Сергею оставалось сделать лишь несколько шагов, чтобы протянуть руку и коснуться плеча запоздалого пешехода, тот остановился. Человек встал неожиданно, будто наткнувшись на незримую стену. Потом, подпрыгнув, он обернулся в воздухе, вытянув перед собой руки, и сморщив гримасой ужаса бледное лицо, обильно сдобренное трёхдневной щетиной. Сергей тут же замахал руками и крикнул:
― Спокойно, друг. Я стою на месте, и трогать тебя не собираюсь. Скажи только, где тут у вас автосервис можно найти. У меня бензонасос накрылся. Уже полчаса по посёлку хожу, а на улицах ни души. Выручай, друг - скажи, где сервис.
Испуг на лице мужика постепенно сменился выражением тревожной озабоченности и раздражения, но убегать он, похоже, не собирался.
― Правильно, что на улицах никого - и нас с тобой быть не должно. А, чёрт - ты же, видать, не местный, и что почём не знаешь. А у меня времени нет тебе что-то объяснять. Короче, беги и прячься. Получше прячься. Если всё нормально будет, завтра сервис найдёшь. Он, вообще, там - ближе к карьерам, ― мужик махнул рукой вдоль улицы, которая теперь начинала круто спускаться вниз, и где-то далеко, почти у самого горизонта, упиралась в широкий обрыв, через края которого стремительно, будто пролитые чернила, растекалась по окрестностям ночная тьма.
Незнакомец высморкался, зажав пальцем одну ноздрю, и прохрипел:
― Ага, вот там сервис и есть. Только сейчас там никого не найдёшь. Нигде никого не найдёшь. И сделай так, чтобы тебя не нашли.
― А кто меня должен искать? Это какая-то местная традиция что ли, вроде карнавала? В прятки всем посёлком играете? Так у меня на самом деле машина сломалась, и шутить мне некогда, ― Сергей уже не старался скрывать своё раздражение, но собеседник явно не собирался его слушать. Он повернулся, чтобы продолжить свой путь, но, сделав лишь пару шагов, вновь застыл на месте.
― Ну, вот и началось...
Сергей хотел высказать всё, что думает по поводу местных обычаев и странностей, но вся его злость ледяным комом застыла в горле. Настолько его поразил голос мужика. Это был скорее шёпот, но каждый его шелестящий звук был густо пропитан страхом, как клок ваты нашатырным спиртом. И так же, как нашатырь, этот исполненный животного ужаса голос, прекрасно прочищал мозг. Забыв, о чём только что хотел сказать, Сергей встал рядом с местным жителем, и посмотрел туда же, куда тот уставился остекленевшими глазами - в сторону карьеров.
Там, в непроницаемой мгле наступающей ночи, один за другим, будто пузырьки гнилостного газа на болоте, всплывали мерцающие огоньки. Они появлялись, и тут же выстраивались длинной, извилистой цепочкой, которая медленно, но с пугающей неотвратимостью двигалась в сторону посёлка. Эти странные огни завораживали, сковывали, требовали полного погружения в созерцание их мерного движения и плавного колыхания ореолов света. Сергей чувствовал, как за воротник ему пробрался мерзкий холодок ужаса, и цепенящей струйкой неуловимой ртути протёк вдоль позвоночника.
Сергей содрогнулся всем телом, когда над самым ухом прозвучал жуткий, невнятный шёпот
―...чемоданы-ы-ы.
Сергей мотнул головой, силясь избавиться от кошмарной оторопи. Он даже не сразу понял, что его больше покоробило - гнетущая обстановка безлюдных улиц, вспоротая вереницей огней, или совершенно не к месту сказанное слово. Он негромко спросил:
― Что? Какие ещё чемоданы?
Небритый собеседник заскрежетал зубами, и выдавил:
― Дурр-рак! Я говорю - чему дано случиться, того не миновать. Говорил тебе - прячься скорей. А вдруг уже и меня заметили. Ладно, ты как хочешь, а я..., ― и мужичок, резво крутанувшись на каблуках, бросился бежать, пригибаясь к остывающему асфальту. Не успел Сергей что-либо сообразить, как его странный собеседник исчез в одном из ближайших переулков.
Огни стремительно приближались. Теперь уже было заметно, что это вереница факелов вспарывает скованное безмолвным ужасом чрево посёлка. Сергею не доводилось ещё видеть вживую горящие факелы - в его мире не было места для столь первобытного источника света. Возможно, отчасти по этой причине он ощущал теперь невероятное беспокойство, страх и, что скрывать - настоящую панику. Будто время остановилось, покачалось задумчиво на месте, и устремило свой бег вспять - в те тёмные и дикие века, когда охота на людей была делом привычным и обыденным. Не напрасно ведь жители посёлка сбежали с улиц, и укрылись, скрипя зубами от страха, в стенах домов.
Цепь факельных огней неотвратимо приближалась на гребне тьмы, посылая далеко вперёд волны нестерпимого, давящего ужаса, который Сергей чувствовал каждым волоском на коже. Ему казалось, что он уже видит отчеканенные кровавыми отсветами жуткие, чудовищные лица тех, кто сквозь чёрный туман ночи бесшумно ступал по окраинам посёлка. На таком расстоянии нельзя было ничего толком рассмотреть даже днём, но Сергей был уверен, что в отблесках колышущегося пламени, сверкают выпученные глаза, огромные оскаленные зубы, и кроваво-глянцевые языки.
Внезапно, запястья Сергея что-то коснулось. Это было едва заметно - будто движение воздуха от крыльев ночного мотылька, но Сергей всем телом дёрнулся в сторону, едва не потеряв рассудок от испуга. Он ожидал увидеть всё, что угодно, но... перед ним стояла девушка. Невысокая, темноволосая и хрупкая она стояла в красном домашнем халате и тапочках, пугливо озираясь по сторонам. Сцепив замком тонкие пальцы, она, дрожа губами, тихо сказала:
― Идите за мной. Нельзя на улице оставаться - это верная смерть. А, может, что и похуже. За мной, поспешите.
Сергей не заставил себя долго упрашивать, и следуя за стройной фигуркой девушки, нырнул в тёмный провал подъезда. Осторожно ставя ноги на невидимые во тьме ступени, Сергей старался не отставать от своей спасительницы. Её положение несложно было определить по шарканью домашних тапочек, и прерывистому шёпоту:
― Вам повезло, что я в окно посмотрела. Сама не знаю, будто меня что-то толкнуло. Обычно я забираюсь под стол, укрываюсь пледом и до самого утра там остаюсь, не смыкая глаз. А тут, надо же - к окну подошла. Смотрю, а там, на дороге, вы стоите. Вижу, что не из наших, керамзаводовских - думаю, надо спасать человека. Осторожно, здесь ступенька щербатая, не споткнитесь. Вот мы и пришли.
Зачирикали ключи в дверном замке, негромко скрипнули петли.
― Входите.
Сергей вошёл, и привычно стал обшаривать ладонью стены в поисках выключателя. Пальцы нащупали пластиковую коробочку, и щелчок, выстрелом прозвучавший в тесной квартирке, зажёг под потолком вычурную люстру с висюльками из гранёного стекла. В тот же миг из дверей ванной комнаты, будто фурия, выскочила хозяйка. Тёмные волосы были растрёпаны, бледные щёки мелко дрожали, а дыхание стало сбивчивым и прерывистым, будто у девушки случился внезапный приступ удушья. Она бросилась к Сергею, и, ударив его по руке, выключила свет.
― В-вы, в-ы-ы, ты что делаешь? Если они заметят свет в окне - нам конец.
Сергей попытался успокоить девушку:
― Простите, я не знал. Больше к выключателю не притронусь. Кстати, меня зовут Сергей, а вас?
― Настя, ― будто всхлипнула хозяйка квартиры. Сергей решил, что теперь самое время узнать о том, что творится в этом посёлке:
― А кто такие - эти "они"? Те, что с факелами - кто это?
Настя ответила не сразу. Однако, спустя минуты, заполненные её беспокойным дыханием, раздался-таки испуганный шёпот:
― Я и сама точно не знаю. Никто не знает. Зато всем известно, что после их прихода в посёлок здесь на два-три десятка жителей меньше становится. Восемь лет назад также и мои родители исчезли. Я тогда в другом городе была на практике - это меня и спасло. Они же раз в четыре года приходят, в конце лета, в самую тёмную, безлунную ночь. Я помню, когда была совсем маленькой, бабушка рассказывала, что одно время недалеко от посёлка собирались какие-то сектанты-фанатики. Советская власть с такими людьми боролась, а тут ещё пошёл слух, что готовится человеческое жертвоприношение. Согнали к посёлку солдат, милицию, оттеснили фанатиков к заброшенному глиняному карьеру, а те... исчезли.
― Как исчезли?
― А вот так. Будто сквозь землю провалились. Основная версия состояла в том, что в глубине карьера был вход в пещеру, где и скрылись сектанты. Но саму пещеру так и не нашли. Всё это было очень давно. Многие считают это легендой, а некоторые - просто байкой-страшилкой. Однако, когда впервые появились эти ночные факельщики, а это случилось двенадцать лет назад, прошёл слух, что это безумные, кровожадные фанатики выбираются из потайных пещер в поисках жертв. Те, кому удалось издалека рассмотреть их в отсветах факелов, утверждают, что более кошмарных существ, лишь отдалённо похожих на людей, им видеть не доводилось, ― девушка на мгновение смолкла, а Сергей удивился, насколько разговорчивой она оказалась, как умело выбирала нужные слова для того, чтобы поразить и увлечь незнакомца таинственной историей. Хотя, он мог её понять - небольшой посёлок, где все жители знают друг друга в лицо. Здесь все, наверняка, знают эту легенду, и не станут так внимательно прислушиваться к каждому слову.
Сергею же эта история напомнила более древнюю, летописную быль о племенах Чуди Белоглазой. Эти упрямые люди бежали от пришельцев-славян и прятались в диких, непроходимых лесах, в больших землянках. А когда их настигли и там, спустились под землю, и, подрубив опоры, похоронили себя заживо в подземельях.
Сергей не удержался, и прервал Настю, чтобы задать вопрос, не дававший покоя его взволнованному сознанию:
― Почему же вы в эти дни из посёлка не уезжаете?
― Почему не уезжаем? Кто может, тот бежит из посёлка загодя. Только могут немногие. Керамзавод давно стоит без работы и по частям распродаётся, карьеры поросли осиной или превратились в непролазные болота, перчаточная фабрика работает одну неделю в месяц - заработки у людей мизерные. Нет работы в посёлке, а если и есть, то на такие деньги особо не разъездишься. Кто-то к родственникам убегает, кто, если денег накопили - по путёвкам на отдых уезжают. Ну, а самые первые "сваливают" люди из поселковой администрации, их родственнички-бизнесмены, и полицейское начальство. А мы все в этот роковой, четвёртый август, внимательно следим - принялись начальники вещички паковать, значит и нам, сирым, пора лезть в подвалы и под столы прятаться. И, вообще..., ― не закончив мысли, Настя прервала свой гневный шёпот.
И Сергей без труда определил причину её внезапного молчания - на потолок выплеснулись кровавыми сполохами отсветы факельных огней, придавленные жирным, чёрным крестом, прочерченным тенью оконной рамы. Со стороны лестничной клетки заклокотали шаги. Тонкие пальчики коснулись руки Сергея, и стиснули кожу так, что он едва сдержался, чтобы не вскрикнуть. Стиснутыми зубами он сдавил горло своей боли, одновременно нащупав в темноте Настину ладонь. Сергей принялся осторожно поглаживать пальцы девушки, надеясь успокоить её.
Погромыхав по лестницам, будто груда камней в водосточной трубе, шаги стихли. Тишина повисла в стенах квартирки ворохом тополиного пуха - легка, но осязаема и неприятна. Шаги смолкли, но тревога в сердце не утихала. К тому же, чёрный крест на потолке продолжал плавать в волнах факельных отсветов. Выждав несколько минут тишины, девушка ослабила хватку, и, будто извиняясь, нежно погладила ладонью запястье Сергея.
Боль и тревога сразу отошли на второй план, а когда уха Сергея коснулось тёплое дыхание девушки, он позабыл обо всём.
― Кажется, ушли, ― прошептала Настя.
Будто желая опровергнуть её слова, в дверь постучали. Стук был негромкий и даже вежливый, но он заставил вздрогнуть обоих - и Сергея, и Настю. Девушка едва слышно застонала. Внезапно, Сергей, который также был напуган стуком, почувствовал себя крайне необычно. Ему вдруг стало противно оттого, что хрупкая девушка рядом с ним, здоровым мужиком, не чувствует себя в безопасности, а трясётся каждой клеточкой своего молодого тела от страха. Между тем, сама она нашла в себе мужество спуститься и забрать его с улицы. А он сейчас вместо того, чтобы защитить Настю, сам готов прятаться под столом. И чего он так испугался? Городских легенд, бабушкиных сказок? Он ведь ничего, кроме пламени факелов, не видел.
Сергей, переполненный гневом и возмущением, сделал шаг в сторону двери, и тут же почувствовал, как Настя крепко ухватила его за рукав. На грани слышимости прозвучала её мольба, полная отчаяния и ужаса:
― Нет, не ходи туда. Прошу-у-у!
Сергей нагнулся, и прошептал девушке на ухо:
― Я просто в глазок посмотрю. Может, это соседи стучат - решили сказать, что опасность миновала.
― Не ходи, останься. Это они, они! ― Настя ещё крепче ухватила рукав. Сергей решил не расстраивать её дальше, и сел рядом. Стук прекратился. Сергей осторожно провёл ладонью по волосам девушки, и та, с облегчением выдохнув, положила голову ему на плечо. Так, в полной тишине, они просидели минут двадцать. Поняв, что стук теперь вряд ли повторится, Сергей негромко заговорил:
― Ну, вот - теперь уже точно..., ― но сказать "всё" он не успел. В дверь застучали вновь. Однако, на этот раз стук был громким и настойчивым, и очень скоро превратился в таранный грохот. Дверь ломали. Настя не выдержала напряжения и звонко завопила от ужаса. Слабые петли с лязгом и хрустом поломались, дверь рухнула в квартиру, впустив пылающие, косматые шары факелов и скачущие под ними жуткие тени. Сергей вскочил, заслоняя собой Настю. Он изготовился вцепиться в горло первому, кто приблизится к ним на расстояние вытянутой руки.
Однако, в лицо ему тут же сунули факел. Пламя ожгло кожу, заставило зажмуриться и запрокинуть голову. Открыть глаза Сергей не успел - тяжёлый удар, угодивший в подбородок, опрокинул его в тягучее, липкое и удушливое, как горячий асфальт, беспамятство.
*****
Сергей, как только начал вновь чувствовать что-либо, понял - это "что-либо" есть боль. Других ощущений вернувшееся сознание с собой не принесло. Жутко ломило челюсть, стонали зубы, слипшиеся в каше из свернувшейся во рту крови. Судорогой свело живот, а рёбра дергало так, будто их переломали все до единого. Кожа лица пылала, словно её жгли паяльной лампой. Похоже, его бесчувственное тело хорошенько попинали ногами - просто, на всякий случай. Больше всего страданий доставляли сведённые над головой руки, которые так затекли, что, казалось, в них ежесекундно загоняют сотни раскалённых игл.
Дожидаясь болезненного отклика от различных частей собственного тела, Сергей несколько минут наблюдал странный танец оранжевых кругов и багровых колец. Наконец, он понял, что его глаза по-прежнему закрыты. С трудом разлепив веки Сергей, наконец, смог рассмотреть место, где он оказался помимо своей воли. Неровные стены шли уступом, скрываясь во тьме, которую не могли разогнать даже факелы, горящие в конце длинной галереи, метрах в двадцати от того места, где подвязанный за руки, стоял Сергей.
Он наблюдал, как сполохи скачут по ломаным уступам стен, и пытался размять руки. Это было нелегко, так как запястья были туго стянуты, и привязаны к железному штырю, торчащему из стены. Однако, продолжая напрягать и расслаблять мышцы рук, Сергей почувствовал, как они начинают понемногу оживать.
"Похоже, и в самом деле, пещера", ― сообразил Сергей, и решил повнимательней осмотреться ещё раз. Он хотел увидеть ту самую, освещённую факелами часть пещеры, но любая попытка повернуть шею отзывалась острой болью. И всё же, Сергей сумел извернуться всем телом, чтобы увидеть... Нет! Он едва не закричал от ужаса и отвращения - рядом с ним на вбитом в стену крюке висели человеческие, мужские руки. Они были будто выдраны из тела хозяина, и теперь ошмётки плоти, обломки костей, обрывки связок влажно поблёскивали в полутьме. Все эти клочья плоти продолжали изредка дёргаться, брызжа вокруг струйками крови и лимфы.
Чуть поодаль на таком же крюке висел целый человек. Однако, приглядевшись Сергей с ужасом понял, что у несчастного вместо лица - лишь невообразимое месиво, кое-где белеющее костями черепа. Агонизирующее тело в какой-то момент развернулось так, что пустые глазницы будто уставились прямо в глаза Сергею. В этот момент его словно ударило изнутри, будто лопнул огромный фурункул. Поднявшаяся изнутри неудержимым потоком рвота смешалась во рту с кровью и хлынула под ноги, заливая утоптанное дно пещеры. Сергей едва не задохнулся, пока его жестоко рвало, и даже когда желудок совсем опустел, он продолжал сотрясаться в удушливых судорогах ещё не одну минуту.
Наконец, немного отдышавшись, Сергей, превозмогая боль, повернулся, чтобы осмотреть пещеру. После уже увиденного, он был готов к тому, что зрелище его ожидает не самое приятное, но то, что предстало взгляду... Такое не могло привидеться и в самых жутких кошмарах. Вдоль стен висели гроздья искалеченных тел, или того, что от них осталось, и многие продолжали хрипеть и конвульсивно содрогаться, с чавкающим звуком ударяясь о торчащие куски пещерного грунта.
Однако, в самом конце этой омерзительной галереи изувеченных тел, этого коридора боли и невообразимых страданий, Сергей увидел картину более отвратную и пугающую. Это была небольшая площадка, залитая светом факелов, посреди которой были беспорядочной грудой свалены человеческие тела. Точнее, то, что эти куски плоти ранее были людьми, можно было лишь догадываться - грубо разделанные туловища, лишённые голов, ног, рук, или просто порванные на мельчайшие фрагменты.
И по склонам этой кучи из вспоротых, переломанных останков ползали отдалённо похожие на людей существа. Обмазанные свежей кровью с головы до пят, они переливались влажными бликами в свете огней, и, по-обезьяньи ухая, клокоча и взвизгивая, орудовали какими-то грубыми инструментами. Отрезая, почти отрывая с треском и хрустом куски плоти, они наполняли истекающие тёмным соком корзины, и вновь пускали в ход инструмент, более всего похожий на выщербленный по краю кусок камня.
Своей чёрной от крови кожей, взлохмаченными волосами и блескучими белками безумных глаз, эти мерзкие твари напоминали чертей из детских страшилок или старых сказок. Иногда эти "черти" с мерзким угуканьем принимались швырять друг в друга кусками мяса, кистями рук, ступнями, обломками костей, устраивая некое состязание. Победитель, сумевший захватить вершину кошмарной кучи, укрывал себя останками, как одеялом, довольно хохоча при этом. А потом эти двуногие чудовища сползались к "царю горы", начинали тереться друг о друга, и происходило нечто настолько омерзительное, что, даже отвернувшись, Сергей начинал завидовать своим мёртвым соседям по стене.
Ужасен был и ковёр, укрывший стенку пещеры позади факелов. Сергей долго не мог понять, что это такое - ему казалось, что сознание, не вынеся жутких зрелищ страшной пещеры, сорвалось в пропасть бреда, галлюцинаций. Однако, увидев, что хозяева пещеры творят с отрезанными лицами мертвецов, он понял, что невероятный ковёр - не плод воображения, а ужасающая реальность. Этот жуткий полог был грубо сшит из растянутых до невероятного размера человеческих лиц, которые приобрели странный, потусторонний зеленовато-синий оттенок.
Кому ранее принадлежали эти лица - мужчинам или женщинам, можно было догадаться лишь по кускам скальпа, вплетённым в ковёр. Сходства с кошмаром или болезненной галлюцинацией добавляли глазные яблоки, подвязанные к вытянутым векам глазниц - они давали полную иллюзию того, что эти лица живут, и с холодным любопытством наблюдают за происходящим кровавым безумием. Будто компания уродливых великанов, с безобразно раздутыми лицами прильнула головами к жерлу пещеры, чтобы увидеть и запомнить всю мерзость, творимую в её чреве. Эта иллюзия дополнялась тем, что кошмарный полог медленно колыхался движением воздуха, идущим от жаркого пламени факелов и суеты мерзких хозяев подземелья.
Сергей, содрогаясь от страха и отвращения, наблюдал за происходящим, и не мог понять - какому воспалённому сознанию могло бы явиться в самом бредовом кошмаре то, что творилось здесь, на его глазах? Неужели эти чудовища, с явным удовольствием кромсающие людей, тоже наделены разумом? Возможно, история о сектантах, рассказанная Настей - правда. А эти монстры - лишь результат многолетнего заточения в подземных пустотах, помноженный на извращённый фанатизм религиозных маньяков. И всё же, Сергею сложно было поверить, что люди, даже если они способны сами себя заточить в пещере, могли со временем выродиться в тех ненасытных упырей, что продолжали с упоением ковырять груду свежих людских останков, и породить такое же потомство.
Наблюдая, что творится под присмотром вшитых в занавес лиц, Сергей понимал, что его мучительная смерть - дело лишь нескольких ближайших минут. Поэтому он старался всю энергию своего, почти парализованного страхом, сознания направить на поиск путей спасения. Дёргая изо всех сил руками, Сергей убедился, что запястья связаны очень крепко, но штырь, вбитый в стену пещеры, едва заметно шатался. Превозмогая боль, он продолжал расшатывать железяку, с возрастающей надеждой понимая, что стена понемногу, но начинает уступать, и шкворень с каждым разом шатается всё больше.
Но кое-что неожиданно отвлекло Сергея от попыток вырвать крюк из стены. Что-то происходило в освещённой части пещеры - звериные визги и уханье зазвучали громче и чаще. Сергей вновь извернулся всем телом, чтобы лучше видеть, и обомлел - перед кучей изуродованных, осквернённых тел стояла стройная, темноволосая девушка. Домашний халатик красного цвета был порван на спине, что позволило Сергею разглядеть на ней резанные раны, сочащиеся кровью. Возле девушки стоял невероятно уродливый, грязный, волосатый толстяк, своим огромным брюхом, тоненькими ножками и ручками напоминавший мерзкого паука. Похоже, именно он только что привёл пленницу из какой-то боковой ниши.
Это отвратительное чудовище принялось лапать девушку и тереться об неё, с каким-то извращённым сладострастием слизывая капли крови, выступающие из порезов. Выродки, ползавшие на куче, с радостными воплями, спотыкаясь друг о друга и о части тел убитых людей, тоже бросились к несчастной, пока ещё живой, жертве. Девушка страшно кричала, но это, похоже, лишь распаляло кровожадных тварей.
Сергей стал дёргать крюк сильнее и чаще - тот скрипел, качался, но не спешил поддаваться. Сдирая грубыми верёвками кожу на запястьях, Сергей продолжал расшатывать шкворень. В этот момент он не думал о том, сможет ли справиться с несколькими тварями в одиночку - он лишь отчаянно желал что-либо сделать для Насти, пусть даже ценой своей жизни. Однако, стена пещеры по-прежнему цепко удерживала металл крюка.
Внезапно, под тёмными сводами раздался пронзительный, душераздирающий девичий вопль. Сергей повернул голову, и то, что предстало его взору, заставило мужчину всем телом рвануться в сторону девушки, в надежде закрыть её собой от хищных лап чудовищ. Однако, крюк хрустнул в стене, но устоял, и Сергей, сжав зубы от боли, вновь повис на запястьях. Между тем, под факелами творилось нечто невообразимое. Тонконогий толстяк, довольно урча и похрюкивая, стал совать свои корявые пальцы в глубокие порезы на спине Насти, а затем растягивать края ран в стороны.
Девушка отчаянно пыталась вырваться и заходилась в крике, совершенно обезумев от боли и ужаса. Соплеменники безобразного толстяка тоже вопили, но от извращённого, поганого удовольствия. Они принялись тыкать, резать тело девушки своими несуразными каменными ножами, тут же запуская грязные пальцы в порезы, чтобы растягивать измученную плоть.
Сергей не выдержал этого кошмара.
― Настя-я-я! ― закричал он, что было сил, не переставая расшатывать крюк. Он понимал, что Настя вряд ли услышала его, а вот её мерзкие мучители среагировали мгновенно. Из тошнотворного клубка тел отделилось одно чудовище, по виду самое крупное и сильное, и, перехватив поудобней каменный нож, бросилось в сторону Сергея, который продолжал настойчиво раскачивать крюк.
Рывок, ещё один, ещё... Сергей уже мысленно попросил прощения у Насти, за то, что не смог вытащить её из этого кошмара. Рывок, другой, третий... Сергей почти согласился с тем, что жизни ему осталось лишь на короткое мгновение, которое требовалось окровавленной руке для замаха ножом. Рывок... И вот, когда щербатое кремниевое лезвие уже двинулось в сторону горла Сергея, штырь крюка со скрежетом выскочил из стены. Не останавливая движения рук, Сергей опустил тяжёлый шкворень на голову врага. Тот, оглушённый, застыл на месте.
Сергей ударил снова, потом ещё раз. Железный стержень с гулким звуком, похожим на звон сухого дерева, отскакивал от крепкого черепа. Противник тяжко осел на колени, а после четвёртого удара ткнулся лицом в твёрдое дно пещеры. Сергей, не дожидаясь пока остальные твари бросятся на выручку соплеменнику, подхватил выпавший из рук врага каменный нож, и бросился бежать по тёмной галерее. Он не знал, куда ведёт этот коридор, но иного пути к спасению не было.
Сергей бежал, вытянув перед собой связанные руки, чтобы во тьме не наскочить лбом на какой-нибудь выступ. И, как оказалось, делал он это не напрасно - скоро потолок пещеры опустился настолько низко, что передвигаться можно было лишь сильно согнувшись. А когда пришлось встать на четвереньки, чтобы не оцарапать спину о щербатые своды пещеры, Сергею стало страшно - вдруг, он сам себя загнал в подземную ловушку. Нагоняли жути и мерзкие вопли преследователей, которые слышались всё ближе.
И вот, когда Сергею уже казалось, что он слышит тяжёлое сопение кошмарных пожирателей человечины прямо возле своего затылка, а проход стал таким узким, что острые куски породы рвали одежду на спине, впереди забрезжил слабый свет. В кромешной тьме бледной молочной кляксой просочились сквозь узкий лаз предутренние сумерки. Сергей быстро пополз к выходу, и не сумев рассчитать верных границ тьмы и зарождавшегося света, ступил ладонями в пустоту, укрытую сизыми волокнами тумана, и, скользнув по отвесной стене, плюхнулся в воду.
Отчаянно работая связанными руками, Сергей смог выплыть на поверхность, и даже отыскал в тумане какую-то скользкую, глинистую кочку, уцепившись за которую сумел воспользоваться каменным ножом и распилить грубые волокна, стянувшие запястья. Размяв кисти рук, Сергей что было сил швырнул железный шкворень туда, где, как ему казалось, расположен вход в пещеру, и откуда, приглушённое туманом, доносилось злобное уханье кровожадных подземных чудовищ. Стержень ударился обо что-то твёрдое, и с плеском отскочил в воду.
Сергей, мысленно благословив туман, сделавший его невидимым для преследователей, поплыл прочь от проклятой пещеры, старясь не производить шума. Он не помнил, сколько он плыл, как часто отдыхал, цепляясь за коряги, или выползая на кочки - все его мысли крутились вокруг кошмара, случившегося в пещере. Он не мог забыть несчастную Настю, которой он так и не смог помочь.
Перед его мысленным взором поочерёдно проступали яркие образы: голова Насти на его плече, её испуганное дыхание на его щеке, порванный халат на её изувеченной спине, а потом... Сергей старался гнать от себя жуткие картины глумливой ночной расправы над девушкой, но они стайкой навязчивых шершней продолжали кружить над его сознанием, поражая своими жгучими жалами его совесть. Мучимый чёрными мыслями, Сергей не заметил, как достиг склона заболоченного карьера, как вскарабкался по этому склону, и, устало шатаясь, побрёл прочь от рокового котлована.
Сергей не знал, куда идти - в какой стороне посёлок или дорога. Потому он просто шёл прочь от карьера, стараясь поскорее удалиться от места, из которого, как ему казалось, продолжал навязчиво следовать, пропитывая туман, запах крови и смерти. Сергей плутал в белёсых испарениях не менее часа. Вскоре туман рассеялся, а над горизонтом расплескалось кроваво-алое зарево рассвета. В отсветах зари Сергей заметил дом на краю елового леса.
Это был не просто дом, а настоящий дворец, хвастливо воздевший черепичную крышу над высоченным забором из красного кирпича. Дом стоял на западной стороне поля, и над его крышей небо ещё угрожающе темнело - ночь нехотя уползала в глухие леса и глубокие карьеры. Этот сумрачный полог над домом выглядел угрожающе, но Сергею было некогда пугаться "небесных знамений". Он ускорил шаг, понимая, что теперь сможет позвонить в полицию, и избавить жителей посёлка от страшной угрозы, кромсающей трупы каменными скребками в зловонном подземелье.
Когда Сергей добрался до железных ворот особняка, пот застил ему глаза, а одышка давила и колола изнутри. Он даже не заметил кнопки звонка, и принялся колотить в широкий створ калитки кулаками и носками ботинок. Довольно скоро лязгнул засов, и в калитку выглянул крепкий мужик в цветистой рубахе свободного покроя. Недоверчиво осмотрев мокрого, грязного и побитого Сергея, он буркнул:
― Тебе чего?
Отчаянно борясь с одышкой, Сергей выдавил:
― Мне срочно... поз-звонить... в полицию. Помощь... нужна.
― Пускать никого не велено. Хозяин занят, ― пробормотал здоровяк, и, закрывая калитку, негромко добавил:
― Беги отсюда, и быстро!
Сергей решил, что над ним издеваются, и, не раздумывая больше ни секунды, прыгнул всем телом на закрывающуюся створку калитки. Железная пластина отбросила не ожидавшего подобной выходки охранника, и Сергей вбежал во двор. Он в три прыжка пересёк утрамбованную площадку, заставленную дорогими автомобилями, и бросился прямо по ровному, как бильярдный стол, газону к стеклянной двери роскошной террасы.
И тут его сокрушил мощный удар в спину, выбивший дух, и заставивший рухнуть лицом в подстриженную травку. Сергей попытался подняться, чтобы немного восстановить дыхание, но его прижало упёртое в спину колено. Сергея окутал кислый запах дешёвого табака, а в самое ухо дохнуло шёпотом:
― Я же сказал - сюда нельзя.
― Миша, ну что же ты так с гостем? Кто тебя этому учил? Слезь немедленно, ― прозвучал властный голос. По интонациям можно было понять, что говоривший привык командовать, и не любил повторять что-либо дважды. Тот, кого назвали Мишей, похоже, прекрасно это знал, а потому немедленно встал со спины Сергея, и даже помог ему подняться. У дверей террасы стоял подтянутый мужчина лет пятидесяти в банном халате и с полотенцем в руках.
Сергей, не успев отдышаться, сбивчиво заговорил:
― Понимаете, мне нужно срочно позвонить. У меня машина сломалась, а тут... Пещера... я знаю где, я покажу. Там люди, мёртвые. Это настоящие звери... всех убили. Я, я...
― Успокойтесь, успокойтесь. Во всём разберёмся. Вы пришли как раз, куда надо. Меня зовут Николай Альбертович, и я - глава поселковой администрации. Можно сказать, хозяин этих полей и карьеров. Беспорядка, и разгула преступности у себя в Керамзаводе я не потерплю, ― мужчина причесал влажные редкие волосы растопыренными пальцами, и, приоткрыв дверь террасы, громко крикнул:
― Эдик, принеси документы. Сегодняшние.
Минуту спустя, вышел парень в спортивном костюме, и передал Николаю Альбертовичу кожаную папку. Поселковый глава что-то сосредоточенно теребил в папке, время от времени поглядывая на лицо Сергея. Наконец, хозяин особняка покивал каким-то своим мыслям, и обратился к незваному гостю:
― А вы ведь, наверняка, устали. Может, присядете, чаю выпьете, а, Сергей?
Стараясь держать себя в руках, чтобы не сорваться на крик и гневную ругань, Сергей ответил:
― Вы, конечно, простите, что я вот так ворвался к вам, но мне необходимо позвонить, чтобы полицию вызвать. Вы не представляете, что они там..., ― он осёкся, не закончив мысль, потому что только в этот момент он заподозрил что-то неладное:
― Секундочку, а откуда вы знаете моё имя?
Николай Альбертович не ответил, лишь, хитро улыбаясь принялся барабанить пальцами по кожаному переплёту папки. В этот момент из-за угла дома раздался басовитый гомон множества голосов, прерываемый взрывами хохота. Голоса приближались. Сквозь гул отрывистых реплик, ясно прорывался резкий, отчётливый голос:
― ... Да я теперь готов горы своротить - такой силы набрался.
Кто-то подобострастно добавил:
― Да, Иван Леоньтевич, если бы сейчас президентские выборы начались - вы бы точно победили. На такой-то волне. Я вот сегодня аж восемь трофеев подрезал. Начну ковёр делать, как у Николая Альбертовича
― А я вот свой лучший трофей где-то обронил по дороге. Жаль. А в президенты ещё успею, Русланчик, какие мои годы. После нынешней ночи, я лет на десять помолодел. Адреналин так и прёт. Альбертыч, всё-таки, голова! Это же надо придумать такую экстремальную историческую реконструкцию для избранных - сыграть в племя злобных первобытных каннибалов-троглодитов. Тут ещё эта старая местная байка про пещерных сектантов кстати пришлась - народ при нашем появлении прямо цепенеет. Ну, вы и сами видели. Я то к Альбертычу уже третий раз приезжаю. Всегда с подарками, а как же - мне не жалко. Зато после этого, будто оживаю. Ведь так всё обрыдло - и бухло, и бабы, и...
― Это точно, ― поддержал кто-то болтуна, и с тяжёлым вздохом добавил:
― Эх, жаль, что только раз в четыре года.
― Не хнычьте, мужики. У меня для вас и для нашего сегодняшнего хозяина, Альбертыча, приятный сюрприз есть. В общем, следующим летом жду вас у себя, на Урале. Сдаётся мне, что в одном из уральских городков ожидается нашествие кровожадных реликтовых гоменоидов.
Раздался дружный хохот, и из-за угла особняка показалась группа из пары десятков распаренных мужчин в банных халатах. Самым первым, довольно улыбаясь, шагал на тоненьких ножках плешивый мужичок, чей халат едва сходился на огромном брюхе. Николай Альбертович, продолжая хитро улыбаться, помахал приятелям папкой, и указал её углом на Сергея:
― С лёгким паром, господа. А у нас гость. Знакомьтесь - Зорин Сергей Васильевич.
― Ага, ловкий парень, ― резким голосом заключил лысый тонконогий толстяк. Сергей молчал. Он уже понял, что, желая найти помощь, забрался в логово обезумевших убийц-извращенцев. Сейчас он почувствовал, будто его заставили встать на табурет, и уже накинули петлю на шею. Николай Альбертович вновь открыл рот:
― Тебе, Сергей, полиция была нужна? Так никуда звонить не надо - сам начальник местной полиции сейчас у меня. Эдик, приведи сюда полковника.
Помощник в спортивном костюме убежал по лестнице и, минуту спустя, вывел под руку крепко сбитого мужчину с перевязанной головой. Сергей сразу понял, кто это, и теперь почувствовал, как табурет выбили у него из-под ног. На бинтах проступали пятна крови, а взгляд полковника был мутным и отсутствующим. Однако, стоило этому взгляду наткнуться на Сергея, полковник, как цепной пёс бросился в его сторону. Николай Альбертович, с помощью Эдика удержали раненного полицейского начальника.
― Спокойно, Соловьёв, держи себя в руках. Сергей тебе такой подарок сделал, ― хозяин посёлка достал из кожаной папки два пластиковых прямоугольника. Сергей узнал права и техпаспорт на машину. "Так вот, откуда ему имя известно. Ночью из кармана все документы вытащили", ― рассудил Сергей. Николай Альбертович протянул техпаспорт полковнику.
― Он говорил, что машина сломалась. Прикажешь своим орлам окрестности осмотреть, а дальше сам знаешь, что делать. Будет твоему сыну подарок на свадьбу, ― "щедрый" хозяин прошептал что-то на ухо помощнику, и Эдик, подхватив полковника под руки, повёл того в дом.
Сергей с ненавистью смотрел на всех этих благообразных упырей в банных халатах. Он страстно желал вцепиться в горло каждому из них, и душить, наблюдая, как страх бьётся загнанной мухой в их тусклых глазёнках. Он понимал, что не успеет сделать и шаг, как его собьют с ног, но... Сергей не выдержал, и выплеснул свою злость в речи, обращённой к хозяину:
― Ну, вы и сволочи, твари поганые. Столько людей убили, замучили потехи ради. Настю... Настю разорвали на моих глазах. Да, кто вы такие все?
Глава администарции несчастного посёлка вновь ухмыльнулся, и снисходительно, как глупому мальчишке, принялся объяснять Сергею:
― Мы? Мы тут все люди, облечённые властью. Мы ежедневно должны заботиться о простых людях, общем благе, подчас жертвуя отдельными фигурами. Это для нас привычное дело. Думаешь, легко управлять посёлками, городами, церковными приходами, военными частями, областями? Это невероятный стресс, тебе не понять. И пещера с факелами - это лишь эффективный метод борьбы с ежедневным грузом ответственности. Мы просто погружаемся в мир первобытной жестокости, страсти, силы и лихости. А чтобы терапия работала - всё должно быть по-настоящему: и жертвы, и страх, и смерть. А уж в какую степень всё это возвести - дело личной фантазии каждого. А у нас тут есть, ох какие затейники. Мы все, здесь присутствующие - вожаки каждый своей стаи. А законы и мораль низводят нас в лучшем случае лишь до пастухов стада. Нам жизненно необходимо иногда отпустить поводья собственных инстинктов, "спустить пар", что называется. Без этого никак. Обычные методы борьбы со стрессом на нас уже не действуют. А ведь, чтобы не страдало от наших ошибок население целых городов, посёлков и областей, не грех пожертвовать несколькими десятками жизней простых обывателей. Это не просто "потеха", как ты выразился - это сеанс групповой терапии, ― Николай Альбертович рассмеялся, и гости дружно поддержали его хохотом.
Вышел Эдик с продолговатым ящиком в руках. Глава посёлка кивнул ему, и взглянув на Сергея, сказал:
― Ну, вот и всё. Наши приключения продолжаются, а ваше, Сергей, подходит к финалу.
У Сергея похолодело в груди.
― В-вы меня убьёте? Ну, конечно, убьёте, гады.
Николай Альбертович покачал головой.
― Ну, зачем же сразу "убьём"? Вы сумели вырваться из пещеры, выжить - значит, на роду у вас написано умереть от чего-либо другого. Не будем спорить с судьбой. И потом, если вы решите кому-то поведать о случившемся, то кому, как вы думаете, поверят? Вам или главе поселковой администрации, начальнику полиции и их высокопоставленным друзьям? Так что, идите, Сергей. Миша, открой ворота.
Лязгнул засов, а гости недовольно загомонили. Сергей решил не испытывать судьбу, и бросился к выходу. Ему показалось, что, уходя, он заметил, как Николай Альбертович лукаво подмигнул своим гостям, явно недовольным освобождением последней жертвы.
Сергей быстро шёл прочь от особняка, потом сорвался на бег. И вдруг, что-то ожгло висок. Сергей остановился, не в силах поверить в то, что увидел - перед ним в землю воткнулась стрела, вырвав перед тем клок кожи с его головы. Тут же за спиной прозвучало дружное улюлюканье, нелепо пародирующее боевой клич киношных индейцев. Стрелы одна за другой со свистом пролетали рядом и вонзались в грунт.
Сергей понял, что никто и не собирался отпускать его живым - решили напоследок устроить ещё одну "историческую реконструкцию". Пощекотать себе нервишки "на-посошок". Он принялся убегать, петляя по полю, как загнанный заяц. Стрелы со змеиным шипением ложились слева и справа от него, спереди, и за спиной, с чмоканьем вонзаясь в сырой дёрн.
Сергей понимал, что единственный шанс на спасение - постоянное движение в разных направлениях. Какое-то время это помогало, но Сергей стал быстро уставать, и, к тому же, лучники в банных халатах, похоже, пристрелялись - левое плечо пронзила резкая боль. Стрела прошла плоть насквозь, застряв в теле так, что наконечник вылез вперёд на длину двух ладоней. Малейшая попытка пошевелить левой рукой отзывалась нестерпимой болью.
Сергей снова попытался сменить направление бега, но ступил ногой на что-то очень скользкое и упал, взвыв от боли в плече. Он тут же попытался встать, но этой заминки хватило стрелкам - четыре стрелы поочерёдно воткнулись ему в спину. Сергей попытался сделать шаг, но боль стиснула ему грудь, лишив возможности сделать нормальный вдох. Сергей медленно осел набок, вскрикнув, когда ещё две стрелы попали ему в ногу.
Внезапно, Сергей заметил в траве что-то необычное, и с ужасом осознал, обо что он только что споткнулся. На примятых стеблях лежало изувеченное, грязное и растоптанное лицо Насти. Сергей сразу узнал знакомые черты, несмотря на то, что кожа была порядком смята. Пустые глазницы смотрели с печалью и укором, многократно умножая страшные мучения истыканного стрелами тела ещё и жуткими душевными муками.
Сергей чувствовал, как силы покидают его. Лёжа на боку, он продолжал смотреть на девичье лицо, и ему казалось, что вялые обрывки губ шепчут, зовут его куда-то. Смертельно раненный мужчина потянулся к ужасному лицу, желая услышать этот шёпот, как вдруг кто-то цепко ухватил его, и перевернул на спину. Сергей мог бы завопить от невероятной боли, когда стрелы, что торчали из спины, упёршись древками в землю, вылезли через живот и рёбра, вытянув за собой куски жил и кишок. Он мог бы зайтись криком, но лишь застонал, не в силах набрать достаточно воздуха порванными лёгкими.
Сквозь багряную пелену Сергей рассмотрел лицо того мерзкого толстяка, что убивал Настю. Будто сквозь ватный ком, послышался знакомый уже резкий голос:
― Мы решили, что твоё лицо станет моим трофеем. Так что, можешь гордиться - у такого человека на стенке висеть будешь.
Пузатый вытащил нож, но, внезапно, что-то заметив, переменился в лице.
― О-о, ну сегодня точно мой день. Мой самый лучший трофей нашёлся.
В костлявых ручонках появился обрывок кожи, в котором Сергей безошибочно определил Настино лицо. Сергей наблюдал, как мерзкий убийца что-то лопочет над лицом мёртвой девушки, тряся желеобразным, дряблым подбородком, и ему стало противно. Противно, обидно и страшно. Страшно оттого, что он отчётливо сознавал неизбежность близкой смерти - никаких иллюзий, что его не оставят в живых не было. А противно и обидно потому, что позволил этим сволочам потешиться над собой, изображая жертву, прыгая, как зайчик по полю.
Сергей понимал, что бороться со смертью ему уже поздно, а вот отыграться за обиду ещё можно успеть. Напрягая остатки сил, он протянул правую руку к торчащему из плеча древку стрелы с наконечником. Сжав пальцы вокруг деревянного стержня, влажного от крови, Сергей до скрежета стиснул зубы, и невероятным усилием сломал древко.
Толстяк продолжал любоваться своим любимым трофеем. Этот пузатый извращенец, продолжая ворковать, собрался поцеловать девичье лицо прямо в порванные губы. Не теряя ни мгновения, Сергей вложил ничтожные крохи оставшихся жизненных сил в последний рывок.
Огласив поле жутким хрипом, он сумел приподняться, и резко бросить вверх руку с обломком стрелы. Наконечник прошёл точно между губ Настиного лица. Толстяк коротко охнул, заклокотал горлом, и рухнул на спину. Мёртвая девушка ужалила своего убийцу острым стальным языком - это было последнее, о чём успел подумать Сергей.
Он улыбался, когда его тело остервенело пинали, резали ножами и рубили топором - для него уже наступила вечная ночь. Самая тёмная ночь.