Изнутри закусочная выглядела более, чем скромно - небольшой прилавок, холодильник и четыре столика с пластиковыми стульями, которые пугливо теснились под столешницами. Однако, хозяевам нельзя было отказать в находчивости - стёкла узких окон, что прямоугольно зияли под самым потолком, были ярко выкрашены. Жёлтые, фиолетовые, красные и зелёные полосы света придавали скудному интерьеру вид причудливый, я бы даже сказал - фантастический. Если здесь и кормят хорошо, то я буду почти доволен. Почти, потому что дорога заняла куда больше времени, чем я рассчитывал.
Похоже, придётся заночевать в бабулином доме. После всех этих пробок и прочих дорожных передряг я чувствовал жуткую усталость. Не очень-то хотелось ехать обратно сквозь тьму недалёкой уже ночи, выхватывая слезящимися от напряжения глазами сокрушительные пучки слепящего света, щедро рассыпаемые фарами встречных машин. Я прекрасно знал, что значит тереть слипающиеся глаза в бесполезной битве со сном, сидя за рулём мчащейся по трассе машины. Надо обязательно выспаться, но перед этим - хорошенько поесть. На пути к деревне, это была, пожалуй, последняя придорожная кафешка.
Принимая из крепких рук буфетчицы тарелку с ароматной солянкой, я не удержался и выказал восхищение тому провинциальному Гауди, что раскрасил солнечный свет на входе в закусочную. Женщина улыбнулась, и обещала передать мужу мои слова. Солянка была превкусной, картошка с мясом - тоже замечательно утолила голод, а вот компот из смородины оказался приторно сладким. Но я, морщась, сделал ещё глоток - хотелось добраться до ягод, что плавали на дне гранёного стакана.
В этот момент тренькнули колокольчики над дверью. Вошёл невысокий, сухощавый мужичок в спортивных штанах, затёртом пиджаке поверх грязной футболки, обутый в пыльные кроссовки. Голову прикрывала бейсболка с нечитаемой, выцветшей надписью над козырьком. По виду - классический сельский выпивоха-тунеядец неопределённого возраста от сорока до семидесяти пяти, как их изображают в сериалах и старых фильмах. Застыв в цветных лучах, селянин опасливо осмотрелся, почёсывая щетину на впалых щеках, после чего направился прямиком в мою сторону.
‒ На водку не дам, ‒ твёрдо сказал я навстречу неряшливому незнакомцу. Предпочитаю сразу лишать иллюзий нахальных попрошаек. Но этот, будто не слыша меня, выдвинул стул и сел напротив.
‒ Н-е-ет, я теперь не пью. От этого только хуже становится, ‒ мужчина говорил негромко, будто опасаясь, что его могут подслушать. Он пристально всматривался в моё лицо, будто силясь узнать во мне старого знакомца.
‒ Ты ведь в Петровские Бочаги едешь?
‒ Да, а вы откуда знаете? ‒ поспешил удивиться я, хотя, ничего удивительного в такой осведомлённости незнакомца не было. И он поспешил это подтвердить:
‒ Так я гляжу - машина стоит мордой в ту сторону. Дорога-то одна, в реку упирается, и, кроме Бочагов, деревень до самой реки нет. А ты к кому едешь?
‒ К себе.
Мужик ещё минуту рассматривал меня. Потом разочарованно покачал головой, но, вдруг, просияв лицом, хлопнул себя ладонью по коленке.
‒ Точно! Ты внук Анны Семёновны, царствие ей небесное. Сейчас, сейчас - Мишка, Васька...
‒ Олег, ‒ решил прервать я потуги собеседника угадать моё имя. К чести его, меня он всё-таки вспомнил, хотя я это понял не сразу. Ведь бабушка всегда была для меня бабой Нюрой, а никак не Анной Семёновной. Но, по поводу мужика память ничего прояснить не хотела. Тот, словно почувствовал мои затруднения.
‒ А я Игорь Иванович. Я новую печь твоей бабушке ложил. Ты тогда бегал в одних трусах с соседскими мальчишками. Хотя, ты меня не помнишь, наверное - пацанёнком ещё приезжал последний раз. А домик-то стоит. Обветшал, бурьяном зарос, но стоит. Только зря ты туда едешь. Все сейчас из деревни бегут. Вот и я тоже.
‒ Почему?
Мужик скорбно потемнел лицом, и, склонившись над столом, тихо пробормотал:
‒ Я тебе расскажу. Только... у меня со вчерашнего дня во рту ни крошки не было. Ты, извини, но...
Я остановил его уверенным жестом. И заказал то же, что сам ел только что. Неудобно было отказать в угощении соседу, пусть и встреченному впервые за много лет. Всё-таки, он знал бабушку и даже меня узнал каким-то необъяснимым образом - ведь время изменило внешность мальчишки, что таскал комья глины из кучи возле недостроенной печи.
Игорь Иванович набросился на еду, продолжая иногда опасливо озираться, застревая взглядом в тёмных углах закусочной. Иногда он вздрагивал, будто ужаленный шершнем и медленно сглатывал непрожёванный кусок. Наконец, глотнув компота, Игорь Иванович негромко начал свой рассказ:
‒ Ты, наверное, не знаешь, но Петровские Бочаги давно уже стоят полупустыми. Остались только несколько пенсионеров, да бездельники из числа моих сверстников, которым много не надо. Грибы из леса, картошка с огорода, да самогон из-за печи - что ещё? А пенсионерам иногда можно за деньги траву покосить или забор покрасить. Переправу закрыли ещё до твоего рождения, так что молодым без заработка делать в Бочагах было нечего. До ближайшего посёлка километров двадцать ехать, да ещё пять - просёлком.
А место, на самом деле, шикарное - излучина реки, рядом сосновый бор. Рыбалка, грибы, ягоды, воздух... Красота! Но это только сейчас некоторые стали понимать. Мужики говорили, что им заезжие богатеи предлагали неплохие деньги за дома с участками, но те уже ничего менять в своей жизни не хотят - иначе давно бы уже съехали. Мне, правда, ничего не предлагали. Да я бы и не уехал никуда... до недавнего времени. Теперь всё изменилось - жить в деревне стало совершенно невыносимо. Просто какое-то бедствие библейских масштабов. Казни Египетские по сравнению с тем, что в Бочагах творится - просто ерунда, не заслуживающая упоминания.
То гадюки в деревню наползут, огромные, с руку толщиной - извиваются клубками под ногами. И на дороге, и в траве, даже с деревьев падают - кошмар! Я этих тварей до жути боюсь. А то вдруг тьма такая наступает, что дышать тяжело - страх так и душит. А хуже всего то, что и не понять - отчего тебя трясёт, чего вдруг такой испуг нападет. Из еды черви лезут, из стен - пауки размером с тарелку. С потолка что-то склизкое капает прямо за воротник, и там ворочается. Я себе всю спину и бока расцарапал, чтобы эту нечисть из-под рубашки вытрясти. В общем, всего и не перескажешь - словно ночью приснился страшный сон, ты проснулся, но кошмар не исчез, а просочился наружу.
Игорь Иванович снова вздрогнул, допил свой компот и посмотрел на меня. Видимо, моё лицо выражало куда больше, чем я рассчитывал, желая быть вежливым слушателем для знакомого моей бабушки. Мужчина понимающе кивнул:
‒ Не веришь. Понимаю. Спасибо, что психом не называешь. К несчастью, я нормальный, и сам не поверил бы во всё это ещё три дня назад. Три дня назад я бы и не подумал, что стану полностью седым, ‒ Игорь Иванович скорбно постучал пальцем по бейсболке.
Я не хотел обижать его своим, вполне понятным, неверием, и поспешил отвлечь собеседника вопросом:
‒ Получается, что этот... кошмар начался три дня назад?
‒ Да. Как сейчас помню - в магазин с утра ездил. Вернулся, иду от остановки к дому, вдруг, вижу - навстречу моя бывшая идёт с матерью своей. Встречаться я не хотел - не ладим с ней категорически. А уж с мамашей её - и подавно. Нырнул в бурьян возле заброшенного склада, пока меня не заметили. К стенке обшарпанной прижался и смотрю, как им навстречу Мишка ковыляет. Вроде, с рыбалки - удочку в руках держит. Бабы его остановили, что-то спрашивают, а он идёт мимо, словно ничего не видит. Моя его за рукав схватила, и тут Мишка принялся орать, топать ногами по асфальту, будто тараканов давить. Потом ухватил удочку за тонкий конец, и начал размахивать ей над головой. Бабы заверещали, отскочили в сторону, и пошли своей дорогой. Моя ещё пальцем у виска ему вслед покрутила. Мишка удочку бросил и побежал прочь зигзагами.
Я решил, что хватил бедолага лишнего на рыбалке, а солнышком голову и напекло. Собрался уже выбираться из зарослей, как слышу - кто-то бормочет под ногами. Я удивился, к земле пригнулся, слушаю, а голоса доносятся из узкого подвального окошка. Склад был выстроен ещё купцами в позапрошлом веке. Стены из красного кирпича, толстые, подвалы глубокие - во многих деревнях такие домики до сих пор стоят. А этот забросили давно - крыша провалилась, из стен кирпичи повываливались, балки все прогнили. Самые рисковые мужики туда лезть боялись, хотя дармовой кирпич многим нужен бывает. А тут - кто-то разговаривает, да ещё и в подвале, который в любой момент может в могилу превратиться.
Я прислушался - а там, вроде кто-то отчитывается. Всё, мол, получилось. И называет фамилии тех, кто совсем недавно из деревни съехал. И как-то они все быстро исчезли - без прощаний и объяснений. Хотя, я с теми людьми особой дружбы не водил. Да, и не важно это. Наклонился я к окошку, и спрашиваю: "Кто здесь"? Голоса стихли. Только чувствую, будто меня кто-то рассматривает из подвальной темноты. Не по себе стало, и я домой пошёл.
А ночью, в самую глушь - в дверь постучали. Открывать было страшно. Никогда у нас в деревне по ночам в гости не ходили. Спросонья прямо ужас какой-то накатил, вроде предчувствия. Мне бы послушаться, да притвориться, что дома никого нет, но стук настойчиво повторялся, и я решил, что случилось что-то серьёзное. Осторожно открыл дверь - никого! Стало ещё страшней - ведь кто-то же стучал. Я выглянул наружу - пустота. Добрёл до калитки, но и за забором никого не рассмотрел. Повернулся назад, и застыл в ужасе - в тусклом свете звёзд угадывался чёрный силуэт. Жуткая тень стояла возле двери дома и я чувствовал на себе её взгляд, словно ледяные крючья, медленно вползающие под кожу. Тень колыхнулась и бросилась ко мне. Я закричал, но всё случилось слишком быстро - чёрный силуэт вытянул в мою сторону что-то большое, похожее на ведро, но вылилась на меня не вода, а поток ужаса. Страх давил меня так нестерпимо, что я потерял сознание.
Проснулся утром в своей кровати. Думал, что это был кошмар, страшный сон, и всё закончилось, но... всё только начиналось. Я уже не могу твёрдо сказать, что в эти три дня было на само деле, что привиделось во сне или в бреду - знаю только, что страх не отпускал меня ни на мгновение. Не могу вспомнить, как я сбежал от этого кошмара, но теперь мне стало гораздо лучше, гораздо лучше, гораздо лучше...
****
Игорь Иванович стал повторять одну и ту же фразу, словно желая убедить самого себя в том, что всё будет хорошо. Только его вид говорил о другом. Игорь Иванович вдруг побледнел, сжался, задрожал и замахал руками. Потом, вытаращив глаза, коротко вскрикнул и выбежал из закусочной, опрокинув стул. Женщина за прилавком погрозила вслед кулаком, грозно прикрикнув:
‒ Вот, придёшь ты ещё сюда, пьянь проклятая!
Я поднял стул и, проходя к выходу, вслух сказал то, что думал об Игоре Ивановиче с его жутковатым спектаклем:
‒ Странный мужичок.
Женщина махнула рукой.
‒ А, не обращайте внимания. У этих алкашей, если они резко пить бросают, часто "кукушка слетает". Их надо в наркологию принудительно отправлять, а то бегают со своими чертями наперегонки. Людей пугают.
Я понимал, что в этих словах есть железная логика, способная объяснить всё, что я услышал от Игоря Ивановича. Однако, садясь в машину, я чувствовал, что не могу не отдать должное воображению селянина - вспоминая его слова, я невольно ощущал тревожный холодок за воротником.
Домик бабушки нашёлся уже на закате. Забор покосился, краска на стенах выцвела и облупилась, сорная трава доросла до самых окон. Однако, стёкла были целы, и замок нетронутым висел на двери - значит старое жилище не привлекло внимания грабителей. Замок открылся достаточно легко, невзирая на многолетнюю пытку дождями, ветрами и снегами. Добравшись до кровати, укрывшейся за печью, я сбросил пыльное покрывало, и увалился спать прямо в одежде. Долгожданный сон пришёл быстро - усталость от долгой дороги подействовала лучше любого снотворного.
Однако, отдохнуть мне не удалось. Видимо, странные истории Игоря Ивановича возымели своё действие, но всю ночь меня беспокоили тревожные сновидения, от которых я не раз просыпался, с трудом унимая неистовое сердцебиение. Один из снов оказался самым ярким и запоминающимся. Он же оказался и самым реалистичным. Я словно услышал за окнами голоса и шорохи, как раз в том месте возле забора, где я оставил свою машину. Отодвинув штору, сквозь пыльное стекло я отчётливо увидел, как возле машины копошатся какие-то люди. Они что-то вытаскивали через разбитые окна, довольно усмехаясь и совершенно не скрывая своих намерений. Внезапно я вспомнил, что в салоне лежит сумка с деньгами и документами. Один из негодяев, словно услышав мои мысли, поднял над головой мою сумку, глядя мне прямо в глаза. Понимая, что не успею добежать до мерзких воров, я всё же бросился к двери. Однако, застал лишь остов машины, без колёс, дверей, двигателя и обивки салона.
В этот момент я проснулся с чувством болезненного разочарования. Минуту я приходил в себя, а потом шумно выдохнул, довольный тем, что это был всего лишь сон. Однако, я, похоже, поспешил успокоиться - за окном, в самом деле, слышались странные шорохи. Я надеялся, что это всего лишь ветер, запутавшийся в ветвях и высокой траве, но тревожные звуки уверенно губили мои надежды, больше всего напоминая вкрадчивые шаги. Тёмная деревенская ночь пугала, и я долго не решался выглянуть в окно. Сновидения ещё витали в комнате душным туманом, превращая безобидные предметы в чудовищ, и возрождая в душе слепую детскую веру в то, что от ночных страшилищ можно уберечься, лишь крепко зажмурившись и накрывшись с головой одеялом.
Внезапно, снаружи наступила гнетущая тишина. Я, наконец, решился подойти к окну и отодвинуть край шторы. Звёзды и тоненький серп Луны давали достаточно света, чтобы рассмотреть крышу автомобиля над забором. Всё было спокойно - обычная сельская ночь, тихая и безмятежная. Я уже хотел отойти от окошка, когда к стеклу снаружи со стуком прилипла чёрная тень. В ужасе я отскочил вглубь комнаты, успев заметить, как из беспросветной черноты всплыла бледная маска, обезображенная мерзкой гримасой. Штора качнулась, отгородив от меня страшного гостя. Я остался стоять посреди комнаты с бешено колотящимся сердцем. Мысли мои были полны мольбами о том, чтобы чудище за стеклом оказалось лишь отголоском ночных кошмаров, не отпустивших до конца сознание. Я очень этого хотел, но не мог найти в себе силы, чтобы подойти и ещё раз взглянуть за штору.
Неожиданно, я услышал скрип со стороны входа. По комнате потянулись струйки ночной прохлады. Неужели я не закрыл засов на входе с вечера? Но ведь это просто порыв ветра распахнул дверь? Как бы то ни было, я не мог чувствовать себя в безопасности, зная, что дверь не заперта. Силясь подавить страх, я медленно двинулся к выходу. Шаг за шагом я преодолевал тёмный коридор, проклиная себя за то, что с вечера не приготовил ни фонаря, ни спичек. Узкая полоска лунного света подтвердила мои опасения - дверь была открыта. Прикрыв дощатую створку, я выдвинул засов. Чувство безопасности растеклось по жилам едва ощутимым теплом.
Я направился обратно в комнату, когда тьма вздулась чернильной опухолью, беззвучно выпростав мне навстречу сумрачный силуэт. Я успел лишь коротко вскрикнуть, когда в лунных бликах сверкнул металлический раструб, направленный мне в лицо. В тот же миг волна неизбывного ужаса захлестнула моё сознание и каждую клеточку моего тела. Казалось, вместе со мной вопили стены, доски, стёкла и сама ночная мгла. Это длилось недолго, но мне эти мгновения, до того, как мой разум поглотило душное беспамятство, показались вечностью.
Проснулся я так же, как лёг с вечера - в кровати, полностью одетый. Тяжело поднявшись, я пытался понять, что случилось ночью - безумный сон или чудовищная реальность? Всё было, как в рассказе Игоря Ивановича. Так, что это - кошмар, навеянный его болтовнёй или жуткая правда? Даже если мне повезло, и всё это безумие было лишь плодом усталого подсознания, вспененного загадочными байками, впредь надо будет прислушиваться к предсказаниям всяких психов. Так, на всякий случай - осторожность лишней не будет. А сейчас надо поскорей уезжать из деревни, как и советовал Игорь Иванович.
Я поднялся с кровати, но едва не рухнул обратно. Бревенчатые стены, доски пола, настил потолка - весь дом раскачивался, ходил ходуном. Первой моей мыслью было то, что после выматывающего дневного путешествия и ночных страхов, у меня просто сильно кружится голова. Однако, старая древесина своим оглушительным скрипом отвергала эту успокаивающую мысль. Брёвна и доски, словно живые существа, свалившиеся в преисподнюю, стонали, визжали, скулили, до крови расцарапывая мои барабанные перепонки. Печь кашляла сажей и выпадающими кирпичами, обои шелестели крыльями отслоившихся листов, стёкла в окнах тоненько дребезжали.
Я бросился к выходу, но доски выгнулись пружинами, и получив крепкий удар по пяткам, я упал возле кровати. Дом словно ожил, задышал. Мне некогда было разбираться в причинах этой опасной дрожи - балки треснули и дом был готов превратиться в бесформенную груду древесного мусора. Подобрав вывалившийся из печной кладки кирпич, я с размаху ударил в перекрестье оконной рамы. Старое дерево хрустнуло и подалось, а стекло звонко рассыпалось осколками. Я продолжал лупить кирпичом, ломая раму и разбивая крупные, острые куски стекла. Наконец, я смог протиснуться в проём окна. Краем глаза я успел заметить, как из щели в досках к моей ноге потянулась костлявая рука. Впрочем, это мне могло и померещиться со страха.
Я свалился в крапиву, которая тут же облепила меня своими жгучими листьями. Трава, словно живая, цеплялась за волосы, впивалась в кожу, обжигая нестерпимой болью. Широкие листья пытались залепить рот и нос, будто желая задушить меня. Я отдирал листья, вырывал сорную траву с корнем, пробираясь в сторону калитки. Наконец, я смог убежать, открыть машину и запрыгнуть в салон. Я был рад, что не успел снять одежду перед сном, и что ключ от машины не выпал, после всех моих прыжков, из кармана.
Однако, радость моя была преждевременной - машина не заводилась. Ключ поворачивался, лампочки загорались, но стартер, сипло чихая, крутился вхолостую. Бросив взгляд на мерцающий дисплей автомобильного компьютера, я заметил, как цифры расплылись, образовав уродливую маску, которая угрожающе скалилась огромными клыками. Но не эта рисованная личина напугала меня - страх будто поступал в кровь из воздуха. Выскочив из салона, я понял, что машина не сможет двинуться с места, даже если её завести - колёса вросли в землю, оплетённые плетьми прочных древесных корней.
Я не собирался высвобождать колёса из плена. Машину было жалко, но необъяснимый страх гнал меня прочь из деревни. В этом ощущении ужаса не было ни капли рационального, но бороться с ним не нашлось бы сил. Я бросился бежать по дороге из раскатанного песка, которая шла в гору. Кругом стояли странные, вычурные дома - двухэтажные, с балконами, башнями и эркерами. Выцветшие, рассохшиеся брёвна стен говорили о старости построек, но я совершенно не помнил, чтоб такие дома были в бабушкиной деревне. Память уверяла, что всё было намного проще и приземлённей.
Бежать было тяжело - ноги увязали в песке, а из травы, что росла по обочине, выползали отвратительные жуки, которые, щёлкая жвалами, устремлялись ко мне. Я бежал, пытаясь уворачиваться от насекомых и давить наиболее резвых. Только бег превращался в неспешное ковыляние, омрачённое боязнью быть укушенным ползущей нечистью. Наконец, я смог забраться на пригорок. Посмотрев в сторону реки, я обомлел.
Речная вода вспучилась и хлестала берега высоченными волнами. На дальней стороне старый причал разметало в щепки вместе с лодками. Гул стоял такой, словно я оказался посреди тоннеля метро, а возле меня мчался поезд. Но гораздо больше стихии меня напугало другое - за домами и огородами, на узкую полоску песчаного пляжа из волн выползали огромные чудовища. Змееподобные и бесформенные, как медузы или осьминоги, оснащённые щупальцами, зубами и жалами, с которых капал яд, эти твари живым ковром накрыли землю, подминая прибрежные кусты.
Не в силах сдержать крик, я бросился дальше, не желая смотреть на порождения чёрной пучины и, тем более, ждать, когда они подберутся ближе. Теперь улица шла под уклон, и бежать поначалу было легче, но дальше дорога раскисла в скользкой грязи, и я упал на спину, продолжая скатываться вниз. Я скользил всё быстрее и быстрее, безуспешно пытаясь упираться руками и ногами. Грязь собиралась комками, но тут же растекалась вязкой жижей, легко расползаясь между пальцами. Никакой опоры. Я скользил, с ужасом замечая, как рядом по склону скользят огромные змеи. Только, в отличие от меня, они чувствовали себя в грязи очень уверенно, и стремились настигнуть меня, чтобы вцепиться смертоносными клыками. Всё новые гады выползали из придорожной канавы, чтобы присоединится к погоне. Их странная змеиная целеустремлённость пугала едва ли не больше, чем перспектива захлебнуться ядом от сотен укусов.
Наконец, я с головой ухнул в грязную лужу и, ощутив под ногами вязкую, но опору, шаг за шагом стал выбираться из мутной жижи. Меня подгонял колкий страх и частые всплески за спиной. Задыхаясь от усталости, я сумел выбраться на сухую дорогу. Не давая ни секунды отдыха немеющим от усталости ногам, я устремился дальше. Точнее, поплёлся - на бег уже не было сил. Еле передвигая ногами, я брезгливо срывал с кожи жирных, скользких пиявок, успевших присосаться, пока я выбирался из лужи. Наконец, не в силах двигаться дальше, я остановился передохнуть, убедившись, что поблизости не видно опасных тварей.
Только сейчас у меня появилась возможность задаться вопросом: что, чёрт подери, происходит? Ну, то, что Игорь Иванович не врал, было теперь окончательно ясно. Только, как такое возможно? Словно бесконечный кошмар из страшного ночного сновидения вырвался на просторы реальности, выжигая всё вокруг нестерпимым ужасом, перекраивая привычный мир по корявым шаблонам абсурда. Когда кто-то рассказывает в кругу друзей особенно яркий и запоминающийся кошмар, этот рассказ всегда завершается фразой: "И тут я проснулся". Только что было не менее десятка мгновений, когда я должен был вскочить на кровати, мучимый удушьем и покрытый липким потом. И тут я проснулся!
Только этого не было. Никто не проснулся. Я не раз щипал себя до крови, дёргал за мочки ушей, но пробуждение не наступало. Безумие ужаса прочно уцепилось за реальность, которая казалась такой предсказуемой. И вот я стою на дрожащих ногах, мои руки трясутся, а страх разрывает меня изнутри раскалёнными крючьями. И хуже всего то, что я не представлял, как из всего этого выбраться. Бежать из деревни? Да, но что дальше? И ведь началось всё с какой-то ерунды - с металлической трубы, направленной ночью мне в лицо. Стоп! Игорь Иванович говорил о том же - ему так же ткнули в лицо чем-то, похожим на ведро. Значит, всё пересекается в точке, когда кому-то на лицо направляют странное устройство с раструбом из металла.
Внезапно, сквозь багровую пелену страха, я увидел старый дом из красного кирпича с провалившейся крышей. Это же тот самый заброшенный склад, в подвалах которого Игорь Иванович слышал голоса. Остатки разума и логики твердили мне, что стоит осмотреть подвал старого склада - возможно, там отыщется ключ от этой тесной клетки, набитой чудовищами. Страх гнал меня прочь из деревни, но я стиснул зубы, и решил прислушаться к голосу разума, пока его не разорвало на мельчайшие лоскуты безумным натиском нестерпимой жути.
Продираясь сквозь заросли лебеды, я терпел страшные мучения - в тело впивались колючки, слепни и уховёртки слетелись тучей и норовили не просто ужалить, но и заползти перед этим в нос, в уши, запутаться в волосах. Когда я пробрался через кусты к тёмному лазу, некогда бывшему входом, тело невыносимо чесалось. Вне себя от боли и страха, я протиснулся между гнилыми балками обвалившейся крыши, с хрустом ступая по огромным мокрицам, стремившимся забраться под брюки. Наконец, возле стены показался зияющий квадрат подвального люка.
У самого спуска вниз, в маленькой нише, образованной выпавшим кирпичом, я нашёл коробок спичек. Опасаясь, что от моей решимости скоро ничего не останется, я решил не тратить время на сооружение факела. Я просто встал на лестницу, ведущую в подвал, и, осветил себе путь, чиркнув спичкой. Подземелье оказалось на удивление глубоким - лестница круто уходила вниз, пропадая далеко за пределами светлого пятна, подаренного огоньком спички. Мало того, ступени спускались вдоль стены, загибаясь по углам - и так пролёт за пролётом, всё глубже в подземелье. В какой-то момент я понял, что спички мне уже не нужны - из колодца, образованного лестничными пролётами, поднимался тусклый, но вполне заметный свет.
Чуть позже я ощутил тошнотворный запах серы, идущий снизу, а спустя ещё три поворота, услышал чудовищные стоны и вопли. С трудом пересилив свой страх, я посмотрел в проём. Где-то глубоко внизу в жарких оранжевых отблесках было заметно какое-то движение. Рассмотреть что-то было сложно из-за огромной глубины колодца, но воображение рисовало жуткие сцены из преисподней.
И тут, я не услышал, а скорее почувствовал движение за спиной. Обернувшись, я успел заметить лишь край чьей-то тени, но звук стремительных шагов говорил, что мне не почудилось - здесь был кто-то ещё. Запалив спичку, я увидел проход в стене, за которым толщу земли пронизал узкий коридор. Страх был велик, но я решил исследовать этот проход. Чиркая время от времени спичками, я мог видеть осыпающиеся стены, вдоль которых по скобам тянулись трубы, обмотанные стекловатой, от старости висящей лохмотьями. Мельчайшие волокна стекла витали в спёртом воздухе подземелья, вынуждая меня постоянно чихать и расцарапывать зудящую кожу.
Хуже того, тоннель становился всё ниже, и со временем пришлось стать на четвереньки. Я уже хотел вернуться, несмотря на огромное расстояние, оставшееся позади, но каким-то шестым чувством угадал в той стороне приближение чего-то большого и невероятно опасного. Вскоре мои опасения подтвердились движением воздуха в тоннеле и ужасным рычанием, глухо прозвучавшим далеко позади. Пока далеко... Я двинулся вперёд быстрее, невзирая на то, что проход катастрофически сужался. Вскоре мне пришлось ползти на животе. Но предательский тоннель не привёл меня никуда - в какой-то момент он просто обхватил меня землистыми, осыпающимися стенками, стиснув, как удав кролика. Сравнение с огромной змеёй усиливало то, что подступающее чудовище, рычание которого слышалось всё громче, сотрясало стены, и они пульсировали, словно живые.
Я хотел закричать, но не сумел сделать полноценного вдоха. Ужас, копившийся внутри меня всё это время, не найдя выхода с криком, достиг невероятного уровня. Такого смертельного страха мне не доводилось испытывать никогда ранее, потому что в прежних условиях, угодив в безумный мир кошмара, к этому моменту я бы уже проснулся. Теперь же мозг сковало ощутимой болью невыносимого испуга, а сердце разогнало ритм своих ударов настолько, что, казалось, стало цепляться изнутри за рёбра и билось уже на грани разрыва. Не знаю, что случилось со мной в душном тоннеле, пропитанном отчаянием и колючей стеклянной пылью. Возможно, страх превысил некие пределы, исчерпал заложенный в меня природой ресурс, но, внезапно, в голове будто отщёлкнуло какой-то переключатель.
Р-раз, и я понял, что именно теперь могу справиться с накрывшей меня лавиной ужаса. Осознал, что могу взглянуть на себя, как бы, со стороны и призвать на помощь разум. И сознание не подвело - мысль пришла неожиданная, но её непременно стоило проверить. А заключалась идея в том, что, раз уж чудища из снов вырвались на простор реального мира, то и противиться их чёрному натиску надо, используя логику кошмара. Вернее, сопротивляясь правилам страшных сновидений. Ведь, если убегать от чудовищ, исходя на крик - они будут становиться лишь сильнее и ужасней. Но, стоит лишь остановиться и спокойно посмотреть в глаза своему страху - наступает спасительное пробуждение.
На избавление от кошмара я не особо рассчитывал, но именно сейчас чувствовал, что могу попробовать отрешиться от давящего страха, а там - будь, что будет. Я, не медля ни секунды, прикрыл веки и попытался думать о чём-то приятном. Отрешившись от всего, я вспомнил озеро, где в компании друзей и красивых девушек проводил замечательные летние дни, снова ощутил ароматы скошенных трав и цветов липы на закате. Я сумел вызволить из кладовых памяти самые приятные образы, и довольно скоро почувствовал, что сердцебиение улеглось, а дыхание стало ровнее. Перестало колоть в подбрюшье, утих кожный зуд. Сосчитав, для верности, до десяти, я глубоко вздохнул и открыл глаза.
Всё изменилось! Я понял, что лежу на полу в подвале. Из узких окошек под тяжёлым сводчатым потолком внутрь проникали тонкие лучи дневного света, что давало возможность рассмотреть довольно скудную обстановку складского поздемелья. Вдоль стен стояли несколько лавок, в углу из деревянных ящиков было устроено подобие стола, а под лестницей виднелся угол железного сундука. Я был почти счастлив, понимая, что сумел, пусть на время, очистить своё сознание. Именно сейчас я вижу реальность, не разбавленную безумием кошмаров. И это было прекрасно, но я понимал, что спустился в подвал не просто так.
Поднявшись на дрожащих ногах, я подошёл к сундуку и поднял тяжёлую крышку. Внутри ящик был разделён на два сектора, один из которых оказался пустым. Но во втором я нашёл то, ради чего, похоже и пришёл сюда - громоздкий предмет с рукоятью и широким раструбом. Эта неуклюжая конструкция напоминала мегафон, или, скорее, ведро, к которому клейкой лентой примотали жестяную коробочку с рукояткой. Я решил, что надо выйти на свет и поскорей узнать, что же находится в этой коробочке. Я уже ступил на лестницу, когда услышал над головой шаги.
Быстро юркнув под лестницу, я сжал в руках свою находку. Дрожащими пальцами, я ощупывал гладкую, холодную поверхность. Чьи-то подошвы уже шаркали по ступеням, отчего струйки пыли сыпались мне за ворот. Наконец, я нащупал податливый бугорок кнопки. Уверенная поступь говорила о том, что человек здесь не впервой. А потому, не дожидаясь, пока он меня обнаружит или, когда растает моя внезапная решимость, я выскочил из укрытия. Я даже не удивился, рассмотрев в тусклом свете знакомый чёрный силуэт, так похожий на тот, что посетил меня прошлой ночью.
‒ Какого ты здесь..., ‒ только и успел произнести человек, пока я направлял прибор на его лицо, и остервенело давил на кнопку. В коробочке что-то зашуршало, и мужчина, огласив подвал истошным воплем, рухнул на пол, подняв облачко пыли, которая победно заискрилась в лучах света. Не удержавшись, я сорвал с головы поверженного врага капюшон. Под ногами лежал молодой парень, но лицо его было настолько искажено страхом, что невозможно определить - видел ли я его когда-нибудь. Мысленно пожелав ему кошмаров пострашнее, я поспешил выбраться наружу. На свету я попытался разобраться в устройстве прибора. Нужно было понять - может ли он избавить сознание от населивших его ужасов, способен ли загнать их обратно, поглубже в подсознание. Но "мегафон" имел лишь одну кнопку, и я прекрасно знал, что будет, если её нажать.
Преисполненный ярости и разочарования, я шарахнул бесполезной железякой о кирпичную стену склада. Прибор развалился на несколько частей. Я хотел уже идти прочь, но любопытство и в этот раз оказалось сильней. Я наклонился и подобрал коробочку. Оказалось, что с одной стороны она была закрыта упругой мембраной, а с другой представляла собой брикет, спаянный из десятков трубочек, по форме похожих на пчелиные соты. Попытавшись рассмотреть содержимое "сот", я едва успел отбросить коробочку - из маленьких трубочек мне на руку пытались выползти жирные, мохнатые пауки, юркие многоножки и омерзительные скорпионы. Отшвырнув прочь этот рассадник мерзких тварей, я ещё минуту наблюдал, как наружу продолжали вываливаться мокрицы, слизни, клопы.
Опасаясь подобных же сюрпризов, я ковырнул носком ботинка последний осколок прибора, но там был лишь набор электронных чипов, размером с пятирублёвую монету, да связка из трёх батареек. И тут, я неожиданно для себя, оценил гениальную простоту этого устройства. Его изобретателям стоило отдать должное. Они знали, что люди боятся не только вида всяких пауков, скорпионов и прочей ползучей гадости, но испытывают страх, даже если опасные и отвратные существа незримо присутствуют рядом.
Сделав логичный вывод, что черви, пауки и насекомые способны испускать особые волны, которые вызывают страх в мозгу человека, ребята просто собрали усилитель этих волн. Похоже, кнопка давала в ячейки с мелкой живностью лёгкий заряд тока, который раздражал их и заставлял переходить в режим защиты-пугания. А дальше уже работал усилитель. Только могли ли знать эти доморощенные гении, что их прибор не просто пугает до одури, но высвобождает кошмары, делая их натуральней самой реальности? Или это было для них таким же сюрпризом, как для меня, для Игоря Ивановича, для многих других жителей деревни, которые внезапно переехали неизвестно куда?
Только ответить на эти вопросы я не мог. Да и времени у меня на это не осталось - с пригорка уже доносился хриплый рёв, из лужи слышались шипения и всплески, а со стороны реки тёмной стеной наползала пульсирующая масса безумного ужаса. Сглотнув от испуга, я забыл обо всём и, собрав остатки сил, бросился вон из деревни.
****
Допив компот, я поставил пустой гранёный стакан в самый центр жёлтого отсвета. Блики рассыпались по столешнице горстью золотых песчинок. В этот раз напиток не показался мне приторным - в самый раз, чтобы восстановить силы после долгого бегства из Петровских Бочагов. Лицо собеседника, щедро оплатившего мне обед, ничего не выражало. Этот человек явно умел владеть собой. Только я прекрасно знал, что он сейчас думает.
‒ Не верите? Да я и сам бы себе не поверил ещё... А, впрочем, я даже не могу сказать, как долго я добирался сюда. Кошмары терзали меня без остановки, так что я вряд ли сумел бы отличить - какие из них мне всего лишь снились, а какие преследовали наяву. Но теперь, когда я убежал достаточно далеко, мне стало гораздо лучше. Я словно проснулся, и солнце играет разноцветными бликами на стенах, ‒ я указал рукой на стены закусочной, по которым ярким калейдоскопом стелились причудливые пятна света.
Мой собеседник вежливо улыбнулся. Я понимал, что он по-прежнему мне не верит. Склонившись над столом, чтобы не пугать селян, обедавших за соседним столиком, я негромко, но твёрдо, прохрипел:
‒ Я вижу, что ты мне не веришь. Ну, и не надо. Только не стоит тебе ехать в Петровские Бочаги. Возвращайся к себе, слышишь!
Мужчина в ответ громко рассмеялся и заговорил впервые с того момента, как я начал свой страшный рассказ:
‒ Ого, так мы уже на "ты" перешли! Ну, я не возражаю, только в Бочаги мне ехать надо непременно. Видишь ли, моя фирма будет осваивать тот живописный участок, на котором до сих пор располагается недоразумение, именуемое Петровскими Бочагами. Нам уже принадлежит почти вся деревенская и окрестная земля. И у нас большие планы - элитный посёлок, отель, рыбалка, экотуризм, закрытые пляжи. А кто не хочет нам отдать свои участки по сходной цене, скоро пропадут, как многие. Как Игорь Иванович твой, например. Как же я рад, что в своё время поверил в тех ребят, которые никак не могли денег собрать на создание своего "Биоэлектронного генератора страха". Я не пожалел денег на их проект, и теперь у меня есть замечательное оружие. Я могу наслать стаи чудищ на любого, кто пожелает встать на моём пути, ‒ взгляд мужчины стал жёстче.
Он переставил пустой стакан туда, где не было света. Жёлтые искорки исчезли. В голосе незнакомца зазвучала угроза:
‒ А сейчас на моём пути встал ты. Вывел из строя моего человека, узнал принцип работы Биогенератора. Разум, в конце-концов, умудрился сохранить - тоже молодец. Но, я ведь не с пустыми руками в Бочаги еду. Везу более мощную модель генератора страха. Вот, сейчас и опробуем, ‒ мужчина, сощурив глаза, кивнул в сторону соседнего столика.
Я повернулся лицом к тем двоим, кого ошибочно принял за селян-скотоводов. Лохматые, крепкие парни смотрели на меня с ехидными улыбочками на круглых лицах. Потом я встретился взглядом с горловиной раструба, который один из парней вытащил из сумки под столом. Не раздумывая, я пригнулся, надеясь укрыться от опасности за столешницей, но лавина ледяного страха стиснула меня, скомкала и бросила глубоко в пучину беспамятства.
Когда я открыл глаза - рядом никого не было. Я встал и направился к выходу, но стены закусочной стали раздвигаться, превращая тесное, но уютное помещение в огромный зал со множеством тёмных углов, в которых прятались те, от чьего появления в ночных снах спасает только внезапное пробуждение. Мне не дано проснуться, что грозит неминуемой встречей с величайшим из страхов. И пятна тени уже начали расползаться, поглощая весёлые блики от разноцветных стёкол. Тьма разрасталась с явным намерением окружить меня, утопить меня в чёрной бездне ужаса.
Нетвёрдо ступая, я устремился к двери, которая была далека, как горизонт. Я не хотел безропотно ждать своей участи, дрожа в оцепенении. Я бежал, спотыкаясь о невидимые преграды. Я чувствовал, как что-то незримое, хватает меня за одежду, чтобы остановить и отдать на растерзание воплощённому кошмару. Я вставал, вырывался из призрачных силков и бежал дальше.
А где-то высоко, под самым небом, в которое уже упирался потолок закусочной, звучал пронзительный стон. В этих необычных звуках угадывались женские интонации, на тонкую нить которых нанизывались едва различимые слова:
‒ И приличный ведь на вид мужчина, а туда же! И что вас только тянет сюда? Пьянь проклятая!